Читать онлайн Сладкая для инкуба

ГЛАВА 1. Сегодня

Хьюго

Я не люблю снег. А в середине лета тем более. Я люблю, когда тепло. Можно даже жаркую погоду до одури. Солнце горячее, небо синее, море еще синей, песок желтый. Девушки разноцветные. Лично мне годятся любые. Даже 60+. Я не привередливый. Молоденькие, конечно, лучше. На моей родине возраст согласия – четырнадцать лет. В Империи – шестнадцать. В Столице Империи – восемнадцать. Но там такие фифы живут, на кривой козе не подъедешь. Хотя мне никакая коза не нужна. Я инкуб. Бабы – мое все.

Но снег шел. Падал с бледных небес, словно так и задумано во второй половине лета. Я вытащил руку из окна дилижанса. Снежинки таяли на ладони, оставляя капли воды, словно слезы. Я длинно сплюнул в сугроб на обочине.

– Харчевня скоро? – крикнул я вознице.

– Скоро, – равнодушно ответил он.

Я подмигнул пухленькой купчихе на лавке напротив. Ммм! Поиграю с ней, уж это точно, когда эта хёггова колымага до места доберется. Я чувствовал голод во всех смыслах. И милашка-жена торговца полотном подходила для этого дела абсолютно. Я чуял ее розовую попку в тонких панталонах с крахмальными кружевами. И ямочки на полненьких коленочках в запахе лаванды и присыпке ромашковой от пота. Еще раз: ммм! Я прикрыл веками глаза. Тонкая прорезь в батистовых панталонах стала почти осязаемой. Я мысленно всунул правую руку в святая святых. Погладил, поласкал. Прижал большим и указательным пальцами тугой пульс, а три вложил в жаркую влажную глубину. Раз-раз-раз.

– А-ах! – деревенская дурочка не смогла удержать стона. Закатила глаза и пыхтела, как паровая машина для глажки. Шесть человек в дилижансе уставились на купчиху с любопытством, в том числе и муж. Только я глаз не открыл. Успеется.

Постоялый двор сообщил о себе заранее. У меня тонкое обоняние, тоньше гораздо, чем у хвастунов-парфюмеров. Запах жареного на углях мяса, рыбной похлебки из угря с укропом, пшеничных лепешек со сливками и сладкой клубникой, вываренной в меду. Где они тут берут ягоды под таким снегопадом, хотел бы я знать?

Громоздкая карета остановилась. Я, подняв воротник теплой меховой куртки, и подтянув ботфорты к самому паху, вылез наружу. Я не планировал двигаться через горы и дальше, поэтому сразу подошел к возчику расплатиться. Застал негромкий разговор:

– Перевал закрыли, дядя. Дня три, а то и все пять дороги не будет. Поэтому распрягай лошадок, возничий, да заодно не забудь внести денюжку в общий харч. У нас так принято, да и тебе с помощником выгодно…

Здоровенные мужики оглянулись на меня. Поклонились. Возчик коротко и без почтения, местный бородач наклонил шею низко. На всякий случай. Я знаю таких деревенских хитрованов. При случае зарежут за медяк и будут довольны.

Я перебросил оговоренную плату водителю дилижанса и поторопился в харчевню. Если вся путешествующая орава будет торчать здесь неделю, то надо номер по-бырику приличный занять. Часов через пять-шесть здесь начнут арендовать брикеты сена для скота, только чтобы голову преклонить.

Мила

Я чувствовала себя отлично. Во-первых, Вишня перестала дурить. Нормально шла под новым седлом и не капризничала. Она любит тихую снежную погоду, так же, как и я. Во-вторых, Клара уснула и всю дорогу молчала. Не высовывалась поминутно из кареты и не давала бесконечных дурацких советов-распоряжений. И в-третьих, никто не признал во мне женщину. Фантастически удачно вышло! Благородная юная леди под охраной и в сопровождении брата едет к своему возлюбленному жениху. Класс!

– Госпожа, – понизив голос, чтобы никто не услышал, конюший обратился ко мне, – перевал закрыли. Дальше дороги нет. С вашего позволения, я найму здесь комнаты для вас и вашей…

Тут он совершенно перешел на шепот. Я кивнула, разрешая. Этот огромный взрослый мужчина рождал во мне трепет.

Вскоре комнаты были приготовлены. Здоровяк конюший перенес туда Клару на руках. Та даже не проснулась. Вот это нервы и здоровье! Поскольку мы обе остались без горничных, брать этих болтливых дур на серьезное дело – себя не уважать, я раздела сонную девушку сама. Она что-то бормотала, прикрыв плотно большие глаза веками. Тонкое белье, отороченное вилльерскими прошивками ручной работы, шло ей необыкновенно. Отбеливало гладкую кожу, необъяснимым образом скрадывая красноватый оттенок.

– Спасибо, милая, – проговорила красавица, путая меня с горничной. И нырнула под пуховое одеяло в момент.

Мне спать не хотелось. Все же рисковый кураж гнал адреналин в кровь. Я подошла к хорошего размера зеркалу.

– Что покажешь, старое стекло?

Зеркало осталось к моей подначке равнодушно. Я не рассчитывала особо. Способности к колдовству у меня нулевые. Обидно, конечно. Быть бесталанным человеком в мире, где любая девчонка-горничная способна щелчком пальцев разжечь камин, глупо. И не безопасно. И не всякая горничная может… И все-таки еще раз. Обидно!

Я пригладила щеткой короткие волнистые волосы, надела берет и вышла в коридор.

ГЛАВА 2. Буквально, третьего дня

Хьюго

Есть люди, которым не отказывают. Не тянет, как-то.

Когда четверо мужиков в долгополых рясах окружили меня и велели следовать за ними, я не стал возражать. Метку “Слуга Всеблагой” я отлично чуял на их плечах. Интуиция моя не слабее нюха. Иногда я даже чужие мысли расслышать в состоянии. Но это умение я не развиваю и не афиширую. Слишком хлопотно.

Псы Всеблагой запихнули меня в серый тарантас с задраенными окнами. Расселись по углам и уставились.

– Играешь без денег с серьезными людьми? – открыл рот самый старый из них. Старший, наверняка.

– Нет, – я лучезарно улыбнулся, – я ваще не азартный.

Вчера сидел в холдем с братьями по вере. Не шла карта, хоть тресни.

– Уверен? – слуга Всеблагой холодно усмехнулся.

– Да зачем мне врать, особенно вам, – ответил я максимально честно.

Старший сделал незаметное движение пальцами и трое бойцов ринулись ко мне. Я тут же задрал руки вверх. Через десять минут жизнь моя поменяла направление. Строго на Северную Гряду.

– Не надо никого убивать, – интимно приблизив дыхание к моему уху, говорил начальник, – не вздумай! Барышня – дочь известного, уважаемого и богатого человека. Никакого зверства. Никаких извращений! Девушку просто следует соблазнить и обесчестить. О-по-зо-рить. Чтобы тема королевской свадьбы сошла с повестки дня. Ну, остальное, Болт, тебе не интересно, и не касается.

Воняло от него чесноком. Специально нажрался, серорясый, чтобы я его не сглазил. Чего только люди не придумают! И я терпеть не могу свое юношеское прозвище.

– Моя фамилия…, – начал я было.

– Да кому она нужна? – махнул оскорбительно-небрежно в мою сторону старший.

Я захлопнулся. Все равно настоящей фамилии у меня нет. Я могу присвоить любую. Пес Всеблагой толково и в подробностях изложил план. Если все пойдет, как надо, то в следующую субботу я вернусь в Лучший Город земли. На благословенное Побережье теплого моря.

– Гонорар? – я прищурился.

– Ты охренел, Хёггова нечисть!? Сгниешь в долговой яме! Да тебе свои же голову баранью тупой пилой отрежут…

Сейчас самое время торговаться. Вряд ли у них под рукой имеется еще один молодой инкуб. Тот, которому я вчера продул целое состояние, выглядел лет на двести с гаком.

После битого часа мата, шипения, насмешек, плевания через плечо и в морду, взаимных угроз и бессмысленной езды по городу кругами, мы ударили по рукам. Я получил отпущение долгов и приличные подъемные. А заодно пожизненную камеру в Святой Каталине в случае провала миссии.

Мила

В раннем детстве меня водили к гадалке. Жила тогда странная цыганка на Рыночной площади. Считается, что я помнить не могу, но я помню.

Я помню солнечный день. Я держу маму за руку, и мы идем быстро. Обе закутаны в покрывала. От макушек и до пяток, как жены восточного владыки. Какая я жена? Мне всего года четыре. Мама купила мне красное яблоко в карамели на палочке. Вкуууусно. А гадалка нагадала, что мальчика мама не родит, а я замуж никогда не выйду, а стану монахиней. И посоветовала не убиваться, а взять сироту на воспитание. Мол, в ней-то все дело. В младенце, которого уже буквально в эту самую минуту кладут в почтовый ящик возле Храма Всеблагой Заступницы.

Так вот. Ничего из этого предсказания не сбылось. Мой брат родился вовремя и здоровый абсолютно. Теперь ему восемнадцать, он совершенно невыносимый столичный сноб. Торчит в свите Принца и возвращаться в родную провинцию не собирается. Сирота воспитана и упитана. Я сейчас думаю, что цыганка нарочно наплела моей маме небылицы, чтобы пристроить младенца в добрые руки. Впрочем, Клару я люблю, она мне, как младшая сестра. И да! Я выхожу замуж за Принца. Так что провалилась уважаемая цыганка по всем пунктам.

Почему вспомнилась старая история? Я оглянулась на дверь нашего номера. Все тихо. Если Кларисса уснула всерьез, то ее можно вынести вместе с мебелью, вещами – она не заметит. Как любит повторять наша няня: “дочь аптекаря, она и есть дочь аптекаря”. Почему аптекаря? Этого добрая женщина объяснить не могла.

А! Я поняла, в чем дело.

Чего только не предсказывали по поводу моей помолвки с Эриком. Каких только опасностей не предполагали! Ведь он наследник престола, и конкуренция в невестах у него бешеная. Ничего не сбылось. Никаких тайных убийц и подметных писем. Никто не пытался нас поссорить, подсовывая компромат в обе стороны. Ничего. Милое поздравление от его матери, и пожелание как можно скорее познакомиться. Все чинно, мирно, очень вежливо. Гладко. Меня ждут во дворце на Большой летний праздник.

Это я придумала переодеться парнем, а Клара вызвалась изображать невесту. Гарри, наш конюший, по прозвищу Сердитый, покачал головой на маскарад, но вслух возражать не стал. И правильно! Мне скоро двадцать два года, я достигла всех мыслимых границ совершеннолетия. Можно я как-нибудь постараюсь и справлюсь с путешествием сама?

Навстречу по коридору шел мужчина. Черные волосы, бледная кожа, кружево белой рубашки под тонкой меховой курткой. Стройные ноги. Высокие ботфорты. Поравнявшись, он повернул голову ко мне и посмотрел. Синие глаза. Хищный нос, скулы и мягкий рот. Тут от него пришла волна. Энергия. Чужая, густая, вкусная, как шоколад. Такая же сладко-горькая. Опасная и манящая сразу. Я зажмурилась и по инерции сделала вперед несколько шагов.

Не будь дурой, Ми, не оглядывайся! Велела я себе.

И оглянулась. Незнакомец сделал то же самое. Сложил губы в усмешку. Коротко кивнул. Две секунды. Я помчалась по лестнице вниз, звонко стуча каблуками сапог. Позади хлопнула дверь. Он остановился в соседнем номере?

ГЛАВА 3. Кто?

Хьюго

Какая она смешная, эта Ми! Да уж не будь дурой, малышка Ми, а то дяденька Хью разглядит, как следует, что ты прячешь в своих панталончиках. И это не мальчишеский писюн, точно. Впрочем, девственной плевы я тоже не учуял. Странно. Я машинально пожал плечами. Очень странно. Как-то ни то, ни се. Как это может быть? какой-то умелец начал дело и бросил на полдороге?

Я вытащил из кошелька медальон на цепочке. Предполагалось, что он мне поможет опознать невесту Принца. Откинул крышку. Посмотрел. На бледно-голубом фоне делала губки бантиком девица. Блондинка. Все. На этом отличительные черты заканчивались. Глаза, нос, рот у портрета были. Даже ушки. На этом все. Сто тысяч мильонов таких поделок лепят умельцы-ювелиры. Отличаются они только мастью.

