Читать онлайн Снежная ловушка мистера Куина

Benedict Brown

MURDER AT EVERHAM HALL

Copyright © Benedict Brown, 2023

© Осминина А., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

БЕНЕДИКТ БРАУН – англичанин валлийско-ирландского происхождения. Он родом из Южного Лондона, но сейчас живет в Бургосе, прекрасном средневековом городе на севере Испании, со своей женой и двумя детьми. Писательство всегда было главной страстью Бенедикта. Свою первую книгу он начал писать еще в подростковом возрасте, а затем продолжил изучение литературы в университете, получив степень магистра по писательскому мастерству.

БЕНЕДИКТ БРАУН вырос в семье, помешанной на детективах, и за все эти годы он предпринял несколько неуклюжих попыток написать роман, прежде чем ему пришла в голову идея его первого детектива.

Великолепная детективная история в праздничной атмосфере Англии 1920-х годов с предчувствием надвигающейся бури, приправленная искрометным юмором и оригинальным повествованием автора. Живые герои, с которыми не захочется расставаться. Вы определенно влюбитесь в Мариуса Куина.

HOOKED ON BOOKS, книжный сервис

Настоящий подарок для любителей классических английских детективов с атмосферой зимнего уюта. Книга цепляет легким стилем повествования и ненавязчивым юмором. Любопытно было наблюдать, как человек, привыкший придумывать детективные истории на бумаге, впервые сталкивается с настоящим расследованием. Это отличный выбор для зимнего вечера, если хотите пощекотать нервы, не перегружая себя сложными сюжетными поворотами.

ГАРИК САРГСЯН, бренд-менеджер

Когда читаешь такие истории, непременно хочется укутаться в теплый плед, взяв чашечку горячего шоколада, и погрузиться в расследования. Бенедикт Браун отдает дань золотому веку классических английских детективов и с настоящим мастерством воссоздает атмосферу, знакомую читателям по книгам Джона Диксона Карра, Джозефины Тэй, Пелама Вудхауса и, конечно, Агаты Кристи.

АЛИНА ЛЕСНЯК, редактор

Это классический герметичный детектив с юмором в духе Вудхауса: засыпанный снегом особняк в английской глубинке, собравшиеся гости, новогодний салют – и неожиданное убийство. Герои получились особенно милыми и живыми, где-то недотепистыми, где-то забавными – думаю, если бы Берти Вустер расследовал убийство, то именно так.

АНАСТАСИЯ ОСМИНИНА, переводчик книги

Моей жене Марион

и нашим необыкновенным детям,

Амели и Озиану. Ради вас я готов

на любую тяжелую работу

От автора

Дорогие читатели, добро пожаловать в мою новую серию детективов в эпохе 1920-х годов! Надеюсь, именно такие книги вам и нравятся.

В книге будут представлены список персонажей и глава о неожиданных исторических фактах, которые я узнал, пока работал над «Снежной ловушкой мистера Куина».

А теперь – за расследование!

Список персонажей

Мариус Куин – солдат Первой мировой войны с разбитым сердцем, ставший писателем детективных романов, переживает творческий кризис.

Бертранд Прайс-Льюис – издатель и друг Мариуса.

Леди Изабелла Монтегю – подруга детства Мариуса, дочь герцога Хёртвуда.

Гилберт Бэйнс – парень Беллы, весьма непривлекательный банкир.

Сесил Синклер – друг Беллы и клиент Гилберта, распущенная кинозвезда, который и устраивает вечеринку в канун Нового года.

Просто Поппи – девушка Сесила и начинающая актриса.

Антон Кавендиш – известный кинорежиссер, снявший несколько фильмов с Сесилом.

Альма Кавендиш – жена Антона и ведущая актриса во многих его фильмах.

Росс Синклер – стареющий отец Сесила, бывший моряк.

Эдит Хэвлок – слишком юная невеста Росса, в прошлом секретарша.

Карл Уилсон – не ведущий гитарист группы The Beach Boys, а младший клерк в банке Гилберта. Застенчивый, нервный, большой фанат кино и книг.

Перкинс – дворецкий в Эверхэм-Холле.

Филипп и Мэтью – лакеи в Эверхэм-Холле (а также это имена двух моих кузенов).

Дядя Стэн и тетя Элль (на самом деле ее имя Эльфрид, но я все время забывал, как оно пишется) и мама Мариуса – думаю, эти имена говорят сами за себя.

Глава 1

Лондон, декабрь 1927 года

Я бы сказал, что сегодня просто такой день, когда все валится из рук, но в этом году это почему-то происходит ежедневно.

Пришлось выбраться из своего убежища в Сент-Джеймсе[1] – меня вызвали в штаб-квартиру издательства «Прайс-Льюис энд Астер». Стоя там, я воображал всевозможные наказания за свои прегрешения, и кабинет моего издателя казался огромным и угнетающим. Слоняясь перед его столом, точно мальчишка перед директором школы, я ждал своего шанса объясниться.

Бертранд Прайс-Льюис неторопливо писал что-то в блокноте – не сомневаюсь, только чтобы помучить меня. Решив, что достаточно промариновал своего гостя, он поднял голову и с полуулыбкой кивнул, приглашая начать.

Я откашлялся и сделал то, что могло бы мне помочь свести концы с концами.

– Вообрази такую сцену: ветер треплет ветви деревьев, ухает сова, но больше ни звука не раздается в этом пустынном месте. Не слышно ни шума моторов, ни детского смеха. Фигура в плаще бежит к старинному особняку, вокруг ни души, один лишь ветер – и птичий крик.

– Великолепно! Так место действия – развалины загородного поместья? – перебил меня он.

