Читать онлайн Коттеджный посёлок

Наш мир, хотим мы этого или нет, пронизан рекламой вдоль, поперёк и, даже по диагонали. Реклама, к сожалению, везде, рекламой прерывают всё, что можно, от новостей и олимпиад, до фильмов Тарковского. Реклама нас раздражает, часто бесит, разрушая психику. Доходит до того, что останавливают фильм, чтобы его же прорекламировать. Но, так или иначе, книга пишется в наши дни, и чтобы не показаться старомодным и не выпадать совсем уж из потока, скажем в 19 век, а также быть в тренде, автор придумал прерывать повествование, фрагментами текста на отвлечённые темы. Чтобы было совсем привычно, они будут начинаться на ту же букву, что и реклама. Возможно, это пришло мне в голову от не реализованной идеи блогерства, возможно от чего-то, ещё, например, от лени написания следующих книг. Так или иначе, у автора и читателей теперь есть подстраховка, ведь, если кому-то не понравится роман, может быть, увлекут отступления… Постараюсь не умничать, хотя не уверен. А вот то, что не буду описывать берёзку, осинку или речку с лёгкой пеленой тумана, на десяти страницах, гарантирую.

КОТТЕДЖНЫЙ ПОСЁЛОК.

Фантастический роман.

«Тут случилось то, чего я никак не ожидал:

мысль, что я сошёл с ума, успокоила меня.»

Станислав Лем. «Солярис».

12 апреля 2008 года

Солнце выходило из «молока» и шансов сфотографировать то, что я хотел, в мягком рассеянном свете практически не оставалось. Придется щёлкать с падающими тенями, а для съёмки архитектуры это не всегда хорошо, нарушается пластика формы, исчезает воздушная перспектива, и т.п.

Я повернул с автострады направо, а это значит, что ещё километров пять, и появятся дома. Я давно здесь не был, но помню всё так, как будто это было неделю или две, назад. Воспоминания нарушила мысль о том, что по радио давно не было ни рекламы, ни новостей. Предпочитаю ездить с радио, а не с цифрой – под радио уснуть невозможно: с его новостями-ужасами и маразматической рекламой. А в награду за всё это бывает неплохая музыка. А тут… Последний раз новости передавали, когда я выезжал из города. Не было и рекламы, не было вообще ничего…

Начало. Бабье лето.

15 сентября 2003 года

С Виктором встретились в кафе в понедельник. Заказ на проектирование, который он нашёл для меня, был прекрасным поводом увидеться. Он был одним из немногих одноклассников, с кем я поддерживал, пусть редкие, но всё же, отношения. Мы жили в одном городе, в отличие от большинства ребят, которые остались там, где мы все учились в школе. Стояла осень, не знаю насчёт «золотой» (в городе это определить порой невозможно), но то, что очень тёплая для середины сентября – это точно. Такая погода делит людей на две группы, первая из которых утверждает, что это и есть «бабье лето», а вторая – что оно наступает значительно позже. То есть пессимисты спорят с оптимистами, причём прогноза погоды в это время как будто не существует.

Не найдя меня в зале, Виктор ворвался на террасу со словами:

– Привет, дружище, давно не виделись! Клёвая погода! Как считаешь, это «бабье лето» наступило, или еще рановато? Убедившись, что мы не входим ни в ту, ни в другую часть населения, мы заказали по «Цезарю» и по зелёному чаю со льдом.

Из слов Виктора я понял, что семье, с одним из членов которой он работал, нужен дом. Дом должен быть большой, поскольку жить в нём будет несколько поколений. Количество людей Виктор точно назвать не смог, как не пытался. Но получалось где-то 12-16 человек. Да это и не важно. Договорились, что на следующей неделе он организует встречу с заказчиком, и я уточню детали.

Спустившись к парковке, мы обнаружили, что тёплое осеннее солнце успело раскалить машины так, что садиться сразу в них не хотелось. Включив кондиционеры, мы вышли, чтобы обняться. Я поблагодарил Виктора за заказ, он ответил избитой шуткой, что «спасибо не булькает», но вдруг стал серьёзным и почти шёпотом промолвил:

– Я ещё кое-что не сказал. Дом-то они затеяли, это хорошо, целый замок получается, только кто-то из них друг с другом вообще не общается. Какой-то внутренний конфликт. Так что входов, наверное, будет несколько. Вот и «фишка!» – подумал я, будем проектировать «Санта-Барбару»!

Кухня сестры и «кухня» проектирования…

Загородный дом, без интриги (сейчас это называется фишка) проектировать нельзя, точнее, проектировать можно, а профессионально и качественно, чтобы потом не было стыдно – практически невозможно. Необходимо за что-то «зацепиться», как в следствии. Это может быть рельеф местности, пропорции участка, материал или необычное желание заказчика. Бывает, что и этого нет. Тогда приходится придумывать эту фишку самому. Это я понял ещё до поступления в институт, на посиделках дома у сестры с её друзьями – коллегами. Она меня старше, к тому времени уже закончила архитектурный и давно работала в проектном институте. В гости тогда ходить было принято, поэтому часто по вечерам можно было послушать кого-то из однокашников сестры по институту или коллег по работе. Эти встречи на кухне в её однокомнатной квартире на первом этаже, дали мне больше, чем вся будущая учёба.

Я вообще не помню, чтобы в институте кто-нибудь из преподавателей нас учил проектировать. Как нельзя проектировать – это да, сколько угодно! А как надо? Учились друг у друга. Кто-то был силён в композиции, кто-то в цвете, кто-то просто был талантлив. И, конечно, журналы. Особенно так называемые «валютные». Говорили, что они действительно приобретались за валюту, и буквально поштучно распределялись по проектным институтам и то не по всем. Их иногда приносила сестра с работы на один день, а чаще на одну ночь. Это было окном в другой мир. Кто имел возможность хотя бы минут десять их полистать, становился «посвящённым» и серятину уже делать и видеть не мог. Это срабатывало надолго, как правило, на всю жизнь.

А, иногда, бывает так, что, помогает случай или удачное наблюдение, абсолютно безотносительное, и не имеющее никакого отношения к творчеству, вообще, и к архитектуре в частности, но, после которого, впору кричать- Эврика, или что-то ещё, в этом роде.

Когда я работал над дипломным проектом, в какой-то момент, для меня наступил ступор. Концепция, уже была, принципиальная схема планировки тоже, но не было главного. Не было архитектуры. Как сейчас помню, что, тогда, в очередной раз, я зачем-то, вышел из аудитории, вероятно, от беспомощности… Два парня, с младших курсов, в коридоре дурачились, размахивая руками и ногами, изображая на их взгляд, восточное единоборство. Но, когда один из них, встал в стойку и зафиксировал ногу и обе руки определённым образом, меня осенило, и я понял, что мне надо сделать в проекте. Ворвавшись в аудиторию, на планшете с разрезами, я начертил три разноуровневые террасы, расположив их каскадом, с пологими пандусами для спуска к бассейнам и водным аттракционам. Это, естественно, сразу же повлияло и на планы, и на фасады, и на общее композиционное решение, всего моего водного спортивного развлекательного комплекса.

«Рабство».

Было ещё кое-что, о чем стоит рассказать отдельно. Назовём это традицией, которая отличала наш архитектурный от всех остальных институтов города. Более того, когда я рассказывал об этом знакомым ребятам из политеха, универа или горного, они, конечно, из вежливости, выслушивали, но абсолютно не понимали меня. Тогда, пожалуй, я впервые ощутил смысл выражения «разный менталитет».

Так вот, этой традицией было «рабство» и заключалось оно в следующем. Студент-дипломник на завершающем этапе работы над проектом, приглашал других студентов с младших курсов в помощь. Иногда это были знакомые ему ребята, иногда нет. Некоторых приглашали заранее, некоторых – в последнюю ночь перед защитой. В помощи нуждались практически все, поскольку заполнить чертежами, цветными фасадами, перспективами, интерьерами десять квадратных метров экспозиции, а также сделать ещё и макет, надо было каким-то образом умудриться. Кого-то звали, а кто-то приходил сам! Потому что, для студентов с младших курсов это было не просто полезно. В эти дни и ночи аврала они оперялись профессионально буквально на глазах, поскольку им доверяли работы, которые на их вторых-третьих курсах и не снились. Например, покрасить с кем-нибудь более опытным в паре фасады здания или его интерьер, сделать макет или вычертить стильно планы с разрезами и всё красиво подписать. Это можно сравнить, по тем временам, с возможностью потренироваться начинающему хоккеисту с ЦСКА.

Особенно ярко это проявлялось в последнюю ночь, когда дипломник или дипломница уходили домой или в общежитие, чтобы привести себя в порядок и главное выспаться, поскольку последнюю неделю они, как правило, не выходили из института и спали в аудитории на столах. Кому-то давались абсолютно чёткие инструкции на всю ночь до утра, а кому-то говорилось: «Ребята, вот здесь надо что-то сделать, подумайте сами, я пошёл…»

Но были и так называемые «золотые рабы», заманить их к себе было практически невозможно. Будучи прекрасными рисовальщиками, они могли из любого проекта, даже с отсутствием качественной архитектуры, сделать произведение искусства за счёт антуража: деревьев, кустов, машин, людей и т. п. Могли, но не хотели. И их можно было понять: серость и бездарность они спасать не собирались, а толковые ребята могли обойтись собственными силами.

Главное, что приобреталось в «рабстве» – это уверенность и профессиональная «наглость», которые позволяли студентам уже не дрожать над своими курсовыми проектами и не паниковать, а спокойно и здраво оценивать и распределять свои силы. Это было, своего рода, путёвкой в жизнь, поскольку авралы перед сдачей проекта будут сопровождать архитекторов всегда, даже, когда появится компьютер.

Поскольку «рабов» было принято кормить, на дипломника в этот период накладывались дополнительные хлопоты и заботы: чтобы чай, портвейн и бутерброды, по возможности, не заканчивались. И ещё в аудитории, особенно ночью, должна была обязательно звучать музыка, для вдохновения и чтобы не уснуть. Соответственно, мы были рады любой кассете с магнитной лентой. Но, по моим наблюдениям, наиболее яркие проекты рождались под Pink Floyd. После защиты дипломного проекта пиршество, естественно, было более серьёзное, происходило оно, как правило, в аудитории и ребята – помощники из «рабов» плавно превращались в хороших добрых друзей новоиспечённого дипломированного архитектора. В это время можно было с «барского плеча» на память получить всякие презенты – от циркуля до компрессора или даже аэрографа.

А потом часто срабатывал принцип взаимности: вчерашние дипломники, уже работая в проектных институтах или оставаясь на кафедрах, приходили по вечерам к бывшим «рабам», чтобы помочь, и самим на время вспомнить молодость, тем более что в первые годы после окончания очень тянуло в alma mater. Помню, как я сделал макет атомной станции к дипломному проекту своему приятелю курсом старше. Каково же было моё изумление, когда ровно через год, в период моего дипломного аврала я увидел Владимира, который, служа в армии, умудрялся каждый вечер в течение недели приходить и клеить макет уже мне.

Раньше…

…Раньше, чтобы стать дизайнером и им называться, (design – проектировать, чертить, проект, план, рисунок) необходимо было поступить на факультет промышленного искусства или промышленной эстетики при каком-нибудь архитектурном институте или академии с огромным конкурсом, проучиться около пяти лет, сдавая каждую сессию по проекту, (это помимо всех экзаменов и курсовых), пройти все необходимые производственные практики, сделать и защитить диплом. А потом, оказавшись на предприятии и проработав несколько лет, доказать себе и людям, что ты действительно можешь так называться, поскольку, при твоём непосредственном участии были разработаны стильные по форме и цвету промышленные изделия: возможно это была шариковая ручка, а возможно скоростной поезд или автомобиль.

