Читать онлайн Третий лишний

Глава 1

За окном минус тридцать, в классе столько же, только со знаком «плюс». Я изнываю. Это духота виновата, что сочинение не пишется.

– Зачем так топить-то, – сняла кофту через голову. Зря я это сделала. Волосы мгновенно встали дыбом. Передо мной сидят Катя и Оксана. Их волосы как немой укор. У обеих струятся как два светлых прохладных водопада.

– Ай! – Вова, сосед по парте, попался мне под наэлектризованную руку и получил удар током.

– Вова, прости.

– Всегда готов, Лиля, подставить себя под электрический разряд в триста миллиампер. Ну, если пренебречь потерями энергии на звук и искру при ударе. – Он сказал это, не отрываясь от книги. Это не учебник литературы, бросив туда взгляд, я успела выхватить: CU²/2 ≈ 4,5×10^–4Дж…

– Вова, ты собираешься писать сочинение?

– Я всё уже написал.

– Когда? Я же вижу, чем ты занят.

Он, не отрываясь от формул, мотнул головой, и блики солнца запрыгали в волосах. Вова недавно подстриг свои вихры, теперь волосы аккуратные, гладкие. Ну почему меня одарили рыжей паклей, через которую расчёска не продерётся?

Вова вздохнул, отложил книгу. Раскрыл тетрадь, ткнул мне под нос.

– Вот.

Я выхватила абзац, написанный аккуратными округлыми буквами: «…„Евгения Онегина“ действуют согласно теории электромагнетизма, открытой датским физиком Х. К. Эрстедом. Герои Пушкина то притягиваются друг к другу, то отталкиваются, как…»

– Вова, ты, кроме как о физике, ни о чём не можешь думать? Какой электромагнетизм?

– Подумай лучше. Роман написан в двадцатые годы, как раз когда была установлена связь электрических и магнитных явлений.

– А Пушкин при чём? Ты не о том пишешь! Там как бы про неразделённую любовь.

– Думаешь, такому просвещённому человеку, как Пушкин, было плевать на это открытие? Лиля, не тупи.

Водопад Оксаниных волос пришёл в движение, заструился ещё красивее:

– О, эти ваши разговорчики! Обожаю, – хихикнула она, не оборачиваясь.

– Вова. – Я потянула его книгу. Он поднял глаза:

– А?

– Ты понимаешь, что нам сейчас нужны пятёрки не только по физике? Что, трудно написать что-то нормальное? Про несчастную любовь, там, страдания, чувство долга?

– Задание было: высказать своё мнение по поводу произведения. Чем плохо моё сравнение?

Он снова стал читать формулы. Звонок избавил меня от необходимости домучивать собственное сочинение. Вова не глядя протянул руку, чтобы взять мою тетрадь, и его ладонь коснулась моей. И теперь уже меня слегка ударило током.

Он понёс сдавать наши тетради. Катя обернулась:

– Лиль, подскажи, как правильно написать…

– Катя, на литературе я тебе не помощник, ты же знаешь.

– Но ты там чё-то правильное говорила про любовь. Трудно, что ли?

Она не нашла у меня поддержки и стала шептаться с Оксаной:

– Помнишь, как там в учебнике было? «Проблема неразделённой любви и русской действительности донесена нам Александром Пушкиным»? Так?

– Лучше: «Об этом нам доносит Александр Пушкин».

Тоже обожаю разговорчики Кати и Оксаны.

Я достала «Сборник задач олимпиад по физике (1996–2016)», книгу – близнеца той, что читает Вова. Он вернулся, поднял мою кофту, которая упала в обморок на пол.

– Ты на каком месте уже?

– Почти заканчиваю, – повернула книгу так, чтобы Вова не мог видеть, что я всё ещё на 2002 году. Да нагоню я его, нагоню. Я погрузилась в чтение перипетий двух шайб, которые скользят по гладкой горизонтальной поверхности вдоль прямой навстречу друг другу, в то время как массивный брусок…

– Алё!

Я подняла взгляд и увидела рядом с собой Катю. Она прижимала к груди учебник по физике. Чётко очерченные брови нахмурены: долго мне ещё тут стоять?

– Ой, Катя, вторник же! – спохватилась я.

Я похлопала Вову, который бороздил уже, наверное, задания 16-го года, по одному плечу, Катя – по второму, и только тогда он очнулся.

– Вова, жаль разбивать вашу сладкую парочку, но сегодня вторник… – сказала Катя.

– И значит, я должен пересесть… – Он встал. – Совсем забыл про заседания вашего клуба «Кому за шестьдесят».

Я удержала смех в себе, но Катя что-то почувствовала:

– О чём это он? – спросила она, провожая подозрительным взглядом Вову, который послушно нёс свой рюкзак к задней пустой парте (её в народе окрестили «Вовина ссылка»).

– Не знаю, – я старалась выглядеть честной. – Это же Вова.

Но я знаю. В прошлом году мы всем классом прошли тест на определение уровня ай-кью. Так вот, у Кати он составил шестьдесят пять, а у Оксаны – шестьдесят три. Вова пробормотал тогда: «Как они живут-то вообще?» И я пошутила про клуб «Кому за шестьдесят», а Вова повторяет. Хотя это такой низкий уровень интеллекта, что даже не смешно. Но вот что я скажу: хотя IQ с прошлого года у девочек не повысился, Катя и Оксана уверенно шагают по жизни. Причём на высоких каблуках – этому их учат в модельной школе. И параллельно успевают валить мальчишек к своим ногам.

Дверь распахнулась – именно распахнулась, а не открылась, – и в класс вошёл Эдуард Юрьевич. Бухнул – именно бухнул, а не положил – стопку наших тетрадей на стол. Сел, сцепил руки перед собой и стал смотреть в никуда. Не нужно заниматься, как я и Вова, с нашим классным руководителем дополнительно физикой, чтобы понять: Эдуард Юрьевич Яковлев (мы его для краткости называем ЭЮЯ) взволнован. Это вообще его фирменный стиль: всегда быть будто взвинченным и куда-то опаздывающим, но сегодня он особенно раздражён.

В последний раз такое с ним было в ноябре, когда мы с Вовой налажали на районной олимпиаде. И главное, она проходная, для нас плёвая, мы думали, что готовы! Ещё и посмеивались над девятиклассником из Новосибирска, которого женщина из надзирательной комиссии заподозрила в том, что он поглядывает в телефон под партой. А у него просто ходила ходуном нога, и он придерживал её, чтобы меньше тряслась. Ну и довеселились. Четвёртая задача была про «самоуверенную муху, которая пыталась разбить стекло» (задачи по физике год от года становятся всё более поэтичными). Там всего-то надо было оценить скорость, с которой должна лететь муха, чтобы у неё всё получилось. Записать уравнение преобразования энергии. Ну и получить расчётную формулу для скорости. А мы с Вовой, не сговариваясь, почему-то не преобразовали уравнение, сама не знаю почему… Эдуард Юрьевич позвонил мне в тот день вечером, сказал без предисловий: «Это, Лиля, какой-то позор!» Я думала, ЭЮЯ к утру успокоится, но на следующий день он влетел в класс какой-то странный. Не поздоровавшись ни с кем, ткнул пальцем в меня, потом в Вову.

«Пойдёмте!»

«Куда?» – растерялась я.

«К директору».

Мы шли по коридору за стремительным Эдуардом Юрьевичем. Я прислушалась к своим ощущениям. Полное оцепенение и отсутствие сопротивления, будто закатали в цемент и я опускаюсь на дно. Так опростоволоситься.

Директор сказала нам торжественно: «Садитесь», хотя я думала, что при разгромах нужно перед ней стоять. Откуда я знаю? Я учусь на одни пятёрки. Но присесть было кстати, потому что ноги категорически не слушались. Взволнованный ЭЮЯ примостился на стуле подальше от нас, мол, не я главный на этом мероприятии. Директор заговорила про олимпиаду, про то, что участие в ней – это почёт, большой шаг… Слова доносились как жужжание, издалека. Какая же самоуверенная я была, прям как та муха. Пробить стекло, не преобразовав уравнение!

Директор долго говорила, прежде чем я вычленила в её речи слово «Санкт-Петербург». Думала, ослышалась. Но она произносила его снова и снова. Ещё она сказала про план успеваемости, в который мы с Вовой внесли большой вклад… Про какой-то конкурс… Про поощрение за успехи в учёбе. И тогда я поняла: нас не ругают, а хвалят.

Из выхваченных слов наконец собралось осознание: директрисе плевать на проваленное задание. Она даже не в курсе про эту муху.

Оказывается, нас с Вовой выдвинули на очень серьёзную награду: губернаторский конкурс «Лучшие ученики Новосибирской области». Не за эту олимпиаду, а потому, что она у нас уже пятнадцатая. И все с наивысшими баллами (муха не в счёт). И если сложить все наши успехи в учёбе, то получается тот самый «вклад» в план по успеваемости школы.

А наградой для победителей будет поездка в Санкт-Петербург на зимних каникулах! Мы с Вовой единственные, кого номинировали в нашем городе: «Бердск уже гордится вами, и я искренне желаю вам пройти до конца и попасть в число тех, кто получит главный приз!» Победителей объявят уже скоро, среди них можем быть и мы. Я могу попасть в Санкт-Петербург. Даже в ушах зазвенело, перестало хватать воздуха. «Поездка в Петербург» – это я написала бы в письме Деду Морозу, если бы верила в него. Я никуда не ездила дальше Казахстана.

На обратной дороге ЭЮЯ посмотрел на нас с тревогой:

«Надеюсь, вы понимаете, что теперь просто обязаны расщёлкать предстоящую областную олимпиаду? Будут складывать заслуги не только в освоении школьной программы, но и в олимпиадах. Это ваш главный козырь, разыграйте его хорошо».

