Читать онлайн Стигма

Извозчик и Мечта

Первые лучи рассвета, крадущиеся сквозь щели в ставнях, вытянули из утренней мглы контуры скромной комнаты. Джеймс проснулся точно с восходом – внутренние часы, вышколенные годами странствий, никогда не подводили. Он потянулся к тумбочке, смахнул пыль с крышки карманных часов – реликвии, доставшейся от отца. Стрелки замерли на семи, но Джеймс лишь усмехнулся: старый механизм запросто мог отставать на добрых полчаса.

Тело само просилось в движение. Соскочив с кровати, он щепоткой засыпал в кружку тёмно-зелёные листья камелии – тот самый гималайский чай, что привёз ему Ричард. Пока напиток настаивался, наполняя комнату терпким, слегка дымным ароматом, Джеймс шагнул в ванную. Его ждала привычная процедура: пара вёдер прохладной воды в деревянную бадью – и вот он уже освежается, смывая остатки сна. Ранний подъём вошёл в привычку с тех пор, как он поселился у моря. И теперь, едва успев одеться, он уже стоял у окна, вглядываясь в бескрайнюю, местами позолоченную солнцем гладь, провожая взглядом уплывающие вдаль корабли. Они будто манили за собой, обещая неизведанное…

Джеймс сделал последний глоток, наслаждаясь горьковатым послевкусием чая. Взгляд снова скользнул к часам: без малого девять. Пора. Его ждала конюшня, что уже два года была его пристанищем и источником заработка. Местные знали его как «мистера Извозчика» – человека, чья упряжка была самой быстрой, а знание улочек города – безупречным. Этот труд давал ему не просто деньги, а билет в будущее. Каждая монета в его сундуке была не платой за путь, а кирпичиком дороги, что должна была увести его прочь от этого берега – к новым, неизведанным землям.

Он одевался с привычной аккуратностью моряка, готовящегося к вахте. Светлая рубашка, поверх – практичный серый жилет, вшитый в длинную тёмную мантию. Костюм, сшитый на заказ у портного с улицы Ткачей, сидел безупречно: штаны и колготы, идеально подобранные по цвету и фактуре, делали его фигуру стройной и внушительной. Это был не просто наряд – это была униформа человека, который даже в пыли городских дорог старался сохранить следы былого стиля и достоинства.

Дверь захлопнулась с сухим скрипучим щелчком – старый ржавый ключ с трудом, но всё же выполнил свою работу. Потрогав его на прощание в кармане, будто талисман, Джеймс направился не к конюшне, а в сторону порта. У него ещё был час до смены, а значит, время для самого важного утреннего ритуала – встреча с Ричардом в таверне «Трезубец Нептуна».

Воздух уже был густ от запахов просоленного дерева, смолы и жареной рыбы. Крики чаек и гомон с причалов создавали привычный, бодрящий звуковой фон. По пути Джеймс не мог сдержать улыбки. Он не видел Ричарда два долгих месяца, и лёгкое волнение щекотало ему душу. Куда на этот раз занесли его друга «акционные талоны» – эти сомнительные, но невероятно соблазнительные проездные документы, которые Ричард умудрялся находить бог весть где? То ли в карточной игре, то ли в обмен на какую-нибудь диковинную безделушку. Может, на этот раз он вернулся с берегов Африки? Или из душных портов Южной Америки? Джеймс уже предвкушал новые невероятные истории.

Тяжёлая дубовая дверь таверны с тихим стоном поддалась его плечу. Внутри пахло прокисшим пивом, дымом и воском. Свет, пробивавшийся сквозь запылённые стёкла иллюминаторов, резал тусклые столбы в полумраке. И тут же, инстинктивно, взгляд Джеймса метнулся в правый дальний угол, к их привычному столику у камина.

И он был там. Ричард. Сидел, развалившись, как хозяин таверны, в своём вечном, протёртом на локтях, пальто цвета морской волны. В жилистых, исцарапанных пальцах тлела самокрутка, наполняя воздух вокруг едким, сладковатым дымком. Он о чём-то оживлённо беседовал с котом, дремавшим на соседнем стуле.

Не сдерживая радости, Джеймс, не сбавляя шага, громогласно прогремел на весь зал:

– Ричард! Чёрт тебя подери, старый морской волк! Или в этой африканской жаре твои уши совсем отвалились и не слышат, как о тебе скучают?!

Ричард, увидев Джеймса, широко ухмыльнулся во всю свою загорелую физиономию. Он взмахнул рукой с самокруткой, оставив в воздухе причудливый дымный узор, и крикнул через весь зал официантке:

– Стейси, свет моих очей! Принеси-ка моему заблудшему брату кружку твоего самого хмельного зелья, чтобы аж пена через край била!

Стейси, румяная девица с добрыми глазами, лишь покачала головой и улыбнулась, уже привыкнув к выходкам завсегдатая. Сам же Ричард поднялся им навстречу, его походка была немного покачивающейся, будто палуба под ногами всё ещё колыхалась от океанской качки.

– Ну, здравия желаю, мой верный товарищ и наземный компаньон! – прогремел он, схватив руку Джеймса в свою мозолистую ладонь для крепкого рукопожатия, которое мгновенно перешло в грубоватое, но искреннее объятие с похлопыванием по спине. – Я вернулся не с пустыми руками, а с одной великой историей, связанной с островом Гваделупа! Такое не каждый услышит!

– Гваделупа? – удивлённо поднял брови Джеймс, отходя от дружеских увесистых шлепков. – Как неожиданно! Столько времени прошло, а ты сразу за десерт хватаешься! Давай, делись, ха-ха! Я уже весь внимание.

– А ты всё никак не изменился! – рассмеялся Ричард, усаживаясь за столик и затягиваясь оставшейся самокруткой. – И слава богу, а то я бы не узнал этого серьёзного джентльмена в толпе. Вот, попробуй, – он отпил из только что принесённой Стейси кружки и с удовлетворением выдохнул. – Так вот, о Гваделупе… Там будто время застыло. Бушуют местные легенды про ведьм, колдунов и пиратов, зарывших клады под пальмами, – он говорил всё это с весёлой насмешкой, но в глазах плескался азарт рассказчика.

– И что, тебе удалось повстречать кого-нибудь из этого сказочного народца? – вкрадчиво спросил Джеймс, поддакивая его игривому тону.

– О, мой дорогой друг, да я шучу! Ха-ха-ха! – Ричард откинулся на спинку стула, и его смех прокатился по залу громовым раскатом. – Хотя… кто их знает, этих островных сумасшедших. В темноте-то все кошки серы. Остров как остров. Жарко, влажно, ром льётся рекой. А ты что поделывал всё это время? Наверное, снова работал без передыха.

– Ну, ты даёшь! – вздохнул Джеймс. – Что я могу делать? Работа. Дом. И… мечты о том, чтобы однажды увидеть такие места, как ты.

– Ой, не стоит мне завидовать, – внезапно помрачнел Ричард, крутя пустую кружку в руках. – Ты лучше знаешь, что… Слушай, а вот к слову о мечтах. У меня новая идея. Настоящая жемчужина! Хочу отправиться на остров Сент-Джонс. – Он понизил голос, и в нём зазвучали нотки деловитости. – Говорят, там очень… тёплый подход к гостям. Остров как ключ, остановка для сотен судов, идущих прямым путём. Там можно встретить кого угодно – от торговцев шёлком до искателей приключений с туманным прошлым. Настоящий перекрёсток судеб.

В этот момент тяжёлая дубовая дверь паба с оглушительным хлопком распахнулась, ударившись о стену. На пороге, заслонив собой дневной свет, стоял седой, подкаченный мужчина с лицом, залитым кровью. Это был Барнс, начальник конюшни. Его гневный взгляд мгновенно выцепил Джеймса и его собеседника.

– ЭЙ, ВЫ, БЕСПЛАТНЫЕ НАЁМНИКИ! – проревел он, и стёкла задребезжали. – Конюшни сами себя не вычистят, а лошади – не накормят! А НУ, БЕГОМ ПО РАБОЧИМ МЕСТАМ! Ещё чуть-чуть моего терпения – и вы мне будете не только за смену, но и за каждую минуту, проведённую здесь в пустых разговорах, из своего кармана платить! Ясно?!

Веселье в углу мгновенно угасло. Ричард скептически поднял брови, а Джеймс с обречённым вздохом поднялся со стула. Идиллии пришёл конец.

Обменявшись на бегу с Ричардом последними шутливыми проклятьями в адрес начальника, друзья разбежались. Джеймс, ускорив шаг, направился к конюшне. Мысль о предстоящем путешествии грела его изнутри сильнее утреннего солнца. Каждая крона, отложенная в потаённый сундук под кроватью, была не просто монетой, а шагом к свободе, километром будущей дороги.

Подойдя к своему стойлу, он ласково потрепал по шее гнедую кобылу по кличке Буря – свою верную труженицу.

– Ну что, старушка, – прошептал он, заглядывая ей в умные тёмные глаза, – поработаем ещё для нашего общего блага? Фарт нам сегодня нужен, понимаешь?

Буря, словно поняв каждое слово, громко фыркнула, окутав его лицо тёплым паром.

– Вот это знак! – рассмеялся Джеймс, шлёпнув её по крупу. – Ах ты, моя проказница! Ничего не скроешь от тебя!

Быстро запрягая лошадь в скрипучую, но надёжную повозку, которую местные звали «Возок», он вышел на главную улицу. И словно сама судьба ему улыбнулась – его первым клиентом оказалась почтальон Мерри. Она уже поджидала его на привычном месте, переминаясь с ноги на ногу и сжимая в руках кожаную сумку, полную писем.

– Здравствуйте, мистер Джеймс! – прощебетала она, и её лицо озарилось такой радостной улыбкой, что, казалось, вот-вот слетит с головы та самая смешная шапочка почтальона, которая была на добрых два размера больше и то и дело съезжала набок.

– Приветствую вас, мисс Мерри, – галантно поклонился Джеймс, открывая дверцу повозки и подавая ей руку. – Прошу, устраивайтесь поудобнее.

Мерри была существом абсолютно ему противоположным – суетливым, болтливым и навязчивым, но в её наивности и упрямой симпатии к нему была какая-то трогательная искренность. Пока он взбирался на козлы и брал в руки вожжи, она уже устроилась на сиденье, поправляя свой скромный костюм и пытаясь поймать его взгляд.

– Знаете, мистер Джеймс, – начала она, едва только повозка тронулась с места, подпрыгивая на щербатой мостовой, – я каждый раз специально жду, пока именно вы подъедете. Миссис Хопкинс со своей коляской меня уже два раза звала, а я делаю вид, что письмо ищу! – Она смущённо хихикнула. – Мне неважно, опоздаю я или нет. Потому что ваша Буря – такое замечательное животное! А с вами… ну, с вами всегда интересно!

Джеймс был польщён. По его щекам пробежал румянец, и он, смущённо улыбаясь, ответил:

– Спасибо, мисс Мерри, очень приятно слышать.

И затем наступила его привычная роль – благодарный слушатель. На всю оставшуюся поездку, пока Мерри щебетала о новостях городка, о скандале в булочной и о новых марках, прибывших на почту, он лишь кивал и поддакивал с вежливой, но отстранённой улыбкой. Его мысли были далеко – в портах, где шумят незнакомые языки, и на дорогах, что ведут к неизведанным горизонтам.

Когда они подъехали к почтовому отделению, Мерри, выходя, легонько коснулась его руки. Её пальцы были шершавыми от бумаги и верёвок, но прикосновение – удивительно мягким.

