Читать онлайн Измены. Экспонат

Глава 1

Я осталась одна в нашей маленькой деревушке – мне двадцать четыре, а жизнь всё никак не идет вперед. Соседи шепчутся за спиной:

– "Маня-то одна совсем осталась, ни мужа, ни детей, что с такой возьмешь."

Да и мне иногда кажется, что я, как этот хутор – заброшенная, никому не нужная. Хутор Бобров – маленький, затерянный среди бескрайних полей Ростовской области, стал мне теперь не домом, а пустой оболочкой. А раньше я его так любила, мне было уютно здесь, пока мама была жива.

После того, как не стало мамы, дом опустел. Стены, которые раньше были пропитаны её смехом, теперь хранят лишь моё одиночество. Порой, сидя на крыльце, я думаю о том, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы я поступила в институт, если бы встретила кого-то в городе, а не вернулась сюда. Но все сложилось иначе, и теперь я здесь, в этой глуши, слушаю, как ветер гоняет пыль по двору.

Сегодня на рынке снова напомнили:

– "Машка, тебе бы найти себе кого-то, нельзя же так жить одной".

А что я могу ответить? Кого искать? Все парни, что были здесь, уехали давно, а те, что остались, мне ни к чему – пьют да гуляют. В нашей деревне нет ни будущего, ни надежд, только воспоминания о том, что было когда-то.

Иногда мне кажется, что я застряла здесь навсегда, как тот старый тополь у пруда, что давно уже не растет и только осыпается старыми ветками на землю. Неужели и моя жизнь должна вот так же сломаться, засохнуть, не дожив до чего-то по-настоящему важного? Иногда хочется сесть на первый автобус, что идёт в город, и уехать, не оглядываясь. Но ведь и там меня никто не ждёт.

Как-то вечером, когда небо покраснело от заката, к нашему хутору подъехала чёрная иномарка. Я смотрела из окна, как из машины вышел высокий мужчина – незнакомец в дорогом пальто и с цепочкой на шее. Он долго разговаривал с соседкой через дорогу, пока та, жестикулируя, указывала в мою сторону. Не могу сказать, что это была тревога, скорее любопытство. Такие люди редко оказываются в Боброве.

Через несколько часов он постучал к нам в дом. Я открыла дверь, и передо мной предстал тот самый мужчина – высокий, солидный, с пронзительным взглядом.

– Мария, верно? – спросил он, глядя прямо мне в глаза.

– Меня зовут Павел Александрович. Я бы хотел поговорить с вами.

Мы сели на кухне, и он начал рассказывать. Оказалось, что он из Москвы и занимается подбором моделей для крупного агентства. Павел Александрович говорил, что такие лица, как моё, редкость. Что в столице ищут девушек с моей природной красотой, что многие готовы заплатить огромные деньги за подобную внешность.

– Ваша деревенская скромность и естественность, – улыбнулся он, – это то, чего нам не хватает в мегаполисе. Вы могли бы зарабатывать приличные деньги, Мария. Позвольте мне помочь вам. В Москве есть работа для девушек именно с такой внешностью, как у вас.

Я смотрела на него и не могла поверить своим ушам. Казалось, что всё это – очередной сон, который вот-вот развеется. Работа в Москве? Модель? Для меня, девушки из хутора Бобров? С одной стороны, сердце защемило от страха, ведь это предложение выглядело настолько нереальным, что я боялась поверить в него. Но с другой – эта возможность казалась спасением из моей привычной, заброшенной жизни.

– Я знаю, что вы боитесь, – продолжил он, заметив мое колебание. – Но поверьте мне, Мария. Я вижу в вас потенциал. Мне не часто доводится встречать таких, как вы. Подумайте над моим предложением.

– Но откуда вы вообще узнали обо мне? – спросила я, с трудом сдерживая свой недоверчивый взгляд. – Почему приехали именно сюда? Ведь здесь даже дороги нормальной нет.

Павел Александрович усмехнулся и, глядя прямо мне в глаза, достал из своего пальто смартфон. – Вы не поверите, Мария, но нас, как и многих других, привели к вам социальные сети, – сказал он, проводя пальцем по экрану. – Вы когда-то публиковали фотографии, отмечая местоположение – ваш хутор Бобров. С тех пор мы вас и нашли.

Он помедлил, словно ожидая моей реакции, а затем продолжил:

– Агентства ищут моделей всеми возможными способами, понимаете? Мы проезжаем десятки городов и деревень, ходим по улицам, изучаем тысячи профилей в интернете. Мы ищем девушек с естественной красотой, такими, какие не застряли в городских штампах. Ваша фотография выделялась. Простота, естественность, вот что привлекло внимание.

Я молчала, чувствуя, как кровь застыла в жилах. С одной стороны, мне стало страшно от того, как чужие люди могут найти тебя даже в самой отдаленной точке страны. С другой стороны, я начала верить, что, может быть, действительно кто-то смог разглядеть во мне что-то особенное.

С этими словами он встал, взял свою дорогую кожаную сумку и, оставив мне свою визитку, ушёл, оставив в моей душе след, от которого я не могла избавиться ещё долго.

После того как Павел Александрович ушел, я долго не могла успокоиться. Всё в голове крутилось: его слова, его взгляд, это странное чувство, что моя жизнь вот-вот изменится. Чтобы отвлечься и разобраться в себе, я решила зайти к соседке, баб Тоне на чашечку чая.

Как только я вошла в её маленький, но уютный домик, пахнущий свежим хлебом и сушеными травами, баб Тоня радостно заулыбалась:

– Ну, проходи, Маша, садись! Чаю хочешь? С пирожками сейчас будем!

Я села на старенький диванчик, оглядываясь на знакомые вещи, которые напоминали мне о том, что есть еще что-то постоянное в этом мире. И вот, не успела я отхлебнуть первую чашку чая, как выложила ей всё – о мужчине, о его предложении, и о том, что он нашел меня по фотографиям в соцсетях.

Баб Тоня удивленно вскинула брови:

– Вот это да! Вот до чего дошел прогресс-то. Теперь, значит, и в своём хуторе не спрячешься!

Она покачала головой и, вытирая руки о фартук, добавила:

– Раньше, чтобы человека найти, письма слали, телеграммы, а теперь вот – щелкнул пальцами, и знают о тебе всё!

Я нервно улыбнулась, не зная, как отнестись к этому:

– Так ты что думаешь, баб Тонь? Может, ну его, лучше сидеть тут, в Боброве?

Бабушка всплеснула руками, чуть не опрокинув чашку чая.

– Чего тут думать, девка! Ты на себя-то посмотри! Молодая, красивая, а жизнь-то идёт. Чего тебе тут тухнуть, Маша? Пойти за коровами да курицами до старости, как я? Раз человек к тебе из самой Москвы приехал, значит, неспроста. Может, действительно твой шанс пришёл! Дорогу бы дал тебе Бог в город, а не в этой глуши пропадать.

Её слова резанули по сердцу, но в них была правда. Я ведь не знала, зачем мне остаться здесь, но и страшно было шагнуть в неизвестность. Баб Тоня, словно прочитав мои мысли, похлопала меня по руке:

– Ты не бойся, Машенька. Главное – верь в себя. А всё остальное приложится.

Я покрутила чашку в руках, глядя, как по её краям тонкими дорожками растекается горячий чай. Что-то во всей этой истории не давало мне покоя, словно острая заноза в пальце, которую не можешь вытащить.

– А ведь странно это всё. Если они такие большие и важные, почему мне никто не написал сначала? В личку не предупредил? Не предложил пообщаться? Сразу на хутор явился. А вдруг он не агент вовсе, а мошенник? – выпалила я, и сердце екнуло от одной мысли об этом. – Никаких договорённостей, он просто взял и приехал в наш хутор.

Баб Тоня прищурилась и кивнула, прищелкнув языком.

– Эх, девка, а ведь правду говоришь, – задумчиво проговорила она. – Может, он тебя и проверяет, кто его знает. Или думает, что коль ты из деревни, то в интернетах не разбираешься, вот и решил обмануть.

Она слегка склонила голову и посмотрела на меня пристально и потом добавила:

– Но, знаешь, Машенька, может, он и вправду такой уж особенный случай. Но одно могу сказать точно – богатые люди, они по-другому живут, у них свои замашки. Так что не удивляйся, что он вот так пришёл.

Женщина задумалась на мгновение, потом хлопнула ладонью по столу, так что чашки задребезжали.

– А что ж ты сидишь-то, Машка? Поезжай в Ростов, прикупи себе одежки нормальной! Как никак, если уж соберешься ехать в ту самую Москву, должна выглядеть как барышня, а не как деревенская девушка из хутора!

Я только отмахнулась, чувствуя, как внутри всё сжалось.

– Да какие там деньги, баб Тонь? Еле на продукты-то хватает, чтобы до зарплаты дотянуть. Я не могу себе позволить в Ростов-то ехать, не то что одежду покупать.

– Эх, Маша, – вздохнула баб Тоня, качая головой. – Вот ты и молода, а уже забыла, что жизнь-то идёт. Не всегда ведь можно будет шанс такой поймать. Но знаешь что? Денег у меня немного, но для тебя, если нужно, найду. Отдавать не надо – просто возьми, пока возможность есть. А дальше – бог даст, разберёшься.

Я не выдержала и заплакала. Слёзы сами потекли по щекам, горячие, солёные, и я не могла их остановить.

– Вы ведь мне и не родственница, – проговорила я сквозь слёзы, – а как родная. Порой даже ближе, чем некоторые из тех, кого я считала своей семьёй. Я ведь одна осталась, и никто, кроме вас, обо мне так не заботится.

Она подошла ко мне, обняла крепко, как мама обнимает своего ребёнка, и прошептала:

– Тише, Машенька, не плачь. Родные не те, с кем кровь одна, а те, кто душу свою к тебе прикладывает. Ты у меня тоже как дочь. Знаю, как тебе нелегко, но ты уж не сдавайся, слышишь? Всё у тебя получится.