Мы покивали, мол, ладно, расщёлкаем.

«Эдуард Юрьевич, а в Петербург мы с вами поедем?» – вдруг спросил Вова.

«Владимир, уважаю твой оптимизм, но сперва победить нужно. Нет, это буду не я. У меня нагрузки. Наверное, с победителями поедет учительница литературы. Она и в кадре будет лучше смотреться».

«В каком кадре?»

«В телевизионном, Владимир. Про победителей будут снимать сюжет для новостей».

«Новости Бердска»? – уточнил Вова. Эдуард Юрьевич посмотрел на него как-то странно.

«Телеканал „Россия“. „Вести Петербург“. Надеюсь, вы не будете стоять там как сейчас, с открытыми ртами».

Я хотела спросить: «Нас что, покажут в утренних новостях на всю страну? А потом ещё повтор два раза?», но язык прилип к нёбу.

Областная олимпиада – это уже не семечки, это совсем другой уровень, когда ноги дрожат. В ноябре в нашем с Вовой «обычном рационе» появился ещё и «Сборник задач олимпиад по физике (1996–2016)». Но я ещё и не то готова «съесть», чтобы поехать в Петербург. Там для нас, лучших из лучших, будут экскурсии. Павловск, Пушкин, Петергоф, Эрмитаж, Петропавловская крепость. Мне нужно пробить стекло во что бы то ни стало.

Сейчас, вглядываясь в напряжённо молчащего ЭЮЯ, я судорожно прикидываю: что не так? Неужели всё сорвалось с этой наградой и ничего не будет: ни Петергофа, ни крейсера «Аврора»?..

– Вот думаю, как начать. Вроде сам виноват, это ж я вас учил. – Он снова замолчал.

Ну всё, пахнет обломом.

– Ладно, к делу. Оглашаю результаты итоговой контрольной в четверти, – он застучал пальцами по столу, имитируя барабанную дробь, – две пятёрки, две четвёрки, восемь троек и десять двоек. Десять! Мило, да?

Тепла, которое я почувствовала в этот момент, наверное, хватило бы, чтобы растопить целый айсберг. Он не про нас с Вовой! Он про чужие неудачи.

– Что, вам интересно, у кого пятёрки?

– Да ладно вам, – сказал Серёжа Бочаров. – Все знают.

– Ну да. Это Лиля и Владимир.

– А у кого четвёрки? – спросила Катя будто бы невинным тоном.

– У тебя. У тебя, Катя, четвёрка, и у Оксаны. Тут тоже интриги не получилось.

Оксана повернулась к нашей парте, и они с Катей постучались кулачками, тихо, но весело при этом попискивая. Классный пошёл по рядам, раскидывая тетради по столам:

– А если серьёзно, ребят… Вы что творите? Я учил как-то не так? Нет, вы скажите… На вот твою двойку… И ты на…

Все молчали. В лени нашего классного не упрекнёшь. Просто… Ну, такой класс. Как пошутил сам ЭЮЯ, «класс с физическим уклоном, все уклоняются от физики». Кроме нас с Вовой.

– Вова и Лиля. Мои единственные маяки надежды. Вы готовитесь к олимпиаде?

Мы закивали.

– Эдуард Юрьевич, а с нами-то что? – наш здоровяк Бочаров даже съёжился как-то.

ЭЮЯ сделал ироничное лицо.

– С кем «вами»? Двоечниками? Так и говори.

– Давайте мы перепишем контрольную? Не хочется так тухло четверть заканчивать.

Эдуард Юрьевич сделал вид, что задумался. Наконец вздохнул:

– Ладно, братцы. Вообще-то так не делается, но… Переписать можно. Только с условием. Согласиться должны все. Весь класс, не только двоечники.

– Конечно!

– Мы согласны!

– Все согласны! – раздались голоса.

И это были голоса двоечников, конечно, дружков Бочарова. Рыжов, Зуев, Гаевский и ещё несколько человек вскинули руки.

Катя метнула в меня тревожный взгляд: ей, с её четвёркой, переписывать контрольную не улыбалось. Я сделала знак: не дрейфь, голосуй, я тебе помогу, – и она тоже подняла руку.

Вдруг посреди гомона раздался чистый и звонкий голос:

– А если не все согласны?

Кто бы сомневался. Все уставились на Вову, а я и так знала, какое у него выражение лица сейчас. Губы сжаты, голова склонена, глаза смотрят упрямо.

– Владимир. Обоснуй. – ЭЮЯ снял очки.

– Это очевидно. Я не обязан переписывать контрольную, за которую получил пятёрку.

– Но ты можешь это сделать.

– Могу, конечно.

– Так перепиши, – сказал Бочаров.

– Нет. Я учу физику, а вы нет. Поэтому у меня пятёрка, а у вас… то, что есть. Всё логично.

– Вова! Тебе переписать – раз плюнуть! – не выдержала Оксана, которая давно уже закатывала свои красивые глаза.

– Дело в принципе.

– В каком принципе?

– Принципе… ну, хотя бы сохранения энергии. Я не собираюсь тратить свою энергию, проделывая повторно тот же путь. Это тормозит моё движение к цели.

– Слышь, – Бочаров заводился. – Не надо козлить, а?

– Если следовать принципам – это козление…

– Вова, – голос Кати звучал сладко. – Ты же такой умный. Зачем нам всем эти ссоры? Ты сделаешь хорошее дело.

Но Вову и лестью не пробьёшь.

– Я и так делаю хорошее дело, хорошо учусь. Не буду поощрять чужую лень.

– Просто скажи да, не зуди.

– Ничего я не буду переписывать. И вообще. Урок давно уже идёт.

– Ой, дурачо-о-ок, – Оксана покрутила пальцем у виска. – Совсем дурачок.

По рядам после её слов прокатился рокот, как эхо. Я обернулась на Вову. Он уже смотрел в учебник. Я подвинула свою тетрадь поближе к Кате и стала решать задачу. Для Вовы и этот урок – повторение уже пройденного пути. Мог бы и согласиться.

После звонка ЭЮЯ сказал:

– Владимир, останься, пожалуйста.

Я перестала торопиться в столовую, решила посмотреть, как ЭЮЯ будет штурмовать Вову. Но когда все вышли, Эдуард Юрьевич неожиданно заговорил с Вовой не о контрольной.

– Так. Что там у тебя с физкультурой?

– Я на неё хожу, – неопределённо ответил Вова.

– А может тебе пока перестать на неё ходить?

– Это как?

– Как все. Освобождение какое-то тебе полагается? По зрению, там?

– Нет. А зачем?

– Хорошо. На пальцах покажу. Сколько пальцев я тебе сейчас показываю?

– Три.

– И столько же баллов у тебя по физкультуре. Понимаешь, к чему я клоню?

– Нет.

Тут уже я не выдержала:

– Вова, Эдуард Юрьевич говорит, что с тремя баллами ты можешь пролететь с поездкой в Петербург.

– Точнее не скажешь, – поддержал меня ЭЮЯ. – Да, это физкультура, но она часть общеобразовательной программы, и эта оценка тоже плюсуется… Мой тебе чисто человеческий совет, Вова, не педагогический. Реши как-то эту проблему.

Вова сказал:

– Ну хорошо. – Кивнул и вышел из класса.

– Лиля, ты можешь как-то поучаствовать в этом вопросе? У тебя есть на него влияние.

– Я постараюсь. – Вообще-то, это и в моих интересах. – А я думала, вы будете его уговаривать дать им переписать контрольную.

– Вообще-то он прав, это не его вина, что другие получают двойки. Я ведь тоже принципиальный.

ЭЮЯ взял журнал, открыл передо мной дверь:

– Но я дам им, конечно, переписать, только так, чтобы он не знал. Когда вы на олимпиаде будете, например. Он ведь не узнает, Лиля?

Я задумалась. Я тоже принципиальная, но…

– Не узнает.

Я подошла к столовой, когда возмездие уже состоялось. У входа на карачках ползал Вова, шаря по полу.

– Что случилось? – спросила я.

– Да так. – Он поднялся. В этом году Вова стал выше меня уже на голову.

Под глазом у него красовался симпатичный синяк. – Кстати, хорошая была идея сменить очки на линзы. Очки бы разбились, глаз бы мог поранить.

– А на полу ты что искал?

– Да линза вылетела, когда он… Поможешь найти?

Вдвоём мы отыскали крохотную линзу. Она уже начала подсыхать.

– Это Бочаров сделал?

Вова кивнул.

– Сожалею. Но ты мог согласиться.

– Не мог! Ну просто здравый смысл… Пошли есть?

– Сегодня я обедаю с…

– А, с клубом «Кому за шестьдесят». Смотри не поглупей там. Ладно, я тогда пойду верну себе бинокулярность[1].

– Что?

– Линзу, говорю, буду мыть, пока совсем не скукожилась. А то я вижу тебя искажённую.

Я посмотрела ему в глаза. Вообще никакой разницы между тем, что с линзой и без. Оба ярко-голубые. Прямо два айсберга в окружении тёмных ресниц.

Катя и Оксана заняли стол у окна, а соседние оккупировали наши пацаны. Когда я шла к девочкам с подносом, попала под перекрёстный огонь мальчишеских взглядов, но предназначались они не мне. Ещё и бумажный самолётик в волосы прилетел.

Я вынула его, протянула Оксане:

– Это тебе. Судя по тому, что я читала по этому вопросу, пубертат, он такой.

– Слышала, твой Вова получил в глаз? – сказала Катя.

– Почему мой-то? – привычно оспорила я, но с остальным согласилась: – Но да, получил.

