Читать онлайн Карантинная зона Солнца

Глава 1: Инцидент на станции "Деймос"

Уведомление застало Даниила Коржавина в тот самый момент, когда он вводил себе еженедельную дозу стимуляторов. Инъектор едва не соскользнул с вены, когда звуковой сигнал вибрацией прошел по всему телу. Дан – так его называли все, кроме официальных документов – выругался сквозь зубы. Семь минут покоя, вот всё, что ему требовалось. Семь чертовых минут, чтобы подготовиться к новой неделе работы.

– Прошу прощения, старший инспектор, – произнес нейтральный голос корабельного ИИ. – Входящее сообщение с приоритетом "красный-альфа" от комиссара Вронского.

Это заставило Дана насторожиться. "Красный-альфа" означал возможный прорыв карантинного протокола с высоким риском биологического заражения.

– Вывести на главный экран, – скомандовал он, закрепляя на запястье медицинский имплант, непрерывно анализирующий окружающую среду на наличие патогенов.

Обзорный экран его каюты на карантинном корабле "Цербер" мигнул, и перед ним возникло строгое лицо его непосредственного начальника, комиссара Алексея Вронского. Седеющие виски и прямой военный взгляд выдавали его прошлое в Космических Силах Земли. Вронский никогда не тратил время на приветствия.

– Коржавин, отменяй все плановые проверки. Немедленный вылет к исследовательской станции "Деймос-VII". Мы получили сигнал тревоги биозащиты третьего уровня, затем связь прервалась. Последнее автоматическое сообщение зафиксировало аномальные биопоказатели у троих членов персонала.

Дан почувствовал знакомый холод в груди. Третий уровень биозащиты означал потенциальное присутствие модифицированного марсианского организма. Того самого, что унес жизни его родителей и еще двадцати трех колонистов 32 года назад.

– Время с момента последнего контакта? – Дан уже вводил координаты в навигационную систему.

– Четыре часа и семнадцать минут. Станция перешла в автономный режим, аварийные протоколы активированы. Предварительный анализ показывает, что изоляция внешних отсеков могла быть нарушена.

– Контингент станции?

– Одиннадцать исследователей, четверо обслуживающего персонала. – Вронский помедлил. – Руководитель группы – доктор Сато. Он работал с твоими родителями на Марсе.

Дан сжал челюсти. Кэн Сато был одним из немногих выживших в той катастрофе. Именно он настоял, чтобы десятилетнего Дана эвакуировали в первую очередь, когда начались проблемы с системами биозащиты.

– Я буду на месте через сорок минут. Запрашиваю полномочия карантинного протокола "Янус".

Вронский нахмурился. Протокол "Янус" давал старшему инспектору МКС исключительное право принимать решения о полной изоляции станции и, в крайнем случае, о её уничтожении.

– Предоставлены. Но, Коржавин… – комиссар на мгновение сбился с официального тона, – я знаю, что Сато много значит для тебя. Но если там марсианский организм…

– Я знаю протокол, комиссар, – холодно прервал его Дан. – "Цербер" выдвигается немедленно.

Экран погас. Дан несколько секунд смотрел на свое отражение. Удлиненное тело с характерными для марсианских колонистов пропорциями, острые скулы и глубоко посаженные глаза. Таких, как он, легко опознать в толпе "земников" – выросших в условиях нормальной гравитации людей.

Сжав кулак, он активировал корабельную связь.

– Чанг, ты мне нужна за пультом немедленно. Экстренный вылет к Деймосу.

"Цербер" подходил к станции "Деймос-VII" с максимальной осторожностью. Майя Чанг, лучший пилот Карантинной службы, вела корабль так, будто они приближались к минному полю. В каком-то смысле так и было – неизвестно, насколько далеко распространилось заражение, если оно действительно имело место.

– Внешнее сканирование показывает целостность основной структуры, – сообщила она, сверяясь с показаниями датчиков. – Видимых пробоин нет. Но энергопотребление на тридцать процентов ниже нормы.

Майя выглядела старше своих тридцати четырех лет. Характерная черта людей, выросших на космических станциях – преждевременные морщинки вокруг глаз от постоянного напряжения при работе с экранами в условиях невесомости. В отличие от молчаливого Дана, она постоянно комментировала свои действия вслух, словно вела внутренний диалог.

– Коммуникационная система в офлайне. Автоматические маяки функционируют, но интерактивная связь отсутствует. Приближаемся к доку C-3, единственному активному по протоколу биозащиты.

Дан кивнул и активировал защитный костюм. Полупрозрачная наномембрана обволокла его тело второй кожей, уплотняясь в районе суставов и формируя шлем вокруг головы.

– Стандартная процедура, – произнес он, проверяя работу всех систем костюма. – Я иду один. Ты остаешься на "Цербере" и поддерживаешь связь. Если потеряешь контакт больше чем на двадцать минут – запускаешь протокол "Прометей".

Майя нахмурилась, но возражать не стала. Протокол "Прометей" предполагал дистанционное уничтожение станции направленным импульсом из главного орудия "Цербера", способного разрушить молекулярные связи в конструкциях, превращая станцию в облако элементарных частиц.

– Понимаю. Но давай обойдемся без героизма, хорошо? Мне еще отчеты писать.

Это была их обычная шутка перед опасными операциями, но сегодня в голосе Майи проскальзывала нескрываемая тревога. Она знала, что для Дана эта миссия личная.

– Стыковка через сорок секунд, – сообщила она. – Удачи.

Станцию "Деймос-VII" построили пять лет назад на одноименном спутнике Марса как передовой исследовательский центр ксенобиологии. Официальная задача станции – изучение безопасных методов взаимодействия с внеземными формами жизни, обнаруженными в подземных резервуарах Марса. Неофициальная, о которой знали только высшие чины МКС – поиск способов нейтрализации марсианского организма без уничтожения зараженных.

Шлюз открылся с легким шипением. Внутреннее давление на станции было в норме – уже хороший знак. Дан ступил в дезинфекционную камеру, ожидая стандартного цикла обработки, но система не активировалась.

– Майя, дезинфекция не запускается, – сообщил он через встроенный коммуникатор. – Проверь удаленный доступ.

– Уже проверяю… странно. Системы дезинфекции принудительно отключены. Командный код старшего исследователя… Сато.

Дан напрягся. Отключение дезинфекции было серьезным нарушением протокола. Сато должен был знать это лучше всех.

– Активирую ручной байпас.

Пальцы в защитном костюме двигались медленнее, чем хотелось бы. Через две минуты Дану удалось перезапустить систему, и его окутало густое облако дезинфицирующего аэрозоля. После завершения цикла внутренние двери разблокировались.

Коридор за ними был погружен в полумрак. Только аварийное освещение тускло мерцало красным, создавая зловещую атмосферу. Дан активировал встроенный в костюм фонарь.

– Вхожу в главный коридор A. Освещение на аварийном режиме. Следы крови на полу. Двигаюсь к центральной лаборатории.

– Понял тебя, – голос Майи звучал напряженно. – Биометрические датчики регистрируют… подожди, это странно. Я фиксирую девять жизненных форм, но сигналы нечеткие. Пять в восточном крыле, вероятно в жилом секторе, и четыре… четыре в центральной лаборатории. Но показатели не соответствуют стандартным человеческим.

Рука Дана непроизвольно опустилась к поясу, где находился излучатель высокой интенсивности – единственное эффективное оружие против измененных марсианским организмом тканей. Воспоминания тридцатидвухлетней давности некстати всплыли в памяти. Искаженные лица колонистов, крики, эвакуационная капсула, уносящая его прочь от родителей…

– Дан, твои показатели скачут. Кортизол повышается. Дыши ровнее.

Голос Майи вернул его к реальности. Он сделал глубокий вдох, концентрируясь на текущей задаче. Следы крови на полу вели в сторону лаборатории. Но это была не обычная кровь – в свете фонаря она казалась почти черной, с радужными разводами, как нефтяная пленка на воде.

– Зафиксированы следы измененной крови, – отчеканил Дан, беря образец специальным зондом. – Направляюсь к лаборатории.

Дверь в центральную лабораторию была заблокирована. Кардридер рядом с ней показывал, что помещение герметизировано изнутри. Дан приложил к сканеру свою идентификационную карту старшего инспектора МКС. Система несколько секунд обрабатывала запрос, затем дисплей мигнул зеленым.

– Внимание. Доступ разрешен согласно протоколу "Янус", – произнес механический голос. – Предупреждение: обнаружено биологическое заражение четвертого класса. Рекомендуется полная дезинфекция помещения.

Четвертый класс. Это было хуже, чем предполагали изначально. Дан активировал все защитные контуры костюма и приготовил излучатель.

– Майя, подтверди получение данных об уровне заражения, – произнес он.

– Подтверждаю, – голос Майи дрогнул. – Четвертый класс… Дан, ты уверен, что хочешь войти? Протокол предписывает немедленную изоляцию и…

– Там четыре жизненные формы, – оборвал ее Дан. – Я должен убедиться, что они не могут быть спасены.

– Но если это четвертый класс, то они уже не…

– Я знаю, – Дан сжал челюсти. – Открываю дверь.

С тихим шипением герметичный шлюз разъехался в стороны, и Дана обдало запахом, который он не забыл за тридцать с лишним лет. Сладковатый, тошнотворный аромат, напоминающий одновременно гниющие фрукты и озон. Запах измененной марсианским организмом органики.

Лаборатория представляла собой просторное круглое помещение с несколькими рабочими станциями по периметру. В центре располагался большой голографический проектор для трехмерной визуализации исследуемых образцов. Все поверхности были покрыты странной слизистой субстанцией с переливающимися пятнами. Но самое ужасное ждало в дальнем углу лаборатории.

Четыре фигуры, некогда бывшие людьми, сидели в полукруге, соприкасаясь видоизмененными конечностями. Их кожа приобрела почти прозрачную текстуру, сквозь которую просвечивались пульсирующие сосуды, наполненные не кровью, а чем-то переливающимся всеми цветами спектра. Черты лиц сохранились, но глаза… глаза стали полностью черными, с радужными переливами, как нефтяная пленка.

– Дан… – голос Майи звучал откуда-то издалека. – Твои показатели критические. Что ты видишь?

– Четвертая стадия трансформации, – механически произнес Дан, чувствуя, как во рту пересыхает. – Слияние нервной системы, образование коллективного сознания. Они… они формируют улей.

В этот момент одна из фигур повернула голову. Дан с ужасом узнал искаженное лицо Кэна Сато. Губы ученого шевельнулись, но вместо голоса раздался странный свистящий звук, словно ветер в пустых коридорах.

– Дааааниил, – наконец произнес он нечеловеческим, вибрирующим голосом. – Ты… вернулся.

Инстинкт самосохранения требовал немедленно уничтожить эти существа, активировать протокол "Прометей" и стерилизовать всю станцию. Но Дан не мог заставить себя поднять оружие на человека, который когда-то спас ему жизнь.

– Кэн, – Дан шагнул вперед, удерживая излучатель наготове. – Что случилось? Как произошло заражение?

Существо, бывшее Сато, издало звук, похожий на смех.

– Заражение… нет. Эволюция. Мы… добровольно. Новый образец… из глубинных пластов. Чистый. Не как тот… который убил твоих родителей.

Дан почувствовал, как земля уходит из-под ног.

– Добровольно? Вы намеренно заразили себя марсианским организмом?

– Слияние, не заражение, – свистящий голос становился всё более нечеловеческим. – Мы теперь больше… чем люди. Мы можем… выжить… за пределами…

– За пределами чего? – Дан ощутил, как покрывается холодным потом.

Существа одновременно повернули головы, их черные глаза уставились на него.

– За пределами карантина, – хором произнесли они. – Большого карантина.

В этот момент один из трансформированных резко вскочил и бросился к Дану с нечеловеческой скоростью. Инспектор инстинктивно нажал на спусковой крючок излучателя. Яркий луч прошил существо насквозь, оставив дымящуюся дыру в груди. Но тварь продолжала двигаться, даже когда Дан выстрелил еще дважды.

– Майя! – крикнул он, отступая к двери. – Немедленная эвакуация! Активируй протокол "Прометей-два"!

– Нет! – закричал Сато, поднимаясь на ноги. – Ты не понимаешь! Мы нашли способ выжить! Они идут, Даниил! Смотрители идут!

Дан выскочил в коридор и активировал аварийное закрытие дверей лаборатории. Массивные титановые пластины с лязгом сомкнулись, отрезая его от трансформированных. Но перед тем, как дверь закрылась полностью, он услышал последние слова Сато:

– Найди мои записи! Проект "Вавилон"! Они всё объяснят!

Вернувшись на "Цербер", Дан первым делом прошел через полную дезинфекцию. Тройную, вопреки стандартному протоколу. Только после этого он разрешил Майе запустить протокол "Прометей-два" – частичную стерилизацию центральной лаборатории, без уничтожения всей станции.

– Я не понимаю, – Майя нахмурилась, глядя на показания сканеров. – Почему не полный протокол? Ты сам видел, что они на четвертой стадии трансформации.

Дан сидел в дезинфекционной камере, всё еще облаченный в защитный костюм. Его лицо за прозрачным щитком было бледным, с заострившимися чертами.

– В лаборатории, да. Но остальные пять жизненных форм в жилом секторе показывают нормальные человеческие показатели. И Сато сказал кое-что… странное.

Он поднял взгляд на Майю.

– Мне нужно найти его записи о проекте "Вавилон". И понять, что он имел в виду под "большим карантином".

Майя побледнела.

– Дан, ты же не думаешь…

– Я пока ничего не думаю, – резко ответил он. – Сначала факты. Подготовь команду для безопасной эвакуации выживших из жилого сектора. И запроси у Вронского все данные по проекту "Вавилон", если такой существует.

– Хорошо, – Майя кивнула, но остановилась у двери. – Дан, эти твари… они уже не люди. Ты же понимаешь это, правда?

Коржавин посмотрел на свои руки, всё еще дрожащие от напряжения и воспоминаний.

– Тридцать два года назад я думал так же. А потом выяснилось, что при ранней диагностике процесс трансформации обратим. Именно благодаря этому открытию Сато спас семь зараженных колонистов. Я не могу просто списать его со счетов, не выяснив, что он обнаружил.

Майя вздохнула.

– Ладно, я поняла. Но будь осторожен. Иногда поиски правды могут привести к тому, что лучше бы осталось скрытым.

Когда она вышла, Дан активировал свой личный коммуникатор и ввел код прямой защищенной связи. На экране появилось изображение немолодой женщины с жесткими чертами лица.

– Инспектор Коржавин, – она не выглядела удивленной его звонком. – Чему обязана?

– Доктор Лю, – Дан кивнул с уважением. – Мне нужна информация о проекте "Вавилон" и о том, что может означать термин "большой карантин". Неофициально.

Доктор Вэй Лю, глава исследовательского отдела МКС и одна из немногих, кому Дан доверял, прищурилась.

– Где вы услышали эти термины?

– На станции "Деймос-VII". От доктора Сато… или от того, что от него осталось.

Лю выругалась на мандаринском.

– Сато добрался до этого? Проклятье… Слушайте внимательно, Коржавин. Не докладывайте об этом Вронскому. Не вносите в официальный отчет. Даже не произносите эти слова на территории МКС.

– Почему? – Дан напрягся.

– Потому что за упоминание "Вавилона" без соответствующего допуска полагается трибунал, – доктор Лю понизила голос. – Прилетайте на Ганимед. У меня отпуск на три дня. Буду на своей частной исследовательской станции. Одна. Без записи и наблюдения.

Экран погас прежде, чем Дан успел что-либо ответить. Он откинулся на спинку кресла, чувствуя, как холодок бежит по позвоночнику. То, что начиналось как стандартная, хоть и опасная, операция по сдерживанию биологической угрозы, превращалось в нечто гораздо более зловещее.

Марсианский организм. Проект "Вавилон". Большой карантин. Что-то подсказывало ему, что эти три элемента связаны гораздо теснее, чем кто-либо мог предположить. И что правда, скрывающаяся за ними, может изменить его представление не только о собственной работе, но и о месте человечества во вселенной.

Сигнал тревоги вырвал его из размышлений. Майя кричала по внутренней связи:

– Дан! В лабораторию, быстро! Один из образцов, который ты взял… он активен!

Глава 2: Следы в пустоте

Черная масса пульсировала в герметичном контейнере, как живое сердце. Каждый удар сопровождался слабым свечением, напоминающим северное сияние – волны зеленого, пурпурного и голубого пробегали по поверхности субстанции, образуя сложные, гипнотические узоры.

– Оно никак не должно было активироваться, – Майя Чанг нервно постукивала пальцами по краю стола, наблюдая за образцом через защитное стекло лабораторного отсека "Цербера". – Тройная изоляция, полное отсутствие питательной среды, температура близка к абсолютному нулю.