Я вытерла слёзы, чувствуя, как теплеют щеки, и, наконец, с трудом смогла улыбнуться.

– Хорошо, я возьму, – прошептала я, чувствуя в груди какую-то смесь облегчения и благодарности. – Но обещаю, как только смогу заработать деньги, я верну вам всё, как минимум в трёхкратном размере. Это первое, что я сделаю.

Баб Тоня только махнула рукой, усмехнувшись.

– Да что ты мне возвращать-то собралась? Не ради денег я тебе помочь хочу. Но раз уж так решила, значит, возвращай. Главное, чтобы не осталась ты в этом хуторе навсегда. Вот тогда и правда заплачешь.

Я долго смотрела на визитку, лежащую на столе, чувствуя, как в груди бьется тревожное сердце. Номер телефона будто бы горел на этом кусочке бумаги, маня меня и обещая какую-то неизвестность, от которой одновременно хотелось убежать и к которой тянуло всей душой. Но звонить сразу я не решилась.

– Завтра, – сказала я себе твёрдо. – Позвоню завтра, чтобы не подумал, что я жду его, как какого-то спасителя.

Хотелось сохранить хоть крупицу гордости и не дать этому человеку увидеть, насколько отчаянно мне нужна эта возможность.

Я спрятала визитку в ящик комода и глубоко вздохнула. Завтра, всё завтра.

Глава 2

В ту же ночь я решила, что не буду тратить деньги баб Тони, но и поехать в том, что у меня есть, тоже не хотелось.

– "Если нет возможности купить, сошью сама," – сказала я себе, осматривая комнату и взглядом останавливаясь на старых шторах, что висели на окне уже не первый десяток лет. Ткань была крепкая, приятного кремового цвета с едва заметным узором. Привычная и родная, она казалась мне чем-то, что я могу превратить во что-то новое и красивое. Я достала ножницы, иголку, нитки и принялась за работу. Времени было немного, но чем больше я думала о том, что могу сделать из этой ткани что-то своё, что-то особенное, тем увереннее мои руки работали. Я шила до поздней ночи, а на рассвете, когда первые лучи солнца проникли в комнату, на стуле висело моё новое платье. Оно получилось простым, но изящным, и, глядя на него, я почувствовала гордость.

Когда платье было готово, я поняла, что ему не хватает какой-то детали, какого-то акцента. Я порылась в старом комоде, где хранились вещи с детства, и наткнулась на свой школьный пиджак. Он был простым, серым, но с ним платье сразу выглядело совсем иначе. Надев его поверх платья, я ощутила, как эта комбинация добавляет мне уверенности. Но настоящей находкой стал старый советский кожаный ремень, который когда-то принадлежал маме. Он был потрескавшийся и потёртый, но стоило мне его застегнуть на талии, как всё в моём образе стало собираться воедино. Ремень подчёркивал фигуру, делал меня выше, придавал всему наряду строгости и законченности. Я посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась – пускай знают, что я чего-то стою. Пусть увидят, что даже в самых простых вещах я умею быть собой. – "Баб Тонь, я вам помогу," – сказала я себе, глядя в своё отражение. – "Чем быстрее, тем лучше. Верну всё, что вы для меня сделали, и даже больше." С этими мыслями я почувствовала, как в сердце начинает зарождаться уверенность. Я знала: какой бы ни была эта поездка, я не позволю ей пройти зря.

Наверное, другим людям показалось бы странным, что я так переживаю за чужую, по сути, женщину. Но баб Тоня стала для меня всем. Она – моя опора, поддержка, то самое дружеское плечо, к которому я могу прижаться, когда мир рушится вокруг. Она, как никто другой, понимала меня, принимала, всегда находила нужные слова, когда мне казалось, что выхода нет. Мне хотелось сделать для неё всё, что я только могу. Я мечтала подарить ей лучшую жизнь – в достатке, без забот, без постоянных хлопот и нужды. Чтобы она, пока ещё жива и полна сил, смогла наконец-то насладиться жизнью, ощутить всё то, чего, возможно, была лишена раньше. Я пообещала себе, что однажды она забудет, что такое считать последние копейки до пенсии, и каждый её день будет светлым и радостным.

Как только я собралась перевести дух после всех этих мыслей, в дом ворвалась крикливая соседка, тётка Зина, всегда любопытная до чужих дел. Она и шагу не сделала, как уже начала со своего порога, ни поздоровавшись, ни спросив разрешения войти:

– Машка, это что, правда? Бросаешь всё, всё распродаёшь и в Москву уезжаешь? Я выпрямилась, стараясь не показать раздражения.

– Нет, тётя Зина, не распродаю ничего. Просто еду работать временно. Но её уже было не остановить.

– А что ты держишься за этот дом-то? Смысла нет. Ну ведь сама знаешь, твоя земля лучше всех в хуторе. Урожай у тебя всегда знатный. Слушай, продай мне участок, а? Говорю же, хороший кусок земли, я о нём давно думала. Я тебе хорошие деньги дам, тебе же на дорогу лишними не будут!

Меня словно кипятком окатило. Я встала, не скрывая своего гнева.

– Нет, тётя Зина, – отрезала я, чувствуя, как сжимаются кулаки. – Мой дом – это не просто какой-то участок земли. Это место неприкасаемо. Это дом моей матери, и пока я жива, он останется в семье. Так что забудьте об этом раз и навсегда.

Соседка нахмурилась, глаза её вспыхнули недовольством, но, увидев, что со мной лучше не спорить, она лишь презрительно фыркнула.

– Ну-ну, сама ещё пожалеешь, – бросила она напоследок, прежде чем покинуть дом.

Отмахнулась от нее, как от назойливой мухи и пошла спать, но сон не шёл. Лежала, глядя в потолок, и мысли, словно рваные клочки бумаги, мелькали в голове, не давая покоя. Я пыталась закрыть глаза, но всё напрасно – разум никак не хотел успокаиваться. Передо мной вставали картины того, как всё может быть, как моя жизнь будет развиваться дальше.

В полудрёме я фантазировала, как приеду в Москву, как этот Павел Александрович встретит меня и повезёт в огромное здание с зеркальными стенами и яркими огнями. Как он поведёт меня в мир, который я видела только по телевизору, где всё блестит, сверкает и пахнет дорогими духами. Я представляла, как подписываю контракт, как улыбаюсь фотографам, как с лёгкостью преодолеваю трудности, и вдруг всё у меня получается – так просто, будто кто-то свыше решил, что теперь я достойна лучшей жизни.

Но вместе с этими сладкими картинами в голове мелькали и другие. Меня могли обмануть, оставить ни с чем в чужом городе, где я никого не знаю. А вдруг я просто оказалась бы очередной наивной девчонкой, которая поверила красивым словам? Страхи и надежды переплетались, и я лежала, чувствуя, как сердце то замирает, то начинает биться быстрее от каждого нового образа, что рисовал мне мой уставший разум.

Утром я проснулась разбитая, будто и вовсе не спала. Голова гудела, глаза резало от недосыпа, но лежать больше не было смысла. Вскоре я заставила себя подняться и, глубоко вздохнув, начала собираться.

Достав с верхней полки старый кожаный саквояж, который когда-то принадлежал моей матери, я провела по нему рукой, ощутив знакомую шершавую поверхность. В этот саквояж она собирала свои вещи, когда ездила в город, и каждый раз, открывая его, я словно чувствовала её присутствие рядом, её заботу и поддержку. Он был немного потёртым, но прочным, и я знала, что он выдержит всё, как и моя мама в своё время.

Я аккуратно уложила своё новое платье, школьный пиджак, который нашла накануне, и советский кожаный ремень, который так удачно подошёл к наряду. Положила пару простых рубашек, смену белья, и взяла с собой единственные туфли, которые более-менее подходили к этому образу.

Смотря на всё это, я не могла не улыбнуться – как странно, что весь мой мир сейчас помещается в одном саквояже.

Я уже почти застегнула саквояж, когда меня словно молнией пронзило: а что если всё это зря? Что если этот Павел Александрович уже и забыл обо мне, нашёл другую или вовсе решил, что это была глупая идея – предлагать работу девушке из хутора? В голове закрутилась паника, и я почувствовала, как горячая волна стыда накрыла меня с головой.

– Боже, ну и дура! – вырвалось у меня вслух. – Надо было сначала позвонить!

Опустилась на кровать и закрыла лицо руками, понимая, насколько всё это выглядит нелепо. Тут же взяла в руки его визитку, дрожащими пальцами набрала номер. Сердце колотилось так, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди, пока я ждала, слушая длинные гудки в трубке, пытаясь не думать о том, что ответ может быть не тем, на который я надеюсь.

Я позвонила, сжимая трубку так, что пальцы побелели. Гудки тянулись один за другим, и с каждым новым у меня внутри что-то обрывалось. Никто не отвечал. Я закрыла глаза, ощущая, как внутри начинает подниматься отчаяние.

– Ну вот, и всё зря, – прошептала я, готовая уже признать поражение.

Но тут телефон зазвонил. Я подпрыгнула от неожиданности, уставилась на экран, словно не веря, что кто-то действительно перезвонил. Подождала пару секунд, собирая остатки смелости, и только потом взяла трубку.

– Алло?

– Добрый день, – раздался в трубке женский голос, спокойный, но с ноткой деловой холодности. – Это агентство, вы звонили по поводу работы? Меня зовут Ольга, я ассистентка Павла Александровича. Могу я узнать, кто вы?

Я на миг растерялась, но быстро собралась.

– Меня зовут Мария… Мария из хутора Бобров. Павел Александрович приезжал ко мне, оставил свой номер. Он сказал, что возможно, у вас есть для меня работа.

