Читать онлайн Цвета бури

Данное произведение является СКАЗКОЙ. Нельзя однозначно сказать, что это выдумка. Но и утверждать, что оно основано на реальных событиях я тоже не буду. В этом – все волшебство Сказок. Однако Все персонажи этой истории являются…

От автора.

МИСТЕРИЯ БУРИ.

СИГНАЛ ОСОБОЙ СРОЧНОСТИ.

«Мера человека заключается в его способности найти подходящий берег в самый худший шторм».

«Мера человека» (Measure of a Man). Доктор Кан.

У каждой истории есть своя причина и свой мотив. Я никогда не понимал авторов, которые пытаются выжимать из себя книги или пишут их только для того, чтобы получить гонорар, писательский статус или известность. Более того, имея в своем активе около тридцати изданных книг, я много раз давал себе зарок не писать. Но не потому что «если можешь не писать – не пиши». Если можешь не писать, сделать это несложно. А если не можешь? Если каждый раз после очередного «прекращения писательской карьеры» происходило что-то, что с непреодолимой силой снова заставляло меня «браться за перо». Как быть, если есть «нечто», находящееся по ту сторону произведения, и это «нечто» гораздо сильнее всех сомнений, ожиданий, зароков и пожеланий писателя?

Это напоминает часто встречающуюся в сказках и мифах историю с мечом, однажды запечатанным и водруженным на стену с твердым намерением воина никогда больше не брать его в руки. Но иногда случается нечто, что перечеркивает все прежние клятвы, и меч снова покидает ножны, потому что по-другому поступить бывает просто невозможно – враг у ворот и все зароки и мечты о мирном будущем отходят на второй план.

Неудачное сравнение? Вы думаете, нельзя сравнивать оружие воина и творчество писателя? Но об этом наверняка может судить лишь тот, кто одновременно является и воином и писателем. Тот, кто знает ощущение меча в ладони и, в то же время, кто познал силу слова, вложенную в ту или иную книгу. Почему я привел здесь именно это сравнение? Ответ на этот вопрос кроется внутри повествования. Одно могу сказать наверняка – эта книга проявилась не случайно именно в это время. Она возникла в моем сознании как грозный звук боевого рога, в былые времена предвещающий для воинов скорую битву. Или как звук сирены системы оповещения, предупреждающей о чрезвычайных ситуациях. Либо как внезапный сигнал рации, врывающийся в наушники тревожным призывом – СИГНАЛ ОСОБОЙ СРОЧНОСТИ – «SOS. Всем кто меня слышит. Всем кораблям…». Во время стихийных бедствий этот сигнал становится единственной надеждой на спасение. Его переводы звучат по-разному:

«Save Our Souls» – Спасите наши души.

«Swim Or Sink» – Плывите или утонем.

«Stop Other Signals» – Прекратите другие сигналы.

Но смысл этого послания неизменно сводится к одной отчаянной просьбе – «Помогите. Спасите От Смерти».

Иногда он возникает в эфире откровенным и недвусмысленным призывом, иногда он искажен до неузнаваемости. Иногда он звучит оглушительно громко, иногда еле уловимо. Но опытные радисты все равно различают его среди какофонии других сигналов. Однако сегодня он слышится отовсюду. Будто все суда, бороздящие просторы безграничного океана в один момент оказались в бедственном положении, став жертвой Гигантского Шторма. Словно Повелитель Мирового Океана за что-то разгневался на людей и в ярости обрушил на них невиданное буйство водной стихии. Волны пошли по всему миру, не просто нарушая привычный ритм жизни, а кардинально изменяя его облик. Может быть, не случайно для определения происходящих процессов многие аналитики сегодня используют такие термины, как «Идеальный Шторм» или даже «Шторм Тысячелетия».

Массовые гражданские волнения, вдруг массово охватившие огромное количество стран, некоторые из которых считались образцом благополучия и стабильности. Локальные геополитические конфликты, внезапно вспыхнувшие в разных частях планеты и угрожающие перейти в глобальный пожар Мировой войны. Тяжелейший финансовый кризис, перевернувший всю экономическую мировую систему. И, конечно же, пандемия «COVID-19», за считанные месяцы практически парализовавшая всю систему социальных взаимоотношений. И это только несколько крупных волн, следующих одна за другой, показывая свою неудержимую разрушительную силу. А сколько еще между ними чуть меньших волн, которые тоже выполняют свою коварную роль – ведь пока человечество пытается встать на ноги и перевести дыхание, приходит новая волна, сбивая с ног, накрывая с головой, дезориентируя и мешая собраться с силами. Ведь даже небольшие волны могут изматывать до такой степени, что когда приходит большая Волна, на преодоление ее может просто уже не остаться ресурса для выживания. Ну и к тому же опытные мореходы знают, что главной опасностью волн является не столько их высота, сколько способность разгоняться и догонять одна другую, сливаясь в единый вал, который и является самой опасной ударной силой шторма, сметающей все на своем пути. Это как снежок, запущенный с горы. Сначала он кажется маленьким и совершенно не опасным, но катясь по отвесному склону, он стремительно набирает массу и объем, становясь большим комом, несущимся вниз с нарастающей скоростью. Так и волны, имея разную высоту, скорость и длину, они незаметно складываются и обретают в итоге разрушительную силу цунами.

Древние римляне, наблюдая за бурным морем, полагали, что самой грозной становится девятая по счету волна – неотвратимая и убийственная. Если предположить, что кризис, который мы переживаем, действительно похож на шторм, то какая по счету волна проходит по планете сейчас? Какая из них станет фатальной? Вы можете сказать наверняка? Вряд ли, потому что для того, чтобы хотя бы начать считать волны, нужно обозначить точку отсчета с момента наблюдения за первой поднявшейся волной. Но кто это делал, когда мир еще находился в иллюзии покоя? Ведь нет смысла искать признаки бури, когда на море царит штиль, веет приятный бриз и блики солнца играют на прозрачной глади. Так думало большинство из нас еще недавно, не желая замечать, что небо на горизонте уж окрасилось в темные тона.

Человек вообще старается не думать о бурях, хотя невольно думает о них очень часто. На самом деле для человека свойственно стремиться делать свой мир четким, понятным и максимально стабильным. И даже сейчас, когда изменения уже невозможно игнорировать и мир явно начал входить в зону турбулентности, многие надеются, что пик шторма на самом деле уже пройден, и все очень скоро начнет возвращаться на свои места. И ставшую слоганом 2020 года фразу «МИР БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БУДЕТ ПРЕЖНИМ», многие произносят с тайной надеждой, что если перемены и не прекратятся, то они будут только к лучшему. И я тоже очень на это надеюсь. Но я также знаю и то, что волны этой бури не возникли сами по себе – я слишком много времени посвятил изучению этого Шторма, описывая его проявления в своих предыдущих книгах в прошлом. Может быть, именно поэтому ко мне все чаще обращаются люди с просьбой дать им некую тайную карту, «план переправ», позволяющий пройти сквозь волны урагана или хотя бы продержаться какое-то время на плаву и дождаться пока буря стихнет.

Конечно, каждая буря рано или поздно закончится. Но главной опасностью является неправильная оценка происходящего. Опытные мореходы знают, что очень часто ветер утихает именно перед решающим натиском урагана. И когда кажется, что гроза миновала, главная опасность может еще только набирать свои силы. Но оценить истинное положение вещей более-менее адекватно могут только те, кто знает о мире волн гораздо больше, чем сухопутные теоретики и мудрецы, наблюдающие за ними из окон прибрежных строений. Именно поэтому я не буду разыгрывать из себя знатока «штормовых коридоров» – я как всегда предлагаю вам всего лишь пищу для размышлений. Может быть, кому-то она сможет быть действительно полезной. А для этого я призываю в свое повествование настоящих Капитанов. Настало время послушать тех, кто уже побывал за стенами штормовых волн и вернулся назад, на берег, чтобы поведать о том, что скрывается за гребнями их валов, и рассказать, как можно избежать их разрушительной мощи. А вы, мои дорогие Читатели, уже сами решайте, что делать с этими рассказами. Я лишь могу порекомендовать вам прислушаться и сделать из услышанного свои выводы. Иногда «план переправ» может сильно отличаться от привычной карты с подробным указанием координат мелей, мест обитания чудовищ и опасных участков, изобилующих рифами или запредельной глубиной.

ВРЕМЯ КАПИТАНОВ.

«БЕЗ ШТОРМОВ И УРАГАНОВ НЕ БЫВАЕТ КАПИТАНОВ…».

О вхождении в зону турбулентности капитаны воздушных и морских судов предупреждают заранее, чтобы участники плавания или полета могли подготовиться к опасному отрезку пути. В былые времена это было необходимо, чтобы проверить перед бурей все, что плохо прикручено. Потому что при качке даже мелкие предметы могли нанести кораблю фатальный вред. Сегодня это правило не потеряло своей актуальности. Сегодня, когда наше общество качает из стороны в сторону, очень важно, чтобы не осталось зыбких конструкций, способных разрушить само судно.

Что предписывают делать во время турбулентности? Правильно – пристегнуть ремни, соблюдать спокойствие и правила безопасности. Когда вы знаете что делать, вы спокойны и сосредоточенны.

– Легко сказать – «успокоиться и сосредоточиться», – скажут некоторые читатели, – не просто сохранять спокойствие, когда все вокруг рушится, и на место привычного, более-менее упорядоченного мира, приходят хаос и полная неопределенность…

И они будут правы. Именно неопределенность порождает страх. А страх никогда не был хорошим советчиком и помощником, особенно в трудные времена. Иногда избавиться от страха просто невозможно, и это тоже нормально. Ведь мы все люди, не машины, незнающие человеческих эмоций. Но притупить страх, не позволить ему разрушить нас, а использовать его как движущую силу для преодоления препятствия, вполне возможно. Нужно только начать понимать, что происходит. Потому что только в этом состоянии возможно увидеть правильный путь, увидеть «коридор возможностей», через который можно миновать любые неблагоприятные обстоятельства. Именно поэтому было написано это произведение. Сказки во все времена служили для того, чтобы будить воображение, предупреждать об опасностях, дать намек на скрытые и явные возможности, побуждать к действию.

Они не указывают пути, пути вы выбираете себе сами. Но они могут помочь остановиться и оглядеться вокруг в поисках вариантов дальнейшей стратегии поведения. Прежний опыт вряд ли окажется нам полезен. Очевидно, что с такими Штормами мы еще не сталкивались в известной нам истории. А значит, нам понадобится нечто большее, чем наши фантазии и теории. Что-то, что всегда позволяло человеку совершать невозможное, даже в самых неблагоприятных ситуациях – силы, способные выстоять при встрече с любым вызовом, вне зависимости от его уровня. Проявить эти силы и является главным условием прохождения сквозь бурю. Именно поэтому я пригласил в свое повествование тех, кто лучше других знает, что такое штормовые волны – Капитанов. А раз грядущая буря обещает быть необычной, то и Капитаны приглашены не совсем обычные. Мои герои умеют двигаться быстрее времени и даже вне времени. Это необходимо для того, чтобы они могли обогнать зарождение обрушившегося на наш мир Шторма Тысячелетия и, вернувшись назад, поведать нам о его особенностях.

Приоткрою вам небольшой секрет. Главные герои этого произведения способны на это, потому что они не отягощены реальной историей – они выдуманы. Вернее, они, конечно же, существуют, раз я собираюсь встретиться здесь с ними, но не в той линейной истории, свидетелями которой мы являемся и к которой привыкли. А значит… их как бы и не существует. Да это и не важно, потому что даже в вымышленных историях нам будут необходимы не задокументированные факты, а полезные мысли, смелые идеи, эмоции – все то, что может мотивировать наш дух и показать неординарные методы решения сложных ситуаций. А их вполне можно получить и от тех, кого вы никогда не увидите в социальных сетях и не встретите на улице. Но при этом, они будут разговаривать с вами со страниц этого романа, так, как если бы они и в самом деле прошли через описываемые события и вынесли оттуда бесценный опыт и знания. У этих героев разные судьбы, но есть что-то, что связывает их и несет в себе зашифрованные смыслы. Эти послания, как знаки на карте, указывают для внимательного читателя направление, позволяющее пройти сквозь любые испытания и вызовы этого неспокойного времени. И даже если мы не станем свидетелями «девятого вала», то мы обязаны предупредить о его вероятности наших потомков. Да и сколько еще бурь может быть и на нашем пути. Уверен, опыт Капитанов может стать для вас весьма полезным жизненным подспорьем даже во время штиля, не говоря уже о грозовых волнениях.

Да, Капитаны выдуманы, но даже будучи фантазией, они могут выполнить свою главную миссию – разбудить вас, чтобы вы не проспали настоящую бурю. Вы можете не верить ни мне, ни им, не понимать их слов, но вам достаточно просто услышать их голоса, которые призывают – «Делайте все что угодно, ТОЛЬКО НЕ СПИТЕ, когда начинает дуть ветер. Не бойтесь! Внезапный Шторм опасен для кораблей, пришвартованных у причала. Когда поднимется большая волна, нужно пустить свои корабли прямо ей навстречу. А для этого важно не пропустить момент и, собрав все свои силы и смелость, твердо встать за штурвал своего корабля».

У Николая Матвеева есть очень хорошее стихотворение, отражающее настроение этого романа. Оно называется символично – «Братья капитаны»:

Мы капитаны, братья капитаны,

Мы в океан дорогу протоптали,

Мы дерзким килем море пропороли

И пропороли от подводных трав

…

Но кораблям, что следуют за нами,

Придется драться с теми же волнами

И скрежетать от той же самой боли,

О те же скалы ребра ободрав.

