Читать онлайн Остров доктора Кришны

Глава 1. Приглашение

Наука, как и любой человеческий инструмент, может быть использована как для созидания, так и для разрушения. Долгие годы работы в академических кругах научили меня одной простой истине – благие намерения часто порождают самые страшные последствия. Именно этот принцип я повторял своим студентам каждый год, не подозревая, что скоро стану свидетелем его самого яркого подтверждения.

Приглашение пришло в необычной форме. Не электронное письмо и не формальный конверт с университетским гербом, к которым я привык за годы научных конференций. Это была небольшая деревянная шкатулка, искусно вырезанная из какого-то темного дерева с замысловатыми узорами по краям. Курьер доставил ее лично в мой кабинет в нейробиологической лаборатории Кембриджа, настояв на том, чтобы я расписался в получении.

Внутри лежал сложенный вчетверо лист плотной бумаги цвета слоновой кости и маленький стеклянный флакон с прозрачной жидкостью. Письмо было написано от руки, каллиграфическим почерком, который сразу напомнил мне о временах, когда наука еще не была полностью оцифрована.

"Доктору Томасу Хардингу. С уважением и надеждой на сотрудничество.

Дорогой коллега,

Хотя мы никогда не встречались лично, я давно слежу за Вашими исследованиями в области генетики поведения. Ваша недавняя работа по нейрогенетической основе эмпатии произвела на меня глубокое впечатление.

Пишу, чтобы пригласить Вас посетить мою частную исследовательскую станцию на острове Сукхавати для ознакомления с результатами многолетнего проекта, который, полагаю, Вы найдете крайне интересным. Речь идет о практическом применении теорий, которые Вы так элегантно сформулировали в своих публикациях.

Прилагаемый флакон содержит образец, который поможет Вам понять природу моих исследований. Каплю жидкости на предметное стекло под хорошим микроскопом будет достаточно, чтобы пробудить Ваше любопытство.

Если Вы примете мое приглашение, пожалуйста, не обсуждайте его ни с кем. Конфиденциальность крайне важна. Мой помощник свяжется с Вами через три дня для получения ответа и организации путешествия, если Вы согласитесь.

С искренним уважением, Арджун Кришна, доктор медицинских наук, доктор философии."

Имя Кришны было мне знакомо, хотя и окутано тайной. Блестящий генетик, ушедший из публичной науки более пятнадцати лет назад после какой-то личной трагедии. Его ранние работы по эпигенетическим механизмам наследования поведенческих признаков были революционными, но затем он просто исчез из научного сообщества. Ходили слухи, что он основал частную лабораторию, финансируемую его собственным значительным состоянием, но никто точно не знал, где она находится и чем он там занимается.

Моё любопытство было немедленно возбуждено. Я отложил административную работу, которой занимался, и направился к микроскопическому кабинету своей лаборатории, неся флакон как драгоценность.

Под микроскопом капля жидкости раскрыла удивительное зрелище. Сначала я увидел то, что показалось обычными человеческими клетками крови, но при более тщательном изучении заметил тонкие, почти неуловимые отличия в структуре мембран и внутриклеточных компонентов. Интрига только возросла, когда я применил флуоресцентное окрашивание и обнаружил узор экспрессии генов, который никогда раньше не встречал. Некоторые участки ДНК, обычно неактивные в зрелых клетках, демонстрировали интенсивную транскрипционную активность, причем в паттернах, которые казались почти… структурированными. Намеренными.

Я провел в лаборатории всю ночь, проводя тесты и анализируя образец. К утру у меня сложилась предварительная гипотеза: клетки были генетически модифицированы с беспрецедентной точностью, затрагивающей области генома, связанные с нейротрансмиттерами, отвечающими за социальное поведение и эмоциональное регулирование. Если я был прав, то Кришна каким-то образом преодолел барьеры, которые считались непреодолимыми в современной генной инженерии.

Когда на третий день раздался телефонный звонок, я уже знал свой ответ.

– Доктор Хардинг? – голос на другом конце был молодым, с легким индийским акцентом. – Меня зовут Самир, я помощник доктора Кришны. Вы получили приглашение?

– Да, получил. И я согласен. Когда мы можем организовать поездку?

– Отлично, – в его голосе прозвучало облегчение. – Доктор Кришна будет рад. Если возможно, мы бы предпочли, чтобы вы отправились незамедлительно. Билет первого класса до Ченнаи будет доставлен в ваш офис сегодня вечером. Оттуда наш частный самолет доставит вас на остров.

– Так скоро? – я на мгновение заколебался. – Мне нужно уладить дела в университете…

– Доктор Кришна просил передать, что все расходы будут покрыты, включая компенсацию университету за ваше отсутствие. Он готов внести значительное пожертвование на ваши исследования, если это поможет ускорить процесс.

Я подумал о своих текущих проектах, о административных обязанностях, о запланированных лекциях. Ничего, что нельзя было бы отложить или делегировать. А образец крови, который я исследовал последние два дня, обещал научный прорыв, за которым стоило погнаться.

– Хорошо, – ответил я. – Сколько времени займет визит?

– Доктор Кришна предлагает две недели. Этого должно хватить для полного ознакомления с проектом. Конечно, вы вольны уехать раньше, если пожелаете.

– А что мне следует взять с собой?

– Только личные вещи. Все необходимое научное оборудование есть на острове. Доктор Кришна просил передать, чтобы вы не брали с собой электронные устройства. На острове строгий протокол безопасности. Вам предоставят все необходимые средства связи по прибытии.

Это условие показалось странным, но не беспрецедентным. Многие частные исследовательские учреждения имели строгие правила относительно внешних электронных устройств из соображений безопасности.

– Еще один вопрос, – добавил я. – Что именно исследует доктор Кришна? В письме не было конкретики.

Последовала пауза.

– Боюсь, я не уполномочен обсуждать детали проекта. Доктор Кришна предпочитает сам все объяснить. Но могу сказать, что это связано с тем, что он называет "следующим шагом человеческой эволюции".

После окончания разговора я стоял у окна своего кабинета, глядя на старинные здания Кембриджа, обдумывая свое решение. За два десятилетия академической карьеры я привык к определенной рутине, к предсказуемому ритму исследований, публикаций и преподавания. Это приглашение обещало что-то совершенно иное – приключение в самом настоящем смысле этого слова.

Образец, который я исследовал, указывал на генетические модификации, которые считались теоретически возможными, но практически недостижимыми при современном уровне технологий. Если Кришна действительно добился того, на что намекал, это могло перевернуть все наше понимание нейрогенетики и ее влияния на человеческое поведение.

Я провел остаток дня, улаживая дела. Назначил своего старшего аспиранта временным руководителем лаборатории, перенес лекции, составил подробные инструкции для коллег. Упаковал одежду для тропического климата, несколько научных журналов и свои рукописные записные книжки – старомодная привычка, которую я сохранил с аспирантских времен.

Вечером, как и обещал Самир, курьер доставил конверт с авиабилетом до Ченнаи и подробными инструкциями о том, как найти представителя доктора Кришны в аэропорту. К билету прилагался чек на сумму, которая заставила меня присвистнуть – щедрая компенсация университету за мое отсутствие, как и было обещано.

Полет в Индию прошел в состоянии странной отрешенности. Роскошь первого класса почти не регистрировалась в сознании – мой мозг был занят анализом возможностей, открывающихся генетическими модификациями, которые я увидел в образце. Я делал заметки, набрасывал гипотезы, составлял списки вопросов для доктора Кришны.

В аэропорту Ченнаи меня встретил молчаливый мужчина с табличкой с моим именем. Он провел меня через ВИП-зону, минуя обычные таможенные процедуры, к ожидающему частному самолету – небольшому, но явно дорогому реактивному судну с минималистским, но изысканным интерьером.

– Полет займет около трех часов, доктор Хардинг, – сообщил пилот, единственный человек на борту помимо меня. – Доктор Кришна рекомендует отдохнуть. Впереди у вас насыщенные дни.

Я попытался следовать этому совету, но сон не шел. Вместо этого я смотрел в иллюминатор на бескрайнюю синеву Индийского океана, размышляя о том, что ждет меня на загадочном острове Сукхавати. Само название вызывало интерес – в буддийской традиции Сукхавати означает "Счастливая земля" или "Чистая земля", мифическое место благословения и просветления.

Когда самолет начал снижаться, сквозь облака проступили очертания острова. С высоты он напоминал изумрудный медальон, брошенный в лазурные воды океана. Центральный горный хребет, покрытый пышной растительностью, спускался террасами к побережью, где виднелись белые пески пляжей. С северо-восточной стороны я заметил комплекс современных зданий, сверкающих стеклом и металлом в лучах послеполуденного солнца.

Мы приземлились на небольшой, но безупречно обслуживаемой взлетно-посадочной полосе. Когда дверь самолета открылась, меня обдало волной влажного тропического воздуха, напоенного ароматами неизвестных мне растений и соленым дыханием океана. У трапа ждал электромобиль с открытыми бортами, а рядом с ним – молодой человек с дружелюбной улыбкой.

– Доктор Хардинг, добро пожаловать на Сукхавати! – он подошел ко мне с протянутой рукой. – Я Самир, мы говорили по телефону. Надеюсь, полет был приятным?

– Вполне, спасибо, – я пожал его руку, отметив крепкое, уверенное рукопожатие. – Впечатляющее место. Давно доктор Кришна обосновался здесь?

– Почти пятнадцать лет, – ответил Самир, помогая погрузить мой багаж в электромобиль. – Он приобрел остров, когда тот был практически необитаем, и превратил его в то, что вы видите сейчас.

Мы сели в машину, и Самир взял управление на себя. Транспортное средство двигалось почти бесшумно по гладкой дороге, проложенной среди пышной тропической растительности.

– Доктор Кришна просил извиниться, что не встретил вас лично, – продолжил Самир, ловко управляя машиной. – Он завершает некоторые приготовления к вашему визиту. Вы встретитесь с ним за ужином. А пока я покажу вам ваше жилище и дам время освежиться с дороги.

Я изучал Самира с профессиональным интересом. На вид около 18 лет, индийские черты лица, но с легким акцентом, указывающим на образование в международной среде. Он излучал спокойную уверенность, которая казалась необычной для его возраста.

– Вы давно работаете с доктором Кришной? – спросил я.

– Почти всю жизнь, – улыбнулся Самир. – Я сирота. Доктор Кришна взял меня под свою опеку, когда мне было восемь. Он дал мне образование и дом. – Он обвел рукой окружающий пейзаж. – Всё это стало моим домом.

– Значит, вы хорошо знаете его работу?

Самир на мгновение напрягся, затем его лицо приняло нейтральное выражение.

– Я знаю организационные аспекты. Доктор Кришна обучил меня многому, но сама суть его исследований… это он объяснит лучше всего. Я бы предпочел не опережать события.

Мы выехали из зоны густой растительности, и перед нами открылся вид на исследовательский комплекс. Здания представляли собой гармоничное сочетание современной архитектуры и элементов, явно вдохновленных традиционным индийским стилем. Основная структура напоминала кампус небольшого, но хорошо финансируемого университета: несколько соединенных между собой корпусов разной высоты, много стекла и открытых пространств. Солнечные панели покрывали большую часть крыш, а вокруг комплекса раскинулись безупречно ухоженные сады с экзотическими цветами и орнаментальными водоемами.

– Впечатляет, – искренне произнес я. – Это всё построено специально для исследований?

– Да, доктор Кришна спроектировал комплекс с нуля. Здесь есть всё необходимое: лаборатории, жилые помещения, медицинские объекты, агрокультурные зоны. Мы практически автономны. Производим собственную энергию, выращиваем большую часть продуктов питания. Пресную воду получаем комбинацией методов – сбор дождевой воды и опреснение морской.

– А сколько людей здесь живет? – поинтересовался я, заметив, что комплекс казался слишком большим для небольшой исследовательской группы.

– В главном комплексе около тридцати человек обслуживающего персонала и научных сотрудников, – ответил Самир, после секундной паузы добавив: – А в центральной долине острова расположено поселение, где живут… объекты исследований доктора Кришны.

Я поднял бровь:

– Объекты исследований? Вы имеете в виду подопытных?

Самир выглядел смущенным:

– Простите, я выразился неудачно. Доктор Кришна никогда не использует такие термины. Он… – молодой человек, казалось, подбирал слова. – Он считает их своей семьей. Вы поймете, когда встретите их.

Мы прибыли к жилому корпусу – трехэтажному зданию с широкими балконами, увитыми цветущими лианами. Самир провел меня в просторные апартаменты на втором этаже с панорамными окнами, выходящими на океан.

– Надеюсь, вам здесь будет комфортно, – сказал он, показывая пространство. – Спальня, кабинет, ванная комната. Всё необходимое для работы есть в кабинете, включая защищенный терминал с доступом к нашей научной базе данных. Доктор Кришна предоставит вам учетные данные. Если вам что-то понадобится, используйте интерком. – Он указал на панель у двери. – Ужин будет через два часа. Я приду за вами.

Когда Самир ушел, я осмотрел свои временные апартаменты. Обстановка была одновременно роскошной и функциональной – натуральные материалы, минималистский дизайн, ничего показного или избыточного. Кабинет был оснащен всем необходимым для научной работы: современным компьютером, цифровыми микроскопами, даже небольшой библиотекой с печатными научными трудами – роскошь, которая становилась всё более редкой в эпоху цифровых публикаций.

Приняв освежающий душ и переодевшись, я вышел на балкон. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая океан в оттенки золота и пурпура. Вдалеке, в центре острова, я мог различить более низкие строения, разбросанные в долине между холмами – вероятно, то самое поселение, о котором упоминал Самир. Над одним из зданий поднимался тонкий столб дыма – может быть, от костра для приготовления пищи или какого-то ритуала.

Остров казался идиллическим, почти утопическим местом. И всё же я не мог отделаться от ощущения, что за этой идиллией скрывается нечто гораздо более сложное и, возможно, тревожное. Образец крови, который я исследовал, указывал на генетические модификации, выходящие далеко за пределы того, что считалось этически приемлемым в международном научном сообществе. Что именно создал здесь Арджун Кришна за пятнадцать лет изоляции?

Мои размышления прервал стук в дверь – Самир пришел сопроводить меня на ужин. Он провел меня через серию коридоров и внутренних садов к отдельно стоящему павильону, расположенному на небольшой возвышенности с видом на океан. Внутреннее пространство было организовано вокруг центрального атриума с живыми растениями и небольшим фонтаном. Приглушенное освещение создавало интимную, почти таинственную атмосферу.

За низким столом в традиционном индийском стиле сидел человек – худощавый, с седеющими волосами, собранными в аккуратный пучок, и проницательными темными глазами. Он поднялся, когда мы вошли, и я сразу узнал в нем Арджуна Кришну по фотографиям, которые видел много лет назад в научных публикациях. Время добавило морщин вокруг его глаз и серебра в его волосы, но осанка осталась такой же прямой, а взгляд – острым и внимательным.

– Доктор Хардинг, – он сложил ладони в традиционном индийском приветствии намасте. – Добро пожаловать на Сукхавати. Я очень рад, что вы приняли мое приглашение.

– Доктор Кришна, – я ответил таким же жестом, вспомнив свои ограниченные знания об индийском этикете. – Благодарю за приглашение. Ваш остров впечатляет, как и то, что вы здесь создали.

– Пожалуйста, зовите меня Арджун, – он жестом пригласил меня сесть напротив него за стол, уже сервированный разнообразными блюдами. – Я надеюсь, что содержание моих исследований произведет на вас не меньшее впечатление, чем их обрамление.

Самир тихо удалился, оставив нас наедине. Я опустился на подушку напротив хозяина острова, и наш разговор начался.

– Вы, должно быть, проголодались с дороги, – сказал Кришна, указывая на еду. – Всё выращено и приготовлено здесь, на острове. Надеюсь, вы не возражаете против вегетарианской кухни? По религиозным и этическим соображениям я не допускаю убийства животных на Сукхавати.

– Вовсе нет, – ответил я, накладывая себе ароматное карри с овощами и рис. – Это полностью согласуется с концепцией "Счастливой земли", не так ли?

Кришна одобрительно улыбнулся:

– Вы знакомы с санскритом?

– Лишь поверхностно. Термин "Сукхавати" я знаю из исследований по буддийской философии, которыми интересовался во время изучения нейрологических коррелятов медитации.

– Междисциплинарный подход, – кивнул Кришна. – Это именно то, что привлекло меня в ваших работах, Томас. Вы не ограничиваете себя узкой специализацией, ищете связи между различными областями знаний. Это редкое качество в век гиперспециализации.

Разговор во время ужина тек непринужденно, переходя от одной научной темы к другой. Кришна был в курсе последних достижений генетики и нейробиологии, несмотря на свою изоляцию. Он задавал проницательные вопросы о моих исследованиях, демонстрируя глубокое понимание даже самых технических аспектов.

Когда мы закончили основное блюдо, и Самир бесшумно появился, чтобы подать чай и сладости, я решил задать прямой вопрос:

– Арджун, образец, который вы прислали… Я никогда не видел ничего подобного. Модификации, которые я обнаружил, выходят за рамки всего, что считается возможным в современной генной инженерии. Как вам это удалось?

Кришна медленно отпил чай, словно обдумывая, сколько может рассказать.

– Пятнадцать лет непрерывной работы, огромные ресурсы и полная свобода от бюрократических и этических ограничений академического мира, – ответил он наконец. – Но это лишь техническая сторона. Гораздо важнее цель, которую я преследовал.

– И какова она?

– Исправить фундаментальный недостаток человеческой природы, – произнес он с неожиданной страстью в голосе. – Создать людей, генетически неспособных к насилию, жестокости, обману. Людей, для которых сотрудничество и взаимопомощь являются не выученным поведением, а биологическим императивом.

Я поставил чашку на стол, пораженный прямотой его заявления.

– Вы говорите о генетическом определении морали? Это… амбициозно.

– Именно поэтому я вас пригласил, Томас, – Кришна наклонился вперед. – Ваши исследования по генетическим основам эмпатии и социального поведения указывают на то, что вы понимаете: мораль имеет биологический базис. Это не просто культурный конструкт. Наши моральные интуиции, наша способность к сопереживанию и кооперации закодированы в нашей ДНК, сформированы эволюцией. Но эволюция – это слепой, неуправляемый процесс, который оставил нас с противоречивыми импульсами. Мы способны как на великую доброту, так и на ужасающую жестокость. Что если мы могли бы исправить эту ошибку эволюции?

Я почувствовал одновременно научное волнение и глубокую тревогу. То, о чем говорил Кришна, затрагивало фундаментальные философские и этические вопросы.

– Даже если это технически возможно, – осторожно начал я, – возникает вопрос: имеем ли мы право вмешиваться в самую суть человеческой природы? И может ли генетически предопределенное поведение считаться по-настоящему моральным? Разве мораль не подразумевает свободу выбора?

Кришна улыбнулся, словно ожидал этого возражения:

– Прекрасные вопросы. Именно их я задавал себе долгие годы. Позвольте ответить вопросом на вопрос: если у человека генетическое заболевание, которое заставляет его испытывать непреодолимые импульсы к насилию, считаем ли мы неэтичным лечить это состояние? Если ребенок рождается с предрасположенностью к эпилепсии, отказываемся ли мы корректировать это, потому что это "вмешательство в природу"? – он сделал паузу. – Что до свободы выбора – разве обычный человек действительно свободен в своем выборе? Разве наши решения не детерминированы нашей биологией, нашим воспитанием, обстоятельствами нашей жизни?

– Существует разница между лечением патологии и фундаментальным изменением природы человека, – возразил я. – И даже если полная свобода воли – это иллюзия, существует разница между детерминированностью, возникающей естественным путем, и той, которая спроектирована другим человеком.

– Возможно, – согласился Кришна. – Но давайте отложим философские дебаты. Завтра я покажу вам результаты моей работы. Тогда вы сможете судить не абстрактно, а на основе конкретных наблюдений. – Он встал из-за стола. – Я распорядился, чтобы Самир забрал вас в девять утра. Мы начнем с посещения моей лаборатории, а затем я представлю вас Арии. Она с нетерпением ждет встречи с вами.

– Ария? – переспросил я. – Кто она?

Кришна посмотрел на меня с выражением, которое я не мог полностью расшифровать – там была и гордость, и нежность, и что-то, напоминающее благоговение.