– А я даже видела, – поделилась Оксана. – Бочаров ему: ты что, дурачок? А Вова такой Вова: какой я тебе дурачок, если у меня этот, ну, вы поняли, уровень ума – плюс сто пятьсот? Ну и, слово за слово, выбесил Бочарова. Выпрашивает же человек.

«Дурачком» Бочаров назвал Вову, конечно же, с подачи Оксаны, фигурально это она сказала «фас». Осознают ли, интересно, Оксана и Катя настоящую силу своего влияния? Вон, мальчишки следят за каждым их движением.

– Хорошо. К делу, – я потёрла ладони. – Что там у нас на повестке дня? Насчёт всякого женского.

Оксана размазывала гарнир по тарелке:

– Так мы, Лиля, о женском и говорим. Мальчиков вот обсуждаем.

– Кстати, почему ты не ешь? – спросила я. – Перемена скоро закончится.

– Я пока по параметрам не подхожу.

– Это что-то на модельном? Съёмка какая-то?

Она отпила из маленького термоса, который в последнее время носила с собой.

– Если бы съёмка. Пока что кастинг. Наш развлекательный центр знаешь, на Комсомольской улице? Они будут развивать сеть. Снимают рекламные ролики с детьми. Нужна девочка моей внешности, но не больше сорока килограмм. Модельное агентство прислало им моё портфолио, меня позвали на просмотр. Но у меня сорок три кэгэ. Так что пью тёплый протеиновый коктейль. С магнием.

– Фу. А тёплый-то зачем?

– Желудок ноет из-за голодовки, холодное не могу.

– Так, может, тебе есть начать?

– Я ей про то же говорю! – Катя покрутила наманикюренным пальцем у виска.

– А три кило я куда дену? Это они ещё не знают, что мне пятнадцать, а не четырнадцать. Там нужна прям Дюймовочка.

– Да не будут вас там взвешивать! Это так… общие пожелания по параметрам. – Катя закатила глаза.

– Ты так говоришь, потому что тебя не взяли.

– Нет, я так говорю, потому что ты совсем уже кукушкой поехала. Спонсором твоей съёмки будет гастрит. Есть нормальные щадящие диеты, а не это, – Катя брезгливо показала на термос.

– Неужели такая важная съёмка? – искренне удивилась я.

– До фига важная. Это же не только в Интернете будет, но и на региональном телеканале, – заверила Оксана.

– Ну, желаю тебе сбросить эти килограммы. – Я повернулась к Кате: – Кстати, а почему ты не участвуешь в этом мероприятии?

– Так у меня другой типаж.

Надо же, у них разный типаж. Да они же как близняшки. Ещё, оказывается, в пятнадцать можно быть староватой для некоторых вещей… И слишком жирной, хотя ты тощая.

– Ой, давайте, пожалуйста, поговорим не о еде! – Оксана отпила ещё. – Все вчера смотрели «Один не дома»?

– Да! Улётная серия! – оживилась Катя.

– Интересная серия, – вежливо сказала я.

Глава 2

Я не смотрю «Один не дома». Сейчас я бы лучше почитала что-то про шарик с заданной массой, который раскачивается на нити… Или про доску, которую удерживают на ровной поверхности, расположенной под углом в сорок пять градусов. Но меня тоже удерживает за этим столом кое-какая сила. Не из физики, не сила притяжения.

У меня с девочками договор. Ну как договор. Соглашение. Бывает, интересно, договор не между джентльменами, но и между леди? Катя и Оксана не подружки мне. Даже не союзницы. Общее у нас стремится к нулю. В прошлом году я стала участвовать в районных олимпиадах по физике, они пошли в школу моделей. До этого момента я их и не замечала. Нет, замечала, конечно, как и все, ведь красота – серьёзная сила. Но вот в восьмом классе и они обратили на меня внимание, да ещё как.

Началось всё внезапно, вместе с моей первой олимпиадой – я имею в виду, серьёзной олимпиадой. Я набрала наивысший балл, и в классе устроили даже в честь этого вечеринку. Ну, не вечеринку, но были соки, печеньки и плакат «Лиля! Поздравляем и гордимся!». ЭЮЯ прочёл взволнованную речь, одноклассники мне аплодировали. Но в какой-то момент, когда я отошла в сторонку, рядом возникли Катя и Оксана. Уставились на меня как на пятно на блузке. «И чем тут так гордиться?» – вдруг задумчиво сказала Катя, обращаясь вроде к Оксане, но глядя при этом на меня. «Вот и я не знаю, – в меня впился взгляд Оксаны, тоже неприязненный, – пятёрку получить, кому это сейчас вообще надо? Олимпиады все эти. Что они потом со своими красными дипломами собираются делать?» «Ага. Столько таких историй: хорошо учился, а потом никем не стал». «Ну да. Учиться на отлично, чтобы потом работать на троечников?.. Бред».

Я приросла к полу. Почему так зло? Что им не так-то? Будто я вырвала эту победу у них, но нет же, они на физике и на доску не смотрят, всё равно там всё непонятно, они вон моделями заделались. А я свою грядку вспахиваю, на их не лезу. Катя покивала с умудрённым видом. «Прикинь, мы такие между съёмками приходим в бургерную. А там Лиля за кассой: „Что будете заказывать?“» – «Я из-за такого каждый день туда ходить буду».

Тут уже я не выдержала. Глотнула сока, потому что во рту стало сухо, и выдавила: «В одном гамбургере около пятисот калорий. Ты почаще заходи, Катя, в бургерную, я тебя считать научу». Они посмотрели на меня так свирепо, что я поняла: это ещё не всё.

Действительно, после этого моя жизнь изменилась, не в лучшую сторону. Нет, не из-за девочек. Из-за всех одноклассников. Катя и Оксана просто закатывали глаза на уроках каждый раз, когда я спрашивала о чём-то учителя. Говорили: «Вот же ботаничка», «Ей что, больше всех надо?», и – вуаля – скоро так вести себя со мной стали все. Когда я отвечала на уроке, отовсюду неслось тихое: «Ей что, больше всех надо?» Я как-то не выдержала, вскочила на алгебре: «В чём вообще суть вопроса? Вы сами-то понимаете, что говорите? Что значит „больше всех“? Я просто пытаюсь учиться!» Но сделала себе только хуже. Они-то шикали незаметно от учительницы, а я, получается, встала посреди урока и разоралась. Алгебраичка сказала спокойно: «Лиля, я знаю твою тягу к знаниям, не обязательно мне напоминать», и класс долго ещё смеялся.

А на переменах, видя меня, Катя и Оксана говорили: «Господи, что она опять на себя нацепила?», и вскоре в классе стали обсуждать мой «стрёмный шмот». Который раньше всех устраивал. Ай-кью у девочек, может, и шестьдесят, но и такие простые методы сработали. Катя и Оксана вроде как меня не трогали, но они спустили курок, а главную работу делали за них остальные. Мальчишки быстро усвоили, что, если пошутить про Лилю, красивые Катя и Оксана обязательно одарят их улыбкой, а то и колокольчиковым смехом. Это было как с собаками Павлова. Женская половина класса быстро поняла, что эта моя зараза может перекинуться на них, девочки стали отсаживаться в столовой и мотать головой, о чём бы я их ни спрашивала. В классе стало принято обзывать Лилю. А Катя и Оксана смотрели на меня почти по-доброму, даже иногда улыбались и спрашивали: «Ну как дела?»

Я пыталась рассуждать разумно. Им это должно приесться. Но нет. Сейчас я могу сказать: я не очень-то страдала, если честно. Это было скорее недоумение: неужели так бывает? Сломалась я, когда получила наконец четвёрку, потом ещё одну, и ещё. Потом был вопрос от ЭЮЯ: «Лиля, что с тобой происходит? Ты же легко брала такие уравнения». Я вдруг поняла: это всё не столько злит меня, сколько мне мешает.

Наконец был урок алгебры, важный урок, на котором я не присутствовала. Физически я находилась в классе, но вообще не поняла материал, потому что подколки и шарики из жёваной бумаги (в восьмом классе они ещё были в ходу) сыпались рекой. Мне не дали и строчки записать в тетрадь. Ночью после этого я не спала. Не плакала. Думала, что делать, и много писала.

На следующий день в столовой я подошла к Кате и Оксане. Поставила на их стол поднос. На нём были тарелка с двумя тефтелями, стакан компота и несколько листов бумаги. Не спрашивая разрешения, я села. Они так обалдели, что не нашлись что сказать. Я уже доела первую тефтелю, а они всё молчали. Все смотрели на нас, но не комментировали: объект травли находился слишком близко от зачинщиков. Катя и Оксана сидели с круглыми глазами, но я видела, что они посматривают на мои бумаги, которые я многозначительно положила перед собой. Наконец Катя спросила:

– Что это?

– В общем, такое дело, – я отставила тарелку, положила руку на договор. – Я вам не нравлюсь. Вы мне тоже, ну, вы в курсе. Но я предлагаю то, что будет полезно всем.

– С чего ты взяла, что ты нам не нравишься? – Оксана сделала невинное лицо.

– Вы всех против меня подстрекаете, уж не знаю почему. Но это и неважно. В последнее время класс настроен против меня, и это мешает учиться. Я хочу это исправить.

Катя хмыкнула:

– Ну говори, Лиля.

– Это договор. Я думаю, он вас заинтересует.

– Что-о-о? – начала Оксана, но Катя уже цапнула бумаги. По мере чтения лицо у неё вытягивалось.

– «Оксана и Катя сделают так, чтобы про Лилю не думали, что она заучка… Лиля, в свою очередь, гарантирует, что у Кати и Оксаны повысится успеваемость…» Что это за бред?

Оксана выхватила у неё бумаги, стала читать, брови поползли вверх.

– Ты что, – наконец спросила она, – будешь давать нам списывать алгебру и физику? А тебе-то что с этого?