…

Мы капитаны, братья капитаны,

Мы в океан дорогу протоптали,

Но корабли, что следуют за нами,

Не встретят в море нашего следа;

Нам не пристали место или дата;

Мы просто были где-то и когда-то.

Но если мы от цели отступали, –

Мы не были нигде и никогда.

Пусть оно даст нам некий настрой в начале нашего Путешествия, которое уже должно начаться.

Я выбрал местом нашей встречи берег реки, где-то в горах Алтая. Я прибыл сюда специально, чтобы никто не отвлекал нас, пока мы будем общаться. В ожидании моих друзей я развел небольшой костер и поставил на него треногу с чайником. Неудобно встречать гостей с пустыми руками. А так мы попьем травяного чайку, повспоминаем дела давно минувших дней, обсудим время настоящее, пофантазируем по поводу грядущего. Три Капитана редко встречаются вместе. Но если уж их пути опять сошлись, значит, случилось что-то действительно важное.

А вот и они… Хоть я и сижу спиной к тропинке, пролегающей через луг, заросший высокой травой, я чувствую их приближение. И это не удивительно – ведь на протяжении многих лет мы прожили столько всего вместе. Да и было бы странно, если бы я не чувствовал их – ведь именно я их и создал. Без них я не смог бы миновать многие ловушки и преграды на своем жизненном пути. А с ними я чувствую себя гораздо увереннее, зная, что они всегда где-то рядом, и я всегда могу рассчитывать на них как на себя самого, хоть они и являются порождением моей писательской фантазии.

Капитаны подходят к костру и, улыбаясь, пожимают мне руки.

– Привет, Капитан, Юрка, Макс…

Ну, все, теперь все в сборе. Можно начинать. Капитаны садятся около огня и, протягивая к нему ладони, смотрят на меня, словно ожидая условного сигнала. А я не нахожу ничего лучше, чем процитировать себя самого, озвучивая вслух фразу из моего предыдущего романа:

– Грядет буря, Капитаны. И в этой буре каждому из нас необходимо будет проявить все самое светлое, что мы сумели сохранить в своей душе. Вы готовы?

Капитаны улыбаются и кивают мне в ответ. Ну, конечно же, они готовы. Я тоже. А вы? Тогда начинаем…

СКАЗКА ПРО ВОЛКОВ (Начало).

ЧЕРНЫЙ ВОЛК (Кара-Бури).

«Эти истории звучат снова и снова, передаваясь из поколения в поколение. Сотни рассказчиков, выучив их наизусть, предлагают их своим слушателям. Но лишь единицы смогут уловить среди привычных образов глубинный тайный смысл, открывающийся лишь самым внимательным. И, казалось бы, вот он, знакомый с детства персонаж старой Сказки, забавный, но уже давно известный и предсказуемый. Но для твоего ребенка он может стать невероятным героем, переворачивающим его жизнь и открывающим пути, которые другие увидеть не смогли».

Владислав Сигарев. «Рукатана».

Костер тихо трещит и лижет язычками огня сухие палки, обнимая и поглаживая их дымными руками. Сказитель-Кайчи ворошит длинной палкой костровище, щуря глаза и уворачиваясь от алых искр. Участники этой мистерии терпеливо ждут продолжения, разместившись вокруг костра тесной группой. Кайчи подбрасывает в огонь щепотку можжевельника, которая вспыхивает на мгновение и серебристым дымком смешивается с дыханием костра.

– Волки – это особый символ для Алтая. Поэтому важно знать, с чего все началось, чтобы не позволить тьме и теням исказить их образ. Слышите? – Сказитель обращается к своим слушателям, – человеку важно знать прошлое, потому что прошлое наполнено тьмой и тенями. И если вы повернетесь к ним спиной, они заполнят вашу жизнь и уведут за собой в непроглядную ночь. Именно поэтому мы пойдем назад, туда, где все начиналось. Потому что если вы не испугаетесь и шагнете в эту темноту, то там вы обнаружите огонь, который поведет вас дальше по дороге вашей Судьбы и выведет к свету. Вы готовы?

Слушатели кивают. Кайчи смотрит в костер, словно черпая оттуда мотив для своего повествования.

– Это было время, когда Боги только созидали наш мир. Одни сотворили растения и зверей, другие – людей и духов. И вот однажды хозяин Подземного Царства решил обзавестись надежным стражем для охраны своего мира. Но он не знал, каким должен быть его Охранник. Тогда он отправился наверх, на поверхность, в надежде увидеть нужный образ для своего грозного творения. Долго бродил он по земле, пока не вышел к дому, где жил человек. Там он увидел, как жилище охраняет помощник человека, которого тот называл Собакой. Подземный Хан был так очарован силой и верностью этого существа, что решил создать для себя его подобие, только более сильное и свирепое. Тогда он вернулся к себе в подземный мир и вылепил там из черной глины могучего зверя, но, сколько ни пытался, оживить его так и не смог. Тогда он обратился к одному из своих Небесных Братьев, владеющих возможностью вдыхать Жизнь, с просьбой помочь ему. Но тот отказался, сказав, что слишком много разрушительной силы кроется в этом звере, и много зла может принести он в этот мир, особенно если хозяином его будет Черный Хан. Тогда хозяин Подземелья решил схитрить – он вытащил бездыханное тело своего будущего слуги-воина на поверхность и оставил лежать на лесной поляне. А сам спрятался в одной из нор, ведущих в его Ханство. Прошло время, и над поляной пролетал Повелитель Ветра и Гроз, верхом на гигантском орле. Он увидел глиняное изваяние и спустился вниз, рассматривая его.

– Сколько же в тебе первородной земной силы, – прошептал Громовержец, – если ты сможешь обуздать ее, то станешь одним из самых могущественных зверей не только на этой тверди, но и за ее пределами. Я наделяю тебя Духом Свободы.

Он вдохнул Жизнь в черное существо, и то встало на мощные лапы, открыв глаза. Повелитель Ветра сел на орла и взмыл в Небо, оставляя зверя одного среди густых деревьев. И в этот момент из норы выскочил Владыка Подземного мира и, подбежав к своему неудавшемуся творению, схватил его за шерсть:

– Ты – мой слуга и ты пойдешь со мной, в чертоги Нижнего Мира.

Но зверь вырвался и укусил Черного Хана за руку. Затем он прыгнул в кусты и слился с темнотой, растворяясь в бесконечных лесных зарослях. Закричал от боли и ярости Повелитель Нижнего Царства и прозвал своего несостоявшегося стража «Кара Бури» – «Черный Волк». И пошла молва по лесу, что появился на земле зверь невероятной силы – сотворенный из Земли, но стремящийся в Вышину. Зверь, который ищет своих Небесных Родителей, и на которого охотится вместе со своими верными слугами Черный Хан, Повелитель Смерти.

Так появился Воин, который был сотворен, чтобы убивать, но живущий, чтобы искать Свободу.

Часть 1. ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК.

ВОЛКИ и ВОРОНЫ.

ПРОШЛОЕ. ВОИН.

Всеволод Смехов.

Позывной «Гор», капитан военной разведки в отставке.

РППСН 16 «ВОРОН». УВР СИО ГШ МО.

Гераклит о людях, посланных на войну:

«Из каждой сотни людей десять вообще не должны туда попасть, восемьдесят – это всего лишь мишени, десять – настоящие бойцы и нам повезло, что они у нас есть, поскольку они ведут бой. Да, и есть еще один – это Воин, и благодаря нему остальные вернутся назад живыми».

Несмотря на то, что я выдуманный персонаж, я не смогу рассказать вам многого. Иногда события складываются таким образом, что даже будучи порождением фантазии, они несут в себе информацию, которая может самым непредсказуемым образом отразиться на реальности. Ну и к тому же, я выдуман таким образом, что хоть меня и не существует, я все равно связан кучей устных и письменных обязательств, подписок и ограничений. И даже несмотря на определенные сроки давности (а с тех пор прошло двадцать пять лет), до сих пор не подлежат разглашению привязки к местности, озвучивание фамилий, званий, должностей, названия номеров частей и соединений. Поэтому там, где я не смогу умолчать об этом, я буду фантазировать, придумывать и путать следы. Но единственное, что я точно сделаю искренне и правдиво, это попробую передать вам свои эмоции и свой опыт. Собственно, именно для этого автор и создал меня – чтобы выразить некое настроение, необходимое ему в контексте его повествования. Я покажу вам нечто действительно очень важное, что-то, что, надеюсь, вам никогда не придется пережить и увидеть своими глазами. Вы побываете там, где вам никогда не нужно быть. Но сделаем мы это через мое восприятие. Однако если вы мне не поверите и захотите все проверить сами, мир наверняка предоставит вам такую возможность. Но я постараюсь быть очень убедительным, чтобы не допустить этого. И позже вы поймете почему.

Я открываю вам свое придуманное сознание, в котором мелькают, словно кадры кинофильма, отдельные эпизоды моего пути. Они могут быть несвязанными и отрывочными, но этого достаточно, чтобы передать вам мое настроение. И хотя меня не существует, я говорю вам:

– Пойдемте со мной. Ничего не бойтесь, я рядом. Главное – не засыпайте во время нашего путешествия. Слышите? НЕ СПИТЕ. Будьте Бдительны и Внимательны. Время начинает течь в обратном направлении. Прошлое открывается нам навстречу. Мы начинаем.

Я с детства хотел быть военным. Может быть, это желание возникло от того, что я родился в семье, которая состояла из династии, насчитывающей несколько поколений офицеров, и мне с детства нравился образ военнослужащего – сильный, спокойный и уверенный, почерпнутый из общения с моими родственниками, а также из фильмов и книг того времени. Может быть, причина была скрыта где-то более глубоко. Но основными игрушками в мои детские годы, соответственно, были крохотные оловянные солдатики, пластиковые пистолеты и деревянные палки, отодранные от овощных ящиков и способные в одно мгновение силой воображения стать любым оружием – автоматом или мечом, в зависимости от эпохи, куда заносило меня мое воображение. В общем – классический пацан, воспитываемый в семье офицеров и читающий соответствующие книги. Мог ли знать я тогда, что мои детские игры являются лишь началом большого пути, на котором меня будут ждать события, поистине невероятные. Мог ли я, грезящий военными баталиями мальчишка, предполагать тогда, что война станет для меня реальностью. Но не та война, на которой я рубил во все стороны острым мечом, стрелял из лука, опустошал обоймы пистолетов и автоматов, убивая злодеев и фашистов десятками, восстанавливая на планете мир и справедливость. Что эта война будет совсем другой, гораздо более подлой, страшной и мерзкой, чем все войны вместе, о которых я читал в своих книжках. Но тогда до этой войны еще было много лет безоблачного детства и юности, наполненных верой в то, что добро всегда побеждает зло, несмотря ни на какие его ухищрения и преимущества. И я пил это время жадными глубокими глотками, наслаждаясь спокойным небом над головой, мирными проспектами и уютными дворами, в которых можно было не бояться ничего на свете. Постепенно, в этой безмятежной жизни проявился сначала клуб служебного собаководства, потом фехтование, стрельба, секция бокса «Смена», карате, а потом военно-патриотический клуб «Пограничник»…

Нет, еще до этого в моей жизни появилось Детско-Юношеское Творческое Объединение «Радуга». Да, да – именно ДЮТОР и было той стрелкой, которая перевела поезд моей Судьбы на рельсы взрослой жизни. Именно тогда все и началось. Но об этом чуть поподробнее.

Начало 80-х.

Начало Большой Дружбы.

«Радуги – один поэт однажды сравнил их с мостами между светом и тьмой. Если бы мы могли ходить по ним, то смогли бы побывать в местах, о которых только мечтали».

Аниме «Яблочное зернышко». Бриарей.

«Радуга». Это сейчас от этого слова все шарахаются, словно оно запачкано чем-то отвратительным. Но для меня оно навсегда будет связано с одним из самых чистых и светлых периодов моего детства. Чем это Творческое Объединение было необычным? Всем. Оно абсолютно не походило ни на одну секцию того времени. И уж тем более оно слишком явно отличалось от школы. Хотя, как мне показалось, ДЮТОР и создавалось именно не как дополнительные курсы по раскрытию способностей у детей, а как альтернативная форма обучения, гораздо более эффективная, чем привычное школьное образование. И попасть туда мог далеко не каждый школьник. Никакой родительский блат, никакие победы на олимпиадах не могли стать билетом в «Радугу», о которой, как оказалось, вообще даже мало кто слышал тогда. Критерий отбора был известен только представителям специальной Комиссии, которые и отбирали учеников ДЮТОР. Поэтому для меня было полной неожиданностью, когда я обнаружил однажды у себя дома солидного мужчину, разговаривающего о чем-то с моими родителями. Увидев меня, он по-взрослому протянул мне руку и представился:

– Здравствуй, Сева. Меня зовут Евгений Максимович. Я хочу пригласить тебя к нам в Объединение, потому что ты успешно прошел все наши тесты, и мы считаем, что у тебя есть способности, которые ты мог бы успешно развить в стенах нашей дружной организации.

Что это были за тесты и когда я успел их пройти, он не уточнил, да я и не спрашивал. Мне почему-то сразу понравился это странный визитер, с первых слов располагающий к себе не только манерой общения, но и каким-то неуловимым ощущением глубины, так остро воспринимаемой мальчишеским чутьем. От него веяло Сокровищами и Приключениями, будто он вынырнул из одной из книг, стоящих у меня на полке, и теперь звал меня отправиться вслед за собой, туда, куда ни один школьный учитель не смог бы меня увести.