Сейчас, чтобы так называться, достаточно приколоть бейджик с этим словом и ты вполне уважаемая часть персонала какой-нибудь конторы или магазина. Если, бродя по торговому центру, Вы вдруг услышите: – Вам помочь? – знайте, – где-то поблизости не дремлет человек с надписью «дизайнер», готовый в любой момент заговорить с Вами и предложить, например, кольца для штор, или унитаз. Бейджики можно встретить и на больших толстых дверях в виде табличек, но это уже другая история. Главное отличие настоящего профессионального дизайнера от остальных – отсутствие бейджика.

Раньше…

…Раньше людей интересовало всё, что касалось вселенной, солнечной системы, а также нашей планеты. Например, такие события, как затмения. Интернета не было, телевидение только развивалось. Конечно, было радио, но там почему-то об этом старались не говорить. Видимо считалось, что астрономические события такого масштаба мало продвигали общество к коммунизму. Но были отрывные календари, и висели они в каждом доме, в каждой квартире, вот в них то и было все написано с точностью до минуты: когда, где и сколько продлится то или иное астрономическое действо. И люди заранее коптили стекла, приносили с работы различные светофильтры, рентгеновские снимки и т.п. И ждали. Ждали все – и мал и велик. И когда вдруг, средь бела дня начинало темнеть, иногда полностью, иногда слегка, и глядя на солнце через тёмные стекла, можно было разглядеть нюансы этого явления, что-то происходило с людьми. Во всяком случае, принадлежность к космосу, к огромной вселенной, чувствовал каждый.

Более того, еще раньше, одни люди доказывали, что Земля – сфера и вращается вокруг Солнца. Другие же, сомневаясь, возражая и не найдя достойных аргументов в обратном, как правило, сжигали их за это. Но, тем не менее, равнодушных к вопросам Вселенной – не было!

Сейчас, сказать, что это никого не волнует – ничего не сказать. Последние затмения, как солнечные, так и лунные, а также различные метеоритные потоки не вызывают, особенно у молодежи, никакого интереса. Если бы Челябинский метеорит не наделал столько бед, его тоже никто бы не заметил. При этом, находясь на улицах, во дворах деградирующие земляне продолжали «пялиться» в свои телефоны и гаджеты, но не для того, чтобы узнать какие-нибудь новости или подробности о событии. Нет.

Как-то, по весне, минут за десять до начала затмения Солнца, выйдя во двор с предварительно подготовленным биноклем, с надетыми светофильтрами, я проходил мимо группы подростков, окруживших скамейку и склонившихся над телефоном, который держал, что-то демонстрируя, один из них. Услышав знакомое «Здрасте», я понял, что соседский мальчишка среди них и можно подойти. Зная всю степень своей наивности, я всё равно надеялся, что ребята смотрят что-то, связанное с затмением. Возможно, это репортаж с МКС, возможно ещё что-то. То, что это было ещё что-то, я оказался прав, только к космосу это не имело ни какого отношения. Подойдя поближе, я услышал из их шипящего телефона какие-то вопли, девичьи крики и отборный мат. Вдруг компания громко заржала, после чего, видимо досмотрев до конца, разбрелась по своим делам. На скамейке остался мой знакомый мальчуган Данила, который явно не принадлежал к их обществу, как по возрасту, так и по воспитанию, он просто гулял во дворе и случайно оказался в центре событий.

– Здравствуй, что это вы такое «интересное» смотрели?

– Не такое уж и интересное, не сразу ответил малыш. Похоже, увиденное произвело на него неприятное впечатление. – Просто девчонки из их школы дрались сегодня, а парни засняли всё. Там даже до крови дошло.

– Не надо такое смотреть.

– Я знаю, просто не успел убежать. Дядя Жора, а можно в бинокль посмотреть?

– Можно, Данила-мастер, и даже нужно.

Фото в рамке, на письменном столе.

Вот уже минут сорок я пил чай и ел на редкость вкусные оладьи, макая их в четыре вида варенья, и при этом, рассматривая фотографии на стенах и в альбомах, которые перелистывала хозяйка квартиры, – милейшая женщина; несмотря на преклонный возраст, живой, с удивительно ясными и добрыми глазами человек. У нас, кроме всего вышеперечисленного, было ещё одно занятие: мы ждали главу семейства, её мужа, с их дочерью, которые попали в «пробку» или что-то в этом роде.

Ожидание мужа для Анастасии Сергеевны было делом привычным – из этих ожиданий, пожалуй, и состояла вся её жизнь. Василий Фёдорович Силин долгие годы был генеральным конструктором-ракетчиком, возглавляя крупнейший НИИ нашего города. Заслуги в формировании военного щита нашей Родины были колоссальны. Это я понял по количеству орденов и лауреатских значков на фотографиях в альбомах. Но главные снимки висели на стене в кабинете, куда Анастасия Сергеевна тихонько завела меня. Их было немного, с них смотрели на меня люди в широкополых шляпах и каракулевых папахах, в габардиновых пальто и генеральских шинелях, в просторных пиджаках и облегающих кожаных куртках на фоне пусковой установки и просто на фоне стены в коридоре, во дворце культуры и на природе.

Но одна фотография, которая стояла на столе, меня потрясла до такой степени, что я, как будто, утратил на какое-то время, чувство окружающей действительности или, наоборот, приобрёл ощущение другой, новой. На ней Василий Фёдорович, мой будущий заказчик, стоял в окружении людей, которых я всех знал. Я-то ладно, их знала вся наша страна, а некоторых – весь мир: С.П. Королёв, Ю.А. Гагарин, Г.С. Титов, М.В. Келдыш, Н.П. Каманин, Р.Я. Малиновский.

Когда мы вышли из кабинета, я понял, что абсолютно не готов к встрече. Что-то сломалось внутри. Мне захотелось домой или хотя бы на свежий воздух. «Больших» людей среди заказчиков было у меня предостаточно. Только уважаемых до такой степени, среди них не припомню. Поэтому алгоритм первой встречи с ними всегда был примерно одинаков. Распустить хвост: это демонстрация портфолио, перечисление их предшественников, желательно с именами погромче, несколько умных слов (с этим надо быть осторожнее – некоторых это настораживает и даже отпугивает), и главное – умение назвать цену.

А здесь… Для того, чтобы такому человеку что-либо предложить, надо стать как профессионалу в плане ответственности, самоотдачи, дисциплины, работоспособности, и таланта, в конце концов, практически им. Но это невозможно. И отказаться тоже нельзя. Люди преклонного возраста пока найдут нового архитектора… Так или иначе, я понял, что это заказчик, который бывает раз в жизни, и то не в каждой, и то, что надо как можно скорее закончить все текущие заказы.

Как только мы вышли из кабинета и оказались снова в гостиной, в дверь позвонили. Анастасия Сергеевна поспешила в прихожую, а я остался со своими мыслями, к которым добавилась еще одна: остаться в гостиной или пойти навстречу. Если оставаться в гостиной, то, какое место занять? Мои сомнения были прерваны довольно быстрым появлением Василия Фёдоровича и Нины Васильевны, которая держала в руках подозрительный рулон ватмана. Василий Фёдорович, после короткого, но сильного рукопожатия, промолвил:

– Когда здесь закончите, зайдите ко мне, я буду у себя в кабинете, Вас проводят.

Я остался в обществе двух дам и рулона ватмана, который Нина Васильевна развернула на столе. Там, скорее всего, были нанесены мысли многочисленного семейства. Хуже всего для архитектора, когда заказчик начинает проектировать. Но ничего, в данном случае попробую это пережить.

– Понимаете, наша семья довольно большая, – начала Нина Васильевна, – и, чтобы Вам не пришлось выслушивать каждого взрослого члена нашей семьи, мы решили, что связь поддерживать Вы будете со мной. Я не работаю, поэтому это будет удобно и разумно. С папой и с мамой Вы, конечно, поговорите обязательно.

Анастасия Сергеевна провела руками по и без того идеально расправленной скатерти и, улыбнувшись, заметила:

– А мы с Жорой уже поговорили. Но, правда, не о доме…

– Не о доме? А о чем же тогда? – спросила Нина Васильевна скорее из вежливости. Она была увлечена рассматриванием того, что было изображено на ватманском листе формата А1.

Я успокоился, поскольку ни планов, ни фасадов там не было. Скорее, это напоминало генеалогическое дерево, состоящее из кругов с цифрами, площадями, поясняющими надписями. Чувствовалось, что это плод многодневного коллективного труда, хотя весь текст был написан одной рукой.

– Мы это изобразили для себя. Нам кажется, что учли всё. Вероятно, для Вас это будет полезно. Как это назовём: памятка, перечень пожеланий?

– Может быть – техзадание?

– Замечательный термин. Георгий, это, к сожалению, единственный экземпляр…

– Не волнуйтесь, когда поедем на место, я захвачу фотоаппарат, а Вы – этот лист.

– Прекрасно! Так и сделаем. Нина Васильевна склонилась над схемой.

Осей, у здания обычно много, сколько-то с цифрами, сколько-то с буквами. Но, есть, ещё одна, и она – главная, это та, которая платит и всё решает. Я сразу понял, кто является «осью» дома, в данном случае.

– Так вот, Георгий…

Когда я вошел в кабинет, Василий Фёдорович встал из-за стола и указал мне на кожаное кресло. Поблагодарив, я расположился в старом, но по-прежнему удобном произведении мебельного искусства, а хозяин кабинета вернулся за письменный стол. Я поймал себя на том, что продолжаю, не отрываясь, смотреть на рамку с фотографией, хоть и обращённую ко мне задней стороной. Осознав, что ещё немного, и я могу выдать наш с Анастасией Сергеевной секрет посещения кабинета, я перевёл взгляд на Василия Фёдоровича. В свете настольной лампы черты лица его несколько изменились, как мне показалось, стали более мягкими и доверительными.

– Молодой человек, буду краток. В доме должен быть точно такой же кабинет, все габариты – сантиметр в сантиметр, обои – подберите максимально похожие, я думаю, сейчас это не проблема. Насчёт ориентации посмотрите сами. Здесь одно окно. Если получится, пусть оно выходит на восток. Всё остальное мне не важно. Извините нас за то, что пришлось подождать. Я обычно никогда не опаздываю, но дочь повезла меня на место, которое выбрали для строительства. Когда ехали обратно, попали в «пробку» из-за внезапно начавшихся ремонтных работ. Вы за рулём или Нине довезти Вас?

– Я на машине, не беспокойтесь.

– И ещё, Георгий, позвоните обязательно Олегу. Олег – мой сын. Он хороший парень, без него нельзя начинать. Сейчас Олежек в Питере и он ждёт Вашего звонка. Вот его номер телефона. А барышень моих выслушайте, но делайте по-своему, как надо. Спасибо и всех благ!

– Спасибо Вам, Василий Фёдорович, и, получается, не только от меня.

Было уже совсем темно, когда я сел в машину и завёл двигатель. Все-таки встреча меня вымотала: слишком много информации, на фоне специфичности заказа и отношений в их семье. Решил ехать не спеша, чтобы прийти в себя и одновременно получить удовольствие от остатка «бабьего лета» с его тёплым, даже по вечерам, воздухом, сухим, а стало быть, светлым и безопасным, дорожным асфальтом, на котором отчетливо виден каждый упавший осенний листок. Я полностью открыл окно и включил негромко радио. Pet Shop Boys исполняли It’s A Sin. Сделав погромче, я поехал домой.

Из рассказа Анастасии Сергеевны я понял, что инициатива постройки загородного дома принадлежит Олегу, но, только он предлагал родителям купить готовый, чтобы не тратить время, и поселиться где-нибудь под Питером. Но этот вариант с переездом в другое место поддержки со стороны Василия Фёдоровича и Анастасии Сергеевны не получил. Тогда появилась идея купить или построить дом просто за городом. Идея была принята, но с условием, что туда переедет всё многочисленное семейство. А раз так, то вариант с приобретением отпал сам по себе.

