 
			Глава первая
Запах томатного соуса и чеснока витал в воздухе, смешиваясь с ароматом свежеиспеченного хлеба. В их маленькой, но уютной кухне царил теплый, слегка хаотичный беспорядок: на столе красовались лук-порей, разобранный на тонкие колечки, и шляпки от грибов, а Катя с ожесточением терла сыр для пасты. Закипающая в кастрюле вода шипением вторила джазовому мотиву, тихо льющемуся из колонки. Александр, стоя у плиты и помешивая соус, украдкой наблюдал за ней. Она была вся в этом процессе, с вытянутой от усердия губой и чумазым от помидора локтем. В такие моменты его сердце сжималось от такой острой нежности, что казалось, вот-вот разорвется.
– Катюш, смотри не сотри в труху, – его голос, низкий и спокойный, нарушил ее сосредоточенность. – А то у нас будет не «Карбонара», а «Сырная пыль по-римски».
Катя фыркнула, отставив терку.
– А ты молчи, великий кулинар. Тот, кто режет лук кубиками размером с наперсток, не имеет права критиковать.
– Это называется «техника безопасности», – парировал он, грациозно встряхивая сковороду, чтобы пламя равномерно обжарило бекон. – Крупные куски меньше слез.
– Слез? – Катя подошла к нему сзади, обняла и прижалась щекой к его спине, чувствуя знакомую твердость плеч. – Ты? Плакать? Представить не могу. Ты однажды с занозой в десять сантиметров пытался мне рассказывать, что это «просто царапина».
Александр рассмеялся, и его смех, как всегда, наполнил комнату. Он положил ложку, повернулся к ней и обнял, прижимая к себе.
– Ну, так и было. А помнишь, как мы познакомились? Вот где были слезы. Точнее, одна большая слеза паники в твоих глазах.
Катя застонала, пряча лицо у него на груди.
– Ой, только не надо! Это же был кошмар!
– Мой любимый кошмар, -он откинул ее голову, подняв за подбородок, и его серые глаза смягчились, глядя в ее зелено-карие. – Расскажи. Я люблю эту историю.
Она вздохнула, делая вид, что это ее раздражает, но уголки губ предательски поползли вверх.
– Хорошо, хорошо. Я опаздывала на собеседование, неслась по эскалатору в метро, каблук застрял в гофрированном крае… Я дернула, он сломался. И я, как дура, поехала дальше на одном каблуке, подпрыгивая, как кенгуренок.
– А я стоял внизу и наблюдал за этим забавным зрелищем, – вставил Александр, сияя улыбкой.
– Ты не стоял! Ты подошел ко мне на платформе, когда я уже почти плакала от унижения и злости, и сказал самую идиотскую фразу на свете.
Он склонился к ее уху и прошептал те самые слова, сказанные шесть лет назад:
– «Простите, вы не из цирка ушли? У вас уникальный номер – «Балерина на расстроенных пуантах». Могу я предложить вам свою руку в качестве опоры?»
Катя расхохоталась, толкнув его в плечо.
– Я хотела тебя убить! У меня карьера рушилась, а тут какой-то клоун!
– Но карьера не рухнула, – напомнил он. – Потому что этот «клоун» довел тебя до офиса на своих двоих, а потом узнал, что ты не прошла собеседование, и повел пить кофе, чтобы «залить горе». Самое лучшее инвестиционное решение в моей жизни.
Он снова стал серьезным, его пальцы нежно переплелись с ее прядями.
– И самое лучшее падение на эскалаторе в моей, – прошептала она в ответ.
Они стояли так, в своем маленьком мире, где пахло едой и счастьем, где смех легко смешивался с признаниями, а прикосновения говорили громче любых слов. За окном садилось солнце, окрашивая стены в теплые, медовые тона. Все было идеально. Он нежно поцеловал ее в макушку.
– Пойдем, есть охота. А то паста превратится в монолит.
Но в самый этот момент в кармане его джинсов тихо, но настойчиво завибрировал телефон. Один раз. Потом еще. Александр замер на долю секунды, его тело инстинктивно напряглось, прежде чем он снова расслабился и улыбнулся Кате, делая вид, что ничего не произошло.