– Верно. – Я переминался с ноги на ногу. – Но ты мог бы не сбивать меня с настроя?

– Конечно, прошу прощения. Продолжай.

Я снова вернулся к рассказу:

– Человек останавливается, окидывает взглядом окрестности, а затем идет через сады. В воздухе чувствуется мороз, светит полная луна. Серебристый свет отражается от укрывшего землю снега…

– А, так там снег! Мне очень нравятся зимние детективы. – Берти радостно потирал руки. – Книга будет хорошо продаваться, хотя, возможно, тебе стоило бы упомянуть снег с самого…

– Можно я продолжу? – перебил его уже я. – Вообще-то я пытаюсь воссоздать атмосферу.

– Ты прав, совершенно прав. Продолжай. – Он сел ровнее в кресле, как будто показывая, что полностью уступает мне сцену.

– Снег лежит плотным ковром. Отблеск лунного света появляется на зазубренном и плотоядном лезвии ножа, который держит в руке человек в плаще. – Я только закончил фразу и практически услышал, как Берти подумал: «Хм, на мой вкус, слишком много прилагательных!» – Лишь мгновение мы видим лицо мужчины, но не можем разглядеть. Он снова останавливается, возможно прислушиваясь к едва различимым звукам, которые унес с собой ветер, а затем резко поворачивается и идет через внутренний двор ко входу в дом.

Я уже чувствовал себя увереннее, разворачивая перед ним картину своей истории, и даже на миг смог представить, как сам стою морозной ночью у того обветшавшего особняка.

– Он идет быстрее, поднимая снежную пыль, а мы, как читатели, идем за ним и видим его глазами: он ищет свою жертву. Дойдя до крытого крыльца, он тянет дверь на себя, но обнаруживает, что она заперта, и ему приходится обойти здание с другой стороны в поисках входа. Во второй раз ему везет: он дергает за ручку, и скрип петель практически оглушает его. Даже пугает – да, он боится за свою жизнь. И тогда мы задаемся вопросом: а кто же этот человек? Он убийца? Сумасшедший или упрямый мститель?

Мой кудрявый издатель одобрительно хлопал в ладоши и молчал.

– В доме наш загадочный незваный гость идет через лабиринт коридоров. Собственные шаги звучат очень громко, и он боится, что его выдаст какая-нибудь скрипнувшая половица. И тут читатель понимает: это, должно быть, вор, который ищет что-то ценное в заброшенном доме. Он заходит в гостиную, проходит к богато украшенному шкафу. Отложив нож, чтобы освободить руки, он открывает замок маленьким серебряным ключиком, который носит на цепочке на шее, и тут на его затылок опускается молоток. Кровь заливает все вокруг, точно лава, и перед тем, как глаза нашего героя закрываются навсегда, он видит улыбку на лице своего убийцы.

Несколько секунд я молчал, проверяя, как отреагирует мой пухлощекий собеседник.

Но он ничего не сказал. Просто выжидательно смотрел на меня.

– Название – «Проблеск кровавой луны», – сообщил я спустя еще несколько секунд.

– И? – наконец ответил он.

На такую реакцию я не рассчитывал.

– В каком смысле «И?»?

Широкие кустистые брови озадаченно соединились в одну.

– И что дальше? Начало отличное, но всего пара сцен – это мало. – Он сложил руки на столе.

Я рассмеялся, как будто он сморозил какую-то глупость.

– Берти, старичок! Это не просто начало. В одной этой сцене у тебя целая книга! Ты разве не видишь?

У него задергался правый глаз, и я понял, что он видит меня насквозь.

– Нет, Мариус. Боюсь, что нет. – Отодвинувшись от стола, он поднялся. Бертранда Прайса-Льюиса и так великаном не назовешь, так что это действие добавило ему всего сантиметров тридцать. – Как ты будешь удерживать внимание читателя на протяжении двухсот пятидесяти страниц? В чем завязка? После вступления мне лишь хочется узнать больше.

Я откинул темные волосы со лба.

– Этого мы все хотим, разве нет? Нам нужно, чтобы читатель открыл книгу и не закрывал, пока не дочитает последнюю страницу.

– Совершенно верно, но было бы гораздо лучше, если бы первая глава не оказалась также и последней. – Он обошел стол и встал передо мной. Бертранд был невысоким крепким мужчиной шестидесяти пяти лет. Уверен, дойди дело до драки, я бы задал ему хорошую трепку, но это не меняло того факта, что он пугал меня до чертиков. – Прежде чем мы продолжим, я бы хотел узнать основную идею и всю историю целиком.

– Всему свое время, Берти. Всему свое…

– Мариус, ты хотя бы сам представляешь, что произойдет после этой первой сцены?

В небольшом шкафчике в углу его хорошо обставленного кабинета стояли напитки. Пить мне не хотелось. Было всего одиннадцать утра, как правило, один я алкоголь не пью и тем не менее налил себе порцию бренди.

– Конечно, я знаю, что произойдет дальше. Я же сказал тебе название…

– Да, я услышал. «Проблеск кровавой луны». Но что-то непохоже, что, кроме обложки, там будет что-то еще.

Я сделал глоток бренди и пил, пока в бокале не осталось ни капли. Горло горело, но так я хотя бы отсрочил неизбежное еще на пару секунд.

– Мариус! – Всю доброжелательность Берти как рукой сняло. – Ты хотя бы страницу написал?

– Твое отсутствие веры в меня поражает. Я написал целую главу!

Сложно представить, но я произнес это с гордостью – а ведь когда зашел в кабинет пять минут назад, именно этот факт больше всего хотел скрыть.

– Главу? – Одно это слово прозвучало так печально и разочарованно, что лучше бы Берти кричал. – У тебя был целый год, а ты написал всего одну главу?

