Читать онлайн Странные земли

От автора

Герой книги родился и жил в мире, описанном в книге «За последним порогом». Однако какой-то существенной связи с этой книгой нет, так что это не должно вызвать никаких затруднений даже у тех читателей, кто с ней незнаком. Просто надо иметь в виду, что родной мир героя – не наш мир, и не удивляться некоторым отличиям.

Глава 1

– Заходи, Бобров, – управляющий сурово посмотрел на меня и кивком показал на приставной стол. – Садись.

Я послушно отодвинул стул и уселся, по-прежнему не понимая, чего мне ждать. Управляющий завода не мог меня вызвать ни по какой причине, даже для того, чтобы уволить. Он вообще моё имя не должен был знать – слишком велика служебная пропасть между управляющим крупным заводом и лаборантом пробирного отдела.

Лаборант – это как раз я. Не очень перспективная должность – когда Дашка от меня съезжала, она именно это и высказала, правда, не в такой мягкой форме. В принципе, я с этим полностью согласен, но кому я здесь нужен со специальностью «Палеогеология»? В своё время это казалось мне невероятно интересным направлением, да и сейчас кажется, но тогда я как-то не задумывался о карьерных перспективах – и очень напрасно. Задуматься пришлось позже, но к тому времени эти мысли уже изрядно запоздали.

Управляющий немного посверлил меня взглядом, но я лишь спокойно смотрел в ответ. Даже если у него и были ко мне какие-то претензии, я не видел ни малейшего повода для волнения. Должностей ниже моей в штатном расписании не существовало, а премий я и так ни разу не видел.

Не дождавшись от меня желаемой реакции, в чём бы она ни должна была проявиться, управляющий в конце концов заговорил:

– Брага уходит на повышение…

Семён Брага – это начальник нашего отдела. Один из тех нечастых примеров, когда фамилия просто поразительно подходит человеку. Во всяком случае, нос у него всегда красный, и дело вовсе не в хронической простуде.

– …и он тебя порекомендовал, – продолжал управляющий, строго на меня глядя. – Не очень-то ты это заслужил, но я всё же решил ему поверить. Надеюсь, ты оправдаешь его рекомендацию и не подведёшь достойного человека. Так что подписывай и немедленно приступай к работе, – он небрежно перебросил ко мне лист бумаги.

Я быстро пробежал взглядом написанное и не поверил своим глазам. Перечитал ещё раз, уже внимательно – нет, мне ничего не померещилось, приказ действительно был о назначении меня начальником пробирного отдела.

Сказать, что это назначение было необычным, было бы просто поразительным преуменьшением. Наш пробирный отдел был, конечно, не очень большим, но я там был далеко не единственным сотрудником, а в очереди на пост начальника однозначно последним кандидатом – это если сделать невероятное допущение, что я вообще в этой очереди состоял. Возможно, лет пять назад я бы радостно этот приказ подписал, но с тех пор научился относиться к себе более критически, и яснее понимать свою роль в представлении других людей – и эта роль определённо была совсем невелика. В рекомендацию пропойцы Сёмы тоже не особенно верилось, если вспомнить, что он никогда не разговаривал со мной иначе как сквозь зубы. Одним словом, вместо ожидаемого от меня восторга я немедленно преисполнился сомнений.

– Ну что ты там замер? – недовольно осведомился управляющий. – Читать разучился? Давай быстро подписывай, некогда мне тут с тобой кашу жевать.

– Подумать можно? – безнадёжно спросил я.

– Ты обнаглел совсем, Бобров? – с недоумением посмотрел на меня тот. – Тоже мне, мыслитель нашёлся. Подписывай, говорю!

Я со вздохом взял ручку и занёс её над тем местом, где было напечатано «С приказом ознакомлен, должность принял», как вдруг обратил внимание на крохотную несуразность с датой. Она была напечатана почему-то цифрами, хотя я совершенно точно помнил, что по принятым у нас правилам, месяц всегда пишется словом – меня самого пару раз заставляли из-за этого переделывать документы. Я присмотрелся и заметил, что месяц не просто указан цифрами, он вдобавок указан неправильно – очень похожей, но всё-таки не той цифрой.

– Здесь ошибка, – поднял я глаза на управляющего. – Приказ датирован третьим месяцем, а у нас сейчас девятый.

Как ни странно, к этому известию он оказался совершенно равнодушен.

– Если есть ошибка, значит, исправят. Подписывай, не тяни!

Здесь мои сомнения плавно перешли в подозрения. Сразу вспомнились кое-какие случайно подслушанные намёки коллег, и я решительно отложил ручку:

– Приказ с ошибкой подписать не могу. Пусть его перепечатают, тогда подпишу.

– Ты что себе позволяешь, Бобров? – в бешенстве прошипел управляющий. – Подписывай или вылетишь с работы по нарушению контракта.

– Бумагу с левой датой подписывать не буду, – упрямо сказал я.

– Всё, ты уволен, – заявил он, внезапно успокоившись. – Чтобы через полчаса тебя на заводе не было!

– Расчёт выплатите? – хмуро спросил я.

– Надеешься поймать на нарушении процедуры? – усмехнулся он. – Не надейся, всё оформим как положено, опротестовать не получится. Иди в финансовый отдел, сделают тебе расчёт.

Я, собственно, и не собирался опротестовывать – просто побоялся, что он со злости и деньги зажмёт, там чуть ли не полный месяц выходил.

– Разочаровал ты меня, Бобров, – укоризненно покачал головой управляющий. – Всё, иди, видеть тебя не хочу. И даже не думай обратно проситься, охрана тебя больше не пустит.

Я молча встал и вышел из кабинета – разговаривать и в самом деле было больше не о чем. Стороны согласились в вопросе наличия непреодолимого несогласия.

Финансовый отдел был на третьем этаже заводской конторы – идти до него было минуты три, не больше, но когда я заглянул туда, обо мне уже знали.

– Ты что натворил, Артём? – с недоумением спросила тётя Зина Яницкая, наша главная счетоводша.

Тётя Зина хорошо знала мою мать, и когда я пришёл на завод Орловских, взяла надо мной негласное шефство. Не думаю, что она действительно была материной подругой, скорее просто хорошей знакомой – всех подруг матери я прекрасно помнил. Но как-то возражать смысла не видел – подруга так подруга, сейчас-то какая уже разница?

– Да ничего я не натворил, тёть Зин, – с досадой ответил я. – Просто отказался от должности начальника пробирного отдела.

Она смотрела на меня с совершенно непонимающим видом, и я решил, что лучше уж самому объяснить, всё равно она из меня все подробности вытянет.

– Приказ был датирован полугодом раньше, и я отказался подписывать приказ с левой датой.

– Ах, вон оно что! – она переглянулась со второй счетоводшей, которая выглядела тоже живо заинтересованной. – А почему отказался? Что-то заподозрил?

– Ну, припомнил кое-какие смутные намёки, что в отделе есть какие-то проблемы, – неохотно ответил я. – Ничего конкретного, просто мельком услышал слово здесь, пару слов там…

– Умным ты вырос, Артём, мать бы за тебя порадовалась, – одобрительно заметила тётя Зина. – Мне кое-что насчёт этих деятелей шепнули недавно, но я не особенно поверила, а оно вон как выходит!

Тётя Зина была, наверное, самой информированной личностью во всём Рифейске. «Шептали» ей часто, и нередко такие вещи, которые, по идее, вообще не положено было шептать посторонним. Управляющего нашего она не уважала, причём своего неуважения даже не думала скрывать, но ей это почему-то полностью сходило с рук. Ходили слухи, что она хорошо знакома с кем-то из верхушки Орловских, может, даже с самим главой семейства. Если это было правдой, то вполне объясняло и её информированность, и её неприкасаемость – вряд ли управляющий рискнул бы навлечь на себя неудовольствие владельцев завода, да ещё и аристократов.

– Расскажи, Зин, – попросила вторая счетоводша, сгорая от любопытства.

– Если только между нами, – не стала ломаться тётя Зина. – В общем, что там на самом деле было, я не знаю, а мне рассказали так: семейство Арди отдаёт нам своё золото на аффинаж – ну, это все знают, конечно. Но мало кто знает другое: некоторое время назад Арди заподозрили, что у нас ловчат с пробностью сырья, и заявили претензию Орловским. Марцин их кое-как убедил, что у нас всё чисто, но Арди потребовали, чтобы все работы с их сырьём происходили под контролем их людей. Так что скоро у нас будут сидеть их наблюдатели, а перед этим Орловские сами проведут полную ревизию. Ревизоры вот прямо на днях приедут – они должны были неожиданно появиться, но наши тараканы уже, похоже, что-то почуяли и начали паниковать.

А тётя Зина об этом ещё раньше узнала. Нет, у неё точно есть серьёзная лапа в семействе – не сам Марцин Орловский, конечно, но вряд ли какая-то мелкая сошка.

– То есть ты думаешь, тёть Зин, что у нас в самом деле с пробой жульничают?

– Ну, это тебе видней, что там у нас с пробой, – пожала плечами она. – Это ведь ты в пробирном отделе сидел, а не я.

– И получается, управляющий хотел всё на меня повесить? – нахмурился я. – Думаешь, у него получилось бы?

– А то ты сам не понял, чего он хотел, – усмехнулась тётя Зина. – Ну, если бы твои оправдания не стали слушать, то могло и получиться. Хотя вряд ли бы получилось, конечно, Орловские копать будут серьёзно. Но ему просто деваться некуда, он обязательно попробует найти какого-нибудь дурачка, на кого можно всё это повесить. Брагу отдавать нельзя, он слишком много знает. Ты же не думаешь, что ваш Семён мог сам по себе такое проворачивать? Ясно, что управляющий там замазан полностью. Либо он сумеет кого-нибудь вместо себя подставить, либо ему прямая дорога на кладбище. Если Марцин выяснит, что люди Орловских и в самом деле воровали у Арди золото на аффинаже, то после такого позора головы точно полетят. Вот прямо буквально полетят, Марцин эти головы в качестве извинения отошлёт Арди вместе с вирой. Ты, Артём, очень правильно сделал, что отказался. Главное, следователям всё честно рассказывай, как вот мне рассказал.

– Что, меня тоже к следователям потащат? – я немного встревожился.

– Обязательно, – с серьёзным видом кивнула она. – Если ревизия хотя бы заподозрит, что кражи были, то Орловские весь завод наизнанку вывернут, а пробирный отдел в первую очередь перетрясут. В общем, с управляющим нашим можно уже прощаться. Но тебе, Артём, это не поможет – Орловские приказ об увольнении отменять не станут, да и не до тебя им будет.

– Управляющий сказал, что уволит меня за нарушение контракта.

– За это не волнуйся, – махнула она рукой. – Увольнением по нарушению контракта ревизоры обязательно заинтересуются, а управляющему незачем к тебе лишнее внимание привлекать. Уволит по согласию сторон, конечно. Ты в отделе персонала подпиши всё, только не ерепенься, а то и в самом деле какой-нибудь пакостный пункт подберут. Ну, я на всякий случай ещё Маше позвоню – попрошу, чтобы нормально увольнение провела. Сам-то что делать собираешься?

– Не думал ещё, – вздохнул я. – Работу какую-то надо искать.

– С работой у нас трудно сейчас, – сочувственно сказала тётя Зина. – Ренские кучу народа поувольняли, им всем тоже куда-то устраиваться надо.

– Почему поувольняли? – удивился я.

– Неизвестно, – развела руками она. – Раньше от Ренских одна Анна здесь сидела, а как только Эльма вместо неё приехала, так и началась у них суета. Всех хоть сколько-нибудь ответственных работников заменяют на родовичей, и все они под Эльмой ходят. Никто не может понять, кто она такая, а сами Ренские молчат, конечно.

Ренские, может, и молчат, а тётя Зина всё равно про их дела знает. А вот я ничего такого и не слышал – род Ренских свою частную зону держит крепко, и любопытным носы укорачивает моментально.

– Но боги с ними, с Ренскими, – продолжала она, – главное, что у нас в Рифейске сейчас работников больше, чем мест. До следующего лета вряд ли лучше станет. Но ты попробуй куда-нибудь устроиться, конечно, вдруг да повезёт.

– Это плохо, тёть Зин, – озадачился я. – Мне обязательно надо хоть что-то заработать, на одних запасах я зиму не переживу. И в рабочие после университета идти как-то не очень хочется.

– Даже не знаю, что тебе посоветовать, – покачала головой она. – Но ты же вроде геолог по образованию? Можешь для какой-нибудь артели в поле походить, пока сезон.

– Да у меня опыта полевой работы, можно сказать, и нет, – признался я. – Что-то мы, конечно, изучали, но у нас упор больше в аналитику был, специальность такая. Ну, датировка образцов, стратиграфия, всё такое. Диплом я по диагенезу осадочных пород писал.

– Ну, смотри сам, – махнула она рукой. – Давай двигай сейчас в отдел персонала, я им позвоню. А потом возвращайся сюда, мы к тому времени тебе и расчёт сделаем.

Идти в свободную зону совсем не хотелось. Она в последнее время, конечно, здорово изменилась – если раньше случайно забредший туда прохожий с большой вероятностью мог элементарно оттуда не выйти, то сейчас она стала обычным криминальным районом. Тоже не сказать, что хорошая характеристика, но по сравнению с прошлым изменения были очень заметными. После недавней чистки большинство бандитов и прочей уголовной шушеры переехало на кладбище, а в свободной зоне появились патрули стражи. Ходили они не очень часто, но раньше никто такого даже представить себе не мог.

Однако в нормальный район свободная зона так и не превратилась – хотя трупы здесь по утрам находить перестали, но ограбить могли легко, а уж получить по морде было вообще проще некуда, особенно осенью, когда сезон уже закончился, но старатели ещё не успели всё пропить и гуляли на все деньги. Хотя именно мне надавать по морде было не так уж и просто – я всё же родился и вырос в Рифейске, а у нас застенчивые ботаники не выживали. Ну, в нашей княжеской зоне не выживали – в частных-то зонах, говорят, всё по-другому, но мы с тамошними пацанами почти не пересекались. Они не особенно стремились с нами знакомиться, а нас в частные зоны и не пускали.

По свободной зоне я шёл расслабленно и уверенно, но бдительности не терял и окружение контролировал. Вот, к примеру, три бандитского вида рожи, стоящие кучкой у винной лавки, как-то не очень хорошо на меня уставились. Один даже дёрнулся было ко мне, но я приветливо ему улыбнулся и нарочито медленно сунул руку в карман. В кармане был всего лишь кастет, но откуда этому чучелу знать, что там у меня? У нас некоторые и пистолеты носят. Так что он предпочёл не рисковать, а сделал вид, что я его не интересую, и отвернулся.

Трактир «Песок и камни» как был, так и остался излюбленным заведением местной публики. Бандитов, правда, здесь стало поменьше, но местные бандиты от старателей на самом деле не так уж сильно и отличаются. Просто тех, кто в основном моет золото, а грабит только изредка, здесь называют старателями, а так-то бандиты тоже больше моют. На одном грабеже не проживёшь – уличных грабителей стража всё-таки более или менее ловит, и пойманным повторно суд без лишних разговоров прописывает пулю. А старателей грабить ещё опаснее, там вообще непонятно, кто кого в конечном счёте ограбит.

Дверь громко хлопнула, и по мне сразу мазнули множество взглядов, но особого внимания я не привлёк, и все разговоры тут же возобновились. Сейчас вроде разгар сезона, но трактир наполовину полон, а что же здесь творится осенью? Ну, это мне вряд ли случится узнать – сильно умным я себя не назову, но на то, чтобы осенью держаться от свободной зоны подальше, у меня ума хватит. Делать мне здесь нечего, и никаких знакомых у меня здесь нет… хотя стоп – оказывается, всё-таки есть.

– Привет, Лобан, – поздоровался я с трактирщиком, залезая на высокий табурет у стойки. – Не помню, как тебя зовут, извини. Может, даже вообще твои имя-фамилию не слышал.

Лобаном его у нас на районе все звали – жил он в соседнем со мной квартале. Друзьями мы, правда, не были, да и вообще не особенно общались, но друг друга знали, конечно. Потом я поступил в университет и уехал, Лобан после школы тоже куда-то подевался, и вот он, оказывается, где всплыл.