– Ария – мое первое и самое совершенное творение. Женщина, которая никогда не испытывала гнева, зависти или страха. Она – воплощение того, чем могло бы стать человечество, если бы эволюция была направляемым, а не случайным процессом.

Я вернулся в свои апартаменты с головой, полной вопросов и теорий. Кришна, несомненно, был блестящим ученым, но его амбиции и уверенность в своей правоте настораживали. История науки полна примеров, когда исследователи с благими намерениями и безграничным энтузиазмом создавали технологии с непредвиденными катастрофическими последствиями.

И всё же, образец, который я исследовал, и инфраструктура острова свидетельствовали о том, что Кришна действительно добился чего-то революционного. Что если он действительно нашел способ генетически элиминировать деструктивные аспекты человеческой природы? Какие перспективы это открывало для будущего человечества? И какие новые проблемы могло создать?

С этими мыслями я лег спать, убаюканный отдаленным шумом океана и экзотическими ночными звуками острова Сукхавати.

Утро встретило меня ярким тропическим солнцем, проникающим сквозь жалюзи, и ароматом свежезаваренного чая – Самир тихо поставил поднос с завтраком на столик на балконе и теперь ждал, когда я проснусь.

– Доброе утро, доктор Хардинг, – приветствовал он меня с улыбкой. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули? Доктор Кришна ждет вас через час в главной лаборатории.

После легкого завтрака, состоящего из свежих тропических фруктов, йогурта и сладкого индийского хлеба, я был готов к началу дня. Самир провел меня через главный комплекс к лабораторному корпусу – современному зданию с обширными стеклянными поверхностями, защищенными от тропического солнца умными жалюзи, автоматически регулирующими уровень освещения.

Внутри меня ждало пространство, которое могло бы стать предметом зависти любого научно-исследовательского института мира. Лаборатория занимала несколько этажей и была оснащена самым современным и даже экспериментальным оборудованием. Отдельные секции были посвящены генной инженерии, нейромоделированию, тканевой инженерии и другим передовым биотехнологическим направлениям.

Доктор Кришна встретил меня у входа, одетый в простую белую рубашку и легкие брюки. Несмотря на неформальный наряд, он излучал ауру научного авторитета.

– Доброе утро, Томас. Готовы погрузиться в суть моей работы?

Следующие несколько часов прошли в интенсивном ознакомлении с исследованиями Кришны. Он был блестящим преподавателем – ясно объяснял сложнейшие концепции, связывая их с общими принципами, которые я уже знал. Постепенно передо мной разворачивалась картина его пятнадцатилетней работы.

Начав с изучения генетических основ психопатии и других расстройств, связанных с антисоциальным поведением, Кришна расширил исследование на гены, связанные с эмпатией, альтруизмом и моральным выбором. Он идентифицировал ключевые геномные области, влияющие на эти аспекты поведения, а затем разработал технику точечной модификации этих областей с использованием продвинутой версии CRISPR-технологии, дополненной собственными инновациями.

– Мой подход отличается от простого "выключения" или "включения" генов, – объяснял Кришна, показывая трехмерные модели модифицированных участков ДНК на голографическом дисплее. – Я изменяю регуляторные сети, влияющие на экспрессию целых групп генов, особенно в критических периодах нейроразвития. Результат – не просто отсутствие негативных импульсов, а позитивная предрасположенность к эмпатии и сотрудничеству на глубинном нейрологическом уровне.

– Но как вы тестировали эти модификации? – спросил я, пораженный масштабом работы. – Даже на животных моделях такие изменения потребовали бы многолетних наблюдений для оценки долгосрочных эффектов.

Кришна на мгновение замолчал, затем ответил с непоколебимой уверенностью:

– Я применил модификации к человеческим эмбрионам, созданным с использованием моего собственного генетического материала и донорских яйцеклеток. Первая успешная имплантация произошла пятнадцать лет назад, вскоре после моего прибытия на остров. Ария, которую вы сегодня встретите, была первым таким ребенком.

Я остановился, пораженный:

– Вы проводили эксперименты по генетической модификации на человеческих эмбрионах? Без надзора этических комитетов? Без международного согласования? Арджун, это выходит за все допустимые границы научной этики!

– Я ожидал такой реакции, – спокойно ответил Кришна. – И уважаю вашу позицию. Но прежде чем выносить окончательный вердикт, встретьтесь с Арией. Поговорите с ней. Узнайте ее. А потом решите, было ли то, что я сделал, неэтичным.

Я хотел продолжить возражения, но Кришна уже двигался к выходу из лаборатории:

– Следуйте за мной. Она ждет в саду медитации.

Мы прошли через главный комплекс к небольшому огороженному саду с прудом и цветущими деревьями. На каменной скамье у воды сидела молодая женщина, погруженная в чтение. Когда мы приблизились, она подняла голову и улыбнулась – улыбкой, которая казалась одновременно полностью непосредственной и глубоко осознанной.

– Доктор Хардинг, – она поднялась нам навстречу. – Я так много слышала о вас. Я Ария.

Глава 2. Доктор Кришна

Первое, что поразило меня в Арии, были её глаза – тёмные, как у Кришны, но с особым выражением чистой, непритворной заинтересованности, которое я редко встречал даже у самых искренних людей. Она была невысокого роста, с оливковой кожей и длинными чёрными волосами, заплетёнными в замысловатую косу. Её движения отличались плавностью, почти грациозностью танцовщицы, хотя в них не было ничего нарочитого.

– Томас, это Ария, – произнёс Кришна с нескрываемой гордостью в голосе. – Ария, это доктор Томас Хардинг, нейробиолог из Кембриджа, о котором я тебе рассказывал.

– Очень приятно познакомиться, – ответил я, протягивая руку.

Вместо рукопожатия Ария сложила ладони в традиционном намасте, слегка наклонив голову.

– Простите, доктор Хардинг. Я предпочитаю этот способ приветствия. Надеюсь, вы не сочтёте это невежливым.

– Конечно, нет, – я поспешно повторил её жест. – Пожалуйста, зовите меня Томас.

Она кивнула с лёгкой улыбкой:

– Томас. Меня очень интересуют ваши исследования о нейронных основах эмпатии. Особенно ваша работа о том, как определённые генетические полиморфизмы влияют на активацию зеркальных нейронов при наблюдении за страданием других.

Я был впечатлён её осведомлённостью:

– Вы читали мои работы?

– Все, которые смогла найти. Арджун предоставил мне доступ к научным базам данных с раннего возраста. Ваш подход к изучению биологических основ морали кажется мне особенно проницательным.

Голос Арии был мелодичным, с отчётливым индийским акцентом, но при этом её английский был безупречным. Она говорила с редкой для её возраста уверенностью и ясностью мысли.

– Возможно, вы двое захотите продолжить беседу без меня, – предложил Кришна. – Томас, у Арии есть уникальный взгляд на мой проект – взгляд изнутри, если можно так выразиться. Я вернусь через час и провожу вас на обед.

С этими словами он удалился, оставив меня наедине с этой необычной молодой женщиной, которую он называл своим "совершенным творением".

– Не хотите ли пройтись по саду? – предложила Ария, указывая на извилистую тропинку, уходящую вглубь пышной растительности. – Я люблю говорить в движении. Кажется, мысли текут свободнее.

Мы медленно двинулись по аккуратной дорожке, обрамлённой экзотическими цветами и небольшими скульптурами, изображающими медитирующих будд и индийских божеств.

– Ария, Арджун рассказал мне о вашем… происхождении, – начал я осторожно. – О генетических модификациях, которые он применил. Как вы сами относитесь к этому?

Она на мгновение задумалась, наблюдая за бабочкой, порхающей среди цветов.

– Я отношусь к этому как к неотъемлемой части себя. Как вы относитесь к цвету своих глаз или особенностям своего темперамента? Это просто то, что составляет меня. – Она повернулась ко мне. – Но я понимаю ваш настоящий вопрос. Вы хотите знать, не чувствую ли я себя объектом эксперимента, не злюсь ли я на Арджуна за то, что он "создал" меня.

– Да, именно это, – признал я.

– Я не могу испытывать гнев или обиду в том смысле, в каком вы их понимаете, – ответила Ария с лёгкой улыбкой. – Но даже если бы могла, мне кажется, мой ответ был бы таким же. Арджун дал мне жизнь и воспитал с заботой и уважением. Он никогда не относился ко мне как к эксперименту. Я была и остаюсь для него дочерью.

– И всё же, ваша жизнь определённым образом… предопределена его вмешательством. Разве вас не беспокоит это отсутствие выбора?

Ария остановилась возле небольшого пруда, где плавали разноцветные рыбы.

– А разве ваша жизнь не предопределена генами, которые вы получили от своих родителей, культурой, в которой вы выросли, случайностями вашей биографии? – она посмотрела на меня своими удивительно ясными глазами. – Разница лишь в том, что в моём случае было осознанное намерение создать определённый набор предрасположенностей, а не случайная комбинация генетического материала. Но разве любой родитель не мечтает дать своему ребёнку лучшие качества? Разве выбор партнёра для продолжения рода не является своего рода интуитивной евгеникой?

Её аргументы были на удивление хорошо сформулированы, и я невольно задумался, не был ли этот разговор отрепетирован заранее.

– Вы часто обсуждаете подобные вопросы с Арджуном? – спросил я.

– Постоянно, – Ария улыбнулась. – С самого детства мы вели философские дискуссии. Он никогда не пытался скрыть от меня природу моего происхождения или своих исследований. Но если вы спрашиваете, не "запрограммировал" ли он мои ответы – нет. Я обладаю полной интеллектуальной автономией. Просто мои моральные интуиции отличаются от ваших.

Мы продолжили прогулку, и я решил сменить тему:

– Расскажите о своей повседневной жизни здесь. Чем вы обычно занимаетесь?

– Большую часть времени я провожу в поселении в центральной долине, среди других… модифицированных людей, – ответила Ария. – Я помогаю в координации сельскохозяйственных работ, участвую в образовательных программах для младших, иногда ассистирую Арджуну в его исследованиях. Меня особенно интересуют нейробиология и философия сознания.

– А развлечения? Хобби?

– Я играю на ситаре и флейте, практикую йогу, много читаю – от классической литературы до последних научных публикаций. – Её лицо просветлело. – И я люблю плавать. Океан удивителен, не правда ли? Такой огромный и живой. В нём чувствуется особая мудрость – древняя, нечеловеческая.

В этот момент я заметил искреннюю радость и увлечённость на её лице – эмоции, которые казались удивительно обычными, человеческими. Если бы я не знал о её происхождении, то принял бы Арию за обычную, хотя и исключительно образованную и уравновешенную молодую женщину.

– Ария, могу я задать вам гипотетический вопрос? – спросил я после небольшой паузы.

– Конечно.

– Что если бы кто-то пытался причинить вред вам или близкому вам человеку? Как бы вы отреагировали?

Её лицо на мгновение застыло, словно она столкнулась с логической задачей, которая не имела решения в её системе мышления.

– Я… постаралась бы убедить этого человека отказаться от своих намерений, – медленно произнесла она. – Объяснила бы последствия его действий, апеллировала бы к его способности к эмпатии.

– А если бы это не сработало?

– Я предположила бы, что этот человек страдает от какой-то формы психологического или неврологического расстройства, которое препятствует нормальной эмпатической реакции. В таком случае, я бы попыталась найти способ защитить себя или других, не причиняя вреда нападающему. Может быть, физически удерживая его, пока не прибудет помощь.

– Но если бы единственным способом защитить себя или близкого человека было причинить серьёзный вред нападающему?

Ария замерла, и на её лице отразилась внутренняя борьба – первая настоящая отрицательная эмоция, которую я у неё заметил.

– Я… не знаю, Томас. Теоретически, я должна быть неспособна к насильственным действиям даже в таких обстоятельствах. Но я никогда не была в подобной ситуации. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – А вы? Вы когда-нибудь были вынуждены причинить кому-то вред, чтобы защитить себя или других?

Её встречный вопрос застал меня врасплох.

– Нет, – признался я. – По крайней мере, не физический вред. Но я не знаю, как бы я повёл себя в по-настоящему экстремальной ситуации.

– Именно, – мягко согласилась Ария. – Никто из нас не знает наверняка, пока не столкнётся с реальным выбором. Разница лишь в том, что ваши генетические предрасположенности оставляют больше пространства для различных реакций, включая насилие. Мои – существенно сужают это пространство возможностей. Но абсолютной детерминированности не существует даже с моими модификациями. По крайней мере, так считает Арджун.

Наш разговор был прерван появлением Кришны, который вернулся, как и обещал, спустя час.

– Надеюсь, ваша беседа была плодотворной? – спросил он, глядя на нас с нескрываемым интересом.

– Весьма, – ответил я. – У вас очень… примечательная дочь, Арджун.

– Благодарю, что уделили мне время, Томас, – сказала Ария, снова складывая ладони в намасте. – Надеюсь, мы сможем продолжить наш разговор позже.

– Обязательно, – кивнул я, отвечая на её приветствие.

Когда Ария ушла, Кришна повернулся ко мне с выражением, в котором смешивались гордость и научный интерес:

– Ваши впечатления?

– Потрясающе, – честно признал я. – Она исключительно интеллигентна, обладает высоким эмоциональным интеллектом, прекрасно социализирована. Если бы я не знал о её происхождении, то никогда бы не заподозрил что-то необычное. Разве что её уравновешенность и ясность мышления выделяются.

– Именно так, – кивнул Кришна. – Внешне "новые люди" практически неотличимы от обычных. Различия проявляются только в определённых ситуациях – при стрессе, конфликте, моральном выборе. Идёмте обедать, и я расскажу вам больше о своей работе и о том, что привело меня к этому проекту.

Мы направились к главному зданию, где в небольшой столовой для нас был сервирован обед – снова вегетарианский, но удивительно разнообразный и вкусный. Когда мы сели за стол, Кришна начал свой рассказ:

– Пятнадцать лет назад я был совершенно другим человеком, Томас. Успешный учёный с женой, двумя дочерьми, домом в пригороде Бангалора. Я занимался генетикой развития, имел гранты, публикации в престижных журналах – всё, что считается успехом в нашем мире. – Его лицо омрачилось. – Всё изменилось в одну ночь. Моя жена и дочери возвращались домой с празднования дня рождения моей младшей дочери Лилы. Ей исполнилось восемь. – Он сделал паузу, собираясь с силами. – Их машина была остановлена группой вооружённых людей. Полиция так и не установила, были ли это обычные грабители или члены какой-то радикальной группировки. Моя жена отказалась отдать украшения – семейные реликвии её матери, которые она хотела передать нашим дочерям. Один из нападавших выстрелил. Затем они убили и детей – как свидетелей.

Я был потрясён. Несмотря на годы клинической практики и общения с пациентами, перенёсшими травматические события, я всегда чувствовал себя неловко перед лицом такого личного горя.

– Мне очень жаль, Арджун. Я не знал…

Он поднял руку, останавливая меня:

– Это было давно. Я не рассказываю это, чтобы вызвать сочувствие. Я хочу, чтобы вы поняли мои мотивы. Видите ли, после их смерти я начал одержимо изучать природу насилия. Почему люди способны на такую бессмысленную жестокость? Что происходит в мозге человека, который может хладнокровно убить ребёнка? – Он отпил воды из стакана. – Я изучал психопатию, социопатию, нейробиологию агрессии. И пришёл к выводу, что проблема гораздо глубже отдельных патологий. Это фундаментальный дефект самой нашей эволюционной конструкции.

– Что вы имеете в виду?

– Наши предки эволюционировали в условиях постоянной борьбы за ресурсы, межплеменного соперничества, хищников. Агрессия, территориальность, способность к насилию были адаптивными чертами. Но мы создали общество, в котором эти черты больше не служат выживанию вида – напротив, они угрожают ему. Ядерное оружие в руках существ, эволюционно запрограммированных на агрессию и групповую враждебность, – это рецепт самоуничтожения.

Он говорил с возрастающей страстью, и я начал понимать, что передо мной не просто учёный, но человек с миссией, рождённой из личной трагедии.

– После года интенсивных исследований, – продолжил Кришна, – я пришёл к выводу, что единственное устойчивое решение – это генетическое. Мы должны перепрограммировать человеческую природу на фундаментальном уровне. Не полагаться на культуру, образование, законы – они слишком хрупки и неустойчивы перед лицом наших врождённых импульсов. Нужно изменить сами импульсы.

– Это… радикальный подход, – осторожно заметил я.

– Радикальная проблема требует радикального решения, – ответил Кришна. – К тому времени я уже разработал теоретическую модель необходимых генетических модификаций. Но я понимал, что в рамках традиционной науки с её этическими комитетами, бюрократией и краткосрочными грантами, такой проект невозможен. Поэтому я продал всё своё имущество, использовал свои связи в научных и деловых кругах для привлечения анонимных инвесторов и приобрёл этот остров.

– И сразу приступили к экспериментам на человеческих эмбрионах? – я не смог скрыть нотку осуждения в голосе.

– Нет, конечно, – Кришна покачал головой. – Первые три года ушли на создание инфраструктуры и лаборатории, наём технического персонала и первых научных сотрудников. Параллельно я тестировал свои гипотезы на клеточных культурах, затем на животных моделях – сначала грызунах, затем приматах. Только убедившись в безопасности и эффективности модификаций, я перешёл к человеческим эмбрионам.

– И как вы получали эти эмбрионы?

– На ранних этапах я использовал свой собственный генетический материал и анонимные донорские яйцеклетки, приобретённые через клиники репродуктивной медицины. – Видя моё выражение лица, он добавил: – Всё было сделано законно, Томас. Я не похищал женщин для извлечения яйцеклеток, если вы об этом беспокоитесь. Позже, когда первое поколение модифицированных людей достигло репродуктивного возраста, мы получили возможность изучать наследование модифицированных генов и их экспрессию в последующих поколениях.

– Вы говорите "мы", – отметил я. – У вас была команда? Кто эти люди?

– На протяжении лет состав менялся. Некоторые учёные приезжали на несколько месяцев или лет, работали над конкретными аспектами проекта, затем уезжали. Других останавливали этические сомнения. – Он сделал паузу. – Одним из ключевых сотрудников была доктор Лейла Ахмед, блестящий генетик из Каирского университета. Мы работали вместе почти десять лет, пока… наши взгляды на направление проекта не разошлись.

– В каком смысле разошлись?

Кришна на мгновение задумался, словно решая, сколько рассказать:

– Лейла считала, что мы должны сосредоточиться на более узких, медицинских применениях наших исследований – например, на лечении генетических предрасположенностей к психопатии и другим расстройствам, связанным с насилием. Я же видел более широкую цель – создание нового типа людей, свободных от эволюционного наследия насилия и жестокости. Мы… были близки, Томас. Не только как коллеги. – Он вздохнул. – Её уход был болезненным для нас обоих.

Я начал понимать, что проект Кришны был глубоко личным, почти интимным для него – попыткой не только преодолеть трагедию, но и создать своего рода новую семью.

– Сколько… "новых людей" вы создали? – спросил я.

– Сейчас на острове живёт сорок два взрослых и подростка с различными степенями модификаций, – ответил Кришна. – И одиннадцать детей, родившихся естественным путём от модифицированных родителей. Первое поколение, включая Арию, сейчас в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет. Второе – от пятнадцати до девятнадцати. Есть и третье поколение – дети старших из "новых людей".

Масштаб эксперимента поразил меня. За пятнадцать лет Кришна создал целое сообщество генетически модифицированных людей – тайно, вне поля зрения международных регуляторных органов и этических комитетов.

– Вы понимаете, что если информация об этом станет публичной, последствия могут быть катастрофическими? – сказал я. – Международные конвенции о биоэтике, законы большинства стран запрещают генетическую модификацию эмбрионов человека, не говоря уже о создании жизнеспособного потомства с модифицированным геномом.

– Конечно, я понимаю риски, – спокойно ответил Кришна. – Поэтому мы сохраняем секретность. Остров формально принадлежит сложной структуре офшорных компаний. Мы минимизируем контакты с внешним миром. Но рано или поздно мы должны будем обнародовать результаты нашей работы. Вопрос лишь в том, когда и как. – Он внимательно посмотрел на меня. – И здесь мне может понадобиться ваша помощь, Томас.