Ничего хорошего из моих попыток скрыть правду не вышло, так что я постарался придумать что-то в свою защиту.

– Сказать по правде, это довольно длинная глава. И не забывай про снег. Тебе понравился снег.

Смотреть на меня он не мог, так что просто упал в обитое бордовой кожей кресло.

– Но твой аванс… Больше никому такого не платили за всю историю издательства.

– Я как раз хотел об этом поговорить. Видишь ли, я его потратил, и мне не помешало бы немного денег, чтобы продержаться несколько месяцев.

– Ты его потратил? – Берти уставился на меня абсолютно круглыми глазами и стал похож на сову. – А как же роялти за последнюю книгу?

– И их потратил. – В отличие от ощущения ужаса вначале, рассказав о своей проблеме, я странным образом почувствовал прилив сил. – Я купил квартиру в Сент-Джеймсе, и у меня не осталось ни гроша.

Бертранд молча покачал головой. Он и раньше мне удивлялся, но моя глупость его явно загипнотизировала.

– Так продай ее!

– Не могу.

– Почему же? – От напора в этих двух словах я вздрогнул.

– А как же моя мать? Не говоря уже о дяде с тетей. Они окажутся на улице.

– Ты живешь с матерью?

– Она осталась совсем одна, – поспешно пояснил я. – И когда она приехала в гости, то мельком упомянула, какие большие у меня гостевые спальни, а я не так жесток, чтобы лишать старушку своего общества.

– Тогда каким образом там оказались твои дядя с тетей? – Берти явно меня не понимал, и я уже перестал надеяться, что вообще поймет.

– Было бы грубо не пригласить их, когда мама переехала ко мне. Я старался быть хорошим племянником.

На этом моменте он обхватил голову руками, будто уже был не в силах дальше все это выносить.

– А ты не думал купить что-то подешевле? Я слышал, сейчас в Хакни[2] вполне доступное жилье.

– Ну, моя книга оказалась успешной, и, признаться, я никогда не думал, что вдруг потеряю вдохновение. – Я снова попытался перевести беседу на ту тему, которую действительно хотел обсудить. – Так что если бы ты одолжил мне какую-то сумму, чтобы я мог продержаться, пока снова не польется поток идей, это бы…

– Ни фунта больше! – Три слова прогремели как гром. Берти уже не был моим издателем ростом метр с кепкой и с идеально круглым животом. Бертранд превратился в исполинского воина. – Я уже сталкивался с такими проблемами у писателей. Единственное решение – держать вас на голодном пайке.

– Но я уже голоден, – скрипя зубами, ответил я. – И сократил даже необходимые траты.

Мой издатель внезапно оказался на пару метров ближе, точно Зевс, появившийся перед дрожащим крестьянином.

– Ни фунта, ты понял? Иди домой, достань ту дорогущую пишущую машинку, которую я тебе купил, и напиши вторую главу «Проблеска кровавой луны», а затем третью, четвертую, и так до тех пор, пока не получится что-то, что можно будет назвать романом!

Так как другие способы не сработали, я решил воззвать к сочувствию:

– Берти, мне нужна твоя помощь. Банки уже в ярости. У меня есть время до конца января, и если к тому времени я не сделаю очередной взнос за квартиру, они всё заберут.

Бертранд застыл на месте, превратившись из греческого божества в его же статую.

– Я буду давать тебе по сто фунтов за каждую главу.

Я вздохнул и опустил голову, глядя на богато вытканный ковер.

– Я днями смотрел и смотрел на пишущую машинку, и ничего. Боюсь, я забыл, как писать.

Берти прошел к двери и распахнул ее:

– Таковы мои условия. Ты знаешь, я к тебе хорошо отношусь. Но я оказал бы тебе плохую услугу, если бы просто дал пару банкнот и отправил восвояси. Это твоя яма, и ты сам должен из нее выбраться.

Он мотнул головой в сторону ресепшена, и я почувствовал себя так, будто хирург разрезал меня пополам и принялся переставлять местами органы.

– Но, Берти, – в последний раз попробовал я, – сейчас же сочельник…

– Поздравляю, Мариус. Надеюсь, Санта-Клаус принесет тебе новую главу. – Он указал на дверь, и у меня не осталось никаких сомнений.

Опустив голову, я медленно побрел прочь из кабинета. Даже непроницаемое лицо секретаря приобрело слегка сочувственное выражение при виде меня, и, когда я дошел до выхода, Берти крикнул мне вслед:

– Постой, мой мальчик. Погоди минутку.

Я повернулся, увидел улыбку на его лице, и все внутри вернулось на свои места.

– Берти, дружище!

– Как ты сказал, сейчас Рождество. – Он залез в карман сюртука, и в этот миг я любил его больше, чем за все три года нашего знакомства.

– Ты передумал!

– Что, прости? – Он озадаченно взглянул на меня, доставая из внутреннего кармана карточку. – А, нет-нет. Просто Марджери велела убедиться, что в День подарков[3] ты придешь к нам на ланч. Моя обожаемая супруга беспокоится, жив ты или нет, если не видит тебя какое-то время. Уверяю тебя, будет настоящий пир!

Берти вложил карточку мне в руку и подтолкнул меня в сторону выхода.

Глава 2

– А-а-а-а-а! – Именно этот звук вырвался у меня, когда я вышел из офиса издательства «Прайс-Льюис энд Астер» в Блумсбери[4].

– Га-а-а-а! – А вот что прозвучало, когда я попытался пнуть мусорный бак, поскользнулся на обледеневшем тротуаре и промахнулся.