Это позже я понял, что ощущение это меня не обмануло, и я действительно нашел в стенах ДЮТОР и Приключения, и Сокровища. Но только это были не золотые монеты, томящиеся в затхлых пиратских сундуках, а захватывающие дух возможности, о которых я всегда смутно догадывался, но которые долгое время оставались лишь элементом моих безудержных фантазий. Ну, скажите, где это было видано, чтобы в образовательном, пусть и факультативном, учреждении, детей учили мыслить нестандартно в различных ситуациях, развивали интуицию и даже телепатию, учили видеть то, что обычный взгляд никогда не заметит, и слушать то, на что обычный слух просто не будет обращать внимание? А в ДЮТОР все это было обычной практикой.

Для чего все это было нужно? Честно говоря, я не знаю. Нам просто очень нравилось вникать в эти удивительные практики, и мы не задавали себе подобных вопросов, довольствуясь тем, что мы, по сути, оказались избранными, став учениками этой загадочной организации. Это сейчас я предполагаю, что на площадке ДЮТОР некие патриотические силы в правительстве нашей страны готовили некий образец технологии «обучения будущего». Мне на самом деле казалось тогда, что я окунулся не просто в увлекательную форму обучения, а стал частью какого-то настоящего фантастического проекта. Но наше счастье длилось недолго. В середине восьмидесятых проект «Радуга» внезапно был закрыт, а все ученики были распущены, возвращаясь к своим унылым обычным школьным урокам. Можно только догадываться, какие невидимые баталии происходили тогда за фасадом событий видимых. И только сейчас, спустя почти тридцать пять лет, я начинаю понимать, что за всем этим действом скрывались очень глубокие и драматические, и скорее всего, судьбоносные для нас с вами, процессы. Но тогда я ничего этого не понимал, и мне было очень грустно от того, что путешествие в мир детских грез закончилось, едва успев начаться. Это как если бы вам включили увлекательнейший фильм, и на самом интересном месте прекратили демонстрацию, без объяснения причины. Единственное, что поддержало нас тогда, это тесная Дружба, возникшая между некоторыми учениками «Радуги». Она долгое время не давала нам впасть в уныние, будто мы всеми силами старались поддержать в очаге огонь, зажженный в нас прекрасными учителями ДЮТОР. Но и она скоро погасла, растворилась в буднях, закруживших нас ветром взрослой жизни, задувая остатки костра, согревающего наши детские души.

Со временем единственным напоминанием о том чудесном периоде стали два моих лучших Друга, с которыми мы никогда не теряли глубокой связи – Максим Ковров и Юра Романов. И если Юрка как-то все больше находился на дистанции, с Максом нас связывал гораздо более крепкий союз. И хотя Дружба наша возникла при весьма странных обстоятельствах, это, скорее всего, и послужило той причиной, по который мы стали «не разлей вода». А уже потом выяснилось, что у нас в принципе было очень много общего. Ну, например то, что Макс тоже был из семьи офицеров. Но в отличие от меня, он никогда не стремился пойти по их стопам, больше тяготея к гуманитарным дисциплинам и вообще гораздо более «мирному» восприятию жизни. Мы настолько тонко чувствовали друг друга, будто были частью одного человека, при этом внешне проявляя совершенно разные черты характера. Да, и у нас была еще одна очень важная точка пересечения, делающая нас особо близкими друг другу. Именно эта ситуация в моей жизни и позволила мне войти вслед за Максом в мир, который во многом определил всю мою последующую судьбу. И когда я стал частью этого мира, я понял, что наша встреча с Ковровым, конечно же, была абсолютно не случайной. И если ДЮТОР перевело стрелку моего поезда на другие рельсы, то дружба с Максом больше напоминала путь, по которому мой поезд с немыслимой скоростью помчался в продолжение чудесного мира, начавшегося в «Радуге». Что это за «точка пересечения»? – спросите вы. Много лет это было одной из моих самых страшных тайн детства. Но сейчас настало время поведать о ней, выпустить ее из тайников своей души. Собственно для этого мы и собрались здесь, у костра, на страницах этой книги, чтобы расставить все точки над «i».

Выездные сборы ДЮТО «РАДУГА».

Летний лагерь «Березка», домик 2 отряда.

«Черный человек!

Ты прескверный гость!

Эта слава давно

Про тебя разносится».

С. Есенин.

Черный Человек опять стоял около оконного проема и его угрожающий силуэт четко выделялся на фоне мягкого лунного света, заливающего ночную улицу за стеной. Он был неподвижен, но ему и не надо было что-то делать, чтобы Сева задохнулся от ужаса, ощущая, как все части тела словно парализовало липкой немощью, появляющейся всегда, когда Черный оказывался рядом. От него будто исходило какое-то излучение, которое проникало под кожу и растекалось по венам холодной рекой ужаса. Сева сделал очередную мучительную попытку подняться с кровати и убежать, но лишь забился, как рыба, выброшенная на берег безжалостной рукой рыбака. Он чувствовал, как сердце и легкие будто сжались, лишая его возможности не только двигаться, но и дышать. Смехов сделал еще один безуспешный рывок и, закричав от отчаяния и бессилия, выгнулся, выныривая из холодного водоворота жуткого сна. Он сидел в ворохе скомканного одеяла и судорожно втягивал в себя воздух, растерянно оглядываясь по сторонам. Убедившись, что все это было лишь сном, он облегченно откинулся на подушку, мокрую от пота.

– Он тоже к тебе приходит?

Шепот в тишине спальни прозвучал настолько неожиданно, что Смехову показалось, будто голос возник прямо у него в голове. Он опять сел и завертел головой, вглядываясь в темноту. В домике стояло десять кроватей, и на всех мирно спали воспитанники летнего лагеря. Смехову даже показалось, что голос прозвучал из его только что растаявшего сновидения. Но невидимка опять повторил вопрос из темноты:

– Он приходит к тебе тоже?

Смехов с трудом разглядел среди сумеречных силуэтов сидящего. Но кто это, он по голосу определить не смог.

– Кто? – так же шепотом спросил он.

– Черный Человек.

Смехов вздрогнул, как будто невидимка произнес вслух то, что никогда еще не звучало в физическом мире.

– Какой человек? – растерянно спросил он, пытаясь понять, кто из его одногруппников разговаривает с ним.

– Черный, – спокойно произнес невидимка и встал, приблизившись к кровати Смехова, – ты только что кричал, чтобы он уходил.

Сева присмотрелся и понял, кто был его ночным собеседником – Максим Ковров. Они не особо общались раньше, ограничиваясь формальными заданиями в рамках обучения. Теперь Ковров знал его самую страшную тайну.

– Да просто сон дурной приснился, – пробормотал Смехов. Ему было неловко и непривычно, что кто-то кроме него знал о существовании этого ночного кошмара. Ковров усмехнулся.

– Да ты не бойся. Я никому.

Смехов нарочито равнодушно хмыкнул.

– Да мне пофигу. Просто сон, – значительно повторил он, давая понять, что не хочет развивать эту тему, – иди спать.

Но Ковров и не думал уходить. Он уселся на смеховскую кровать и пожал плечами.

– Не могу спать. Думаешь, ты один такой?

– Какой? – сдержанно спросил Сева.

– Ну, к кому он приходит, – мрачно пробормотал Максим.

– Да никто ко мне не приходит, – тихо прошипел Смехов, – говорю же, просто сон приснился.

Ковров помолчал несколько секунд, а затем бросил небрежно:

– А ты не боишься, что он может выбраться оттуда? Ну, из сна? И когда-нибудь ты проснешься ночью, а он все стоит рядом… но только это уже не сон.

– Блин, слышь Макс, давай уже спать ложись, а? – Смехов откинулся на подушку и демонстративно отвернулся от своего собеседника, давая понять, что разговор закончен. Было слышно, как Ковров еще какое-то время сидел на его кровати, а потом еле слышно зашаркал ногами, возвращаясь на свое спальное место. Смехов удовлетворенно кивнул сам себе. Можно, конечно, было снова попытаться уснуть, но перед внутренним взором до сих пор стоял пронзительный черный силуэт, и шепотом звучали слова неожиданного свидетеля его ночных кошмаров:

– Не боишься, что он может выбраться оттуда?…

Смехов зажмурился и вдавился всем лицом в еще мокрую от пота подушку.

«Еще как боюсь». Судя по всему, сна в эту ночь уже не предвиделось, поэтому оставалось лежать под одеялом и мучительно ждать утреннего подъема. И звонкого горна, который прогоняет сон, вместе с которым тает и ночная мгла, унося с собой все свои кошмары. Как минимум до следующей ночи…

После завтрака Сева подошел к Коврову, сидевшему в одиночестве на скамейке около их корпуса, и вопросительно кивнул на место рядом. Максим, улыбнувшись, стукнул по скамейке ладошкой.

– Слушай, – Смехов нахмурился, пытаясь подобрать слова для правильного захода, – ну ты это… когда говорил про этот… ну кошмар ночной… что имел в виду?

Максим, прищурившись от утреннего солнца, покосился в сторону собеседника. Смехов глубоко вздохнул.

– Ну, короче, ты сказал, что я не один такой. Что ты имел в виду?

Ковров усмехнулся.

– То и имел. Что ко мне он тоже приходит.

Смехов облизал пересохшие губы.

– Правда? Или ты это так, чтобы меня поддержать?

Максим вопросительно кивнул.

– А зачем мне это надо?

Сева пожал плечами.

– Ну не знаю, – он задумался на несколько секунд, а потом подсел к Максиму поближе, перейдя почти на шепот, хотя рядом со скамейкой никого не было.

– Так ты поэтому тоже не спал?

Ковров мрачно покачал головой.

– Тоже. Поэтому.

Смехов потер ладонями уши.

– Вот это номер. Странно все это…

– Что?

– Ну что у нас один сон на двоих.

Ковров улыбнулся.

– Сны разные. Кошмар один.

Они замолчали, словно эта тема неохотно давалась им обоим. Затем Смехов примирительно хлопнул собеседника рукой по плечу.

– Ты это, извини меня. Ну, что я так с тобой. Я же не знал…

– Да нормально, – Ковров откинулся на спинку скамьи, – что я, не понимаю что ли…

– Ну и что будем дальше со всем этим делать? – прищурившись, спросил Смехов.

– Есть одна мысль, – пробормотал Ковров, подмигивая товарищу по кошмарам.

До конца сезона оставалось всего два дня и посещения лагеря родителями уже прекратились. Поэтому Сева был очень удивлен, когда в корпус вбежала их вожатая, Света, и подошла к Максиму, сидевшему на кровати и читавшему книгу:

– Максимчик, к тебе там приехали. Ждут тебя у ворот.

Макс тут же отложил книгу в сторону, словно ожидая эту новость, и подмигнув Смехову, жестом позвал его с собой. Сева вопросительно кивнул в ответ.

– Пойдем, пойдем, познакомлю тебя кое с кем, – Макс заговорщицки улыбался, и Смехову стало даже не по себе. Но друг крепко схватил его за руку и повлек за собой к выходу.

Около ворот, в тени раскидистой березы, стоял запыленный серый УАЗ, двери которого сразу открылись, стоило пацанам появиться из ворот лагеря. Навстречу им из салона машины неспешно выбрался пожилой человек азиатской внешности. Он улыбался, но его глаза внимательно изучали Смехова, словно незнакомец хотел разглядеть в нем что-то, ведомое только ему одному. Сева почувствовал себя неуютно. Мужчина похлопал по плечам Коврова, словно своего родственника, а его другу протянул сильную мозолистую руку.

– Привет, Адучи. Привет, Всеволод.

Смехов с удивлением уставился на друга, не понимая, почему азиат назвал того таким странным именем. Но Ковров лишь подмигнул ему, никак не прокомментировав этот эпизод.

– Меня зовут Шорхит, я родом с Алтая, – человек продолжал рассматривать Смехова, – я узнал, что у Адучи появился хороший друг в лагере и попросил его нас познакомить. Ты не против?

Смехов покачал головой, продолжая растерянно поглядывать на Коврова. А алтаец провел руками по его волосам и, подмигнув, прошептал:

– Ну, вот и чудесно. Значит, будем знакомы.

Они прогуливались по окрестному лесу, но не по вытоптанной тропинке, как это обычно делали все приезжающие, а прямо по полянам, заросшим папоротником и травой. Шорхит спрашивал, как у них прошел сезон, хочется ли им уже поехать домой, и еще много всяких отвлеченных вопросов. Но у Смехова сложилось отчетливое впечатление, что алтаец приехал в лагерь даже не столько, чтобы повидать, как он его назвал «Адучи», а для того, чтобы познакомиться именно с ним. Когда Шорхит уехал, и они побежали с Максом обратно в отряд, Смехов бортонул друга плечом и на ходу спросил:

– Что это было вообще?

Ковров весело рассмеялся. Было видно, что его странный визит алтайца не только не смутил, но и оставил очень довольным.

– Я тебе потом расскажу, Севыч.

Но Смехов остановился и, нахмурившись, произнес:

– Нет уж, давай сейчас рассказывай.

Ковров тоже остановился и, не переставая улыбаться, ответил:

– Это друг моего дедушки, охотник с Алтая.

– А чего ты так радуешься?

Ковров хмыкнул:

– Не виделись давно. Соскучился.