– Знаете, мистер Джеймс, – заговорила она, заглядывая ему в глаза, – если вдруг захотите отправить письмо или вам что-то придёт… я буду лично следить, чтобы оно дошло быстрее ветра. Честно говоря, вы мне… очень нравитесь.

Джеймс замер на мгновение, затем мягко убрал руку и посмотрел на неё с какой-то грустной насмешкой.

– Я очень тронут вашим предложением, – сказал он вежливо. – Но, к сожалению, у меня нет ни дальних родственников, ни друзей за морем, которым можно было бы написать. Мои письма ограничиваются пределами этого города.

Мерри помрачнела, приняв его слова за вежливую, но твёрдую незаинтересованность. Её горделивую натуру это задело.

– Что ж, каким бы ни был ваш ответ, я всё равно в долгу не останусь! – выпалила она, стараясь скрыть обиду за маской деловой активности.

Хлопнув дверцей кареты чуть громче, чем требовалось, она подбросила ему в ладонь десять крон.

– На чай! Ещё встретимся! – крикнула она уже на бегу и скрылась внутри почтамта.

Клиентов после Мерри было мало. Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая небо в багровые тона, и Джеймс уже собрался заворачивать к конюшне, как вдруг из сгущающихся сумерек к его повозке подошёл человек.

Он был закутан в длинный, ободранный по краям плащ с капюшоном, настолько глубоким, что внутри скрывалось всё, кроме кончика носа и сжатых тонких губ. Фигура его казалась неестественно прямой и неподвижной.

– Подвезёшь? – прозвучал хриплый голос, больше похожий на скрип старого дерева.

Прежде чем Джеймс успел кивнуть, незнакомец уже втянулся в карету, и повозка с лёгким стоном осела под его весом. Он не назвал направления, и Джеймс просто повёл лошадь вперёд, по дороге, уходящей в сторону темнеющего леса.

Внутри повозки повисло тяжёлое молчание, которое, наконец, прервал, тот же скрипучий голос, задавший вопрос, от которого по спине Джеймса пробежали мурашки:

– Скажи, чего хочешь больше всего на свете?

Джеймс фыркнул от неожиданности, стараясь сохранить небрежность:

– Вы меня рассмешили, сэр. Да ладно. Весь мир своими глазами увидеть, наверное.

– И чем бы ты пожертвовал ради такого приключения? – незнакомец задумчиво протянул руку из складок плаща, указывая на стену мрачного леса, в который они уже въезжали. Его пальцы были длинными, бледными, с ногтями странной формы – исписанными мельчайшими, едва видимыми символами, будто кто-то выцарапал на них пергаментные письмена.

Джеймс почувствовал, как холодок страха пробежал по его коже. В памяти всплыли утренние шутки Ричарда о колдунах и ведьмах. Шутки уже не казались такими безобидными.

– Знаете… – голос его дрогнул. – Лучше пусть всё остаётся как есть. Пусть моя мечта так мечтой и останется. Жертвовать чем-то… я никогда не захочу.

Незнакомец медленно кивнул, словно получив ожидаемый ответ.

– Останови здесь.

Повозка заскрипела, замирая на обочине. Лес стоял стеной, непроглядный и безмолвный. Странник вышел, обернулся и сунул Джеймсу в ладонь несколько тяжёлых монет. Прикосновение его пальцев было ледяным.

– Что это? Сто крон? – поразился Джеймс, разглядывая неожиданное богатство. – Да за что такая щедрость? Эй, постойте!

Но в ответ – лишь шелест листьев. Незнакомец растворился в лесной темноте так же бесшумно, как и появился, оставив после себя лишь ледяной холод в ладони и горсть монет, от которых пахло старой медью и чем-то горьким, похожим на полынь.

Джеймс сидел неподвижно, сжимая в руке непонятную плату, и чувствовал, как по телу медленно ползёт неприятное, тревожное ощущение, что он только что избежал чего-то гораздо более страшного, чем просто бедность. Он поторопился развернуть повозку и поехал прочь от этого места не оглядываясь.

Джеймс не помнил, как добрался до паба. Он гнал изношенную за день лошадь, без жалости, оглядываясь на темнеющую дорогу, и ему чудилось, что из каждой тени за ним следят бледные глаза с исписанными ногтями. Сто крон жгли его карман, словно раскалённые угли.

Он ввалился в «Трезубец Нептуна», едва переведя дух. Дверь с грохотом ударилась о стену. В глазах плыло, сердце колотилось где-то в горле, а в ушах стоял звон. Он опёрся о косяк, пытаясь унять дрожь в коленях.

– Дружище! Привет! – Ричард, сидевший всё на том же месте, тут же поднялся ему навстречу; улыбка сползла с его лица, едва он разглядел состояние друга. – Что случилось? Где ты пропадал? Мы уж думали, Барнс заставил тебя ночную смену отрабатывать!

– Я… знаю. Это не важно, – выдавил Джеймс, сглатывая ком в горле. – Просто… мне дурно.

Ричард схватил его за плечо и сурово посмотрел в глаза.

– Слушай сюда. Не вздумай больше так задерживаться. Сам знаешь, какие слухи ходят о тех, кто ночью по дорогам шастает. Особенно после того, как старый Томас с рыбацкого склада пропал. Ты меня понял?

– Да… хорошо, прости, – пробормотал Джеймс, отводя взгляд. Холодный пот стекал у него по спине.

– Ладно, ладно, – смягчился Ричард, видя его настоящий испуг. Он обнял друга за плечи и повёл к столику. – Я тебя отвлеку от этих мрачных мыслей. Угадай чем?

– Что-то случилось? – глухо спросил Джеймс, опускаясь на стул. – Ричард, не томи, сегодня не день для загадок…

– О, Джеймс, друг мой! – Ричард расцвёл улыбкой, его глаза загорелись азартом. – У тебя появилась прекрасная, просто невероятная возможность поехать со мной на остров Сент-Джонс!

Джеймс уставился на него, будто тот говорил на незнакомом языке.

– Это невозможно! – наконец выдохнул он. – Пригласительный на борт? Это же космические деньги! Где ты их возьмёшь?

– Где-где? – Ричард с торжествующим видом сунул руку в карман своего потёртого пальто и извлёк оттуда пожелтевший, потрёпанный лист пергамента, будто сорванный с какой-то доски. – Вот где! Смотри!

Он шлёпнул лист на липкий от пива стол. Джеймс склонился над ним.

Текст был набран неровным, будто дрожащим шрифтом, чернила местами расплылись от влаги:

ВНИМАНИЕ! УНИКАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ!

Уважаемые жители Долины Террени и окрестностей!

Компания «Морской Призрак» предоставляет вам исключительную возможность стать почётными гостями на борту великолепного фрегата «Стигма»!

Мы совершим прямое плавание к загадочным берегам острова Сент-Джонс – перекрёстка всех морей и культур! И гарантируем безопасное возвращение обратно!

Стоимость столь удивительного путешествия – всего ПОЛОВИНА от обычной цены!

Такая акция проводится компанией всего ОДИН раз в два года! Не упустите свой шанс!

Количество мест по специальному талону ОГРАНИЧЕНО: всего ТРИ человека на всё королевство!

Спешите! Ваша мечта о путешествии – ближе, чем кажется!

Да откроются для вас все морские пути!

~ Капитан Г.~

Джеймс перечитал объявление дважды. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Полцены. Раз в два года. Всего три места. И подпись – таинственная, всего одна буква «Г». В памяти всплыл образ человека в капюшоне, и сто крон в его кармане внезапно показались не случайной удачей, а платой за что-то. Или приманкой.

– Ричард… – медленно начал он, поднимая встревоженный взгляд на друга. – Ты не находишь, что это… СЛИШКОМ удачно?

– Удачно? Это просто судьба! – воскликнул Ричард, не видя никакого подвоха. Он опустил руку в карман и резко выдернул её, держа в пальцах небольшой прямоугольник из плотного картона, отпечатанный на медной пластине. – Смотри!

Джеймс взглянул и замер. На пластине был вытиснен стилизованный призрак – эмблема компании «Морской Призрак» – и номер: «2/3». Это был тот самый талон, пропуск на «Стигму».

– Я достал его! – лицо Ричарда сияло. – Мы отправляемся уже послезавтра на рассвете!

Вид сияющего от счастья друга и обещание воплотить мечту в жизнь были сильнее голоса разума. Сомнения Джеймса потонули в волне эйфории.

– Послезавтра? – переспросил он, и в его голосе уже слышалась не тревога, а робкая, непобедимая надежда.

Они просидели до глубокой ночи, строя планы и делясь восторгом.

– Представляешь, Джеймс? – говорил Ричард, его глаза блестели в свете масляной лампы. – Мы приплываем на Сент-Джонс. Это же перекрёсток мира! Там можно найти не только приключения, но и… новую жизнь. Я присмотрю там местечко. Небольшую лавку. Может, даже кузницу, я ведь руки золотые. А потом… потом я выпишу сюда Мерри. – Он смущённо улыбнулся. – Ту самую, что шьёт паруса в порту. Смогу на ней жениться. Семью завести. Детей… Чтобы у них было будущее. Не как у нас. И всё начнётся с этой поездки. С этого талона.

Джеймс слушал, и сердце его сжималось от щемящей грусти и нежности. Он впервые видел друга таким – не балагуром, а мужчиной с простой, но светлой мечтой.

На следующее утро, едва занялась заря, они уже стояли в порту у строгого причала, где размещалось агентство «Морской Призрак». Очередь была длинной и нетерпеливой. Джеймс то и дело нащупывал в кармане злополучные сто крон, словно проверяя, не растаяли ли они.

За конторкой сидела женщина лет тридцати пяти. Белокурые волосы были убраны в тугой, недружелюбный пучок, а взгляд, которым она окидывала всех подряд, мог бы заморозить кипящее масло. Она напоминала пышную, но очень грубую хамку, которая получала явное удовольствие, раздавая отказы.

Наконец, их очередь подошла. Ричард, надувшись от важности, протянул ей заветный талон.

– Здравствуйте! Мы по акции, на двоих, на «Стигму»!

Женщина, не глядя, взяла пластину, изучающе посмотрела то на неё, то на Ричарда, и её губы растянулись в язвительной ухмылке.

– На двоих? – она фыркнула, тыча грязным пальцем в цифры «2/3». – Бородач, ты что, цифр не знаешь? Это не «два из трёх», это номер твоего талона – второй! Всего их три: первый, второй и третий. Каждый талон – на ОДНОГО человека. У тебя тут один билет, а не два! Значит, едет один. Или проваливайте вместе.

– Послушай сюда, старая карга! – вспыхнул Ричард, его лицо побагровело от ярости и стремительно нарастающего стыда. – Я нашёл этот талон! Я его честно достал! Ты не вправе…

– Ричард, успокойся, – мягко, но твёрдо вмешался Джеймс, отводя друга в сторону. Его внутреннее предчувствие начало сбываться, и это было горько. – Послушайте, – повернулся он к женщине, стараясь быть максимально вежливым, хотя сердце у него уже ушло в пятки. – Это наша общая мечта. Путешествовать. Талон нашёл Ричард, но он мой лучший друг. Я без него никуда.

– Мечтатели? – женщина фыркнула так громко, что несколько человек в очереди обернулись. – Ах, ха-ха-ха! Ну конечно, куда же без лучшего друга! А ты, бородач, совсем голову потерял? Десять лет акцию видишь и так и не понял, как нумеруются талоны? Гиды обычно хоть из дома выходят! А не околачиваются тут десять лет, как призраки, в надежде на халяву!