Я поднес безделушку к носу. Тонкий девичий аромат, изрядно затоптанный другими отпечатками пальцев и тел. Но чей? Носила ли собственный портрет на шее пресловутая невеста? Не факт, да и зачем бы ей? Такие вещи дарят обычно. И как он к слугам Всеблагой попал? Много вопросов. Слишком много. И я не сыщик, разгадывать загадки не умею и не хочу. Одним словом, наверняка известно одно. Девица должна быть здесь на постоялом дворе. Потому что по этой дороге ей просто негде быть. Снегопад мне в руку. Или на руку.

Я стал спускаться по лестнице. Большой обеденный зал шумел многими голосами. Чавкал, стукался чарками и кружками. Выпивал и закусывал. Здоровенный камин гудел, пожирая колотые березовые чурки. Возчики, возницы, кассиры дилижансов, пассажиры с крыш и запяток, те, что попроще, развешивали, распластывали к огню ближе зипуны, куртки, плащи на просушку. В воздухе стоял густой лошадиный дух. Я крякнул. Как я собираюсь вычислить невинную девицу в этом народном супе?

Двери в малый «господский» зал стояли плотно прикрытые. Ладно.

Мила

Я приказала Сердитому Гарри сесть за стол вместе с нами. Это в отцовском дворце конюший стоит за креслом суверена. Здесь мы в дороге.

– Без чинов, Гарри! – прошипела я. Взрослый мужчина подчинился.

– Мы же не уйдем сразу после ужина, да? – Клара вытянула шею, чтобы услышать мой ответ. Но взгляд! Взгляд ее жадно разглядывал присутствующих.

И неудивительно. Она впервые путешествует так далеко от дома. И как! Как взрослая дама. Приказывает и сама выбирает меню. О как!

Хотя, если быть до конца честной, я самостоятельно выбралась из дома в третий раз в жизни. И уже мечтаю, что бы люди Принца во главе с моим братом появились на постоялом дворе побыстрее. Слишком много посторонних. Бедных, богатых. Старых, молодых. Разных. Непривычных. Успевает ли следить за ними Гарри и его люди? Я вспомнила незнакомого мужчину в коридоре второго этажа. Странный тип. Рядом с таким особенно остро чувствуешь, как далеко до родного безопасного дома.

Я запретила себе ныть и пугаться каждого чужака. Выпрямила спину. Заломила берет на затылок. Я аристократический отпрыск Высокого Дома Королевства. Могу сидеть за столом при дамах в шляпе.

Чистой публики хватало. Каре из столов заполнено всклянь.

– Микочка, ну мы ведь останемся? Да? Я слышала, что в такие вечера гости в тавернах засиживаются допоздна и развлекают друг друга интересными историями, мы ведь не уйдем? – громким шепотом, торопливо и испуганно-весело уговаривала меня Кларисса.

Конечно, не будь рядом со мной Клары, я бы даже на секунду не задумалась, оставаться или нет. но она в своем шелковом нежно-лиловом платье привлекала слишком много внимания. И хорошенькая она барышня, с этим уж точно не поспоришь.

– Я могу сесть за ваш стол, господин? – раздался приятный баритон.

Почему я сразу догадалась кому он принадлежит? Я поспешно вскинула голову.

Брюнет в ботфортах и дорогой шубе обращался не ко мне.

Сердитый Гарри медленно поднялся на ноги и выпрямился во весь свой немалый рост. И все равно осталась пара-тройка сантиметров за нахальным чужаком.

– Имею честь рекомендоваться. Хьюго Ламберт. Дворянин.

Он слегка поклонился. Распахнул куртку, продемонстрировав кружевную сорочку, расстегнутую до самого пояса узких черных штанов. Безволосая грудь, левый плоский сосок, мышцы пресса, глубоко втянутый пупок. Высокие, под самый корень ботфорты облегали сильные стройные бедра. Внушительная гроздь, плотно обтянутая рейтузами выдавалась бесстыдно вперед и сомнений в серьезных производительных качествах и намерениях господина Ламберта не оставляла. Я не рискнула оглядываться, затылком чуяла, куда заточены взгляды всех дам. Не дожидаясь разрешения, мужчина уселся напротив Клары. Перевел взгляд на ее лицо. И больше не снял. Впервые в жизни я узнала, что некоторые поговорки можно понимать буквально. Господин Ламберт положил глаз на бедную Клариссу.

Она немела, бледнела, краснела, куска хлеба не могла проглотить, глотка вина не смела выпить. Только приворожено глядела на брюнета напротив. Тот спокойно ел. Ее неестественное внимание ничуть не мешало уверенному в себе мужчине лопать радужную форель на гриле с овощами.

Я растерялась. Я не знала, как поступить. Устроить скандал, так вроде бы ничего не происходит…

В какой-то момент Клара словно вынырнула из дурмана. Повернулась ко мне и обессиленно сказала:

– Пойдем спать, пожалуйста. Я очень устала.

Губы господина Ламберта раздвинулись в усмешке. Он отвернулся и велел налить себе еще вина.

– Я лягу поперек двери, – заявил Гарри, – а ребята устроятся в гостиной.

Я согласилась. Пятеро охранников заняли места у дверей и окон. Я раздела Клару и разделась сама. Мы легли в мою кровать, обнявшись, как сестры. Как в детстве держались друг за друга, начитавшись страшных сказок. За гляделками негодяя Ламберта я совершенно ничего не съела. Но усталость победила голод. Засыпая, я видела, как Сердитый Гарри читал небольшую книжицу под светом яркой луны.

ГЛАВА 4. Промазал!

Мила

Я проснулась от звука. Тихая приятная мелодия. Откуда? Флейта, скрипка, клавесин. Клавесин особенно изумил. Дорогой инструмент, встречается в замках, дворцах, да и то не во всех. Я три года обучалась игре на клавесине. Считается, что у меня талант, но я не верю. Я ж не глухая. Тот, кто исполняет ночную мелодию владеет настоящим мастерством. И скрипач. И флейтистка. Почему я решила, что на флейте играет седая миниатюрная дама в траурном платье?

Что за мура лезет в голову? Я резко села. Музыка продолжилась. Место на подушке рядом пустовало. Клара! Корова волоокая! Он ее все-таки приворожил, колдун проклятый!

Я вытащила из-под подушки миниатюрный самострел. Да! я не так проста, как кажусь. Я натянула галифе, запихав в широкие штаны ночную рубаху.

Луна взошла. Я мысленно сверилась с календарем. Третий час утра. Я получила хоть домашнее, но весьма приличное образование. Для девицы моего статуса, даже чересчур.

Конюший спал у порога, свернувшись калачиком, как маленький ребенок. Книжка его лежала рядом. Я бесшумно подошла и подняла толстенький томик. “Все об инкубах и суккубах. Издание семисот-ое, дополненное”. Подивившись выбору конюшего, я обошла его скрюченное спящее тело и скользнула за дверь. Музыка в голове звучала ненавязчиво плавно. Интересно, слышит ее еще кто-нибудь?

Дверь в соседний номер была приоткрыта. Словно приглашала зайти. Я подобралась на цыпочках. И балету меня учили в детстве. Я застыла на кончиках пальцев и заглянула внутрь. Тяжелый огнестрел холодил бедро и давал чувство храброй уверенности.

Хьюго

Я не особенно люблю девственниц. Вечно пищат, жалуются, и требуют жениться. Толку от них как от партнеров, за редким исключением, никакого.

Прелестная малютка Милена девственницей не была. Разумеется, я подстраховался на этот случай. В яркий момент страсти уколол булавкой подружку в нежное местечко между стройных ножек. Заткнул ранку кружевной сорочкой. Получилось вполне правдоподобное пятно. На миг сделалось противно: никогда до этого не прогибался перед псами Всеблагой. И через секунду простил себя. Не торчать же на самом деле вечность в Святой Каталине, если златовласка честь свою для меня не уберегла.

Мы чудесно поладили к общему удовольствию. Я не стал будить ее до конца, подозревая, что она страшно болтлива, как все девчонки. Не хватало еще, что бы на звук сюда явился здоровенный охранник или ее псевдобратец в берете.

– Я хочу целовать тебя везде, любимый, можно-можно-можно, – шептала горячо малышка, раскрепощенная моей магией абсолютно. Я великодушно кивнул.

Мы устроились в широком кресле посередине комнаты. Щедрая луна позволяла видеть красавицу в подробностях. Я отправил ее на колени перед собой.

– Знаешь, как собачки делают язычком? Быстро-быстро лижут все вкусное и сладкое. Вот так, – я, смеясь, показал, как, – вот так, умница!

Я убедился, что подруга меня поняла, приподнял себя и подставился быстрому горячему касанию. Слюни текли рекой и капали. Несостоявшаяся чья-то невеста полировала мои яйца с хлюпом. Щекотно бешено, я ржал и терпел. Сколько мог.

– Все. Погоди, милая.

Я поймал барышню за подбородок и придержал, заставив замереть. Провел болезненно тугой головкой по мягким губам. Мммм! Этот момент я особенно люблю!

– Открой ротик, дорогая, сделай мне приятное.

Я слегка подправил ее позу, чтобы лучше смотрелось со стороны. Я ведь тоже своего рода художник. Длинные волосы блондинки сверкали в золотом свете луны и колыхались в такт фрикциям, метя кончиками по ковру песчинки и мелкий мусор. Шаги в коридоре. Наконец-то! Я шире распахнул халат и расставил ноги.

Мила

По лестнице кто-то поднимался, я услышала звон железных набоек по ступенькам и шуршание длинной юбки. Ничего не оставалось, как нырнуть внутрь чужого номера. Мне повезло: сразу за дверью обнаружилась вешалка с одеждой. Я обхватила ночнушку руками, как могла, чтоб не выдала белизной и нырнула в чужие вещи.

Человек в юбке и подкованных сапогах остановился в двух шагах от меня. Вздохнул почему-то тяжело и притворил за собой дверь.

Из комнаты донеслись странные звуки. Как будто кто-то без ложки, через край хлебал из миски горячий суп. Откуда здесь суп? Я отказывалась верить своим ушам.

– Какая гадость, нечестивый! Сейчас же прекрати! Имей уважение к моему сану! – грубый немолодой голос приказывал. Возмущение и брезгливость.

– Плевал я на твой сан. Вот баба, вот кровь. Если надо, то я повторю шоу для зрителей. Что скажешь? В расчете? – баритон соседа не узнать невозможно. Ухмыляется.

– Да угомони ты ее, извращенец!

– Завидуй молча, серорясый!

Они орали шепотом.

Я выглянула из-под шубы в комнату.

Я выросла в большом дворце, набитом господами, слугами, охранниками, торговцами, рабочими и, Всеблагая ведает, кем еще. Я знаю, что такое минет. Бедняжка Клара была похожа на живую рыбу, насаженную садистом поваром на шампур. Ладно. На счастливую рыбу. Может быть даже, на самую счастливую.

Господин Ламберт поймал Клариссу за подбородок, аккуратно вынул себя из замершего неподвижно рта. Сказал:

– Посиди спокойно, детка, отдохни.

Он взял ее ладошки и сложил в молитвенном жесте на обнаженной груди девушки. Потом собрал волосы и разложил по плечам так, чтобы они укрыли Клару золотым плащом.

– А? Как вам, уважаемый слуга Всеблагой? Красиво?

Он ухмылялся, издевался и гордился одновременно.

Кларисса застыла на ковре прекрасной статуей.

Меня затрясло от возмущения. Какая сволочь! Гад! В куклы он играет живыми людьми! Маньяк!

– Это не она, – проговорил взрослый мужчина в монашьем одеянии, – ты промахнулся, Болт!

ГЛАВА 5. Договор

Хьюго

Что-то такое я подозревал. Уж слишком дело гладко пошло. Но надеялся проскочить. Неназываемый любит подшутить над человеком. Я, правда, не человек. Да в данном случае, какая разница? Я мужчина.

– Не та?! – возмутился я почти искренне.

Доктор Мартин, так, проболтавшись, назвал его один из подчиненных, тяжело вздохнул и принялся объяснять. Почему златовласка не тянет на невесту принца. Я в оправдание предъявил медальон с портретом. Слуга Всеблагой болезненно поморщился. Он сегодня открыто демонстрировал, насколько ему не нравится возложенная на него миссия. Почему? Сутки назад зануда Мартин собой гордился. Флюгер развернулся на оси? Брысь, вопросы! Я не занимаюсь разгадками чужих мотиваций. Я гениальный индикатор и генератор похоти. Я чую ее на расстоянии. Пью, ем, режу в куски. Остальное – без меня.