У Василия Фёдоровича и Анастасии Сергеевны трое детей: Нина, с которой я уже был знаком, Галя, и Олег, который ждал моего звонка. Нина закончила ин.яз, и как старшая, привыкла всё за всех решать, и, по совместительству, являлась главным «опекуном» отца. Замужем она была за человеком, в своё время посвятившим себя науке. Сейчас, работая в структуре на базе бывшего института, он регулярно приносил неплохие деньги, но при этом был человеком скромным и немного замкнутым. В семье ходила версия, что «замкнула» его Нина Васильевна, давно, раз и навсегда. У них есть сын, который женат, и у них растет дочь.

Галина всего на год младше Нины. Посвятила себя сразу после университета музейному делу. Сейчас она галерист, одна из лучших в городе. Мне кажется, что её я даже знаю. Нас когда-то давно познакомила на открытии выставки импрессионистов наша общая хорошая подруга Римма. Муж Гали преподаёт в университете, который они оба закончили, и в котором, собственно, познакомились в конце семидесятых. Их две дочери-близняшки замужем за музыкантами. Галина обожает родителей, но видится с ними реже, чем Нина. С Ниной встречаются два раза в год на днях рождения родителей.

Олег младший в семье, на семь лет младше Гали. Закончил консерваторию по классу композиции, увлекся современным авангардным балетом и в конце восьмидесятых «рванул» сначала во Францию, потом куда-то еще. Нина попыталась как можно быстрее вычеркнуть его из жизни, не только собственной, но и всей семьи. И до сих пор недоумевает, почему её старания и столь понятная и естественная позиция не нашли отклика и поддержки у остальных домочадцев. А Олег добился многого: у него своя труппа, они успешно гастролируют. Собственного здания нет, но это довольно распространенный принцип существования. Несколько балетов поставил вместе с М. Барышниковым и А. Плисецким. Женат не был, но есть сын от одноклассницы, с которой они, после её развода, попытались жить «там». Я не понял, сколько это продолжалось, но мальчику Васе уже семь лет, и не так давно они с мамой вернулись в Россию.

Поставив машину на стоянку, я по привычке зашёл в универсам купить что-нибудь «для аппетита», но вскоре понял, что это абсолютно неуместно, и что я, в общем-то, и не хочу. В результате, чтобы не выходить с пустыми руками, купил жене плитку горького шоколада, зелёный чай и отправился домой.

– Тебе по городскому звонили из кафе. У них там что-то с потолками. И буквы на фасаде не могут без тебя разместить. Ты что, дал им домашний номер?

– Конечно, нет. Сами как-то «пробили». Чтобы перестали звонить, надо всё быстро закончить. Что у тебя с входной группой?

– Я сделала, как мне кажется всё, но надо, чтобы ты посмотрел.

– Посмотрю. Нам бы поговорить о заказе на дом и как можно скорее, но только, чтобы ничто не мешало и не отвлекало.

– А журналы и компьютер нужны для разговора?

– Нет, надо именно поговорить.

– Поехали завтра на дачу, там и поговорим. А пока мой руки, ужин почти готов.

– Мне надо позвонить в Питер, это быстро.

– Алло! Слушаю Вас.

– Олег Васильевич, добрый вечер! Меня зовут Георгий, я архитектор, и буду проектировать для вашей большой, замечательной семьи, дом. Хотелось бы услышать Ваши пожелания.

– Ok. И можно просто, Олег. Пожелание, наверное, одно: чтобы всем было удобно…. Хотя, Георгий, не знаю, насколько Вы в курсе всех нюансов нашей семьи, но разобраться придется быстро. Тянуть нельзя ни с проектом, ни со строительством – родители пожилые. Надо успеть. Что касается меня – небольшая комната с туалетом и душем, а-ля номер в отеле. Это мой стиль, это мой образ жизни. Вряд ли я буду жить в этом доме, но родители настаивают, чтобы комнаты были у всех. Тем не менее, когда будете планировать мой блок, предусмотрите, пожалуйста, возможность пребывания в нем Лены и моего сына. И ещё: я к Нине отношусь прекрасно, а она ко мне – уже 15 лет – нет. Для неё я до сих пор – диссидент. Поэтому разведите нас как-нибудь в плане. И, несмотря на то, что дом будет строиться на мои деньги, о нашем разговоре ей лучше не знать. Что касается строителей: никаких «левых» бригад. Должна быть приличная организация с лицензией и положительной репутацией. Они там кого-то нашли, но… Георгий, посмотрите, у Вас опыт большой. Принцип такой: сейчас сентябрь, проект хотелось бы, со всеми промежуточными согласованиями, получить после Рождества, скажем, 1 февраля, потом стадия рабочего проекта по сокращённому варианту без лишних, никому ненужных разделов. При желании я могу объяснить, откуда я всё это знаю. Строительство начать в апреле и в октябре – ноябре следующего года въехать. Полтора года – это нормально. Георгий, Вы здесь?

– Да, Олег, полтора года, это нормально, я всё понял.

– Спасибо, был рад слышать Вас! Я всегда на связи!

– Взаимно, и всего доброго!

– До свидания, Жорж! Я надеюсь на Вас.

Полтора года может быть и нормально для Европы, но для нас… Это, пожалуй, могут осилить только мои знакомые хорваты, и с ними надо уже вести переговоры, а это не всегда приятно – ребята, поработав и осев в России, узнали себе цену, избаловались и зазнались.

– Ты звонил Фёдору? Но у него же день рождения только через неделю. Что такое? Почему ты молчишь?

– Слушай, а ведь точно! Вот от чего можно оттолкнуться! Как я сразу не догадался? Где у нас питерские фотографии с Каменным островом? Я тебя люблю! Какая ты молодец!

– Я знаю. Но подозреваю, что теперь на дачу мы не едем. Между прочим, ты Диккенсу ещё вчера обещал, и пёс второй день ждёт. Давай завтра съездим, пока погода хорошая, а потом будем спокойно работать.

Каменный остров. Братья.

Мои двоюродные братья Фёдор и Роман родились в Ленинграде, и всё детство провели на Каменном острове, живя с родителями в доме – особняке, который в начале двадцатого века спроектировал и построил для себя мастер петербургского модерна архитектор Р.Ф. Мельцер. У этого дома, как и у всего в нашей стране, сложная судьба. Уже в 1918г. он был передан детской трудовой колонии, а через два года стал коммунальным жильем. После войны, в конце сороковых, в нём жили несколько семей, в том числе заселился и мой дядя, по линии мамы, с женой. Вскоре появился Федя, а через пять лет и Рома. Их назвали в честь Роберта Фридриха, а на русский манер – Романа Федоровича – Мельцера. Когда я в детстве вместе с родителями ездил в Ленинград и мы приходили к ним в гости, я, естественно, не знал, кто автор этого дома, какова его история, да мне толком никто и не рассказывал об этом или я не помню… Я знал только одно: на какое-то время вокруг меня была сказка, а я был в ней!

Терем, но не пошлый, как в детских книжках – с резными, раскрашенными наличниками, а из огромных темных бревен, покоящихся на каменном первом этаже, с остроконечной кровлей, в окружении вековых деревьев, ковра из короткой, но при этом некошеной травы, по которой то и дело шныряли чистенькие, пушистые белочки. Немаловажная деталь: из окон дома и даже выйдя из него, не было видно других зданий острова, что придавало неповторимое чувство уединения. И, вдобавок, это всё было пронизано ни с чем не сравнимым невско – питерским воздухом.

Чтобы не конкурировать с Википедией, не буду описывать, в каком стиле спроектирован и построен особняк, как он расположен в системе Каменного острова, а остров – в системе города, и какова его дальнейшая судьба. Кому интересно – просто почитайте. Важно другое: с момента постройки сего особняка прошло сто лет и даже больше… А он стоит себе, как ни в чём ни бывало, продолжая создавать ощущение сказки для всех, тех, кто стоит рядом и на него смотрит, правда уже через забор. Сказка закончилась в начале семидесятых, когда к «нашему» терему подъехали черные «Волги» и из них вышли серые дяди. Эти дяди раздали всем жильцам ордера и попросили как можно скорее освободить дом. Так мои родственники оказались в новостройках Купчино, в огромном доме, на восьмом этаже. И началась совсем другая история и жизнь…

Как-то давно, зайдя в книжный магазин, я по привычке стал листать что-то по архитектуре, как вдруг увидел на одной из полок толстую, большого формата книгу, на суперобложке которой была фотография того самого дома Мельцера. Книга называлась William Morris и была она на английском языке. Стоила такая книга прилично и денег мне, естественно, не хватало. Я тогда работал по распределению в проектном институте, обед заканчивался, и нужно было возвращаться на работу. Продавщица, даже для тех лет, оказалась на редкость вредной, и отложить книгу на несколько часов отказалась. Перехватив несколько недостающих рублей на работе, я не стал ждать ее окончания, и через час был снова в магазине. Книги только не было… По началу я даже обрадовался полагая, что совесть у стервы проснулась и заветный фолиант убран под прилавок. Но, нет, книга действительно, была продана. Эта мистическая история побыла еще некоторое время мистической, до тех пор, пока я не увидел знакомый корешок у сестры на полке в книжном шкафу. Рассказав ей свою историю, мы отправились на кухню и «приговорили» 0,7литра Becherovka, которую сестра привезла с семинара в Тбилиси, рассчитывая принимать долгое время, по чайной ложке, два раза в день, перед едой.

Заблуждение, и довольно, частое…

Участок, для строительства, моим заказчикам, был выделен вне территории коттеджного посёлка и даже через дорогу от него. Поэтому, размещая дом на участке, тенденцию удалённости, я решил развить, и усилить. Дом должен быть построен максимально близко к лесу, и, подальше от дороги, а также, чтобы не нарушать уже привычную панораму, из окон вторых этажей существующих «коробок» и не расстраивать их хозяев. Эта, на первый взгляд, щепетильность, была не случайна, очень логична и легко объяснима. Обычно коттеджные посёлки размещаются в пригородах, как можно ближе к городам, на радость будущим владельцам… Несколько лет созидательного счастья пролетают быстро. Из окон второго этажа и мансарды видны потрясающие горизонты, которые меняются в зависимости от освещения и времени года. А какие звёзды!.. Уже куплены телескопы, пожалуй, можно и заселяться. Всё, хватит, через неделю переезжаем, да и квартиру пора освобождать, она же практически продана. И вот через неделю-другую, подъезжая к, казалось, знакомому и столь полюбившемуся месту, вы не то чтобы не узнаёте его, вы просто в ступоре! По двум сторонам вашего любимого коттеджного посёлка выросли уже шесть-семь многоэтажек, и ваше удивительное загородное элитное место превратилось в банальный частный сектор. И тут вы вспоминаете тот самый лист А4 со схемой генплана, который вы подписали, покупая участок и оформляя документы, на котором штриховкой была отмечена территория, в условных обозначениях значащаяся как «перспективная застройка». И, конечно же, вы решили, что она – коттеджная. А всё это потому, что города имеют свойство расширяться. Так что, если уж и затевать загородный особняк, то подальше от города.

