Предисловие
Сколько дверей открывает человек за свою жизнь?
– Дверь детской комнаты, за которой прячется страх.
– Дверь общежития, где начинается взрослая жизнь.
– Дверь дома, в котором живут чужие и родные голоса.
– Дверь кабинета, где решается карьера.
– Дверь к алтарю, где рушатся или рождаются семьи.
Я прошёл через десятки таких дверей.
И почти за каждой меня поджидало испытание: мрак, искушение, падение или откровение.
Иногда это были мистические знаки, будто сама судьба разговаривала со мной. Иногда, тяжесть собственных ошибок, которая давила так, что хотелось исчезнуть. Иногда, рука, которую невозможно было объяснить иначе, кроме как Божьим вмешательством.
Когда я был ребёнком, я впервые увидел тьму лицом к лицу, прямо из шкафа моей комнаты. В юности я стоял у могилы отца и своего деда и считал годы, которые будто отсчитывали и мою жизнь. В зрелости я держал крест, почерневший за одну ночь, и видел, как его окрас возвращался обратно лишь тогда, когда исчезали тёмные вещи вокруг.
Я верил в Бога и грешил. Искал и терял. Поднимался и падал.
И каждый раз возвращался к одному: есть дверь, которую нельзя миновать. Дверь, которая не ведёт во тьму, а открывается в свет.
«Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет.» (Ин. 10:9).
Я писал эту книгу не как роман и не как проповедь. Это скорее карта пути, проложенного через тьму к свету. Может быть, кто – то, узнает себя в моих падениях. Кто – то, в мистических совпадениях. А кто – то, в том тихом стуке, который я слышал снова и снова перед каждым своим переломным моментом.
Эта книга – приглашение.
Не в религию. Не в правила.
А к двери. Последней двери.
Откроешь ли ты её? Решать тебе.
Глава 1. Двери из корней
Я родился в семье, где каждая деталь была пропитана контрастами: свет и тьма, строгость и нежность, традиции и стремление вырваться в новое. Моё детство и юность – это не просто годы взросления, а фундамент, из которого вытекали все мои сомнения, поиски и падения. Чтобы понять мой путь, нужно знать тех, кто окружал меня в самые первые годы.
Бабушка Зоя
Бабушка Зоя, так звали все, кто её окружал, но только самые близкие люди знали, что на самом деле её имя Елизавета – это образ стойкости и молитвы. Она жила так, как будто каждый её день был служением Богу. С утра до вечера её можно было увидеть либо в саду с платком на голове, либо в церкви со свечой. Она знала десятки молитв наизусть и любила повторять одну и ту же фразу:
– «Господь слышит тебя даже тогда, когда ты думаешь, что молчишь».
Она часто клала мне в руку маленькие камешки, собранные ею на реке, и говорила:
– «Каждый камень – это твой шаг. Не бросай его в пустоту, а клади на дорогу. Когда придёт время, эта дорога выведет тебя к свету».
Я долго не понимал её слов. Но годы спустя именно эта фраза врезалась в память, когда я стоял на границе жизни и смерти.
Моя бабушка по папиной линии, была человеком с многогранной душой. В ней уживались доброта и строгость, мудрость и решимость, казалось, что она несет в себе сразу несколько личностей. Родные часто говорили, что в каких – то чертах я похож на неё, и я понимаю, о чём они говорили: она была сильной, харизматичной и всегда умела добиваться своего. Бабушка могла «продать не продаваемое», в наше время она бы стала топовым маркетологом.
В моей памяти она осталась в основном через мелочи и традиции детства. Каждое Рождество – 7 января она учила меня особой песне, прославляющей Христа. Вместе мы обходили дома знакомых и друзей, пели и получали за это конфеты, печенье, иногда немного денег. Я был практически единственным ребёнком, кто пел так искренне и красиво, что в каждом доме люди удивлялись, говорили, какой я молодец. Мне нравилось это внимание, я жадно впитывал похвалу, которой мне всегда казалось мало.
Но жизнь бабушки была непростой. Её судьба была отмечена утратами: сначала она похоронила младшего сына, моего дядю Васю, затем мужа, моего дедушку Кондратия, позже старшего сына – моего отца. Перед смертью она потеряла подвижность одной руки и ноги, а речь почти исчезла. Мне было тяжело видеть её в таком состоянии, я испытывал искреннее сожаление и боль за неё.
Бабушка также оставила сильный след в моей жизни: не только через традиции и молитвы, но и через пример силы духа, стойкости и умения жить в сложных обстоятельствах. Она была для меня символом того, что человек может быть одновременно строгим и добрым, мудрым и решительным, и что через любовь к семье и веру в Бога можно оставаться сильным до конца.
Бабушка Зинаида
Совсем другая была моя бабушка – Зинаида. Она была живой, энергичной, ироничной женщиной. У неё всегда были крепкие руки, пахнущие хлебом и землёй. В отличие от Зои, она не любила много говорить о Боге, но всё её поведение было пропитано тихой верой и добром. Она повторяла:
– «Не каждый храм из камня. Иногда храм – это твоё сердце».
Она пела мне народные песни, когда я был маленький, и именно её голос поселил во мне любовь к музыке.
Бабушка Зина, моя бабушка по маминой линии, она жила в соседнем селе, и каждое лето я с нетерпением ждал поездок к ней на каникулы. С первых минут, когда я переступал порог её дома, я чувствовал тепло и заботу, которое исходило от неё, ну и конечно же вечный запах её вкусных пышек и пирожков. У бабушки было пятеро детей: три дочки и два сына, и всю жизнь она трудилась не покладая рук: ухаживала за огородом, разводила скот, мастерила что – то в доме, одновременно воспитывая детей и направляя мужа.
Я помню, как однажды, придя с огорода с ведром свежих овощей, я жаловался ей:
– «Бабушка, это так тяжело, я устал!»
Она посмотрела на меня с улыбкой и сказала:
– «В жизни, внучок, труд – это не наказание. Труд – это то, что делает человека сильным. Чем раньше поймёшь это, тем легче тебе будет идти по жизни».
Каждое утро начиналось с её призывов помочь по дому или на огороде. Иногда я сопротивлялся, но она всегда умела объяснить так, что труд превращался в игру. Мы вместе кормили кур, доили корову, собирали овощи. Она показывала, как важно быть ответственным за то, что тебе доверено, и как ценны маленькие ежедневные усилия.
Однажды я спросил её:
– «Бабушка, а зачем всё это делать? Разве можно просто отдыхать?»