– Прокопом меня зовут, а Лобан и есть фамилия, – отозвался трактирщик. – А ты Артём, я тебя помню. Бобров вроде, да? Куда ты подевался после школы?

– В университет поступил, на геолога. Вот отучился, домой вернулся. А ты в свободную зону переехал, получается?

– От двоюродного дяди трактир достался, – ухмыльнулся Лобан. – Дядя с сыновьями чистку не пережили, вот я неожиданно и стал наследником. Теперь вот трактирщик – кто б мне раньше такое сказал, не поверил бы.

– Так-то дело хорошее, – одобрительно кивнул я. – Правда, свободная зона – место такое, не для всех подходит. Но ты, судя по всему, нормально здесь прижился.

– Да нормально, – пожал он плечами. – Здесь, если людей знаешь, то можно жить спокойно. Но поначалу, конечно, случалось всякое, да и сейчас под стойкой обрез лежит. Ну и дубинка всегда под рукой, как без этого? А тебя-то к нам в свободную зону каким ветром занесло?

– Да вот появилась мысль немного подработать, пока сезон не закончился, – безразлично пожал я плечами. – Ну то есть, если предложения интересные будут.

– Подработать? – Лобан сначала непонимающе нахмурился, но потом до него дошло: – А, ты же сказал, что на геолога отучился. Стало быть, хочешь с артелью походить?

– Ну если артель нормальная, то что бы и не походить? – отозвался я с равнодушным видом.

Лобан хмыкнул, поставил передо мной стакан с пивом и всерьёз задумался.

– Нормальная артель, говоришь… – задумчиво повторил он. – Смотря что ты называешь нормальным.

– Да я и сам знаю, что за народ в артелях, – вздохнул я. – Скажем так: нормальные – это те, которые весь сезон золото моют, а не присматриваются, кто что добыл.

– Они все присматриваются, – философски заметил Лобан. – Но тебе, конечно, надо было к началу сезона зайти, сейчас-то все артели в поле сидят.

– Что, совсем ничего подходящего нет? – хмуро спросил я.

Кажется, мой самый главный план, на который я возлагал серьёзные надежды, не сработал, а другого варианта у меня вообще не просматривалось. Всегда, конечно, можно податься в разнорабочие, но с такой записью в служебной карточке устроиться потом на конторскую должность будет уже совсем непросто.

– У меня сейчас двое артельщиков Сухого сидят, – подумав, наконец сказал он. – Артель сейчас в поле, а они по каким-то артельным делам вернулись. Могу тебя с ними свести, вдруг им интересно будет. А больше ничего даже в голову не приходит.

– Понятно, – опять вздохнул я. – Артель-то хоть нормальная?

– Про парней Сухого ничего плохого слышать не приходилось, – пожал он плечами. – Правда, ничего хорошего тоже.

Глава 2

– Артём Бобров ты будешь?

Я поднял глаза. У моего столика стояли двое мужичков довольно потёртого вида – ну, артельщики так и выглядят, во фраках они не ходят. Один был ничем не примечателен – такого если в толпе и заметишь, то забудешь через минуту, зато второй сиял улыбкой и смотрел на меня, как на лучшего друга. Конечно же, верю, что я ему просто с первого взгляда приглянулся.

– Я и буду, – кивнул я, внимательно их разглядывая. – А вы из артели Сухого?

– Точно! – ещё больше расцвёл улыбчивый. – Присаживайся, Дерево, будем с мальчиком разговаривать.

– Кого ты здесь мальчиком назвал? – нахмурился я.

– Да я же по-хорошему, без обид, – замахал руками тот. – Ну извини, извини. Меня Фёдором звать, но ты Федей зови, а можешь и Федькой, я не обижусь. А это Дерево. На самом-то деле он Михей, а Деревом его прозвали, когда на него дерево свалилось. Мы уж думали всё, конец нашему Михе, а потом смотрим – дерево зашевелилось, и из него Миха вылазит, а на нём ни царапины нет. Вот парни и шутят, что его дерево не трогает, потому что он сам деревянный.

– Болтаешь много, Федька, – недовольно поморщился Михей.

И впрямь слишком много болтает, и мне он уже не нравится. Доводилось мне встречать подобных говорунов – вот он тебе лучший друг, а через пять минут с той же улыбочкой и прибауточкой запросто может и нож в печень воткнуть. Так-то болтливость обычно не показатель, и по ней о человеке судить сложно, но вот именно среди старателей добродушных балагуров вряд ли найдёшь. Жизнь у них не та, да и вообще тайга не способствует.

– Да что за люди такие пошли, никто шуток не понимает, – огорчился Федя. – Ну ладно, давайте о серьёзном. Стало быть, Артём, ты рудознатец, так?

– Нет, не так, – решительно отказался я. – Геолог, а не рудознатец.

– А в чём разница? – не понял он.

– Геолог в университете учится, а рудознатец от дедушки секреты перенимает. Как правильно на палец плевать, да как землю на вкус пробовать.

– Хм, – неопределённо хмыкнул Федя. – Ну то есть ты можешь найти, что в земле лежит?

– Если что-то лежит, то найду, – уверенно ответил я.

Не всё так просто, конечно – далеко не всё можно найти без бурильной установки и хорошей лаборатории, но вряд ли артельщикам интересны такие подробности. Да и вообще, им же не нужно что-то серьёзное вроде тантала или вольфрама, а золото и камешки можно попробовать поискать и так, по-простому.

– И ты хочешь что-нибудь поискать для нас, – утвердительно спросил он.

– Если договоримся, – улыбнулся ему я.

– Ну и чего ты за это хочешь-то?

– Нанимаете меня на два месяца. Если я что-то нахожу, то выплачиваете премию. Это в общем, а о деталях нужно уже конкретно договариваться.

– А если ничего не находишь?

– Такое тоже случается, – развёл я руками. – Тогда никакой премии.

– Давай лучше так: если находишь что, то мы тебя не обидим. А ни за что нам никакой радости тебе деньги платить.

– Ну а мне никакой радости снаряжаться за свои и два месяца таскаться по тайге бесплатно, – хмыкнул я.

Вообще-то, было бы гораздо лучше действительно потаскаться за свои – продать уже разведанную жилу выгоднее, а главное, гораздо безопаснее, чем ходить с артельщиками в расчёте на какую-то премию. Но одному делать разведку трудновато – и тащить с собой надо много, и просто работы тяжёлой хватает. Обязательно надо с собой хоть пару рабочих брать, чтобы бить шурфы и делать промывки. А если ты берёшь с собой помощников, то ещё большой вопрос, кто в конечном счёте разведанную жилу продаст. Вот поэтому нормальные геологи со старателями работать и не хотят. Артели покупают жилы у рудознатцев, а те на разведку ходят семейными артелями. Находят они не так уж много, но что-то всё-таки находят – дедовская наука как-то работает. Иногда старатели и сами золото ищут, но обычно жилу всё-таки покупают – артель должна добывать, а не тратить время на разведку.

Федя задумался, потом переглянулся с Михой – не понял, что они там друг другу посигналили, – и неохотно сказал:

– Жёстко ты вопрос ставишь, Артём. Мы такое дело решить не можем, тут старшой нужен. Что ж ты до начала сезона-то не появился?

– Так получилось, – вздохнул я. – У меня вообще другие планы на сезон были.

– Понятно, – Федя поскрёб затылок. – Давай так сделаем: мы послезавтра в артель возвращаемся, пойдёшь с нами, там со старшим обо всём и договоришься.

Здесь уже я задумался.

– А вы далеко сидите?

– Да нет, вёрст сто всего, – он небрежно махнул рукой. – Нормальная тропа почти до лагеря есть, а на треть пути даже хорошая дорога пробита.

Действительно недалеко – если тропа нормальная есть, то можно и дней за пять добраться. Но и не сказать, что рядом, и если я туда просто так приду, то покажу этим, что готов на любые условия, и что меня можно нагибать.

– Знаешь, Федя, давай так сделаем: вы мне сразу платите аванс пять гривен. Если договоримся, то он в счёт договора пойдёт, а нет, так мне не так обидно будет без толку за сто вёрст смотаться. Так и вам стимул будет договариваться, и мне какой-то интерес.

– Жёстко давишь, Тёма, – с укоризной повторил он.

– Я не Тёма, я Артём, – с напором сказал я, пристально на него глядя. – Или так, или мы не договорились.

– Тяжёлый ты человек, Артём, – покачал головой Федя. – Ладно, послезавтра на рассвете здесь встречаемся.

Я всегда любил утренний город, когда ночная публика уже угомонилась, а нормальные люди только начинают просыпаться. Когда улицы тихи и пустынны, и город выглядит незнакомым и странным, как бы ненадолго замирая вне времени перед тем, как люди вновь заполнят его своей мелкой суетой. Звучит поэтично, а для такого простого парня, как я, даже слишком поэтично, но предутренний город к подобным мыслям действительно располагает.

Трактир «Песок и камни» тоже был тихим, но в окнах первого этажа уже виден был неяркий свет. Я толкнул дверь и вошёл – за стойкой никого не было, но один столик был занят и заставлен тарелками. За ним Федька с Михой и сидели.

– Долго спишь, Артём! – недовольно заявил Федя.

– С чего бы вдруг такая претензия? – удивился я. – Время полпятого ещё. Вы что, давно меня ждёте?

– Мы уже и позавтракать успели.

– Так и я уже позавтракал.

– Да? – Федя озадаченно поскрёб затылок. – Ну ладно тогда. Так что, Дерево, тронулись?

Михей не стал отвечать, а просто молча встал и неторопливо надел стоящий рядом с лавкой рюкзак. Ну, хоть этот не болтливый, а Федьку я как-нибудь перетерплю.

– Что за ружьё с собой взял? – кивнул на чехол у меня за спиной Федька, когда мы уже вышли из трактира и двинулись по улице.

Вопрос мне не понравился. Не то чтобы в таком вопросе было что-то особенное, просто не доверяю я им совершенно, и в любом вопросе вижу какой-то подвох. Потому что нет у Феди ни малейшей причины интересоваться моим ружьём.

– Переломка обычная, – неохотно ответил я.

– А, понятно, – успокоился он.

Чего он ожидал – что я боевую винтовку возьму? Впрочем, я бы, пожалуй, и взял, если бы она у меня была – исключительно из-за спутников, и не в последнюю очередь из-за того же Феди. А так-то моя старая, ещё отцовская переломка в тайге гораздо полезнее – заменить патрон на нужный в одностволке можно куда быстрее и проще, чем в каком-нибудь автоматическом ружье. Да и не стреляют в тайге очередями. Против крупного зверя моё ружьё, конечно, не годится, но крупный зверь мне и ни к чему – даже завали я, к примеру, лося – что мне с ним делать? А хищников сейчас можно не бояться – лето, зверь сытый, и с человеком предпочитает не связываться. Разве что не повезёт наткнуться на медведицу с медвежатами, но и там ничего тебе не грозит, если поведёшь себя правильно.

Правда, одностволкой мой арсенал не исчерпывался, но Федю я насчёт этого просвещать не стал. Лишние знания ведь лишние печали, а зачем печалить человека без нужды? В боковом кармане, прямо под рукой, у меня был пистолет – тоже однозарядный, к сожалению, зато лёгкий и плоский, и в кармане совершенно незаметный. Попал он ко мне случайно ещё в то время, когда я учился в школе. Случилась у нас тогда неподалёку очередная бандитская разборка – со стрельбой и трупами, как положено. Вот этот пистолет в горячке боя и отлетел в густую траву, а я его потом нашёл. Сначала хотел выбросить – однозарядки под стандартный винтовочный патрон редкостью не были, у нас их даже подростки делали, – но потом до меня дошло, что это вовсе не обычная пацанская самоделка. Выглядел этот пистолет не особо презентабельно, но если взглянуть на него повнимательнее, сразу становилось ясно, что делал его хороший мастер, а непрезентабельный внешний вид ему придали специально, чтобы не бросался в глаза. Оказалось, что у этой однозарядки имеется очень надёжный предохранитель, который при этом снимался одним движением пальца. Этот пистолет сделали для того, чтобы было безопасно носить его заряженным, и сделали его специально для скрытого ношения, как оружие последнего шанса. Прошлому владельцу, правда, он не помог, хотя из него явно выстрелили. Надеюсь, мне из него стрелять всё-таки не доведётся.

Далеко уйти нам не удалось – у самой границы свободной зоны нас остановил неожиданно показавшийся из переулка патруль стражи.

– Стоять! – скомандовал старший патруля с нашивками десятника. – Кто такие и куда направляетесь?

Стража начала патрулировать город недавно – раньше-то они и в нашей княжеской зоне не особенно мелькали, а уж в свободной зоне их и в глаза не видели, – но слушались патрульных все беспрекословно. Не сразу, конечно, стали слушаться; старатели – народ вольный, и поначалу всякое бывало. Но как только до всех дошло, что скандалистов стража запросто отходит дубинками, а в случае сопротивления застрелит без колебаний, желающие побуянить сразу как-то исчезли. Вот и мы не стали скандалить, а послушно остановились.

– Старатели мы, начальник! – радостно объяснил Федя. – Мы-то не стражники, нам работать надо. Сам должен понимать – сезон!

– Что же вы в сезон не работаете, а по городу ночами шарахаетесь? – скептически спросил старший.

– Да какая же это ночь, начальник? Утро уже. А мы в артель возвращаемся, приходили в город за лекарствами для парней.

– Что за артель?

– Сухой у нас артель держит, – ответил Федя после небольшой заминки.

– Слышал я про эту артель, старший, – подал голос один из стражников. – Про Сухого парни говорили, что мутноватый и себе на уме, но артель вроде ни в каких делах не светилась. Зато вот этого разговорчивого я сам помню – видел, как его к следователям таскали. Но раз живой, стало быть, сумел как-то отболтаться.

– Оклеветали меня, – хмуро сказал Федя, уже не улыбаясь. – Есть же такие сволочи на свете, как их земля носит? Но правда всё равно наружу выплыла.

– Выплыла у тебя правда, ну-ну, – скептически хмыкнул десятник. – А вот тебя я знаю, – повернулся он ко мне. – Ты же вроде местный? Решил в старатели податься?

Я сам его, правда, не припоминаю, но не удивлён, что он меня откуда-то запомнил. Рифейск – город маленький; если ты сам кого-то не знаешь, значит, знаешь того, кто знает. К свободной зоне это, правда, не относится, у старателей там постоянное бурление – новые появляются, старые исчезают. Их никто не считает, они к населению Рифейска как бы и не относятся.

– Да я не старатель, – пожал я плечами. – Я геолог, университет закончил. Вот решил погулять по округе с ребятами, посмотреть, где что лежит.

– Геолог и с артельщиками? – недоверчиво переспросил десятник, а потом до него дошло: – От Ренских уволился?

– От Орловских, – поморщился я.

И этот всё знает, один я дурак дураком. А управляющий-то наш, наверное, думал, я тоже знаю, что Ренские всех поувольняли, и что в городе работы нет. Оттого и был уверен, что никуда я не денусь. А я вот ничего не знал, и делся.

– Понятно, – с сочувствием в голосе сказал десятник. – Ладно, идите своей дорогой, только в княжескую зону не заходите, там вас так быстро не отпустят.

Начало пути и в самом деле было лёгким, мы шли по неплохой дороге. Впрочем, городской житель вряд ли назвал бы её неплохой, а возможно, не назвал бы и дорогой. У нас здесь хорошей дорогой считается такая, по которой в сухую погоду может пройти внедорожник. В дождливую, правда, только трактор, но если дорога плохая, то в мокрую погоду и трактор без лебёдки не пройдёт.

Как только мы вышли из города, артельщики сразу же сняли с ружей чехлы, и там у них оказались полуавтоматические карабины. На глухаря с ними не поохотишься, зато на крупного зверя в самый раз. Или на человека – скорее всего, как раз на него, потому что шли они не расслабляясь, и насторожённо поглядывая по сторонам.

– Здесь что, так опасно? – наконец, не выдержал я.

– Да не то чтобы очень опасно, – неохотно ответил Федя. – Просто случается, что люди много берут, вот и торопятся скинуть это пораньше, пока все артели в поле. Или просто человек идёт припасов набрать, да шлих скинуть. Если возвращаешься в город один, или вдвоём-втроём, могут подумать, что много золота тащишь.