Где-то в районе входных дверей я услышал шорох. Что?

Мила

Я сидела под вешалкой тихо, как мышь. Вдыхала сумасшедший аромат одежды хозяина номера и подслушивала. Мелодия в моей голове сделалась едва слышной и украсила себя ироничным барабанным ритмом, словно насмехалась надо мной. Или сама над собой.

– Как же я ее найду? Или мне перетрахать всех здешних девок от… Сколько лет невесте? – проговорил раздумчиво Ламберт.

– Точных данных нет. вроде бы около двадцати. Натуральная блондинка, девственница – это достоверные сведения, – голос человека в юбке не отличался уверенностью.

– Слишком расплывчато. Рост? Цвет глаз? Худая, толстая?

Господин соблазнитель явно не хотел снова в лужу. Решил подойти к делу серьезно. Задавал вопросы. Его собеседник не знал ответов. Ну и парочка заговорщиков! За ужином, при свете ламп в столовой, мсье Ламберт выглядел куда как сообразительнее.

– Да! Скорее всего она могла поменяться платьем со своей горничной! – счастливо осенился мыслью старший мужчина, – наш человек докладывал, что объект обожает театральные спектакли, сама ставит различные представления. Да! Она определенно могла затеять маскарад. Ищи среди горничных, Болт!

– Ага! Двадцатилетняя горничная-девственница, – знакомо похабно заржал Ламберт, – если такое чудо здесь есть, я обнаружу его еще до обеда. И не называй меня Болт, серорясый!

– Да как же тебя называть, нечисть? – презрительно фыркнул монах.

– Я господин Хьюго Ламберт.

– Я мессир доктор Мартин.

Они не подали друг другу руки. Просто глядели в упор минуты три. И разошлись.

Мимо меня прошуршал тяжелый подол, и процокали каблуки. Я видела массивный перстень с прозрачным камнем – символ служения Всеблагой, на среднем пальце правой руки священника.

Я недоумевала: как вернется обратно завороженная Кларисса. Неужто своими ногами?

– Выходи, – раздалось в шаге от меня, – все подслушал? Сильная мужская рука схватила меня за шиворот и вытащила на лунный свет.

Хьюго

Я так и чуял, кто засел в моей шубе. Это та смешная девчонка, что прикидывается парнем. На мой нюх, совершенно бездарно. Но остальные то ли верят, то ли им плевать. Пришла за своей младшей сестренкой. Да уж не повезло бедняжке, жить рядом с таким симпомпончиком вряд ли весело. Вытаскивает ее, поди, из чужих кроватей через раз на третий. Да мне дела нет. йедем дас зайне, как говорят коллеги доктора Мартина.

– Рассказывай, – велел я вполне дружелюбно. Подошел к столу, налил сладкого вина в прозрачный фужер. Я люблю вкусные и красивые вещи. Протянул: – печенья хочешь?

Человек кивнул и подошел ближе. Я как бы случайно коснулся его рукой, передавая тарелку. От созданья не пахло ничем интересным. Так, по мелочи: испугом, любопытством, миндальным мылом, ромашковым кремом. Вот злостью тянуло будь-здоров. Прикольно. Я решил повестись на ее игру. Парень так парень.

Созданье беззвучно запивало сухие бисквиты мадерой и помалкивало.

– Как тебя зовут?

– Мики,

Тонковат голосок. Трусит. Мне в голову пришла мысль. Я улыбнулся.

– Вот что, Мики, ты ведь постоянно трешься среди дамочек из общества? Из тех, что обедают в господской столовой. Так?

Парнишка кивнул. Протянул тонкую руку к банке и сцапал еще одну печеньку, сладкоежка.

– Разведай-ка мне, кто из них собирается замуж в ближайшее время. Ок?

Парень хотел ответить, поперхнулся сухим бисквитом, закашлял. Я плеснул ему еще вина и постучал по спине. Худышка, позвонки и ребра можно пересчитать через полотно рубахи.

– А что мне за это будет? – хрипло спросил он, раздышавшись, – женишься на моей сестре, ублюдок?

Ого! Я рассмеялся. Характер, однако! Я его щелчком в лоб легко успокою насмерть, а он в бутылку лезет! Красава! Всегда мне нравились рисковые ребята. Сам такой.

Мила

Я в полном ужасе слушала сама себя. Что я говорю??? Но заткнуться точно не получится. Меня несет. Неостановимо. Я знаю за собой это чувство.

– Мерси за предложение, но нет, – ржет от души сволочь Хьюго Болт. Разглядывает светлым непонятным взглядом из-под полуопущенных ресниц. – могу предложить кое-что интереснее.

Я сглотнула ужас и дрожь, только бы не стошнило. Запила приторно сладким вином. Сделала заинтересованное лицо. интересно, получилось?

– Я сделаю так, что твоя сестричка все забудет. Даже смутным сном в ее памяти ничего не останется. По рукам? – господин Ламберт протянул мне ладонь. Улыбался вполне порядочным человеком.

– Я не пожимаю рук, – я не могла заставить себя к нему прикоснуться. Нет и все. Остальное – занятно. – я согласен.

Он убрал руку в карман халата. Вроде бы не обиделся. Подошел к спящей с открытыми глазами Клариссе. Положил ладонь ей на лоб, провел, легко смахнул что-то в сторону и дунул.

– Уводи. Завтра поговорим. Мики.

По-моему, он хотел заглянуть мне в лицо ближе, но я удачно присела перед подругой на корточки. Услышала негромкий хлопок в ладоши над головой. В тихом оркестре в моей голове остался только клавесин.

Потом я надела через голову бедной Кларе ее сорочку. Вид темных пятен вызвал тошноту и злость. Я поквитаюсь с кукловодом-соблазнителем! Пусть только откроют Перевал, и мой любимый доберется сюда! Ничегооооо… земля круглая, жизнь длинная.

Клара, двигаясь мелкими шажочками, словно японская гейша, вышла в коридор.

– Добрых снов, – догнала в спину противная улыбка.

ГЛАВА 6. Поиски

Мила

Утро выдалось на диво. Солнышко выглядывало из-за влажных пузатых облаков, влезших на небо прямиком с картин Пуссена. Снег продолжал тихо падать. Ночью был ветер и сдул в пропасть достаточно снежной массы, что бы избалованные городские животные и всадники могли чувствовать себя уверенно на широком дворе гостиницы.

Клэр, а сегодня мне почему-то хотелось называть ее взрослым, аристократическим именем, красиво обогнула широкий периметр постоялого двора. Ее розово-лиловая амазонка ярким цветком напоминала, что где-то есть лето. Крапчатая кобыла вела себя прилично. Но я видела, как внимательно наблюдает за красивой парой Сердитый Гарри. За ними обеими глаз да глаз. Я тронула красавицу Вишню перчаткой между ушами. Это был наш собственный жест. И мы пошли параллельно крапчатой парочке в лиловой амазонке.

Второй этаж здешнего как бы отеля опоясывала широкая веранда, разделенная на балконы по сегодняшней моде. На центральный вышел под ласковые лучи утреннего солнца мужчина. С непокрытой головой, обнаженный сверху, в низко сидящих пижамных штанах он слегка подпрыгнул и уцепился за балку перекрытия. Стал подтягиваться вверх, красиво напрягая мышцы. Шелковые штаны еле держались на честном слове и круглом заду красавчика.

Я внимательно смотрела на Клариссу. Та разглядывала мистера Ламберта с плохо скрытым восхищением.

– Какой интересный мужчина! – вздохнула девушка.

– Не знаю, – я пожала с сомнением плечами. Ждала, что скажет еще моя ветреная подруга.

Тем временем интересный мужчина закончил с физкультурой, повернулся к нам в профиль, приспустил штаны и спокойненько отлил через перила в заснеженный палисадник.

Разумеется, мы громко прыснули и отвернулись.

– Простите, дамы! Я вас не заметил, – засмеялся наглец. Не заметил он! Дважды наглец! – Доброго утречка, барышни!

– И вам! – не оборачиваясь, ответила Клара.

Я следила за ней во все глаза. Она, как почти всегда и где угодно, слегка флиртовала с Ламбертом. Мужчина отвечал. Пара беседовала, словно едва знакомые люди.

Неужели господин Хьюго не солгал? Кто же он? Колдун, без вариантов. И наверняка с лицензией, раз может разгуливать где угодно. А если сотрудничает со слугами Всеблагой, значит уровень в своем деле имеет немалый. Тогда почему один? Где его слуги, карета, всякое-разное, что приличествует сановнику? Я дочь губернатора самой большой провинции Королевства. Пусть отдаленной и в полном смысле слова провинциальной, не суть. Мне довелось повидать сановников какого угодно пошиба. Не тянул красавец Хьюго на вельможу. Я бы его урожденным дворянином сочла с большой натяжкой. Манеры хоть куда, понтов шикарных куча. Взгляд не тот.

Пока я колыхалась в седле и сомнениях, Клара и Ламберт договорились позавтракать. Да не в душной столовой, а на воздухе. У самой границы каменного плато и Гряды. Я рассердилась. Кто будет организовывать этот летне-зимний пикник? Охрана? У нас даже горничных с собой нет. Но полуголый господин с балкона уверил, что справится сам.

– Жду вас, дорогие мои, у ограды через час! – наградив всех желающих белозубой улыбкой, мужчина скрылся в номере.

– Как он мне нравится, – вздохнула Кларисса, – такому можно многое позволить…

Ну да. Если еще осталось что-то, что ты не позволила ему вчера. Я отправила Вишню шагом вперед, зная, что крапчатая пойдет за ней, как привязанная. Мне всегда казалось, что Клара любит яркие амазонки куда сильнее, чем прогулки верхом. Исключение составляет только Городской сад воскресным днем.

Я искренне удивилась, когда через час слуги вынесли из таверны столы, стулья, скатерти, посуду. Привлечённая теплой солнечной погодой и возможностью покрасоваться, вся чистая и не очень публика разрядилась в лучшее и уселась завтракать. Фантастически щедрый Ламберт угостил всех стаканом вина на выбор и печеньем, какое в буфете нашлось. На свежем воздухе аппетит напал на дам и кавалеров со скоростью снежного обвала. Подавальщики сбились с ног, исполняя желания. Кстати, на горизонте слева в бело-синих стогах облаков отчетливо проскакивали линейки молний. Придет ли гроза сюда – тема застолья. Мужчины авторитетно высказывались. Дамы ойкали и оценивали друг друга. Стоял разноголосый хор болтающих и жующих.

– Что скажешь?

Я едва не вздрогнула. Господин Ламберт, нежно улыбаясь, переместил малышку Клару месте со стулом влево и втиснулся.

– Вы о чем, господин?

– Не придуривайся, Мики, соблюдай договор.

– Я не придуриваюсь.

– Тогда пошли по кругу справа налево. Рассказывай.

Еда мужчину не волновала совершенно. У него даже тарелки не было. Я осторожно выглянула из-за широкого плеча в блестящей шубе. Кларисса страшно удачно общалась с молодым человеком в красном военном мундире. Лейтенант, кажется. Вовремя он появился рядом. Или Ламберт подсунул моей подруге кавалера, чтобы не мешала?

– Видишь, как я все отлично устроил? – он наклонился близко. Говорил, шевеля дыханием волосы на виске. Ментол, гавана, клубника со сливками и в меду.

В голове возникла флейта. Как у Моцарта: пара-пара-пам-па-па. Нет у Моцарта не так. Всеблагая! Не важно.

– Ты меня не слушаешь?! – возмутился партнер. К флейте нахально присоединился барабан.

Я отчаянно замотала головой, прогоняя ненужные звуки:

– Я тебя слушаю!

– Не злись, пацан. Чо завелся? Все норм, – ободряюще улыбнулся мужчина.

Вот умеют некоторые улыбаться так, что хочется прибить! Черные волосы Ламберта сами собой завивались в локоны и лежали на плечах красивенько, как у столичного щеголя. Он поймал мой сердитый взгляд и обеими руками закрутил их назад в жгут. Как будто мечтал угодить.

– Я не злюсь, – отрезала я, злясь еще больше. Чертова флейта в моей башке попыталась соорудить вариацию на тему «Болеро», перевирала безбожно.