Ольга молчала несколько секунд, и я услышала, как она что-то проверяет. Где-то вдалеке щёлкали клавиши клавиатуры.

– Да, всё верно, Мария, – наконец сказала она. – Павел Александрович упоминал вас. Я соединю вас с ним позже, как только он освободится. Пожалуйста, оставайтесь на связи.

После этого звонка на душе стало ещё тревожнее. Вместо облегчения меня накрыла новая волна беспокойства. Я сидела, глядя в стену, и не могла избавиться от мыслей: а вдруг он передумал? Может, я должна была сразу согласиться, когда он впервые предложил мне эту работу? Может, ему не понравилось, что я так долго сомневалась и медлила, показалась нерешительной, недоверчивой?

"Ну конечно," – мысленно упрекала я себя. "Кто захочет связываться с такой деревенской дурочкой, которая сама не знает, чего хочет?"

От этих мыслей меня охватил страх, который сдавливал грудь. Я чувствовала, как внутри всё будто сжимается от неопределённости. Но теперь уже отступать было некуда – я сделала шаг, и оставалось только ждать, что будет дальше.

Не выдержав этого нервного напряжения, я схватила телефон и, не раздумывая, побежала к баб Тоне. Сердце колотилось, ноги сами несли меня по знакомой тропинке, ведущей к её домику. Я чувствовала, что сейчас, как никогда, мне нужна её поддержка, её мудрые советы.

– Баб Тонь! – чуть ли не с порога крикнула я, запыхавшись. – Он мне не ответил… Точнее, ответила какая-то его ассистентка, сказала, что соединит меня с ним позже!

Баб Тоня оторвалась от своих дел и повернулась ко мне с лёгкой улыбкой.

– Ну и что ты волнуешься, глупенькая? – сказала она, махнув рукой. – Так оно всегда и бывает у больших людей. У них всё по расписанию, не то что у нас. Позвонит он тебе, никуда не денется. А пока успокойся, давай чайку попьём. Ведь сама знаешь, что нельзя себя накручивать.

Я опустилась на стул, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, и, прижав телефон к груди, кивнула.

Баб Тоня, видя моё состояние, в два счёта дотянулась до стола, схватила горячий пирожок и, не дав мне опомниться, засунула его мне в рот.

– Сиди спокойно, а не так, будто на кол села! – строго сказала она, пристально глядя на меня. – Накрутила себя, как всегда. Всё будет, Машенька, всему своё время. Сначала съешь, а потом уж переживай.

Я невольно улыбнулась, стараясь не подавиться пирожком, и уселась на стул, чувствуя, как горячая выпечка обжигает губы.

Баб Тоня, наблюдая за мной, вздохнула и покачала головой.

– Эх, жаль, что у тебя никого нет рядом, Машенька, – сказала она задумчиво. – Сейчас бы тебе не помешало сильное мужское плечо, чтобы поддержало, успокоило.

Проглотила кусок пирожка и выпрямилась, чувствуя, как внутри что-то закаляется от этих слов.

– Баб Тонь, я всё смогу сама, – ответила я твёрдо. – Я всегда справлялась и в этот раз справлюсь. Не нужна мне никакая опора, чтобы стоять на своих двоих.

Она улыбнулась, чуть пожала плечами и поджала губы, словно знала что-то больше, чем я сама, но всё-таки не стала спорить. Баб Тоня вдруг хитро прищурилась и добавила:

– Вот разве что от Зинки держись подальше. Та ещё стерва, только и ждёт, чтобы кто-то оступился. Про участок-то твой знаю, она давно глаз положила, всю деревню обошла, всем уже рассказала, что ты хочешь продать его как можно скорее.

– Пусть всей округе говорит, – ответила я, чувствуя, как внутри вскипает злость, но удержала себя в руках. – Этот дом не для продажи. Никому не позволю его забрать. И она это знает.

– Вот и молодец, – баб Тоня кивнула одобрительно. – Ты ей и скажи, что сама всё решишь, и не позволишь ни ей, ни кому-то ещё тебя под себя подмять. Сможешь без всяких мужиков-то, точно знаю, но и врагам показывать слабину не вздумай.

В этот момент смартфон зазвонил, и я вздрогнула так, что чуть не подпрыгнула на месте. В панике выронила его из рук, и телефон подлетел в воздух, собираясь упасть на пол. Сердце замерло, но каким-то чудом я успела его поймать буквально за мгновение до того, как он ударился об пол. С трудом перевела дух, подняла взгляд на баб Тоню, которая сдерживала смешок, и я с дрожащими пальцами приняла звонок.

– Алло? – выдохнула я, стараясь придать голосу твёрдости, хотя внутри всё дрожало, как натянутая струна.

– Мария? Это Павел, – раздался в трубке глубокий голос. – София сказала, что вы звонили. Подумали о моём предложении?

Ком в горле мешал говорить, чувствовала, будто меня оставили в помещении, стены которого постепенно сужаются. Вздохнула.

– Да, я подумала, – ответила я, пытаясь звучать увереннее, чем чувствовала себя на самом деле. – И решила попробовать. Но что же мне, собственно, делать? Куда ехать?

– Отлично, – его голос звучал спокойно и деловито. – Запишите адрес: Москва, улица Крылатая, 12. Это наш офис. Вам нужно приехать туда, как сможете. Все расходы на переезд компания берёт на себя, но только в том случае, если вы пройдёте небольшое интервью. Остальные члены команды должны вас одобрить.

– Поняла, – кивнула я, хоть он и не мог этого видеть. – Я приеду.

– Ждём вас, Мария. До встречи, – коротко сказал он и положил трубку.

Глава 3

Я положила трубку и задумалась. Сначала мне казалось, что за мной приедут, купят билет или хотя бы помогут с переездом, но оказалось, что это ещё не всё. Нужно пройти какой-то второй этап – интервью, где меня должны одобрить остальные. Непонятно, как это всё будет. Я почувствовала, как всё снова становится туманным и не таким простым, как казалось вначале.

– Баб Тонь, – начала я, чуть нахмурившись, – оказывается, это ещё не всё. Мне надо будет на интервью ехать, чтобы остальные меня одобрили. Я даже не знаю, насколько это правильно. Как будто они не до конца уверены.

Баб Тоня, услышав это, громко засмеялась, поднимая руки, будто сдаваясь.

– Да откуда мне знать, что там у вас в мире моды происходит? – проговорила она с усмешкой. – Я из моды вышла уже лет двадцать назад. Я уже винтаж, Машка!

Её шутка развеяла моё напряжение, и я невольно улыбнулась.

– Ну, может, и винтаж, – ответила я с лёгкой улыбкой. – Но кто ещё мне даст нормальный совет?

– Советы советами, – продолжила баб Тоня, качая головой. – А ты уж как-нибудь разберёшься. Пора думать своей головой.

Я вздохнула, нервно поглаживая край стола.

– Знаешь, баб Тонь, я ведь никогда не была в большом городе. Да что там Москва – я и к Ростову-то не привыкла, там такая динамика, что у меня голова кружится. А Москва… это ведь в десять раз активнее.

Баб Тоня, выслушав меня, усмехнулась и, чуть прищурившись, качнула головой.

– Ой, Машка, не переживай ты так. Это дело привычки. Даю тебе слово, городской в первый же день завоет в нашем хуторе от скуки, а ты – молодая, сообразительная – привыкнешь к их суете. Пройдет время, и ты ещё быстрее их там бегать будешь.

Рассмеялась, хотя внутри всё ещё чувствовала тревогу. Баб Тоня была права – всё можно привыкнуть, но вот получится ли у меня справиться с этой новой, огромной Москвой?

Собрала оставшиеся вещи, аккуратно уложив их в старый саквояж, потом мы с баб Тоней поужинали. Она приготовила мои любимые пирожки с картошкой, и за простым, уютным ужином стало как-то легче. Но мысль о том, что я ухожу из своего дома в неизвестность, не давала покоя. Когда ужин подошёл к концу, я вышла на крыльцо. Солнце уже садилось за горизонт, и наш маленький хутор погружался в привычную тишину. Закрыла дверь маминого дома на ключ, потом калитку, и, выдохнув, передала ключи баб Тоне.

– Баб Тонь, – попросила я тихо, – храните их, как свои. Я вернусь, но пока это место в ваших руках.

Она рассмеялась, глядя на ключи.

– Машка, да куда мне их хранить-то? В лифчике для этого мало места, – подшутила она с усмешкой.

Я улыбнулась, хоть внутри всё ещё было неспокойно. Но её шутка вновь, как всегда, помогла немного расслабиться.

– Береги мой дом от Зины.

– Да уж, не дам этой стерве и шагу к твоему участку сделать! – с серьезностью ответила бабушка, хотя в её глазах всё равно теплился огонёк юмора.

Обняла её крепко, а затем направилась к машине. Сосед, дядя Гриша, пообещал подвезти меня до Ростова – ему как раз было по пути. Взяв саквояж и ещё раз оглянувшись на свой дом, я тихо попрощалась с ним в мыслях. Впереди была Москва, и я, хоть и волновалась, чувствовала, что всё делаю правильно.

Дорога до Ростова прошла в молчании. Я пыталась собраться с мыслями, продумывая, как всё сложится. По приезду в Ростов я решила взять билет на автобус до Москвы – выбрала такой рейс, чтобы приехать в столицу утром и сразу же отправиться в офис Павла Александровича. Пусть всё идёт по плану, без лишних задержек.

Автобус выпал на ночной рейс, и, когда я села на своё место, усталость накатила волной. Тусклый свет в салоне, тихий гул мотора – всё это странным образом успокаивало. Я устроилась поудобнее и, обняв свой старый саквояж, почувствовала, как напряжение последних дней понемногу уходит.