– Эй! Вы что удумали? – Конечно, и полицейский тут как тут, готовый меня отчитать. – Приятель, это мусорный бак его величества. Тебе повезет, если на нем не окажется повреждений, в противном случае я отведу тебя в магистрат.

Я к тому моменту уже лежал на спине, но чувствовал себя обязанным ответить на это смехотворное заявление.

– Так королю принадлежат не только все лебеди в Великобритании[5]. Получается, он владеет и всеми мусорными баками тоже?

– Именно так, молодой человек. – Бобби в темно-синей форме был старше меня всего на несколько лет, но пышные усы придавали ему вид старика. – Это государственное имущество, а кто им владеет, если не сам король?

Я видел, что его знания о монарших полномочиях менее чем обширны, но решил не спорить.

– Отлично. В таком случае передайте королю Георгу[6] мои извинения. Я не хотел оскорбить ни его самого, ни его мусорные баки.

Услышав мой кроткий ответ, полицейский слегка смягчился:

– Признаться, у меня сегодня утром нет настроения кого-либо арестовывать. – Его лицо осветилось ликованием, и он явно хотел сообщить мне причину. – Видите ли, я только что стал отцом.

Я протянул полицейскому руку, надеясь, что он поможет мне подняться. Вместо этого он воодушевленно пожал ее и продолжил болтать:

– Мой малыш Кермит – славный парень. Если у вас еще нет детей, настоятельно рекомендую! Нет ничего лучше в жизни, чем тот момент, когда ты впервые смотришь на своего ангелочка.

Удивляясь чуду, благодаря которому появляется новая жизнь, он не спеша пошел прочь, насвистывая веселую мелодию и помахивая дубинкой. Но только я собирался подняться, как толпа бизнесменов начала перешагивать через меня. Я задумался, не лучше ли сдаться на милость судьбе и устроиться спать на тротуаре.

Удивительно, как все изменилось за такое краткое время. Я всегда считал себя уверенным человеком, способным решать проблемы. Войну я пережил, получив всего несколько ранений от шрапнели, а когда купил свою квартиру, то и вовсе думал, что все мои беды позади. Мне всего лишь нужно было написать вторую книгу, но что-то мешало – что-то, что больше не работало так, как раньше. Так что там я и лежал, совсем рядом со сточной канавой, и смотрел на звезды.

– Вы в порядке? – раздался поблизости приятный голос.

Офис моего издательства находился рядом с отелем «Рассел», и… ну, это была модная часть города, мягко говоря.

Кто бы ко мне ни обращался, она подошла ближе. Я все еще не мог обернуться, совершенно выбившись из сил, но, по крайней мере, слышал цокот каблучков по каменным плитам. Перед моим лицом показалась грациозная ручка, и я протянул в ответ свою.

– Господи, Мариус! Это ты!

Я как раз отряхивал грязь и лед с офицерского сюртука и не смотрел на нее. Странно, что я не узнал ее в тот же миг. А должен был бы – по первому слову, но прошло больше десяти лет, мы оба выросли за эти вставшие между нами годы.

Я наконец посмотрел на нее: там, прямо передо мной, стояла моя детская любовь. И тут же в середине зимы будто расцвел вишневый сад в центре Лондона. На мгновение я даже подумывал перебежать дорогу и спрятаться в безопасном парке, но потом произнес ее имя и понял, что пути назад уже нет:

– Белла.

Она была даже прекраснее, чем я помнил. Знаю, писатели должны уметь обращаться со словами, но это не значит, что я могу точно передать истинное, неуловимо-загадочное очарование человека. У нее были выразительные глаза, фарфоровая кожа, темные волосы, переливающиеся как шелк и поблескивающие в тусклом свете, и так далее и тому подобное…

Если б я продолжил, то вполне мог бы написать эпическую поэму. Так что ради всеобщего блага остановлюсь на этом. Скажу только, что когда я увидел ее, то почувствовал, словно именно ее не хватало в моей жизни. Собственно, я чувствовал то же самое, что и во время нашей последней встречи, – будто сердце в груди перестало биться.

– Боже ты мой, Мариус, – повторила Белла. – Такой сюрприз – столкнуться с тобой вот так. Я не видела тебя…

– Примерно десять лет, – перебил ее я, чтобы не дать заговорить о нашем последнем вечере вместе. А потом самым приятным своим голосом сказал: – Рад тебя видеть.

Белла ничего не ответила. Рассматривала меня, как студент изучает какую-нибудь любопытную скульптуру в Британском музее. И пока ее глаза искали в моем лице неизбежные за столько лет изменения, я думал о том, как хочу снова взять ее за руку, чтобы еще на мгновение ощутить это прикосновение.

Мы стояли так пятнадцать секунд, и каждая из них длилась часы, а потом, когда Белла наконец заговорила, она сказала вовсе не то, что я хотел услышать.

– Мариус, ты выглядишь чудовищно. У тебя все хорошо?

Я рассмеялся. Тем громким, нелепым смехом, от которого все становится только хуже.

– У меня просто неудачный де… жизнь, – ответил я вопреки своему желанию.

– Идем со мной.

И не успел я возразить, как Белла схватила меня за руку и потянула по тротуару мимо издательства. На мгновение закралась мысль, не хочет ли она отвести меня в приют Армии спасения, убедиться, что мне дали одеяло и миску горячего супа, а потом снова исчезнуть из моей жизни. Вместо этого она чуть крепче сжала мою ладонь и перевела через дорогу, в парк, который располагался в центре площади.

– Подожди здесь всего минутку. – Белла посмотрела мне в глаза, и я сделал бы все, о чем бы она ни попросила. Она бросилась через дорогу, пробираясь через уличное движение, будто простые машины и грузовики не могли ей навредить.