– Моя помощь? – я был озадачен. – Каким образом?

– Вы уважаемый учёный с безупречной репутацией. Ваше мнение имеет вес в научном сообществе. Если вы, изучив наш проект, придёте к выводу, что он этически оправдан и научно обоснован, ваша поддержка будет неоценимой, когда придёт время представить его миру.

Так вот зачем я здесь, подумал я. Кришна искал не просто научного сотрудника, а потенциального адвоката своего дела перед лицом неизбежного шторма критики и осуждения, который обрушится на него.

– Арджун, – осторожно начал я, – я ценю ваше доверие, но должен быть честен. То, что вы сделали здесь, вызывает у меня серьёзные этические вопросы. Я не могу обещать поддержку, пока не увижу полную картину – все аспекты вашего эксперимента, все данные, все результаты, включая непредвиденные последствия и неудачи, если они были.

– Именно такого ответа я и ожидал, – улыбнулся Кришна. – Вы скептик по природе, Томас. Это хорошее качество для учёного. Я не прошу слепой поддержки. Только честной оценки после полного ознакомления с проектом. Именно поэтому вы здесь. – Он встал из-за стола. – А сейчас, если вы не против, я хотел бы показать вам кое-что ещё перед тем, как мы закончим на сегодня.

Мы покинули столовую и прошли через внутренний двор к небольшому отдельно стоящему зданию в стороне от главного комплекса. Внутри оказалось нечто вроде комбинированного архива и музея – помещение с температурным и влажностным контролем, заполненное стеклянными витринами, документами под стеклом и электронными дисплеями.

– Это история моего проекта, – сказал Кришна, обводя рукой пространство. – Каждый этап, каждое достижение, каждая неудача – всё задокументировано здесь. Я хочу, чтобы вы имели доступ ко всему этому. Ничего не скрыто, ничего не приукрашено.

Он подвёл меня к центральной витрине, где в особых условиях хранилось нечто, напоминающее лабораторный журнал – толстая тетрадь в кожаном переплёте с пожелтевшими страницами, исписанными мелким почерком.

– Это мой первый дневник, – объяснил Кришна, глядя на него с нежностью. – Я начал его на следующий день после похорон моей семьи. Здесь всё – моя боль, моё отчаяние, моё первоначальное видение проекта. Иногда я перечитываю его, чтобы не забывать, откуда я пришёл и почему начал этот путь.

Рядом с дневником лежали фотографии – женщина с мягкой улыбкой и две девочки, очевидно, его погибшая семья.

– Мейна, моя жена, – Кришна указал на женщину. – Прия, старшая дочь, ей было одиннадцать. И Лила, младшая, которой только исполнилось восемь. – Его голос слегка дрогнул, но он быстро взял себя в руки. – Они всегда со мной, Томас. Они – причина всего, что я делаю здесь.

Я не знал, что сказать. Передо мной был человек, превративший личную трагедию в научный крестовый поход непредставимых масштабов и последствий. Его мотивы были понятны с человеческой точки зрения, но методы и цели вызывали глубокие вопросы – научные, этические, философские.

– Я оставлю вас ненадолго, – сказал Кришна. – Осмотритесь здесь, ознакомьтесь с материалами. Всё доступно для вашего изучения. Я вернусь через час, и мы продолжим наш разговор.

Когда он ушёл, я начал методично осматривать архив. Помимо личных дневников и фотографий, здесь были научные журналы, детальные записи экспериментов, результаты тестов, медицинские карты "новых людей", видеозаписи их развития от младенчества до взрослого возраста. На цифровых дисплеях можно было просматривать трёхмерные модели модифицированных участков генома, сравнивая их с немодифицированными вариантами.

Одна из секций была посвящена неудачам – эмбрионам, не достигшим жизнеспособности, мутациям, аномалиям развития. Кришна ничего не скрывал, документируя как успехи, так и трагические ошибки своего проекта. Я обнаружил записи о семи эмбрионах из первой серии экспериментов, которые погибли на разных стадиях развития, и трёх младенцах из второго поколения, умерших вскоре после рождения из-за неожиданных метаболических нарушений.

В другой секции хранились социологические и психологические данные – записи о развитии сообщества "новых людей", их взаимодействиях, образовательных достижениях, творческих проектах. Дети и подростки с генными модификациями демонстрировали исключительно высокий уровень кооперации, эмпатии и просоциального поведения. Конфликты между ними были редкими и разрешались мирно, без насилия или принуждения.

Особенно меня заинтересовали материалы о Вивеке – мужчине из первого поколения, которого Кришна в своих записях называл "интересным исключением". В отличие от других, включая Арию, у Вивека сохранились рудиментарные проявления гнева и страха. Кришна подробно документировал эти случаи, пытаясь понять, была ли это неполная экспрессия модифицированных генов или результат эпигенетических факторов, которые он не учёл.

Время пролетело незаметно, и когда Кришна вернулся, я всё ещё был погружён в изучение материалов.

– Нашли что-нибудь интересное? – спросил он.

– Много всего, – ответил я. – Но мне понадобится гораздо больше времени, чтобы полностью осмыслить масштаб вашего проекта. Я заметил, что вы документировали и неудачи тоже.

– Конечно, – кивнул Кришна. – Наука требует полной честности, особенно когда речь идёт об ошибках. Только так мы можем учиться и совершенствоваться. – Он посмотрел на меня с некоторой тревогой. – Это расстроило вас?

– Смерть эмбрионов и младенцев? Да, расстроило, – честно ответил я. – Но я понимаю, что риски были неизбежны при такой пионерской работе. Вопрос в том, оправдывает ли цель эти жертвы.

– Этот вопрос я задаю себе каждый день, Томас, – тихо произнёс Кришна. – И каждый день отвечаю: да. Мы потеряли несколько жизней, но создаём основу для мира, где миллионы не погибнут от рук себе подобных. Где не будет войн, геноцида, убийств. Разве это не стоит цены, которую мы заплатили?

В его словах была страстная убеждённость, почти религиозная вера в правоту своего дела. Я понимал его мотивы, но не мог полностью разделить его уверенность.

– Арджун, если позволите вопрос… Почему вы выбрали именно генетический подход? Почему не фармакологический, например? Препараты, снижающие агрессию, уже существуют.

– Потому что таблетки можно перестать принимать, – ответил он. – Вакцинация от насилия, встроенная в нашу ДНК, передающаяся потомкам – вот единственное устойчивое решение. – Он сделал паузу. – Кроме того, я не стремлюсь просто подавить агрессию. Я создаю людей с усиленной способностью к эмпатии, кооперации, альтруизму. Это не отрицательное, а положительное изменение.

– Но разве все эти качества не требуют свободы выбора? – возразил я. – Если человек генетически запрограммирован на альтруизм, можно ли считать его действительно моральным?

– А если человек культурно запрограммирован на альтруизм своим воспитанием, религией, социальными нормами? – парировал Кришна. – Где проходит граница между генетической и культурной детерминированностью? И насколько свободна воля обычного человека, чьи действия определяются сложным взаимодействием генов, гормонов, нейротрансмиттеров, детских травм и социальных ожиданий?

Это была фундаментальная философская дискуссия, которая могла продолжаться бесконечно. Я решил временно отложить её и вернуться к более конкретным вопросам.

– Я заметил, что вы упоминаете Вивека как "интересное исключение". Чем он отличается от других модифицированных людей?

– Ах, Вивек, – Кришна слегка улыбнулся. – Он из первого поколения, как и Ария, но его модификации были менее… полными. В его случае мы использовали несколько иной набор изменений, более консервативный подход. В результате у него сохранилась способность испытывать гнев и страх, хотя и в значительно ослабленной форме. Он интересен как промежуточный вариант между обычными людьми и такими, как Ария. – Он взглянул на меня с профессиональным интересом. – Возможно, вам стоит встретиться с ним. Он помогает мне в исследовательской лаборатории, так что это будет несложно организовать.

– С удовольствием, – согласился я. – А что насчёт третьего поколения, детей от естественных союзов между модифицированными людьми? Они наследуют модификации?

– Да, это одно из наиболее важных открытий нашего проекта, – оживился Кришна. – Модификации стабильно наследуются. Мы наблюдаем даже некоторое усиление эффекта в третьем поколении – возможно, из-за эпигенетических механизмов, которые мы ещё не до конца понимаем.

Мы продолжили обсуждение технических аспектов проекта, и я был впечатлён глубиной и тщательностью исследований Кришны. Несмотря на изоляцию от официального научного сообщества, он поддерживал строгие стандарты документации и анализа, которые не уступали лучшим исследовательским институтам мира.

К концу дня я был ментально и эмоционально истощён. Объём информации, моральная сложность проекта Кришны, встреча с Арией – всё это требовало осмысления.

– Вы, должно быть, устали, – заметил Кришна. – Предлагаю на сегодня закончить. Завтра, если вы не возражаете, я бы хотел показать вам поселение в центральной долине, где живут большинство "новых людей". Это даст вам более полное представление о социальных аспектах нашего эксперимента.

– Да, это было бы очень интересно, – согласился я. – И спасибо за вашу открытость, Арджун. Не каждый учёный готов так откровенно показывать все аспекты своей работы, включая неудачи.

– Я пригласил вас не для того, чтобы произвести впечатление, Томас, – серьёзно ответил Кришна. – А для того, чтобы получить честную оценку. Для этого вам необходим доступ ко всей информации, хорошей и плохой. – Он слегка улыбнулся. – Кроме того, я глубоко уважаю вашу работу. Ваше мнение важно для меня не только стратегически, но и лично.

Самир проводил меня обратно в мои апартаменты, где я провёл вечер, записывая свои наблюдения и мысли в блокнот. Открытия дня были ошеломляющими, и я понимал, что нахожусь на пороге чего-то, что могло изменить моё понимание человеческой природы и будущего нашего вида.

Но вместе с научным возбуждением я чувствовал и глубокую тревогу. Действительно ли мы имеем право так фундаментально изменять саму суть того, что делает нас людьми? И каковы будут последствия, если технология Кришны выйдет за пределы этого изолированного острова в большой мир с его политическими, экономическими и военными интересами?

С этими мыслями я заснул, под шум океанских волн, разбивающихся о берег загадочного острова Сукхавати.

Глава 3. Открытие

Утро выдалось пасмурным, с низкими облаками, обещавшими тропический ливень. Я проснулся раньше обычного, разбуженный странными, тревожными снами. В них Ария и другие "новые люди" смотрели на меня с немым укором, когда я пытался объяснить им концепцию свободы воли и морального выбора.

После быстрого душа и легкого завтрака я вышел на балкон с чашкой крепкого чая. Внизу, на пляже, я заметил одинокую фигуру, выполняющую плавные движения, напоминающие тай-чи или другую восточную практику. Присмотревшись, я узнал в ней Кришну. Его сосредоточенность и полное погружение в движения говорили о многолетней практике.

В дверь постучали – это был Самир, пришедший сообщить, что Кришна будет готов принять меня через час в главной лаборатории, где он хотел продемонстрировать некоторые ключевые аспекты своей работы перед нашей поездкой в поселение.

Я решил использовать свободное время для просмотра данных, к которым получил доступ вчера. Кришна предоставил мне персональный планшет с полным архивом проекта, включая все научные статьи, лабораторные журналы и результаты тестов. Особенно меня интересовали молекулярные механизмы модификаций, которые он применил.

Углубившись в материалы, я был поражен гениальностью и одновременно дерзостью подхода Кришны. Он не просто "выключал" или "включал" отдельные гены, связанные с агрессией или эмпатией. Вместо этого он разработал сложную систему регуляторных изменений, затрагивающую целые сети генов, их взаимодействие и экспрессию в критические периоды нейроразвития.

Особое внимание он уделил генам, связанным с выработкой и рецепцией окситоцина, вазопрессина и серотонина – нейротрансмиттеров, играющих ключевую роль в социальном поведении и эмоциональной регуляции. Но это была лишь основа. Настоящий прорыв заключался в тонкой настройке эпигенетических механизмов, влияющих на активацию генов в различных отделах мозга, особенно в амигдале и префронтальной коре.

В одной из записей Кришна описывал это как "перенастройку нейронных сетей, ответственных за оценку угрозы и принятие моральных решений". Он создал условия, при которых мозг "новых людей" интерпретировал даже потенциально угрожающие стимулы не через призму страха и агрессии, а через призму эмпатии и стремления к сотрудничеству.

Когда я прибыл в лабораторию, Кришна уже ждал меня, облаченный в простой лабораторный халат поверх легкой индийской одежды.

– Доброе утро, Томас, – приветствовал он меня. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули? У нас насыщенный день впереди.

– Да, спасибо, – ответил я. – Я просматривал ваши материалы о молекулярных механизмах модификаций. Это впечатляюще.

– Я рад, что вы так считаете, – улыбнулся Кришна. – Сегодня я хотел бы показать вам практические результаты этих модификаций, их проявление на нейрофизиологическом уровне. – Он жестом пригласил меня следовать за ним в глубину лаборатории. – У нас запланирована серия тестов с участием Арии и Вивека, демонстрирующих различия в их нейронных реакциях по сравнению с контрольной группой немодифицированных людей.

Он привел меня в просторное помещение, разделенное на две части. В одной находилось несколько кресел, оборудованных системами нейровизуализации, электроэнцефалографами и другими приборами для мониторинга физиологических параметров. В другой части размещались большие экраны, компьютеры и аналитическое оборудование.

В комнате нас уже ждали Ария, которую я встретил вчера, и молодой человек, которого я сразу идентифицировал как Вивека. Он был выше Кришны, атлетически сложен, с чертами лица, напоминающими индийских киноактеров. В отличие от безмятежного выражения лица Арии, в его взгляде чувствовалась настороженность, даже некоторая тревога.

– Доброе утро, Томас, – поприветствовала меня Ария с той же спокойной улыбкой, что и вчера. – Приятно видеть вас снова.

– Доктор Хардинг, – Вивек сложил ладони в традиционном намасте. – Доктор Кришна много рассказывал о ваших работах. Для меня честь участвовать в этом эксперименте.

– Взаимно, Вивек, – ответил я, также складывая ладони. – Я читал о вас в материалах доктора Кришны. Ваш случай особенно интересен с научной точки зрения.

– Мое "несовершенство", вы имеете в виду? – в его голосе прозвучала легкая горечь, первая негативная эмоция, которую я услышал от "нового человека".

– Я бы не использовал такой термин, – осторожно ответил я. – Скорее, уникальность вашего нейропрофиля.

– Хорошо сказано, Томас, – вмешался Кришна. – Вивек действительно уникален. Его модификации представляют собой промежуточный вариант между полностью модифицированными людьми, как Ария, и немодифицированным геномом. Это дает нам ценные данные о спектре возможных изменений и их проявлений.

Он обратился к своим "созданиям":

– Ария, Вивек, пожалуйста, займите места в креслах. Мы начнем с базовых измерений, а затем перейдем к стимульным тестам.

Пока они устраивались, Кришна объяснил мне суть эксперимента:

– Мы покажем им серию изображений и видеофрагментов, вызывающих различные эмоциональные реакции – от нейтральных до потенциально дистрессовых. Одновременно мы будем мониторить активность их мозга, вегетативные реакции, уровни гормонов стресса и другие параметры. Для сравнения у нас есть данные контрольной группы – немодифицированных добровольцев, которые проходили аналогичные тесты.

Я наблюдал, как техники присоединяли к Арии и Вивеку датчики ЭЭГ, сенсоры для измерения кожно-гальванической реакции, пульса и дыхания. Одновременно с этим активировалась система функциональной магнитно-резонансной томографии, встроенная в кресла – инновационное решение, позволяющее получать данные о мозговой активности в реальном времени без необходимости помещать испытуемого в традиционный МРТ-сканер.

Когда все приготовления были завершены, Кришна пригласил меня занять место рядом с ним за пультом управления.

– Мы начнем с базовой эмоциональной батареи, – сказал он, активируя программу. – Сначала нейтральные изображения для калибровки, затем постепенно будем переходить к более эмоционально заряженным стимулам.

На экранах перед Арией и Вивеком появились первые изображения – пейзажи, предметы повседневного обихода, геометрические фигуры. Затем последовали фотографии людей с различными выражениями лиц – от радостных до гневных и испуганных. Далее шли более сложные социальные сцены: конфликтные ситуации, проявления агрессии, акты помощи и заботы.

Я внимательно следил за показателями на мониторах. При просмотре нейтральных стимулов данные Арии, Вивека и контрольной группы были относительно схожими. Но когда начались эмоционально заряженные изображения, различия стали очевидными.

– Обратите внимание на активность амигдалы, – указал Кришна на один из экранов. – У контрольной группы она резко возрастает при виде агрессивных сцен, особенно при изображении прямой угрозы. У Арии же активность остается практически неизменной. При этом у нее значительно повышается активность в областях, связанных с эмпатией и ментализацией – она не воспринимает угрозу как угрозу себе, но интенсивно обрабатывает эмоциональное состояние изображенных людей.

– А Вивек? – спросил я, заметив, что его показатели занимают промежуточное положение.

– У него наблюдается повышение активности амигдалы, хотя и менее выраженное, чем в контрольной группе. Но посмотрите на префронтальную кору, – Кришна переключил отображение. – Она активно подавляет сигнал от амигдалы, модулирует эмоциональную реакцию. Это часть модификаций – усиление нейронных путей, ответственных за сознательный контроль над эмоциональными импульсами.

Следующая серия стимулов включала короткие видеофрагменты, изображающие более интенсивные ситуации – несчастные случаи, природные катастрофы, акты насилия. Я заметил, что Вивек начал проявлять признаки дискомфорта – его дыхание участилось, показатели кожно-гальванической реакции повысились. Ария же оставалась внешне спокойной, хотя ее нейрофизиологические показатели указывали на интенсивную когнитивную обработку увиденного.

– Мы подходим к наиболее важной части эксперимента, – сказал Кришна. – Сейчас мы предъявим стимулы, моделирующие моральные дилеммы. Это позволит увидеть, как модификации влияют на процесс морального рассуждения.

На экранах появились текстовые описания классических моральных дилемм – вагонеточные проблемы, дилемма врача, сценарии с выбором между спасением разного количества людей. После каждого сценария участникам предлагалось выбрать один из вариантов действия и кратко обосновать свой выбор.

– Ключевое отличие не в самих ответах, – пояснил Кришна, когда мы наблюдали за реакциями Арии и Вивека. – Модифицированные люди часто приходят к тем же утилитарным выводам, что и обычные – например, переключить стрелку, чтобы спасти пятерых ценой жизни одного. Различие в нейронных паттернах, сопровождающих принятие решения. Посмотрите на эмоциональную составляющую.

Я увидел то, о чем говорил Кришна. У представителей контрольной группы принятие сложных моральных решений сопровождалось значительной активацией эмоциональных центров, признаками внутреннего конфликта, стресса. У Арии же наблюдалась преимущественно активность в областях мозга, связанных с рациональным мышлением и эмпатией, без признаков эмоционального дистресса. Вивек, как и прежде, демонстрировал промежуточный паттерн.

– Особенно показательны дилеммы, включающие непосредственный физический вред, – продолжил Кришна. – Например, столкнуть человека с моста, чтобы остановить вагонетку, угрожающую пятерым. Обычные люди часто отказываются от такого действия, даже понимая его утилитарную целесообразность. Эмоциональный барьер слишком силен. Ария же оценивает ситуацию почти чисто рационально, с учетом суммарного блага.

– Это не значит, что я безэмоциональна, – неожиданно вмешалась Ария, услышав наш разговор через микрофон. – Я глубоко сопереживаю всем участникам ситуации. Но моя эмпатия не парализует меня и не мешает принять решение, которое минимизирует общее страдание.

– Верное замечание, Ария, – кивнул Кришна. – Модификации не устраняют эмоции, они изменяют их функцию и взаимодействие с когнитивными процессами.

Заключительная часть эксперимента включала специально смонтированное видео, изображающее ситуацию непосредственной угрозы – вид от первого лица человека, на которого нападает агрессор с ножом. Это было наиболее интенсивное испытание, предназначенное для активации примитивных механизмов "бей или беги".

Контрольная группа демонстрировала классическую реакцию страха и защитной агрессии – резкий выброс адреналина, активацию симпатической нервной системы, подготовку к бою или бегству.