– Наверное, опять Серега с работы, – брякнул он, отпуская ее и выключая огонь под сковородой. – Вечно у него вопросы в самое неурочное время. Прости, я быстро.
Он вышел из кухни, и Катя осталась стоять помешивая остывающий соус. Через минуту он вернулся на кухню с таким виноватым и немного растерянным выражением лица, что Катя невольно улыбнулась.
– Ну что, какой глобальный кризис случился – поддразнила она.
Александр вздохнул, потер затылок.
– Хуже. Шашлыки. Серега вломился на дачу к тестю, купил пол-фермы мяса и в ультимативной форме требует нашего присутствия. Говорит, «семейный ужин отменяется, идет плановая операция по укреплению корпоративного духа».
Катя закатила глаза, но смех уже подкатывал к горлу.
– О боже. Прямо сейчас? Наша идеальная «Карбонара»!
– Я знаю, знаю, – он снова обнял ее, уже с комическим отчаянием. – Я пытался отказаться, клянусь! Говорил, что у нас романтический вечер. А он в ответ: «Романтика подождет, а шашлык остывает! Ты же не хочешь подвести команду?» И потом начал что-то мычать про «единственный выходной у Максима.
Они посмотрели друг на друга и одновременно расхохотались. Абсурдность ситуации была кричащей.
– Ну что ж, – Катя с драматической покорностью выключила плиту. – Судьба «Карбонары» предрешена. Она героически падет завтра на обед. Придется нам ехать спасать корпоративный дух от прозябания.
– Ты уверена? – в глазах Александра мелькнула искренняя надежда, что она все-таки откажется, но он видел, что ее уже захватила эта спонтанная авантюра.
– А то! – она ткнула его пальцем в грудь. – Но учти, за то, что ты лишил меня твоего фирменного соуса, ты теперь обязан лично нанизать для меня самый лучший кусок маринованного лука. И чтобы Серега своих дурацких тостов не говорил.
– Есть! – Александр изобразил подобие воинского приветствия. – Лично нанижу и лично буду обмахивать от дыма, как римский патриций веером. Одевайся теплее, на даче уже прохладно.
Пока Катя бегала по квартире в поисках теплого свитера, Александр на секунду застыл у окна, глядя на темнеющее небо. Звонок от Сереги был как глоток свежего воздуха, развеявший мимолетную тень. Он мысленно поблагодарил своего болтливого и бесцеремонного друга-напарника, чья легенда была так прочно вплетена в их жизнь. В такие моменты его двойная жизнь казалась не обузой, а просто частью работы, небольшой платой за эти теплые, беззаботные вечера. Через полчаса они уже выбегали из подъезда, взявшись за руки. Катя смеялась, спотыкаясь о невидимые неровности асфальта, а Александр крепче держал ее руку, подгоняя к машине.
– Бежим, а то корпоративный дух совсем иссякнет без нас!
– Главное, чтобы шашлык не иссяк! – крикнула она в ответ, запрыгивая на пассажирское сиденье.
Машина, едва не задев старый забор, вынырнула на поляну перед небольшим, но уютным дачным домиком. И первое, что ударило в нос, был не запах свежей травы или вечерней прохлады, а густой, дымный, божественный аромат жареного мяса. Серегина дача благоухала, как лучший ресторан Кавказа.
– Чувствуешь? – Катя высунулась в окно, с наслаждением вдыхая воздух. – Это не просто шашлык. Это симфония. Слышишь, как шипит сок?
– Слышу, – усмехнулся Александр, паркуя машину. – И вижу главного дирижера.
На фоне дымящегося мангала, подобно полководцу перед битвой, стоял Серега. Он был облачен в невообразимый фартук с надписью «Гриль-Мастер 3000» и с закопченным лицом ожесточенно сражался с шампурами, с которых так и прет мужская дружба и избыток тестостерона. Увидев их, он воздел вверх щипцы.
–Ага! Опоздали на целых… – он глянул на часы, – Сорок пять минут! Пока вы там в неге коротали, я тут один за весь отдел кровь из глаз проливаю! Катя, здравствуй, забирай у этого бездельника его обязанности – пусть колет угли, у него тут брак в работе!
Катя, хохоча, направилась к столу, уже накрытому салатами.
– Сереж, привет! А где же твой единственный выходной у Максима
Серега махнул щипцами в сторону дома.