Ричард побледнел. Его бравада мгновенно испарилась, сменившись жгучим, всепоглощающим унижением. Он смотрел на злополучную цифру «2/3», и до него, наконец, дошла вся глубина его ошибки.

– Какая тебе разница? – пробормотал он, уже без прежней уверенности, едва слышно.

– А знаешь ли ты, Рич-ч-ард, – она с насмешкой растянула его имя, – что я работаю здесь все эти десять лет? И каждый раз, когда проходит эта акция, я вижу тебя здесь. Ты стоишь в очереди с одним и тем же глупым, надеющимся взглядом. Это не только твоя мечта, бородатый. Это и мечта твоего приятеля? – она язвительно кивнула на Джеймса. – Или ты ему тоже наговорил, что объездил полсвета?

Джеймс замер. Он почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Его подозрения подтверждались, но не так, как он ожидал.

– Я… не понимаю.

– Что ты не понимаешь, красавчик? – женщина зло скосила на него глаза. – Он тебя обвёл вокруг пальца! Твой друг – пустослов и фантазёр! Работает извозчиком, как и ты! И думает, что может куда-то попасть? Тьфу!

Она с отвращением плюнула в металлическое ведро для мусора, стоявшее рядом.

– Простофиля и якала! – крикнула она уже во всю глотку, на радость всей очереди. – Повезло раз в десять лет талон стащить – и то не вышло! Ха-ха! Теперь освободите место, романтики несчастные!

Ричард стоял, опустив голову. Казалось, он готов был провалиться сквозь землю. Он молча взял Джеймса за локоть и потянул от стойки, не в силах вынести унизительных взглядов и шепотков за спиной.

– Пойдём… пойдём отсюда. Я… я всё объясню.

Выйдя на улицу, они молча дошли до конюшни. Ричард был безутешен, его плечи сгорбились под тяжестью стыда. Сто крон в кармане Джеймса жгли его, но теперь не как приманка дьявола, а как цена за горькое прозрение друга.

У входа в конюшню Джеймс остановился и положил руку на плечо друга.

– Друг… – тихо сказал он. – Я не обижен на тебя.

Ричард поднял на него заплаканные глаза, в которых читалась бесконечная усталость.

– Но… все эти истории… все эти годы… я тебе врал.

– Ты подарил мне нечто большее, чем факты, – перебил его Джеймс. – Ты подарил мне мотивацию и веру. Благодаря твоим историям я обрёл цель и смысл в жизни. Я захотел мечтать. Я благодарен тебе за это.

Ричард сглотнул ком в горле и слабо улыбнулся.

– Надеюсь, я не сильно задел тебя своей ложью.

– Ни капли, – уверенно ответил Джеймс. Его взгляд был мягким. – Но теперь у меня один вопрос. Где же ты всё это время пропадал, если не путешествовал?

Ричард замялся, глядя себе под ноги, и на его щеках выступил румянец.

– Хм… Я был у бабушки Дорри. В деревне. Она… она очень вкусно печёт моё любимое печенье с корицей.

– Два месяца у бабули? – Джеймс рассмеялся, но в его смехе не было упрёка, лишь лёгкое недоумение. – Ну ты псих, дружище! Ха-ха!

– Джеймс, я… я, вообще-то, деревенский парень, – признался Ричард, снова краснея. – И в каком-то смысле… тишина, природа и запах свежеиспечённого хлеба дают мне гораздо больше, чем все те выдуманные порты, о которых я тебе врал. Все эти истории… это была не просто ложь. Это была наша с тобой общая мечта, которую я… озвучивал. Мне так хотелось, чтобы она стала реальной.

Джеймс внимательно посмотрел на друга, и в его взгляде не было ни капли осуждения.

– Я благодарен тебе за правду. Знаешь, что? – он ободряюще хлопнул Ричарда по плечу. – Один талон уже есть! На второй билет мы сможем накопить вместе. Мы же команда!

Он замолчал на секунду, и в его глазах мелькнуло лукавство.

– А скажи мне… тот самый чай, «гималайский»… он тоже от бабушки Дорри?

Ричард сконфуженно ковырнул землю носком сапога.

– Да… к ней как раз родственники приезжали из-за границы… – он выдохнул и посмотрел на Джеймса с новой, чистой решимостью. – Я всё равно постараюсь найти ещё один талон. Обещаю. Если не получится… ну, мы соберём денег. Я буду работать день и ночь. Мы уплывём.

Он крепко, по-мужски обнял Джеймса, словно скрепляя этим жестом их восстановленную договорённость. Затем развернулся, вскочил на свою лошадь и, не оглядываясь, умчался прочь, оставляя за собой облако пыли и чувство облегчения, смешанное с твёрдой решимостью исправить всё, и добиться своей мечты уже честным путём.

Джеймс смотрел ему вслед, и странное предчувствие вновь сжало его сердце. Сто крон в кармане внезапно показались ему не платой за правду, а авансом за что-то гораздо более страшное. Он посмотрел в сторону мрачного леса, куда скрылся вчерашний незнакомец, и почувствовал, что их история с Ричардом далека от завершения. И что цена их мечты может оказаться куда выше, чем просто деньги.

Цена Мечты

Прошло несколько недель после того разговора. Но Ричарда нигде не было. Он не появлялся в долине, не заходил в «Трезубец Нептуна». Тишина была зловещей. Ричард всегда, всегда говорил Джеймсу о своих отъездах, даже если это была ложь. Исчезнуть без следа – это было на него непохоже.

На третью неделю тишины Джеймс не выдержал. Он начал упорно расспрашивать всех, кто мог знать его друга.

– Уважаемый, вы не видели длинноволосого мужчину, ростом примерно метр восемьдесят, худощавого, в старом пальто цвета морской волны? Его звали Ричард…

Один из прохожих, старый, помятый жизнью мужчина, остановился и хитро прищурился.

– Знаешь, был тут один, по описанию твой… Извозчик он?

– Да! – оживился Джеймс.

– Так, он по ночам со своей каретой гонял, – прохожий почесал щетину. – В последнее время не видно. Но явно опаснее работы, чем у него, я не встречал. Они как мотыльки, эти ночные извозчики, – сегодня есть, завтра нет. Возможно, и в живых его уже нет.

Сердце Джеймса сжалось от ледяного предчувствия.

– Вы не знаете, где он мог быть? Где искать?

– Где-где… – старик фыркнул. – Ты это… спроси у Дэйва. Он на окраине живёт. Может, знаешь такого? Его местные многие знают.

– Дэйв? – переспросил Джеймс, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. – Где он? Говори!

– Эй, мужик, ты чего хамишь? – насупился прохожий. – А ну, не шериф случаем?

– Нет, прошу прощения, – тут же выдохнул Джеймс, справляясь с паникой. – Ричард… он мой самый близкий товарищ.

Лицо старика смягчилось.

– Ладно, так и быть… Дэйв – бесстрашный извозчик в нашей долине. Он возит и опасных преступников, и сам нарывается на неприятности. А бывает, сам грабит всех, кто попадётся ему на пути. Ты к нему если пойдёшь, то захвати что-нибудь сто́ящее, а то он тебе глотку перережет! У него врагов – хоть отбавляй!

– А откуда вы так много знаете, дедушка? – с подозрением спросил Джеймс.

– Я тут много чего знаю, сынок. Прожил немало. Эта долина – та ещё дыра… Раз твой друг в беде, помогу тебе. – Старик начал чертить заострённой палкой по грязи, рисуя примерный путь к лачуге Дэйва. – Вот! Главное – не приходи пустой! И вооружённым тоже не приходи! А то твоё оружие тебя и похоронит. – Тьфу! – плюнул он на нарисованную карту и, не прощаясь, заковылял прочь.

На следующий день Джеймс, на свой страх и риск, решил проведать Дэйва. Он взял с собой немного денег – «что-нибудь сто́ящее» – и против советов старика, припрятал за голенище сапога небольшой кинжал.

Дорога вела мимо того самого мрачного леса, где он когда-то высадил странного незнакомца. По спине Джеймса пробежала знакомая дрожь. Обмотав поводья вокруг ветки, он двинулся вглубь чащи, каждые несколько метров делая зарубки на коре деревьев, чтобы не заблудиться.

Воздух становился всё гуще, пахло гнилью и сыростью. Вскоре он наткнулся на полуразвалившееся стойло. Две измождённые лошади стояли внутри. Одна была вся в страшных, незаживающих царапинах на боках и бёдрах. Другая, завидя Джеймса, издала мерзкий, хриплый звук, больше похожий на лай больной собаки, чем на ржание.

Джеймс почувствовал тошноту. Он хотел уже повернуть назад, но взгляд его упал на тёмное, почти чёрное пятно на балке в углу стойла. Это была запёкшаяся кровь. В ту же секунду он услышал за спиной тяжёлый хруст ветки.

Обернувшись, он увидел мужчину. Высокого, свирепого, с лицом, изборождённым шрамами и грязью. В его руках было тяжёлое старинное ружьё, дуло которого смотрело прямо на Джеймса.

– Ты кто? – прорычал незнакомец. Голос его был низким и хриплым, как скрип ржавых петель.

Джеймс окаменел от ужаса, не в силах вымолвить ни слова.

– А ну, ГОВОРИ! ЖИВО! – мужчина сделал шаг вперёд.

– Я… я ищу Дэйва, – выдавил наконец Джеймс, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Простите, что вторгся… я уже ухожу.

– Что ты здесь искал? – незнакомец не опускал оружия. Его глаза, маленькие и колкие, как гвозди, впились в Джеймса. – Признавайся!

– Пожалуйста, я ничего вам не сделал…

Мужчина с угрожающей медлительностью сделал ещё шаг, уперев холодное дуло прямо в лоб Джеймса.

– Если не скажешь, что ты здесь забыл, я устрою тебе судный день прямо здесь и сейчас.

Под смертельным взглядом и давлением металла воля Джеймса сломалась.

– Мой друг… Ричард… – его голос сорвался на шёпот. – Он пропал… Мне сказали, что… что Дэйв его знал… что он может мне помочь…

Незнакомец не опускал ружья. Его свирепый взгляд буравил Джеймса.

– Откуда ты знал Ричарда? – его голос был похож на скрежет камня.

– Я… я его лучший друг, – выдавил Джеймс, чувствуя, как холодный пот стекает по виску. – Он пропал. Я ищу его. Мне сказали, что вы… что вы можете знать что-то.

Незнакомец прищурился.

– Тебя Джеймс звать, да?

Сердце Джеймса ёкнуло. Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

И тогда произошло невообразимое. Мужчина медленно, будто нехотя, опустил дуло ружья. Его свирепое лицо смягчилось, а в глазах, всего на мгновение, мелькнуло что-то похожее на облегчение.

– Так что же ты молчал сразу, а? – он хрипло кашлянул. – Ты пришёл по адресу. Друзья моего брата – мои друзья.

– Брат? – Джеймс отшатнулся, не веря своим ушам. Ричард никогда, ни единым словом не обмолвился о брате.

– Я и есть Дэйв, – мужчина хлопнул себя по груди. – А Рич – моя кровь. Меньшой, бестолковый, но кровь.

В лесу вокруг внезапно стало неспокойно. С ветки сорвалась ворона каркая. Дэйв резко обернулся, его глаза снова стали колкими и настороженными.

– Пойдём в дом, – бросил он коротко. – Здесь слушать могут.

