Читать онлайн Дракон и Феникс

Пролог

Генерал Цзинь читал донесение из провинции Цинхай. За сухим и формальным языком доклада перед его глазами проплывали ужас и страдания простого народа. «Мятеж подавлен, зачинщики устранены, стабильность восстановлена» – генерал мысленно перевёл казённые фразы гоюй на байхуа: «крестьяне просили не забирать у них последнее, и за это были убиты».

Он тяжело вздохнул. Пламя в бронзовой лампе дрогнуло, отбросив на лицо генерала глубокие, рваные тени, отчего тот показался совсем старым и безмерно усталым.

В полумраке комнаты угадывались очертания скромной, но дорогой обстановки. Выцветшие и потёртые карты на стенах. Сандаловая подставка с мечом, повидавшим немало крови. Старинный столик для игры в сянци.

Зная крутой нрав старого генерала, никто из присутствующих не посмел нарушить молчание.

– Ну, и что думаете? – спросил генерал.

– Разрешите доложить, Цзинь дашуай! – вытянувшись в струнку обратился к нему старший офицер Джин. Его широкое, квадратное лицо с тяжёлой челюстью, казалось, было высечено из гранита. Старый, плохо заживший шрам на скуле старого вояки только увеличивая сходство с камнем.

– Да говори уж, – махнул рукой генерал, – не до формальностей сейчас.

– Так точно, – выпалил по привычке Джин сяовэй, после чего осёкся, и перешёл на нормальную речь, – Это уже третье восстание, жёстко подавленное в этом году. Народ негодует, народ ропщет. Это хороший шанс для ответного удара, драгоценный дажэнь. – И офицер невольно сжал кулаки, словно готовясь к скорому бою.

– Дядя, вы позволите? – слово взял Цзинь Вэйчэнь, племянник почтенного генерала. Несмотря на молодость, он уже носил звание цаньцзюня и состоял советником в штабе прославленного дяди, где его острый ум ценился не меньше, чем опыт старых военачальников.

Тонкие, аристократичные черты лица, спокойный, ясный взгляд и манеры, выдававшие скорее учёного, чем солдата. И тем весомее прозвучали его спокойные, взвешенные слова.

– При всём уважении к Джин сяньшэну, – Вэйчэнь учтиво склонил голову перед старшим офицером, – сейчас не лучшее время для боевых манёвров. Наш шанс ещё не пришёл.

– Если ждать подходящего шанса, перемен к лучшему не наступит никогда! – офицер Джин решительно двинулся на Вэйчэня.

Тот в молчаливом защитном жесте лишь вытянул вперёд ладони рук. Генерал Цзинь, с любопытством наблюдавший за этой немой сценой, положил фигуру для сянци на доску, и сказал:

– Ты хладнокровен и умён не по годам, племянник. Из тебя со временем выйдет выдающийся полководец, достойный сравниться с легендарным Кунмином. Иногда ожидание ошибок противника – лучшая стратегия. Но увы, я не молодею, и с каждым годом мои шансы вновь увидеть Чжунъюань сильной и процветающей страной стремительно тают.

– Не говорите так, дядя! В вас течёт кровь славного рода Цзиней. Вы ещё проживёте сотню лет, и увидите всё своими глазами!

– Мне больно видеть упадок Империи, Вэйчэнь. Когда много лет назад маги помогли выстоять в войне против варваров с Запада, мы ликовали и возносили их до небес. Мы доверили им наше будущее. Мы верили, что грядёт эпоха просвещения и мудрости. И посмотри, где мы оказались в итоге? – Теперь мы в полной темноте.

Генерал Цзинь снова тяжело вздохнул, а потом продолжил:

– Между тем, народ, простые люди, так и не увидели светлой жизни. Увы, маги не прошли проверку славой.

– Но маги сильны, дядя. У них есть деньги, вэйбины, поддержка двора… – возразил Вэйчэнь.

– Всё это прах. Есть сила повыше. – Генерал Цзинь смотрел сквозь племянника, куда-то в пустоту. – Когда крестьяне голодают, а реки выходят из берегов, это не заурядный неурожай. Это говорит само Небо. Оно подаёт знак, что правитель утратил добродетель и больше не имеет права властвовать. А правителя, которого покинуло Небо, не спасёт никакая магия.

– Я не верю в знаки, достопочтенный дашуай! Мы – военные, за нами сила! И наша задача – вернуть порядок в стране! – не унимался офицер Джин.

– Мне нужно поразмышлять об этом в тишине и уединении, – сказал генерал Цзинь, – взвесить все риски, просчитать варианты. А теперь идите; но будьте осторожны, чтобы вас не задержали вэйбины.

Когда все ушли, и генерал Цзинь остался один, он подошёл к столику, достал из ящика лист рисовой бумаги, кисти и тушь. После минутного раздумья он вывел на бумаге иероглиф 忍 (rěn, «Терпение»), убрал принадлежности для письма, и аккуратно погасил лампу.

Для Цзинъи мир в этот вечер был соткан из света и радости. Бумажные фонари – красные, золотые, в виде карпов и драконов – покачивались и плыли над улицами, превращая столицу в волшебную реку света. Воздух пах имбирным печеньем, фруктами в карамели и благовониями.

В её руке мягко покачивался простой бумажный фонарик в виде белоснежного кролика, купленный Лэем у старого мастера. Его неяркий, тёплый свет озарял их лица.

Они остановились у моста, глядя на отражение огней в тёмной воде канала.

– В следующем году, когда тебе исполнится шестнадцать, мы поженимся. Я скоплю состояние, и куплю для тебя фонарь из самого тонкого шёлка, с фениксом. Он будет самым красивым во всей столице.

Цзинъи прижалась к его плечу, и внутри всё стало тихим и ясным, как свет её фонарика. Их будущее казалось таким же простым и понятным, как это маленький огонёк. Они поженятся, построят свой дом. Он станет мастером. Она будет растить их детей. Простое человеческое счастье.

– Он будет светить так ярко, что сам Сын Неба позавидует, – сказала она.

– Пусть завидует, – ответил Лэй. – У него есть вся Поднебесная, а у меня будешь ты.

Глава 1

Строгий голос Великого Мастера Те дайши, гулко разносился под сводами учебного зала.

– Есть лишь одно различие между гениальностью и безумием: это умение контролировать себя. Контролировать своё тело, свой разум, свои эмоции и чувства. Мы, как представители Академии Магии и Естественных Наук Ханьлинь несём бремя ответственности за решения, которые принимаем; и за действия, которые совершаем.

Господин Те произносил название Академии с таким пиететом, почти с придыханием, что Тинг-Тинг невольно усмехнулась. Танг шифу, а следом за ним и сама Тинг-Тинг называли это место просто «Императорской Академией». Эта ухмылка, совсем невинная и беззлобная не ускользнула от внимания Те дайши.

– Встань, – коротко обратился он к Тинг-Тинг, – И назови своё имя.

Тинг-Тинг побледнела, и на негнущихся ногах встала со своего места. Перед её внутренним взором мгновенно встала картина отчисления, позора для семьи, потери всего, к чему она шла последние десять лет. И эта мысль обожгла её словно раскалённое железо.

– Чи Сунгли, Те лаоши. – тихо произнесла она.

– И что же такого смешного вы нашли в моих словах, Чи сяоцзе? – наставник Те перешёл на официальный тон гоюй, отчего ситуация стала совсем жуткой.

– Нет, ничего такого… Те лаоши. Я смеялась не над вами. – Тинг-Тинг принялась сбивчиво оправдываться.

– Вот! – и мастер Те назидательно поднял указательный палец, – Это именно то, о чём я говорил. Как бы ни был велик ваш природный магический талант, не он возвеличивает мага; а возвеличивает его – умение свой талант контролировать.

– Я больше так не буду! – голос Тинг-Тинг дрогнул, и она уже была готова услышать роковые слова «Вы больше тут не учитесь». Но Учитель молвил иное:

– Будете, Чи сяоцзе, будете. И вы сами об этом прекрасно знаете. Потому что вы несдержанны и импульсивны.

Тинг-Тинг совсем уж повесила нос, когда Те дайши решил закончить показательную порку:

– Впрочем, я слишком долго живу, и стал забывать, что пылкость юности – дело обычное. Садитесь на место, Чи сяоцзе. Сейчас я вас прощаю; но впредь сначала думайте, прежде чем делать… Итак, на чём мы остановились?

– На контроле эмоций, Те лаоши, – услужливо подсказал кто-то из студентов в первых рядах. Подлиза.

– Верно, контроль эмоций. Этот контроль невозможен без владения сущностями И и Ци. Это та грань, которая отделяет цивилизованного мага от дикаря, стихийно овладевшего магическими фокусами.

Мастер Те вновь повернулся к Тинг-Тинг, и она уже инстинктивно сжалась, приготовившись к новой порции осуждения, но учитель обратился к её подруге Би-Би:

– Вот вы, сяоцзе, как вас зовут?

– Бао Юби, Те лаоши.

– Бао сяоцзе, скажите нам, что такое И и Ци? Я понимаю, вопрос примитивный; но каждый год студенты первого курса не перестают меня удивлять. Неприятно удивлять.

Би-Би выпалила без запинки, как когда-то им рассказывал их Учитель Танг:

– Сущность И – это Намерение, Воля. И – это суть заклинания. А сущность Ци – это Энергия, Сила. Ци – это реализация заклинания.

– Что я слышу? Неужели почтенный Танг по прозвищу Тайфэн говорит с моей скромной персоной вашим вишнёвыми устами, Бао сяоцзе?

Би-Би немного покраснела от смущения, а учитель Те продолжил:

– Очень хорошее, ёмкое определение, – после чего понизил голос, и сказал, – Будете писать письмо почтенному Тангу, не забудьте передать сердечное пожелание долгих лет процветания от старика Те.

Эта человечность во взгляде мастера Те появилась буквально на миг, после чего он вновь надел маску высокомерия и строгости:

– Ностальгия – это слабость. А слабость – это уязвимость. Мы находимся здесь, чтобы научиться искоренять уязвимости. Перейдём к практике. Сегодняшнее упражнение – на абсолютный контроль.

Те дайши лёгким движением руки поднял в воздух несколько десятков камешков, и сформировал из них подобие феникса.

– Очистите свой разум от страстей и желаний. Освободите его от мыслей и тревог. Сконцентрируйтесь только на том, чтобы удерживать эту фигуру на весу. Малейшая посторонняя мысль, малейшая эмоция – и задание будет провалено. А теперь – пробуйте!