Дан Коржавин стоял неподвижно, не отрывая взгляда от пульсирующей массы. Выражение его лица оставалось нечитаемым, но желваки на скулах выдавали крайнюю степень напряжения.

– И тем не менее, – тихо произнес он, – оно активно. Более того, оно реагирует на наше присутствие.

Он был прав. Каждый раз, когда кто-то из них приближался к контейнеру, ритм пульсации ускорялся, а свечение становилось интенсивнее. Словно образец марсианского организма каким-то образом "чувствовал" их.

– Мы должны немедленно уничтожить его, – Майя потянулась к панели управления, где под защитной крышкой находилась красная кнопка активации плазменного инсинератора. – Протокол четко регламентирует действия при спонтанной активации образца класса "Омега".

Рука Дана остановила ее.

– Подожди. Это не обычная активация. Посмотри на структуру.

На экране сканера молекулярная структура образца постоянно перестраивалась, образуя последовательности, напоминающие…

– Код, – выдохнула Майя. – Черт возьми, это похоже на двоичный код!

Дан активировал программу анализа информации.

– Компьютер, расшифруй последовательности изменений структуры образца, предполагаемый формат – двоичный код.

Несколько секунд система обрабатывала данные, затем на экране начали появляться строки текста:

ВАВИЛОН. ВХОД. 51.4197,-0.4973. СМОТРИТЕЛИ БЛИЗКО. НАЙДИ НИЛЬСЕНА.

– Координаты, – Дан быстро ввел их в навигационную систему. – Земные. Район… старый космодром Хитроу в Лондоне. Там сейчас музей космической эры.

– Кто такой Нильсен? – Майя озадаченно посмотрела на Дана.

– Ивар Нильсен. Астрофизик, специализирующийся на исследованиях Оортового облака. – Дан нахмурился. – Я встречал его имя в некоторых засекреченных отчетах. Он утверждал, что обнаружил странные аномалии на границе Солнечной системы.

Образец внезапно начал пульсировать с утроенной частотой, свечение стало почти ослепительным. Затем так же внезапно активность прекратилась. Черная масса застыла, как обычная неживая материя.

– Он… передал сообщение и "умер"? – Майя выглядела потрясенной.

Дан не ответил. Он уже вызывал комиссара Вронского по защищенной линии. На экране появилось раздраженное лицо начальника.

– Коржавин? Я жду твой отчет уже два часа. Что с ситуацией на "Деймосе"?

– Ситуация под контролем, сэр. Очаг заражения локализован и нейтрализован. Пять выживших членов экипажа эвакуированы и помещены в карантинные боксы. Предварительное сканирование не выявило признаков заражения, но необходимо дополнительное обследование.

– Сато? – коротко спросил Вронский.

– Погиб. Вместе с тремя другими исследователями. Они… добровольно инфицировали себя модифицированным марсианским организмом. Четвертая стадия трансформации, формирование коллективного сознания.

Вронский побледнел.

– Невозможно. Сато лучше всех знал опасность. Он бы никогда…

– У меня есть видеозапись, – Дан был непреклонен. – И еще кое-что. Они упомянули проект "Вавилон" и астрофизика Ивара Нильсена.

Если до этого Вронский был бледен, то теперь он выглядел как мертвец. Его рука непроизвольно потянулась к горлу, где на серебряной цепочке висел медальон с эмблемой МКС.

– Ты никому больше не сообщал об этом? – голос комиссара упал до шепота.

– Нет, сэр, – солгал Дан, мысленно прося прощения у доктора Лю. – Только вам.

– Хорошо. Слушай внимательно, Коржавин. Это приказ высшего уровня секретности. Забудь имена "Вавилон" и "Нильсен". Вычеркни их из отчета. Образец, который ты собрал, должен быть немедленно уничтожен. И главное – держи эту информацию при себе, если хочешь дожить до пенсии.

Дан сохранял невозмутимое выражение лица, хотя внутри всё клокотало от гнева и любопытства.

– Сэр, при всем уважении, это может быть связано с модификацией марсианского организма. Если существует проект, изучающий…

– Не существует никакого проекта! – рявкнул Вронский. – Это приказ, инспектор! Доставь выживших на лунную базу для карантинного обследования и возвращайся к обычным обязанностям.

Связь прервалась. Майя вопросительно посмотрела на Дана.

– И что теперь?

Дан задумчиво смотрел на застывший образец.

– Теперь мы сделаем две вещи. Официально – выполним приказ. Неофициально… – он помедлил, – мы выясним, что такое "Вавилон", кто такие "Смотрители" и почему упоминание этих имен вызывает такую панику.

Он активировал процедуру уничтожения образца. Через мгновение яркая вспышка плазмы превратила контейнер и его содержимое в облако элементарных частиц.

– А как же прямой приказ комиссара? – Майя выглядела обеспокоенной.

– Я инспектор карантинной службы, – жестко ответил Дан. – Моя задача – выявлять угрозы биологической безопасности и нейтрализовывать их. Если существует проект, связанный с модификацией марсианского организма, я обязан знать о нем. Особенно если он настолько секретен, что Вронский готов нарушить протокол безопасности, лишь бы скрыть сам факт его существования.

Майя нервно прикусила губу.

– Ты понимаешь, что это может стоить нам карьеры? Или даже жизни?

– Понимаю, – кивнул Дан. – Поэтому не настаиваю на твоём участии. Ты можешь…

– Даже не думай закончить это предложение, – перебила его Майя. – Мы напарники. Если ты собираешься влезть в неприятности, я предпочту быть рядом, чтобы вытащить твою тощую задницу, когда всё пойдет наперекосяк.

Впервые за этот долгий день Дан слабо улыбнулся.

– Тогда нам нужно подготовить официальный отчет для Вронского. А затем… – его взгляд стал жестким, – нам предстоит визит на Ганимед. И возможно, к музею космической эры на Земле.

Лунная база МКС встретила "Цербер" протокольной сдержанностью. Выживших с "Деймоса" немедленно поместили в карантинные боксы для длительного наблюдения. Дан лично проследил, чтобы все процедуры безопасности были соблюдены, а затем представил свой отчет – тщательно отредактированный, без упоминания таинственного сообщения и имен "Вавилон" или "Нильсен".

После этого он запросил три дня отпуска – впервые за два года службы. Вронский, казалось, был только рад возможности удалить Дана с базы на некоторое время и без вопросов подписал разрешение.

– Куда направляешься? – спросил комиссар с наигранным равнодушием.

– На Марс, – снова солгал Дан. – Хочу навестить могилы родителей.

Вронский кивнул, но в его глазах читалось подозрение.

– Понимаю. Не задерживайся дольше трех дней. У нас плановые проверки карантинных зон Европы через 92 часа.

– Буду вовремя, сэр, – Дан развернулся, чтобы уйти, но комиссар остановил его.

– Коржавин, – голос Вронского звучал неожиданно мягко, – я знаю, что инцидент на "Деймосе" поднял старые раны. Особенно учитывая связь Сато с твоим прошлым. Но не позволяй личным чувствам затуманить твой разум. Есть вещи, которые лучше оставить в покое.

Дан удержался от резкого ответа и просто кивнул.

– Я всегда руководствуюсь протоколом, комиссар. До встречи через три дня.

Частный катер, арендованный на имя одного из многочисленных подставных лиц Майи, отстыковался от коммерческого дока лунной базы через шесть часов после того, как "Цербер" прибыл на базу МКС. Дан и Майя теперь были одеты в гражданскую одежду, без знаков различия или идентификационных меток МКС.

– Ты уверен, что нас не отследят? – Дан с сомнением смотрел на скромных размеров корабль.

– Этот малыш оснащен лучшими маскировочными системами, доступными на черном рынке, – Майя похлопала по панели управления с нежностью, словно обращалась к живому существу. – Для официальных радаров мы просто обломок космического мусора, дрейфующий по инерции.

– Откуда у тебя доступ к такой технике? – Дан приподнял бровь.

– У каждого свои секреты, Коржавин, – Майя подмигнула. – Скажем так, до МКС я работала не только на правительство.

Дан решил не углубляться в прошлое своей напарницы. В конце концов, у него самого были вещи, о которых он предпочитал не распространяться.

– Сколько до Ганимеда?

– При максимальном ускорении и с учетом текущего положения Юпитера… – Майя сверилась с навигационной системой, – примерно 26 часов. Мы как раз успеем к оговоренному времени.

Дан кивнул и устроился в кресле второго пилота, глядя на быстро уменьшающуюся в иллюминаторе лунную базу. Вынужденное бездействие во время долгого перелета всегда давалось ему с трудом. В такие моменты разум начинал перебирать все детали, анализировать, строить теории… и возвращаться к воспоминаниям, которые он предпочел бы забыть.

Марсианский исследовательский комплекс "Арго", 32 года назад. Десятилетний Даниил, сын старших исследователей Анны и Михаила Коржавиных, одним из первых замечает странное поведение лабораторных крыс, которых используют для тестирования марсианского грунта из глубинных слоев. Крысы начинают проявлять необычную агрессию, а затем, что еще страннее, признаки скоординированного поведения, словно стая волков. Когда один из лаборантов получает укус, начинается цепная реакция заражения. Родители Дана, понимая, что происходит что-то беспрецедентное, помогают Кэну Сато организовать эвакуацию детей и некритического персонала, а сами остаются, пытаясь сдержать распространение заражения. Последний образ, запечатлевшийся в памяти Дана – мать, прижимающая его к себе перед тем, как передать в эвакуационную капсулу, и ее слова: "Что бы ни случилось, помни: мы часть чего-то большего."

Тогда он думал, что она имела в виду человечество, великую миссию освоения космоса. Теперь, после сообщения на "Деймосе", эти слова приобретали зловещий новый смысл.

– О чем задумался? – голос Майи вырвал его из воспоминаний.

– О прошлом, – кратко ответил Дан. – И о том, что могло заставить Сато, человека, посвятившего жизнь борьбе с марсианским организмом, добровольно заразить себя.

– Может, он обнаружил что-то новое? Какую-то возможность контролировать трансформацию?

– Или, – мрачно предположил Дан, – он узнал что-то настолько ужасное, что предпочел трансформацию… чему-то еще.

Они замолчали, каждый погруженный в свои мысли. Майя настроила автопилот и откинулась в кресле.

– Нам предстоит долгий перелет, – сказала она. – Может, стоит просмотреть данные, которые мы смогли вытащить с "Деймоса"?

Дан кивнул и активировал защищенный планшет, куда они скопировали фрагменты данных из компьютера станции перед эвакуацией. Большая часть информации была зашифрована или повреждена, но некоторые файлы оставались доступными.

– Начнем с личного журнала Сато, – предложил Дан. – Если повезет, он мог оставить какие-то намеки.

Последние записи в журнале Кэна Сато датировались днем перед инцидентом. Голографическое изображение показывало немолодого японца с усталым, но возбужденным лицом.

"День 478 исследования образца XR-7. Сегодня произошло нечто невероятное. После воздействия специфического спектра излучения, имитирующего условия на границе Оортового облака, образец проявил признаки… интеллекта. Не просто реактивного поведения, а именно целенаправленного взаимодействия. Он сформировал структуры, напоминающие примитивный коммуникационный узел. Мы пробовали различные методы стимуляции, и… это невероятно… образец ответил. Не просто отреагировал, а именно ответил, передав последовательность сигналов, которые мы пока не можем расшифровать. Лин и Хасан считают, что я сошел с ума, но я уверен – марсианский организм не просто инопланетная форма жизни. Он инструмент коммуникации. Живой, адаптивный квантовый передатчик. И я почти уверен, что знаю, с кем он пытается связаться."

Запись прервалась. Следующая была сделана поздно вечером того же дня, и Сато выглядел совсем иначе – его глаза лихорадочно блестели, кожа была покрыта испариной.

"Это подтвердилось. Вавилонский протокол, о котором я слышал только шепотом в высших эшелонах МКС, реален. Передача информации через модифицированный марсианский организм возможна. Мы получили сообщение… от них. От Смотрителей. Это не миф. Нильсен был прав с самого начала. Солнечная система находится под карантином. Нас изолировали, как опасный вирус! И время истекает. Они приближаются, чтобы проверить барьер. Если мы не будем готовы… если мы не эволюционируем… они стерилизуют всю систему. Как делали уже не раз."

Сато нервно оглянулся, словно опасался, что его подслушивают.

"У нас нет выбора. Добровольная интеграция – единственный шанс. Марсианский организм – не враг, а ключ к выживанию. Ключ к преодолению барьера. Я убедил троих коллег присоединиться ко мне. Завтра мы проведем процедуру. Если всё пройдет как надо, мы сможем установить прямой контакт со Смотрителями и, возможно, договориться. Если нет… пусть Коржавин найдет мои записи. Он поймет. В конце концов, его мать была первой, кто заподозрила правду."

Изображение исчезло. Дан сидел неподвижно, пытаясь осмыслить услышанное. Майя нарушила тишину первой:

– Космический карантин? Стерилизация системы? Это звучит как бред сумасшедшего.

– Или как правда, которую тщательно скрывают, – тихо ответил Дан. – Моя мать действительно работала над проектом, изучавшим возможности коммуникации через марсианский организм. Официально исследование было свернуто после её смерти.

– И что, ты веришь, что какие-то "Смотрители" поместили всю Солнечную систему в карантин? – скептически спросила Майя.

Дан задумался.

– Не знаю, во что верить. Но я знаю, что реакция Вронского была слишком сильной для простой конспирологической теории. И я знаю, что Сато был самым рациональным человеком из всех, кого я встречал. Он бы не пошел на добровольное заражение без очень веских причин.

Он перевел взгляд на экран навигационной системы, где мерно пульсировала точка их корабля, крошечная песчинка на фоне огромного, непостижимого космоса.

– К тому же, – добавил он тихо, – это бы многое объяснило.

– Что именно? – Майя подалась вперед.

– Парадокс Ферми. Почему при расчетном количестве потенциально обитаемых планет мы до сих пор не обнаружили явных признаков разумной жизни. Почему все наши сигналы остаются без ответа.

Дан повернулся к Майе, его глаза горели:

– Потому что мы под карантином. Изолированы. И возможно, не мы первые. Возможно, "Смотрители" делали это многократно, с разными формами жизни, которые они считали опасными или непредсказуемыми.

– Это… страшная мысль, – Майя поежилась. – Хотя объясняет паранойю МКС в отношении любых внеземных форм жизни.

– Именно, – кивнул Дан. – Возможно, наша Межпланетная Карантинная Служба – лишь миниатюрная копия чего-то гораздо более масштабного. Мы карантинируем опасные формы жизни в пределах Солнечной системы, а нас карантинируют в пределах… чего? Локального звездного кластера?

Он потер виски, чувствуя приближение мигрени – обычная реакция его организма на стресс.

– Но это всё теории. Нам нужны факты. И, надеюсь, доктор Лю сможет их предоставить.

Исследовательская станция доктора Вэй Лю на Ганимеде была шедевром инженерной мысли и паранойи. Внешне она выглядела как стандартный научный модуль, каких десятки разбросаны по спутникам Юпитера, но Дан знал, что под неприметной оболочкой скрывались системы защиты и маскировки, сравнимые с военными.

– Докторе Лю не доверяет МКС? – спросила Майя, когда они осторожно приближались к станции, следуя сложному протоколу идентификации.

– Доктор Лю не доверяет никому, – ответил Дан. – Включая себя. Она руководствуется принципом "информация смертельно опасна, особенно правдивая".

Стыковочный узел активировался, приглашая их пришвартоваться. После серии проверок и сканирований, внутренний шлюз открылся. За ним их ждала невысокая пожилая женщина с короткими седыми волосами и пронзительными темными глазами.

– Инспектор Коржавин, – она кивнула, а затем перевела взгляд на его спутницу, – и пилот Чанг. Я ожидала, что вы прибудете одни, инспектор.

– Майя мой напарник и друг, – твердо сказал Дан. – Я доверяю ей как самому себе.

Доктор Лю изучающе посмотрела на Майю, затем едва заметно кивнула.

– Очень хорошо. Прошу за мной. У нас мало времени.

Она провела их через серию коридоров и шлюзов к центральному отсеку станции. Комната была заставлена голографическими проекторами и аналитическими системами. На центральном столе располагалась трехмерная модель Солнечной системы с выделенной красным цветом областью на границе Оортового облака.

– Прежде чем мы начнем, – доктор Лю обернулась к ним с непроницаемым выражением лица, – я должна предупредить вас. Информация, которую вы запрашиваете, классифицирована как "Омега-плюс". Ознакомление с ней без соответствующего допуска карается не просто трибуналом, но ментальной рекалибровкой.