– Тогда начинай, – просто сказал господин Ламберт. Опять улыбается гад!

Я заговорила о дамах, о которых хоть что-то знала. Успокоилась. К моему удивлению, спасибо болтушке Кларе, я могла вставить пару слов о многих.

– Шестая слева. Ботаника Эфф. Дочь камергера Двора.

– Ботаника? – изумился красивый мужчина.

Прищурился, скатал из крахмальной салфетки трубку и глядел сквозь нее на девушку.

– Так ее представил вчера сопровождающий. Двадцать два года, едет к жениху, чтобы подтвердить помолвку. Везет ее дядя со стороны отца. Все чинно и респектабельно. Девица, – я почти слово в слово повторила все, что насплетничала мне подруга.

– Ты издеваешься, – утвердил господин Ламберт, – она страшна, как смертный грех. Гляди.

Он передал мне импровизированную подзорную трубу. Веселится. Я и без его салфетки видела, что судьба обделила мамзель Ботанику привлекательной внешностью. Моя кобыла Вишня рядом с девушкой – венец творенья. А если судить по платью, то и с мозгами у барышни не очень.

– А что? – упрямо возразила я, – фильтры поиска: невеста, около двадцати, невинная блондинка. Все сходится.

Красавчик Хьюго расхохотался:

– Не знаю, Мики, какое приданое несет в клювике малышка Ботаника своему отважному женишку, но вряд ли это сам Принц. Никогда не поверю!

– А причем здесь Принц? – внутри мгновенно похолодело и замерзло.

– Соображай быстрее, парень, не разочаровывай, – ухмыльнулся мсье Ламберт, – дотумкал? только тссс! Это смертельный секрет.

Я догадалась. Да ведь он ищет меня!

ГЛАВА 7. Волшебники

Хьюго

Все-таки она странная. Женщиной толком не пахнет. На меня не реагирует вообще. ВООБЩЕ! Как это может быть? не понимаю. Не девственница, а как-то так. Надо бы ей под юбку залезть и посмотреть глазами, и пощупать руками. Но добровольно не даст. Вот чую. К гадалке не ходи, станет драться. Я не насилую женщин. Я инкуб. Почему же…

– А вы горничных смотрели?

– Ты женщин не любишь?

Мы сказали одновременно. Я смутился, хотя зачем это мне? крошка захихикала. В парня рядится она все же удачно. Никто не замечает. О!

– Послушай, а как тебя зовут? Полное имя есть?

Я временно отложил свой вопрос про то, кто кого любит. Барышня поджала губки.

– На нас все смотрят, – проговорила она, не разжимая рта.

Вообще-то смотрят на меня. На меня все смотрят всегда и везде. Я привык. Я огляделся. Действительно. Публика за столами перешла к кофе и любопытству. Кто и с кем. О чем.

– Прогуляемся?

Я галантно предложил парнишке руку, поднял со стула и повел в сторону от общества. Но не настолько далеко, чтобы интересующиеся вообразили, будто мы ищем уединения. Хёгг! Какие длинные фразы!

Мила

Всеблагая! Как же мне себя назвать? Он звал вчера Клару Миленой. То есть, кто-то ему рассказал, но криво. Конечно! Скотина Ламберт ищет блондинку около двадцати лет. Кларе восемнадцать, мне двадцать два. Она яркий блонд, ее волосы выбелены дополнительно-специально. А мои просто светло-русые. Гад-соблазнитель может просто не заметить таких вещей, ведь он мужчина. Какая твердая у него рука. Сухая и теплая. Почему не отпускает мои пальцы? Нарочно? Колдует? Подслушивает мысли? Ведь это неприлично, в конце-то концов. Соображай быстрее, Мики!!

– Так что насчет имени?

Он остановил нас возле заснеженной скалы. Такие места просто созданы для лавин. И вдруг провел указательным пальцем по тыльной стороне моей ладони. Я машинально дернулась отобрать. Но мужчина держал крепко.

– Все зовут меня Мики. Руку отдай!

Я снова дернулась. Он сжал крепко, почти больно и сразу отпустил.

– Что за игры? Люди черт знает, что могут подумать, – проворчала я, разминая пальцы.

– Люди – идиоты, все время выдумывают всякую фигню, – пожал плечами господин Ламберт. Расправил красиво смоляные локоны по плечам и даже тряхнул головой, чтобы получше волосы легли на мех его блестящей шубы, надел перчатки и произнес: – значит, придется заняться этой лошадиной красоткой Ботаникой.

Я опешила от зигзага его мыслей. Зачем?

– Но ведь это наверняка не та, кого ты ищешь! Ты же сам сказал!

От возмущения я перешла на «ты».

Он провел пальцем в тонкой кожаной перчатке по моей щеке. Запах парфюмированной кожи тянул штук на двадцать больших золотых монет.

– Значит, мужиков ты не любишь. И баб, по-моему, тоже. Мальчик Мики.

Хьюго придвинулся близко, и наши взгляды сошлись. Кончики пальцев на ногах стало пощипывать. Потом на руках. Потом зачесался нос. Я не удержалась и громко чихнула. Брызги попали на его лицо. Неведомо откуда прилетела черная кисточка, вроде тех, что бывают на хвостах у львов или ослов, обмахнула мои слюни с красивой физиономии и сунулась в пасть мсье колдуна. Он облизал шелковистый шерстяной комок со смаком и выплюнул. Секунда и все закончилось. Я пялилась в полной прострации. В обморок упасть, что ли?

– Ну-ну, малыш, возьми себя в руки. Я слегка увлекся. Ты ведь никому не расскажешь, да? Чего только не бывает между нами, волшебниками, – проговорил он равнодушно и отвернулся.

Потом поднял руки и потянулся с силой вверх, громко хрустнув суставами. Сразу растерял всю свою куртуазность.

– Пойду малютку Ботанику трахну, – сообщил Болт Ламберт снежным скалам и синему небу.

– Для чего? – не удержала я глупого вопроса.

– Для здоровья, – ответил мужчина через плечо. Грубо и цинично.

Засунул руки в карманы шубы и пошел в здание, забыв обо мне напрочь.

Хьюго

Я шел и злился. Не понимаю! Я ненавижу, когда обстоятельства касаются меня лично. А я их не понимаю. Причем в башке крутилась нужная мысль, но ухватить ее не удавалось. Неназываемый! Нахрена мне сдалась эта девочка-мальчик? Тут я вспомнил и хмыкнул. Слюнки у нее сладкие, как карамельки. Я бы ее облизал. В башке сразу возник силуэт тоненький и голенький, босиком, на цыпочках и в красном берете на шёлковых коротких кудрях. Тьфу!

Я рассмеялся над собой. Я не умею долго злиться. Я люблю исполнять свои желания.

Не раздумывая, я стукнул костяшками пальцев в номер господ Эффов. Мне открыл тучный мужчина. Я без разговоров отправил его спать. Красавица Ботаника удачно готовилась вздремнуть после пикника. Свежий воздух способствует. Ей прислуживала молодая горничная, стройная и с хорошим тылом. Но когда она обернулась, я сразу понял, что тройничок не состоится. Не в этой спальне. На фоне служанки хозяйка смотрелась почти красавицей.

Я заглянул барышням в глаза. Они понятливо успокоились. Ботаника в широкой постели, служанка в кресле. Я присел на подлокотник. Перчатки еще не снял.

– Я знала, что ты придешь, красавчик Болт, – проговорила девица. Легла на бок и улыбнулась. Постучала ладошкой по шелковому покрывалу рядом, – поспеши, мой золотой.

Я офигел. Ну и девственницы встречаются мне в последнее время. Сплошной развод и обман ожиданий. Ладно. Все потом.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – спросил, раздеваясь.

– У тебя короткая память, Хью, как у всех инкубов, – она не спеша развязывала атласные ленты на желтом пеньюаре.

Что-то мне напомнил канареечный цвет ее белья. Соображаю я сегодня не важно. Потом.

*

– Ты завис, Болт! Никакого сдвига. Перевал откроют послезавтра, а у нас никаких результатов!

Доктор Мартин шипел, как рассерженный кот.

– Хочу напомнить, что я инкуб, а не ищейка. Моя задача соблазнять, а не разыскивать объект, закинув на плечо язык. Это вы не справляетесь с задачей! Дайте мне любую, и я ее соблазню с дорогой душой! – заявил я.

Мы встретились в коротком коридоре между кухней и общим залом. В моих карманах звенело золото, полученное от Ботаники. Руки чесались спустить его на зеленом сукне. Стоп! Что значит спустить? Преумножить! И никак иначе.

– Это ты сокамерникам в Святой Каталине будешь рассказывать, нечестивый! – огрызнулся пес Всеблагой, – когда останешься гнить там после провала!

ГЛАВА 8. Столичные новости.

Хьюго

Я не люблю алкоголь. Я почти не пьянею и глотать непонятно зачем невкусную вонючую жидкость не вижу смысла. Я предпочитаю сладкое вино и сладкое шампанское. Никакие кислющие брюты и экста-драи меня не заводят. Отнюдь. С табаком та же песня. Одно дело, когда лично сам выкуриваешь хорошую сигару на свежем воздухе или короткую папироску в постели с подружкой, и совсем другое, когда банда разношерстных, так называемых людей, дымит в низком помещении всякой дрянью. От придорожной травы до морских грибов.

Я поморщился. Слишком много собралось народу на постоялом дворе и в харчевне. Курить в общественном месте, согласно правилам Империи, запрещено. Но снова повалил хлопьями снег, и подданные Ее Величества вместе с остальными представителями рода человеческого смолили в общем зале, кто тайно, кто явно.

За лестницей на второй этаж втиснули низенький стол, и компания из шести человек засела в крепс. Я поискал глазами еще игроков. Время самое оно. Час до полуночи. И мне не нравится ставить мои деньги на капризы фортуны. Дверь в зал для чистой публики приоткрылась.

– Младшая пара, – обласкало мой слух, – старшая рука.

Я двинул на звук любимой мелодии.

В кармане шубы звенели монеты. Малютка Ботаника не поскупилась. Заплатила за любовь. У ведьм есть такая примета: на заплатишь инкубу золотом, он больше не придет. Неназываемый! Поставь памятник тому, кто это придумал! Даже самая распоследняя девчонка с рынка с крошечным даром, способная только печи чистить да зажигать, всегда прибережет для сладкого дружка желтую монетку. И попробуй не взять, реву не оберешься.

Я подошел к столу. Люди кивнули и раздвинулись, давая мне место. Игра началась.

В какой-то момент я понял, что пора уходить. Я чересчур увлекся, сделал последние четыре раздачи подряд. Нетрезвый купчина напротив косился на меня с подозрением. Длинный, как жердь гвардейский капитан вполне мог его поддержать. Получать по физиономии не тянуло никак. Следовало делать ноги, либо прощаться с частью денег. В смысле, проиграть пару раз. Я не жадный, но свои монеты не раздаю даром. Я чеканул и отправился на выход.

В дверях меня прижал пузом здоровенный мужик. Коричневый френч без знаков отличия. Штаны в цвет заправлены в хорошие сапоги. Плотно дыхнуло можжевеловой самогонкой. И я узнал здоровяка: охранник симпомпончика Милены и ее квази братца. Взял выходной? Уволился? Пойти, что ли, пощупать девочку-мальчика за тощие бока? Шальная мыслишка встретила отклик в штанах. Я ее хочу? Да ладно!

Я сделал шаг наружу.

– А я вот слышал, что известная служба Всеблагой Заступницы охотно пользуется услугами всякой нечисти. И лицензии им выдает, и деньги большие платит! – ни с того ни с сего громко выступил капитан гвардии.

Я передумал уходить. Вернулся в как бы задумчивости к буфету.

– Где это вас так просветили? – спросил купец, перекладывая карты в руке. Я через половину зала чуял, как он твердит про себя достоинство и масть каждого листа.

– Да вот так же, за карточным столом в Столичном клубе засиделись в холдем до утра. Разговорились, как водится.

– О! Я обожаю слушать новости из Столицы, – заметила баронесса.

Ее возраст не определялся. Что-то около ста. Я вообще подозревал, что она не дама. Хотя в сто лет какая разница?

– Сплетни, хотели вы сказать, – хрипло вставил охранник.

Мельком глянул в карты и накрыл их ладонью на столе. Именно такие точные движения, сотни тысяч раз повторенные, выдают настоящего игрока.