Реакция Арии была радикально иной – ее организм оставался физиологически спокойным, без признаков стрессовой мобилизации. При этом наблюдалась интенсивная активность в областях мозга, связанных с социальным познанием и планированием ненасильственных действий.

Вивек же проявил смешанную реакцию – первоначальный всплеск стрессовых гормонов и активации симпатической системы, который, однако, быстро сменился более регулируемым состоянием. Его лицо на мгновение исказилось от страха, но он быстро восстановил контроль.

– Потрясающе, – прокомментировал я, когда тест завершился. – Ария практически не испытывает реакции "бей или беги" даже перед лицом прямой угрозы. Это… – я искал подходящее слово, – революционно. Но также и тревожно. Как она может защитить себя без этого базового инстинкта самосохранения?

– В этом и заключается главный вызов, – признал Кришна. – "Новые люди" уязвимы перед прямым физическим насилием. Они будут искать ненасильственные пути разрешения ситуации даже под угрозой собственной жизни. Это одновременно их величайшая сила и величайшая слабость.

Я повернулся к Вивеку, чьи реакции привлекли мое особое внимание:

– А вы, Вивек? Что вы испытывали во время последнего теста?

Он задумался на мгновение:

– Сначала был страх. Я почувствовал его физически – учащенное сердцебиение, напряжение мышц. Но затем… как будто включился другой уровень сознания. Я понимал, что это всего лишь видео, но даже если бы угроза была реальной, мой мозг начал бы искать ненасильственное решение. Не потому, что я решил так действовать, а потому что… это просто кажется единственным правильным путем. – Он слегка нахмурился. – Но иногда я ощущаю внутренний конфликт. Часть меня хочет отреагировать агрессивно на угрозу, но другая часть – доминирующая – блокирует этот импульс.

– Именно поэтому случай Вивека так ценен, – пояснил Кришна. – Он может артикулировать этот внутренний конфликт, который полностью модифицированные люди, как Ария, просто не испытывают. – Он сделал паузу. – Кстати, Томас, вы заметили еще одно важное различие?

Я просмотрел данные на экранах:

– Активность передней поясной коры… У Арии она существенно выше при наблюдении страдания других, чем у представителей контрольной группы. Это указывает на усиленную эмпатическую реакцию.

– Именно, – кивнул Кришна. – Модификации не только подавляют агрессию и страх, но и значительно усиливают эмпатическую чувствительность. "Новые люди" буквально физически ощущают боль других, что делает причинение вреда эмоционально невозможным для них.

Когда эксперимент завершился, Ария и Вивек отсоединили датчики и присоединились к нам для обсуждения.

– Что вы думаете, Томас? – спросила Ария с искренним интересом. – Насколько наши реакции отличаются от ваших собственных?

– Значительно, – честно ответил я. – Особенно в ситуациях угрозы. Я бы определенно испытал сильный страх и, вероятно, защитную агрессию при виде нападающего с ножом. Это базовый механизм выживания.

– Но разве большинство ситуаций в современном обществе требуют таких примитивных реакций? – мягко возразила она. – Как часто вам действительно приходится физически защищаться от нападения с ножом? При этом агрессия и страх продолжают влиять на наши решения в областях, где они давно утратили адаптивную ценность – в политике, экономике, межличностных отношениях.

Это было убедительное возражение, и я задумался над ним. Действительно, эволюционные механизмы, сформировавшиеся для выживания в первобытной саванне, часто дисфункциональны в современном мире. Страх неизвестного ведет к ксенофобии, территориальные инстинкты – к войнам за ресурсы, даже когда сотрудничество было бы выгоднее для всех.

– У меня есть вопрос к вам обоим, – сказал я, обращаясь к Арии и Вивеку. – Как вы относитесь к тому, что ваша природа была изменена до вашего рождения, без вашего согласия?

Вивек ответил первым:

– Я часто думаю об этом, – признался он. – Особенно когда замечаю различия между собой и… полностью модифицированными, как Ария. Иногда я ощущаю себя застрявшим между двух миров – не полностью "новый человек", но и не обычный. Это вызывает… дискомфорт. – Он бросил быстрый взгляд на Кришну. – Но я понимаю цель проекта и ценность различных вариантов модификаций для исследования. И, в конце концов, каждый из нас появляется на свет без своего согласия, с генетическим набором, который не выбирал.

Ария кивнула:

– Я согласна с Вивеком в последнем пункте. Обычные люди тоже не выбирают свои гены, свой темперамент, предрасположенности к различным заболеваниям. Разница лишь в том, что мои гены были изменены намеренно, с конкретной целью, а не случайно определены в результате генетической лотереи размножения. – Она улыбнулась. – Я счастлива быть такой, какая я есть. Я не испытываю многих негативных эмоций, которые причиняют страдание обычным людям. Я вижу красоту в каждом человеке, каждом живом существе. Разве это не дар?

Ее ответ был логичным, но я не мог отделаться от ощущения, что сама природа ее генетических модификаций делала невозможным для нее негативно оценивать эти модификации. Это был своего рода парадокс – как человек, запрограммированный быть счастливым и принимающим свою судьбу, мог объективно оценить, было ли правильным такое программирование?

– Спасибо за вашу честность, – сказал я им обоим. – Это дает мне много пищи для размышлений.

Кришна, наблюдавший за нашим обменом мнениями с научным интересом, вмешался:

– Если мы закончили с лабораторной частью, я предлагаю отправиться в поселение. Там вы сможете увидеть, как "новые люди" живут и взаимодействуют в своей повседневной среде. – Он повернулся к Арии и Вивеку: – Вы присоединитесь к нам?

– С удовольствием, – ответила Ария. – Мне нужно вернуться в поселение, чтобы помочь с подготовкой к общему собранию сегодня вечером.

– А мне надо закончить анализ последних образцов, – сказал Вивек. – Но я могу присоединиться к вам позже, в поселении.

Когда Ария и Вивек ушли, Кришна повернулся ко мне:

– У вас, должно быть, возникло много вопросов после этого эксперимента.

– Да, – признал я. – Но главный вопрос такой: даже если мы примем, что ваши модификации создают людей более мирных, более эмпатичных, менее склонных к насилию – не лишаем ли мы их при этом чего-то важного? Способности защищать себя, адаптироваться к опасным ситуациям? Не делаем ли мы их… слишком уязвимыми для мира, который остается опасным?

– Справедливый вопрос, – кивнул Кришна. – И он приводит нас к более глубокой проблеме. Если мир остается опасным, полным насилия и эксплуатации, то "новые люди", действительно, будут уязвимы в нем. Но что, если мы изменим не только отдельных людей, но и общество в целом? – Его глаза загорелись. – Представьте критическую массу людей с такими модификациями. Они создадут социальные структуры, основанные на сотрудничестве вместо конкуренции, на взаимопомощи вместо эксплуатации. Это будет эволюционный скачок для всего вида, Томас.

– Но как вы представляете себе распространение этих модификаций? – возразил я. – Генетически модифицировать все человечество невозможно практически и неприемлемо этически.

– Необязательно модифицировать всех сразу, – ответил Кришна. – Достаточно создать "острова" измененных людей, которые будут взаимодействовать с обычным обществом. Их пример, их моральное влияние будет распространяться. А поскольку модификации наследуются, каждое следующее поколение будет увеличивать их долю. Это эволюционный процесс, но направляемый, а не случайный.

В его словах звучала такая убежденность, что я не мог не задаться вопросом, не упускает ли он что-то важное в своем видении. Какой-то фундаментальный аспект человеческой природы или общественной динамики, который сделает его утопический проект неосуществимым или даже опасным.

Мы покинули лабораторию и направились к электромобилям, которые должны были доставить нас в центральную долину. По пути Кришна продолжил объяснять свое видение.

– Сукхавати – это прототип, испытательная площадка для общества будущего, – сказал он. – Здесь мы не только тестируем генетические модификации, но и разрабатываем социальные структуры, образовательные методики, экономические модели, которые могли бы работать в мире, свободном от насилия и эксплуатации.

– А как организовано поселение? – спросил я. – Есть ли там какая-то иерархия, система управления?

– Ничего подобного иерархиям привычного нам общества, – ответил Кришна с улыбкой. – Нет правительства, полиции, судов – они просто не нужны, когда люди генетически неспособны к насилию и обману. Есть координаторы различных областей деятельности – сельского хозяйства, образования, здравоохранения и так далее. Но это функциональные роли, а не властные позиции. Решения принимаются консенсусом на общих собраниях.

– И это работает? Без конфликтов, без необходимости принуждения?

– Удивительно эффективно, – кивнул Кришна. – Хотя "новые люди" не испытывают конкурентных импульсов, они сохраняют здоровое стремление к самореализации и достижениям. Просто эти стремления не выражаются через доминирование над другими. – Он на мгновение задумался. – Знаете, что самое поразительное? Несмотря на отсутствие конкуренции, или, возможно, именно благодаря этому, научная и творческая продуктивность в поселении исключительно высока. Когда люди не тратят эмоциональную и когнитивную энергию на страх, агрессию, статусные игры, они могут полностью сосредоточиться на решении проблем и создании нового.

Наш электромобиль въехал в долину, где располагалось поселение. Я был поражен увиденным. Вместо примитивного лагеря или стерильного экспериментального комплекса передо мной предстало гармонично организованное сообщество. Здания, построенные из устойчивых местных материалов, были вписаны в ландшафт, словно выросли из него естественным образом. Я заметил солнечные панели, ветрогенераторы, системы сбора дождевой воды – инфраструктура была продуманной и экологически ответственной.

Но больше всего меня поразили люди. Они занимались своими делами – работали на террасных полях, ухаживали за садами, обучали детей в открытых павильонах – с поразительной слаженностью, без видимых признаков напряжения или спешки. Когда наш автомобиль проезжал мимо, они поднимали глаза и приветствовали нас улыбками и жестами, но продолжали свою деятельность.

– Здесь живут около пятидесяти "новых людей", – пояснил Кришна. – Плюс дети, рожденные здесь. Как видите, поселение полностью самодостаточно в плане продовольствия и энергии. Единственное, что мы регулярно поставляем из главного комплекса – некоторые лекарства, технологические компоненты и научное оборудование.

Мы остановились у центральной площади – открытого пространства, окруженного общественными зданиями. В центре находился красивый фонтан, вокруг которого были расставлены скамьи из полированного камня.

Когда мы вышли из машины, несколько человек подошли поприветствовать нас. Как и Ария с Вивеком, они использовали жест намасте вместо рукопожатия. Кришна представил меня как ученого из Кембриджа, приглашенного для ознакомления с проектом. "Новые люди" проявили живой интерес и начали задавать вопросы о моих исследованиях, о жизни за пределами острова, о последних научных открытиях.

Я был поражен уровнем их образованности и интеллектуальной любознательностью. Несмотря на изоляцию острова, они были хорошо информированы о мировых событиях и научных тенденциях. Некоторые из них, узнав о моей специализации в нейробиологии, вступили в обсуждение последних статей по этой теме, демонстрируя глубокое понимание предмета.

– Как организовано образование здесь? – спросил я у Кришны, когда мы продолжили обход поселения.

– На принципах свободного исследования и совместного обучения, – ответил он. – Нет строгой возрастной сегрегации или обязательной программы. Дети учатся у всех взрослых сообщества, в зависимости от своих интересов и склонностей. У нас есть учебные центры с доступом к цифровым библиотекам и образовательным ресурсам, лаборатории для практических занятий, творческие мастерские. – Он указал на группу детей разного возраста, занимающихся с взрослым наставником под открытым павильоном. – Сейчас, например, это занятие по биологии. Они изучают местную экосистему, собирая и классифицируя образцы растений.

Мы продолжили обход, посетив сельскохозяйственные зоны с инновационными системами агроэкологии, ремесленные мастерские, где создавались предметы быта и искусства, медицинский центр с удивительно продвинутым для такого небольшого сообщества оборудованием.

В одной из лабораторий я встретил группу "новых людей", работающих над проектом по созданию биоразлагаемых материалов из местных ресурсов. Они с энтузиазмом рассказали о своих исследованиях, которые, по их словам, могли бы помочь решить проблему пластикового загрязнения в мировом масштабе.

– Вы планируете публиковать результаты этих исследований? – спросил я. – Или они, как и все остальное на острове, остаются закрытыми?

– Мы надеемся, что однажды сможем поделиться всеми нашими открытиями с внешним миром, – ответил один из исследователей, молодой человек по имени Адитья. – Но пока, по соображениям безопасности, мы храним результаты в нашей внутренней базе данных.

Это напомнило мне о парадоксальном положении поселения – фактически, секретной лаборатории, скрытой от мира, но работающей, по словам Кришны, ради блага всего человечества.

Следующим пунктом нашего визита был общественный центр – большое здание с открытым пространством для собраний, библиотекой и культурными объектами. Внутри царила атмосфера спокойной сосредоточенности – несколько человек читали, другие обсуждали что-то в небольших группах, кто-то практиковал медитацию в специально отведенном уголке.

– А как у вас с развлечениями? – поинтересовался я. – Музыка, искусство, спорт?

– Все это присутствует, но в несколько иных формах, чем в обычном обществе, – ответил Кришна. – Спорт, например, существует только в неконкурентных вариантах – йога, тай-чи, групповые игры, где важен процесс, а не победа. Музыка и искусство очень развиты – сегодня вечером, если хотите, вы можете посетить концерт. "Новые люди" создали свои музыкальные традиции, сочетающие элементы различных мировых культур.

В библиотеке я заметил объемную коллекцию как классических произведений мировой литературы, так и научных трудов. На полке с современной художественной литературой стояли книги, авторами которых, как пояснил Кришна, были сами обитатели поселения.

– Они пишут художественную литературу? – я был заинтригован. – О чем? Ведь типичные сюжетные конфликты, движущие большинство литературных произведений – насилие, ревность, предательство, страх – не являются частью их опыта.

– И тем не менее, их произведения удивительно глубоки, – ответил Кришна. – Они исследуют другие типы конфликтов – внутренние моральные дилеммы, философские парадоксы, встречу разных мировоззрений. Их литература часто сосредоточена на темах поиска истины, расширения сознания, гармоничного взаимодействия с природой. – Он взял с полки тонкий томик. – Вот, например, роман Арии "За пределами разделения". Он рассказывает историю "нового человека", который впервые покидает остров и сталкивается с внешним миром, пытаясь найти способы коммуникации и взаимопонимания с обычными людьми, не поддаваясь отчуждению или осуждению.

Я взял книгу, пролистал несколько страниц. Проза была элегантной, с тонкими психологическими наблюдениями и богатым образным языком. Это противоречило стереотипу о генетически модифицированных людях как о холодных, рациональных существах, лишенных глубины эмоционального восприятия.

– Впечатляет, – искренне сказал я. – Я бы с удовольствием прочитал это полностью.

– Возьмите с собой, – предложил Кришна. – У нас есть дополнительные экземпляры.

Мы продолжили обход, и я заметил еще одну особенность поселения – полное отсутствие замков, охранных систем или других средств физической защиты. Двери домов были либо открыты, либо легко открывались. Личные вещи часто оставались без присмотра. Очевидно, в обществе, где никто не способен на кражу или насилие, такие меры предосторожности были просто не нужны.

– А что насчет контактов с внешним миром? – спросил я. – Посещают ли "новые люди" материк? Общаются ли с обычными людьми?

– В ограниченной степени, – ответил Кришна. – Некоторые из старших, включая Арию, иногда сопровождают меня в поездках на материк – преимущественно в Индию, где у нас есть доверенные контакты. Это важная часть исследования – изучать, как "новые люди" взаимодействуют с обычным обществом. – Он слегка улыбнулся. – Результаты обнадеживают. Они способны эффективно общаться, понимать социальные нормы внешнего мира, адаптироваться к нему, не компрометируя свои ценности.

К этому моменту мы завершили круг и вернулись к центральной площади. Люди начали собираться там – по-видимому, для вечернего общего собрания, о котором упоминала Ария.

– Что обсуждается на этих собраниях? – спросил я, наблюдая, как люди собираются на площади.

– Всё, что касается жизни сообщества, – ответил Кришна. – Распределение ресурсов, планирование сельскохозяйственных работ, образовательные инициативы, исследовательские проекты. Сегодня, насколько я знаю, обсуждаются планы по расширению аквапонической системы и организация предстоящего фестиваля полнолуния.

– Фестиваля?

– Да, "новые люди" отмечают природные циклы – смену сезонов, солнцестояния, полнолуния. Это часть их духовной практики, сочетающей элементы различных традиций, преимущественно индийских. – Кришна посмотрел на часы. – У нас ещё есть время до начала собрания. Я хотел показать вам ещё одно место, которое может заинтересовать вас как нейробиолога.

Он повёл меня к небольшому зданию на окраине поселения. Внутри оказалось нечто вроде комбинированной лаборатории и медитативного пространства. В одной части располагалось современное нейровизуализационное оборудование, в другой – подушки для медитации, расположенные по кругу.

– Это наш центр нейроисследований, – пояснил Кришна. – Здесь мы изучаем нейронные основы модифицированного сознания, особенно в измененных состояниях – во время медитации, творческого процесса, решения моральных дилемм.

В центре работали несколько "новых людей" – они анализировали данные на компьютерах, настраивали оборудование. Одна молодая женщина сидела в медитативной позе, с шапочкой ЭЭГ на голове, пока приборы регистрировали активность её мозга.

– Мы обнаружили, что модифицированный мозг демонстрирует уникальные паттерны активности во время глубокой медитации, – объяснил Кришна. – Особенно интересно взаимодействие между префронтальной корой и лимбической системой. "Новые люди" достигают состояний единства и безграничной эмпатии, которые обычно доступны только опытным мастерам медитации после десятилетий практики.

Я с профессиональным интересом изучал диаграммы на экранах, показывающие мозговую активность медитирующей женщины.

– Впечатляющая когерентность между полушариями, – отметил я. – И эта активность в передней поясной коре… Действительно необычно.

– Мы считаем, что генетические модификации создали нейронную основу для состояний сознания, которые в обычных людях могут быть достигнуты только временно и с большими усилиями, – сказал Кришна. – Это открывает целое направление исследований о связи между генетикой, неврологией и высшими состояниями сознания.

Я слушал его с растущим чувством амбивалентности. С одной стороны, научный прорыв был бесспорным и захватывающим. С другой – масштаб вмешательства в саму суть человеческой природы вызывал глубокие этические вопросы.

– Арджун, – сказал я наконец, – я не могу отрицать, что ваш проект представляет собой потрясающее научное достижение. Но чем больше я узнаю, тем острее встаёт вопрос: имеем ли мы право так радикально переопределять человеческую природу? Не теряется ли что-то существенное, когда мы устраняем страх, гнев, способность к насилию?

Кришна задумался на мгновение.

– Давайте выйдем на свежий воздух, – предложил он. – Этот разговор заслуживает более… созерцательной обстановки.

Мы покинули нейроцентр и направились к небольшому саду на холме, откуда открывался вид на всю долину. Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая океан и небо в оттенки золота и пурпура.

– Томас, – начал Кришна, когда мы сели на каменную скамью, – вы задаёте важный вопрос, который я задавал себе бесчисленное количество раз. Но позвольте мне переформулировать его: что значит быть человеком? Что составляет нашу истинную природу?

– Наша эволюционная история, наши инстинкты, наши когнитивные способности, наша культура – всё это делает нас людьми, – ответил я.

– Но что, если наша эволюционная история оставила нам наследство, которое больше не служит нам? – мягко возразил Кришна. – Наши инстинкты страха и агрессии эволюционировали для выживания в мире постоянной угрозы, дефицита ресурсов, борьбы за существование. Но мир изменился. Мы создали общество, где сотрудничество приносит больше выгод, чем конфликт. Где величайшие угрозы – ядерная война, изменение климата, пандемии – требуют не конкуренции, а координации усилий всего человечества.

Он сделал паузу, глядя на раскинувшееся внизу поселение.

– Может быть, следующий шаг эволюции должен быть осознанным, а не случайным? Может быть, настало время для того, что некоторые философы называют "человеческой автоэволюцией" – сознательного направления нашего собственного эволюционного развития?

– Но кто имеет право решать направление этой "автоэволюции"? – возразил я. – Кто определяет, какие аспекты человеческой природы являются "ошибками", а какие – ценными качествами? Возможно, способность к агрессии, конкуренции, даже насилию является неотъемлемой частью того, что делает нас творческими, страстными, способными к моральному выбору?