Саквояж, такой знакомый и родной, будто напоминал мне о доме, о маме, о всех тех простых вещах, которые всегда были со мной. Я прижалась к нему, закрыла глаза и, несмотря на волнение, неожиданно быстро погрузилась в сон.

Дорога казалась бесконечной, но для меня эта ночь стала коротким отдыхом перед тем, что ждало впереди.

Наконец автобус остановился, и гул голосов постепенно стал просачиваться в моё сознание, вырывая меня из глубокого сна. Я медленно открыла глаза, почувствовав, как тяжело их удерживать открытыми. Вокруг люди начинали собирать свои вещи, вставать с мест, и я осознала, что мы, должно быть, уже прибыли в Москву. Попыталась подняться, но тут же ощутила, как затекло всё тело. Спина будто стала деревянной, и я чувствовала себя, как лошадь в шахматах – с такой же "ровной" и неподвижной спиной. Я едва смогла встать с места, сначала пошатнувшись и крепко прижав саквояж к себе, чтобы случайно не выронить. "Вот и приехала," – подумала я, стараясь растереть затекшие мышцы.

Выйдя из автобуса, я глубоко вдохнула прохладный московский воздух. Город встречал меня суетой, шумом машин и бесконечными потоками людей, которые сновали туда-сюда. Я попыталась немного прогуляться, оглядываясь вокруг, надеясь сориентироваться и найти дорогу до адреса Павла Александровича. Но, как ни старалась, все улицы казались похожими, и через некоторое время я поняла, что заблудилась.

"Ладно," – подумала я, вытащив телефон, – "придётся воспользоваться навигатором."

Такси, конечно, казалось самым быстрым решением, но я знала, что оно дорого стоит, а мои средства были ограничены. Единственным вариантом оставался автобус. Маршрут был сложный: три пересадки и примерно три часа в пути. Я терпеливо следовала инструкциям навигатора, перескакивая с одного автобуса на другой, чувствуя, как время тянется бесконечно долго.

Наконец, еле добравшись до нужного места, я остановилась перед высокими блестящими зданиями. Одно из них сразу привлекло моё внимание: здание было таким высоким, что казалось, оно пронзает небо. Его форма напоминала бриллиант, переливающийся на солнце множеством граней. Я остановилась на мгновение, глядя на это великолепие.

Прийти сразу в офис было великой ошибкой. Я поняла это, когда посмотрела на себя в стеклянных дверях здания. Уставшая с дороги, слегка помятая и даже немного потная после трёхчасовой поездки с пересадками, я резко контрастировала с девушками, которые проходили мимо. Они были словно из глянцевого журнала – одеты с иголочки, с идеальным макияжем и укладкой. Высокие, стройные, даже можно сказать, тощие, они двигались с таким лёгким изяществом, что я почувствовала себя ещё более неуверенно.

Понимая, что в таком виде заходить к Павлу просто невозможно, я бросилась в ближайший туалет. Там, в тесной кабинке, я еле справилась с тем, чтобы переодеться в своё платье, которое сшила сама. Ловкость рук явно оставляла желать лучшего, и каждая застёжка давалась с трудом. Но, наконец, мне удалось привести себя в порядок. Я посмотрела на себя в небольшое зеркало над раковиной и попыталась хоть как-то поправить волосы, убрав выбившиеся пряди, и сделать лёгкий макияж.

Когда я вышла, сердце колотилось как бешеное. Я подошла к стойке регистрации, где за столом сидела сотрудница, выглядевшая точно так же идеально, как и все остальные.

– Здравствуйте, – выдохнула я, пытаясь не выдать своего волнения. – Я Мария Агапова… из Боброва.

Сотрудница за стойкой слегка приподняла бровь, услышав моё представление, но ничего не сказала. Она спокойно взяла телефон и набрала какой-то внутренний номер.

– Мария Агапова… из хутора Бобров, – повторила она, уголки ее губ слегка дрогнули, словно произнесенные слова прозвучали странно, почти смешно.

Затем многозначительно протянула "угу", внимательно выслушала ответ на том конце, после чего положила трубку.

– Ожидайте в вестибюле. Ассистентка Павла скоро подойдёт.

Я кивнула и отошла, стараясь выглядеть спокойной, хотя внутри всё дрожало от волнения.

Ассистенткой оказалась миниатюрная брюнетка, едва достигавшая мне до плеча, но двигалась она с такой стремительностью, что казалось, будто весь мир должен поспевать за её шагами. Она буквально "надвинулась" на меня, и прежде чем я успела что-то сказать, она уже быстро-быстро заговорила, почти без пауз, словно куда-то сильно торопилась.

– Следуйте за мной, – сказала она, махнув рукой так, будто это приказ. – Я покажу вам этаж, где неместные живут, пока ждут интервью.

Я не успела и глазом моргнуть, как она уже двинулась в сторону лифта, не оглядываясь, будто была уверена, что я послушно последую за ней. Пришлось поторопиться, чтобы не потерять её из виду, сердце забилось быстрее – всё происходило слишком стремительно.

За всей этой роскошью и блеском, которые окружали меня в здании, я никак не ожидала, куда мы в итоге попадём. Когда двери лифта открылись на нужном этаже, я сразу почувствовала резкий контраст. Передо мной предстала сцена, больше напоминающая бомжатскую общагу, чем что-то, связанное с престижным модельным агентством.

Стены здесь были обшарпаны, мебель явно видела лучшие дни, а полы выглядели так, словно их давно не мыли. В огромном зале было столько девушек, что они буквально сидели друг у друга на головах, стараясь хоть как-то устроиться. Большинство из них выглядели измученными, некоторые с раздражением перешёптывались, кто-то нервно проверял телефон.

Ассистентка остановилась на пороге зала и, глянув на меня через плечо, объяснила:

– Придётся делить комнату с тремя соседками. Других вариантов нет, мест маловато. Привыкайте.

Я кивнула, не в силах скрыть удивление. Внутри всё переворачивалось – это место явно не соответствовало ожиданиям после всех тех слов о шикарной жизни моделей и блестящей карьере.

Как зомбированная, я молча пошла и села в свободный уголок, прижимая к себе свой саквояж, словно это был единственный якорь в этом хаосе, что связывал меня с нормальной жизнью. В груди постепенно начал нарастать странный, болезненный ком. Вдруг мне стало невыносимо тоскливо. Я не могла перестать думать о своём доме, о спокойствии, о баб Тоне и о нашем уютном ужине.

В этот момент я больше всего на свете захотела просто вернуться домой.

Вокруг все общались между собой, и вскоре голоса слились в невыносимую какофонию, от которой мне стало ещё более некомфортно. Шум заполнил всё пространство, словно давя на меня, пока я сидела в своём уголке, пытаясь не потеряться в этом хаосе. Я ещё крепче прижала к себе саквояж, чувствуя, как волнение нарастает.

Вдруг ассистентка, которая на мгновение исчезла, вернулась и быстрым жестом подозвала меня.

– Идём, – коротко сказала она, не терпя никаких задержек.

Я поспешила за ней, не успев задать никаких вопросов. Мы прошли по длинному коридору, пока, наконец, она не открыла одну из дверей и не показала комнату.

– Вот твоё место, – сказала она, указывая на простую кровать у стены.

Комната оказалась не такой уж плохой, по крайней мере, по сравнению с тем, что я ожидала после зала. Правда, она больше напоминала больничную палату: простые железные кровати, белые стены, никаких излишеств. Тесновато, но по крайней мере, было относительно тихо и просторно по сравнению с общей комнатой.

– Комнату делить с тремя соседками, – напомнила ассистентка, бросив быстрый взгляд на меня. – Надеюсь, не будет проблем.

Она исчезла так же быстро, как и появилась, а я осталась стоять у своей новой кровати, разглядывая комнату, пытаясь осознать, что это всё-таки реально.

Не успела я толком осмотреться, как в комнату ввалились трое девушек, каждая со своим характером и внешним видом. Одна была высокая, с рыжими волосами, растрёпанными и немного диковатыми на вид. Вторая – пухленькая брюнетка с короткой стрижкой и добрыми глазами. Третья – худенькая блондинка, с веснушками и такой лёгкой, почти детской улыбкой. Они сразу начали разговор, словно знали друг друга всю жизнь.

– Ну что, вы тоже здесь, чтобы "покорять Москву"? – рыжая первой заговорила с усмешкой, оглядывая нас.

– Похоже на то, – хмыкнула брюнетка, усаживаясь на кровать. – Я вот из деревни под Ставрополем, уже думала, что Москва меня не возьмёт.

– А я с хутора под Воронежем, – добавила блондинка, встряхивая длинными волосами. – Не думала, что нас тут столько из глубинки.

Я улыбнулась, удивляясь, насколько всё это было неожиданно знакомо и одновременно странно. Они тоже были из маленьких мест, как и я.

– Я Мария, из хутора Бобров, – сказала я, чувствуя, как внутри немного оттаивает напряжение.

Мы разговорились, и оказалось, что у каждой из нас своя история – все из глубинок, каждая стремится вырваться из привычной жизни.

Глава 4

На следующее утро нас разбудил громкий и резкий звук, который эхом прокатился по комнате. Я вскочила на кровати, едва понимая, что происходит, пока не увидела, что в дверях стоит ассистентка Павла с рупором в руках.

– Подъём! – её голос был ещё громче, чем звук рупора. – Все должны привести себя в порядок, одеться в лучшее, и встать в очередь в вестибюле на первом этаже. У вас есть полчаса!

Девушки вокруг меня начали суетиться, быстро выскакивая из кроватей и бросаясь к своим вещам. Я чувствовала, как внутри поднимается волнение. Полчаса! Нужно было успеть подготовиться, выглядеть на все сто и не показать себя с плохой стороны.

Когда я добежала до общей душевой, то сразу поняла, что всё идёт не по плану. Там была просто нереальная очередь, и девушки, нервно переминаясь с ноги на ногу, ждали своей очереди. Каждая старалась успеть за оставшиеся минуты, чтобы привести себя в порядок. Вокруг стоял гул голосов, стук дверей, шум воды – настоящий хаос.