Я столько раз представлял нашу встречу, но никогда не думал, что сам при этом буду лежать на тротуаре, как и не предвидел обеспокоенного взгляда Беллы, когда она переводила меня через дорогу в сквер и просила пообещать, что я не сбегу. Могу лишь предположить, что она сделала бы то же самое для бродячей собаки.

Я наблюдал, как Белла подходит к своей машине «Санбим 12/16», которая была у нее с юности. Меня порадовало, что она так и не купила себе вместо него «Даймлер» или «Бентли», которые определенно предпочитала вся ее пугающе состоятельная семья. А ей всегда идеально подходил «Санбим».

Однако менее идеальным был ее шофер Кэкстон. Старый зануда всегда меня терпеть не мог, и сейчас его взгляд метнулся ко мне через дорогу, как стрела, пока мужчина слушал Беллу. Он всегда был из тех, у кого есть мнение обо всем на свете и кто благодаря своему положению доверенного слуги семьи Монтегю мог выражать его, когда вздумается. Даже с пятидесяти шагов я знал, что именно он думает обо мне.

– Приятно видеть, что кое-что не меняется, – сказал я, когда моя старинная подруга вернулась.

Белла продела свою руку в мою, и злополучное утро тут же стерлось из моей памяти.

– Ох, пойдем. Мы слишком давно не виделись.

Мы пошли по аллее, разрезающей парк наискось, и Белла болтала так, будто и не было всех этих лет.

Я мягко похлопал ее по руке:

– Иначе и не скажешь.

– Я бы спросила тебя, чем ты занимался, но и так знаю ответ, – заговорщицким тоном прошептала она.

В каждом слове я искал скрытый смысл. Если Белла знала, чем я занимался, означало ли это, что она специально следила за моей карьерой? Или просто случайно наткнулась на мою книгу в каком-то магазине?

От извиняющейся улыбки на ее щеках появились две идеальные ямочки.

– Я, наверное, купила штук двадцать экземпляров «Убийцы за кулисами».

– Это половина всех проданных копий. – Я надеялся, что прозвучит скромно, но Белла только неодобрительно поцокала языком в ответ.

– Ты слишком к себе строг. Мы оба знаем, какой ты успешный писатель.

– Дела идут неплохо, – соврал я, а потом вопреки голосу рассудка попытался похвастаться: – Теперь живу в доме на Сент-Джеймс-сквер. Номер пятнадцать. – И сразу же почувствовал себя дураком, который пытается впечатлить дочь герцога подобными мелочными заявлениями.

– Счастливчик, – неожиданно меланхолично заметила Белла. – Я бы хотела больше времени проводить в городе. Хёртвуд-Хаус – очаровательный старинный замок, но я никогда не думала, что в двадцать восемь лет все еще буду жить там.

Если Белла жила в родительском доме, это означало, что она так и не вышла замуж. Если, конечно, супруг не переехал к ней и они… Мрачные мысли охватили меня, и я пожалел, что на самом деле не являюсь тем обходительным, но отстраненным парнем, каким мне нравилось себя представлять.

– Расскажи, чем ты занималась все это время, – поинтересовался я, чтобы скрыть свои настоящие мысли. Вдоль аллеи, по которой мы шли, были расставлены бронзовые статуи старых лордов и политиков, и Белла перевела взгляд на одну из них и только потом ответила:

– Уверена, ты сам можешь догадаться. – Она снова улыбнулась, и будто солнышко вышло из-за туч. – Я вызвалась помочь, когда во время войны правительство превратило наш дом в центр реабилитации для раненых солдат из корпуса инженерных войск. Несколько лет работала в Министерстве внутренних дел, но потом отец заболел, и я вернулась домой ухаживать за ним.

– Жаль это слышать. Я всегда с теплом относился к лорду Хёртвуду.

На миг ее прелестное лицо омрачилось, но лишь на миг.

– Он тоже хорошо о тебе отзывается.

Мы не знали, что сказать дальше, и молча дошли до фонтана в центре площади. Белла первой сумела заговорить:

– Так почему же ты лежал на тротуаре? – Обеспокоенное выражение снова вернулось. – Что-то не так?

– Что-то не так? Со мной? – фыркнул я, сдувая челку, и сделал еще одну попытку улыбнуться. – Никогда не чувствовал себя лучше.

– Брось, Мариус. Я знаю тебя с пяти лет, и ты думаешь, я в это поверю?

– Честное слово. Просто мой издатель хотел, чтобы я поменял имя одного из персонажей моей новой книги, а я отказался, вот и все. И да, я поскользнулся на льду и лежал на тротуаре, пока через меня перешагивали люди, но это только потому, что слишком задумался об идеях для новых книг. – Я все же немного надеялся, что она поверит этому слабому оправданию.

– Что ж, хорошо… – Я сначала удивился, что Белла не стала настаивать, но оказалось, что она захотела поднять другую тему. – Были ли какие-нибудь известия с тех пор, как твой отец пропал?

Я и не знал, что есть столько тем, которые мне совершенно не хотелось обсуждать. Война, финансовые сложности, последний вечер перед моим отъездом во Францию, пропавший отец… Когда я мечтал о нашей случайной встрече, то определенно не думал о тех вопросах, которых стоило избегать любой ценой.

– Боюсь, никаких новостей нет. Он просто испарился. Конечно, будь я хотя бы вполовину таким хорошим писателем детективов, как любят утверждать мои издатели, я бы сам раскрыл его исчезновение.

Белла отошла на несколько шагов от меня, затем потуже затянула пояс на своем шерстяном фиолетовом пальто.

– Я хочу извиниться за кое-что еще.