– Так мы-то из города идём, – удивился я. – Ясно же, что пустые.

– Ну вот идёшь ты, допустим, в город, а в рюкзаке у тебя чуть ли не пуд шлиха. Вдруг навстречу тебе выворачивают три морды, вот вроде наших. И что ты будешь делать? Если в лес свернёшь, то им сразу ясно будет, что ты с грузом. Втроём загонят тебя как зайца, никуда не денешься. Если просто навстречу пойдёшь, рюкзак обязательно проверят. Так что у тебя выход один: первым стрелять, чтоб хотя бы двоих положить. Один на один уже шансов больше. Да тот, что остался, за тобой, может, и побоится пойти.

Или наоборот, эти трое сами первыми начнут стрелять, пока ты стрелять не начал. Однако весёлая жизнь у старателей. Отец, помнится, упоминал мельком, что в молодости немного мыл. Правда, бросил это дело, когда я родился – возможно, не захотел оставить жену вдовой, а сына сиротой. Вообще, у нас по молодости многие мыть пробуют, но быстро это дело бросают – жизнь старательская непростая, она действительно не каждому подходит.

– И что, нет варианта по-хорошему разойтись? – недоверчиво спросил я.

– Да почему же нет? – рассудительно ответил Федя. – Есть такой вариант, особенно если пустой идёшь, люди-то большей частью нормальные всё-таки. Да и полегче сейчас стало, после того как Арди город почистили. Это раньше если встретил кого, то первым стреляй, а сейчас запросто можно и разойтись. Но всё равно уроды встречаются, так что если без артели идёшь, то лучше мелькай поменьше.

– И как вы таким образом вообще выживаете? – удивился я.

– Тайга же большая, вот и выживаем, – усмехнулся Федя. – Ты можешь годами по тайге ходить и ни одного человека не встретить. Но варежкой всё равно лучше не хлопай, и по дороге в одиночку не ходи.

Я, конечно, знал, что тайга – место опасное, но всерьёз над этим не особо задумывался. А сейчас вот посмотрел на это взглядом старателя, и мысль самому ходить на разведку уже не показалась настолько привлекательной.

Но как бы то ни было, стрелять нам всё же не пришлось – за весь путь мы так никого и не встретили, даже зверей. С дороги мы сошли на второй день, ещё один день шли по еле различимой тропе, постепенно, хоть и незаметно, поднимаясь в гору, а последние дни продирались уже через нетронутую тайгу, ориентируясь по редким зарубкам на деревьях. С артельщиками тоже никаких проблем не было, а Федя, как неожиданно оказалось, вполне мог и молчать.

Лагерь артели располагался в нешироком логу, где протекал маленький, сажени две в ширину, но довольно бурный ручей. Всё как обычно – пяток больших палаток, костровая зона чуть в стороне, где мужик с хмурой мордой помешивал в большом котле какое-то варево. Русло ручья ниже по течению порядком разрыто – сразу видно, что артель планомерно идёт снизу вверх, и моет здесь, пожалуй, уже не первый сезон.

Наше появление у мужиков, копошившихся у ручья, никакого оживления не вызвало – на нас посмотрели и сразу же потеряли интерес.

– Артём, ты давай здесь подожди, – сказал мне Фёдор. – Ну или погуляй пока до обеда, каша вон уже доспевает. Как пообедаем, так Сухой с тобой и поговорит.

Я молча кивнул и потихоньку двинулся вдоль ручья – и так было понятно, что Сухой сразу со мной говорить не станет. Сначала выслушает отчёт Феди с Михой, потом вместе с верхушкой артели прикинет, что от меня хочет получить, и что готов за это дать, а уже потом и до меня очередь дойдёт.

– Артём, да?

Я обернулся на голос.

– Верно, – кивнул я, с любопытством глядя на подошедшего сзади мужика. – А ты Сухой?

Сухим он определённо не выглядел – непонятно, за что его так прозвали. Он вообще никак не выглядел – совершенно обычный, роста небольшого, – просто ничем не примечательный старатель. Однако старшим артели без авторитета не становятся, особенно у старателей, где народ тёртый, и кого попало слушаться не станет.

– Я Сухой, – подтвердил он. – Спасибо, что согласился до нас дойти.

А вот это оказалось для меня совершенно неожиданным. Такую вежливость можно ожидать от дворянина, и уж никак не от артельщика, для которого нагнуть соседа гораздо естественнее, чем сказать спасибо. Непростой человек Сухой, непростой.

Я вежливо наклонил голову, молча ожидая продолжения. Я, конечно, обычный рифейский пацан, но кое-каких манер за время учёбы в университете всё же успел набраться – в основном от дворян, которые там учились. Правда, на нашем факультете их не так много было, не особо они шли в геологи.

– Посмотрел наш ручей? – спросил Сухой.

– Погулял вокруг немного, – признал я. А что тут не признавать? Вся артель видела, как я вдоль ручья хожу и камешки рассматриваю.

– Что-то посоветуешь?

– Вон за тем булыжником надо обязательно посмотреть, и ещё сразу за перекатом карман может быть. Но видно, что россыпь богатая, здесь везде надо мыть, по всему руслу. Хотя вы так и делаете, как я погляжу.

– В самом деле разбираешься, – усмехнулся Сухой. – Сам-то не мыл?

Да и так было понятно, что это простейшая проверка. Любой старатель и без меня прекрасно знает, где карманы с песком образуются.

– Меня учили разбираться, – пожал я плечами. – Сам не мыл, да и не собираюсь.

– А чего так? – он с интересом взглянул на меня.

– Чтобы золото мыть, университет заканчивать не нужно.

– Согласен, – покивал он. – Ну а что серьёзное про наш ручей расскажешь?

– Ну, чтобы серьёзное рассказать, надо серьёзно смотреть, – ответил я. – Но кое-что сразу могу сказать. Россыпь у вас богатая, но вы её уже почти выбрали. На следующий сезон вам либо на другое место уходить, либо саму коренную жилу разрабатывать. Разработку можете не потянуть – для этого надо или технику сюда как-то тащить, либо гораздо больше народа, чтобы камень ломать и дробить. Можете, конечно, жилу кому-нибудь продать, но для этого надо бы сначала оценку запасов сделать.

– Сможешь запасы оценить?

– Нет, вот так, без ничего, не смогу, – покачал я головой. – Бурить надо, и керны в лаборатории смотреть. А кстати, Федя мельком упоминал, что у вас народ болеет – это не из-за воды?

– Из-за воды, скорее всего, – подтвердил Сухой. – Мы стали в другом месте воду брать, люди сразу себя лучше почувствовали.

– Не очень хороший признак, в смысле, для прогноза запасов не очень хороший. Это значит, что ручей и другие породы размывает, а значит, кварца там может быть не так уж много. Тогда это вообще не месторождение, а просто точка минерализации. В общем, без бурения ничего сказать нельзя.

– Понятно, – задумчиво сказал Сухой. – То есть ты понял нашу проблему?

– Да что тут не понять? – пожал я плечами. – Вам нужна новая россыпь на следующий сезон. Коренную жилу вам всё-таки не потянуть, и продать её без оценки запасов вы тоже не сможете.

– Почему это нам не потянуть? – испытующе посмотрел на меня Сухой.

– Добыть-то сможете, – объяснил я. – Притащите бульдозер, сделаете дробилку, первичное обогащение организуете. А дальше-то что? Кому вы свой шлих на аффинаж понесёте? Орловские с вами разговаривать не будут, если у вас нет регистрации и лицензии. Это пока вы по мелочи моете, на вас всем плевать, а для промышленной добычи начинается уже совсем другая арифметика. Ну, я не знаю, конечно – может, и потянете промышленную добычу, вам виднее.

– Не потянем, – вздохнул он. – В общем, правильно ты сказал – на следующий сезон нам жила нужна. Нам предлагают неплохую вроде, но слишком много запросили, так что есть смысл с тобой сначала попробовать. Так что ты хочешь?

– Плáтите вперёд двадцать гривен за два месяца работы. Точнее, пятнадцать – пять гривен аванса я уже получил. Если нахожу жилу – платите мне двадцать гривен с каждого добытого пуда. Ещё для разведки мне надо в помощь двух парней – шурфы бить и промывки делать.

Попросил я совсем немного, но жадничать здесь не стоит. Можно много потребовать, и тебе даже это пообещают, вот только вряд ли заплатят. Лучше уж просить умеренно, чтобы артели было выгоднее заплатить и сохранить с тобой хорошие отношения.

– Скромно запросил, – одобрительно кивнул Сухой. – Даже не стану торговаться, меня всё устраивает. Значит, договорились – сегодня ночуй здесь, а завтра поутру с парнями выходи.

Глава 3

Артель вставала с рассветом, а с первыми лучами солнца работа шла уже вовсю. Края у нас совсем даже не южные, зима приходит рано, а уходит поздно, так что старатели используют недолгое лето на полную. Выспаться у них получается только зимой, хотя те, кто посерьёзнее, пытаются и зимой найти хоть какую-то работу. Удачливый старатель лет за пятнадцать вполне может скопить денег на хороший пай в сельской общине, либо, если предпочитает город, купить небольшую квартиру и пакет надёжных облигаций, достаточный, чтобы жить на купонные выплаты. Впрочем, одной удачи для этого маловато – нужно быть ещё и непьющим, а это редко у кого получается.

Я тоже проснулся вместе со всеми – когда я вечером собрался ставить свою палатку, мне посоветовали не дурить и показали одну из больших общих палаток, где было свободное место. Я, конечно, настаивать не стал – лишний раз ставить и убирать палатку радости мало. Завтраком меня тоже с утра накормили, да и вчера я обедал и ужинал вместе со всеми, и никаких косых взглядов не замечал. До этого дня я, как и любой житель Рифейска, видел старателей исключительно с приходом зимы, и картина эта была, прямо скажем, очень неприглядной. А сейчас я впервые увидел их, так сказать, в естественной среде обитания, и смотрелись они совсем по-другому – обычные, изрядно замордованные тяжёлой работой мужики, не слишком улыбчивые, но вполне доброжелательные даже к человеку, которого они увидели впервые.

Когда я доедал свой завтрак из вчерашней каши с горячим травяным настоем, ко мне подсел Федя.

– Ну что, Артём, – с преувеличенным энтузиазмом спросил он, – готов тронуться на разведку?

– С чего бы мне не быть готовым? – я посмотрел на него с удивлением. – Я рюкзак и не разбирал; мне его только надеть, и можно выходить.

– Да я знаю, что ты готов, – махнул он рукой. – Просто положено спросить, а то мало ли что.

Ну прямо сама деликатность, надо же.

– Ну я тоже спрошу тогда, – хмыкнул я. – Мы с Сухим договорились, что он даст двух парней…

– Есть такие парни! – радостно перебил меня Федя. – Да ты их знаешь – это же мы, твои друзья!

Так, Федька опять сменил образ. Я за ним незаметно наблюдаю с самой первой встречи, и надо сказать, он в каждом образе выглядит совершенно достоверно. В трактире он был немного туповатым болтуном, в дороге – хмурым старателем, в лагере он как-то незаметно превратился в деловитого администратора – и он каждый раз действительно менялся, а не играл роль. Во всяком случае, игры в нём совершенно не чувствовалось. И с каждым новым его образом я доверял ему всё меньше – люди со многими лицами очень редко показывают своё настоящее лицо, и мне отчего-то кажется, что настоящее лицо Феди мне совсем не понравится. Вот и сейчас он непонятно зачем взялся отыгрывать моего друга детства.

Хотя может быть, я зря себя завожу? У Сухого нет ни малейшего резона причинять мне какое-то зло. Денег я попросил столько, что ему выгоднее расплатиться со мной честь по чести, да и вообще для успешной артели это не деньги. То, что я продам найденную жилу кому-нибудь ещё, он тоже не боится. Помнится, был такой случай, когда рудознатец продал жилу сразу двум артелям – артели между собой всё-таки договорились, а вот для продавца дело кончилось плохо. За ним охотились обе артели, вроде бы в конце концов поймали, и больше о нём никто ничего не слышал. Случай этот все знают, и с тех пор на такие фокусы больше никто не решался. Словом, Сухой совершенно ничего не выиграет, похоронив меня в тайге, зато проиграть может. Я ведь не приезжий, которого никто не знает; я – местный, рифейский, и мои друзья-знакомые обязательно спросят Сухого, почему я от него не вернулся.

– То есть это вы с Михеем со мной идёте? – переспросил я.

– С ним, с Деревом нашим, – хохотнул Федя. – С нашим проверенным товарищем.

Что-то непохоже, что они такие уж друзья, вот не чувствуется в них даже товарищеского отношения друг к другу. Интересно бы знать, почему Сухой послал со мной именно эту парочку – потому что самые бесполезные, или потому что самые доверенные? Для меня большой разницы, конечно, нет, но с бесполезными я бы чувствовал себя немного спокойнее.

– Ну двинулись тогда, Федя, – вздохнул я, вставая и с усилием поднимая тяжеленный рюкзак с привьюченной к нему палаткой. – Лопаты, кирку, лотки взяли?

– Всё взяли, начальник, – махнул рукой он. – Не первый день в тайге.

Геолог – это очень много ходьбы, причём в основном по горам – на равнине мало что лежит. Или, сказать точнее, мало что можно найти без серьёзного оборудования. Но как ни скажи, а на равнине простому геологу с молотком делать особо нечего.

Геология мне всегда нравилась, а вот ходить по горам целыми днями я небольшой охотник, оттого и выбрал специальность, где занимаются большей частью аналитикой. Но жизнь, как всегда, внесла свои коррективы. Мы лазили по невысоким горам западных Рифеев почти месяц, и я уже потерял счёт большим и малым ручьям, которые мы обследовали. Не все они были пустыми – золота в Рифеях много, – но такой россыпи, чтобы хватило для средней артели как минимум на сезон, а лучше на несколько, пока не попадалось.

– Да пусто здесь, Артём! – заявил Фёдор, в сердцах бросив лоток. – Девять лотков уже промыли, и на девять лотков всего две золотинки.

Михей, как всегда молча, набирал лопатой в свой лоток очередную порцию грунта, и на истерику Федьки не реагировал.

– Да, золотинок маловато, Федя, – согласился я. – Но они большие, вот в чём дело. А это как раз очень хороший признак жилы с крупными включениями, то есть выше по течению может лежать россыпь самородков.

– Крупная золотинка ещё не значит, что выше самородки лежат, – упрямо возразил Федя.

– Не значит, спорить не буду. Но видишь вот этот камень? – я подобрал с берега маленький камешек, похожий на большую фасолину – один из многочисленных голышей, хорошо обкатанных быстрой водой. – Это кварц, но не белый, а жёлтый, а это говорит о присутствии сульфидов.

– Ничего не понял, – хмуро сказал он.

– Это признак золотоносной жилы, Федя, – объяснил я. – Так что кончай выступать и бери лоток. Нам придётся этот ручей обследовать основательно, вплоть до самых верховий. Переходите саженей на пять выше и начинайте промывать там, а я пока похожу, посмотрю камни. Если найду пириты, то это почти наверняка хорошая жила.

– Всё правильно говоришь, – одобрительно заметил чей-то голос. – Сразу видно образованного человека. Геолог?

Я резко обернулся. Совсем рядом на большом булыжнике сидел белобрысый парень и доброжелательно на меня смотрел. Каким образом он сумел подойти к нам практически вплотную и устроиться на этом камне, было совершенно непонятно. Может, он здесь с самого начала сидел? Но тогда каким образом мы умудрились его не заметить? Я настолько растерялся, что не смог ничего ответить, а просто подтверждающе кивнул.

– Ну я так сразу и понял, – добродушно сказал парень. – Верно, выше по ручью хорошая россыпь самородков. И пириты, кстати, там действительно есть.

Я присмотрелся к нему и понял, что мне казалось неправильным. Одет он был в обычную рубашку и штаны, но они были совершенно чистыми, и сшиты были из хорошей материи, по виду явно дорогой. Вышитые узоры тоже показывали, что это не обычная одежда таёжных путешественников.

– И зачем ты нам это рассказываешь? – хмуро спросил Федя, который пришёл в себя раньше меня.

– Россыпь занята, – объяснил парень. – Мы там сами моем, и компаньоны нам не нужны.

– И что вам в своём лесу не сидится?