Пришлось ждать около получаса, прежде чем одна из кабинок наконец-то освободилась. Время уже поджимало, и я буквально влетела внутрь, стараясь как можно быстрее принять душ и успеть одеться. Каждый момент был на вес золота.

Когда я вернулась в спальню, слегка расслабившись после суматошного утра, в голове была только одна мысль: как же собраться быстрее и успеть уложить волосы?!

Но стоило мне подойти к своей кровати, как моё сердце замерло. Я остановилась как вкопанная, глядя на то, что осталось от моего платья.

Ткань, которую я так аккуратно и старательно сшивала своими руками, висела клочьями. Кто-то явно с особым остервенением прошёлся по нему ножницами, разрезав его на мелкие лоскуты. В одном месте была огромная дыра, другая часть буквально болталась на нитке. Казалось, каждый кусок был отрезан с намерением причинить боль. Я смотрела на изрезанное платье, не в силах пошевелиться.

Горячая волна гнева смешалась с невыносимой обидой, которая медленно поднималась в груди. Сначала я ощутила, как к глазам подступают слёзы, но потом гнев начал их вытеснять. "Как… как так?" – мысленно спрашивала я себя, не веря в то, что это происходит на самом деле.

Это платье было не просто одеждой. Оно было моим способом доказать, что я тоже чего-то стою, что даже из ничего я могу сделать что-то красивое, своё, особенное. Я вложила в него все свои надежды и старания, чтобы выглядеть достойно, чтобы не выглядеть слабой перед теми, кто привык к роскоши и стилю. А теперь всё это было разрушено в одно мгновение.

Я сжала кулаки, чувствуя, как в груди закипает ярость. Кто-то нарочно сделал это, зная, насколько важным для меня было это платье. Несправедливость ситуации накатила с такой силой, что внутри всё буквально дрожало от эмоций.

Но я не позволила себе долго погружаться в гнев и отчаяние. Прожив всю жизнь в хуторе, я привыкла к трудностям, и знала, что жалость к себе не приведёт ни к чему хорошему. Я глубоко вздохнула, смахнула непрошеные слёзы и быстро принялась за дело. Если платье уничтожено, это не конец.

Открыв свой саквояж, я достала свои любимые джинсы. Они всегда выручали меня в самых сложных ситуациях. Быстро подкатала штанины, чтобы придать им более аккуратный вид. Затем я нашла тонкий свитер с вырезами на плечах – элегантный, но удобный. Натянула его, оглядываясь в зеркало.

Обувь на каблуках завершала образ – не роскошно, но достаточно стильно для того, чтобы я чувствовала себя уверенно.

Я быстро оглядела себя в зеркале, сделав последний вдох, чтобы успокоиться, и побежала вниз, не дожидаясь лифта. Лестница оказалась самым быстрым вариантом, хотя ноги дрожали после бессонной ночи и пережитого шока. Но я не могла позволить себе опоздать, даже если вся ситуация была против меня.

Спускаясь вниз, я чувствовала, как сердце бешено колотится в груди, а мысли всё ещё крутились вокруг изрезанного платья. Но я собрала все свои силы, стараясь не дать этой ситуации полностью выбить меня из колеи.

Когда я добежала до вестибюля, передо мной уже собралась толпа девушек. Все они были одеты с иголочки: платья, идеально сидящие на фигуре, стильные костюмы, обувь, явно стоившая немалых денег. Их безупречные макияжи и укладки только подчёркивали их подготовленность к этому дню. А я, стоя среди них в своих подкатанных джинсах и свитере, чувствовала себя лишней.

Но, несмотря на всё это, я гордо подняла голову. Пусть у них лучшие наряды, я всё равно здесь, готова к испытанию.

Внизу, среди собравшихся девушек, я наконец увидела Павла и его ассистентку. Павел стоял в стороне, оглядывая толпу, но его взгляд был странный – рассеянный, словно он смотрел на всех сразу и одновременно ни на кого. У него был вид человека, которому всё это давно привычно и даже скучно. Его глаза скользили по девушкам, напоминая мне то, как пастух смотрит на своё стадо овец: с холодной отстранённостью и без всякого интереса к каждой из нас.

Ассистентка, как обычно, держалась рядом, энергично указывая на что-то в своём планшете, шепча ему на ухо что-то деловое. Она выглядела сосредоточенной и не слишком обращала внимание на нас, словно мы были просто частью очередного рутинного процесса.

Я стояла среди других девушек, чувствуя, как внутри накатывает лёгкая неуверенность.

Павел наконец обратил внимание на собравшихся и, не меняя своего рассеянного взгляда, начал говорить:

– Сейчас вам всем предложат надеть что-то из нашей коллекции, костюмы, платья – всё, что нужно, чтобы показать, как вы двигаетесь и носите одежду. А затем, – он сделал небольшую паузу, оглядывая толпу, – вас попросят выйти в одном белье. Нам нужно оценить вашу фигуру, так что это стандартная процедура.

Эти слова заставили меня замереть. Я почувствовала, как внутри всё сжалось от смущения. Выйти в одном белье перед всеми? Это казалось таким унизительным, словно меня выставляли напоказ, как товар на рынке. Сразу начали крутиться мысли: "Я же не такая, как эти девушки, я не привыкла к этому миру…"

Но я быстро подавила этот внутренний протест. Я знала, что выбора нет. Это был единственный путь выйти на обеспеченную жизнь, о которой я всегда мечтала. Я вспомнила баб Тоню, наш дом в Боброве, и то, как мне хотелось вырваться из этой бедности. Если нужно переступить через своё смущение, чтобы достичь цели, я была готова.

Я глубоко вздохнула и внутренне согласилась, понимая, что это мой единственный шанс.

К нам вышли несколько молодых парней, одинаково одетых в светлые рубашки и свободные брюки, даже их причёски были совершенно одинаковыми, что добавляло ситуации какой-то странной формальности, будто они не люди, а манекены. Без лишних слов они начали раздавать девушкам ярко-розовые пластиковые пакеты, которые блестели, словно сделаны из латекса. Пакеты были запаяны, идеально гладкие и ровные, словно их только что сняли с конвейера.

Один из парней, безэмоционально глядя на нас, объявил:

– В этих пакетах ваша одежда, обувь и нижнее бельё. У каждой из вас комплект разный. Размеры мы не подбирали, так что получится надеть – хорошо. Не получится – ваши проблемы. Вы должны выйти из ситуации самостоятельно.

Его слова прозвучали как вызов. Я посмотрела на пакет, который мне вручили, и почувствовала, как волнение снова накатывает. "Размеры не подбирали?" – пронеслось в голове. Как же я должна выглядеть достойно, если вдруг это не мой размер?

Нас повели за кулисы. И оно оказалось совсем не таким, каким я его представляла. Пространство было холодным, стерильным и лишённым каких-либо признаков уюта. Белые стены, тусклое освещение и серые бетонные полы создавали ощущение пустоты и холодной отчуждённости. Воздух был сырой, будто здесь не было отопления, и в помещении гулял неприятный сквозняк. Этот холод буквально впивался в кожу, пробирая до костей, от чего стало ещё более некомфортно. Но хуже всего было отсутствие какого-либо уединения. Весь зал был открытым, и ты находился на виду у всех, без права на личное пространство.

Становилось неловко и тревожно, как будто каждый твой шаг и каждый жест были под пристальным вниманием. Я невольно заметила, как несколько девушек суетливо пытались спрятаться за колонны или хотя бы отвернуться друг от друга, но места для этого не было.

Я достала розовый пакет и открыла его с замиранием сердца. Внутри лежало плотно облегающее платье в цвете металлического серебра. Ткань была блестящей и казалась слишком тонкой для этого холода. Платье было с глубоким декольте, что придавало ему слегка провокационный вид, и с большим вырезом на спине. На первый взгляд оно выглядело как вещь, которую одевают для вечеринки, на которую идут только с одной целью…

К нему прилагались туфли на высоких каблуках. Тонкий ремешок едва удерживал обувь на моей ноге, и я уже чувствовала, что они натрут мне пятки после пары шагов. В пакете также лежал комплект белья – кружевной полупрозрасный лиф и такие же трусики, едва прикрывающие тело. Весь наряд создавал ощущение, что я собираюсь выступать не на показе, а в стрип-клубе.

Собираясь переодеваться, я чувствовала, как всё внутри напрягается. Снимать свою одежду на глазах у всех было неловко, но я понимала, что выбора нет. Я начала стягивать джинсы и свитер, стараясь двигаться быстро, чтобы сократить этот момент смущения. Холод коснулся кожи, и от этого казалось, что я только сильнее ощущаю свою уязвимость.

Когда наконец натянула платье, оно оказалось не совсем по размеру. В талии немного тянуло, а грудь словно не вписывалась в посадку, но я сделала всё возможное, чтобы оно сидело аккуратно.

Я огляделась в зеркало, заметив, как волосы слегка растрепались, и лицо стало бледным от волнения и холода. Моё отражение выглядело совсем не так, как я себе представляла. Я чувствовала себя чужой в этом глянцевом образе. Всё, что я видела вокруг – от простого и холодного помещения до других девушек, уверенно переодевающихся – только усиливало ощущение отчуждённости.

Глава 5

Никого специально вызывать не стали – девушки одна за другой начали выходить на подиум, словно волной, без какой-либо системы. Просто поток, где каждая пыталась уловить момент, чтобы показать себя лучше остальных. Я стояла в стороне, стараясь держать себя в руках, чувствуя, как внутри нарастает напряжение. В голове я перебирала все те мелочи, что когда-то видела по телевизору про моду и моделей. Ровная осанка, уверенная походка, взгляд прямо перед собой.

