Читать онлайн За дверью сна: тайна пикового туза

Глава 1. Письмо

Я стояла под фонарем и наблюдала за снежинками, кружащимися в желтом электрическом свете. Первое января, вечер, а на улице почему-то пустынно! Изредка мелькали прохожие, спешащие домой с автобусной остановки. Хотя чему удивляться, это же Энск! Сонный маленький городок, в котором время застыло. Взглянув на часы, я поморщилась: ну где же Лешка? Договорились в пять, а его до сих пор нет. Вечно опаздывает!

Потихоньку ветер усиливался: начиналась метель. Этого еще не хватало! Захотелось психануть и уйти, но тут кто-то шепнул мне прямо в ухо:

– Тепло ли тебе девица? Тепло ли тебе, красная?

Я вздрогнула и обернулась. Ну конечно, кто еще может так по-дурацки пугать? Леха улыбался во весь рот, довольный собой. Куртка расстегнута, шапка-ушанка набекрень, а шарфа и вовсе нет. Крутыш!

– Я тут чуть не околела! Можно хоть раз прийти вовремя, а? – накинулась я на друга. Сердце бешено стучало в груди. Терпеть не могу такие глупые пугалки исподтишка!

– Успокойся, Марфушка! – засмеялся Леха. – Морозко к тебе с подарками. И они не растают на солнце. – Вот. С Новым годом! – он протянул мне аккуратно упакованную коробочку. Синяя оберточная бумага таинственно блестела в свете фонаря. Я было хотела развернуть подарок, но Лешка остановил меня:

– Погоди до дома! Снег идет, может все испортить!

Интересно, что внутри коробки? Она была довольно большой и увесистой. Размышляя об этом, я чуть не позабыла о своем подарке Лехе, который я все это время держала спрятанным под пуховиком.

– У меня для тебя тоже кое-что есть – пробормотала я и сунула блестящий новогодний пакет Лехе. – Тебе понравится, я уверена. Только посмотришь дома!

Уф! Не умею я дарить подарки! Лешка заинтересованно поглядывал на пакетик. Наверняка, как и я, гадает о его содержимом.

Погода совсем испортилась. Ледяной ветер гнал по дороге поземку, и та, как белая гигантская змея, вилась под нашими ногами. Снег набивался в карманы, лез за шиворот, лип к волосам. Похоже, от моих кудрей, на завивку которых я потратила два часа, не осталось и следа!

– Пошли к нам! – прокричал Лешка сквозь вьюгу. – Бабушка пироги печет!

Я кивнула, и мы побежали по заснеженным дорожкам старого сквера. Ветер трепал новогоднюю мишуру на праздничной елке. Тут и там валялись обрывки разноцветного дождика, кружочки конфетти и пустые хлопушки – следы вчерашних гуляний. Мемориальный гранитный камень, установленный в честь какой-то важной даты в истории города, превратился в большой сугроб.

На нашей улице было так темно, что фонарь у подъезда Лешкиной двухэтажки казался крошечным маяком в море мрака. Типичная картина: время детское, а вокруг ни души. И это в новый год! Интересно, народ подъедает салаты под "Иронию судьбы", или уже лег спать?

Спустя несколько минут мы очутились в узкой прихожке. Тетя Шура – Лешкина бабушка, суетилась вокруг нас, помогая снимать мокрые шапки и вытряхивать снег из капюшонов. Не успели мы и глазом моргнуть, как она унесла сушить на кухню наши ботинки и пуховики.

– Пойдем пока в комнате посидим! – шепнул Леха.

Ноги в шерстяных носках скользили по лакированному паркету. Проходя мимо кухни, я заметила, что тетя Шура стоит у окна, и, нацепив на нос маленькие очки-половинки, читает какое-то письмо. На столе лежал разорванный конверт, пестревший разноцветными марками.

– Фуух! – Леха развалился в велюровом кресле, вытянув длинные ноги. – Погода мерзотная. Если так пойдет, то все каникулы дома просидим!

– А ты давно приехал? – спросила я, вертя в руках свой подарок. Мне было так жалко рвать оберточную бумагу, что я надеялась найти стыки и аккуратно снять упаковку. Но как назло, ничего не получалось. Коробка была заклеена мастерски. Вот Лешка заморочился! Что же внутри?

– Сегодня, на электричке. К отцу гости из нагрянули, его бывшие однокурсники из Москвы. Скукота! К тому же, я обещал бабушке, что приеду на зимние каникулы. Да рви ты ее уже! – засмеялся Леха, наблюдая за моими робкими попытками подобраться к коробке. Резким движением я дернула обертку, и та поддалась, порвавшись на две части.

Я открыла коробку и замерла. Внутри был снежный, стеклянный шар, да непростой, а на железной подставке в старинном стиле, украшенной витиеватым орнаментом. В шарике клубился снежок, а в центре, среди посеребренных елей, стоял необычный дом. Бежево-желтый, словно на пьедестале, с четырьмя колоннами: настоящий особняк! Его высокие окна приветливо светились, будто приглашая войти. Нажав пальцем какую-то кнопочку, я услышала тихую музыку. Зимний пейзаж, убаюкивающая мелодия, теплый свет окон загипнотизировали меня. Я держала в руках кусочек новогодней сказки, запечатанной в стекло!

– Лешка! – прошептала я, не отрываясь от шара. – Где ты это взял? Такое не купишь в магазине подарков!

Леха сиял, как начищенный чайник. Он любил производить впечатление, и сейчас наслаждался моментом. Откинувшись в кресле, он загадочно улыбнулся и сказал:

– Это секрет. Скажу одно: таких шаров всего три. Ручная работа!

Признаться, я сомневалась в этом, но виду не подала. Дареному коню в зубы не смотрят! Но шар и в самом деле был необычным. Большой, сияющий, на серебряной подставке: явно не китайское барахло.

– Ух ты! – восторженно протянул Леха. Я подняла глаза и увидела, что он уже примеряет мой подарок: футболку с Шевроле Импала из сериала "Сверхъестественное". Лешка был его ярым фанатом. Смотрел все сезоны по сто раз, был подписан на фанатский паблик сериала "В контакте", слушал ту же самую музыку, что и его любимые персонажи. Я знала об этом, и предвкушала радость от сюрприза. Леха крутился перед зеркалом, осматривая себя со всех сторон. На спине красовался слоган "Сверхъестественного": "Winchester: saving people. Hunting things. The family business"₁

– Крутяк! Спасибо! – смущенно пробормотал Леха, покраснев. Я пожала плечами, мол – не стоит! Повисла дурацкая пауза. Похоже, неловко было нам обоим. Я не знала, куда себя деть, а Лешка с напускным вниманием рассматривал вшивной ярлычок футболки. Положение спасла вошедшая в комнату тетя Шура.

– Пироги готовы! – хмуро объявила она и тут же скрылась в кухне. Всегда в хорошем настроении, приветливая и спокойная, сейчас она была сама не своя. Неизменная высокая прическа сбилась на бок, платье испачкано мукой, а вместо двух жемчужных сережек болталась только одна. Зная ее щепетильное отношение к собственной внешности, я удивилась. Тетя Шура была местной модницей, любившей наряды и украшения, за что ее недолюбливали соседки-сплетницы. Полная, статная, черноволосая, с чуть заметной сединой; когда она выходила из подъезда, сидящие на лавках бабки завистливо смотрели ей вслед. Что же произошло с ней?

– А что с тетей Шурой? – спросила я Лешку. Тот махнул рукой и прошептал:

– Сам не знаю! Когда я приехал, она уже была странной. В чай положила соль, выкинула в мусорку пульт от телевизора и долго искала потом! А все из-за письма ее сестры. Она его читает по сто раз на дню, и плачет. Я спрашивал, в чем дело. Не говорит!

Мы молча уселись на кухонные табуреты, покрытые вязаными крючком накидушками. Тетя Шура сидела напротив и снова читала письмо. Листок дрожал в ее руках, и в некоторых местах чернила расплылись синими пятнами. Губы беззвучно шевелились, а из-под очков по щеке пробежала слеза. Я обратила внимание на бумагу: глянцевая, плотная, с каким-то мудрёным гербом вверху.

– Бабуль, ты чего? – тревожно спросил Лешка, обняв старушку за плечи. Не сдержавшись, тетя Шура горько заплакала, вытирая слезы кружевным платочком.

– Вот, глядите! – она бросила на стол бумажный листок. Я посмотрела на Леху. Тот кивнул, и я стала читать вслух:

"Дорогая Александра!" – на этом месте я запнулась. Мы с Лешкиной бабушкой были тезками, хоть я никак не могла к этому привыкнуть. Для меня она всегда была просто тетей Шурой. Получается, я тоже Шура? Нет, это имя мне совсем не нравится…

– Ну? – нетерпеливо бросил Леха. Я снова начала:

"Дорогая Александра! Спешу поделиться радостным известием: я возвращаюсь в Россию. В честь этого события я устраиваю скромный прием в своем доме на Лысых Холмах. Приглашаю тебя, Володю, и Алексея погостить у меня в эти новогодние праздники. Что бы не скучать, Леша может взять с собой друзей. Прилетаю третьего января. Дай знать, и я пришлю за вами своего водителя. Надеюсь на скорую встречу. Целую!"

Ниже стояла витиеватая подпись: "Е.П. Покровская". Почерк был твердым, с нажимом. Заглавные буквы резко выделялись среди остальных своими заостренными формами, словно хищные птицы, готовые клюнуть. От письма исходил необычный аромат. Так пахла горькая полынь, расцветающая в середине лета, тысячелистник, и еще что-то терпкое, неуловимое.

– И что тут страшного? Просто письмо от тети Лены! Баб, а чего ты плачешь тогда? Это ж твоя родная сестра! – удивленно спросил Леха, и подвинув табурет, сел за стол.

– У вас есть сестра? Вы никогда о ней не говорили! – тихо сказала я. Тетя Шура высморкалась в носовой платок.

– Леша, корвалол! Двадцать капель – слабым голосом велела она. Лешка метнулся к буфету. Вскоре, заглушая аромат пирогов, по кухне распространился знакомый, едкий запах лекарства. Выпив его залпом и поморщившись, тетя Шура молчала, словно собираясь с силами. Мы терпеливо ждали ее пояснений.

– Когда мне было семь лет, мой отец, Петр Иванович Куликов, ушел из семьи к другой женщине. Ее звали Ада Константиновна Покровская, из обнищавшего дворянского рода Покровских. Мама так и не смогла простить его за это. А ему было плевать! Он ушел в один день. Просто собрал свои вещи и сказал: "Я полюбил другую женщину и ухожу к ней. Шуру я не бросаю. Всегда буду помогать ей". Поначалу мать была против того, чтобы я общалась с новой папиной женой, но потом сдалась. Так я стала бывать в том доме, огромном особняке на Лысых Холмах. Про Покровских говорили разное: что они потомственные колдуны, что продали душу дьяволу… Конечно, все это дремучие байки. Хотя, мама как-то раз сказала, что Ада приворожила отца: слишком уж странным и внезапным был его уход. Но, как бы то ни было, жизнь продолжалась. Я была очень привязана к папе, и в дом Покровских приезжала лишь для того, что бы увидеться с ним. Аду я не любила. Это было взаимным. Она старательно играла роль идеальной жены, но я-то знала, какая она на самом деле! Заносчивая, высокомерная гордячка, которая кичилась своей голубой кровью! Она презирала нас с матерью, считая людьми второго сорта. Тогда был Советский Союз, все бывшие дворяне старательно скрывали свое происхождение, но только не Покровские! Я до сих пор удивляюсь, как они смогли сохранить дом, который запросто могли национализировать и отдать под какую-нибудь школу. Может, и правда были колдунами? – усмехнулась тетя Шура. Мы слушали ее, затаив дыхание. Похоже, что даже Лешка не знает об этой истории!

– А потом у отца и Ады родилась дочь, которую назвали Еленой. Я была рада сестренке, и поначалу все шло хорошо. Мы с Леной очень дружили. Она бывала у нас, и даже моя мама к ней привязалась. Да и как иначе! Вы бы видели, каким ангелочком она была тогда! Но потом все изменилось. Лена стала все реже приходить к нам, отдалилась от меня. Я сразу поняла, что Ада настраивает ее против нас. Отец видел это, но молчал. Он стал абсолютным подкаблучником. Мы с Леной практически перестали общаться! По праздникам я получала открытки с сухими словами поздравлений, а позже и их не стало. Потом умер отец… Надо ли говорить, что мы стали чужими друг другу людьми? Ада и Лена жили своей жизнью, мы с мамой своей. И вроде бы все забылось. Я вышла замуж, у меня родился Володя, твой отец. Лена же была замужем несколько раз. Нас на свадьбы не приглашали, разумеется. Один из ее мужей был вдовцом с маленьким сыном. В девяностые годы его застрелили, и сестра с приемным ребенком уехала во Францию. Перед отъездом она приезжала попрощаться. Ты тогда совсем маленьким был, не помнишь. И вот сейчас, как ни в чем не бывало, приходит это письмо! Будто и не было стольких лет!

Тетя Шура замолчала, утирая платком слезы. Я обдумывала услышанное. Интересная история! Лешка никогда об этом не рассказывал.

– Ну, может в этом нет ничего плохого? Просто она решила наконец-то наладить общение… – начал было Леха, но увидев сердитое лицо бабушки, осекся.

– Мне ее подачки не нужны! "Скромный прием в своем доме…" Тьфу! Знаю я их высшее общество. Сборище снобов! – и тетя Шура швырнула рюмку из-под корвалола в стену. Я вздрогнула, а Лешка ошарашенно глядел на блестящие стеклянные осколки.

– Баб, ты чего? Не хочешь ехать, и не надо! Все нормально! – утешал он тетю Шуру, гладя ее по голове. Женщина плакала и качалась из стороны в сторону.

"Зря мы стали расспрашивать ее. Еще давление поднимется! "– с тревогой подумала я.

Лешка подмел осколки рюмки с пола. Тетя Шура, кажется, немного успокоилась, и обмахиваясь расписным веером в японском стиле, сказала:

– Дети, накрывайте на стол. Новый год все-таки, праздник! Леша, ставь чайник, Саша, доставай посуду!

Вскоре мы уплетали пироги и пили чай с мятой и черной смородиной. На подоконнике мелькала огоньками гирлянды маленькая елочка, за окном кружился снег, а в дымоходе завывал ветер. Густая метель накрыла Энск. Злосчастное письмо лежало на краю стола. Я изредка поглядывала на него. Замысловатый герб, странный почерк и аромат духов дразнили меня. Да и история о Покровских произвела впечатление. Странное семейство из огромного особняка на Лысых Холмах… Интересно, где это? Я никогда не слышала о таком населенном пункте.

– Почему ты не рассказывал об этом?– спросила я, когда мы, вдоволь наевшись, вернулись в Лехину комнату. Тот пожал плечами.

– Понимаешь, все это как семейная легенда. Половина правда, половина нет. Ты же сама слышала: колдуны, ворожба, привороты. Да и сама тетя Лена мифический персонаж! Я даже не знаю, как она выглядит. Видел пару раз на каких-то старых фотках из бабушкиного альбома – пояснил Лешка, открывая ноутбук.

– Но для твоей бабушки это не легенда. Видел, как она плакала? Наверняка, ей до сих пор обидно. Понятно, почему она не хочет ехать в эти самые Лысые Холмы! Кстати, где это?

– Недалеко, у нас в области. Кажется, так называется село. Бабушка рассказывала про особняк Покровских. Говорит, это надо видеть! – сказал Леха. – Я никогда там не был…

– Теперь и мне стало интересно. Ну-ка, набери про него в поисковике! – предложила я, но только Леха открыл рот, чтобы ответить, как в комнату вплыла тетя Шура. Про себя я отметила перемену, произошедшую с ней. Еще несколько минут назад она лила слезы и пила успокоительные капли, а сейчас выглядела решительно и сурово.

– Зачем интернет, когда можно увидеть вживую? Я тут подумала: некрасиво будет игнорировать приглашение. Я ехать не собираюсь, да и твой отец тоже. Остаешься только ты, Алексей! И раз уж тебя пригласили персонально, завтра же отправляйся в Лысые Холмы. Ну, что скажешь? – тетя Шура присела рядом с нами на край дивана. Вот это поворот!

– Что? Баб, ты о чем? Сама же говорила, что не желаешь ничего слышать о тете Лене! Сначала рыдаешь, а потом отправляешь туда меня? – возмущенно выпалил Лешка, покраснев. Я, как и он, удивленно глядела на тетю Шуру. Та поджала накрашенные губы:

– А что? Она же приглашает нас из вежливости, вот и мы ответим тем же! У тебя все равно каникулы. А там есть на что посмотреть! Дом какой, природа! Ты просто не знаешь, от чего отказываешься. Всяко лучше, чем здесь сидеть! Ну подумай, какие тут развлечения?

– А там просто парк аттракционов, можно подумать! – съязвил Леха. – Да я от скуки помру! Две недели в этой глуши!

– Так возьми с собой Сашу! В письме же ясно сказано: "Алексей может взять с собой друзей". Ты ведь не против, Сашенька? – с притворной лаской спросила тетя Шура, хитро прищурив глаза. – Воздухом подышите, погуляете. Вечно дома сидите, как сычи! Вон, один бледнее другого…

"Предложение, от которого невозможно отказаться!" – мрачно подумала я. Какого фига? У меня были другие планы на эти зимние каникулы!

– Ну, вы тут решайте, определяйтесь, а я пойду собирать твой чемодан, Лешенька! – елейным голоском прощебетала тетя Шура, и поцеловав внука в кудрявую макушку, выпорхнула из комнаты.

Лешка ошарашенно глядел ей вслед.

– Нет, ты это видела? – спросил он, повернувшись ко мне. – Все, теперь не открестишься! Дернул же меня черт спросить об этом письме! Сам нарвался!

– Так откажись! – спокойно ответила я. – Тебя же не в мешок сажают! В чем проблема-то?

Лешка криво усмехнулся:

– Ты не знаешь бабушку! Когда ей что-то взбредет в голову, лучше согласиться! Сань, поехали со мной! Один я там не выдержу! Давай, а? – умоляюще произнес Леха, молитвенно сложив ладони. – Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Я прищурилась, обдумывая предложение. Честно говоря, мне хотелось согласиться. Загадочная тетя Лена, ее усадьба на Лысых Холмах, семейные предания: звучит, как начало детективного романа. Да и в чем-то тетя Шура права: сидеть все каникулы в Энске то еще развлечение. Что здесь делать? Каждый день ходить в кино или шляться по единственному в городе торговому центру такое себе занятие…

– Ладно! – ответила я как будто бы нехотя. – Постараюсь уговорить маму! Хотя она точно отпустит. – А вот с бабушкой посложнее будет!

– Крутяк! – просиял Леха. – А Ирка приедет? Давай и ее возьмем!

Я покачала головой:

– Вряд ли. Она в декабре болела бронхитом. На каникулы ее отправили в какой-то санаторий, выздоравливать. Так что все две недели там проторчит!

Мы учились в разных школах, а Лешка и вовсе жил в другом районе города, до которого можно было добраться электричкой. Но каждые каникулы мы приезжали сюда, на окраину Энска, к бабушкам-дедушкам. Нашу троицу знала вся округа. "Неразлучники!" – усмехалась баба Валя. Лешка фонтанировал идеями. Чердак в Ирином доме он гордо именовал штаб-квартирой, а мы в его представлении были тремя детективами. Я смеялась и говорила, что если Леха сует свой длинный нос в чужие дела, это еще не делает его детективом. Он обижался, называл это "природной любознательностью и широким кругозором". И хоть я никогда не говорила об этом вслух, но с Лешкой было чертовски интересно. Временами он напоминал Википедию. В его голове непостижимым образом помещалось все: от киношных персонажей до математических формул. Долговязый, вечно взъерошенный, в очках: мы дразнили его Гарри Поттером. Леха не обращал на это внимания, снисходительно улыбаясь.

В этом году впервые была нарушена традиция собираться вместе на каникулы. Ирку сослали в санаторий, а теперь, похоже, и мы с Лешкой собираемся в путешествие!

Я осторожно выглянула из комнаты. Тетя Шура стояла перед зеркалом в прихожке, и напевая себе под нос, пудрила лицо. В воздухе витал аромат "Красной Москвы" – ее любимых духов. Казалось, что этим запахом пропитана вся квартира: вещи в шкафах, обивка мебели и даже сам Лешка. Он терпеть не мог этот парфюм, и когда бабушка не слышала, шутил, что флакон нужно захоронить глубоко в земле, как ядерные отходы.

– Погляди, как она повеселела! – вполголоса сказал Леха, нахмурившись. – Спихнула на меня всю ответственность, и рада! Типа я представитель нашей семьи Куликовых!

– А мне кажется, что она не хочет до конца портить отношения с сестрой! – я пожала плечами. – Может, еще надеется все исправить и помириться…

– Да они и не ругались! – заметил Лешка. – Просто слишком разные!

– Кстати, а почему тетя Лена Покровская, а не Куликова? – поразмыслив, спросила я. – Отец-то у них один!

Лешка недоуменно уставился на меня.