Его «дом» оказался полуразвалившейся хижиной, так густо заросшей мхом и хмелем, что её можно было принять за старый бурелом. Внутри пахло дымом, дёгтем и чем-то кислым, забродившим. Пространство, вопреки ожиданиям, оказалось просторным и удивительно обустроенным для лесной глуши – с крепкой мебелью, коврами из шкур и даже камином.

Дэйв грузно опустился в кресло, застеленное медвежьей шкурой, и жестом указал Джеймсу на табурет рядом.

– Так, ты, выходит, тот самый Джеймс, – он уставился на гостя испытующим взглядом. – Тот, ради которого братец мой в благородство играл? О котором столько рассказывал? А про меня, старшего брата, который из грязи его вытаскивал, словечка не обмолвился?

Джеймс молча покачал головой, чувствуя себя не в своей тарелке.

– Что с ним случилось-то? – голос Дэйва внезапно стал жёстче. – Говорил, его нет?

Не дожидаясь ответа, он наклонился и достал из-под стола две тёмные стеклянные бутылки с мутной водой. Одну сунул в руки Джеймсу, другую открыл и залпом хлебнул из горлышка.

– Не церемонься. Местный эль. С ног сшибает, зато язык развязывает.

– Я… я спрашивал у людей, – осторожно начал Джеймс, отставляя бутылку. – Один старик сказал, что Ричард… что он подрабатывал в ночное время. В конюшне.

Дэйв поперхнулся и эль брызнул у него изо рта.

– ЧТО?! – он протёр рукавом рот и разразился хриплым, невесёлым смехом. – НОЧНОЕ? Ха-ха-ха! Ну даёт мой братишка! Это на него похоже! Решил, видно, денег на нашу общую мечту поднажать!

– Ты думаешь, с ним ничего?.. – начал было Джеймс.

– Мсьё, вы меня толком не знаете! – перебил его Дэйв, его речь уже заметно заплеталась. Он снова залпом осушил полбутылки. – Я тебе расскажу о себе, а ты расслабься… Моя бывалая жизнь – это грабежи, разврат и убийства. Я был, в какой-то степени, серийным убийцей. – Он пристально посмотрел на Джеймса, ища в его глазах страх. – О тебе я узнал, когда сли-и-и-ишком много выпил с братишкой… Он тебя нахваливал, как лучшего друга! Да, Рич может врать, но братские тайны он хранить умеет! Ты ведь не собираешься болтать властям, где я нахожусь, ве-е-ерно?

– Ни за что, – поспешно ответил Джеймс, сжимая ладони в потные кулаки.

Пьяная исповедь Дэйва длилась ещё минут двадцать, постепенно превращаясь в бессвязный бред.

– А знаешь, почему я в этой гнилой дыре, гадёныш? – его глаза налились кровью. – Меня подставили! Подставил тот, кто делает шрамы людям! Я их САМ ВИДЕЛ!

Внезапно он вскочил, с силой схватил Джеймса за горло и начал трясти, прижимая к стене.

– ТЫ ПОНИМАЕШЬ МЕНЯ?!! ОН РАСПЛАТИТСЯ!

Задыхаясь от ужаса и нехватки воздуха, Джеймс нащупал на столе пустую бутылку и со всей силы ударил ею Дэйва по голове.

Тот со стоном отступил, пошатнулся. Этого мгновения хватило. Джеймс рванулся к выходу.

– Постой! – прохрипел Дэйв, едва стоя на ногах, с тонкой струйкой крови, стекающей по виску. – Найди брата! Присядь! Я скажу, где он может быть!

Обещание найти Ричарда заставило Джеймса замедлиться. Он остановился у двери, готовый в любой момент рвануть прочь.

Дэйв, тяжело дыша, опустился на колени и начал лихорадочно рыться в ящике стола, бормоча под нос одно и то же: «Шрамы… шрамы… Гарольд…» Он вытащил горсть сушёных трав и начал скручивать их в обрывок грязной бумаги.

– Знаешь, Джеймс… – его пальцы дрожали, зажигая самокрутку со странной, едкой травой. – Я не могу позволить, чтобы ты знал, где моё логово… Ищи Ричарда на корабле… Я сам разберусь с этим ублюдком…

Прежде чем Джеймс успел среагировать, Дэйв сделал быстрый выпад и распылил дым от тлеющей самокрутки ему прямо в лицо.

Мир заплясал, почва ушла из-под ног. Едкий, сладковато-горький дым ударил в голову. Последнее, что услышал Джеймс, был хриплый голос: «Вставай… Встава-а-ай!» – и всё, поглотила беспросветная тьма.

Сознание вернулось к нему резко – от ледяной воды, выплеснутой из ведра ему на лицо.

– ВСТАВАЙ! ПОДЪЁМ! – прохрипел чей-то старческий голос.

Джеймс вздрогнул и сел отплёвываясь. Голова раскалывалась, в памяти – густой, непроглядный туман. Он осмотрелся вокруг, пытаясь сориентироваться. Он сидел прямо на земле, в самой гуще шумного городского рынка. Над ним стояла злая на вид старуха с пустым ведром в руках.

Он шёл домой, не чувствуя ног. Холодный ветер обжигал его мокрое от воды лицо, и одежда примерзала к телу ледяной коркой. Каждый шаг давался с трудом, будто он тащил на плечах невидимый груз той ночи. Туман в голове не рассеивался, оставляя лишь одно ясное пятно: корабль. И на нём – Ричард.

Подойдя к своей хижине, он судорожно начал шарить по карманам в поисках ключа. Пальцы, одеревеневшие от холода, не слушались. Старый ржавый замок, обычно поддававшийся со скрипом, сегодня будто намертво врос в древесину. Отчаяние, злость и леденящий ужас от неизвестности накрыли его с головой. С глухим рыком, в котором смешалась вся его ярость и боль, он с силой рванул на себя дверь. Раздался сухой, щемящий хруст древесины – и дверь распахнулась, повиснув на одной петле.

Внутри пахло пылью и одиночеством. Он, не раздеваясь, рухнул на кровать, но дрожь пробивала его так сильно, что зубы выбивали дробь. С трудом стащив с себя мокрую, холодную одежду, он зарылся в грубое шерстяное одеяло, натянув его с головой. Но тепло не приходило. Его била мелкая, лихорадочная дрожь. Лоб пылал.

Он лежал в полной прострации, уставившись в потолок. Перед глазами проплывали обрывки: свирепое лицо Дэйва, едкий дым, кривая ухмылка женщины в порту, сияющие глаза Ричарда, рассказывающего о своём будущем магазине… Он пытался сложить эти осколки в картину, но ничего не выходило. Мысли путались, уплывая в горячечном бреду. Он не мог ни уснуть, ни встать, чтобы действовать. Полтора часа он метался в этом лихорадочном полусне, пока силы окончательно не покинули его, и он провалился в беспробудную тьму.

Он проспал почти сутки. Сознание вернулось к нему внезапно и резко. Он сел на кровать, как от удара током. Голова была тяжёлой, но туман почти рассеялся. Одна мысль пульсировала в его сознании с железной чёткостью: «РИЧАРД. КОРАБЛЬ. СТИГМА».

Он действовал быстро, почти автоматически, будто кто-то вёл его руку. Собрал в потрёпанный вещмешок самое необходимое – немного еды, флягу с водой, тёплый плащ. Он не планировал возвращаться. Все его сбережения, все те злополучные сто крон – всё было при нём. Это была не просто поездка. Это была миссия.

Выйдя из дома, он даже не взглянул на сломанную дверь. Он уже сделал свой выбор. Путь его лежал прямо в порт.

По дороге ему преградил путь знакомый силуэт. Это был его начальник по конюшне. Тот что-то кричал ему, махая рукой, его лицо было искажено смесью злости и беспокойства. Возможно, он кричал о сломанной двери, о прогуле, о том, что Джеймс теперь без работы. Но слова не долетали. Джеймс видел только шевелящиеся губы. Звук мира для него заглушил навязчивый звон тревоги и зов друга. Он просто прибавил шагу, прошёл мимо не оборачиваясь. Работа, дом, безопасность – всё это осталось в прошлой жизни.

Вот и порт. Вот и знакомая конторка. Та самая женщина с лицом, на котором навечно застыла гримаса презрения, увидев его, язвительно ухмыльнулась.

– Ишь, одумался, птенчик? Ну давай же, быстрее, время-то дорого! – выкрикнула она, протягивая руку, ожидая денег.

– Корабль… «Стигма»… когда отходит? – его голос звучал хрипло и отрешённо.

Женщина фыркнула.

– Да тебе сегодня просто везёт! Капитаны сказали: набор закрыт, но один пассажир не явился. Место пустует. Так уж и быть – на халяву прокачу, лишь бы не пустовала каюта. Платить ничего не надо!

Это было слишком подозрительно. Слишком странно. Словно невидимая сила сама расчищала ему путь. Но мысль о Ричарде, возможно, томящемся в трюме, была сильнее любого страха.

Джеймс не стал ничего спрашивать. Он молча взял из её рук грязный, помятый билет – пропуск в неизвестность. Его пальцы сжали бумагу так крепко, что костяшки побелели. Не сказав больше ни слова, он развернулся и твёрдым шагом направился по шаткому трапу на палубу зловещего фрегата «Стигма».

Громкий, хриплый крик боцмана прорезал влажный портовый воздух: «ОТПЛЫВАЕМ! ОТПЛЫВАЕМ! ОТПЛЫВАЕМ!» Трап с грохотом отцепили от пирса, и огромный корпус «Стигмы» с глухим стоном начал медленное, неотвратимое движение.

Джеймс, сердце которого колотилось в такт барабанной дроби его страхов, уже был на палубе. Его глаза лихорадочно бегали по лицам матросов и редких пассажиров, выискивая единственное, знакомое до боли – лицо Ричарда.

И в этот момент до него донёсся знакомый, полный отчаяния голос.

– Мистер Джеймс! Мистер Джеймс! ПОСТОЙТЕ!

Он обернулся. По пирсу, спотыкаясь о свою юбку, бежала мисс Мерри. Её смешная почтальонская шапочка съехала набок, а в вытянутой руке она сжимала конверт.

– ВАМ ПИСЬМО! СРОЧНОЕ!

Расстояние между бортом и пирсом уже составляло добрых полтора метра. Не думая, движимый чистейшим инстинктом, Джеймс перегнулся через перила, рискуя сорваться в мутную воду порта. Мерри изо всех сил швырнула письмо. Конверт, словно нацеленный, влетел ему в ладони.

– СПАСИБО, МИСС МЕРРИ! – крикнул он, уже отскакивая от перил, и сунул письмо за пазуху не глядя. Он не видел, как расстояние между ним и его старой жизнью стало непроходимой пропастью.

Первые три дня на корабле прошли в лихорадочных, почти безумных поисках. Джеймс облазил каждый уголок, куда мог проникнуть, – от шумной бакалейной палубы до тёмных, пахнущих крысами и солёной ветчиной, трюмов. Он заглядывал в лица богатым пассажирам, вызывая их недоумённые взгляды, пытался заговаривать с угрюмыми матросами, которые лишь отмахивались. На все расспросы был один ответ: такого нет.

На исходе третьего дня, исчерпав все силы и надежды, он отправился к капитану. Тот, импозантный мужчина с холодными глазами, выслушал его, не перебивая, и молча протянул гостевой журнал.

– Увы, таких не было, – сухо констатировал он, когда Джеймс, пробежав глазами список, отшатнулся в немом отчаянии. – Ступай к себе в каюту. И больше не беспокой команду.