Вздохнула несколько раз, стараясь успокоить дыхание, и попыталась поймать удобный момент, чтобы влиться в поток девушек. Но чем дольше я ждала, тем больше откладывала этот момент. В итоге получилось так, что я осталась последней. Каждая из девушек уже прошла по подиуму, а я всё ещё стояла, стиснув пальцы, и пыталась справиться с нарастающим внутри волнением.

Я наконец решилась, вышла на подиум последней. Шагнула на ровную узкую дорожку и почувствовала, как туфли тут же начали неприятно натирать, но заставила себя не обращать на это внимания.

В конце подиума сидели судьи. Их было трое: двое мужчин и одна женщина, все они сосредоточенно смотрели на девушек, оценивая каждый шаг и каждое движение. Но их взгляды были такими холодными и равнодушными, что казалось, что мы для них просто очередной поток кандидатов, без эмоций и личности.

Павел сидел четвёртым, в стороне от них, и внимательно следил за всем происходящим. Его лицо сохраняло тот же рассеянный, почти безразличный вид, как и тогда, когда он смотрел на нас в вестибюле. Он был тоже отстраненным "смотрящим", только теперь его взгляд был направлен прямо на меня.

Почувствовала, как мои губы будто застыли. Улыбнуться? Это казалось невозможным. От волнения и напряжения внутри всё сжималось так сильно, что я понимала – если попытаюсь натянуть улыбку, она выйдет натянутой и неестественной. Поэтому я решила, что лучше будет держать лицо строгим, холодным, без эмоций. Посмотрела на судей и решила повторить их же тактику – держать лицо без эмоций.

Будто бы я от них ничего не жду.

Шагая по подиуму, я поджала губы, стараясь сохранить сосредоточенное выражение лица. Я не могла позволить себе показать слабость или неуверенность. С каждой секундой я всё больше ощущала, как этот строгий, отстранённый вид помогает мне справляться с волнением. Если они смотрят на меня с холодом, то и я буду смотреть на них так же. В конце концов, не они должны контролировать мой успех – я сама должна его заслужить.

Когда я дошла до конца подиума и встретилась взглядом с Павлом, я заметила в его глазах лёгкое, едва уловимое движение – он смотрел внимательно, будто оценивая что-то важное. Но я сохраняла своё холодное выражение лица, как будто этот выход для меня был обычным делом, а не шансом изменить всю свою жизнь.

Когда я дошла до конца подиума и почувствовала, что взгляды судей пронзают меня, я не стала ждать одобрения. Внутри меня нарастало чувство, что я должна закончить так, как начала – уверенно и сдержанно. С лёгким чувством превосходства, я свысока посмотрела на них, удерживая тот же строгий и холодный взгляд. Будто бы эта ситуация была не испытанием для меня, а проверкой их достоинства.

Не дожидаясь ни слова, ни жеста, я плавно развернулась и направилась обратно. Я постаралась сделать шаги такими лёгкими, что на мгновение забыла об ужасно неудобной обуви, натирающей пятки. Мне казалось, что я буквально "уплываю" с подиума, оставляя за собой только след из спокойной уверенности.

Сердце гулко стучало, словно эхо по пустой комнате, от волнения и предчувствия следующего этапа. Я понимала, что часть пути пройдена, но оставалось самое сложное – выйти в одном белье. И от этой мысли холодок пробежал по спине.

Мне не хотелось, чтобы на меня смотрели как на племенную кобылу. Я чувствовала себя некомфортно от одной только мысли о том, что предстоит предстать перед судьями в таком виде. Их взгляды, уже бесчувственные и оценивающие, могли превратиться в нечто большее. Словно на показ выставляли не личность, а тело, как товар.

Я стиснула зубы и глубоко вздохнула, стараясь успокоить свои мысли. Это был всего лишь шаг к тому, чего я так долго хотела – к обеспеченной жизни, к возможностям, которых у меня никогда не было. Но осознание этого не снимало смущения. Я должна была найти в себе силу пройти этот этап и не дать им заставить меня почувствовать себя вещью.

Ассистентка вышла, держа в руках список, и её голос, отточенный и холодный, разрезал воздух, как нож. Каждое произнесённое имя было словно приговор, и с каждым новым именем зал становился тише. Я стояла среди других девушек, крепко прижимая руки к бокам, чувствуя, как внутри всё сжимается от напряжения. Когда она начала перечислять тех, кто выбыл после первого этапа, сердца многих, казалось, начали колотиться громче.

Имена звучали одно за другим, и каждое имя, как по цепной реакции, вызывало разные эмоции у девушек. Я заметила одну из них – высокая блондинка с сияющими голубыми глазами и безупречным макияжем, которая до этого выглядела уверенной и спокойной. Но как только она услышала своё имя, её лицо мгновенно переменилось. Она вдруг побледнела, а затем быстро покраснела, как будто вся кровь разом прилила к её лицу. Губы задрожали, и было видно, что она вот-вот взорвётся от эмоций.

Она застыла, словно перестала дышать, и в какой-то момент казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Глаза её стали стеклянными, и через секунду из них начали катиться слёзы. Она разрыдалась, как будто внутри неё что-то сломалось. Блондинка попыталась что-то сказать, но её голос был слишком слабым, а слёзы струились по щекам, растекаясь по её идеальному макияжу. Она попыталась утереть их, но чем больше она вытирала, тем сильнее слёзы текли.

Её отчаяние было настолько сильным, что казалось, будто мир вокруг неё рухнул в одно мгновение. Она прижимала руки к груди, словно пытаясь удержать что-то внутри себя, но это было бесполезно. Девушка, которая секунду назад выглядела непоколебимой, теперь была просто разбита – слёзы, дрожащие губы и нервные движения рук.

Вокруг царил хаос. Некоторые девушки начинали плакать, другие пытались спорить, отказываясь принимать свой вылет. Одна даже упала на колени перед ассистенткой, умоляя дать ей второй шанс, но та лишь холодно смотрела на неё, не проявляя никакого сочувствия. Ассистенты охраны уже подходили, чтобы проводить выбывших, но многие цеплялись за любую возможность остаться.

Для меня это было похоже на какой-то жуткий сон. В этом мире моды не было места для слабости или сожалений. Страшно было осознавать, как быстро рушились чьи-то надежды, словно хрупкие стеклянные мечты, разбитые о суровую реальность.

Но вместе с этим ужасом я почувствовала облегчение. Моё имя не прозвучало. Я не была в числе тех, кого отправили домой. Облегчение наполнило меня, словно прохладный воздух после долгого напряжения, и я поняла, что прошла первый барьер.

Глава 6

Ассистентка Павла, стоя у выхода на подиум, снова подняла рупор и объявила, что настало время для второго этапа. – Теперь все должны переодеться в предоставленное белье, – её голос был таким же холодным и отстранённым. – После этого вы снова выйдете на подиум. Но на этот раз задержитесь перед судьями чуть дольше, чтобы они могли вас рассмотреть.

Эти слова, как молоток, ударили по моему сознанию. Рассмотреть? Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, и в голове сразу пронеслась мысль: "Извращенцы. Зачем им это нужно?" Важно ведь не как выглядит тело без одежды, а как сидит одежда. Я думала, что стройности, подтянутой фигуры достаточно, чтобы понравиться. Ведь работа модели – это носить красивые вещи, а не выставлять своё тело напоказ, словно на аукционе.

Я ощутила, как внутри всё переворачивается. Это казалось таким неправильным. Пока я стояла, держа в руках предоставленный комплект кружевного белья, мысли всё больше крутились вокруг того, что они, эти судьи, смотрят на нас словно на товар, изучая каждую деталь, каждую кривую, каждую линию тела. Словно от этого зависело их решение. Это было больше похоже на какую-то тёмную сторону индустрии моды, о которой я не задумывалась раньше, – та, где тело становится инструментом, а не человеком.

Я вздохнула, сжимая в руках это бельё, и поняла, что выхода нет.

Когда я натянула предоставленный комплект, сразу почувствовала, что он не совсем подходит. Грудь была слишком большой для этого тонкого кружевного лифа, который явно не был рассчитан на мой размер. Казалось, что лиф действовал как пуш-ап: он поднял грудь, но в результате она выглядела так, будто вот-вот выйдет за пределы, как дрожжевое тесто, которое вот-вот выплеснется через край.

Трусики, к счастью, оказались в пору, сидели аккуратно, не создавая дискомфорта. Я почувствовала некоторое облегчение, хотя это не сильно спасало от общего ощущения неловкости. Обувь, к сожалению, пришлось оставить ту же – те самые туфли на высоких каблуках, которые уже натёрли мои пятки. Но выбора не было, и я мысленно приказала себе не обращать внимания на неудобства.

Оглядевшись, я увидела, как другие девушки переодеваются, не проявляя ни малейшего признака смущения или неловкости. Казалось, они делали это тысячу раз – быстро, уверенно, без лишних эмоций. Их не смущала открытость белья, будто это было для них привычной частью работы, чем-то таким же будничным, как надеть платье или костюм. Каждая из них, переодевшись, выпрямлялась с уверенностью, готовая снова выйти на подиум.

Но для меня всё это выглядело совсем иначе. Снова оглядевшись на себя в зеркале, я почувствовала, как внутри накатывает неловкость.

И снова я вышла последней. Девушки одна за другой уже продефилировали перед судьями, и, собрав остатки своей храбрости, я шагнула на подиум. На этот раз всё было ещё более напряжённым. Я чувствовала на себе их оценивающие взгляды, казалось, что каждый шаг замедляется, каждый удар каблука о пол эхом отдавался в моих ушах.

Как и велено, я задержалась перед судьями на несколько секунд дольше, чем требовалось. Всё внутри дрожало от смущения и беспокойства, но я старалась сохранить хладнокровие. Казалось, что эти лишние секунды тянулись вечностью. Я собиралась развернуться и пойти обратно за кулисы, чувствуя, что сделала всё, что могла, когда вдруг услышала:

– Подождите.