Мне хотелось сказать ей, что сама мысль об этом была бы нелепа. Хотелось сказать, что такие, как она, не могут быть ни в чем виноваты, но вместо этого я молча смотрел на Беллу и ждал.

– Я должна была написать тебе на фронт. Я должна была…

– У тебя была веская причина этого не делать.

Вот и все, что я смог сказать в ответ: хотел, чтобы это прозвучало с теплотой, но не получилось. Вышло по какой-то причине горько, и я пожалел, что не могу забрать назад каждую букву – так же, как стираю слова в своих книгах.

Я не мог придумать, что такого ободряющего сказать Белле, но молился, чтобы она не вернулась к прошлой теме. Время, которое я провел во Франции, оказалось идеальным, хоть и трагическим отвлечением от нашей последней встречи, после которой я отправился на войну. Мне тогда было всего восемнадцать, но наш разговор напугал меня не меньше, чем то, что я увидел потом на континенте.

Белла взглянула на серебряные часики на изящном запястье, и я уже знал, что за этим последует.

– Боюсь, мне пора. Мне еще нужно купить несколько подарков и приехать обратно в Хёртвуд к ужину.

На пару секунд я старательно стиснул зубы, чтобы не вырвалось какое-нибудь неуместное бормотание. На самом деле я хотел сказать следующее: «Последние десять лет я провел в попытках забыть тебя и теперь вижу, какой это было ошибкой. Я должен был сразу после войны приехать к тебе и попытаться снова, но если я что-то могу сделать, чтобы все исправить, я это сделаю». Но вместо этого коснулся ее плеча и сказал:

– С Рождеством, Белла. Сердечный привет твоей семье.

– Мой дорогой старый друг, не могу передать, как я скучала по тебе.

Она положила свою руку поверх моей, и я ощутил тепло, будто она только что грелась у огня.

– Второго такого Мариуса Куина не найти.

Случалось ли вам вдруг осознать, что вы прожили свою жизнь совершенно не так? Мне – да, именно сейчас.

Больше ничего не добавив, Белла повернулась, отошла, а я стоял там, как дурак, и никак не пытался ее остановить. Ее нефритового цвета юбка взметнулась у лодыжек, и я хотел, чтобы Белла оглянулась, но этому не суждено было случиться.

Вместо мягких белых хлопьев, которых всегда ждешь в этом сезоне, моросил ледяной дождь. Я поднял воротник повыше, чтобы не замерзнуть окончательно, хотя погода была меньшей из моих проблем. Я только что второй раз простился с этим чудесным созданием и наконец понял, что со мной не так. Все, что я делал последние несколько лет, было для леди Изабеллы Монтегю. Мне никогда не хотелось жить в модной части Лондона, но я купил дорогую квартиру в надежде, что она узнает об этом и подумает, что я наконец достоин ее. Мне было плевать на высшее общество или дорогие машины, но я зациклился на идее самосовершенствования, толком не понимая почему.

Вместо того чтобы сесть в автобус или потратить последние пару монет на такси, я в мороз шел пешком через Блумсбери, мимо Британского музея. Прошел ярко сияющие театральные вывески на Шэфтсбери-авеню и пожалел, что моя собственная пьеса провисела на таких высотах не так долго, а еще что я потратил на нее оставшиеся сбережения.

По Пикадилли оживленно сновали делающие последние покупки горожане, нагруженные свертками и пакетами: спешили домой праздновать Рождество, а я, пока добрался до своей квартиры на первом этаже в доме на Сент-Джеймс-сквер, был готов и вовсе отказаться от празднований.

Не нужно было покупать эту квартиру, ставшую скорее обузой. Не стоило и думать, что я смогу очаровать женщину, у которой есть все на свете, одним лишь новым адресом. К середине января я стану бездомным, и виноват в этом буду сам. Вся ситуация была просто невыносимой… пока я не увидел у здания бежевый «Санбим» 1914 года выпуска со стоявшей рядом молодой леди.

– Мариус! – Голос Беллы точно луч света указал мне путь. Я был просто в восторге оттого, что вижу ее снова.

– Что случилось? – И голос мой звучал радостнее, чем за весь этот день.

Под сердитым взглядом ее негодующего шофера, смотревшего на нас из-за запотевшего стекла, Белла протянула мне карточку. Совершенно незнакомую. Она была напечатана на золотой бумаге, твердой, точно железная пластина, со словами: «Эверхэм-Холл».

– Один из моих друзей устраивает вечеринку тридцать первого декабря. Ты же приедешь на выходные, правда?

Я никогда особенно не любил канун Нового года, но, когда Белла коснулась губами моей щеки, ничто уже не могло заставить меня отказаться от приглашения.

– Конечно, приеду, Белла. Как я могу отказаться?

Глава 3

Как переменчив мир! Прежде меня ждала самая мрачная зима, а теперь я почувствовал прилив рождественского настроения – и вместе с ним прилив сил. В квартиру я вошел в прямом смысле танцуя и, освободившись от нависшей над головой темной тучи, заметил, что дом украсили к празднику. В холле у очага стояла елка, по всей квартире развесили зеленые веточки. Я не стал спрашивать, кто решил устроить эти небольшие перемены, а просто уселся перед огнем и принялся размышлять обо всех событиях этого дня, но тут сам ответственный за украшения вошел в комнату, напевая:

Дядя Стэн был явно в голосе, и, к собственному удивлению, я решил к нему присоединиться:

Но не успел я допеть, как в комнату вбежала мама с гармоникой.

Мы все от души расхохотались, и дядя пошел за тетушкой Элли, которую ввез в комнату на кресле-каталке.

Мама обняла меня и разулыбалась:

– Кто этот человек и что он сделал с моим поникшим сыном?