– Стиранием памяти? – ахнула Майя. – Это же запрещено Марсианской конвенцией!

– Как и многое другое, что практикует верхушка МКС, – сухо ответила Лю. – Вы всё еще хотите знать правду о "Вавилоне"?

– Да, – без колебаний ответил Дан. – Мне нужно понять, за что погибли мои родители. И почему Сато пошел на крайние меры.

Доктор Лю вздохнула.

– Я опасалась этого ответа. – Она активировала систему защиты от прослушивания. – Очень хорошо. Проект "Вавилон" был инициирован 40 лет назад, когда астрофизик Ивар Нильсен обнаружил аномалии на границе Солнечной системы. Сначала их приняли за естественные колебания радиационного фона, но дальнейшие исследования выявили регулярность, которая могла указывать только на искусственное происхождение.

Она увеличила изображение красной зоны. При ближайшем рассмотрении стало видно, что это не сплошная линия, а серия перекрывающихся полей, образующих подобие сети или мембраны.

– Простым языком: Нильсен обнаружил барьер. Энергетический барьер, окружающий всю Солнечную систему.

– Защитный щит? – спросила Майя.

– Не совсем, – доктор Лю покачала головой. – Скорее клетка. Или, если использовать терминологию эпидемиологии, карантинная зона. Барьер пропускает излучение и малые объекты внутрь, но блокирует всё, что пытается выйти. Особенно объекты, несущие биологические сигнатуры.

– Как давно существует этот барьер? – спросил Дан, чувствуя, как по спине пробегает холодок.

– Судя по косвенным данным, минимум несколько миллионов лет, – ответила Лю. – Возможно, с момента появления первых многоклеточных форм жизни на Земле.

– Но кто мог создать такую технологию? И зачем? – Майя выглядела потрясенной.

– Кто – мы не знаем. Условно их назвали "Смотрителями", по аналогии с нашей службой карантина. Зачем – есть несколько теорий. – Доктор Лю вывела на экран серию изображений. – Основная гипотеза заключается в том, что они выполняют роль "садовников галактики", не позволяя потенциально агрессивным формам жизни распространяться бесконтрольно.

– Но почему они считают нас агрессивными? – возмутилась Майя. – Мы даже не покинули пределы собственной системы!

– И слава всем богам вселенной, – мрачно ответила Лю. – Потому что любая попытка пересечь барьер автоматически активирует протокол "стерилизации".

Она вывела на экран серию астрономических данных.

– За последние четыре миллиарда лет Земля пережила пять массовых вымираний. Традиционная наука объясняет их астероидами, вулканической активностью, изменениями климата. Но Нильсен обнаружил корреляцию между этими событиями и периодами повышенной активности барьера. Он выдвинул теорию, что это были не случайные катаклизмы, а целенаправленные акции по "стерилизации" планеты от форм жизни, которые начали проявлять признаки разумного поведения или технологического развития.

– Но это… геноцид космического масштаба, – прошептала Майя.

– Для них, вероятно, это простая гигиена, – пожала плечами Лю. – Как мы уничтожаем колонии бактерий, не задумываясь об их "правах".

Дан сжал кулаки.

– При чем здесь марсианский организм? И какова была роль моих родителей в проекте "Вавилон"?

Доктор Лю помолчала, словно собираясь с мыслями.

– Примерно 35 лет назад в глубинных слоях марсианского грунта был обнаружен микроорганизм, не похожий ни на что известное науке. Первоначальные исследования показали, что он обладает удивительной способностью к адаптации и интеграции с другими формами жизни. Но самое поразительное свойство обнаружилось позже – он мог функционировать как своего рода квантовый передатчик, способный преодолевать барьер.

– То есть он не марсианского происхождения? – Дан начинал понимать.

– Верно. Наиболее вероятная теория – это искусственно созданный организм, "посланник", оставленный внутри барьера, чтобы следить за развитием жизни и, при необходимости, служить каналом связи.

– С этими "Смотрителями"? – уточнила Майя.

– Именно. Проект "Вавилон" был создан для изучения возможности использования этого организма для коммуникации с внешним миром, может быть, даже для переговоров о снятии карантина. Ваши родители, инспектор, были среди первых ученых, установивших природу организма. И первых жертв, когда эксперимент вышел из-под контроля.

– Но я думал, это был несчастный случай, – Дан почувствовал, как земля уходит из-под ног. – Случайное заражение…

– Официальная версия, – кивнула Лю. – Реальность была сложнее. Вашей матери удалось установить первый примитивный контакт. Но информация, которую она получила, оказалась… неожиданной. Смотрители сообщили, что период карантина подходит к концу. Скоро состоится очередная проверка, и если человечество не продемонстрирует способность к мирному сосуществованию с другими формами жизни, барьер будет снят, а Солнечная система стерилизована.

– Погодите, – вмешалась Майя. – Если барьер снимут, разве это не хорошо? Мы сможем исследовать галактику.

– Вы не поняли, – покачала головой Лю. – Снятие барьера не означает нашу свободу. Это означает, что "Смотрители" получат прямой доступ к Солнечной системе. Для "очистки".

Наступила тяжелая тишина, которую нарушил Дан:

– И когда состоится эта "проверка"?

– По расчетам Нильсена, процесс уже начался, – мрачно ответила Лю. – Активность барьера растет последние пять лет. Наблюдаются характерные возмущения в структуре Оортового облака. Если его модель верна, у нас осталось меньше года.

– И что предполагает делать МКС? – спросил Дан. – Ведь они должны знать обо всем этом.

– Знают, – кивнула Лю. – И разделились на две фракции. Одни, включая Вронского, считают, что любые попытки контакта только ускорят неизбежное. Они концентрируются на разработке технологий, которые позволили бы части человечества пережить стерилизацию – подземные бункеры, глубоководные колонии, анабиозные камеры.

– А вторая группа? – спросила Майя.

– Вторая группа, к которой принадлежали ваши родители, Сато и, полагаю, теперь и вы, считает, что единственный шанс – попытаться договориться. Установить контакт и доказать, что человечество достойно существования. – Лю горько усмехнулась. – Классическая дилемма – сражаться или сдаться.

Дан встал и подошел к голограмме Солнечной системы, задумчиво глядя на красную мембрану, окружающую единственный дом человечества.

– Есть и третий вариант, – тихо сказал он. – Тот, который, кажется, выбрал Сато. Трансформация. Эволюция через интеграцию с марсианским организмом. Стать чем-то новым, что не будет восприниматься Смотрителями как угроза.

– Слишком опасно, – покачала головой Лю. – Полная интеграция ведет к потере человеческой идентичности. Это уже не эволюция, а замещение.

– Если мы не найдем способ контролировать процесс, – согласился Дан. – Но что, если Сато нашел? Что, если его "безумие" было на самом деле радикальным решением?

– Возможно, – неохотно признала Лю. – В последние месяцы он отправлял запросы о древних записях взаимодействия с организмом. Особенно его интересовали случаи частичной интеграции с сохранением личности.

Дан повернулся к доктору:

– Мне нужно найти Нильсена. И координаты, которые передал образец – музей в Лондоне.

– Нильсен в бегах уже три года, – ответила Лю. – После того как представил доклад о скором снятии барьера, его объявили дестабилизирующим элементом и приказали "нейтрализовать". Он успел скрыться, и с тех пор его местонахождение неизвестно. Что касается музея… – она задумалась, – это имеет смысл. Старые космодромы часто использовались для тайников. Под шумом и вибрацией взлетающих кораблей легко скрыть передачу данных.

– Тогда наш следующий пункт назначения – Земля, – решительно сказал Дан.

– Это безумие, – возразила Лю. – МКС наверняка отслеживает все ваши перемещения. Особенно после того, как вы запросили информацию о "Вавилоне".

– У нас нет выбора, – Дан был непреклонен. – Если Смотрители действительно готовятся к проверке, и если Сато нашел способ установить с ними контакт, мы должны знать об этом. Иначе человечество обречено – либо на уничтожение, либо на вечное заточение.

Доктор Лю молча изучала его несколько долгих секунд, затем кивнула.

– Я помогу вам добраться до Земли незамеченными. У меня есть каналы, о которых не знает МКС. Но учтите: как только вы начнете копать глубже, пути назад не будет. Вы станете мишенью для тех, кто предпочитает держать человечество в блаженном неведении.

– Я уже мишень, – мрачно усмехнулся Дан. – С того момента, как увидел, во что превратился Сато.

– В таком случае, – доктор Лю подошла к скрытой панели в стене и активировала секретный отсек, – вам понадобится это.

Она достала небольшой металлический контейнер и передала его Дану.

– Экспериментальный ингибитор марсианского организма. Не уничтожает его полностью, но блокирует способность к трансформации живых тканей. Разработка вашей матери, последний проект перед её смертью.

Дан бережно взял контейнер.

– Спасибо.

– Не благодарите меня, – покачала головой Лю. – Возможно, я только что подписала вам смертный приговор. Или, что еще хуже, дала ключ к ящику Пандоры, который лучше было оставить закрытым.

Она подошла к коммуникационной панели и ввела серию команд.

– Я договорилась о вашем транспорте. Грузовой корабль "Гермес" отправляется на Землю через три часа. Капитан – старый друг, не задает вопросов. Он доставит вас на орбитальную станцию "Аврора", оттуда сможете спуститься на челноке в составе туристической группы.

Дан кивнул. Майя, которая все это время молчала, обрабатывая полученную информацию, наконец заговорила:

– Доктор Лю, последний вопрос: вы сказали, что барьер существует миллионы лет. Но ведь человечество развивает технологии только последние несколько тысячелетий. Почему Смотрители поместили нас под карантин задолго до того, как мы могли представлять угрозу?

Лю грустно улыбнулась.

– Умный вопрос. Ответ прост и ужасен: не мы были целью карантина. По крайней мере, изначально. Земная жизнь в целом была признана потенциально опасной – агрессивной, быстро размножающейся, чрезвычайно адаптивной. Человечество – лишь последний и самый опасный продукт этой эволюции.

– Но это… это несправедливо, – возмутилась Майя. – Судить вид по его биологическим предкам!

– Справедливость – человеческая концепция, – пожала плечами Лю. – Сомневаюсь, что Смотрители руководствуются подобными принципами. Для них это, вероятно, вопрос безопасности и гигиены галактической экосистемы.

Дан смотрел на голографическую модель Солнечной системы, окруженную невидимой клеткой. Впервые за свою карьеру в МКС он ощутил жестокую иронию ситуации: всю жизнь он защищал человечество от потенциально опасных внеземных форм жизни, не подозревая, что для кого-то там, за барьером, именно человечество и было той самой опасной формой жизни, требующей карантина или уничтожения.

– Идем, Майя, – сказал он, поворачиваясь к выходу. – У нас много работы.

Доктор Лю наблюдала, как корабль с Даном и Майей отстыковывается от её станции и берет курс к транспортному узлу, где их ждал "Гермес". Когда судно скрылось из виду, она активировала свою личную коммуникационную систему и ввела код, известный лишь нескольким людям во всей Солнечной системе.

– Они направляются к Земле, – сказала она, когда на экране появилось лицо собеседника, скрытое в тени. – Лондон, музей космической эры. Ищут Нильсена и связь с "Вавилоном".

– Вы дали им ингибитор? – голос был искусственно изменен, невозможно было определить ни пол, ни возраст говорящего.

– Да, как вы и просили, – кивнула Лю. – Но я по-прежнему не понимаю, почему мы не можем просто рассказать им всю правду.

– Потому что они должны прийти к ней сами, – ответил голос. – Коржавин особенно. Его генетический профиль делает его ключевой фигурой в предстоящем контакте. Но его разум должен быть готов к тому, что он увидит и услышит. Иначе трансформация окажется губительной.

– А если он не справится? – с тревогой спросила Лю. – Если Смотрители решат, что мы не прошли проверку?

– Тогда нам всем конец, – просто ответил голос. – Но я верю в Дана Коржавина. В конце концов, его мать была первой, кто успешно интегрировался с организмом и сохранил личность.

– Что?! – Лю в шоке уставилась на экран. – Но Анна Коржавина погибла при инциденте на "Арго"!

– Официальная версия, – в голосе послышалась усмешка. – Как и многое другое в этой истории. Следите за ними, доктор. И будьте готовы оказать помощь, когда придет время.

Связь прервалась, оставив Лю в растерянности и тревоге. За окнами её станции висел огромный Юпитер, безмолвный гигант, равнодушно наблюдающий за крошечными драмами людей. Где-то там, за пределами видимого космоса, невидимый барьер отделял человечество от остальной галактики. И возможно, очень скоро этот барьер падет – к добру или к гибели, никто не мог сказать наверняка.

Глава 3: Подпольные лаборатории

Транспортный узел станции "Аврора" напоминал гигантский муравейник. Тысячи людей – туристы, бизнесмены, дипломаты, рабочие – сновали между стыковочными отсеками, магазинами и зонами отдыха. После суровой тишины космоса этот шум казался почти оглушительным.

Дан Коржавин ненавидел многолюдные места. Его марсианская физиология привлекала любопытные взгляды, а врождённая замкнутость не позволяла легко смешаться с толпой. Майя, напротив, казалось, наслаждалась окружающей суетой.

– Чем больше людей, тем легче затеряться, – шепнула она, заметив дискомфорт напарника. – Не забывай, что формально мы в отпуске, так что расслабься и изобрази типичного туриста.

Дан хмыкнул. Представить его, инспектора МКС, "типичным туристом" было всё равно что вообразить глубоководную акулу на прогулке в парке. Но Майя была права – не привлекать внимания сейчас было их главной задачей.

– Рейс TE-4719 до Лондона через 40 минут, выход 12-B, – сообщил Дан, сверяясь с терминалом. – Мне не нравится спускаться обычным шаттлом. Слишком много проверок.

– Которые мы легко пройдём с нашими новыми документами, – улыбнулась Майя, похлопывая по карману, где лежали идентификационные карты, предоставленные доктором Лю. – Теперь ты Михаил Коршунов, специалист по археологии космической эры, а я – твоя ассистентка Лин Сун. Направляемся на конференцию "Артефакты ранних космических полётов".

– Всё равно не нравится, – проворчал Дан. – МКС наверняка уже засекла наше отсутствие. Вронский не дурак – он сложит два и два, когда поймёт, что мы не на Марсе.

– И что он сделает? Объявит тревогу? – Майя покачала головой. – Это привлечёт слишком много внимания к делу, которое он так отчаянно пытается скрыть. Нет, он будет действовать тихо. Максимум – пошлёт пару оперативников следить за нами.

– Это меня и беспокоит, – мрачно ответил Дан, машинально ощупывая потайной карман, где хранился контейнер с ингибитором.

Их разговор прервало объявление о начале посадки на шаттл. Выстроившись в очередь с другими пассажирами, они без проблем прошли проверку документов и вскоре уже занимали места в комфортабельном шаттле "Сапфир", совершающем регулярные рейсы между орбитальной станцией и Землёй.

Дан пристегнулся и уставился в иллюминатор. Голубая планета расстилалась перед ним, величественная и прекрасная. Он не был на Земле уже семь лет и сейчас испытывал странное чувство – смесь благоговения и тревоги. Земля была колыбелью человечества, но для тех, кто родился и вырос на Марсе, она всегда оставалась чем-то чужим. Слишком яркой, слишком влажной, слишком… тяжёлой.

– Вы давно не были на Земле? – поинтересовалась сидящая рядом пожилая женщина, заметив его пристальный взгляд.

– Семь лет, – кратко ответил Дан, надеясь избежать дальнейшей беседы.

– Сразу видно марсианское происхождение, – понимающе кивнула женщина. – Мой внук тоже с Красной планеты. Вам понадобится время на адаптацию. Гравитация в первые дни кажется просто невыносимой, правда?

Дан выдавил вежливую улыбку и кивнул, мысленно проклиная свою характерную "марсианскую" внешность, которая делала его столь заметным среди коренных земян.

– Через три дня привыкну, – сказал он, давая понять, что не настроен на долгий разговор.

– О, вы здесь ненадолго? – не унималась женщина. – Работа или…

– Бабушка, оставь человека в покое, – вмешался молодой человек, сидящий через проход. – Извините, она любит поговорить с новыми людьми.

– Ничего, – Дан кивнул с благодарностью.

Женщина благосклонно улыбнулась и наконец переключила внимание на инфопланшет с последними новостями. Дан облегченно выдохнул. Майя, сидящая с другой стороны, подавила смешок.

– Ты как экзотическое животное в зоопарке, – шепнула она. – Может, отрастишь бороду? Будешь меньше привлекать внимание.

– Или начну кусаться, – пробормотал Дан, и Майя с трудом сдержала новый приступ смеха.