Вернувшись в свою тесную каюту, Джеймс рухнул на койку. Мир вокруг потерял краски. Он проиграл. Его друг исчез, а он сам оказался в ловушке на корабле, уходящем в никуда. Взгляд упал на камзол, висевший на гвозде. Из кармана торчал уголок того самого письма.

Теперь, когда не осталось ничего, кроме горечи поражения, он нашёл в себе силы его вскрыть. Конверт был от начальника конюшни. «Ну что ж, – с горькой усмешкой подумал он, – теперь я официально безработный».

Он развернул листок. Почерк был неровным, торопливым.

_{Дорогой Джеймс,}

_{Пометка: Ричард!}

_{14.03.1843 Ричард Хопкинс – Погиб!}

_{19.03.1843 – похороны. Кладбище Кавунова Долина.}

_{Тело нашли недалеко от долины, в овраге.}

_{Возможная причина смерти – ограбление.}

_{Тело было сильно изувечено дикими животными.}

_{Примерная дата смерти – 08.03.1843}

_{Сожалеем близким и родственникам.}

_{Пометка от Начальника Извозчиковой службы,}

_{Генрих Младший.}

Сделка с дьяволом

Сначала он не понял. Прочитал ещё раз. Мозг отказывался воспринимать эти слова, складывать их в ужасную картину. «Погиб». «Изувечено». «Похороны».

Потом это обрушилось на него. Не крик, не стон – сначала тихий, прерывистый выдох. А потом – всесокрушающая волна горя. Слёзы хлынули сами, горячие и солёные, заливая лицо, падая на бумагу, размывая чернила на строке «Ричард Хопкинс – Погиб!». Он сжал письмо в кулаке, прижимая его к груди, пытаясь остановить дикую боль, разрывающую его изнутри. Но она была сильнее.

Он сидел так, качаясь в такт корабельной качке, и плакал. Плакал о друге, о его несбывшихся мечтах о лавке и семье, о своей глупости, о сломанной двери, о стакане гималайского чая, который оказался просто чаем. Он плакал обо всём, что было, и обо всём, что уже никогда не будет.

За иллюминатором простиралось бесконечное, равнодушное море. Корабль «Стигма» уверенно нёс его прочь от дома, от могилы лучшего друга, в самое сердце неизвестности. И теперь у него не было даже цели. Была только пустота, острое, режущее чувство вины и мокрое от слёз письмо, которое он уже никогда не выпустит из рук.

Первые дни после получения письма слились для Джеймса в один сплошной, серый кошмар. Он почти не выходил из каюты, отказывался от еды, лишь изредка выходя на палубу подышать солёным ветром, который теперь казался ему ветром с кладбища. Он стоял у поручней, вглядываясь в бескрайнюю, равнодушную водную гладь, пытаясь представить, где там, в глубине, лежит его друг, и чувствуя лишь ледяную пустоту внутри.

Именно в один из таких моментов к нему приблизился капитан. Не тот официальный и холодный командир, а человек с сочувствующим взглядом.

– Тяжёлый груз, – тихо сказал он, прислоняясь к поручням рядом с Джеймсом. Его голос звучал неожиданно мягко. – Потеря. Она всегда не вовремя. Кто он тебе был?

Джеймс, ошеломлённый простым человеческим участием, после длительного молчания выдавил:

– Он был… всем.

Этой фразы было достаточно. Капитан не стал давить. Он просто постоял рядом в молчаливой поддержке, а потом удалился, оставив Джеймса наедине с его горем, но уже с семечком мысли, что он не полностью один.

На следующий день капитан снова нашёл его на палубе. На этот раз он принёс две кружки крепкого, чёрного кофе.

– Моряцкое лекарство, – сказал он, протягивая одну Джеймсу. – От всех болезней, кроме тоски. От тоски своё снадобье.

Они пили молча. И снова капитан задал один-единственный, точный вопрос:

– Как вы познакомились?

И Джеймс, сам не ожидая того, начал говорить. Сначала скупо, обрывочно. Потом всё свободнее. Он рассказывал о десяти годах дружбы, о нищей, но весёлой жизни в долине, о мечте, которая грела их все эти годы – уйти в море, увидеть мир, начать всё с чистого листа.

– Мы копили, – голос Джеймса дрогнул. – Каждую крону. Он врал мне… рассказывал небылицы о путешествиях, а я… я верил. И мне было хорошо. Он делал наш серый мир ярче.

Капитан слушал внимательно, кивая, и в его глазах читалось неподдельное понимание.

– Лучшие друзья – это те, с кем мы делим не только хлеб, но и мечты, – сказал он мудро. – Он подарил тебе крылья. Жаль, что сам не смог взлететь.

Так началась их странная дружба. Капитан, казалось, всегда оказывался рядом в самые мрачные моменты Джеймса. Он не лез с пустыми утешениями, а давал выговориться, становился тихим, понимающим исповедником. По вечерам он стал приглашать Джеймса в свою каюту – просторное помещение с затемнёнными окнами, картами на столах и добротным ромом в резном графине.

– Выпьешь? – как-то раз спросил он, наливая золотистую жидкость в два стакана. – Не для веселья. Для тепла. Чтобы сердце не заледенело.

Джеймс, обычно избегавший выпивки, на этот раз кивнул. Горе было таким холодным, что он готов был принять любое тепло. Ром обжёг горло, разливаясь по телу тяжёлым, но добрым жаром.

Прошла неделя. Однажды ночью Джеймс не мог сомкнуть глаз. Он сидел на палубе, глядя на звёзды, отражающиеся в чёрной воде. К нему подошёл капитан. Его шаги были бесшумными.

– Не спится? – хрипло спросил он, опускаясь рядом на сундук.

– Сегодня… семь дней, как я прочитал то письмо, – тихо ответил Джеймс. – Семь дней, как я знаю, что его нет. Сегодня ночь… принятия. Смирения. Я пытаюсь смириться.

Капитан тяжело вздохнул и положил свою жилистую, покрытую татуировками руку на плечо Джеймса.

– Море забирает лучших, – сказал он. – Или оставляет нас здесь, чтобы мы нашли то, что они не успели. Твоя боль… она не должна быть напрасной.

Он помолчал, глядя на горизонт, а затем его голос приобрёл иной, заговорщицкий оттенок.

– Ты говорил, вы мечтали о путешествиях, о богатстве, о новой жизни. А что, если я скажу тебе, что твой друг, сам того не ведая, указал тебе путь к этому?

Джеймс с недоумением посмотрел на него.

– Видишь ли, – продолжил капитан, понизив голос до доверительного шёпота, – я много лет охочусь за одной легендой. Не просто за золотом, а за сокровищем, которое может перевернуть всю жизнь. Оно зарыто на одном острове. И я знаю о нём почти всё… кроме точного места. Карты нет. Есть лишь… знаки. Улики, которые могут указать путь.

Он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание Джеймса.

– Одному мне не справиться. Команда – хорошие ребята, но им не хватает… тонкости ума. А я вижу в тебе не только горе, но и огонь. Ошибка твоего друга была в том, что он мечтал, но не действовал. Ты можешь действовать. Ты можешь воплотить вашу общую мечту.

Капитан обернулся, и его глаза в лунном свете горели странным, гипнотическим блеском.

– Помоги мне найти эти сокровища. А я клянусь морем и небом, разделю всё с тобой пополам. Ты получишь не просто богатство. Ты получишь новую жизнь. Ту самую, о которой вы с Ричардом грезили все эти десять лет. Это будет лучшей памятью о нём.

Он предлагал не просто наживу. Он предлагал смысл. Цель там, где была лишь пустота. Продолжение мечты там, где она оборвалась. Это была идеальная ловушка для разбитого сердца.

Джеймс посмотрел на тёмное, бескрайнее море, за которым где-то был остров с могилой его друга, а теперь – и с призраком их общей мечты. И в его опустошённой душе что-то дрогнуло. Не надежда, нет. Но яростное, отчаянное желание хоть чем-то заполнить эту чудовищную пустоту.

Неделя, проведённая в море после разговора о сокровищах, прошла для Джеймса в странном подвешенном состоянии. Горе никуда не делось, оно стало тихим, глухим фоном, поверх которого теперь ложились новые, тревожные и соблазнительные узоры. Капитан стал его тенью, его проводником в этом новом, морском мире. Их вечерние беседы в каюте за ромом стали ритуалом. Капитан искусно сочетал роли старшего товарища, психолога и соблазнителя, по капле вливая в сознание Джеймса яд авантюры.

Однажды ночью, когда «Стигма» плыла по спокойным, фосфоресцирующим водам, капитан развернул на столе пожелтевший лист пергамента. На нём был изображён не картографический рисунок, а странный, сложный символ, напоминающий то ли печать, то ли тайный знак. Он был выжжен на бумаге, будто клеймо.

– Внимательно посмотри, Джеймс, – голос капитана стал низким и значительным. – Запомни каждую линию. Это – ключ. Один из семи.

Джеймс всмотрелся. Символ был угловатым, с переплетёнными линиями и точками, отдалённо напоминающий компас или астрологический знак, но куда более зловещий.

– Я не понимаю, – признался он. – Это же просто рисунок.

– О нет, мой мальчик, это гораздо больше, чем ты думаешь, – капитан провёл пальцем по изображению. – Это клеймо. Метка. Их семь. И у каждого из семи человек на теле выжжен такой знак. У каждого – свой, уникальный, но все они части одного целого. Части карты, что ведёт к величайшему сокровищу, какое только видел этот мир.

Он откинулся на спинку кресла, наблюдая, как эта информация оседает в сознании Джеймса.

– Эти люди… они живые легенды. Последние хранители тайны. И все они, по моей информации, находятся в одном месте – на острове Сент-Джонс.

Джеймс молчал, переваривая услышанное. Это звучало как безумие. Сказка для детей.

– И… вы хотите, чтобы я их нашёл? – наконец спросил он. – Но почему вы сами не можете? Вы же капитан. У вас есть команда.

Лицо капитана внезапно омрачилось. Тень неподдельной, старой ярости мелькнула в его глазах.

– Остров Сент-Джонс… для меня неизвестная земля в самом прямом смысле, – его голос стал жёстким, как сталь. – Там меня… ждут. За очень, очень старые дела. Дела, о которых нам лучше не говорить. Моё появление там будет подобно сигнальной ракете. Они узна́ют меня. И всё пропадёт. Всё.

Он резко махнул рукой, отсекая дальнейшие расспросы. Его мимика была настолько убедительной, что у Джеймса не возникло и тени сомнения в реальности этой угрозы.

– Не отвлекайся! – капитан снова ткнул пальцем в рисунок, его тон вновь стал настойчивым и деловым. – Смотри сюда. Запомни. Ты должен найти их всех. Семь человек. Семь меток. Они могут быть где угодно: на руке, на спине, под волосами на затылке… Искатели всю жизнь охотились за ними, пытали, чтобы выведать тайну. Эти люди – как дикие звери, они научились прятаться, не доверять никому. Любое неосторожное слово, любой намёк на их тайну – и они исчезнут, как призраки. Ты должен быть тенью. Призраком среди призраков.

Капитан встал и начал медленно прохаживаться по каюте, его силуэт казался огромным в тусклом свете ламп.

– Твоя задача – заманить их на этот корабль. Как? Не мне тебя учить. Прояви смекалку. Пообещай золотые горы, угрожай, в конце концов, – он бросил на Джеймса колкий взгляд. – Мне всё равно. Мне нужны они здесь. На борту. Живыми… – он сделал театральную паузу, – …или мёртвыми. По большому счёту, мне без разницы. Главное – чтобы они были здесь. Их тела – это и есть карта. Мы сложим пазл, и он укажет нам путь.