– Именно поэтому мы проводим это исследование, – ответил Кришна. – Чтобы понять последствия таких модификаций, изучить, что сохраняется, а что теряется. И результаты впечатляют, Томас. "Новые люди" не утратили творческих способностей – напротив, они создают искусство, музыку, литературу исключительной красоты и глубины. Они не лишились страсти – они лишь направляют её в созидательное русло. Что до морального выбора… – он ненадолго задумался. – Они делают выбор, но из другого набора возможностей, чем обычные люди. Их мораль не основана на подавлении деструктивных импульсов, она вытекает из глубинного понимания взаимосвязанности всех живых существ.

– И всё же, – настаивал я, – есть фундаментальное этическое различие между естественной эволюцией и направленным генетическим изменением. Естественная эволюция не имеет цели, не делает моральных суждений. Она просто… происходит. Когда мы берём эволюцию в свои руки, мы претендуем на роль, которая традиционно принадлежала богам или природе.

– А разве мы не делали этого с самого начала цивилизации? – парировал Кришна. – Селективное разведение животных и растений, изменение ландшафтов, создание искусственных экосистем, медицина, продлевающая жизни людей, которые бы умерли в "естественных" условиях. Всё это – вмешательство в естественные процессы. Генетическая модификация отличается лишь масштабом и точностью, но не принципиально.

Наша дискуссия напоминала классические философские дебаты о природе человека, технологическом прогрессе и этических границах науки. Но контекст придавал ей особую остроту – мы обсуждали не теоретические возможности, а реально существующий эксперимент с живыми людьми.

– Позвольте задать вам вопрос, Томас, – сказал Кришна после небольшой паузы. – Если бы существовала технология, позволяющая полностью устранить генетическую предрасположенность к опасным психическим заболеваниям – шизофрении, биполярному расстройству, тяжёлым формам депрессии – вы бы считали её использование этически приемлемым?

– Это другой случай, – ответил я. – Речь идёт о лечении патологий, а не об изменении нормальных аспектов человеческой природы.

– А где проходит граница между патологией и нормой? – мягко возразил Кришна. – Разве склонность к агрессии, которая была адаптивной в первобытной саванне, но приводит к убийствам, войнам и геноцидам в современном мире, не является своего рода эволюционной "патологией"?

Я не нашёл быстрого ответа на этот аргумент. В его словах была логика, которую нельзя было просто отмести. И всё же интуитивно я чувствовал, что есть существенное различие между лечением явных патологий и тотальным переопределением человеческой психологии.

Прежде чем я успел сформулировать ответ, мы услышали мелодичный звон колокола из поселения – сигнал к началу общего собрания.

– Нам, пожалуй, стоит вернуться, – сказал Кришна, поднимаясь. – Если хотите, мы можем продолжить эту дискуссию позже. Я ценю ваши вопросы и возражения, Томас. Они помогают мне уточнять и проверять собственные убеждения.

Мы спустились с холма обратно к центральной площади, где уже собралось большинство жителей поселения. Они сидели кругом, оставив место для нас. Ария приветственно помахала нам и указала на свободные места рядом с собой.

Собрание началось без какого-либо формального объявления или ритуала. Молодой человек просто встал и начал говорить о планах расширения аквапонической системы, представляя различные варианты и их последствия для потребления ресурсов. За ним выступила женщина с предложениями по предстоящему фестивалю полнолуния. Обсуждение проходило в атмосфере внимательного слушания – никто не перебивал, не пытался доминировать в разговоре. Когда возникали разные мнения, они выражались спокойно и конструктивно.

Я заметил, что процесс принятия решений действительно был основан на консенсусе, как и говорил Кришна. Не было голосования или диктата большинства. Группа естественным образом двигалась к решениям, которые учитывали все высказанные соображения. Это было удивительно эффективно, хотя и совершенно не похоже на политические и управленческие процессы, к которым я привык.

После собрания нас пригласили на общий ужин – простой, но вкусный вегетарианский пир, сервированный на открытых столах на площади. Я сидел между Арией и пожилым мужчиной по имени Ниран, который, как оказалось, был одним из первых сотрудников Кришны и сам имел базовые генетические модификации.

– Не те, что у молодого поколения, – пояснил он с улыбкой. – В моём случае это была осторожная модификация в уже сформированном взрослом мозге, используя вирусные векторы. Эффект гораздо менее выражен, но я заметил изменения в своей эмоциональной реактивности. Я сохраняю способность к гневу и страху, но они уже не захватывают меня полностью, как раньше.

– И как вы воспринимаете эти изменения? – спросил я. – Не чувствуете ли потери чего-то важного?

– Напротив, – ответил Ниран. – Я чувствую, что обрёл большую ясность и свободу. Раньше я был рабом своих эмоциональных реакций. Теперь я могу видеть ситуации более объективно, с большим сочувствием к другим.

После ужина был концерт – несколько "новых людей" играли на традиционных индийских и западных инструментах, создавая удивительно гармоничный синтез разных музыкальных традиций. Музыка была сложной, инновационной, с богатыми гармониями и неожиданными ритмическими рисунками. В ней чувствовалась та же ясность и гармония, которую я замечал во всех аспектах их культуры.

Когда концерт закончился и люди начали расходиться, я обнаружил, что Кришна исчез. Ария заметила моё замешательство.

– Арджун вернулся в главный комплекс, – сказала она. – У него есть некоторые неотложные дела. Он просил передать, что встретит вас завтра утром. А сейчас, если хотите, я могу показать вам гостевой дом, где вы можете переночевать.

– Спасибо, это было бы замечательно, – ответил я. – Должен признать, день был насыщенным, и я немного устал.

Ария проводила меня к небольшому, но изящному домику на краю поселения. Внутри было просто, но комфортно – удобная кровать, минималистичная мебель из натуральных материалов, небольшая ванная комната с современными удобствами.

– Если вам что-то понадобится, мой дом – третий слева по дорожке, – сказала Ария. – Не стесняйтесь обращаться в любое время. – Она сложила ладони в намасте. – Спокойной ночи, Томас. Надеюсь, ваш сон будет мирным.

– Спокойной ночи, Ария. И спасибо за гостеприимство.

Когда она ушла, я сел на кровать, пытаясь осмыслить всё увиденное и услышанное за этот необычайный день. Проект Кришны был одновременно пугающим и восхищающим. С научной точки зрения, его достижения были революционными. С этической – они поднимали фундаментальные вопросы о границах допустимого вмешательства в человеческую природу.

Я достал свой блокнот и начал записывать наблюдения и мысли. Заснул я поздно, с головой, полной вопросов, на которые не было простых ответов.

Утром меня разбудил мягкий звон колокольчиков и пение птиц. Солнце уже поднялось над горизонтом, заливая комнату золотистым светом через открытое окно. На небольшом столике у двери я обнаружил поднос с завтраком – свежие фрукты, йогурт, тёплый хлеб с медом и травяной чай.

Пока я завтракал на маленькой веранде, наслаждаясь видом на долину и океан вдалеке, появился Самир.

– Доброе утро, доктор Хардинг, – поприветствовал он меня с обычной сдержанной вежливостью. – Доктор Кришна прислал меня, чтобы сопроводить вас обратно в главный комплекс, когда вы будете готовы.

– Доброе утро, Самир. Мне нужно всего несколько минут, чтобы собраться.

По пути к электромобилю мы прошли через поселение, уже оживлённое утренней активностью. Люди работали в садах, практиковали йогу на открытых площадках, обучали детей. Некоторые приветствовали нас жестом намасте, другие просто улыбались.

– Как тебе живётся среди "новых людей"? – спросил я Самира, когда мы сели в электромобиль. – Ты ведь сам не модифицирован, верно?

– Нет, доктор Хардинг, – ответил он. – Когда доктор Кришна взял меня под опеку, я уже был слишком взрослым для базовых генетических модификаций. Он предлагал более поздние модификации, как у Нирана, но я предпочёл остаться… обычным. – Он слегка улыбнулся. – Что до вашего вопроса – жить среди них одновременно вдохновляет и иногда… смущает. Их доброта, интеллект, гармония постоянно напоминают о лучших возможностях человеческой природы. Но иногда я ощущаю своё отличие особенно остро – когда злюсь или испытываю страх, или ловлю себя на эгоистичных мыслях.

– И как ты справляешься с этим чувством?

– Они помогают, – просто ответил Самир. – Никто никогда не осуждает меня за проявления "обычных" эмоций. Наоборот, они проявляют особенное терпение и понимание. Ария говорит, что я помогаю им лучше понимать внешний мир и его психологические реалии.

Мы проехали остаток пути в молчании. Я размышлял о сложной социальной и эмоциональной динамике, которая должна существовать в этом уникальном сообществе, где генетически модифицированные "новые люди" жили бок о бок с немодифицированными людьми, как Самир и технический персонал.

В главном комплексе нас ждал Кришна. Он выглядел немного уставшим, с лёгкой тенью беспокойства на лице, которую он быстро скрыл за приветливой улыбкой.

– Доброе утро, Томас. Надеюсь, вы хорошо отдохнули? Как вам поселение?

– Впечатляюще, – искренне ответил я. – То, что вы создали здесь, действительно уникально. И сообщество, и сами модифицированные люди… Это поразительное достижение, Арджун, как бы я ни относился к этическим аспектам проекта.

Он кивнул с лёгкой улыбкой.

– Спасибо за вашу честность. Я ценю вашу объективность, даже в сочетании с этическими сомнениями. – Он повернулся к Самиру: – Ты можешь идти, спасибо.

Когда Самир удалился, Кришна обратился ко мне с более серьёзным выражением:

– Томас, у меня есть новости, которые могут вас обеспокоить. Сегодня ночью мы получили предупреждение от наших контактов на материке. Похоже, информация о нашем проекте просочилась в определённые круги. Ничего конкретного пока, но есть признаки повышенного интереса к острову со стороны как минимум двух спецслужб и одной крупной биотехнологической корпорации.

Я почувствовал холодок беспокойства.

– Это серьёзно? Есть угроза для острова?

– На данный момент это лишь намёки и слухи, – ответил Кришна. – Но я усилил меры безопасности и активировал некоторые защитные протоколы. Вот почему я вернулся в главный комплекс вчера вечером. – Он сделал паузу. – Я говорю вам об этом не чтобы напугать, а чтобы вы понимали общую ситуацию. И ещё потому, что… – он внимательно посмотрел на меня, – я хочу, чтобы вы были полностью информированы, прежде чем решите, хотите ли вы продолжать ваше пребывание здесь.

– Вы предлагаете мне уехать?

– Я предлагаю вам выбор, – спокойно ответил Кришна. – Вы увидели основные аспекты проекта. Если вы чувствуете, что собрали достаточно информации для формирования мнения, или если вас беспокоит потенциальный риск, я организую ваше возвращение на материк в ближайшее время. Если же вы хотите продолжить изучение проекта, я буду рад вашему дальнейшему присутствию.

Я задумался. С одной стороны, новость о возможной угрозе была тревожной. С другой – научное любопытство и искреннее желание полностью разобраться в проекте Кришны перевешивали потенциальные риски.

– Я остаюсь, – твёрдо сказал я. – Я хочу узнать больше о ваших исследованиях, о "новых людях", о долгосрочных эффектах модификаций. Кроме того, – добавил я с лёгкой улыбкой, – я еще не поговорил подробно с Вивеком, а его случай особенно интересен с научной точки зрения.

Кришна заметно расслабился и кивнул с благодарностью.

– Я рад вашему решению, Томас. Ваше присутствие и ваша перспектива ценны для меня. – Он на мгновение задумался. – Что ж, если вы готовы, я предлагаю продолжить наше ознакомление с проектом. Сегодня я хотел бы более подробно показать вам медицинский аспект модификаций – как они влияют на физиологию "новых людей", какие неожиданные эффекты мы наблюдали, какие проблемы пришлось решать.

Он повёл меня в медицинское крыло главного комплекса – современную клинику, оборудованную по последнему слову техники. Здесь мы встретили доктора Чен, невысокую женщину китайского происхождения с проницательным взглядом и спокойными, уверенными движениями.

– Доктор Хардинг, рада познакомиться, – она протянула руку для рукопожатия, что показалось необычным после всех намасте, которые я видел на острове. – Доктор Кришна много рассказывал о ваших работах по нейрогенетике. Я с большим интересом следила за вашими исследованиями о генетических основах эмпатии.

– Доктор Чен является главным медицинским специалистом проекта, – представил её Кришна. – Она контролирует здоровье всех участников, отслеживает долгосрочные физиологические эффекты модификаций, руководит пренатальной и постнатальной заботой о детях, рождённых от модифицированных родителей.

– Звучит как огромная ответственность, – заметил я.

– Так и есть, – кивнула доктор Чен. – К счастью, "новые люди" отличаются исключительно крепким здоровьем. Модификации, внесённые доктором Кришной, затронули не только нейрогенетику, но и некоторые аспекты иммунной системы, метаболизма и механизмов клеточного восстановления.

Она провела нас по различным отделениям клиники, показывая оборудование и объясняя медицинские аспекты проекта.

– Одним из неожиданных эффектов генетических модификаций, – рассказывала она, – стало значительное снижение воспалительных процессов в организме. Это привело к уменьшению частоты многих хронических заболеваний, от сердечно-сосудистых до аутоиммунных.

– Связь между воспалением и психологическим стрессом хорошо известна, – заметил я. – Возможно, отсутствие хронических негативных эмоциональных состояний снижает выработку кортизола и других стресс-гормонов, что, в свою очередь, уменьшает системное воспаление.

– Именно, – согласилась доктор Чен. – Но мы наблюдаем и более прямые эффекты. Модифицированные регуляторные сети влияют не только на нейротрансмиттеры в мозге, но и на медиаторы воспаления по всему организму.

Мы остановились у большого экрана, показывающего сравнительные медицинские данные модифицированных и немодифицированных людей.

– Ещё одно интересное наблюдение, – продолжила доктор Чен, указывая на графики, – более эффективный сон. "Новые люди" нуждаются в среднем на час меньше сна, чем обычные, но при этом показывают более высокое качество отдыха, более эффективные циклы REM и глубокого сна. Возможно, это связано с отсутствием тревожности и руминаций, которые обычно нарушают сон.

– А что с репродуктивной системой? – спросил я. – Вы упоминали детей, рождённых от модифицированных родителей.

– Это один из наиболее успешных аспектов проекта, – вмешался Кришна. – Модификации стабильно наследуются, без признаков генетической нестабильности или регрессии. Дети, рождённые от двух модифицированных родителей, демонстрируют даже более выраженные эффекты, чем первое поколение.

– Мы наблюдаем ускоренное когнитивное развитие, – добавила доктор Чен. – Эти дети начинают говорить, читать и демонстрировать сложные когнитивные способности раньше, чем обычные. При этом они сохраняют здоровое эмоциональное и социальное развитие.

– А сексуальность? – спросил я. – Как модификации влияют на либидо, сексуальное поведение?

– Сексуальность сохраняется, но трансформируется, – ответил Кришна. – Элементы доминирования, агрессии, ревности, которые часто присутствуют в человеческой сексуальности, отсутствуют. Сексуальные отношения основаны на взаимности, эмпатии и глубокой эмоциональной связи. – Он слегка улыбнулся. – Кстати, они сохраняют способность к романтической привязанности и моногамным отношениям, хотя в сообществе практикуются и различные формы полиамории – но всегда основанные на честности и взаимном уважении.

Мы продолжили обход, посетив лабораторию, где проводились текущие исследования эпигенетических аспектов модификаций. Доктор Чен объясняла, как изменения в экспрессии генов влияют не только на развитие мозга, но и на функционирование всего организма.

– Ещё один важный вопрос, – сказал я. – Были ли какие-то неожиданные негативные эффекты модификаций? Помимо очевидной уязвимости перед насилием?

Кришна и доктор Чен переглянулись.

– Были некоторые проблемы в ранних поколениях, – признала доктор Чен. – Как вы могли видеть в архивах, несколько эмбрионов не развились, а некоторые дети из ранних экспериментов имели проблемы со здоровьем. Но мы постоянно совершенствовали методики, и в последнем поколении мы не наблюдаем значимых негативных эффектов.

– Есть одна особенность, которую можно рассматривать как ограничение, хотя это спорно, – добавил Кришна. – "Новые люди" испытывают сложности с конкурентными видами деятельности. У них просто нет внутренней мотивации превзойти других, победить любой ценой. Это делает их… неэффективными в ситуациях, где требуется агрессивная конкуренция.

– И это подводит нас к фундаментальному вопросу, – сказал я. – Способны ли "новые люди" выжить в мире, где конкуренция и агрессия всё ещё являются доминирующими стратегиями? Не создаём ли мы существ, которые слишком хороши для нашего несовершенного мира?

– Именно поэтому мы сначала создаём защищённую среду, – ответил Кришна. – Сукхавати – это инкубатор, где новая форма человечества может развиваться и укрепляться, прежде чем встретиться с внешним миром. И именно поэтому мы изучаем промежуточные варианты, как Вивек, которые могут служить мостом между двумя типами людей.

После визита в медицинский центр Кришна предложил мне встретиться с Вивеком, который работал в одной из лабораторий главного комплекса. Мы нашли его за анализом генетических образцов – сосредоточенного, методичного, полностью погружённого в работу.

– Вивек, – окликнул его Кришна. – Доктор Хардинг хотел бы поговорить с тобой, если ты не слишком занят.

Молодой человек поднял глаза от микроскопа и улыбнулся, хотя в его улыбке чувствовалась некоторая сдержанность.

– Конечно, я всегда рад поделиться своим опытом, – он встал и сделал намасте. – Особенно с учёным вашего уровня, доктор Хардинг.

– Я оставлю вас для разговора, – сказал Кришна. – У меня есть некоторые вопросы, которые требуют моего внимания. Томас, найдите меня в моём кабинете, когда закончите.

Когда Кришна ушёл, Вивек жестом предложил мне сесть на лабораторный стул рядом с ним.

– Доктор Кришна сказал, что вы особенно заинтересованы в моём случае, – начал он.

– Да, – подтвердил я. – Ваши модификации представляют собой промежуточный вариант, что даёт уникальную возможность для сравнения и понимания эффектов разных уровней вмешательства.

Вивек кивнул.

– Я часто думаю о том, что нахожусь между двумя мирами. Я не испытываю полного отсутствия негативных эмоций, как Ария и другие из её группы. Я знаю, что такое гнев, страх, даже зависть – хотя и в ослабленной форме. В то же время, я не могу полностью отождествиться с немодифицированными людьми, с их интенсивностью эмоций и импульсивностью.

– Как вы себя чувствуете в этом промежуточном положении? – спросил я. – Это создаёт внутренний конфликт?

– Иногда, – признался Вивек. – Особенно в ситуациях, когда я чувствую эмоциональный импульс, который противоречит моим моральным установкам. Например, когда кто-то причиняет боль другому, я могу ощущать гнев, желание вмешаться, даже силой. Но одновременно я испытываю сильнейшее отвращение к самой идее насилия. Это… сложно.

– А ваши отношения с полностью модифицированными людьми? Вы чувствуете себя частью их сообщества?

– Да, безусловно, – ответил Вивек. – Они принимают меня полностью, с моими отличиями. Фактически, они часто обращаются ко мне за пониманием эмоциональных состояний немодифицированных людей, которые им трудно полностью постичь. – Он слегка улыбнулся. – Я своего рода переводчик между двумя видами человеческого опыта.

– Вы сказали "двумя видами", – заметил я. – Вы действительно считаете "новых людей" отдельным видом?

Вивек задумался над вопросом.

– Не в биологическом смысле, конечно. Мы все Homo sapiens, способные к репродуктивному скрещиванию. Но в психологическом плане… да, я думаю, можно говорить о разных типах сознания, настолько фундаментальны различия в эмоциональном и когнитивном функционировании.

Наш разговор продолжился, касаясь различных аспектов его опыта – от детства в проекте Кришны до взаимодействий с внешним миром во время редких визитов на материк. Вивек говорил открыто, хотя я замечал, что некоторые темы вызывали у него напряжение – особенно связанные с его промежуточным статусом и с вопросами свободы воли и детерминированности.

