Читать онлайн Рапунцель: принцесса без башни

Глава 1

Лившийся сквозь еще зеленые, лишь с вкраплением золота в кроны деревьев, солнечный свет был мягким. А вот реальность – нет. Об нее-то, бившую в лицо наотмашь ветвями, я уже успела расцарапаться. Кроме того несколько раз споткнуться, ругнуться, извернуться, чтобы не упасть, пригнуться, и еще много каких «-ться», пока преследовала ушлого вора.

Он покусился на единственное ценное, что только и осталось у добропорядочной девушки в бегах. И нет, я не о чести: с нее, увы, сыт не будешь и на рынке не продашь. А вот чесночные сосиски – другое дело! К тому же рядышком с ними, завернутые в тряпицу, в узелке лежали мои последние деньги! И сейчас все это добро удирало со скоростью матерой рыси, припадавшей на одну лапу.

Киса, в меру хромая и без меры наглая, видимо, промышляла в здешних лесах разбоем, потеснив своей мохнатостью других татей. И сейчас, вцепившись зубами в умыкнутую у одной зазевавшейся девицы котомку, резво скакала по опавшей листве и отчего-то даже не помышляла взобраться на дерево. Похоже, рассудила: если полоумная, что неслась за ней, до сих пор не отстала, то и на ствол тоже полезет. А может, пушистая была не только хрома и просто вскарабкаться не в силах.

Так или иначе, наш забег продолжался уже с лучину.

В воздухе весело реяла цепочка сосисок, часть которых каким-то чудом выпросталась из котомки.

В воздухе трепыхалась моя коса, длинная, зараза, как долги короля перед, кажется, всеми герцогами нашей державы (хотя, подозреваю, что владыка и у вельмож некоторых сопредельных стран золота позаимствовал).

В воздухе суетливо били крыльями стрекозы…

Одним словом, все было в движении, а значит, живо… Правда, в моем случае чуть живо, но это уже детали. Бок нещадно кололо, грудь горела огнем, сердце… сердце еще не определилось: разорваться ли ему или выскочить через горло, – и пока только отчаянно молотило о ребра. Отчаяннее лишь билась в мозгу мысль: «Ну, Рапи, догонишь ты эту пакость, и что дальше?! У нее клыки, когти и опыт выживания в дикой природе. А у тебя?..»

А у меня были лишь коса, отчаянная нужда и коротенький кинжал за поясом… И тоже опыт выживания! В ядовитом дворцовом серпентарии, где я трех мачех пережила! Так что счет с ворюгой был примерно равный.

Пушистая, к слову, начала выдыхаться. Ее толстенькие мохнатые бока вздымались все чаще, прыжки стали все короче, а хромала киса все больше. В какой-то момент она обернулась на меня и отчаянно оттолкнулась лапами, будто прыгая через овраг. И это на ровном месте.

На миг воздух вокруг кисы дрогнул, но я не обратила на это внимания, сосредоточившись на том, как догнать эту пушистую поганку. И не раздумывая ринулась следом.

И ровно в том месте, где рысь ни с того ни с сего перескочила ровное место, мне показалось, что я будто нырнула в воду. Воздух на миг уплотнился, чтобы в следующий я уже сделала шаг по опавшей листве.

Киса, на миг замершая, при виде меня удивленно рыкнула, не выпуская украденного из пасти и… вновь дала деру!

– Да чтоб тебя! – выругалась я и продолжила погоню.

Лес замелькал перед глазами, становясь все реже, и в какой-то момент мы с пятнистой заразой выбежали на крутояр. Там-то я в отчаянном прыжке смогла ухватить хвостик сосиски и…

Я не учла две силы: инерции и упорства. Меня дернуло вперед, да так, что одна самонадеянная девица в лучших традициях плуга пропахала грудью опавшую листву. И ладно бы только это! Меня мотнуло, ударило, перевернуло, и я очутилась на краю обрыва, чтобы в следующий миг с него упасть.

Круча была чуть ниже замковой башни. И с нее открывался отличный вид на осеннее море: багрянец, янтарь и охра крон, пронзительная синь неба… Таким пейзажем любоваться и любоваться. При условии, что уверенно стоишь обеими ногами на земле. А вот если оказалось, что твоя жизнь висит на волоске, вернее, на веренице сосисок, как-то не до красот природы.

Одна моя рука держала злополучную копченость, когда я оказалась в подвешенном положении. Вторая же осталась свободной. Так что я выхватила из-за пояса кинжал и тут же воткнула его в расщелину известняка.

Сосиска в правой ладони дернулась. Сверху раздался рык.

Вскинула голову и увидела над собой рысь, которая так и не выпустила из зубов моей котомки и, мало того, даже сейчас тянула ту на себя. Я же и не думала отпускать свою провизию. Сейчас эта копченость была для меня вопросом жизни и смерти.

Мы с кисой посмотрели в глаза друг другу… Пушистая скалилась, топорщила усы, рычала и всем своим видом намекала, что, может, кто-то и заслуживает, чтоб ему подали лапу помощи, вот мне бы она протянула разве что еловую! Если бы могла… Но для этого пришлось бы отпустить честно украденное, а этого мохнатая явно не хотела. Так что вынужденно помогала и тащила одну субтильную девицу наверх.

Мои нервы трещали по швам, от перенапряжения явно трещали и мышцы рысюли, но порвалась первой шкурка! Сосисок.

Так что в моей ладони осталось несколько сарделек, а в сердце – испуг. Я ухнула вниз на добрую дюжину дюймов и не упала лишь благодаря тому, что вторая рука вцепилась в кинжал. Тот вошел по самую рукоять в известняк.

– Мр-р-р, – раздалось сверху осуждающее.

Лесная киса посмотрела на меня с выражением: «Ну и подавись ими, сквалыга несчастная!» А после гордо развернулась, мазнула своим коротким, с черным кончиком, точно обмакнула его в чернильницу, хвостом и гордо удалилась.

А я, осенний пейзаж и сосиски остались. Последние, правда, пришлось отпустить: вторая рука мне нужна была свободной, чтобы хвататься за выступы, а потом и за корень сосны, который оголился, видимо, из-за небольшого обвала почвы.

Так что спустя какое-то время я все же выбралась наверх. Правда, кинжал так и остался воткнутым в ту трещину: то ли под моим весом лезвие погнулось и не захотело выходить обратно, то ли просто клинок плотно засел…

Какое-то время я лежала на краю обрыва, пытаясь отдышаться, глядя на небо, синь которого начали затягивать брюхатые дождем тучи. По поздней осени – так обычное явление… Скоро, похоже, и вовсе ливанет. Вот только я же заночевала в еще зеленом лесу, а сейчас вокруг – сквозистый ажур багрянца, золота и меди… Как такое возможно?