Я поднял ее в воздух вместе с гармоникой и крепко обнял в ответ.

– Тот старый угрюмый ворчун исчез, мама! Его больше нет.

– Превосходные новости! – Мой розовощекий дядя закружил жену вокруг кресел. – И как раз к Рождеству!

Тетушка Элли весело захихикала. Вообще-то единственным, кто выглядел отнюдь не счастливым, был наш бассет-хаунд Перси Андерсон II, но дядя считал, что наш песик в принципе пребывает в унылом состоянии еще с тех пор, как мы купили его щенком. Малыш лежал в углу комнаты, опустив мордочку на пол и наблюдая за нами печальными карими глазами.

– Можно ли узнать, в чем причина таких перемен? – спросила тетя, которую устроили у камина.

– Можно, и я могу рассказать. – Украв мамин музыкальный инструмент, я устроил жуткую веселую какофонию. Трое дорогих старичков смотрели на меня в ожидании ответа, и я быстро уступил: – Ну хорошо. Сегодня утром я встречался с Берти, встреча прошла ужасно, но когда я лежал на улице на тротуаре…

Мама тут же начала суетиться, и имела на это право.

– Мой бедный мальчик, что с тобой? Ты ударился головой?

– Никогда не чувствовал себя лучше, моя дорогая милая мама! А теперь послушайте, что случилось дальше. Так вот, когда я лежал на обледеневших плитах и на мои просьбы о помощи не обращали внимания ни столичная полиция, ни финансовое сообщество Лондона, мне на помощь пришла прелестная молодая леди.

– Он влюбился! – хлопнув в ладоши, объявил дядя Стэн и в этот раз покружил жену вокруг наряженной елки. – Мальчик влюбился! Быть может, в следующем году в это время мы уже услышим топот маленьких ножек, эхом отражающийся от этих древних стен.

Как вы могли заметить, мой дядя явно был склонен к восторженным речам.

Подозреваю, что к этому моменту у тетушки уже кружилась голова, так как она подняла руку, прося мужа немного притормозить.

– Мариус, расскажи, что произошло дальше! Ты узнал ее имя?

– Мне не нужно было спрашивать. – Кажется, я позволил себе хитрую улыбку. – Девушка, которая подняла меня на ноги, была не кто иная, как леди Изабелла Монтегю.

Радостных возгласов, которых я ожидал, не последовало, и неожиданно наш мрачный пес показался самым счастливым в комнате. Он склонил голову набок, глядя на меня, а другие тем временем высказывались вслух.

– Катастрофа! – завопил дядя Стэн, положив начало жалобам.

– А так хорошо Рождество начиналось, – высказалась мама. – Думаю, нам стоит до Нового года посидеть в своих комнатах во избежание других бедствий. – Ее седые кудри как будто слегка распрямились после этих новостей.

– Что вы такое говорите? – Я застыл на месте, наблюдая, как они нарезают восьмерки вокруг друг друга по ковру.

Дядя остановился и пробормотал:

– Мариус, что бы ни произошло между тобой и Беллой, это тебя сильно изменило. Мы не хотим, чтобы тебе пришлось проходить через что-то подобное снова.

– Да брось, Стэн. Я думал, что хотя бы ты порадуешься за меня.

Матушка сжала руки:

– Радоваться? Он хочет, чтобы мы радовались!

Из всех троих лишь та, с кем я не был связан кровным родством, чаще всего говорила самые разумные вещи, и я надеялся, что в этом вопросе тетя Элли займет мою сторону.

Она подъехала на кресле чуть ближе, а потом произнесла, как обычно, рассудительно:

– Мариус, ты должен беречь себя. Белла не виновата, что все свои мечты ты связал с ней, но смотри, к чему это тебя привело.

Я хотел сказать им, что все изменилось, что я добился успеха, но, к сожалению, они знали правду.

– В этот раз все будет по-другому, – ответил я. – Я больше не ребенок. И больше не стану так глупо спешить, как тогда. Буду действовать крайне осторожно, как убеленный сединами мудрец, которым я с тех пор стал.

И будто чтобы возразить мне, Перси запрокинул голову и в своей страдальческой манере испустил тревожащий слух вой, но зато дядя Стэн посветлел лицом.

– Больше ни слова об этом. – Он пригладил короткие седые волосы на затылке. – Все же канун Рождества, нам еще предстоит готовить ужин… как только закончим украшать обеденный зал.

Я бы возразил, но матушка уже начала выталкивать меня из комнаты, а дядя Стэн тянул с другой стороны. Он раньше работал пекарем, и руки у него стали как телеграфные столбы, так что сопротивляться было бесполезно. У матушки руки напоминали вязальные спицы, но у нее хватило сил вытолкать меня, а тетя Элли ехала за нами следом.

И вероятно, это было неизбежно, но пока мы шли, Стэн снова начал петь:

Должен сказать, живя с такими людьми, крайне сложно размышлять о следующем романе. В идеальном мире я бы заскочил в писательский кабинет Лондонской библиотеки по соседству и долго и упорно думал бы над своими неуверенными попытками написать второй роман. Вместо этого я провел день, нанизывая на нитку леденцовую карамель, чтобы потом развесить ее по комнате, затем резал морковку, пастернак, картошку – причем именно такими кусочками и именно такого размера, как того властно требовал громогласный и самоназначенный шеф-повар. Только принюхиваясь на кухне к шедеврам, которые творил Стэн, Перси Андерсон II выглядел счастливым.