Она задумалась на мгновение, а потом сказала тихо, но уверенно:
– «Внучок, отдых приходит сам, когда твоя душа спокойна, а руки честно трудились. В этой жизни важно не бояться работать, не бояться любить и не бояться заботиться о других».
Благодаря бабушке Зине я усвоил несколько вещей, которые остаются со мной и сегодня: что сила человека не в силе тела, а в стойкости духа; что забота о других и внимание к деталям делают жизнь настоящей; что труд и терпение всегда приносят плоды, даже если сразу их не видно. Она научила меня ценить семью, уважать труд и быть сильным в сложные моменты.
В конце жизни бабушка тяжело заболела, рак забрал её, но даже тогда она сохраняла достоинство и спокойствие. Её уход оставил в моем сердце пустоту, но одновременно бесценный урок: жить с честью, силой и любовью к людям, несмотря ни на что.
И каждый раз, когда я сталкиваюсь с трудностями, я вспоминаю её слова:
– «В жизни, внучок, труд – это то, что делает человека сильным».
И это помогает мне идти дальше.
Дедушка Кондратий
Дед Кондратий по папиной линии был человеком молчаливым, но сильным. Его взгляд – тяжёлый и мудрый. Он редко вступал в разговоры, но если говорил, то коротко и так, что в этих словах слышалось больше, чем в книгах. Вечером он часто любил сидеть на крыльце, глядя в небо, и часто повторял:
– «Человека проверяют не в победах, а в том, что он делает в поражениях».
Я тогда не понимал всей глубины его слов, но они оставались со мной и звучали в голове, когда я падал в свои собственные бездны.
Он никогда не снисходил, не давал пустых советов и не «сисюкался» со мной, как любят делать некоторые взрослые с детьми. Но при этом его присутствие вселяло ощущение силы и надежности. Он был тем мужиком, который мог часами сидеть в гараже, паять схемы и чинить технику, совершенно погружаясь в процесс. Физика была его страстью, он не был ученым, но понимал устройство вещей до мельчайших деталей и создавал такие микросхемы, которые работали безукоризненно. Из него бы получился великий изобретатель.
Я до сих пор помню его коронное блюдо – «манджу». Дед сделал простую настольную плиту из спирали и корпуса, а со своего огорода собирал свежие овощи, запекал их на плите, нарезал и заправлял растительным маслом. Это был лучший горячий салат, который я когда – либо пробовал.
Однажды у нас случилось наводнение и дом стоял рядом с рекой, и я ловил рыбу на бамбуковую удочку. Пришел похвастаться дедушке своим уловом, а он снова стоял с серьезным лицом, безо всякой реакции. Я тогда обиделся на него, мне хотелось хотя бы пару слов похвалы. Но спустя несколько часов дед сделал мне гораздо больший подарок, чем простые слова. Он из обычной палки с металлическим кольцом и сеткой сделал подсак и сказал:
– «Вот, внучок, с этим ты поймаешь много рыбы, а может, однажды вытащишь огромный трофей».
Этот момент я запомнил на всю жизнь: он показал мне, что настоящая забота не всегда видна сразу, но проявляется через дела.
Позже дедушка сильно заболел. Врачи диагностировали рак желудка и предрекали недолгую жизнь, но он им не верил. Сильный духом, он говорил:
– «Сколько Бог даст, столько и проживу».
И действительно, годы спустя он умер не от рака, а от остановки сердца, а при вскрытии не нашли следов болезни. Для меня это было почти чудо.
Дедушка Кондратий своим примером показал мне главное: в этой жизни ты главный герой собственной истории. Ты выбираешь, как прожить каждый день, и как встретить трудности: с верой и силой или с унынием. Я храню этот урок в сердце до сих пор.
Прадедушка Сергий
Мой прадедушка Сергий Авдеевич, которого я никогда не видел при жизни, был священником в русской православной старообрядческой церкви. Он был отцом моего дедушки Кондратия. Для меня он стал чем – то вроде ангела – хранителя: мудрым наставником, который оберегает меня от невзгод и мягко направляет в жизни. Я ощущаю его присутствие особенно ярко во снах: он является мне как добрый старец с длинной белой бородой, тихим, но уверенным голосом, и словно шепчет, что я иду правильным путём.
Именно от него я черпаю вдохновение для своей мечты: построить церковь, где всё будет для людей, независимо от их материального положения. Я хочу, чтобы свечи, вода, освящённый хлеб, книги и духовные наставления – всё было бесплатно. Чтобы вера могла достаться каждому, даже самому бедному, чтобы никто не чувствовал себя ограниченным в доступе к Богу.
Я вижу эту церковь в деталях: мягкий свет льётся через высокие окна, тихие голоса молитвы переплетаются с детским смехом, запах ладана наполняет пространство, и каждый уголок наполнен заботой о душе. Здесь люди приходят не ради роскоши или денег, а чтобы получить утешение, поддержку и веру, чтобы прикоснуться к Богу через любовь и доброту.
И когда я думаю об этом, я понимаю, что прадедушка Сергий направляет меня. Он словно подталкивает к этому пути: строить для людей, открывать сердце каждому, и делать это искренне. Его пример учит меня, что настоящая сила человека: в чистоте сердца и заботе о ближнем, и что именно так можно оставить настоящий след в этом мире.
– «Ты идёшь правильным путём. Строй для людей, и сердце твоё будет чисто», – кажется, слышу я его слова, когда думаю о будущем.
Дедушка Володя
Дедушка Володя по маминой линии был настоящим сказочником. Его манера говорить, полный фантазии и воображения, завораживала меня с детства. Он умел превращать обыденные вещи в удивительные истории, а серые будни в яркое приключение. Когда я играл в футбол, он всегда следил за мной с особым интересом. Его глаза светились гордостью, а улыбка словно обещала, что всё в мире возможно.
Он говорил уверенно и с убедительной интонацией:
– «Ты знаешь, я друг президента, друг главного тренера сборной России по футболу. Когда тебе исполнится шестнадцать, я поговорю с ними, и тебя заберут играть за страну».
В детской голове эти слова звучали как пророчество, а не просто сказка. Я тренировался с удвоенной энергией, стараясь угодить этому сказочному наставнику, веря, что однажды его слова станут правдой.
С возрастом я понял, что дедушка Володя просто любил рассказывать сказки, и что обещания о сборной – это была его игра воображения, чтобы мотивировать меня. Но я благодарен ему за эти годы: именно его вера в мои способности помогла мне дисциплинироваться, любить спорт и стремиться к цели. Дедушка Володя научил меня, что мотивация часто приходит в самых неожиданных формах, даже через сказки и выдуманные истории.