И в этот момент до меня, наконец, дошло, что это лесной. Так-то все про них слышали, и в Рифейске они изредка появлялись, но мне их видеть раньше не приходилось. Да я лесными и вообще не интересовался – ну есть какие-то люди, которые в лесу живут, и какое мне дело до лесных дикарей?

Вообще, среди некоторой части рифейской публики бытовало даже мнение, что лесные – это что-то вроде обезьян, но как человек, видевший обезьян в зверинце, могу авторитетно заявить, что на обезьяну этот парень совершенно не походил. Он даже лесным дикарём не выглядел, если не считать немного непривычной одежды. Если уж на то пошло, на обезьяну гораздо больше походил Федя.

– Ну ты же в своём Рифейске не сидишь? – засмеялся парень.

– Если разобраться, то здесь вообще горные карлы хозяева, – уже совсем мрачным голосом заявил Федя.

Как по мне, дурацкое заявление. Может, у лесных прав на этот ручей и нет, но у нас-то прав точно не больше.

– Так они нам эту россыпь и отдали, – уже откровенно заржал тот. – Они золото прямо из самой жилы как-то вытягивают, а нам разрешили эту россыпь мыть, сказали, что им лень за крошками нагибаться. И знаешь что, внешник, прими добрый совет – не называй рифов карлами, они этого очень не любят. У себя в Рифейске как хочешь их зови, они стерпят – ну, наверное, стерпят, – а в своих краях могут и обидеться.

Я решил перехватить инициативу разговора у Феди, пока он со злости не ляпнул ещё что-нибудь оскорбительное. Злость Феди я прекрасно понимал – не успели найти богатую россыпь самородков, как её у нас увели прямо из-под носа. Обидно, конечно, ещё как обидно. Вот только лесные с карлами были здесь аборигенами, а мы бесправными пришельцами, и если они нашу обиду прекрасно переживут, то мы их обиду вполне можем и не унести.

– Ваша россыпь, значит, ваша, – мирно сказал я. – Мы не претендуем. Может, подскажете – что здесь ещё есть в округе? В смысле, где что занято, чтобы нам хотя бы время не терять впустую?

– Вежливый, – усмехнулся тот. – Ну, раз вежливо спрашиваешь, могу и подсказать. Рядом здесь ничего интересного нет. На север есть несколько ручьёв, но они точно пустые. Потом будет Доломитный, но его вам лучше обогнуть по широкой дуге – там не так давно какие-то придурки решили его ограбить. Ничего у них не вышло, но охрана там сейчас нервная, могут с вами без лишних разговоров сразу из пулемёта поздороваться. Да вам всё равно туда не надо, они посторонних не пускают, даже нас не пускают. Вёрст десять севернее Доломитного начинаются свободные земли, но там сейчас может быть опасно, там звери разные… в общем, нехорошие места. Мы сейчас туда не ходим, и вам туда идти не советую. На восток ещё можете сходить, но там большой карьер Чермных, туда вас тоже не пустят, а обходить очень далеко придётся. Ну или через гребень карабкаться, но лучше обойти. Как-то вот так, – он развёл руками, – извини, если не порадовал.

– Не порадовал, конечно, – вздохнул я, – но всё равно спасибо.

Совещались мы недолго. Восток никого из нас не привлекал – огромный карьер пришлось бы довольно долго обходить по горам, и его окрестности тоже плохо годились для разведки, так что дорога на восток до подходящих мест могла занять и неделю.

– Этот клоун говорил, что на севере звери встречаются опасные, – с сомнением заметил Михей.

– Да понятно же, что просто пугал, – раздражённо ответил Фёдор, который до сих пор никак не мог успокоиться и то и дело начинал что-то злобно бурчать себе под нос. – Какие ещё опасные звери? Летом звери вообще не опасные. А если что, так мы и медведя легко уложим. У Артёма ружьишко так себе, конечно, но наших карабинов на любого зверя хватит.

– Ну так-то так, – почесал затылок Миха, и на этом обсуждение закончилось.

Несколько ручьёв мы миновали, практически не задерживаясь – не то чтобы мы сильно поверили лесному, но никаких признаков золота там и в самом деле не было. Куски кварца кое-где встречались, но они были совершенно белыми – чистый кварц, без малейших следов минералов-спутников. В одном из ручьёв мы на всякий случай всё-таки сделали несколько промывок, и ручей оказался ожидаемо пустым. Насчёт ручьёв лесной и в самом деле не наврал, а вот в каких-то там опасных зверей я, как и Фёдор, совершенно не поверил. Выглядело так, будто лесной попытался нас напугать, чтобы мы туда не шли – хотя логичнее было бы просто не рассказывать нам про пустые ручьи, чтобы мы потеряли на них побольше времени. Но с другой стороны, такое могло бы сработать с неграмотным старателем, а геолог и сам очень быстро бы понял, что место неперспективное. Так что лесному действительно было выгоднее сказать правду насчёт ручьёв, чтобы придать больше доверия своим словам насчёт севера. В конце концов я выбросил всё это из головы – какая разница, что он там наврал или не наврал? У нас в любом случае нет других подходящих вариантов.

– О как! – растерянно сказал Федя, озадаченно почёсывая затылок.

Прямо посреди узкой тропинки была воткнута в землю сучковатая палка. К палке ржавым гвоздём была криво приколочена фанерка с крупной надписью красными буквами: «Проход запрещён! Охрана стреляет без предупреждения!»

– Доломитный же, – меланхолично заметил Михей. – Обходить надо.

– А что это за Доломитный, Миха? – полюбопытствовал я.

– Да просто посёлок, – пожал плечами он. – Говорят, у горных карл там как раз вход, а в посёлке княжьи люди сидят, у карл скупают золото, алмазы, ну и всякое другое ценное. Вот княжьи ратники его и охраняют – посёлок совсем маленький, а ценностей много, в общем, сам понимаешь.

– Грабили? – заинтересовался я.

– Пробовали, – кивнул он. – Постреляли парней.

– Значит, обходить придётся, – вздохнул я. – Неохота выяснять – сразу нас пристрелят, или сначала пароль спросят.

– Не спросят, – заржал Михей.

– И знаете что, парни, – вдруг вспомнил я. – Не называйте рифов карлами, лесной не зря нас предупредил.

– А сейчас-то что? – он с недоумением на меня посмотрел. – Тайга же кругом.

– Ты у того ручья заметил, как лесной рядом появился?

– Не, совсем не заметил, – поразмыслив, ответил Миха. – Вроде не было никого, а потом раз, и он на камне сидит.

– Вот и сейчас ты болтаешь, а потом раз, и кто-нибудь у сосны стоит.

Федя с Михой закрутили головами.

– Ладно, пойдём, что тут торчать, – раздражённо сказал Федька. – Нам ещё этот Доломитный обходить, чтоб его.

Прошло ещё две недели. Мы обследовали уже несколько ручьёв, но пока что без малейшего успеха. Однако район выглядел весьма перспективным, и у меня было стойкое предчувствие, что мы обязательно что-то найдём. Впрочем, с товарищами я этим предчувствием не делился.

– Стоило сюда впустую тащиться? – раздражённо ворчал Федька, пробираясь через старый бурелом. От усталости он бросил притворяться весельчаком-балагуром и превратился в брюзгливого говнюка, и у меня сразу же зародилось подозрение, что это и было его настоящим лицом.

– Если бы золото лежало в каждом ручье, то его и искать не надо было бы, – терпеливо отвечал я. – Зато места перспективные – сколько ни ходим, а не увидели ни единого признака, что здесь люди бывают. Нетронутые места, Федя – это всегда интересно.

– И сколько ещё мы будем здесь лазить?

– Сколько понадобится, столько и будем. Вот как найдём что-нибудь, так сразу и перестанем. А если ничего не найдём, тогда до самого снега.

– Кончай канючить, Федька, – подал голос Миха. – В артели работать потяжелее, чем просто прогуливаться. Только там за нытьё парни тебе быстро бы по балде настучали, а здесь ты сопли развесил. Ну, Артём с тобой связываться не хочет, зато я могу и настучать.

Федька, наконец, заткнулся, хотя возмущённо сопеть не перестал. В последнее время я начал подозревать, что его как раз и отправили со мной, как бесполезного, а если из них кто-то доверенный и есть, то это Михей. Молчит, наблюдает, всё примечает.

– Да найдём мы что-нибудь обязательно, Федя, – сказал я успокаивающим тоном. – У нас в Рифеях везде что-то лежит, вот чуть ли не под каждым камнем. Просто не всё из этого нам нужно, и не всё из этого лежит на поверхности.

Не знаю, успокоил ли я его, или же он просто испугался Миху, но гундеть Федька всё-таки прекратил.

До очередного ручья мы добрались уже вечером, и этот ручеёк мне сразу чем-то понравился. Я некоторое время пытался понять, что именно мне здесь нравится, но так и не понял. Вот просто нравится мне это место, и всё тут.

– Вон там хорошая площадка, парни, давайте располагаться, – сказал я. – Рассчитывайте, что мы здесь как минимум несколько дней будем сидеть.

– Думаешь, здесь золото есть, Артём? – с ясно выраженным сомнением спросил Федя.

– Не знаю, мой друг, не знаю, – рассеянно ответил я, разглядывая берег. – Что-то здесь наверняка есть. Правда, не факт, что нам это что-то подойдёт, но хорошенько посмотреть стоит. Завтра надо будет покопать здесь как следует, с утра и начнём шурфы бить. Вы пока разбивайте лагерь, а я похожу по берегу, посмотрю камни, да прикину, откуда начинать будем.

Копать начали сразу с утра – то ли я их заразил своей уверенностью, то ли они и сами что-то такое почувствовали, но даже Федька, не жалуясь, бодро махал лопатой.

– Ну что скажешь, Артём? – спросил Миха, когда я вылез из очередного шурфа.

– Погоди немного, Миха, – отрешённо ответил я, набрасывая в блокноте примерные контуры речных отложений. – Знаете, что, парни – чуть пониже вон того большого булыжника уберите вершков пять верхнего слоя и попробуйте помыть. Если я не ошибся, что-нибудь там обязательно найдётся.

Парни резво двинулись туда, волоча лопаты и лотки, а я опять занялся рисованием в блокноте. И так увлёкся, что не сразу расслышал, что мне кричат.

– Артём! – орал Федя. – Иди сюда!

– Ну что тут у вас? – спросил я, подходя к разрытому участку.

Фёдор держал в руке и неотрывно пожирал глазами почти необкатанный водой обломок породы, из которого выглядывали два довольно больших красных камушка.

– Артём, это что за камни? – спросил он, не отрывая от них глаз.

– Не знаю пока, – пожал я плечами. – Вроде неплохие камешки, но надо смотреть. Камней разных много, и не все они ценные. Сейчас схожу поищу свои твердомеры, проверим твёрдость для начала. А вы пока сделайте промывку, может, ещё что-нибудь найдёте.

Коробочку с набором твердомеров я с трудом выкопал практически со дна рюкзака, и когда я вернулся обратно, они оба с разинутыми ртами разглядывали что-то у Михи в руке.

– Пять штук, Артём, – потрясённо сказал Миха, показывая мне довольно крупные красные камни на ладони. – Пять штук с одной промывки!

– Возможно, вы разбогатели, ребята, – сказал я, аккуратно забирая камешек побольше. – Но давайте не будем спешить.

Я выбрал самую твёрдую иголку из набора, и с усилием провёл ею по камню. Потом ещё раз. Царапин не появилось – камень остался совершенно нетронутым.

– Ну что же, парни, поздравляю! – сказал я. – Это корунды. Других похожих камней с такой твёрдостью я не знаю.

– А эти корунды дорогие? – непонимающе нахмурился Федька.

– Красные корунды – это рубины, Федя, – усмехнулся я. – Ваш Сухой от такой россыпи, наверное, описается от счастья.

– Рубины… – заворожённо прошептал он, разглядывая камни.

Вдруг Федька вскинул голову, глядя куда-то мне за спину.

– А это ещё что такое? – вскрикнул паническим голосом.

Мы с Михой резко повернулись, и в этот момент раздался выстрел. А сразу следом за ним второй; что-то резко ударило меня в спину, и земля стремительно бросилась мне в лицо.

Глава 4

Сознания я не потерял. Тупая боль в спине не мешала мыслить – хотя мыслить особо и не требовалось, всё и так было кристально ясно. Федя, сука, решил, что делиться с артелью незачем, и рубины пригодятся ему самому. Не думаю, конечно, что у него получится. Ведь найти россыпь – это только начало; самое сложное – превратить её в деньги, а для одиночки эта задача почти непосильная. Во всяком случае, Федя не выглядит достаточно для этого умным, и перспектива остаться в живых у него слабо просматривается. А остаться и в живых, и с деньгами у него уж точно не выйдет.

У меня, правда, перспективы ещё хуже. Даже если Федя посчитает меня мёртвым и не станет добивать, это мало что изменит. До людей мне не добраться – судя по всему, я и ползти-то не смогу, вот прямо на этом месте и истеку кровью.

Здесь меня внезапно посетила мысль: а точно ли это Федя стрелял? Может, я зря наговариваю на парня? Оба карабина вместе с рюкзаками лежали в стороне. Совсем недалеко, саженях в трёх-четырёх, но у Федьки никак не вышло бы за эти несколько мгновений метнуться туда, дослать патрон и начать стрелять.

Потом я подумал, что кто бы ни стрелял, нет смысла лежать, уткнувшись мордой в землю, и прикидываться мёртвым. Если уж всё равно помирать, то достойнее всё-таки встретить смерть лицом. Я с трудом согнул правую руку, упёрся ею в землю и попытался перекатиться на спину. Усилий это потребовало неимоверных, но в конце концов у меня получилось.

Федя стоял, глядя на лежащего Михея, а в опущенной руке у него был маленький, почти дамский, пистолет. Оказывается, не один я такой умный и ношу с собой скрытое оружие. Мысли текли медленно и неохотно. Оружие… скрытое оружие… пистолет! У меня ведь тоже есть пистолет! Необязательно даже убивать эту сволочь – если удастся хотя бы ранить, он точно так же сдохнет в тайге.

Идея была неплоха, но я сам всё испортил, не сумев сдержать стона, пока переворачивался. Федя повернул голову и посмотрел на меня.

– Живучий… – хмыкнул он. – Извини, Тёма, что так получилось. Сам же понимаешь – мне никак нельзя вас в живых оставлять. Сухой, конечно, сказал, что мы с тобой работаем безо всяких подлянок, но вот так уж получается, что у меня с Сухим дорожки разошлись.

Этот гадёныш и в самом деле чувствует себя виноватым, ну просто лечь и не встать! Да, лежу вот и не встаю – дурацкий каламбур получился, и совсем не смешной. Мне-то уж точно не смешно.

– Ты же не продашь эти рубины, – голос у меня больше походил на карканье.

– Продам как-нибудь, – легко отмахнулся он. – Есть у меня надёжные кореша, отстегну им долянку.

Эти же самые кореша тебя, придурка, и похоронят. А потом кто-то другой их похоронит – в таких делах всегда множество трупов. Промежуточные владельцы будут умирать до тех пор, пока россыпь не перейдёт к кому-нибудь серьёзному – да скорее всего, к каким-нибудь аристократам, вроде тех же Орловских или Арди. Но Феде-то точно конец, даже если ему удастся избежать вопроса, почему он вернулся один, и куда делись его спутники. Не то чтобы мне от печальных фединых перспектив было как-то легче, но всё равно немного согревало.

Федя задумчиво посмотрел на меня и начал было поднимать пистолет, но как раз в этот момент Миха застонал и зашевелился.

– Эх, Дерево, Дерево, – с огорчением покачал головой Федя, – даже сдохнуть нормально не можешь. Нет, ну правда, будто из дерева сделанный.

Он, всё так же укоризненно покачивая головой, поднял пистолет и выстрелил Михе в затылок. Потом повернулся ко мне, и по его глазам стало понятно, что настала моя очередь. Руку я успел засунуть в карман и уже сжимал рукоятку пистолета, но вынуть его никак не успевал. Можно было бы попробовать выстрелить прямо сквозь штаны, но Федя стоял очень неудачно, и карман был не настолько широким, чтобы попробовать прицелится, не вынимая из него руки.