– Там, на веранде, с ноутбуком сидит. Отчет за квартал доделывает. Говорит, мясо без дебета с кредитом не ест. Антисанитария!
Из дома действительно доносилось обиженное:
– Я слышу! И отчет будет готов через десять минут!
Александр, сняв куртку, с показным вздохом подошел к мангалу.
– Ну, показывай, где у меня брак в работе, криворукий поварёнок.
– Да везде у тебя брак! – Серега ткнул щипцами в угол мангала. – Смотри, как надо! – Он перевернул шампур, и с него прямиком в огонь с шипением свалились три сочных куска мяса.
Воцарилась краткая пауза. Катя фыркнула в ладоши. Александр поднял бровь.
– Это и есть твоё «как надо»? Прямо в огонь, по-царски?
Серега с достоинством осмотрел потерю.
– Это стратегический ход. Подкармливаю огонь. Чтобы лучше горел. А ты не отвлекай меня, иди воду принеси, а то угли совсем грустные.
Александр покачал головой и отправился к колодцу. Через минуту оттуда донесся его приглушенный смех. Катя подошла к нему.
– Что такое?
Он, все еще смеясь, показал на ведро. Вместо воды в нем лежала аккуратная записка, придавленная парой бутылок пива: «Серега, воду отключили до завтра. Расслабься и просто жги. P.S. Пиво холодное».
– Представляю, что он там «подкармливает» огонь, кроме нашего ужина, – сквозь смех прошептал Александр, хватая бутылки.
Возвращаясь к мангалу с бесценным грузом, они застали картину: Серега, не найдя воды, отчаянно пытался сбить пламя с шампуров, размахивая тем самым фартуком «Гриль-Мастер 3000». От этого огонь, естественно, лишь разгорался с новой силой.
– Пожарный щит в действии, – прокомментировал Александр, протягивая ему пиво. – Держи, успокойся. Туши не огонь, а пыл.
Серега с облегчением принял бутылку, сделал большой глоток и с обреченным видом посмотрел на немного подгоревшее, но в целом спасенное мясо.
– Ничего. С угольком полезнее. Характернее.
Вскоре из дома вышли Таня и Оля неся продукты на стол. Не хватало только Макса не хватало. Катя деликатно ела свой, заботливо спасенный Александром от общего огнепала, шашлык. Было шумно, смешно и по-дурацки прекрасно. Александр откинулся на спинку стула, глядя, как Катя заливается смехом над очередной нелепой историей Сереги. Он ловил этот момент, этот простой, идиотский, совершенный вечер. Он не знал, что такие вечера скоро станут для него недосягаемой роскошью, а запах шашлыка будет много лет спустя вызывать в памяти не смех, а острую, физическую боль. Но пока он просто улыбался. И был счастлив. В этот момент скрипнула дверь веранды, и на пороге появился Максим. Он заговорщицки щурился, потирая переносицу, как человек, только что оторвавшийся от экрана с цифрами.
– Ну, я свой дебет с кредитом свел, – объявил он, подходя к столу и с надеждой окидывая взглядом шашлыки. – Можно теперь и к мясу приступить. А то я уже, кажется, сам начинаю пахнуть амортизационными отчислениями.
Катя, разливавшая по стаканам морс, с улыбкой посмотрела на него.
– Макс, а я все хочу спросить… Почему тебя все здесь зовут «бухгалтером»?
Серега, не отрываясь от переворачивания шампуров, фыркнул и ответил раньше самого Максима:
– А потому, что он у нас не бухгалтер, а ликвидатор финансовых недочетов! Снайпер! Садится он это в засаду с калькулятором, целый день в рацию молчит, а потом раз и слышно: «Плюс два! Минус три! Попал!»
Максим с невозмутимым видом взял тарелку и выбрал самый румяный кусок мяса.
– Не распространяйся о стратегических секретах отдела, – сказал он с нарочитой серьезностью. – И кстати, Серега, по твоим мясным запасам у меня уже готов вердикт: «Минус пять». Пять кусков безнадежно пали в бою с открытым огнем.
– Это потери во имя великой цели! – возмутился Серега. – А ты считай лучше свои бумажки!