Мозг тут же нашел объяснение: в лощине кроны дольше не опадают, а на взгорье осень всегда приходит раньше… Но не настолько же? Впрочем, были вопросы и посерьезнее. Например, как я, принцесса Тридивийская, наследница Арвы, Навилора и Триноли, докатилась до жизни такой: биться с рысью за сосиски!

Хотя могло быть и хуже. Как у сестер, например. Ибо верно говорят, муж-бард – горе в семье, король-транжира – горе стране. А наш батюшка был знатным мотом и хранил все свои сбережения не в деньгах, а в… детях! А что, удобная система расчета с должниками: владыке какой-нибудь граф ссудил денег, король за это устраивал помолвку подданного с очередной своей дочерью, тем приближая вассала к трону…

Благо на такие брачно-расчетные отношения у правителя был запас отпрысков: трое сыновей и семь дочерей. Правда, от разных жен. С первой своей супругой отец развелся, вторую (мою мать, к слову) – обвинили в колдовстве, третью сослали в монастырь, четвертая сама померла от чахотки. Пятая учла ошибки предшественниц и устроила переворот…

Только чтобы мне до него дожить и не обзавестись брачными браслетами, пришлось притвориться принцессой. Той самой, у которой есть дворец, но нет башни. Блаженной на всю голову. Идея пришла ко мне, когда в семь лет я увидела, как отец не моргнув глазом сосватал мою старшую сестру – умницу-красавицу, которой только-только исполнилось восемнадцать – за очередного вельможу. Тот был той еще развалиной. К тому же дурно пах, страдал подагрой и был мелочен и сварлив, как скупердяй-ростовщик.

Прикинув, что такая участь ждет по достижении совершеннолетия и меня, я начала искать варианты спасения. Благо руку дочери ведьмы отец еще никому не успел пообещать. И чтобы этого и дальше не произошло, я начала чудить. Смех невпопад, странные фразы и жесты, отказ, аж до истерики, стричь волосы… Могла поприветствовать заграничных послов мычанием или с отсутствующим видом таращиться в окно. А еще совершала немыслимое для благородной девицы: облачалась в штаны и рубаху, плавала так в реке и летом, и поздней осенью, вплоть до ледостава, скакала в седле по-мужски и наведывалась к братьям в оружейную залу, уверяя, что кругом предатели и мне непременно надо выучиться фехтовать, чтобы лично заколоть всех врагов короны.

Надо мной, конечно, потешались, оружия в руки не давали, но и с занятий не прогоняли. Так что я сидела, и смотрела, и запоминала. А после в одиночестве отрабатывала.

Увы, по причине моего «слабоумия» занятия со мной по этикету, музицированию, танцам, риторике и прочим полагающимся принцессам наукам не вели. Зато и с вышиванием не приставали. Свободное время я проводила, прячась ото всех в библиотеке. Оказалось, что приличное образование можно получить и там. Главное, выбирать соответствующие книги. К своим девятнадцати годам я неплохо разбиралась в географии, экономике, истории, знала два языка, помимо родного, тридимирского, и основы лекарского дела. Но главное – подыскала себе кандидата в фиктивные женихи и смогла добрым словом и собранным компроматом склонить его к сотрудничеству! Юный посол был еще не слишком опытен в делах интриг, шантажа и угроз, потому попался. Так что я рассчитывала на фиктивную помолвку с внесением за меня залога… – кхм – щедрого дара от будущего жениха, для которого любовь оказалась не просто злой, но и с придурью.

Хотя сам виноват: не нужно было ему пытаться красть секретные донесения, если опыта нет! И ладно я его поймала. А если бы тайная канцелярия?.. Ждало бы юношу свидание с железной девой в пыточной, а не с двинутой в одном из кабинетов дворца… А то, что я при этом несчастного слегка косой (что было под рукой – то и взяла) придушила – это детали. И не надо осуждать несчастную девушку! Кто как может во дворце, так и заарканивает приличных женихов.

Этот оказался очень приличным и даже не гадом: руки моей у короля попросил, денег за сватовство отжаловал (попробовал бы не дать!), почти не заикался, стоя рядом со мной… Правда, удрать все норовил и писал прошения, чтобы его из дипломатической миссии пораньше на родину вернули за Алое море. Но спустя пару месяцев смирился, поняв: теперь домой только через женитьбу. А то, что оная – фиктивная, устраивало его едва ли не больше, чем меня.

Так что я планировала по весне отбыть в далекие края, развестись на радость и мне, и послу, и наконец зажить своей жизнью, но… такой хороший план пошел дракону под хвост. И все из-за переворота!

Я-то надеялась, что мачеха хотя бы еще годика два подождет. Но ей было, похоже, невтерпеж. А при подобных увеселительных мероприятиях обычно принято убирать и за собой, и лишних кандидатов на престол.

Так что я решила: для жизни и здоровья полезнее, если я окажусь подальше от дворца в частности и столицы в целом. Правда, удирать пришлось не с комфортом, а экстренно. Потому я бежала, переодевшись в платье служанки и с одним узелком в руках. И тот у меня рысь стащила!

А я теперь вот сиди на осколках своих планов… Вернее, лежи на опавшей листве.

Да и дождик в лицо начал еще плеваться… Эх! Пришлось встать. Я огляделась. Вид с края крутояра был так же прекрасен, хоть и в моросившей дымке.

Я лишь вздохнула и, как иная знатная дама подол, подхватила косу, которая волочилась по земле. Эх, не успела из-за рыси заколоть ее шпильками, а теперь они остались в уворованном узелке… Пока бежала, волосы мне не сильно мешали, а при размеренном шаге возникла проблема. Но если и дальше так пойдет – все же с частью шевелюры придется расстаться. Это во дворце она была блажью принцессы и еще одним штрихом к моему образу чокнутой. А сейчас нужды в этом не было. А было только жаль! Столько лет растила!

Так до конца ничего и не решив с шевелюрой, повернулась к обрыву и виду, который с него открывался, спиной и отправилась куда глаза глядят. А смотрели они на следы, оставленные рысью. И нет, это были не отпечатки лап. А… мои вещи из узелка! Похоже, когда я дернула связку сосисок, в бауле появилась дыра и из нее начали выпадать вещи. Первым был гребешок, потом карта, на которую я полагалась, срезая путь через этот лес, затем кожаная фляга, моток ниток с иглой… Так я и вышла то ли на стежку-дорожку, то ли на звериную тропу, а по ней дошла и до внушительного дома. Я бы даже сказала почти особняка. «Почти» потому как обычно усадьба подразумевает слуг, но здесь вместо дворецкого на крыльце была… рысь! Знакомая такая. Правда, уже без узелка.