– Прости, Тёма, – сказал Федя с искренним сожалением в голосе. – Не хотел я этого, но…

Слева раздался негромкий хлопок. Федька резко повернулся туда, а я выдернул руку из кармана и наконец-то смог более или менее прицелиться. Уже скинул предохранитель и был готов нажать на спуск, но в этот момент произошло нечто, заставившее меня застыть в изумлении. Федя вдруг издал какой-то неопределённый звук и начал падать лицом вперёд, как подрубленное дерево. Такой неожиданный поворот поразил меня до глубины души, но то, что случилось дальше, уже окончательно выбило из колеи и заставило заподозрить, будто я сплю, или сошёл с ума, или просто галлюцинирую на почве ранения. Один из кустов в стороне вдруг качнулся, а затем довольно бодро, слегка покачиваясь, пополз к лежащему Федьке и вполне уверенно на него вскарабкался. Куст немного подвигался, чтобы разместиться получше, а потом из него полезли тонкие корни, и Федя взвыл. В этом вое было столько боли, что я буквально оцепенел от ужаса.

Больше всего нас пугает непонятное и неожиданное, и это как раз был тот самый случай, когда происходящее было и неожиданным, и совершенно непонятным. И то, что я был не в состоянии ни убежать, ни даже уползти, делало происходящее ещё более пугающим. А когда задвигался ещё один куст и уверенно двинулся уже в мою сторону, мой страх окончательно перешёл в панику. Я, не обращая внимания на слабость и боль, начал отползать, отталкиваясь ногами, и у меня даже немного получалось. Получалось, конечно, не очень – несмотря на мои титанические усилия, я смог отползти самое большое на сажень, но этого хватило – жуткий куст, который к этому времени был совсем рядом, меня не достал. А может, и достал, только я этого уже не увидел. В голове у меня помутилось, в глазах вспыхнули и рассыпались цветные искры, и я почувствовал, как распадаюсь на мельчайшие части.

Я ничего не чувствовал. Не в том смысле, что потерял сознание – сознание, как ни странно, сохранилось. Вот только все чувства куда-то исчезли, и я рассматривал место, куда я попал, безо всяких эмоций. Очень странное место, надо сказать. Насчёт того, что я умер, у меня никаких сомнений не было – а какие здесь могли быть сомнения? – но вот на загробный мир это место совершенно не походило. Здесь никак не могли существовать ни бездушные слуги Морены, ни христианские ангелы, ни валькирии Одина. Это место вообще местом не было, и видел я его не глазами, а скорее, просто каким-то непонятным образом ощущал. Ощущал по-разному – иногда это было бесконечное пространство, заполненное различными объектами, иногда что-то вроде бесконечно возвышающейся надо мной гигантской пирамиды, а иногда всё сжималось в точку, в которой все эти загадочные объекты были и прямо во мне, и одновременно бесконечно далеко.

Можно было бы сказать, что от этого всего кружилась голова, но поскольку никакой головы у меня не было, то и кружиться вроде было нечему. Тем не менее всё это здорово сбивало с толку. Я попробовал сосредоточиться на каком-то одном образе, и после нескольких безуспешных попыток что-то получилось. Мир вокруг предстал в виде затянутого дымкой пространства, в котором плавали с трудом различимые сгущения, вроде небольших облаков. Не совсем облаков, конечно – облаками я их назвал про себя исключительно для удобства. Скорее, это были просто сгущения окрестной дымки без чётко выраженных границ.

Я присмотрелся к ближайшему небольшому облаку, и оно постепенно обрело более отчётливую форму, а внутри него удалось различить некие регулярные и очень сложные структуры – довольно чёткие в середине и расплывающиеся ближе к краям. Некоторые облака висели неподвижно, другие медленно куда-то плыли, а третьи резко и хаотично двигались, временами надолго замирая. Если это загробный мир, то это, наверное, души? И получается, что я тоже душа, и со стороны тоже выгляжу таким облаком? И главный вопрос: что дальше? Что мне теперь надо делать – вот так же бесконечно куда-то плыть?

Не то чтобы этот вопрос меня сильно волновал – никаких эмоций у меня по-прежнему не было, – но я понимал, что в этом месте наверняка есть какие-то правила, и лучше было бы им следовать. По крайней мере до тех пор, пока я не выяснил, что это за правила, и чем грозит их нарушение.

Пока я неторопливо предавался этим размышлениям, окрестный мирный пейзаж самым радикальным образом оживился, и я внезапно осознал, что это место не такое уж и безопасное. Не очень большое, скорее, среднее, облако, до этого мирно плывшее в стороне, как-то совершенно незаметно приблизилось к тому самому маленькому облаку, которое я разглядывал. Малыш начал торопливо отплывать в сторону, но не успел – большое облако стремительно метнулось к нему и обволокло туманными выростами.

Этот процесс нельзя было назвать именно поеданием – он был похож скорее на объединение. Очень характерный завиток, который я рассматривал в маленьком облаке, переместился в большое и встроился в его структуру. Впрочем, как это ни назови, а тот участник, что поменьше, вряд ли был рад конечному результату. Съели его или всё-таки не съели, но существовать он явно перестал. От него перешло в большое не так уж много, структуры переместились далеко не все – некоторые просто потеряли форму, расплылись и окончательно растаяли в дымке. Хотя душа вроде бы должна быть бессмертной, или я что-то путаю?

Я слишком увлёкся наблюдением и совсем забыл, что это не спектакль, и я здесь вовсе не зритель, а такой же непосредственный участник. Каким-то образом хищное облако оказалось уже рядом со мной, и, судя по тому, как быстро оно могло двигаться, шансов убежать от него было не так уж много. Если бы у меня сохранились эмоции, то я, наверное, начал бы паниковать, и дело кончилось бы плохо. Но адреналин не затуманивал мне разум, паника не гнала меня прочь не разбирая дороги, и я смог принять, пожалуй, единственное правильное решение.

Я двинулся навстречу. Или не двинулся, а помчался? В общем-то, я и в самом деле пожелал двигаться быстро, но в этом месте со скоростью всё было очень непонятно. Ведь скорость – это расстояние, делённое на время, а какая может быть скорость там, где не существует ни расстояния, ни времени? Но возле большого облака я действительно оказался сразу. Оно засуетилось, выбросило навстречу мне свои туманные щупальца, но было уже поздно. Щупальца впустую сомкнулись где-то позади меня, а я пролетел мимо и вломился внутрь, прямо в тот самый украденный у маленького облака завиток, который вблизи оказался никаким не завитком, а огромной и сложной структурой. Я врезался в неё, породив волну, корёжащую окрестные структуры, и сознание мгновенно погасло.

Туманные облака незаметно приняли причудливые формы, превратившись в необычных зверей, и начали меня окружать. Они то и дело пытались стегнуть меня внезапно вырастающими туманными щупальцами, но я легко от них уворачивался. Лениво уклонился от туманного волка со множеством хаотично расположенных лап, чуть отодвинулся в сторону, чтобы пропустить мимо себя неуклюжую туманную муху, и начал, наконец, осознавать, что во всём происходящем есть что-то неправильное. Я попытался сосредоточиться и быстро понял, что мой нос что-то щекочет. Нос… щекочет… я не успел толком удивиться этой странности, как туманные звери незаметно ушли на задний план, в носу невыносимо засвербело, и я чихнул, окончательно просыпаясь.

Я лежал, уткнувшись лицом в землю; похоже, одна из травинок попала мне в нос, вот она и заставила меня проснуться. «Это был сон, что ли?» – отстранённо удивился я. Образы туманных тварей ещё мелькали на краю сознания, но я очнулся уже достаточно, чтобы понимать, где сон, а где реальность. Реальность пахла чуть влажной землёй, молодой травой и только что вылезшими грибами – в общем, обычным набором лесных запахов.

Потом пришли воспоминания, и стало вообще ничего не понятно. Где тот куст? Где Федя? И если Федька меня действительно застрелил, то почему я чувствую себя совершенно здоровым? Я рывком перевернулся и сел. Никаких подозрительных кустов рядом не было, и Фёдора тоже нигде не было видно. «Мне это всё приснилось, что ли?» – в полном недоумении спросил я сам себя вслух. Ситуацию этот вопрос никак не прояснил, но звук собственного голоса немного успокоил.

Я посмотрел вокруг. Ручей с рубинами куда-то исчез, и никаких гор рядом тоже не было видно. Я сидел прямо на земле в обычном лиственном лесу – именно в лесу, а не в тайге. Привычных елей и кедров поблизости не было; вокруг шелестели листьями совершенно незнакомые мне деревья – похожие на привычные мне деревья средней полосы, но всё-таки немного другие.

Наконец, я додумался обратить внимание на себя и обнаружил, что сижу на земле совершенно голый, при этом крепко сжимая в руке пистолет. «Лучше бы они мне вместо пистолета штаны оставили», – ошарашенно пробормотал я, не вполне, правда, представляя, кто такие эти «они», и зачем им могли бы понадобиться мои штаны.

Чувствовал я себя прекрасно, и это наводило на мысль, что Федя, стреляющий мне в спину, тоже был всего лишь сном. Может, я просто лунатик? Во сне разделся, а потом мне приснилось, что Федя меня убивает, и я схватил пистолет. А потом во сне ушёл куда-то, где нет ни тайги, ни гор. Вёрст где-то так за двести прогулялся во сне. О лунатиках я, правда, почти ничего не знаю, но очень сомневаюсь, что они способны уходить настолько далеко.

Я посмотрел на пистолет в руке ещё раз – да, это действительно был мой пистолет, тот самый, что я в последний момент сумел вытащить из кармана. Сразу ярко вспомнилось, что я успел снять его с предохранителя, но не выстрелил – и сейчас он в самом деле был снят с предохранителя и заряжен. А потом мой взгляд упал на руку, и рука показалась мне незнакомой. Когда-то, ещё подростком, я здорово распорол руку о гвоздь, торчащий из доски. Серьёзных сосудов этот гвоздь не повредил, но крови было много, и когда рана зажила, после неё остался хорошо заметный шрам. Так вот, шрама на руке больше не было, хотя рука по всем признакам была очень похожа на мою и, вероятно, действительно была моей. Я внимательно осмотрел всего себя: тело было определённо моим – во всяком случае, насколько я себя помнил, – но все до единого дефекты вроде шрамов и родинок исчезли без следа.

Может быть, я и в самом деле умер и сейчас нахожусь в загробном мире? Может, здесь и положено ходить голым? Может, там, за деревьями, стоят столы с едой и питьём, а вокруг бродят голые праведники и праведницы, пьют, едят и разнообразно развлекаются? То есть, получают в награду то, чего им в праведной жизни не доставалось. Непонятно, правда, с чего вдруг меня зачислили в праведники, и с какой целью мне оставили пистолет – если для отстрела попавших сюда по ошибке недостойных, так для этого единственного патрона маловато, да и какой может быть отстрел в загробном мире? Я ещё немного пофантазировал на эту тему, но всё это выглядело уже таким безумным бредом, что я окончательно выбросил мысли о загробном мире из головы.

Можно было бы снова лечь и спокойно дожидаться санитара с уколом, но от этой идеи я отказался сразу же. Сны не бывают настолько яркими, да и насчёт бреда тоже есть серьёзные сомнения. Невероятная детальность окружения, звуки, запахи, ощущения лёгкого ветерка и колючей прошлогодней травы – всё говорило о том, что вокруг самая настоящая реальность. А значит, очень скоро я захочу есть, мне понадобится где-то спать, а ночью я наверняка буду мёрзнуть. Да и без обуви по лесу не особо походишь, если ты, конечно, не какой-нибудь лесной дикарь. Хочешь не хочешь, а надо срочно искать людей.

Вот только обрадуются ли мне люди? Я представил себе реакцию обычных деревенских на голого меня с пистолетом, вылезшего из леса. Дети будут бояться, бабы – визжать, а мужики, наверное, отходят такого гостя подручным дубьём. Здесь к месту вспомнилось, что дикари вроде бы ходят в травяных юбках – что-то такое я когда-то читал и даже видел картинку. Я посмотрел вокруг, окидывая взглядом невысокую лесную травку – нет, из этого никакой юбочки не соорудить. Разве что попробовать изящно прикрываться веткой с листьями – всё лучше, чем вылезти в народ просто голым.

«Не о том думаю», – я с досадой тряхнул головой. Для начала надо найти этих самых деревенских, а потом уже и размышлять, в каком виде перед ними предстать. Может быть, даже удастся украсть штаны, а человек в краденых штанах – это уже более высокая ступень социальной лестницы. К вору отношение гораздо лучше, чем к извращенцу – вор народу как-то понятнее и роднее.

Я задрал голову вверх – солнце стояло точно в зените, как в тропиках, хотя вокруг были явно не тропики. Потом повертел головой, ища мох на стволах деревьев – мха было немного, и там, где он был, он рос равномерно со всех сторон. Попробовал повспоминать другие признаки сторон света – вроде что-то было насчёт муравейников, но что именно, никак не вспоминалось. Впрочем, это было не столь важно, поскольку никаких муравейников поблизости не наблюдалось.

Хотя, если подумать – а что мне дадут стороны света? Надо ведь идти не на север или на юг, а к людям, а вот в какой стороне искать людей – было совершенно непонятно. Если бы я находился в княжестве Новгородском, или даже в любом другом, то идти надо было бы на запад – там плотность населения повыше, и больше вероятность наткнуться на людей. Вот только на наши земли эта местность совсем непохожа, растительность у нас в княжестве заметно отличается. А если, допустим, я каким-то образом переместился на восток, за Рифейские горы[1], то о тех краях мало что известно. Что там за растительность, и что за племена там живут, никто толком не знает. Не люди с пёсьими головами, конечно, как у Геродота, но что-то вроде того. Куда идти, чтобы встретить нормальных людей и не напороться на кого-то неприятного – было совершенно непонятно.

Я вздохнул и встал, отряхивая с задницы прилипший лесной мусор. Ноги сразу дали понять, что принадлежат городскому жителю и ходить по дикому лесу без обуви совершенно не готовы. Я ещё раз тоскливо окинул взором окрестности и решил двигаться куда глаза глядят. Как только встречу какой-нибудь ручей, по нему и пойду – люди всегда тянутся к воде, и где-нибудь возле речки обязательно найдётся какое-нибудь жильё.

Глава 5

Лес вокруг выглядел странно. С первого взгляда это был обычный, привычный нам лес; со второго что-то начинало резать глаз и казаться неправильным, а стоило присмотреться поближе, как создавалось впечатление, что кто-то создал его по неполному описанию. Как если бы художнику, который никогда не видел настоящих деревьев, на словах объяснили, как они выглядят, и он с этих слов что-то бы нарисовал. То есть общее сходство было, а детали не совпадали. Взять, к примеру, здешние берёзы – стволы у них выглядели так же, как у наших, но ветки начинали расти от самой земли, как у ели, а листья были слишком узкими. Не такими узкими, как у ивы, но всё же заметно уже обычных берёзовых листьев. Другие деревья тоже заметно отличались, во всяком случае, те, которые были мне знакомы – я всё же не ботаник, да и вообще городской. Из-за этих небольших отличий лес выглядел довольно пугающе – как пугает привычная вещь, которая внезапно начинает выглядеть совершенно чуждой.

Пора было всё же двигаться хоть куда-то, и только я собрался сделать первый шаг, как глаз вдруг уловил движение чуть сбоку. Я тут же замер и осторожно повернул голову. Там был куст – точно такой же куст, что сожрал Федю. Или не сожрал, а что-то другое – я так и не понял, что тот куст с ним сделал. В любом случае, не думаю, что для Феди была какая-то разница. А может, меня и раздели как раз для угощения? Ну, чтобы не выплёвывать пуговицы и не выковыривать из зубов обрывки тряпок. В общем, почистили, как апельсин.

Куст немного постоял покачиваясь, а затем медленно двинулся ко мне. Я беспомощно посмотрел на пистолет в руке – какой смысл стрелять из пистолета по кусту? Повертел головой, но рядом, как назло, не было ни единого сука, который можно было бы использовать как дубину. Лес был на удивление чистым, а выломать какую-нибудь ветку этот куст мне вряд ли позволит. Да и будь у меня в руках дубина – получилось бы ударить? Мне живо вспомнился хлопок, после которого Федька упал, будто деревянный. Тут же промелькнула мысль, что Федя слишком много говорил про дерево, вот ему и аукнулось – какие только дурацкие мысли не лезут в голову в самые неподходящие моменты.