Тинг-Тинг невольно залюбовалась сложным узором заклинания, которое создал мастер Те, а также тем, как потоки Ци свободно и размеренно изливались из всех восьми Врат. Может быть, Учитель и называл себя старым; но дряхлым и немощным он точно не был.

Другие студенты стали повторять это упражнение – каждый по мере своих талантов. Би-Би создала огненную сферу, и без труда заключила её в клетку охранного заклинания. Минг-Минг – их общая подруга – подняла в воздух огромную каплю воды, по которой периодически бежала рябь. Не от недостатка мастерства: узор И выполнен безупречно. Но Ци… поток энергии пульсировал в такт со скрытыми переживаниями Минг-Минг.

Впрочем, со стороны эта рябь по воде выглядела очень красиво, как будто так и было задумано. Те лаоши даже похвалил за эффектное представление:

– И Мингчжу сяоцзе, как обычно, демонстрирует нам, что даже эмоциональная нестабильность может выглядеть как продуманный эффект. Главное – подача!

Настала очередь Тинг-Тинг показать себя. Она попробовала успокоиться, и отпустить все мысли, забыть, выкинуть недавний эпизод с прилюдным унижением; но это давалось ей нелегко. Мысли путались, и сами лезли в голову. Танг шифу в таких случаях всегда говорил: «Не забывай дышать, дитя! Концентрируясь на задаче, ты невольно затаиваешь дыхание. Но дыхание – это основа всего», – и Тинг-Тинг начала медленно и глубоко дышать. Вдох – пауза – медленный выдох – пауза. И снова: Вдох – пауза – выдох – пауза. Спустя пару минут её мятежный дух успокоился, и позволил потокам Ци течь плавно по меридианам.

В воздух поднялась кучка камней, которые Тинг-Тинг уложила в изящную форму морского гребешка. Полный контроль, спокойствие и внимание. – Ничего сложного.

И тут она заметила, как у парнишки, что стоял в стороне – Тинг-Тинг не запомнила его имени – то ли Люй, то ли Сюн – она заметила, что у него рвутся нити Ци, одна за другой. То ли он переоценил свои силы, и влил слишком много Ци в заклинание, и теперь его запасы быстро истощались; то ли узор И был слишком сложен для его навыков. Раздумывать было некогда: Тинг-Тинг просто пустила часть своей Ци на поддержание чужого заклинания.

Это было сложно. Очень сложно. Тинг-Тинг, сжав зубы, сдерживала в воздухе свою фигуру из камешков в виде моллюска, и не давала рассыпаться заклинанию незадачливого мальчишки по соседству.

Те дайши похвалил отличную работу кого-то из студентов. Тинг-Тинг показалось, что это был тот подлиза; но она не была уверена точно, потому что все её мысли были сейчас направлены только на то, чтобы удерживать сразу два заклинания. Ей никогда прежде не доводилось держать концентрацию И так долго. Учитель Те повернулся к ней, и сразу заметил, как мелко задрожали камешки в её фигуре.

Он нахмурил брови, и хотел высказать своё недовольство, но тут у Тинг-Тинг потемнело в глазах, и она неминуемо упала бы на пол, если бы подруги вовремя не заметили её состояние, и не подхватили под руки в последний момент.

Угасающее сознание Тинг-Тинг выхватило реплику Те дайши: «Любопытно…».

Тинг-Тинг пришла в себя в каморке, которую по недомыслию кто-то назвал студенческими покоями. Из обстановки внутри была только циновка для сна, да столик для занятий. Даже шкафчика для одежды не было, и Тинг-Тинг радовалась, что у неё не так много вещей. Но эта радость была с нотками грусти, потому что ещё совсем недавно она вместе с Минг-Минг и Би-Би жила в доме Танга дайши, в большой светлой комнате, с мягкой постелью и с окнами, выходящими в сад. Но ничто не длится вечно. Детство кончилось, и настала пора покинуть семейное гнёздышко господина Танга, чтобы с достоинством выйти из Нефритовой Академии во взрослую жизнь.

Рядом с её постелью сидела Минг-Минг, и держала подругу за руку.

– Зачем ты это сделала, Тинг-Тинг? – в голосе Минг-Минг сквозила тревога. – Зачем стала помогать этому недотёпе?

– А разве ты бы на моём месте поступила иначе? – слабо улыбнувшись, ответила Тинг-Тинг.

– Я… не знаю. Я не была на твоём месте. Но ты очень рисковала. Нельзя, чтобы о твоей тайне кто-то узнал.

– Давай не думать о плохом. Скажи, я прошла испытание?

– Да… Формально – ты прошла.

– А что такое? Почему я не слышу радости в твоём голосе?

– Ты же знаешь. Для таких как мы Нефритовая Клетка – это единственный шанс выбраться из нищеты. Но чтобы дойти до конца этого пути, нужно терпение и… умение быть незаметной. Не устраивать театральных постановок с обмороком на первом же занятии.

– Ты права, Минг-Минг. Прости, что так глупо подставила всех нас.

Глава 2

– А я считаю, что нам не следует сидеть, словно мышки в норке! – Би-Би говорила с жаром, помогая себе руками донести до подруг мысль. – И что с того, пусть все знают: Чи Сунгли сяоцзе – настоящая тянцай! Она владеет редким талантом: умением видеть чужие потоки Ци!

– Разве ты не понимаешь, насколько это опасно? – даже в моменты спора Минг-Минг не повышала голоса. – Владельца такого уникального дара просто запрут в глубокой темнице, и будут использовать как ручного магического зверька, когда возникнет надобность.

– Значит, надо играть на опережение. – Би-Би немного умерила пыл, вероятно, впервые задумавшись о том, что у таланта может быть и тёмная сторона.

– Меня беспокоит то слово, которое Те дайши обронил, когда я потеряла сознание… – в голосе Тинг-Тинг слышались тревожные нотки. – Почему “любопытно”? И что было потом? Он ничего не сказал?

– Нет, – Минг-Минг пожала плечами, – все засуетились, стали бегать, искать воду, чтобы побрызгать тебе на лицо, а Те лаоши просто встал и молча ушёл. И мне кажется, он о чём-то догадался.

– Да нет! Этот старый хрыч, дальше своего длинного носа не видит. Наверное, даже палочками мимо рта промахивается! – к Би-Би снова вернулась её заразительная лёгкость.

Подруги вдоволь посмеялись над удачной шуткой; но Тинг-Тинг видела, что тревога в глазах Минг-Минг до конца не развеялась.

– И всё же, девочки, давайте будем осторожны и осмотрительны. – заключила Минг-Минг. – Если бы Те лаоши был так прост, он бы не дослужился до ранга дайши. Великие мастера на то и великие, что способны видеть незримое.

– А вы слышали, что в этом году Турнир Пяти Стихий состоится на день раньше осеннего солнцестояния? – Би-Би решила сменить тему, чтобы отвлечь подруг от тяжёлых раздумий.

– Почему? – сразу включилась в беседу любопытная от природы Тинг-Тинг.

– Что-то говорят заумное про гармонию сфер и несовершенство людских календарей.

– Всё верно, – подтвердила Минг-Минг, – раз в столетие нужно выкинуть один день из года, чтобы таблицы звёздного неба пришли в гармонию с небесными сферами.

– Что ж, поживём – увидим, – разумно заключила Тинг-Тинг, – Такие крупные события случаются нечасто, и к ним долго готовятся. Наверняка будет особое объявление.

– Ещё бы не готовиться! – подхватила Би-Би, – Это же такой шанс показать себя перед могущественными покровителями!

– … или провалиться, и потерять всякую надежду на достойное будущее, и навсегда остаться прислугой у высокородных господ… – продолжила Минг-Минг с присущим ей скепсисом.

– Я думаю, вы обе и правы, и неправы одновременно, – решила рассудить подруг Тинг-Тинг, – Би-Би права в том, что это хороший шанс. И Минг-Минг права, что цена проигрыша очень велика. Но везение или невезение тут ни при чём. Турнир – это соревнование в мастерстве владения магией. Кто лучше будет готов, тот и победит.

– Значит, нам надо тренироваться больше, чтобы быть лучшими! – Би-Би уже мысленно наметила путь к победе в Турнире.

– О, Небо, как же вы наивны, девочки! – и Минг-Минг скептически закатила глаза так, как не умел никто другой.

Рассвет над Нефритовой Академией всегда приходил тихо, на цыпочках. Сначала густой, молочный туман, поднимавшийся от реки, окутывал весь остров, стирая границы между водой и небом. В этой белой тишине были слышны лишь три звука: далёкий, мерный удар храмового колокола, созывавшего на утреннюю медитацию, тихий шелест мётел дворников, убиравших опавшие за ночь листья, и мелодичный звон бронзовых колокольчиков, подвешенных к изогнутым карнизам крыш.

Тинг-Тинг шла по мощёной дорожке, которая вилась между прудами с лотосами. Воздух был чистым, прохладным и пах мокрым камнем и старыми книгами – этот запах доносился из распахнутых окон Павильона Десяти Тысяч Свитков, где мудрость веков дремала на лакированных полках.

Академия Ханьлинь всегда была отдельным, особым, волшебным миром, отделённым от суетливой, шумной, грязной столицы – и от всего реального мира – широкой рекой и добротным мостом из белого камня. Там, за мостом был мир стали, интриг и суеты. А здесь, на острове, царил мир шёлка, знаний и незыблемого порядка.

Студенты в одинаковых серых одеждах бесшумно двигались по своим делам: кто-то спешил в учебные корпуса с высокими расписными потолками, кто-то направлялся на тренировочные полигоны, где воздух уже начинал потрескивать от магии. Никто не кричал, никто не бежал. Каждый шаг, каждый жест был частью древнего, отточенного ритуала. Жизнь здесь текла, как тушь под кистью каллиграфа, – плавно, размеренно и по строго заданным линиям.

Для большинства студентов аскетичные кельи и строгий распорядок были тяжёлой ношей. Тинг-Тинг же воспринимала их как неизбежную, заранее принятую плату. После вольной и счастливой жизни в доме Танга дайши, стены Академии казались ей тесной клеткой, полной снобизма, пустых ритуалов и мелочных интриг. Не всё ей здесь нравилось, но ради будущего нужно было потерпеть.