– Я и считаю, – парировал Максим, удобно устраиваясь на стуле. – Вот, например, твой уголь. По моим расчетам, его КПД стремится к «минус десять». А вот маринад Кати – это стабильный «плюс пятнадцать» к общему моральному духу подразделения.
Все рассмеялись. Александр, подливая Максиму морсу, с притворной суровостью поинтересовался:
– А мое присутствие здесь как в балансе проходит, Снайпер?
Максим сделал вид, что задумался, глядя на Александра поверх воображаемых очков.
– Хм. Рабочий визит ключевого менеджера. Повышение неформальных коммуникаций… Допустим, «плюс двадцать».
Он затем строго посмотрел на Серегу.
– Но из-за потерь по статье «шашлык» общий итог пока на нуле. Работаем над исправлением.
Катя, хохотавшая до слез, облокотилась на плечо Александра.
– У вас просто цирк, а не работа! Я теперь понимаю, почему ты иногда с таким странным выражением лица с работы возвращаешься.
Александр обнял ее, его смех был самым искренним за весь вечер. В этих дурацких прозвищах и шутках была своя, особая магия. Они создавали непробиваемую легенду, такой прочный и правдоподобный фон, что даже ему самому иногда казалось, будто он и правда просто менеджер, приехавший на шашлыки с чудаковатыми коллегами.
– Да уж, – выдохнул он, глядя в вечернее небо, – Скучать не приходится. Никогда.
Глава вторая
Вечер постепенно смягчился, перейдя от бурного веселья к спокойному, уютному застолью. Оля, подруга Кати, пыталась научить Сергея складывать салфетки в виде лебедей, что заканчивалось комичным неудачами. Таня, вторая подруга, спорила с Максимом о курсе доллара, а Катя, пристроившись рядом с Александром, доедала свой десерт. Идиллию разрезал резкий, вибрирующий звук. Не обычный звонок, а короткое, настойчивое тревожное урчание. Оно шло не от телефона Сергея, валявшегося на столе, и не от устройства Максима. Оно исходило из кармана темных джинсов Александра. Все замолкли на секунду. Для Кати и девушек это был просто необычный сигнал. Но для троих мужчин за столом он прозвучал как выстрел. Александр замер на долю секунды, его лицо, только что расслабленное и улыбчивое, стало абсолютно гладким, каменным. Он мягко отодвинул руку Кати, извиняющимся жестом поднял ладонь и отошел от стола в сторону сада, к краю освещенной поляны, где свет от фонаря уже терялся в темноте.
Катя смотрела ему вслед с легким недоумением. И тут она заметила, как изменились лица других. Серега и Максим переглянулись. Миг и с них будто сдуло всех клоунов. Их взгляды стали острыми, собранными. Плечи Сереги расправились сами собой, а пальцы Максима перестали барабанить по столу и замерли. В их молчаливом обмене взглядами читалось одно: «Вызов». Девушки тоже уловили перемену атмосферы. Оля беспомощно опустила бумажного «лебедя-калеку». Таня, самая проницательная, наклонилась к Кате и тихо, с легкой тревогой в голосе, прошептала:
– Катерина, похоже, твоего капитана «Кобру» на задание вызывают.
Катя повернулась к ней, пытаясь шуткой снять внезапное напряжение:
– Что опять?
Но ее голос прозвучал неуверенно. Она видела спину Александра. Он стоял абсолютно неподвижно, его фигура в полумраке казалась больше и монолитнее. Он не говорил ни слова, лишь изредка коротко кивал, будто принимая инструкции. Лунный свет холодной полосой лег на его скулу, и в этом свете его лицо выглядело чужим и отстраненным. Разговор длился не больше минуты. Александр выключил телефон, сунул его в карман и, сделав глубокий вдох, повернулся назад, к свету и людям. Он пытался вернуть на лицо прежнее, спокойное выражение, но тень задания уже легла в складках у его глаз и в напряженном угле губ. Он подошел к столу, и его взгляд первым делом встретился с понимающими глазами Сереги и Максима. Легкий, почти незаметный кивок и они оба чуть склонили головы в ответ. Ритуал был соблюден. Затем он посмотрел на Катю. Его взгляд смягчился, в нем появилась вина и сожаление.
– Кать – его голос был тише обычного, но он старался, чтобы он звучал ровно. – Мне сорвали все планы. Придется уехать. Командировка. Срочная.