Пушистая, увидев меня, удивленно вытаращилась. Мгновение мы играли в гляделки, а после усатая, как натуральная домашняя киса прижала уши и… юркнула в приоткрытую дверь. Что удивительно, та сразу же захлопнулась за ее коротким хвостом.

Несколько мгновений я колебалась, но, рассудив, что если здесь есть рысюля, то и мой узелок с деньгами тоже где-то рядом, двинулась к крыльцу. К тому же киса так спокойно вошла в дом… Это вселяло надежду, что тот безлюден. Но если и не так, то попробовать договориться с хозяевами стоит. Да и выхода у меня особо не было. Дождь, еще недавно только-только накрапывавший, вскоре грозил превратиться в полноценный ливень. Я уже продрогла. А еще до жути хотелось есть. Настолько, что я успела десять раз пожалеть о тех самых сосисках, которые пришлось бросить, чтобы самой не разбиться.

Так что, поднявшись по ступеням, я замерла перед дверью. Решительно выдохнула и взялась за дверной молоток. Медный, позеленевший от времени и дождей, он так протяжно заскрипел, что подумалось: даже стучать таким не нужно, чтобы оповестить о своем приходе. Однако я несколько раз энергично опустила кольцо на накладку, постучав.

Тишина. Даже рысь внутри не рыкнула. Зато дождь забарабанил по крыше навеса над входом вовсю, и я, больше не раздумывая, толкнула дверь.

Внутри пахло пылью, сыростью и одиночеством. Просторная и какая-то словно голая прихожая. Ни плащей на вешалке, ни грязи на половике. Только в углу стоял полный латный доспех, который я в первый миг приняла за человека и испугалась. Но потом поняла, что это всего лишь шлем, кираса, ботинки-сабатоны – полая статуя по сути. И звучит, к слову, гулко. Я проверила!

Из глубины дома доносилось ровное, мерное постукивание. Тикали часы? Капала вода? Или била коротким хвостом по полу рысь? Я двинулась на звук, стараясь ступать бесшумно, на полусогнутых ногах, с переносом веса с пальцев на пятку. Вот только отчего-то, как назло, то одна половица норовила под башмаком встопорщиться, то другая скрипнуть.

Зал встретил меня полумраком. Витраж по нынешней погоде почти не пропускал света, отчего паркет был не в узорчатом ковре, какой бывает в солнечный день от цветных стекол, а в темных пятнах багрянца и охры. На каминной полке стояла ваза. То ли для цветов, то ли для праха. И ни души.

Осмелев, я обошла почти весь первый этаж, так никого и не встретив. Зато в одной из комнат дверь едва не щелкнула меня по носу, а в другой – створка, резко захлопнувшись, наддала по тому месту, которое многие желали бы пристроить на трон. Я лишь потерла бедро, решив, что в этом особняке сквозняки почище, чем во дворце, и двинулась дальше, чтобы в конце своего пути добраться до кухни. А в ней нашелся и мой узелок! И о чудо! Даже деньги в нем! Они, в отличие от свертка со шпильками, который я так и не нашла, не выпали. Как и небольшой кусок сыра, и пара теплых вязаных носков, и полковриги хлеба… Кажется, не все так плохо. А с учетом того, что на улице ливень, а я под крышей – и вовсе хорошо!

«Стоит осмотреть и второй этаж, и если здесь кроме меня и рыси больше никого, то, может, и заночевать под этой крышей? Только дверь покрепче подпереть изнутри», – подумалось вдруг. Ну, подумаешь, большая киса… Так и дом большой! Места обеим хватит. Перспектива промокнуть, промерзнуть и подхватить грудной огонь была страшней, чем одна пушистая морда. Которая, кстати, похоже, была трусоватой: пока я обходила комнаты, ни разу не видела эту пятнистую ворюгу!

В привидений, которые в легендах часто обитают в заброшенных особняках, я не верила. Как и в колдовство. Потому что за свои девятнадцать лет жизни во дворце убедилась: донос в тайную канцелярию отправит твоих врагов на тот свет куда надежнее проклятия, яд, подлитый в бокал соперницей, эффективнее сомнительного любовного зелья, каким на рынках торгуют из-под полы заезжие торговцы, а от морозной чахотки лучше любого амулета будут теплый плащ, сытная еда, сухие башмаки и привычка не обниматься с уже заболевшими.

Единственным, кому магия приносила реальную пользу, как по мне, были инквизиторы. Им не нужно было особо трудиться, подкидывая улики или плетя интриги, дабы вынести смертный приговор. Всего лишь заподозрить в колдовстве – и только! Удобный предлог для отправки на тот свет, да еще и с огоньком. И даже одну из королев эта участь не миновала, когда владыка в очередной раз влюбившийся, возжелал вновь стать свободным.

Я же была убеждена: моя мать – не ведьма, околдовавшая его величество. Ее вина лишь в том, что она родилась красивой и имела несчастье понравиться правителю… Но об этом я молчала. Всегда. Даже притворяясь сумасшедшей. Потому что у любого безумия должен быть предел. Иначе не успеешь как следует сойти с ума, как тебе помогут – но в могилу.

Одним словом, я предпочитала бояться людей живых, нежели мертвых.

С такими мыслями и поднялась с пола, подхватила в одну руку узелок, в другую – косу и покинула кухню. Вот только едва я успела дойти до лестницы, которая величественно спускала свои каменные ступени со второго этажа в зал, как раздался неожиданно грозный рык. Я насторожилась, выпустила из руки часть косы, и она ударила об пол. Не кнут, конечно. Но всяко лучше, чем ничего. Врезать по наглой пушистой морде можно.

Словно почуяв что-то, рысь примолкла. Из-за кресла у камина мелькнул знакомый короткий хвост с черным кончиком.

И почти тут же явила себя и вся усатая. Пушистая величественно прошла мимо, бросила на меня взгляд, полный кошачьего презрения, на миг заинтересовалась кончиком косы, который дернулся на полу, когда я поудобнее перехватила свое единственное оружие, и грациозно скрылась за портьерой.

Я на этот демарш непроизвольно хмыкнула, рука разжала волосы, отчего послышался негромкий глухой удар и тут же за ним раздался еще один: резкий, свистяще-чавкающий.