– Ну ты даешь! Даже из бабушкиного рассказа все ясно! Мать тетки из дворян. Аристократы, понимаешь? Для них очень важны все эти титулы, регалии, происхождение! К тому же, хотели сохранить родовую фамилию. У тети Лены есть сын, наверняка, тоже Покровский. Семейные традиции! – объяснил Лешка, а потом загадочно добавил шепотом:

– Кстати, насчет семейных традиций. Покровские непростое семейство. Если все то, что я слышал от бабушки, хоть наполовину правда, нас ждет веселая поездка в Лысые Холмы!

Глава 2. Добро пожаловать в особняк Покровских!

Утро встретило ярким солнцем, под которым ослепительно сверкал и искрился снег. О вчерашней метели напоминали лишь сугробы, да дворник, расчищающий дорожки перед подъездом. Я с удовольствием вдохнула морозный воздух. Хорошая погода и предвкушение поездки поднимали настроение. Мама отпустила меня без колебаний: ей всегда нравился Лешка. Этот хитрец умел производить хорошее впечатление! Очки, внимательный и серьезный взгляд, грамотная речь – настоящий джентльмен! Только бабушке была не по душе эта затея. "Вот если бы с вами поехала Ира, тогда ладно. А так…"– бабуля подозрительно и недобро глядела на меня. Ох, уж эти пережитки прошлого! В представлении бабы Вали девочка и мальчик не могли просто дружить. Обязательно должен быть кто-то третий, для равновесия.

"А то люди подумают невесть что!" – строго говорила она, прищурившись. Слава богу, мама не придерживалась этих дурацких взглядов, поэтому я старалась не обращать на внимания на бабулины "тараканы". Она переписала на листочек телефоны Лешки и тети Шуры, и строго-настрого приказала мне звонить ей два раза в день, утром и вечером. Только после клятвенных уверений в том, что я так и сделаю, баба Валя собрала мои вещи в дорожную сумку.

И вот, после всех напутствий и наставлений, я стояла около Лешкиного подъезда. Было девять тридцать утра. Водитель должен был забрать нас в десять. Мигом мне представился двухметровый качок в строгом костюме и темных очках "авиаторах". А приедет он на черной иномарке, разумеется. Может, на Мерседесе, или БМВ. Кажется, Тетя Лена прилетала из Франции? А какие там автомобили? Я вспомнила только Рено.

Мои фантазии прервал Лешка. Колесики чемодана застревали в снегу, и Леха пыхтел как паровоз, пока тащил багаж. Следом из подъезда вышмыгнула тетя Шура. Одета она была по принципу "все лучшее сразу": длинная каракулевая шуба, сапожки на каблуках, изящная бордовая сумочка, которую она называла ридикюлем. Благоухая пудрой и неизменной "Красной Москвой", она давала последние советы и наставления внуку:

– Я вам в дорогу пирожков завернула. Чай в термосе! Как приедете, позвони! Алексей, ты слушаешь?

– Да слышу я, ба! Туда ехать-то час от силы, не оголодаем! – улыбнулся Лешка, но тетя Шура была настроена серьезно и шутки не поняла.

– Ну конечно! А там вам кто готовить будет? Как бы самим не пришлось. Лена же ничего не умеет! Хотя, с ее-то возможностями… Наверняка, привезет с собой целый штат поваров! – презрительно фыркнула Александра Петровна.

Я округлила глаза. Всемогущая тетя Лена! В моем представлении вырисовался образ какой-то демонической женщины. Прав был Леха, называя ее "мифическим персонажем"! Все эти недомолвки, обрывки фраз только подогревали мой интерес. Семейные тайны, секреты, недосказанности влекли и манили. Что ж, я отправляюсь им навстречу!

Тем временем, к дому подъехала ярко-зеленая семерка "Жигули". На контрасте с снегом цвет был настолько ядовитым, что хотелось зажмурить глаза. Машинка как будто только что сошла с конвейера, сверкая чистотой и новизной. Мы втроем наблюдали, как не спеша, из авто вывалился человек. Пыхтя, он закрыл ключом дверцу и в развалку направился к нам.

Круглолицый мужичок небольшого роста заметил нас у подъезда, приветливо улыбнулся и замахал рукой, семеня по расчищенной тропинке к дому. В зимней куртке с енотовым воротником, забавной кепочке и густыми седыми усами, он удивительно напоминал садовую фигурку гнома. Мы с Лехой удивленно переглянулись.

– Ба, это кто? – подозрительно спросил Лешка.

– Наверное, водитель, который приехал за вами… – с сомнением произнесла тетя Шура, оглядывая незнакомца с головы до ног.

– Знатная же у вас метель была, еле проехал! – гоготнул мужичок, и кашлянув, доложил:

– Разрешите представиться: Михаил Иванович Тимофеев, майор милиции в отставке! Прибыл по поручению Елены Петровны Покровской! Теперь в вашем распоряжении.

Я улыбнулась. Забавный дядька! И хотя этот Михаил Иванович даже отдаленно не напоминал крутого водителя, которого я нафантазировала, отчего-то мне он понравился.

– Вольно! – как самый настоящий командир отчеканила тетя Шура. Все засмеялись, и это немного разрядило обстановку.

– Стало быть, вы втроем отправляетесь в Лысые Холмы? – спросил Михаил Иванович, добродушно улыбаясь.

Тетя Шура замялась.

– Едут только мой внук Алексей, и Саша – друг семьи. Я остаюсь. – голос тети Шуры дрожал, и я заметила, как она нервно крутит в руках свой ридикюль.

– Вот те раз! – удивился водитель. – Елена Петровна о троих речь вела. Вы, наверное, Александра Петровна, сестра ейная? Я сразу так решил. Похожи вы! – Михаил Иванович лукаво ухмыльнулся в белоснежные усы.

Тетя Шура изменилась в лице, и мы с Лешкой сразу перестали улыбаться.

– Вы водитель? Вот и делаете свое дело. Берите сумки, чемоданы, грузите в багажник! – властно велела она и сердито посмотрела на Михаила Ивановича. Мне стало жаль его: он как-то сгорбился и от этого стал еще меньше ростом.

– Вы уж простите меня! – извинялся он. – Не приучен я к правильной речи. На работе только казенный язык усвоил. Шутка ли: сорок лет в органах! Не обижайтесь. Сейчас поедем!

Подхватив мою сумку и Лешкин чемодан, он направился к багажнику.

– Вот что, дети… – сказала тетя Шура, взяв нас с Лешкой за руки. – Особняк Покровских старый, дореволюционный. Ничего там не бойтесь, а глупым сказкам не верьте. Звоните каждый день. Если что-то будет не так, хоть мелочь, знайте: я приеду и вас заберу!

– Все нормально будет! – заверил бабушку Леша. – Мы же едем не к кому-то чужому, а к тете Лене!

– Этого и боюсь, Лешенька! – мрачно произнесла тетя Шура. – Этого и боюсь…

Напоследок она расцеловала нас в обе щеки, и мы с Лехой устроились на заднем сиденье семерки. В салоне пахло табаком и освежителем-елочкой.

– Александра Петровна, не переживайте! Доставлю живыми-здоровыми! – пообещал Михаил Иванович, опустив стекло.

Тетя Шура махнула рукой на прощание, и мы тронулись.

Тихие улочки Энска были пустынны. Ни машин, ни прохожих: типичное утро выходного дня. "Семерка" осторожно выехала на трассу, где рядом с нами проносились огромные фуры и грузовики. Шум дороги заглушал музыку в моих наушниках, и я с тоской отключила "блютуз". Все равно бесполезно!

Мелькали дорожные указатели, знаки, вывески кафешек и забегаловок. Лешка залипал в телефоне. Я подумала, что он играет, но, скосив глаза, увидела на экране страничку с текстом из Википедии: "Лысые Холмы – село на севере Энской области…" Все понятно! Решил подготовиться к визиту. В этом весь Лешка! Что толку изучать статьи в интернете, когда через час мы будем на месте и увидим все своими глазами?

Тем временем мы съехали с шумной трассы на второстепенную дорогу. По обеим сторонам был лес. Я вздохнула с облегчением: наконец-то тишина!

Михаил Иванович уверенно и аккуратно рулил, вполголоса подпевая мурлыкавшей из колонки музыке. Без кепки он напоминал не садового гнома, а седого, усатого ежа. Ассоциация была такой яркой, что я не удержалась и громко хихикнула. Лешка, наконец, поднял голову от экрана смартфона.

– Долго еще, Михал Иваныч? – спросил Леха, подавшись вперед к водительскому креслу.

– Минут тридцать. И кстати, для вас я просто дядя Миша! – обернувшись, подмигнул нам майор.

Мы проехали мимо покосившегося дорожного указателя "Лысые холмы". Я заметила, что теперь лес стал гуще, темнее. Огромные, величественные сосны встречали нас, приветственно колыхая ветвями. В чаще мелькнуло что-то рыжее, и тут же пропало. Неужели лиса? Долго еще я всматривалась в темноту леса, обернувшись. Никого. Только карканье ворон, снующих от ветки к ветке, да мельтешня галок: маленьких, черных клякс на белом снегу.

– Дядя Миша, а почему село так назвали? Ну, Лысыми Холмами? – пришло мне в голову.

– Тут все запутано. По правде говоря, само село стоит на равнине. А на холмах построен особняк вашей бабушки, Елены Петровны. Ну, не она конечно, строила, а дед ее. Как же его звали, дай бог памяти… – дядя Миша на миг задумался. – Константин Дмитриевич, точно! Это еще в начале двадцатого века было, до революции. От деревенских название пошло. Дом на лысых холмах: так говорили. Ну и прижилось. А деду Елены Петровны, Константину то бишь, это шибко понравилось. Он так и деревню назвал.

– Получается, у села до этого было другое название? – поинтересовался Лешка.

– Было, да уж никто его не помнит! – засмеялся дядя Миша. – В ту пору господа могли делать что угодно. Хоть название менять каждый год! Велел помещик называть Лысыми Холмами, так извольте слушаться! Местным это не понравилось, да куда деваться! Хозяин барин!

– А вы давно у Елены Петровны работаете? – полюбопытствовала я, пользуясь словоохотливым настроением нашего проводника.

Дядя Миша помолчал, считая себе под нос, а потом радостно объявил:

– Шестнадцать лет! Точно! Вот время-то летит! А было вот как. Елена Петровна улетала во Францию. Никто не знал, вернется она, или нет. За домом надо было присматривать, блюсти. Вот и нашли меня! Я ведь сам в селе живу. Мой дом как раз у подножия холмов, на которых особняк стоит. Деньги хорошие, работа непыльная. Я тогда как раз на пенсию ушел. Вот и согласился. Милое дело! Тем более, что конкурентов у меня не было. Никто из местных туда и носа не кажет! А я человек несуеверный, земной. Во всякую ересь не верю!

Тут уже заинтересовалась я:

– Какая такая ересь?

– Да брешут всякое про ваш дом! Темный народ. Даже голову не забивайте! – отмахнулся дядя Миша, давая понять, что не собирается распространяться на эту тему. Что же это за тайна? И ведь тетя Шура предупреждала нас перед отъездом: "Ничего не бойтесь. Глупым сказкам не верьте…"

– А ты, Алексей, никогда не был тут, что ли? – спросил в свою очередь Михаил Иванович Лешку, не отрывая взгляда от дороги. Тот помотал головой:

– Неа. Еду первый раз! Бабушка рассказывала, конечно. Дом, наверное, красивый?

– Еще какой! – с гордостью ответил дядя Миша. – Обветшал, конечно, ведь ему больше ста лет! Но все еще роскошный. Так сейчас не строят! Колонны, терраса, эркеры: все там есть!

– И привидение есть? – насмешливо спросила я. – В каждом уважающем себя старом доме обязательно водятся призраки!

– Привидение тоже имеется! – ответил дядя Миша, и я увидела в зеркале заднего вида, как он весело подмигнул мне.

Наконец, за окнами стали мелькать жилые дома. Старенькие избушки с покосившимися заборами, и новые коттеджи, сверкающие красными черепичными крышами соседствовали друг с другом. Мы проехали мимо двуэтажного кирпичного здания с развевающимся на ветру флагом, и я успела прочитать на табличке слово "школа".

– Много народу тут живет? – спросил Леха, с любопытством разглядывая окрестности из окна "семерки".

– В девяностые годы почти все уехали в город. Времена были такие! Ни денег, ни работы. Сейчас возвращаться стали. Школу вот открыли, ребятишки учатся. Амбулатория есть, на другом конце села. Многие в Лысых Холмах участки стали покупать, строиться. Места здесь красивые. Воздух какой! Потихоньку возрождается село. А дом Елены Петровны так вообще – местная достопримечательность! Хоть экскурсии води! – хмыкнул дядя Миша и тут же предупредил:

– Сейчас в гору поедем! Держитесь крепче!

Машина шла плавно, аккуратно. Низкие ветви деревьев стучали по крыше, царапали стекла. Казалось, дядя Миша знает дорогу как свои пять пальцев. Мы объезжали все кочки и ямы, нигде не застревая.

– Повезло, что вчера метель обошла нас стороной! Иначе пиши пропало. Дороги-то асфальтированной нет – посетовал Михаил Иванович, вздохнув. – Если занесет, то дом считай, в ловушке! Пока трактор из районного центра приползет, пока расчистит. Вся надежда на Елену Петровну. Может, удастся ей насчет дороги договориться. Нужна она, и ей, и селу!

Мы проехали через массивные кованые ворота, обе стороны которых были украшены литыми железными фигурками воронов. Мне показалось, что эти истуканы, как живые, буравят нас своими маленькими, черными глазками. Штукатурка каменных ограждений облупилась и торчала острыми шкварками, открывая кладку красного кирпича. Да и сами ворота стояли ржавыми, облезлыми.

Колеса шуршали по гравию подъездной дорожки. Заснеженные кусты сирени и боярышника расступились, и мы с Лешкой одновременно ахнули.

– Ничего себе! – восхищенно произнес Леха. Я молчала, не веря своим глазам. Таких домов я не видела нигде! Разве что, на картинах или в учебниках истории. Особняк глядел на нас свысока, поражая нездешней роскошью и размахом. Трехэтажный, с четырьмя величественными колоннами, лепниной на фасаде: он будто сошел со страниц туристического путеводителя. В низких, полукруглых окнах первого этажа отражались наши удивленные лица и довольная физиономия дяди Миши.

– Ну, что я говорил? То-то. Это вам не современная архитектура. Классика! – подбоченясь, сказал Михал Иваныч, по-хозяйски оглядывая дом.

– Это какой-то античный дворец! – пробормотал Лешка. Он все время что-то фотографировал на планшет: то круглое, затянутое паутиной оконце, то лепнину балкона на втором этаже. Мое внимание привлекла массивная железная табличка. Я подошла ближе и прочла вслух:

"Объект культурного наследия федерального значения: дом-особняк графа К.Д. Покровского. Построен в 1909-1910 гг. Архитектор: А.Г. Воробьев. Яркий образец архитектуры ретроспективизма неоклассического направления. Восходит к образцам вилл эпохи итальянского возрождения выдающегося зодчего XVI века Андреа Палладио".

Почему-то мне захотелось приложить ладонь к старой, шершавой стене. Удивительно, но она показалась мне теплой на ощупь! Как это возможно в январе? Я подняла глаза и заметила двух ворон, притаившихся на открытой террасе. Они глядели на меня сверху внимательно и серьезно, как будто чего-то ждали.

– Мы разглядываем дом, а дом разглядывает нас… – тихо произнесла я, но меня никто не услышал.

– Только представь, как выглядит особняк, если на него смотреть снизу, у подножия холмов!– сказал Лешка, задрав голову вверх. – Вот, послушай, что написано в Википедии: "Вид главного фасада вдохновлен формами эпохи Возрождения и знаменитыми виллами Андреа Палладио. Граф Покровский планировал установить скульптуры по обе стороны здания, однако, по неизвестным причинам, эта задумка осталась нереализованной. Основой композиции служит четырехколонный портик с фронтоном, постановленный на массивный цоколь. В особняке имеется открытая веранда и две боковые полуротонды"....

– Ой, Леш, завязывай ты с этой Википедией!– поморщилась я. – Все непонятно! Я и слов-то таких раньше не слышала. Мы же не студенты архитектурного универа!

– Эх ты, тупень! – расплылся в улыбке Лешка, и поправив очки на носу, добавил:

– Я по истории реферат писал, как раз про Андреа Палладио и его виллы. Самой известной является итальянская вилла Ротонда, ставшая его последним творением. Кстати, ее копировали по всему миру, от Англии до России! Вот и наш архитектор Воробьев создал что-то подобное. Как говорится, по мотивам!

– Зануда! – презрительно бросила я. Было обидно, что я не вспомнила школьные уроки истории раньше, когда только прочла надпись на табличке. У Лехи голова как компьютер! Никогда не знаешь, что он выудит из глубин своей памяти.

Дядя Миша выгрузил из машины наш багаж и куда-то с ним потащился .

– За мной, молодежь! – командовал он. – Вход сбоку!

Я обернулась, ища глазами Леху. Тот все возился с планшетом, разглядывая фотографии. Ну конечно, как без этого! Я уже предвидела, что сегодняшний вечер пройдет в изучении архитектурных особенностей особняка. Как хорошо, что я взяла с собой наушники! Будет, чем заткнуть уши от бесконечных Лешкиных россказней.

– Нет, ты это видела? – возбужденно затараторил он, нагнав меня. – Вилла в стиле Андреа Палладио, и где? В Лысых Холмах! Как тебе такое, Илон Маск? У Покровских определенно был вкус. Не удивляюсь, что деревенские болтали про дом невесть что. Они такого отродясь не видели! Да уж… Красиво жить не запретишь!

– Так-то оно так! – пожала плечами я. – Но ты заметил, в каком состоянии дом? Кое-где облупилась штукатурка, облезли оконные рамы. А на балконе второго этажа вообще маленькая березка выросла! Упадок!

– Это верно! – вдруг пропыхтел неведомо откуда взявшийся дядя Миша. – Упадок! а все почему? Потому что памятник культурного наследия!– и наш провожатый назидательно поднял вверх указательный палец.

– Так это же хорошо! – удивилась я. – Разве нет?

Дядя Миша искоса посмотрел на меня.

– Да что хорошего! Вот если б денег на содержание этой махины выделяли, тогда хорошо! А то ведь мы без согласования даже маленький ремонт провести не можем! На все разрешение администрации нужно. Вот, в прошлый раз надо было крыльцо подлатать. Делов-то на копейку! Ну что ты, разве дадут! Приехала комиссия из города. Глядели, глядели, говорят – не положено! Нарушает исторический облик. – дядя Миша с досады плюнул на землю. – Я взял и сам все отремонтировал. Пошли они куда подальше, с их разрешениями!

Он все пыхтел и брюзжал, шагая впереди. Мы семенили за ним по расчищенной аллее.

Я огляделась. Огромный сад вокруг дома был занесен снегом. Тут и там из-под него торчали черные сучья деревьев, засохшие ветки каких-то растений, колючие палки шиповника. Без должного присмотра он беспорядочно разросся по всей территории. Сад выглядел уныло, если не сказать – зловеще. Меня не покидало чувство скрытой угрозы, притаившейся опасности. В углу, почти у самой каменной кладки, я заметила уродливые деревья со скрюченными ветвями. Они так контрастировали со снегом, что поначалу я приняла их за человеческие фигуры, и на мгновение зажмурилась от страха. Жуткие, вывернутые во все стороны, закрученные в тугие кольца, переплетенные в бараний рог: казалось, их ветви согнула неведомая и злая сила.

Крадучись, я подошла ближе. Приблизиться к этим чудищам вплотную я почему-то боялась.

– Ни фига себе! – прошептал подоспевший ко мне Леха. – Как их скорчило! Выглядят крипово…

Я кивнула, с отвращением рассматривая уродцев.

– Как ты думаешь, что это за деревья? Я так и не поняла.

Лешка прищурился сквозь очки.

– Вроде рябина! – неуверенно сказал он. – Хотя… фиг знает! Слишком уж страшные.

– Я где-то читала, что такие корявые деревья растут в аномальных зонах. Ну, там разные геомагнитные поля и все такое. Как думаешь? – спросила я Леху. Тот почесал затылок:

– У меня нет ответа. Возможно, ты права. Сфоткаю на всякий случай!

– Давай быстрее и пойдем в дом. У меня мурашки от этих страшил! – поежилась я и зашагала обратно к главному входу. Лешка сделал пару снимков и потрусил за мной, скрипя снегом.

– Ну, чего застряли? – крикнул дядя Миша, высовываясь из дверей.

– Идем! – дружно закричали мы с Лехой и побежали к крыльцу.

Перед тем, как зайти в дом, я оглянулась.Скрюченные рябины словно наблюдали за мной, затаившись в своем углу. Под порывом налетевшего ветра дверь тихонько заскрипела, приглашая войти. Я вздохнула и переступила порог.

После яркого солнца и сверкающего снега было непривычно темно, и мы с Лешкой щурились, стараясь различить очертания обстановки. Дядя Миша, кряхтя, поставил наши чемоданы на пол, выстланный паркетом с замысловатым орнаментом.