– Ходит устойчивый слух, что наш престолонаследник спутался с ведьмой, – прикрыв веером карт рот, негромко сказал купец.

Опасное выступление. Но десятилетний самогон штука коварная, так и тянет человека за язык.

– Не с ведьмой, в чем, по-моему, нет ничего страшного, кроме опасности дурных болезней. Он живет с суккубом. И эта новость выползла за пределы дворца, – словно бы между прочим заметил просвещенный офицер.

– Господа! Давайте вернемся к игре, – призвала всех дилер.

Все слаженно побросали карты на стол. Партия ушла за баронессой. Она отличалась редким везением. Работает в паре с дилером?

– Возвращайтесь к нам, господин Ламберт, – предложил толстяк.

– Слишком много шампанского, мутит, – я поморщился.

Это была чистая правда. Башка гудела от табака. Я опрокинул пару бутылок шампанского под хорошую манилу. Но дослушать разговор хотелось.

– А вы глотните минеральной здешней воды со льда, господин. Помогает, – любезно заметил кто-то со спины.

Как я не люблю, когда ко мне подходят сзади! Неприметный мужичок доверительно улыбался. В руках его был кувшин. Он поставил его на стол и велел буфетчику налить. Я ухмыльнулся. Совсем больной! Кто пьет из чужих рук?

Глядя мне прямо в глаза, мужчина сделал пару глотков из тонкого стакана и направился к зеленому столу. Его короткие сапоги цокали по доскам пола неприятно-знакомо.

У меня вдруг зачесалась левая ладонь. Это к деньгам, однозначно.

– Мы ждем вас, красивый мужчина, – зазывно пропищала баронесса. Я сдался.

С приходом новеньких игра пошла живей. Но и разговор не отставал.

– Как же отличить инкуба от человека? – вернулся к старой теме купец.

– А вам зачем? – поинтересовался неприметный дядя, представившийся то ли Смитом, то ли Джонсом.

– Надо же знать. Вдруг к жене привяжется. Воспитывай потом мальчишку с хвостом.

Все заржали, каждый на свой лад.

– Вряд ли инкубы запросто разбрасывают свое семя, – выступил ненужно я. Чертово шампанское! – гораздо вероятнее, что у вашего наследника случатся синие глаза, черные волосы и тонкий нос.

С дуру я приплел собственную внешность. И выложил каре на валетах.

Купец обиженно пропыхтел что-то себе под нос-картошку. Светло-коричневые глаза шарили по карточному раскладу.

– Старшая рука, – показала на меня дилер. И предложила освежиться.

Надо уходить. Я всегда безошибочно чую этот момент и не за картами тоже.

– Так что там с Его Высочеством? Он счастлив в своем необычайном романе?

ГЛАВА 9. Загадки

Хьюго

Баронесса пересела к окну, вытащила сигаретку из изящного портсигара. Гвардеец охотно дал ей прикурить. Сказал:

– Конечно он доволен! Такая любовница! Ни в чем не отказывает, хошь спереди, хошь сзади. Как хошь, так и делай. Говорят, Принц даже к столу не выходит, так увлечен. Опасаются смерти от истощения.

Мужчины тонко усмехнулись. Единственная столетняя дама хихикнула.

– Ее величество вне себя. То есть в большой озабоченности. Ведь парня надо спасать! Ищет отворотные способы. Пока все мимо, – сделал сокрушенный вид столичный знаток.

– Говорят, истинные девственницы хорошо помогают, – заметил мистер Смит, – их кровь как-то особенно работает…

– Отличить инкуба наверняка можно только, – перебил его охранник, – если заставить принять его истинный вид!

Сильно как он пьян. Полный туман в башке, я чую. Но на игре не сказывается. Если бы не пиковый валет, прилетевший мне на последней раздаче, партия была бы его.

– Да как же его заставишь? – искренне удивился я. Правда, как?

– Надо взять девственницу, – начал здоровяк.

Дальше не интересно. Задолбали люди своими невинными бабами! Воображают про них дикие небылицы. Считают, что мы боимся чистых дев. Да я столько имел их по жизни, не сосчитать! Внезапно доски пола пошли волной. Я быстро зафиксировался вертикально и понял, что соображаю не лучше мужика в коричневом френче.

Откланялся и пошел на верх.

В середине коридора имелась кирпичная арка и ниша за ней. Лучше места, чтобы получить по башке не придумаешь. Я громко дотопал ботфортами до засадной точки и беззвучно нырнул в темноту.

Аромат ужаса и миндального мыла. Теплое трепыханье. И шепот:

– Пусти!

– Что ты здесь делаешь?

Я был рад ужасно! Я сам не понимал, почему? Ухватил малыша за попу и прижал к себе. Ммм!

– Отпусти меня, извращенец! – она пыхтела, выворачивалась. Не сдавалась.

– Что ты тут делаешь, дурачок?

Хёгг меня забери! Я был нежен.

Я гладил ее по спинке. Не отпущу! Развел тонкие ножки, приподнял за попочку на уровень лица. Прижал к горячему себе. Мучился в сладком предвкушении. Мики затрепыхалась всерьез. Норовила пнуть коленкой в дорогое. Еще чего! Я испытывал такой приступ похоти, словно баб не видел год. Я нашел ртом ее губы. И.

Ну вот как она смогла? Как умудрилась? Звонкая пощечина залетела мне на левую половину лица. Ну теперь точно не прощу! Насмерть залижу!

– Болт, это ты? – услышали мы в двух шагах.

Застыли, как по команде.

Ясно, что молчать не имеет смысла.

– Я занят, – сказал я, зажимая сладкий ротик Мики ладонью.

Ее испуг пах изумительно. Слааадкий аромат! Клубничный. Да, я люблю клубнику. И сливки. Мммм. Пока девушка растерянно боялась, я отловил ее потную дрожащую ладошку и прижал к себе. Мммм! Свободной рукой я распустил шнуровку на рейтузах. Малышка Микочка мигом забыла трусить и возмущенно дернулась. Вот это точно нет. Я своей рукой поверх ее сердитых пальчиков сжал ствол и медленно провел снизу-вверх. Обратно.

– Мммм! – я застонал в голос.

– Да, когда ты все успеваешь, хёггов Болт! – возмутился пресловутый Смит.

Сверху-вниз. Хёгг! Еще. Моя подружка перестала сопротивляться. Сжала мой изнывающий конец сильно. так, как надо. Наконец-то.

– Даааа, – я не стеснялся. Но руки своей не убирал. Где-то на подкорке чуял: не надо. Мало ли.

– Жду тебя в твоем номере через две минуты! – зло сказал мужик.

– Я не успею, – тихо откликнулся я.

Вверх. Вниз. Еще. Еще. Неназываемый! что ж так сладко-то! у меня уши заложило. Как на морской глубине.

– Время пошло, Болт. Пеняй на себя!

Звук подкованных каблуков ушел по коридору дальше.

– Вот ты гад! Гад! гад! – ругалась Мики. Дергала обеими злющими ладошками за конец, не понимая, что счастливо ведет меня своим гневом к финалу.

На крайнем восклицании я кончил.

Ё! Неназываемый! Так бывает? фейерверк! Да я с приютского детства не припомню ничего похожего! Слабость пришла такая, что я чуть под ноги не рухнул.

– Ты меня испачкал всю, – проговорила барышня. И неожиданно расплакалась: – гадость!

Я зацепил мизинцем теплую мутную жидкость и размазал по пляшущим в страданиях губкам девицы. И не дав ей расплеваться, залепил поцелуем.

Хёгг! Я словно сто лет не целовался, до того приятным был поцелуй. Я замер, пережидая удовольствие. Короткая пауза и злой удар под дых. Удар меня не удивил и не наказал особо. Я не мог понять, почему старая, как мир, игра языков и губ приносит мне столько счастья.

– Мерзкое животное! Извращенец! Вот я доберусь до столицы, я тебе покажу!

– Что ты мне покажешь? – ухмылялся я.

Соображал неважно. Не мог понять, что меня гасит: несвежее местное шампанское или девчонка рядом. В девчонку я не верил, вырос из этих штанов давно.

Сладковатый вкус моей спермы и ее острый запах, мнилось мне, царили над всем.

– Я на тебя принцу пожалуюсь! – выпалила Мики.

Давно пора было отклеиться от девушки и идти в номер для жизненно важной беседы с очередным псом Всеблагой. Но я не мог расстаться с Мики. Нет и все.

– Ха! – я провел языком по нежной щеке. Девчонка дернулась, как от ожога, – нашла кому жаловаться! Вот уж кто извращенец из извращенцев! Мы с тобой дети по сравнению с Его Высочеством!

– Да как ты смеешь! – завопила она шепотом, – не смей имени его касаться своим поганым языком!

И тут раздался такой грохот, что заломило в ушах. А пол в коридоре вздыбился и ушел из-под ног.

ГЛАВА 10. Новые места

Мила

Мне приснилось, что голову мою засовывают в большую кастрюлю с кипятком. Та стоит на громадной раскаленной плите и булькает. В кастрюле ничего страшного не наблюдается. Просто очень жарко. И горло дерет наждаком. До того пить хочется. Пить кипяток невозможно. Почему? Если набрать в рот и подождать, он ведь остынет? Я мучаюсь этой проблемой. Долго. Внезапно надоело. Я проснулась и села.

Везде, куда ни глянь, простирался зеленый океан. Над головой яркое солнце горело в обесцвеченной зноем вышине. Подо мной гладкий щит из досок, выкрашенных светло-коричневой краской. Штанины над сапогами и края камзола пришпилены к дереву осколками стекла и металла. Я дрейфую в ритме Большой воды неизвестно куда.

Пары часов мне хватило, чтобы принять положение вещей. То есть. Я перестала бояться, ныть и выковыривать острые куски оконного стекла и непонятные обрезки чугуна из своей одежды голыми пальцами. Сняла шерстяной жакет, брюки и тонкую полотняную рубаху. Осталась в шелковой сорочке на бретелях. Потом чуть-чуть подумала и надела рубашку назад. Солнце жарило не по-детски. Длинные зимние панталоны я обкорнала перочинным ножиком по колено. Соорудила чепчик от солнца. Заодно обмотала остатками полотна руки и выдернула наконец осколки из одежды. Эти заботы заняли много времени, хотя неумехой и неженкой я себя никогда не считала. Мысли о питьевой воде постоянно бродили кругами в мозгу, но я делала вид, что их не замечаю. Пока получалось. Я призвала на память все, что читала о кораблекрушениях и спасениях на необитаемых островах. Вышла неплохая библиотека. Из камзола я мечтала соорудить навес. Но крайние доски не желали отрываться от куска пола коридора, который неведомо как стал моим плотом и единственной надеждой на спасение.

– Как дела, пупсик? – услышала я сквозь спасательные заботы знакомый баритон.

Не веря, обернулась.

Господин Ламберт в… я не знаю, как назвать кусок прозрачной от воды белой ткани на бедрах мужчины. Что-то вроде набедренной повязки тропических островитян. От срама не спасает, скорее наоборот. Привлекает к себе взгляд на раз. Зато если зубастый хищник океанский покусится на святое место мсье Хьюго, то тут могут быть варианты. Остальную одежду он смотал в небольшой тючок и нацепил себе на голову. Сапоги связал и повесил через плечо. Но самое главное! Ламберт стоял в воде. Та доходила ему примерно до середины бедра, плескаясь веселой волной на голый торс и остальное.

– Значит, тут мелко, господин Ламберт? – обрадовалась я.

– Мелко, да не очень, – поморщился мужчина, – не знаю, как ты, а я бреду в этой хёгговой воде часов шесть, устал, как верблюд. Можно, я присяду?

Я кивнула. Если честно, обрадовалась, что в океане я не одна. Конечно, Ламберт не производит впечатление порядочного человека, джентльменом его никак нельзя назвать. Особенно после крайнего нашего общения. Но все-таки…

– Прикидываешь, как будешь лопать меня в грустную минутку? – рассмеялся красавчик с тюком на башке, – предупреждаю, я не сдамся без бою, моя юная ведьмочка.

Я – ведьмочка? Я ооочень удивилась. Плот сильно перекашивало в сторону мужчины.

– Я лягу, ладно? Только не колдуй, умоляю, – он снова засмеялся.

Но глаза смотрят настороженно. И он знает, что я женщина. Хью вытянулся по диагонали плота, который сразу перестал подпрыгивать на мелкой волне и пошел ровнее. И протянул мне руку:

– Давай лучше познакомимся заново. Я – Хьюго Ламберт. Профессиональный игрок.