И тут же рядом со мной в половицу впилась секира. Аккурат в самый кончик моей косы, укоротив ту на ладонь!

– Торвсир моргир вод! – прогремело позади.

Я глянула на топор. На свои волосы, лежавшие рядом. Судя по тому, как лезвие вгрызлось в доски, метили именно в косу. А если бы в меня – я была бы уже мертва.

Все это вихрем пронеслось в моей голове, и я отчетливо поняла: это предостережение. Весьма красноречивое. А вот сказанного – не поняла ни слова! И это притом что знала три языка. Но этот был мне неизвестен. Вот гадство! И как, скажите, теперь договариваться с тем, кто явно вынес первое и единственное предупреждение. В жизни. Моей.

– Простите, что вторглась в ваш дом… – начала я, медленно поднимая обе руки. Одну – с узелком, в знак того, что я не замышляю нападения. А затем медленно повернулась и увидела: в углу зала, среди теней, наполовину скрытый сумраком, стоял мужчина.

Миг тишины. Скупой блеск металла. Кажется, на руке незнакомца было кольцо, которое он провернул, а после щелкнул пальцами и произнес:

– Стой на месте! Если хочешь остаться в живых, говори, кто тебя послал? – Пауза. Короткая. Всего на удар сердца. А после на тон ниже вопрос, в котором было разом и разочарование, и досада, и возмущение: – И тэрсе корсото?!

Прозвучало с явным акцентом, только я не могла разобрать, с каким именно. Но плевать на него! Главное, что хозяин дома знал тридимирский. Отчасти.

Решив ответить на ту часть реплики, которую поняла, выдохнула:

– Клянусь, никто меня не посылал сюда!

Вышло порывисто. А я ощутила, как оторопь первых мгновений сменяется злостью! Да за кого он меня принимает?!

– Да неужели? – сказано было вновь с акцентом, в котором мне почудилось что-то северное… или просто это холод интонации вымораживал. И вот как эту снежность можно было сочетать с иронией? А ее в последнем вопросе этого любителя сумрака было столько, что можно было резать ножом и продавать вразвес. – И убить ты никого не хотела?

– Я вообще не думала, что здесь кто-то есть! – выпалила я, отчего-то чувствуя себя словно под прицелом. Хотя вроде ни арбалета, ни метательного клинка я в руках этого тенелюбивого типа не разглядела.

– Значит, рассчитывала что-то украсть, – пришел к своим выводам хозяин дома.

Да чтоб тебя! Какой недоверчивый. Кажется, еще с идеей, что я подосланная убийца не до конца расстался, а уже новые обвинения.

– Украсть?! Да меня саму обворовала ваша киса. Я лишь гналась за ней. Она стащила у меня все вещи! – выдохнула я и в доказательство потрясла узелком со словами: – Вот! Видите?!

– Нет, – прозвучал бесстрастный ответ, и тип все же вышел из полутьмы.

Его лицо было бы молодым, если бы не глаза. Темные, почти черные, они смотрели словно сквозь меня, да и весь мир разом, как будто…

Глава 2

Я нахмурилась. По-новому оценивая и выверенную плавность движений, и напряженную позу человека, привыкшего скорее полагаться на слух. А еще то, как, едва незнакомец сделал несколько шагов в мою сторону, рысь тут же бесшумно приблизилась к нему, подставив голову под мужскую ладонь. Вроде бы напрашиваясь на ласку: мол, почеши меня за ушком, хозяин, или… точно поводырь. Да и прозвучавшее в ответ на мой вопрос «нет» было исчерпывающим.

А потом взгляд нечаянно упал на топор. Не может же незрячий быть таким метким? Или это я такая шумная? Вспомнила, как ударила об пол косу…

Сглотнула, чувствуя откуда-то возникшую неловкость. А ведь еще пару мгновений назад была так зла, что готова была отбиваться от наветов даже кочергой! А сейчас, глядя на стоящее передо мной живое воплощение правосудия, которое тоже слепо, вдруг стушевалась.

Правда, бога-вершителя судеб (в него, к слову, как и в прочий пантеон, я верила примерно так же, как в магию) обычно изображали в плаще с капюшоном, с топором в одной руке и чашами весов в другой, с повязкой на глазах. Стоявший же передо мной тряпицей на лице себя не утруждал: да и зачем она слепому? Скорее ткань нужна для зрячих, чтобы издалека было понятно, что перед тобой калека.

Темные, явно отросшие волосы падали на широкие мужские плечи мягкими волнами, и в одном месте тонкая серебряная нить седины, которая отчего-то напомнила мне знак или печать, вилась у виска.

Хозяин дома был высоким. Очень! Окажись мы рядом – наверняка пришлось бы запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Добавь к этому подтянутую фигуру, которая даже в неподвижности излучала сдержанную силу. Ту самую, что чувствуешь у хищника перед прыжком.

Брюнет был одет в черные штаны, рубаху и светлый камзол. И хотя одежда сидела на этом типе свободно, она не могла полностью скрыть под собой рельефа мышц. Таких, которые, держа перо, не приобретешь. Скорее уж в фехтовальном зале, когда каждый день подолгу машешь мечом.

– Что же ты замолчала? – меж тем уточнил хозяин дома.

– Ищу аргументы для защиты своего доброго имени! – честно ответила я.

– Для той, кто обчищает чужие дома, ты ищешь что-то слишком долго, – холодно обронил это… не желающий видеть правды тип! – Так что, если с защитой у тебя не очень, советовал бы использовать нападение.

Да этот паразит издевается! Натурально! Он что, бессмертный, что ли? Так вводить в искушение бедную, несчастную, но слегка уже озверевшую девушку?!

– Я бы поискала доказательства в желудке вашей питомицы, поскольку она их сожрала. Только боюсь, ей это не понравится…

– И какие же были эти самые доказательства? – приподняв бровь, поинтересовался брюнет. С учетом того, что он смотрел куда-то поверх моей макушки и чуть в сторону, вышло до жути странно.

– Сырокопченые. С чесноком! – выпалила я, ожидая еще одного саркастического вопроса: в них этот чернявый, похоже, был мастером.

А вот к чему оказались не готовы ни я, ни рысь, это к тому, что пушистую, как нашкодившего котенка, один тип схватит за загривок и на вытянутой руке поднимет так, что усатая морда окажется напротив небритого лица.

Рысь от неожиданности мяукнула, поджала под себя куцый хвост, лапы, которые по размерам напоминали миниатюрные снегоступы, и насторожила уши.

Я ее понимала, потому что в этот миг мне захотелось сделать так же. Ибо что-то мне подсказывало: этот тип может подобным образом поднять и меня. И плевать, что с рысюлей мы немного в разных весовых категориях.