– Вот мы и на месте! – торжественно произнес Михаил Иванович, и обведя пространство рукой, добавил: – Добро пожаловать в особняк Покровских!

Глава 3. Портретная комната

Мы стояли в просторном холле, тускло освещенном помпезной хрустальной люстрой, в которой горели лишь три лампочки из десяти. На стенах, оклеенных темно-синими в полоску обоями, беспорядочно висели картины в разномастных рамах. Овальные, квадратные, большие и маленькие: в основном пейзажи и натюрморты. Потолки удивляли высотой и изысканной лепниной. Кудрявые купидоны выглядывали из-за колонн и полуколонн; замысловатые вензеля сплетались друг с другом, образуя вычурную композицию. Слева в углу я приметила печь, оформленную под классическую колонну. Но главным украшением холла была лестница из темного, лакированного дерева. Крепкая, резная, с фигурными балясинами – она круто уходила на верхний этаж.

– Вот это да! – Леха восхищенно оглядывался по сторонам. – Глянь на люстру! На цепях висит. Не дом, а Большой театр какой-то!

– А ты там был? – посмеиваясь, спросил дядя Миша.

– Нет! – ничуть не смутившись, ответил Лешка. – Но мне кажется, что там именно так!

– Видали? – Михаил Иванович кивнул на лестницу. – Построена без единого гвоздя! Я сам ее лачил месяц назад. Как узнал, что Елена Петровна возвращается, так и устроил генеральную уборку. Пылищи было – мама не горюй!

– А чем это тут пахнет? – повел носом Лешка. Я тоже уловила затхлый запах, который обычно бывает в старых, непроветренных помещениях.

Дядя Миша нахмурился и буркнул:

– Чем пахнет, чем пахнет! Плесенью и пылью, вот чем пахнет! Думал, в сказку попал? Тут давно никто не живет. В бальной зале вообще потоп был, трубу прорвало! Я и так стараюсь, как могу. Топлю, проветриваю, прибираюсь!

Мне стало стыдно за Лехины слова. Дом огромный, и одному дяде Мише здесь не справиться. А тут еще явились мы, непрошеные гости! Я ободряюще улыбнулась и сказала:

– Мы поможем с уборкой, Михаил Иванович! Вы только наши комнаты покажите!

Дядя Миша просиял и улыбнулся в свои пушистые усы.

– Вот это другой разговор! Дело вам найдется, молодые люди, будьте спокойны. А комнаты на третьем этаже. Пошли! – и он устремился вверх, перешагивая сразу через несколько ступенек. Мы едва поспевали за ним.

– Тут ведь вот какое дело! – пустился в рассуждения майор. – Первый этаж, по сути, подвальный. Его раньше в служебных целях использовали. Подсобки, комнаты для слуг: все там было. На втором столовая, кабинет, библиотека, парадная гостиная и бальная зала. Туда не ходите, ремонт там. А на третьем жилые комнаты!

Мы поднимались все выше, и крутые ступени лестницы скрипели под нашими шагами.

– Ну, спасибо тебе, Сашенька! Нашлась тут любительница чистоты! Теперь нам предстоит драить полы, немытые со времен царя Гороха! – зло прошипел мне в ухо Лешка.

– Постыдился бы! Дядя Миша тут один. И вообще, чьих родственников этот дом?– возмутилась я. Вот лентяй!

Лешка обиженно замолчал и надулся.

Ноги тонули в пушистой ковровой дорожке, расстеленной в коридоре третьего этажа. Со стен глядели на нас чучела животных: голова оленя с ветвистыми рогами, клыкастый кабан, и даже рысь – все они смотрелись жутковато. Блестящие стеклянные глаза бессмысленно пялились в пустоту. А ведь когда-то все они были живыми! Подумать только, какая незавидная участь: по чьей-то глупой прихоти лишиться жизни и стать пыльным чучелом, набитым трухой!

– Это отвратительно! – сказала я вслух, поморщившись.

Дядя Миша вздохнул и кивнул:

– Да уж, что хорошего! Убить ради забавы, а потом сделать пушистый пылесборник. Не по-людски это, не по-христиански…

– У богатых свои причуды! – пожал плечами Леха. – А у богатых аристократов тем более! Все, что сейчас нам кажется диким, в их времена было в порядке вещей.

Мы прошли все левое крыло длинного коридора. Дядя Миша, как экскурсовод, рассказывал нам о комнатах:

– Тут портретная, тут кабинет. Спальня хозяйки в правом крыле. Остальные комнаты для гостей. Твоя, Саша, вот здесь – майор указал на последнюю дверь рядом с большим, овальным окном.

– Алексею напротив! – кивнул дядя Миша на соседние апартаменты. – Теперь, молодежь, слушай мою команду. Сейчас тринадцать ноль ноль. Даю вам час на распаковку чемоданов и обустройство в комнате. В два часа у нас обед, а после приступаем к уборке! Я понятно выражаюсь? – и он обвел нас суровым взглядом из-под кустистых бровей.

– Да, сэр! – съязвил Леха. Я толкнула его в бок локтем.

Дядя Миша сердито хмыкнул и ушел, оставив нас в коридоре.

– Старый солдафон! – ему вслед пробубнил Лешка. – Ладно, фиг с ним! Встретимся на этом месте через полчаса!

Я закрыла за собой дверь, и замок звучно щелкнул. Комната оказалась небольшой, но светлой и уютной. Кровать с резными спинками была аккуратно застелена розовым постельным бельем в мелких цветочках. Рядом стоял комод с таким же узором, что и на кровати, и маленькая тумбочка под стать остальной мебели. За узкой лакированной дверью обнаружилась маленькая ванная комната. В углу расположился туалетный столик с большим зеркалом в овальной раме. Я подошла ближе. В отражении на меня смотрела темноволосая девчонка в дутом красном пуховике, висящими на шее наушниками и рюкзаком за спиной. Я выглядела как инопланетянин среди этой консервативной обстановки.

– Что ж, неплохо! – вслух сказала я, и сняв куртку, кинула ее на кровать. Почему-то мне казалось, что комната была девчачьей. Может, обои в розочках ввели меня в заблуждение? Приглядевшись, я заметила на них выгоревшие следы от картин или фотографий. Такие остаются, когда снимают со стены фото в рамках, висевшие много лет. Наверняка, дядя Миша в курсе. Надо будет у него спросить…

Одно из окон, выходившее на крыльцо дома, было завешено плотными шторами. Резким движением я отдернула портьеры и вскрикнула от неожиданности. Уродливые деревья, в которых Леха признал рябины, качались на ветру, помахивая своими черными сучьями. Вот черт! В доме полно комнат, а мне досталась с видом на этих мутантов! Теперь понятно, почему шторы завешены. Возможно, летом эти уродцы выглядят симпатичнее, но сейчас, на фоне зимнего пейзажа… Жуть! Я задернула занавески, решив про себя, что больше не взгляну в это окно.

В дверь тихонько постучали.

– Саш? – послышался голос Лехи.

– Иду! – я бросила взгляд на зловещее окно и вышла в коридор. Лешка уже переоделся и поджидал меня, прислонившись к стене.

– Мне показалось или кто-то кричал?– спросил он, покосившись на дверь в мою комнату.

– Показалось! – как можно равнодушнее ответила я. Не хватало еще, что бы Леха узнал об этом! Терпеть его насмешки и приколы все каникулы я не собиралась.

Вопреки нашим ожиданиям, обедали мы не в столовой, а в кухне первого этажа, который отличался от пафосных господских покоев простотой. Здесь все было без изысков. Никаких картин, чучел животных, канделябров и свечей. Для слуг имелся даже свой вход и узкая лестница, ведущая на другие этажи.

У стен были сложены груды какого-то барахла. Приглядевшись, я увидела поломанные стулья, облезлые кресла с торчащими пружинами, осколки разбитых ваз и старые чемоданы из потрескавшейся от времени кожи. У тусклых лампочек кружили серые мотыльки. Я поежилась, и дело было вовсе не в сырости и холоде. Сама атмосфера этого дома была безрадостной, унылой, навивающей тоску. Парадный образ остался там, на верхних этажах, пускающих пыль в глаза своими кичливыми безделушками. Изнанка же была здесь, в этом затхлом, полуподвальном мирке. Вот где истинное нутро дома! Плесневелое, с кучей старья, летающей повсюду молью и холодным зимним солнцем, пробивающимся сквозь круглые, немытые окна. Дом напоминал молодящегося старика, скрывающего неприглядные тайны под модным шмотьем.

– Да, не самое приятное место! – Леха словно прочел мои мысли. – Честно, даже среди шкур и звериных морд третьего этажа намного уютнее, чем здесь!

– Остается надеяться, что в других комнатах интереснее. Мы же еще нигде не были… – мне захотелось дать этому дому еще один шанс. Может, не все так плохо?

– Понять не могу, почему дядя Миша решил обедать здесь? Комнат полно, выбирай любую! – бубнил Лешка, пока мы пробирались в кухню сквозь завалы из старых вещей.

– А ты думал, он будет заморачиваться? Мы не господа, можем поесть и тут. Я сомневаюсь, что он вообще задумывался об этом. Он же старый вояка, без всяких там сантиментов! Сам же его солдафоном называл! – – напомнила я. Леха лишь пожал плечами.

Наши скитания в пыльных лабиринтах служебных помещений были вознаграждены вкуснейшим борщом, который сварил дядя Миша. Этот дядька полон сюрпризов! Аромат чеснока и черного перца витал в воздухе, дразнил обоняние. Оголодавшие, мы обжигались огненным красным варевом, уплетая мягкий черный хлеб с перьями зеленого лука. Дядя Миша лишь лукаво улыбался, наблюдая за нами, и его глаза сияли из-под густых, седых бровей.

– Дядь Миш, суп просто отвал башки! Где вы так готовить научились? – с набитым ртом промычал Лешка.

– У жены! – с гордостью ответил майор. – Моя Галина еще лучше борщ варит. Семейный рецепт. Там у них какой-то секретный ингредиент есть. Ей-богу, не знаю! Даже мне не говорит! – Михаил Иванович добродушно рассмеялся. Леха тоже заулыбался, а вслед за ним и я. Незаметно настроение улучшилось. Может, нужно было просто поесть?

Наше счастье длилось недолго. После обеда дядя Миша выдал нам "специальное оборудование": так он назвал тряпки с ведрами и моющим средством. Лешку он определил на уборку в кабинете, а меня отправил в портретную.

– Ты там осторожно! – предостерегал он меня, пока мы поднимались на третий этаж. – Портреты старинные, сплошь кисти известных художников! Не дай боже повредить, скандала не оберешься! Елена Петровна с нас головы снимет. Поэтому, рамы протирай аккуратно и только сухой тряпкой!

Я открыла дверь и обомлела. Комната была просто огромной!

– Я тут до ночи возиться буду… – пробормотала я, обернувшись, но моего провожатого и след простыл. Вот ведь хитрый черт! Я уныло поплелась вглубь комнаты, жалея себя и ругая Лешку. Это он затащил меня сюда, и теперь я, как уборщица, драю пол с порошком! А могла бы с полным правом бездельничать дома, наслаждаясь каникулами.

Обведя пространство комнаты взглядом, я поняла, почему она называлась портретной. Картины располагались везде, от пола до высоченных потолков. Кого тут только не было! Бравые гусары верхом на резвых скакунах, благородные офицеры, сверкавшие золотыми эполетами, кудрявые дамы в пышных платьях, с маленькими собачками на руках. Неужели все они Покровские? Не думала, что это семейство с такой богатой историей. Вот Леха жук! Никогда не рассказывал о родственниках-аристократах.

Поначалу я с усердием взялась за работу, вытирая пыль с золотых рам, до которых могла дотянуться. Мне казалось, что люди с портретов удивленно пялятся на меня. Наверное, я первый за долгие годы человек, нарушивший пыльный покой достославного семейства.

– Расслабьтесь, ребята! – сказала я вслух. – Я здесь только на каникулы!

Скоро мне стало скучно и грустно. Я попробовала поймать интернет, но смартфон показывал лишь одну палочку сигнала. Обалдеть! В этой дыре еще и связи нет. Ну, Леха, держись! С него весь спрос. Ехал бы один в свои Лысые Холмы, и батрачил бы здесь с утра до вечера. Угораздило же меня подписаться на это…

Со скуки я стала рассматривать полотна и читать подписи к ним. Оказалось, здесь не только Покровские. Князь Липатов смотрел строго и сурово, щурясь из-под черных бровей; графиня Ланская сидела в вполоборота и будто подмигивала каждому взглянувшему на нее. Была тут и румяная девочка с косичками-баранками, верхом на расписной деревянной лошадке. Пожалуй, это самая симпатичная картина из всех. Остальные надменно щурились, смотрели свысока, словно оценивая меня сквозь стекла лорнета.

Вскоре от пышных шляп с перьями и парадных мундиров рябело в глазах. Я уселась на укрытый мебельным чехлом диван, и подперев щеку рукой, стала разглядывать противоположную стену. Мое внимание привлек необычный портрет, который я почему-то не заметила раньше. И как я могла его пропустить?

Холодно, недобро улыбаясь, на меня глядела молодая женщина. Художник изобразил ее во весь рост. Черные волосы уложены в прическу, наряд по канонам моды начала двадцатого века: блуза с пышными рукавами и приталенная юбка в пол. Незнакомка стояла на фоне эффектной, деревянной лестницы, показавшейся мне знакомой. Ну конечно! Это лестница из холла, про которую с гордостью рассказывал дядя Миша! Но самой интересной деталью портрета была необычное украшение на шее женщины. Длинная, массивная серебряная цепь, а ней подвеска в виде игральной карты: туза масти пик из рубиново-красного камня, сверкающего гранями.

Я вгляделась в лицо женщины. В ее улыбке не было ни дружелюбия, ни приветливости. Наоборот, она получилась неприятной и даже отталкивающей. Была ли в том вина художника, или дама всегда имела стервозное выражение лица, но портрет устрашал. Я отошла на несколько шагов назад, что бы увидеть его в целом. В том, что это холл особняка Покровских, я не сомневалась. Но кто эта женщина? И что за странная подвеска в виде пикового туза? Никогда таких не видела. Может быть, незнакомка была заядлой картежницей? На ум пришла пушкинская "Пиковая дама". Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!

– Нормально! Я в кабинете пашу в полный рост, а ты тут на диване валяешься? – Лешка появился так неожиданно, что я подпрыгнула на месте.

– Блин, Леша! У меня чуть сердце не остановилось! – возмутилась я. Здесь и без него хватает сюрпризов. Именитые родственники с картин следили за нами, окружив со всех сторон.

Лешка плюхнулся рядом со мной на диван и осмотрелся.

– По этой картинной галерее можно изучать девятнадцатый век и семью Покровских в частности! – усмехнулся он.

– Почему ты никогда не говорил о своих дворянских корнях? – помолчав, спросила я.

Леха хмыкнул и пожал плечами.

– Во-первых, это не мои родственники. К Покровским я не имею никакого отношения. Если разобраться, я внучатый племянник тети Лены. Очень дальнее родство, согласись? Не женись мой дед второй раз на Аде Покровской, мы бы знать не знали ни о них, ни о Лысых Холмах – объяснил Лешка.

– А в фамильных портретах ты разбираешься? – и я кивнула на незнакомку с серебряной подвеской на шее.

Леха подошел ближе, рассматривая портрет сквозь стекла очков. Он то отходил назад, то снова приближался, снимал очки и надевал. Я терпеливо наблюдала за этими чудачествами.

– Ну, что скажешь? Очень странная картина, тебе не кажется? – спросила я, встав у Лешки за спиной.

– Странная – это ничего не сказать – пробормотал Леха, щуря глаза. – Неприятная особа. Знаешь, она кого-то мне напоминает, только не могу понять, кого именно. А что касается подвески, то я в тупике. Хотя… вроде в карточных гаданиях пиковый туз считается негативной картой, символом разрушения. А еще ее называют картой магов и колдунов!

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась я. – Подготовился заранее?

– Подписан на всякие познавательные каналы! – засмеялся Лешка. – Там часто рассказывают про разные тайные общества. Розенкрейцеры, масоны, тамплиеры. Почти все они увлекались магией и колдовством.

Мне стало не по себе. Женщина с картины глядела на нас свысока, щуря надменные глаза. Рубиновый туз на ее груди горел кроваво-красным цветом.

– Пойдем отсюда! – шепнула я. Прихватив ведра и тряпки, мы вышмыгнули из портретной, тихонько затворив за собой дверь.

– Помнишь, когда мы собирались сюда, я сказал тебе, что Покровские непростое семейство? – спросил Леха, когда мы спускались на служебный этаж.

Я кивнула.

– Про них много чего говорили. Считали Константина Покровского колдуном, а его дочь Аду – ведьмой. Вроде бы даже они устраивали спиритические сеансы, здесь, в этом доме – тихо сказал Лешка. Эта фраза прозвучала эхом в холодной пустоте первого этажа. Все вокруг стало мрачным, враждебным. Лысые холмы накрыли вечерние зимние сумерки. Невидимая жуть ползла по старому паркету дома, прячась и копошась в темных углах.

– Ты нарочно меня пугаешь, да? – спросила я. Это в Лехином стиле: нагнать страха своей сказочной болтовней!

Но он лишь покачал головой.

– Даже не думал. Все правда. В те времена была повальная мода на спиритизм и веру в духов. Сеансами увлекались все, кому не лень. Вот и Покровских это не обошло стороной!

Я молчала, обдумывая Лешкины слова. Шестое чувство подсказывало мне, что картина в портретной как-то связана с мистической славой дома. Почему-то я была уверена, что мы еще услышим о даме с пиковым тузом.

Остаток дня прошел в трудах и заботах. Мы помогали дяде Мише в последних приготовлениях перед приездом хозяйки: выбивали ковровые дорожки, снимали чехлы с мягкой мебели, тащили из подвала разные безделушки. Потихоньку дом преображался, пробудившись после многолетнего, пыльного сна.

– Ну, ребята, поработали вы на славу! Один бы я не управился! – объявил вечером дядя Миша. Мы с Лешкой устало развалились в английских креслах возле камина, а майор восседал за письменным столом кабинета, как хозяин. Честно говоря, его маленькая, коренастая фигура и простецкая физиономия никак не вписывались в изысканный интерьер комнаты. Больше всего дядя Миша походил на Нафаню из мультика про Кузю. Хозяйственный, чистоплотный, да еще и кулинар: чем не домовой?

– Мне завтра ранехонько вставать! – вздохнул Михаил Иванович, поднимаясь из кожаного кресла. – Вы спите, я вас в девять разбужу. Елена Петровна приезжает к двенадцати. Ну, кыш спать! День трудный был.

– А вы где ночуете? – спросил Леха, прикрыв за собой двери кабинета.

– В бывшей камердинерской, на первом этаже. Спокойной ночи, молодежь! По дому не бродите. Не везде безопасно… – и больше ничего не пояснив, дядя Миша засеменил вниз по лестнице.

– Что значит "не везде безопасно"? Хорошенькое дело! – возмутилась я. Вот тебе и напутствие перед сном!

– Да ладно тебе. По-любому, он про бальную залу, где ремонт – отмахнулся Лешка. – Как по мне, так я не собираюсь нигде бродить. Доползти бы до комнаты. И почему здесь нет лифта?!

… Я не могла уснуть, ворочаясь в постели с боку на бок. Наволочка пахла сыростью и затлом, как и все в этом странном доме. Придется долго топить печи, что бы прогнать въевшийся плесневелый запах. Что будет завтра? Какая она, Елена Петровна? Я пыталась представить ее и не могла. Образ, созданный воображением, был нечетким, расплывался, как отражение в воде. За последние два дня мы столько слышали о Покровских, что хватило бы на целый фильм. Аристократы, живущие в особняке в стиле Андреа Палладио, любители спиритических сеансов, колдуны: все это не укладывалось в рамках обычного. Да и название села звучало мрачновато: Лысые Холмы. Кстати, почему они лысые? Здесь полно деревьев. Я видела дубы, березы, кусты боярышника и сирени. И конечно, скрученные рябины в углу сада. Я покосилась на темное окно, завешенное плотными шторами. Они там, маленькие черные уродцы. Прячутся в углу, и даже луна не освещает этот клочок земли.

Сон подступал. В его зыбкой реальности кружились образы и впечатления сегодняшнего дня. Огромные колонны дома, головы животных на стенах, дядя Миша с кастрюлей борща, Лешкина очкастая физиономия. А над всем этим – прищуренные глаза незнакомки из портретной, и сверкающий красными огнями таинственный пиковый туз.

Глава 4. «Deo juvante»

Я проснулась от грохота, словно кто-то уронил на пол огромный железный таз. Какое-то время я просто лежала в постели. Хотелось дремать, закутавшись в одеялко, прижавшись щекой к прохладной подушке. Даже удивительно, как сладко и крепко мне спалось этой ночью! Веки снова стали слипаться, но тут в коридоре послышалась возня и тихий разговор.