Он был мягким и добрым, с искренней теплотой в голосе и невероятной способностью превращать обыденное в волшебное. Даже сейчас, когда я вспоминаю его, я чувствую, как детская энергия и вера в невозможное снова оживают во мне.
Отец Сергей
Мой отец был человеком чести и дисциплины, а также был настоящим магом музыки. Когда он садился за баян или брал в руки гитару, казалось, будто воздух вокруг него наполнялся волшебством. На каждом застолье, на каждой свадьбе, где он появлялся, люди сразу собирались вокруг, смеялись, пели, танцевали. Он умел брать любую песню и, будто по щелчку пальцев, превращать её в живую историю.
Я помню, как однажды на каком – то застолье его попросили сыграть что – то старинное, почти забытое. Отец хитро посмотрел на гостей и сказал:
– «Ну что, друзья, кто не поёт, тот платит за всю выпивку!».
И в зале раздался смех, а потом началась пляска. Он улыбался, подпевал, виртуозно перебирал аккорды, а люди, казалось, летали от счастья. В этот момент он видел всех, каждого и каждый чувствовал, что его музыка лично для него.
Именно так он увидел мою маму. Стройная, изящная, с особым сиянием: она выделялась из толпы. Он подошёл к ней после выступления:
– «Знаете», – сказал он с улыбкой,
– «Вы как аккорд, который оживляет песню. Давайте познакомимся?»
И с этого момента их история начала плестись, как мелодия.
Сначала родилась моя старшая сестра – Ирина. Отец радовался, но в глубине души мечтал о сыне. Потом появилась средняя сестра – Анна. Позже у моей мамы случился болезненный выкидыш, и, казалось бы, на этом история прекращена, но спустя какое – то время появился на свет я: – долгожданный сын. Отец был невероятно рад, но не только потому что я сын. Он вложил в нас любовь, внимание и стремление к жизни полной силы и творчества.
Я помню, как он учил меня играть на гитаре. Его пальцы бегали по струнам, а он говорил:
– «В музыке, как и в жизни, главное слушать. Слушай не только ноты, но и сердца людей вокруг. Тогда мелодия станет настоящей».
Его чувство юмора было уникальным. Когда мы готовились к праздникам, он мог взять гитару, играть какую – то шуточную песню, и даже строгая бабушка Зоя не могла удержаться от смеха. Он умел создавать атмосферу праздника там, где, казалось, её совсем не было.
Но отец был не только весёлым музыкантом. Он был человеком принципов. Когда он что – то обещал, он держал слово. Когда он видел, что кто – то нуждается в помощи, он первым протягивал руку. Он учил меня, что талант – это не только то, что ты можешь сделать сам, но и то, как ты можешь влиять на жизнь других людей.
От него я унаследовал не только любовь к музыке, но и способность вдохновлять, смелость идти за своей мечтой и умение находить радость в простых вещах. Его музыка, его слова, его пример, всё это стало фундаментом того, кем я стал.
С отцом я редко говорил о чувствах, но каждое его молчаливое пожатие плеча значило для меня больше, чем длинные речи. Он часто повторял:
– «Помни, сын, Бог видит даже то, чего не видишь ты. Поэтому всегда делай так, чтобы потом не стыдиться перед Ним».
Мама Валентина
Моя мама была воплощением доброты и нежности. В её глазах всегда светилась забота, а голос умел успокоить в любой буре детских переживаний. Она могла быть строгой, но только тогда, когда это действительно было нужно, когда я заслуживал урок жизни, и в этих строгих словах я всегда чувствовал заботу и любовь.
После встречи с отцом мама полностью посвятила себя семье. Она стала не только заботливой хозяйкой, но и мудрым наставником для нас с сёстрами. Она умела одновременно управляться с домом, заниматься огородом, как бабушка Зина, и находить время для каждого из нас. В ней жила сила, которую невозможно было не заметить: она могла вдохновлять своим примером, направлять, поддерживать и любить без условий.
Мама внесла в мою жизнь бесценное чувство защищённости и уверенности. Она научила меня ценить труд, уважать других, беречь семью и друзей. Она показала, как важна забота о ближних, как маленькие поступки доброты создают тепло и свет в жизни людей. Благодаря маме я усвоил, что любовь – это не только чувство, но и действия: поддержка, понимание, терпение и постоянство.
Хотя сейчас мы живём за 2500 километров друг от друга, её влияние ощущается во всём, что я делаю. В моменты сомнений, тревог и трудностей я вспоминаю её голос, её советы и её пример, и это помогает мне идти вперёд, принимать решения и оставаться человеком, каким она меня воспитала. Мама дала мне фундамент для жизни, наполненной любовью, смелостью и уважением к себе и окружающим.
Сёстры Ирина и Анна
Мои сёстры – два совершенно разных, но одинаково важных для меня человека, каждый из которых оставил в моей жизни свой уникальный след.
Старшая сестра – Ирина была моим первым наставником и одновременно самым строгим критиком. До 18 лет наши отношения были непростыми: мы словно говорили на разных языках. Я был озорным, непоседливым, хулиганом, а она умной, спокойной, отличницей в школе, ставшей вскоре учителем. Особенно остро наши пути пересеклись, когда в пятом классе меня перевели в её школу, и она стала моим классным руководителем, сопровождая меня до выпуска. Мы много спорили и ссорились, но именно она научила меня дисциплине, ответственности и уважению к знаниям. Её любовь к музыке, умение играть на гитаре и сочинять песни и стихи оставили в моей жизни светлое вдохновение, даже если её творчество было скрытым от посторонних, я видел и ощущал его силу. Старшая сестра показала мне ценность усердия, самодисциплины и тихой силы характера.
Средняя сестра – Анна была для меня ближе по духу. Мы редко виделись из – за расстояния, и каждая встреча становилась особенным моментом, когда можно было быть самим собой. Она никогда не осуждала, не обвиняла и не ругала: мы были похожи по характеру, и это делало наши отношения лёгкими и тёплыми. Анна выбрала путь науки, связав свою жизнь с лабораторией, и, хотя я не знаю всех деталей её работы, я уверен, что она нашла дело по душе. Её пример научил меня ценить увлечения, уважать выбор других людей и сохранять внутреннюю гармонию, даже когда мир вокруг бурлит.
Вместе они подарили мне бесценные уроки. Ирина научила меня дисциплине, ответственности и силе характера, а Анна – доверии, поддержке и умению наслаждаться моментами жизни. Они показали, что личные различия не разъединяют, а обогащают, а любовь и уважение к близким людям – это основа прочного жизненного фундамента. Благодаря сестрам я понял, что важно ценить и понимать людей, кто бы они ни были, и что поддержка и любовь семьи – это бесценный дар, который помогает идти по жизни смело и честно.