Раньше…

…Раньше, до появления сотовых телефонов и смартфонов, для того, чтобы запечатлеть что-либо, или кого-либо, существовали фото и киносъёмка. Но у них был существенный недостаток – как правило, отсутствие качества. В середине 60-х годов запасы трофейной плёнки в стране закончились, к тому же были пущены в строй две фабрики, которые, на мой взгляд, довольно быстро забыли, а скорее всего, так и не поняли изначально, что от них требовалось, и стали выпускать некий продукт в коробочках, который к магии фото и кино не имел никакого отношения. Брак был уже на стадии негатива, что исправить в дальнейшем было практически невозможно. Бумага по «качеству» не уступала пленке. Так что большинство людей, доверяясь продукции в зеленых пачках с надписью «65», фиксируя сокровенные мгновения, события и вехи своей жизни, и жизни своих близких, получали некую муть в матовом или глянцевом эквиваленте. А просто эти производители плёнки перестали, постепенно, добавлять в должном количестве в свою продукцию необходимый компонент под названием «серебро». Для примера сравните фотографии актёров старого поколения 40 – 50-х и поколения 70 – 80-х годов. Фотографии голливудских актёров и актрис, чтобы не расстраиваться, лучше не смотреть совсем. Конечно, в Москве, где-нибудь на Столешниковом переулке, если повезёт – в магазине, или стабильно у спекулянтов можно было купить заветные «AGFA» или «Кodak» для фото или для кино, но в столицу за плёнкой каждый раз ведь не поедешь…

Сейчас среди сотен каналов, идущих по кабельному телевидению, можно всегда выделить несколько, которые нельзя спутать ни с чем. Это художественные и телевизионные фильмы болотно-коричневого «цвета» без намека на резкость, снятые на плёнке этих двух фабрик, о чём не без гордости написано каждый раз под словом конец. Хотя окончательную лепту в «качество» любого фильма вносили копировальные фабрики, портя изображение до такой степени, что, войдя в кинотеатр, фильм не узнавали даже его авторы.

Поэтому, помыкавшись, многие фотолюбители пришли к выводу, что самым оптимальным способом фиксировать события являются слайды, благо к тому времени появилась плёнка ORWO CHROM производства ГДР. Преимущества были неоспоримы: во-первых – приличное качество, во-вторых – цветное позитивное изображение появлялось уже на стадии первого и единственного этапа химобработки, то есть в бачке. Нужно было всего лишь прикупить диапроектор, зато при этом отпадала необходимость в фотоувеличителе. Но главное преимущество было в восприятии: или раньше вы предлагали гостям посмотреть фотографии в альбоме, а часто просто россыпью, что при большом количестве людей было странно и нелепо. Или… гаснет свет, и на белом экране или стене появляются безукоризненные по качеству цветные изображения того, что вам, на тот момент, было дорого и интересно. У слайдов было еще одно замечательное свойство, в отличие от кино – это тишина, благодаря которой можно было включить негромкую музыку и сопроводить показ неторопливым повествованием. Часто, даже непродолжительный показ слайдов в гостях или дома мог «перевесить» по воздействию всё спиртное, закуски и анекдоты вместе взятые.

«Ось» будущего дома.

Деревня Ключики находилась в сорока километрах от города в западном направлении. Нина Васильевна заехала за мной довольно рано, что, пожалуй, было правильной инициативой с её стороны, поскольку без всяких пробок, уже через пятнадцать минут мы были на трассе. Правда, ехать с обычной скоростью не получалось из-за дождя. В городе он моросил, а потом пошёл основательно, говоря тем самым, что всё хорошо, осень продолжается, только с тёплой, и «золотой» в этом году покончено, раз и навсегда.

Я расположился на заднем сидении, чтобы посмотреть бумаги, которые Нина Васильевна захватила с собой и выбрать те, которые пригодятся для работы, и конечно ещё раз взглянуть на тот самый лист формата А1. Но его я не нашёл.

– Георгий, я с листа сняла копию, так что фотографировать не надо, он в другой папке, остановимся, и я его Вам передам.

– Да, конечно. Спасибо.

Она что, все мои мысли читает? – подумал я. Мы ехали уже добрые полчаса, болтали о том о сём, но заговорила о листе она тогда, когда о нём вспомнил я, именно, в этот момент. Потрясающе, или совпадение.

Приехав на место, мы оба поняли, что походить по участку, как полагается, и посмотреть на забитые геодезистами колышки, не получится – шёл сильный дождь. Решили подождать, но не более получаса.

– Ну, и что скажете, Георгий, как Вам место? Не зря я пробивала его столько времени?

– Нина Васильевна, место потрясающее. Вообще, и Ваше в частности. А «Ключики» я знаю давно. Мы с отцом, ещё в семидесятые, постоянно ездили сюда за грибами на «Запорожце».

– А я нет. Первый раз оказалась здесь лишь в конце мая этого года. Расскажите, пожалуйста, всегда интересно послушать, как было раньше.

– Постойте, Нина Васильевна, Вы хотите сказать, что все бумаги оформили за три месяца?

– Да, хочу. Вернее, уже сказала, – рассмеялась Нина Васильевна и впервые развернулась в мою сторону, – а что, по нынешним временам это быстро?

– Это не просто быстро, это нереально быстро. Даже по большому блату, это фантастика!

– Никакого блата. Никого и ничего. Ни одной копейки сверху, ни одной конфетки. Воспитание, знаете ли… Георгий, кстати, когда Вы были у нас, мама показала Вам нашу «дурацкую комнату»?

– Вы о чём?

– Это комната над аркой между домами, 69-м и нашим. Такая же комната у соседей и, соответственно, две зеркально примыкающие в доме напротив.

– И ваше окно выходит на проспект, а соседское во двор?

– Так и есть, правильно.

– Я прекрасно знаю этот объём, и не раз любовался им в студенческие годы, стоя на трамвайной остановке. Внешне очень красиво и солидно, похоже на кусочек Москвы или Питера. А с комнатой что-то не так?

– Это мама так её назвала. Просто для того, чтобы туда попасть, нужно подняться вверх на пятнадцать ступеней. А комнатка при этом, два на пять метров. В общем – своеобразное пространство. Хотя в детстве мы с Галей на этой лестнице проводили времени больше, чем в детской и во дворе. Это был целый мир, наш мир. На каждой ступеньке по обеим сторонам сидели куклы – «придворные», а мы расхаживали внизу в ожидании «принца».

Дождь ещё шёл, но стало гораздо светлее.

– А ещё Анастасия Сергеевна называла её «от жилетки рукава», при этом, добавляя – пусть мне объяснят, как я должна использовать эту комнату и почему мы должны платить за «дурацкую лестницу». Постепенно этот термин перешёл и на комнату. Но всему этому было простое объяснение – у мамы больные ноги и поэтому ей каждая ступенька как вверх, так и, особенно, вниз удовольствия не доставляла. Ноги она застудила на Ладоге, когда их эвакуировали в 42-м из Ленинграда по «Дороге Жизни», и грузовик стал тонуть после налёта немцев. Бабушку и маму спасли моряки из состава прикрытия колонны, среди которых был и мамин брат Миша, который буквально через несколько дней погиб, правда, уже под Кронштадтом.

– Кстати, Олег, когда родился, наверное, целый месяц был Мишей, так его хотел назвать папа в честь погибшего шурина, но мама так и не смогла на это дать согласие. В результате Олегу имя дала я, в честь кого не помню. Что-то связано с музыкальным произведением, возможно ещё с чем-то, но боюсь ошибиться.

– Так, к чему это я всё?

– Мне кажется, мы говорили о неподкупности наших чиновников.

Нина Васильевна впервые расхохоталась. Приведя уголком платка в порядок глаза, она продолжила:

– Так вот, ещё раньше нас, эту комнату облюбовал папа. Иногда, он и его друг дядя Володя, устраивали там посиделки. Сейчас я понимаю, что поводом для этих встреч были результаты испытаний, чаще положительные, реже отрицательные. Почему я знаю эту пропорцию? Очень просто, во втором случае подниматься в «дурацкую комнату» разрешалось только мне. Как правило, я приносила что-то из горячего или свежеприготовленного. Всё остальное было в достаточном количестве в стареньком, но верном и надёжном холодильнике ЗИЛ Москва, который там и стоит до сих пор. Мне нравилось поднимать закуски, и мне нравилось после этого сбегать, прижимая к груди кулёчки, с драже Дружба, или Орехом в шоколаде, которые каждый раз приносил для нас с Галей холостяк и друг семьи дядя Володя с фантастической фамилией Азимов. Но больше всего мне нравилось находиться там наверху, откуда меня не выгоняли и как мне кажется, любили. Но любили как ребёнка, а я, поскольку считала себя уже взрослой, запоминала каждое их слово. И среди прочего мне запомнилось, что чиновники – как собаки чувствуют страх у входящего и сразу начинают ненавидеть его за это. Так, что, обладая столь «тайным знанием», я возможно и справилась с поставленной задачей достаточно быстро.

Дождь усилился, но при этом появилось солнце. Город, откуда мы не так давно приехали, был накрыт тройной радугой.

– Георгий, сфотографируйте это, пожалуйста! Потрясающе!

– Из машины не получится. Давайте выйдем, Вы подержите зонтик, а я попробую сфотографировать.

Сделав кадров семь на «цифру» и кадра три на плёнку, мы вернулись в машину.

– Вы фотографировали двумя аппаратами, это почему?

– Один – обычный плёночный, один – цифровой.

– За цифровыми технологиями – будущее?

– Для работы, да. Для души – идут споры.

– Интересно…

– Георгий, я обратила внимание, что Вы курите какие-то необычные коричневые сигареты или что это? В наше время таких не было.

– Да, я согласен с Вами. Только раньше в продаже были действительно сигареты, а не тот силос, который сегодня выложен на прилавки. Каждый сорт в семидесятые имел свой вкус и аромат. В институте мы курили болгарские, не обращая внимания с фильтром, они или нет. От «Шипки» до «БТ» всё было приличного качества. А это – «Richmond». Я, пожалуй, странный курильщик. Все стараются курить лёгкие, а я предпочитаю крепкие.

– И как стать членом Вашего клуба?

– Какого клуба?

– Тех, кого Вы угощаете.

– Просто надо остановить машину, тем более, что дождь прекратился.

– Нина Васильевна, не знаю, могу ли я говорить об этом, но Вы очень похожи, просто потрясающе похожи на…

– Да, «Тельма и Луиза», Сарандон. Я знаю. Я даже знаю, что она меня младше, правда, не будем говорить на сколько… А вообще я люблю смотреть с ней фильмы, мне кажется, что она везде разная. Да они все там молодцы.

– Нина Васильевна, скажите, пожалуйста, в курсе Вы или нет, Василий Фёдорович попросил лишь об одном…

– Кабинет? Цвет стен?

– Цвет стен тоже, но главное – габариты и по возможности окно на восток. Поймите правильно, для меня это стало сразу очень важно. Я хотел бы …

– Так просто это не объяснить. Давайте, действительно, остановимся.

Мы подъехали к въездному знаку в город. Я поймал себя на мысли, что проезжая это место десятки раз, я никогда здесь не останавливался. Как ни странно, парковки, как таковой, не было. При этом вымощенная площадка, усыпанная битым зелёным стеклом от бутылок, была огромной. Как невесты в своих платьях умудряются здесь передвигаться, ничего не зацепив, совершенно не понятно. Мы объехали знак и остановились на пригорке.

– Я была тогда совсем маленькой, но помню всё. Папа с утра вёл себя довольно странно: он сказал маме, чтобы все оставались дома и никуда не уходили; взял кофейник с кухни, пачку Беломора и ушёл в кабинет, причём дверь оставил открытой, чего раньше, по словам мамы, никогда не было. Через часа два, мы услышали голос Левитана. Папа собрал нас в кабинете и что-то говорил. Что – я не помню, но то, что мы все стали жить в другой эпохе, поняла даже я. После этого мне разрешили пойти погулять. В прихожей, надевая свои ботинки и беря скакалку, я посмотрела на отрывной календарь. Это было двенадцатое апреля. Понимаете, папа не просто ждал сообщения в кабинете. Как человек посвящённый, он даже знал приблизительно время старта, полёта и приземления. Поэтому все утро папа мысленно летел вместе с Гагариным и, конечно же, волновался. С тех пор аура кабинета считалась счастливой и надёжной. Перестановку папа не разрешает делать до сих пор. Ракетчики все очень суеверны, просто патологически.