Шаттл вошёл в атмосферу. Лёгкая вибрация и мягкое свечение за бортом свидетельствовали о работе защитных полей, рассеивающих тепло. Современные спускаемые аппараты мало напоминали неуклюжие челноки прошлого – теперь спуск на Землю был столь же комфортабельным, как и обычный авиаперелёт.

– Готовься, – тихо сказала Майя. – Через двадцать минут мы в Лондоне.

Музей космической эры располагался на территории бывшего аэропорта Хитроу, закрытого в начале XXII века после постройки нового космопорта в Норвичском заливе. Огромные выставочные павильоны, занимавшие бывшие терминалы, представляли посетителям всю историю покорения космоса – от первых спутников и ракет XX века до современных межпланетных кораблей.

Дан и Майя прибыли к музею около полудня. Несмотря на будний день, у входа толпились школьники – классы на экскурсии – и отдельные группы туристов.

– Координаты указывают на старый терминал 2, – сказал Дан, сверяясь с данными на защищённом планшете. – Сейчас там экспозиция "Первые шаги в космос".

– Отличное прикрытие для нашей легенды, – кивнула Майя. – Два специалиста по археологии космической эры изучают экспонаты. Никто не удивится.

Они купили билеты и присоединились к одной из экскурсионных групп, чтобы не привлекать внимания. Терминал 2 представлял собой огромное пространство с прозрачной крышей, сквозь которую лился естественный свет. Экспонаты – от примитивных ракет до первых орбитальных станций – были расставлены в хронологическом порядке.

– Смотри по сторонам, но не слишком явно, – прошептал Дан. – Ищем что-то необычное, связанное с указанными координатами.

Они медленно двигались вместе с группой, делая вид, что внимательно слушают экскурсовода. В какой-то момент Дан заметил, что координаты ведут к неприметному экспонату в дальнем углу зала – старому пульту управления космическими запусками 2030-х годов.

– Пульт управления запусками с космодрома Куру, – прочитал он табличку. – Использовался для запуска первого частного корабля к Марсу.

– Ничего особенного, – пожала плечами Майя, но Дан уже заметил то, что искал.

На старой панели управления среди десятков кнопок одна выделялась – не цветом или формой, а едва заметным свечением, видимым только под определенным углом.

– Вот оно, – прошептал Дан, осторожно оглядываясь. – Квантовая метка. Активная.

Майя без лишних слов отошла на несколько шагов и начала фотографировать соседние экспонаты, попутно следя за окружающей обстановкой. Дан, убедившись, что никто не обращает на него особого внимания, подошел ближе к пульту и незаметно нажал на светящуюся кнопку.

Ничего не произошло – по крайней мере, внешне. Но тонкий браслет на запястье Дана, выданный доктором Лю перед отъездом, завибрировал, указывая на получение закодированного сообщения.

– Получил что-то? – тихо спросила Майя, вернувшись к нему.

– Да, – кивнул Дан. – Посмотрим, когда выйдем отсюда.

Они продолжили экскурсию, сохраняя видимость заинтересованности в экспонатах, но внутренне Дан был напряжён, как натянутая струна. Кто оставил это сообщение? Нильсен? Или кто-то другой, знающий о "Вавилоне"?

Выйдя из музея, они направились в небольшое кафе через дорогу. Заняв столик в углу, подальше от окон и других посетителей, Дан активировал браслет. Над ним появилась крошечная голограмма – серия символов и новые координаты.

– Астероидный пояс, – определила Майя, глядя на цифры. – Станция "Гаргарин-3".

– Не знаю такой, – нахмурился Дан.

– Потому что официально её не существует, – Майя выглядела озабоченной. – Это часть "серой зоны" – неофициальных поселений, не признаваемых ни Земной Федерацией, ни Марсианским Консорциумом.

– Откуда ты знаешь?

– Я же говорила – до МКС у меня была… разнообразная карьера. – Майя отхлебнула кофе. – "Гагарин-3" изначально был исследовательским аванпостом, но после сокращения финансирования его забросили. Несколько лет назад группа независимых учёных выкупила его и превратила в своего рода научный кооператив, свободный от правительственного контроля.

– И там можно проводить исследования, запрещённые официальной наукой, – мрачно закончил Дан. – Звучит как идеальное место для экспериментов с марсианским организмом.

Майя кивнула:

– Именно. Вопрос в том, кто оставил нам эту метку? Нильсен? Или это ловушка?

– Есть только один способ узнать, – Дан допил кофе. – Нам нужно добраться до астероидного пояса. Есть идеи?

– Несколько, – Майя задумалась. – Официальные каналы отпадают – МКС наверняка отслеживает все регулярные рейсы. Придётся воспользоваться услугами контрабандистов.

– Опять твоё тёмное прошлое? – усмехнулся Дан.

– В этот раз нам пригодятся твои связи, – серьёзно ответила она. – Нам нужен Лин Чжао.

Дан напрягся:

– Почему именно он?

– Потому что Лин контролирует большую часть нелегальных перевозок между Землёй и поясом. И потому что он задолжал тебе услугу после того случая на Фобосе.

Дан неохотно кивнул. Три года назад он действительно спас Лина от неминуемого ареста, предупредив о готовящейся облаве МКС на его складе контрабандных товаров. Не из симпатии к преступнику, а из прагматичных соображений – Лин был ценным информатором, чьи сведения не раз помогали Дану в расследованиях.

– Хорошо, свяжусь с ним, – наконец согласился Дан. – Но сначала нам нужно безопасное место для ночлега. Предлагаю отель в Сохо – там достаточно туристов, чтобы затеряться.

Они покинули кафе и направились к ближайшей станции подземки. Дан шёл, подсознательно отмечая каждую камеру наблюдения, каждого прохожего, задержавшего на них взгляд дольше обычного. За годы работы в МКС паранойя стала его второй натурой. И сейчас она подсказывала, что они не одни.

– За нами следят, – тихо сказал он Майе, не поворачивая головы. – Двое. Мужчина в синем плаще на эскалаторе и женщина с красной сумкой у билетных автоматов.

Майя ненавязчиво огляделась:

– Вижу их. Оперативники МКС?

– Сомневаюсь. Не их стиль. Слишком заметны.

– Тогда кто?

– Скоро узнаем, – Дан слегка изменил направление, двигаясь к менее людному выходу. – Идём за мной. Если это люди Вронского, нам лучше избежать конфронтации. Если нет… выясним, кто ими интересуется.

Они свернули в боковой коридор, ведущий к техническим помещениям. Заметив камеру наблюдения, Дан активировал на своем браслете скремблер – устройство, создающее помехи для систем видеофиксации. Экран камеры должен был показывать лишь статические помехи в течение следующих двух минут.

– Здесь, – он указал на неприметную дверь с надписью "Только для персонала". Достав из кармана универсальный ключ-взломщик – ещё один подарок от доктора Лю – он быстро справился с электронным замком.

За дверью оказался узкий технический коридор, тускло освещённый аварийными лампами.

– А теперь ждём, – Дан встал в тени, вплотную к стене. Майя заняла позицию с другой стороны двери.

Долго ждать не пришлось. Дверь осторожно открылась, и в коридор скользнула фигура в синем плаще. За ней последовала женщина с красной сумкой. Как только дверь за ними закрылась, Дан и Майя действовали синхронно и молниеносно.

Дан активировал парализатор, направляя его на мужчину, в то время как Майя одним стремительным движением подсекла женщину и прижала её к полу, заломив руку за спину.

– Кто вы и почему следите за нами? – холодно спросил Дан, удерживая мужчину под прицелом.

Мужчина, несмотря на явно невыгодное положение, сохранял странное спокойствие.

– Инспектор Коржавин, – произнес он с лёгким акцентом. – Наконец-то мы встретились лично. Доктор Нильсен передаёт привет.

Дан напрягся:

– Вы работаете на Нильсена?

– Скорее, мы работаем вместе, – ответил мужчина. – Мы представляем "Альянс Прорыва".

– "Альянс Прорыва"? – Дан нахмурился. – Никогда не слышал.

– Неудивительно. Мы предпочитаем оставаться в тени. Особенно от внимания МКС. – Мужчина медленно поднял руки. – Я не вооружен, инспектор. И мы пришли как друзья. Можно мне достать идентификатор?

Дан кивнул, не опуская оружия. Мужчина осторожно извлёк из внутреннего кармана тонкую пластину, напоминающую стандартные идентификационные карты МКС, но с другим логотипом – стилизованным изображением разорванной цепи.

– Профессор Виктор Бергман, астрофизик, бывший сотрудник Европейского Космического Агентства. Сейчас работаю с доктором Нильсеном над проектом "Кассандра" – изучением аномалий Оортового облака.

– А ваша подруга? – Дан кивнул в сторону женщины, всё ещё удерживаемой Майей.

– Доктор Сара Линдт, ксенобиолог, специалист по марсианскому организму. Бывший сотрудник вашей МКС, между прочим.

Женщина с пола подала голос:

– Я работала с вашими родителями, инспектор. Прежде чем они погибли в том "несчастном случае".

Дан вздрогнул, но не опустил оружие:

– Докажите.

– Анна Коржавина называла марсианский организм "космическим телефоном". Она верила, что он создан как средство коммуникации между звёздными системами. Эта теория никогда не была включена в официальные отчёты.

Дан медленно опустил парализатор. Эта деталь была известна очень немногим. Он кивнул Майе, и та отпустила женщину, помогая ей подняться.

– Извините за грубый приём, – сказал Дан. – В нашем положении осторожность не бывает излишней.

– Мы понимаем, – кивнул Бергман. – На вашем месте мы поступили бы так же. Но сейчас нам нужно уйти отсюда. Этот район под постоянным наблюдением, и даже ваш скремблер не будет работать вечно.

– Куда вы предлагаете отправиться? – спросила Майя.

– У нас есть безопасное место недалеко отсюда. И корабль, который доставит вас к "Гагарину-3". – Бергман поправил плащ. – Нильсен ждёт вас там. Он многое хочет рассказать о "Вавилоне" и… других проектах.

Дан и Майя обменялись взглядами. Ситуация по-прежнему выглядела подозрительной, но других вариантов у них не было. К тому же, упоминание о родителях Дана и деталях, не известных широкой публике, говорило о том, что эти люди действительно могли быть связаны с Нильсеном.

– Хорошо, – наконец решил Дан. – Ведите нас. Но имейте в виду – при первых признаках опасности я не буду колебаться.

– Справедливо, – кивнул Бергман. – Следуйте за нами. И держитесь естественно – мы всё ещё можем быть под наблюдением.

"Безопасное место" оказалось заброшенным складским помещением в районе старых доков. Снаружи здание выглядело полуразрушенным, но внутри скрывалась хорошо оборудованная база с современными системами связи и защиты.

– Впечатляет, – отметила Майя, оглядывая техническое оснащение. – Откуда у группы учёных-отступников такие ресурсы?

– У нас есть… спонсоры, – уклончиво ответил Бергман. – Люди, разделяющие наше беспокойство о будущем человечества.

Доктор Линдт вернулась из смежного помещения с подносом, на котором стояли чашки с горячим чаем.

– Вы наверняка устали и голодны, – сказала она. – Корабль будет готов только через шесть часов, так что у нас есть время поговорить.

Дан принял чашку, но пить не стал. Вместо этого он активировал на своём браслете анализатор, незаметно проверяя содержимое на наличие наркотиков или токсинов. Прибор не обнаружил ничего опасного.

– Не доверяете нам? – с лёгкой улыбкой заметила Линдт. – Правильно. На вашем месте я бы поступила так же.

Дан сделал глоток чая и наконец задал главный вопрос:

– Что такое "Альянс Прорыва"? И какова ваша цель?

Бергман сел напротив, сложив руки на коленях:

– "Альянс" возник около восьми лет назад, когда группа учёных, включая Нильсена, обнаружила доказательства существования карантинного барьера вокруг Солнечной системы. Официальные структуры – правительства, МКС – предпочли либо проигнорировать эту информацию, либо засекретить её, вместо того чтобы начать подготовку к неизбежному.

– К чему неизбежному? – спросила Майя.

– К контакту, – вмешалась Линдт. – Или к уничтожению. Смотрители не оставляют третьего варианта.

Дан поставил чашку:

– Доктор Лю упоминала, что барьер существует миллионы лет. Почему сейчас ситуация внезапно стала критической?

– Потому что карантин никогда не был задуман как постоянное решение, – пояснил Бергман. – Это временная мера, дающая потенциально опасным формам жизни шанс либо эволюционировать в направлении, приемлемом для галактического сообщества, либо… исчезнуть.

– И кто решает, какое направление "приемлемо"? – В голосе Дана звучало плохо скрываемое возмущение.

– Смотрители, – просто ответила Линдт. – Или, скорее, сложная экосистема различных сущностей, выполняющих эту функцию. Мы называем их Смотрителями для простоты, но в реальности это, вероятно, лишь часть гораздо более масштабного механизма галактического регулирования.

– И что, по-вашему, они сочтут "приемлемым"? – не унимался Дан.

– Мы не знаем наверняка, – Бергман развел руками. – Но основываясь на фрагментарной информации, полученной через марсианский организм, можно предположить, что ключевым фактором является способность к мирному сосуществованию с другими формами жизни. Отсутствие агрессивной экспансии. Готовность к симбиотическим отношениям вместо паразитических или хищнических.

– Звучит как утопия, – скептически заметил Дан.

– Или как следующий этап эволюции, – парировала Линдт. – То, к чему ваши родители стремились через свои исследования марсианского организма. Они понимали, что этот организм – не просто инопланетная форма жизни, а инструмент, оставленный специально для нас. Ключ, который может помочь нам эволюционировать до уровня, приемлемого для галактического сообщества.

– Путём заражения? Превращения в коллективный разум, как на "Деймосе"? – Дан покачал головой. – Это не эволюция. Это капитуляция.

– Не обязательно, – возразил Бергман. – Есть и другой путь. То, над чем работал Сато до своей… трансформации. Контролируемая интеграция. Сохранение человеческой индивидуальности при получении новых возможностей.

– Эксперименты с марсианским организмом строго запрещены, – напомнил Дан. – И не без причины. Я видел, что происходит при заражении.

– Не все эксперименты одинаковы, – мягко сказала Линдт. – На "Гагарине-3" вы увидите результаты нашей работы. Там Нильсен и его команда достигли значительных успехов в контролируемой интеграции. Люди, добровольно принявшие модифицированный организм, сохранили личность и получили… новые способности.

– Какие способности? – спросила Майя.

– Улучшенная регенерация. Устойчивость к радиации. Расширенные когнитивные возможности. – Линдт сделала паузу. – И самое важное – способность к прямому ментальному контакту. Телепатия, если хотите.

Дан рассмеялся:

– Телепатия? Серьёзно? И вы ожидаете, что мы поверим в это?

– Не просим верить на слово, – спокойно ответил Бергман. – Вы сами всё увидите на "Гагарине-3". И решите, стоит ли это тех рисков, которые мы принимаем.

– А что насчет предупреждения Сато? – вспомнил Дан. – Он говорил, что Смотрители приближаются. Что "время истекает".

Бергман и Линдт обменялись тревожными взглядами.

– Это правда, – наконец сказал Бергман. – Наблюдения Нильсена подтверждают, что активность барьера усиливается. Это может означать только одно – приближается время проверки. Смотрители придут, чтобы оценить, достойно ли человечество продолжать существование.

– И когда это произойдёт? – спросила Майя.

– По нашим расчётам, в течение ближайших шести месяцев.

Дан откинулся в кресле, пытаясь осмыслить полученную информацию. Шесть месяцев до возможного уничтожения всего человечества. Звучало как сюжет научно-фантастического фильма, но факты, собранные им за последние дни, придавали этой угрозе пугающую реальность.

– И что предлагает "Альянс Прорыва"? – спросил он. – Какой у вас план?

– У нас есть несколько стратегий, – ответил Бергман. – Одна из них – продемонстрировать Смотрителям, что мы способны к мирной интеграции с другими формами жизни, используя марсианский организм как посредника. Другая – попытаться открыть прямой канал коммуникации, чтобы вступить в переговоры. Нильсен считает, что это возможно с помощью специальных устройств, над которыми он работает на "Гагарине-3".

– А третья стратегия? – Дан чувствовал, что они что-то недоговаривают.

Линдт помедлила, затем решительно произнесла:

– Третий вариант – активация "Проекта Ноев Ковчег". Если мы не сможем убедить Смотрителей сохранить всё человечество, мы попытаемся спасти хотя бы его часть. Тех, кто прошел контролируемую интеграцию и сможет существовать в условиях, которые Смотрители сочтут приемлемыми.

– Избранные, значит, – горько усмехнулся Дан. – Кто решает, кому жить, а кому умереть?