Дядя Фёдор
Дядя Фёдор – двоюродный брат моего отца. Они всегда были как собака с кошкой, но при этом дружили семьями. Их характеры были полярно противоположны: мой отец был человеком правды и совести, а дядя Фёдор стремился к успеху, деньгам и славе. Их различия порой вызывали споры, но они всегда оставались частью одной большой семьи.
С дядей Фёдором связаны мои первые представления о бизнесе и успехе. Он успешный предприниматель, человек, который достиг многого собственным трудом, и я всегда с восхищением наблюдал за его энергией, смелостью и умением принимать решения. Мне часто говорили, что у меня есть эта предпринимательская жилка, как у него, и я гордился этим. В некоторых чертах характера я хотел быть похожим на него: на его настойчивость, умение вести дела и стремление к развитию.
Он стал для меня примером того, что успех приходит к тем, кто умеет сочетать смелость, терпение и умение видеть возможности там, где другие видят преграды. Дядя Фёдор показал мне, что личная сила и решимость – это ключ к тому, чтобы строить свою жизнь и достигать целей.
От корней к дверям
Все вместе, они создавали мир, полный контрастов. Всё это было не случайностью. Это был фундамент моей души.
«Почитай отца твоего и мать твою, [чтобы тебе было хорошо и] чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.» (Исход 20:12).
Эта заповедь, словно незримая нить, проходила через всю мою юность. Я тогда ещё не осознавал, что все уроки, которые я получал в семье, это лишь подготовка к встрече с самой последней дверью моей жизни.
Глава 2. За дверью моего страха
Первое прикосновение тьмы
Иногда самые страшные встречи случаются там, где ты чувствуешь себя в безопасности: в собственной комнате, в доме, где прячется детство.
Мне было пять лет. Я помню этот возраст как картинку из воды: края размыты, цвета яркие, а ощущение острое, как наждак. Комната была моя: небольшая, с окном, в котором по утрам играло солнце, с кроватью, где можно было строить крепости, и с огромным шкафом, который занимал почти всю стену. Шкаф был старый, деревянный, со смещёнными петлями и резными ручками, как у дедушкиных сундуков. Он пах нафталином, летом в нём заводились жучки, а по вечерам его доски тихо вздыхали.
В тот день родителей не было дома, они работали, сёстры ушли в школу, и я сидел, уткнувшись в экран телевизора. Дом был тих. Даже тиканье часов в коридоре казалось громче. И вдруг раздался звук: глухой, как удар по толстой доске. Я сначала не придал значения. Стакан? Полка? Прикосновение любопытства подтолкнуло меня в сторону шкафа. Он находился в моей комнате через коридор. Я тихо подкрался к комнате и заглянул туда.
Дверцы шкафа приоткрылись так медленно, будто кто – то дышал изнутри. Между створками появилась щель тьмы, не обычной тени, а плотной, вязкой, будто краски, растекающейся по светлой стене. Что – то медленно выплыло наружу. Это не было ни тенью, ни предметом. Это было что – то необъяснимо, и оно имело вес и запах: холод старого подвала, запах гнили и влажной древесины.
Я оставался на месте, выглядывая из коридора. Сердце стучало быстрее. Дыхание застряло в горле. Дети любят страх и одновременно боятся его; любопытство толкало меня вперёд, но тело подсказывало: отступай.
В доме было два замка на двери: один лёгкий, который можно было открыть изнутри и снаружи, второй, который закрывается на ключ только снаружи. Я открыл первый. Ручка повернулась, надежда дернулась во мне. Но второй замок держал дверь крепко, словно кто – то заварил её прочной сваркой.
Я бил по металлической двери, кричал, но звук не выходил из меня: голос будто прятался, где – то глубоко, как потерянная вещь. И из дверного проема появилась эта масса. Я помню только, что она медленно, как масло на горячей сковороде, поползла по полу коридора. Она была без формы, без лица, будто просто бездна.
В тот момент я думал только об одном: вырваться. Я начал громко плакать, моя рубашка прилипла к коже от пота и слёз. И тогда на миг мне показалось, что всё – это конец, но…
Дверь распахнулась, и на пороге стояла Аня, вся в школьной форме, с рюкзаком на плече. Свет улицы ворвался в коридор и разрезал тьму. Я упал к её ногам и начал рыдать так, что не мог произнести ни слова.
– «Что с тобой, Серёня?» – спросила она, прижимая меня к себе. Её голос был как якорь: обычный, спокойный, с чувствами тепла и любви.
Я хотел ответить:
– «Там», но из груди вырывались только всхлипы и отрывистые звуки. Слова, кажется, застряли в моём горле. Аня подняла меня, обняла, заглянула в шкаф и, покручивая пальцами край рюкзака, сказала:
– «Наверное, мышка лазит».
Мама с отцом вернулись после обеда и встретили нас. Аня молчала, а я дрожал. Она пыталась описать то, что я видел, но получилось скомкано:
– «что – то вылезло»,
– «я не мог открыть»,
– «Аня, помоги».
Взрослые смеялись и говорили «страшный сон», «воображение». Они искренне не понимали: дети иногда видят вещи, которые не вмещаются во взрослые слова и разум.
Вот что важно: тогда мне никто не поверил всерьёз. И это оставило след. Я научился прятать, не рассказывать, потому что рассказы не принимали. Но опыт остался внутри, и он начал работать как компас: отныне я чувствовал, когда что – то в мире выходит за рамки обычного.
Позже, взрослея, я нашёл слова для этого момента. Апостол Павел писал о том, что наша борьба не против людей, а против властей тьмы (Еф. 6:12). Тогда я не понимал таких слов. Просто знаю: страх не всегда ложен. И иногда лучше слушать то, что тянет за рукав и не сводить это к «детской фантазии».
Скованная ночь
Тот вечер не закончился простым забыванием ситуации. Когда я улёгся в кровать, темнота в комнате была плотной, как густой туман. Она обволакивала всё вокруг, и каждый шорох превращался в шёпот чего – то чужого. Шкаф, стоявший у стены, казался живым, и я слышал в нём слабое, ритмичное дыхание, и не мог понять, то ли это моё сердце, то ли сама комната дышит вместе со мной.
Я пытался спрятать голову под подушку, надеясь, что, если я не буду смотреть, его не будет. Но подушка лишь приглушала звуки, а не убирала ощущение присутствия. Стук шел не от тела и не от вещей, он исходил из самой комнаты, как будто пространство дышало и вибрировало, испытывая меня. Сердце билось учащённо, а тело дрожало от странного предчувствия: это было что – то большее, чем страх, что – то, что нельзя было просто отогнать.