Это утро выдалось прохладным и ясным. После многих месяцев духоты и зноя наконец-то пришло межсезонье: уже не лето, ещё не осень. Идеальная погода для долгих прогулок и размышлений. В такие дни совсем не хотелось сидеть в душной келье, а ловить каждый миг, впитать в себя лучи утреннего солнца, прохладу росы на траве и освежающее дуновение ветра. Запомнить, зафиксировать в подсознании: я есть, я – живу! И ради этого ощущения реальности Тинг-Тинг было совсем не жаль пожертвовать парой часов утреннего сна: успеется ещё выспаться. Как-нибудь… потом: зимой. Или в старости, сидя в кресле. Когда-нибудь, но только не сегодня.

Зал Собраний Императорской Академии был полон людей. Под его высокими сводами разливался мерный гул сотен голосов. Напряжение витало в воздухе. Тинг-Тинг, бывавшая здесь раньше лишь единожды, удивилась тому, как может преобразиться одно и то же помещение в зависимости от обстановки. В прошлый раз её поразили размеры этого необъятного, гулкого зала с массивными каменными колоннами, украшенными резными орнаментами. Ещё Тинг-Тинг помнила, как от стен веяло холодом и равнодушным величием. Она ощущала себя тогда словно муравей, взирающий на каменное изваяние Будды.

Но сегодня… Это был как будто совсем другой зал. Колонны были украшены яркими, цветастыми стягами с животными, представителями Пяти Стихий У-Син: лазурными драконами с длинными усами, алыми фениксами с пышными хвостами, золотыми рогатыми цилинями, белыми клыкастыми тиграми и чёрными змеечерепахами с длинными шеями. Теперь, когда зал был заполнен людьми, она ощущала, как Ци их тел делает это помещение по-особому величественным и торжественным. Душа наполнялась теплом и предвкушением чего-то хорошего и великого. И, похоже, многие в зале разделяли это ощущение.

Напряжение возросло до предела, когда на высокий помост вышла женщина. Невысокая, элегантно одетая в шёлковое ципао цвета цин, которое играло на свету всеми оттенками синего и зелёного. Серебряные змеи, которыми было расшито её платье, безошибочно указывали на принадлежность к магам стихии Дерева. Уже немолодая, но благодаря изящной подтянутой фигуре выглядящая намного моложе своих лет. Тинг-Тинг дала бы ей не больше четырёх десятков. Хотя в реальности она могла быть и раза в полтора старше.

Дама – а это была Лю Мэй дайши – лишь подняла руку, и волшебным образом все разговоры в зале разом смолкли. Она обвела студентов величественным взглядом, и, убедившись, что все глаза теперь смотрят только на неё, произнесла:

– Всем добрый день. Сегодня мне предоставлена высокая честь объявить о грядущем Турнире Пяти Стихий. Это – старейший турнир Академии Ханьлинь, который проводится ежегодно вот уже семьдесят лет без перерывов. Многие великие маги, имена которых сегодня украшают свитки с хрониками, были когда-то участниками нашего скромного студенческого турнира. Этот Турнир – дань славной традиции, живой пример высокой чести, благородства, отваги и доблести; но также это и важная веха в жизни нашей Академии.

Лю нюйши, как опытный бяньши, не раз участвовавшая придворных прениях, а иногда – и в откровенных спорах, инстинктивно умолкла, якобы для того, чтобы испить воды. Но сделала она это для того, чтобы студенты прониклись важностью и торжественностью момента, и, выждав точно выверенную паузу, продолжила:

– За соревнованиями будут наблюдать опытные наставники. Самые достойные из вас получат покровительство одного из членов Совета Магов и прекрасные перспективы для развития вашего таланта.

Хотя Ивовая Госпожа не сказала этого прямо, все в зале понимали, что означает такое покровительство: гарантированную должность после выпуска, доступ к архивам Запретного Города и к редким магическим артефактам. По сути, это был шанс попасть во Внутренний Двор: к богатству, власти и могуществу. По передним рядам, где сидели дети аристократов, представители «парчовой» молодёжи, пролетел вздох облегчения: никаких новых и неожиданных условий, всё остаётся как обычно. Тинг-Тинг так и представляла, как эти фарфоровые мальчики и девочки самодовольно ухмыляются: мол, Турнир – это всего лишь формальность, их мамы и папы уже обо всём договорились за кулисами.

А вот в окружении Тинг-Тинг преобладали сжатые кулаки и напряжённые лица, в глазах студентов из простолюдинов читалась смесь из отчаянной надежды и страха. Для них это – единственный шанс в жизни.

Тинг-Тинг мельком взглянула на подруг. Би-Би пританцовывала от нетерпения. В её взгляде горели азарт и решимость. Казалось, она едва сдерживалась от того, чтобы выкрикнуть: «Вот он, наш шанс!» А Минг-Минг… она стояла, закрыв лицо руками, словно хотела спрятаться от этого всеобщего безумия. А чего же в этот момент хотела сама Тинг-Тинг? – Она не могла выразить этого словами, груз ответственности лёг на её плечи горой Тайшань. Она понимала, что Турнир – это не битва за славу и почести, это – битва за их право жить.

Когда возбуждённые голоса в зале затихли, госпожа Лю снова взяла слово.

– Прошу обратить внимание, что в этом году начало Турнира Пяти Стихий назначено на один день раньше, – По залу пополз тихий ропот.

– Но, – продолжила Ивовая Госпожа, – накануне турнира всем студентам Академии Ханьлинь будет разрешено отлучиться в город на Фестиваль Середины Осени и посетить Праздник Фонарей. Отдохните и развлекитесь как следует перед столь важным испытанием.

Зал взорвался восторгом. И лишь умная Минг-Минг понимала, что им просто бросили кость и отобрали один день на подготовку к испытанию.

Холодный ветер продувал насквозь беседку для летней медитации. Внутри стояли три легко одетые сяоцзе, и с упорством осла (в хорошем смысле, конечно) повторяли плавные движения тайцзицюань.

Мимо прошла пара каких-то незнакомых сяньшэнов, из этих, из “парчовых”, и один из них сказал будто бы второму – но так громко, что услышали все:

– Гляди, эти деревенщины пытаются дотянуться до Неба!

– Что ты сказал, мешок с медяками?! – Би-Би – а это была именно она – мгновенно вспыхнула. – Да будет тебе известно, я – наследница благородного аристократического рода Бао!

– Что-то я такого «аристократического» рода не знаю. – с ухмылкой заявил обидчик, и отвернулся, дав понять, что разговор с прислугой окончен.

– Может быть, ты не знаешь, потому что ты – жалкий лягушонок со дна колодца?! – Би-Би умела задеть за живое.

– Чё ты вякнула?! А ну повтори мне это в лицо, подстилка! – резко обернулся молодой господин. Его лицо было искажено гримасой гнева, с него живо слетели высокомерие и изящные манеры, которые долгие годы вбивались в голову муштрой и воспитанием. Осталась только неконтролируемая ярость.

– Я не вякнула. Я – сказала. – и Би-Би начала говорить нарочито медленно и отчётливо. – Что ты – пустоголовый павлин. Папа купил тебе дорогие наряды, а под ними – куриная жопка.

Подруги Би-Би со страхом наблюдали за этой сценой, не смея встревать в конфликт.

– Ну всё, ты сама напросилась! – и с этими словами неназванный сяньшэн без всякого предупреждения сотворил огненный шар, и метнул его в сторону подруг.

Но Минг-Минг оказалась ещё быстрее. В мгновение ока на пути огненного шара выросла ледяная стена.

Спутник сяньшэна-грубияна схватил того за руку, и коротко сказал:

– Идём. Не хватало ещё вылететь из Турнира из-за каких-то… деревенских девок.

Однако Тинг-Тинг уловила в его интонации, в его пульсации Ци… испуг? Или даже животный страх? – Да, верно: он очень испугался. Видимо, его друг часто практиковал молниеносную атаку исподтишка: против всяких правил чести, когда противник не ожидает подвоха. Но они ещё не встречали мага, могущего поднять тяжёлую, плотную стену льда в мгновение ока, пока летит огненный шар.

– Это тебе так просто с рук не сойдёт, грязная потаскушка! – пригрозил задиристый сяньшэн, и они с другом поспешно скрылись в тёплом павильоне, трусливо оставив поле боя.

Когда сяньшэны ушли, Би-Би наконец-то смогла расслабиться. Всё это время она стояла с прямой спиной, выставив вперёд ногу, готовая защищаться или нападать. Теперь, когда опасность миновала, и запал адреналина спал, её ощутимо трясло от пережитого стресса.

– Ну же, ну же, Би-Би… – Тинг-Тинг нежно взяла подругу за руку, и стала гладить её ладонь, – Всё уже в прошлом, они ушли.

– Нет, ты видела, видела, как они надували щёки? Ещё его дед торговал рисом, отец – выучился в Академии и получил придворный сан, а сын – уже считает себя потомственным аристократом в седьмом колене.

– Увы… Самые несносные дворяне – это вчерашние простолюдины. – тихо заключила Минг-Минг.

– Ты не боишься, что он нам отомстит? – с опаской спросила Тинг-Тинг.

– Нет, не боюсь. Я таких подлых людишек знаю: они грозные только на словах. На истинную месть они не способны. Мелко пакостить, распускать о нас грязные слухи – вот их методы. Но даже этого он делать не будет.

– Почему? – удивилась Минг-Минг.

– Потому что тогда придётся признаться, что его уделала в бою какая-то соплячка без роду и без племени, – и с этими словами Би-Би впервые за вечер улыбнулась.

Глава 3

И вот настал Фестиваль Середины Осени, а с ним пришёл и Праздник Фонарей. С самого утра день был наполнен радостным предвкушением. По всему городу развесили фонари, в лавках вот уже неделю продавались лунные пряники со сладкой начинкой из бобов, семян лотоса и яичных желтков, небольшие статуэтки белых кроликов украшали лужайки и парковые дорожки.

– Я обязательно куплю зеркальце с маками, – Би-Би была неисправимой транжирой, и все немногие деньги, что у неё водились, тратила на украшения и разные безделушки. Впрочем, мы не вправе её судить. Яркая и необычная внешность, рост и стать требовали средств для поддержания.

– А я… – Тинг-Тинг задумалась, чего же она хочет от праздника, – Не знаю. Не решила пока что. У меня хорошее предчувствие, что сегодня будет отличный вечер. Один из тех вечеров, когда говорят, что лучший план – не иметь никаких планов.