– Я же всё написала. Я буду давать списывать не просто так. Вы за это постараетесь, чтобы от меня все в классе отстали.

– То есть ты считаешь, если мы будем с тобой сидеть, все от тебя отстанут?

– Не просто сидеть, Катя, а сидеть как будто мы друзья, понимаешь?

– И как ты себе это представляешь?

Я взяла договор, пролистнула пару страниц:

– Читай.

– «Условия договора. Пункт один. Катя и Оксана обязуются два раза в неделю сидеть с Лилей в столовой, будто они подруги. Они будут разговаривать с Лилей обо всяких вещах, о которых говорят девушки типа Кати и Оксаны, – тут она спохватилась: – Это какие „такие“»?

– Красивые и популярные, – пояснила я. – Извини, не расшифровала.

Она посмотрела подозрительно, но кивнула.

– «На алгебре и физике говорить с Лилей не нужно, можно только списывать»…

«Катя и Оксана обязуются прилюдно говорить не менее четырёх раз в неделю, что Лиля – нормальная девчонка, или какие-то другие слова, равноценные „нормальная девчонка“…» – прочитала Оксана, завладевшая другим листом. – Не, Лиль, ты не нормальная девчонка. Ты вообще ненормальная. Сколько у тебя тут ещё листов? Так… Так… «Катя и Оксана могут давать Лиле советы по косметике и одежде, но так, чтобы это было не оскорбительно…», «…вне школы контакты не обязательны». Господи, это ещё не всё?

Они переглянулись.

– Так-то предложение странное, но можно обдумать, – сказала Оксана.

– А ты не думала, что мы сами можем подтянуть физику? – вдруг спросила Катя.

– Думала, – честно сказала я, – но решила, что моё предложение понравится вам больше.

С тех пор как они пошли в модельную школу, у них уже не тройки, а двойки. И я знаю, что их родители поставили условие: чтобы не в ущерб учёбе. А учить физику им ну очень не хочется.

– И чтобы доказать свои намерения, вот вам домашнее задание на сегодня, – я достала тетрадь с домашкой по физике.

– Ладно, я перекатаю, – сказала Катя.

– И я.

– Сперва подпишите договор.

– Ой, хорошо, давай.

– Не лезь, – сказала Оксана Бочарову, который подошёл к нам. – Я тут физикой занимаюсь. И тебе тоже не мешало бы.

Так у нас появилась традиция вместе проводить время по вторникам и четвергам, эти дни для всех удобнее. На следующем же уроке физики ЭЮЯ сказал, возвращая нам тетради: «Катя, в этот раз очень неплохо. Четвёрка». Я уставилась на неё: «Почему четыре-то? Ты переписать-то можешь нормально?» – «Я переписала как надо, – буркнула она, – мне четвёрки хватит. Не хочу, чтобы он что-то заподозрил». Мне это показалось… разумным. Это был первый урок за два месяца, когда меня потревожили всего два раза. И то – мальчишки просили толкнуть Катю, сидящую рядом, чтобы она обратила внимание на них. Потом мы пошли в столовую и сели втроём за один стол.

– Ну как вообще дела? – спросила наконец Оксана. Она резко откинула волосы и оглянулась по сторонам. Никто не смеялся.

– Да, расскажи, – попросила Катя. – Готовишься к ещё одной олимпиаде?

Я вдруг поняла: им тоже неловко. Это было до жути странно: сидеть с ними и делать вид, что так и надо. Зря, наверное, я это всё затеяла. У меня никогда не водилось подружек, тем более популярных, может, не стоило и начинать.

Я решила подбодрить их:

– Вы, ну, просто говорите… о чём вы обычно говорите, а я подхвачу. Про мальчиков, например. Катя, ты встречаешься с Зуевым, да?

– Зуев в прошлом. Он дебил.

– А, с Гаевским?

– Тоже проехали.

Я поняла, что не поспею за Катиной скоростью.

– Ладно. Давайте про моду и красоту?

– Ну, мы делаем сейчас новое портфолио. Для модельной школы, вот. У Оксаны помада отпечаталась на зубах. А ещё она зачем-то намазалась светлым тональником и встала подальше от камеры. Ржака: мрачные тени, бледное лицо и красный клык. Как вампирёныш.

– Я потом нормально встала, ближе к свету! А ещё теперь мажу зубы вазелином!

Катя сказала назидательно:

– Тебе, Лиля, наверное, это всё непонятно. Это такой бьюти-лайфхак…

– Что тут непонятного? Чем ближе объект к источнику света, тем глубже и выраженней будут тени! А вазелин создаёт защитную плёнку… Просто физика.

Они переглянулись.

– У меня тоже есть косметика, – сказала я зачем-то. – Просто я…

– …не пользуюсь ею, – закончила за меня Оксана. Это было очевидно, и я замолчала.

– И волосы у тебя ну прям пушатся. Ты хотя бы кондиционер используй, – наставительно сказала Катя. – Не тот, который дует…

– Да знаю я, что такое кондиционер! – я стала есть быстрее.

Катя посмотрела на часы, потом на Оксану. Я сказала:

– Для первого раза, наверное, достаточно. Спасибо за продуктивную встречу.

Девчонки ждут каждую серию «Один не дома», и мы обсуждаем её по вторникам. Оксана говорит: «Это очень жизненный сериал, но смотрится налегке». На самом деле – бе. Я глянула немножко. Жизненного там нет и в помине. Главный герой такой неправдоподобный. Сбежал из дома и в пятнадцать лет одной рукой побеждает бандитов, другой чинит всё подряд и ещё успевает при этом спасать прекрасную девицу. В момент погони может остановиться и начать читать длинный задушевный монолог про то, какое у него было тяжёлое детство. И всегда-то у него на лице широкая улыбка, а рыжие волосы в порядке: хоть реку переплыл, хоть попал в торнадо.

Сейчас Катя с Оксаной спорят, как этот парень, Родион, выкрутится в следующей серии. У него ведь новая напасть: объявился папочка-злодей, от которого он, собственно, бежал.

– Что, вы думаете, отец его теперь будет делать? От сына-то он отказался, но теперь Родиону наследство от тётушки причитается, – Оксана смотрела в свой пустой термос.

– Я думаю, он к Родиону попытается подлизаться, мол, я папочка твой, давай снова будем семьёй, – предположила Катя.

Вдруг мне пришла забавная идея.

– А я думаю, отец даже дальше зайдёт. Похитит сына, увезёт куда-нибудь далеко и закроет. – Я вдруг ощутила чувство… То чувство, когда девочек называют «Клубом за шестьдесят», а они не понимают, о чём речь.

– Ты думаешь? – протянула Оксана. – Мне кажется, он на такое не решится… Да и Родион такой находчивый. Он просто не даст себя похитить.

Лукавая искорка во мне разгоралась:

– Спорим? Если он похитит сына, я за тебя отдежурю, класс помою. Если нет – ты моешь за меня.

– По рукам.

Глава 3

Физкультуру не люблю. Из-за того, что ты должен идти на следующий урок красный и распаренный, с торчащими во все стороны волосами и страдать. Душевых у нас нет. Когда я вошла в зал, мальчики уже выстроились шеренгой перед Ченгизом Хаматовичем (которого, конечно же, называют Чингисхан). Вова в этой шеренге один из первых, но это по росту. «На перекладину», – командовал Чингисхан, и каждый подтягивался столько мог.

– Девочки! Пока работаем из положения лёжа!

Я лежала на матах и, когда делала сгибание корпусом, видела, что происходит на турнике. Вот дошла очередь до Вовы. Он с суровым лицом подошёл к перекладине, решительно взялся за неё, поджал ноги. Подрыгался немного и затих.

– Иди делай жим лёжа, – махнул Ченгиз Хаматович.

Ноль подтягиваний из трёх обязательных – ничего не меняется.

Вова улёгся на матах, сложил руки на груди крестом, согнулся. И сразу же ноги тоже сложились в коленях. На физкультуре физика подводит его.

– Вова, Эдуард Юрьевич вообще-то дело говорит. Может, правда откосишь?

Он пропыхтел что-то отрицательное.

Я решила, придержу ему хоть руки. Сжала его запястье. Вова согнулся, чиркнув при этом по моей щеке волосами и обдав её горячим дыханием. Зубы сжаты, зрачки расширенны. Его рука под моей мелко вибрировала, и эта дрожь перешла на меня.

Оксана сидела неподалёку и хихикала, но не над Вовой. Она дерзко пялилась в телефон.

– Оксик, чего отдыхаем? – окликнул её Чингисхан.

– Ченгиз Хаматович, у меня голова кружится.

– Ладно, сиди.

– Оксана, это потому, что ты питаешься одной водой. Может, всё-таки начнёшь что-то есть? – сказала я.

Но она покачала головой. Я сравнила наши ноги. Кстати, тут между нами различий почти нет, ногами меня бог не обделил, спасибо маме. Скажем так, ниже пояса я могу быть Оксаниной дублёршей.

Я поняла: Оксана пересматривает последнюю серию «Один не дома». Зачем это ещё и по два раза смотреть? Я так её и спросила.

– Так в этом и смысл. Я с первого раза не все шутки понимаю. Вообще он огонь, конечно. Посмотри, как ныряет со скалы в море.

Но я отодвинула телефон.

– Шутки за него пишут сценаристы. В море ныряет дублёр! И то это бассейн. Никакой он не огонь.

– Он всё это сам делает! Давай ещё поспорим! Я интервью с ним читала. Он сказал, что образ Родиона получился таким органическим, потому что он играл самого себя: сирота, трудно приходилось, поэтому он всё научился делать сам.

– Интервью за него тоже, наверное, пишут.

– Он блог ведёт, куда скидывает живые фотки! Он на них то в спортзале, то на лодке, то на скутере. Это тоже по-твоему за него делают?