Сон не приходил. Каждый раз, когда я закрывал глаза, перед внутренним взором появлялся силуэт. Тёмная, бесформенная тень, без лица, которая медленно скользила по комнате, оставляя холодный шлейф в воздухе. Я шептал себе:
– «Это просто воображение. Это всё игра ума».
Но голос внутри, более тихий и настойчивый, говорил:
– «Что, если оно вернётся? Что, если это предупреждение?»
Я ворочался, мысли блуждали между страхом и любопытством. Но тут подошла Аня, тихо садясь на край кровати, положила руку мне на плечо. Её голос был мягким, успокаивающим:
– «Забудь, это ничто. Ничего нет».
Я кивнул, но знал, что это не так. Сила присутствия, холодная и живая, оставалась рядом. Я слушал, как сердце бьётся, как воздух колышется вокруг, и думал:
– «Это не просто страх. Это знак. Что – то ждёт меня. Что – то, что идёт со мной по жизни».
Сны не приносили покоя. Там я снова видел силуэт, скользящий по комнате, иногда исчезающий в темноте, иногда остающийся в углу, словно наблюдая. Я пытался разговаривать с ним, вызывать его, спрашивать:
– «Кто ты? Чего хочешь?» – но ответ приходил только в виде шороха, дыхания, легкого движения тени.
Каждое утро я просыпался в холодном поту, с ощущением, что ночь не закончилась, что кто – то или что – то продолжает следить.
Внутри себя я вёл диалог:
– «Серёжа, это игра твоего воображения. Это просто страх. Но если это знак, если это предупреждение, что ты готов делать?»
И страх, и тревога перемешивались с любопытством и ощущением долга: я должен был понять, научиться видеть дальше, слышать больше, быть внимательнее к мелочам. Я чувствовал, что это не просто детский страх, а первые намёки судьбы, знаки, которые ведут к чему – то большему.
Когда день начинался, свет вытеснял тьму, но память о ночи оставалась. Даже самые обыденные вещи: скрип двери, шорох в коридоре, казались продолжением той ночи. Я понимал, что моё восприятие мира изменилось: мир стал живым, наполненным знаками, сигналами, намёками. Я впервые ощутил, что всё, что происходит, имеет значение, даже если кажется случайным.
Я думал: может, этот страх, не наказание, а урок. Может, через него мне предстоит научиться различать истину, различать знаки судьбы, принимать и видеть, что скрыто за обычной реальностью.
Эта ночь была не концом, а началом. Началом того, что будет следовать за мной всю жизнь: мистические намёки, предчувствия, знаки, которые я научился видеть и понимать. И даже если я тогда не мог объяснить происходящее, я чувствовал: это мой путь, и я должен пройти его, не отвернувшись от тени.
Шепоты, которые учат
Сегодня я понимаю: этот эпизод стал первым камнем в фундаменте моего пути. Не потому, что шкаф был воротами в ад, а потому, что я впервые столкнулся с реальностью, которую нельзя уместить в рациональные объяснения. И это дало начало двум навыкам, которые не раз спасали меня: умение слушать внутренний сигнал тревоги и способность не игнорировать знаки.
Эта история не мистификация. Это матрица, по которой потом складывались все остальные события: смерти, пророчества, сектантские призывы, дома, в которых я встречал паранормальные явления, и знаков, которые приходили перед важными поворотами в жизни.
«Ибо наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». – Ефесянам 6:12
Я буду возвращаться к этому шкафу ещё не раз. Но теперь, когда ты знаешь об этом, постарайся внимать: первые вещи, которые кажутся неважными, иногда самые важные. Они стучат, и, если услышать можно выбрать другую дверь.
Глава 3. Двери, что ведут в мир
Игра по правилам без правил
В деревне лето пахнет травой, речкой и солнцем, именно так я помню своё детство. Кажется, что мир создан только для игр. В пять лет я уже знал: жизнь – это соревнование, и каждая улица – это арена. Мы бегали к речке, гоняли мяч, учились нырять и тайно мечтали о геройских подвигах, делали копья из тростей сухого камыша, воображая, что боремся за честь, за славу, за что – то большее, чем просто детские забавы.
Однажды друг принес лук со стрелами, почти как настоящий, ему привёз отец из Москвы. Мы смотрели на него с восхищением. Он казался волшебным, как будто с ним можно было управлять миром. Но не у всех родителей были деньги на игрушки такого рода. Но мы дети, которые росли в большой деревне, тут почти в каждом дворе рос клён и вяз, и мы решили делать луки сами. Отец выдал мне топор и верёвку, которой обматывают тюки с сеном. Он показал:
– «Смотри, сынок, ветка должна быть гибкой, без сучков, осторожно сделать разрезы по концам палки, чтобы не пошла по швам, натяни верёвку, закрепи узлы и получишь оружие настоящего воина».
Я запомнил каждый шаг: выбирал ветку около метра длиной, делал надрезы в палке, натягивал верёвку. Стрела была сделана из сухого тростя камыша, летела не так далеко, как хотелось, но для нас это был волшебный инструмент, символ силы, гордости и возможности защитить себя в бою.
– «Береги его, как себя», – сказал отец, подмигнув.
– «Это не игрушка».
Мы бегали с ним по лугам и в первый раз почувствовал себя воином: мир был большим, и в нём место для подвигов.
– «Смотри, смотри!» – кричал я,
– «я попал!».
Отец смотрел и улыбался. Он говорил:
– «Молодец! Я горжусь тобой, сынок».
Мы стреляли по мишеням, по деревьям, иногда по земле, каждый раз проверяя: хватит ли силы натянуть верёвку, попасть в цель. Первое чувство победы, когда стрела попадала в цель, я запомнил навсегда. Я впервые ощутил: создать что – то своими руками, значит обладать силой.
Но улица была не только полем для игры. Она была ареною, где сталкивались эго, слабости и честолюбие. Появлялись конфликты: кто первый выстрелил, чей мяч, кто займёт место на речке, кто сильнее. Я помню, как меня задирали, и чувство унижения жгло меня изнутри. Я пытался постоять за себя, но не всегда получалось. В один момент я сказал себе:
– «Больше терпеть нельзя. Сегодня я сам решаю, что со мной делать».
Я дал отпор, и впервые почувствовал силу. С этого момента меня начали уважать хотя – бы на своей улице, и я понял, что жизнь часто идёт по правилам без правил, и, если хочешь выжить, нужно уметь постоять за себя.