– Ну что, ты готова, пойдём к Минг-Минг, нам надо ещё многое успеть. Расчесать волосы, уложить их в причёски, посмотреть, что надеть. Слишком много дел, слишком мало времени! – Би-Би уже пританцовывала от нетерпения.

– Пойдём, конечно. Я готова.

Комнатка Минг-Минг была заперта. Видимо, их подруга куда-то отлучилась. Би-Би заглянула в соседнюю комнату, где сидела миловидная сяоцзе, и вышивала.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Би-Би, – А вы не знаете, куда ушла Мингчжу?

– Здравствуйте, – девушка подняла голову, и в свете лампы блеснули стёкла её очков в изящной оправе, – а кто её спрашивает?

– Я – Бао Юби, а это – Чи Сунгли. Мы её подруги.

– Очень приятно познакомиться. Меня зовут Сюэ Сяоли. Я видела Мингчжу сяоцзе в библиотеке.

– Благодарю, – ответила Би-Би, и не удержалась от личного вопроса:

– А вы не идёте сегодня на Праздник Фонарей?

– К сожалению, я не могу. Отец не велел поздно отлучаться, а наказал прилежно заниматься. Да и я не особо хотела, – девушка вздохнула и потупила взгляд, – голова болит.

– Какое самодурство! – воскликнула Би-Би, – Что за предрассудки времён Троецарствия? А если… – Би-Би хитро подмигнула, – если мы никому не скажем, а? Пойдёмте, там будет весело!

В глазах Сяоли промелькнул страх:

– Простите, я, правда, не могу…

– Би-Би, пойдём, – это вернулась Минг-Минг и окликнула подругу.

Когда они были в комнате Минг-Минг, Би-Би уже не стала сдерживаться, и высказала всё, что думает об отце Сяоли.

Но мудрая Минг-Минг остановила её пламенную речь внезапным вопросом:

– А ты заметила гребень в волосах Сяоли сяоцзе?

– Ещё бы! – Би-Би мгновенно переключилась на любимую тему, – Уже хочу себе такой же.

– Дорогое украшение… – вздохнула Тинг-Тинг, – жемчуг, бирюза, опалы…

– Вот именно, – подтвердила Минг-Минг, – наряд скромный, а украшение – дорогое. Это подарок.

В голове Тинг-Тинг сразу сложилась картинка: дорогой подарок, строгий отец не отпускает гулять в город, велит заниматься «приличными» занятиями.

– Её скоро выдают замуж, верно? И честь Сяоли – это главный товар, за сохранностью которого так строго следит отец.

– А зачем тогда её отдали учиться? – спросила Би-Би, и сама же догадалась, – А, ну да: сейчас же модно хвастаться жёнами с родословной и образованием.

– Да, ты абсолютно права, – ответила Минг-Минг, – богатый купец решил породниться с аристократической семьёй, путь и бедной. И её родители разумно решили, что убьют двух птиц одним камнем. Сяоли сяоцзе получит престижное образование, и будет под постоянным контролем в стенах Нефритовой Клетки.

– Незавидная участь… – только и смогла пробормотать Би-Би.

Она аккуратно достала из коробки тяжёлое ожерелье из гранатов и рубинов. В неверном свете лампы камни тускло мерцали неживым, скупым блеском.

Ах, как же безмерно прекрасно оно сияло на солнце! Как щедро переливалось всеми оттенками красного! Сколько же лет оно не видело солнечного света? – Вот уже лет пять, наверное. С тех самых пор, как не стало мамы…

Би-Би понимала, что такие украшения чахнут в сумраке коробки; но надевать его на людях не решалась. В конце концов, это ожерелье – единственное, что осталось в память о маме. И Би-Би… просто не могла себя заставить надеть это украшение. Ей казалось, что она не достойна его. Что люди скажут про неё: «обезьяна в короне».

Мама была… из настоящих, потомственных аристократов с родословной чуть ли не со времён Троецарствия. И когда она встретила отца, это был неравный брак, который родственники с её стороны так и не приняли. Только тётка, мамина младшая сестра, поддерживала Би-Би, и периодически подкидывала денег на заколки и ленты. Много денег она дать не могла: выделяла из того, что ей давал муж. Но если бы не она, пришлось бы совсем туго.

Дела у отца шли всё хуже и хуже. В последнем письме он писал, как безмерно горд за неё, как счастлив, что она нашла верных подруг. О себе говорил сухо и мало: мол, ни о чём не беспокойся, питаюсь нормально, и ни в чём не нуждаюсь.

Но Би-Би понимала, что отец дошёл до крайней бедности, если считает регулярное питание особым достижением. Сердце разрывалось от жалости к отцу; но пока что она ничего не могла для него сделать. Только сжать зубы, и идти к намеченной цели.

Би-Би встряхнула головой, прогоняя дурные мысли, спрятала ожерелье в коробку, и ещё раз осмотрела себя. А хорошее, всё-таки вышло платье! Яркое и красивое.

К счастью, она вовремя научилась шить, и сейчас сама шила себе и подругам ципао. Они были необычного фасона, с очень смелым открытым кроем. Другие студентки думали, что это сделано из желания привлечь внимание, выставить все достоинства напоказ; и только Би-Би знала, что это сделано от безысходности: денег на длинные отрезы ткани не было, вот и шила из коротких обрезков как могла.

По улочкам вечернего города шли три молодые госпожи, одетые скромно но вкусом. Никто не смог бы угадать в них студенток Академии Ханьлинь, ведь вместо строгой серой формы на них теперь красовались нарядные ципао. Лёгкие полумаски, скрывающие верхнюю часть лица, довершили образ анонимности и загадочности. Девушки держались за руки, шутили и звонко смеялись. Впереди у них был целый вечер чистого, концентрированного счастья.

– О, боги! Я уж забыла – каково это – быть живой! – Би-Би вдыхала полной грудью манящие и пряные запахи уличной еды: мяса на углях, рыбы, жареных каштанов; и всё это великолепие дополнялось густыми ароматами имбиря, чеснока, острого перца и устричного соуса. – Наемся всего и сразу, а завтра – на турнире – буду разить противников чесночным духом! Так и представляю их кислые рожи!

– Я бы так не рисковала, – Минг-Минг, как обычно, была самой осторожной из их троицы, – не хватало ещё получить несварение накануне такого важного события.

– Да я же шучу, мэймэй! – и Би-Би заливисто рассмеялась.

– И всё-таки, как же хорошо!.. – в этот момент Тинг-Тинг не хотелось ни говорить, ни думать: только пытаться впитать поглубже и удержать это ощущение безграничной свободы.

– Да… – Би-Би поняла настроение подруги без лишних слов, – потому Нефритовую Академию и зовут Клеткой. Потому что там – ты словно узница. Ни эмоций, ни чувств, ни удовольствий: ни-че-го! – Пойдёмте, у нас есть всего несколько часов, пока не закроются врата Клетки. Давайте проведём их с удовольствием!

– Я хочу сладкую вату! – оживилась Тинг-Тинг.

– Бежим! Кто последний – тот вяленая устрица! – к Би-Би мгновенно вернулось её ребячество, и она припустила по узким улочкам в сторону центральной площади, с которой доносились звонкие звуки эрху, смешанные с боем барабанов, пронзительные крики зазывал, расхваливающих свои товары, смех толпы и мерцание тысяч бумажных фонариков.

– Ты ненормальная! – бросила вслед Тинг-Тинг, и бросилась за подругой вдогонку.

– Вы обе – немного чокнутые, – спокойно сказала Минг-Минг, – И как мы с вами подружились – ума не приложу, – и с этими словами, подобрав подол платья, чтобы не запачкаться в нечистотах, Минг-Минг степенно пошла вслед за подругами.

Подруги остановились у лотка со сладостями. Би-Би купила танхулу, и по одной стягивала зубами с палочки сахарные ягоды, а потом с наслаждением их рассасывала словно леденец, стараясь подольше продлить удовольствие. А Тинг-Тинг с детским восторгом в глазах смотрела, как старик за прилавком умело выдувал разные фигурки из горячей карамели. Она долго колебалась, купить ли сахарного дракона сейчас, или поберечь деньги для лент и гребешков.

А Минг-Минг стояла у палатки с театром теней, и не отрывая глаза смотрела на представление. И хотя она прекрасно знала этот классический сюжет, в котором Царь Обезьян в очередной раз побеждает зло не силой, но хитростью и умом; и всё же, в её больших тёмных глазах горел живой интерес. Тёплый золотисто-красный свет ложился на её лицо мягкими бликами, заставляя глаза сиять по-особенному, и смягчая обычно строгие черты лица.

Когда последняя ягодка была съедена, Би-Би подбежала к Минг-Минг, схватила её за руки, и внезапно закружила от переизбытка чувств:

– Как же хорошо-то, Минг-Минг! Покружись со мной, а?

Наконец, строгая Минг-Минг сдалась, и они стали кружиться на месте, держась за руки и звонко смеясь.

Тинг-Тинг наконец-то оторвала восторженный взгляд от представления старого кондитера, и вдруг увидела, что осталась одна в толпе. Её подруги уже куда-то ушли. Тинг-Тинг растерянно огляделась по сторонам, но никого не нашла.

– Простите, сяоцзе, – обратилась к ней незнакомая девушка, – Кажется, я заблудилась в толпе. Мы договаривались встретиться с моим другом у лавки продавца карамели, но, кажется, это не та лавка. Может быть, вы его видели?

Тинг-Тинг оглянулась. На неё смотрела девушка-подросток в нарядном платье нежного персикового цвета. Тонкая, почти прозрачная, как горный ручей. Тинг-Тинг и не обратила бы на неё внимания – тысячи таких гуляли сейчас вокруг. Но что-то в её ауре было не так. На мгновение Тинг-Тинг захлестнуло ощущение неотвратимой беды; но это чувство исчезло так же легко, как и возникло. И сейчас она видела лишь сильный, ясный поток Ци, текущий сквозь неё широким потоком. Тот случай, когда смотришь на молодую, здоровую девушку, и любуешься её природной, стихийной силой.

– Как он выглядит, ваш друг? – решила помочь Тинг-Тинг, – Может быть, я его случайно видела?

– Ну… Он высокий… Сильный… – девушка мечтательно закатила глаза, и Тинг-Тинг поняла, что та по уши влюблена.

– Всё понятно, – рассмеялась Тинг-Тинг, и легко перешла на “ты”, – Как же так вышло, что вы разминулись, и твой красавчик тебя не встретил?