– Не горячись, Оксана, тебе ещё класс завтра убирать.

– Не мне, а тебе. Так на что ещё поспорим?

– Ой, хватит про органического Родиона.

Что-то ни на кого мои доводы сегодня не действуют.

Забытый Вова, лишившись мотивации и поддержки, молча лежал на полу, прикрыв глаза.

– Вова, опять тройка, – сказал жестокий Чингисхан. Вова со свистом выпустил воздух через зубы.

– Ты подумай всё же насчёт освобождения, – начала я.

– Я же сказал, что решу вопрос с физкультурой! – Он по привычке пошарил рукой рядом с собой: ищет фантомные очки. Пусть про этот аксессуар говорят, что он украшает владельца, но давайте честно: вещь, которая прямо указывает на физический недостаток, сделать красивее не может, это всё утешение для слабовидящих. Когда Вова сменил очки на линзы, оказалось, что глаза у него не только голубые, но и красивой формы. За стёклами они казались в полтора раза больше своего настоящего размера и были неопределённого цвета. А тут выяснилось, что ресницы тёмные, пушистые, со светлыми волосами смотрится очень необычно. Оксана сказала: «Не каждый мастер такие нарастит, а нашему чудику достались бесплатно, где справедливость?»

Ещё один минус физкультуры: чтобы попасть в раздевалку, нужно подняться по лестнице. Потному, краснолицему, в мятых шортах. Я шлёпала по ступенькам, рядом со мной цокала каблучками учительница литературы, красивая Сильвия Валентиновна, и я страдала от контраста между нами. Она такая воздушная в этой шифоновой блузке, элегантная, что я невольно залюбовалась. Она неправильно истолковала мой взгляд.

– Лиля, не надо так жалобно смотреть. Я уже прочла сочинение и поставила тебе пятёрку. Ты всё по существу написала.

– Ой, спасибо, но я не…

– Немножко суховато, конечно. Прошлое твоё сочинение «Кто мой кумир?» мне понравилось гораздо больше. Ты писала, что любишь физику за её абсолютную честность, за то, что она никогда не предаст, не подведёт, не поступится истиной. Что это твоя внутренняя и внешняя точка опоры. Она даёт тебе чувство, что ты живёшь правильно. Что это не просто формулы, но неиссякаемый источник вдохновения и ты хотела бы всю жизнь от него питаться. И знаешь, в этом было очень много поэзии. Я увидела твою романтическую сторону. А с любовью Татьяны Лариной и Онегина получилось более формально. Но, как я уже сказала, сочинение дельное, так что пять.

Дома с порога я почувствовала густой запах духов и слабый – чего-то съедобного. И горелого. На кухне было открыто окно, несмотря на минус тридцать, и стояла мама в лёгком шёлковом платье. При виде меня она обрадовалась:

– Лиля, дотуши жаркое, оно чуть-чуть прилипло, а скоро такси приедет. Там надо овощи добавить, и…

– Знаю. Ты куда?

– В галерее у знакомого презентация. «Незаконченное прекрасное».

– Незаконченное, но при том прекрасное. Оксюморон какой-то.

– Это новаторские видеоинсталляции.

Она упорхнула, оставив мне умеренный разгром. Я сказала себе: «Я только соберу все эти доски и ножи и помою их». Зачем пачкать столько посуды для приготовления одного блюда? Ингредиенты ведь режутся последовательно на одной доске. Потом ещё забросила мамины вещи из гостиной в спальню. Потом решила: «Ладно, вытру до кучи разводы на зеркале в ванной». А там и на кафеле уже появились потёки. И плиту мама заляпала… Через час я поняла, что нужно остановиться, иначе уборка может не закончиться до вечера. А скоро уже придёт Вова, мы будем заниматься. Пошла к себе.

Вообще-то это родитель должен заходить в комнату подростка и начинать ворчать: «Что за бардак?» А моя комната – мой оазис чистоты и порядка, я ещё и выношу периодически отсюда мамины чашки и бокалы. «Незаконченное прекрасное» – это про неё. Полдня прошло, а жаркое «не успела». В гостиной несколько её картин, и над всеми «нужно ещё немного потрудиться». При этом она рассказывает по телефону подружкам, что начала писать новые. А я стираю пыль с её баночек с иссохшей краской. Судя по тому, что я видела на презентациях, на которые она брала меня с собой, мамины работы смотрелись бы в галерее не хуже, но их же нужно закончить. Убери ты уже эти краски, всё равно ведь не пишешь.

Наконец я сказала себе стоп, добралась до долгожданного душа, встала под горячую воду. Потом посмотрела на себя в чистое зеркало. Это мой самый любимый момент в жизни – вылезать из ванной. Волосы темнеют и тяжелеют от воды. Из невнятно-рыжих и мелкобесых они становятся медными и волнистыми. Этот момент длится очень недолго, и грустно, что никто меня не видит и нельзя быть такой всегда. Эта несправедливость – результат индивидуальных особенностей строения белков, входящих в состав волос. Жалко, что от мамы мне не достались её гладкие локоны. Но хотя бы от её привычки ничего не доводить до конца меня гены уберегли.

Вова позвонил в дверь, когда волосы уже стали противно пушистыми. Клацая зубами, сказал:

– Аж линзы примёрзли. Я двадцать минут у подъезда стоял.

– Домофон опять сломан?

– Нет, но мы же договорились ровно на четыре.

В комнате он сел на кровать, выложил из рюкзака свой сборник, тетрадь.

– Ты решила уже задачу с двухсотой страницы двумя способами?

– Пока только одним.

– Делай второе решение, я подожду, потом обсудим.

Я углубилась в задачу про железный шар. И не заметила, как Вова взял с полки «Квантовую физику в вопросах и ответах». Задачник с элементами теории и примерами решения.

– Ого, у тебя есть задачник под редакцией Лодейко?

– Да, как видишь, я полна сюрпризов.

– Это приятный сюрприз. – Но я-то различила ревность в его голосе. А вот так-то, Вова, не один ты тут читаешь сверх обычной программы.

И тут я вспомнила. Резко рванула к Вове и потянула задачник у него из рук. Но если Вова взял книгу Лодейко, он её так просто не отпустит. Академик Лодейко – форвард в квантовой механике и Вовин кумир кумирыч.

– Вова, дай сюда.

– Да что такого-то, я просто смотрю.

– Сюда. Дай.

Я кое-как вырвала книгу, получилось грубо, и прижала к себе. Вова растерялся, заморгал.

– Лиля, что с тобой?

– Ничего. – Куда её теперь положить-то, чтобы он не дотянулся? Придётся держать.

– А, понял. Ты выполнила все эти задачи нестандартными способами и не хочешь, чтобы я увидел решения.

– Ничего я ещё не решала.

– А почему тогда нельзя посмотреть?

– Просто.

– Значит, решала… Честное слово, я не стал бы использовать твои наработки. Извини, если тебе так показалось.

– Не в этом дело.

– Да, в каком-то смысле мы с тобой сейчас конкуренты. Но мне казалось, что нет задачи, которую вдвоём мы бы не решили лучше, чем поодиночке.

– Это так, – я ещё крепче прижала к себе учебник. А у Вовы уже и ресницы затрепетали, бросая тень на фингал.

– Ну а что тогда?

Я сунула злополучную книгу в ящик стола. Мы стали решать задачи. Обычно Вова на пяти не останавливается, но в этот раз он сказал:

– Наверное, на сегодня хватит.

– Вова, чаю хочешь? Я купила твоё любимое печенье.

– Нет, спасибо. Я тороплюсь.

Ну понятно. Я не смогла его уговорить. Он долго держал лицо и старался выдавать свою обиду за спешку. Но в прихожей, натянув ушанку, посмотрел на меня исподлобья и сказал:

– А мне вот не жалко было бы дать тебе посмотреть решения всех моих задач.

Он ушёл, прикрыв дверь аккуратно и тихо. В комнате я достала «Квантовую физику» и швырнула в стену. С полки упал кубок «За победу во всероссийском конкурсе им. П. Л. Капицы».

Невозможно было обидеть Вову сильнее. Он думает, что я веду двойную жизнь и втихаря от него решаю продвинутые задания. А Вова-то каждую задачу готов со мной преломить пополам. Я подняла задачник. Моих записей в отведённых для решения задач местах там не было. Как я и говорила, ничего я ещё не решила. Но там были другие записи. Я же сказала Вове, что полна сюрпризов, и не врала. В книге лежал сложенный листок – распечатанный тест с сайта «Психология отношений». С моими ответами на вопросы.

НАСКОЛЬКО ВЫ ВЛЮБЛЕНЫ

Ощущаете ли вы волнение в его обществе?

Хотите ли вы проводить больше времени с ним вместе?

Отмечаете ли следующие физические реакции в его присутствии:

– покраснение кожных покровов;

– головокружение;

– учащённое дыхание;

– расширение зрачков;

– ощущение удара током.

Напротив каждого пункта мною проставлена галочка в графе «ДА».

Какое уменьшительно-ласкательное имя вы используете по отношению к нему?

ВОВА, ВОВОЧКА.

И т. д. и т. п.

Там много ещё вопросов было. Я набрала девяносто пять баллов из ста возможных. И попала в категорию «Вы влюблены по-настоящему сильно». Я прошла этот тест в порыве отчаяния. Можно быть победителем скольких угодно олимпиад, но при этом абсолютной неудачницей в вопросах отношений.

Я разорвала листок, бросила в корзину. Снова втянулась в уборку: это помогает наводить порядок и в голове. Итак, что у нас с Вовой на сегодняшний день?