Невидимые лестницы
Параллельно я искал себя в спорте. Футбол и волейбол были азартными играми, где я чувствовал, что могу быть значимым. Но судьба подбрасывала испытания. На тренировках по волейболу меня часто задирал один сорванец, и однажды моя попытка «отомстить» обернулась против меня: я захотел подставить его, и переложил телефон с одного кармана в его, в надеждах, что его обвинят и выгонят из секции, но тренер узнав об этом выгнал меня. Футбол казался моим путём к признанию, но травмы, несправедливость и конфликты обрушивали всё, что я любил.
Каждое поражение казалось концом, но закалило меня. Я понял, что жизнь несправедлива, что правила есть, но они скрыты. И именно здесь, среди улицы и спорта, проявлялась мистическая сила рода. Маленькие успехи, странные совпадения, предчувствия, всё казалось связанным, как будто кто – то наблюдает и ведет меня через хаос, чтобы я понял: есть что – то большее, чем сегодняшняя обида или поражение.
Я часто разговаривал с собой:
– «Почему так сложно быть сильным? Почему одни смеются, а другие плачут? Что я должен сделать, чтобы меня уважали?»
И каждый выстрел стрелы, каждый забитый мяч, каждый шаг вперёд на тренировке был ответом. Сила – не только в теле, но и в уме, в сердце.
Вспоминая своего дедушку Кондратия, я вижу пример непоколебимого духа. Его болезнь, как он её переносил, его изобретательность, всё это было уроком. Он научил меня: жизнь дается один раз, и каждый выбирает, как её прожить. Его изобретательность, умение создавать из ничего, стойкость, всё это стало моим внутренним ориентиром.
Взрослый я понимаю: улица, футбол и волейбол были моими первыми испытаниями. Всё это, закладывало характер, силу воли, понимание справедливости и несправедливости.
Каждый момент улицы, каждая стрела, каждый удар мяча – это часть пути. И даже в хаосе детских игр закладываются правила, которые помогут выжить в мире взрослых. В этом мире есть свои невидимые лестницы: мы не видим их сразу, но каждый шаг, каждое падение и каждая победа поднимают нас выше. Эти лестницы учат терпению, смелости и внимательности, на них нет перил, и ошибочный шаг может быть болезненным, но именно через такие уроки мы растём и учимся подниматься дальше, шаг за шагом, к следующей двери нашей жизни.
«Господь – крепость моя и щит мой; на Него уповало сердце моё, и Он помог мне, и возрадовалось сердце моё; и я прославлю Его песнью моею» (Псалом 27:7).
Дверь ложной свободы
Август выдался тёплым, ленивым, но внутри меня бурлило чувство, будто я стою на пороге чего – то великого. Позади одиннадцать классов, родительский дом, привычные улицы моего района. Впереди, университет, новый город, общага, взрослая жизнь, о которой я столько мечтал.
Мы поехали втроём: мама, Ирина и я. Мама переживала, как будто сама снова поступала, то и дело поправляла мне рубашку, спрашивала:
– «Сынок, документы все взял? Паспорт? Аттестат?»
Сестра улыбалась и шутила, что теперь – то я стану самостоятельным, только вот хватит ли меня на больше, чем на неделю без маминой еды.
Так я оказался в Новочеркасске, Ростовской области, в городе с историей, который с первого взгляда удивил меня своей особенной атмосферой. Здесь всё дышало прошлым: старые купеческие дома, мощёные улицы, величие соборов. Центральная площадь с Вознесенским кафедральным собором поразила меня сразу: огромный, сияющий золотыми куполами храм возвышался над городом, будто напоминание о том, что есть вещи выше человеческой суеты.
Я долго гулял по улицам. На проспекте Ермака открывался простор, будто город специально оставил широкие дороги для казацких конных шествий. В парках пахло липой и свежескошенной травой, на скамейках сидели бабушки, обсуждая всё подряд, как будто знали все новости мира. Я заходил в маленькие магазинчики, слушал говор местных: тёплый, с южным акцентом. Всё это было новым и манящим.
– «Вот она, взрослая жизнь», – думал я.
Я мог пойти куда угодно, сесть на трамвай и уехать в любой район, гулять допоздна, заходить в кафе, кино. Никто не спрашивал, где я, никто не контролировал.
В университете всё шло как в тумане: комиссии, столы с папками, печати, очереди студентов и родителей. Шум голосов сливался в общий гул, и я ловил себя на мысли:
– «Неужели это и есть начало моей новой жизни? Вот так просто: подписи, бумажки, и всё, ты студент. Наконец – то, свобода!».
Когда дело дошло до распределения в общежитие, мы поехали туда с мамой и Ириной. Здание было старое, с облупленной штукатуркой, окна в ржавых решётках, длинные тёмные коридоры. На первом этаже пахло столовкой и чем – то влажным, как будто стены помнили сотни тысяч студентов, которые тут жили до меня.
В тот день коменданта не оказалось на месте. Мы передали документы, и мне сказали прийти позже за ключами. Я тогда даже не представлял, как сильно эта фигура повлияет на мою жизнь.
До начала учёбы оставалось пару недель. Я решил приехать пораньше, чтобы заселиться, привыкнуть к городу, походить по улицам, почувствовать атмосферу. Мне было всего семнадцать, и казалось, что я наконец вырвался из – под родительского крыла.
Первое утро в общаге. Коридоры пустые, в комнатах почти никого. Я вышел на крыльцо с сигаретой. Курить внутри запрещали, но я не видел проблемы выйти на улицу: утро тихое, двор ещё спит, и я наслаждаюсь моментом.
И тут появился он. Мужчина лет пятидесяти, неопрятный, в руках: лопата и тяпка. На нём висела старая куртка, на лице щетина. Я подумал, что это дворник или бомж, случайно забрёвший сюда.
Он посмотрел на меня и без лишних слов протянул лопату:
– «Видишь клумбу? Вскопай её, землю окучь».
Я растерялся. Сигарета дымилась в руке, а он говорил так, будто я его подчинённый. Его голос был грубый, приказной.
– «Мужик, иди отсюда», – ответил я в таком же тоне.
– «Ты кто вообще такой?»
Он прищурился, приблизился, и я почувствовал запах перегара.
– «Я сказал, бери лопату», – повторил он, и в голосе прозвучала угроза.
Во мне вспыхнуло. Я только – только обрел свободу, а тут какой – то оборванец указывает мне, что делать? Я выдохнул дым ему почти в лицо.
– «Слушай, отвали. Не до тебя».
Мы начали ругаться, перешли на крики. Он толкнул меня плечом, я толкнул его в ответ. Всё могло закончиться дракой, но в последний момент он злобно выругался, махнул рукой и ушёл.