Джеймс почувствовал, как по спине пробежал холодок. В словах капитана прозвучала такая леденящая душу практичность, такое безразличие к человеческой жизни, что ему стало не по себе.

– Я… я не убийца, – тихо выдохнул он.

Капитан резко обернулся. Он подошёл вплотную к Джеймсу, и его лицо исказила гримаса нетерпения и презрения.

– Ты хочешь сказать, что не хочешь свою долю? – он язвительно протянул слова. – Я мог бы вообще не посвящать тебя в это, понимаешь? Я мог решить этот вопрос иначе. Найти другого. Более сговорчивого. Но я увидел в тебе потенциал! Огонь! Жажду изменить свою жалкую жизнь! Я предложил тебе партнёрство, а не наёмный труд!

Он отступил на шаг, делая вид, что успокаивается, но его глаза продолжали сверлить Джеймса.

– Я выбрал тебя, Джеймс. Из всех людей на этом корабле. Потому что верю, что ты сможешь воплотить нашу с тобой мечту. Мечту твоего друга Ричарда. Разве не ради этого ты здесь? Чтобы его мечта не умерла вместе с ним?

Это был низкий удар. Точно рассчитанный и безжалостный. Капитан бил прямо в больное место, в незажившую рану, прикрывая свои манипуляции высокими идеалами.

Джеймс опустил голову. Мысли путались. Перспектива насилия пугала его до дрожи. Но образ Ричарда, их общие мечты о богатстве, о новой жизни, о том, чтобы вырваться из нищеты… И страшная, всепоглощающая пустота, которую нужно было чем-то заполнить. Чем угодно.

– Хорошо, – прошептал он, почти неслышно. – Я… я попробую.

Капитан снова улыбнулся, и его лицо мгновенно преобразилось, снова став лицом доброго наставника. Он хлопнул Джеймса по плечу.

– Вот и отлично! Я знал, что не ошибся в тебе! Забудь о сомнениях. Думай о награде. О жизни, о которой ты всегда мечтал.

Он подвёл Джеймса к иллюминатору, за которым расстилалось тёмное, бескрайнее море.

– Вон там, на горизонте, уже скоро покажется Сент-Джонс. И твоя новая жизнь начнётся там. Наше путешествие только начинается, мой мальчик. Только начинается.

Джеймс смотрел в темноту, но видел уже не море, а семь загадочных символов, выжженных на человеческой коже. И чувствовал, как тяжёлый камень ответственности и страха ложится ему на душу, приглушая, но не затмевая совсем, боль утраты. Капитан выиграл этот раунд. Ловушка захлопнулась.

Охотник за Призраками

Рассвет застал Джеймса на палубе. Он не сомкнул глаз всю ночь, ворочаясь на своей жёсткой койке. Перед его внутренним взором плясали причудливые символы, похожие на пауков, выжженных на коже. Семь загадочных знаков. Семь ключей к богатству, которое должно было изменить его жизнь. Но чем ближе был остров, тем сильнее его сжимала тихая, холодная паника. Он чувствовал себя не охотником за сокровищами, а загнанным зверем, которого толкают в клетку.

На горизонте из утреннего тумана начал проступать тёмный, неровный силуэт. Остров Сент-Джонс. Он не выглядел тропическим раем. Скорее, это была гигантская, мрачная скала, поросшая неестественно густым, почти чёрным лесом. Сверху его окутали клочья тумана, а о скалистый берег с грохотом разбивались свинцовые волны. В воздухе потянуло странным, сладковато-гнилостным запахом, смешанным с ароматом морской соли и влажной древесины.

Прежде чем шлюпка с Джеймсом на борту отчалила от «Стигмы», капитан отвёл его в сторону, в тень одной из пушек. Его лицо, обычно выражавшее поддельную отеческую заботу, теперь было жёстким и холодным.

– Напомню условия, – его голос был тихим, но каждое слово впивалось в сознание, как игла. – У тебя есть три месяца. Ни дня больше. «Стигма» не может бесконечно стоять на рейде, вызывая вопросы.

Он сунул Джеймсу в руку тяжёлый, туго набитый кошелёк.

– Деньги. Трать с умом. На подкуп, на информацию, на еду. Не на выпивку и не на женщин. Каждая истраченная попусту монета – твоя будущая доля, которую ты съедаешь сам.

Затем капитан наклонился так близко, что Джеймс почувствовал на своей коже его дыхание, пахнущее дорогим ромом и чем-то металлическим.

– И ещё кое-что, чтобы у тебя не было соблазна… задержаться или передумать. – Его глаза сузились. – У меня есть люди повсюду. Даже здесь. Они следят. Если через три месяца тебя здесь не будет, или если я заподозрю неладное… твои друзья в долине, та самая милая почтальонша Мерри, старик-начальник… у них начнутся большие проблемы. Понятно?

Угроза была произнесена беззвучно, почти ласково, и от этого становилось ещё страшнее. Джеймс молча кивнул, сжимая кошелёк так, что края монет впились ему в ладонь.

– Отлично, – капитан отступил, и его лицо снова расплылось в улыбке. – Я верю в тебя, сынок. Вернись к нам с победой. И помни о награде.

Шлюпка отчалила. Джеймс сидел на корме, не оборачиваясь на уходящий корабль. Он смотрел на приближающийся остров, и чувство тоски и одиночества сдавило его горло так сильно, что он едва мог дышать. Он был совершенно один в незнакомом, враждебном месте с деньгами, которые обжигали карман, и с миссией, от которой стыла кровь.

Высадившись на старом, полуразрушенном причале, он почувствовал себя ещё более потерянным. Воздух был густым и влажным. Крики незнакомых птиц звучали пронзительно и тревожно. Поселение, ютившееся у воды, представляло собой жалкое зрелище: покосившиеся хижины, грязные улочки, полные мусора, и бледные, недружелюбные лица местных, провожавшие его подозрительными взглядами.

Первая неделя стала для Джеймса сущим адом. Он снял самую дешёвую, вонючую каморку на окраине, больше похожую на сарай, и начал свои поиски. Он быстро понял, что прямые вопросы здесь не работают. Стоило ему заикнуться о «людях со знаками» или «старых историях», как перед ним тут же захлопывались двери, а взгляды становились откровенно враждебными.

Его единственной стратегией стало бесцельное шатание. Он исходил все заброшенные места, какие только мог найти: старые полуразрушенные форты, поросшие мхом и папоротником; ржавеющие доки, где валялись остовы давно забытых кораблей; заброшенные рудники, входы в которые были завалены камнями и костями неведомых животных. Он заглядывал в тёмные подвалы кабаков, где моряки с подозрительными лицами играли в кости на ржавые гвозди, и вступал в бессмысленные, осторожные разговоры со стариками, сидевшими на порогах своих лачуг.

Но всё было тщетно. Остров молчал. Он был как крепость, стены которой наглухо закрылись перед чужаком. Джеймс чувствовал, как время утекает сквозь пальцы, как паника, тихая и неумолимая, начинает подтачивать его изнутри. Он видел эти символы во сне, на стенах, в трещинах коры деревьев. Он начал сомневаться в собственном здравоумии. А по ночам ему чудилось, что за ним следят. Краем глаза он ловил движения в кустах, слышал неясный шорох за спиной. То ли это была паранойя, то ли те самые «люди» капитана… Он не знал. И это незнание сводило его с ума.

Сидя вечером на скрипучей кровати в своей конуре, он снова и снова перебирал в уме слова капитана. «Живыми… или мёртвыми. Мне без разницы». Эти слова отдавались в нём ледяным эхом. Он смотрел на свои руки – руки извозчика, привыкшие к вожжам, а не к оружию. Сможет ли он? Ради богатства? Ради памяти о Ричарде? Ради спасения Мерри и других от гнева капитана?

Месяц. Целый месяц бесцельного, изматывающего блуждания по острову. Месяц, за который надежда и решимость Джеймса иссушились, как лужица под палящим тропическим солнцем. Инструкция капитана – «быть призраком среди призраков» – въелась в его сознание, парализовала его. Он боялся задавать вопросы, боялся вызывать к себе интерес, боялся собственной тени. Он видел лишь поверхность жизни Сент-Джонса: пьяные рожи матросов в портовых кабаках, ночные драки, тусклые огни лавок и равнодушные, потухшие глаза местных. Остров хранил свои тайны за семью печатями, и Джеймс не находил к ним ключа.

Отчаяние. Оно пришло тихо и окончательно. Мысль о наказании капитана – о том, что он натворит с Мерри, с начальником конюшни – сначала вызывала леденящий ужас, а потом… а потом наступило безразличие. Оцепенение. Он смирился. Он нашёл самого бедного, сгорбленного старика на окраине поселения, который держал коз и пару тощих кур. За миску похлёбки и помощь по хозяйству старик позволил Джеймсу спать в своём сарае – тёмном, пропахшем навозом и пылью помещении, где он ночевал вместе с инструментами и пауками.

Рутина. Его жизнь свелась к примитивному, животному существованию. Днём – месить грязь во дворе, таскать воду, чистить загоны. Физический труд хоть как-то заглушал голод и отвлекал от мыслей. А ночью… Ночью он шёл в тот самый портовый бар, «Утопленник», где проводил все свои скудные сбережения, оставшиеся от выданных капитаном денег, на самое дешёвое, кислое пиво. Он не пил для веселья. Он пил, чтобы забыться. Чтобы превратить свой мозг в вату, в которой тонули бы и страх, и чувство вины, и образы Ричарда, и семи про́клятых символов. Он пил до тех пор, пока мир не начинал плыть, а ноги не переставали слушаться. Затем он плёлся обратно в свой сарай, падал на груду мешков и проваливался в тяжёлый, беспросветный сон, чтобы наутро начать всё сначала.

Так прошло ещё несколько недель. Он стал своим в баре – молчаливым, всегда навеселе чужаком, на которого уже никто не обращал внимания. И вот в один из таких вечеров, когда он, уже изрядно пьяный, тупо смотрел на стену, его взгляд зацепился в движение, за соседним столом.

Там сидел коренастый, плечистый мужчина в застиранной тельняшке, с лицом, обветренным морскими штормами. Он что-то громко, хрипло рассказывал своим собутыльникам, размахивая руками. И во время одного особенно экспрессивного жеста, когда он поднял кружку для тоста, рукав его рваной куртки сполз вниз, обнажив локоть и часть предплечья.

И там был знак.

Нечёткий, смазанный пьяным зрением, но… Узнаваемый. Угловатый. Состоящий из переплетённых линий. Один из тех семи.

Алкогольный туман в голове Джеймса рассеялся мгновенно. Словно кто-то вылил на него ушат ледяной воды. Сердце заколотилось с такой силой, что он почувствовал его стук в висках. Вся кровь отхлынула от лица, а потом прилила обратно, заставляя гореть щёки.

Не спугнуть. Ни в коем случае не спугнуть. Инстинкт сработал быстрее мысли. Он не мог просто подойти и потребовать показать руку. Он должен был играть. Быть своим.

С трудом поднявшись, Джеймс, покачиваясь, подошёл к их столу, изобразив пьяную, дружелюбную ухмылку.

– Эй, братва! – его голос звучал сипло и неестественно. – Скучно тут одним… Купите путному человеку выпить? А я вас повеселю… истории расскажу… – Он сунул руку в карман и швырнул на стол несколько монет – почти всё, что у него оставалось.