– А чего он на меня тогда так пялился?

Ковров пожал плечами:

– Я ему про тебя рассказал. Он и приехал. А это не просто так. Значит, заинтересовался.

– Чем заинтересовался? – хмуро пробормотал Смехов.

– Ни чем, а кем. Тобой заинтересовался.

Смехов опять наморщил лоб.

– А что во мне такого интересного?

Ковров хмыкнул.

– Черный человек. Ты думаешь, что это просто сон, а это не сон совсем. Вернее – не просто сон. Меня в свое время отец к Шорхиту и отвез, из-за снов этих. Меня раньше такие кошмары мучили, что просто капец.

– И что, он тебе помог? – прищурившись, спросил Смехов, чувствуя, как при упоминании об его ночном визитере кожа на руках покрылась мурашками, будто подуло холодным ветром.

– Помог, – ответил Максим, но прозвучало это как-то не очень утвердительно.

– Больше не мучают кошмары? ОН больше не приходит? – Смехов потер локти и предплечья ладонями, прогоняя мурашей.

Максим неопределенно покачал головой.

– Приходит…

– Ну а в чем тогда помощь-то? – удивленно спросил Сева.

Максим усмехнулся.

– Теперь не он охотится за мной, а я за ним.

– Как это? – ошарашено выпучил глаза Смехов.

– А вот так, – Максим кивнул головой в направлении уехавшего алтайца, – раньше я был добычей, а когда познакомился с Шорхитом, стал охотником.

– И чего?

– Того, – насмешливо бросил Ковров, – рано или поздно я выслежу его и узнаю, кто там прячется под темной маской.

Смехов молча смотрел на друга, пытаясь переварить услышанное. Затем задумчиво посмотрел в направлении уехавшего УАЗика и пробормотал:

– А я-то тут причем?

Максим шуточно щелкнул его ладошкой по лбу.

– Как «причем»? Ты что, до сих пор не врубился? Теперь мы будем охотиться за ним вместе.

Он растормошил волосы озадаченного Смехова.

– Шорхит же не просто так приезжал. Ему нужно было с тобой повидаться. И знаешь, что он мне перед отъездом сказал?

Смехов вопросительно кивнул. Макс радостно хмыкнул:

– Чтобы мы с тобой к нему приезжали после сезона. На Алтай. А это значит, что ты, возможно, тоже станешь охотником. Понимаешь?

Смехов молча развел руками, демонстрируя полное непонимание.

– Ничего, – Максим примирительно ткнул его кулаком в плечо, – я тоже не сразу понял. Но одно знаю точно, тебе понравится. Сто процентов.

Они снова пошли по тропинке в направлении своего корпуса. Смехов фыркнул.

– А что это за прозвище такое? Ну, которым он тебя назвал.

Максим повернулся к товарищу.

– Это мое охотничье имя.

Смехов засмеялся.

– А если я стану охотником, мне тоже охотничье имя дадут?

Максим подмигнул ему.

– Если станешь, то обязательно дадут. Только я не уверен, что какое-нибудь приличное.

– Чего это? – Смехов опять подтолкнул его плечом, – а у тебя приличное? Что оно вообще означает?

Максим сделал нарочито загадочное лицо.

– А вот этого тебе пока знать не положено. Ты ведь еще не охотник.

Середина 80-х.

«Радуга – мост, соединяющий небо и землю. Когда наступит конец света, она обрушится – после того, как дьявол усядется на нее верхом».

Артуро Перес-Реверте. «Клуб Дюма или Тень Ришелье».

Прошло два года. ДЮТО «Радуга» прекратило свое существование. Никто не знает точно, почему это произошло. Просто в один из учебных дней всех учеников собрали в зале и объявили о роспуске Объединения. По лицам педагогов было видно, что они сами находятся в недоумении, но факт оставался фактом – чудесные занятия по развитию необычных способностей были прекращены. И если учителя как-то пытались сдерживать эмоции, то ученики были буквально шокированы. Нам позволили прикоснуться к чуду, почувствовать на вкус увлекательнейшее обучение – не унылую зубрежку и формальные схемы обычной школы, а что-то действительно восхитительное – то, что пробуждало интерес и мотивировало к познанию мира не карательной системой оценок, а захватывающими дух чудесами и тайнами, открываемыми вместе с учителями на занятиях ДЮТОР.

Единственное, что позволило тогда Смехову не впасть в депрессию, это его новая жизнь, перехватившая эстафету тайн и чудес у закрытой «Радуги». Эта новая жизнь началась в летнем лагере со встречи с алтайским охотником Шорхитом и продолжилась вместе с его другом, Максимом, который сыграл ключевую роль в этой мистерии, захватившей обоих пацанов и закружившей их в водовороте событий, гораздо более увлекательных и динамичных, чем все, что происходило с ними ранее. И не удивительно. Ведь на смену городским залам пришли настоящие горные тропы и таежная чаща. Да-да, они оба стали обучаться искусству Охоты. Но это была не обычная охота, какой ее воспринимает большинство обывателей, связывая это слово с убийством животных. Охотники, принявшие мальчиков в свою семью, учили их практически тому же, что и учителя «Радуги» – пробуждению инстинктов, развитию интуиции, умению понимать язык животных и растений и многому другому. Но только обучение это было куда более углубленным, ведь одно дело сидеть среди стен, и совсем другое дело идти сквозь непролазную чащу, втягивая носом сотни живых запахов и слушая какофонию звуков, разлитую вокруг.

Воистину, это было самое удивительное время в их жизни. Каждое лето, практически на месяц, Смехов уезжал вместе с Ковровым в тайгу, возвращаясь в город загорелым, подтянутым и с горящими глазами, что лучше всего характеризовало для его родителей пользу подобного времяпрепровождения в летние каникулы. Однако о том, что происходило в этой тайге, родители ничего не знали, думая, что мальчики просто купаются, собирают ягоды и грибы, ходят в горы. Это было одним из условий обучения. Или даже не обучения, а погружения в Традицию. Ведь за фасадом обычной охотничьей семьи скрывалась глубочайшая Сибирская Традиция, узнать о которой было не так просто. А одним из главных символов этой Традиции был Волк. И об этом чуточку поподробнее…

«ВОЛЧИЙ ОГОНЬ».

АЛТАЙ.

«Если волк молчит, то лучше его не перебивать».

Неизвестный автор.

Они вышли из кедрача и присели за поваленным стволом, устраиваясь поудобней. Ноги гудели так, что казалось, будто они вибрировали, словно высоковольтные провода.

– Устали? – Айрук, их Наставник в Охотничьем искусстве, внимательно осмотрел каждого участника их «охотничьей команды» – Смехова, Коврова и Унгена, внука того самого Шорхита. Пацаны, лица которых были покрыты очень специфическим камуфляжем – зеленым соком травы, отдышавшись, дружно помотали головами.

– Молодцы, – Айрук удовлетворенно кивнул, – потому что силы вам пригодятся.

Молодые охотники неуловимо напряглись. Они отлично знали, что алтаец очень любит создавать неожиданные и иногда откровенно жесткие ситуации. А сказанная им фраза точно не сулила ничего хорошего. Айрук словно прочитал их сомнения. Он развел в стороны руки, будто давая понять, что никто их сюда насильно не тянул и все, что он с ними делает, является не блажью или издевательством, а важным элементом обучения. Пацаны переглянулись. За узором на лицах сложно было прочитать мимику, поэтому они общались в основном через ощущения, как и учили их Наставники. Айрук дал им еще несколько минут отдыха, затем наклонился вперед – охотники сделали то же самое.

– Вы заметили, что он идет за нами? – тихо прошептал алтаец. Охотники опять переглянулись. Их эмоции передавали лишь взгляды, блуждающие от одной охотничьей маски к другой. Айрук показал глазами на бурелом в тридцати метрах от места их импровизированной стоянки. Три пары глаз устремились туда, пытаясь разглядеть того, о ком говорил Охотник.

Взгляд Айрука упал на Максима. Тот отрицательно покачал головой. Охотник посмотрел на Смехова, но тот тоже никого не заметил. Айрук перевел взгляд на Унгена. Он был, безусловно, гораздо более опытным следопытом, несмотря на свой юный возраст. Ведь если Смехов приезжал сюда всего лишь на месяц, а Ковров на все лето, то Унген в тайге жил все время и, соответственно, обучался Традиции с детства.

Он согласно кивнул в ответ и молча показал фигуру из пальцев, что на языке Охотников означало зверя или, более точно, волка. Айрук удовлетворенно прикрыл глаза, что означало подтверждение. Смехов с Ковровым опять уставились на густые кусты бурелома. Если волк на самом деле был там, он должен был как-то себя проявить. Но сколько ни пытались они увидеть хотя бы намек на его присутствие, обнаружить серого преследователя им не удалось. Айрук показал им жестом, что волк все еще там. Затем он опять прошептал.

– Вы не сможете его увидеть. Это не обычный волк. Он не охотится. Он идет за нами по иной причине.

Волк встречался им еще два дня подряд. Вернее не совсем «встречался» – Охотники ощущали его присутствие, но ни разу не видели его глазами. И позже Смехов понял почему.

Во время одного из очередных выходов в тайгу, Максим с Унгеном пошли в одну сторону, а Айрук жестом пригласил Севу иди за ним. Они шли еще несколько часов, пока, наконец, Наставник не остановился около большого серого скальника, торчащего вверх заостренной верхушкой, словно звериный клык. Охотник опустился на траву и кивнул юному попутчику на место рядом. Его взгляд неотрывно был сфокусирован на юноше, словно он пытался разглядеть в нем что-то – какую-то реакцию или, может, вообще что-то невидимое для обычного глаза. В том, что Охотник мог это делать, Смехов убеждался не один раз. Айрук усмехнулся, словно прочитав ко всему прочему и его мысли.

– Ты думаешь, почему мы разделились?

Смехов неопределенно качнул головой. Охотник глубоко втянул в себя сладковатый воздух тайги.

– Я отвечу. Потому что то, что должно произойти здесь и сегодня – только для тебя.

Смехов хотел задать спонтанно возникший вопрос про это «то, что», но вовремя остановился, зная, что Охотник не любит лишних слов. Айрук одобрительно похлопал его по руке.

– Ты же понял уже, что мы – не обычные охотники. Что то, чем мы живем, гораздо глубже обычного промысла.

Смехов опять молча кивнул.

– Наша Традиция называется «Тай-Шин», что в переводе означает «Свободные Волки». И это не случайно. Волки являются не только нашим Тотемом, это наши таежные Братья. Мы все – одна семья.

Охотник замолчал, разглядывая своего ученика.

– В «Тай-Шин» не попадают просто так. Для того чтобы Охотиться с нами, нужно иметь что-то внутри. Что-то, что роднит тебя с волками.

Айрук постучал себя рукой по груди.

– Что-то, спрятанное в тайниках нашей человеческой личности.

Он сжал ладонь в кулак, продолжая удерживать его в области солнечного сплетения.

– Это что-то иногда спрятано очень глубоко. Его не просто проявить. Вот тогда на помощь приходят Братья. Они способны пробудить это в тебе.

Охотник раскрыл ладонь, будто выпуская из нее зажатую там маленькую птичку. Он улыбнулся Всеволоду и подул перед собой, сделав жест рукой, словно помогая невидимой птице улететь. Смехов улыбнулся в ответ. Но улыбка тут же слетела с его лица, потому что он почувствовал его – волка, который следовал за ними на протяжении всех этих дней. Сейчас он был от них совсем близко. По-прежнему скрываясь в густой листве, он сейчас очень четко ощущался юным Охотником как источник тепла, наподобие костра, распространяющего вокруг себя волны горячего воздуха. Айрук удовлетворенно кивнул. Видимо, он ждал именно этой реакции от своего попутчика.

– Да, он рядом, – прошептал Охотник и подмигнул Смехову. Затем он наклонился к нему и, опять сжав ладонь в кулак, приложил его уже к груди юноши.

– Он ждал, когда ты будешь готов. Сейчас ты пойдешь ему навстречу. Настало время вам познакомиться.

Смехов нервно облизал пересохшие губы.

– Что я должен делать?

Айрук повернул голову в направлении, откуда шло упругими волнами невидимое тепло.

– Ничего. Твоя задача не бояться. Потому что, если ты испугаешься, это что-то внутри тебя спрячется еще глубже, – Охотник надавил кулаком ему на ребра, отчего Всеволод невольно сморщился, – но тебе нечего бояться. Ты готовился к этой встрече очень долгое время.

Охотник продолжал удерживать руку на груди, не ослабляя давления.

– Да, не удивляйся. Гораздо дольше, чем ты находишься в этой тайге. Дольше, чем знаешь Максима. Даже дольше, чем знаешь самого себя.

Алтаец усмехнулся, пристально глядя Смехову прямо в глаза. Севе даже показалось, что он его гипнотизирует или делает что-то вроде этого. Но сфокусировавшись на своих ощущениях, он понял, что давление охотничьей руки не приносит ему дискомфорта. Наоборот, оно успокаивает его, будто из кулака Наставника в него вливается покой и уверенность.

– Это не просто таежный зверь. Помни об этом, когда пойдешь ему навстречу. Это – твой Проводник. Это – ты сам.

Кулак усиливает давление на солнечное сплетение. Смехов инстинктивно пытается сделать глубокий вдох, но не может, хотя это и не вызывает у него тревоги. Он полностью доверился действиям Охотника и реакциям своего тела на них.