Я ещё долго стоял на крыльце, чувствуя, как кровь стучит в висках. Тогда я подумал:
– «Вот странный тип. Бомж, что ли? При чём тут вообще я?»
Позже я узнал: это был комендант общежития. Человек, который должен был отвечать за наш порядок, комнаты, бытовые дела. С того дня он меня невзлюбил. Его взгляд, полный злобы и презрения, я запомнил надолго. И как оказалось, не зря.
С годами я понял: это был урок. Тогда, в семнадцать, во мне кипела гордость. Я хотел доказать всем, что взрослый, что никто не имеет права командовать мной. Я не знал слова «смирение».
Сегодня, вспоминая тот день, я понимаю: иногда Бог ставит перед нами людей, чтобы испытать наше сердце. Я мог бы просто улыбнуться, сказать:
– «Нет, спасибо», и уйти. Ну или взять и помочь этому человеку. Но я выбрал конфликт. И этим сам открыл дверь в целую череду испытаний.
«Но тем большую дает благодать; посему и сказано: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать.» (Иак. 4:6).
Первая запертая дверь
В первые дни я жил словно в другом мире. Новочеркасск открывался с неожиданных сторон: днём я гулял по проспекту Ермака, заходил в рыболовные лавки и маленькие кафе, а вечером сидел на скамейке у собора и смотрел, как закат ложится на золотые купола. Всё это казалось слишком красивым, чтобы быть моей реальностью.
– «Вот оно, настоящее», – думал я, вдыхая запах жареных семечек, которые продавали бабушки на аллее проспекта Баклановского.
– «Я сам решаю, где мне быть, что делать. Родители далеко, никто не контролирует. С этого момента начинается мой путь».
Но общага быстро вернула меня в суровую правду. Комендант словно взял меня на особый контроль. Сначала я не обращал внимания: его взгляды, мелкие придирки, бурчание под нос. Но постепенно понял: он затаил обиду за тот самый утренний конфликт с лопатой.
Он ходил по коридорам, как надсмотрщик, и всякий раз, когда мы сталкивались, его лицо мрачнело.
– «А, куришь? Запрещено», – говорил он сухо, будто ловил меня на преступлении.
– «Да ладно, я ж не в комнате, а на улице» – отвечал я.
– «Много умных развелось, узнаю, что куришь в помещении, выселю», – бурчал он и уходил, но глаза его говорили:
– «Я тебе ещё покажу».
Я не воспринимал это серьёзно. В семнадцать кажется, что всё можно обойти, что правила придуманы для других.
После переезда в общагу и первых попыток освоить самостоятельность я столкнулся с суровой реальностью: денег постоянно не хватало. Университет давал свободу, но свобода без средств – это испытание. И тогда мы со знакомым из общежития решили попробовать то, что казалось почти невозможным для нас в 17 и 20 лет: открыть свой маленький бизнес.
Это был цветочный магазин. Для меня это было не просто дело – это был шанс доказать себе, что взрослый мир подчиняется тем же правилам, что и детская игра: стратегия, смекалка, смелость и упорство.
Мы арендовали небольшое помещение, взяли кредит, купили первый товар, сделали вывеску и начали продавать. Я помню запах свежих цветов, который сразу заполнял магазин. Красные розы, белые лилии, тюльпаны: всё это стало символом нашего труда и надежды.
Первые дни были сложными: никто нас не знал, люди проходили мимо, и приходилось идти на всё, чтобы привлечь внимание. Мы сами раскладывали букеты, сами отвечали на вопросы покупателей, сами придумывали акции. Но постепенно наш магазин начал оживать. Прибыль росла, а вместе с ней росло и чувство уверенности: мы сделали это сами.
Я понял, что бизнес – это тоже игра, только правила тут чуть сложнее. Каждое решение, каждое действие имело последствия. Мы учились на ошибках, исправляли их и радовались каждому маленькому успеху. Этот магазин стал для меня первой дверью, через которую я прошёл самостоятельно, ощутив вкус ответственности и настоящей свободы.
Но жизнь редко идёт по плану. Спустя полгода, когда бизнес начал приносить стабильный и высокий доход, случилось неожиданное: магазин у нас отобрали. Без предупреждения. Мы остались ни с чем. Это был болезненный урок, мир взрослых не прощает наивности.
Я много раз думал о том, что произошло. Это был удар, но одновременно опыт. Я понял, что успех – это не только умение зарабатывать, но и умение держаться, когда тебя обманывают или подставляют.
Этот первый бизнес стал для меня больше, чем деньгами. Он научил меня планированию, терпению, настойчивости и способности подниматься после падений. И главное: я впервые почувствовал вкус взрослой свободы и ответственности.
Каждый шаг, каждая ошибка, каждая маленькая победа – это лестница, ведущая вверх. Иногда эта лестница ведёт через боль и разочарование, но без неё невозможно пройти дальше. Я тогда впервые понял: за каждой дверью взрослой жизни скрыты испытания, и только пройдя их, ты получаешь право открыть следующую.
После того как цветочный магазин захлопнулся, я оказался наедине с ощущением пустоты и неудачи. Казалось, весь мир говорит:
– «Стоп. На этом пути тебе больше нет места».
Но я не собирался останавливаться.
Я вспоминал, как раньше, будучи школьником, придумывал маленькие дела, чтобы заработать карманные деньги. Сейчас я был старше, у меня появилась свобода, но мне всё ещё не хватало ресурсов. Тогда в голову пришла идея: микронаушники. Студенты любили технологии, но денег на дорогие гаджеты у большинства не было и не было смысла покупать то, что потом не будет нужным.
– «Если смогу дать им возможность попробовать и использовать их на сессии, то возможно, это принесёт доход», – думал я.
У меня остались деньги от прибыли цветочного магазина, и я закупил первую партию наушников через интернет. Первые клиенты были мои соседи по комнате, друзья из общежития. Они были заинтересованы, а я был в восторге: деньги шли обратно на новые закупки, и казалось, что маленькая дверь возможностей начала приоткрываться шире.
Я не остановился на наушниках. Через пару недель я расширил ассортимент: флешки, USB – колонки, недорогие гарнитуры, всё, что мог быстро закупить и перепродать среди студентов. Я стал наблюдать за людьми, прислушиваться к их нуждам, придумывать акции и условия аренды. Иногда приходилось спорить с соседями, кто забирает наушники первым, иногда терял деньги из – за бракованных товаров, но каждый такой момент был уроком.
Бизнес рос медленно, но я чувствовал азарт. Я учился договариваться, продавать, предугадывать желания людей. Каждый новый день был как лестница, по которой я пытался подняться выше.