Он ю сказал командировка, значит опять куда надолго. И все за столом поняли, что это слово значит нечто гораздо большее. Тишина повисла в воздухе, густая и тяжелая, сквозь которую доносилось лишь потрескивание углей в мангале, догоравших без всякой надежды на новую порцию мяса и смеха.
– Саш, что случилось? – тихо, отбросив шутливый тон спросил Максим.
Его взгляд был пристальным и лишенным всякой иронии. Александр провел рукой по волосам, тяжело вздохнув. Он больше не видел смысла притворяться перед своими.
– Михайлов звонил, – его голос прозвучал четко и сухо, как военный рапорт. – Говорит, завтра в штаб. В полном боевом комплекте. У него в кабинете.
Слово «штаб» повисло в воздухе, холодное и неоспоримое. Катя почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Она смотрела на Александра, и вдруг он показался ей абсолютно чужим, этим человеком в «полном боевом комплекте», которого вызывают к «Михайлову».
И словно по зловещему сигналу, почти одновременно, зазвонили телефоны Сергеи и Максима. Такие же короткие, вибрирующие, тревожные сигналы. Они прозвучали как эхо, подтверждая самый страшный сценарий. Мужчины синхронно поднесли аппараты к ушам, их лица стали масками. Никаких лишних слов. Только «Так точно», «Понял» и «Будет сделано». Оля, жена Сергеи, побледнела и инстинктивно схватилась за его руку. Ее пальцы сжали его запястье так, что кости побелели. Таня, сидевшая рядом с Максимом, отодвинулась от него, скрестив руки на груди в защитном жесте. Ее взгляд, полный упрека и страха, уставился в пространство перед собой. Веселый, шумный вечер умер в одно мгновение. От него остался лишь запах гари, грязная посуда и давящая тишина, которую никто не решался нарушить. Серега первым нарушил молчание. Он медленно поднялся из-за стола, его массивная фигура отбрасывала длинную тень.
– Ну, вот и кончился вечер, – произнес он глухо, глядя куда-то в темноту, за пределами дачного участка. В его голосе не было ни злости, ни сожаления. Была лишь усталая констатация факта.
Катя сидела, не двигаясь, глядя на Александра. Она видела, как он уже мысленно ушел, как его мысли уже там, в кабинете у Михайлова, где решаются судьбы и отдаются приказы. Она протянула руку через стол, коснувшись его пальцев.
– Поехали домой? – тихо спросила она, и ее голос прозвучал хрупко, как тонкое стекло.
Александр встретил ее взгляд. В его глазах бушевала буря – долг, вина, решимость. Он кивнул, сжав ее пальцы в ответ, но его рукопожатие было уже другим, сильным, собранным, готовым к бою.
– Поехали, – сказал он. И в этом слове прозвучало прощание. Прощание с тихим вечером, с шашлыками, со смехом. И предвкушение долгой, неизвестной разлуки.
Машина мчалась по темной загородной трассе, разрезая фарами густую пелену ночи. В салоне царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь ровным гулом мотора. Веселая болтовня и смех остались там, на даче, похороненные под холодным грузом одного телефонного звонка. Катя сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу, глядя на мелькающие за окном призрачные силуэты деревьев. В ушах еще стоял эхо их веселья, а в памяти всплывало каменное лицо Александра, принимающего тот злополучный вызов. Она чувствовала, как внутри все сжимается от тяжелого, холодного предчувствия.
– Ты же только вернулся, – наконец проговорила она, не отрываясь от окна.
Голос ее звучал приглушенно и хрупко.
– Всего три недели прошло. Михайлов сам лично тогда сказал: «Месяц отдыха. Никаких дел». Он же слово дал.
Александр молчал пару секунд, его пальцы чуть сильнее сжали руль.
– Ну, ты же знаешь, кем я работаю, Катюш, – тихо ответил он. В его голосе не было оправданий, лишь усталая, горькая констатация факта. – У военных так всегда. Приказы не обсуждаются. Планы меняются за секунду.
Он рискнул бросить на нее быстрый взгляд. В тусклом свете приборной панели он видел ее профиль, напряженную линию губ, тень обиды и страха в глазах. Его сердце сжалось от острой боли.