«Головокружение» и «покраснение кожных покровов» отмечаются у меня с сентября этого года. Сперва я обратила внимание, что без очков у Вовиных глаз появилось свойство будто бы затягивать в себя, я стала дольше задерживать на них взгляд, когда мы разговаривали. Я списала это на линзы, которые просто позволили наконец рассмотреть радужки. Потом однажды он помог мне донести ведро воды для дежурства по классу. Для этого Вове пришлось зайти в женский туалет. И снова я почувствовала необычное. Пока он перехватывал ручку ведра, несколько раз наши мокрые руки сплелись, и я вдруг ощутила тёплую волну, которая прокатилась от кончиков пальцев до головы, груди, живота. Объяснение нашлось и тут: просто я увидела Вову в категорически непривычной обстановке и ситуация была двусмысленная. Но было не только неловко, но и приятно. Потом такую же волну тепла я словила на физкультуре, когда Вову толкнули и получилось, что он прижал меня к стене. И снова та же цепочка странных физических реакций: жар, стыд, удовольствие.

Я провела эксперимент. Что будет, если я сама к нему прикоснусь? Передавая Вове тетрадь, я накрыла его руку своей. И почувствовала слабый удар будто бы током. И следом волоски на руке встали дыбом. Чтобы не было ошибки, я попросила у Кати антистатик, которым она сбрызгивает одежду, и, пока Вова относил тетради к учительскому столу, обработала руку. Он вернулся, и я снова прикоснулась к нему, якобы благодаря за услугу. И снова получила разряд, ощущение дрожи и тепло, стремящееся вверх по руке. Или у Вовы какое-то аномальное электромагнитное поле, или у меня к нему появились чувства, и всё говорило за второй вариант.

Первая реакция была шок. Я испугалась не своих чувств, не того, что они для меня в новинку, что они внезапны, а того, что испытываю я их – к Вове. Это же Вова, которого я давно знаю, щелкунчик задач по физике. Про которого говорят «Вова такой Вова», имея в виду, что он очкарик, умник, но при том наивная душа и упрямец. Не то чтобы я много позволяю себе мечтать, это непродуктивно и бесполезно, но первая любовь – она же какой-то другой должна быть? Менее прозаической? Вова сказал тогда: «Ты какая-то тихая, всё нормально?» Надо же, какая ирония судьбы.

Точно так же я ему сказала в конце прошлого года, когда он пытался признаться мне в своих чувствах. Но тогда-то я была не готова! А теперь готова, да ему уже не нужно.

В тот день мы дежурили по классу. Вова мыл доску. Я заметила: «Ты что-то очень тихий, всё нормально?» Вдруг он взял мел и набросал на доске схему атома. Показал на неё указкой:

– Знаешь, я чувствую себя в твоём присутствии этим нейтроном.

Я, поливая цветок, бросила на него взгляд. Стоит, такой худенький, воротничок рубашки слишком широкий для тонкой шеи, а волосы вихрастые как у Незнайки. В общем, он был такой, как обычно. Я спросила беспечно:

– Это задача какая-то?

– Да. Я сам её сочинил. И подумал, что мы можем решить её вместе. – Он так торжественно это сказал, что я что-то заподозрила. – Если рассматривать этот протон как тебя, а этот нейтрон как меня, то очевидно, что между этими частицами существует притяжение. Нейтрон тянется к протону. Это притяжение может позволить им образовать ядро атома. В общем… Каким способом, думаешь, можно решить эту задачу?

Вода перетекла через край горшка. Вытирая её, я обдумывала ответ. Это как бы Вова, и может быть так, что он и говорит про протон и нейтрон, но если нет, нужно быть очень осторожной. Если он клонит к тому, что испытывает что-то ко мне… То это нужно прекратить. Я прикинула, может ли у него быть ко мне что-то, кроме физики. В теории выходило, что да. Он последнюю неделю какой-то странный был. Сидим, читаем, я поднимаю взгляд от книги и вижу его глаза, устремлённые на меня, которые сквозь стёкла очков кажутся ещё больше, чем обычно. Я: «Тебе что-то непонятно?», а он снова потупится: «Нет, просто задумался».

Спасая цветок, я всё больше убеждалась, что он говорит всё-таки о нас. На биологии мы прошли уже эту тему: у нас возраст гормонального всплеска. А Вова рядом со мной почти всегда. Так что да, мог он ко мне почувствовать что-то романтическое. Вот только меня его речь огорчила. Он, конечно, хороший и порядочный мальчик, и мы здорово ладим, физикой занимаемся вместе, но… Никаких «ядер» я конечно создавать с ним не собираюсь. Да это же Вова, в конце концов, тут и объяснять ничего не нужно!

А он снова ткнул в рисунок:

– Протон и нейтрон более стабильны вместе, чем когда они свободны… Что ты думаешь?

Сейчас-то я ох как понимаю чувства, которые он тогда испытывал! Как ему было неловко и тяжело. А тогда я взяла мел и решительно поправила кое-что в его схеме.

– Такое, Вова, происходит, когда протон и нейтрон имеют одинаковый спин. А если этого нет, то… Ты тоже пойми. Лучше им быть свободными частицами. Я понятно ответила?

Он отвернулся. Я осторожно подбирала слова:

– Но это не значит, что протон и нейтрон не могут общаться. Нейтрон всегда может приходить в гости к протону. Советоваться с ним по любому вопросу. Протон очень хорошо относится к нейтрону и не хочет, чтобы они разошлись из-за какой-то там, ну…

– Для создания связи может потребоваться время. Если протон передумает…

– Он и нейтрон навсегда останутся друзьями.

– Я понял. – Вова стёр схему.

Домой мы в тот день шли молча. А на следующий прошла литература, физкультура, алгебра и геометрия – и я с облегчением поняла, что Вова не собирается возвращаться к этому разговору. Ему обычно нужно всё разложить по полочкам, выяснить самые мелкие нюансы, но тут отступился. Ещё пару дней он краснел, когда я с ним заговаривала, но потом как-то обвыкся и даже снова стал ходить ко мне домой. Всё пошло своим чередом, я решила, что это было небольшое недоразумение.

И что же? Прошло буквально несколько месяцев, и условия задачи поменялись, и теперь это уже протон ищет внимания нейтрона, хочет стать его девушкой. Задачка осложняется и тем, что нейтрон за лето вырос сантиметров на десять, обзавёлся новой стрижкой и снял свои вечные очки. Вова снял их, а я, видимо, надела. Розовые очки, сквозь которые стала видеть его по-новому. «Любовь характерна тем, что заставляет видеть в человеке в основном достоинства». Теперь протон крепко задумался, как вернуть расположение нейтрона.

В этом году, когда Вова приходит ко мне заниматься, я сажусь не на кровать рядом с ним, потому что теперь меня это смущает. Вова делает домашнее задание и ворчит, что я рассеянная, а я не вслушиваюсь в условия задачи, просто наслаждаюсь тембром его голоса. Раньше я не замечала, что он очень мелодичный. Я прислушиваюсь к себе: хочу ли я каких-нибудь безумств? Чтобы мы отложили тетради и пошли, например, гулять. Чтобы он взял меня за руку. Да, хочу!

Мы не имеем привычки друг к другу прикасаться, после успешной олимпиады можем пожать руки. Но теперь иногда мне требуется дотронуться до него. Я подхожу и кладу руку ему на плечо, а он поднимает глаза: «Что, ты не согласна с предыдущим решением?» – «Да нет, просто». Когда мы заканчиваем заниматься, Вова встаёт, благодарит меня за проведённую работу и уходит. И виновата в этом я сама. Потому что, когда он пытался… Мне это не надо было. И я так популярно объяснила ему это.

Я так скажу: чтобы быть счастливой, любовь должна отвечать двум условиям: быть не только обоюдной, но и единовременной. А когда она только у одного, это сплошная печаль. И у меня теперь именно такая любовь. Вова не стремится прикасаться ко мне. Не задерживается в гостях после того, как мы сделали уроки. Не приглашает на прогулки (совместный поход в школу не считается). Не зовёт съесть мороженое или в кино. Уже почти четыре месяца я кусаю локти. Сама виновата.

Я прочла много психологических статей. Если верить им, то от любви в этом возрасте одна польза. «Любовь оказывает благотворное влияние на психику подростка», «способствует развитию личности, учит слышать не только себя, но и другого человека». «Мальчики и девочки приобретают навыки общения, которыми будут пользоваться всю жизнь, учатся эмпатии и доверию». Психология убеждала меня в том, что происходящее со мной – нормально, закономерно, логически обосновано. Но вот только на вопросы вроде «А почему тогда так грустно?» и «Что делать, если ты опоздал?» ответа не было. «Мальчики ранимы», «нужно не давить на него», «будь милой», «постарайся выглядеть заинтересованной, да и просто хорошо выглядеть». Сплошная теория, неприменимая к моему конкретному случаю.

Как отмотать всё назад к моменту у доски?

К возвращению раскрасневшейся от мороза и шампанского мамы я успела не только в комнате прибраться, но и во всей квартире. И, устраняя созданный ею хаос, выстроила в голове единственное разумное решение: наконец признаться. Без всяких аллегорий. Время работает против меня. Вова продолжает думать, что мы с ним только друзья и ничего между нами больше быть не может. Намёки с ним не работают. Лучше чётко объяснить: Вова, если у тебя остались чувства ко мне, нам не нужно тянуть эту лямку безответной любви. Я ведь теперь чувствую все признаки влюблённости: жар, и холод, и волоски дыбом. Это чувство, которое поможет нам быть эмпатичными и ответственными, оно важно и ценно. Давай его… возродим?

Глава 4

Утром я вышла из дома бледная от бессонной ночи, но с накрашенными губами, прихватила у мамы «Персиковый бриз». Просто подойду к нему и скажу: «Я тут подумала про протон и нейтрон…» Нет, хватит метафор. «Вова, будешь моим парнем?»