– А в марте 1968 папа ехал на служебной Волге, когда сообщили по радио, что Юрия Алексеевича не стало. Попросив шофёра остановиться, он вышел из машины и стал бить по капоту кулаком, при этом, крича: «cуки, какие же вы суки! Юра-то, что вам сделал, гады?» Больше он в эту машину не садился. Водитель дядя Лёша вызвал по рации УАЗик, на котором папа ездил месяца полтора, пока не прислали новую машину. Так, что вот…

Сквозь огромную шестерёнку въездного знака в город, у которого мы остановились с Ниной Васильевной, начало пробиваться солнце.

Мы сели в машину, тщательно осмотрев подошвы обуви, чтобы случайно не занести в салон осколочных последствий бракосочетаний.

– А они действительно вкусные. И ни какой Вы не странный курильщик, Вы просто – архитектор. Творчество это же протест, и у Вас, как у личности творческой, должно быть всё, не такое, как у всех. Уверена, что заставить Вас посмотреть просто случайный фильм – невозможно. Зато, какие-то Вы можете смотреть бесконечно. Позвольте, я не буду говорить, откуда я всё это знаю. Поэтому, если бы Вы курили обычные сигареты, я бы, насторожилась. Хотя, конечно же, лучше всего совсем не курить.

– Это точно. Я кого-то Вам напомнил?

Нина Васильевна ничего не ответила, включив именно сейчас радио, сначала громко, потом сделав потише.

Приехав в город, я попросил остановиться около моей стоянки, чтобы взять машину. Погода, похоже, позволяла съездить сегодня на дачу, тем более, что мои домочадцы, наверняка, уже были на изготовке.

– Спасибо за поездку, я через неделю позвоню, наверняка появятся вопросы, а может быть, уже что-то и посмотрим. Вы можете звонить в любое время. До свидания, Нина Васильевна!

– Это было давно… Но он курил трубку, – тихо сказала она и нажала на газ.

Подарок от Фиделя.

Недели через полторы, я снова находился в квартире Василия Фёдоровича и Анастасии Сергеевны, чтобы детально обмерить и подробно сфотографировать кабинет. Моя просьба подготовить помещение к этой процедуре была выполнена с надлежащей аккуратностью. Стеклянные створки стеллажей и книжных шкафов были закрыты газетами при помощи скотча, фотографии со стен были сняты и убраны, письменный стол просто накрыли покрывалом, ничего не убирая, кроме настольной лампы, которая оказалась временно на подоконнике. Не закрытыми остались только диван, два кресла, журнальный столик, люстра и торшер, стоящий между окном и книжным шкафом. Ничего лишнего не должно было попасть в объектив фотоаппарата.

Как и в прошлый раз меня встретила Анастасия Сергеевна, но что-то подсказывало, что Василий Фёдорович был тоже дома. Мы с хозяйкой уже стояли в кабинете, когда в коридоре послышались чьи-то быстрые, и едва уловимые шаги. Анастасия Сергеевна, похоже, ожидала этот момент.

– Валечка, спасибо, милая!

– Нижнее немного скачет, а так почти как у космонавта.

– Пойдём на кухню, дорогая, поболтаем. Жора не скучай!

Когда я сделал несколько основных ракурсов на «цифру», в коридоре снова послышались шаги, правда, совсем другие.

– День добрый! Ну, что, молодой человек, получится всё воссоздать?

– Здравствуйте, Василий Фёдорович! Всё, что зависит от меня, и от людей, с которыми придётся сотрудничать, будет сделано. Задачу я понял, за результат отвечаю. Было ощущение, что вместо меня говорит кто-то другой.

Первый раз на лице Василия Фёдоровича появилась улыбка.

– Зачем так официально? Я не сомневаюсь, Георгий, что всё получится хорошо, и как надо. Просьбы, вопросы есть? Если нужна помощь – говорите.

– Наверняка у вас найдётся стремянка.

– Разумеется, следуйте за мной. Что хотите померить, окно?

– Может быть и окно, но главное розетку над люстрой, её точный диаметр и высоту рельефа.

– Розетку над люстрой?

– Да, Василий Фёдорович, это такой круглый элемент лепнины, они у вас в центре каждой комнаты, уверен, даже в кухне есть. За меня продолжал опять кто-то говорить. Неся стремянку из «дурацкой комнаты» я попытался, как мне показалось, справиться с волнением.

– Я понял, насчёт кухни не помню, пойду, посмотрю.

Пока Василий Фёдорович отсутствовал, я вспомнил о розетках электрических. С теми, которые на виду, нет проблем. Но наверняка были и те, которых не видно, которые заставлены шкафами или стеллажами. Наличие, но не расположение одной такой розетки я обнаружил, довольно быстро – куда-то был включен торшер, провод просто уходил за шкаф, и не более того.

– Да, Вы правы, на кухне тоже есть, только поменьше. Василий Фёдорович сегодня был явно расположен к общению.

– Я не отвлеку Вас, если спрошу, где примерно находится розетка, только, уже электрическая, которая питает торшер.

Василий Фёдорович снова улыбнулся.

– Как сейчас говорят, спасибо за вопрос. Откройте нижние створки левого шкафа, в правом верхнем углу. Сам в задней стенке лючок вырезал. Фонарик дать?

– Нет, спасибо, я вижу.

Приподняв и откинув покрывало, Василий Фёдорович, открыл верхний ящик письменного стола.

– А Вы всё-таки, возьмите, хотя бы посмотреть…

Я держал в руках вечный, жужжащий при нажатии, динамический фонарик, производства ГДР, на корпусе которого была гравировка по-русски и по-испански «Василию, от Фиделя». А я ведь только успокоился… Под надписью очевидно, было что-то ещё, но позже срезано, и заглажено. Увидев, что я трогаю это место, Василий Фёдорович пояснил:

– Человек в штатском посоветовал мне убрать эти цифры.

– 1962?

– Так точно…

Таджики и сосна.

Стоя в душе, я вдруг понял, что пока, совершенно не вижу особняк в цвете. Очевидно, сказывается отсутствие качественных фотографий из-за дождя. А для меня это очень важно, причём на начальном этапе. Я, правда, из коллег никому об этом не говорил, и как мне кажется, вряд ли скажу. Пусть это остается моим профессиональным секретом, моей кухней. А всё очень просто: как можно придумывать костюм или платье, не представляя ткани и соответственно цвета. Над силуэтом кутюрье, будет работать до самого конца, постоянно, что-то, добавляя, исправляя, упрощая, стремясь к идеалу и совершенству. Но ткань, с её цветом и возможно даже фактурой, появляется в самом начале, на стадии эскиза, пусть даже пока только в голове модельера. В архитектуре, на мой взгляд, всё точно так же, кроме одного – цвет не имеет права, быть самим по себе – он обязан учитывать окружение, его гамму, причём, не обязательно сочетаясь с ним, а возможно даже контрастируя.

Сидя на кухне и заваривая чай, я посмотрел в окно. Следов ночного дождя почти не осталось, дороги подсохли, но «мокрые» облака продолжали нестись по осеннему небу. Поэтому солнце, мгновенно появляясь, также быстро исчезало.

Надо быстро съездить, сфотографировать место, пока не пошёл снова дождь и не морочить голову, – подумал я, и не стал допивать чай.

Приехав на место, я успокоился: дождя не было, не было и солнца. То, что надо! Фотографии получатся мягкими, неконтрастными, без падающих теней. Установив Canon на штатив, я сделал семь панорамных снимков с разных точек, захватив коттеджный посёлок, участок и прилегающие территории. Дома́ поселка торчащие из-за забора были в основном покрашены в светло-охристый цвет в сочетании с белыми фасадными элементами. Кровли, почти все, были бордовые, цвета «пьяной вишни». Так что, привязываться к этой, с позволения сказать, гамме, не получится, даже, если бы мне заплатили. Как всё-таки хорошо, что Нина Васильевна пробила и оформила участок вне посёлка. У нас, в связи с этим появилась большая степень свободы, в том числе и по, цвету. Но одна проблема в виде сосны, растущей почти в середине участка, мне не давала покоя. Дерево было того самого размера, той самой величины, когда на схему наносить, вроде бы рано, а спиливать уже поздно, да и жалко. Размотав тридцатиметровую рулетку, я «привязал» сосну к двум сторонам участка, записал размеры и отправился домой. Три таджика, пристально наблюдавшие за мной, всё это время из-за забора, но, так и не решившись подойти, дружно помахали, приветствуя и одновременно провожая меня и мой CITROЁN с5.

Проезжая въездной знак в город, и вспоминая нашу недавнюю поездку с Ниной Васильевной, я пришёл к выводу, что эти заказчики отличаются от многих ещё и тем, что не попросили «набросать несколько вариантов». Меня всегда это пожелание просто бесит. Нет, пожалуйста, можно и сто, можно и двести, только среди этого количества не будет ни одного выстраданного, ни одного, куда вложена душа. Некоторых приходилось осаживать образной ситуацией, которую я придумал для подобных случаев: – Представьте, что Чайковскому предлагают набросать три, четыре варианта «Щелкунчика», интересно, взялся бы Пётр Ильич за такой заказ или нет? Людей покультурней, удавалось этим пристыдить, а тех, кто попроще, с их «короче, слышь», я оставлял в покое, с огромным удовольствием, мотивируя тем, что для меня это непосильная задача. Вариант должен быть всегда один, и вот если он не понравится, тогда другое дело. А, чтобы вариант понравился, необходимо заказчиков тормошить, на всех стадиях проектирования, посвящая их в тонкости и детали процесса, чтобы они всегда чувствовали сопричастность с проектом.

Внедряясь в городской поток машин, я вспомнил о трёх таджиках и неожиданно воскликнул: – Yes! Эти красавцы не только смогут откопать сосёнку, они её перенесут, куда я скажу, и вы́ходят после пересадки, за денежку, конечно. Если заказчики откажутся, что мало вероятно, я расплачусь сам. С хорошим настроением, я поставил машину на стоянку и пошёл домой, стараясь не смотреть в сторону универсама.

Странный сон перед походом в гости.

Я шёл по тросу между башнями-близнецами торгового центра в Нью-Йорке. Но шест, который я, казалось бы, держал в руках, существовал сам по себе и скорее я за него держался, а не нёс его. Получается, у меня было две точки опоры и это придавало ощущение хотя бы относительной, но безопасности. Страх, конечно, был, и ещё какой, но где-то, рядом. Он двигался, пожалуй, параллельно со мной, наблюдая, и при этом не мешая. Что меня, почему-то удивило и расстроило, так это то, что внизу не было ни одного человека, ни одной машины. Для Нью-Йорка это нонсенс, такого просто не может быть. Когда я пообвыкся и стал всё чаще посматривать вниз, то понял, что кроме людей и машин, нет, в общем-то, и Нью-Йорка, просто стояли сами по себе две башни с намёком на благоустройство внизу. Появилась мысль, что меня снимает скрытая камера или на голове у меня какой то виртуальный шлем. Когда мы с шестом подходили к концу троса, я первый раз почувствовал на себе, чей то взгляд, который был сопровождён странной вспышкой рыжего цвета…

Кот Ватсон, стоя на комоде на задних лапах, как всегда переводил время на настенных часах. Обычно, он сразу удирал после этого. Но, в этот раз, что-то пошло не так, и очевидно, зацепившись лапой за минутную стрелку, он продолжал стоять и, не моргая смотреть мне в глаза. Мы оба оказались участниками сцены, достойной музыки Эннио Морриконе из «Профессионала», но вместо этого, сосед снизу, включил перфоратор. Ничего не оставалось, как встать, отделить кота от часов и вместе лечь обратно в постель. Выведя пультом, телевизор из спящего режима, я вспомнил, что уснул, под документальный фильм о французском канатоходце Филиппе Пети. (Позже, в 2015г., о нём будет снят уже художественный фильм Роберта Земекиса «Прогулка»). Это избавило меня от унизительной процедуры заглядывания в сонник или ненавязчивого расспрашивания о моём сне жены.

– У тебя сегодня встреча? спросила Оля, раскладывая горячие оладьи по тарелкам.