– Никто не хочет делать такой выбор, – твердо ответил Бергман. – Мы стремимся спасти всех. Но если выбор будет между частичным спасением и полным уничтожением…

Он не закончил, но смысл был ясен.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Майя первой нарушила её:

– Насколько я понимаю, исследования в этой области требуют… подопытных. Экспериментов над людьми.

– Все участники – добровольцы, – быстро ответила Линдт. – Учёные, космонавты, люди, понимающие риски и готовые их принять ради общего блага.

– И все эксперименты успешны? – В голосе Дана звучало сомнение.

Снова короткий обмен взглядами между Бергманом и Линдт.

– Были… неудачи, – признал Бергман. – Особенно на ранних этапах. Но сейчас мы достигли стабильного протокола интеграции с успешностью более 70%.

– А остальные 30%? – жестко спросил Дан.

– Различные исходы, – уклончиво ответила Линдт. – От отторжения организма до… более сложных последствий.

– Сато и его команда, – догадался Дан. – Они были среди тех, кто экспериментировал с этими протоколами?

– Да, – кивнул Бергман. – Сато был одним из основателей "Альянса". Но он… торопился. Использовал недостаточно проверенный протокол. Мы предупреждали его о рисках, но он был убежден, что времени осталось мало, и пошел на отчаянный шаг.

Дан встал и прошелся по комнате. В голове роились десятки вопросов, но один выделялся особенно ярко.

– Почему вы пришли к нам? Зачем раскрываете всё это?

– Потому что вы – сын Анны и Михаила Коржавиных, – просто ответила Линдт. – Потому что ваша генетическая структура уникальна. Ваши родители подверглись воздействию марсианского организма во время беременности вашей матери. Не достаточно для полной трансформации, но достаточно для того, чтобы повлиять на ваше развитие.

Дан застыл на месте:

– Что вы сказали?

– Вы не совсем человек, инспектор, – мягко продолжила Линдт. – Или, скорее, вы больше чем человек. Ваша ДНК содержит следы марсианского организма, интегрированные на клеточном уровне. Это часть причины, почему вы выжили при инциденте на "Арго", когда другие дети погибли.

– Это невозможно, – прошептал Дан, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Меня проверяли тысячи раз. Регулярные сканирования МКС…

– Ищут активный организм, – перебил Бергман. – Но не генетические модификации, произошедшие в утробе матери. Вы не заражены, инспектор. Вы – эволюционировали.

Майя подошла к Дану и положила руку ему на плечо в знак поддержки:

– Даже если это правда, что это меняет? Дан всю жизнь был человеком, независимо от его генетического кода.

– Это меняет всё, – возразила Линдт. – Это значит, что инспектор Коржавин может стать ключом к спасению человечества. Мостом между нами и Смотрителями. Существом, которое они могут признать достойным сосуществования.

Дан опустился в кресло, ошеломлённый этим откровением. Вся его жизнь, его идентичность, его работа в МКС по предотвращению распространения марсианского организма – всё это внезапно предстало в новом, жутком свете.

– Мне нужны доказательства, – наконец сказал он. – Не просто слова, а научные факты.

– Нильсен предоставит вам все доказательства, – заверил Бергман. – На "Гагарине-3" у нас есть оборудование, способное показать то, что МКС предпочитает не замечать.

Прежде чем Дан успел ответить, автоматическая система безопасности базы издала предупреждающий сигнал. Бергман бросился к монитору.

– У нас гости, – мрачно сообщил он. – Три корабля МКС только что вошли в атмосферу Земли и направляются в этот район.

– Вронский, – процедил Дан. – Он всё-таки нашёл нас.

– Корабль готов? – быстро спросила Линдт у Бергмана.

– Через двадцать минут будет на запасной площадке.

– Тогда нам пора уходить, – решительно заявил Дан, поднимаясь. – Если Вронский узнал о нашем местонахождении, следующим он вычислит "Гагарин-3". Нам нужно опередить его.

– Следуйте за мной, – Линдт направилась к неприметной двери в задней части помещения. – У нас есть подземный маршрут к запасной площадке.

Бергман остался у консоли:

– Я задержу их, насколько смогу. Создам ложные сигналы, отвлеку внимание.

– Это опасно, – возразила Линдт. – Если они поймают тебя…

– Тогда выполни наше обещание, – серьёзно ответил Бергман. – И продолжай работу.

Они обменялись быстрыми объятиями, и Дан впервые заметил, что между этими двумя существует нечто большее, чем просто коллегиальные отношения.

– Идёмте, – Линдт открыла дверь, за которой начинался узкий проход. – Времени мало.

Дан и Майя переглянулись, молча соглашаясь, что у них нет выбора, кроме как довериться этим людям – по крайней мере, пока. Они последовали за Линдт в тёмный туннель, оставляя позади свет и относительную безопасность базы.

Проход, петляя, уводил их всё глубже под землю. Старый технический туннель, оставшийся, вероятно, со времён первоначальной постройки доков, был тесным и влажным, с ржавыми трубами по стенам и редкими аварийными лампами под потолком.

– Откуда Вронский узнал, где нас искать? – спросила Майя, пока они быстро продвигались по туннелю. – Мы были осторожны.

– Утечка информации возможна откуда угодно, – мрачно ответил Дан. – Возможно, в МКС есть агенты "Альянса", и Вронский следит за ними. Или наоборот, в "Альянсе" есть шпион МКС.

– Или нас выследили по квантовой метке в музее, – предположила Линдт. – Такие маяки работают в обе стороны – как способ передачи информации и как способ отслеживания.

– Замечательно, – пробормотал Дан. – А вы не могли предупредить об этом раньше?

– Всегда есть риски, – пожала плечами Линдт. – Но вы должны были получить сообщение. Это был единственный способ направить вас к "Гагарину-3".

Туннель наконец закончился небольшим подъемом, ведущим к металлической лестнице. Линдт остановилась и прислушалась, затем осторожно подняла люк над головой. В отверстие хлынул дневной свет.

– Чисто, – сказала она после беглого осмотра. – Запасная площадка в ста метрах отсюда. Держитесь ближе ко мне и будьте готовы бежать в случае опасности.

Они выбрались на поверхность и оказались в заброшенной промышленной зоне. Пустые склады и ржавеющие конструкции окружали небольшую расчищенную площадку, где их ждал компактный атмосферный челнок – старая модель "Колибри", предназначенная для быстрых перемещений между орбитой и поверхностью.

– Не слишком впечатляюще, – заметила Майя, оценивающе глядя на потрепанный корабль. – На нем можно долететь до орбиты?

– Не только до орбиты, – улыбнулась Линдт. – "Колибри" модифицирован. Под обшивкой стандартной модели скрывается кое-что интересное. Вы будете удивлены.

Они быстро направились к челноку, когда воздух над ними прорезал пронзительный вой – сирена приближающихся кораблей МКС.

– Чёрт, они нашли нас быстрее, чем я думала, – Линдт ускорила шаг. – Бегом к челноку!

Они бросились к кораблю. Линдт первой добежала до трапа и активировала системы доступа. Люк начал открываться, но слишком медленно. В небе уже виднелись три чёрные точки – приближающиеся корабли МКС.

– Они собираются блокировать площадку, – крикнул Дан. – Нужно взлетать немедленно!

– Люк еще не полностью открыт, – возразила Линдт. – Системы…

– К чёрту системы, – Майя протиснулась в полуоткрытый люк. – Я пилот, я смогу поднять эту развалюху. Давайте внутрь, сейчас же!

Дан и Линдт последовали за ней. Как только они оказались внутри, Майя бросилась к пульту управления, быстро оценивая приборную панель модифицированного "Колибри".

– Интересная модификация, – пробормотала она, активируя системы. – Двигатель военного класса, усиленная защита… что у вас за спонсоры такие, доктор Линдт?

– Поверьте, лучше вам не знать, – ответила та, занимая место второго пилота. – Вы можете поднять корабль?

– Уже поднимаю, – Майя запустила двигатели, и челнок задрожал, наполняясь энергией. – Держитесь!

"Колибри" оторвался от земли с неожиданной для такого маленького судна мощью. Перегрузка вдавила их в кресла, когда Майя направила корабль вертикально вверх, стремясь как можно быстрее уйти из зоны досягаемости преследователей.

– Они открывают огонь! – крикнула Линдт, глядя на экран заднего обзора.

Вспышки энергетических выстрелов озарили пространство вокруг них. Один из лучей задел левый борт, вызвав серию предупреждающих сигналов.

– Повреждение обшивки, но не критическое, – доложила Майя, выполняя серию сложных маневров. – Щиты держатся. Скажите, доктор, этот "Колибри" может дать отпор?

– Задняя пушка, управление справа от вас, – указала Линдт. – Но я бы не рекомендовала стрелять в корабли МКС, если хотите когда-нибудь вернуться на Землю легально.

– Не собираюсь их сбивать, – Майя активировала оружейную систему. – Просто создам небольшое отвлечение.

Она выпустила серию выстрелов – не по кораблям, а по заброшенным складам внизу. Взрывы и поднявшееся облако пыли временно дезориентировали преследователей, давая "Колибри" драгоценные секунды форы.

– А теперь держитесь, – Майя перевела двигатели в режим максимальной мощности. – Будет неприятно.

Челнок рванулся вперёд с такой скоростью, что перегрузка на несколько секунд затуманила сознание Дана. Когда зрение прояснилось, они уже прорывались сквозь верхние слои атмосферы, оставляя преследователей далеко позади.

– Невероятно, – выдохнул Дан, глядя на мониторы. – Они отстали почти на минуту. Что за двигатель у этой "развалюхи"?

– Экспериментальный квантовый ускоритель, – с гордостью ответила Линдт. – Разработка нашей команды на "Гагарине-3". Один из немногих в Солнечной системе, способных развивать скорость, достаточную для исследования дальних границ Оортового облака.

– Так вот как вы исследуете барьер, – догадалась Майя. – Обычные корабли не могли бы добраться туда и вернуться за разумное время.

– Именно, – кивнула Линдт. – И именно поэтому МКС так отчаянно хочет остановить нас. Они боятся не только наших исследований марсианского организма, но и технологического прорыва, который может позволить человечеству достичь границы карантина.

Дан уставился в иллюминатор, наблюдая, как голубой шар Земли уменьшается позади них. Впереди раскинулась бездна космоса – холодная, равнодушная, и, возможно, не такая пустая, как казалось раньше.

– Сколько до "Гагарина-3"? – спросил он.

– С этим двигателем – около 14 часов, – ответила Линдт. – Обычный корабль добирался бы несколько дней.

– А корабли МКС?

– Если они будут преследовать нас, то прибудут примерно через 20 часов. У нас будет небольшая фора.

Дан кивнул. Четырнадцать часов до встречи с Нильсеном и ответов, которые, возможно, навсегда изменят его представление о себе и о месте человечества во вселенной. Четырнадцать часов до того, как он узнает, правда ли то, что он не совсем человек.

Майя, словно читая его мысли, положила руку ему на плечо:

– Что бы там ни было, Дан, это не меняет того, кто ты есть.

Он благодарно кивнул, но в глубине души понимал, что если слова Линдт окажутся правдой, всё изменится. Навсегда.

Глава 4: Вести с границы

Глубокий космос всегда действовал на Дана умиротворяюще. Вдали от планет и станций, в безмолвии межпланетной пустоты, он наконец мог расслабиться и просто думать. Четырнадцать часов полёта до "Гагарина-3" давали достаточно времени для размышлений – а поразмыслить было о чём.

Известие о том, что его ДНК может содержать следы марсианского организма, было подобно удару под дых. Вся его жизнь, его работа в МКС, его непримиримая борьба против распространения этого самого организма – всё это внезапно показалось жестокой иронией. Если он сам частично продукт этого организма, значит ли это, что годами он сражался против части самого себя?

Дан сидел в небольшой каюте модифицированного "Колибри", просматривая данные на портативном терминале. Доктор Линдт предоставила ему доступ к исследованиям "Альянса Прорыва", касающимся марсианского организма и его потенциальной связи со Смотрителями. Большая часть материалов выглядела безумно – теории о разумной микробной жизни, способной к межзвёздной коммуникации, гипотезы о целенаправленном создании барьера как карантинной меры, предположения о древней галактической цивилизации, регулирующей развитие молодых видов.

И всё же, после того, что он видел на "Деймосе", после преображения Сато и загадочных слов о "большом карантине"… теперь эти теории не казались такими безумными.

В дверь каюты постучали. Дан поднял голову:

– Войдите.

На пороге появилась Майя с двумя чашками синтезированного кофе.

– Подумала, что тебе не помешает, – сказала она, протягивая одну из чашек. – Ты не выходил из каюты шесть часов.

– Спасибо, – Дан принял кофе. – Я просто…

– Пытаешься переварить информацию, которая переворачивает всё твоё представление о мире? – Майя понимающе улыбнулась. – Да, такое требует времени.

Она присела на край койки:

– Как ты?

Дан усмехнулся:

– Как человек, который узнал, что, возможно, не совсем человек? Не знаю. Растерян. Зол. Сбит с толку.

– Ты всё тот же Дан Коржавин, которого я знаю уже пять лет, – твёрдо сказала Майя. – Генетический код не определяет, кто ты есть.

– А что определяет? – Дан отставил чашку. – Если они правы, и моя ДНК содержит инопланетный материал, то что это значит? Я всё ещё человек? Или кто-то… что-то ещё? И если Смотрители реальны, если они действительно готовятся судить человечество… какую роль я должен играть в этом?

Майя задумалась, затем сказала:

– Помнишь тот случай на Европе, когда мы столкнулись с контрабандистами редких металлов?

Дан кивнул. Два года назад они расследовали нелегальную добычу на спутнике Юпитера, где глубоко подо льдом был обнаружен подземный океан.

– Мы обнаружили тех рыбоподобных существ в образцах льда, – продолжила Майя. – Примитивная форма жизни, но уникальная для Солнечной системы. Контрабандисты не заботились о том, что их деятельность угрожала целому виду. Им были важны только деньги.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что тогда ты рисковал жизнью, чтобы остановить их. Не потому, что так требовал протокол МКС, а потому, что считал правильным защитить эти создания. – Майя наклонилась ближе. – Я видела, как ты говорил с руководством, требуя объявить весь регион защищённой зоной, как ты лично составлял новые протоколы, гарантирующие безопасность этих существ. Это был не просто долг инспектора – это было твоё глубокое убеждение, что все формы жизни заслуживают защиты.

– И что?

– И то, что, возможно, это не случайно. Возможно, часть тебя – та самая часть с "инопланетной ДНК" – даёт тебе понимание, недоступное большинству людей. Способность видеть ценность в других формах жизни, отличных от нашей. – Майя положила руку на его плечо. – Если так, то это не проклятие, Дан. Это дар. Именно то, что сейчас нужно человечеству больше всего.

Дан задумался. В словах Майи был смысл. Он всегда чувствовал себя иным – дело было не только в марсианской физиологии. Его подход к ксенобиологическим угрозам всегда отличался от подхода большинства коллег. Там, где другие видели только опасность, подлежащую уничтожению, он всегда искал понимания, способа сосуществования.

– Может быть, ты права, – наконец сказал он. – Но от этого не легче. Вся моя жизнь построена на лжи. Моя мать, мой отец… они знали и не сказали мне.

– Они пытались защитить тебя, – мягко возразила Майя. – В мире, где МКС уничтожает всё, связанное с марсианским организмом, правда о твоей ДНК означала бы твою гибель или, в лучшем случае, пожизненную изоляцию в лаборатории.

Дан не успел ответить – интерком ожил голосом доктора Линдт:

– Инспектор Коржавин, пилот Чанг, пожалуйста, пройдите в кабину. Мы приближаемся к зоне астероидного пояса, и вам стоит это увидеть.

Они переглянулись и поспешили в кабину. Линдт сидела за пультом управления, настраивая внешние датчики.

– Что происходит? – спросил Дан.

– Смотрите сами, – Линдт указала на главный экран.

Перед ними разворачивалась впечатляющая картина. Астероидный пояс всегда представлял собой захватывающее зрелище – тысячи камней разного размера, от крошечных метеоритов до карликовых планет, медленно вращающихся в пространстве между орбитами Марса и Юпитера. Но сейчас пояс выглядел иначе. Среди астероидов виднелись странные вспышки света – мгновенные, почти неуловимые, как далёкие молнии в космической пустоте.

– Что это? – спросила Майя, наклоняясь к экрану.

– Активность барьера, – ответила Линдт. – Только не внешнего, а внутреннего.

– Внутреннего? – Дан нахмурился. – Вы говорили только об одном барьере – на границе Оортового облака.

– Это основной барьер, – кивнула Линдт. – Но Нильсен обнаружил, что существует также сеть внутренних "мембран" – менее плотных и обычно неактивных. Они разделяют Солнечную систему на зоны. Одна из таких мембран проходит через астероидный пояс.