– Знаю, – прошептала она, закрывая глаза. Одно-единственное слово, в котором поместилась вся ее покорность судьбе, вся ее горькая мудрость женщины, полюбившей человека в погонах. Вся ее тоска. – Я знаю.
Она откинулась на подголовник, повернувшись к нему. В ее глазах стояли непролитые слезы.
– Просто я еще не успела привыкнуть, что ты снова дома. Еще даже постель перестелить не успела, как следует.
Он нашел ее руку и крепко сжал, прижимая ее ладонь к своей ноге. Так они и ехали до самого дома – в тишине, держась за руки, как за якорь посреди внезапно налетевшей бури. Готовясь к новой разлуке, которая нависла над ними, темной и безмолвной тенью. Словно по молчаливому соглашению, по дороге домой они больше не говорили о звонке. Оба уткнулись в свои окна, оба пытались собрать рассыпавшиеся осколки только что пережитого счастья. Вернувшись в квартиру, где все еще витал едва уловимый, несделанный ужин, они молча разошлись по своим делам. Катя ушла в душ, пытаясь смыть с себя липкое чувство тревоги и запах дыма. Александр замер у окна гостиной, глядя на огни города, но не видя их, полностью уйдя в себя, в планирование, в мысленную подготовку к тому, что ждет его завтра.
Когда Катя вышла из ванной в своем старом, мягком халате, с влажными волосами, она застала ту же картину: он стоял спиной к ней, напряженный и недвижимый. На кухне она молча разогрела ту самую, несостоявшуюся «Карбонару», накрыла на стол и села, поджав под себя ноги. Она наблюдала за ним. За его широкими плечами, затянутыми в привычный узел напряжения. За тем, как его пальцы бессознательно сжимаются в кулаки. И ей вдруг до боли захотелось вернуть его, хоть на минуту, сюда, в их общую реальность, в их теплую кухню. Она сделала глоток воды, положила ложку и, подобрав нужную интонацию, чуть насмешливую, но бесконечно нежную, – позвала:
– Эй, капитан! Отставить вахту! Иди есть, а то твой стратегический запас энергии на нуле.
Александр вздрогнул, словно очнувшись от глубокого сна. Он медленно обернулся. И увидел ее – умытую, в уютном халате, сидящую за столом, на котором дымилась та самая паста. И в ее глазах не было упрека или страха. Была лишь знакомая, спасительная улыбка и приглашение вернуться домой. Каменная маска на его лице дрогнула. Уголки губ дрогнули, пытаясь сложиться в улыбку. Он сдался. Сделал шаг, потом другой, подошел к столу и тяжело опустился на стул напротив.
– Так точно, – тихо ответил он, и в его голосе впервые за этот вечер снова появилась теплота. – Есть, иди есть.
Он взял вилку и посмотрел на тарелку.
– Прости, что все испортил.
– Ничего не испортил, – отрезала Катя, протягивая ему хлеб. – Просто отсрочили удовольствие. Ешь, пока горячее.
Он фыркнул, и наконец-то рассмеялся – коротко, с облегчением. Этот смех разорвал ледяную пленку, сковавшую их с дачи. Они снова были здесь. Он ее Саша, а она его Катя. И пусть завтра наступит слишком быстро, у них еще есть эта ночь. И тарелка спагетти, которая, кажется, была вкуснее любого шашлыка на свете.
Глава третья
Ровно в 08:00 утра трое мужчин в строгой гражданской форме без знаков различия стояли в просторном, аскетичном кабинете полковника Михайлова. Воздух был густым от запаха старой кожи кресла, лакированного дерева и крепкого кофе. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь жалюзи, пыльными лучами освещал карту на стене, испещренную цветными флажками. Александр, Сергей и Максим стояли по стойке «смирно», их позы были собранными, взгляды устремлены на начальника. Ни тени вчерашнего веселья на их лицах не осталось. Только сосредоточенная готовность. Полковник Михайлов, грузный мужчина с пронзительным взглядом и сединой на висках, отхлебнул из кружки и отставил ее в сторону.
– Вольно, – его голос был низким и властным. Когда они расслабились, он продолжил, обводя их взглядом. – Задание будет кратким, но не простым. Едете на восток. Несколько дней, может неделя. Формально как группа сопровождения груза для местного завода. Легенда и документы у вас в планшетах.
