Комната в общежитии была не жильем, а шкафом для души. Он стоял на пороге, взирая на тесноту, которая за годы срослась с ним, как раковина с моллюском. Воздух был густым и неподвижным, пахнущим старыми страницами, пылью и тихим отчаянием.
Всё здесь стояло вплотную, дыша друг другу в лицо. Впритык к просевшему дивану, на котором он спал, ел и читал, втиснулся книжный шкаф. Его полки прогибались под грузом странного соседства. Тяжелый, в кожаном переплете том Библии лежал бок о бок с разлохмаченным сборником мифов Древней Греции и Древнего Рима, Старшая Эдда и Египетская мифология. Рядом ютятся старые учебники по психиатрии, философии и медицине. Их обложки облезли, а корешки потрескались, обнажая пожелтевший клей. Это была библиотека у того, кто искал ответы у Бога, у богов и у науки, но так и не нашел их нигде.
Наверху шкафа, застыв в немом совете, стояли статуэтки античных богов. Зевс с отбитой молнией, Фортуна с потускневшим рогом, Афродита с облупившимся плечом. Все они были покрыты ровным, бархатным слоем пыли. Они не были объектами поклонения. Они были памятниками вопросам, оставшимся без ответа.
В углу, на отдельной полке, царил он. Статуя Анубиса в полный рост. Черный, глянцевый, с длинной острой мордой и стоячими ушами. Египетский страж мертвых, бальзамировщик и проводник. В его позе была не угроза, а холодная, безмятежная готовность. Он был единственным, на ком пыль не задерживалась, будто сама тьма в этой комнате признавала его своим владыкой.
Письменный стол был завален хаосом. Горы исписанных листов, черновики с пометками на полях, обгрызенные карандаши, чашка с засохшим чайным пакетиком. Это был фронт работы, последний оплот смысла в этом захламленном мирке.