Скорее всего, как только кустик подползёт поближе, он меня тоже парализует. Я прикинул шансы убежать – куст не выглядел достаточно быстрым, чтобы догнать бегущего человека, – но эта мысль сразу же увяла, не оформившись. Судя по моим воспоминаниям о фединой кончине, я давно уже был в зоне досягаемости парализующих шипов, или чем там эти кусты плюются. Вряд ли мне будет позволено убежать – я просто получу шип в спину, и на этом всё.

Похоже, единственным реальным вариантом было попасть одним выстрелом в утолщение возле корней, из которого вырастал основной ствол – если у этого уродца и был какой-то мозг, то подходящее для него место было только там. Мне опять вспомнился федин крик, и волной накатила злость. Может, мне и придётся здесь умереть, но смиренно дожидаться конца не собираюсь. Я вскинул пистолет и прицелился в плотный мешок у корня. Холодная злость сразу прогнала остатки страха. Руки у меня не дрожали, и я уже начал было нажимать спуск, как куст буквально отпрыгнул назад и быстро пополз прочь.

Я опустил руку с пистолетом и просто тупо смотрел, как он суетливо скрывается за зарослями кустов – нормальных кустов, которые явно не имели привычки путешествовать.

«Он что, знает, что такое оружие?» – спросил я себя вслух, просто для того, чтобы услышать свой голос. Колени у меня явственно дрожали от избытка адреналина. «Если знакомые парни увидят, как у меня коленки трясутся, вот позорище-то будет», – подумал я, не сразу даже осознав, насколько это идиотская мысль – во всяком случае, сейчас, когда я стою голым неизвестно где в диком лесу.

«И что это за бред вообще?» – я снова вслух вопросил пространство. Живительного укола от медсестры не последовало – впрочем, версия галлюцинации мне с самого начала показалась сомнительной, – зато вместо ответа прямо над головой раздалось сердитое цоканье белки.

«Прогоняешь, что ли?» – пробормотал я, посмотрев на рассерженного зверька, и побрёл, не особенно задумываясь о направлении.

Не знаю, куда и сколько времени я шёл – позже, когда я более или менее пришёл в себя, то с удивлением осознал, что совершенно не помню свой путь. Сюда я попал уже будучи в шоке, а встреча с хищным кустом, да и вообще общая странность ситуации, окончательно вогнали меня в какое-то сумеречное состояние. Пусть даже мы с тем кустом и разошлись мирно, новый адреналин хорошо лёг на старые дрожжи.

Идти, как ни странно, оказалось не так уж трудно. Поначалу ноги, конечно, протестовали, но я слишком плохо соображал, чтобы обращать на это внимание, ну а потом как-то привык, и стало легче.

Более или менее я пришёл в себя только когда умудрился распороть себе ногу об острый торчащий сучок. Не сказать, что рана была действительно серьёзной, это была скорее глубокая рваная царапина, но крови пролилось довольно много, и резкая боль заставила меня немного прийти в себя. По-хорошему, надо было бы проследить, чтобы не оставить капель крови и как следует перевязать ногу – некоторые звери могут почуять кровь издалека, к тому же запах может придать смелости даже тем, кто с человеком предпочитает не связываться. Но перевязаться было, конечно, нечем. Подорожника поблизости я не приметил, а прикладывать листья неизвестных растений было бы совсем уж плохой идеей. Так я и шёл дальше, зажимая рану рукой и роняя временами капли крови.

В конце концов я всё-таки наткнулся на довольно большой ручей – относительно, конечно, большой. Его вполне можно было перешагнуть, но нужно было именно специально перешагивать. Вершков двенадцать[2], наверное, или даже пошире. И если присмотреться, то в чистой холодной воде можно было заметить маленькие стайки крохотных, почти прозрачных рыбок.

Первым делом я как следует напился. Из таких маленьких лесных ручьёв можно безопасно пить даже без кипячения, и вода была действительно хороша, жаль только, некуда набрать про запас. Было бы неплохо ещё и поесть – с этим было пока ещё терпимо, но скоро вопрос с едой придётся так или иначе решать. Приключенцы из книжек проблему еды решают моментально, а вот мне ничего в голову не приходило. Раннее лето, в лесу даже ягод ещё нет. Если в самом скором времени не встречу людей, придётся, наверное, искать какие-нибудь корешки, но пробовать незнакомые корешки дело рискованное, да и найди их ещё сначала.

Вволю напившись, я сразу же занялся ещё одним важным делом – нужно было обязательно избавиться от запаха крови. Промывать рану водой из ручья, даже такого чистого, конечно, не стоило, но хотя бы смыть кровь вокруг было совершенно необходимо. Кровь уже подсохла, но смывалась легко, и рыбёшки как сумасшедшие заметались в помутневшей от крови воде. «И эти тоже хищники, что ли?» – хмыкнул я про себя. Как-то так уж мир устроен, что все друг друга жрут, и мне, похоже, придётся срочно в эту систему встраиваться, причём желательно не в пассивной роли.

Ногу я старался протирать очень аккуратно, но засмотревшись на мечущихся рыбок, случайно провёл мокрой рукой по самой царапине. Засохшая кровь легко стёрлась, но под ней почему-то никаких ран не оказалось. Я что, плохо запомнил, где она была? Легонько потыкал пальцем – боли нигде не чувствовалось. Тогда я решительно стёр остатки крови и обнаружил то, к чему уже был внутренне готов: чистую кожу, на которой ещё можно было разглядеть почти незаметную белую полоску шрама. «Это сколько же времени я шёл?» – в полном недоумении подумал я. Вряд ли настолько долго – солнце точно так же висело прямо над головой, совершенно не сдвинувшись с места. А можно ведь ещё вспомнить, что я как-то слишком уж быстро приспособился идти по дикому лесу босиком – не верится, что это нормально для городского жителя. Что-то не замечал я раньше за собой таких способностей к регенерации… или может быть, это просто место такое, курортное?

Может быть, я ещё долго разглядывал бы почти исчезнувший шрам, но внезапно почувствовал спиной чей-то взгляд и резко развернулся. Саженях в десяти[3] от меня стояла большая кошка – очень похожая на рысь, но размером заметно побольше. Скорее, ближе к леопарду. Киса стояла неподвижно, разглядывая меня жёлтыми глазами – выглядело это так, будто она пришла по кровавому следу, но в конце пути обнаружила не совсем то, что ожидала найти. Впрочем, я её спокойствием не обманывался – если она почувствует мой страх, то нападёт мгновенно.

Здесь я вспомнил, что в руке у меня до сих пор пистолет – а собственно, куда бы я мог его деть? – и медленно начал его поднимать. Не думаю, правда, что он мне сможет как-то помочь. В голову стрелять бесполезно – пуля этой пукалки практически наверняка не пробьёт череп. Пуля в грудь киску, скорее всего, тоже только разозлит и никак не помешает разделать меня на части. Надёжнее всего было бы попасть в сустав, тогда я легко смог бы убежать. Вот только попробуй в него попади, а учитывая, что патрон у меня один-единственный…

Напряжённую ситуацию разрешила сама кошка. Она предупреждающе зарычала, не спуская с меня глаз, попятилась, а затем, по-прежнему глядя на меня, повернулась и одним прыжком исчезла в зарослях.

Я с недоумением посмотрел на пистолет в руке – она что, тоже пистолета испугалась, как тот куст? Ну да, в тех местах, где бывают люди с ружьями, звери действительно боятся ружья. Но с чего бы им бояться пистолета? Я как-то слабо представляю себе охоту с пистолетом, да и на кого с ним можно охотиться?

«Да бред какой-то!» – сказал я вслух. Лес промолчал.

По крайней мере, люди где-то здесь всё-таки есть. Киса с людьми явно знакома, и понимает, что ничего хорошего от людей ждать не приходится. И главный вопрос здесь: а мне-то чего стоит ждать от местных?

Идти вдоль ручья было легче, чем по лесу. Не в том смысле, что дорога была менее сложной, просто в путешествии появился хоть какой-то смысл. Всё-таки проще идти, понимая, что вода обязательно куда-нибудь выведет, и куда-то ты рано или поздно дойдёшь. Ведь даже я, совсем неопытный таёжник, знаю, что если идти по лесу без ориентиров, то будешь просто бесконечно бродить по кругу. А с ориентирами в этом лесу было совсем туго – все эти приметы насчёт мхов и муравейников здесь совершенно не работали. Определить стороны света по солнцу тоже не получалось – оно как висело, так и продолжало висеть в зените и никуда заходить не собиралось.

По пути в ручей впали ещё несколько маленьких ручейков, и его уже можно было, наверное, назвать маленькой речкой. И вот там, где он сливался с ещё одной такой же речкой, справа наметилась небольшая полянка, а с неё доносились голоса. Точнее сказать, один голос, мужской – слов было не разобрать, но интонации казались какими-то неприятными. Я тихонько, стараясь не наступать на сухие ветки, подобрался поближе и осторожно выглянул из-за раскидистого куста. То, что я увидел и услышал, мне категорически не понравилось.

В центре маленькой полянки сидела девушка – точнее, стояла на коленях, – и по лицу её текли слёзы. Выглядело это немного странно, потому что девушка была одета во что-то, очень похожее на кожаную броню, и в целом выглядела если и не как валькирия, то довольно близко к этому. Рядом с ней лежало копьё довольно устрашающего вида, но было совершенно непохоже, что она собирается им воспользоваться – хотя, судя по ситуации, это было бы очень правильным решением.

Перед ней, вальяжно уперев руки в бока, стоял довольно тщедушного вида мужчина, одетый, как обычный крестьянин, в простые, явно домотканые, рубаху и штаны. Никакого оружия у него не было, если не считать ножа на простом кожаном поясе. Тем не менее по его тону можно было подумать, что дело как раз обстоит наоборот, и это он в броне и с оружием куражится над простой крестьянкой.

– … и даже не надейся, что я им сразу тебя отдам, – за один только тон мне немедленно захотелось дать ему в морду. – Моя ищейка стоила гораздо дороже тебя, безродная шавка, и ты заплатишь мне за неё сполна. Ты скоро будешь умолять отдать тебя Галенам, чтобы они тебя просто убили.

Ситуация достаточно стандартная и понятная – злодей и девица. Неизвестно, конечно, насколько девица невиновна, может она действительно заслуживает мучительной смерти, но вот мужик этот у меня вообще никакой симпатии не вызвал. Как-то уж совсем не подходят такие слова и такой тон борцу за справедливость и мстителю за невинных. Ну и как мне поступить? С одной стороны, что здесь может сделать голый человек? Этот персонаж хоть и выглядит, как крестьянин, но копья почему-то совсем не боится. У меня, правда, есть пистолет – может, он пистолета испугается? В общем, совсем не хочется вмешиваться в чужую разборку. А с другой стороны, бывают такие ситуации, когда ты обязан вмешаться, если не хочешь потерять к себе всякое уважение. Стоит самоуважение риска того, что тебе воткнут вот это самое копьё прямо в голое брюхо? Или ещё чего похуже сделают – ясно же, что этот мужик из магусов, оттого и плевать ему на оружие.

Я всё же начал склоняться к тому, что вмешаться надо, но всё и так решили за меня. Магус вдруг насторожился, резко повернулся в мою сторону и приказал:

– Эй ты, за кустом! Быстро вышел сюда!

Я вздохнул и вышел. У каждого, наверное, есть свой момент позора, и мой определённо настал.

– Брат? – ошеломлённо спросил магус, глядя на меня и приоткрыв от удивления рот. – Что с тобой? Почему ты в таком виде?

– Я геолог, из Рифейска, – развёл я руками, сгорая от стыда. – Был в разведке, а потом непонятно как сюда попал, вот в таком виде и попал. Буду очень благодарен, если поможете мне вернуться домой.

– Что? – непонимающе переспросил он и потряс головой, словно пытаясь что-то там внутри уложить. Он некоторое время тупо смотрел на меня, а потом в его глазах забрезжило понимание, и он захохотал. – Ах, вон оно что! Я чуть было не стал посмешищем, приняв за брата обычное животное! Но к счастью, никто об этом не узнает. Удачный день, удачная охота! Хотя ищейку жалко, конечно…

Он задумчиво посмотрел на меня, что-то про себя прикидывая, а потом приказал: «Замри!», и я действительно оцепенел. Не знаю, было ли это параличом – все мышцы просто стали как будто чужими. Я пытался восстановить контроль над собой, но у меня ничего не получалось, как будто я бился о кирпичную стену.

Магус небрежно пнул девчонку в бок и приказал:

– Посиди пока смирно. Сейчас я по-быстрому прирежу это чучело и займусь тобой как следует.

Затем он лениво направился ко мне, нащупывая рукой нож на поясе. Вытащить нож сразу у него не получилось, гарда за что-то зацепилась – то ли за пояс, то ли за что-то ещё, и магус посмотрел вниз, отведя от меня глаза. И как только он отвёл глаза, мне сразу же стало легче. Я вновь почувствовал себя и, не раздумывая ни секунды, вскинул руку с пистолетом. Магус опять посмотрел на меня, но я уже нажимал спуск. Хлопнул выстрел, пуля вошла ему прямо в левый глаз, и магус упал на спину, раскинув руки.

Я посмотрел на кровавую кашу на месте глаза и чувствовал тошноту. Меня наверняка стошнило бы, но желудок был совершенно пустым, и я просто смотрел на мёртвого магуса, не понимая, что делать дальше.

Может быть, я бы просто стоял и дальше, но убитый внезапно оказался вполне себе живым. Он уставился на меня уцелевшим глазом и злобно оскалился. Я понял, что ещё секунда-другая, он скажет заклинание, или как там у них принято колдовать, и на том жизненный путь Артёма Боброва закончится. Я прыгнул обеими ногами магусу на живот; он захрипел и скрючился, вытаращив единственный оставшийся глаз. Пока он пытался разогнуться и вдохнуть, я схватил нож, который лежал совсем рядом, и вогнал его в уцелевший глаз. Почему в глаз? Сам не знаю. Наверное, подсознательно решил, что его сила действует через глаза – я же смог пошевелиться именно тогда, когда он отвёл от меня взгляд.

Нож был не очень длинным, но всё же достаточно длинным, чтобы проткнуть мозг почти насквозь. Это выглядело совершенно невероятным, но лезвие в голове магуса не то что не убило, а даже не убавило ему прыти. Он дёргался, извивался, пытался оторвать мои руки от ножа, выплёвывал какие-то не совсем понятные мне ругательства – в общем, вёл себя совершенно не как положено человеку с ножом в глазу. А я просто сидел на нём, вцепившись в рукоять ножа, и не обращал внимания на его удары, а просто боролся с непрерывно накатывающими волнами дурноты. Сколько это продолжалось, не знаю, мне казалось, что бесконечно. Но в конце концов он стал постепенно слабеть, бурное сопротивление перешло в подёргивание, потом в агонию, и наконец он окончательно затих.

Я с опаской слез с него, не выпуская из руки нож. Некоторое время смотрел на труп, ожидая, что он опять зашевелится, но на этот раз он, похоже, умер надёжно. Я кое-как встал на ноги – меня ещё здорово качало, но стоять более или менее получалось. Огляделся вокруг – на полянке ничего не изменилось. Девушка сидела на прежнем месте и с приоткрытым ртом смотрела на меня совершенно круглыми глазами. Я хотел было подойти к ней, но вдруг вспомнил, что я по-прежнему голый и застеснялся.

А впрочем, у меня же теперь есть штаны – что с бою взято, то свято. Я попробовал стащить их с магуса – не особенно успешно. Не потому, что он сопротивлялся – просто у меня до сих пор не было никакого опыта снятия штанов с трупов. В конце концов штаны я всё-таки добыл, и они оказались на удивление хорошими – очень мягкая плотная ткань определённо не была обычным домотканым полотном. Штаны оказались мне чуть-чуть коротковаты, но в целом не стесняли. Нож я несколько раз воткнул в землю, чтобы очистить от крови, и засунул в ножны. Непохоже, что магус снова оживёт, однако нож всё же хотелось держать под рукой.

За то время, пока я возился со штанами, в голове немного прояснилось. На полянке всё оставалось по-прежнему. Девчонка всё так же смотрела на меня, не двигаясь с места, и всё ещё плакала – ну, может, уже и не плакала, но лицо у неё было по-прежнему в слезах.