Я села на кровати. Реальность постепенно возвращалась. Лысые Холмы, дом Покровских, вчерашний утомительный день завертелись в памяти, как открытки. Вот я, подняв голову вверх, смотрю на колонны дома, Лешка фотографирует кривые рябины, дядя Миша тащит наш багаж. Это не сон. Мы, как пришельцы из будущего, ворвались в тихий покой старины и пыли, фамильных портретов и вытертых диванов, бесцветной моли и шустрых мокриц.

Наскоро умывшись и почистив зубы, я метнулась к шкафу. Что надеть? Платье было бы чересчур помпезным, а юбку я сочла слишком короткой. Немного подумав, я выбрала черную водолазку и джинсы. В памяти всплыла цитата, гуляющая по интернету: "Черную водолазку носят те, кто внутренне свободен". Я улыбнулась своему отражению в зеркале, замурлыкав под нос кипеловскую "Я свободен", забрала волосы в высокий хвост и вышла в коридор.

Знакомый терпкий аромат витал в воздухе, и я, как собака-ищейка, шла на запах. Мои шаги тонули в новой ковровой дорожке, расстеленной накануне. В холле первого этажа кто-то тихо переговаривался, шуршал бумагой и хихикал. Я перегнулась через перила и осторожно посмотрела вниз. Ну конечно! Как я сразу не поняла, что пахнет хвоей! Возле ярко пылающего камина стояла высокая, пушистая елка, а рядом сновали Лешка и дядя Миша.

– Эй, привет! – помахал мне рукой Леха. – У нас тут елка! Спускайся!

Гостиная напоминала яркую, новогоднюю открытку. В теплом отсвете огня английские кресла, обитые красным бархатом, казались рубиновыми. На таком же бархатном пуфе лежала коробка с елочными игрушками. Дядя Миша стоял на небольшой скамеечке, развешивая украшения у самой макушки, а Лешка растягивал мишуру на нижних ветках елки.

– Глянь, какие раритеты! – Леха подвинул ко мне коробку. – Некоторые даже на прищепке! Я погуглил: им всем больше пятидесяти лет!

Таких елочных украшений я раньше не видела. Хрупкие золотые шишки, разномастные шары, украшенные ручной росписью, заснеженные домики, блестящие сосульки – чего здесь только не было! Дядя Миша взял из коробки большую игрушку в виде часов, показывающих без пяти двенадцать, и аккуратно повесил ее на пушистую веточку.

– Эх, молодежь! Все-то вы знаете из своего интернета, да не усекли одного: это самые лучшие игрушки! А все почему? – спросил дядя Миша, глядя на нас сверху вниз со своего постамента.

– Почему? – в один голос произнесли мы с Лешкой.

– Потому что советские! – улыбнулся Михаил Иванович. – Поглядите, какая красота! С душой сделаны, с добром! А сейчас что? Пластиковый ширпотреб, ни уму, ни сердцу! На эти посмотришь, и праздник ощущаешь. Настоящий, из детства!

Я вертела в руках серебристо-фиолетовую сову на прищепке. Дядя Миша прав. Все игрушки были такими милыми, домашними и уютными, что хотелось смотреть на них, трогать, разглядывать. Хрупкие кусочки праздника, сверкающие в свете гирлянды и очага.

– Мы их внизу нашли, в залежах старья – пояснил Лешка. – Видимо, их хотели выбросить!

– Я им выброшу! – дядя Миша погрозил кулаком неизвестному врагу. – Это наша память, наша история!

Лешка улыбнулся и подмигнул мне. Втроем работа пошла быстрее, и вскоре холл был полностью украшен. Елка мигала огоньками гирлянды, и разноцветные блики прыгали по игрушкам. В коробке было полно всякой всячины: обрывки мишуры, спутанный дождик, осколки стеклянных красных шаров. Приглядевшись, я заметила небольшую фигурку Пьеро в черно-белом балахоне с длинными рукавами. Маленькие черные глазки грустно смотрели на меня. Никому не нужный, грустный мальчик с дудочкой, забытый в коробке среди старых, сгоревших гирлянд.

– У него нет петельки! – заметил Лешка.

– А мы поставим его на камин! – сказала я, и вскарабкалась на мягкий пуф.

Пьеро занял место между серебряным подсвечником и статуэткой в виде кошки, выгнувшей спину. В доме было полно интересных вещиц. В коридоре третьего этажа, на столике с коваными ножками стояла фигурка гарцующей лошади, а в кабинете я видела изящного жирафа на янтарной подставке. По этим предметам можно было составить целый доклад по истории искусств: каким мастером созданы, к какому стилю интерьера относятся.

– Смотри! Я только сейчас заметил! – Леха указал на высеченные буквы на каменном карнизе камина.

"Deo juvante"– прочла я вслух. Дядя Миша недоуменно крякнул, а Лешка задумчиво сказал:

– Похоже на дворянский девиз… У каждого уважающего себя семейства существовал фамильный герб и небольшое изречение. Как правило, на латыни!

– Интересно… – я провела пальцами по надписи. Камень был холодным, словно это не камин, а кусок льда. Я невольно отдернула руку. Отчего-то прикасаться к каменной гравировке мне было неприятно.

– "С Божьей милостью" – перевел Леха, загуглив фразу в интернете. Он, как всегда, таскал с собой планшет.

– Вот дела! А я внимания на эту надпись не обращал!– сказал дядя Миша, и подхватив деревянную скамеечку, направился к лестнице для слуг. В дверях он обернулся и произнес, хмуро глядя на карниз камина:

– С Божьей милостью… А ведь в доме нет ни икон, ни крестов!

Мы с Лешкой переглянулись. Я видела, что он о чем-то задумался, и не лезла к нему с расспросами.

Утро было хмурым, пасмурным. Ветер гнал по небу серые облака, похожие на рваную марлю. Накинув куртку, я стояла на открытом балконе третьего этажа. Если внутри дома стараниями дяди Миши поддерживался хоть какой-то порядок, то здесь разруха и запустение разгулялись вовсю. Штукатурка обнажила старую кирпичную кладку, поросшую темно – зеленым мхом. Снег не успевал ложиться на облезлые перила балкона – его подхватывал ветер, кружил, кидал в лицо. Я застегнула куртку и подняла капюшон. Руки замерзли так, что пальцы не слушались. И перчатки, как назло, остались в неразобранном чемодане!

С высоты мне открылся замечательный вид. Теперь понятно, почему Константин Покровский построил дом на холмах! Даже зимой, сквозь белую морозную дымку, была видна лента реки, скованная льдом, белоснежные верхушки сосен, пестрые крыши деревенских домов и скользивший над ними дымок от печей. Кто знает, может, лет сто назад, в один из летних вечеров граф стоял здесь, на этом самом месте? Смотрел вдаль, видел на линии горизонта чаек, кружащихся над искристой водной гладью. Солнечный день, зелень лугов, прохлада леса… А над всем этим, как великан из древнегреческих мифов, возвышался античный особняк.

Я подошла к краю балюстрады, но тут же отшатнулась. Здесь, на открытом балконе, продуваемом со всех сторон ветрами, высота затягивала, манила в свою воронку. Казалось, вот-вот, и поток воздуха подхватит меня, унесет, как домик Элли во время урагана. Я прижалась к облезлой стене. Так безопаснее!

Сзади скрипнула дверь. Лешка, в своей оранжевой дутой куртке, походил на круглый апельсин, маячивший яркой точкой на фоне белого, зимнего пейзажа.

– Прячусь от дяди Миши! – пояснил Леша, закрывая за собой балконную дверь. – С самого утра достает! То одно, то другое. Знаешь, как он меня сегодня назвал? Молодой хозяин!

– Поздравляю! – засмеялась я. – Ты причислен к рангу аристократов. Прям-таки предводитель местного дворянства!

Лешка шутливо раскланялся во все стороны.

– Ну, он же не знает, что я Покровским седьмая вода на киселе, как говорит бабушка! Но на всякий случай разубеждать не стал. Мне же лучше!

Он подошел к перилам балкона, и ловко перегнувшись через них, посмотрел вниз. От такого безрассудства у меня закружилась голова. Лешка снял очки, протер их и снова надел. Ветер трепал его волосы, надувал расстегнутую куртку, словно парус, но Лехе было все равно. Достав планшет, он фотографировал панораму реки и леса.

– Знаешь, я и представить не мог, как здесь красиво! Бабушка Шура рассказывала мне о Лысых Холмах и особняке, но увидеть все своими глазами… – Леха глядел вдаль, на темно-серую тучу, медленно плывшую в нависающем небе. – Не понимаю, почему дом до сих пор неизвестен. Тетя Лена могла бы сколотить нехилый бизнес, водя сюда экскурсии. Да что там экскурсии! Здесь в самый раз кино снимать!

– Вернись с небес на землю! – я стряхнула с волос снежинки. – Помнишь, что сказал дядя Миша? Дом является памятником архитектуры. Нельзя просто так взять и начать зарабатывать на нем. Бумажки, согласования, разрешения. Хозяйка живет за границей. Кстати, почему? Чем она занимается во Франции?

Лешка пожал плечами и спрятал планшет в карман куртки.

– Я точно не знаю. Кажется, она вышла замуж за француза, и уехала вместе с ним в Париж. У бабушки даже есть старая почтовая открытка оттуда. Тетя Лена присылала на какой-то праздник. Интереснее другое: почему она возвращается? И надолго ли?

– А что думает тетя Шура по этому поводу? – спросила я.

– Делает вид, что ей это неинтересно! – засмеялся Лешка, и слепив снежок, запустил им прямо в дядю Мишу, расчищающего дорожки от снега.

Мы тут же пригнулись, давясь беззвучным смехом. Майор озирался по сторонам, что-то сердито бормоча себе под нос.

– Эй, детвора! Айда ко мне на инструктаж! – зычно прокричал он. Я поглядела в щелку между балясинами балкона. Дядя Миша смотрел прямо на меня! Он поманил нас рукой, мол – спускайтесь, жду!

– Старый черт! – ругался Лешка по дороге. – С виду тюфяк тюфяком, а свое дело четко знает! Не забыл еще свои милицейские фишки!

– – Инструктаж! Еще чуть-чуть, и будем ходить строем. Ать-два, левой! – скомандовала я басом, и Леха засмеялся.

Михаил Иванович был строг и серьезен. Насупившись, он ходил туда-сюда. Вытянувшись, мы стояли на крыльце, словно солдаты перед старшиной.

– Значит, так – дядя Миша многозначительно смотрел на нас, щуря голубые глаза. – Звонил мне водитель Елены Петровны: уже подъехали к Лысым холмам. Через пять минут будут здесь. Первым делом вот что: Елена Петровна женщина непростая, властная. Не спорьте с ней, и все будет хорошо. С ней еще сынок приезжает. Как его… Эдвард!

– Каллен? – спросила я. Лешка хохотнул, а дядя Миша недоуменно поглядел на меня.

– Какой еще Каллен? Покровский, ясное дело! Скажу честн: со странностями парень! Увидите его, сами все поймете…

– Похоже, здесь всё и все со странностями! – буркнула я. Михаил Иванович не слышал этого. Обернувшись, он помахал рукой черной машине, въезжающей в ворота особняка.

Сердце ухнуло в груди. "Теперь все изменится!" – подумала я, ощутив смутную тревогу. БМВ, словно огромный, черный ворон, плавно скользила по дорожкам заснеженного сада. Тонированные стекла задних дверей не давали разглядеть пассажиров. Мне было видно лишь водителя в темных очках, точь в точь из моих фантазий накануне поездки в Лысые холмы.

Я украдкой взглянула на Лешку. Он-то уж точно ни о чем не тревожился, и потому глядел весело, предвкушая новые знакомства и события. Как бы он не отнекивался от родства с Покровскими, но я знала, что в глубине души ему льстит быть частью этого благородного семейства. В чем-чем, а в желании отличаться от других ему не откажешь! Леха всегда был немного белой вороной. События давно минувших дней часто занимали его куда больше, чем реальность. Он подолгу зависал в интернете, но не с игрушками, как большинство парней из моего класса, а в поисках очередной порции знаний. Когда его всерьез что-то интересовало, он, как ищейка, докапывался до самой сути. И при этом умудрялся не быть занудой! Ну, разве что, самую малость…

Михаил Иванович поспешил к БМВ и услужливо открыл заднюю дверь.

– Принц, ко мне! – властно скомандовал звучный женский голос. Я затаила дыхание. Потом я еще долго вспоминала детали этого первого впечатления: стройные, изящные ноги в замшевых сапожках, ступившие на снег; иссиня-черную шубу, стеганую сумочку на цепочке, с логотипом из переплетенных букв "С". Трудно сказать, что поразило меня больше: роскошный образ дамы или она сама. С одинаковым успехом ей можно было дать и сорок, и шестьдесят лет. Вся в черном, в стильной шляпе с пером, она походила на нездешнюю хищную птицу. На ее руках устроился пушистый шпиц, такой же черный, как шуба хозяйки. Высунув розовый язык, он глядел на нас блестящими глазками-бусинками.

– Елена Петровна, милости прошу! Давно вас поджидаем! – суетился вокруг нее дядя Миша. Покровская окинула нас с Лешкой недоуменным взглядом.

– Два подростка и завхоз… Так торжественно меня еще не встречали! – усмехнулась дама, и я уловила издевку в ее голосе. Михаил Иванович смутился.

– Я это… подумал, так лучше будет, по-семейному, так сказать! – бормотал он, густо покраснев.

– Думать не твоя забота, Миша! – отрезала Елена Петровна, и майор сразу сник, замолчал.

Лешка смущенно кашлянул, и, подойдя к тетке, сказал:

– Елена Петровна, рад познакомиться! Я Алексей Куликов, внук вашей сестры, Александры Петровны…

– Как же, как же, помню! Это не первая наша встреча. Правда, тогда ты лежал в коляске и пускал слюни, так что вряд запомнил меня. Отчего же сестра не приехала? – серые глаза Покровской смотрели насмешливо и снисходительно.

– Ну… – замялся Леха. – Она не очень хорошо себя чувствует. Давление!

Елена Петровна промолчала, но по взгляду ее прищуренных глаз, густо подведенных черными тенями, я поняла, что она обо всем догадалась.

– Как жаль! Но, надо думать, тебе скучать не приходится? – тетя Лена заинтересованно и оценивающе смотрела на меня. Обычно я не стесняюсь незнакомых людей, но сейчас меня будто сковал паралич. Медленно, как во сне, охрипшим голосом я пробубнила:

– Александра Лазарева, друг семьи – и помешкав, протянула руку для пожатия, хотя была не уверена в правильности этого действия.

– Александра? – ухоженные брови Елены Петровны взметнулись вверх. – Леша, это судьба! – засмеялась она, а Леха покраснел. Сняв перчатки, Покровская взяла меня за руку, изучая внутреннюю сторону ладони. Я, как завороженная, рассматривала ее лицо: тонкий, прямой нос, капризно изогнутые уголки губ, и фарфоровая бледность кожи, которую усиливала черная одежда. Поводив тонкими, длинными пальцами по линиям на моей ладони, Елена Петровна как-то странно глянула на меня, хмыкнула и ничего не сказала.

Тем временем из машины вылез высокий, нескладный парень в строгом костюме.

– Наконец-то! – недовольно процедила тетя Лена, поманив парня рукой. Тот нехотя подошел, загребая на ходу снег огромными ботинками.

– Знакомьтесь: Алексей, мой племянник, его подруга Александра. А это мой сын, Эдвард! – Елена Петровна многозначительно посмотрела на молодого человека. Тот раздраженно закатил глаза.

– Эд! – коротко бросил он. – Просто Эд!

Теперь я поняла, почему дядя Миша назвал его "парнем со странностями". Всем своим внешним видом – тощей фигурой, черными волосами и бледным лицом он поразительно напоминал Дракулу из старых фильмов про вампиров. Не хватало только испачканных в крови губ да клыков. Утрированный образ, доведенный до крайности. А может, он гот?

Дядя Миша любезно распахнул перед ним двери особняка, но "просто Эд" не удостоил его даже взглядом. Видимо, в его понятии старый майор был всего лишь прислугой, созданной для обслуживания семьи Покровских.

– Не обращайте внимания, мальчик дурно воспитан! – сказала Елена Петровна, проводив сына долгим взглядом. – С минуты на минуту подъедет еще одна машина, со слугами. Дожидаться не будем. Вы давно здесь?

– Приехали вчера, помогали дяде… Михаилу Ивановичу с уборкой – отчитался Леха, пока мы поднимались по высоким ступеням крыльца. Покровская усмехнулась.

– Этот старый вояка и вас задействовал? Заставь дурака Богу молиться… Ну да ладно. Как вам мой особняк? – неожиданно спросила меня Елена Петровна. И снова я замерла под взглядом ее стальных глаз, показавшихся знакомыми. Где-то я уже видела этот прищур, эту надменную холодность…

– Впечатляет! – выдавила я. Лешка пришел на выручку:

– Мы и не знали, что дом объект культурного наследия, памятник архитектуры. Говорят, таких сейчас не строят! – Леха точь в точь скопировал дядю Мишу, когда тот рассказывал нам об особняке.

Тетя Лена засмеялась, и шпиц на ее руках возмущенно тявкнул.

– Памятник? Это уж точно. Такой же пыльный, старый и никому не нужный. Я даже продать его не могу. Администрация города хотела купить за бесценок. Собирались сделать здесь что-то вроде дома торжественных собраний местной управы. Я категорически отказала. Никогда дом Покровских не будет притоном для всяких чинуш!

Собака вырвалась и вбежала в холл, нарушая тишину дома пронзительным лаем. Словно клубок черной шерсти, шпиц носился по гостиной, гавкая на каждый угол. Дядя Миша таскал многочисленные чемоданы наверх, а Эд расположился в кресле около камина, вытянув длинные тощие ноги.

– Смотри-ка, твоя шутка про Каллена в яблочко! – шепнул мне на ухо Леха. – Этот Эдвард и в самом деле вылитый вампир! Не удивлюсь, если он спит в гробу и лазает ночью по отвесным стенам!

Я вмиг представила, как долговязый Эд ползет по облезлой стене дома в своем дорогом костюме и громко хихикнула. Лешка больно толкнул меня локтем в бок. Поздно! Загадочный Эдвард злобно поглядел на нас, явно собираясь что-то сказать, но вдруг передумал. Его лицо стало отстраненным, чужим, словно за мгновение он забыл и о нас, и о том, где находится. Не мигая, он глядел на огонь в камине. "Со странностями парень! Увидите его, сами все поймете!"– вспомнила я слова старого милиционера.

Елена Петровна по-хозяйски обошла холл и гостиную, провела пальцами по лакированным перилам лестницы. Когда она прошла мимо меня, я почувствовала необычный аромат, исходивший от ее одежды. Так пахнет полынь, если сорвать ее и размять в руках: одновременно и свежестью, и горечью, и чем-то неуловимым, обволакивающим, как душный летний день. Этот запах мгновенно заполнил собой все пространство. Я уже не ощущала прели и плесени: им больше не было места в этом доме. Непостижимым образом вокруг все изменилось. Блики огня играли на мебели из благородного дуба, ковровая дорожка отливала королевским пурпуром, а купидоны на лепнине, казалось, потуже натянули лук и стрелы, грозя выстрелить. Особняк больше не был дряхлым, пыльным стариком. С возвращением хозяйки поникшая слава семьи Покровских снова подняла голову. Дом, как мифический Атлант, расправил плечи, стряхнув с себя годы забвения и покоя. Я обвела гостиную глазами, не узнавая ее. Неужели это вижу только я, а Леха ничего не замечает? Короткий зимний день угасал, уступая место сизым сумеркам. В доме горели бра, и каким-то мистическим светом отливала надпись, высеченная на карнизе камина. "Deo juvante"…

– Боже! – удивленный голос Елены Петровны вывел меня из оцепенения. Она стояла возле елки, которую мы наряжали с утра, и брезгливо рассматривала старые игрушки.

– Кто додумался украсить елку этим убожеством? – спросила она, двумя пальцами взяв фиолетовую мишуру. От этого высокомерия и напыщенности у меня перехватило дыхание.

– Это мы наряжали ее, вместе с Михаилом Ивановичем! Хотели создать новогоднее настроение… – я осеклась под насмешливо-снисходительным взглядом Покровской.

– Я ценю ваш порыв, юная леди, но в моем доме будет другая елка, в европейском стиле. А этот, с позволения сказать, советский винтаж – она махнула в сторону елки бархатной перчаткой, – можете забрать к себе в комнату, если он вам так дорог. Алексей, помоги девушке! – и больше не сказав ни слова, Елена Петровна устремилась вверх по лестнице.

Я ошарашенно глядела ей вслед.

– Поздравляю! Вы только что познакомились с графиней Покровской! – раздался рядом чей-то насмешливый голос. Улыбаясь, на нас глядел Эд, растянувшийся в кресле. Мы совсем забыли о его присутствии!

– Хочу предупредить сразу: то, что вы видели, в порядке вещей. Вы можете уехать, а можете смириться и остаться. Это не имеет значения. Мама поступает так, как хочет! – на миг улыбка Эда превратилась в кривую усмешку, но он тут же совладал с собой и снова отвернулся к огню.