Это был Павел. Его голос, обычно рассеянный и холодный, сейчас звучал громче и требовательнее. Я замерла на месте, чувствуя, как внутри всё похолодело.

– Покрутитесь, пожалуйста, – снова сказал он, но на этот раз медленно. – Я хочу разглядеть вас получше.

Я повернулась, как он просил, но медленно, шаг за шагом, чувствуя, как на мне задерживаются его глаза. И чем дольше я крутилась, тем сильнее становилось ощущение чего-то неестественного, словно это была не просто проверка. Я случайно встретилась с ним взглядом и заметила что-то в его глазах. Это был не просто интерес, а жадный блеск, который меня по-настоящему испугал.

Внутри меня всё сжалось, и на секунду я почувствовала, как по спине пробежал холодный пот. Мне захотелось прикрыться, спрятать своё тело от его взгляда, словно я стояла не на модном показе, а перед кем-то, кто смотрел на меня как на вещь. Этот момент длился слишком долго, и с каждым поворотом я всё сильнее ощущала желание поскорее уйти с этого подиума.

Павел, наконец, поднял руку, останавливая меня. Я стояла перед ним, сердце билось громко в ушах, а его взгляд всё ещё блуждал по моему телу. Он кивнул, словно изучая что-то, и наконец заговорил:

– Тело отличное, подтянутое, – сказал он, и я на мгновение почувствовала облегчение, но это было недолго. Он вдруг поморщился, как будто что-то его всерьёз не устраивало, и продолжил, резко оглядев меня с ног до головы. – Но загар…

Он покачал головой, словно разочарованный.

– Неравномерный. Строительный загар, – добавил он с ноткой презрения в голосе. – Руки сильно загорелые и лицо тоже, а остальное тело бледное, как сметана.

Его слова ударили как холодный душ. Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули от стыда и обиды. "Строительный загар"… Это была метка, которую я носила на себе как напоминание о той жизни, от которой так хотела убежать. Я знала, что мои руки и лицо загорели на солнце от работы на поле и кожа была обветренной, но услышать это так, с таким презрением, было болезненно.

Глава 7

Когда Павел замолчал, я почувствовала, как тяжесть его слов всё ещё давит на меня. Я уже собиралась развернуться и уйти, когда женщина, сидящая в жюри, вдруг подняла голову и, не глядя на меня, произнесла с лёгкой улыбкой:

– Загар – это вещь поправимая. Пусть ходит в нашу студию и загорает голой, чтобы цвет кожи был равномерным.

Я стояла перед ними, ощущая, как жар и стыд снова поднимаются ко мне в горло. На этот раз снова пришлось промолчать.

Другой мужчина, сидящий в жюри, задумчиво прищурился, разглядывая меня с головы до ног. Он огладил подбородок, словно обдумывая свои слова, и наконец заговорил:

– В принципе, она подойдёт. Стройная, фигура хорошая, – сказал он медленно, словно взвешивая каждое слово. Но затем его взгляд остановился на моей груди, и я сразу почувствовала, что за этим последует очередной комментарий. – Только грудь слишком пышная, – добавил он с легким прищуром. – Хоть девушка и стройная.

Это прозвучало так, будто моя грудь была чем-то лишним, чем-то, что не вписывалось в их стандарты.

Павел, услышав замечание о моей пышной груди, неожиданно усмехнулся и откинулся на спинку своего кресла. Он бросил быстрый взгляд на мужчину, который это сказал, и, с легким пренебрежением в голосе, заговорил:

– Да сейчас все как доска – два соска. Губы больше груди, – произнёс он с лёгкой насмешкой, глядя на других членов жюри. – Нам нужна "свежая кровь", а не клоны с одинаковыми параметрами. Иначе зачем мы вообще ездили по отдалённым уголкам, искали девушек и тратили на это время? Если всё, что нам нужно, – это стандартные модели, могли бы просто выйти в центр Москвы и пригласить любую.

Его слова неожиданно задели всех в зале, но больше всего они поразили меня.

Павел смотрел на меня, словно я была частью его большого плана по изменению индустрии, а не просто очередной девушкой из глубинки. Его слова звучали как попытка обосновать мой выбор, и это дало мне немного уверенности, хотя чувство неловкости и не уходило.

Мужчина в жюри, слегка нахмурившись, глянул на Павла с долей сомнения в глазах. Его пальцы нервно постукивали по столу, и, наконец, он произнес:

– Это немного рискованно, Павел. Стандарты всё-таки есть, и многие из наших клиентов могут этого не понять. Ты уверен, что такая стратегия правильна?

Павел тут же повернулся к нему, не скрывая своего раздражения, и с ноткой презрения ответил:

– Ты ничего не понимаешь в современных трендах, – с сарказмом бросил он, скрестив руки на груди. – Зайди в соцсети хоть на минуту и посмотри, что сейчас действительно популярно. Все обожают женщин с пышными формами, естественными чертами. Время этих искусственных стандартов заканчивается, и нам нужен свежий взгляд.

Слова Павла прозвучали уверенно и убедительно. Он явно не собирался уступать, и это дало мне небольшое чувство облегчения. Его защита казалась решающим фактором для моего дальнейшего участия в этом безумном процессе.

Мужчина покачал головой, не сдаваясь, и со всей серьёзностью добавил:

– Показ будет в фешенебельной картинной галерее, с античными статуями. Это не просто ещё один модный показ, Павел. Здесь не должно быть промахов. Мы еле договорились с хозяином галереи, заплатили огромные деньги за аренду этого места. Если что-то пойдёт не так, мы не сможем себе этого позволить.

Его голос был твёрдым, и в нём чувствовалось отчаяние. Казалось, он был больше обеспокоен тем, что может пойти не так в этом важном событии, нежели рискованным выбором моделей. Глядя на Павла, я заметила, что его лицо оставалось спокойным, но в глазах читалось явное раздражение. Мужчина пытался преподнести ситуацию так, будто всё должно соответствовать какому-то старому канону красоты, который уже не вписывается в современные реалии.

Павел только хмыкнул, глядя на своего коллегу с насмешкой, как будто тот не понимал очевидного:

– Послушай, – сказал он, не повышая голоса, но с ощутимой уверенностью. – Да, это галерея с античными статуями, но именно поэтому им нужны такие модели, как она, – он кивнул в мою сторону. – Античная красота – это о естественных формах, а не об искусственных шаблонах. Люди платят за эксклюзивность, за что-то свежее, настоящее. И то, что она не вписывается в этот стандартный "гламур", – это её преимущество.

Мужчина снова поморщился, но, видимо, понимал, что Павел не намерен отступать.

После этого напряжённого обмена мнениями, наступила тишина. Судьи переглянулись, и было очевидно, что настало время принять окончательное решение. Павел поднял брови, как бы приглашая остальных к голосованию.

– Я за, – произнесла женщина из жюри, едва заметно улыбнувшись, как будто ей всё это казалось забавным.

– Тоже за, – быстро добавил другой судья, едва взглянув на меня.

Остался только тот мужчина, который возражал всё это время. Он на мгновение задержал взгляд на мне, снова постукивая пальцами по столу. В его глазах читалось сомнение, но он уже понял, что был в меньшинстве.

– Я всё ещё сомневаюсь, – сухо произнёс он, качая головой. – Но раз все за… пусть будет так.

Когда все головы утвердительно кивнули, я почувствовала облегчение. Хоть напряжение ещё держало меня, внутри что-то отпустило – я прошла этот этап.

Глава 8

Меня задержали дольше всех. Казалось, что каждый взгляд судей, каждая их фраза обсуждалась под лупой. Это усиливало напряжение, и я чувствовала, как время тянется, будто в замедленной съёмке. Когда наконец дали знак, что я могу вернуться за кулисы, я с облегчением повернулась и ушла, но оказалось, что ситуация там была не менее неловкой.

Все девушки повернулись ко мне, как только я зашла. Их взгляды, полные любопытства и скрытой зависти, устремились прямо на меня. Я почувствовала, как по телу пробежала дрожь, и внутри всё сжалось от некомфортного чувства. Быть объектом такого внимания – не то, к чему я привыкла.

Я спокойно направилась к своему закутку, стараясь не обращать внимания на пристальные взгляды остальных девушек. Внутри меня всё ещё бурлили эмоции, но я решила не показывать свою неловкость. Дойдя до своего места, я тихо села, стараясь собраться с мыслями. Оглянувшись вокруг, убедилась, что никого рядом нет, и медленно начала переодеваться обратно в свою одежду.

Снять это тесное бельё и натянуть свои привычные джинсы и свитер было настоящим облегчением. Я снова почувствовала себя собой, вернув свою привычную простоту и скромность.

Через некоторое время, когда мы уже все сидели в ожидании, в помещение снова вошла ассистентка Павла. В её руках был всё тот же планшет, и она быстрым взглядом оглядела нас.

– Результаты будут объявлены позже, – сказала она сухо, без лишних эмоций. – Можете возвращаться в свои комнаты.

Эти слова прозвучали как финальная точка на сегодня.

Девушки начали подниматься со своих мест, кто-то выглядел обиженным, кто-то усталым, а некоторые явно нервничали из-за ожидания.

Возвращаться туда после всего, что произошло, казалось странным, но другого выбора не было. Оставалось только ждать и надеяться, что усилия, вложенные сегодня, не пропадут даром.

Когда я вернулась в свою комнату, усталость окончательно навалилась на меня. В голове шумело, мысли путались, и внутри было странное беспокойство. Хотя с собой у меня были пирожки от баб Тони, которые она заботливо завернула перед дорогой, я не могла есть. Аппетит просто исчез – всё, что я могла думать, это о том, как бы поскорее закончить этот день.