– Это… в общем, это странно. Вокруг было так много звуков, запахов, фонариков, людей… в какой-то момент я заблудилась, и оказалась на другой улице, наверное, свернула куда-то не туда… Я вроде бы, шла за сяньшэном в полосатом чанпао, а потом оказалось, что он вышел мне навстречу, и я снова пошла за ним… И вот. Вышла почему-то сюда.

– Что ж, если вы договаривались встретиться у лавки с леденцами, стой тут, и никуда не уходи, твой… красавчик сам тебя отыщет. – Тинг-Тинг подмигнула, и собралась уже уйти, как вдруг её снова накрыло ощущение неотвратимой, наползающей со всех сторон беды.

– Береги себя, не сходи с людных улиц, – только и смогла она тихо выдавить из себя, и поспешно растворилась в толпе.

Глава 4

Весь город дышал предвкушением Праздника Фонарей. Весь, кроме дома Цзинь дашуая. Атмосфера в его кабинете оставалась такой же строгой и сдержанной. Дядя был погружен в дела и наверняка сильно отстал от жизни. Иначе как объяснить, что он назначил Очень Важное Совещание именно сегодня вечером? Вэйчэнь чувствовал, как время течёт медленно, словно густая патока. Семейный и служебный долг боролся в нём с желанием хотя бы на один вечер побыть не Цзинь цаньцзюнем, а просто Вэйчэнем. Не военным аристократом, а романтиком под маской Лунного Лиса.

Слово взял Ху цзюньхоу. Господин Ху был уже немолод, тучен телом и обстоятелен в речах. Голос у него был густой, низкий, вызывающий доверие. Именно таким должен быть командующий батальоном: весомым и уверенным в своих словах и действиях, способный повести за собой солдат в бой. Обычно Вэйчэнь слушал пожилого офицера с большим вниманием: у того всегда было, что сказать по существу. Но сегодня мысли сами скакали в голове, и молодой офицер не мог собрать их вместе.

Когда дошла очередь до Вэйчэня, он внезапно понял, что не слышал, не понял, не помнит ничего из речей старших офицеров. Нужно было как-то выходить из положения. Решение нашлось быстро – именно за живость ума его и ценили в Штабе.

– Драгоценный Цзинь дашуай, многоуважаемые чжуцзюнь, позвольте скромному цаньцзюню предложить одну рискованную операцию.

Все присутствующие оживились, и внимательно посмотрели на Вэйчэня. Воодушевлённый первым успехом, он продолжил:

– Как вы знаете, сегодня в Диду проводится Фестиваль Середины Осени… – по удивлённым лицам большинства присутствующих Вэйчэнь понял, что не только его дядя отстал от культурной жизни столицы.

– Будь краток, племянник, – с нетерпением проворчал Цзинь лао-е, беря в руку фигурку для сянци, – Я полагаю, многим из присутствующих это не очень интересно. И, будь так любезен, перестань называть Цзинчэн этим уличным словечком… Диду. Имей уважение к нашей столице.

– Да-да, достопочтенный дядя, позвольте изложить мою мысль очень кратко, – продолжил Вэйчэнь, – Весь… Цзинчэн будет сегодня праздновать и развлекаться. Это идеальный шанс, чтобы раствориться в толпе, побродить среди простолюдинов, и послушать, о чём они говорят, что сейчас волнует народ.

– Известно, что… – генерал Цзинь с силой поставил фигурку на доску, и Вэйчэнь понял, что дядя сегодня был особенно не в духе: было уже понятно, что он сейчас скажет. – Разврат: рисовое вино, игра в кости и доступные женщины.

Вэйчэнь склонил голову, признавая дядин авторитет, но попыток убедить его не оставил:

– … а ещё это идеальная возможность оценить силы вэйбинов в Цзинчэн, их количество и вооружение. Сегодня никого из них не осталось по казармам, все они – на улицах, заняты поддержанием порядка.

– Почтеннейший Цзинь дашуай, а ведь юный цаньцзюнь прав, – внезапно пришёл на помощь Ху цзюньхоу, – Все будут отвлечены праздником, будут много есть и пить вино. Это идеальный момент для того, чтобы провести разведку: походить по кабакам, особенно около Императорской Академии, послушать пьяные речи, посчитать вражеские штыки, оценить дисциплину в войсках вэйбинов…

– Что ж… – Вэйчэнь слышал, как смягчился голос дяди, – Идея неплохая. Но будь осторожен, племянник. И помни, что ты идёшь туда в частном порядке. Если тебя задержат вэйбины, придётся выпутываться самому. Мы не можем сейчас рисковать и раскрывать себя. Ставки для нас слишком высоки.

– Я буду осторожен словно лиса, почтеннейший лао-е, – с лёгкой улыбкой ответил Вэйчэнь.

Он не бежал: он просто летел на праздник. Теперь вместо военного мундира Вэйчэнь был одет по последней моде Диду: серебристо-серый чанпао, поверх него – короткая чёрная парчовая магуа, застёгнутая на шёлковые панькоу. Мягкие черные туфли, начищенные до блеска. На голове – изящная гуапимао с серебряной бусиной. Дополняли образ изящный веер из тёмного дерева и маска серебристой лисы. Он выглядел как богатый наследник или молодой учёный – ни единого намёка на его военный чин или принадлежность к клану Цзинь. Идеальное инкогнито.

Вэйчэнь ходил между рядов уличных торговцев и жадно вслушивался и всматривался в происходящее вокруг. Как он и ожидал, улицы были полны вэйбинов, они встречались буквально каждую сотню шагов. Некоторые стояли по одиночке, но чаще – парами. Их яркие красные мундиры были заметны издалека.

Он остановился у лотка, над которым возвышалась целая башня из круглых бамбуковых корзин. Старик-торговец ловко снял верхнюю крышку, и из пароварки заклубился ароматный пар, открывая ряды пухлых баоцзы. Вэйчэнь выбирал, какие взять, когда к лотку подошли двое вэйбинов.

– Хорошо пахнет, почтенный, – лениво протянул один из них, даже не глядя на старика, – Должно быть, утомился стоять весь день. А защитникам порядка тоже ведь нужно подкрепиться!

Старик поклонился, не смея поднять глаз.

– Конечно-конечно, дажэни, берите, угощайтесь… Для вас ничего не жалко.

Вэйбины, не сказав спасибо, забрали по паре штук прямо из чжэнлуна, и, жуя на ходу, отправились дальше. Вэйчэнь встретился взглядом со стариком и увидел в его глазах смесь страха и бессильной ненависти.

– Лао сяньшэн, будьте добры, два баоцзы со свининой, – обратился он к старику, когда вэйбины скрылись за поворотом.

Старик протянул ему горячие пирожки в бумаге. Вэйчэнь, не глядя, выхватил из кошеля короткую связку медных вэней и бросил её на прилавок. Судя по звуку, там было в несколько раз больше, чем нужно. – Сдачи не нужно, – коротко бросил он, не дожидаясь ответа старика, и тут же растворился в тенях ближайшего переулка.

Однако и в переулках было неспокойно. Буквально через пару улиц на его глазах развернулась драма, он едва-едва успел спрятаться в тени, чтобы его не заметили.

Мимо прошли юноша и девушка, держась за руки. Совсем юные, почти дети. Они о чём-то беседовали и тихо смеялись. В руках девушки мерцал в лунном свете простой бумажный фонарик-кролик. Чистое, простое счастье посреди огромного города. Счастье, которое оборвалось очень скоро.

У противоположной стены переулка стояли двое вэйбинов и лениво грызли семечки. Один из них, длинный и тощий, с редкими усами и кривой ухмылкой, сплюнул шелуху, и толкнул напарника – толстого коротышку с плешью на темени.

– Глянь, какой фонарик! Белый… пушистый… Наверное, и на ощупь такой же тёплый… мягкий… упругий… – намеренно громко сказал он.

Девушка смущённо опустила глаза, и попыталась ускорить шаг, увлекая спутника за собой:

– Пойдём…

Юноша бросил на вэйбинов короткий, полный ненависти взгляд, но знал, что лучше промолчать.

– Э, стоять, куда спешим, уважаемый? – толстый вэйбин преградил им путь. – Мы же с твоей красавицей ещё не познакомились. Невежливо так просто уходить, да? Со стражами порядка надо здороваться.

– Доброго вечера, гуаньжэни, – голос юноши звучал нервно, было явно слышно, как он борется со страхом. – Позвольте пройти. Мы же ничего не нарушили.

Длинный вэйбин подошёл ближе, бесцеремонно пялясь на девушку и раздевая её взглядом:

– А кто сказал, что вы нарушили? Мы же просто хотим пообщаться. Или считаешь, что твоя девка слишком хороша для разговора с нами?

– Прошу вас, оставьте нас в покое, – в голосе юноши появились гневные нотки.

– А вот хамить не надо! Не надо хамить, да? Это мы будем решать, кто и что нам будет приказывать!

– Но я не… – попытался возразить юноша.

– О, ещё и спорит с представителями власти! – довольно осклабился толстый, – Сопротивление при задержании, да? Хватаем его! – и с этим словами вэйбины грубо схватили юношу за руки.

Девушка вскрикнула от ужаса, и белоснежный фонарик-кролик упал в грязь.

Вэйчэнь наблюдал за этой сценой из тени. Он почувствовал, как в груди закипает ярость. Его пальцы сами собой сжались в кулак, впиваясь ногтями в ладонь. Инстинкт воина требовал сделать два шага вперёд и переломать этим шакалам руки и ноги. Но разум, холодный и тренированный, напомнил слова дяди: «Мы не можем сейчас рисковать». Дядя не стал бы ставить под удар успех всей кампании, чтобы спасти пару гражданских.

Он заставил себя уйти, себя скрыться в тенях, чувствуя, как по лицу под маской течёт пот. В этот момент он чувствовал себя трусом. Внезапно с кристальной ясностью пришло осознание, что настоящий разврат, о котором говорил дядя, – это не вино и смех простолюдинов. Настоящий разврат – эта безнаказанность, эта жестокость, прикрытая формой и законом.

Вэйчэнь хотел сказать что-то сообразное моменту, но слова не шли в голову. Всё, что осталось – это понимание: мир прогнил до основания. Но запомнил их. Всех.

Мысль о примитивной мести позволила немного примириться с несправедливостью, и ещё больше убедить Вэйчэня в том, что он борется за правое дело.

Сцена в переулке настолько шокировала Вэйчэня, что он шёл через город, не разбирая дороги. До его слуха доносились обрывки фраз, но он их почти не слышал.