– А ты? Ты смирился? – неожиданно спросил Лешка. Эдвард не ответил. Взяв каминную кочергу, он ворошил прогоревшие дрова. Красные искры взмывали в воздух и гасли на лету.

– Нет, ты видела? Этот Эдвард просто чокнутый! Местечковый Дракула! – ворчал Леха, когда мы вышли на улицу. Хотелось погулять, подышать воздухом и обдумать увиденное.

– "Вы можете смириться и остаться!" – не унимался Лешка. – Я сам решу, что мне делать! В конце концов, я племянник тети Лены, и она сама нас пригласила!

– Да ладно тебе! Он просто понтуется перед нами – сказала я, лепя снежок. Леха поглядел на меня сквозь стекла очков и не ответил.

Не спеша, мы прогуливались за домом, возле одной из полуротонд. Так Лешка называл полукруглое строение, прилепленное к дому. Ударил мороз, и снег приятно скрипел под нашими ногами. В окнах третьего этажа горел свет. Я представила, как Елена Петровна разбирает свои чемоданы, вешая в шкаф ворох дорогих, фирменных вещей, пахнувших полынью. Интересно, что это за духи?

– А сколько лет Эдварду? – пришло мне на ум.

– Лет восемнадцать, может двадцать. Отца его я не знаю. Честно говоря, у тети Лены был не один муж. Три, если я не ошибаюсь. И все они умерли… – добавил Лешка потусторонним голосом.

– Хочешь сказать, что она – черная вдова? – спросила я тем же тоном.

– Или Синяя Борода в женском варианте! – засмеялся Леха.

На улице почти стемнело, когда к крыльцу служебного входа подъехал микроавтобус. Из него вышли только двое: пожилая женщина, закутанная в шерстяную шаль, да странного вида парень. Высоченный, плотный – он постоянно гримасничал, бормотал и смеялся. Женщина подхватила две дорожные сумки и направилась к дому, а парень поспешил за ней, то прыгая, то забегая вперед, чем изрядно мешал своей спутнице. Через несколько секунд они скрылись в доме.

– Это еще кто? – спросил Лешка, протирая очки. Без них он почти ничего не видел, особенно вдали.

– Наверное, слуги! – осенило меня. – Помнишь, тетя Лена сказала, что они должны прибыть с минуты на минуту! Правда, я думала, приедет целый штат поваров. А тут всего два человека. И парень жутко странный!

Леха кивнул:

– Здесь все жутко странные. Знаешь, это не Лысые, а Странные холмы! На месте Константина Покровского я назвал бы село именно так!

Глава 5. Жан

– Вообще-то, тащить уже наряженную елку на третий этаж плохая идея! – ворчала я. Ветки кололи лицо, руки, норовили попасть в глаза. Дурацкая прихоть Елены Петровны! Меня до сих пор трясло от возмущения. "В моем доме будет елка в европейском стиле…" Тьфу!

– Ты же слышала ее: или несем к себе, или на помойку! Смотри лучше лестницу не поцарапай, проблем не оберемся! – пропыхтел Лешка. Он шел впереди, и я не видела его лица за пушистыми ветками.

– Это просто варварство, кощунство! А больше всего обидно за дядю Мишу. Ты помнишь, с каким удовольствием он рассказывал про каждую игрушку? Не поленился, притащил эту коробку из завалов служебного этажа. И вот благодарность! – я остановилась, чтобы перевести дух.

– Сань, о чем ты говоришь? – наконец из-за елки показалась Лешкина физиономия. – Это просто дворянский снобизм! Не удивлюсь, если тетя Лена до сих пор делит мир на господ и крепостных. Дядя Миша, в ее понятии, какой-нибудь камердинер, или половой!

– Ну да – поразмыслив, согласилась я. – Им вряд ли говорили "спасибо"!

Лешка вопросительно поглядел на меня.

– Спасибо? Не побил барин, и то хорошо! Такие времена были. Вспомни хотя бы Салтычиху…

– Началось! В эфире минутка истории с Алексеем Куликовым, да? – ерничала я, зная, что это заденет друга.

– Кстати, это хорошая идея! Может, замутить подкаст? Я все равно буду поступать на исторический, так что … – звон разбитого вдребезги стекла не дал Лехе договорить. Осколки больших часов, тех самых, что вешал на елку Михаил Иванович, валялись на полу, поблескивая в электрическом свете.

– Капец! – я наклонилась над разбитой игрушкой. – Это все ты со своей болтовней! Салтычиху еще приплел! Тащи теперь веник с совком!

– Ну уж нет! Я не собираюсь мести пол! – от возмущения Леха покрылся красными пятнами. – Они с твоей стороны висели, ты и должна была за ними следить!

– Тащи веник! – еще раз сказала я. – Или ты хочешь, что бы тетя Лена устроила тебе скандал?

Лешка собрался было что-то возразить, но передумал. Зыркнув на меня злыми глазами, он как миленький, пошел вниз, нарочито стуча пятками. Я улыбнулась. Такую штуку я проделывала с ним миллион раз. Лехиного сопротивления надолго не хватает, и в конечном итоге, он делает так, как я хочу!

От нечего делать я ходила по коридору, разглядывая картины и фото. Последних было совсем мало, и немудрено: в начале двадцатого века фотография слыла диковинкой. Мало кто из простых смертных мог себе это позволить. Впрочем, Покровские были исключением из правил, и тут же я нашла этому доказательство. В небольшой, круглой раме была не просто фотография, а настоящее селфи! Статная дама с фотоаппаратом на треноге внимательно и сосредоточенно глядела в зеркало. На мутном заднем фоне угадывался дверной проем и обстановка какой-то комнаты.

Прищурившись, я вгляделась в лицо женщины. Сомнений нет: это дама с тузом пик из портретной! Здесь подвески не было, но я не ошиблась. То же строгое лицо, горделивая осанка, пышные рукава расшитой блузы. Вот это да! Скорее бы Лешка увидел! Ему точно это понравится, и не удивлюсь, если он напишет доклад на тему "История фотографии в России: первое селфи". Черт возьми, я уже думаю, как Леха! С кем поведешься …

Бах! Совсем рядом раздался хлопок, и во все стороны полетели стеклянные осколки – перегорела лампочка в одном из светильников. От неожиданности я зажмурилась, прижавшись к дверям кабинета. В коридоре сделалось совсем мрачно и неуютно. Ветвистые оленьи рога отбрасывали уродливую тень, напоминавшую щупальца гигантского осьминога, ползущего по стене. Было так тихо, что я слышала лишь бешеный стук своего сердца.

"Вот так все и начинается в ужастиках!" – пронеслось в голове. И почему взорвалась лампочка? Да, можно сколько угодно убеждать себя в том, что дом старый, дореволюционный, проводка древняя, перепады напряжения и прочая ерунда из области физики. В памяти всплыли отрывки из "Сверхъестественного": мигает свет, на экране телевизора помехи, а за спиной крадется злобный призрак или разбушевавшийся полтергейст. Интересно, чем они отличаются?

Я помотала головой, будто это помогло бы вытряхнуть дурацкие мысли из головы.

"Нужно меньше сидеть в этих ваших телефонах!" – откуда-то из подсознания прозвучал строгий голос бабушки. Она-то бы сейчас точно не растерялась, всыпав мне по первое число за неубранные осколки стекла. Блин, ну где же Леха? Не удивлюсь, если он затаился где-нибудь внизу, ожидая, что я спущусь и сама найду веник.

Волна дикого, неконтролируемого страха накрыла меня с головой, и дело было вовсе не в погасшей лампочке. Рядом появился кто-то еще. Я ощущала чужое присутствие, хоть и была одна в этом длинном, узком коридоре. Одна ли? А что, если это тупая выходка Лехи, решившего таким образом отомстить мне? Помнится, он как-то называл себя королем розыгрыша. Сидит где-нибудь за вазоном с фикусом, и снимает меня на телефон, давясь беззвучным смехом!

Я огляделась. В левом крыле никого, в правом тоже. Спрятаться особо негде. Только если…

Медленно, как во сне, я обернулась. Из-за неплотно прикрытой двери кабинета на меня смотрели глаза! Миг – и чья-то сильная рука, схватив, затащила меня внутрь, больно толкнув в спину. Я упала на пол, зацепив с края стола тяжелое пресс-папье, свалившееся мне на ногу. Боль оглушила, но страх был сильнее. Я попыталась встать, нащупав в темноте кабинета очертания кресла.

Темная фигура стояла у дверей. Луна освещала лишь небольшой пятачок у ног нападавшего, и я разглядела стоптанные, грязные ботинки огромного размера, да какую-то дранную хламиду вместо одежды.

Мысли прыгали в голове. Кто это? Вор, забравшийся в дом? Может, я ему помешала, и теперь он убьет меня, как ненужного свидетеля? А вдруг это не человек? Вдруг это привидение, дух, демон, кто угодно! Хотя сомнительно, что бы у демона была такая позорная обувь. Господи, о чем это я?

Существо сделало шаг вперед.

– Не подходи! – мой голос срывался на крик. – Я буду орать, и сюда прибегут все! У нас есть охрана, понятно?

– Жжж.... жжжаааа, жжжа! – тень издавала невнятные звуки, показавшиеся знакомыми. Вспомнила: так пытаются объясниться немые от рождения люди. Может быть, это бездомный, решивший, что в доме никого нет?

– Уходи, пока не приехала полиция! Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты меня слышишь? – я до последнего наделась, что воришка уберется подобру-поздорову. Как же мне добраться до спасительной двери? Не побегу же я этому громиле наперерез!

"Это ловушка!" – обреченно подумала я. Внизу полно людей, но никто не знает, что я здесь, в темной комнате, наедине с неведомым злом!

Оставалось только орать.

– Помогите! – что есть мочи, заголосила я. – Леш! Дядя Миша! Я в кабинете! На помощь!

Существо дернулось и медвежьими шагами затопало ко мне. Я визжала, кидая в него все, что удалось отыскать наощупь: книги, шариковые ручки, подставку под канцелярию. Исполинская фигура наступала, загоняя меня в угол между шкафом и стеной. Верзила был так близко, что я почувствовала исходившую от него вонь: запах пота вперемежку с чесноком.

На лестнице послышался топот. В дверь с размаху кто-то влетел, тут же зажегся свет, и я увидела, как Лешка метнул в незнакомца какой-то предмет. Великан упал, закрывая окровавленное лицо руками. Он мычал, катаясь по ковру, а я тупо смотрела на него, не в силах сдвинуться с места.

– Ты как? Что он тебе сделал? Сань, приди в себя! – тряс меня за плечи Леха. Я судорожно вцепилась в его руку, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок. Набравшись решимости, я переступила через затихшего громилу и отбежала к двери, прячась за Лешкину спину.

– Беги вниз, вызывай полицию! – командовал он. Только сейчас я заметила, что Лехины очки разбиты, а щека расцарапана в кровь. И когда он успел?

Из своего укрытия я разглядывала поверженного противника. Огненно-рыжий, косматый, похожий на великовозрастного Карлсона парень лежал на полу. Все еще закрывая лицо руками, он временами поглядывал на нас сквозь пальцы, продолжая мычать и бормотать. То, что я приняла в темноте за хламиду, оказалось грязным пуховиком. Леха наклонился и поднял с пола железный совок для мусора.

– Ты что, этим в него кинул? – спросила я, пялясь на разбитое лицо рыжего великана.

– Ага! Метко, да? – улыбнулся Лешка, но тут же нахмурился: – Звони в полицию, что стоишь? Он сейчас очухается!

Только я взялась за дверную ручку, как в комнату ворвалась немолодая женщина в форме прислуги. Я еле успела отпрыгнуть в сторону, увернувшись от удара тяжелой дверью по лбу. Это еще кто?

– Господи, мальчик мой! – женщина кинулась к лежащему парню. – Что вы с ним сделали?

– А вы кто? – буркнула я. Что за наглая тетка?

– Саш, это Ираида Федоровна, домоправительница. Я сам только что с ней познакомился. Она мне совок дала – и Леха стыдливо спрятал его за спину.

– Вы что, знаете этого … человека? – я кивнула на тихо скулящего парня. Женщина возмущенно поглядела на меня, поджав тонкие губы.

– Конечно, знаю! Это Жан, наш помощник по хозяйству! Мальчишка немой от рождения, а вы на него набросились! Ему и так в жизни досталось… – Ираида Федоровна вытирала кровь с лица парня, а тот жался к ней, что-то мыча и показывая на Лешку пальцем.

– Набросились? А ничего, что он напал на меня, затащил в темный кабинет? Неизвестно, что было у него на уме! – громко отчеканила я, внутренне готовясь к скандалу с этой странной теткой. Ушам своим не верю: она еще защищает это чудище!

– Ой, да что вы! Жан и мухи не обидит. Он добрый очень. Просто познакомиться хотел, ведь так, Жанулик? – домоправительница ласково обратилась к верзиле, и тот закивал, улыбаясь наполовину беззубым ртом.

– Познакомиться? Я сам видел, как он хотел на Сашку напасть! На безобидного он не тянет. И вообще, мы вызываем полицию! – Леха говорил тихо, но твердо.

Ираида Федоровна переменилась в лице. Неужели она так боится за этого полоумного Жана?

– Прошу, не надо полиции! Пойдемте на кухню, я вам все объясню! Только тихо, не хочу, что бы Елена Петровна услышала! – женщина умоляюще глядела то на меня, то на Леху.

– Хорошо. Но если что… – и Лешка грозно помахал совком прямо перед лицом Жана, отчего тот снова заныл.

Экономка повела нас не по парадной лестнице, а через служебный ход для слуг. Прошмыгнув в маленькую, неприметную дверь возле спальни хозяйки, мы оказались на узкой винтовой лесенке, уходящей на первый этаж. Впереди шла Ираида Федоровна, таща за руку огромного Жана. Тот, словно детсадовец-переросток, крутил головой по сторонам, мычал и смеялся. На меня он посматривал с интересом, на Лешку – с опаской и неприязнью. Тот, в свою очередь, щурился на Жана сквозь разбитые очки.

Я хромала, осторожно ступая по железным ступеням лестницы. Боль в ноге пульсировала, стреляя в большой палец. Только бы не перелом! В этой глуши травмпункт днем с огнем не сыщешь. Все из-за этого малахольного Жана! Мраморное пресс-папье, упавшее мне на ногу, весит килограмма три, не меньше.

– Почему Елена Петровна разрешает держать здесь этого ненормального? Он же опасен! – шептала я Лехе в спину. Было темно, и он включил фонарик на телефоне, что бы было видно, куда ступать.

– Поверь, у меня тот же вопрос! Послушаем, что скажет экономка. Не зря же Жан приехал вместе с ней. По-любому тетя Лена в курсе! – вполголоса ответил Леха. Его лицо в свете фонарика казалось синевато – бледным.

– Это идиотизм! Ты бы видел его там, в кабинете! – поежилась я. Голова до сих пор кружилась, нога болела. И это только второй день нашего пребывания в особняке! Здесь точно нечисто…

– Слушай, давай я тебя на руки возьму? Еле идешь! – предложил Лешка, с жалостью глядя на то, как я хромаю.

В голове пронесся вихрь мыслей. С одной стороны, очень хотелось согласиться. Впереди еще два этажа по адски неудобной лестнице в потемках! Я чувствовала, как пухнет палец в кроссовке. С другой – Лехино предложение было каким-то… нескромным, что ли. Уже второй раз за вечер мне припомнилась бабушка. Я представила строгий взгляд ее прищуренных глаз, обычно не суливший для меня ничего хорошего. "А я говорила!" – произнесла бы она, недовольно поджав губы. "Сначала они вдвоем проводят каникулы, потом он носит ее на руках, а дальше что?"

– Ну как же! Вдруг споткнешься, уронишь. Не хватало еще мне черепно-мозговой травмы! – ядовито произнесла я, тут же устыдившись своих слов. Лешка только хмыкнул и не ответил. Ну, вот опять! Почему я всегда все порчу? Дернул же меня черт за язык…

В кухне было мрачно и холодно. Под потолком висела одинокая лампочка на длинном проводе. Ее тусклый свет метался по стенам, то удлиняя, то укорачивая наши тени. Странно, но в прошлый раз, когда мы обедали вместе с дядей Мишей, здесь все было другим! Сидя на обшарпанном табурете, я рассматривала убогую обстановку кухни: покосившиеся деревянные шкафчики, полки с разномастной посудой, занавески, похожие на пыльный мешок из-под картошки. Под ногами мелькнул рыжий таракан и скрылся в трещине на стене.

Ираида Федоровна посадила Жана на стул возле окна. Тот, как ребенок, хватал все, что попадалось ему на глаза: ложки, вилки, скалку и половник. Я покосилась на Лешку. Он не сводил взгляд с Жана, внимательно следя за всем, что он делает. Впервые за все время в Лысых холмах я видела его таким сосредоточенным и серьезным. Это неспроста!

– Вот так, мой мальчик, хорошо! – экономка порхала вокруг Жана, обрабатывая перекисью рану на его веснушчатом лице. Парень кривился, шипел, отталкивал руки Ираиды Федоровны. Я невольно засмотрелась на них. Грубые, шершавые, с выступающими синими венами: как они отличались от ухоженных ручек Елены Покровской! И снова моих ноздрей коснулся горький аромат полыни. Я обернулась, но кроме нас с Лехой, экономки и Жана на маленькой кухне никого не было. Наваждение!

– Ираида Федоровна, вы кажется, хотели нам что-то сказать? – устало спросил Лешка, снимая разбитые очки.

Женщина вздрогнула, глянув на нас так, будто впервые видит. Уж не сумасшедшая ли она, как и этот психованный Жан?

– Вы уж извините. Просто я для него как мать! – экономка кивнула на бессмысленно улыбающегося парня.

– Вы обещали рассказать нам о нем! – напомнила я. Ираида Федоровна печально вздохнула.

– Простите еще раз, дети! Знаю, Жаник может испугать. Ну, давайте знакомиться! Я ведь сразу поняла, что ты Леша Куликов. Как поживает Александра Петровна? – спросила она Леху, с любопытством его разглядывая.

– Вы знаете бабушку? – переменился в лице Лешка. Экономка гордо поглядела на него.

– Естетственно! Ребенком она часто бывала здесь. Мы с ней почти ровесники!

"Началось! Она такая же ненормальная, как Жан!" – тревожно подумала я, но вслух спросила:

– Это как же? Что-то мы совсем запутались!

Ираида Федоровна улыбнулась, поправив выбившуюся из высокой прически седую прядь волос. Вокруг ее глаз залегли морщинки-лучики, и я подумала: сколько же ей лет?

– Мы, Тихоновы, всегда работали у Покровских. Еще мой прадед, Иван Матвеич, был здесь главным дворецким барыни. Говорят, уж очень он любил, когда на французский манер его называли "мажордом"! Жену его, то бишь мою прабабку, именовали "барской барыней". Сейчас звучит смешно, но в те времена более почетной должности в хозяйском доме не найти. Это как экономка на современный лад. Как я, одним словом! – хвастливо заявила Ираида.

– Так за годом год и повелось: все Тихоновы, от мала до велика, жили при господах Покровских. Я сама родилась в этом доме. К тому времени давно установилась советская власть, но признаться, для нас ничего не изменилось. Мать моя была кухаркой, а я поначалу помогала на кухне. Помню хорошо и Аду Константиновну, и твоего прадеда Петра Ивановича, царство ему небесное! Потом родилась Елена Петровна. Вот тогда-то я и познакомилась с твоей бабушкой, Лешенька!

– Она приходила сюда к сестре и отцу, да? Гостила здесь? – заинтересованно спросил Лешка, не сводя глаз с Ираиды. Его усталость как ветром сдуло, и Леха снова был собой.

– Приходила! – кивнула экономка. – Как мне нравились эти сестрички! Старшая, Александра, былая такой серьезной, обстоятельной девчушкой! Помню, как она впервые у нас появилась. Вошла, со всеми приветливо поздоровалась. Уже одним этим она мне понравилась! Поймите: нас, обслугу, хозяева не считали за людей. Помнится, у кухонных работников даже примета была: если с утра не обругала Ада Константиновна, то день пройдет хорошо! Потому и боялись ее, старались лишний раз на глаза не попадаться. А тут вдруг кто-то говорит мне "здравствуйте"! Мне, девчонке! Елена Петровне тогда была совсем малюткой, но Александра так живо с нею управлялась! Бывало, заплачет дите, и никто успокоить не может, даже мать. Но как только старшая сестра брала на руки, Леночка сразу засыпала. Вот так!

– Ничего себе! Мы таких подробностей не знали! – сказала я. Лешка аж раскраснелся от волнения.

– Тогда вы наверняка должны знать и о том, почему бабушка и тетя Лена перестали общаться. Когда бабуля получила письмо, она долго плакала, а потом сказала, что не собирается ехать сюда, и отправила нас! – Лешка кивнул в мою сторону и выжидающе посмотрел на Ираиду. Та задумалась, водя пальцами по обеденному столу, будто подбирая с него невидимые крошки.