Единственное, чего мне действительно хотелось, – это нырнуть с головой под холодную воду и смыть с себя все эти напряжённые моменты, а потом просто лечь и заснуть. Казалось, что только горячий душ мог вернуть мне хоть какое-то ощущение нормальности.

Но и этого не удалось. Когда я подошла к душевым, очередь уже растянулась на несколько человек, каждая девушка явно торопилась занять место раньше остальных. Кабинок не хватало на всех, и очередь двигалась медленно. Я стояла, глядя на эту суету, и чувствовала, как силы покидают меня. Казалось, что этот день никогда не закончится, и даже простые желания, как горячий душ, были недоступны.

Я вздохнула и, понимая, что придётся ещё долго ждать, вернулась в комнату, чувствуя, как усталость и нервное напряжение давят всё сильнее.

Вернувшись в комнату, я поняла, что сил больше ни на что не осталось. Переодевшись в свою ночнушку, я сразу легла на кровать, чувствуя, как усталость и эмоции, накопившиеся за день, начинают медленно накрывать меня волной. Одеяло было тонким, комната – холодной, но это даже не имело значения. Единственное, чего я хотела в этот момент – чтобы кто-то близкий был рядом.

Я так остро чувствовала потребность в том, чтобы просто поговорить с кем-то, вылить свои переживания. Рассказать, как тяжело было пройти через этот день, как я чувствовала себя на подиуме, как внутри всё дрожало от неуверенности. Мне хотелось, чтобы рядом был человек, который поймёт меня без слов, поддержит и обнимет.

Тихо вздохнула, и внезапно из глаз покатились слезы. Я позволила им скатиться по щеке, не вытирая, просто принимая этот момент слабости. Шепотом, едва слышно, я сказала в пустоту комнаты:

– Баб Тоня, как же тебя здесь не хватает…

Моё сердце сжалось от этой мысли. Она всегда была рядом, всегда находила слова утешения, и сейчас, в этом холодном и чужом месте, мне так остро не хватало её тепла.

До меня внезапно дошло: в комнате было неестественно тихо. Я осмотрелась и заметила, что ни одной из моих соседок больше нет. Все их вещи отсутствовали, кровати опустели, и пространство казалось абсолютно неживым.

Они все выбыли. Спешно забрали свои вещи и ушли, не сказав ни слова. Я вспомнила, как ещё утром мы переодевались вместе, нервничали, обменивались мнениями, пытаясь поддержать друг друга. Теперь комната была пуста, и я осталась одна. Это чувство одиночества снова накрыло меня волной, напоминая, что в этом мире каждый сам за себя.

Я глубоко вздохнула, пытаясь не поддаться грусти. Хоть этот день был трудным, я всё ещё оставалась в игре. Но сейчас, в этой холодной комнате, мне казалось, что все переживания, эмоции и напряжение усилились в разы.

Поняла, что, несмотря на всё, что я делала, несмотря на мои старания вырваться в лучшее будущее, в глубине души я всегда была одинока.

Эта мысль пробила меня неожиданно. Никогда в жизни у меня не было настоящих отношений. Я никогда не чувствовала той любви, о которой говорили в книгах или показывали в фильмах. Настоящего мужского внимания – заботливого, искреннего, нежного – я никогда не знала. Те несколько коротких романов, которые у меня были, были слишком поверхностными, слишком быстрыми, чтобы назвать их чем-то значимым.

Повернулась на бок, обняв подушку, словно пытаясь заполнить этот пробел внутри себя. Глубокая, болезненная пустота напомнила о себе. Неужели мне суждено всегда быть одной?

Глава 9

С утра меня разбудил стук в дверь, и прежде чем я успела хоть что-то сказать, в комнату уже ворвалась ассистентка Павла. Её лицо выражало усталость, как будто она уже несколько раз делала этот ритуал. Она быстро бросила взгляд на меня и, не тратя лишних слов, сказала:

– Все должны собраться внизу через пятнадцать минут.

После этого она резко повернулась и вышла, бросив на ходу:

– Я дальше следующих будить.

На мгновение осталась сидеть на кровати, пытаясь понять, сколько времени у меня осталось, и уже через несколько секунд вскочила на ноги.

Не успела ни поесть, ни попить, ни даже искупаться. Времени просто не хватало, а необходимость быть вовремя оказалась важнее всего остального. Я быстро натянула первое, что попалось под руку: джинсы, простую футболку и кроссовки. Волосы небрежно собрала в пучок, даже не глядя в зеркало. Внутри всё сжималось от нервного ожидания – день явно не обещал быть лёгким.

Схватила свою сумку и, почти не думая, выбежала из комнаты. Спускаясь по лестнице, я мысленно прокручивала, что ещё может ожидать меня внизу.

Внизу уже стоял Павел. Он выглядел так, будто готовился к важному дню: лёгкое пальто, тёмные очки и цветастый шелковый шарф, накинутый на шею, придавали ему особую уверенность и шарм. Он явно чувствовал себя хозяином ситуации, и это сразу ощущалось в его поведении.

Павел дождался, пока все девушки собрались вокруг, и спокойно снял очки, оглядывая нас с лёгким прищуром.

– Поздравляю всех, кто остался, – начал он с ровным тоном, но с явным намёком на важность момента. – Вам повезло попасть к нам. Но, – он сделал паузу, заставляя нас задержать дыхание, – это ещё не всё. Осталось показать себя в деле.

Его слова заставили меня насторожиться. Он оглядел нас всех снова, и в его глазах было что-то вроде вызова.

– Сегодня вам предстоит репетировать будущий показ. Это будет настоящая проверка, – продолжил он. – Кто не справится – уйдёт. Но те, кто справятся, с ними мы подпишем контракты на долговременное сотрудничество.

Павел жестом попросил нас следовать за ним, и мы послушно двинулись вслед, нервно переглядываясь между собой. На улице нас ожидал сюрприз: ярко-розовый минивэн, который выглядел совершенно неуместно на фоне серого, прохладного утра. Он стоял, словно огромная жвачка среди обычного городского пейзажа.

Павел остановился у дверей минивэна и, оглянувшись на нас через плечо, с лёгкой усмешкой произнёс:

– Загружайтесь. Сегодня вы узнаете, как работает настоящая индустрия моды.

Павел сел в чёрный новенький мерседес. Машина тихо тронулась, оставив нас позади. Я перевела взгляд на ярко-розовый минивэн, который стоял напротив, выделяясь на фоне всего вокруг. Внутри всё тоже было розовым: сиденья, обивка – как будто я попала в игрушечный мир.

Когда я вошла, остальные девушки уже расселись по местам, кто-то нервно теребил волосы, кто-то беззвучно смотрел в окно. Я заняла свободное место и почувствовала, как напряжение нарастает.

Никто не разговаривал – все просто пялились в свои телефоны. Кто-то явно с кем-то переписывался, погружённый в экран, а кто-то просто листал страницы, избегая взглядов. Тишина в минивэне становилась всё более ощутимой, и мне вдруг захотелось позвонить баб Тоне. Мне хотелось найти тихий уголок, где можно было бы спокойно поговорить.

Решила, что сразу после репетиции показа, как только станет известно, будет ли у меня контракт или нет, я обязательно позвоню баб Тоне. Расскажу ей обо всём – будь то успех или неудача.

Когда машина остановилась перед Картинной галереей, я ожидала чего-то гораздо меньшего, какого-то скромного зала с парой картин на стенах. Но реальность оказалась совершенно иной. Перед нами возвышался величественный особняк, окружённый кованой оградой с витыми узорами. Его фасад украшали декоративные колонны и массивные окна с резными наличниками. Величие этого здания поражало, оно будто жило своей историей и скрывало в себе нечто большее, чем просто картины.

Когда мы вошли внутрь, моё дыхание на мгновение перехватило. Залы галереи были просторными, с высокими потолками, украшенными лепниной и массивными люстрами, сверкающими под светом множества ламп. Полы из мрамора отражали свет, добавляя помещению сияние. Но главное – это были не только картины. По всему залу, на постаментах, стояли скульптуры, словно приглашая нас в мир искусства и истории.

Одну из них я заметила сразу. Античный мужчина из белого мрамора – его фигура выглядела настолько живой, что казалось, он вот-вот сойдёт с пьедестала. Его лицо было выточено с изумительной точностью: высокие скулы, прямой нос, твёрдый подбородок. Каждая деталь была безупречна – линии мышц, лёгкие складки на одежде.

Он смотрел вдаль, будто задумавшись о чём-то вечном, а его поза, сильная и уверенная, передавала мужественность и спокойствие. Скульптура была такой изящной и в то же время мощной, что я невольно замерла, не в силах отвести глаз.

Я шагнула ближе и, почти не осознавая этого, протянула руку, желая прикоснуться к его щеке, чтобы почувствовать эту прохладную гладкость мрамора. Казалось, что всего одно прикосновение соединит меня с этим безмолвным совершенством.

Но тут раздался спокойный, но строгий голос:

– Искусство трогать нельзя. На него нужно смотреть.

Я вздрогнула и отдёрнула руку. Передо мной стоял взрослый мужчина, бородатый, с благородными чертами лица. Его глубокие карие глаза смотрели на меня с лёгкой насмешкой, будто он уже не раз сталкивался с такими, как я. Он был одет в идеально сшитый костюм из тёмно-синей шерсти, пиджак сидел на нём безукоризненно.

Белая рубашка с чуть расстёгнутым воротником и дорогие кожаные туфли дополняли его образ. Борода была аккуратно подстрижена, а лёгкий аромат дорогого парфюма окутывал его, подчёркивая безупречность во всём. Почувствовала, как моё лицо вспыхнуло от смущения. Мужчина, не сводя с меня глаз, чуть улыбнулся, но его слова остались твёрдыми и непоколебимыми, словно это была непреложная истина – искусство должно оставаться нетронутым, его нужно лишь созерцать.