Мужчина в тельняшке, по имени Марлоу, оценивающе посмотрел на него, потом на монеты, и широко ухмыльнулся.

– Подходи, морячок! Место есть!

Следующий час стал для Джеймса изощрённой пыткой. Он изображал веселье, подливал Марлоу самого крепкого рома, а сам лишь делал вид, что пьёт, выплёскивая свой алкоголь за спину или под стол. Его голова была кристально ясной, каждая клеточка была напряжена. Он ловил каждое слово, каждый жест. Марлоу, под действием алкоголя и внимания, разговорился. Он говорил о море, о кораблях, о своих «делах». Джеймс поддакивал, смеялся в нужных местах, и всё его существо было сосредоточено на том рукаве, на том клочке кожи, который он видел мельком.

– Слушай, друг, – наконец, запинаясь, сказал Джеймс, когда Марлоу начал уже клевать носом. – У меня тут… недалеко… есть местечко. Есть чем продолжить. И постель, если что… Не хуже, чем в этой дыре.

Марлоу, с мутным взглядом и замедленной реакцией, ухмыльнулся.

– Ведёшь… старика Марлоу в постель? Ха! Ладно… поведуй…

Дорога до сарая показалась Джеймсу вечностью. Он почти на себе тащил опьяневшего, тяжёлого мужчину, поддерживая его и безостановочно болтая какую-то чушь, чтобы тот не опомнился. Каждый шорох в ночи заставлял его вздрагивать. Он боялся, что кто-то увидит, что кто-то вмешается.

Войдя в тёмный, пропахший навозом сарай, Марлоу тут же рухнул на приготовленные мешки и практически мгновенно захрапел, вырубившись в глубокий, алкогольный сон.

Сердце Джеймса готово было выпрыгнуть из груди. Руки его дрожали. Он осторожно, боясь разбудить, приблизился к спящему. При свете луны, пробивавшемся сквозь щели в стенах, он дрожащими пальцами оттянул рукав куртки Марлоу.

И увидел. Всё.

Там, на смуглой, покрытой шрамами и татуировками коже предплечья, был выжжен тот самый символ. Тот самый, что он видел на рисунке у капитана. Неоспоримый. Первый ключ.

Шок. Ошеломление. Триумф. И тут же – накатывающая, ледяная волна ужаса. «Живым или мёртвым. Мне без разницы. Главное – доставить на борт».

Корабль… Корабль был где-то там, в море, на рейде. Не пришвартованный. Как доставить туда этого огромного, пьяного человека? Одному? Сейчас? Ночью? Украсть лодку? Поднять парус? Это невозможно.

Он стоял над телом Марлоу, в темноте вонючего сарая, и смотрел на заветный знак. Он нашёл одного из семи. Но вместо ответа он получил новую, ещё более страшную загадку. И понимание того, что его миссия только что перешла из разряда невозможных в разряд кошмарных. Что ему делать? Убить спящего человека? Или пытаться вывезти его тайком, рискуя всем?

Он отшатнулся к стене, медленно сполз по ней на пол и уставился в темноту широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Победа пахла потом, дешёвым ромом и навозом. И она была страшнее любого поражения.

Джеймс стоял над телом Марлоу, и его охватила паника. Мысли метались, как пойманные в мышеловку зверьки. Убить? Нет, он не может. Вывезти? Невозможно. Но бездействие было равно смерти – или того хуже, расправе над теми, кого он оставил в долине.

Внезапно его взгляд упал на угол сарая, где в беспорядке валялся старый хозяйственный хлам. Среди него он увидел две грязные, грубые верёвки, сплетённые из прочного волокна, вероятно, для привязывания животных. Сердце его бешено заколотилось. План, ужасный и безотказный, начал формироваться в его голове.

Дрожащими руками он схватил верёвки. Подойдя к храпящему Марлоу, он замер на мгновение, слушая его тяжёлое, алкогольное дыхание. И в этот самый момент Марлоу громко с присвистом чихнул. Мелкие брызги слюны и рома брызнули прямо в лицо Джеймсу.

Джеймс отшатнулся, с отвращением вытирая лицо рукавом. Но этот момент словно подстегнул его, придав его действиям какую-то животную, отчаянную решимость. Он больше не думал. Он действовал.

Перевернув тяжёлое тело на живот, он с силой, до боли в пальцах, начал обматывать верёвки вокруг лодыжек Марлоу, затягивая их тугими, морскими узлами, которые он когда-то видел у рыбаков. Затем он перешёл к запястьям, затягивая их за спиной так крепко, что верёвка впивалась в кожу. Марлоу хрипло застонал во сне, но не проснулся. Джеймс работал молча, с холодным, невидящим взглядом, заглушая в себе всякую жалость. Это был не человек – это был ключ. Пропуск к спасению Мерри, к спасению себя.

Закончив, он отступил на шаг. Связанное тело на полу выглядело жалко и уязвимо. Чувство вины кольнуло его, но он тут же подавил его, вспомнив угрозы капитана. Теперь нужно было найти корабль. Нужно было подать знак.

Он выскочил из сарая и помчался по спящим, тёмным улочкам к порту. Ночь была тихой, и только его собственное тяжёлое дыхание и стук сердца нарушали тишину. Остатки алкоголя полностью выветрились, сменившись лихорадочной, холодной ясностью. Он достиг набережной и принялся всматриваться в темноту залива, в полосу тумана, висевшую над водой.

Но «Стигмы» там не было.

Он бегал вдоль берега, глаза вылезали из орбит от напряжения, но огромный, зловещий силуэт фрегата исчез. Его не было ни на рейде, ни у дальних скал. Ощущение краха, абсолютной беспомощности накатило на него с новой силой. Он рухнул на холодные камни набережной, судорожно хватая ртом воздух. Он провалился. Он не выполнил приказ. Он связал человека, а доставить его некуда. Он был обречён.

И тут из густых кустов, росших прямо за его спиной, донёсся тихий, шипящий шёпот:

– Не меня ищешь?

Джеймс вздрогнул так, будто его ударили током. Он резко обернулся, сердце готово было вырваться из груди. В густой тени он с трудом разглядел расплывчатый силуэт человека. У него не было лица только сгусток мрака.

– Кто это?! – его собственный голос прозвучал хрипло и испуганно.

В ответ из темноты донеслось тоже безжизненное, металлическое шипение, лишённое всяких эмоций:

– У тебя осталось меньше двух месяцев. Капитан недоволен твоими… методами. Трата денег на выпивку – признак слабости. Но за первого найденного… тебе прощается. Твоя доля сокращается не на десять. На двадцать процентов. – В голосе посланника прозвучала ледяная насмешка. – Если, конечно, не хочешь потерять всё. Всю оставшуюся долю. И не только её.

Джеймс сидел, парализованный страхом, не в силах вымолвить ни слова. За ним и правда следили. Каждое его движение было известно.

– Не беспокойся о своём «улове», – продолжил голос. – О нём уже позаботились. Он на борту.

Джеймс почувствовал, как по спине пробежал ледяной холод. Они были здесь. Они забрали Марлоу прямо из-под его носа, пока он бегал по берегу. Он был всего лишь приманкой, пешкой.

В следующее мгновение что-то тяжёлое и твёрдое с глухим стуком ударило ему в спину и свалилось на землю рядом. Он вздрогнул – это был туго набитый монетами кожаный мешок, такой же, как первый.

– Трать с умом, – прошипел голос, и в нём впервые прозвучала открытая угроза. – Найми людей. Организуй поиски. Каждый потраченный впустую медяк будет твоим последним. Смотри на людей внимательнее. Ищи тех, кто носит одежду не по погоде. Кто прячет тело.

И так же внезапно, как и появился, силуэт растворился в темноте. Шорох шагов затих в кустах, и снова наступила тишина, теперь казавшаяся ещё более зловещей.

Джеймс сидел на холодных камнях, дрожа всем телом, сжимая в оцепенении новый, тяжёлый кошелёк. Он не чувствовал облегчения. Он чувствовал только всесокрушающий, парализующий ужас. Его свобода, его иллюзия выбора – всё это было дымом. Он был на крючке. Его дёргали за ниточки, и любое неверное движение могло стоить ему жизни. Он не охотник. Он собака, которую спустили с поводка и направили на дичь, не переставая при этом держать на прицеле.

Утро после ночной встречи на пирсе застало Джеймса другим человеком. Страх никуда не делся, но он кристаллизовался в холодную, твёрдую решимость. Угроза капитана висела над ним дамокловым мечом, но теперь у него были ресурсы и, как ни парадоксально, доказательство того, что цель достижима. Он нашёл одного. Значит, найдёт и остальных.

Он не стал тратить время на раздумья. С новым, тяжёлым кошельком в руке он направился в самое злачное место портового района – подпольный бойцовский клуб «Глотка», известное место сбора отбросов, наёмников и искателей лёгких денег. Воздух внутри был густым от запаха пота, крови и дешёвого табака. Джеймс, подавив рвотный позыв, пробился к барной стойке, где сидели двое, чей вид говорил сам за себя: шрамы, сломанные носы, холодные, ничего не выражающие глаза профессиональных головорезов.

Переговоры были краткими и циничными.

– Нужно найти людей, – хрипло сказал Джеймс, опуская на стойку полкошелька монет. Звон золота заставил обоих наёмников повернуть головы. – Шесть человек. Особые приметы. – Он описал символ, избегая слова «клеймо», говоря о «татуировках», «родимых пятнах необычной формы».

Один из них, по кличке Барс, с горбинкой на носу, взял одну из монет, попробовал её на зуб.

– Предоплата, – буркнул он. – Остальное – по результату. По головам.

Джеймс, стиснув зубы, высыпал почти всё содержимое кошелька. Он понимал, что рискует, что его могут обмануть, но выбора у него не было. Это была ставка ва-банк.

– Ищите на участках тела, – добавил он, когда наёмники стали делить добычу. – Руки, шеи, лодыжки… под одеждой. Пол не важен. Город большой… Разделитесь. Начните с завтрашнего дня.

Барс мрачно кивнул, сунув деньги за пазуху.

– Будет сделано, наниматель. Не высовывайся и жди вестей.

Оставшись практически без гроша, Джеймс почувствовал странное облегчение. Деньги были не его, они жгли карман, напоминая о долге. Теперь этот груз лежал на плечах наёмников. Он сделал всё, что мог. Осталось только ждать.

Вечером он снова пришёл на набережную, к тому же месту у кустов, надеясь услышать шипящий голос, получить новые указания, может, даже отчёт о том, что Марлоу на борту. Но ночь была тихой. Ни шёпота, ни силуэтов в темноте. Только плеск волн да далёкие крики ночных птиц. Его проигнорировали. Он был всего лишь инструментом, о котором вспоминают, когда нужно его заточить или направить.

Это молчание было хуже любой угрозы. Оно означало полную потерю контроля. Он был совершенно один в этой игре, правила которой ему не сообщали.

Охваченный внезапным, иррациональным порывом сбежать от этого молчания, от давящих стен города, он свернул с набережной и почти побежал по направлению к тёмной стене тропического леса. Он шёл, не разбирая дороги, обламывая ветки, царапая лицо и руки о колючие лианы. Его одежда, пропитанная потом, грязью и страхом, тяжело висела на нём. Он не боялся диких зверей или ядовитых змей – реальные опасности леса меркли по сравнению с тем невидимым ужасом, что сжимал его горло.

Он шёл, пока ноги не стали подкашиваться от усталости. И тогда сквозь хаос ночных звуков он уловил другой, нарастающий гул – глухой, мощный, низкий рокот, от которого дрожала земля.