– И соблазнитель девушек по найму, – не удержалась я, блеснула знаниями, – за какие подвиги служители Всеблагой так крепко усадили тебя на поводок, Болт?

Я не спешила руку пожимать.

– Много будешь знать, ведьма, быстро выйдешь в тираж. Не хочешь со мной дружить? – он убрал руку, – зря. Мы очевидно идем по течению в Большом Халифатском заливе. Где-нибудь да к берегу пристанем. Халифат – мужская страна. Женщине одной там не выжить.

– Халифат?! – ужаснулась я, – это же на другом краю мира! Как нас сюда занесло?

– Тот же вопрос, – лениво согласился господин Ламберт. Положил одежду себе на грудь, чтобы не достала морская вода, и закрыл глаза.

Всеблагая! По-моему, он обиделся.

Хьюго

Я обиделся. Овца! На кой она мне сдалась? Пусть барахтается в стране беспредельных визирей, как хочет. Соблазнитель по найму! Это ж надо такое сочинить. Я-то, дурак, чуть не признался ей, кто я на самом деле. Да я просто выручить ее хотел. Чисто из общей любви к бабам. Ведьма! Недоделыш! Всей магии в ней – с наперсток, не больше. Однако. Я слишком хорошо помнил, как жестко скрутила меня похоть рядом с этой дурочкой накануне. Я чуть себя не потерял, так сладкими слюнями захлебывался. Она ведьмачила, больше там некому. Но зачем? Она меня на дух не переносит, слова доброго не услышал ни разу. Может быть, бессознательно творит? Я про подобное слыхал, но воочию видеть не доводилось.

Я следил за малюткой из-под опущенных ресниц. Как я так обмирал по ней? Из штанов выпрыгивал! Доска-два-соска. Ручки-ножки-спички. Штанишки зачетные до коленочек. Подсматривает за мной тоже, недоделанная. Мозг включила? Хочет диалога? Пусть первая начинает. В паху предательски потяжелело. Хёгг!

– Ой! – хихикнула бледнокожая ведьма тоненьким голоском.

Дорогой шиванский батист напрягся предельно на бедрах. Впился тонкими нитками в не вовремя очнувшегося меня.

Девчонка тихонько смеялась. Я разозлился:

– Не видела никогда?

– Нет.

– Ну и дура, – эпично высказался я. Сполз в воду и пошел рядом с плотом. На горизонте темнела тоненькая полоска. – Земля.

ГЛАВА 11. Ночь в пустыне

Мила

– Мы не успеем войти в город до заката. Ворота закроют, – со знанием дела заявил Ламберт.

Он взял за угол наш плот и втащил его на песок. Его мышцы здорово напрягались на сильном обнаженном теле. Я засмотрелась.

– Чо пялишься? Помог бы лучше, – хмуро заявил он, словно ему не нравилось мое любопытство, – я буду звать тебя, как раньше. Мики. Я решил, что парнем ты будешь мне выгоднее. Тем более, что на девчонку ты тянешь слабовато.

– У тебя нет татуировок, – поделилась я наблюдением с самозваным начальством, – что значит “мне выгоднее”? я не твоя собственность! Хватит командовать!

– Я сильнее, значит, я главный. Слушайся беспрекословно, Мики, и я, моооожет быть, помогу вернуться тебе обратно в Империю и не на закате жизни, – ухмыльнулся противно Хьюго Болт, оглядывая меня с ног до головы.

Я поняла, что спорить с этим ощипанным павлином сейчас бессмысленно. Да и небезопасно. Вернемся домой, тогда и посчитаемся.

Поэтому я решила сделаться окончательно простой и доброй.

Во-первых, действительно интересно, зачем белоручка Болт тащит обломок досок в сторону городских стен. Во-вторых, чем меньше во мне женского, тем проще жизнь рядом с сексуально озабоченным типом. Нового приступа близкого общения я не перенесу. Ну и третий аргумент: душка Ламберт действительно физически сильнее.

– А зачем нам плот?

Я выпустила любопытство на волю. Ответа не получила.

Город заметно приблизился. Тут и там в песчаных волнах, как по волшебству, появлялись пешеходы, всадники, палатки и костры. Ночь наступала. Тонкая бледно-красная полоска на западе становилась все уже. Мой спутник, казалось, ничего вокруг не замечал. Шел собственной дорогой.

– Самое странное, – заговорил после долгой паузы парень, – что у меня нет ни гроша. Я ведь до встречи с тобой основательно набил карманы. Я выиграл четыре раздачи! А это не кот начхал. Где деньги, ведьма?

Он так оглушительно рявкнул, что я подпрыгнула.

– Я не брала, – проблеяла я испуганно.

– Интересно, кто так над нами подшутил, а? – включил задумчивость Хью, – на досках мы переночуем, а утром загоним местным. Здесь дерево стоит денег.

Он пер плот к встающей впереди городской стене. Здоровенный он все-таки мужик. Хоть и прикидывается ломакой и дамским любимцем. Знать бы, что у него в красивой башке… может, это он как-то наколдовал и закинул нас сюда? И зачем? Может быть, ошибся?

Хьюго

Если бы я умел такие штуки крошить, зачем тащил бы доски по холодному песку?! Усвистел бы назад на Северную Гряду в постель милашки Ботаники.

Что эта фея о себе воображает? Разве можно думать такую фигню, да еще так громко?

– Как мне тебе помочь?

Я остановился и уставился на Мики. Как я мог запасть на это? Волосы склеились от морской воды…грязь под носом, что она им делала? Рыбой воняет…

– Не смотри так, Хью, – жалобно попросила барышня.

Никогда у меня не было младших. Ни сестры, ни брата. Я один по жизни. Подкидыш и нечисть. Всем обязан себе самому. Как ловкий парень по имени Фигаро. Да. Я бываю в столицах и театрах. Никогда не понимал, зачем они нужны.

Солнце окончательно село. Холодало до изумления быстро.

– Я не смотрю. Нужен ты мне. Слышишь?

Я бросил осточертевший плот на холодный песок. Где-то в пустыне неподалеку звенел ручей о каменистое дно. Пресная вода.

Темно, хоть глаз выколи. Мое зрение адаптировалось привычно быстро.

– Я ничего не вижу и ничего не слышу, – раздался тихий голосок, еще секунда и расплачется, – дай мне руку, Хью. Пожалуйста.

– Я схожу посмотрю, – начал я.

– Нет! Не бросай меня одну! Мистер Ламберт! Не уходите!

Она все-таки расплакалась.

– Но где-то есть вода, пить ты просила, – я попытался возразить.

Глядел, как девчонка слепо шарит в черном воздухе руками, боясь сделать хоть крошечный шажок. Вытянулась стрункой. Жалкое зрелище.

Я окончательно уверился, что лапал несчастную только по чьему-то зловредному навету. Но раньше я так не прокалывался. Никогда.

Ничего малыш Мики не хотел. Ни пить, ни есть, ни сесть, ни встать. Моя рука – все, о чем мечтал недавно гордый имперский прыщ.

– Ладно. Напяливай на себя все, что есть у тебя и будем спать.

Мики не ответил. Стоял беспомощно в двух шагах. Собственно, надевать нам было нечего. Все одежки мы натянули шустро, как только солнце коснулось края пустыни на горизонте. У меня остались сапоги на шее, а у малыша грязные и мокрые его штаны в кулачке.

Я взял несчастье за холодные пальчики, усадил рядом на доски плота. Жестковато, но это гораздо лучше, чем ледяной песок. Улегся сам и уложил Мики себе под мышку. Внутрь своей шубы, между прочим.

– Вы не могли бы, господин Ламберт, дать мне слово, что не станете покушаться… – раздался в ночи тонкий голосок.

Чой-то она запищала? Днем вроде нормально говорит.

– На что? – ухмыльнулся я, засовывая ее голые ступни себе между колен. Через толстый трикотаж чуял, как сильно она замерзла.

Я добрый, пусть греется.

– На меня, – малыш отважился закончить.

– Ничего подобного я делать не стану! – сказал я нарочито сердито, – вдруг мне приспичит?

Я на двести процентов был уверен, что не приспичит больше никогда:

– Что ж мне тогда собственное честное слово нарушать?

Плевал я на все слова, вместе взятые! Благородные игры меня не заводят.

Она уткнулась холодным носом мне в шею и захихикала. Потом поерзала и снова посмеялась тихонько. Я машинально прислушался к себе. Норм. Наважденья больше нет. Я спокоен, как угол дома.

ГЛАВА 12. Ошейник

Мила

Никогда я не был на Босфоре…(с)

Я растопырила глаза и вертела башкой на триста шестьдесят градусов. Всегда я мечтала побывать на настоящем востоке! Очередь на вход в город стояла длинная.

Мистер Ламберт, заметно возвышавшийся среди низкорослых местных, привлекал внимание. Да и я, откровенно говоря, тоже. Светила пунцовой, сгоревшей на вчерашнем морском солнце физиономией на весь арабский мир.

– Глаза в землю опусти, – твердил мне вполголоса Хьюго Болт, – нечего всем тут показывать, какого они цвета. Не надо впрямую глядеть. Здесь это не принято. Особенно на мужчин. Особенно, если они бьют жопы на арабских скакунах. Понял, Мики?

– Ага, – пробормотала я, не в силах отвести взгляда от потрясающей красоты и грации белоснежной кобылы, покрытой алой бархатной попоной с золотыми кистями. Копыта животного тоже не поленились выкрасить золотой краской. Нарядно! Всадник, немолодой и тучный, пялился на нашу парочку беспардонно и пощипывал ярко-рыжую бороду.

Господин Ламберт не заставил себя ждать, и звонкая оплеуха, обидная и болезненная прилетела мне в затылок.

– Ты что?! – возмутилась я, потирая пострадавшее место.

– Я с кем разговариваю?! – прошипел зло мой спутник, – оглох совсем?

Он вытянул из кармана блестящую, золотую по виду цепочку. Длинную, с ременной петлей на одном конце и тяжелым карабином на другом. Собачий поводок?

– Это что? – спросила я, невольно заражаясь шелестящим шепотом мужчины. Возмутительная догадка тревожила воображение.

– Самая дорогая такса на вход – туристическая, а самая дешевая – коммерческая для пешеходов. Денег у нас в обрез, поэтому пройдем таможню в торговом формате. Надевай на шею цепь, Мики. Хватит строить из себя имперского аристократа.

– Себе ошейник надень, Болт! Я свободный человек! – фыркнула я и отошла от верзилы.

Кстати. Он вытащил из внутреннего кармана шубы целую горсть сверкающих цепочек из желтого металла, разной толщины, с подвесками, кулонами, медалями, медальонами и без. Украсил всей этой ювелирной лавкой свою голую безволосую грудь в распахнутой меховой куртке. И на пальцы обеих рук нанизал десятка полтора перстней. Это называется: денег нет?

– Так, засранец, – Болт покончил с туалетом, выпрямился и уперся в меня пустым прозрачным взглядом, – либо ты слушаешься меня беспрекословно, и мы вместе ищем способ попасть обратно в Империю. Либо вали, как свободный человек, в жопу. Я знать тебя не желаю. Считаю до трех. Раз, два три.

Я смотрела на блестящий символ подчинения в его руках и не могла пошевелиться. Надеть рабский ошейник! Добровольно сунуть голову в петлю? Я не могу. Лучше пропасть тут пропадом. Можно с гибельным восторгом.

Внезапно Ламберт сделал короткое движение и обвязал мою шею цепью, защелкнув звонко карабин. Кожаную петлю надел на свое левое запястье и отвернулся.

Хьюго

Послушай, мальчик Болт! Я тебя не понимаю. Как брата спрашиваю. Нафига нужно это несчастье, чтоб я его еще уговаривал! Даже сожрать нечего в грустную минутку. Трахнуть? Что тут трахать? Загоню на невольничьем рынке и все дела.

Я натянул цепь, обмотав разок запястье. Мики уперся, но шажок ко мне сделал. Правильно. Дышать всем хочется. Я засунул руку в карман. Упрямый дурачок стал ближе еще на шаг. Глазки в пол убрала и носом шмыгает. Это опять правильно.

Мы вошли под арку в толстенной городской стене. Обдало прохладной волной разгорячённое лицо и тело. Ветер тревожил волосы на лбу и мех на шубе. Свистел, проносясь сквозняком из ворот в вентиляционные шахты в потолке. Продуманные ребята строили эту цитадель. Интересно, старые городские термы открыты? Я отдал чиновнику одну монету из двух, что выручил за плот.