– Да в шесть.

– Она же не работает, почему не днём?

– Я тоже об этом подумал. Но, может быть, кто-то будет ещё из семьи, из работающего, так сказать, сегмента.

– Смотри, чтобы она не влюбилась в тебя! Знаю я таких, неработающих мадам, – сказала жена, поливая оладьи свежеприготовленной «пятиминуткой» из замороженной жимолости

– А ничего, что она уже пенсионного возраста?

– Ой, я тебя умоляю! Видишь, ты её уже и защищаешь.

– Милая, я же не виноват, что погода испортилась, и мы неделю не были на даче. Поверь, наверстаем! А по особняку важно сделать хороший задел, чтобы потом было проще. Ты же знаешь наш принцип – на начальном этапе опередить все сроки и графики, чтобы…

– Да, я всё понимаю, дурачок, это я так, для профилактики. Слушай, может зря всё таки, мы ребят отпустили в Питер, были бы сейчас вместе, хотя бы рядом.

– Насчет рядом, согласен, насчет вместе сомневаюсь. У них своя семья, свои дела, что ты хочешь?

– Хочу видеть их.

– После Нового года, съезди в Питер, я же понимаю, к чему этот разговор, только, к сожалению, не смогу составить компанию.

– У тебя точно с ней роман!

– Я тебя обожаю! Бросай всё, я потом помою. Пойдём, нам надо ещё раз пробежаться по планировкам и у меня предложение: может, сделаем макет, а что, неделя максимум, у нас всё есть, даже пенокартон, с прошлого года лежит, ничего покупать не надо. Зато, какая наглядность и для заказчиков, и для нас, и для строителей.

– Я знаю, чего у нас нет.

– Чего?

– Свежего ПВА и… секса.

– Дай, я тебя поцелую!

Синие фужеры и скатерть цвета «лосось».

Дом, в котором жила семья Нины Васильевны, находился недалеко от родительского, буквально в одном квартале, но только на другой стороне улицы, а точнее, проспекта. Запарковаться рядом с подъездом, не получилось, поэтому я встал там, где было место, и решил подождать пока кто-нибудь уедет. Машины во дворе были почти все чистые, и я перестал жалеть деньги и время, потраченные на мойку, буквально час назад. Для осеннего периода, с его дождями и соответственно грязью, это всегда стресс. Ездишь по городу, постоянно проговаривая в голове почти шекспировскую фразу «мыть или не мыть?».

Схемы планировок и наброски фасадов формата А3, лежали в портфеле, кальки с планами формата А2 на заднем сидении в рулоне, речь была в голове, и причём давно. До встречи оставалось, как пелось в старой песне о космонавтах, четырнадцать минут. Решив, что не грех выкурить сигарету, я вышел из машины. Сильный осенний ветер захлопнул дверцу так быстро, что я даже не успел к ней прикоснуться. Расценив это, как знак, я не стал долго курить, тем более, что дымом и без того несло из соседнего двора. Я вернулся в машину и съел два кусочка шоколада с бутончиком гвоздики, что всегда было в надлежащем количестве, на случай диалога с гаишником, и находилось в специальной баночке под правым сидением. Мы с женой, в шутку, называли её, «корзиной для пикника». Кальки пришлось из длинного рулона А2 перемотать по короткой стороне в А3 и положить в портфель, иначе сильный ветер мог идеальный цилиндр, превратить в непредсказуемой формы предмет. Так и не дождавшись свободного места на парковке поближе к подъезду, я вышел из машины.

– Георгий, познакомьтесь, пожалуйста, Юрий Романович, мой муж. Из соседней комнаты вышел мужчина крепкого телосложения, со слегка пошедшей в седину густой шевелюрой и лицом аристократа.

– Юрий.

– Очень приятно, Георгий.

Квартира была большая, полнометражная с высокими лепными потолками. Такие квартиры, помимо собственной истории, и энергетики, имеют свой воздух, и свой устойчивый запах с нотками того, или иного.

Хрущёвки обычно пахнут тем, что на столе или в сковородке, иногда может вмешаться в процесс «запахообразования» открытая банка нитрокраски или хозяин дома, пришедший с работы, навеселе. Но эти же полнометражные барыни-сударыни имеют каждая свой особый неповторимый «аромат», и ни одно застолье не сможет его побороть, разве что ненадолго, максимум до утра и то, не во всей квартире. Я полагаю, что этому есть объяснение, которое заключается в следующем. До войны, и какое-то время после неё, существовала негласная санитарная норма: двадцать семь кубических метров воздуха на душу населения, т.е. кубик со стороной три метра. А после того, как Хрущёв съездил в Америку, высота кубика уменьшилась до двух с половиной метров, и постепенно объём перестал вообще где-либо фигурировать, а осталась только площадь, пресловутые девять квадратных метров на человека.

Квартира Нины Васильевны и Юрия Романовича пахла, пожалуй, корицей и чем-то ещё, пока неуловимым, но удивительно знакомым. Первый раз, забегая вперёд, могу сказать, что это были книги, книги в огромном количестве, ими были буквально забиты остальные три комнаты.

– Юра, займи гостя, пожалуйста, когда мы с Наташей закончим, я вас приглашу.

– Ты куришь? – спросил Юрий, когда Нина Васильевна вышла из комнаты.

– Да, но не в квартире…

– А мы и не будем в квартире, шагай за мной, здесь должен, где-то быть балкон. Идя за Юрием, я подумал, что независимо от достатка хозяев подобных квартир, часть их огромных коридоров обязательно остаётся тёмной, без какого либо намёка хотя бы на бра или просто лампочку. Но в этом, возможно, есть какой то шарм и за́мковая таинственность. Нырнув из этой сумрачной зоны в приоткрытую дверь, мы оказались в комнате, где я первый раз их книги и увидел, причём, стеллажи были расположены, не только по всему периметру стен. Три секции шкафов, возвышались поперёк комнаты, разделяя её, таким образом, на две части, первая из которых была без окна, и соответственно, оставалась тёмной. Всё то, что я пока увидел в этой половине пространства, было освещено торшером, производства ГДР, который в своё время можно было достать в составе гарнитура, только по огромному блату и не просто через магазин, c его «задним крыльцом», а, пожалуй, через какой-нибудь райком или горком. Остеклённая тумба, она же – журнальный стол из, которых «вырастал» торшер, была тоже заполнена книгами. Рядом стояло кресло, которое, не сочеталось с торшером по текстуре и цвету шпона, но в таких интерьерах это допустимо, главное они создавали атмосферу, которая удивительно располагала к чтению. Было очень чисто и уютно. Обойдя разделяющие комнату двухсторонние секции с книгами, я увидел Юрия, уже стоящего на балконе.

Это был северный фасад, поэтому бетонные балясины ограждения кое-где подались мхом. Липы и лиственницы, стоящие вдоль переулка были огромными, даже выше домов, создавая пример взаимного проникновения архитектуры и природы в городских условиях. Тополей в этом квартале не было совсем, поэтому каждое дерево внушало к себе уважение и почтение. Жёлтые кроны экранировали закатное солнце, превращая его свет в сущее «золото», которое, струилось вниз, задевая весь фасад и балкон вместе с нами. Таким освещением можно только наслаждаться, любая фотография превратит золотистость в желтизну, которая в свою очередь, будет расценена как брак.

– Закуривай, – сказал Юрий, протирая от капель дневного дождя старое плетёное кресло-стул, – Хотя, лучше постоим, а то брюки запачкаешь, предложил он и повесил тряпку обратно на леску.

Достав и открыв пачку «Richmond», я протянул её Юрию.

– Угощайтесь, правда, они крепкие.

– Спасибо, не курю, – сказал Юрий, поставив передо мной керамический предмет, очевидно давно не выполнявший функцию пепельницы.

– Юра, Вы же сами предложили.

– Ничего подобного, Нина попросила, чтобы я показал тебе место, где у нас можно курить.

– Могу и потерпеть, тем более, я вроде ненадолго.

– Молодец, правильное слово «вроде». Мы с тобой вот здесь стоим, а там накрывают на стол. И знай, пока Нина всех не накормит, ни о каких делах поговорить не получится. Так, что парень – ты попал. Рядом с балконной дверью на письменном столе зазвонил городской телефон. – Извини!

– Алло, да, привет, Олежек! Спасибо, постараюсь, какие наши годы, спасибо тебе, спасибо. Нет, в этот раз, представь, не скромно, ждём Галю с Костей, представляешь, и Жора, архитектор, вот стои́т рядом, хорошо, передам. Конечно, здорово, четырнадцать лет их не было, да, обязательно. Как сам? Понятно. Так и знал, зачем тратишься!? До востребования? Хорошо, сообщу, спасибо! Будь здоров!

– Тебе привет от Олега, вы что, знакомы?

– У нас телефонное знакомство. Юра, сколько Вам стукнуло?

– А не важно, ну, наверное, где-то, 63.

– Поздравляю, всех благ. Я не знал, поэтому без подарка.

– Не комплексуй, тем более, ты с подарком. Подаришь мне свою сигарету, я положу её на стол, и буду нюхать. Нина мне все уши прожужжала про то, какие они коричневые и про то, какие они вкусные. – Ты не замёрз? А то пошли в тепло.

– Как скажете, сэр!

Оказавшись в комнате, я понял, что пока, мы никуда идти не собираемся. Более того, Юрий предложил мне присесть за письменный стол.

– Нас пригласят, не волнуйся, уже скоро. Там наверняка всё накрыто и расставлено, Наташка своё дело знает. Нина просто не хочет садиться без Гали с Костей.

– Наташа ваша родственница?

– Нет, соседка, помогает по хозяйству, живёт этажом выше, дочь наших знакомых. Раньше дружили по-настоящему, а сейчас, «здрасте», «добрый день», и не более того. А к Наташке мы привязались давно и крепко. Она не просто помогает, она это делает с удовольствием, припеваючи, посмотришь, сколько всего она наготовила! Про чистоту в квартире я вообще не говорю, сам видишь. Одним словом – золотая девчонка. Нам с ней очень повезло. Ладно, «соловья баснями не кормят», давай по маленькой, я знаю, что ты за рулём, поэтому пить не будешь, сам прослежу, а пригубить обязан. Смотри сюда! Мой новый знакомый открыл две створки шкафа, который на три четверти был заполнен миньонами – пробниками по 50мл., а на одну четверть настойками и наливками, очевидно собственного производства.

Пока я рассматривал коллекцию спиртного, включив подсветку, Юра разлил в две конические рюмки из красного стекла с насечкой, тёмно-коричневый напиток, при этом напевая: – Укрепляйте организм, принимайте меры, капли датского короля пейте кавалеры!

– Окуджава, фильм «Женя, Женечка и «Катюша». А что это, всё-таки? Похоже на Vana Tallin, хотя, там нет аниса… Это они и есть, «капли»?

– Потом, всё потом. Давай за меня! А то, я даже на работе сегодня не выпил, хотя и поздравляли. Ну, по чуть-чуть!

– Поздравляю! – пригубив, я достал сигарету и вручил её имениннику.

– Да, согласен, действительно, приятный запах, супер. Спасибо.

Было слышно, что в домофон позвонили.

– Давай, ещё по глоточку и пойдём.

Перед моими глазами вдруг открылась карта города, по которой, медленно, но со знанием дела, прокладывался маршрут моего автомобильного возвращения домой, преимущественно дворами. Вроде, получалось.