«… опять рис подорожал, говорю тебе, скоро одну лебеду есть будем…»

«… а дочка старосты Ли, говорят, выходит за самого…»

«… такой фонарь-дракон! Нет, ты только посмотри, как искусно сделано!..»

Он и сам не заметил, как оказался в парке. После шума и ярких огней городских улиц тихое уединение парка принесло покой, которого требовала сейчас его душа. Вэйчэнь снял маску, выдохнул… и вдруг увидел, что он находится в парке не один. На скамейке у пруда сидела одинокая девушка и смотрела куда-то вдаль.

Не желая разрушать анонимности, он вновь надел маску лисы, и подошёл к одинокой фигурке в маске ласточки.

– Скажите, благородная ласточка, что вы делаете так далеко от весеннего неба? – спросил Вэйчэнь. «Благородная ласточка…» – пронеслось у него в голове. Банально, но ничего лучше он придумать не смог.

– Смотрю, не замышляет ли хитрый лис украсть луну, гунцзы. – неожиданно поддержала игру таинственная незнакомка.

Вэйчэнь был поражён и впечатлён этим быстрым и поэтичным ответом. Пожалуй, впервые в жизни он встретил кого-то равного по живости ума и остроте языка. Эта непринуждённая словесная игра была тем, что так ему сейчас было нужно. С ноткой лёгкого восхищения Вэйчэнь ответил:

– Только безумец пытается украсть недостижимое; – в его голосе звучала усмешка, – только глупец стремится погасить то, что освещает ему путь. Я просто пришёл полюбоваться отражением луны в этом тихом пруду. Сегодня она особенно загадочна и красива.

Тинг-Тинг вновь окинула внимательным взглядом незнакомца, посмотрела на него новыми глазами. Его простой наряд горожанина не смог её обмануть: безупречная осанка, размеренная речь, уверенные жесты, остроумие и эрудиция – всё в нем выдавало аристократа.

Глубокий, спокойный голос, непривычный к уличной грубости, в котором слышались сила, образованность и благородство, погружал её в состояние покоя и доверия. Ещё минуту назад она сидела на скамейке у тихого берега пруда, заросшего ивами и осокой. И вдруг – свет полной луны засиял как-то по-особому, погружая всё вокруг в сказочную обстановку: внезапно пруд стал волшебным, а ивы – загадочными и немного мистическими.

Тинг-Тинг решила проверить глубину характера своего таинственного собеседника, и добавила в разговор философскую нотку:

– Отражения обманчивы, гунцзы. Иногда в тихом пруду отражается совсем не то, что светит на небе. А порой и вовсе – в тихой водной глади видна лишь темнота.

Теперь настала очередь Вэйчэня, чтобы удивиться тому, насколько глубоко мыслит эта сяоцзе.

– Вы мудры не по годам, благородная сяньнюй. Ваше сердце, похоже, ищет покоя. От какой суеты вы скрываетесь в этой тишине? Из какой клетки вы стремитесь сбежать?

Тинг-Тинг вздрогнула от неожиданности: «Как он догадался?». Она привыкла быть самым проницательным человеком в своём окружении, во многом благодаря тайному таланту видеть потоки Ци. А у этого сяньшэна Ци текла совсем не как у мага: Тинг-Тинг сказала бы, что он учёный муж или дипломат. И оттого его проницательность вызывала неподдельное уважение. А ещё вызывала доверие. Ложь не имеет силы, когда собеседники видят душу друг друга.

– От места, где каждый шаг нужно выверять, а каждое слово взвешивать. Где слишком много стен и слишком мало неба, – вздохнула и грустно ответила Тинг-Тинг.

Эта фраза поразила Вэйчэня до глубины души, потому что она с поразительной точностью описывала его собственную жизнь.

– Как я вас понимаю… Иногда кажется, что самые прочные стены – это те, что возводят из долга и чужих ожиданий, – голос Вэйчэня стал тише, в нём слышалась горечь узнавания.

Тинг-Тинг вдруг накрыло странное чувство мистического единения: «Он… он понимает. Он чувствует то же, что и я. Но как такое возможно?»

Наступила пауза. Слова были излишни. Оба хранили молчание, но в этом скромном молчании случилось главное – они поняли со всей пронзительностью, что нашли родственную душу. Два одиночества, два узника из разных клеток повстречали друг друга.

Этот тихий момент молчаливого спокойствия, казалось, длился вечно, и ни Тинг-Тинг, ни Вэйчэню не хотелось, чтобы он заканчивался.

Идиллию нарушил голос Би-Би, доносящийся откуда-то издалека:

– Тинг-Тинг! Где ты?!

Имя, произнесённое вслух, развеяло атмосферу волшебства. Тинг-Тинг вздрогнула:

– Простите, гунцзы. Мне пора. – сердце Тинг-Тинг в этот момент стучало быстро-быстро, приятное тепло разливалось в груди. Но вместе с симпатией в ней росла осторожность, вбитая жизнью в стенах Императорской Академии. «Мне нельзя здесь быть. Нельзя разговаривать с незнакомцем. Минг-Минг бы сказала, что я сошла с ума. Мне нужно срочно уйти. Но как же не хочется уходить!».

Похоже, её новый знакомый испытывал то же самое: он сделал шаг вперёд, и взяв её руку, спросил:

– Постойте! Я даже не знаю, как вас звать, милая сяньнюй?

– Зовите меня… Су, – поспешно освободила Тинг-Тинг руку, и собралась уходить.

– Су… Я буду здесь, у этого пруда, через три дня, в этот же час. Я надеюсь, что ласточка вернётся. – бросил ей вслед обещание Вэйчэнь.

Тинг-Тинг не ответила, лишь на миг заглянула в глаза Вэйчэня под маской и исчезла в темноте, оставив его наедине с призрачной надеждой на новую встречу.

***

Тинг-Тинг вернулась в свою крошечную, холодную каморку в Императорской Академии. За те несколько часов, что её не было в стенах Нефритовой Клетки, здесь ничего не поменялось. Но незримо изменилась сама Тинг-Тинг. В её жизни, полной страха и борьбы за выживание, появился опасный, но манящий секрет.

«Мне не стоило разговаривать с незнакомцем. Это может быть очень опасно… если узнает кто-нибудь из дайши, мне несдобровать… Но… как же сладко! Как хорошо и радостно на душе! Мне так нужен был этот глоток свободы, этот короткий разговор в парке. Тот Лунный Лис не видел моего лица, и не мог меня узнать. Он говорил не с Чи Сунгли сяоцзе, не со студенткой Нефритовой Академии, а – со мной, со мной настоящей. Только бы никто не узнал о моём маленьком секрете…»

Глава 5

Для Цзинъи мир в этот вечер был соткан из света и радости. Бумажные фонари – красные, золотые, в виде карпов и драконов – покачивались и плыли над улицами, превращая столицу в волшебную реку света. Воздух пах имбирным печеньем, фруктами в карамели и благовониями. Едва ушла та странная сяоцзе, как словно из-под земли появился Лэй, подошёл сзади и обнял за плечи. Испугал её немного конечно.

Теперь он шёл рядом, обнимая её за шею, свесив руку с её плеча. Цзинъи не нравилось, когда он так её обнимал, особенно на людях; но Лэй всегда говорил, что при их разнице в росте ему так удобнее. Приходилось подчиняться.

В её руке мягко покачивался простой бумажный фонарик в виде белоснежного кролика, купленный Лэем у старого мастера. Его неяркий, тёплый свет озарял их лица.

Они остановились у моста, глядя на отражение огней в тёмной воде канала.

– В следующем году, когда тебе исполнится шестнадцать, мы поженимся. У нас будет свой дом, – сказал Лэй, и в его голосе звучала тихая, но твёрдая уверенность. – Отец обещал весной сделать меня мастером. Я буду работать только на себя, скоплю состояние. И тогда я куплю для тебя фонарь из самого тонкого шёлка, с фениксом. Он будет самым красивым во всей столице.

Цзинъи прижалась к его плечу, и внутри всё стало тихим и ясным, как свет её фонарика. Их будущее казалось таким же простым и понятным, как это маленький огонёк. Они поженятся, построят свой дом. Он станет мастером. Она будет растить их детей. Простое человеческое счастье.

– Он будет светить так ярко, что сам Сын Неба позавидует, – сказала она.

– Пусть завидует, – ответил Лэй. – У него есть вся Поднебесная, а у меня будешь ты.

Толпа вокруг них весело гудела, охваченная восторгом и пьянящими ароматами из ближайших харчевен, и молодые люди, ведомые толпой, и сами не заметили, как оказались на центральной площади.

– Отец просил не задерживаться допоздна, – с сожалением протянула Цзинъи, – Он говорит, что приличные девушки встречают закат дома.

– Давай погуляем ещё чуть-чуть, – Лэй тоже нечасто бывал в городе, и ему совсем не хотелось уходить так рано. – Не бойся, я знаю короткий путь, часто им хожу, когда отец посылает с поручениями. Мы мигом вернёмся, время ещё есть! Давай посмотрим представление в уличном театре!

И они посмотрели. А потом погуляли по обжорным рядам. А потом посмотрели ещё. У них было полно времени, но внезапно стало поздно. Пора было возвращаться домой.

Чтобы срезать путь, Лэй уверенно свернул в тихий, плохо освещённый переулок, который должен был вывести их прямо к её улице. Праздничный шум мгновенно стих, сменившись гулкими отзвуками их собственных шагов. «… не сходи с людных улиц…» – вспыхнуло воспоминание. Но было слишком поздно: они это уже сделали.

Впереди, прислонившись к стене, лениво лузгая семечки, стояли двое вэйбинов.

– Глянь, какой фонарик! Белый… пушистый… – сказал один из них, сплёвывая шелуху себе под ноги.

Цзинъи шла не разбирая дороги. Ноги не принадлежали ей – двигались сами по себе, почти не сгибаясь в коленях. Каждый шаг отдавался глухим, рваным толчком где-то внутри. Во рту было сухо, как в пустыне, язык прилип к нёбу.

Мир вокруг всё ещё сиял и смеялся, но его звуки доносились до неё как из-под толщи воды – глухие, искажённые. Свет фонарей был нестерпимо ярким, он резал глаза, заставляя их слезиться, но то не были слёзы горя. Просто физиология. В голове не было ни одной мысли, только белый, звенящий шум и ощущение бескрайнего холода, который пробирал до самых костей, несмотря на тёплую ночь.