– Если бы вам предложили полностью удалить оставшиеся способности к негативным эмоциям, – спросил я под конец, – вы бы согласились?

Вивек долго молчал, обдумывая вопрос.

– Я не знаю, – наконец ответил он. – Иногда я завидую полному спокойствию Арии и других, их внутренней гармонии. Но в другие моменты я думаю, что моя способность чувствовать весь спектр эмоций, пусть и в смягчённой форме, делает мой опыт более… человеческим в традиционном понимании. – Он посмотрел на меня с неожиданной интенсивностью. – А вы, доктор Хардинг? Если бы вам предложили такие модификации, вы бы согласились?

Его встречный вопрос застал меня врасплох. Я никогда серьёзно не рассматривал эту возможность с личной точки зрения.

– Честно говоря, не уверен, – ответил я после паузы. – Я вижу очевидные преимущества – отсутствие страха, гнева, зависти должно сделать жизнь более спокойной, более счастливой. Но есть что-то в идее радикального изменения собственной природы, что вызывает интуитивное сопротивление. Возможно, это просто страх неизвестного.

Вивек кивнул с пониманием.

– Это разумная реакция. В конце концов, наша идентичность неразрывно связана с нашим эмоциональным опытом, нашими реакциями на мир. Изменить это – значит, в некотором смысле, стать другим человеком.

После разговора с Вивеком я направился к кабинету Кришны, обдумывая новую информацию. Беседа подтвердила мое впечатление, что "новые люди" не были просто рациональными машинами, лишёнными эмоциональной глубины. Они сохраняли сложную внутреннюю жизнь, способность к рефлексии, даже некоторую амбивалентность по отношению к своей собственной природе.

Кабинет Кришны находился на верхнем этаже главного здания и имел панорамные окна с видом на океан. Пространство было организовано как комбинация рабочего кабинета и медитативного убежища – с одной стороны, столы с компьютерами и научным оборудованием, с другой – пространство для йоги и медитации, с подушками, расположенными на полу из полированного дерева.

Кришна стоял у окна, глядя на горизонт с задумчивым выражением. Услышав мои шаги, он обернулся и улыбнулся, хотя я заметил, что напряжение, которое я видел утром, не исчезло полностью.

– Как прошёл ваш разговор с Вивеком? – спросил он.

– Очень информативно, – ответил я. – Он предоставляет уникальную перспективу как человек, находящийся между двумя состояниями сознания.

Кришна кивнул.

– Именно поэтому его опыт так ценен для проекта. – Он жестом пригласил меня сесть в удобное кресло. – Томас, сегодня вы увидели многие аспекты нашей работы. У вас, должно быть, сформировалось определённое мнение. Могу я узнать ваши предварительные выводы?

Я сел, собираясь с мыслями.

– Арджун, то, что вы достигли здесь, невероятно впечатляет с научной точки зрения. Вы преодолели барьеры, которые большинство учёных считали непреодолимыми. "Новые люди" демонстрируют удивительные качества – не только отсутствие агрессии и страха, но и повышенную эмпатию, когнитивные способности, даже физическое здоровье.

Кришна слушал внимательно, не перебивая.

– В то же время, – продолжил я, – я не могу не испытывать серьёзных этических сомнений. Вопросы свободы воли, информированного согласия, непредвиденных долгосрочных последствий остаются открытыми. И, возможно самое важное – как эта технология будет использована, если выйдет за пределы этого острова? В мире, где генетические модификации могут быть применены для создания идеальных солдат, бесстрашных рабочих или послушных граждан, ваш прорыв может иметь катастрофические последствия.

Кришна вздохнул.

– Вы правы в своих опасениях, Томас. Я не наивен. Я понимаю, что любая мощная технология может быть использована во вред. Именно поэтому я так долго сохранял проект в тайне и был крайне избирателен в выборе сотрудников и посетителей. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Но рано или поздно эти знания выйдут в мир. Мы не можем вечно оставаться изолированным островом. Вопрос в том, как представить эту технологию, в каком контексте, с какими этическими рамками и ограничениями.

– И какой у вас план?

– Я надеялся на постепенное раскрытие, – ответил Кришна. – Сначала представить научному сообществу базовые принципы, потом показать результаты на животных моделях, и только после формирования этического и правового консенсуса – раскрыть существование "новых людей". – Его лицо омрачилось. – Но утечка информации, о которой я говорил утром, может ускорить этот процесс, вынудив нас действовать раньше, чем я планировал.

– Что конкретно вас беспокоит? Какого рода интерес проявляют к вашему острову?

Кришна подошёл к компьютеру и вывел на экран карту региона.

– За последние три месяца мы заметили увеличение активности в окружающих водах. Несколько судов, официально занимающихся океанографическими исследованиями, провели слишком много времени в непосредственной близости от Сукхавати. Наши спутниковые снимки показывают повышенное внимание к острову. – Он переключил изображение на экране. – А две недели назад наши системы обнаружили попытку хакерской атаки на наши серверы. Мы отследили источник – это была крупная биотехнологическая компания с связями в военно-промышленном комплексе.

Я почувствовал растущее беспокойство.

– Вы считаете, что они знают о "новых людях"?

– Сомневаюсь, что они знают полную картину, – покачал головой Кришна. – Скорее всего, у них есть некоторая информация о генетических исследованиях высокого уровня, проводимых на изолированном острове. Этого достаточно, чтобы вызвать интерес корпораций, стремящихся к прибыли, и военных, всегда ищущих новые технологические преимущества.

Я вспомнил уязвимость "новых людей" перед физическим насилием, их неспособность к агрессивной самозащите.

– Что вы будете делать, если ситуация обострится?

– У нас есть планы эвакуации, – ответил Кришна. – Безопасные убежища в нескольких странах, подготовленные документы, ресурсы для новой жизни. Но это крайняя мера. Я надеюсь, что до этого не дойдёт. – Он потёр виски, выдавая усталость. – В идеале, мы сможем контролировать ситуацию, представив наши исследования на собственных условиях, в этическом и гуманистическом контексте.

Я понимал его дилемму. Как учёный, я знал ценность свободного обмена информацией, продвижения знаний. Но как человек, я видел потенциальные опасности технологии такой мощи, особенно в руках тех, кто руководствуется не гуманистическими идеалами, а жаждой прибыли или власти.

– Арджун, – сказал я после паузы. – Я хочу, чтобы вы знали: независимо от моих этических сомнений относительно вашего проекта, я полностью поддерживаю идею, что эта технология должна быть представлена миру ответственно, с надлежащими этическими рамками. Если я могу помочь в этом процессе, я готов сделать всё возможное.

Глаза Кришны потеплели от благодарности.

– Спасибо, Томас. Ваша поддержка значит для меня больше, чем вы можете представить. – Он встал. – А теперь, если вы не слишком устали, я хотел бы представить вас ещё одному человеку. Тому, кто сыграл ключевую роль в ранних стадиях проекта и недавно вернулся на остров.

– Конечно, с удовольствием.

Мы покинули кабинет и направились к другой части комплекса, к жилому крылу, где размещались личные апартаменты постоянных сотрудников. Кришна остановился перед одной из дверей и мягко постучал.

– Войдите, – послышался женский голос изнутри.

Когда мы вошли, я увидел элегантную женщину средних лет с короткими седеющими волосами и проницательными карими глазами. Она сидела за столом, работая на компьютере, но при нашем появлении встала и улыбнулась.

– Томас, позвольте представить вам доктора Лейлу Ахмед, – сказал Кришна. – Одного из самых блестящих генетиков, которых я знаю, и моего давнего… коллегу.

– И бывшую возлюбленную, если уж говорить честно, – добавила женщина с лёгкой улыбкой, протягивая мне руку. – Приятно познакомиться, доктор Хардинг. Я слышала о ваших работах по нейрогенетике эмпатии.

– Мне тоже приятно познакомиться, доктор Ахмед, – ответил я, пожимая её руку. – Арджун упоминал о вашем важном вкладе в ранние стадии проекта.

– Лейла вернулась на Сукхавати несколько дней назад, – пояснил Кришна. – После… долгого отсутствия.

– Десять лет, если быть точной, – сказала Лейла, указывая нам на кресла. – Присаживайтесь, пожалуйста. Я как раз собиралась сделать чай.

Пока она готовила чай на небольшой кухне, примыкающей к основной комнате, я заметил тонкое напряжение между ней и Кришной – смесь старой близости и более поздних разногласий, которые, казалось, не были полностью разрешены.

– Арджун рассказал вам о наших этических разногласиях? – спросила Лейла, подавая чай в простых керамических чашках.

– В общих чертах, – ответил я. – Он упоминал, что вы предпочитали более узкий, медицинский фокус исследований, в отличие от его более широкого видения "новых людей".

Лейла кивнула, усаживаясь напротив нас.

– Это правда, хотя и не вся история. – Она бросила взгляд на Кришну. – Я верила и продолжаю верить в терапевтический потенциал нашей технологии. Генетическая коррекция психопатии, некоторых форм аутизма, тяжёлых аффективных расстройств – всё это достойные цели. Но идея создания нового типа людей, которые будут распространяться и постепенно вытеснять обычных… – она покачала головой. – Это вызывало у меня серьёзные опасения.

– И всё же вы вернулись, – заметил я.

– Потому что ситуация изменилась, – ответила Лейла. – Когда я получила информацию о растущем интересе определённых организаций к Сукхавати, я поняла, что должна предупредить Арджуна. И помочь, если смогу.

– Лейла имеет обширные связи в научном сообществе и некоторое влияние в регуляторных органах, – пояснил Кришна. – Её помощь неоценима в нашей текущей ситуации.

– Я не одобряю всего, что было сделано здесь в моё отсутствие, – сказала Лейла, глядя на Кришну с некоторой строгостью. – Но я не хочу, чтобы эта технология попала в руки тех, кто использует её для создания послушных рабов или совершенных солдат. – Она повернулась ко мне. – И каково ваше мнение, доктор Хардинг? Вы на стороне Арджуна в его видении нового человечества?

Я обдумал свой ответ, чувствуя, что нахожусь между двумя сильными личностями с давней историей и глубокими убеждениями.

– Я восхищаюсь научными достижениями доктора Кришны и вижу потенциал его работы для улучшения человеческого состояния, – осторожно ответил я. – Но разделяю некоторые из ваших опасений относительно масштаба вмешательства и его долгосрочных последствий. Я считаю, что нам нужен тщательный, многосторонний подход к этой технологии, с сильными этическими рамками и международным надзором.

Лейла кивнула с одобрением.

– Разумная позиция. К сожалению, международный надзор может оказаться недостижимым, если учесть геополитические реалии и корпоративные интересы. – Она отпила чай. – Именно поэтому мы должны быть крайне осторожны в том, как и кому мы представляем результаты наших исследований.

Остаток дня прошёл в дискуссиях между мной, Кришной и Лейлой о потенциальных стратегиях управления ситуацией. Лейла предлагала более осторожный подход – сначала публикация теоретических основ без раскрытия полных результатов, затем постепенное представление данных по животным моделям, и только после формирования широкого научного и общественного консенсуса – раскрытие существования "новых людей".

Кришна, хотя и соглашался с необходимостью осторожности, казался более обеспокоенным благополучием "новых людей" и сохранением их автономии.

– Они не просто результаты эксперимента, – настаивал он. – Они личности с собственными правами, мнениями и стремлениями. Любая стратегия должна учитывать их интересы в первую очередь.

К вечеру, несмотря на интенсивные дискуссии, мы не пришли к определённому плану действий. Слишком много неизвестных, слишком много переменных в сложной ситуации, где переплетались научные, этические, правовые и геополитические аспекты.

Когда я вернулся в свои апартаменты, голова гудела от информации и противоречивых мыслей. Я сел за стол и начал записывать свои наблюдения, пытаясь упорядочить хаос впечатлений и идей. Одно было ясно: проект Кришны находился на критической точке. От решений, принятых в ближайшее время, зависела не только судьба "новых людей", но и потенциально – направление эволюции всего человечества.

Глава 4. Ария

Той ночью мне снилась Ария. Она стояла на берегу океана в простом белом платье, с распущенными волосами, развевающимися на ветру. Она смотрела на меня с той же безмятежной улыбкой, которую я видел наяву, но в её глазах было что-то ещё – вопрос, надежда, вызов? Я не мог понять. Она протягивала мне руку, словно приглашая куда-то следовать за ней. Но когда я пытался приблизиться, расстояние между нами не сокращалось, как будто я шёл по бесконечному берегу, никогда не достигая цели.

Я проснулся с ощущением странного беспокойства. За окном занимался рассвет, окрашивая небо над океаном в нежные оттенки розового и золотого. Я решил воспользоваться ранним часом для прогулки в одиночестве, чтобы собраться с мыслями перед новым днём интенсивных открытий и дискуссий.

Тропический воздух был напоен ароматами цветов и солоноватой свежестью океана. Я направился к берегу, где накануне видел Кришну, практикующего тай-чи. Пляж был пуст, лишь несколько морских птиц бродили по влажному песку в поисках пищи.

Я брёл вдоль кромки воды, размышляя о "новых людях" и их месте в мире. Было что-то глубоко тревожащее в идее, что человеческая природа может быть так радикально изменена преднамеренным вмешательством. И в то же время, разве мы, как вид, не постоянно меняем себя – через культуру, образование, технологии? Может быть, генетические модификации просто ускоряют процесс, который и так происходит более медленными, менее прямыми путями?

Мои размышления прервал знакомый голос:

– Доброе утро, Томас. Не ожидала встретить вас здесь так рано.

Я обернулся и увидел Арию, идущую по пляжу в мою сторону. На ней была простая одежда для йоги, волосы собраны в практичную косу. Она выглядела свежей и спокойной, как будто уже давно была на ногах.

– Доброе утро, Ария, – ответил я. – Проснулся рано и решил прогуляться перед завтраком.

– Прекрасное решение, – она улыбнулась. – Это лучшее время суток на острове. Я обычно практикую йогу на восходе солнца. – Она указала на небольшую площадку на скалах чуть выше пляжа. – Присоединитесь ко мне? Ничего сложного, просто несколько поз для приветствия солнца.

Я колебался. В университете я посещал несколько занятий йогой, но никогда не практиковал регулярно.

– Я не слишком опытен в йоге, – признался я.

– Это не имеет значения, – мягко сказала Ария. – Йога – не соревнование. Каждое тело уникально, и каждая практика индивидуальна.

Что-то в её манере – отсутствие давления, простая доброжелательность – заставило меня согласиться. Мы поднялись на небольшое плато, откуда открывался захватывающий вид на океан и восходящее солнце. Ария расстелила два коврика, которые принесла с собой, и мы начали практику.

Она вела меня через последовательность поз, объясняя каждое движение просто и ясно. Я чувствовал себя неловким рядом с её плавной грацией, но она ни разу не выразила нетерпения или критики. Когда я сбивался, она просто показывала снова, иногда мягко корректируя моё положение.

Постепенно я обнаружил, что расслабляюсь, позволяя телу двигаться в ритме дыхания. Было что-то медитативное в этой практике, в сочетании физического усилия, внимания к дыханию и присутствия в моменте. Я понимал, почему йога стала такой важной частью культуры "новых людей" – она соответствовала их стремлению к гармонии тела и сознания.

После завершения практики мы сели на край скалы, глядя на океан. Солнце уже поднялось выше, отбрасывая сверкающую дорожку на воде.

– Спасибо за урок, – сказал я. – Это было… умиротворяюще.

– Не за что, – ответила Ария. – Йога помогает мне каждый день находить равновесие и ясность. – Она посмотрела на меня с лёгкой улыбкой. – Вы кажетесь задумчивым сегодня. Многое осмысливаете?

– Да, – признался я. – Всё, что я увидел здесь за последние дни, заставляет меня переоценивать многие фундаментальные представления о человеческой природе, сознании, этике научного исследования.

– Это естественно, – кивнула Ария. – Наше существование поднимает сложные вопросы. Я сама часто размышляю о своём месте в мире, о том, что значит быть "новым человеком" в мире, где большинство людей остаются "старыми".

Я был заинтригован её откровенностью.

– И к каким выводам вы приходите?

Ария задумалась на мгновение, глядя на горизонт.

– Я думаю, что мы не лучше и не хуже обычных людей – просто другие. Как новая ветвь на древе эволюции. Возможно, в будущем эти ветви снова сольются, или будут развиваться параллельно, или одна постепенно заменит другую. Это зависит от множества факторов, большинство из которых вне нашего контроля.

– Вас не беспокоит, что вы были созданы с определённой целью? – спросил я. – Что ваша генетическая структура была преднамеренно изменена, чтобы соответствовать видению другого человека?

– Каждый ребёнок рождается с целями и ожиданиями родителей, – ответила Ария. – Разница лишь в том, насколько прямо и эффективно эти ожидания вписаны в нашу биологию. Но ни один человек не является полностью свободным от влияния своей генетики, воспитания, культуры.

Она повернулась ко мне, и я снова был поражён ясностью и прямотой её взгляда.

– Важно понимать, Томас, что мы не просто пассивные результаты эксперимента. Мы активные участники этого проекта, со своими мнениями, желаниями, стремлениями. Арджун никогда не относился к нам как к подопытным объектам. Он консультируется с нами по всем важным решениям, касающимся нашего будущего.

– Включая решение о возможном выходе в большой мир? О раскрытии вашего существования?

– Особенно в этом вопросе, – кивнула Ария. – В прошлом году мы провели серию собраний, обсуждая различные сценарии взаимодействия с внешним миром. Некоторые из нас, включая меня, уже имели ограниченный опыт таких контактов. Мы знаем, что рано или поздно встреча должна произойти. Вопрос в том, как максимизировать положительный результат и минимизировать риски.

Её рассуждения звучали разумно и взвешенно. И всё же я не мог отделаться от ощущения некоторой нереальности происходящего. Я разговаривал с женщиной, чья сама природа была фундаментально изменена, чьё сознание функционировало по иным паттернам, чем у обычных людей. Могли ли мы по-настоящему понять друг друга?

– Вы не рассказали мне вчера, как вы жили до приезда сюда, – сказала вдруг Ария, меняя тему. – У вас есть семья? Дети?

– Нет, – ответил я. – Был кратковременный брак в аспирантуре, но он распался из-за моей полной поглощённости работой. С тех пор были отношения, но ничего действительно серьёзного. Наука стала моей главной страстью и, в некотором смысле, заменой семьи.

– Вы сожалеете об этом?

Её прямой вопрос застал меня врасплох. Обычно люди не спрашивали о таких личных вещах при относительно коротком знакомстве. Но в Арии не было навязчивости или нескромности – только искренний интерес.

– Иногда, – признался я. – Особенно в последние годы. Исследования приносят интеллектуальное удовлетворение, но есть определённое одиночество в жизни, полностью посвящённой науке.

– Я понимаю, – кивнула Ария. – Хотя "новые люди" глубоко связаны друг с другом, у нас тоже есть опыт одиночества – особенно когда мы сталкиваемся с внешним миром, где никто не разделяет наш способ восприятия.

Мы помолчали некоторое время, глядя на океан. Было что-то необычно комфортное в этой тишине – отсутствие социальной неловкости, которая часто возникает в паузах разговора.

– Вы хорошо рисуете, Томас? – вдруг спросила Ария.

– Не особенно, – удивлённо ответил я. – А что?

– Я подумала, что было бы интересно обменяться рисунками, – пояснила она. – Вы изобразили бы то, как видите мир, а я – как вижу его я. Это может дать нам лучшее понимание различий в нашем восприятии.

Идея была интригующей, хотя и необычной. Я согласился, и Ария быстро сходила в ближайший павильон за бумагой и карандашами. Мы сели рядом, каждый со своим листом, и начали рисовать.

Я выбрал в качестве объекта вид перед нами – океан, скалы, небо с несколькими облаками. Мой рисунок был неумелым, с неправильными пропорциями и неуверенными линиями. Я пытался передать глубину пространства, игру света на воде, но результат был лишь приблизительным напоминанием о реальной сцене.

Ария тоже рисовала пейзаж перед нами, но её подход был совершенно иным. Вместо точного воспроизведения видимого, она создавала образ, наполненный эмоциональным содержанием. Линии океана переплетались с очертаниями птиц, создавая ощущение единого живого организма. Свет был изображён не как внешнее явление, а как внутреннее свечение, исходящее от каждого элемента пейзажа. Вся композиция выражала глубокое чувство взаимосвязанности всех элементов.