Тем вечером мы ужинали с размахом. Три блюда из морепродуктов для меня было слишком много, но я нашел место для жаркого с корочкой в медовом соусе. А после фирменного десерта Стэна, ромовой бабы, я чувствовал себя набитым плотнее, чем подушка, но как только убрали со стола, нам пришлось приниматься за готовку блюд на следующий день.

К тому моменту, когда я смог уйти в свою комнату, уже наступила полночь. Мои практически не существующие заметки рукописи «Проблеск кровавой луны» в беспорядке валялись на столе, но вместо того, чтобы в тысячный раз перечитать первую главу, я решил обратиться к последней важной детали. В этом году у меня не получится побаловать своих любимых пенсионеров подарками, которые они заслуживают, но я купил им то, что смог, и теперь прокрался по тихой квартире обратно в гостиную, где положил под елку мило упакованные коробочки.

Оказавшись наконец в постели, с догорающей свечой, следующие полчаса я провел, до буквы изучая приглашение, которое передала мне Белла. Я проведу канун Нового года в доме некоего Сесила Синклера… кем бы он ни был.

Глава 4

Должен признать, что рождественским утром я встал, чувствуя прилив воодушевления. И это было не просто радостное волнение от самого счастливого дня года или предвкушение подарков. Я проснулся с идеей для второй главы своей книги, что означало скорое спасение от нищеты. Сотни фунтов не хватит, чтобы унять судебных приставов, но я смог бы оплатить самые срочные счета и купить новый костюм. В следующую встречу с Беллой я уже буду выглядеть не как опустившийся бродяга, а как самый что ни на есть уважаемый джентльмен.

Конечно, это она вдохновила меня писать. Я всегда знал, как хотел начать книгу – укутанная в плащ фигура бежит по снегу навстречу судьбе в разрушающемся особняке, – но никак не мог придумать, как же связать эту захватывающую сцену с остальной частью истории.

И хватило одного лишь приглашения на золотистой карточке и случайной встречи с самой утонченной аристократкой Великобритании, чтобы я наконец увидел тропинку в дремучем лесу, по которому бродил месяцами.

Я поспешно набросал сцену, как двенадцать писем нашли своих адресатов по всей стране, описал реакцию, когда получатели открывали конверт с тиснением и приглашением, и закончил сомнением, получит ли письмо двенадцатый гость. Довольный своей работой, я окликнул из окна девочку-посыльную, которая сидела на скамейке у Ост-Индского клуба[9].

– Эй, девочка, как тебя зовут?

– Джейми, сэр. Чем могу служить? – Она казалась смышленой малышкой лет десяти, но говорила идеально вежливо.

Я протянул конверт из окна, и Джейми перебежала через дорогу к дому, потом по ступенькам и приблизилась к окну.

– Это надо доставить на Крессвелл-плейс, в Челси, дом двадцать два. Скажешь мистеру Прайс-Льюису, что я рассчитываю получить обещанные деньги завтра за ланчем, иначе не приду.

Она поморщила нос:

– А вы не думаете, что он рассердится, если я побеспокою его в Рождество, сэр?

Вблизи я заметил, что у Джейми с Сент-Джеймс-сквер ясные любопытные глаза и мудрый взгляд.

– Это вполне может оказаться его лучшим подарком на Рождество! – крикнул я ей вслед, потому что девочка уже побежала по улице. – Когда вернешься, дам тебе новенький флорин![10]

Следующие несколько минут я надеялся, что встреча с Беллой полностью разблокировала ту часть моего мозга, которая отказывалась работать. Я напечатал слова «Глава три» на чистом листе бумаги и не сомневался, что за ними последует и все остальное. Но когда Мариусу Куину все давалось легко? Так что вместо слов мысли заполнил все тот же туман, что поселился там с тех пор, как я закончил последнюю книгу. У меня была смутная идея, что должно было случиться дальше, но, когда дело доходило до формирования слов и предложений, из которых должна строиться история, я застревал.

И вот, вместо того чтобы набирать тысячи слов, считая деньги, которые поступят на мой банковский счет и спасут мою семью от нужды, я начал клевать носом и вскоре заснул.

Но уже скоро дядя Стэн разбудил всех соседей громогласным исполнением песни «Вассейлинг»[11]. Он ввалился в комнату вместе со своей музыкальной группой: у мамы в руках был аккордеон, тетя Элли пела, заезжая в комнату на кресле, а Перси выл в такт. Я бы хотел сказать, что обычно они так себя не ведут, но это было бы неправдой.

– Веселого Рождества, мой дорогой мальчик! – поздравила меня мама под продолжающийся музыкальный аккомпанемент. – Когда мы все вместе, нам всегда весело.

Мой отец говорил что-то очень похожее до своего исчезновения десять лет назад, и мне захотелось, чтобы он сейчас был с нами – я мечтал об этом почти каждое утро. Но в семье Куин подобное уныние не поощрялось, так что меня отвели на кухню наслаждаться завтраком из овсяных лепешек, яиц и сосисок, которые приготовил Стэн, пока все остальные спали.

Завтрак перешел в ланч, ланч – в обед, обед – в праздничный ужин, и рождественский вечер вскоре уступил место Дню святого Стефана[12]. Я разделил весьма пышное и праздничное застолье с семьей моего дорогого издателя, и послание, которое я ему отправил, возымело нужный эффект. У Берти дома меня ждала не только сотня фунтов, но и изысканные блюда. Вообще каждый день той недели перетекал в другой, будто деликатесы, которыми мы наслаждались, имели власть над временем.

Между всеми празднествами и увеселениями я ездил к портному, дремал и проводил многие часы ночью и под утро в попытках написать следующую главу. Пока я тратил время на эти бесплодные попытки, я вспоминал наши с Беллой приключения, когда мы были детьми, и старался не слишком радоваться будущей встрече.