– Если вы, сиятельный господин, пришли в наш благословенный город, чтобы совершить сделку на Северном Рынке, то можете не утруждать себя. Я готов предложить вам лучшую цену прямо здесь, – заявил безбородый таможенник, глядя в сторону и как бы не мне, – два имперских талера.

Ого! Выходит, белокожие пацаны пользуются спросом у местных ценителей живого товара. Сходу пару золотых дают. Я оглядел малыша на поводке с новым интересом. Мики напряженно прислушивалась к разговору. Понимает? И у нее, оказывается, хорошенький любопытный носик. Веснушки откуда-то выскочили. Не замечал.

Мила

– Ты за кого меня держишь, служба, – расхохотался Болт, – два золотых за белого невинного ребенка??? Ты меня не уважаешь.

– Хорошо, пять, – быстро и почти неслышно проговорил человек в чиновничьей форме.

– Пятнадцать, – ответил мой спутник.

Тут до меня дошло, что продают-покупают меня. Торговались сволочь Ламберт и офицер таможни на удивительной смеси многих языков. И я их понимала.

– Несусветная цена! Шесть.

– Товар свежий. Четырнадцать.

– Семь

– Абсолютно не тронут! Тринадцать.

– Восемь.

– Муха не сидела. Двенадцать. И это крайняя цена. Даже не бреется еще.

Свинья Болт ухмылялся. Длинный дядька замолчал. Очевидно, последний аргумент его сломил. Его глаза, глухо-черные, как дыры в пространстве, прочно приклеились к моему подбородку. Он протянул руку в мою сторону. Близко. Еще ближе. Я не знаю. Как это произошло. Я воспитанная девушка. Не дикарка с Островов. Никогда в жизни со мной такого не случалось. Я прокусила чужой вонючий палец до кости. Кровь попала в рот и потекла по подбородку. Я расплёвывалась соленой мерзкой гадостью во все стороны.

Офицер выл. Болт ржал до слез. Буквально валился от смеха на облезлую конторку, около которой вытянулся в поражении пострадавший, выпучив полоумные глаза.

ГЛАВА 13. Тринадцатая

Мила

– Я согласен, – зло проговорил таможенник. Очухался через минуту. Сунул кровавый палец в рот.

Лицо мужчины, к моему изумлению, отчего-то приняло мечтательное выражение. Всеблагая! Не дай узнать, о чем грезит этот тип. Тут он поднял голые веки и так посмотрел, что я невольно съежилась. Сожрет! На ремни нарежет!! Ну уж нет! Я расправила плечи. Вот не успеет! Сначала я сожру гада Хью! Нос точно откушуу!!

Хёггов Болт!!! Как смел он меня уговорить на рабский ошейник! Что ж, теперь каждый извращенец может торговать меня за пару монет!!! Такая злость во мне поднялась на предателя, аж затрясло.

Мистер Ламберт веселился до светлых слез под веками.

– Я передумал, – утирая чистую слезу чумазыми пальцами в сверкающих перстнях, прохрипел он, – такой темперамент мне самому пригодится. Я люблю веселых и живых ребят.

– Двенадцать талеров, бледный! Кто тебе еще такую пропасть денег даст! – задохнулся уплывающей мимо удачей чиновник.

– Не-не-не, – покачал головой свинья Хью, – я передумал.

Офицер покраснел, как свекла, схватился одновременно за саблю на поясе и свисток на шее.

Болт очень больно сжал мое плечо и оттолкнул к себе за спину.

Но тут в караульное помещение въехал давешний краснобородый мужчина на белой кобылице. Стало тихо. Я бы даже сказала, мертвецки благообразно. Заткнулись все, вплоть до сверчка в зеленом винограде за воротами. Обездвижились.

Я тоже ощутила сильную скованность во всем теле.

Наглец Ламберт спокойно вынул из одеревеневших пальцев таможенника гостевую бирку, взял меня за руку и вывел в город.

– Ноги, – скомандовал он.

И мы понеслись.

Я думала только о том, чтобы не потеряться. Народу кругом становилось все больше. Повозки, шатры и палатки. Животные. Люди всех цветов и занятий. Голосов и запахов море. Мы на бегу врезались в Большой Базар. Хью поймал меня за плечо и остановил. Я вспомнила о цепочке, болтающейся у меня на шее. Нащупала карабин и попыталась расстегнуть.

– Помоги мне! – заявила я. Громко и решительно.

– Оставь, – небрежно махнул рукой мой непростой спутник.

Глядел поверх голов, ища что-то. Не обращая внимания на мое возмущенное лицо, он взял конец цепи с ременной петлей и прицепил к шнурку на гульфике своих рейтуз.

– Ты не понимаешь, глупый Мики. Рабский статус защищает тебя надежнее всякой сабли. Никто не смеет прикоснуться к чужой собственности, это карается как воровство. И кстати! Заодно избавляет от любой ответственности. Чтобы ты не натворил, малыш, виноват буду я. Поэтому, расслабься и гуляй спокойно по базару. И не вздумай привередничать и дуться. Всыплю без предупреждения. Жрать хочу, как людоед!

По дороге нам попалась молоденькая разносчица крохотных дешевых булочек. Разумеется, нахалюга Ламберт тут же выдурил у нее парочку за поцелуй за ушком.

– Вообще-то, следует делать наоборот, – проворчала я, ожидая, что он поделится своей добычей. Слюна скопилась во рту мгновенно. Как же пахнет!

– Не понял, – он повернулся ко мне, с хрустом откусывая половину хлебца.

– Принято девушкам дарить что-нибудь за поцелуи, а не наоборот, – я невольно сглотнула голод и закашлялась.

– А, – ухмыльнулся сволочь Болт, забрасывая остатки булки себе в пасть, – можешь так и поступать, малыш. Я разрешаю.

И он небрежно с открытой ладони скормил мою долю вышагивающему мимо верблюду. И рассмеялся. Снял пригоршню черешни с лотка на голове у ничего не подозревающего мужика, торговца фруктами.

– Еще будут советы, указания, нотации, мой юный всезнайка?

Я промолчала. Я теперь точно знала, что бывают типы в жизни, которых не просто можно, а необходимо придушить.

Болт лопал солнечно-желтые ягоды, скусывая их с черенков белыми крепкими зубами. Торговка простоквашей, сметаной и молодым сыром загляделась. Он подмигнул женщине и облизал яркие сладкие губы. Та расхохоталась, что-то сказала. Я не поняла.

– Что она сказала? – спросила я раньше, чем подумала.

– Ничего интересного, – небрежно отмахнулся Хью.

И пошел вперед. Поводок между нами натянулся. Мне ничего не оставалось, как прибавить шагу следом.

Я засмотрелась. На крохотном пятачке за торговыми рядами высохший как мумия старик заклинал змею в плоской корзине. Он скрипел ей на дудочке печальный мотив, она раскачивалась из стороны в сторону. Если дед отрывал инструмент от губ, его тварь вскидывалась и страшновато шипела. Третий участник представления плевался чем-то вроде керосина и поджигал. Я столько раз читала про уличный цирк, что, увидев воочию, остановилась, как вкопанная. Не хватало еще жонглера с апельсинами или яйцами на одноколесном велосипеде. Публики кругом стояло немного. Стайка ребятишек, несколько женщин с кувшинами, трое ленивых зевак, да я без гроша за душой.

– Ах ты, гаденыш! – раздался знакомый злющий возглас.

Хьюго поймал в своем кармане мальчишку лет девяти.

– Дяденька, пустите, я случайно! Я не хотеел.

– Какой умелец учил тебя, сопляк, работать холодными руками!

Мужчина вздернул за шиворот пацана на уровень глаз. Потом перевернул его вверх ногами и потряс. Из несчастного посыпались мелкие монеты. Одна, больше остальных размером, блестела отполированным ребром.

– Это что?

Болт подхватил монету из пыли и опасно прижал к щеке ребенка.

– Писка, – мальчик зарыдал огромными, просто нереальными слезами.

– Что ж ты, босота, инструмент из пятака точишь! Копеечкой надо работать. Чей воренок?

Тут дед-заклинатель поднял на мистера Ламберта глаза. Радужка там до того выцвела, что взгляд казался совершенно пустым. Если бы не пронзительные точки зрачков.

– Инкуб, – четко произнес факир, тыча корявым черным пальцем в моего спутника, крикнул: – инкуб!

ГЛАВА 14. Вопли и марши

Мила

Раздался женский визг. Бездельники как-то сразу выпрямились, растопырили руки и пошли на нас. Еще какие-то люди взялись из ниоткуда.

Хью отбросил мальчишку в деда со змеей. Сказал сквозь зубы, не оборачиваясь:

– Беги. Живо. Не оглядывайся. Беги!

Он сунул, не глядя, мне в руку свой конец поводка и еще что-то, развернул за плечо и наподдал для скорости под зад. Коленкой, что ли?

Я помчалась. За спиной раздавались крики, улюлюканье и снова женские вопли. Мелькали, проносясь мимо, полосатые халаты, атласные шаровары, бороды, хиджабы и чалмы.

Кто-то пытался меня хватать. Не для того, чтобы поймать. Отнюдь. Любопытный здешний люд хотел знать. Что случилось?? Кого ловят, лупят, спасают? Или, не приведи господь, пожар?

– Пожар! – завопил кто-то догадливый. Его тут же поддержали.

Люди, животные носились во всех направлениях сразу. Некоторые успевали пройтись по чужим торговым лоткам и карманам. Я забилась в щель между перевернутой палаткой и забором. Надо перевести дух.

Чья-то чумазая рожа пыталась втиснуться в мое укрытие, на ходу развязывая пояс штанов. Я заорала:

– Занято!

Рожа испуганно пропала.

Первым делом следовало избавиться от ненавистной цепочки на шее. Я разжала кулак, сжимавший кожаную петлю. Хью умудрился всунуть мне гостевую бирку и единственную нашу монету. Как он так успел все продумать за полсекунды?

Отщелкнуть карабин мне не удалось. Я смогла только слегка сдвинуть звенья в кольце и увеличить удавку. Обдирая свои бедные уши, я вырвалась на свободу. Наученная кое-каким опытом, я спрятала деньгу и бирку в панталоны. Цепью обмотала талию на манер пояса. Мне показалось, что вид у меня теперь гораздо более независимый и воинственный.

Шум на рыночной площади стих почти так же мгновенно, как разгорелся. Я выбралась из укрытия и пошла назад.

Торговцы меланхолично наводили порядок в рыночном царстве. Поднимали из пыльной брусчатки все, что уцелело, и не утащили воришки и бездомные собаки, обмахивали полой халата или просто ладонью и выставляли на продажу снова.

Я не совсем уверенно помнила, как и откуда бежала. То есть, совсем не помнила. Я решила довериться своим ногам. Насколько я помню историю своих отношений с господином Ламбертом, именно ноги почему-то несли меня к нему безошибочно.

В какой-то момент в голове очнулась мелодия. Не та, что звучала во мне на Северной Гряде, но что-то в том же духе. Барабанный марш и сентиментальный до слезливого припадка клавесин. Скрипка затаилась и помалкивала.

Хью

В одном мне повезло точно. Сапоги. Мягкие ичиги никто не озаботился подбить железками. Здоровенные мужики пинали меня с душой, но все же не до смерти. Я прятал лицо. Прикрывал башку руками и вертелся ужом на утоптанной в камень улице. Мелкий засранец напялил мою шубу и носился кругами, подзуживая:

– Давай, братаны, отделайте его под орех! Учить он меня будет, как по чхерам работать, ухорез выкопался!

Один из мужиков присел рядом с моей башкой и в двадцатый раз спросил:

– Слушай, бледный, може ты и вправду инкуб?

– Ага, так он тебе и признается! Чтобы мы его страже сдали? Чо, он псих? – ржал мелкий вор и мел моей шубой базарную пыль.

– Ты поучи отца детей рожать, мелочь! Какая стража!? Апа сказал инкуб, значит так и есть! Сбагрим его цирковым.

Старший пнул меня под ребра для порядка. Ребра затрещали. Был бы я человеком, давно уже дух испустил. На губах вылезла кровавая пена, и я решил, что бессознанка – это хорошо.

Мила

Я вышла на знакомые задворки Рынка. И точно не с той стороны, с какой убегала.