– Гордыня, Лешенька! Гордыня! – наконец произнесла она, пристально глядя в темное окно. Я на всякий случай тоже покосилась на него, но кроме мрака январского вечера и наших отражений в немытом стекле ничего не увидела.

– Сложно все это объяснить. Мать Елены Петровны, Ада Константиновна, была … своеобразной женщиной. Ясное дело, дворянка, голубая кровь! Если бы вы знали, сколько слез я пролила из-за нее в юности! Не так стоишь, не так сидишь, неправильно на стол накрываешь. Правда, Елена Петровна меня всегда защищала от нее. Так вот Ада и способствовала тому, что сестры перестали знаться. Что уж скрывать: всех остальных она считала людьми второго сорта. Странная она была женщина, эта Ада! Ну, да Бог ей судья и царствие небесное! – перекрестилась Ираида Федоровна и зашептала слова молитвы.

Мы с Лешкой сидели молча, как завороженные. В моем воображении вертелся образ Ады Покровской, хоть я и не представляла, как она выглядит. Может быть, Елена Петровна похожа на нее?

Тут в своем углу завозился скучающий Жан, от нечего делать перебиравший столовые приборы. Это вывело меня из оцепенения.

– Ираида Федоровна, а Жан? Вы же про него хотели рассказать! – громко сказала я и осторожно тронула экономку за руку. Лешка, до этого притихший и думающий о чем-то своем, тоже опомнился и рассеянно улыбнулся, взъерошив свои волосы рукой.

– Жаник? Ах да, точно. Заговорилась я совсем! – извинилась домоправительница. – Может чаю?

Вскоре мы пили вкуснейший мятный чай с вишневым вареньем. Жан держал свою чашку обеими руками, пытался пить, дул и снова обжигался. На секунду мне даже стало жаль его, но тут боль в стопе дала о себе знать. Я поморщилась от досады.

– Жаник у нас приблудный – сказала Ираида, отхлебнув из чашки. – Когда мы жили во Франции, он прибился к нашему двору. Оборванный, грязный, немой. Просил милостыню. Я кормила его обедом, и Жанчик стал приходить каждый день. Помогал по хозяйству. Ну, что-то погрузить, тяжелое перетащить. Ему Бог ума не дал, зато силища – ого-го! Вот так и остался при мне. Он как разнорабочий у нас. Все может – и мешки таскать, и мебель двигать, и землю копать!

– Но почему вы не вызвали какую-нибудь социальную службу для бездомных? Почему оставили его у себя? – недоумевал Леха.

– Елена Петровна хотела, но я упросила ее этого не делать! Сами видите: парень неполноценный. Что ждало бы его в этом приюте? Жалкое существование! А так он при деле, живет в семье. Я ему даже документы выправила! – с гордостью заявила экономка, любовно поглядев на рыжего.

– А почему Жан? Странноватое имя! – не сдавался Лешка.

– Это прихоть Елены Петровны! – рассмеялась Ираида. – Я его сначала Ваней звала. Ну, а Жан – это Иван, только на французский лад!

Лешка озадаченно почесал затылок. Экономка внимательно посмотрела на меня.

– Саша, я знаю, что вы испугались. Простите его, он несчастный, больной человек! Уверяю, что ничего плохого он бы не сделал! Просто хотел познакомиться. Мы живем уединенно, а тут новые лица! Прошу, не говорите об этом Елене Петровне!

Я колебалась. Мне было жаль Ираиду Федоровну: она просила за Жана искренне, от души. Но как только я вспоминала те ужасные минуты в кабинете, то сразу хотелось поступить по-своему. И все же, все же…

Я вопросительно поглядела на Лешку. Тот поднял руки и пожал плечами: мол, ничего не знаю, решай сама!

– Ладно! – согласилась я. – Не скажу. Но пусть держится от меня подальше!

Ираида Федоровна смотрела на меня с благодарностью, и я заметила в ее глазах слезы.

Экономка смазала место ушиба мазью и наложила на ногу тугую повязку. Сразу полегчало. Я даже смогла встать, осторожно ступая по деревянному полу кухни. Потихоньку мы побрели наверх: мы с Лехой собирались спать, а Ираида решила прибраться в разгромленном кабинете.

– А как Елена Петровна и Эд не услышали грохота и криков? – спросила я, когда мы поднимались на жилой этаж.

– Она принимает снотворное. Плохо спит! А Эдвард наверняка сидит в наушниках в своей комнате – объяснила домоправительница, принявшись рассматривать фотографии на стене, те самые, что недавно разглядывала я. Точно! Я же хотела показать Лехе то старое фото!

– Как тебе? – спросила я, с удовольствием наблюдая, как вытягивается от удивления лицо друга.

– Да ладно! – восхищенно пробормотал Лешка, снимая разбитые очки. – Не может быть! Похоже на дорожную камеру с фотопластинами, причем нашего, отечественного производства! Мало кто знает, но в Российской Империи были отличные мастера! Существовало даже Русское Фотографическое Общество. Если бы мы знали уникальный серийный номер фотика, то смогли бы установить год производства и мастерскую создателя!

– Наверное, в те времена это было роскошью! – заметила я, проведя пальцами по пыльной деревянной рамке фотографии.

Лешка только хмыкнул.

– Спрашиваешь! Но больше всего удивляет не это. В начале двадцатого века фотографами были в основном мужчины. Дело это было нелегким: выдержка, фотопластины, печать! Да и сам аппарат прилично весил. А тут женщина, дама!

– Ничего удивительного! – пожала плечами стоявшая рядом Ираида Федоровна. – Ада Константиновна еще не то могла! А фотоаппарат и сейчас стоит в кабинете, на каминной полке! Не заметили?

– Хотите сказать, что это Ада Покровская? – я округлила глаза. Вот это поворот!

Ираида Федоровна недоуменно уставилась на меня.

– Ну да – недоверчиво произнесла она. – Вы разве не знали? Это мать Елены Петровны!

– Погодите-ка! – вмешался Лешка. – Вчера мы видели портрет этой женщины! Помнишь, Саш?

– Дама с тузом пик! – мрачно ответила я, вспомнив о зловещей незнакомке с картины. Вот почему лицо Елены Петровны показалось мне таким знакомым!

– Да, есть такой! – нехотя подтвердила экономка, нахмурившись. – Все слуги его боялись. Тянули жребий, кто пойдет на уборку в портретную. Зайдешь, а она смотрит, буравит тебя взглядом! Я даже иной раз его завешивала, от греха подальше!

– А кто художник? – спросил Лешка. – Кому позировала Ада?

– Не знаю и знать не хочу! – вдруг рассердилась Ираида Федоровна, и перекрестившись, прошептала: – Не удивлюсь, если самому дьяволу!

Глава 6. Эдвард Покровский

Темнота комнаты накрывала, обволакивала, как теплое зимнее одеяло. В ночной тишине тикали настенные часы. Сквозь дрему мне казалось, что они то затихают, то принимаются яростно стучать, гоня секундную стрелку по кругу. Во сне я видела длинный коридор третьего этажа. Страшные звериные головы на стенах оживали, пялились на меня стеклянными глазами, скалились желтыми клыками. Вокруг шелестели голоса, невнятно бормочущие монотонные слова. Я шла по коридору, пытаясь открыть каждую дверь, но все были заперты. Все, кроме одной. Я нажала на ручку, и дверь отворилась, зловеще скрипнув ржавыми петлями.

Там, в полутемной комнате, освещенной лишь чудным абажуром с кистями, за круглым столом сидели люди. Неподвижные, с закрытыми глазами, взявшиеся за руки, словно в каком-то молитвенном трансе – они походили на жутких манекенов из папье-маше. Я подошла ближе, с отвращением рассматривая застывшие, желтые лица. Их было пятеро: трое мужчин в строгих костюмах и две дамы в старинных платьях. Одна из женщин показалась мне знакомой. Строгое, скуластое лицо, резко изогнутые брови, очерченные уголки губ… Ада Покровская! Поверх белой блузки висел тот самый кулон в виде карточного туза пик. Свет абажура играл в гранях кровавого рубина, и камень блистал, словно подсвеченный изнутри. Кто эти люди, и что за странный ритуал они проводят?

Я, как невидимый наблюдатель, ходила вокруг стола, заглядывая каждому в лицо. Реакции не было. Люди не двигались, напоминая разодетых в винтажные одежды экспонатов музея восковых фигур. Камень манил своей красотой, притягивал взгляд, сверкал и искрился. Рука сама потянулась к рубиновой подвеске, но не успела я прикоснуться к тузу, как Ада открыла глаза, уставившись на меня тяжелым, немигающим взглядом.

– Убирайся! – злобно прошипела она. Я в страхе отпрянула назад, заметив, что все сидящие за столом уставились на меня. Они бессмысленно пучили глаза, и выглядели как страшные куклы с неестественно повернутыми головами.

– Вон! – пронзительно крикнула Ада, и какая-то сила вышвырнула меня из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась. Я проснулась в своей кровати.

Сон что-то означал, в этом не было сомнения. Но почему меня не покидало ощущение того, что я видела нечто запретное, пугающее, не для моих глаз? Я словно попала туда случайно, став ненужным свидетелем некоего таинства. Может, не все двери должны быть открыты?

Стоп! Это просто дневные впечатления, перемешавшиеся у меня в голове. "Мы говорили про Аду, про ее портрет, про то, как ее боялись и ненавидели слуги. Вот она тебе и приснилась. Чистая психология!" – казалось, я слышу уверенный голос Лешки, и это ненадолго успокоило меня. В самом деле, чего бояться? Скорее всего, это сцена из какого-то забытого кино. Всплыла в подсознании именно сейчас, пугая приемчиками дешевого фильма ужасов. Игры разума!

Раздумывая над этим, я не сразу обратила внимание на то, что плотные шторы, которые я задернула еще вчера, открыты. Лунный свет свободно лился в окно, рисуя на полу квадраты и треугольники. Но кто мог это сделать? Кому понадобилось шарить в моей комнате?

Ступив босыми ногами на холодный пол, я на цыпочках кралась к окошку. Почему-то мне было страшно приблизиться к нему, но оставить все как есть я не могла. Чудилось, что по ту сторону стекла кто-то есть. Затаившийся неизвестный, всматривающийся в темноту…

"Хватит!" – сама себе приказала я. Третий этаж! Никого здесь нет и быть не может!

Ночь была морозной и ясной. Тут и там на стекле появлялись серебристые ледяные узоры, и какое-то время я просто стояла, рассматривая их. Неожиданно за окном что-то мелькнуло. Там, по заснеженному саду, кралась темная фигура! Я спряталась за портьерой и осторожно подглядывала. Человек стоял возле уродливых рябин, и аккуратно светил фонариком, будто разглядывая их ветви. Так продолжалось минут пять. Мои ноги совсем замерзли на ледяном полу, но я не покидала свой наблюдательный пост, пытаясь разглядеть незнакомца. Увы! Кроме длинной куртки с капюшоном я ничего не увидела. Наконец, визитер выключил фонарик и поспешил прочь, пробираясь сквозь сугробы. Я побежала к окну, выходящему на фасад дома, но человека и след простыл. Он словно растаял в воздухе! Свернул за угол и … исчез.

Еще несколько минут я караулила то у одного окна, то у другого, но больше в саду никого не было. Я вернулась в постель, и завернувшись в одеяло, пыталась согреться. Как хорошо, что на ночь я закрыла дверь на защелку! Что-то происходит здесь, в доме на Лысых холмах. И пока я не узнаю, что именно, не успокоюсь! Завтра же расскажу обо всем Лехе, а пока… Пока я пялилась в одну точку, мысленно возвращаясь к темной фигуре за окном. Надо узнать подробнее о истории дома. Кажется, дядя Миша говорил, что про поместье ходят недобрые слухи? Так я и уснула, твердо решив раскрыть все тайны Покровских.

Утром, не дожидаясь завтрака, я постучалась в Лешкину дверь. Растрепанный, без очков, он недовольно щурился на меня сонными глазами.

– Умывайся и выходи! Встретимся в портретной. Есть разговор! – коротко бросила я, мельком заглянув в комнату Лехи. Повсюду валялись его вещи из чемодана, а на скомканном одеяле лежал планшет. Понятно! Опять полночи шарил в интернете. Потому утром его и пушкой не разбудишь!

Спустя десять минут, посвежевший, но все еще недовольный резким пробуждением, Леха внимательно слушал рассказ о моем ночном бдении. Во всех деталях, стараясь ничего не упустить, я описала происшествие в саду, не забыв упомянуть и про эпизод с открытыми портьерами. Но больше всего Леху заинтересовал мой сон. Он заставил меня вспомнить все: от обстановки коридора до костюмов и поз жутких людей за круглым столом.

Я замолчала. Лешка ходил туда-сюда, заложив руки за спину. Наконец, он остановился перед портретом Ады Покровской. Я с опаской посматривала в его сторону. Сомнений нет – именно она была в моем сне! Никогда не забуду ее глаза: стальные, холодные, глядящие с презрением и злобой. Художник, рисовавший портрет, смог передать недобрый прищур и тяжелый взгляд из-под нависающих век. Красота этой женщины манила и одновременно отталкивала, внушая тревогу и чувство страха.

– И часто ты видишь такие сны? – Лешка обеспокоенно смотрел на меня. – По твоему описанию похоже на короткометражный хоррор..

– Причем тут это? – рассердилась я. – Ну бывает, снятся… И что? Ты лучше скажи: что все это значит?

– То, что ты видела – это спиритический сеанс! – наконец объяснил Леха. Нарочно или нет, но он сел в кресло напротив меня, спиной к картине. Может быть, ему тоже не по себе от жуткого портрета? Права была Ираида Федоровна, ох права!

– Спиритический сеанс? – тупо повторила я. – Ты думаешь, они действительно вызывали духов?

Лешка кивнул.

– Сто процентов. Покровские увлекались эзотерикой, и неизвестно, как далеко они могли зайти в своих изысканиях. Похоже, им не удалось сохранить свои наклонности в тайне. Помнишь, дядя Миша рассказывал, что про дом болтают невесть что? Значит, вся эта чертовщина обсуждалась в Лысых холмах. Народ догадывался о барских замашках!

– А темная фигура в саду? – спросила я. – Это же не сон! Кто-то разгуливал там ночью!

Лешка задумчиво играл шелковыми кисточками на подушках, и не сразу мне ответил.

– Незнакомец, или незнакомка, неважно. Этот человек что-то искал. И это "что-то" как-то связано с уродливыми рябинами! Подумай сама: глухой ночью, по колено в снегу, наш герой пробирается к деревьям, что бы просто посветить на них фонариком? Слишком тупо! Получается, днем он не мог себе этого позволить, чтобы не привлекать внимания!

– Но кто это был? Житель особняка или посторонний? – я вопросительно глядела на Лешку.

– Без понятия! – пожав плечами, вздохнул Леха, но вдруг переменился в лице.

– Погоди-ка! Ночью был снегопад? – раскрасневшись, спросил он.

– Да вроде нет. А что?

Лешка щелкнул пальцами, и его глаза сверкнули хитрым огоньком.

– Погнали в сад! По-любому, там остались следы ночного гостя! Ну?!

И как я сама не догадалась их проверить? Схватив куртки, мы побежали на улицу.

Яркое, зимнее солнце слепило глаза. Мороз кусал щеки и уши, и я пожалела, что не надела шапку. Ежась на ветру, подняв капюшон, я шла за Лешкой, устремившегося к дальнему углу сада. Казалось, до рябин он добрался в несколько огромных шагов, и теперь разглядывал их, близоруко щурясь. Вспомнив, что его очки разбились в стычке с Жаном, я виновато поглядела на Леху. Как вернемся домой – сразу закажу ему новые очки!

– Никаких следов здесь нет! Снег нетронутый… – Лешка огляделся по сторонам. Я тоже осмотрелась. Вокруг были только наши свежие следы! Но как такое может быть?

– Я видела! Видела темную фигуру в плаще, так же четко, как тебя! – мое лицо горело от волнения.

– Ты только не обижайся, но… Тебе не могло это присниться? Ну, игры подсознания, лунатизм… – пробормотал Лешка, словно извиняясь за свои сомнения.

– Я видела – повторила я, посмотрев Лехе в глаза. Тот поспешно закивал:

– Ладно, ладно! Я верю тебе. Но куда могли деться следы? Не летал же он по воздуху! Если только… – осекся Лешка, но я закончила фразу за него:

– … Если только это не привидение! Ты ведь это хотел сказать, да?

Леша помолчал, а потом, наклонившись ко мне, прошептал в самое ухо:

– Кто-то бродил ночью по коридору. Я долго не спал, втыкал в планшет. Когда лег, было около двух часов. Только задремал, как вдруг слышу скрип половиц за дверью. Такое ощущение, что кто-то прошел из одного конца коридора в другой, проверяя, все ли спят! Я подумал, что это бродит Ираида…

– Слушай, все сходится! Это тот же человек, что шнырял по саду! – выпалила я, но Леха приложил палец к губам и шикнул.

– За нами наблюдают. Только сразу не пялься! – предупредил Леша. Сделав вид, что я поправляю выбившиеся из хвоста волосы, я бросила взгляд в сторону дома. Так и есть! В овальном окне полуторонды маячила бледная физиономия Эда.

– Что выставился, упырь? – нахмурившись, вполголоса бросил Лешка. Я засмеялась, и Эдвард резко задернул шторы, сообразив, что мы заметили его.

– Какого черта ему нужно? – недовольно, и словно ни к кому не обращаясь, спросил Леха, пробираясь по сугробам обратно к крыльцу.

Я пожала плечами.

– Может, ничего? Просто увидел нас в окно, вот и все!

– Не нравится мне этот вампиреныш. И никакой он не Эд. Обыкновенный Эдик! – пошутил Лешка и ухмыльнулся, довольный собой.

– Эй, молодежь! – раздался знакомый голос. У парадного входа стояла зеленая семерка дяди Миши, а сам он выгружал из багажника пакеты с продуктами. Как же я была рада видеть добродушного, усатого майора после всех странных событий вчерашнего дня!

– Ну, как дела? Познакомились с Покровскими? – – улыбнулся он в седые усы.

– О да! – мрачно ответила я, вспомнив про инцидент с новогодней елкой. Дядя Миша кивнул:

– Я ведь не зря вам вчера намекал и про Елену Петровну, и про сынка ее! Сейчас-то я уж малость попривык, а поначалу в диковину все было! Не в обиду, Алексей, но нравы у вашего семейства еще те, скажу я вам!

Лешка махнул рукой:

– Я не обижаюсь. Тем более, я очень дальний родственник!

Михаил Иванович не ответил, но мне показалось, что он вздохнул с облегчением. Довольно крякнув, он вручил Лехе два огромных пакета, набитых едой.

– Давай помогай! Тащи на кухню Ираиде! – скомандовал дядя Миша, и не успевший опомниться Лешка, удивленно мигая, поплелся по расчищенной тропинке к черному входу.

Пользуясь хорошим настроением старого милиционера, я осторожно спросила:

– Дядь Миш… а вот в день нашего приезда вы говорили про особняк. Ну, что всякие истории про него ходят. Помните?

Михаил Иванович так резко опустил крышку багажника, что я вздрогнула от неожиданности.

– Гляжу, вам уже промыли мозги! Ираида, наверное? Ее работа, знаю! Любит она всякую дрянь болтать, глупая баба! – рассерженно заворчал дядя Миша, сверкнув глазами из-под густых бровей.

– Нет, что вы! Она тут не причем! – возразила я. – Нам просто интересно стало. Лешка даже хочет доклад написать на эту тему. Предания и легенды Лысых Холмов! – наплела я первое, что пришло в голову.

Дядя Миша прищурился, и я поняла, что мой обман не удался.

– Вот что я скажу тебе, Александра: коли носишь православный крест, так не лезь во всякую бесовщину и ересь! Богомерзкое это дело! Держись в стороне, от греха подальше! – кинув на меня суровый взгляд, майор направился к служебному крыльцу.

– Да ладно вам! Это же байки, страшные сказки, выдумки. Что тут такого? – крикнула я ему вслед . Но дядя Миша не обернулся.

Загадки, намеки, таинственные предостережения… Такое ощущение, что мы играем в "Двенадцать записок". Только найдешь одну, а в ней еще подсказка, и так по кругу. Либо здесь все верят в сверхъестественное, либо просто пугают нас, нарочно создавая ауру мистики вокруг особняка.

Кухня сплошь была заставлена пакетами из супермаркета. Устроившись на табурете и жуя бутерброд, я наблюдала за Лехой и дядей Мишей, таскавших пакеты с улицы в дом. Ираида Федоровна сортировала продукты, а рядом крутился бестолково хихикающий Жан. Он заглядывал в каждый пакет, восторженно мычал и скалился наполовину беззубым ртом. От греха подальше я отсела в дальний угол кухни. Мало ли, что придет в голову этому верзиле!

– Чую, Елена Петровна что-то задумала! Торжественный прием, не иначе! – усмехнулась Ираида, оглядывая горы еды, сложенной на столе.

"…Я возвращаюсь в Россию, и в честь этого события устраиваю скромный прием в своей усадьбе на Лысых холмах" – вспомнила я отрывок из письма тети Лены к Александре Петровне. Значит, празднику быть!