Холод был повсюду, кроме одного места меж бёдер. Того самого, что она берегла только для Лэя. Обжигающая, пульсирующая, унизительная боль, которая была настолько сильной, что даже казалась нереальной. Боль была отдельным, живым существом, которое вцепилось в неё и теперь шагало вместе с ней сквозь этот чужой, равнодушный праздник.

Цзинъи остановилась, растерявшись посреди знакомой улицы, не зная, куда идти дальше.

Люди в праздничных одеждах обтекали её, как река обтекает безжизненный камень. Никто не замечал её грязного, оборванного на плече платья, её мёртвых, расфокусированных глаз. Она вдруг стала призраком.

Ноги-колодки сами принесли её к дому. Дверь не заперта. Внутри тихо – родители уже спали. Здесь, в знакомой тишине, её тело наконец настигла дрожь. Крупная, неудержимая, она сотрясала её с ног до головы, заставляя зубы стучать.

Она прошла на кухню. Руки, двигаясь с пугающей, заученной точностью, сняли то, что ещё час назад было её лучшим праздничным платьем. Испачканное, испорченное, грязное, порванное, липкое, хранившее следы их рук.

Она опустила его в чан с холодной водой. Прохладное прикосновение к обожжённой коже было почти приятным. Взяла кусок грубого щелочного мыла и начала стирать. Снова и снова.

Ей казалось, если она сможет отстирать эту грязь, сможет вернуть ткани её первоначальный цвет, то сможет стереть и то, что с ней случилось. Сделать так, чтобы этого просто не было.

Она тёрла сатин костяшками до тех пор, пока не почувствовала новую боль – острую, понятную. Кожа на пальцах была содрана в кровь. Она безучастно смотрела, как алые струйки смешиваются в чане с грязью, делая воду бурой.

В тот вечер её прежняя жизнь сгорела без следа.

Утро пришло серым, безразличным светом, который просочился сквозь бумажное окно и лёг пыльными полосами на пол. Цзинъи не спала. Она сидела на своей циновке в той же позе, в какой застыла несколько часов назад, обхватив колени руками. Она не чувствовала ни холода, ни голода. Пустота внутри стала плотной, тяжёлой, как речной камень.

Она слышала, как проснулся дом. Скрип половиц под ногами матери. Тихий звон посуды на кухне. Голос отца, который отдавал распоряжения работникам во дворе. Это были звуки её обычной, вчерашней жизни, но теперь они доносились до неё как будто из другого мира, из-за невидимой стены, которую возвела вокруг неё прошлая ночь.

Мать заглянула в её комнату.

– Цзинъи? Ты почему не встаёшь? Уже поздно.

Цзинъи подняла на неё глаза, но не ответила. Она не могла. Слова, казалось, превратились в колючий ком в горле. Она просто смотрела.

– Ты не заболела? – мать подошла ближе, коснулась её лба. – Вроде жара нет… Что с тобой, дитя? Ты сама не своя.

Мать заметила вчерашнее, всё ещё влажное платье, брошенное на пол. Заметила ссадину на щеке. Но её разум, привыкший к простому и понятному миру, отказался складывать эти детали в страшную картину.

– Ты, верно, упала вчера в толпе? Говорила я твоему отцу, не нужно было отпускать вас одних на этот праздник… Ну да ладно. Вставай, поможешь мне с тестом.

И она ушла, оставив Цзинъи в той же тишине. Мать ничего не спросила. Она не знала. Или не хотела знать. Или просто не могла представить. Ведь это может случиться с кем угодно, только не с нашей Цзинъи.

Но от этого стена отчуждения вокруг Цзинъи стала ещё толще. Она осталась совсем одна в доме, полном людей.

Весь день она двигалась по дому, как заводная кукла. Просеивала муку. Носила воду. Раскладывала на столе палочки для еды. Её руки выполняли привычную работу, но разум оставался пустым. Она делала всё, чтобы не думать. Чтобы не вспоминать. Она ждала.

Каждый скрип калитки заставлял её сердце сжиматься в тугой, болезненный узел. Каждый лай соседской собаки казался шагами. Он должен прийти. Лэй должен прийти. Он увидит её, всё поймёт, обнимет, и этот кошмар закончится. Его любовь была тем единственным, что ещё связывало её с миром, в котором она жила вчера. Он придёт, и всё снова станет как раньше.

Он должен прийти.

Но солнце уже клонилось к закату, а калитка так и не скрипнула. С каждой минутой надежда, которая была её единственной опорой, превращалась в холодный, липкий страх.

Он так и не пришёл.

Вэйчэнь шёл по ночным улицам, и на его губах, скрытых под маской, играла лёгкая улыбка. Встреча с загадочной незнакомкой взбудоражила его, как давно не будоражило ничто. Её острый ум, её неожиданная дерзость, её глаза, в которых он увидел нечто большее, чем просто кокетство, – всё это вырвало его из привычного мира донесений, интриг и армейской муштры. Впервые за долгое время он почувствовал что-то похожее на надежду.

Это был хороший вечер. Идеальный вечер.

Но что-то было не так.

Сначала это было лишь лёгкое, почти незаметное, неясное чувство. Словно в идеально настроенной мелодии гучжэна прозвучала одна фальшивая нота. Он пытался отогнать это ощущение, вернуться к мыслям о ней, о Су, но оно назойливо возвращалось, как горький привкус во рту после сладкого вина.

«Что-то я сделал не так… или не сделал… но что именно?»

Он остановился на перекрёстке. Мимо него, смеясь, прошла семья, и маленькая девочка несла в руках фонарик.

И в этот момент его память прорвало.

Вспышка. Не осознание: удар наотмашь, что выбивает дух и заставляет хватать ртом воздух. Он снова оказался в том тёмном, вонючем переулке. Он снова услышал сальные шутки вэйбинов. Он снова увидел, как фонарик-кролик падает в грязь. Услышал сдавленный девичий крик.

И вспомнил, как он, Цзинь Вэйчэнь, наследник одного из великих родов, воин, считавший себя человеком чести, просто отвернулся и ушёл.

Сладость от встречи с прекрасной незнакомкой мгновенно обратилась горечью желчи во рту. Надежда, которую он почувствовал, теперь казалась ему омерзительной насмешкой. Как он смел мечтать о чём-то светлом, когда всего пару часов назад он позволил тьме поглотить чужую жизнь? Очень юную жизнь – совсем ещё ребёнка.

Приказ дяди. Безопасность. Высшая цель. Всё это сейчас казалось жалким, трусливым оправданием. Его вдруг накрыло с головой осознание, что истинный грех – это его собственное бездействие. Его трусость. С его молчаливого согласия свершилась великая мерзость.

Он стоял посреди шумной улицы, но не слышал ничего, кроме оглушающего эха того единственного, оборвавшегося крика. Имя девушки, которую он встретил, принесло ему свет. А имя той, которую он предал, он даже не знал. И от этого на душе было ещё хуже.

Глава 6

Первый день Турнира Пяти Стихий выдался холодным и ясным. От вчерашней тёплой праздничной атмосферы почти ничего не осталось. Рано утром, ещё до рассвета, на улицы столицы вышли сотни уборщиков, и с молчаливой сосредоточенностью подмели улицы и вывезли мусор. Знойное лето вдруг закончилось, и незаметно началась осень.

Огромный центральный полигон Академии Ханьлинь, обычно пустынный и безмолвный, сегодня преобразился до неузнаваемости. Над трибунами для зрителей развевались длинные стяги с изображениями лазурных драконов, алых фениксов, белых тигров, чёрных черепах, золотых цилиней. В воздухе стоял мерный гул от возбуждённых голосов сотен студентов, собравшихся на краю обширного поля. Напряжение, плотное, густое, витало в воздухе.

Между участниками будто пролегла невидимая преграда. С одной стороны, по правую руку от судейского помоста, расположились “парчовые” отпрыски. Они стояли с ровными спинами и гордо поднятыми головами, смеялись и шутили, обменивались подколками и дружескими тычками. Их дорогие одежды из шёлка и парчи красиво переливались в лучах утреннего солнца. Изредка кто-то бросал на соперников короткий, полный снисхождения взгляд. Для многих сегодняшний день был всего лишь развлечением, формальностью, возможностью продемонстрировать свой высокий статус, полученный по праву рождения.

А по левую руку от судей, ближе к зрительским трибунам, сбились в плотную группу студенты из простолюдинов и обедневших аристократов. Их лица были серьёзны, а взгляды устремлены на арену. Никто не смеялся. Они стояли молча, и в этом молчании чувствовалась мрачная решимость. Этот яркий праздник был не для них. Они пришли на суд, который определит всю их дальнейшую жизнь.

– Смотри, как распушили свои павлиньи хвосты, – прошипела Би-Би, кивая в сторону аристократов. – Так себя ведут, будто уже победили.

– Они уже победили, Би-Би, – тихо ответила Минг-Минг, не отрывая взгляда от судейского помоста. – Они родились в нужной семье. Наша задача – не победить их, а просто не проиграть.

Ровно в час Дракона гул голосов стих. На высокий судейский помост, наслаждаясь всеобщим вниманием, взошёл Хуа дайши. Он был одет в роскошные парчовые одеяния, расшитые золотыми пионами, а его длинные рукава почти касались пола. Великий мастер медленно обвёл студентов властным взглядом, не привычным долго ждать. Под его тяжёлым взором толпа быстро притихла, и Хуа дайши начал свою речь, намеренно растягивая слова и придавая голосу бархатные, патетические нотки.

– Юные таланты Чжунъюаня! Будущее нашей великой Империи! – его голос, усиленный магией, был подобен раскатам грома. – Сегодня мне выпала великая честь открыть семьдесят третий Турнир Пяти Стихий! День, когда доблесть встречается с мастерством, а честь – с талантом!

Он сделал драматическую паузу, давая студентам проникнуться торжественностью момента.

– Сегодня начинается первый отборочный тур, «Путь Гармонии». Ваша задача – не просто демонстрация грубой силы, но умения контроля; ибо сила без контроля есть хаос! Покажите всё ваше мастерство, вашу грацию, вашу внутреннюю гармонию!

Он сделал изящный жест рукой, и в центре арены из земли выросла сложная полоса препятствий: вращающиеся каменные диски, стальные колья, водяные завесы, огненные кольца и узкие бамбуковые мостики.