Я двинулся к ней – не торопясь, чтобы не пугать, – и уже раскрыл было рот, чтобы что-нибудь сказать, как она заговорила сама:

– Убей меня, Старший! – взмолилась она, всхлипывая. – Я же ничего тебе не сделала – убей меня, пожалуйста!

– Эээ, – тупо промычал я, не понимая, что ответить.

– Умоляю тебя! – в её голосе звенело отчаяние.

– Да не собираюсь я тебя убивать! – наконец отошёл от ступора я.

В её глазах появилась безнадёжность. Она застыла, а затем быстрым движением выхватила у себя с пояса нож, и приготовилась воткнуть себе в сердце. Глаза у неё стали отрешёнными, и я понял, что ещё мгновение, и она действительно себя убьёт. Я быстро попятился, и это было правильным решением – она явно заколебалась.

– Ты придурочная, да? – спросил я спокойным и тихим голосом, чтобы не провоцировать сумасшедшую.

– Что? – она непонимающе посмотрела на меня.

– Нет, если ты действительно не хочешь жить, я тебе мешать не стану, – сказал я, стараясь, чтобы мои слова звучали достаточно убедительно. – Но ты не могла бы покончить с собой чуть попозже, когда я уйду?

– Куда ты уйдёшь? – переспросила она с удивлением.

– Куда до этого шёл, туда и уйду.

– Ты не собираешься отдавать меня Галенам?

– Я не знаю никаких Галенов, – серьёзно ответил я. – И никого никому отдавать не собираюсь.

– И ты не станешь меня задерживать, если я просто встану и тоже уйду? – спросила она по-прежнему недоверчиво, но нож всё же опустила.

– Не стану, конечно, – покачал головой я. – Иди куда хочешь, твоё дело. Но я хотел бы с тобой пойти, если ты не возражаешь.

– Зачем ты хочешь со мной пойти? – спросила она, глядя на меня в полном недоумении.

– Не то чтобы именно с тобой, – пожал плечами я. – Просто хочу к нормальным людям выйти, а с тобой это будет гораздо проще. Да и вообще по лесу лучше ходить не в одиночку. Обещаю вести себя хорошо и не быть обузой.

Глава 6

– Со мной, значит, хочешь идти, – медленно повторила она, мучительно раздумывая.

О чём она раздумывала, мне было совершенно понятно. Идти вместе она не хотела и боялась, отказать мне тоже, похоже, боялась – в общем, решала сейчас, чего боится больше, и могла качнуться в любую сторону. Не уверен, что выйдет как-то на её решение воздействовать, но почему бы не попробовать сыграть на чувстве благодарности?

– Не подумай, что пытаюсь на тебя надавить, – мирным тоном сказал я, – но всё-таки хочу напомнить, что спас тебя от смерти.

– У меня нет долга перед тобой! – тут же вскинулась она. – Ты сражался за себя!

– Про долг я ничего не говорил, – примирительно согласился я. – Ты мне не должна. Но всё же не будь меня, ты была бы мертва. Или даже хуже.

– Я не признаю за собой долга, но всё же тебе обязана, – неохотно согласилась девчонка и, наконец, решилась. – Ты можешь идти со мной, если поклянёшься, что не причинишь мне вреда.

Похоже, мой аргумент и в самом деле послужил той маленькой гирькой, которая сдвинула чаши весов. А я про себя нарисовал ей плюсик – с человеком, который признаёт свои долги, даже такие необязательные, вполне можно иметь дело.

– Клянусь, что не причиню тебе вреда, – объявил я и добавил, немного подумав: – Но только если ты не станешь пытаться причинить вред мне.

– Матерью клянись! – потребовала она.

– Ну, клянусь мамой, – слегка озадаченно согласился я.

– Да кому твоя мама интересна?! – возмутилась девушка хмурясь. – Не мамой клянись, а Великой Матерью!

– Клянусь Великой Матерью, – послушно повторил я.

– И Сердцем Мира!

– И Сердцем Мира тоже клянусь, – подтвердил я.

Она некоторое время сверлила меня подозрительным взглядом, но в конце концов решила всё-таки удовлетвориться такой клятвой.

– Скоро, наверное, темнеть будет, – заметила она деловым тоном. – Надо переместиться куда-нибудь, чтобы рядом с трупом не ночевать. Мало ли кто на кровь притащится.

– Хорошая мысль, – кивнул я. – Только давай я его сначала раздену. Рубаха мне тоже нужна, да и обувь совсем не помешает.

Хорошо, что вовремя спохватился – если бы он успел закоченеть, рубаху, возможно, снять бы не получилось. Впрочем, это и сейчас было совсем непросто.

Рубаха тоже оказалась хорошей, сшитой из очень качественной льняной ткани, определённо не домотканой. Ну, или домотканой, но сотканной на чём-то получше примитивного ткацкого станка. Обувью оказались мягкие кожаные мокасины[4] с мягкой же кожаной подошвой – у нас такие обычно носят охотники, хотя в последнее время редко, больше фабричную обувь. Не потому, что фабричная лучше, просто хорошую охотничью сейчас мало кто делает. Эти мокасины были сделаны хорошо, даже очень хорошо.

Мокасины оказались мне чуть тесноваты, но всё же не настолько, чтобы создавать какие-то неудобства. В кожаную сумку я просто заглянул мельком – возможно, там найдётся что-то полезное, но с этим можно разобраться и позже.

– Ты закончил? – поинтересовалась новая подруга.

– Закончил, – подтвердил я. – Подштанники с него стаскивать не буду, как-нибудь обойдусь пока.

– А как ты, кстати, оказался в таком виде, да ещё посреди леса? – поинтересовалась она.

– Долгая история, – вздохнул я. – Расскажу, конечно, но давай чуть позже.

– Позже так позже, – согласно кивнула она.

И взмахнула своим копьём. Лезвие сверкнуло, размазалось блестящей дугой, и голова магуса откатилась в сторону. Я уставился на девушку в немом изумлении.

– Старшим надо головы отрубать, – авторитетно пояснила она в ответ на мой удивлённый взгляд.

Какая-то непочтительная в этих краях молодёжь, совсем неправильно к старшим относится. Надеюсь, я для неё ещё достаточно молодой.

Она вдруг смутилась:

– Извини, Старший, я не то имела в виду…

А, нет, недостаточно молодой. Что на это ответить, я совершенно не представлял, поэтому просто промычал что-то неопределённое. Если она и в самом деле соберётся рубить мне голову, то боюсь, у неё это вполне получится. С оружием она обращалась очень привычно и уверенно, и копьё у неё было не какое-то облегчённое женское, а настоящее боевое копьё с широким обоюдоострым лезвием длиной в локоть.

– Он вроде не собирается восставать, – решила объяснить она, – но лучше на это не полагаться. Вдруг у него ещё осталось сколько-то эссенции, тогда он смог бы понемногу выкарабкаться. Мы же не хотим, чтобы он ожил?

– Нет, этого мы точно не хотим, – согласился я. У этого персонажа и в самом деле имела место нездоровая склонность оживать. – Нам бы надо его похоронить как-нибудь…

– Хоронить нельзя, – решительно отказалась она. – У него же могут быть друзья или родственники, они будут его искать. И найдут обязательно. Если он будет похоронен, они поймут, что его убили, будут искать уже нас. И вполне могут найти. А так его звери объедят, кости разбросают, тогда они подумают, что он просто нарвался на сильного зверя.

Ну-ну. Даже я на такую хитрость вряд ли бы купился.

– Если так, тогда не стоило ему голову отрубать, – заметил я. – Сразу же видно, что голова именно отрублена, а не отгрызена. Если кто-то всерьёз его смертью заинтересуется, то быстро сообразит, что звери голову не отрубают.

– Если кто-то всерьёз заинтересуется, то быстро сообразит, что звери добычу не раздевают перед тем, как съесть.

– Аргумент, – вынужден был признать я. – Ну что, пойдём искать новое место?

Света уже стало заметно меньше, и день явно клонился к вечеру. Как-то неправильно клонился – солнце всё так же стояло в зените, просто стало светить меньше. Эффект меня очень заинтересовал, но я решил отложить разговор об этом на потом – пока что хватало и более насущных вопросов.

– Давай хоть познакомимся, что ли, – предложил я, когда мы, наконец, обустроились на другой полянке минутах в двадцати ходьбы от первой. – Как тебя зовут?

Обустроились, надо заметить, вполне неплохо. Спутница оказалась запасливой, как матёрая белка – у неё в рюкзаке нашлись и пара ковриков из какого-то вспененного материала, и лёгкий тент, с виду непромокаемый, и топорик, которым она моментально нарубила сухих веток для костра, даже не подумав как-то меня задействовать. Очень самостоятельная девица, настоящая подруга первопроходца.

– Арна, – отозвалась она. – Из Стеров.

– Истерова? – подавив улыбку, переспросил я.

– Из рода Стер, – поправила меня Арна. – А ты кто?

– Артём Бобров, – в свою очередь представился я.

– Артём из Бобров? То есть Артём Бобёр?

– Нет, Артём Бобров, – терпеливо поправил я. – Не из Бобров, а просто Бобров.

– А род твой как называется? – она непонимающе смотрела на меня.

Как называется мой род? Вроде простой вопрос, но так вот сразу и непонятно, что ответить.

– Ну, мы Бобровы, – так-то ответ очевиден, вот только есть у меня подозрение, что мы немного о разных вещах говорим.

– Если вы Бобровы, значит, ты Бобёр, – безапелляционно заключила Арна.

– Нет, и не зови меня Бобром, пожалуйста, – хмуро сказал я. – Зови Артёмом.

Дурную привычку лучше не доводить до привычки и обрубать с самого начала. Бобром меня звали в школе, и этого мне вполне хватило.

– Имя какое-то нерусское, – с сомнением заметила она.

Ну да, не то что исконно русское имя Арна Стер.

– Буду тебя Арти звать, – решительно заявила она.

– Зови Арти, – сдался я.

Девушка успела умыться в ручье и оказалась довольно симпатичной и совсем молодой, даже моложе, чем я сначала подумал. Лет семнадцати, наверное, вряд ли намного больше. Что сразу заставило меня вспомнить об одном моменте, из-за которого я чувствовал себя не совсем спокойно.

– Слушай, Арна, а почему ты меня всё время старшим зовёшь? Я, конечно, постарше тебя, но не настолько уж сильно.

– Я зову тебя Старшим, потому что ты Старший, – рассудительно ответила она. – Раз ты пользуешься эссенцией, значит, ты Старший, как же иначе?

– Никакой эссенцией я не пользуюсь, – я с недоумением посмотрел на неё. – С чего ты это взяла?

– Вот смотри, – она показала мне открытую ладонь и начала загибать пальцы. – Первое: ты сумел освободиться, когда он тебя обездвижил…

– Он просто глаза от меня отвёл, – объяснил я.

– Вряд ли поэтому, – покачала она головой. – Может, это тебе немного и помогло, конечно, но совсем немного. Я вот смогла встать только после того, как он издох, да и то не сразу. Идём дальше, вот второе: ты смог взять его нож…

– А с ножом-то что не так? – удивился я, вытащил нож и повертел его в руках. – Нож как нож, только что узоров на нём многовато. Выглядит, как сувенирный какой-то.

– Вот именно! – кивнула она. – Тебе это нож как нож, а мне бы сразу стало плохо, если бы я его в руки взяла. И вот тебе третье, самое главное: ты его этим ножом смог убить. Если бы я этот нож в него воткнула, то этот урод просто высосал бы из меня жизнь через нож, со смешками и прибаутками. А ты сам его эссенцию забрал, поэтому он и помер.

– Мне, вообще-то, при этом очень плохо было, – заметил я. – Штормило меня так, что думал, вот-вот сознание потеряю.

– Ну конечно, так и должно было быть, – пожала она плечами. – Что ты хочешь – столько эссенции сразу высосать. Запросто мог и отключиться, а раз не отключился, значит, ты был сильнее, чем он.

– Не знаю я об этом ничего, Арна, – вздохнул я. – Никакой я не Старший, и про эссенцию эту в первый раз слышу. Что это вообще такое, кстати?

– А про живицу слышал? Среди простонародья эссенцию чаще живицей зовут.

Среди простонародья? А девочка-то, похоже, не из простых. Хотя это и так чувствуется и по речи, и по манерам, да и с оружием крестьянки не особо умеют обращаться.

– Про живицу я слышал, – кивнул я. – Это смола хвойных деревьев, из неё ещё скипидар делают. И канифоль. Но я думаю, ты всё же имеешь в виду что-то другое.

– Не очень я поняла, что ты сказал, мы с тобой будто на разных языках разговариваем, – пожаловалась Арна. – Ну да ладно. Вот тебе официальное научное определение: эссенция – это дыхание Великой Матери, преобразованное живыми существами Тираниды.

– Тираниды? – тупо переспросил я.

– Мы в Тираниде находимся, – объяснила она с интонацией взрослого, разговаривающего с малолетним ребёнком. – Эта сектораль называется Тиранидой.

– Сектораль? – опять переспросил я, окончательно отчаявшись что-то понять.

– Я вот никак не пойму – ты дурак или просто придуриваешься? – вздохнула Арна. – Ладно, давай оставим это пока. Лучше расскажи о себе – кто ты такой?

– Ну, если ты имеешь в виду, чем я занимаюсь, то я геолог.

– А кто такой геолог? Чем именно ты занимаешься?

– Ищу разные полезные ископаемые, которые в земле лежат, – объяснил я. – Металлы, то же золото, например, или драгоценные камни, или ещё какие-нибудь минералы.

– А зачем ты их ищешь? – удивилась она.

– Как зачем? Чтобы их добывать.

– То есть получается, что ты вор? – нахмурилась Арна.

– Почему это вдруг вор? – возмутился я. – С чего ты это взяла?

– Ну как с чего? Если ты хочешь что-то добыть с разрешения хозяина земли, то он сам тебе всё покажет и расскажет, ничего искать не надо. А если ты тайком от хозяина ищешь, значит, хочешь украсть.

– А если я для хозяина что-то ищу?

– Зачем это хозяину? – непонимающе посмотрела на меня Арна. – Он же и так всё знает. Как может хозяин земли не знать, что в его земле лежит?

Вот как можно в двух словах рассказать человеку о геологических периодах, вулканической активности, формировании осадочных пород? Это же как минимум на несколько часов лекция. И даже если я вдруг действительно соберусь это рассказывать, не думаю, что она дослушает хотя бы до протерозоя.

– Нет, Арна, я не вор, и никогда не имел дела с ворами, – я всё же решил обойтись без лекции. – Геолог – это уважаемая профессия, и работаем мы всегда в рамках закона.

Здесь я немного покривил душой, конечно. С ворами дела не имел, а вот с бандитами всё-таки имел – а как можно никогда не иметь дела с бандитами, если ты живёшь в княжеской зоне Рифейска? Да и насчёт рамок закона тоже не всегда получалось – жизнь, она на всякие ситуации богата.

– Ну, если ты так говоришь… – неуверенно согласилась она.

– Извини меня за вопрос – а какое у тебя образование? Ты чему-нибудь училась?

– Если ты намекаешь, что я неграмотная холопка, то ты ошибаешься! – вспыхнула она. – Да, я училась, и у меня были хорошие учителя! Меня родители даже возили в Дадон для Воззвания к Матери, и я получила Символ Благосклонности! Причём жёлтый!

– Я ничего такого не имел в виду, – торопливо сказал я, оскорблять её определённо не стоило. – Я спросил просто о направлении твоего образования, то есть на что твои учителя делали упор.

– В основном на поддержание удела и домена, – неохотно ответила Арна, ещё отходя от своей вспышки. – Ну и ещё, конечно, на управление хозяйством и холопами. Но в общем, ты прав, меня учили больше практическим вещам, если не считать Книги Матери.

– У вас там рабы, что ли, есть? – неприятно поразился я.

– Нет у нас никаких рабов, – недовольно сказала она. – Не приписывай мне такое, пожалуйста. Это у Старших здесь, в Тираниде, и рабы есть, и какой только мерзости нету, а у нас только холопы. Раз удел есть, то и холопы там обязательно должны быть – какой смысл в уделе, если он без холопов?