– Когда ты увидишь его, остановись, не делай резких движений. Жди. Он будет изучать тебя. Если он уйдет в тайгу, возвращайся ко мне. Если он подойдет к тебе, опустись на колени, поставь руки на землю и просто смотри ему в глаза.

Смехов пытается вдохнуть глубже, но сдавленные легкие пропускают лишь немного воздуха, достаточного для того, чтобы не задохнуться.

– Я понял.

Айрук наклоняется совсем близко.

– Открой ему свое сознание. И когда ты впустишь его в себя, ты поймешь, почувствуешь…

Охотник глубоко вдыхает, словно делая это за ученика.

– Что? – сдавленно выдает Смехов.

– Огонь. И Свобода, – Айрук прекращает давление, убирает руку с груди и раскрывает ее, как это он делал несколько минут назад перед собой. Смехов делает глубокий вдох, чувствуя, как по телу бежит горячая волна энергии, перемешиваясь с кровью в венах. Охотник подмигивает ему, подбадривая. Всеволод встает и делает первый шаг навстречу таежной чаще, скрывающей в своих глубинах невидимого зверя. Он знает – волк ждет его. Ощущение тепла из кустов было таким отчетливым, что Смехов понял, что он идет по нему, как корабль идет к причалу, ориентируясь на дорожку из света от далекого маяка, ложащуюся на водную гладь.

Ощущения стали настолько яркими и мощными, что создавалось впечатление, что где-то внутри тела отключили какие-то фильтры, которые сдерживали до этого поток чувств, воспринимающих окружающий мир. Смехов замер и прислушался к окружающему пространству. Что же это Айрук сделал с ним? Он чувствовал каждой клеточкой дуновение ветерка, несущего на своих эфемерных крыльях запах десятка трав, которые до этого он мог не учуять даже носом, не то что кожей. Дыхание леса проникало в него каскадом звуков, но они не оглушали, а наоборот, складывались внутри в какую-то причудливую мелодию, которую невероятно приятно было слушать, и которую невозможно было воспроизвести, потому что она менялась каждое мгновение.

В какой-то момент Смехов вдруг понял, что, возможно, он чувствует тайгу так, как это делают звери. А это значило, что он либо сам становился зверем, либо это волк, каким-то образом нащупывал тайные тропы в его чувственной сфере. Юный Охотник замер на месте и закрыл глаза. Ему показалось, что он сбился с пути и потерял на мгновение тепловой след, соединяющий его с таежным зверем. Но нет, тепло по-прежнему ощущалось в пространстве, словно человек шел на горящий неподалеку огонь, который, в отличие от обычного костра, не дымил, не имел запахов и не издавал потрескивающих звуков. Смехов сделал шаг вперед и опять замер. Странно, но ощущение тепла раздвоилось. Оно исходило как спереди, так и сзади, из того направления, откуда Охотник начал свое движение. Смехов стоял какое-то время на месте, слегка раскачиваясь, пытаясь понять природу этого двойного теплового следа. И тут до него дошло. «Огнем», который настиг его со стороны спины, был Айрук. Он излучал тепло так же, как и волк, находящийся где-то совсем рядом. Более того, это ощущение было сейчас таким знакомым, что Всеволод осознал, что он всегда чувствовал его, просто раньше не понимал этого. Возможно, он так же ощущал раньше и волка, но эти фильтры внутри не позволяли ему понять природу этих чувств, теперь вышедших на поверхность могучей волной. И сейчас он стоял между двух «костров» – волком и человеком, которые ощущались им одинаково. Вот что имел в виду Айрук, когда говорил, что волки – это их Братья. Смехов улыбнулся и опять двинулся вперед. Чтобы через несколько шагов снова замереть – прямо перед ним, среди невысокой травы, замер серый зверь.

Глаза Охотника и волка встретились. Было непривычно видеть всего в нескольких шагах от себя дикого таежного хищника. Но о какой привычке можно было говорить, когда Всеволод и в тайге-то оказался первый раз совсем недавно. Однако, несмотря на это, зверь по-прежнему ощущался им на каком-то глубоком уровне как кто-то знакомый и совсем не опасный.

«Это не просто таежный зверь. Помни об этом, когда пойдешь ему навстречу. Это – твой Проводник. Это – ты сам».

Слова Айрука всплыли в памяти тихим шепотом и стали складываться в образы.

«Тебе нечего бояться. Ты готовился к этой встрече очень долгое время. Гораздо дольше, чем ты находишься в этой тайге. Дольше, чем знаешь Максима. Даже дольше, чем знаешь самого себя».

В сознании Смехова рождались и гасли озарения, в которых он очень точно понимал сейчас смысл слов, сказанных ему Наставником. Он шел к этой встрече не одну жизнь. И этот волк тоже шел навстречу ему. Из одного воплощения в другое, чтобы встретиться сейчас в дремучей алтайской тайге, глаза в глаза – волк и человек. Чтобы круг их перерождений снова замкнулся в этой точке, и они снова узнали друг друга. Два Охотника, два Брата, два Живых Огня.

Смехов опустился на колени и развел в стороны руки, уперев их в траву перед собой. Волк сделал шаг вперед. Глаза в глаза. Смехов улыбнулся. Волк шагнул еще ближе. В его желтых глазах будто и в самом деле закружились вихри – сполохи огня, и, вырвавшись наружу, ворвались, словно упругие струи, выпущенные из огнемета, в сознание Охотника. Тайга закружилась вокруг наподобие детской карусели и несильно ударила в лицо мягким ковром шелковой ласковой травы.

Он открыл глаза и сразу увидел пронзительно лазурное небо, на фоне которого еле уловимо колыхались мохнатые ветви кедров. Смехов пошевелился и, сделав усилие, поднялся в сидячее положение, опираясь рукой о землю.

– Не торопись, не прыгай как белка, – усмехнулся кто-то рядом. Всеволод обернулся и увидел Айрука. Тот сидел рядом и смотрел на своего ученика. В его взгляде чувствовалось удовлетворение.

– Он не ушел, – с трудом выдавил из себя Смехов и издал какой-то хриплый звук, похожий на попытку засмеяться. Охотник кивнул ему.

– Я знаю, – он с усмешкой опять показал сжатую руку у груди и разжал ее, снова выпуская на свободу невидимую птаху. Он проводил ее взглядом, как будто на самом деле наблюдая за полетом невидимки, и снова перевел взгляд на юношу.

– Теперь ты – тайшин, один из нас. Твой Брат пробудил тебя, и теперь Огонь, который он зажег, будет освещать твой путь, даже если ты окажешься в кромешной тьме.

Айрук подмигнул Смехову.

– Этот Огонь рано или поздно выкурит из тебя и того, кто пугает твой Дух с самого детства. А когда он вылезет на поверхность, твой инстинкт Охотника позволит тебе поймать его.

Всеволод нахмурился, пытаясь понять, о чем говорил ему Наставник. Ощущение карусели еще делало мир вокруг зыбким и не совсем реальным. Айрук наклонился к нему и, понизив голос, произнес:

– Ты знаешь, о ком я говорю. О том, кто привел тебя к нам.

Смехов глупо хмыкнул:

– Макса что ли?

Айрук фыркнул и легонько щелкнул его пальцами по лбу.

– Нет, балбес. Адучи пришел к нам так же, как и ты. И если он и сидит внутри тебя, то только с самыми добрыми намерениями.

Охотник вдруг стал серьезным, а в его взгляде появилась озабоченность.

– Я говорю о кошмаре, который прячется в твоих снах. О том, кто скрывается в тени твоего сознания.

Смехов сделал нервное движение, проглатывая ком, возникший в горле.

– Черный человек?

Айрук кивнул. Он выдержал небольшую драматическую паузу и рассмеялся:

– Не бойся. Он был страшен, пока у тебя в крови не было волков. Сейчас все изменилось. Сейчас ты стал совсем другим. И теперь не он является твоим загонщиком и преследователем. Наоборот, ты сам будешь выслеживать его. И рано или поздно он попадется в твои ловушки. Так же, как до этого ты попадался в его.

Охотник похлопал Всеволода по плечам и рукам, словно проверяя цел ли он.

– Теперь ты открыт для волка. А это значит, что он пустит твое сознание в свое тело. Ты сможешь увидеть тайгу его глазами, ощутить ее через его тело.

Всеволод молча наблюдал, как Охотник молотит его тело, словно опять что-то делая через него с его сознанием.

– А ты теперь сможешь приглашать его дух, когда в этом возникнет необходимость. Все тайшины проходили через это, прежде чем понять, что наше сознание не ограничено нашим телом.

Айрук в одно неуловимое движение оказался на ногах.

– Вставай. Ты уже окреп и снова стал твердым. Пойдем. Не время валяться на траве. Наша Охота только начинается…

Конец 80-х.

«Иногда человек, от которого вы меньше всего этого ожидаете, может помочь вам найти свой путь домой».

Х/ф «Припаркованные».

Последнее лето юности.

БАРНАУЛ.

«Человек сражается своим разумом. Его руки и его оружие – всего лишь продолжение его воли. Одно из заблуждений нашего времени – представление о том, что вооружение является эквивалентом силы».

Джефф Купер.

Закатное солнце оранжевым диском зависло над горизонтом, отражаясь в окнах золотыми отливами. Жара немного спала, и теперь на улице было достаточно комфортно. Можно наконец было пойти прогуляться. Смехов вышел из подъезда и сразу увидел ставшую уже привычной толпу около дворовой беседки. Это место стихийно превратилось в своеобразную местную тусовку, и по вечерам сюда стекались окрестные пацаны, чтобы поболтать, покурить, тайком попить пива, поиграть в настольный теннис. Всеволода увидели, свистнули, замахали руками. Хотя он и не любил ни эту компанию, ни подобное времяпровождение, подойти и поздороваться было частью негласного районного этикета. Пожав всем руки, он вежливо отказался от протянутой бутылки пива. Ответил на символический вопрос «как дела?», обсудил с кем-то из одноклассников какие-то будничные новости. Короче, обычный летний вечер в дворовой компании. Спустя несколько минут к беседке подошел пожилой человек и остановился, терпеливо ожидая, пока у забора выстроятся пустые бутылки. Тут же послышались насмешливые возгласы:

– Старый, ты чего завис?

– Дед, не грей уши, дай пообщаться спокойно.

Мужчина, засмущавшись, улыбнулся, пожав плечами:

– Ребятки, извините. Я бутылочки заберу у вас?

Кто-то подопнул по направлению к нему ногой несколько пустых бутылок. Дед медленно наклонился, поднимая их с земли, и, стряхнув остатки пива, аккуратно положил в авоську. После этого он опять замер в ожидании, потому что несколько бутылок еще ходили по рукам.

– Дед, ну ты чего, в самом деле? Дай спокойно пивка попить, а то в горло не лезет. Придешь потом, заберешь посуду, никуда она не денется. Мы ее вот тут у забора оставим.

Пенсионер опять робко разулыбался, неуверенно переступая с ноги на ногу. Было видно, что бутылки были существенной добавкой к его пенсии, и терять эти несколько штук ему не хотелось.

– Ребятки, вы извините старика. Не хотелось вас напрягать. Давайте я вон там, около будки постою, чтобы не мелькать перед глазами.

Он отошел подальше и встал за углом трансформаторной будки, выглядывая оттуда, стараясь не привлекать к себе внимание. Через несколько минут про него уже забыли. Беседку заполнил сигаретный дым, шумные разговоры, смех и цокот теннисного мячика по столу. Смехов собрался уже уходить, как мимо него прошел, расталкивая всех плечами, Володя Гласов. Это был местный хулиган, который ушел из школы в восьмом классе, но по-прежнему оставался грозой всех окрестных дворов. Да и всего района в целом. Помимо массивного телосложения, он обладал абсолютно неуравновешенной психикой и был крайне агрессивным, почему и получил на районе славу отмороженного бойца. Связываться с ним желающих обычно не находилось. Вот и сейчас он шел сквозь толпу, нарочито сшибая всех на своем пути, но в ответ слышались лишь осторожные шутки и усмешки. Всеволод увернулся от всесокрушающего плеча, но Гласов остановился рядом с ним и специально наступил своей огромной ступней на ногу Смехову. Было больно. Стоящие рядом заржали, словно он сделал что-то очень остроумное, а Смехов, не имея возможности выдернуть ногу, инстинктивно оттолкнул массивное тело от себя обеими руками. Гласов отлетел в сторону, сшибая, словно кегли, тех, кто стоял позади него. Вся компания замерла. Это было неслыханной дерзостью, и «виновный» наверняка должен был быть неминуемо наказан. Гласов выматерился и, развернувшись, уставился на Смехова красными от ярости глазами. Во дворе повисла тягостная тишина.

– Ты че, падла? А ну-ка, иди сюда, топчи поляну, – проревел он громовым голосом и решительно пошел на середину двора.