Вовы у подъезда не было. Обычно он поджидает меня в своей ушанке у скамейки. А я-то уже настроилась. Но план не отменён, он просто откладывается, пока я не приду в школу. Я решительно зашагала, заодно мороз придаст румянца щекам.

Вова уже сидел за партой, глядя в свой сборник. Буду вести себя приветливо и дружелюбно.

– Привет! – села рядом. – Решаешь задачи без меня? Ай-яй-яй.

– Я подумал, они для тебя слишком лёгкие, – а у самого голос звенит и глаз не отрывает от книги.

Да он капитально обиделся.

– Вова, вчера вышло недоразумение. Я не хотела показывать тебе книгу, потому что там было личное. Я попытаюсь тебе объяснить.

– Конечно, личное. Но раньше успехи у нас были общие. Я уважаю твои амбиции, но, поверь, если бы я посмотрел твои решения и указал на ошибки, тебе бы это пошло только на пользу.

Меня как ледышкой ткнули меж лопаток. Да он про что вообще? Считает, что я не решу задачи из сборника под редакцией Лодейко?

– А почему ты решил, что найдёшь у меня там ошибки?

– То есть всё-таки решала? – Прищурился. Синяк у него уже лиловый.

– Да не решала я ничего!

– Признайся уже, Лиля. Я же не сержусь.

Меня такая злость взяла за бессонную ночь, за свои переживания.

– Не в чем мне признаваться! – это относилось и к чёртовому задачнику, и к плану, который пошёл… Не по плану. Заело его, что ли? Я ему тут о любви пытаюсь сказать, а он всё не может пережить, что я без него занимаюсь.

– О, семейные разборки начались, – обрадовался Бочаров.

– Сейчас будут решать, с кем учебники останутся жить, – поддержал Гаевский.

Я села и тоже начала читать. Но не могла сосредоточиться. Мало того что испортил мне план с признанием, так ещё считает меня недостаточно умной. Провал по всем фронтам.

Явилась Катя:

– Прикольная помада.

Я вытерла губы.

После второго урока я всё же сделала попытку наладить отношения хотя бы уровня «как вчера».

– Вова, в столовую пойдёшь?

– Нет, заниматься буду. Мне же нужно тебя нагнать.

Если Вова упёрся, это надолго. Я молча встала и пошла в столовую. Зачем я вообще купила этот задачник!

Бухнула компот на поднос, часть выплеснулась. Мне бы выплеснуть ещё куда-то своё расстройство.

– Лиля, ты одна? Садись тогда к нам, – позвала Катя.

– Но сегодня среда.

– Засчитаешь за другой день.

– Ладно.

– Ну что, довольна? – спросила Оксана, когда я села.

– О чём ты?

– Не скромничай, – они загадочно переглянулись. – Нет, правда, как ты узнала, что отец увёз Родиона в дом в лесу? Сюжет ведь не раскрывали нигде.

А, опять «Один не дома».

– А я и не смотрела вчерашнюю серию, – я вяло зачерпнула супа. – Он что, правда его похитил?

– Да! Ладно, ты победила. Я помою класс. Но скажи, как ты это сделала.

Я махнула ложкой:

– Да так, угадала просто.

Ещё вчера я бы сделала хитрое лицо и сказала что-нибудь вроде: «На меня нашло озарение», но теперь настроение совсем не игривое. Я доела суп, не прислушиваясь к тому, что они говорят, и только тогда заметила, что Оксана тоже какая-то кислая.

– Оксана, ты скинула три кило?

– Скинула.

– А чего тогда грустишь?

– Да потому что не знаю, что делать дальше. Все нервы уже измотала. А прослушивание уже завтра.

– Я думала, тебе просто похудеть надо, и всё, ты победила.

– Да прям там. Борьба ещё даже не началась. Я же говорю, там все худые будут. Этого мало. Нужно проявить себя перед режиссёром, чтобы запомниться. Только как?

Зачем я спросила. Ну ладно.

– А какие варианты ты рассматриваешь?

– Можно одеться как-то экстремально. Взять с собой собачку, чтобы ми-ми-ми. Пролить что-нибудь на режиссёра.

– Тогда ты запомнишься, конечно, но не так, как хочешь.

– Да! А надо выделиться – прямо ух, чтобы он запомнил!

– Хорошо, а делать вам что нужно будет?

– Сценарий такой себе, конечно. Чур, не ржать!

– Обещаю.

– Концепция «Золото фей». Игровой комплекс – это волшебное место, а мы феи, мы приносим удачу и выигрыш. Волшебник бросает нам кошель с золотом: «На, лови!», а мы хватаем его на лету и несём, ну, посетителям. Я научилась ловить не глядя. Кинь мне яблоко!

Она побежала, я бросила, и Оксана поймала его, не поворачивая головы. Потом развернулась, поклонилась.

– Ты очень здорово поймала, – одобрила я. – Но это же будет не яблоко, а золото.

– Но не настоящее.

– Это понятно. А ты сыграй, будто настоящее. Какого размера кошель?

Она показала.

– Большой. Золото 750-й пробы имеет удельный вес около пятнадцати грамм на кубический сантиметр. А чистое – так вообще девятнадцать целых и три десятых грамма. Понимаешь, что я имею в виду?

– Не-а. Переведи с ботанского.

– Пупок у тебя развяжется, Оксана. Ты же ещё и худая фея. Такой вес ты далеко не утащишь.

– Ну не знаю. Все побегут, а я поволоку? Будет как-то не эстетски.

– Не эстетично. Зато честно.

– Может забавно получиться, – Катя взвешивала яблоко на руке.

Над моей партой по-прежнему ходили тучи, и обстановка в плане романтических признаний была совсем не лётная. Вова сказал мне на физике лишь: «Передай книгу, пожалуйста», а на литературе вежливо поздравил меня с моей пятёркой, про которую я уже знала. Не поднимая глаз от парты, и непонятно, искренне ли он вообще. Сам он получил четыре.

После уроков Оксана потянулась и вздохнула:

– Ладно, Лиля, можешь идти домой. Класс я помою.

Я задумалась. Искушение, конечно, велико. Но, во-первых, Вова ещё не пережил моё «предательство». С ним, с таким, и идти-то не хочется. А во-вторых, спор я выиграла не совсем честно. Я решилась:

– Оксана, пришло время признаться. В общем, я сжульничала. Заранее знала сюжет.

Она подскочила ко мне.

– Что? Ты нашла сайт, где выкладывают содержание следующих серий? Ты что-то знаешь про этот сериал, чего не знаю я? Скажи, скажи!

Даже Вова, который был погружён в свой задачник, обернулся с нашей парты.

– Нет, погоди, дай я угадаю, – Оксана наставила на меня палец. – Ты с кем-то из актёров знакома? У тебя мама ведь в артистической тусовке. Ой, Лиля, скажи, что ты знакома с кем-то из сериала! Я тоже хочу.

– Я вообще никого из них не знаю.

– А как выяснила? Я же про актёра, который играет Родиона, вообще всё-всё прочитала и даже у него информации не нашла. Ни в блогах его, ни в сторис ничего не было про будущие серии. Какой у тебя источник?

– Да тут такое дело. Я сюжет сериала ещё в детстве узнала.

Она выпучилась:

– Как это?

– Я книжку прочитала, Оксана. «Приключения Гекльберри Финна», слыхала? Сюжет полностью взят оттуда. Герой сбежал из дома, потом объявились разбойники, потом отец героя. В книге он увёз Гекльберри Финна в домик в лесу и там удерживал. Ты почитай, произведение супер, автор – Марк Твен, неужели ты эту книгу пропустила?

Она скисла:

– Прям всё из книжки? А я-то думала.

– Да. Но есть и хорошая новость. Раз я схитрила, я помою класс. – «Тем более что Вова что-то не торопится уходить, прилип к парте».

Она сложила губы дудочкой, прикидывая что-то:

– В принципе… Ты же правильно угадала. Так что выиграла честно.

Оксана обвела взглядом фронт работ:

– Кто-нибудь знает, где в этом классе ведро?

Бочаров, который уже натянул куртку, достал из шкафа ведро.

– Ой, Серёжа, супер, спасибо. А водички ещё не принесёшь?

Бочаров и Гаевский пошли за водой. Я попыталась сказать, не надо, мол, но Катя, которая на подоконнике грызла Оксанино яблоко и болтала ногой, заявила:

– Им двигаться полезно.

– И порошок по дороге захватите! – крикнула им вслед Оксана.

Рыжов проводил товарищей взглядом и тоже решил задержаться.

– А швабру куда дели? – спросила его Оксана.

Он достал откуда-то швабру и с поклоном передал ей:

– Ваше транспортное средство!

– Ты мне льстишь, но спасибо, – Оксана мило улыбнулась.

Вернулись Бочаров и Гаевский.

Она макнула пальчик в ведро.

– Ой, ледяная! Простудить меня хотите перед кастингом? Так и сказали бы. Тряпка где тут у вас?

Через десять минут я, Катя и Оксана сидели на подоконнике втроём, а под нашими ногами орудовал шваброй Бочаров. Ещё двое тоже вовлеклись в уборку – добровольно.

– Прежде чем мыть, надо поднять стулья, – наставляла их Оксана.

Они стали ставить стулья на парты.

Я решилась – хоть и не четверг, но момент вроде подходящий – и спросила будто невзначай:

– Вы так хорошо наладили работу, девочки. Как вам удаётся так эффективно обращаться с противоположным полом?

Катя прыснула так, что кусок яблока упал.

– Ну ты, Лиля, как завернёшь. Противоположный пол. Это ты про пацанов наших, что ли? С ними просто надо построже.

Она вытянула вперёд руку с огрызком:

– Гаевский, кинь в ведро, а? Не хочу ходить по помытому.