Он пополз на звук, раздвигая перед собой очередную завесу папоротников.

И замер, поражённый.

Перед ним открывалась небольшая, скрытая со всех сторон скалами и буйной растительностью лагуна. С высокого уступа в неё низвергался поток чистейшей воды, сверкающий в лунном свете, словно струя жидкого серебра. Он разбивался о чёрные камни внизу, создавая миллионы брызг и прохладное, влажное облако тумана. Это был маленький, потаённый рай, не тронутый грязью и жестокостью внешнего мира.

Что-то в Джеймсе надломилось. Вся грязь, весь страх, всё отчаяние последних месяцев поднялось комом в горле. Словно во сне, он стал срывать с себя одежду – вонючую, потную, прилипшую к телу, как вторая кожа, символ его падения и унижения. Он сбросил её к ногам и голым шагнул под ледяные струи водопада.

Вода ударила в него с ошеломляющей силой, смывая с кожи не только грязь и жир, но и часть того тяжёлого груза, что давил на душу. Он вскрикнул от холода и катарсиса, подставив воду лицо, волосы, спину. Он тёр кожу до красноты, смывая запах сарая, дешёвого рома, страха и пота. Он плакал, и слёзы смешивались с чистой водой водопада, уносясь в тёмный бассейн внизу.

Он выстирал свою одежду, яростно колотя её о камни, словно пытаясь выбить из ткани саму память о пережитом кошмаре. После он развесил мокрые вещи на палках, воткнутых в землю, чтобы их обдувал ночной ветерок.

И тогда, совершенно истощённый, физически и морально очищенный, он набрал охапку мягкого папоротника и огромных листьев, сделал примитивное ложе на земле и укрылся ими, как одеялом.

Холод земли проникал в кости, но он его почти не чувствовал. На него смотрели звёзды, проглядывающие сквозь разрыв в кронах деревьев, а убаюкивающий гул водопада заглушал голоса в его голове. Впервые за долгие недели его сознание не металось в поисках решения, не изводилось страхом. Оно было пустым и тихим.

Он не думал о капитане, о наёмниках, о клеймах. Он просто слушал воду и чувствовал, как его тело, чистое и холодное, постепенно согревается под листьями. И в этом первобытном, уязвимом моменте он ощутил неожиданный, хрупкий покой. Это было затишье перед бурей, миг безмятежности, дарованный ему потаённым раем, прежде чем снова нырнуть в ад, который он сам для себя выбрал. И он заснул прямо на голой земле, под открытым небом, сном уставшего ребёнка, а не загнанного зверя.

Проснувшись на холодной земле под шум водопада, Джеймс почувствовал себя не отдохнувшим, а… новым. Чистая, хоть и мокрая одежда, свежая голова, промытая ледяной водой и сном без сновидений – всё это придало ему призрачное, хрупкое ощущение силы. Он глубоко вдохнул влажный, чистый воздух, пытаясь запечатлеть в памяти этот мирный момент. Он вспомнил Ричарда. Не его ужасную смерть, а их мечту – смешную, наивную, невозможную. Теперь она была единственным оправданием всего этого кошмара. Он должен довести дело до конца. Ради них обоих.

Его шаги по направлению к городу были более твёрдыми, чем накануне. Он даже позволил себе слабую, горькую ухмылку. У него есть план. Есть наёмники. Сегодня начнутся настоящие поиски.

Но город, как злой страж, уже поджидал его на окраине. Из-за угла глинобитной хижины вышла женщина. Она была худая, почти измождённая, с лихорадочным блеском в глазах. Её платье когда-то было ярким, но теперь выцвело и покрылось пятнами. Она бросилась к Джеймсу, перегородив ему дорогу.

– Вы! Вы его друг! Тот, с которым он пил в ту ночь! – её голос был срывающимся, полным отчаяния. – Где Марлоу? Куда он делся? Его нет уже трое суток!

Ледяная дрожь пробежала по спине Джеймса. Он сделал шаг назад, стараясь сохранить безразличное выражение лица.

– Не знаю, – буркнул он, пытаясь обойти её. – Не видел его.

Но женщина, с внезапной силой, которую трудно было предположить в её хрупком теле, упала перед ним на колени, вцепившись в его штанину.

– Умоляю вас! Я его люблю! Он сказал, что уходит ненадолго… что у него дело! Он должен был вернуться! Скажите, куда он пошёл? Вы же были последним, кто его видел!

В баре «Глотка» все знали Джеймса как тихого, всегда навеселе пьянчужку. Но сейчас он стоял перед ней трезвый, собранный, с чистым лицом – совсем другой человек. И её отчаяние, видя это, лишь усилилось. Она поняла, что он что-то знает.

– Мы… мы разошлись тогда, – заговорил Джеймс, чувствуя, как по лицу расползается краска лжи. – Он пошёл направо, я налево. Больше я его не видел. Клянусь.

Он попытался отойти, но она вскочила на ноги. Её лицо исказилось от боли и гнева.

– Врёшь! – она крикнула так громко, что несколько прохожих обернулись. – Я видела, как вы уходили вместе! Вы вели его куда-то!

И, прежде чем он успел среагировать, она изо всех сил ударила его по лицу. Удар был несильным, но неожиданным и унизительным.

– Ты об этом пожалеешь! – прошипела она, и в её глазах стояли слёзы ярости. – Верни его мне!

– Я не знаю! – почти закричал Джеймс, отскакивая и прижимая ладонь к горящей щеке. Его хрупкое спокойствие рухнуло. – Отстань от меня!

Он развернулся и почти побежал, оставив её стоять посреди улицы, неподвижную, как каменное изваяние горя и ненависти. Он обернулся лишь раз – и увидел, как она всё ещё стоит и смотрит ему вслед не мигая. Её взгляд прожигал ему спину. Кем она была для Марлоу? Женой? Возлюбленной? Он вспомнил его пьяные байки о победах – такие же небылицы, как и истории Ричарда. И теперь его ложь больно ударила по настоящей, живой любви. Чувство вины, тяжёлое и липкое, присоединилось к страху в его груди.

Войдя в «Глотку», он сразу почувствовал неладное. Воздух был густым и враждебным. Барс и его компания сидели за своим столом, но они не выглядели так, будто готовятся к работе. Они перекидывались костяшками домино и пили пиво.

– Ну что, – Джеймс подошёл к их столу, стараясь звучать уверенно. – Какие новости? Нашли кого-то?

Барс медленно поднял на него глаза, лениво выдохнул струю дыма и усмехнулся.

– Новости? Новости отличные. Твоя предоплата – она за ночь поисков. Ночь прошла. Ничего не нашли. Работа сделана. – Он пренебрежительно махнул рукой. – Прогуливайся, наниматель. Не мешай.

Удар был настолько внезапным и циничным, что у Джеймса на мгновение перехватило дыхание. Весь его хрупкий план, вся его ставка – рассы́пались в прах.

– Вы… вы что, вообще ничего не делали? – его голос дрогнул от ярости и неверия.

– Сказал же – искали. Не нашли. Неужели непонятно? – Барс встал, его тень накрыла Джеймса. – А теперь проваливай, пока цел.

Что-то в Джеймсе щёлкнуло. Месяцы страха, унижений, боли, потери Ричарда, угроз капитана, слёзы той женщины – всё это вырвалось наружу в слепой, яростной вспышке. С криком, в котором было отчаяние всего его существа, он схватил ближайший табурет и изо всех сил ударил им Барса по голове.

Дерево с треском разлетелось. Барс, оглушённый, отступил на шаг, по его лицу потекла струйка крови. Но этого было достаточно.

Следующие несколько минут стали для Джеймса вихрем чистой, нефильтрованной боли. Команда Барса набросилась на него молча и профессионально. Кулаки, сапоги, ножки от стульев – всё обрушилось на него. Он пытался закрыться, но его повалили на липкий от пива пол. Он чувствовал, как трещат его рёбра, как распухает глаз, как губа разбивается о зуб. Мир сузился до вспышек боли и звериных рыков нападавших.

Когда его, наконец, отпустили, он лежал, не в силах пошевелиться, хрипло хватая ртом воздух. Сквозь щель в единственном глазу, который ещё мог хоть что-то видеть, он увидел склонившегося над ним Барса. Тот вытер кровь с лица.

– Деньги, что ты нам вчера так любезно подарил, – прохрипел Барс, – они уже у Босса. – Он с силой ткнул пальцем в грудь Джеймса, заставляя того взвыть от боли. – Если ты, балда, думал, что Босс вчера врал тебе про то, что поиски уже давно ведутся… то ты ошибался. Мы их знаем в лицо, этих твоих клеймёных уродов. И они нас знают. Мы те, кого им сто́ит бояться. Мы ищем их не первый год. Но они, как тараканы, прячутся по щелям.

Он выпрямился и плюнул на лежащего Джеймса.

– Братишки, выкиньте это дерьмо на улицу. У него и так мало времени осталось. Босс уже не просто разочарован… он в ярости. – Барс зловеще ухмыльнулся. – Добьём его позже. Когда он нам понадобится.

Его подхватили под руки и потащили к выходу. Последнее, что увидел Джеймс, прежде чем его вышвырнули на грязную мостовую, – это равнодушные лица завсегдатаев бара, на которых не дрогнул ни один мускул. Он был здесь никем. Пешкой, которую использовали и выбросили за ненадобностью. И теперь он лежал в грязи, разбитый, преданный и абсолютно один на один со своей невозможной миссией. И с гневом того, кто стоял за всем этим – таинственного «Босса», чьё присутствие ощущалось в каждом камне этого прокля́того острова.

Лик Ангела

Сознание вернулось к Джеймсу не резко, а медленно, как сквозь густой, вязкий сироп. Сначала он почувствовал боль. Глухую, разлитую по всему телу, пульсирующую в висках и в каждом сломанном ребре. Потом до него донёсся запах. Не вонь порта и не запах крови, а лёгкий, травяной аромат, смешанный с дымком от очага и запахом высушенных цветов.

Он застонал, пытаясь открыть глаза. Правый глаз был заплывшим и не видел ничего, кроме мутного пятна. Левый, сквозь узкую щель, увидел низкий потолок, сплетённый из тростника и пальмовых листьев. Он лежал не на мешках в сарае, а на относительно мягкой, чистой постели из шкур и грубой ткани.

И тогда он увидел её.

Она сидела на низком табурете рядом с ним, склонившись над миской с дымящейся водой. Её движения были плавными и точными. Длинные, почти белые волосы были заплетены в простую косу, падавшую на плечо. Лицо, озарённое мягким светом от очага, было удивительно красивым – с высокими скулами, прямым носом и губами, тронутыми лёгкой грустью. Но больше всего его поразили её глаза – большие, цвета морской волны, и в них читалась такая глубокая, древняя печаль, которая казалась несовместимой с её молодостью.

Она обмакивала в миске пучок каких-то листьев и аккуратно, с нежностью, которой он был давно недостоин, промывала ссадины на его лице. Прохладный, горьковатый раствор приятно холодил воспалённую кожу.

И вот в этот момент, когда она наклонилась, чтобы поменять воду, край её простой льняной блузы сполз, обнажив плечо.

И там, на фарфорово-белой, почти сияющей коже, Джеймс увидел это.

Тот самый символ. Выжженный или вытатуированный с невероятным мастерством. Он был таким же, как на рисунке капитана, но видеть его на живом, дышащем человеке, да ещё на такой прекрасной женщине, было совершенно иным, ошеломляющим опытом.