– И сейчас она активна, – догадался Дан. – Почему?

– Мы не знаем наверняка. Но активизация внутренних барьеров всегда предшествует… проверке. – Линдт выглядела встревоженной. – Это плохой знак. События развиваются быстрее, чем мы предполагали.

– Можем ли мы пройти через эту мембрану? – поинтересовалась Майя. – Она не повредит корабль?

– Мы проходили много раз, это безопасно, – заверила их Линдт. – По крайней мере, сейчас. Барьер реагирует только на определённые биологические сигнатуры, и то лишь когда полностью активирован. В текущем состоянии он просто… наблюдает.

– Наблюдает? – Дан вздрогнул. – Вы говорите о нём как о живом существе.

– Потому что, в некотором смысле, он живой, – ответила Линдт. – Или, по крайней мере, является продуктом живой технологии. Нильсен считает, что барьер – это не просто энергетическое поле, а сложная биотехнологическая конструкция, способная к адаптации и "обучению".

"Колибри" приближался к поясу астероидов. Вспышки становились отчётливее, образуя что-то вроде сетчатого узора в космическом пространстве.

– Приготовьтесь, – предупредила Линдт, активируя дополнительную защиту корабля. – При пересечении барьера могут быть некоторые… ощущения.

– Какие ощущения? – насторожился Дан.

Ответа он не получил – корабль вошёл в зону мерцающего света, и мир вокруг него изменился. Дан почувствовал странное головокружение, словно его сознание на мгновение отделилось от тела. Перед глазами промелькнула серия образов, слишком быстрых, чтобы их можно было различить. Звуки – шепот, музыка, странные вибрации – наполнили его разум, а затем так же внезапно исчезли.

Корабль прошёл сквозь барьер, и всё вернулось к норме. Точнее, почти всё.

– Вы это видели? – хрипло спросил Дан, обнаружив, что его руки дрожат. – Эти образы… звуки…

Майя выглядела растерянной:

– Я ничего не видела. Только лёгкое головокружение, как при смене гравитации.

Они оба посмотрели на Линдт, которая наблюдала за Даном с явным интересом.

– Интересно, – произнесла она. – Только люди с определёнными генетическими маркерами способны воспринимать сигналы барьера. То, что вы что-то почувствовали, инспектор, подтверждает нашу теорию о вашей… особенности.

– Что я видел? – требовательно спросил Дан. – Что это было?

– Вероятно, сканирование, – ответила Линдт. – Барьер считывал вашу генетическую информацию, искал признаки марсианского организма. – Она помедлила. – Что именно вы видели?

Дан попытался вспомнить мимолётные образы:

– Странные конструкции… похожие на кристаллы, но живые, пульсирующие. Множество существ, движущихся как единый организм. И… голоса. Не слова, скорее… концепции, вложенные прямо в сознание.

Линдт выглядела взволнованной:

– Это согласуется с отчётами других сенситивов. Вероятно, вы восприняли фрагментарные образы мира Смотрителей или их технологии. – Она сделала пометку на своём планшете. – Нильсен будет очень заинтересован этим.

Дан потёр виски, пытаясь избавиться от остаточного звона в ушах:

– Сколько ещё до "Гагарина-3"?

– Около пяти часов, – ответила Линдт. – Этот сектор пояса относительно безопасен, но я бы рекомендовала вам отдохнуть до прибытия. Встреча с Нильсеном потребует всей вашей концентрации.

Дан кивнул и вернулся в свою каюту, но заснуть не мог. Образы, мелькнувшие в его сознании при пересечении барьера, продолжали преследовать его. Особенно один – кристаллические структуры, соединённые в сложную сеть, пульсирующие как единый живой организм. Они казались смутно знакомыми, словно он видел что-то подобное раньше.

И тут его осенило. Он видел похожие структуры в образцах марсианского организма под мощным микроскопом. Та же кристаллическая решётка, те же пульсирующие узоры. Связь была очевидна – марсианский организм и технология барьера имели общее происхождение.

Дан активировал терминал и вызвал Линдт:

– Доктор, мне нужно знать всё, что вам известно о кристаллической структуре марсианского организма. Особенно о его сходстве с технологией барьера.

На экране появилось лицо Линдт, удивленное его внезапным интересом:

– Это одна из ключевых теорий Нильсена. Он считает, что марсианский организм – это не просто случайная форма жизни, а биотехнологический инструмент, специально созданный как часть системы барьера. Своего рода "агент внутри", который может либо способствовать эволюции запертого вида в "правильном" направлении, либо сигнализировать о необходимости стерилизации.

– А что считается "правильным" направлением? – спросил Дан.

– Судя по всему, симбиотическое сосуществование вместо хищнического доминирования, – ответила Линдт. – Способность к интеграции с другими формами жизни без их уничтожения. Коллективный разум вместо индивидуалистической экспансии.

– То есть полная противоположность текущего пути развития человечества, – мрачно заключил Дан.

– Именно. Поэтому мы считаем, что контролируемая интеграция с марсианским организмом – это не просто научный эксперимент, а необходимое условие для выживания нашего вида.

Дан задумался:

– Но если так, то почему Смотрители просто не уничтожили нас раньше? Почему ждали так долго?

– Есть теория, что они действуют не по принципу активного вмешательства, а скорее как садовники галактики, – объяснила Линдт. – Они создают условия, при которых виды эволюционируют в определённом направлении, но предпочитают, чтобы этот процесс происходил естественным путём. Прямое вмешательство – крайняя мера, используемая только когда вид представляет непосредственную угрозу галактической экосистеме.

– И человечество достигло этой точки? – спросил Дан.

– Судя по активности барьера, мы очень близки к ней, – мрачно ответила Линдт. – Наши технологии приближаются к уровню, позволяющему преодолеть карантин. А наша история не даёт оснований полагать, что мы будем мирно сосуществовать с другими цивилизациями.

Дан отключил связь и снова лёг, глядя в потолок каюты. Слишком много информации, слишком много тревожных открытий за слишком короткое время. Его разум, привыкший к методичному анализу фактов и строгому следованию протоколам, с трудом справлялся с этим потоком новых, революционных концепций.

Если всё это правда – если человечество действительно находится под наблюдением древней галактической цивилизации, готовой "стерилизовать" Солнечную систему при малейшем признаке угрозы – то все мелкие политические интриги между Землёй и колониями, все приоритеты МКС, все его собственные заботы и амбиции вдруг кажутся ничтожными.

И если он действительно несёт в себе частицу того, что может стать мостом между человечеством и этими непостижимыми Смотрителями… какова его ответственность? Что он должен сделать с этим знанием?

Эти мысли преследовали его, пока усталость наконец не взяла своё, и он провалился в беспокойный сон, наполненный кристаллическими конструкциями и шепчущими голосами.

– Инспектор Коржавин! Просыпайтесь! Мы прибываем.

Голос Линдт вырвал Дана из сна. Он резко сел, на мгновение дезориентированный, затем вспомнил, где находится.

– Уже? – хрипло спросил он.

– Мы подходим к "Гагарину-3", – подтвердила Линдт через интерком. – Думаю, вам стоит это увидеть.

Дан быстро привёл себя в порядок и направился в кабину. Майя уже была там, глядя на главный экран с выражением изумления на лице.

– Ты только посмотри на это, – сказала она, когда Дан вошёл.

"Гагарин-3" оказался не тем, что ожидал Дан. Вместо типичной астероидной станции – металлического купола или серии модулей, прикреплённых к поверхности камня – перед ними предстало нечто, больше напоминающее живой организм, чем искусственное сооружение.

Станция была построена внутри и вокруг крупного астероида неправильной формы. Но там, где должны были быть стандартные металлические конструкции, виднелись полупрозрачные куполы, светящиеся изнутри мягким голубоватым светом. Многочисленные "щупальца" из какого-то кристаллического материала вытягивались в пространство, собирая солнечный свет и, по всей видимости, служа антеннами или сенсорами. Вся станция пульсировала, словно в такт невидимому сердцебиению.

– Что это? – выдохнул Дан. – Это не похоже ни на одну станцию, которую я когда-либо видел.

– Потому что это не просто станция, – с гордостью ответила Линдт. – Это симбиотическая конструкция. Гибрид человеческих технологий и модифицированного марсианского организма. Живая станция, способная адаптироваться, расти и самовосстанавливаться.

– Это… невероятно, – признал Дан, не в силах оторвать взгляд от пульсирующих структур. – И небезопасно. МКС уничтожила бы это место без колебаний.

– Поэтому мы приложили столько усилий, чтобы сохранить его в тайне, – кивнула Линдт. – "Гагарин-3" – наше величайшее достижение и доказательство того, что симбиоз с марсианским организмом возможен и продуктивен.

"Колибри" приближался к станции, и теперь они могли разглядеть детали. Вокруг основной структуры двигались маленькие объекты – не механические дроны, а что-то похожее на живых существ, сотканных из того же кристаллического материала, что и "щупальца" станции.

– Это охранники, – пояснила Линдт, заметив взгляд Дана. – Биосинтетические конструкции, созданные для защиты станции и выполнения внешних работ. Они частично разумны, но подчиняются центральному управлению.

– Управлению Нильсена? – спросила Майя.

– Скорее, коллективному разуму станции, – ответила Линдт. – Нильсен является частью этого разума, но не единственным его компонентом.

Дан напрягся:

– Вы имеете в виду, что Нильсен…

– Прошёл интеграцию с марсианским организмом? Да, – кивнула Линдт. – Как и большинство постоянных обитателей "Гагарина-3". Но не бойтесь, это контролируемая интеграция. Они сохранили свою индивидуальность и человечность.

"Колибри" приблизился к одному из прозрачных куполов, который раскрылся, как лепестки цветка, открывая путь внутрь. Док станции выглядел одновременно органичным и высокотехнологичным – словно нечто, созданное не человеческими руками, а выращенное на стыке биологии и квантовой физики.

Когда корабль состыковался, и открылся шлюз, Дан почувствовал странное ощущение – словно сама станция изучала его, прощупывала его сознание невидимыми щупальцами.

– Вы чувствуете это? – спросил он Майю.

– Что именно? – она выглядела озадаченной.

– Как будто… кто-то смотрит. Изнутри. – Дан не мог подобрать слов для этого ощущения.

– Станция сканирует вас, – объяснила Линдт. – Точнее, её биологический компонент. Это стандартная процедура для новых посетителей. Особенно для тех, кто имеет… необычную генетическую структуру.

Они вошли в станцию через переходный туннель, больше похожий на пищевод живого существа, чем на стандартный шлюз. Стены пульсировали и светились, реагируя на их присутствие, словно приветствуя новоприбывших.

За туннелем открылось просторное помещение, напоминающее одновременно лабораторию, жилое пространство и сад. Прозрачные перегородки разделяли различные зоны, но весь интерьер ощущался как единый организм. Растения, интегрированные в стены, исполняли не только декоративную функцию, но и, по всей видимости, были частью системы жизнеобеспечения. В центре располагалась большая голографическая проекция Солнечной системы с отмеченными красным цветом зонами – внутренними барьерами.

Несколько человек работали за прозрачными консолями. Дан заметил, что все они имели характерные черты – слегка светящуюся кожу и глаза с необычным радужным оттенком, напоминающим эффект, который он видел у заражённых на "Деймосе", но гораздо менее выраженный.

– Добро пожаловать на "Гагарин-3", инспектор Коржавин, пилот Чанг, – раздался голос, и к ним подошёл высокий седой мужчина с живыми, пронзительными глазами. – Я рад, что вы смогли добраться к нам, несмотря на… противодействие.

– Доктор Нильсен, – Линдт слегка поклонилась. – Миссия выполнена. Я привезла их, как вы просили.

– Отличная работа, Сара, – Нильсен улыбнулся. – Бергман?

– Остался на Земле, чтобы отвлечь внимание МКС, – ответила Линдт. – Но у нас могут быть преследователи. Три корабля МКС вышли на наш след.

– Мы знаем, – кивнул Нильсен. – Станция засекла их примерно час назад. У нас есть время подготовиться. – Он повернулся к Дану и Майе. – Но сначала позвольте мне показать вам то, ради чего вы проделали этот опасный путь.

Он жестом пригласил их следовать за собой, направляясь к дальней части помещения. По пути Дан не мог не заметить, что остальные обитатели станции смотрят на него с нескрываемым интересом, даже благоговением.

– Они знают, кто я? – тихо спросил он у Линдт.

– Они знают, что вы можете быть ключом, – ответила она. – Тем, кого мы так долго ждали.

Нильсен привёл их в отдельное помещение, которое, судя по оборудованию, служило основной лабораторией. В центре находилась большая прозрачная камера, наполненная светящейся жидкостью, внутри которой парила кристаллическая структура, разрастающаяся и меняющая форму, как живое существо.

– Вот, – Нильсен указал на камеру. – Чистый образец марсианского организма, не модифицированный человеческим вмешательством. Мы извлекли его из глубинных пластов Марса, из места, которое МКС считает слишком опасным даже для исследования.

– Он выглядит… иначе, – заметил Дан, вспоминая образцы, с которыми ему доводилось сталкиваться. – Более структурированным.

– Потому что здесь он свободен, – объяснил Нильсен. – Образцы, которые изучает МКС, обычно находятся в состоянии стресса, подавлены химическими агентами или радиацией. Здесь мы создали условия, максимально приближенные к его естественной среде.

– А где его естественная среда? – спросил Дан. – Не Марс, я полагаю?

– Умный вопрос, – Нильсен улыбнулся. – Нет, не Марс. Марс был всего лишь… инкубатором. Местом, где организм мог ждать, пока не появится подходящая форма жизни для взаимодействия. – Он сделал паузу. – Его истинное происхождение, скорее всего, лежит за пределами нашей системы. Возможно, он был помещён сюда теми же существами, что создали барьер.

– Смотрителями, – произнёс Дан.

– Да, хотя это название, безусловно, ограничивает понимание их истинной природы. – Нильсен подошёл к консоли и активировал голографическую проекцию. – Смотрите.

Над консолью возникло трёхмерное изображение – сложная кристаллическая структура, разветвляющаяся в пространстве, формирующая что-то вроде нейронной сети.

– Это модель организма на квантовом уровне, – пояснил Нильсен. – Как видите, он организован не как обычная земная жизнь. Его структура напоминает скорее квантовый компьютер, способный к параллельным вычислениям в различных измерениях.

– Измерениях? – переспросила Майя. – Вы имеете в виду, как в теории мультивселенной?

– Именно. Наши исследования показывают, что организм существует одновременно в нашем пространстве-времени и… где-то ещё. Он служит своего рода мостом, якорем между различными реальностями. – Нильсен увеличил часть проекции. – И вот что особенно интересно: эта структура имеет поразительное сходство с определёнными участками человеческого мозга, особенно с теми, что отвечают за образное мышление и интуицию.

– Вы предполагаете, что он может взаимодействовать напрямую с нашим сознанием? – спросил Дан.

– Не просто предполагаю – я знаю это наверняка, – ответил Нильсен. – Потому что я сам прошёл частичную интеграцию и испытал это взаимодействие.

Он повернулся к Дану:

– Но вы, инспектор… вы особый случай. Ваша генетическая структура уже содержит элементы организма, интегрированные на клеточном уровне. Не так глубоко, как у тех, кто прошёл полную трансформацию, но достаточно, чтобы обеспечить базовую совместимость. – Нильсен подошёл ближе. – Вы когда-нибудь замечали необычные способности? Повышенную интуицию? Странные сны?

Дан задумался. Вся его карьера в МКС строилась на его исключительной способности предвидеть проблемы, находить закономерности там, где другие видели только случайности.

– Возможно, – осторожно признал он. – Но это могло быть просто совпадением. Результатом тренировки или природной склонности к анализу.

– Или результатом частичной связи с существом, способным обрабатывать информацию на квантовом уровне, – возразил Нильсен. – Вы замечали что-нибудь странное, когда мы пересекали внутренний барьер?

– Образы, – неохотно признал Дан. – Голоса. Ощущение… присутствия.

– В то время как обычные люди, – Нильсен кивнул в сторону Майи, – не ощущают почти ничего. Это подтверждает нашу теорию о вашей уникальности.

Он подошёл к другой консоли и активировал новую проекцию – на этот раз схему ДНК, с выделенными участками.

– Это ваш генетический код, инспектор. Точнее, то, что мы смогли реконструировать на основе данных вашей медкарты в МКС. – Нильсен указал на светящиеся сегменты. – Эти участки не принадлежат к человеческому геному. Они внедрены, интегрированы так искусно, что стандартные сканеры МКС не способны их выявить.

Дан напрягся:

– Откуда у вас доступ к моей медкарте?

– У "Альянса Прорыва" есть свои люди в МКС, – уклончиво ответил Нильсен. – Но это не важно. Важно то, что эта интеграция делает вас уникальным мостом между человечеством и Смотрителями.