Вся компания тут же переместилась вслед за ним, неуловимо перетекая на другое место, словно лужа ртути, располагаясь в круг, образуя импровизированную гладиаторскую арену. Все любили подобные зрелища, которые происходили во дворах довольно часто. Единственное, что участником подобных стычек Гласов был не часто – обычно похожие инциденты если и происходили с его участием, то заканчивались молниеносно – «виновник» тут же просил прощения за свою «ошибку» и бежал в ближайший магазин покупать пиво, которое тут же и распивали «в мировую». Но тут ситуация была особенной. Смехов хоть и не слыл на районе бойцом, но имидж имел человека принципиального, который вряд ли стал бы пресмыкаться перед наглыми выходками местного беспредельщика. В этом и была основная интрига. Всем не терпелось посмотреть, чем закончится это противостояние двух мировоззрений, двух характеров. Все знали, что Смехов занимался боксом в известном на районе спортклубе «Смена», но никогда не демонстрировал свои умения в уличных драках. И вот сейчас наступил некий момент истины. Или оборзевший от своей безнаказанности Гласов должен был выхватить давно положенных ему «люлей», либо их должен был получить Смехов, которого многие считали нелюдимым и заносчивым из-за того, что он редко посещал подобные «сходки» и практически никогда не принимал участие в столкновениях «школа на школу» или «двор на двор». В любом случае, зрелище предстояло увлекательное. Круг взволнованно перешептывался. Гласов вышел на середину и постучал огромным кулаком по такой же огромной ладони. Было видно, что он распаляет сам себя, словно берсерк, впадающий в боевой транс. Обычно это зрелище устрашающе воздействовало на всех его противников.

– Ну давай, че ты там, очкуешь? Обоссался?

Все напряженно ждали реакции Смехова. Но тот усмехнулся и, сняв с запястья часы, протянул их кому-то из стоявших рядом. А потом с такой же легкой усмешкой шагнул в круг, выходя в центр. Гласов с кривой улыбкой смерил его взглядом. Было видно, что привычной испуганной реакции он не встретил, а это значило, что драка была неизбежна. И все было бы ничего, если бы не эта уверенность в действиях худощавого Смехова, который явно не демонстрировал растерянности или страха. Всеволод встал в стойку:

– Извини, Володя.

Гласов изумленно покосился на него. Это извинение было явно не тем, что он ожидаемо хотел услышать.

– За что? – басовито прорычал он, насмешливо глядя на выбранный им объект публичного унижения.

Смехов подмигнул ему.

– Сейчас узнаешь.

В этой фразе было столько уверенности, что все опять изумленно замолчали. Гласов усмехнулся и сделал шаг вперед. И тут он встретился с противником глазами. В это самое мгновение мир остановился. Нет, не то чтобы Гласов испугался. Хотя ему и было непривычно встретить такое сопротивление от человека, явно уступающего ему по физической мощи и опыту дворовых драк, но это было что-то другое. Он что-то почувствовал. Как ощущают звери приближение смертельной опасности. В глазах Смехова и было как раз нечто подобное – нечеловеческое, звериное. Словно напротив «грозы района» стоял не обычный пацан, пусть даже и тренированный, а готовый к броску волк, непонятно каким образом оказавшийся в центре города и теперь замерший, хладнокровно оценивая, куда вонзить свои смертоносные клыки. Даже зрачки Всеволода поменяли цвет. И стойка – тело человека замерло в напряжении, но ничего человеческого в ней, по сути, не осталось. Только облик. А внутри дрожал от нетерпения под человеческой кожей таежный хищник, рвущийся наружу. Что это было, Гласов не мог осознать. Его закаленный в драках ум лишь схватывал эти неуловимые изменения, но связать их в одну картинку ему не удавалось, потому что дворовому бойцу ни разу не приходилось сталкиваться с подобным противником. И поэтому ум начал подавать в мышцы противоречивые сигналы опасности. Время, как вязкий кисель, продолжало висеть на импровизированной арене, в центре которой замерли друг напротив друга два гладиатора, между которыми разворачивалась какая-то таинственная мистерия. А вокруг продолжала безмолвно стоять притихшая толпа, в ожидании кровавой развязки, не понимая причин ее промедления. Подбадривать Гласова никто не решался. Гнев неуравновешенного хулигана мог легко переключиться на любого зрителя, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Пауза явно затянулась. И тут произошло нечто совершенно неожиданное. Гласов усмехнулся, сплюнул сквозь зубы и, развернувшись, пошел на выход из круга.

– Не то настроение сегодня. Живи пацан.

Собравшиеся изумленно округляли глаза. Круг разомкнулся, пропуская огромную фигуру. Хулиган подошел к беседке и, взяв бутылку пива у кого-то из рук, как ни в чем не бывало сел на скамейку. Вся тусовка медленно поплелась вслед за ним, просто не зная, как реагировать на произошедшее. Все недоуменно посматривали на Смехова, который продолжал неподвижно стоять в центре двора. Кто-то отвлеченно пошутил на какую-то постороннюю тему уже в районе беседки, чтобы снять напряжение. В ответ засмеялись. Опять зацокал по столу теннисный мячик. Запахло зажженной сигаретой. Вечер продолжался в прежнем формате, будто ничего необычного не случилось. Гласов выбрал себе очередную жертву, кинув в нее пробку от бутылки. Жертва подобострастно захихикала, увернувшись.

Смехов наконец вышел из оцепенения и тоже подошел к толпе, словно ничего не случилось. Обменявшись несколькими нейтральными фразами со своими одноклассниками, бросил напоследок:

– Ладно, пока.

И пошел по направлению к арке, ведущей на проспект. Он изо всех сил пытался держаться прямо, потому что его изрядно шатало, но не от пережитого стресса, обычно ударяющего изнутри вязкой волной нахлынувшего адреналина. Это было нечто иное. Это волк все еще находился в нем, пытаясь вырваться из тесного человеческого тела. Сила зверя искала выход, пробужденная, но не реализованная. И теперь нужно было успокоить ее, растворить в своей крови, вернуть часть сознания зверя обратно в далекую тайгу, откуда он был вызван для отчаянного поединка.

Около арки переминался с ноги на ногу тот самый пенсионер. Он смущенно пожал плечами и улыбнулся Смехову.

– Вы это, сынки, поберегите себя. Войны ведь нет давно, а вы все воюете. И что вам не живется? Вон вечер какой чудесный, мирное небо над головой – живи, наслаждайся. А вы друг с другом. Нельзя так. Запомни сынок – главное, чтобы войны не было. Остальное – ерунда.

Всеволод растерянно кивнул ему, не соображая особо, что говорит ему собеседник. А пенсионер с досадой махнул на него рукой и, хмуро бросив взгляд в сторону шумной компании, медленно пошел прочь, не дождавшись обещанных пустых бутылок. Смехов еще долго смотрел ему вслед, перебирая в голове засевшую там фразу:

«Запомни – главное, чтобы войны не было. Остальное – ерунда».

Раньше бы Смехов просто пропустил ее мимо ушей, считая сказанное просто стариковскими нравоучениями. Но сейчас ум почему-то крутил ее в сознании, словно закольцованную Ленту Мебиуса, будто пытаясь запомнить, записать в памяти для какой-то дальнейшей проработки и реализации. И не понятно было, то ли просто совпало несколько факторов – эта несостоявшаяся, но при этом еще как состоявшаяся драка, пробуждение «волчьего огня» внутри, вовремя сказанная фраза – но у Смехова возникло отчетливое ощущение, что он замер на перекрестке каких-то важных истин, разгадать смысл которых ему еще предстояло. И старик, спина которого уже давно скрылась за тополиными стволами, был как проводник в это новое неизвестное. Проводник из далекого прошлого, как-то связанного с давно закончившейся войной, и ближайшим будущим, которое должно было скоро произойти.

Проводники… Жизнь периодически выставляет их на нашем Пути – иногда как Знаки, указывающие верное направление, иногда как Помощь, необходимую для того, чтобы найти в себе силы и мужество сделать в этом направлении первый шаг.

Окончание школы совпало для меня с очередным поворотным этапом в моей жизни. И как это обычно случалось в подобных судьбоносных перекрестках, откуда ни возьмись всегда появлялся Проводник – тот, кто выдергивал меня из нарисованных моим воображением сценариев и увлекал в сценарии, куда более захватывающие и значимые для меня. Сначала это был Евгений Максимович, функционер ДЮТОР, потом мой друг Максим Ковров и загадочный Охотник Шорхит.

Интересно, кто же ждал меня на очередном повороте Судьбы? Я не знал этого наверняка, но остро чувствовал его присутствие где-то совсем рядом. И как это обычно случалось – мои обостренные чувства меня не обманули.

Все началось видимо тогда, когда к нам домой пришел участковый и минут двадцать беседовал с моими родителями, а потом обошел всех ближайших соседей, задавая им странные вопросы обо мне. Как они могли бы меня охарактеризовать? Не был ли участником каких-либо хулиганских ситуаций? Выпиваю, курю? Во сколько прихожу домой? Какие отношения в семье?

Все это не могло ни вызвать кучу встречных встревоженных вопросов. Но участковый спешил всех успокоить, объясняя, что собирает информацию для военкомата. И это выглядело более-менее правдоподобно, учитывая, что я был как раз на грани призывного возраста и проходил мероприятия, называемые в призывной комиссии «припиской». Но возникал самый главный вопрос – с каких пор военкоматы собирали подобную информацию о рядовых призывниках, особенно с привлечением к этому процессу участковых милиционеров?

Отец успокоил меня, сказав, что, скорее всего, причиной такого отношения было рассмотрение призывника в качестве кандидата в элитные подразделения. Такой вариант был вполне реален, учитывая мою родословную, высокий рост и достаточно серьезную подготовку к прохождению армейской службы – занятия стрельбой и боевыми искусствами. Но эта подготовка имела своей целью совершенно другую перспективу. Я грезил службой именно в погранвойсках и именно поэтому последние два года тренировался в армейском клубе «Пограничник», откуда, благодаря договоренности с военкоматом, все выпускники клуба гарантированно отправлялись служить на границу. Это подтверждала и первичная запись в моем приписном свидетельстве – «команда 220», что означало, что при прохождении срочной службы я должен был отправиться в один из пограничных округов. Но потом началась какая-то кутерьма – мне периодически звонили и приглашали в военкомат, чтобы я донес то одну, то другую справку, какие-то дополнительные характеристики и фотографии. Так в моем приписном свидетельстве сначала поменялся номер команды, из «220» став почему-то «210 А». Потом вообще там появился какой-то четырехзначный номер, который никто из сотрудников призывной комиссии не мог (или не хотел) мне расшифровать. Мрачный прапорщик с переломанным носом борца, заведующий кадровым оформлением, пожал широкими плечами на мой вопрос и усмехнулся:

– Какая разница, что за номер. Куда надо, туда и пойдешь служить.

Я засуетился, бормоча что-то про «Пограничник», но прапор посмотрел на меня своим тяжелым взглядом и веско произнес:

– Призывник, Родина сама разберется, где тебе службу проходить. Вот на сборах попадется «покупатель» с командным предписанием и поедешь с ним туда, куда он скажет. И никто разбираться не будет, что у тебя в приписном написано.

Видя мое замешательство, он чуть смягчился и, посмотрев в протянутое свидетельство, покачал головой:

– Ну, тут ты, конечно, вряд ли потеряешься по случаю. Так что не переживай – пойдешь куда надо. Хорошие войска.

И все. Ни больше, ни меньше. Выйдя из военкомата, я тут же помчался на первом автобусе в спортклуб и, найдя там своего командира, взволнованно показал ему свидетельство. Тот внимательно пробежался взглядом по его содержимому, нахмурив лоб:

– Хм, вот здесь похоже на дивизию Дзержинского. А вот этот номер не понятен пока. Хотя, надо уточнить. Не переживай, разберемся. Недоразумение какое-то. Вечером позвоню военкому. Никому я вас не отдам. Завтра приедешь на тренировку, может, что прояснится.

Но на тренировку на следующий день я не попал. Моя жизнь опять сделала крутой вираж, выбрасывая меня с уже наезженной колеи на совершенно другой путь, о котором я даже не думал. И как всегда, представителем этой неведомой силы, управляющей моими судьбоносными «прыжками», оказался очередной незнакомец, один из тех, кого я называю Проводниками. На этот раз в моей жизни появился Куратор, определив мой жизненный формат на ближайшие десять лет.

О том, что в квартире есть кто-то посторонний, я понял сразу, закрыв за собой входную дверь. При входе стояли незнакомые черные ботинки, а из отцовской комнаты слышались голоса, и еле уловимо тянуло сигаретным дымом. Услышав, что я пришел, отец выглянул из комнаты и кивнул мне, приглашая зайти. Незнакомец оказался поджарым мужчиной, наверное, одного с отцом возраста, со светлыми русыми волосами и цепким взглядом зеленоватых глаз. Все в его облике неуловимо, но явно выдавало в нем военного.

«Сослуживец отца, наверное», – подумал я и вежливо поздоровался за руку с гостем.

– Суханов Борис Геннадьевич, – представился мужчина, разглядывая меня, словно это было не эпизодическое знакомство, а он специально ждал именно меня, всего лишь коротая время ожидания в беседе с отцом. Так и оказалось. Он снова сел в кресло, изящным жестом поддернув брюки и откинувшись на спинку, опять устремил на меня изучающий взгляд. Отец похлопал меня рукой по плечу и направился к выходу из комнаты:

– Ну ладно, оставлю вас.

Суханов согласно кивнул ему в ответ. Когда в комнате остались только мы двое, он чуть наклонился вперед и, улыбнувшись, сказал:

– Ну, здравствуй, Всеволод. Ты, наверное, думаешь кто я такой? Я сейчас все тебе объясню. Разговор у нас будет долгим и очень важным.

Куратор. В СССР к кадрам относились очень серьезно, особенно, если дело касалось каких-то важных стратегических тем. Кадры подбирались самым тщательным образом, проходили систему фильтров и отборов, тестировались, проверялись на профпригодность, лояльность и наличие необходимых качеств. Но одним из самых надежных методов формирования кадрового состава всегда считался «метод контролируемого наблюдения и дистанционной подготовки». Что это значило? То, что кадры готовили с детства. Особенно, если речь шла о династии, обеспечивающей необходимый морально-этический уровень воспитания, патриотизма и наличия профессиональной мотивации. И неотъемлемой частью подобной стратегии считался Куратор, человек, собственно и осуществляющий это самое «контролируемое наблюдение».