Но, как это часто бывает, маленькая дверь возможностей оказалась не той, что ведёт к настоящему успеху. Несмотря на все усилия, клиентская база была слишком маленькой, конкуренты появлялись быстрее, чем я успевал закупать новые товары, а деньги уходили на повторные закупки и мелкие потери.
Через пару месяцев стало ясно: эта дверь была закрыта для меня на тот момент. Микронаушники, флешки и колонки: всё это было лишь временным опытом, который научил меня терпению, изобретательности и умению действовать в условиях ограниченных ресурсов. Я понял: не все двери открываются сразу, и иногда нужно отступить, чтобы найти другую.
И именно этот период стал важным этапом моего взросления. Он показал, что поражение не конец, а урок, и что каждая попытка, даже неудачная, оставляет след и открывает новые перспективы.
«Делая добро, да не унываем, ибо в свое время пожнем, если не ослабеем.» (Галатам 6:9)
Дверь иллюзий
После нескольких неудач с бизнесом и первых самостоятельных шагов в жизни я оказался в новом мире – мире людей, которые обещают простые ответы на сложные вопросы. Это было время поиска: финансового, личного и духовного.
Я устроился на работу в антикафе. Антикафе было необычным местом, там платили не за еду или напитки, а за время, проведённое внутри. Туда приходили гости, где могли поработать, встретиться с друзьями, поиграть в настольные игры, почитать или просто отдохнуть, а платили поминутно или почасово. Именно тут я проводил для них занимательную настольную игру «Мафия».
Антикафе встретило меня уютом и запахом свежего кофе. Пыльные лампы, книги на полках, мягкие диваны: всё это делало место странно домашним несмотря на то, что я впервые сюда попал. Я, с колодой карт в руках, стоял перед группой студентов, готовых погрузиться в игру «Мафия».
– «Добрый вечер», – начал я, стараясь придать голосу театральный тон,
– «Сегодня вы попадёте в мир интриг, лжи и… моих правил. Пожалуйста, не нарушайте их. Нарушишь, будешь убит мною, даже если тебя не выбрала мафия».
Ребята хмыкнули, кто – то закатил глаза.
– «Так», – продолжаю, раздавая карты,
– «ты мафия. Помни: улыбайся так, будто тебя не трогает мир. Если случайно кого – то убьёшь взглядом, виноват будешь сам». – сказал я игроку с именем Виталик.
Виталик, не моргнув, ответил с улыбкой.
– «Хм, профессионал», – усмехнулся я.
Я распределял роли с лёгкой насмешкой, следя, чтобы все участники включились в игру.
– «Арина», – обращаюсь к девушке,
– «Ты мафия или мирная, выглядишь подозрительно…»
Арина засмеялась:
– «Не выдавай меня!»
– «Я ведущий», – говорю я серьёзно,
– «а не шпион. Так что расслабься».
Игра началась. Каждый вечер, каждая ночь: мои слова сопровождали их:
–«Ночь настала. Все закрыли глаза. Мафия, выберите жертву. Мирные, спите спокойно… Ну или почти спокойно».
Когда «ночь» заканчивалась, я громко объявлял:
– «Просыпаемся! Но кто – то этой ночью уснул и не проснётся никогда»
Не забудьте отдать последний взгляд своим подозреваемым!
Диалоги между игроками превращались в мини – комедию:
– «Это точно Виталик!» – обвиняла Арина.
– «Нет, это Игорь!» – парировал другой.
– «А может, мафия ведущий?» – шептал кто – то в углу, и все хохотали.
Я подшучивал над ними, внося драму:
– «Виталик, твоя улыбка слишком подозрительная! Если ты не мафия – поздравляю, ты – актёр года».
– «А если я мирный?» – спросил Виталик, не прерывая гротескной улыбки.
– «Тогда ты очень подозрительный мирный!» – ответил я с серьёзным видом, и комната взорвалась смехом.
Каждое голосование сопровождалось моими комментариями:
– «Так, Анна, кого вы подозреваете?»
– «Ну… думаю, это Виталик».
– «Отлично, я записал твоё мнение в секретный дневник мафии.»
– «Игорь, на кого вы думаете в этот раз?»
– «Я считаю, что… Елена – мафия!»
Игра длилась почти два часа. Я чувствовал себя дирижёром маленького театра: каждый жест, каждое слово создавали напряжение, интригу и юмор. Студенты полностью погружались в роли, спорили, смеялись, строили стратегии. А я наблюдал за всем этим и наслаждался тем, что могу держать всех в напряжении, управлять настроением и делать игру живой.
В конце вечера, когда мафия была разоблачена, а все остались целы, я закончил словами:
– «Поздравляю всех! Сегодня вы выжили, но не все, вы смеялись и лгали друг другу. Но помните: в жизни мафия убивает по – настоящему.»
Студенты аплодировали, шутливо обижались, кто проиграл, а кто выиграл. Я убирал карты, улыбаясь: именно такие вечера учили меня наблюдать за людьми, читать эмоции и управлять динамикой, а это пригодится позже во взрослой жизни.
Моя работа ведущим по настольной игре «Мафия» позже открыла неожиданные возможности. Одна знакомая пригласила меня на игру в роли игрока, в небольшом помещении неподалёку от общаги. Я не знал, что это за место, но интерес и лёгкая наивность заставили меня пойти.
Помещение выглядело непривычно: актовый зал с пара комнат, обычная мебель, столы и стулья. На стенах висели картины с абстрактными символами, а запах свежезаваренного кофе смешивался с лёгким ароматом ладана. На первый взгляд, обычная квартира или клуб, но атмосфера была особенной: тихая, сосредоточенная, как будто каждый уголок был наполнен вниманием к внутреннему миру человека.
Я впервые увидел пастыря. Он не соответствовал привычному образу священника: треники, футболка поло, простая обувь. Но его взгляд был глубоким, спокойным, а голос мягким, уверенным. Он подошёл ко мне после игры и сказал:
– «Приходи завтра на чаепитие, пообщаемся».
Его слова не звучали как приглашение к обязанностям, скорее, как открытая дверь. Он рассказал, что мы из одного города, и это сразу создало ощущение родства. Простота пастыря располагала, и я впервые ощутил, что духовное не обязательно должно быть официальным или громоздким.
В следующие 4 недели я начал посещать их службы. Они проходили каждое воскресенье в этом же актовом зале. В отличие от привычной церкви с иконами, свечами и запахом ладана, здесь были обычные стулья, столы, микрофон и экран, на котором показывали тексты молитв.