– Это потрясающе, – сказал я, глядя на её рисунок. – Вы так видите мир?

– В некотором смысле, да, – ответила Ария. – Не буквально, конечно. Но моё восприятие включает постоянное осознание взаимосвязанности всех вещей. Я не могу смотреть на океан, не чувствуя его единства с небом, с птицами, с нами. Это не мистическое ощущение, а скорее… экологическое сознание на интуитивном уровне.

Я внимательно изучал её рисунок, пытаясь понять, как её сознание организует и интерпретирует чувственные данные. Было ли это просто эстетическим выбором, или действительно фундаментальным различием в перцептивных процессах?

– А что вы думаете о моём рисунке? – спросил я, чувствуя себя немного неловко из-за его примитивности по сравнению с её работой.

Ария изучила мой набросок с искренним интересом.

– Я вижу, что вы стремитесь к точности и структуре, – сказала она. – Ваш подход аналитический – вы разделяете сцену на отдельные компоненты и пытаетесь воссоздать их. Это очень… человеческий способ видения. – Она улыбнулась, и я понял, что она не имела в виду ничего уничижительного этим комментарием. – В вашем рисунке есть чёткая граница между наблюдателем и наблюдаемым. Вы здесь, – она указала на невидимую точку, откуда я должен был смотреть на сцену, – а мир там. В моём рисунке эта граница размыта. Наблюдатель и наблюдаемое переплетаются.

Её анализ был проницательным и точно выражал фундаментальное различие в нашем восприятии. Я действительно видел мир как нечто отдельное от себя, как объект изучения. Для Арии такого разделения, казалось, не существовало – она переживала мир как продолжение себя, и себя как часть мира.

– Это связано с вашими генетическими модификациями? – спросил я. – Или это результат вашего воспитания и образования здесь, на острове?

– Вероятно, и то, и другое, – ответила Ария. – Усиленная эмпатия, которая является частью наших модификаций, естественно размывает границы между "я" и "другой". Когда вы буквально чувствуете эмоции другого существа как свои собственные, становится трудно поддерживать жёсткое разделение. А наше образование и культура развивают и укрепляют эту естественную склонность.

Мы продолжили разговор, возвращаясь к главному комплексу для завтрака. Ария рассказала мне больше о своём детстве на острове, о том, как Кришна и другие взрослые помогали "новым детям" понять и развить свои уникальные способности, адаптироваться к своему особому восприятию.

– Первые годы были сложными, – призналась она. – Наша повышенная эмпатическая чувствительность иногда была почти болезненной. Мы буквально страдали от боли других, даже животных. Арджуну пришлось разработать специальные техники, чтобы помочь нам установить здоровые эмоциональные границы, не теряя при этом нашей эмпатической природы.

– Как другие дети реагировали на своё… отличие? – спросил я. – Было ли у них чувство изоляции, отчуждения от обычного человечества?

– У некоторых да, – ответила Ария. – Особенно в подростковом возрасте, когда самоидентификация становится такой важной. Были периоды, когда мы испытывали то, что можно назвать экзистенциальной меланхолией – осознание, что мы принадлежим к очень маленькой группе, отличающейся от большинства человечества. – Она задумчиво посмотрела вдаль. – Но Арджун и другие взрослые помогли нам найти позитивную идентичность. Не как "других" или "лучших", а как первопроходцев, исследующих новые возможности человеческого опыта.

В главном комплексе мы расстались – Ария отправилась в лабораторию, где она помогала с исследованиями, а я пошёл искать Кришну. Я нашёл его в конференц-зале вместе с Лейлой и несколькими другими учёными. Они были погружены в серьёзную дискуссию, судя по напряжённым выражениям лиц.

– А, Томас, – сказал Кришна, заметив меня. – Входите, пожалуйста. Мы как раз обсуждаем последние разработки.

Я вошёл и занял свободное место за большим овальным столом. Кришна представил мне других присутствующих – все они были долгосрочными сотрудниками проекта, специализирующимися в различных областях от генетики до психологии.

– Ситуация развивается быстрее, чем мы ожидали, – сказал Кришна, возвращаясь к прерванному разговору. – Наши источники сообщают о подготовке экспедиции, официально для "океанографических исследований", но фактически направленной на тщательное изучение нашего острова. Они могут быть здесь уже через неделю.

– Кто стоит за этим? – спросил я.

– Консорциум биотехнологических компаний, работающих в тесном сотрудничестве с военными структурами, – ответила Лейла. – Официально это частная исследовательская инициатива, но с очевидной поддержкой на государственном уровне. – Она посмотрела на Кришну. – Нам нужно ускорить подготовку. И, возможно, пересмотреть нашу стратегию.

Кришна кивнул с мрачным выражением.

– Я предлагаю следующее. Во-первых, мы перемещаем всех "новых людей" из основного поселения в запасное убежище в центральных горах острова. Там есть подземные помещения, которые мы подготовили именно для таких случаев. Во-вторых, мы начинаем операцию "Рассеяние" – отправляем копии всех наших данных в безопасные хранилища по всему миру.

– А как быть с самой экспедицией? – спросил один из учёных, пожилой мужчина с седой бородой. – Если они прибудут, что мы им скажем?

– Мы будем придерживаться легенды, – ответил Кришна. – Сукхавати – частный исследовательский центр, занимающийся экологическими технологиями и устойчивым развитием. Все "новые люди" будут скрыты. Мы покажем им только поверхностные лаборатории и жилые помещения.

– А если они не поверят? – спросила Лейла. – Если будут настаивать на более тщательном осмотре?

– Тогда мы используем юридическую защиту, – сказал Кришна. – Остров является частной собственностью, зарегистрированной через сложную сеть офшорных компаний. Без официального судебного ордера, который трудно получить в международных водах, они не имеют законного права на вторжение.

Я слушал их обсуждение с растущим беспокойством. Было очевидно, что ситуация гораздо серьёзнее, чем Кришна изначально представил мне. Речь шла не просто о научном интересе к работе Кришны, а о возможной попытке захвата его технологии силой или обманом.

– Арджун, – сказал я, когда возникла пауза в разговоре. – Насколько реальна угроза для "новых людей"? Что произойдёт, если их обнаружат?

Кришна и Лейла обменялись взглядами.

– В лучшем случае, они станут объектами интенсивного научного изучения, – медленно ответил Кришна. – В худшем… их могут рассматривать как потенциальную угрозу национальной безопасности или как ценный генетический ресурс, который нужно контролировать и эксплуатировать.

– Учитывая их неспособность к насилию и самозащите, – добавила Лейла, – они полностью уязвимы перед любыми попытками принуждения или манипуляции.

Эта мысль вызвала у меня глубокую тревогу. Я представил Арию и других "новых людей" в руках безжалостных корпоративных или военных структур, стремящихся использовать их как средство для создания новых биологических технологий.

– Есть ещё кое-что, что вы должны знать, Томас, – сказал Кришна с тяжёлым вздохом. – Мы получили информацию, что ваше имя упоминалось в перехваченных сообщениях. Они знают, что вы здесь, и, по-видимому, заинтересованы в вашем мнении о нашей работе.

Эта новость ошеломила меня.

– Как они могли узнать о моём присутствии здесь? Вы же говорили, что приглашение было конфиденциальным.

– Вероятно, утечка произошла где-то по цепочке, – ответила Лейла. – Возможно, кто-то в Кембридже заметил ваше отсутствие и связал его с вашими исследованиями в области, близкой к работе Арджуна. Или был перехвачен какой-то элемент нашей коммуникации.

– Что это значит для меня?

– Это означает, что вы тоже в опасности, – прямо сказал Кришна. – Они могут попытаться использовать вас для получения информации о нашем проекте. Или, если вы вернётесь на материк, подвергнуть давлению или слежке.

Я почувствовал холодок, пробежавший по спине. То, что начиналось как научный визит, превращалось в нечто гораздо более опасное и сложное.

– Какие у меня варианты?

– Вы можете остаться здесь, – предложил Кришна. – По крайней мере, пока ситуация не прояснится. Или мы можем организовать ваше возвращение через непрямой маршрут, с мерами предосторожности.

– Я считаю, что доктору Хардингу безопаснее остаться здесь, – вмешалась Лейла. – По крайней мере, до тех пор, пока мы не оценим намерения экспедиции и не разработаем более долгосрочную стратегию.

Я обдумал ситуацию. Возвращение сейчас могло подвергнуть меня риску, а также потенциально скомпрометировать безопасность острова и его обитателей. С другой стороны, оставаясь, я глубже погружался в ситуацию, которая становилась всё более опасной.

– Я останусь, – решил я наконец. – По крайней мере, на ближайшее время. Я хочу помочь, чем смогу. И я хочу убедиться, что "новые люди" в безопасности.

Кришна благодарно кивнул.

– Спасибо, Томас. Ваше присутствие и поддержка значат для нас больше, чем вы можете представить.

Остаток дня прошёл в лихорадочной активности. Весь комплекс был приведён в состояние повышенной готовности. Наиболее чувствительные данные перемещались в защищённые хранилища, лаборатории реорганизовывались, чтобы скрыть истинную природу исследований.

В поселении "новых людей" тоже началась подготовка к эвакуации в горное убежище. Я помогал с организацией переезда, работая вместе с Арией, которая координировала логистику. Меня поразило, как спокойно и организованно "новые люди" реагировали на кризис. Не было паники, споров или возмущения – только эффективное сотрудничество и взаимопомощь.

– Вы не боитесь? – спросил я Арию, когда мы организовывали транспортировку научного оборудования из поселения.

– Боюсь ли я за нашу физическую безопасность? – уточнила она. – Да, в определённой степени. Мы уязвимы перед физической силой, и это факт. – Она помолчала, аккуратно упаковывая хрупкий прибор. – Но есть более глубокий страх – что наше существование может быть использовано для создания технологий, которые причинят страдания другим. Что наша генетика станет оружием вместо инструмента мира. Этот страх… более экзистенциальный.

Её ответ заставил меня задуматься. "Новые люди" боялись не за себя, а за то, как их существование могло повлиять на других. Это был особый вид альтруизма, встроенный в саму их природу.

К вечеру основная часть подготовки была завершена. Большинство "новых людей" уже переместилось в горное убежище, остались только несколько координаторов, включая Арию, для завершения процесса эвакуации.

Кришна собрал всех ключевых сотрудников в конференц-зале для финального брифинга.

– Мы сделали всё, что могли на данный момент, – сказал он усталым, но решительным голосом. – Теперь нам остаётся ждать и быть готовыми к различным сценариям. – Он обвёл взглядом комнату. – Я хочу поблагодарить каждого из вас за самоотверженную работу. Особенно вас, Томас, – он посмотрел на меня, – за вашу помощь и поддержку, несмотря на то, что всего несколько дней назад вы даже не знали о существовании "новых людей".

После собрания я вернулся в свои апартаменты, измотанный физически и эмоционально. События развивались слишком быстро, и я чувствовал себя захваченным водоворотом, который нёс меня в неизвестном направлении.

Я сидел на балконе, глядя на океан, окрашенный в глубокие оттенки пурпура закатным солнцем, когда услышал мягкий стук в дверь. Это была Ария.

– Извините за беспокойство, Томас, – сказала она. – Я подумала, что вам может понадобиться компания после такого напряжённого дня.

– Спасибо, – искренне ответил я, приглашая её войти. – Компания действительно не помешает.

Мы сели на балконе, молча наблюдая за последними лучами солнца, исчезающими за горизонтом. В этой тишине было странное спокойствие – как будто в центре бури есть место абсолютной неподвижности.

– Знаете, что самое удивительное в человеческой природе? – неожиданно спросила Ария. – Наша способность адаптироваться. Находить новые пути, новые решения, новые способы существования.

– Вы думаете о предстоящих событиях?

– Да, – кивнула она. – Что бы ни случилось в ближайшие дни или недели, это будет только началом более длинной истории. История "новых людей" и обычного человечества только начинается. Будут конфликты, недопонимания, может быть, даже трагедии. Но я верю, что в конечном итоге мы найдём способ сосуществовать и обогащать опыт друг друга.

Её оптимизм казался почти нереальным в контексте нависшей угрозы. И всё же в нём не было наивности – скорее, глубокая вера в фундаментальную способность жизни находить новые пути.

– Что, если они попытаются использовать вас? – спросил я. – Использовать вашу генетику для создания оружия или для контроля над людьми?

– Это самый мрачный сценарий, – признала Ария. – И мы должны сделать всё возможное, чтобы предотвратить его. Но даже в этом случае, я верю, что истинный дух нашей природы не может быть полностью извращён. Генетика – это только основа. Сознание, культура, ценности – это то, что определяет, кем мы становимся. – Она посмотрела мне в глаза. – Именно поэтому так важно, чтобы люди, подобные вам, знали правду о нас. Чтобы могли свидетельствовать, что мы не угроза, не оружие, а просто новая возможность человеческого бытия.

Я был тронут её словами и доверием, которое она проявляла ко мне – человеку, которого знала всего несколько дней. В этот момент я почувствовал особую ответственность – не только как учёный, но и как свидетель уникального эволюционного эксперимента, который мог изменить ход человеческой истории.

– Ария, – сказал я после долгой паузы, – я хочу задать вам вопрос, который, возможно, покажется странным или даже неуместным. Но мне нужно понять…

– Спрашивайте, – просто ответила она.

– Если бы вам пришлось выбирать между своей жизнью и жизнью другого человека… или группы людей. Что бы вы выбрали?

Ария не выглядела удивлённой или обиженной вопросом. Она спокойно смотрела на океан, погружённый теперь в сумерки, с первыми звёздами, появляющимися на небе.

– Я не могу представить себе выбор в пользу моего выживания ценой жизни другого, – наконец сказала она. – Это не высокоморальная позиция или самопожертвование в традиционном понимании. Это просто… моя природа. Мой мозг буквально не способен принять решение, которое приведёт к страданию или смерти другого ради моего блага.

– Даже если этот другой представляет угрозу для многих? Если, например, это человек, который намеревается причинить вред невинным?

– Это более сложная ситуация, – признала Ария. – В таком случае я бы искала способы остановить угрозу без причинения вреда источнику угрозы. Физическое сдерживание, диалог, привлечение помощи других. – Она задумалась. – Но если бы все эти пути были исчерпаны, и единственный способ спасти многих было бы пожертвовать собой… Да, я бы выбрала это без колебаний.

Я пытался осмыслить её ответ. Это было не просто этическое суждение, а фундаментальный аспект её психологии. Для обычного человека самосохранение – базовый инстинкт, который может быть преодолён только сознательным моральным усилием или глубокой эмоциональной связью с тем, кого защищают. Для Арии ситуация была обратной – самопожертвование было естественной, автоматической реакцией, не требующей особого морального выбора.

– Вы считаете это слабостью? – спросила она, заметив моё задумчивое выражение. – Неспособность защищать себя силой, даже когда это может быть необходимо?

– Я не уверен, – честно ответил я. – В идеальном мире такая психология была бы явным эволюционным преимуществом – она способствовала бы сотрудничеству, альтруизму, общему благу. Но в мире, каким он является сейчас…

– Мы уязвимы, – закончила она за меня. – Да, это правда. И это часть нашей дилеммы. Мы – существа, созданные для мира, который ещё не существует. – Она слабо улыбнулась. – Может быть, наша роль – помочь создать такой мир. Или стать мостом к нему.

После ухода Арии я долго не мог уснуть. Её слова о том, что "новые люди" были созданы для мира, который ещё не существует, глубоко резонировали со мной. Была ли работа Кришны преждевременной, опасно опережающей эволюцию общества? Или, напротив, такой необходимый толчок для преодоления деструктивных паттернов, которые человечество, похоже, не могло преодолеть самостоятельно?

Я думал также о нашем разговоре о самопожертвовании. Если бы я был на месте Арии, смог бы я так легко принять идею пожертвовать собой ради других? Или мой инстинкт самосохранения взял бы верх, несмотря на все моральные убеждения?

Где-то глубоко внутри я знал, что приближающиеся события могли поставить эти вопросы из теоретической плоскости в практическую. И я не был уверен, что готов к ответам, которые мог получить.

На следующее утро меня разбудил Самир. Его обычно спокойное лицо выражало тревогу.

– Доктор Хардинг, прошу прощения за ранний визит, – сказал он. – Доктор Кришна просил меня немедленно привести вас. У нас… ситуация.

Я быстро оделся и последовал за ним в командный центр – помещение, которое я раньше не видел, расположенное в защищённой части комплекса. Здесь были размещены многочисленные мониторы, показывающие различные части острова, океан вокруг него, и, что меня удивило, спутниковые изображения в реальном времени.

Кришна, Лейла и несколько других сотрудников напряжённо изучали один из экранов, показывавший небольшое судно, приближающееся к острову.

– Что происходит? – спросил я. – Это та самая экспедиция?

– Нет, – ответил Кришна, не отрывая глаз от экрана. – Это гораздо хуже. Это отдельная группа. Небольшая, но хорошо оснащённая. И, судя по их оборудованию и манере движения, это не исследователи.

– Военные? – спросил я.

– Или частные наёмники, – ответила Лейла. – Что практически то же самое в данном контексте. Они явно не собираются ждать официальную экспедицию. Это разведывательная операция.

– Что мы будем делать?

– У нас нет выбора, – сказал Кришна. – Мы должны вступить в контакт, сохранять видимость нормальности и надеяться, что они удовлетворятся поверхностным осмотром. – Он повернулся к одному из сотрудников. – Приведите все системы в режим "Эко-исследования". Все упоминания о генетике и "новых людях" должны быть скрыты. – Затем он обратился к Лейле: – Убедитесь, что эвакуация поселения завершена. Никто из "новых людей" не должен быть виден.

– Уже сделано, – кивнула Лейла. – Ария только что сообщила, что последняя группа достигла горного убежища.

Кришна обратился ко мне:

– Томас, у меня есть к вам просьба. Эти люди, вероятно, знают о вашем присутствии здесь. Если они спросят, пожалуйста, скажите, что вы здесь для консультации по нейробиологическим аспектам экологического исследования – например, о влиянии загрязнения на развитие мозга морских животных. Чем ближе к правде, тем убедительнее будет звучать.

– Конечно, – кивнул я. – Но разве они поверят, что известный нейробиолог приехал на отдалённый остров ради такого специфического исследования?

– Необязательно, – ответила Лейла. – Но это даст им официальную версию, которую трудно опровергнуть без прямых доказательств. Наша задача – не убедить их полностью, а создать достаточно сомнений и бюрократических препятствий, чтобы выиграть время.

– Сколько у нас времени до их прибытия? – спросил я.

– При текущей скорости, около двух часов, – ответил один из техников, изучающий данные радара.

– Хорошо, – кивнул Кришна. – Завершите все приготовления. Я встречу их на пристани вместе с небольшой группой. Томас, Лейла, вы будете со мной. Остальные должны продолжать обычную деятельность, соответствующую нашей легенде.

Пока комплекс готовился к визиту незваных гостей, я сидел в своей комнате, пытаясь собраться с мыслями. Ситуация развивалась по худшему сценарию, и я чувствовал растущую тревогу не только за себя, но и за "новых людей", особенно за Арию. Их полная неспособность к насилию делала их невероятно уязвимыми перед людьми, которые могли не разделять их моральных ограничений.

Раздался стук в дверь – это была Лейла.

– Томас, вы готовы? – спросила она. – Они приближаются к бухте.

– Да, – ответил я, поднимаясь. – Насколько они опасны, по вашему мнению?

– Потенциально очень опасны, – серьёзно ответила Лейла. – Но они не станут действовать открыто агрессивно без прямого приказа или провокации. Их задача, скорее всего, сбор информации. – Она посмотрела на меня оценивающим взглядом. – Вы нервничаете. Это естественно. Но постарайтесь сохранять спокойствие. Они будут наблюдать за всеми нами, искать признаки того, что мы что-то скрываем.

Мы спустились к пристани, где Кришна уже ждал с небольшой группой сотрудников, одетых как исследователи-экологи. Я заметил, что Кришна сменил свою обычную индийскую одежду на более западный наряд – брюки и рубашку, которые делали его похожим на типичного научного администратора.