Все это и многое другое я узнал от Бориса Геннадьевича, который, как выяснилось, как раз и был моим курирующим наблюдателем. Он незримо присутствовал в моей жизни с самого детства, хотя я и не подозревал о его присутствии. Он был где-то рядом, когда меня, семилетнего пацана, вопреки правилам, приняли наравне со взрослыми ребятами в Клуб служебного собаководства, когда в нашу школу пришел тренер по боксу из ДСО «Урожай», когда я пришел заниматься армейским рукопашным боем в «Пограничник». Ну и конечно, стала понятной природа моих «успешно пройденных тестов» в ДЮТО «Радуга», куда принимали далеко не всякого даже одаренного ребенка. Вся цепочка моих жизненных увлечений и достижений вдруг сложилась в понятную и упорядоченную схему, которую, ранее я не то что не мог увидеть и осознать, она просто в принципе не могла быть мне понятна. И теперь я сидел напротив этого, как выяснилось, совершенно не случайного человека в моей жизни и пытался заставить свой ум мыслить связанно.

– Какие у тебя планы после школы?

Суханов разговаривал со мной так, как если бы на самом деле был моим дядей, периодически приезжающим к нам в гости. Я пожал плечами.

– Хочу в армию сначала. В погранвойска. Потом по стопам деда и отца – в милицию.

Куратор внимательно слушал и только глаза его, казалось, усмехались, оценивая мои планы, которым, судя по всему, не суждено было сбыться.

– А цель? Чего ты хочешь добиться?

Я замешкался, пытаясь достойно сформулировать свою мотивацию.

– Хочу, чтобы наше общество стало чище. Чтобы ублюдков всяких меньше было.

Суханов понимающе покачал головой.

– Достойная цель, Всеволод. Только нужно очень четко представлять себе, насколько она достижима. Потому что если ты неверно рассчитаешь свой ресурс, то можешь приложить уйму сил и времени, но цели не достигнуть. Ведь стремиться к благой цели и достигнуть ее – это иногда два совершенно разных результата.

Я развел руками.

– Я понимаю. Но я думаю, что трезво оцениваю свои возможности.

Суханов, прищурившись, посмотрел мне прямо в глаза.

– Я думаю – не совсем. Это твой юношеский максимализм, а он всегда не очень объективен. Поверь мне, я ведь тоже был таким как ты – молодым, дерзким, обостренно справедливым, бесстрашно рвущимся в бой. И отец твой, – куратор кивнул в сторону двери, – тоже был таким. Но если ты сейчас откровенно поговоришь с ним, вряд ли он будет в восторге от твоего выбора. Посмотри на него, он тоже мечтал о благородной честной службе, но потом завяз в этом болоте, где благородство и честность стали уже редкостью. Милиция сейчас совсем другая, не та, в которой служил твой дедушка. А будет еще хуже. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

Я проглотил ком, возникший в горле.

– И что, вы меня отговариваете от моих планов?

Суханов продолжал смотреть на меня с улыбкой, в которой чувствовалось неуловимое сожаление.

– Нет, что ты. Иметь честь и совесть и мечтать о том, чтобы наше общество стало чище и ублюдков стало меньше – планы, достойные уважения и всяческой поддержки. Поэтому я и хочу, чтобы ты не перегорел, встретив на своем пути множество непреодолимых препятствий. Чтобы не разочаровался. Чтобы сохранил свой настрой и свою силу. Я как раз хочу, чтобы ты достиг своей цели. Поэтому я должен предупредить тебя о ловушках, с которыми ты можешь столкнуться, и которые могут стать для тебя фатальными.

Он наклонился еще ближе к столу, его взгляд при этом стал более пронзительным.

– Есть более эффективные способы стать полезным Родине. Если правильно использовать свой ресурс, то можно достигнуть результатов в разы больших, чем ты даже планируешь. Это как стрельба по площадям. Можно палить без разбора в своих врагов, в яростном гневе и ненависти, и может быть, при этом даже попасть в кого-нибудь, но при этом растратить весь боезапас и погибнуть, не выполнив задания. А можно, как снайпер, тихо и взвешенно, сделать один лишь выстрел и решить им исход атаки, сохранив свою жизнь для дальнейших подвигов.

Я усмехнулся.

– Вы что же, меня в снайперы вербуете?

Суханов рассмеялся.

– Нет, что ты. Снайперов у нас хватает. Этому неплохо обучают, хотя и здесь тоже важен талант. Но, если ты действительно хочешь продолжить дело своих родителей, я предлагаю тебе более ответственное задание.

Я молча ждал продолжения, по-прежнему пытаясь собраться с мыслями. Суханов неуловимо понизил голос, что указывало на то, что он приступил к основной части своей речи.

– Твоя подготовка к армии, твои увлечения стрельбой и боевыми искусствами, конечно, важны, но скорее с точки зрения воспитания волевых качеств. В армии они все равно будут в очень значительной степени подкорректированы. Там по-другому стреляют и по-другому дерутся.

Суханов показал на меня указательным пальцем.

– Твое преимущество в другом.

Он сделал небольшую паузу, словно давая понять, что разговор перешел к самому главному моменту.

– Во-первых, это твой патриотизм, впитанный с раннего детства в семье на уровне сформированного мировоззрения. Поверь, это дорогого стоит. Он не позволит тебе погибнуть там, где другие дрогнут и побегут. И этому невозможно научить в «учебке». Это либо есть, либо этого нет. Это наслаивается с воспитанием годами, став потом клеем, который склеивает тебя крепче любого металлического каркаса. Ну, и во-вторых, это то, чему тебя обучают на Алтае те, кого именуют «Охотниками» или даже «шаманами».

Я изумленно посмотрел на куратора, но тот, не переставая улыбаться, подмигнул мне.

– Пойми, Всеволод, в нашем деле очень важно обращать внимание на ключевые вещи. Конечно, я знаю и об этом. И вот именно эти навыки, которые уж точно ни в одной учебке не получить, могут привести тебя к реализации задуманного. А я и служба, которую я представляю, готовы помочь тебе в этом, используя твои преимущества для служения Родине, в самом эффективном формате, который только можно себе вообразить.

Пробуждение Чувств.

АЛТАЙ.

«Когда идет дождь, кажется, что вот-вот что-то вспомнится».

Рю Мураками. «Дети из камеры хранения».

Дождь. Струи прохладной воды, еще несколько мгновений назад летящие высоко сквозь тучи, а теперь падающие на зеленую траву, тут же впитываясь в теплую нагретую почву.

Сева вдыхает запах дождя, различая все его тончайшие нотки – от холодка поднебесья до соединения с поверхностью земли. Айрук сидит напротив него и тоже, казалось, втягивает носом запахи леса, но на самом деле он внимательно читает всю сложнейшую гамму чувств, которая гуляет по телу молодого тайшина, сидевшего напротив.

– Что ты ощущаешь? – спрашивает он.

– Я ощущаю небо через воду, – улыбается Смехов, – вода несет в себе его аромат. А когда она только касается земли, она раскрывает много других запахов, до этого не таких ярких и острых.

– Получается, что вода делает все вокруг более ярким и живым?

Смехов согласно кивает.

– Да, вода пробуждает все вокруг и смешивает между собой. Дождь, как нити, сшивает небо и землю.

Айрук закрывает глаза. Непонятно, делает он это чтобы еще более четко ощутить окружающий лес или, наоборот, уйти еще глубже в чувственную сферу молодого Охотника.

– Ты мог раньше так остро ощущать дождь? Нюхать небо и замечать, как меняется запах травы, лишенной пыльного покрова?

– Нет, раньше я не обращал на это внимания. Разве что в детстве. Мне нравился запах асфальта после дождя. Но даже тогда я никогда не думал о том, что капли, которые падают мне на кожу, еще совсем недавно были частью дождевого облака, находящегося очень высоко от земли.

– Ты и сейчас не думаешь, ты ощущаешь, а это совсем другое.

Смехов опять улыбается. Ему очень нравится, что теперь он может чувствовать гораздо больше, чем мог позволить ему его городской образ жизни. Тайшины открыли для него совершенно новый мир, который и раньше вроде был рядом, но как выяснилось, на самом деле был недоступен для привычного восприятия. Айрук, казалось, уловил не только его эмоции, но даже прочитал его мысли.

– Да, мир не совсем такой, каким мы привыкли его воспринимать. Все зависит от того, на что настроены наши органы чувств. Если они имеют привычку – мир будет для них заперт в границах этой привычки. Если твои чувства свободны, то мир может раскрыться безгранично и стать совсем другим.

Тайшин открыл глаза, словно закончив путешествие по внутреннему миру своего ученика.

– Это наше самое главное преимущество перед жителями городов. То, чему мы научились у наших таежных Братьев.

Айрук постучал себя рукой по груди.

– ЧУТЬЕ. Способность воспринимать мир глубже, чем могут позволить наши уши, глаза и нос. Чутье спасет тебя, когда все привычнее органы чувств обманут и предадут. Без Чутья мы обречены быть в этом мире слепыми и глухими, полагаясь лишь на наш ум. Но ум – ненадежный помощник. Он фантазер, а не охотник. К тому же он напуган и пойман в ловушку. Если ты следуешь в этом мире по тропам, которые выбираешь с помощью ума, то, скорее всего, они заведут тебя в те же ловушки, потому что других путей он просто не знает.

– А что это за ловушки?

Айрук проводит рукой по траве, собирая в ладонь прозрачные капли и с наслаждением проводит ей по лицу, будто смывая с него невидимую маску.

«ИНЖЕНЕР».

БАРНАУЛ.

«– Вот это поворот!».

Найт Шьямалан.

Куратор приходил еще несколько раз. Мы неизменно встречались в нашей квартире. Борис Геннадьевич перебрасывался с отцом несколькими отвлеченными фразами, после чего отец оставлял нас наедине в своей комнате. Мой новый Проводник ничего не говорил конкретно, но постепенно подводил меня к некоему общему пониманию ситуации, что меня готовили для прохождения службы в подразделении, имеющему отношение к военной разведке.

Сначала мы обсуждали какие-то общие темы, а потом переходили к получению мной четких рекомендаций. Некоторые из них так существенно корректировали мои планы, что у меня захватывало дух от скорости перемен, словно я несся на крыше поезда, не имея возможности сойти с него, отчего приходилось просто подставлять лицо встречному ветру, срывающему с меня все иллюзии моей еще неспелой юности.

– Если ты все-таки намерен начать со срочной службы, то проходить ее будешь в нашем подразделении, в оперативном взводе. Официально ты будешь числиться в составе московской дивизии особого назначения. Оттуда будут приходить все письма домой. На самом деле дислокация службы и функции будут несколько иными, но об этом ты узнаешь уже на месте.

Куратор отпил из чашечки обжигающий кофе и осторожно поставил ее на стол.

– Однако, у меня к тебе другое предложение.

Он откинулся на спинку, доставая из кармана пиджака пачку сигарет.

– Я предлагаю тебе не торопиться со срочной. Службы на твой век, поверь мне, хватит.

Он закурил, пододвигая к себе хрустальную пепельницу.

– Я думаю, тебе надо поступить в ВУЗ с военной кафедрой. После него ты получишь звание лейтенанта, и мы сможем оформить перевод в состав нашего подразделения, но уже в офицерском звании.

Я заерзал на кресле. Куратор сразу «считал» мое замешательство.

– Что тебя смущает?

– Насколько я знаю, у нас только один ВУЗ с военной кафедрой, и это «Политех».

Куратор молча ждал продолжения.

– То есть – технический институт. А я с техникой на «вы», я ни поступить туда не смогу, ни учиться нормально.

Суханов помахал перед собой рукой.

– Это уже не твоя забота. И поступишь, и отучишься. Ты ведь знаешь Устав? «Воинская дисциплина обязывает каждого военнослужащего выполнять свой воинский долг умело и мужественно, добросовестно изучать военное дело. А также беспрекословно выполнять поставленные задачи в любых условиях, в том числе с риском для жизни, стойко переносить трудности военной службы».

Я смущенно пожал плечами.

– Ну, так это военной службы, а тут…

Куратор затянулся и, выпустив сигаретный дым, веско произнес:

– Считай, что это и есть для тебя военная служба. В нашем деле она чаще всего как раз и происходит не в окопах, а среди обычной городской жизни. Но от этого менее важной она не становится. Твоя передовая будет, скорее всего, связана с информацией, потому что информация является одним из важнейших элементов военного дела, сравнимым по значению с применением оружия высокой эффективности. «Политех» даст тебе инженерную специальность, высшее образование, звание офицера. Поверь, Сева, то, с чем тебе предстоит столкнуться, потребует от тебя комплексных знаний в самых разных сферах жизнедеятельности.

Я ошарашено молчал, пытаясь собраться с мыслями. Куратор встал с кресла и прошелся по комнате, остановившись перед большим книжным шкафом, открыл створку и провел руками по ровному строю корешков, разглядывая их. Стругацкие, Ефремов, Ян Флеминг, Грэм Грин, Алан Милн, Сомерсет Моэм, Даниэль Дефо, Тургенев…

Суханов удовлетворенно покачал головой, оставшись довольным изучением содержимого библиотеки. Он бережно закрыл створку и развернулся ко мне.