– А где сама Елена Петровна, где Эд? – спросила я, вспомнив, что последний раз видела Покровских вчера днем. Кажется, прошла уже целая вечность!

Ираида Федоровна улыбнулась, махнув рукой.

– Что ты, Сашенька! Десятый час всего. Господа так рано не встают. Да к тому же, Елена Петровна бессонницей мучается. Она с вечера таблетку приняла и спит. А Эд ночами в свой компьютер играет! Игры эти до добра не доведут, скажу я тебе! Я вчера хотела зайти к нему, постельное белье проверить. Так он закрылся, меня не пустил! А сам бормочет что-то, будто говорит с кем-то. Даже жутко стало!

– Это он играет так. Говорит в микрофон, общается с другими участниками игры – смеясь, объяснила я. Но экономка нахмурилась еще больше.

– Вот именно! Живет в мире игр. Выходит только поесть. Ты погляди на него: бледный, тощий! Да и с головой малость не дружит… – вздохнула Ираида Федоровна, натирая полотенцем тарелки.

– Как это "с головой не дружит?" – насторожилась я.

Экономка огляделась. На кухне мы были вдвоем. Через окно я видела Леху и дядю Мишу, беседовавших о чем-то у служебного крыльца. Жан прыгал в саду, взрывая снег своими огромными ногами. За ним, с радостным и визгливым лаем, черной точкой по белому снегу носился шпиц Принц.

– Странности начались год назад, когда умер приемный отец Эдварда – полушепотом сообщила Ираида Федоровна, подсев ко мне. – Уж больно привязан мальчишка к нему был! Тогда-то и начал он рядиться в свои похоронные костюмы, слушать жуткую музыку, шляться на кладбище. Друзей себе таких же завел!

– Готов? – спросила я.

– Не знаю, может и готов. Приходили какие-то, все в черном, девки страшные, парни тоже! Елена Петровна что только не делала, даже к психологу его водила. Бесполезно! Закроется в своей комнате и сидит там. Друзей путных нет, учиться не хочет. А ведь ему девятнадцать лет! Ты бы знала, Саша, как мне жаль его! Я ведь его с малых лет растила. И вот тебе, вырос сынонька! – вздохнула Ираида.

– А почему Елена Петровна решила вернуться в Россию? – прошептала я. Мне почудилась тень возле порога, словно кто-то подслушивал наш разговор.

– Чего не знаю, того не знаю. Мы и во Франции хорошо жили. Конечно, после смерти мсье Поля все изменилось… – произнесла Ираида, о чем-то задумавшись.

– Мсье Поль – это отец Эдварда, да? – уточнила я.

– Нет, что ты! Мсье Поль – это третий муж Елены Петровны, отчим Эда! Он умер год назад от сердечного приступа. Инфаркт! А настоящим отцом Эдварда был Янис Ригер, немец.

Я окончательно запуталась в этой веренице иностранных имен. Эдвард, Поль, Янис…

– У Елены Петровны было три мужа – начала объяснять Ираида Федоровна. – Первый – столичный писатель Иванов. Детективы все клепал! Неплохой вроде, да только пил по черному! Ну и утонул в ванной по пьяни. Немец Ригер второй. Бизнесмен! Вот Эдвард и есть его сын. Мамаша-то бросила их, сбежала куда-то. Потом он женился на Леночке, и все бы хорошо, да только убили его в конце девяностых. Время было такое! Ну, Елена и осталась одна с мальчонкой. Третий Поль, француз. Прекрасный человек, царство ему небесное! Правда, по-русски не понимал ни бельмеса. Все "уии", да "уии", как поросенок, прости Господи! – Ираида засмеялась, но тут же трижды перекрестилась.

– Выходит, все ее мужья умерли? – спросила я, вспомнив про то, как Леха назвал тетку черной вдовой.

– Получается, так! – неуверенно ответила экономка, побледнев. – Царица небесная! А мне и в голову не приходило…

В раздумьях я вышла из кухни. Пожалуй, надо носить с собой блокнот, чтобы ничего не забыть. Ну, или записывать свои наблюдения на диктофон. В конце дня нужно непременно обсудить все с Лехой! Уверена, что он заметил и разузнал намного больше, чем я. Лешка вообще обладал удивительным талантом подмечать несущественные, на первый взгляд, детали. Недаром Шерлок Холмс был его любимым книжным героем! Кто знает, может, Леха тоже разработал свой уникальный дедуктивный метод? Я видела: он что-то обдумывает, но пока не делится своими размышлениями. Стало даже обидно. Я, как наивная дурочка, сразу же бегу и рассказываю ему все: от услышанных обрывков фраз до виденных ночью снов! Вот и сейчас его нет. Наверняка, нашел подход к дяде Мише и разговорил его. Хитрый жук!

В гостиной стояла новая елка. Пышная, высокая, и … искусственная. Я поняла это, как только подошла ближе. И хоть елка в точности копировала настоящее дерево, отчего-то мне стало грустно. Мерцали золотые шары, багряными отблесками играли красные, а на нижних ветках даже лежал фальшивый снег. Вместе с атласными бантами вся композиция выглядела эффектно, со вкусом, и все же… Было в этом что-то ненастоящее, бутафорское. Красивая картинка, скопированная из интерьерного каталога. Идеал, навивающий сон. Я подумала о старых игрушках, о грустном Пьеро без петельки, о часах, которые разбили мы с Лехой. Казалось, те игрушки были живыми, хранящими свою историю, как пыльная шкатулка с секретом. По сравнению с ними эти дорогие украшения выглядели жалкой пародией, блестящей, размалеванной пластмассой, лишенной души.

– Елка в европейском стиле – сказала я вслух, вспомнив слова Елены Петровны. На лестнице скрипнула половица, и я могла поклясться, что видела лицо Эда! Он шпионил за мной, устроившись на ступеньках, а теперь удрал. И сегодня утром он следил за нами из полуротонды! Что, черт возьми, нужно этому тощему упырю?

– Эй, кто здесь? – позвала я. Полумрак лестницы расступился, и Эдвард Покровский вышел на свет.

– Ты что, следил за мной? – я невольно попятилась к камину. Эд прошел мимо и уселся в кресло. Вместо ответа он нагло и бесцеремонно рассматривал меня с головы до ног, словно манекена в витрине. Я почувствовала, как краснеют щеки, и отвернулась к очагу.

– А если и так, то что? – спросил он, криво ухмыльнувшись.

От такой наглости я оторопела, не найдя, что ответить. Впервые я видела его так близко. Голубые, почти бутылочного цвета глаза контрастировали с темными волосами, которые Эд все время небрежно откидывал назад. Тонкий, благородный профиль, бледное лицо и капризные, девчоночьи губы с четко очерченными уголками, совсем как у Елены Петровны. Тот же оценивающий взгляд, недобрый прищур и глубокая уверенность в собственном превосходстве над окружающими. Хоть я и была обескуражена этим внезапным появлением, но не могла не отметить то, что Эдвард Покровский чертовски хорош собой. И почему я не заметила этого сразу?

– Я спускался по лестнице и услышал, как кто-то говорит в гостиной – сказал он и кивнул на стоящее напротив кресло. Я села на самый краешек, ощущая себя не в своей тарелке. Лицо горело, в висках стучало. Казалось, из головы испарились все мысли. Что делать? Уйти или остаться? О чем говорить?

– А ты всегда разговариваешь сама с собой? – неожиданно спросил Эд и улыбнулся. – Ты что-то бормотала, когда я вошел.

– Это… это я учу наизусть стихи. Такое упражнение для памяти – соврала я. Эд мне не поверил, я видела это. Он молчал, но выражение его глаз сменилось с нахального на заинтересованное.

– Держу пари, этому тебя научил Алексей? Мама рассказывала о нем. Юный вундеркинд! Он ведь приходится мне родственником, правда, настолько дальним, что я даже не знаю, как его называть. Может, кузен? Как думаешь? – Эд рассуждал вслух. Было непонятно, глумится он или говорит серьезно. Украдкой я рассматривала его бархатный пиджак, серебряные запонки на манжетах, перстень с черным, блестящим камнем на указательном пальце левой руки. "Вампиреныш!" – вспомнила я презрительные слова Лешки.

– Кузен – это двоюродный брат, кажется… – неуверенно ответила я. Эд рассмеялся.

– Да ладно, расслабься! Оставь это в ведении моей маменьки. Она очень хорошо разбирается в родственных связях. Кто кем кому приходится, кто как зовется, кто белая кость, а кто плебеи – последние слова он произнес, глядя мне в глаза. Мне стало не по себе. Хотелось встать и уйти, но какая-то сила будто пригвоздила меня к креслу.

– Кстати, хотел спросить: вы встречаетесь? – и видя мое недоуменное лицо, Эд уточнил: – С Лехой? Ты его девушка, да?

– Мы с Лешкой? – переспросила я. – Нет конечно! Елена Петровна пригласила его сюда на каникулы, и он позвал меня с собой. Мы дружим с детства. Он просто друг! – я ответила чересчур поспешно, но Эд, похоже, остался этим доволен. Взяв кочергу, он поворошил дрова в камине.

– Мама устраивает небольшой прием в честь нашего возвращения. Послезавтра сюда съедется разная родовитая шушара – презрительно произнес Эдвард, не сводя глаз с огня. В его словах сквозила неприкрытая ненависть и враждебность. Бледные щеки порозовели, а губы сжались в тонкую полоску.

– Родовитая … шушара? Это как? – тихо спросила я. Эд невесело улыбнулся.

– Увидишь! – мрачно ответил он и повернулся ко мне. – Дом Покровских полон сюрпризов. Сразу обо всем и не рассказать… – Эд хотел добавить что-то еще, но тут на лестнице послышались торопливые шаги, которые я сразу узнала. Леха!

– А вот и кузен! – расплылся в фальшивой улыбке Эд, пожимая руку Лешке. Тот уже переоделся к обеду, нацепив на себя футболку с Импалой из "Сверхъестественного". Эдвард оглядел Леху с головы до ног, и отвернулся, скрыв насмешливую улыбку. Я заметила это, и отчего-то мне стало стыдно. То ли Лешка в своей футболке выглядел нелепо среди мебели из красного дерева и старинных ковров, то ли улыбочка Эда была язвительной и гадкой, но мне вдруг захотелось выбежать на мороз, чтобы охладить пылающие щеки и привести мысли в порядок.

– О чем вы тут шептались? – спросил Леха, когда Эдвард поднялся к себе.

– Да ни о чем! – я старалась вести себя непринужденно, но почему-то чувствовала себя виноватой. Лешка подозрительно глядел на меня, будто стараясь прочесть мои мысли. Вертя в руках янтарную статуэтку в виде слоника, я решила направить разговор в другое русло, рассказав в подробностях то, чем поделилась со мной экономка. Лешка слушал внимательно и с интересом. Понемногу я успокоилась. Странное наваждение прошло. Что это было? Может, Эдвард Покровский и в правду вампир, владеющий гипнозом? Глупость конечно, и все-таки… Я ведь совсем не хотела с ним разговаривать, но отчего-то осталась. Как это объяснить?

– Ничего нового – сказал Леха, выслушав мой рассказ. – Все это мы знали и раньше. Особенно про придурочного Эдика, возомнившего себя то ли готом, то ли Дракулой во плоти! – мне показалось, что Лешка нарочно пытался унизить Эдварда, всячески демонстрируя свою неприязнь к родственнику.

Я равнодушно пожала плечами, мол – как знаешь!

– И вообще – угрюмо продолжал Леха, – мы ни на шаг не продвинулись в своем расследовании. Знаю только, что сегодня ночью под крышей особняка ночевали шесть человек: ты, я, тетя Лена, Эд, Ираида Федоровна и Жан. Дяди Миши не было: еще вечером он уехал к себе. Да и эта информация ни о чем. По саду мог бродить любой. Территория особняка не охраняется. Заходи, кто хочешь!

– А фигура? Куда она исчезла? – шепотом спросила я, подсев ближе к Лехе. – Эта тень зашла за угол и пропала! Как ты это объяснишь? А когда я спросила у дяди Миши про то, какие слухи ходят о доме Покровских, он просто послал меня подальше, припугнув крестом и бесовщиной!

– Нашла у кого спросить! – фыркнул Лешка. – Он старый милиционер в отставке. Это все, что нужно знать о дяде Мише!

Глава 7. Ужин при свечах

На два часа дня был назначен обед. Об этом торжественно и серьезно нам сообщила Ираида Федоровна. Спокойная и бесстрастная, сейчас она ничем не напоминала ту простую, смешливую женщину, потешавшуюся над бедным французом Полем. Настоящая домоправительница в черном, скучном платье, украшенным лишь белым кружевным воротничком. Напольные часы в коридоре пробили один раз и смолкли. Солнце вышло из-за туч, наполнив дом светом. Блики играли на мутной поверхности старого зеркала, повешенного слишком высоко, скользили по резной, лакированной раме. В отражении я видела себя в полный рост, только под наклоном. Интересно, почему все зеркала в доме подвешены именно так? Наверняка, Лешка знает ответ. Но говорить с ним мне почему-то не хотелось. После того, как он встретил нас с Эдвардом в гостиной, он замкнулся и ушел в себя. Я пыталась вывести его на разговор, шутила, звала на прогулку, но без толку. Леха засел в своей комнате. Через дверь я слышала, как он шлепает босыми ногами по полу, смотрит видосы, стучит дверками платяного шкафа. Войти я не решилась, и неприкаянно бродила по дому.

Я остановилась возле портретной, дверь в которую была открыта настежь. Солнце, пускающее зайчиков сквозь старые окна, гостеприимно приглашало войти, раскрасив комнату яркими пятнами. Большие полотна напротив окон играли красками. Я невольно залюбовалась ими, разглядывая мелкие детали. Где-то я видела густые мазки, где-то тонкий волосок кисти художника. Казалось, картины ожили, заговорили. Девочка с тугими косами-баранками смотрела задорно и весело, пожилой господин в ночном колпаке и круглых очках напоминал добродушного дедушку, страдающего бессонницей. Даже маленькая рыжая собачка с небольшой картины в углу внимательно глядела на меня блестящими глазками.

Послышался тихий звук, напоминавший цоканье коготков по деревянному полу. Шпиц Принц, помахивая пушистым хвостом-колечком, обнюхал мою обувь и дружелюбно тявкнул, встав на задние лапки. Внизу послышались голоса. Взяв собачку на руки, я направилась к выходу, но в дверях обернулась. Все это время я старательно избегала одного-единственного портрета, трусливо стараясь не смотреть в его сторону.

В этот угол не попадал солнечный свет. Над портретом Ады Покровской нависла серая тень. Чудилось, что картина не является частью комнаты, будто бы существуя в ином измерении, параллельном нашему. Солнечные зайчики обходили ее стороной, и портрет устрашал, нависая в углу своей угрожающей мощью. Совсем неудивительно, что слуги боялись сюда заходить! Было в этом полотне что-то неестественное, пугающее и злое. Хотелось уйти, скрыться от пристального взгляда холодных, серых глаз. Принц на моих руках нетерпеливо тявкнул. Я закрыла дверь, и морок рассеялся, сгинул.

Столовая тонула в теплом свете свечей. Казалось, они были повсюду: на старом трюмо, длинном обеденном столе, изящной консоли, украшенной помпезными вазами в античном стиле. Даже привычные для взгляда электрические бра терялись среди этого мягкого полусвета. Мы были здесь впервые. Ираида Федоровна усадила Леху справа от хозяйки, как почетного гостя, мне же досталось место напротив. Я рассматривала убранство стола: идеально выглаженная скатерть, изящный сервиз в оттенках бордо, начищенные до блеска столовые приборы. Но главным украшением сегодняшнего обеда была роскошная пуансеттия – "рождественская звезда". Вазонами с ней была заставлена вся столовая. Даже огромный гипсовый бюст Пушкина, маячивший в углу белым пятном, терялся на фоне ярко-красных, кичливых листьев.

– Видела когда-нибудь такое? – восхищенно пробормотал Лешка, оглядывая столовую. – Мне кажется, мы внутри киношных декораций!

– Мог бы и принарядиться! – язвительно заметила я, прищурившись. – Выходить к такому обеду в футболке не комильфо…

– Вот только не надо! –обиженно скривился Лешка. – Давно ли ты стала снобом? Или на тебя общение с Эдвардом так повлияло? – Леха недовольно осматривал мое платье.

– Причем тут он? – удивилась я. – Мы перекинулись парой слов, и все.

– А платье по какому случаю? – не унимался Лешка, придирчиво рассматривая меня. Это уже становилось смешным.

– Леш, какая муха тебя укусила? Ираида же ясно сказала: форма одежды парадная! Если у Покровских принято наряжаться к обеду, то нам стоит играть по их правилам! Кто мне все уши прожужжал про семейные традиции и дворянские устои? – тихо, но твердо спросила я. Лешка привычным жестом попытался поправить на носу очки, но вспомнив, что те разбились во вчерашней схватке с Жаном, насупился, и не глядя на меня, сказал:

– Вряд ли тетя Лена соблюдает этот дресс-код! И вообще, сейчас другие времена…

– Времена всегда одинаковые! – раздалось за спиной. Растерянный Лешка вскочил так резко, что на столе зазвенела посуда. Я обернулась. Елена Петровна стояла в дверном проеме столовой и саркастически улыбалась.

– Я невольно подслушала ваш разговор. Да сядь ты уже! – бросила она, и усевшись за стол, властным жестом велела Лешке сесть.

– Уж слишком громко вы спорили. Александра, между прочим, права! Черное платье-футляр, туфли-лодочки… Хвалю! – Елена Петровна смерила меня довольным взглядом. Я почувствовала, как запылали мои щеки. Оставалось надеяться, что в приглушенном свете столовой этого не заметят.

– Что касается вас, молодой человек… – Покровская поджала накрашенные губы, презрительно глядя на Лехину "сверхъестественную" футболку. – От тебя, Алекс, я ожидала большего! В таком только на уроки физкультуры ходить. Завтра изволь соответствовать правилам этикета!

Лешка хотел было возразить, но вовремя передумал. Спорить с Еленой Петровной было заведомым проигрышем. Я не сводила с нее глаз, пытаясь запомнить каждую мелочь, каждую деталь ее образа. Бархатное платье так переливалось на свету роскошными волнами, что хотелось прикоснуться к нему, ощутить рукой манящую мягкость ткани. Тонкие, белые пальцы, украшенные кольцами, рубиново-красные ногти, нитка жемчуга на шее: все в этой женщине притягивало взгляд. В том, как она говорила, поворачивала голову, держала вилку изящной рукой, было что-то гипнотическое, завораживающее. Аромат ее духов витал в воздухе. Горькая полынь и летняя свежесть, обволакивающая пудра и нежная сладость. Так пахло письмо, присланное тете Шуре. Я представила, как Елена Петровна быстро и размашисто пишет на глянцевой бумаге. Черные, хищные буквы, напоминающие железных птиц на воротах у въезда в особняк Покровских…

– Простите за опоздание – появившийся Эд заставил меня вздрогнуть. Чары рассеялись вместе с погасшим пламенем свечи в высоком канделябре. Невесть откуда взявшаяся Ираида Федоровна тут же зажгла ее, и маленький огонек запылал, взвился вверх. Я заметила, как сосредоточенно и странно смотрит на него Елена Петровна, словно это пустячное происшествие было важным для нее. Впервые я видела ее глазах страх и растерянность. Но что могло ее напугать?

Я перевела взгляд на Эда. Он залипал в телефоне, и казалось, ему нет дела ни до обеда, ни до собравшихся за столом. Интересно, что он делает? Рубится в очередную игру, или переписывается с кем-то? Рядом сидящий Леха вполне мог подсмотреть, но он упорно делал вид, что кузена не существует и даже не глядел в его сторону. Заметив, что я пялюсь на него, Эдвард нахально подмигнул мне. Я сразу отвернулась. Уф, хорошо, что Лешка не заметил!

Елена Петровна постучала по хрустальному бокалу.

– Господа, прошу внимания! – громко сказала она. Мы с Лешкой затаили дыхание. Эдвард нехотя убрал телефон и равнодушно поглядел на мать.

Елена Петровна вальяжно откинулась на высокую спинку стула. Сейчас она снова была собой: властной, надменной, спокойной. Такой я и запомнила ее в день приезда. Задумчиво поглядев в окно, за которым сгущались ранние сумерки, она начала свою неторопливую речь.

– Уезжая из этого дома много лет назад, я не знала, вернусь ли когда-нибудь. Впереди был Париж и большие надежды. Что-то сбылось, что-то так и осталось мечтой. Но, как говорится – если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах! – губы Покровской тронула еле заметная усмешка.

– И вот, я снова здесь. В доме, построенном моим дедом, графом Константином Дмитриевичем Покровским в далеком 1911 году. Да, особняку больше ста лет. На своем веку он видел всякое. Пережил революцию, Советский Союз, перестройку и приснопамятные девяностые. После революции его хотели отнять, национализировать. Лишь одному Богу известно, как удалось моей матери, Аде Константиновне, отстоять родной дом. Под его крышей гостили знаменитые, и не побоюсь этого слова, великие люди. Здесь бывали поэты Серебряного века – Александр Блок, Валерий Брюсов, Андрей Белый. Да что там поэты! Даже великий и ужасный Алистер Кроули однажды почтил этот дом своим визитом. – Елена Петровна замолчала, будто обдумывая каждое сказанное слово.