Огрызок у неё забрали, и она сказала:

– Спасибо, ты сегодня мой герой.

– Нет, принцип кнута и пряника я понимаю, – я ёрзала, сложный и неловкий для меня этот разговор. – Но сперва ведь нужно вызвать их интерес. Вот с этим как быть? Начинать с чего?

– Если их игнорировать, сами прибегут.

– Но не всё же так просто. А если не бегут? Нелогично игнорировать того, кто изначально не заинтересован. В книгах пишут, «надо бороться за любовь», поступки всякие совершать, говорить про свои чувства, всякое такое. А вы – игнорировать.

– Нет, если тебе книжный герой нравится, то можно и поступки. Но эти-то, – Катя показала на трудящихся, – разве такие, как в книжках? Там всё сложно. А в жизни – юбку покороче, голос построже.

– То есть ты хочешь сказать, решающий фактор тут – привлекательная внешность? – Я приуныла. Неужели всё упирается в красивые волосы, и Пушкин зря придумывал письмо Татьяны Лариной?

– Ты опять сложно говоришь, – Катя махнула, – не понимаю. Какой фактор?

– А я, кажется, понимаю, – Оксана посмотрела на меня строго: – Ты чего вдруг заинтересовалась чувствами? Тебе нравится кто-то из наших, а?

Я чуть не соскользнула с подоконника:

– Нет, просто. Интересуюсь некоторыми аспектами. Для общего развития.

Её интерес потух:

– Опять что-то на умном.

– Кстати, об умных. Вова, а ты что как неродной? Доску бы хоть протёр, – обратилась к нему Катя.

– Э, нет, спасибо, – сказал Вова. – Я не дежурный.

– А что домой не идёшь тогда? Лилю ждёшь?

– Нет, я не жду Лилю. – Мне показалось или это сарказм? – Хочу дорешать пример, не люблю бросать на полдороги.

– Ну не будем тебе мешать, Хокинг[2]. – Катя повернулась ко мне: – Лиля, давай, пока мы тут сидим, я тоже домашку у тебя перекатаю.

– Давно хочу тебе сказать, – Вова не повернул головы, – ты в состоянии сделать домашку сама.

– А вот грубить не надо!

Теперь он обернулся. На лице искреннее недоумение.

– А я и не грублю. Даже твой уровень интеллекта подразумевает, что ты справишься с этими заданиями. Ты можешь.

Катя покосилась на меня:

– Так он мне хамит или нет?

Я покачала головой, мол, нет, Вова просто говорит очевидности. Выучить в рамках программы даже Катя, наверное, может.

– Ладно, тогда спасибо за комплимент, – сказала она Вове.

– Это был не комплимент, а…

– Вова, достаточно сказать «пожалуйста», – поспешно вставила я, пока он не ляпнул лишнего.

Но домашку Катя у меня взяла. Пока она её списывала, Оксана смотрела в пол.

Трудящиеся ушли сливать воду. Оксана глубокомысленно сказала, понизив голос, хотя Вова вряд ли слушал:

– Знаешь, Лиля, твои слова заставили меня задуматься над собой. Про чувства. Согласна, устаёшь от этого однообразия – невнятные ухажёры, которые лайки ставят. Не вариант.

У меня такого «однообразия», как у неё, не было, так что я вежливо промолчала.

– Это ведь чёткая тема: любовь как в книжках. Чтоб романтический вайб: дуэли, там, серенады. Когда он или она вообще недосягаемый как космос, но ты такой: нет уж, я за него буду бороться. Утону, сгорю. Когда он тебя за руку взял, а ты в ауте. Но таких зачётных людей, за которых бороться сто́ит, их мало.

Про «утону», «сгорю» я уже поняла, к чему она клонит, видела кусочек той серии.

Она потеребила волосы и продолжила:

– Я когда смотрю на Родиона, то так грустно становится. Есть же на свете настоящие мужчины, а не… – она показала на дверь. – Вот за Родиона я бы поборолась. Потому что это – настоящее. Когда он режет руки, разбивая лёд на реке, чтобы достать свою подругу… Вот это да. А не «пол помыть».

– Родион не настоящий.

– Актёр-то настоящий!

– Ты проецируешь образ экранного героя на красивого актёра. Я читала. А он совсем не такой. Но это тоже этап становления личности подростка. В фокус интересов могут попасть известные личности. Это у тебя пройдёт, – нет, правда, даже безответная влюблённость в Вову всё равно лучше, чем чувства к какому-то выдуманному типу с экрана.

– Да, Лиля, что ты такая, справочником тюкнутая! Ты слушала меня вообще? Я же тебе показывала пруфы, что он такой и есть, добрый и благородный. Перед детьми из детского дома бесплатно выступает. Потому что сам сирота. И он по-настоящему тушил пожар, чтобы вжиться в роль! И по льду полз без страховки, я читала. Вот, смотри! – она стала подсовывать мне телефон.

– Да ладно, ладно, верю.

– В одном вы обе правы. Наши парни, конечно, не вариант. Иногда думаешь, есть ли они вообще, умные и глубокие. Так что я тебя, Оксана, очень хорошо понимаю. – При этом Катя смотрела почему-то на Вову, который уже надевал пуховик, а не на Оксану, которая углубилась в разглядывание фоток прекрасного Родиона. Надо же, я так погрузилась во внеурочную беседу «о женском», что на пять минут забыла про Вову.

– А? Что? – подняла голову Оксана. – Короче, я решилась, запрос на добавление в друзья ему послала, но у него столько подписчиков, что это дохлый номер. Хорошо бы, конечно, было, если бы он приехал в Новосибирск. Надо посмотреть: у него тут никаких выступлений не планируется?

Я прям искренне позавидовала её самооценке. Для Оксаны единственное препятствие к сердцу кумира – тот факт, что он далеко. Нюансы вроде того, что ещё нужно обратить на себя его внимание, она в этом уравнении не учитывает. «Был бы рядом, всё бы сложилось».

– Лиля, ты бы не проводила время так… нерационально. Олимпиада сама к себе не подготовится, – сказал Вова. Он уже нахлобучил ушанку.

– Спасибо, что напомнил.

Перед уходом он не произнёс: «Так что, я зайду к тебе сегодня?» Кажется, он намекает, что заниматься я теперь должна самостоятельно. Щёки стали горячеть, я надеялась, что никто не заметит моего расстройства и красноты.

Но Катя уже снова списывала, Оксана глядела в телефон. А Вова ушёл.

– Надо же, он подстригся! – сказала Оксана.

Я удивилась, что она заметила новую Вовину причёску, но потом поняла: это она про своего актёра.

– С короткими ему ещё лучше. Пишет: «Скоро стартует новый проект с моим участием, пока подробностей не разглашаю, но это будет бомба. Долгожданная роль. Вживаюсь. Всем добра». Слышала, Лиля?

– У тебя столько ухажёров, сдался он тебе. Кстати, пока Бочарова нет… тебе не кажется, что он, ну, испытывает к тебе чувства?

Катя с Оксаной хором захохотали.

– Тоже мне новости. Конечно, испытывает. Он мне такой: «Хочешь, я твоим парнем буду?», а я ему: «Извини, Серёжа, но пока что могу предложить тебе только побыть во френдзоне, а потом посмотрим». Но там и смотреть нечего. Ой, Лиля, извини, ты, наверное, не в курсе, френдзона – это когда…

– Я знаю, что такое френдзона! Концепция отношений, при которой один человек во взаимной дружбе желает вступить в романтические отношения, а второй…

– Опять ты за своё.

Вова открытым текстом говорит мне, что я легкомысленная, девочки считают недостаточно привлекательной, чтобы посылать кого-то во френдзону. И это не отменяет того, что Вова, видимо, тоже считает меня непривлекательной.

– Да я тоже вообще-то кое-кого посылала во френдзону. Не в теории, ясно?

– Зачем так кипятиться-то? Дай-ка я угадаю. Вову? – встряла Катя.

Зря я им сказала, только выставила себя посмешищем.

Но Катя была серьёзна.

– Рассказывай, – потребовала она. – Значит, ты отправила Вову во френдзону?

Я сама не поняла, как выдавила:

– Ну да.

– Так рассказывай.

– Да нечего рассказывать, – я испугалась собственной смелости. – Он мне предложил встречаться, а я сказала: «Нет, Вова, не будем мы встречаться».

Они покивали. И так я была им благодарна, что не смеются, и так зла на Вову, что дуется, что добавила:

– Потому что он мне не нравится, вот.

Не знаю, как девочки это сделали, но я вот так вдруг поделилась с ними своим романом. Точнее, его отсутствием. Но зачем-то выставила Вову несчастным влюблённым, а его чувства – безответными, перевернула всё с ног на голову. Это, наверное, женская мстительность, которая «всегда там, где разбитое сердце». Я думала, они скажут: «А, Вова, ну это не считается», но в Катиных глазах промелькнуло что-то такое… Уважение? Какой-то новый интерес ко мне?

– Значит, у вас там всё? – уточнила она.

Раз уж начала врать, пришлось и закончить:

– Да ничего и не было, говорю же, отшила я его.

– Ничего себе, а чудик-то, оказывается, к Лиле подкатил, – потянула Оксана. – Но ты, Лиля, не переживай, ты достойна лучшего. Кстати, я же даже не знаю, тебе вообще какие парни нравятся?

Я зависла. «Вообще какие?» Да это первый мой опыт влюблённости, раньше я ни по кому не вздыхала. Но главное, меня удивило, что она сформулировала вопрос так, будто у меня есть выбор. Я прикинула, раз у нас пошёл такой разговор, может, сказать им правду? Но ввалились мальчики, гремя вёдрами, и градус романтики в помещении сразу снизился до нуля.