– Подумай пару дней. Все взвесь. Учеба будет интересная. К тому же для «Политеха» очень престижная – кафедра ИИТ, Информационно-измерительная техника, считается самой элитной специальностью в институте. Там конкурс пятнадцать человек на место.

Я усмехнулся.

– Так вот я и говорю. Я же дундук полный в физике и математике. Как я туда поступать буду? Может, мне в Высшую школу милиции поступить лучше? Оттуда тоже офицером выйду.

Куратор промолчал, давая понять, что за его предложением кроется гораздо более широкий диапазон причин, о которых мне пока, видимо, просто не следовало знать.

Восьмидесятые заканчивались для меня совершенно неожиданно, словно ветер перемен подхватил меня и понес, действительно разгоняясь, подобно скоростному поезду, в мое волнительное будущее – в девяностые, время новых надежд, новых возможностей и новых приключений.

Начало 90-х.

ВОЙНА.

«Нежное море непривычно в игноре,

Нас пытаются снова скинуть за борт и слить на дно,

Черти на нервах, дожидаются первых,

И сгущаются тучи – просто начался новый Шторм…»

Кукрыниксы. «Шторм».

Гранит науки…

БАРНАУЛ.

«На протяжении всей жизни во мне работали поэт в инженере, инженер в поэте, и оба в архитекторе».

Фрэнк Райт, архитектор-новатор.

Моя учеба в Политехническом институте давалась мне крайне тяжело. Высшая математика, программирование, «сопромат» – все это приходилось буквально насильно вдалбливать в свою голову. Мне до сих пор было не понятно, как получилось так, что набрав каким-то чудом девять балов на двух экзаменах, при конкурсе пятнадцать человек на место, меня зачислили в списки студентов. Видимо, у Бориса Геннадьевича были на это счет свои рычаги влияния. Мы по-прежнему периодически встречались, и во время наших бесед я рассказывал о своей учебе и получал от Куратора очередные вводные. Сегодня, например, он дал мне телефон некой фирмы, которая занималась установкой видео-передатчиков, позволяющих вещать видеофильмы на целый подъезд. Когда я спросил, зачем мне это нужно, он невозмутимо ответил:

– Ну, тебе же нужен дополнительный заработок. Вагоны по ночам разгружать на овощной базе – это для студента технического вуза не самый лучший способ подработки. А тут как раз понадобятся еще и твои спортивные навыки.

– Это что, – улыбнулся я, – заставлять клиентов через удары по печени видео себе в дом заказывать?

Куратор рассмеялся.

– Что ты, криминал студенту технического вуза тем более противопоказан. На самом деле все просто. Ребята мотаются по городам, сам понимаешь, заказов на «видюшники» сейчас полно. Но перед установкой видео-передатчика им необходимо сделать специальные замеры. Они отправляют в командировку несколько специалистов, чтобы провести аппаратные исследования. Техника у них очень дорогая, да и командировки в наше время связаны с риском для жизни, поэтому им нужно сопровождение. Ну не милиционера же им с автоматом с собой возить. Вот и возникла идея твоей кандидатуры. Ты же, получается, универсальный специалист – без пяти минут инженер по ИИТ, ну и по совместительству будешь у них телохранителем. Ну и деньги там хорошие платят. Однако, самое главное, – Куратор понизил голос, что означало постановку акцента на том или ином контексте сказанного, – это постоянные командировки, легальные передвижения по стране, ну и наконец… официальная причина пропуска учебы.

Он опять рассмеялся, похлопав меня по плечу.

– Тебе это включат в практику, так что везде сплошные плюсы. Ну, я же тебе говорил, что жизнь инженера при правильном подходе не обязательно должна быть скучной и однообразной.

Так начались мои командировки по «городам и весям». Мы колесили в основном по районным центрам, таская с собой большой тяжеленный ящик с аппаратом, стоимостью в несколько десятков тысяч долларов. Мы – это я и еще один инженер, Игорь, который преимущественно и составлял «дневник замеров». В мои функции входило охранять его самого и наш дорогой инструмент, а также ассистировать при проведении самих измерений, диктуя моему напарнику показатели приборов, пока он вносил их в распечатанную таблицу. Работа действительно была не сложная. Учитывая очень хорошую зарплату и то, что можно было легально прогуливать институт, мне она нравилась все больше и больше. Единственным неудобством были постоянные ночевки то в затрапезных гостиницах, то на вокзалах, то в плацкартных вагонах, среди вонючих мутных личностей, попрошаек, пьяных дебоширов и откровенных жуликов. Но в эти моменты я напоминал себе про «беспрекословное выполнение поставленных задач в любых условиях, в том числе с риском для жизни, стойком переносе трудностей военной службы» и мне становилось намного легче.

Упоминание про службу было не случайным. Я уже привык к мысли, что моя повседневная жизнь является частью моей подготовки к участию в более серьезных событиях. Ну и к тому же, Куратор ничего никогда не делал просто так. Если меня взяли на работу в эту контору, значит, это было сделано не ради улучшения моего финансового состояния. И события, подтверждающие это предположение, не замедлили проявиться.

Суханов опять сидел со мной в отцовском кабинете, неизменно покуривая сигарету и попивая черный кофе, любезно приготовленный для гостя моей бабушкой. Куратор смотрел на меня, прищурившись от табачного дыма.

– Сева, ты же понял уже, что ваши командировки – это не просто установка систем видеотрансляции?

Я деловито кивнул. Суханов продолжал:

– И это даже не элемент легендирования, необходимый для формирования видимой личной истории.

Он выждал несколько секунд, отвлекаясь на кофе, а потом рассмеялся:

– Все-таки инженер из тебя так себе, если ты до сих пор не понял, что вы измеряете.

Я тоже рассмеялся. Эта тема была причиной частых шуток, которыми Куратор снимал напряжение перед очередной важной темой.

– Прибор, которым вы делаете замеры, на самом деле нужен не для того, чтобы установить видео-передатчик, по которому десяток квартир будет смотреть эту низкопробную американщину.

Характерным движением Куратор наклонился вперед, понизив голос:

– Он измеряет показатели другого поля, которое может влиять на людей, управляя их поступками. Да-да, это не фантастика, разработки в этом направлении ведутся уже давно и, конечно же, под самыми секретными грифами. Поэтому, можно сказать, я раскрываю тебе закрытую информацию, к которой имеют доступ только немногие штатные сотрудники нашей службы. Однако у меня есть на это веские причины.

За тридцать минут разговора я узнал, что эксперименты по волновым воздействиям уже давно проводятся не только на закрытых военных полигонах, но и в городах, в условиях, максимально подходящих для осуществления акций влияния на большое количество людей. В частности – на смену настроения, на принятие решений, на формирование необходимого эмоционального фона. Куратор, конечно, обрисовал лишь общие черты этой полностью засекреченной сферы военных разработок, но мне и этого было достаточно, чтобы мое сознание опять пребывало в легком шоке от услышанного. Ведь одно дело читать о подобном в научно-фантастических романах или на страницах «желтой прессы», и совсем другое, слышать от офицера разведки, являющегося непосредственным участником этого процесса. Впрочем, я понял, что отдел, сотрудником которого являлся Суханов, занимался не разработкой волновых технологий – для этого существовали специальные КБ и технические центры. Его интересовали несколько иные аспекты этой отрасли.

– Понимаешь, если вы с Игорем под видом коммерческой структуры ездите по стране и снимаете аппаратные показания, то это наверняка делают и наши противники. А для чего? Чтобы использовать это оружие против нас в своих интересах. Наша задача выявлять подобные попытки и пресекать их.

Суханов погасил докуренную сигарету и тут же достал из пачки новую.

– Эти технологии ведь используются не только на поле боя. С помощью них можно управлять большим количеством людей и в тылу, заставляя их делать все что угодно. И это не подпадает ни под какие меморандумы, ограничения, пакты и военные договоренности. Потому что волны невозможно увидеть и поймать, как диверсанта на границе или шпиона, замаскированного под дипломата. А их действие иногда бывает гораздо разрушительнее, чем любая бомба. Врубаешься? Единственная возможность купировать такое воздействие – упредить его применение, вычислить источник и нейтрализовать его. В идеале вместе с инженерным составом, обслуживающим подобную технику. Но это очень сложно. Можно мониторить пространство, зная примерный частотный ряд, который используется в том или ином воздействии. Но для этого нужно знать время и место, где его планируют применить. И ладно еще, если это излучение длительного воздействия, когда система передатчиков волн работает постоянно. А если это разовый мощный импульс, то обнаружить излучатель практически нереально.

Я невольно поежился.

– А зачем нужен этот импульс? Это как электромагнитная бомба, которая выводит из строя все электрооборудование противника?

Суханов кивнул.

– Да, бомба, только не для техники, а для мозгов и центральной нервной системы. И эта бомба может как одномоментно погрузить население района или даже всего города в полную апатию, так и, наоборот, взорвать, выплеснуть наружу то, что было подавлено рамками закона и общественного мнения.

Он постучал недокуренной сигаретой по краешку пепельницы.

– Было установлено, что подобное излучение является мощнейшим стимулом для активации самых низменных инстинктов у человека. Представь, если в один момент жители большого города вдруг, в общем порыве, рванут на улицы города, разрушая все на своем пути.

– Революция?

Куратор глубоко вздохнул.

– Да, что-то вроде. Массовый выплеск немотивируемой агрессии, который при грамотном управлении становится началом революции или войны.

Он помолчал несколько секунд.

– Есть веские основания предполагать, что подобное сейчас происходит на территории многих республик Союза. Формирование «пояса нестабильности». Так вот, согласно нашим предположениям, в ближайшее время в одной из таких республик ожидается всплеск протестных настроений. И скорее всего, будет как раз использована «технология волновой стимуляции». Командование планирует направить туда несколько групп, в том числе и алтайскую, для того чтобы вести постоянный мониторинг специфических волновых спектров, в надежде обнаружить излучатели. Нам необходимо найти и обезвредить их, пока они не спровоцировали очередной гражданский взрыв. Без них качнуть население будет значительно сложнее. А с ними – все равно, что бросить спичку в бочку с порохом.

Куратор нахмурился.

– Самая большая проблема, как я уже говорил, заключается в том, что, скорее всего все замеры и калибровка поля были уже сделаны заранее. Излучатели тоже, скорее всего, уже установлены, замаскированы под какие-нибудь объекты бытовой инфраструктуры – генераторы или кондиционеры – и ждут своего часа. Поэтому надежды на мониторинг очень мало. Но на кон поставлено очень много – сотни тысяч жизней, государственная целостность и безопасность нашей страны. Собственно, почему я и беру на себя такую беспрецедентную ответственность – посылаю на специальное задание внештатника. Но что-то мне подсказывает, что именно здесь нам и понадобится твоя способность находить то, что ни одна техника найти не сможет. Поэтому, если ты даешь согласие, то завтра вы вылетаете в составе трех инженеров, в Среднюю Азию, для установки системы видео-передающих сигналов в одном республиканском коммерческом центре. Заявку мы уже оформили. Ну что, согласен?

Куратор встал. Я тоже поднялся с кресла, чувствуя, как ноги вдруг почему-то стали ватными.

– Конечно, согласен.

Вызвать зверя…

АЛТАЙ.

«Да, это возможно – со зверем внутри можно жить во взаимной выгоде, создав своеобразный симбиоз».

Александр Пелевин. «Калинова Яма».

Смехов закрыл глаза и накинул на лицо капюшон куртки. Эта значительно снижало чувствительность слуха и обоняния, но зато позволяло сосредоточиться на более глубоких ощущениях, открывающих спектр восприятия, недоступный для обычного человека. Айрук называл это «сумеречьем» – погружение внимания в области сознания, граничащие с восприятием зверя.

– А откуда в нашем сознании взяться восприятию зверя? – задал Охотнику вопрос юный ученик, когда первый раз знакомился с этим загадочным маневром, – ведь мы два абсолютно разных биологических вида.

Айрук присел рядом с молодым тайшином.

– Да, мы разные. Но мы обладаем способностью «вызывать друг друга».

– Что это значит?

Охотник задумался, подбирая понятное определение.

– Мы можем ходить друг к другу в гости. Наш внутренний свет может быть погружен в тело зверя, близкого нам по духу. Ведь для света нет преград. Так же как и внутренний свет зверя может на какое-то время прикасаться к нам в нашем физическом теле. После того как это происходит, где-то внутри остается память об этом общении, и когда возникает необходимость, мы можем снова вспомнить это ощущение и сделать это снова.

Смехов наморщил лоб, размышляя.

– А зачем нам это надо? Нам бы в своих, человеческих ощущениях разобраться. А тут еще и чужие…

Айрук смеется.

– Иногда, для того чтобы разобраться в своих ощущениях, надо посмотреть на них со стороны. Для этого Охотники и вызывают «своего» зверя. А когда тот приходит, он помогает пробудить в нас то, что спрятано, спит или находится в плену.

– Этим процессом что, можно управлять осознанно?

– Когда как, – Охотник неопределенно машет рукой, – иногда ты можешь контролировать «вызов». Но иногда случаются ситуации, когда наш ум оказывается в опасности и замирает от растерянности или страха. Тогда «вызов» происходит какой-то глубокой частью нашего существа. Той частью, которая знает прикосновение внутреннего света твоего зверя и мгновенно просит прийти его на помощь.

Средняя Азия.

КОМАНДИРОВКА в АД (1).

«Правда сделает вас свободным, но сначала сделает несчастным».

Джеймс Гарфилд.