– Кто такой Кроули? – одними губами спросила я Лешку. Он пожал плечами, мол – не знаю!

– Я хочу, что вы понимали, где находитесь. Это не просто пыльный особняк-вилла, это то немногое, что уцелело от Российской Империи. Золотой век дворянства давно канул в Лету, но здесь все дышит ушедшей эпохой. Каждый уголок, каждая пылинка, скрип половиц лестницы напоминает мне о том, кто я. Надеюсь, Покровские не исчезнут с лица земли. А пока выпьем за этот дом. Он того заслуживает! – и Елена Петровна торжественно подняла бокал вина. Мы чокнулись, и хрусталь тихонько зазвенел.

– Это что, сок? – скривившись, вдруг спросил Эд, отпив из своего бокала. После пафосной речи тети Лены его высказывание было таким неуместным, что мы с Лешкой переглянулись.

– Нет, французское Шато Марго! – съязвила Елена Петровна. – Или ты думал, что я буду разливать вино детям?

Эдвард переменился в лице, и на миг мне стало страшно. Голубые глаза горели злобой, губы искривились в гримасе обиды. Он смотрел на мать с нескрываемой ненавистью.

– Когда ты перестанешь распоряжаться моей жизнью? –процедил он сквозь зубы и бросил вилку на стол, разбив при этом тарелку. Я вздрогнула.

– Ладно эти малолетки, – Эд кивнул на Леху, – но мне-то уже девятнадцать!

– Эй, полегче! Нам по семнадцать, вообще-то! – буркнул Лешка, но на него никто не обратил внимания.

Я думала, сейчас грянет скандал, но Елена Петровна сохраняла ледяное спокойствие. Постелив на колени кружевную салфетку, она жестом велела Ираиде подавать на стол.

– Я не собираюсь выяснять с тобой отношения. По крайней мере, сейчас. И прошу с уважением отнестись к нашим гостям. Это понятно? – тетя Лена подняла тщательно выщипанные брови.

Эд открыл было рот, чтобы ответить, но взгляд Елены Петровны был убедительнее всех слов. К моему удивлению, Эдвард замолчал, оставшись на месте. Ираида Федоровна заменила разбитую тарелку, и все сделали вид, что ничего не произошло.

Обедали мы с размахом. Как же Ираиде удалось приготовить все это одной? Друг за другом блюда появлялись на столе. Чего тут только не было: ветчина и овощные салаты, грибы в сметане, щи, запечённая индейка, огромные пироги с капустой, мясом и грибами. Леха уписывал еду за обе щеки. Я заметила, как Елена Петровна улыбнулась, глядя, как племянник уничтожает большой кусок капустного пирога.

Мне тоже хотелось попробовать все. Да и как иначе, когда последней нормальной едой был борщ дяди Миши! Потом мы только кусочничали, как сказала бы бабушка. Таскали с кухни сладости и бутерброды. Надо признать, что и они у Ираиды Федоровны были шедевром кулинарного искусства. С такой домоправительницей не пропадешь! Я снова поглядела на Елену Петровну. Вряд ли она задумывалась о насущных делах, вроде меню для обеда и списка продуктов. Вспомнилось, как экономка постоянно называла Покровских "господами". Понятно, что раньше так оно и было. Аристократия, царская Россия, все дела. Но сейчас, в двадцать первом веке, это обращение звучало странно и нелепо. Какие к черту "господа"?

Я объелась так, что хотелось лишь добраться до дивана и прилечь. Лешка довольно и сыто улыбался. Праздничная столовая опустела. Ираида Федоровна гасила свечи, и постепенно комната погружалась в темноту январского вечера. Где-то у ворот колыхался на холодном ветру фонарь. Всполохи желтого света тревожно метались по окошкам. Я вглядывалась во тьму неухоженного сада. Кто знает, может, вчерашний ночной незнакомец снова здесь? Ждет, когда в окнах погаснет свет, и дом замрет в сонном оцепенении. А если он уже внутри? Затаился до поры, и выжидает своего часа. Мне стало не по себе. Мысль о том, что рядом таится неведомое зло не давала покоя, билась в голове, словно осенняя муха у стекла.

Неожиданно тишину дома пронзили такие странные, ни на что не похожие звуки, что Ираида Федоровна чуть не выронила из рук тарелки, а Лешка, успевший задремать в кресле у окна, подскочил как ужаленный. Через секунду стало понятно, что это музыка. Завизжали скрипки в аккомпанементе пианино, а потом дребезжащий мужской голос картаво и манерно запел:

"Ездили на тройках с бубенцами,

А вдали мелькали огоньки.

Мне б теперь, соколики, за вами

Душу бы развеять от тоски…"

– Что за дичь? – ошалело спросил Лешка, ища глазами источник звука. Ираида сердито замахала на него руками и шикнула:

– Что ты, Алеша! Не вздумай такое ляпнуть при Елене Петровне! Это же Вертинский! Она его обожает!

– Я знаю, кто такой Вертинский! – прошипел Леха. – Просто он запел как-то… неожиданно!

– Неожиданно это не то слово! – сказала я. – У меня до сих пор коленки трясутся!

– Это потому что она слушает пластинки на старом патефоне! – заулыбалась Ираида. – Вы, небось, и не видели его никогда!

– На патефоне? Серьезно? – Лешкины карие глаза загорелись хитрым огоньком. Наконец-то он был тем Лехой, которого я знала: чудиком с энциклопедическими знаниями, интересующимся всем подряд.

– Звук идет из портретной –прислушавшись, определил Лешка, и схватив меня за руку, потащил за собой по коридору.

Музыка к тому времени смокла. Из открытых дверей портретной залы лился мягкий свет. Здесь, так же как и в столовой, было полно свечей, словно бы во всем особняке вдруг отключили электричество. Но то была странная прихоть хозяйки дома. Лешка оказался прав с самого начала: Покровские непростое семейство. Одна только пафосная речь Елены Петровны за обедом чего стоила!

Покровская сидела в кресле, как раз напротив портрета Ады Константиновны. Я старалась не смотреть в ту сторону, и мы с Лешкой устроились на диванах, спиной к зловещей картине. Елена Петровна, с ее элегантной прической, красной помадой и черными стрелками на веках походила на голливудскую кинозвезду. На маленьком столике возле дивана стояла открытая бутылка красного вина и пустой бокал.

– Я вас напугала? Извините. Просто сто лет не слушала Вертинского вот так, на патефоне – улыбнулась Елена Петровна, любовно погладив потрепанную обложку пластинки.

– Когда я была маленькой, то не засыпала без этой песни. Мама приносила патефон в мою комнату, ставила пластинку и только тогда я послушно закрывала глаза. У нас вся семья обожала его романсы. Дед даже был знаком с ним, виделись где-то в Москве. Конечно, сейчас полно всего в интернете, но это не то. Бездушные, оцифрованные записи… – Покровская махнула рукой. Практически те же слова я слышала вчера от дяди Миши, только касались они старых новогодних игрушек, от которых тетя Лена позже велела избавиться. Представляю, какой скандал бы разразился, если б мы выбросили пластинки, над которыми она так трясется, заменив их на файлы мп3!

– Это же виниловые пластинки! Настоящий раритет! – Лешка с восхищением рассматривал старые обложки. – Коллекционеры бы отдали немало денег за них. И за ваш патефон тоже! – добавил он и по-хозяйски развалился на диване. Я с опаской ожидала реакции Елены Петровны на эту выходку, но та лишь устало улыбнулась. Налив в бокал вина, Покровская уселась поглубже в кресло, вытянув ноги на маленький пуф.

– Здесь повсюду раритет, милый Алекс. Подсвечники, паркет, мебель – сплошная лавка древностей! Знаете, мне предлагали сделать здесь музей. Даже глава местной управы приезжал! – Елена Петровна отпила из бокала. Отблески свечных огоньков, как вспышки, отражались в гранях камня, украшавшего ее кольцо. В полумраке было не различить цвет, но почему-то мне казалось, что это рубин.

– А вы что? – осторожно спросил Лешка, садясь поближе к тетке.

– Не сказала ни да, ни нет – усмехнулась Покровская. – Предложение было весьма выгодным, кстати. И все же, и все же… – она на миг задумалась, нахмурив брови. – Мне становится не по себе от мысли, что чужие люди будут ходить здесь, трогать мои вещи, вещи мамы, деда. Я слишком привязана к этим милым безделицам. Картины тоже хотели забрать. Многие из них представляют реальную ценность! Но я не позволила. Это частная коллекция. Ее собирал дедушка, Константин Дмитриевич. Разве я могу так оскорбить его память?

– Пожалуй, что нет. Но идея с музеем классная! Тут есть на что посмотреть! – подумав, согласился Лешка.

– А еще это идеальная съемочная площадка! – вставила я свои пять копеек. – Леш, мы еще это обсуждали. Помнишь?

Леха расплылся в улыбке:

– Да, для готического фильма! Старинный дом, мистика, тайны! Я бы на вашем месте задумался над этим, тетя Лена. От киношников отбоя не будет!

Покровская хрипло засмеялась, чуть не расплескав вино из бокала.

– А ведь если задуматься, вы правы! – сказала она, окинув взглядом портретную залу. – Не насчет киношников, тут я пас. Для меня они саранча, сжирающая все ради прибыли. Но в остальном верно. Вы уловили в этом доме особую энергетику? Дед, незабвенный Константин Дмитриевич, не зря построил дом именно здесь, на холмах, которые народ прозвал Лысыми. Тут место силы! – тетя Лена перешла на полушепот.

– Это как? – тихо спросила я. Снова мистика! Ей пропитан весь дом. Лешка прав: такое бывает лишь в готических романах. А мы, как безвольные персонажи, подчинялись воле неизвестного автора. С момента приезда в Лысые холмы, странности следуют одна за другой. Надменные Покровские и их средневековые устои, дом, напичканный старьем, галерея зловещих портретов, ночной незнакомец в саду, нападение полоумного Жана… Чего ожидать дальше?

– Расскажите нам! – попросил Лешка, состроив мордочку кота из мультика "Шрек". Ох, хитрец! Елена Петровна заулыбалась, видя наш интерес.

– Хорошо. Но строго между нами! Твоей бабушке бы это не понравилось. Она реалист до мозга костей. Помню, как-то раз… – начала тетя Лена, но тут же осеклась и замолчала. Мне показалось, что на несколько секунд она застыла, не двигаясь, словно статуя. Стало не по себе.

– Теть Лен? – встревоженный Лешка тронул ее за плечо. – Место силы! Вы хотели рассказать нам!

Елена Петровна отрешенно поглядела на нас, будто только что очнулась. Перемены в ее поведении начинали казаться странными. То она испуганно таращится на свечи, то замирает на полуслове!

– Место силы? Да, помню… – растерянно пробормотала она, потянув за нитку жемчуга, будто та душила ее. Лицо ее сделалось совсем бледным.

– Ираида, неси мои капли! – сипло позвала Елена Петровна. Экономка с пузырьком в руках и рюмкой явилась так быстро, как если бы стояла за дверью. Не удивлюсь, если все это время она подслушивала!

Запахло лекарством. Тетя Лена полулежала на низком диване, среди горы маленьких подушечек. Глаза ее были закрыты, и мне показалось, что она спит. Лешка сел рядом с теткой и осторожно коснулся ее маленькой, белой ладони. Браслеты на запястье тихо зазвенели от прикосновения, и Покровская медленно открыла глаза.

– Тетя Лена, вы как? – тихо спросил Леша, наклонившись к Елене Петровне.

– Помоги встать… – слабо сказала она, и опираясь на руку племянника, приподнялась на софе. Леха суетился вокруг, подкладывая под спину и голову Покровской подушки-думки. Эта сцена удивительно напомнила мне вечер первого января, когда мы вместе с Александрой Петровной сидели на ее кухне. Я читала письмо, тетя Шура плакала, а Лешка рыскал по шкафчикам, ища бабулин "Корвалол".

– Может, позвать Ираиду Федоровну, или Эдварда? – предложила я. Елена Петровна покачала головой.

– Никого и ничего не нужно. Мне уже лучше, правда. На чем я остановилась? – тетя Лена вопросительно глядела на нас. И снова неожиданный переход от почти обморочного состояния к непринужденной беседе! Неужели Лешка этого не заметил?

– На том, что Лысые холмы – это место силы! – напомнила я. Елена Петровна кивнула.

– Так и есть. Видите ли, мой дед, граф Константин Дмитриевич, был весьма незаурядным человеком. Он родился в дворянской семье, получил блестящее образование, часто бывал заграницей. В Лондоне он познакомился с Еленой Блаватской, величайшим мистиком и медиумом своего времени. Это перевернуло его жизнь. Собственно, с этой встречи и начался интерес деда к разного рода эзотерике. Несколько лет он жил в Англии, где даже вступил в Теософское общество, основанное Блаватской. Меня назвали в ее честь. Таково было желание Константина Дмитриевича. Кстати: и она, и я – обе Елены Петровны. Полные тезки! – Покровская загадочно улыбнулась и продолжила:

– Несмотря на это, своим истинным учителем и наставником дед считал Алистера Кроули. Про него ходили и ходят разные, порою дикие слухи. Часть их них он выдумал сам, часть является правдой. А истина, как всегда, где-то посередине! Кроули был здесь во время своего визита в Россию. Дед просто влюбился в его идеи, даже вознамерился создать в России общество, подобное "Золотой заре", учение которого разделял Кроули. Все это очень пугало жену деда, мою бабку Аглаю Степановну. Набожная, религиозная, постоянно в молитвах – такой описывала ее мама. Она рано умерла. Всю жизнь Аглая пыталась бороться с идеями мужа: сжигала книги, которые присылали ему из-за рубежа, считала его интерес мракобесием и дьявольщиной. Видели девиз, высеченный на карнизе камина,"Deo juvante"? В переводе с латыни означает "С Божьей помощью". Бабкина идея. Считала, что это оградит дом от злых сил. Кстати, тут раньше висел портрет Блаватской. Бабуля изрезала его ножом – то ли из ревности, то ли от суеверного страха. Дед Константин лишь посмеивался над ней. Когда он задумал строительство этого дома, то знал, что особняк будет штаб-квартирой эзотерического клуба. Это было его мечтой: создать общество единомышленников-оккультистов.

– И что? Ему это удалось? – с любопытством спросил Лешка. Елена Петровна надменно подняла бровь.

– Конечно удалось! Константин Дмитриевич слыл деятельным и предприимчивым человеком. Кроме того, он имел связи в нужных кругах. Повезло и в том, что как раз тогда в Российской Империи случился всплеск интереса к мистике. Стали появляться разные общества медиумов, спиритуалистов, общающихся с духами. К тому времени бабушки не стало. Его верной помощницей во всех делах стала моя мама, Ада Константиновна. Как-то раз в доме собрался небольшой кружок любителей сверхъестественного. Решено было устроить спиритический сеанс … – Елена Петровна закашлялась и отпила воды из стакана, принесенного Ираидой. Услышав слова "спиритический сеанс" я чуть не подпрыгнула на месте, а Лешка бросил на меня быстрый и тревожный взгляд. Вспомнился мой ночной кошмар: мрачная комната, Ада, люди за столом, державшиеся за руки…

– На роль медиума никого не нашлось, и дедушка предложил маме стать проводником в мир духов. Это было довольно опасно для новичка, но мама согласилась. Она никогда ничего не боялась. Представьте себе – все получилось! Дух не только пришел, он проявил себя. Ада Константиновна мысленно попросила привидение сыграть на пианино, в соседней, запертой комнате. Каково же было удивление всех присутствующих, когда они услышали начало "Лунной сонаты" Бетховена! Около инструмента никто не стоял, да и комната оставалась закрытой. Это был триумф! Дед понял, что мама очень сильный медиум и экстрасенс. Так был основан "Клуб Туза пик!" – торжествующе объявила Елена Петровна, а мы с Лешкой замерли, не веря своим ушам.

Глава 8. Клуб Туза пик

– "Клуб Туза пик"? Что это? – взволнованно переспросил Лешка. Я старалась ничего не упустить и напряженно слушала. Не зря у меня было предчувствие, что мы еще услышим и о тузе, и о Аде Покровской!

Елена Петровна окончательно пришла в себя, и теперь, как царица, восседала среди подушек на вытертом бархате диване. В портретной так и не зажгли верхний свет. Были лишь свечи. Некоторые уже оплыли и погасли, и на их место Ираида Федоровна приносила новые. В золотистых отблесках огня мистические истории из прошлого приобретали особенную силу. Я украдкой косилась на портреты: чудилось, будто изображенные на них люди оживали, двигались, следили за нашей беседой. Это не дом, а Хогвартс! Длинные коридоры, потайные двери, загадки далекой старины… Кажется, даже время здесь течет по-иному.

– "Клуб Туза пик" был тем самым обществом, которое основал мой дед. Вместе с мамой они приглашали сюда известнейших спиритуалистов своего времени. Где-то в кабинете сохранился дневник клуба. В нем тщательным образом фиксировались все сеансы, когда-либо проведенные под крышей этого дома. Позднее дед использовал звукозапись на восковых цилиндрах для фонографа. По тогдашним меркам – чудо техники! Дед Константин шагал в ногу со временем. Для нужд Клуба даже был куплен фотоаппарат. Слышали про фотоснимки привидений? – спросила тетя Лена. Глаза ее блестели в ночном полумраке, и я снова подумала, что несмотря на возраст, она все еще красивая женщина.

– Фотоснимки привидений? Но потом же было доказано, что это подделка! Так называемые "спиритические фотографии" действительно были популярны в Европе конца 19 века, но большинство из них специалистами признано фальшивкой! – взволнованно выдал Леха. Я тоже помнила об этом из уроков истории. В классе, на проекторе нам показывали эти черно-белые фото. Элегантные джентльмены, красивые леди, а рядом полупрозрачные фигуры в белых одеяниях! То они стояли рядом с людьми, то парили под потолком, а то и вовсе глядели в объектив фотоаппарата. Жуть! Не хотела бы я увидеть эти снимки снова.

– Алекс, ты приятно удивляешь меня своей эрудированностью! – Елена Петровна взлохматила и без того пышные волосы Лешки. – Когда твоя бабушка рассказывала о тебе, то я, грешным делом, думала, что та преувеличивает. Нахваливать внучат способна каждая любящая бабуля. Но теперь вижу, как я ошибалась! – тетя Лена произнесла эти слова так многозначительно, что Лешка аж покраснел от смущения. И немудрено! Похвалу графини Покровской еще нужно заслужить.

– Не спорю, отчасти ты прав. Подделок было достаточно. Многие просто зарабатывали на интересе публики ко всему потустороннему. Но то, что снимал Константин Дмитриевич, было подлинным! Сейчас уже поздно, но завтра я велю Ираиде поискать старый альбом Клуба. Он где-то на третьем этаже, в одной из комнат, где обычно проводили сеансы. Вот увидите, там много интересного! – сказала Елена Петровна, обмахиваясь веером из черных, пушистых перьев. Неожиданно она обратилась ко мне:

– Александра, милочка! Мы тебя не напугали этими страшными историями? Ты весь вечер молчишь… – Покровская смотрела на меня в упор. Под ее взглядом сердце испуганно ухнуло в груди, а в голове будто ударил колокол.

– Что вы, совсем нет! Это все очень интересно. К тому же, я люблю слушать и наблюдать… – промямлила я, но похоже, Елену Петровну удовлетворил этот ответ. Она снова откинулась на мягкие думки и хитро посмотрела на Лешку:

– А ты, племянничек, наверняка любишь, чтобы слушали тебя? Воистину, интересный пасьянс у вас складывается! Масть к масти. Будет время, я погадаю вам. Давно не брала в руки карты, надо бы вспомнить…

Лешка нахмурился и кивнул мне – мол, ты что-нибудь поняла? Я пожала плечами. Ерунда какая-то!

Часы в коридоре пробили семь. Приближалась ночь, и особняк затих. Было ощущение, что во всем доме только мы втроем. Интересно, где Эд? После обеда он незаметно скрылся. Я вспомнила его холодные голубые глаза, полные злобы, перекошенное от гнева лицо. Капризный, избалованный мальчишка. "Мажор!" – презрительно сказал вчера Лешка, и был прав. Но все же мне казалось, что не все потеряно. Кто знает, может это всего лишь маска?

Мои раздумья прервал Леха. Он, как бы невзначай, подошел к портрету Ады Покровской. Картина будто светилась изнутри: такой эффект создавали свечи, расставленные вокруг. Может, зажечь электрический свет? Пусть этот мрак рассеется, сгинет! Хотелось чего-то нормального, человеческого, живого. А ведь где-то идет обычная жизнь, без всякой там паранормальщины и мистики! Но здесь мы были заложниками старого дома, крепко держащего нас в своих пыльных объятиях…