Меж тем хозяин дома принюхался к своей питомице и… впервые на холодно-надменном лице на краткую долю мига появилось удивление.

Пушистая мяукнула. На этот раз виновато-жалобно, даже как-то покаянно, что ли: мол, прости, хозяин, попутал темный дух. Вернее, колбасный.

На это брюнет как-то устало выдохнул, отпустил пятнистую, подошел к камину, дотронулся до его полки, будто то ли прислушиваясь, то ли думая о чем-то, а после совершил почти немыслимое для мужчины: извинился!

– Прошу меня простить, но, кажется, я поторопился с выводами, обвинив вас и не выслушав все стороны…

«Так, это уже лучше», – выдохнула я про себя, отметив не только признание вины, но и уважительное «вы», и поторопилась, пока хозяин не ограничился одними витиеватыми фразами, произнести:

– Прощать легче, когда словам сопутствуют дела.

– И что вы хотите, чтобы я сделал? – поинтересовался брюнет тоном «даже не вздумай наглеть». И даже явный акцент ему в этом не помешал!

– Разрешили переночевать, – не стала ходить я вокруг да около и добавила, чтобы этот тип не сомневался: – А как рассветет, я отправлюсь в Бортвир.

Назвала крупный город, который вчера миновала, двигаясь на восток, туда, где наше королевство граничило с Фраторским. Незачем незнакомцу знать мой точный маршрут.

Вот только последовавший вопрос от чернявого меня удивил:

– Бортвир? Это же в Тридивойские земли? – уточнил он.

– Д-да, – чуя подвох, ответила я.

– Далековато, – хмыкнул хозяин дома. – Туда до излома зимы добираться придется.

– К-к-как до зимы? – непонимающе выдохнула я, которая вот накануне огибала городскую стену этого самого Бортвира.

– Тебе нужно перебраться через снежные Алиприйские пики, пересечь часть Визарийской империи и Фраторское королевство. Переносом, конечно, быстрее, но ты, я вижу, пешая… – пожал как ни в чем не бывало плечами незнакомец.

Я лишь краем сознания отметила упоминание «переносом», решив, что подумаю над этим потом. Сейчас куда важнее было другое. Осознание: три месяца пути!

В воцарившейся тишине, нарушаемой лишь биением моего собственного сердца, что-то щелкнуло. Не громко, не как удар молотом, а скорее будто ключ в замке провернули. Кажется, я попала… И хорошо бы выяснить, куда именно.

– А сейчас мы где? – задала я вопрос, который, судя по всему, поставил брюнета в тупик.

– В западной части Горийских земель.

Я икнула. Узелок выпал из руки, звучно шлепнувшись об пол. Мозг отказывался поверить в то, что такое возможно.

Нет-нет… Этот тип, похоже, бредит.

Ведь, насколько я помнила географию Исконного континента, за высоченным Альпирийским хребтом, где я сейчас и оказалась, были Дикие леса до самого Снежного моря. Да, в некоторых книгах что-то упоминалось о стране на северо-востоке, за горами, но мельком. Мол, есть и все. Никаких торговых и дипломатических отношений со странами за Великим Перевалом королевства Исконных земель не вели.

Преодолеть почти тысячу миль за полдня никак невозможно. Так что вывод один – передо мной сумасшедший. Только в отличие от меня – настоящий! Тогда все объяснимо! Наверняка какой-нибудь спятивший паладин (уж больно хорошо обращается с оружием, хоть и слеп), считающий, что его все хотят убить. Вот и живет сычом один.

Меж тем молчание затягивалось. Сыч, в смысле хозяин дома, терпеливо ждал, но, догадавшись, что я временно онемела от удивления, поинтересовался:

– С вами все в порядке?

– С тобой, – поправила и пояснила: – Я за время обвинений во время беседы уже привыкла к такому обращению. Так что лучше на «ты».

«Потому что «выканья» мне до зубовного скрежета надоели во дворце», – мысленно закончила я, вспомнив многочисленные вежливые обращения, за которыми скрывались издевки: позволявшие их себе считали, что сумасшедшая принцесса не поймет тонких оскорблений.

– Я же извинился за свои слова, – шумно выдохнул, явно теряя терпение, брюнет.

– А за косу?! Какой урон моей девичьей чести! На целую ладонь одним ударом топора ее укоротили!

На мужском лице заходили желваки. Похоже, до этого урон девичьей чести брюнет наносил слегка иначе: в спальне и с добровольного согласия.

– Десять золотых утешат вас… – тут он осекся и с нажимом добавил: – Тебя в этом горе?

Закончил он с интонацией «Подавись, вымогательница!».

– Девять золотых, и три сребра, и горячий сытный суп точно утешат, – вспомнив о хлебе насущном, вступила я в торги.

Но кто ж знал, что мне попадется такой сквалыга!

– Девять золотых, два сребра и готовите свой суп сами, – отчеканил хозяин и, давая понять, что разговор окончен, повернулся ко мне спиной.

– А-а-а… – удивленно выдохнула я.

Но чернявый, не оборачиваясь, перебил меня:

– Любая комната первого этажа на эту ночь в вашем распоряжении.

Как будто это меня волновало! Но тип уже удалился, буквально растворившись в сумерках, вовсю гулявших по дому. И плевать, что при этом был еще полдень. Буря, разгулявшаяся на улице, напрочь заслонила собой солнце, так что возникало полное ощущение надвигавшейся ночи. И неприятностей.

Стоит ли оставаться в доме с психом? Но, вспомнив о непогоде, поняла, что пока стоит. Только топорик прихвачу для самозащиты… Тот так и остался торчать в полу. Похоже, хозяин, уходя, забыл о секире…

Так я думала ровно до того момента, как попыталась вынуть ее. Ха! Не тут-то было! Оружие так крепко впилось в дерево, что даже не шелохнулось. Хотя чего я только не делала: и тянула рукоять, и на ней прыгала. Стояла, как каменная. И точка!

Значит, чернявый не взял ее не по забывчивости. Просто он был уверен: я ее не подниму. И, кажется, был прав. Придя к таким выводам, печально вздохнула и отправилась уже по знакомому маршруту: на кухню.

Оказавшись на ней, глянула в окно: на улице шел град вперемешку с ливнем. Водяные потоки сдирали осеннее золото, втаптывая его в грязную кашу… И как по такой я пойду завтра с утра? Ноги тут же заныли и начали подмерзать, как я представила чавкающую холодную кашу под подошвами ботинок.