Катер с незнакомцами приближался к берегу. Это было современное, скоростное судно без опознавательных знаков. На борту я насчитал шестерых человек – все мужчины, все с военной выправкой, хотя и в гражданской одежде.

Когда они пришвартовались, первым на берег сошёл высокий мужчина с седеющими висками и холодными серыми глазами. Он двигался с уверенностью человека, привыкшего командовать, и сканировал окружение быстрым, оценивающим взглядом.

– Добро пожаловать на Сукхавати, – приветствовал его Кришна с профессиональной улыбкой. – Я доктор Арджун Кришна, директор исследовательского центра. Чем обязаны удовольствию вашего визита?

Седеющий мужчина улыбнулся – формальной, не достигающей глаз улыбкой.

– Полковник Ричард Стерлинг, – представился он, протягивая руку. – Представляю Международный консорциум экологических исследований. Мы проводим океанографическое картирование в этом регионе и заметили вашу… интересную установку. Решили заглянуть, познакомиться с коллегами.

Ложь была очевидна обеим сторонам, но игра требовала поддержания видимости нормальности.

– Как любезно с вашей стороны, – ответил Кришна, пожимая протянутую руку. – Мы всегда рады научному сотрудничеству. Позвольте представить моих коллег: доктор Лейла Ахмед, наш ведущий генетик, специализирующийся на морских экосистемах, и доктор Томас Хардинг из Кембриджского университета, консультирующий нас по нейробиологическим аспектам исследования.

Стерлинг кивнул нам обоим, задержав взгляд на мне на долю секунды дольше.

– Доктор Хардинг, – сказал он. – Ваша репутация в области нейрогенетики впечатляет. Интересно, что привлекло учёного вашего калибра на этот отдалённый остров?

– Уникальная экосистема, – ответил я с непринуждённостью, которой не ощущал. – Доктор Кришна разработал инновационные методы изучения влияния микропластика на нервную систему морских организмов. Это открывает новые горизонты для понимания нейротоксичности антропогенных загрязнителей.

Стерлинг слегка улыбнулся, явно не поверив ни единому слову, но кивнул, принимая объяснение.

– Звучит увлекательно. Мы бы хотели узнать больше о вашей работе. Возможно, короткая экскурсия по вашему объекту?

– Разумеется, – согласился Кришна. – Мы будем рады показать вам наши основные исследовательские установки. Прошу за мной.

Мы повели группу Стерлинга через комплекс, показывая им лаборатории, переоборудованные, чтобы соответствовать нашей легенде об экологических исследованиях. Всё выглядело достоверно – сотрудники работали над образцами морской воды, анализировали данные о коралловых рифах, изучали местную морскую фауну. Но я заметил, как глаза Стерлинга и его людей фиксировали каждую деталь, каждый доступ к другим частям комплекса, каждую потенциальную несоответствие.

Одним из членов группы Стерлинга была женщина средних лет с профессиональной, внимательной манерой – представленная как доктор Чен, специалист по морской биологии. Но я сразу заметил, что её интерес был сосредоточен не на наших "экологических исследованиях", а на медицинском оборудовании, которое мы не могли полностью скрыть или объяснить.

– Впечатляющее оборудование для экологического центра, – заметила она, указывая на передовой медицинский сканер, частично скрытый под брезентом в одной из лабораторий. – Обычно такие устройства используются для детального картирования человеческого мозга, а не морских животных.

– Мы адаптировали его для наших специфических нужд, – быстро ответила Лейла. – Морфология мозга дельфинов имеет уникальные особенности, требующие высокоточной визуализации.

Доктор Чен кивнула с едва заметной полуулыбкой, ясно показывающей, что она не верит объяснению, но не будет настаивать… пока.

Тур продолжался, и с каждой минутой напряжение нарастало. Стерлинг задавал всё более конкретные вопросы, часто технические, проверяя наши знания и последовательность легенды. Его люди, казалось, всегда находились на стратегических позициях, контролируя все входы и выходы.

– А что в этом направлении? – спросил Стерлинг, указывая на долину, где располагалось поселение "новых людей".

– Экспериментальные сельскохозяйственные угодья, – ответил Кришна. – Мы изучаем устойчивые методы земледелия в тропическом климате. Не слишком интересно, боюсь.

– И всё же, я бы хотел взглянуть, – настаивал Стерлинг. – Сельское хозяйство всегда было моим хобби.

Кришна выдержал его взгляд без видимого напряжения.

– Конечно, если вы настаиваете. Но должен предупредить, сейчас там ведутся ирригационные работы, и большая часть территории недоступна. Боюсь, вы увидите только грязь и строительную технику.

Стерлинг на мгновение заколебался, затем кивнул:

– Возможно, в другой раз. – Он сделал паузу. – Кстати, доктор Кришна, мы заметили некоторые любопытные энергетические сигнатуры из центральной части острова. Наши приборы зафиксировали необычные электромагнитные колебания. Вам известно что-нибудь об этом?

Это был прямой вызов – он ясно давал понять, что их технологии обнаружили что-то в районе горного убежища.

– Вероятно, это наша геотермальная энергетическая установка, – спокойно ответил Кришна. – Мы используем естественную вулканическую активность острова для генерации электричества. Это создаёт определённые электромагнитные особенности.

Стерлинг удерживал взгляд Кришны несколько долгих секунд, затем едва заметно кивнул.

– Очаровательно. Всегда интересно видеть инновационные подходы к энергетической независимости.

К моему облегчению, экскурсия подошла к концу без явных происшествий. Мы вернулись к пристани, где Кришна официально попрощался со Стерлингом и его группой.

– Был рад познакомиться, полковник, – сказал он. – Если ваши исследования приведут вас снова в наши воды, будем рады принять вас снова. С предварительным уведомлением, разумеется.

– Разумеется, – улыбнулся Стерлинг той же холодной улыбкой. – Хотя в нашей работе часто случаются… непредвиденные изменения маршрута. – Он повернулся ко мне. – Доктор Хардинг, был рад встрече. Возможно, мы сможем продолжить нашу дискуссию в более… академической обстановке в будущем.

– С удовольствием, – ответил я, стараясь сохранять нейтральное выражение лица.

Когда катер отчалил от берега, никто из нас не двигался, пока он не скрылся за горизонтом. Только тогда Кришна позволил себе глубоко вздохнуть.

– Они знают, – тихо сказал он. – Не всё, но достаточно, чтобы быть уверенными, что мы скрываем что-то значительное.

– Что теперь? – спросила Лейла.

– Они вернутся, – ответил Кришна. – Возможно, не Стерлинг лично, но кто-то придёт. С большей силой и более конкретными целями. Нам нужно ускорить эвакуацию. – Он повернулся ко мне. – Томас, я должен спросить вас сейчас, пока ещё есть время. Вы хотите уехать? Мы можем организовать ваш безопасный отъезд сегодня же.

Я задумался. Ситуация становилась всё более опасной, и разумнее всего было бы вернуться на материк, в безопасность академической жизни. Но мысль об оставлении "новых людей" в такой момент вызывала глубокое чувство неправильности. Особенно мысль об Арии, её спокойной силе и уязвимости одновременно.

– Я остаюсь, – решительно сказал я. – По крайней мере, пока не буду уверен, что Ария и другие в безопасности.

Кришна благодарно кивнул, но его лицо оставалось серьёзным.

– В таком случае, нам нужно немедленно отправиться в горное убежище. Здесь больше не безопасно.

Мы быстро собрали необходимые вещи и через час уже были в пути к центральной части острова, где в скалах и подземных пещерах было оборудовано тайное убежище для "новых людей".

Поднимаясь по извилистой тропе среди пышной тропической растительности, я не мог отделаться от ощущения, что пересекаю невидимую границу – не только между двумя частями острова, но и между двумя возможными будущими человечества. И я не был уверен, какое из них ожидало нас впереди.

Глава 5. Сукхавати

Горное убежище располагалось в сердце острова, скрытое среди густых джунглей и скалистых выступов. Подходы к нему были так искусно замаскированы, что, не зная точного маршрута, найти его было практически невозможно. Наш путь занял почти три часа пешком по крутым, извилистым тропам, часто едва заметным среди буйной растительности.

Кришна шёл впереди, уверенно ведя нас через этот зелёный лабиринт. Лейла следовала за ним, а я замыкал группу. Никто не разговаривал – частично из-за физической нагрузки подъёма, частично из-за напряжённости ситуации.

Когда мы наконец достигли входа в убежище – почти невидимого проёма в скалистой стене, скрытого за водопадом, – я был поражён продуманностью этого места. Кришна явно готовился к возможности такого кризиса долгое время.

За водопадом открывался широкий туннель, освещённый встроенными в стены светодиодными лампами. Воздух внутри был удивительно свежим и прохладным – очевидно, работала какая-то система вентиляции. Мы прошли несколько сотен метров вглубь горы, прежде чем туннель расширился, открыв просторную пещеру, переоборудованную в подобие командного центра.

Здесь нас встретила Ария, которая, похоже, выполняла функции координатора эвакуации. Она выглядела собранной и спокойной, хотя в её глазах читалась тревога.

– Арджун, – сказала она, встречая нас. – Мы получили ваше сообщение. Все подготовительные протоколы активированы. – Она повернулась ко мне с лёгкой улыбкой. – Рада, что вы решили остаться с нами, Томас.

– Как обстановка здесь? – спросил Кришна, сразу переходя к делу.

– Все "новые люди" размещены в жилых секциях, – доложила Ария. – Запасы продовольствия и воды на три месяца в полной готовности. Медицинское оборудование и лаборатории функционируют. Системы связи и наблюдения активны. – Она сделала паузу. – Есть только одна проблема: Вивек.

– Что с ним? – напряжённо спросил Кришна.

– Он отказывается оставаться в убежище, – ответила Ария. – Настаивает на том, что должен быть в главном комплексе, чтобы… "встретить угрозу лицом к лицу", как он выразился. Я пыталась убедить его, но он непреклонен.

Кришна вздохнул, и в этом звуке слышалась смесь раздражения и понимания.

– Где он сейчас?

– В своей лаборатории. Восточная секция.

– Я поговорю с ним, – сказал Кришна. – Лейла, пожалуйста, проверь состояние систем безопасности и коммуникаций. Томас, Ария покажет вам убежище и поможет устроиться.

С этими словами наша группа разделилась. Ария повела меня через серию туннелей и пещер, некоторые естественные, другие явно расширенные и модифицированные. Я был поражён масштабом подземного комплекса – здесь были жилые помещения, лаборатории, медицинский центр, хранилища продовольствия и воды, даже зоны для отдыха и занятий спортом.

– Впечатляет, – сказал я, когда мы проходили через большой зал с гидропонными установками, где выращивались свежие овощи. – Кришна построил всё это в тайне?

– Это началось как естественная система пещер, – объяснила Ария. – Арджун обнаружил её в первые годы на острове и постепенно расширял и оборудовал как аварийное убежище. Большую часть работы выполняли мы сами, "новые люди", под его руководством. – Она указала на сложную систему ирригации. – Вивек разработал большую часть технических систем. Он действительно гений в этой области.

– Кришна всегда ожидал, что однажды может возникнуть ситуация, подобная нынешней?

Ария кивнула:

– Он реалист. Знал, что технология такой мощи не может оставаться скрытой вечно. И что когда мир узнает о нас, реакция может быть… непредсказуемой. – Она повернулась ко мне с серьёзным выражением. – Вы должны понимать, Томас: для Арджуна мы не просто научный эксперимент. Мы его семья. Всё, что он делает, он делает для защиты нас.

Мы продолжили обход, и я заметил, что, несмотря на явный кризис и поспешную эвакуацию, "новые люди" сохраняли поразительное спокойствие и организованность. Не было паники, споров или признаков стресса. Каждый выполнял свою роль в общей системе, помогая другим, когда требовалось. Дети, которых я впервые увидел в таком количестве, тоже вели себя необычно для своего возраста – спокойно, осознанно, хотя и с естественным детским любопытством.

– Здесь будут ваши комнаты, – сказала Ария, показывая на небольшое, но удобное помещение, вырезанное в скале. – Простите за скромные условия по сравнению с главным комплексом.

– Всё в порядке, – заверил я её. – Учитывая обстоятельства, это более чем комфортно.

Мы сели на простые стулья у небольшого стола. Ария предложила мне чашку горячего травяного чая, который она принесла с собой в термосе.

– Ария, – начал я после небольшой паузы, – как "новые люди" воспринимают эту ситуацию? Чувствуете ли вы страх перед теми, кто ищет вас?

Она задумалась, грея руки о чашку.

– Страх в традиционном смысле – нет. Мы не испытываем того парализующего ужаса или паники, которые могли бы чувствовать немодифицированные люди. Но мы осознаём опасность и её последствия. – Она сделала глоток чая. – Возможно, правильнее было бы назвать это глубокой озабоченностью. Мы беспокоимся не столько за себя, сколько о том, как наше открытие повлияет на мир. О том, как наша генетика может быть использована.

– А дети? Они понимают, что происходит?

– В некотором смысле даже лучше, чем взрослые, – ответила Ария с лёгкой улыбкой. – Их эмпатические способности ещё более обострены, их восприятие не затуманено условностями и привычными паттернами мышления. Они чувствуют напряжение, но интерпретируют его как вызов, требующий адаптации, а не как угрозу.

Я обдумывал её слова, пытаясь представить сознание, настолько отличное от моего собственного – сознание, для которого даже такая критическая ситуация воспринималась не через призму страха и самосохранения, а как сложная проблема, требующая решения.

– Могу я задать личный вопрос? – спросил я.

– Конечно.

– Как вы воспринимаете обычных людей? Тех из нас, кто не модифицирован, с нашими страхами, гневом, эгоизмом?

Ария долго смотрела на меня, и я почувствовал, что она действительно обдумывает ответ, а не предлагает заготовленную формулировку.

– Я воспринимаю вас… с глубоким сочувствием, – наконец сказала она. – Не с жалостью или высокомерием, а с искренним пониманием сложности вашего опыта. Ваши негативные эмоции – не просто недостатки, они неразрывно связаны с вашими силами и добродетелями. Ваша способность к отваге рождается из того же источника, что и страх. Ваша страсть к справедливости связана со способностью к праведному гневу. – Она сделала паузу. – Мы, "новые люди", может быть, и избавлены от многих страданий, которые приносят эти эмоции, но мы также… лишены определённой интенсивности переживания, которая делает вашу жизнь такой глубоко человеческой.

Её ответ удивил меня. Я ожидал вежливой снисходительности или дипломатичного умолчания, но не такого глубокого понимания парадоксов человеческой природы.

– Вы говорите о нас так, будто вы – не люди, – заметил я.

– Простите, я не хотела создать такое впечатление, – мягко ответила Ария. – Мы, безусловно, люди. Просто… вариация, модификация. Как и вы. Ведь современные немодифицированные люди тоже значительно отличаются от своих предков из каменного века. Культура, образование, технологии уже изменили вас. Мы просто представляем более резкий, более направленный скачок в этом непрерывном процессе эволюции.

Прежде чем я успел ответить, раздался звук шагов, и в комнату вошёл Кришна. Он выглядел усталым, но решительным.

– Как прошёл разговор с Вивеком? – спросила Ария.

– Сложно, – вздохнул Кришна, садясь рядом с нами. – Он настаивает на своём. Говорит, что его место на передовой, что он может служить посредником, если возникнет конфронтация. – Он потёр виски жестом, выдающим напряжение. – Я понимаю его мотивы. Его промежуточная природа действительно делает его потенциально ценным в такой ситуации. Но риск слишком велик.

– Он всегда был самым… независимым из нас, – заметила Ария. – Его частичные модификации дают ему иную перспективу.

– Именно об этом я и хотел поговорить с вами, Томас, – сказал Кришна, обращаясь ко мне. – Вивек настаивает на встрече с вами. Он считает, что вы, как внешний наблюдатель с научным бэкграундом, должны видеть не только "успешные" результаты проекта, но и более сложные случаи.

– Конечно, я бы хотел встретиться с ним, – ответил я. – Его опыт действительно представляет особый интерес для понимания полного спектра эффектов ваших модификаций.

– Он ждёт в лаборатории, – кивнул Кришна. – Ария, ты не могла бы проводить Томаса? А я должен проверить системы наблюдения – наши датчики зафиксировали увеличение активности в прибрежных водах.

Когда Кришна ушёл, Ария повела меня через серию туннелей к лаборатории, где работал Вивек. По пути мы проходили через разные секции убежища, и я заметил, что вся подземная структура была организована удивительно эргономично – не было ощущения клаустрофобии или изоляции, несмотря на то, что мы находились глубоко под землёй. Продуманная система освещения, циркуляция свежего воздуха, даже небольшие водные элементы и живые растения создавали почти природную атмосферу.

– Это место удивительно, – заметил я. – Не похоже на бункер или убежище в традиционном понимании.

– Арджун специально разрабатывал его так, чтобы минимизировать психологический стресс от пребывания под землёй, – объяснила Ария. – Многие элементы дизайна основаны на принципах биофилии – врождённой человеческой потребности в контакте с природой. – Она указала на встроенные в стены гнёзда с различными растениями. – Эти растения не только очищают воздух, но и создают визуальную связь с живым миром.

– Очень продумано, – кивнул я. – Хотя, полагаю, для "новых людей" с вашим особым восприятием, психологические эффекты замкнутого пространства могут ощущаться иначе, чем для обычных людей?

– Верно, – согласилась Ария. – Мы не испытываем клаустрофобии или тревоги в традиционном смысле. Но нам всё равно нужна связь с живыми системами. Возможно, даже больше, чем немодифицированным людям, учитывая нашу повышенную эмпатическую чувствительность к окружающей среде.

Мы подошли к двери с надписью "Биотехнологическая лаборатория". Ария постучала, и нас пригласил войти знакомый голос.

Лаборатория Вивека была впечатляющим пространством с современным оборудованием, расположенным в естественной пещере. В центре комнаты стояли несколько продвинутых микроскопов, секвенаторы ДНК, биореакторы и компьютерные терминалы. Сам Вивек стоял у одного из приборов, настраивая какой-то эксперимент. Когда мы вошли, он поднял голову и улыбнулся – его улыбка была более открытой и эмоциональной, чем сдержанные выражения Арии.

– Доктор Хардинг! – воскликнул он, подходя и протягивая руку для пожатия. – Я рад, что вы нашли время посетить моё скромное рабочее пространство, особенно в такой напряжённый момент.

– Я тоже рад видеть вас, Вивек, – ответил я, отмечая, что в отличие от большинства "новых людей", он предпочёл рукопожатие традиционному намасте. – Доктор Кришна сказал, что вы хотели поговорить со мной.

– Да, именно так, – кивнул он. – Ария, ты не оставишь нас ненадолго? У меня есть некоторые темы, которые я хотел бы обсудить с доктором Хардингом наедине.

Ария посмотрела на него с лёгким беспокойством, но кивнула:

– Конечно. Я буду в командном центре, если понадоблюсь.

После её ухода Вивек пригласил меня сесть у рабочего стола в углу лаборатории.

– Арджун сказал, что вы отказываетесь эвакуироваться с остальными, – начал я. – Это правда?

Вивек фыркнул с лёгким раздражением:

– Типичный Арджун – сразу переходит к тому, что считает моим неправильным выбором. – Он вздохнул. – Да, это правда. Я считаю, что мой долг – остаться в главном комплексе. Я могу быть полезен в случае контакта с… гостями.

– Потому что вы отличаетесь от других "новых людей"?

– Именно, – кивнул Вивек. – Видите ли, доктор Хардинг, я представляю собой нечто вроде мостика между двумя мирами. Я достаточно модифицирован, чтобы понимать образ мышления полностью изменённых, как Ария, но сохраняю достаточно "обычных" эмоциональных реакций, чтобы понимать людей вроде вас или тех, кто сейчас угрожает нашему острову.

– Кришна намеренно создал вас таким? Как промежуточную стадию?

– Отчасти да, – ответил Вивек. – Я был частью первой серии экспериментов, когда Арджун ещё разрабатывал оптимальные параметры модификаций. Но также, я думаю, он сознательно оставил несколько различных вариантов модификации, чтобы изучать спектр возможных изменений. – Он наклонился ближе, в его глазах появился интенсивный блеск. – Но это не главное, что я хотел вам показать. Думаю, вам будет интересно взглянуть на это.