Накрытый на шесть человек стол, преобразил комнату. На скатерти цвета «лосось» расположился белоснежный столовый сервиз с едва уловимым серебристым узором и с такими же, как скатерть салфетками. Акцентом в этой цветовой гамме были кобальтовые фужеры и рюмки. Я этот цвет в стекле, не люблю, мне он кажется непищевым и в нём не виден цвет напитков, но в данном случае, для сервировки он удивительно подходил. До этого всё было достаточно традиционно, диван стоял напротив телевизора, телевизор висел напротив дивана, по углам вальяжно расплылись два больших кресла, люстра тупо висела в середине комнаты, стола и стульев не было вообще. Сейчас всё изменилось до неузнаваемости. Даже мой портфель с пола был кем-то любезно поднят и поставлен на столик, зелёного сукна, которому, пожалуй, подходило название «для игры в покер». Я открыл портфель, достал рулон с кальками и положил его рядом. Кто-то в комнате зажёг свет.

– Здравствуйте! – вперемешку со смехом раздалось позади меня.

– Добрый вечер, – сказал я, повернувшись. Передо мной стояла розовощёкая девушка, которая, будучи Наташей, умудрилась к тому же, быть и копией Н. Андрейченко, периода «Сибириады».

– Я знаю, что Вас зовут Георгий. А я Наташа, хотите присесть или подождёте всех?

– Я подожду всех.

– Ну, на всякий случай, Ваше место здесь, не переставая улыбаться, она прикоснулась к спинке стула во главе стола и моментально покинула комнату.

– Спасибо, буду знать – ответил я скорее уже ветерку, который создала девушка, своей просторной, похожей на кимоно, одеждой, убегая.

Юрий, который остался в прихожей, на правах именинника встречать гостей, открыл входную дверь.

Галина оказалась, той самой моей светловолосой знакомой, с которой мы виделись всего один раз, и о чём я уже писал выше. Одеты они с мужем были «подобно», оба в светло-голубых джинсах Levi’s и светлых сорочках навыпуск. На Гале была мягкая шифоновая блузка сливочного цвета с красивой отстрочкой и длинными манжетами, а на Косте белоснежная мужская рубашка с воротником – стойкой. От Гали веяло дорогими картинами на фоне бетонных стен, мягким дизайнерским светом, бесплатным шампанским в руках странных особ и их спутников, которых можно встретить только в таких местах и больше нигде. Она была совсем без косметики или почти без неё, чего не скажешь о Нине Васильевне. Мне казалось, что такие яркие, окрашенные самой природой женщины, вообще не нуждаются в «тюнинге», но я ошибался, и когда Нина Васильевна со своим макияжем и гостями появилась в комнате, я её даже не сразу узнал.

Телевизор продолжал висеть на стене весь вечер не включённым, поскольку торжество в основном проходило под приглушённую классическую музыку, песни раннего Синатры и Адамо. Из покупного спиртного на столе одиноко возвышалась бутылка игристого «Martini Asti», которую для приличия вместе с подарком принесли Галя с Костей, всё остальное было собственного производства. Пару раз мы с Юрой пополняли запасы и ассортимент на столе, я был рад любому движению, и тому, что удавалось выскакивать на балкон. Один раз, ко мне присоединился и Костя, сказав, что давно бросил и что-то про больные ноги, но всё же угостился и потом долго благодарил. А Юра в эти моменты был поглощён поиском рецептуры ликёра Vana Tallin, который я случайно, упомянул во время нашей с ним первой беседы. Постепенно я начал чувствовать себя ребёнком, которого заставили выучить стишок, чтобы рассказать его перед взрослыми, но тишина не наступает и стульчик никто не несёт. И в этот самый момент, я понял, что мой проект, оказывается, никому не нужен, совершенно, абсолютно, вообще и в принципе. Все живут в своих квартирах, всем хорошо, или как минимум, нормально. Какой дом, какие сорок километров? Интереса к проекту, как мне показалось я не получил бы даже в лице Василия Фёдоровича, не его уровень, тем более он своё пожелание высказал давно и достаточно ясно. Остаётся Олег, но он далеко, и жить в доме не собирается. Обижаться не на что, и не на кого, мне заплатили хорошие деньги в качестве предоплаты, я сижу за прекрасным столом, с интересными людьми, для моей жены готовят «сухой паёк», но всё же… ситуация совершенно необычная, поэтому надо будет всё обдумать. Когда мы с Костей покинули балкон, Юра произнёс ключевую фразу всего сегодняшнего вечера:

– Не парься, парень, зато ты повод, смотри, как сестрёнки радуются.

Костя, подойдя к Юрию, который продолжал мучить, тогда ещё медленный Интернет, по поводу эстонского ликёра, положил руки ему на плечи и тот, не отрываясь от монитора, промолвил:

– Так, что ты теперь, член семьи, всё-таки, до чего Василий Фёдорович мудрый человек!

Я не стал уточнять и переспрашивать почему. Ничего не ответив, я отправился на кухню.

– Наташа, а минералки у Вас не осталось, случайно?

Девушка с фарфоровым лицом и румянцем, но уже без привычной улыбки, просто смотрела мне в глаза.

– Ну, или просто водички, если можно, кипячёной!

– Ессентуки №4, ой, нет, №17 подойдет?

– Конечно, холодная?

– Подогреть?

– Нет, нет, что, Вы, наоборот, очень хорошо! Спасибо, можно, я посижу здесь минутку?

– А хоть, всю жизнь, и мне будет веселее…

Услышав в коридоре голоса и движение, я ушёл с кухни, поблагодарив Наташу. Вместе с Юрой и Костей, мы вернулись в гостиную. Сёстры, сидя уже на диване, громко пели всем известные строки из рок-оперы «Jesus Christ Superstar» :

– Hosanna hey sanna, sanna, sanna, ho sanna hey sanna ho Sanna

Когда трое мужчин сели за стол, пение прекратилось и слово, как ни странно взяла Галя:

– Георгий, Вы же понимаете, что сегодня обсудить серьёзные вещи не получится, и я от имени всех присутствующих прошу за это у Вас прощения. Но, всё же, Вы могли бы, нам, дилетантам в архитектуре, на словах объяснить концепцию Вашего видения дома.

– С удовольствием. Сколько Вы дадите времени на это?

– Вы совершенно в нём не ограничены.

– Учитывая, хоть и не большой, но рельеф участка, а также возрастной момент, я говорю о ваших родителях, предлагаю принцип перепада уровней в пол-этажа, я всё-таки поясню чертежами… А так же…

Моё сообщение длилось ровно полчаса, его слушали все очень внимательно, даже Наташа, которая пришла, наконец, попить чая, вместе со всеми, в результате, так и не притронулась к нему. Потом была пара-тройка вопросов, на которые я с удовольствием ответил.

Через какое-то время, Галя позвонила детям, чтобы те заехали за ними и отвезли домой, и я понял, что пора собираться. Нина Васильевна, из соображений безопасности, предложила выйти всем одновременно, и тоже оделась, чтобы проводить нас. Юрий Романович остался дома, помочь Наташе с посудой.

Когда мы вчетвером вышли из подъезда, Галю с Костей уже поджидал старенький зелёный «Nissan», с водительского места которого вышла их дочь – близняшка Вера, чтобы обняться со своей тетей и поздороваться со мной. Её муж – музыкант, сославшись на травму ноги, остался в машине, лишь помахав нам через открытое окно. Проводив красные огни машины рукой, Нина Васильевна спросила:

– Угостишь своими вкусными?

– Кончились, в машине есть, но надо дойти, я у третьего подъезда остановился.

– Побежали, а то холодно, – сказала Нина Васильевна, крепко взяв меня под руку.

Включив двигатель и габариты, я стал открывать пачку сигарет.

– Нет, в такой роскошной машине я курить не буду, да и Юрку, незачем злить. У тебя есть музыка?

– Конечно, – сказал я, несколько раз нажав на кнопку переключения треков, так и не вспомнив, какой диск начнёт воспроизводиться. Прозвучали первые аккорды «L été indien» Джо Дассена и я сразу почувствовал, что-то недоброе, тем более, её левая рука в этот момент коснулась моей правой, которую я не успел убрать от регулятора громкости магнитолы.

– Красота страшная сила, а, Георгий?

– Вы о чём, Нина Васильевна?

– Брось, ты ведь, всё прекрасно понимаешь…

– Если Вы о доме, так это пока лишь намётки, концепция, так сказать, форэскиз…

– Я о тебе, дорогой. Скажи честно, в институте, тебе же только пальцем стоило пошевелить и любая девчонка…

– Нина Васильевна, извините, что перебиваю, но пальцем я тогда шевелил, нажимая на педальку аэрографа, когда красил фасады и интерьеры, а насчёт девочек, возможно, Вы правы, только сейчас это не проверить, всё в прошлом.

– А если, проверить, и в настоящем?

«Это всё равно, что сейчас голосовать за Явлинского», – подумал я и вдруг, в моей голове промелькнули, очень быстро, почти не в резкости, слова известной мудрости: «Если не можешь пресечь – надо возглавить».

Слегка развернувшись вправо, я поцеловал её руку и крепко сжал в своих ладонях, не отпуская.

– Нина Васильевна, милая, даже если представить, что Вы не замужем, и я не женат, всё равно, это было бы не желательно.

– Почему? – несколько манерно спросила она, пошевелив плечами.

– Потому, что в этом случае я не смог бы проектировать для Вас.

– Почему? – с той же интонацией повторила Нина Васильевна.

Джо Дассен закончил своим шедевром растлевать часть прекрасной половины человечества, и за дело взялась Патрисия Каас, исполняя мою самую любимую, из её репертуара вещь «If you go away».

– Вы смотрели фильм «Телохранитель» с Кевином Костнером?

– Да, но я не собираюсь получать Оскар.

– А я собираюсь свою работу сделать правильно.

– Что это значит, я не понимаю, хотя уже и не важно. Проводите меня до лестницы, ужасно боюсь тамбуров.

– Дослушаем…

– Какой ты, всё-таки, вредина! А, между прочим, Наташа, которую я знаю с её шести лет, сегодня первый раз заговорила со мной о мужчине, даже палец порезала!

– И этот мужчина, разумеется, я?

– Ненавижу тебя!

Когда мы вышли из машины, я закурил. Было холодно, но ветер стих.

– Покури, мы никуда не спешим, сказала Нина Васильевна, повернувшись ко мне и этим самым остановив. В свете мерцающего фонаря соседнего подъезда было видно, как дрожат её губы. Я поднял ей воротник плаща.

– Спасибо. Ты не забыл заливное для жены?

– Там не только заливное, там сколько всего!

– Ну, вот и замечательно, устройте романтический ужин.

– О еде я, пожалуй, вспомню, дня через два.

Подойдя к неосвещённому крыльцу подъезда с четырьмя ступенями, я взял её под руку.

– Осторожно, Нина Васильевна, держитесь за меня.

– Не подлизывайтесь, мужчина!– сказала она, опять войдя зачем-то в роль манерной женщины.

Стоя на первой ступеньке лестничного марша, уже освещённого и тёплого подъезда, она опустила воротник своего плаща и промолвила:

– Значит, профессиональная дистанция, ну-ну… Да ладно, ты молодец, прошёл проверку, остались детали, просить тебя об этом бессмысленно, поэтому приходиться всё делать самой.

Сначала она просто прикоснулась губами к моему лицу, потом это превратилось в поцелуй, причём, удивительно робкий и в то же время, нежный и чувственный. Так, наверное, раньше, целовались девочки на первом свидании или после выпускного бала, в своём подъезде, понимая, что родители не спят и уже давно открыли дверь.

– Ты, действительно, на него похож и даже, очень…

Идя со стоянки, домой, я подумал, что комнату для Наташи, можно сделать на третьем этаже, поджав гостевую и ликвидировав гардероб. Добавится ещё одно окно, но на фасаде, выходящем на сосны, это совершенно не страшно и будет даже хорошо.

Оказавшись дома, я увидел свечи, расставленные по всей квартире. Жена, лёжа в постели в который раз, перечитывала «Мастера и Маргариту». На лампу – ночник с её стороны был наброшен платок.

– Ты, наверное, хочешь почистить зубы, спросила Оля.

– Лампа не перегорит?