Пустой еще со вчера желудок тоже был против любых подвигов, походов и много чего еще на литеру «п», что мешало его наполнению. Позавтракать я не успела, потому как у меня случилась рысь. Я после ночевки спустилась с дерева (ибо предпочитала ночевать не на земле, а забиралась повыше, опасаясь волков, бешеных лисиц и разбойников) и пошла умываться к ручью. Когда же вернулась, одна наглая пушистая морда нюхала мои вещи… А дальше – была активная зарядка, плавно переходящая в полноценную тренировку, а после – в курс выживания.

Так что да, есть я хотела зверски. Потому отправилась на ревизию кухни. Та оказалась вопиюще пустой. Ни котомки с крупой, ни мешка с овощами… Кажется, я понимаю, почему хозяин поставил условие: готовлю сама. Жаль, брюнет сразу не добавил при этом: «из чего найду». И тут взгляд упал на ларь, стоявший у стены. В него я еще не заглядывала…

Решительно подойдя к внушительному сундуку, откинула крышку. Меня обдало холодком, будто я спустилась летом в ледник замковой кухни. Но сегодня было так много странностей, что я решила: подумаю об очередной позже. Сначала разберусь с тем, что есть, а главное, что из этого «есть» можно съесть. Как показала дальнейшая инспекция – практически ничего. Найденный сыр на поверку был с плесенью, колбаса покрыта каким-то подозрительным белесым налетом. Хлеб с вкраплением цельных зерен. И ладно бы это. Некоторые из них были темными. Вспомнилась спорынья, из-за которой в пляс до упаду, едва не закончившийся смертью от изнеможения, пустился целый город. Нет уж! Не надо нам такого!

Хлеб следом за сыром и заплесневелой колбасой я решила выкинуть. Туда же отправилась и кринка с рыбой, от которой исходил тот еще душок. Да и нашинкованная капуста, от которой разило чем-то кислым, не вызывала доверия. В замке на зиму хранились упругие кочаны, а тут… в какой-то мутноватой жиже плавали нарезанные тонкой соломкой листья вилков. Нет уж. Этим я сама травиться не буду и хозяину дома не дам, бедному мужику, который просто не видит, что ест. А нюхать, может, просто не нюхает.

Вопросов не вызвали в ларе только яйца. Их-то я и достала, решив, что глазунья ничем не хуже супа. Только бы печь растопить. А с этим у принцесс всегда были проблемы. Ибо нас на кухню не очень-то пускали. И потому все две седмицы похода с огнивом у меня были такие отношения, от которых только искры во все стороны. Да и дыма много. А огня – чуть. Но куда деваться из заброшенного особняка, когда на улице буря, а есть хочется?

Так что я с надеждой глянула на печь. Та, массивная, каменная, напоминала мне форт. Маленький, но гордый и непобежденный. В ее топке уже лежали аккуратно сложенные поленья, и даже наструганная лучина, что внушало сдержанный оптимизм.

Я заработала огнивом, стараясь подпалить тонюсенькую щепу. Попытки с… не буду говорить с какой, чтоб не позориться, мне это удалось.

Первая лучина сгорела, так и не успев запалить собой что-то еще. Вторая утонула в золе, обидно шипя. Третья, словно насмехаясь, согнулась бубликом.

Я мысленно смирилась с тем, что карьера поджигателя мне не светит. Не то чтобы я горела этой идеей, да и в послужном списке это бы выглядело понижением после убийцы и воровки, коими поименовал меня хозяин дома… Но все же было обидненько.

Глаза заслезились. От дыма. Точно от него. Ну, может, еще чутка от ярости. Но отступать было некуда. Собрав волю в кулак, а остатки лучин – в охапку, я в который раз принялась высекать искру, усвоив главное: огонь, как и придворные интриги, требует не суеты, а терпения и точного удара. И когда наконец-то жалкий язычок пламени лизнул тонюсенькую щепу… тут же мне в лицо плюнуло сажей.

Как будто печка взяла и мстительно чихнула! Но не может же такого быть?!

– Мр-р-р? – раздалось с порога. На нем восседала всей своей пушистостью рысь, с выражением крайнего любопытства на усатой морде. Казалось, в ее взгляде читалось: «И это меня догоняло?»

– Не смотри так, – проворчала я, размахивая ладонью перед заслонкой, чтобы тяга заработала как следует. – Я, может, пытаюсь приготовить нормальной еды, – выдохнула я и, подумав, добавила: – Для всех.

Рысь фыркнула и удалилась с видом существа, которое знает о печах и огниве все, но не намерено делиться знаниями с сомнительными девицами. А вот печь, напротив, вдруг сменила гнев на милость: откуда-то враз появилась тяга, а дрова весело занялись.

А я отправилась умываться, а после – колдовать над сковородкой. Ведь пожарить яйца несложно… Я знаю, как это делается. Правда, в теории… Ибо видела этот процесс пару раз и со стороны.

На практике же выяснилось: нет такого блюда, которое нельзя испортить. Моя первая попытка напрочь пригорела. Но я была упорной, и с третьего раза вышло даже сносно. Правда, к этому времени яйца почти закончились. Зато даже не пересолила! Так что могла собой гордиться.

Правда, помня об опрометчиво брошенном «для всех», пришлось разделить свои скромные кулинарные потуги на три части: себе, рыси и сычу, в смысле хозяину дома.

Вот только, глядя на три тарелки, возник вопрос: и как, собственно, соединить содержимое одной из них с брюнетом? Что-то мне подсказывало, что он на втором этаже. Но мне ясно дали понять: по лестнице не подниматься. Но голосом-то пользоваться никто не запретил!

Потому решила пойти в зал, покликать хозяина, как одна небезызвестная графиня – неприятности. Эта юная леди славилась на все королевство своей любовью к коротким красным плащикам, прогулкам по лесу с корзинкой в одной руке и арбалетом на изготовку – в другой. К слову, в ее графстве почти не было волков…

Но не успела я пройти и полпути до зала, как услышала шаги. Замерла, прислушиваясь, рядом с очередным рыцарским доспехом, который был едва различим в темном коридоре. Враз пришло осознание, что хозяин вообще-то псих, а идея позвать его то ли на обед, то ли на очень ранний ужин – может, и не самая здравая. И не лучше осторожно вернуться к яичнице?.. С ней-то в случае чего я точно справлюсь. Да что там справлюсь, разделаюсь в два счета! Но такой разумный план не успел даже начать воплощаться в жизнь, как рухнул:

– Я не хотел напугать тебя… – раздался голос, от которого я едва не подскочила на месте и по-совиному начала таращиться в темноту, не видя ни зги и полагаясь лишь на ощущения.