– И что вы предлагаете? – настороженно спросил Дан. – Эксперимент? Дальнейшую "интеграцию"?

– Нет, – покачал головой Нильсен. – Я предлагаю общение. Возможность понять, кто такие Смотрители, чего они хотят от нас, и как мы можем доказать, что достойны существования.

Он подошёл к дальней стене лаборатории и активировал скрытую панель. Стена раздвинулась, открывая небольшое смежное помещение, в котором находился странный аппарат – нечто среднее между медицинской капсулой и коммуникационным устройством.

– Это Транслятор, – объяснил Нильсен. – Устройство, способное усилить природную связь с марсианским организмом и, через него, с барьером. Мы создали его на основе артефактов, найденных в глубинных слоях Марса, и технологий, разработанных вашими родителями.

– Моими родителями? – Дан был ошеломлён. – Вы утверждаете, что они работали над чем-то подобным?

– Проект "Вавилон" был их детищем, – кивнул Нильсен. – Его официальная цель – изучение марсианского организма для потенциального использования в терраформировании. Но реальной целью всегда была коммуникация со Смотрителями. Ваши родители были первыми, кто понял истинную природу организма и барьера.

– И что случилось с этим проектом? – спросил Дан, хотя уже догадывался об ответе.

– После инцидента на "Арго" и смерти ваших родителей МКС закрыла проект и засекретила все материалы, – ответил Нильсен. – Официально – из соображений безопасности. Реально – потому что некоторые силы в руководстве МКС боялись контакта с внешним разумом. Они предпочли политику изоляции и отрицания, надеясь, что Смотрители просто "забудут" о нас.

– Но это невозможно, – вмешалась Линдт. – Барьер существует миллионы лет. Очевидно, что нас не просто наблюдают – нас активно изучают. И судят.

– И вы считаете, что с помощью этого устройства, – Дан кивнул на Транслятор, – я смогу коммуницировать со Смотрителями? Спросить, каковы их намерения?

– Именно, – Нильсен выглядел воодушевленным. – Ваша уникальная генетическая структура делает вас идеальным кандидатом. Вы сможете стать "послом" человечества, объяснить, что мы не угроза, что мы способны к мирному сосуществованию.

– А если они не захотят слушать? – мрачно спросил Дан. – Если они уже приняли решение?

– Тогда мы, по крайней мере, будем знать, – серьезно ответил Нильсен. – Сможем подготовиться. Или… – он помедлил, – предложить альтернативу.

– Какую альтернативу? – напряглась Майя.

– "Ноев Ковчег", – тихо произнесла Линдт. – План эвакуации определённого количества человеческого генетического материала в специально подготовленное убежище, где можно будет пережить "стерилизацию".

– И сколько людей вы планируете спасти? – резко спросил Дан.

– Не более десяти тысяч, – признал Нильсен. – Ограничения накладываются ресурсами и необходимостью скрывать убежище от барьера.

– Из восьми миллиардов, – Дан покачал головой. – Меньше одной миллионной процента.

– Лучше, чем ничего, – твердо ответил Нильсен. – Лучше, чем полное вымирание. Но этот план – лишь последний рубеж, на случай, если все другие попытки провалятся.

Дан подошел к Транслятору, рассматривая его сложную конструкцию. Устройство выглядело одновременно чуждым и странно знакомым, словно он уже видел что-то подобное… во сне или в детских воспоминаниях.

– И насколько это безопасно? – спросил он. – Что произойдет с моим сознанием во время… контакта?

– Мы не можем гарантировать полную безопасность, – честно признал Нильсен. – Контакт с нечеловеческим разумом такого масштаба всегда несёт риски. Но мы создали защитные протоколы, которые минимизируют опасность.

Майя положила руку на плечо Дана:

– Ты не обязан делать это. Мы всё еще можем найти другой путь.

Дан посмотрел на неё, затем на Нильсена и Линдт, и наконец на пульсирующий кристалл марсианского организма в прозрачной камере. Он чувствовал странное притяжение, словно организм звал его, пытался что-то сообщить.

– Нужно время, – наконец сказал он. – Я не могу принять такое решение немедленно. Мне нужно осмыслить всё, что я узнал.

– Разумно, – кивнул Нильсен. – У нас есть около 12 часов до прибытия кораблей МКС. Этого должно хватить. Доктор Линдт покажет вам ваши комнаты и проводит в столовую. Отдохните, поешьте. А затем мы продолжим разговор.

Когда Дан и Майя вслед за Линдт покидали лабораторию, Дан почувствовал внезапный импульс. Он обернулся и встретился взглядом с кристаллической структурой в камере. И на мгновение ему показалось, что он слышит тихий шепот, проникающий прямо в его сознание:

"Времени мало. Смотрители уже здесь."

Глава 5: Старые раны

Комната, предоставленная Дану на станции "Гагарин-3", мало напоминала привычные стерильные каюты на кораблях и станциях МКС. Стены, казалось, были живыми – они мягко пульсировали и светились, реагируя на его присутствие, словно дышали в такт с ним. Вместо стандартной металлической мебели здесь были предметы, выращенные из кристаллоподобного материала, удивительно комфортные, несмотря на свой инопланетный вид.

Дан сидел на краю странного ложа, напоминающего одновременно кровать и живой организм, и пытался собраться с мыслями. Последние дни перевернули всё его представление о мире, о себе, о своём месте во вселенной. Он чувствовал себя как человек, который всю жизнь смотрел на реальность через узкую щель, а теперь внезапно оказался под открытым небом, ослеплённый бесконечностью перспектив.

Если всё, что рассказали Нильсен и Линдт, правда – если человечество действительно находится под карантином древней цивилизации, если марсианский организм не просто внеземная форма жизни, а инструмент коммуникации с этой цивилизацией, если он сам несёт в своей ДНК частицу этого организма… что всё это значит для него? Для всего человечества?

Дан активировал свой персональный планшет и открыл файл, который дала ему Линдт перед уходом – подробная история проекта "Вавилон" и роль его родителей в нём. Он начал читать, чувствуя, как с каждой страницей его прошлое предстаёт в новом свете.

Проект "Вавилон" был инициирован Объединённым Комитетом Исследований Марса в 2231 году, через два года после обнаружения необычного микроорганизма в образцах льда из глубинных слоёв планеты. Изначально проект фокусировался на потенциальных опасностях организма и методах его нейтрализации. Но когда Анна и Михаил Коржавины присоединились к исследовательской группе, направление работы изменилось.

Анна Коржавина, в прошлом специалист по ксенолингвистике и квантовой коммуникации, выдвинула революционную теорию о том, что организм является не просто биологической угрозой, а средством коммуникации между звёздными системами. Её муж, Михаил, эксперт по квантовой биологии, поддержал эту гипотезу и разработал эксперименты для её проверки.

В течение нескольких лет исследовательская группа под руководством Коржавиных достигла значительных успехов. Они обнаружили, что при определённых условиях организм проявляет признаки квантовой запутанности на макроуровне – свойство, считавшееся теоретически невозможным для биологических систем. Более того, они зафиксировали периодические вспышки активности, совпадающие с определёнными астрономическими циклами.

Прорыв произошёл в 2238 году, когда команда астрофизика Ивара Нильсена, исследовавшая аномалии в Оортовом облаке, объединила усилия с проектом "Вавилон". Нильсен обнаружил странные энергетические флуктуации на границе Солнечной системы, которые невозможно было объяснить известными физическими процессами. Совместные исследования привели к шокирующему открытию: Солнечная система окружена искусственным энергетическим барьером, предотвращающим определённые типы излучения и материи от покидания системы.

Дальнейшие эксперименты показали, что марсианский организм способен взаимодействовать с этим барьером, словно был специально создан для этой цели. Анна Коржавина предположила, что организм служит своего рода "телефоном" для связи с создателями барьера – существами, которых команда неформально называла "Смотрителями".

В 2240 году, за два года до инцидента на исследовательской станции "Арго", проект "Вавилон" добился первого примитивного "контакта". Используя модифицированную версию марсианского организма и специально разработанное устройство усиления, Анна Коржавина зафиксировала серию структурированных сигналов, которые не могли быть случайными. Расшифровка этих сигналов стала её приоритетной задачей.

И здесь история принимала неожиданный оборот. Согласно документам "Альянса Прорыва", Анна Коржавина была беременна во время этих экспериментов – она ждала своего первого и единственного ребёнка, Даниила. Несмотря на все меры предосторожности, во время одного из экспериментов произошла утечка модифицированного организма, и Анна подверглась кратковременному воздействию.

Физически она не пострадала, и медицинские тесты не показали признаков заражения. Однако дальнейшие исследования выявили странные изменения в развивающемся плоде. ДНК будущего ребёнка показывало признаки интеграции с марсианским организмом на молекулярном уровне – не достаточно для трансформации, но достаточно для создания уникальной генетической структуры, которую позже назвали "гибридной".

Вместо того чтобы прервать беременность, как требовали протоколы безопасности, Анна и Михаил Коржавины приняли решение продолжить её, тщательно наблюдая за развитием плода. Они обнаружили, что интеграция происходила контролируемо, без негативных побочных эффектов. Более того, формирующийся мозг ребёнка показывал признаки повышенной нейропластичности и необычные паттерны активности.

Ребёнок родился здоровым, без видимых аномалий. Единственной особенностью была слегка удлинённая форма черепа и необычайно развитые когнитивные способности для его возраста. Мальчика назвали Даниил, и он стал не только сыном Коржавиных, но и объектом их осторожного научного интереса.

К моменту инцидента на "Арго" Даниилу было десять лет. Трагедия, унёсшая жизни его родителей, была официально классифицирована как "лабораторная авария" – утечка агрессивного штамма марсианского организма, приведшая к заражению исследователей. Но документы "Альянса Прорыва" содержали другую версию.

Согласно этим записям, Анна Коржавина незадолго до своей смерти сумела частично расшифровать сигналы, полученные от "Смотрителей". Информация оказалась тревожной: барьер вокруг Солнечной системы не был простой мерой предосторожности или исследовательским инструментом. Это был карантин, предназначенный для сдерживания потенциально опасной формы жизни – человечества. И этот карантин не был вечным – существовал цикл периодических "проверок", когда Смотрители оценивали развитие изолированного вида и решали его судьбу.

Анна обнаружила, что очередная проверка должна была состояться в ближайшие десятилетия. Она пыталась предупредить руководство МКС, но встретила сопротивление – высшие чины предпочли скрыть информацию, опасаясь паники и политических последствий. Вместо этого они приказали свернуть проект "Вавилон" и уничтожить все материалы, связанные с ним.

Коржавины отказались подчиниться. Вместе с небольшой группой единомышленников, включая Кэна Сато и молодого Ивара Нильсена, они решили продолжить исследования тайно, понимая, что будущее человечества может зависеть от установления контакта со Смотрителями.

Именно эта секретная работа, а не случайная утечка, привела к трагедии на "Арго". По мнению "Альянса Прорыва", инцидент был результатом саботажа – попытки определённых сил в МКС остановить исследования любой ценой.

Дан закрыл файл, чувствуя, как его руки дрожат. Вся его жизнь, все его воспоминания о родителях внезапно предстали в новом, шокирующем свете. Он не просто осиротевший мальчик, выживший в трагическом инциденте. Он был частью эксперимента, продуктом контролируемой интеграции с марсианским организмом, потенциальным мостом между человечеством и Смотрителями.

И если эти записи правдивы, то смерть его родителей не была несчастным случаем. Их убили, чтобы скрыть правду о карантине и приближающейся "проверке".

Дверь в комнату мягко пульсировала, сигнализируя о посетителе. Дан глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и произнёс:

– Войдите.

На пороге появилась Майя. Её обычно уверенное лицо выражало беспокойство.

– Ты в порядке? – спросила она, входя в комнату. – Линдт сказала, что ты не вышел к ужину.

– Я не голоден, – ответил Дан, указывая на планшет. – Читал материалы о проекте "Вавилон". О моих родителях. О том, кто я на самом деле.

Майя села рядом с ним на странное живое ложе, которое мягко изменило форму, приспосабливаясь к ней.

– И к каким выводам пришёл?

– Не знаю, что думать, – признался Дан. – Часть меня хочет отвергнуть всё это как бред сумасшедших учёных, живущих на тайной станции с инопланетной технологией. – Он невесело усмехнулся. – Но другая часть… чувствует, что это правда. Как будто я всегда знал это на каком-то глубинном уровне.

Майя какое-то время молчала, затем осторожно спросила:

– Что ты собираешься делать? Насчёт их предложения… Транслятора?

Дан встал и подошёл к стене, которая отреагировала на его приближение более ярким свечением. Он провёл рукой по странной поверхности, ощущая лёгкую вибрацию под пальцами.

– Я должен попробовать, – наконец сказал он. – Если существует хотя бы малейший шанс, что это поможет предотвратить уничтожение человечества… я обязан.

– Это опасно, – возразила Майя. – Мы не знаем, что может случиться с твоим разумом при контакте с чуждым сознанием такого масштаба. Вспомни, что произошло с Сато и его командой.

– Они использовали полную интеграцию, без защитных протоколов, – ответил Дан. – По словам Нильсена, Транслятор безопаснее. Он создаёт контролируемое соединение, не требующее физической трансформации.

Майя выглядела не убеждённой:

– А если Нильсен ошибается? Если он намеренно вводит тебя в заблуждение?

– Зачем ему это? – пожал плечами Дан. – Судя по всему, "Альянс Прорыва" годами искал меня или кого-то с подобной генетической структурой. Я ключ к их планам, поэтому им нужно, чтобы я оставался… функциональным.

– Если только их планы не требуют твоей полной трансформации, – мрачно заметила Майя. – Не забывай, у них есть "План Б" – спасение избранных десяти тысяч. Может быть, они видят тебя не как посла к Смотрителям, а как генетический материал для своего "Ноева Ковчега".

Дан задумался. Подозрительность была частью их профессиональной подготовки в МКС, и опасения Майи имели смысл. Но после всего, что он узнал о своих родителях, о проекте "Вавилон", о своей собственной уникальной ДНК… что-то глубоко внутри говорило ему, что Нильсен говорит правду. Или по крайней мере, то, что он считает правдой.

– Я понимаю твои опасения, – наконец сказал Дан. – Но у нас нет времени на долгие размышления. Корабли МКС будут здесь через… – он проверил время, – десять часов. И если Вронский найдёт эту станцию, он уничтожит всё, включая Транслятор и любую возможность контакта со Смотрителями.

Он снова сел рядом с Майей:

– Кроме того, есть кое-что ещё. Когда мы были в лаборатории, я слышал… голос. От кристалла в камере. Он сказал, что "Смотрители уже здесь". Не через годы или месяцы – уже здесь. Время истекает.

Майя внимательно посмотрела на него:

– Ты уверен, что это не твоё воображение? Не результат стресса и информационной перегрузки?

– Нет, – твёрдо ответил Дан. – Это было реально. Так же реально, как то, что я слышал при пересечении барьера.

Он взял её за руку:

– Послушай, я не прошу тебя рисковать вместе со мной. Если хочешь, можешь взять "Колибри" и покинуть станцию до прибытия МКС. Вернуться на лунную базу, сказать Вронскому, что я захватил тебя в заложники, а потом сбежал. Он поверит – особенно если ты намекнёшь, что я, возможно, заражён.

– Даже не думай, что я оставлю тебя, – возмутилась Майя. – Мы напарники, помнишь? Куда ты, туда и я.

Она сжала его руку:

– Если ты решил использовать Транслятор, я буду рядом. Буду следить, чтобы с тобой ничего не случилось. И если что-то пойдёт не так – я вытащу тебя оттуда, даже если придётся разнести половину этой жуткой станции.

Дан благодарно улыбнулся. В мире, перевернутом с ног на голову, Майя оставалась единственной константой, надёжной и преданной. Возможно, единственным настоящим другом, который у него когда-либо был.

Их момент был прерван звуковым сигналом интеркома.

– Инспектор Коржавин, – раздался голос Нильсена, – у нас есть новая информация. Пожалуйста, присоединитесь к нам в главной лаборатории как можно скорее.

Дан и Майя обменялись обеспокоенными взглядами и поспешили к выходу.

Главная лаборатория "Гагарина-3" напоминала центр управления в разгар кризиса. Нильсен, Линдт и ещё несколько учёных с характерными признаками частичной интеграции – светящейся кожей и радужными глазами – склонились над голографическими проекциями, быстро обмениваясь данными.

– Что происходит? – спросил Дан, входя в лабораторию.

Нильсен обернулся, его лицо было напряжённым:

– Мы получили сигнал. Не от МКС – от внешнего барьера.