– Главное, чтобы я не перегорела…

Эскизный проект дома, состоящий из двух альбомов формата А3, и макета в масштабе 1:50, заказчики согласовали за неделю до Нового года. Рабочий проект, по основным разделам обещали сделать, в одном конструкторском бюро, с лицензией, к концу марта. Хорватов в России не было. Как обычно, они уехали на пару месяцев, к себе домой, и были недоступны.

После напряжённой работы в конце прошлого года, я не знал, куда себя деть, в начале нового. Особенно тяжело, мне дался январь. Я в сотый раз перелистывал планы этажей, проверял отметки на разрезах и по часу, смотрел на фасады. Постоянно хотелось кому-то позвонить и что-то уточнить. Спиртное помогало, но, ненадолго. Чтобы не сдвинуться, решил сделать в 3Ds Max, интерьер каминного зала, хотя в договоре, этого не было. Постепенно, я успокоился и, даже, попробовал отдохнуть.

«Весёлый Мадьяр».

С хорватами встретились в ресторане «Весёлый Мадьяр», они там были завсегдатаями, и уже давно. Обилие относительно недорогих, но хорошо приготовленных мясных блюд и напитков, сделало это заведение их конторой, их логовом. Здесь они обедали и заключали сделки, решали внутренние вопросы и общались с «девочками». Но главным аргументом в пользу этого ресторана, являлось то, что шеф здесь был настоящий венгр, и как бы не выпендривались наши люди в колпаках, угодить ребятам, которые родились и жили в Европе с её многовековой национальной кухней просто нереально.

– Гэооргий, здравствуй, дорогой, здравствуй! Проходи, дорогой, чувствуй сэбя, каак дома.

– То есть, можно снять штаны?

– Легко, Гэооргий, всё шутишь, молодэц! Что принести, гуляш с овощами будешь?

– Я не ем, после шести, и после семи тоже, я ем после восьми и до двенадцати, непрерывно, но дома.

– Слушай, как ты так смэшно шутишь?

– У вас, хорватов, научился!

– А, вот это, не смэшно, это правильно, мы знаем, как шутить и с кем.

– Мирко, давай, дошутим в следующий раз, со временем, правда, напряг! Драго то где, набери его.

– Сейчас Драгоо будет, не волнуйса, кофе для господина Гэооргия! Какой будешь?

– Капучино.

– Серёжа, капучино для Гэооргия и сто пятьдесят коньяка для меня… ну вчерашнего, хороошего.

Когда я ехал домой, меня трясло, то ли от трёх чашек кофе, то ли от нашей встречи. Они, нагло, как минимум, в два с половиной раза завысили ценник, причём в заказе, как мне показалось, были заинтересованы… Надо было их, как-то «поправить», но как?

Постепенно, общаясь с ними по телефону, я начал упоминать мифическую бригаду белорусов, которые, якобы, готовы взяться за заказ, не завышая ценник. Через полтора месяца «торговли», хорваты всё же, «сломались» и попросили меня организовать встречу с заказчиком.

От посещения «Весёлого Мадьяра», Нина Васильевна отказалась сразу. Поэтому их первая встреча происходила на «нашей» территории, в картинной галерее, в небольшом уютном холле, с журнальными столами, креслами и минералкой. Переговоры с хорватами вела, естественно Нина Васильевна, Галя подключалась лишь изредка, но по делу, в основном кивая и соглашаясь с сестрой. Я же, старался не лезть в обсуждение и тем более, не перебивать, справедливо полагая, что моя миссия уже выполнена, раз встреча состоялась и переговоры ведутся. Чуть позже, появился Юра.

Через пару дней стороны подписали бумаги и работы начались…

Отказ от «помощи» урода.

Пока мы со строителями возились с воротами, которые оказались на 100мм больше, чем полагалось, я обратил внимание, что Нина Васильевна исчезла из поля зрения. На территории участка, по крайней мере, её не было. Выйдя за его пределы, я увидел Нину Васильевну, в обществе какого-то чувака, который стоя около своего синего «зубила», ей что-то «втирал», часто переходя на мат.

Подойдя ближе, я понял кто это. Со слов Акобира, это был дальний и неудачный родственник Главы Вишнегорского района, которому до сих пор, нравилось играть в 90-е, причём, судя по всему, безнаказанно. Подойдя совсем близко, я увидел, что Нина Васильевна плачет, пытаясь образумить урода.

– Да, как вы смеете? Да, кто вы такой, вообще?

Поцеловав руку Нине Васильевне, я отвёл бедную женщину подальше, от того места.

– Нина Васильевна, подождите меня в машине, пожалуйста, я знаю что делать…

– Только, осторожно, Георгий, он вообще неадекват!

Я вернулся, сплюнул через зубы, и достал телефон.

– Здравствуйте, Дмитрий Михайлович, это Георгий, архитектор, мы можем поговорить? Спасибо. Дмитрий Михайлович, передо мной стоит какой-то, мужчина, государственный номер х 234 см, который утверждает, что я, и дочь моего заказчика, почётного гражданина нашего города, лауреата Государственной премии и Героя Социалистического Труда, делаем всё неправильно, при строительстве загородного дома в посёлке Ключики. Да, 99 модель, синяя. Есть тонировка, активная, на глушителе «свисток». Мы здесь, но, приезжать не надо, что Вы! Может быть в другой раз? Да, спасибо, жду!

– Чё за наезд, я просто спросил про документы и про красную линию, и что я, типа, могу помочь!

– Это не наезд, помните, ещё Ленин говорил «социализм – есть учёт!»

– Понаехали тут крутые.

– Да, Дмитрий Михайлович, не на нём машина? Понятно.

– Мужчина, доверенность с техосмотром при себе?

– Он говорит, что раз я не в форме, то показывать ничего не будет, и его можно понять. Конечно, передам, ну, это уж как у него будет время. Спасибо, Дмитрий Михайлович. Занят, но выбраться смогу. Со звонком, хорошо! До свидания!

Русский рэп, который всё это время потряхивал его ржавое «музыкальное ведро», судя по всему, закончился, потому что наступила тишина.

– С понедельника по пятницу, обл. ГАИ, окно №6, Вас будут ждать, ничего страшного, посмотрят бумаги, проверят тонировку, если что, сошлётесь на начальника Белова Дмитрия Михайловича.

– А, если не поеду, то чё будет?

– Пожалуйста, это Ваше дело, мы же живём в свободной стране!

– А зачем, тогда весь этот цирк?

Раздвинув ноги ещё шире, чем он, я сказал, пожалуй, главное:

– А затем, что нех…р другим людям жизнь портить.

Когда я вернулся в машину, Нина Васильевна уже не плакала, но, тем не менее, с тревогой посмотрела на меня:

– О чём Вы так долго говорили с ним?

– Я спросил, смотрел ли он фильм «Крёстный отец».

– И что он ответил?

– Сказал, что смотрел, но, не до конца, поэтому, не всё понял.

– Георгий, а кому Вы звонили?

– Марлону Брандо.

– Спасибо Вам, тебе…

Раньше…

…Раньше, для того, чтобы быть в курсе всего нового в музыке вообще и рок-н-ролле, в частности, надо было родиться в большом городе с его возможностями, связями и музыкальной инфраструктурой. Были и вещевые барахолки, где можно было встретить невзрачно одетых ребят, с невзрачными портфелями, у которых по рок-н-ролльной части было всё. Стоило это больших денег, поэтому, меломаны покупали у меломанов, чтобы послушать, переписать и перепродать снова. Это был их круг, и входить в него было бессмысленно, рискованно, да и не по карману.

Я родился в городе попроще, но при этом дефицита в музыкальном развитии я не ощутил. У нас в семье никогда не было магнитофона, но зато был хит того времени с названием «SPIDOLA», на средних волнах которой, в самый важный мой возрастной период, восьмой – десятый классы, появилось такое явление как «радиохулиганы». Эти толковые ребята, конечно же, нарушали закон, выходя в эфир. Но основным хулиганством, по мнению «системы», было то, что они крутили музыку, которая не вписывалась в светлые идеалы коммунистического завтра. Это были мировые рок-группы. Это были Высоцкий, Элвис, Синатра, Ободзинский, Далида, «Иисус Христос суперзвезда». Это были все те, кого по нашему радио и телевидению услышать, а тем более увидеть было невозможно.

Благодаря самодельной ламповой приставке, радиоприёмник превращался в радиопередатчик, и можно даже сказать в радиостанцию, мощность которой была небольшой, но на средний по величине город, а тем более район, её вполне хватало.

Обязательным требованием к жилищам этих ребят, было окно выходящее на фасад с их подъездом, как правило, во двор, чтобы вовремя увидеть милицейскую машину с пеленгатором. Более того, они во время всего своего эфира, естественно, только в светлое время суток, практически от него не отходили. Частный сектор для вещания не годился совсем, ведь вычислив дом хозяина с приставкой, всё остальное было делом полутора минут. Поэтому вещание велось исключительно из многоквартирных домов. Чтобы запутать милицию и максимально отодвинуть её приезд, ребята придумывали себе позывные, дезориентирующие окончательно блюстителей порядка, поскольку территориально они к ним не имели никакого отношения, а скорее наоборот. Как правило, это были названия магазинов или чего-то в этом роде.

– Привет всем, привет всем, в эфире «Кулинария», в эфире «Кулинария». Сегодня будет немного Led Zeppelin и если получится, пара вещей The Beatles.

Было очень смешно, когда эти ребята в эфире договаривались о встрече, якобы познакомиться, передать друг другу какие-то конденсаторы, диоды и что-то обсудить. Причём, очень подробно говорилось о параметрах радиодеталей и назывались свои приметы, кто, в чём будет и в какой руке, что будет держать. Я ходил с приятелем на их подобные «встречи», большего издевательства над доблестными органами придумать сложно. Дожёвывая беляши, они ехали, а иногда бежали, так и не успев переодеться в штатское к месту свидания, скажем, «Радуги» и «Снежинки». Кто всё-таки был в штатском, нервно покуривал на улице, остальные сидели в кустах, похоже абсолютно не понимая, что их в очередной раз просто разыграли, или как говорят сейчас, развели.

До сих пор помню некоторых: «Радуга», «Снежинка», «Мелодия», «Кулинария», «9 посёлок», «Райком партии». Глядя на эти позывные, пожалуй, не стоит объяснять, кого милиция искала с наибольшим рвением, доходящим до остервенения. Тем не менее, я этого парня слушал пару лет, почти каждый день, пока не уехал из города, поступив в институт.

Раньше…

…Раньше, пребывание на даче, судя по произведениям классиков этого направления и того времени, было весьма пристойным, в большинстве случаев романтичным, но, на первый взгляд, скучным, размеренным и однообразным…

– Я говорила с папенькой… Арсений Лукич, Вы что, решили нас покинуть?

– Третьего дня, Елизавета Платоновна, третьего дня, если будет пароход…

– А как же наши конные прогулки? Их было только семь. Вы, друг мой, обещали десять. И луг наш сразу станет пуст. Бывать без Вас, я там, тот час же, перестану…

– Полно, Лизонька, полно… Вы молоды, умны, красивы. А я, всего лишь, друг отца… Я не богат, как видите, не молод…

– Вы прежде, замечательный, а что не молоды – пустое! Успеете в свою Москву!

– Мне надо, Лизонька, работать, пора бы что-то, написать.

– Ну и пишите, Вам мешать не стану, напротив, буду помогать!

– А как же, Ваши ухажёры, что вьются, подле Вас, всегда?

– Так вот в чём дело! Поэтому, не видно Вас в гостиной по вечерам, когда я за роялем. Всё ясно, вдруг, мне стало! Так знайте – их я не люблю!

Прошло лет сто, а может быть и больше…

– Дорогая, не могу найти розжиг, ты, что, его не купила?

– А что, должна была? Так, дети, уберите свои планшеты, называется на природу приехали!

– Долбаная дача, долбаная природа, долбаные комары! Здесь что, Wi