«А ведь этот сыч живет так всегда, – пришла непрошеная мысль, а следом за ней еще одна: – И похоже, один. Рысь не в счет. Служанки, даже приходящей, судя по тому, что я увидела на кухне, не было. Нечищенная печка, испорченные продукты. Опять же, пыль на полках, запустение…».

– Ты в порядке? – меж тем продолжил псих. – Ты, похоже, немного боишься…

– С чего ты так решил? – выдохнула я, чувствуя, как голос не слушается. Да и руки тоже. Только ноги остались мне верны и готовы были бежать. Еще бы знать, в какую сторону… – И вообще, в этом мире нужно опасаться только одного – повышения налогов.

«Потому что после этого бывают мятежи», – мысленно закончила я.

– Именно по причине своего бесстрашия ты и нацелила на меня, кажется, алебарду? – вкрадчиво поинтересовался Сыч.

Я моргнула от удивления. И хотя это ничуть не помогло улучшить видимость, но каким-то чудом мозг от паники прочистило, и я осознала, что и вправду вцепилась в древко оружия, которое сама не знаю как отняла у пустотелого доспеха.

– Откуда вы знаете, что я держу? – от изумления даже не попыталась отрицать.

– Мы в восточном коридоре первого этажа. Здесь в нише только рыцарский доспех эпохи великого переселения в Иссушенные земли. А у него из оружия только алебарда. И древко той ударило пару мгновений назад об пол. А перед этим был легкий скрежет. Так что ответ очевиден. Ты сейчас держишь алебарду.

Не успела я подивиться такой дедукции, которая отлично заменяла зрение одному брюнету, как тот добавил:

– А еще ее острие упирается мне в грудь.

Упс. Стало как-то совсем уж неудобно. И держать эту орясину в руках, и за себя. Так что я поспешила вернуть злополучную пакость обратно к доспехам. Получилось, мягко говоря, не совсем тихо. Но справилась.

Правда, после этого раздались скрежет и лязг, и латы с оглушительным грохотом упали на каменный пол. М-да… Вот всегда знала, что воровство – это процесс тихий, а возвращение награбленного – громкий. Но я думала, что это в переносном смысле: когда герольды оглашают приказ короля о казни очередного казнокрада, а придворные обсуждают это полушепотом в кулуарах. Но сейчас все было очень даже буквально…

– Простите, я случайно… – выдохнула, чувствуя, что в коридоре это я слепая, а не брюнет. Да еще и неуклюжая.

Но если я успела только пролепетать оправдания, то хозяин дома печально вздохнул, сделал несколько шагов и поднял злополучные доспехи. А еще оказался как-то слишком близко. Настолько, что я вдруг ощутила его дыхание на своей макушке. Всего на миг. Потом оно спустилось чуть ниже, мазнуло кончик уха, коснулось скулы. Так, словно Сыч наклонился.

Это длилось всего пару ударов сердца, а после псих словно понял, как мы оказались близко, и резко отстранился. Но за эти мгновения мое сердце вдруг забыло, как биться, и, пропустив несколько ударов, судорожно затрепыхалось в груди, вспоминая, как нужно сокращаться.

А я стояла оглушенная. Темнотой. Странными ощущениями, которые возникли у меня помимо воли. А еще тонким, едва уловимым ароматом можжевельника и морозной мяты, что исходил от психа. Хотя мне казалось, сумасшествие должно пахнуть по-другому: затхлостью, скисшим вином, безысходностью…

Так и не успела додумать эту мысль, когда услышала:

– Я искал тебя, чтобы отдать деньги.

И почти тут же моей руки коснулся теплый бархат тонко выделанной кожи. «Кошель с деньгами» – поняла я, когда ощутила тяжесть в ладони.

– А я искала вас, – вырвалось, кажется, само собой, помимо моей воли.

– Да? – удивился псих.

– Хотела позвать поесть. Я приготовила яичницу… – под конец этой короткой речи я отчего-то сбилась, ощутив смущение.

Вот почему, спрашивается, оно вообще возникло? Когда щеголяла перед придворными по дворцу в возмутительно короткой юбке длиной до колен или целовала напоказ лягушку, утверждая, что это заколдованный принц – никакой робости не испытывала. А сейчас появилось это странное чувство, которого доселе не испытывала.

– А супа не будет? – протянул Сыч.

И вот как ему удалось сочетать разом и иронию, и удивление, и даже легкое сожаление?

– Увы, его тяжело приготовить, когда в мешках с овощами вместо репы и свеклы находишь лишь собственные сожаления, – выдохнула я.

Тайну о том, что этот суп, будь он проклят, не сварен еще и потому, что одной принцессе не хватило знаний кулинарии, я решила унести с собой в моги… Не буду столь пессимистична. Просто унести отсюда подальше. Завтра же. На рассвете. В узелке с вещами. Когда пойду дальше, прочь из этого дома.

Вторя этим мыслям, щеки помимо воли начало припекать. Наверняка и покраснели они знатно.

Все же хорошо, что мы в абсолютной темноте и псих ничего не видит. Хотя он же так и так слепой. Хотя… в последнем все же были сомнения. Как порой в реальности происходящего.

Впрочем, если разбирать каждую странность по отдельности, ей легко можно было найти объяснение, но в общем… Внутри грыз какой-то червь сомнения. Да так, что в мозгу зудело и хотелось то ли раздавить, то ли что-то еще сделать с этим паразитом. Как будто у меня дел других нет, как разбираться в странностях этого дома и его хозяина. Мне бы свои проблемы решить, хотя бы методом избегания конфликтных ситуаций. Ну, если можно так назвать наемников, которых нынешняя королева наверняка пустила за мной следом. Ибо, чем меньше кандидатов на трон, тем крепче власть нынешнего монарха. И плевать, что о короне я и не мечтаю: нет сумасшедшей принцессы – нет угрозы. И точка.

Глава 3

Из мыслей меня выдернул голос хозяина дома:

– Странно, я думал, продукты еще есть.

Я на это заявление лишь хмыкнула. Что ж, в чем-то Сыч был прав. Еду и правда я нашла. Испорченную. Но упоминать об этом не стала.

Брюнет же, не подозревая о моих думах, продолжил.

– Но приглашению на яичницу я тоже очень рад.

– Любите глазунью? – поинтересовалась я, чувствуя острую необходимость сказать хотя бы что-нибудь, не важно, что именно. Только бы не возникло еще одной неловкой паузы, в которой я засвечусь в темноте, потому как щеки будут просто полыхать алым.