– Каждый из вас создаст конструкт, отражающий чистоту вашей души и силу вашей стихии, и проведёт его через этот путь. Оцениваться будет не скорость, но точность! Не мощь, но изящество! Не ярость, но экономия Ци! Да помогут вам духи великих мастеров прошлого узреть величие в малом! Да начнётся Турнир!

Судьи начали вызывать участников по одному. Первыми шли студенты из аристократических семей, чьи фамилии были у всех на слуху.

Наблюдать за выступлениями было неинтересно. Однообразные, шаблонные выступления быстро утомили Тинг-Тинг, и она отошла в задние ряды.

Наконец, Хуа дайши объявил имя, которое заставило «парчовую» молодёжь оживиться:

– Гао Ян сяньшэн, настало время показать ваше умение!

На арену вышел высокий, самодовольный юноша. Он помахал рукой своим поклонникам (коих на трибунах собралось немало), одаривая их широкой улыбкой во все зубы; и лишь небрежно кивнул судьям, давая понять, что считает их мнение пустой формальностью.

– О, Небо, только не он, – закатила глаза Би-Би. – Сейчас начнётся балаган со скакунами…

Тинг-Тинг вопросительно посмотрела на подругу.

– Гао Ян, – с презрением пояснила Би-Би, – его семья разбогатела на торговле солью всего полвека назад, но ведёт он себя так, будто его предки основали Империю. Классическая «золочёная глина».

Гао Ян, тем временем, начал ткать своё заклинание. Он создал из пламени огромного, ревущего тигра. Заклинание было невероятно мощным и зрелищным, но Тинг-Тинг, видела, как много Ци утекает впустую. Его тигр пошёл напролом и просто снёс полосу испытаний, оставляя за собой выжженную землю.

Толпа аристократов взорвалась аплодисментами. Гао Ян, самодовольно улыбаясь, раскланялся.

Тинг-Тинг видела, что судьи долго спорили, прежде чем принять решение. Хуа дайши заливался соловьём: вероятно, расхваливал «талантливого юношу с нестандартным подходом»; а Те дайши в ответ хмурился: видимо, на него это выступление не произвело впечатления. Но в итоге Гао Яна всё же пропустили в следующий тур.

Возвращаясь на своё место, он намеренно прошёл мимо группы простолюдинов. Его взгляд остановился на Би-Би.

– Бао сяоцзе-э-э, – протянул он с фальшивой вежливостью, – какое эффектное представление у меня получилось, не правда ли? Надеюсь, у славного рода Бао ещё остались деньги хотя бы на приличный фейерверк? А то, говорят, в последнее время содержимое ваших кошельков так же ничтожно, как и ваши амбиции.

Би-Би вспыхнула, её кулаки сжались.

– Следи за своим языком, внук торговца солью! – прошипела она.

Гао Ян лишь усмехнулся.

– Мой дед, в отличие от твоего, сумел приумножить своё состояние, а не растратить его. Учись, Бао сяоцзе. Может, пригодится, когда я приду покупать твою улыбку.

Он развернулся и ушёл под одобрительный смех своих друзей, оставив Би-Би дрожать от сдерживаемой ярости.

В её душе продолжала пылать неукротимая ярость, когда прозвучало имя:

– Бао Юби сяоцзе, покажите своё мастерство!

Би-Би, стараясь превзойти этого выскочку Гао Яна, создала огромного огненного дракона, который медленно и неотвратимо пополз по полосе препятствий. Когда он добрался до бамбуковых мостиков, Би-Би уже с трудом его контролировала. Дракон преодолел последнее препятствие, основательно его подпалив, и спустя мгновение развеялся в воздухе. Би-Би без сил опустилась на землю. Она видела, как Те дайши неодобрительно покачал головой: мол, какая расточительность! – но собой она была очень довольна, ведь в сравнении с её величественным драконом тигр теперь выглядел слепым котёнком. По побледневшей физиономии Гао Яна Би-Би поняла, что всколыхнула его самолюбие до самого дна.

Настала очередь Тинг-Тинг. Помня наставления Минг-Минг «быть незаметной», она создала простое, но надёжное заклинание магии Земли: каменного жука. Жук был настолько мал, что зрителям с задних трибун было его и не разглядеть. Но ведь в правилах и не говорилось, что конструкт должен быть большим и тяжёлым, верно? Аккуратно перебирая лапками, жук спокойно пополз по полосе препятствий: ведь по времени её тоже никто не ограничивал. Судьи оценили старание и выдержку Тинг-Тинг, похвалили её за аккуратность; но высшего балла она не получила.

Когда последний участник покинул арену, Хуа дайши объявил итоги первого тура. Тренировки и волнения последних дней не пропали даром: все три подруги прошли дальше, хотя и с разным результатом.

Студенты, гудя как встревоженный улей, начали расходиться. Би-Би всё ещё кипела от ярости, а Минг-Минг, наоборот, казалась отстранённой, словно её безупречное выступление не стоило ей никаких эмоций.

– Неплохо для начала, – раздался за их спинами спокойный голос.

Девушки обернулись. К ним с тёплой улыбкой подошёл Лонг И.

– А-а-а! Лонг-дагэ! – с визгом восторга бросились девушки ему на шею. Они не виделись уже пару лет, и за это время он стал ещё более мужественным и солидным. Только улыбка оставалась такой же мальчишеской и задорной.

– Ну же, ну же, благородные нюйши! Это уже становится неприличным… – тихо бормотал Лонг И, – Я тоже очень рад вас видеть, но подумайте о своей чести, люди же смотрят… Не нужно дарить им поводов для сплетен. Давайте лучше поговорим о деле.

Девушки оставили шею Лонг И в покое, и он смог продолжить:

– Минг-Минг, как всегда – безупречное выступление, – с уважением сказал он. – Ни одного лишнего жеста, грация и выдержка. Наш шифу Танг Тайфэн может тобой гордиться.

Минг-Минг, обычно сдержанная, позволила себе лёгкую, едва заметную улыбку. Упоминание Танга дайши всегда будило в ней только самые светлые воспоминания.

Затем Лонг И с усмешкой посмотрел на Би-Би, которая всё ещё сверлила взглядом спину Гао Яна.

– А ты, Би-Би, решила, что лучший способ пройти полосу – это просто сжечь её дотла? Твой дракон был великолепен, не спорю. Но, боюсь, ещё один такой, и от тебя самой останется горстка пепла.

– Зато ты видел его лицо! – не унималась Би-Би, хотя в её голосе уже не было злости, только азарт. – Этот «мешок с медяками» чуть дар речи не потерял!

– Видел, – кивнул Лонг И, и его улыбка сразу погасла. – Именно поэтому я и подошёл. Тинг-Тинг, отойдём на секунду.

Они отошли в сторону, под тень одной из колонн. Его голос стал тише и серьёзнее.

– Би-Би полезла на рожон, а ты оказалась рядом. Меня это беспокоит.

– Он первый начал, – попыталась защитить подругу Тинг-Тинг.

– Я знаю. Но ты должна понимать, Гао Ян и его дружки – это не рядовые задиры. Их семьи – самые ярые сторонники «чистоты магии». Би-Би они вряд ли чем-то навредят: для них она – взбалмошная и дрянная девчонка; но – «своя» девчонка: выйдет выгодно замуж, родит детей, остепенится. А вот про таких, как мы с тобой, они думают, что мы украли их место под солнцем. Такие люди не простят публичного унижения и будут бить исподтишка.

Он посмотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде была неподдельная тревога.

– Ты сегодня поступила мудро, оставшись в тени. Продолжай в том же духе. Пожалуйста, держись от Гао Яна подальше. И приглядывай за нашей огненной фурией, – он кивнул в сторону Би-Би. – Не давайте им повода. Хорошо?

Тинг-Тинг молча кивнула, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Слова, которые раньше она бы приняла за нудное нравоучение, внезапно обрели пугающую ясность. За яркими стягами спортивного турнира разворачивалась настоящая скрытая война.

Глава 7

Напряжение в стенах Нефритовой Академии нисколько не спадало, спустя пару дней оно вылилось в лихорадочную, тихую деятельность. Каждый участник, что прошёл первое испытание, готовился ко второму этапу – парным поединкам. Тренировочные полигоны были заняты с рассвета до заката, а в библиотеке стало почти так же людно, как на рыночной площади. Найти свободное место было почти невозможно.

– Да что они расселись, как куры на насесте! – прошипела Би-Би и, недолго думая, начала решительно работать локтями, пытаясь отвоевать им место у окна. – Пропустите, сяньшэны, не видите – благородные нюйши идут!

Минг-Минг с неодобрением посмотрела на подругу:

– Би-Би, прекрати. Ты ведёшь себя как торговка рыбой. Мы лишь потеряем лицо и ничего не добьёмся. Лучше подождём, пока кто-нибудь уйдёт.

Тинг-Тинг же, оказавшись между пламенем и льдом, просто пыталась найти глазами хоть крошечный свободный уголок, где можно было бы присесть, не вступая в конфликт.

Теперь она частенько проводила всё свободное время за книгами. Предупреждение Лонг И крепкой занозой засело в её мыслях. Она пыталась найти в хрониках хоть какие-то упоминания о роде Гао или их союзниках, чтобы понять, с кем им предстоит иметь дело.

Тинг-Тинг сидела в дальнем, самом тихом углу читального зала, скрытая за стеллажом с трактатами о Гармонии Элементов. Отсюда ей было хорошо видно почти всё помещение. В какой-то момент её внимание привлекла знакомая фигура. У окна, в полосе пыльного солнечного света, стояла Сяоли.

Тинг-Тинг видела, что та выглядела внешне спокойной, но в её позе чувствовалось почти болезненное напряжение. Она была здесь абсолютно не на своём месте, словно квадратная рукоятка, которую пытаются вбить в круглое отверстие. От этого внутреннего разлада её, казалось, било мелкой дрожью. Она не читала, а нервно оглядывалась, теребя в руках небольшой свиток.

Вскоре к ней подошёл один из студентов – из той категории, которых Би-Би называла «тенями»: тихий, скромно одетый, всегда угрюмо смотрящий в пол, и никогда – в глаза собеседника. Если бы не странное поведение Сяоли сяоцзе, Тинг-Тинг никогда бы не обратила на него внимания.

Он не поздоровался. Сяоли, не поднимая глаз, быстро протянула ему свиток. Он так же молча забрал его и, прилежно сунув в рукав своего халата, развернулся и ушёл. Вся сцена заняла не более десяти ударов сердца.