– А холопы не рабы разве?

– Какие же они рабы? Князь заключает ряд с вольным на год – даёт ему землю, ну или кусок леса, или часть реки, неважно. А тот за это отдаёт ему через год часть урожая, или улова, или чего там ещё. Становится холопом по ряду, то есть. Ну и через год князь с холопом либо перезаключают ряд на следующий год, либо не перезаключают, тогда холоп опять становится вольным и уходит куда хочет.

– Понятно… – нехитрое предположение насчёт социального положения новой знакомой напрашивалось сразу. – А кто у вас князь?

– Мой отец, – хмыкнула Арна. – Был.

– То есть ты княжна?

– Княжна, – недовольно подтвердила она. – Точнее, уже княгиня. Ладно, давай я уж лучше сама расскажу, чтобы ты меня вопросами не дёргал. В общем, княжество наше называется, как ты сам уже понял, Стер, – (сам я не понял, но с умным видом кивнул), – а сектораль называется Корус. Слышал?

Я помотал головой.

– Я уже и не удивляюсь, что не слышал, – усмехнулась Арна. – В общем, мой отец и мой старший брат поссорились с соседом. Отчего у них вражда возникла – это долгая история, да и неважно это совсем. Главное здесь то, что они умерли. Я не знаю точно, как это произошло, знаю только, что их заманили в ловушку и убили.

Она замолчала, погрузившись в свои мысли.

– Эээ… соболезную, – со всей возможной деликатностью сказал я.

– Да нечему, в общем-то, соболезновать, – махнула рукой Арна, очнувшись от своих раздумий. – Папаша был изрядной сволочью, и братец от него совсем не отставал. Я по ним ничуть не тоскую. Отец хотел меня выдать за своего дружка-пропойцу, я уже всерьёз собиралась из дома сбегать. А князь Гален меня от этой участи избавил. Правда, добавил целую кучу новых проблем. Он тоже решил меня использовать. Ты же знаешь, что домен существует только до тех пор, пока жив носитель крови? А если домен возвращается в дыхание Матери, то весь удел через некоторое время начинает размываться, и в конце концов тоже исчезает?

– Раньше не знал, теперь знаю.

Правда, не знаю, что такое домен, но лучше пока воздержаться от бесконечных вопросов.

Арна опять усмехнулась. Я уже прямо чувствую, как укрепляется мой образ дикаря, которого воспитали волки в лесу.

– Ну, вот так это работает. Так что сидела бы я у Мерка Галена в клетке и рожала наследника, а потом меня бы тихо удавили, а мой сын стал бы слугой Галена и держал для него наш удел. Ну, или дочь, неважно. Я, конечно, могла бы запереться в домене, но сколько я бы там просидела – год, два, десять? Галена это бы вполне устроило – удел живёт, холопы трудятся, что ему ещё надо? А я рано или поздно вылезла бы, никуда бы не делась… хотя можно было попробовать в домене огородик разбить… да нет, всё равно пришлось бы выйти. Ну а дальше по тому же сюжету – сначала клетка, потом удавка.

– Однако жизнь у вас… – я замолк, безуспешно пытаясь подобрать подходящее слово. – Непростая.

– Да в общем-то нет, нормальная у нас жизнь. Иногда даже к соседям в гости ездим – ну, раньше ездили. Это только Мерк Гален нас ненавидит, была там гнусная история с его дочкой. Я эту историю целиком не знаю, а то, что знаю, даже вспоминать не хочу. Папаша там с братцем отличились по полной. Девчонка в результате повесилась, а князь Гален поклялся отомстить. И отомстил. Правда, не до конца – я вот сбежала. Едва получилось – он просто не знал, что у нас есть ещё один проход из домена. Вот только пришлось через Тираниду идти, а место это сам видишь какое. Даже не подумала, что Мерк до того дойдёт, чтобы нанимать Старших меня ловить, а то бы бежала не останавливаясь.

– Я тут, кстати, на ходячий куст наткнулся, – вспомнил я. – Он парализует, а потом то ли съедает, то ли ещё что…

– Знаю такие кусты, – кивнула Арна. – Они только для холопов опасны. Если человек после Воззвания хороший Символ получил, они это чувствуют и не рискуют связываться. Я слышала, что Старшие эти кустики рабами подкармливают. Из этих кустов потом очень дорогая древесина получается, Старшие её много куда продают.

Меня передёрнуло от отвращения – Арна заметила это и одобрительно кивнула:

– Вот сейчас вижу, что ты действительно не Старший. Для Старшего это совершенно нормально, они много таких тварей у себя развели. Да и сами от них не сильно отличаются.

– А куда ты сейчас собираешься двигаться? – спросил я.

– Да я даже не особенно задумывалась, как-то не до того было, – пожала плечами она. – Можно найти спокойное место и просто жить, но мне этот вариант не очень нравится. Может быть, Мерк про меня забудет, а может быть, и дальше будет искать – и зачем мне жить озираясь? А ещё один вариант – добраться до Дельфора и попробовать войти в Обитель. Если сумею поднять возвышение, то можно выкинуть Галенов из удела и стать настоящей княгиней, или просто отпустить домен, чтобы им ничего не досталось. Может, ещё какие-то варианты есть, но пока ничего в голову не приходит.

– Мстить не собираешься?

– Нет, – покачала головой она. – Если Мерк про меня забудет, то и я про него забуду. А ты куда хочешь пойти?

– Я домой хочу попасть, – хмуро сказал я. – Но даже не представляю, как это сделать. Меня там почти убили, я умирал, а потом как-то оказался здесь. А здесь всё совсем другое, и я уже совсем ничего не понимаю. Вот ты про княжество Новгородское слышала?

– Нет, не слышала, – покачала головой она. – Это в какой секторали?

– Я слово сектораль впервые от тебя услышал. Это вроде области какой-то?

– Не совсем, там немного сложнее, – сказала она уже с ноткой сочувствия. – Но можно считать, что вроде области. Похоже, ты действительно издалека, если, конечно, не придуриваешься зачем-то.

– Не придуриваюсь, – вздохнул я.

– Тогда иди со мной в Обитель, – предложила она. – Если где-то и можно узнать про твоё княжество, так это там.

– Пойдём, – согласился я.

А с чего бы мне не согласиться? Другого варианта у меня нет, да и с Арной хоть какой-то шанс есть, что я здесь не пропаду.

– Только знаешь что, Арти, – попросила она, – не делай постоянно такое непонимающее лицо. Если что-то не понял, лучше спроси потом у меня. А то очень уж подозрительно выглядит, когда человек не знает того, что знает любой ребёнок. Это сразу внимание привлекает, а нам лишнее внимание ни к чему.

Глава 7

Разноцветный туман плыл по ночному небу, медленно переливаясь. Света от него было совсем мало, но иногда яркие цветовые переходы давали немного больше света, на несколько минут чуть яснее обрисовывая силуэты ночного леса. И только в такие минуты можно было заметить необычный комок тени с размытыми краями. Эту тень почти невозможно было различить, но временами она начинала двигаться, слегка выделяясь в слабом освещении излишней чернотой.

Зверь не торопился, часто замирая и принюхиваясь. Слабый след висел в воздухе, и тенелов видел его как искрящуюся дорожку, которая совершенно не размывалась от лёгкого ночного ветерка. Когда зверь встал на след эссенции шесть часов назад, дорожка уже почти растворилась, заметная лишь по отдельным искоркам разлагающейся эссенции, но сейчас след Старшего был ясным и сильным. Добыча – опасная, но очень ценная, – была уже совсем рядом.

Зверь вышел на полянку, где пировала стая небольших падальщиков. Трупоеды редко уступали свою добычу, порой бесстрашно вступая в драку с серьёзными противниками, и даже серьёзные противники часто предпочитали не связываться со стаей. Однако сейчас падальщики драться не рискнули и сразу же отступили, визгливо огрызаясь. Их истерические жалобы далеко разносились по ночному лесу. Впрочем, от полянки они не отходили в надежде, что после тенелова что-нибудь останется и им.

Зверь неторопливо подошёл к объеденному трупу и брезгливо тронул его лапой. Мощная лапа с устрашающими когтями легко перевернула останки Старшего, но под ним ничего не было. След эссенции вёл сюда и здесь окончательно обрывался. Тенелов рявкнул в негодовании, заставив стаю трупоедов отбежать ещё дальше.

Что-то, однако, было не так. Зверь в недоумении раздражённо фыркнул, прошёлся взад-вперёд, и действительно уловил новый след. След был странным, но искорки эссенции присутствовали и в нём. Тенелов презрительно откинул лапой в сторону отрубленную голову, которая пока что не заинтересовала стервятников, и неторопливо двинулся по новому следу.

Идти пришлось совсем недолго – очень скоро след привёл тенелова на ещё одну полянку. Зверь замер на краю, полностью слившись с глубокой тенью невысокого, но очень развесистого дерева. Полянка была не пустой – неяркий свет костра освещал фигуру сидящего человека. Тенелов сделал шаг, в нерешительности остановился, поднял лапу, чтобы сделать ещё один шаг, и замер. Здесь чувствовалось что-то неправильное, и зверь почувствовал, как шерсть на загривке у него становится дыбом.

Фигура у костра внезапно пошевелилась. Человек резко поднял голову, и зверь вдруг почувствовал леденящий страх. Тенелов прижался к земле, предупреждающе зарычал и попятился. Человек остался сидеть и нападать не стал, но и зверь тоже предпочёл уйти от схватки. Рыкнув в разочаровании, он развернулся и неторопливо побежал обратно. Большая охота не задалась, но, по крайней мере, можно было прогнать падальщиков.

Арна стремительно вскочила, и в руках у неё уже оказалось копьё – я даже не заметил, когда она успела его подхватить. Насторожённо оглядываясь, она подошла к костру и присела рядом на бревно.

– Что это было, Арти? – она от души зевнула, но копьё так и держала под рукой.

– Какой-то зверь, – пожал я плечами. – Не понял, какой именно – я здешних зверей не знаю. Он уже уходит, чувствуешь?

– Ничего не чувствую, – она покрутила головой, пытаясь что-то увидеть.

– Он уже далеко, – успокаивающе сказал я. – Он рявкнул, когда уходил, а сейчас я его почти не чувствую.

– А как ты его чувствуешь?

– Не знаю, – озадаченно сказал я, вдруг осознав, что сам этого не понимаю. – Просто чувствую, и всё. Сейчас уже, правда, почти совсем не ощущаю, он далеко ушёл.

– А как он выглядел?

– Я не разглядел, темно ведь, – признался я. – Просто комок темноты рядом вон с тем деревом. Там ничего не понятно было, видно было только, что большой.

– Комок темноты, говоришь, – задумалась Арна. – Да нет, это не мог быть тенелов. Тенелов и Старших жрёт. Даже будь мы с тобой оба Старшими, и то вряд ли бы с ним справились.

– Ничего не видел, – повторил я. – А что видел, то рассказал.

– А почему он не стал нападать?

– Он не сказал, – развёл я руками. – Ну, я представил, как его режу этим своим ножиком – может быть, он как-то это почувствовал?

– Может быть, – согласилась она. – Ты можешь напугать. Когда ты того Старшего резал, я думала, что со страху помру, от тебя там такой жутью веяло.

– Да какой ещё жутью? – поморщился я. – О чём ты говоришь? Я вообще человек мирный.

– Да-да, мирный, – с нескрываемым сарказмом сказала Арна. – Как ты из леса без штанов вылез, так я сразу и подумала: «Ну, этот уж точно мирный».

Я только презрительно фыркнул – ещё не хватало всерьёз отвечать на дурацкую подначку.

– Я вот как-то даже забыла тебя спросить, – продолжала она, поняв, что я не собираюсь поддерживать эту тему, – ты оружием-то владеешь?

– Стрелять умею, – неохотно сказал я. – Не то чтобы очень хорошо, но в принципе, нормально стреляю.

– Из лука? Из арбалета?

– Нет, – покачал головой я. – Из огнестрельного.

– А это что такое? – непонимающе нахмурилась Арна.

– Вот смотри, – я вытащил из сумки, которую даже не успел разобрать, свой пистолет. – Когда вот на этот крючок нажимаешь, из этой дырки вылетает кусочек металла.

– Такой маленький кусочек?

– Ну, наконечник стрелы тоже не сильно-то большой, а всё равно убивает. Вот и этот кусочек металла тоже убивает – он, кстати, пулей называется. Пуля просто очень быстро летит и глубоко проникает. Сердце, к примеру, легко пробивает.

– Она так быстро летит, потому что ты быстро на крючок нажимаешь?

– Да нет, конечно, – засмеялся я. – Там сложнее всё. Когда нажимаешь на крючок, там воспламеняется вещество, которое очень быстро горит, и газы от сгорания выталкивают пулю из ствола. Поэтому такое оружие и называется огнестрельным.

– А я ведь такое оружие видела! – вдруг вспомнила Арна. – Когда мы с родителями ездили в Дадон, ходили там в музей, вот там такое оружие и было, только больше размером, длинное такое.

– Есть и длинное, – кивнул я. – Называется ружьём. Но вообще у него целая куча разновидностей. Ружьё, карабин, винтовка, пистолет, револьвер, да много их разных.

– Надо же, – покачала головой она. – Отец потом про тот музей сказал, что это шарлатаны, сами напридумывали разных фальшивых диковинок, а теперь дурят публику. Я тогда в это твоё огнестрельное оружие тоже не совсем поверила. А оно, оказывается, на самом деле существует! Просто поразительно.

– Почему не поверила? – удивился я.

– Потому что оно не стреляет, – уверенно сказала она. – Не может стрелять.

– А ты разве не видела, как я выстрелил тому Старшему прямо в глаз, и он упал?

– Видела, – кивнула она.

– И всё равно моё оружие не стреляет?

– Не стреляет, – подтвердила она. – И на экскурсии в музее как раз и говорили, что это твоё вещество у нас не горит. Отец потом долго смеялся – говорил, что могли бы придумать причину и получше, почему их подделка не работает. Но сейчас я верю, что в музее правду говорили.

– Ну хорошо, – вздохнул я. – Пусть моё оружие не стреляет – тогда как ты объяснишь тот выстрел?

– Возможно, это выстрелил ты, а не оно.

Я только закатил глаза – иногда людское упорство просто поражает. Можно не верить чужим словам, но как можно отрицать то, что ты видел своими собственными глазами? И сочинять при этом разную чушь, чтобы подогнать реальность под свои выдумки?

– Ну вот смотри, – я переломил пистолет и вытащил гильзу, которая до сих пор оставалась в стволе.

Вытащил гильзу и сразу же потерял дар речи. На капсюле был виден отчётливый след от бойка, но за исключением этого, патрон был совершенно целым, и пуля, которая должна была быть в голове у старшего, по-прежнему торчала из гильзы. Я ошарашенно разглядывал патрон со всех сторон, но сомнений никаких не было – что бы тогда ни выстрелило, это был не этот патрон и не эта пуля.

Вид у меня при этом был, по всей видимости, совершенно идиотский – Арна фыркнула, не очень успешно пытаясь задушить смех, и отвернулась. Воспитанная девочка.

– Ты подумай, как это произошло, а я пойду ещё посплю, – сказала она, пряча улыбку. – Буди меня через час, сменю тебя. И кстати, если тебе интересно – тот музей назывался «Диковины мёртвого мира».

– Мёртвого мира? – повторил я, окончательно перестав что-то понимать.

Моя первая ночь в этом непонятном месте прошла на удивлении спокойно, если, конечно, не считать визита неизвестного зверя. Как только Арна сменила меня у костра, я мгновенно отключился и спал без сновидений до тех пор, пока она меня не разбудила. Разбудила, увы, не поцелуем – впрочем, пинок был чисто символическим.

– Кто рано встаёт, тот Матери хвалу воздаёт, – назидательным тоном сказала Арна, когда я подскочил, ещё ничего не соображая со сна. – Вставай, Арти, солнце уже проснулось.

Шар светила – называть это солнцем мне было трудновато, – уже действительно сиял вовсю, и опять стоял в зените. Я, кряхтя, сел – болело у меня буквально всё, и я совершенно не чувствовал себя отдохнувшим. Тонкая подстилка, на которой по очереди мы спали, неплохо защищала от холода и сырости земли, но о каком-то комфорте там даже речи не было.