– Горячую еду, – бесхитростно ответил Сыч.

Едва удержалась, чтобы не закашляться. Совершенно не подумала о том, что для обычных людей – норма и даже ерунда, для слепого – испытание. Например, зажечь печь, почистить и нарезать овощи. Да, топоры этот тип метает знатно. Но это же на звук, насколько я поняла. А вот морковка бить косой об пол не будет, облегчая задачу.

– Тогда пойдемте, пока все не остыло, – выдохнула я.

– Пойдем, – охотно согласился Сыч, который, как и всякий мужчина, проявил энтузиазм, когда дело дошло до чего-то вкусненького, и добавил: – Давайте я вас провожу.

И не успела я согласиться, как моя рука легла на согнутый мужской локоть. Не без помощи одного психа легла. На долю мига я ощутила, как теплые мозолистые пальцы подхватили тонкие озябшие мои. И почти тут же под ладонью очутилась ткань рубахи.

Мы замерли. Я вдруг почувствовала, как гулко колотится сердце. Как тягучей каплей смолы неспешно плавится время. Как звенит тишина вокруг. А мы двое – посреди нее. Стоим, точно во дворце на светском приеме, а не в темном коридоре. И никакая я не сумасшедшая принцесса, для которой безумие – единственное спасение, а рядом – не чокнутый слепец, а смелый и сильный паладин королевской сотни, в которой лишь лучшие воины страны.

Псих как-то судорожно сглотнул, словно подслушал мои мысли, и хрипло выдохнув:

– Осторожнее, – и повел меня на кухню.

Слепец двигался так уверенно, будто из нас двоих незрячей была одна беглая принцесса. Мне только и оставалось, что опираться на предложенную руку, аккуратно наступать на половицы, памятуя о том, что некоторые из них коварны: так и норовят подставить подножку, – и прижиматься к горячему мужскому телу.

Хотя последнее вышло абсолютно случайно. Я просто боялась упасть. Да! Именно так и никак иначе! Ведь если запнусь, повалюсь, то лучше падать на что-то большое, теплое и не каменно-жесткое. А не на деревянное, холодное, наверняка пыльное и грозящее занозами, а то и вовсе расквашенным носом.

Псих отчего-то не возражал против таких моих мер предосторожности, не отстранялся, и я порой ощущала, как горячее мужское дыхание щекочет мою макушку.

Но мы оба делали вид, что так и задумано, ничего предосудительного не происходит и вообще мы жертвы стесненных коридором обстоятельств.

Когда мы вошли на кухню, я в момент поспешила отстраниться. Правда, перед этим вздохнула, поправила зачем-то юбку и перекинула косу через плечо (зачем прихорашивалась – сама не поняла: Сыч же не увидит разницы), а после да – тут же отняла руку с мужского локтя и сделала стремительный шаг в сторону. Хотя, будь у меня возможность перед этим выпить чашечку кофе и съесть булочку, я бы обязательно перекусила. А после со всей стремительностью непременно поторопилась бы соблюсти приличия.

Вот только едва я отпрянула, как мы разом выдохнули. И если хозяин дома коротко и будто облегченно, еще и губы сурово так поджал, словно вести меня по коридору была для него сущая пытка, то я – всей грудью, резко. А еще удивленно, возмущенно, раздосадовано и… Какие там еще есть приличные эпитеты к состоянию, когда одной наглой пушистой морде ты готова хвост оторвать?!

Последний с азартом размахивал из стороны в сторону, пока знакомая пятнистая спина выгнулась в неестественной позе. Рысь, вставшая на задние лапы перед столом, с жадностью вылизывала одну из трех тарелок. Мою тарелку. Точнее, ту, которую я мысленно определила себе, рассудив: хозяин большой – ему и порция самая внушительная. А киса – мелкая, ей и… самая подгорелая часть яичницы! Но эта поганка решила, что не для этого растила ее мохнопопость матушка лесная кошка.

– Эй! – крикнула я, забывшись. – Эта тарелка вообще-то моя была!

Пушистая воровка лишь бросила на меня победный взгляд, полный торжества, и, громко чавкнув, слизала последний кусок многострадальной глазуньи!

Это была месть за отвоеванные на обрыве сосиски! Это была война! Кровавая, до почти сырого стейка, кулинарная вендетта! Киса явно невзлюбила меня. Я – ее. Одним словом, нас объединяло сильное взаимное чувство!

Хозяин дома, стоявший в дверях, беззвучно вздохнул. Казалось, он понял все, даже не взглянув на ситуацию ни с моей точки зрения, ни с рысиной, ни просто глазами.

– Вальпургия! – произнес псих с укором, но без особой строгости.

Рысь, услышав свое имя, фыркнула.

Я, к слову, тоже. Ну кто дает такую кличку котейке? Длинно и без так любимого кошачьими «кс» в звучании… Да мурзилку же звать таким именем замучаешься. Пока выговоришь – усатая уже и нашкодить успеет, и удрать… Правда, я сомневалась, что и на что-то лаконичное эта паразитка бы беспрекословно отзывалась…

Словно подтверждая мои мысли, Вальпургия фыркнула, лениво обернулась и убрала-таки передние лапы со стола, оставив на том пустую тарелку меж двух нетронутых.

Хозяин меж тем, словно оправдывая пушистую, добавил:

– Кажется, моя питомица что-то натворила. Простите ее. Она хоть и своенравная, но безобидная. Даже не кусается…

«Я – и не кусаюсь?» – читалось в удивленном взгляде пятнистой. А после, вильнув своим обрубком хвоста, та гордо удалилась в тень, впрочем и не думая покидать кухни.

Мне же пришлось довольствоваться оставшимся.

Сыч ел молча, сидя так, что его лицо было обращено к печи, где догорал огонь. Я же расположилась напротив, на лавке, доедала свою, вернее, изначально рысину порцию и косилась на кошель, лежавший рядом. Девять золотых и два серебра. Наверное, это одна из самых дорогих яичниц на моей памяти. На эти деньги можно было бы купить трех резвых рысаков. Хотя, с другой стороны, это же глазунья, приготовленная настоящей принцессой!

Но не успела я додумать эту мысль, как раздался хруст. Словно зубы крошились. Я испуганно замерла, чтобы увидеть, как псих невозмутимо положил на тарелку кусочек скорлупы, которую зажевал.

Упс. Как я проглядела, что она оказалась в стряпне.

– Извини, это вышло случайно. Я не очень умею готовить.

«Хотя для первого раза получилось очень даже ничего, – мысленно добавила я и поправилась. – Хорошо, для первого раза третьей попытки».