Он указал на одну из проекций, показывающую Солнечную систему с видимыми концентрическими кольцами внутренних барьеров и внешней мембраной на границе Оортового облака. Красные точки пульсировали по всей поверхности внешнего барьера, создавая впечатление, что вся система окружена кольцом огня.

– Барьер активируется, – пояснила Линдт. – Полная активация, не просто периодические флуктуации, которые мы наблюдали раньше.

– Что это значит? – спросила Майя.

– Это значит, что начался процесс проверки, – мрачно ответил Нильсен. – Смотрители оценивают нашу систему и всё, что в ней находится. И судя по интенсивности активации, решение будет принято скорее в днях, чем в месяцах.

– Дни? – Дан был ошеломлён. – Я думал, у нас есть по крайней мере несколько месяцев!

– Так думали и мы, – признал Нильсен. – Но что-то ускорило процесс. Возможно, наши собственные исследования барьера привлекли их внимание. Или эксперименты Сато с полной интеграцией. Или… – он посмотрел на Дана, – ваше прибытие на эту станцию.

– Моё прибытие? – не понял Дан. – Почему это должно что-то изменить?

– Потому что вы первый успешный гибрид, – объяснила Линдт. – Человек с интегрированной ДНК марсианского организма, но сохранивший полную человеческую идентичность. Ваше существование могло быть воспринято как сигнал, что человечество достигло определённого эволюционного этапа.

– И теперь они хотят проверить, достаточно ли этого, – закончил Нильсен. – Готовы ли мы к… контакту.

– Или к уничтожению, – мрачно добавил один из учёных.

Дан подошёл ближе к проекции, изучая пульсирующие узоры активации:

– Есть ещё что-то. Какие-то данные, которые вы не показываете.

Нильсен и Линдт обменялись взглядами, затем Нильсен кивнул:

– Проницательно, инспектор. Да, есть ещё кое-что. – Он активировал дополнительную проекцию. – Мы получили сообщение. От вашей дочери.

– От Ариэль? – Дан напрягся. – Как? Когда?

– Час назад, – ответил Нильсен. – Она использовала старый зашифрованный канал, известный только участникам проекта "Вавилон". Канал, который ваши родители создали десятилетия назад.

На экране появилось изображение молодой женщины с тёмными волосами и серьёзными глазами – точная копия её матери, подумал Дан с болью в сердце. Шестнадцать лет назад, после смерти Элизы, он оставил трёхлетнюю Ариэль на попечение своей сестры. Он навещал дочь редко – его работа в МКС и опасная природа этой работы делали близкие отношения практически невозможными. Тем не менее, он всегда заботился о её благополучии издалека, и знал, что она пошла по стопам своих бабушки и дедушки, став ксенобиологом.

– Воспроизведите сообщение, – попросил Дан, чувствуя, как сердце колотится в груди.

Изображение Ариэль ожило:

"Отец, если ты получил это сообщение, значит, ты уже на "Гагарине-3" с Нильсеном и остальными. Я знаю о проекте "Вавилон", о твоих родителях, о том, кто ты на самом деле. Я знаю всё это, потому что я тоже часть этого. Твоя ДНК, модифицированная марсианским организмом, передалась мне. И теперь она… пробудилась.

Три недели назад я начала видеть странные сны – кристаллические структуры, непостижимые существа, чуждые ландшафты. Затем пришли голоса, образы, непосредственно в моём сознании. Я думала, что схожу с ума, пока не наткнулась на старые записи бабушки в архивах университета. Записи, которые каким-то образом избежали чистки МКС.

Отец, что-то происходит. Барьер активируется, и не только внешний. Я могу чувствовать это, даже здесь, на Марсе. Смотрители готовятся к проверке, и времени мало.

Я обнаружила кое-что в древних марсианских пещерах, о существовании которых МКС даже не подозревает. Артефакт, похожий на Транслятор, который создали Нильсен и бабушка. Но гораздо старше, миллионы лет. Я думаю, это часть оригинальной системы коммуникации, созданной Смотрителями.

Мне нужна твоя помощь. Я не могу активировать артефакт сама – моя генетическая структура недостаточно близка к оригинальному образцу. Но ты можешь. Ты мост, отец. Ты всегда им был.

МКС что-то заподозрила. Они усилили наблюдение за исследовательским центром. Я пытаюсь держаться в тени, но долго это не продлится. Они найдут артефакт и уничтожат его, как уничтожили все следы проекта "Вавилон".

Я отправляюсь в старую российскую колонию, ту самую, где ты родился. Там есть секретный бункер, о котором знали только твои родители. Координаты зашифрованы в этом сообщении. Встретимся там через два дня. И, пожалуйста, поторопись. Я чувствую, что времени почти не осталось."

Изображение исчезло. Дан стоял неподвижно, потрясённый до глубины души. Его дочь, которую он видел последний раз три года назад на её девятнадцатилетие – теперь она была вовлечена в тот же кошмар, что и он.

– Когда было отправлено сообщение? – хрипло спросил он.

– Вчера, – ответил Нильсен. – Учитывая задержку сигнала между Марсом и поясом астероидов, это значит, что Ариэль должна быть уже в пути к этому бункеру.

– Мне нужно попасть на Марс, – решительно сказал Дан. – Немедленно.

– Это слишком опасно, – возразила Линдт. – МКС наверняка отслеживает все перемещения между планетами, особенно рейсы на Марс. Вас перехватят ещё на подходе.

– Кроме того, – добавил Нильсен, – нам нужно использовать Транслятор здесь, пока барьер полностью не активировался. Если мы ждём, чтобы установить контакт со Смотрителями, то время действовать – сейчас.

Дан обвёл взглядом присутствующих:

– Моя дочь в опасности. Она нашла нечто, что может быть ключом к пониманию Смотрителей и барьера. Я не могу просто игнорировать её призыв о помощи.

– Мы понимаем ваши чувства, – мягко сказала Линдт. – Но подумайте о масштабе происходящего. На кону судьба всего человечества. Если барьер полностью активируется, и Смотрители решат, что мы не прошли проверку, Солнечная система будет стерилизована. Миллиарды жизней, включая жизнь вашей дочери.

Дан знал, что она права. Логически, рационально – она была права. Но когда дело касалось Ариэль, логика отступала перед инстинктом защиты. Он и так был отцом, присутствовавшим в её жизни лишь эпизодически, ставившим работу выше семьи. Мог ли он снова подвести её, когда она нуждалась в нём больше всего?

– Есть способ совместить оба приоритета, – вдруг сказал один из учёных, до сих пор молчавших. Он был старше остальных, с почти полностью белыми волосами и глубокими морщинами на лице, которые контрастировали с его светящейся кожей. – Мы можем использовать Транслятор для общения с Ариэль.

– Что? – Дан повернулся к нему. – Как?

– Транслятор работает через марсианский организм, который существует на квантовом уровне, за пределами обычных пространственно-временных ограничений, – объяснил старик. – Теоретически, два человека с достаточно близкой генетической структурой могут установить прямой ментальный контакт через него, независимо от физического расстояния.

– Отец и дочь с общими генетическими маркерами марсианского организма, – понимающе кивнул Нильсен. – Да, это могло бы сработать. Мы настроим Транслятор не на барьер, а на Ариэль. Вы сможете общаться с ней напрямую, узнать больше об артефакте, который она нашла, и скоординировать действия.

– А потом мы всё равно попытаемся связаться со Смотрителями, – добавила Линдт. – Используя информацию, полученную от Ариэль.

Дан задумался. План имел смысл, хотя и звучал фантастически. Но после всего, что он узнал за последние дни, его представления о том, что возможно, а что нет, значительно расширились.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Когда мы можем начать?

– Прямо сейчас, – ответил Нильсен. – Транслятор готов. Нам лишь нужно перенастроить его на новую цель.

– Я пойду с тобой, – твёрдо сказала Майя. – Буду наблюдать за процессом и вытащу тебя, если что-то пойдёт не так.

Дан благодарно кивнул. Затем обратился к Нильсену:

– Если контакт будет установлен, и Ариэль подтвердит наличие артефакта – нам всё равно нужно будет попасть на Марс. Как мы это сделаем с кораблями МКС на хвосте?

– Один шаг за раз, инспектор, – ответил Нильсен. – Сначала установим контакт. Затем решим, как доставить вас на Марс, если это действительно будет необходимо.

Они направились к комнате с Транслятором. Проходя мимо камеры с пульсирующим кристаллом марсианского организма, Дан снова почувствовал странное притяжение, словно нечто внутри кристалла звало его. И на мгновение ему показалось, что он видит отражение своих собственных глаз в его глубине – но с радужным оттенком, который он раньше замечал только у интегрированных членов "Альянса Прорыва".

Транслятор был уже активирован, его странная структура из кристаллов и металла светилась мягким голубым светом. Устройство больше напоминало произведение искусства, чем научный прибор – изогнутые линии и плавные переходы создавали впечатление чего-то органического, живого.

– Устройтесь поудобнее, – Линдт указала на центральную капсулу, напоминающую кресло, обрамлённое кристаллическими структурами. – Мы начнём с низкого уровня синхронизации и постепенно увеличим его, пока не установим контакт.

Дан сел в капсулу, которая мягко изменила форму, приспосабливаясь к его телу. Майя заняла позицию у консоли управления, рядом с Линдт.

– Я буду следить за его жизненными показателями, – сказала она, глядя на ученую с недоверием. – И если увижу что-то подозрительное…

– Вы можете прервать процесс в любой момент, – заверила её Линдт, указывая на красную кнопку на консоли. – Это экстренное отключение. Но помните, что резкое прерывание контакта тоже несёт риски для сознания.

Дан устроился в капсуле, ощущая, как странный материал обволакивает его, словно жидкость, принимающая твердую форму. Кристаллические структуры вокруг начали медленно вращаться, их свечение усилилось.

– Сосредоточьтесь на Ариэль, – инструктировал Нильсен. – Визуализируйте её как можно детальнее. Думайте о ваших общих генетических маркерах, о связи, которая существует между вами на уровне глубже, чем просто отношения отца и дочери.

Дан закрыл глаза и попытался представить Ариэль – её лицо, так похожее на лицо её матери, её серьёзные тёмные глаза, унаследованные от него, её голос. Он думал о том, как мало времени они провели вместе, о всех днях рождения и важных моментах, которые он пропустил из-за своей работы. О чувстве вины, которое никогда не покидало его.

Кристаллы вокруг ускорили вращение, их свет стал почти ослепительным даже сквозь закрытые веки. Дан почувствовал странное ощущение – словно его сознание расширяется, выходит за пределы тела, простирается во все стороны одновременно.

– Показатели стабильны, – донёсся до него голос Линдт, теперь звучащий словно издалека. – Мозговая активность повышается. Начинаем синхронизацию с марсианским компонентом.

Дан ощутил прикосновение к своему разуму – не физическое, а ментальное, словно невидимые щупальца проникали в его сознание, исследуя, связывая его с чем-то большим. Это не было неприятно, скорее… странно. Как будто часть его, дремавшая всю жизнь, наконец просыпалась.

Затем пришли образы – быстрые, мимолётные, словно кадры из фильма, прокручиваемого на высокой скорости. Красные пески Марса. Тёмные пещеры с фосфоресцирующими стенами. Древние туннели, созданные не человеческими руками. Молодая женщина, пробирающаяся через узкий проход, с фонариком в руке и решимостью во взгляде.

– Ариэль, – прошептал Дан, узнавая свою дочь.

Образы стали более чёткими, замедлились. Теперь он видел, как Ариэль исследует пещеру, заполненную странными кристаллическими образованиями, похожими на те, что окружали его в Трансляторе. Она останавливается перед особенно крупным кристаллом, который, в отличие от остальных, светится мягким пульсирующим светом.

Дан видел, как она осторожно касается кристалла, и тот реагирует на её прикосновение – свечение усиливается, а затем формирует нечто вроде голографической проекции. Изображение Солнечной системы, окружённой сетью барьеров. Но не такое, как он видел раньше – гораздо более детальное, с отмеченными точками входа и выхода, с обозначенными "слабыми местами".

Затем видение сменилось. Теперь Ариэль была в другом месте – небольшом бункере с древним оборудованием, частично интегрированным в стены пещеры. На столе перед ней лежал странный артефакт – нечто среднее между кристаллом и машиной, с извивающимися линиями, которые, казалось, изменяли свою форму при взгляде на них.

"Отец," – он услышал её голос, но не физически – слова звучали прямо в его сознании. "Ты слышишь меня?"

"Ариэль," – мысленно ответил Дан. "Я слышу тебя. Где ты?"

"В бункере твоих родителей, глубоко под поверхностью Марса. МКС ищет меня. Им что-то известно об артефакте."

"Что это за артефакт? Что он делает?"

"Это ключ, отец. Ключ к барьеру. Не просто коммуникационное устройство, как Транслятор Нильсена. Это… контроллер. Он может влиять на барьер, создавать проходы."

Дан был поражён:

"Проходы? Ты имеешь в виду, способ покинуть Солнечную систему?"

"Не только. Это работает в обе стороны. Артефакт может не только открыть выход, но и впустить Смотрителей внутрь. Для прямого контакта."

От этой мысли у Дана перехватило дыхание. Прямой контакт со Смотрителями – не через барьер, не через посредничество марсианского организма, а непосредственное взаимодействие.

"Но это опасно," – продолжила Ариэль. "Если они войдут, и решат, что мы не достойны… стерилизация будет мгновенной и полной."

"Как ты нашла этот артефакт?" – спросил Дан.

"Он нашёл меня. Начал посылать сигналы, когда я работала в пещерах. Сначала я думала, что это галлюцинации, но потом поняла, что слышу его именно благодаря нашей особой генетической структуре."

Изображение снова изменилось. Теперь Дан видел Ариэль, сидящую перед артефактом, с выражением глубокой концентрации на лице.

"Я пыталась активировать его, но моя генетическая структура недостаточно близка к оригиналу. Мне нужна твоя помощь, отец. Только ты можешь полностью активировать артефакт."

"И что произойдёт, если я это сделаю?"

"Мы сможем говорить со Смотрителями напрямую. Не через кодированные сигналы или марсианский организм, а лицом к лицу. Объяснить им, что мы не угроза. Что мы готовы к мирному сосуществованию."

"А если они не поверят?"

Ариэль помедлила, затем мысленный ответ пришёл с оттенком страха:

"Тогда, возможно, у нас будет шанс использовать артефакт иначе. Не для приглашения, а для побега. Создать проход для эвакуации хотя бы части человечества."

Вдруг её выражение изменилось. Ариэль резко повернулась, словно услышала что-то за пределами видения Дана.

"Они здесь. МКС нашла бункер. Мне нужно уходить."

"Подожди! Где точно ты находишься? Как мне добраться до тебя?"

"Координаты в моём сообщении. Старая российская колония "Арго", секретный бункер под основным комплексом. Вход через систему вентиляции в секторе B3. Но будь осторожен – МКС усилила присутствие по всему Марсу."

Изображение Ариэль начало дрожать, распадаться.

"Связь нестабильна," – её голос звучал всё тише. "Слишком много помех… Отец, поторопись! Барьер почти полностью активирован. Когда это произойдёт, Смотрители примут решение, и будет слишком поздно. Мы должны действовать сейчас!"

"Ариэль!" – отчаянно позвал Дан, чувствуя, как контакт ослабевает.

Последнее, что он услышал, был её затухающий голос:

"Берегись Вронского… Он не тот, кем кажется… Проект "Янус"…"

Затем связь оборвалась, и Дан с резким вдохом вернулся в своё тело. Кристаллы вокруг капсулы замедлили вращение, их свет постепенно угасал. Он открыл глаза и увидел обеспокоенные лица Майи, Нильсена и Линдт, склонившихся над ним.

– Что произошло? – спросила Майя, помогая ему сесть. – Твои показатели внезапно скакнули, а потом связь оборвалась.

– Я говорил с ней, – хрипло сказал Дан. – С Ариэль. Она в опасности. МКС нашла её.

Он встал из капсулы, чувствуя головокружение и слабость в ногах.

– Она обнаружила артефакт, созданный Смотрителями. Что-то, способное не только установить связь с ними, но и влиять на барьер. Создавать проходы.

Нильсен и Линдт обменялись потрясёнными взглядами.

– Это меняет всё, – произнёс Нильсен. – Если она действительно нашла устройство контроля барьера…

– Мне нужно попасть на Марс, – решительно сказал Дан. – Немедленно. Моя дочь в опасности, и этот артефакт тоже. Если МКС найдёт его, они уничтожат нашу единственную надежду на контакт со Смотрителями.

– У нас проблема, – вдруг сказал один из ученых, вбегая в комнату. – Корабли МКС. Они прибудут через три часа, не через десять, как мы рассчитывали. Они должны были использовать экспериментальные ускорители.