Мистер Ламберт валяется без сознания. Лицо в крови, тонкая кружевная рубаха изодрана. Никаких золотых украшений нигде нет. Знаменитой шубы нет. Штаны и сапоги вместо черных даже не серого цвета, они грязно-желтые от пыли и не знаю еще чего. Не двигается. И рядом нет никого. Только давешний дед сидит на своем месте. Размачивает в чашке с водой сухую лепешку и сует по кусочкам в беззубый рот. Где остальная банда?

Я выросла в большом господском доме. Я умею обращаться с прислугой. Ничего сложного: хами и тыкай всем подряд. Главное – ни секунды в своем праве не сомневаться.

– Эй, старик! Подойди и посмотри, этот пьяница живой?

Я выставила правую ногу вперед и подбоченилась. Ткнула пальцем в неподвижного Хью.

– Ты кто такой, бледный? – ответил дед в своей теме.

– Я младший барон Мариньяк из замка Мариньяк! – выступила я.

Между прочим, я могла выйти замуж за этого придурка и сидела бы сейчас живехонька-здоровехонька в пресловутом замке. – ты сделаешь, как я приказываю, или я стражу позову?

– Всемогущий! – воздел руки к небу старик с дудочкой на шее, – что за день ты сегодня послал? Снова кто-то хочет позвать стражу…

– Кто-то!!! – я заорала, потом завизжала: – я потомок Мариньяка Рыжего, Мариньяка Смелого, Мариньяка Хи-Хи и Толстой Берты!!!

Я отлично помнила генеалогию славного рода, много столетий служившего моим не менее странно звучащим предкам. Если бы здесь вдруг обнаружился знаток имперских провинциальных фамилий, ему не удалось бы поймать меня на враках. Я вопила. Дед не поднялся с места.

Вернулись давешние мужики, лениво прислонились спинами к забору. Слушали меня с интересом.

– Тебе что надо-то, парень? – спросил один, когда я взяла паузу, чтобы отдышаться.

– Хочу, чтобы старик посмотрел, живой мой слуга или нет, а он сидит, как пень, – высокомерно заявила я.

– Это твой слуга? – изумился второй, – да ну? А чем докажешь?

– Да кто ты такой, чтобы меня допрашивать? – я гнала весь Мариньякский пафос, какой помнила, – были бы мы в Империи…

Первый перебил:

– Хвала Всемогущему, мы не в Империи. Давай-ка, бледный, ты сам покажешь нам карманы.

ГЛАВА 15. Поводок

Мила

Здоровяки сделали разом шаг ко мне. На их коротких жирных шеях я узнала кое-что из ювелирной коллекции мистера Ламберта. Я набрала в грудь воздуху побольше и заорала:

– Стража! Стража! Сюда! Грабят!

Тут дед взял свою трубочку и заиграл. Все так же скрипуче и уныло, но чуть иначе, чем своей змеюке. Преступные дяди застыли. Да и я почуяла некое оцепенение.

Барабан и клавесин в моей голове, притихшие было от имперских начальственных воплей, бодро исполнили веселую тему Марша солдатиков. От неожиданности я рассмеялась.

Дед вздрогнул и выронил свою волшебную жалейку прямо в змеиную корзинку. Его подружка зашипела неприятно и высунула треугольную голову наружу.

Мой марш повторился, только украсился свадебными вариациями. Вышло до того смешно, что я хихикала, пытаясь заткнуться. Но выходило только хуже. Ненормальнее.

Змея встала столбиком и ритмично подрагивала. Слышит?

– Инкуб и колдунья! – проскрипел старик, не отрывая взгляда от своей змеи, – кто из вас хозяин, а кто раб, хотел бы я знать.

– Много будешь… – начала я было говорить.

Змея улучила паузу и сделала выпад, цапнув деда за рукав.

– Ой! – ойкнула я от неожиданности.

– Продолжай, прошу тебя, – взмолился дедушка.

– А ты меня слышишь? – мне удалось восстановить концерт в своем сознании и одновременно задать вопрос.

– Нет. Я просто чувствую, что ты колдуешь, но как? Я не понимаю.

– Дать ему по башке, апа? – подал голос кто-то из его банды, – давай прикопаем имперского, а инкуба сдадим цирковым.

В отличие от пресмыкающегося на них мой чудесный внутренний марш не действовал.

– Нет! – возопил дедуля.

Я сделала многозначительную паузу, и змея тут же ринулась в атаку.

Я сделала музыку громче. Добавила танцевальных нот. Что-то островитянское и заводное. Рептилия прочно утвердилась на хвосте, изгибаясь в ритме сальсы. Нарядно.

Дюжие ребята с неподдельным интересом глядели на меня.

Самое время сматываться. Пока дедуля в состоянии управлять своими ребятами. Как же мне поднять Хью? И может ли он идти? Отделали его, похоже, на совесть. Даже жаль такую красивую физиономию! Локоны и рубаху – просто угробили в говно…

Хьюго

В говно!? Целый час разглагольствовала, какая она вся из себя барыня, а выражается как кухарка! И музон в башке сегодня гонит странный.

Я открыл глаза и сел.

– Глянь-ка, живучий! – непонятно чему обрадовался тот бандит, что всегда начинал говорить первым, – апа не промахивается. Как есть нечистый! Ща я тебя угомоню…

И он вразвалку пошагал в мою сторону.

– Стой! – закричала Ми. Высоковато берет. По-девчоночьи. – или я велю змее убить вашего деда!

Мужик остановился. Дед завороженно глядел на невиданную пляску своей подопечной. Только поднял руку в запрещающем жесте.

Девчонка отвязала от пояса знакомую удавку и кинула мне.

– Это еще что? – прохрипел я. Давно ни с кем не общался.

– Надевай на шею. Ты мой раб и слуга, – объявила Ми. В открытую не радовалась, но не грустила, точно.

Я хотел вздохнуть и закашлялся. Повалился на землю в пыль. Не так уж сильно я пострадал, но притвориться стоило. Для всех зрителей.

Теплая волна сочувствия мгновенно прилетела ко мне. Обняла. Я глянул на Мики. В огромных глазах стояли слезы. Свадебные ноты в ее детском марше зазвучали сильнее. Украсились звонкими фанфарами.

Змея хлопнулась в обморок на дно своей корзины. Дед со скоростью звука накрыл ее крышкой. Мужики стояли, открыв рты.

– Уходите, – просипел дед, обнимая подпрыгивающую плетенку. Змеюка явно пришла в себя и не обрадовалась.

Я поднялся, подобрал цепь и хромая, пошел следом за девчонкой.

– Спасибо, малыш, – сказал я, когда мы миновали пару поворотов, – я не ожидал, что ты вернешься.

– Ошейник надел?

Она даже головы ко мне не поворачивала, чтобы проверить.

– Да зачем? – я ухмыльнулся. Угол рта лопнул, снова потекла кровь.

Фанфары в моей башке сменила флейта. Тонкий нежный голосок. Девичий. Я глянул на Ми. Берет свой потеряла, растрепа. Как воробушек. Ушки такие маленькие, розовенькие…

– Ты где уши поцарапала?

– Ошейник твой снимала! Надевай!

Она остановилась. Изволила поднять на меня глазки и топнула ножкой. Губки надула. Что-то не туда меня несет! Это флейта ее дурацкая виновата. Точняк! И на Гряде я ее слышал. Вот колдовка!

Мила

– В нашей бирке указано: один свободный, один раб. Сейчас раб ты. Надевай цепочку на шею!

Мсье Ламберт имел жалкий вид. Хромает. Грязный, ужас! Лицо в крови.

– Ладно, так и быть, но ты вырубишь чертову флейту! – неожиданно высказался Хью.

– А ты слышишь? – не слишком подумав, выпалила я. Может быть, стоило от всего отпереться?

– Я все слышу, – проговорил мужчина, отмыкая с усилием карабин, – я даже мысли твои дурацкие слышу.

– И что я сейчас думаю? – я не поверила.

– Если бы ты еще что-нибудь умное думала, – ухмыльнулся Ламберт, сооружая у себя на шее некое подобие украшения из поводка. Стал похож на адепта великой религии, имя которой запрещено называть вслух.

Я только хотела обвинить его во вранье.

– Ты постоянно ноешь о том, какой я грязный и страшный. И как ты со мной таким по городу пойдешь, – расхохотался Хью, – и флейта твоя плачет, жалея меня. Загаси ее, Ми. Иначе добром не кончится. Мне идет твой ошейник?

Молодцу все к лицу! И он наклонился ко мне близко-близко. Так, что коснулся губами щеки. И быстро лизнул острым языком. На секунду мне показалось, что я вижу шелковую кисточку. Ту самую, что уже мерещилась на Северной Гряде.

– Ой! – сказала я.

– Не ойкай, а флейту свою заткни, – проговорил мне в самое ухо Хью, щекотал дыханием кожу.

Я сосредоточилась. Приятель с любопытством вглядывался в меня. Его слишком полные для мужчины губы приоткрылись. Розовый быстрый язык коснулся нижней и облизал. И еще раз.

Внизу живота сделалось пусто. И сразу горячо. Этого еще не хватало!

– Отвернись, Болт, ты мне мешаешь! – рассердилась я.

И музыка погасла.

ГЛАВА 16. Термы

Мила

– Это мужская баня! – возмутилась я шепотом.

– Ну и что? – пожал плечами охальник Ламберт, раздеваясь до нага, – ты мужиков голых не видела?

– Во-первых, в таком количестве, правда, не видела. А во-вторых, я как тут пойду?

– Все очень просто, – улыбнулся Хью, обернул свои бедра полосатой простыней, а меня по шею завернул в такую же, только темно-синюю, – по сторонам не пялься. Я тебе еще раньше говорил: глазки в пол. На меня смотреть, малыш, не только можно, а даже нужно. Снимай свое бельище, все в стирку сдадим.

Я успела зацепить краем глаза его прелести, когда мы раздевались. Избит он крепко, а в остальном… Сам мистер Ламберт от меня вообще глаз не отлеплял. Но ему не повезло. Бельище! Это ж надо так сказать! Моя сорочка длиной до коленок, и панталоны под ней имеются. Я все аккуратненько сняла под простыней.

И я зря переживала по поводу обнаженных тел. Равнодушный работник собрал в корзину нашу одежду и проводил в обособленное помещение, где имелись два бассейна, горячие лежанки и еще разные штуки, про которые я могла лишь догадываться. Я первый раз в жизни парюсь в настоящей общественной бане. А уж в мужской наверняка и в последний.

– Хью, у нас денег хватит? – тихонько спросила я, – это ведь исторические термы. Их построили в период Великой Империи, когда легионы…

– Стоп! Я уже понял, что книжек ты прочитал больше, чем звезд на небе, – перебил меня Хью, – давай помоемся, как следует, а потом будет видно.

– А деньги? – не унималась я.

Моя единственная монета осталась в интимном кармашке панталон. И бирка, заменяющая нам двоим все документы, там же.

– Не страдай, все нормально.

Две черные блестящие девушки, совершенно обнаженные и такие глянцевые, что казалось в их тела можно смотреться, как в зеркало, вошли и сели на пятки у краев бассейнов.

– Это кто?

– Мойщицы. Лично я предпочитаю женщин. Если ты предпочитаешь мужчин, то я готов помыть тебя собственноручно. Никаких других мужиков рядом с тобой я не потерплю, Ми. Скажи спасибо своей флейте.

Я глядела на Хью. Он был серьезен до изумления.

– Какая еще флейта? Что ты придумываешь? – пролепетала я. На что он намекает?!

Сволочь Болт ржал до слез. Потом махнул девчатам рукой, сбросил простыню и улегся на горячую лежанку. Обе дамы подошли к нему. Подтянули за собой деревянную тележку с разными снадобьями. Синяки, ссадины, спутанные волосы до плеч. Опять же всякие переживания мужского тела. Процесс обещал быть долгим.

Никому не было дела до меня. Мне даже показалось, что Хью нарочно велел своим черным подругам не смотреть в мою сторону. Не мешать и не смущать. Я выдохнула и расслабилась. Я обнюхала все флакончики и бутылочки, попробовала разные терки и щипчики. Исследовала надписи и мозаики. Помылась и наплескалась от души. В финале влезла на лежанку, чтобы лучше разглядеть фрески на потолке. Высоко. Все-таки Империя всегда страдала манией величия. И гигантизмом.