Он подошел к карте, ткнул пальцем в один из флажков.
– Ваша основная задача – установить контакт с нашим агентом «Соколом» и получить от него данные по проекту «Горизонт». Информация приоритетная.
Михайлов помолчал, его лицо стало еще суровее.
– По нашим сведениям, ваш старый знакомый, Харув, вышел из-под контроля. Переметнулся к «конкурентам» и прихватил с собой часть наших архивов. Он представляет прямую угрозу безопасности операции и страны.
В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь тихим гулом системы вентиляции. Имя «Харув» прозвучало как приговор. Все трое знали этого человека – блестящего аналитика с непредсказуемой психикой.
– Вторичная задача, – полковник четко выговорил каждое слово, – По возможности, нейтрализовать его. Живым, в приоритете. Но если он окажет сопротивление. Вы понимаете.
Он вернулся к столу и сел.
– Вопросы?
Александр, как старший группы, сделал шаг вперед.
– Так точно. Каковы последние известные координаты Харува и каналы связи с «Соколом»?
– Координаты и коды обновятся в ваших гаджетах по прибытии в точку «Альфа». Связь с «Соколом» через старый протокол «Рассвет». Больше деталей в пути. Вертолет ждет вас на площадке «Бета» через час. Все ясно?
– Так точно! – прозвучало троекратное, отточенное ответ.
– Тогда приступить. И, «Кобры»… – Михайлов на секунду задержал их у двери. – Будьте осторожны. Харув знает ваши методы. И ваши слабости. Не недооценивайте его.
Трое мужчин уже направились к лифту, как вдруг из кабинета донесся голос полковника:
– Сергей! Вернись на минуту.
Сергей, нахмурившись, обменялся с товарищами короткими недоуменными взглядами и вернулся в кабинет. Дверь снова закрылась. Александр и Максим замерли в коридоре в ожидании. Через пару минут Сергей вышел. На его лице было смесь досады и непонимания.
– Что там? – сразу спросил Александр.
– Задание меняется, – Сергей с силой провел рукой по волосам. – Я не еду. Полковник сказал: «Ты нужен здесь». Вам двоим придется справляться.
– Вдвоем? – не скрывая удивления, переспросил Максим. – С Харувом? Это же самоубийство.
– Я говорил то же самое, – мрачно буркнул Сергей. – Но Михайлов был непреклонен. Сказал… – он понизил голос до шепота, – что у него тут есть дело поважнее, требует моего присутствия.
Александр молчал, его мозг работал с скоростью компьютера, анализируя возможные причины такого решения. Отозвать ключевого бойца прямо перед вылетом? Это было не просто странно. Это было подозрительно.
– Ладно, – наконец произнес он, собрав волю в кулак. – Раз так, значит, так. Справляемся вдвоем. Он бросил взгляд на Максима, ища в его глазах подтверждения. Бухгалтер-снайпер ответил коротким, едва заметным кивком. Страх в его глазах сменился холодной решимостью.
– А группа? – вспомнил Максим. – Полковник сказал, нас ждет группа.
– Группа будет на месте, – повторил Сергей слова Михайлова. – Кто, сколько он не уточнил. Сказал: «По прибытии все станет ясно».
– Загадочно, – сухо заметил Александр. Слишком загадочно для обычной полевой операции. В воздухе запахло не просто опасностью, а чем-то более сложным игрой, в которой они были пешками, не видящими всей доски.
– Берегите себя, ребята, – хрипло сказал Сергей, сжимая плечо Александра. – Если что я на связи.
– Разберемся, – ответил Александр, уже поворачиваясь к лифту. Но в его голосе была сталь, а в сердце тяжелый, холодный камень.
Глава четвёртая
Вертолетная площадка встретила их пронизывающим ветром и резким запахом авиационного керосина. Лопасти «вертушки» уже начинали набирать обороты, поднимая вихри пыли и опавших листьев. Воздух дрожал от низкого гулкого рокота. Катя стояла, кутаясь в легкое пальто, и смотрела на Александра. Она приехала сюда, нарушив все негласные правила, потому что чувствовала – на этот раз все по-другому. На этот раз прощание не может быть у порога их квартиры. Он подошел к ней, отсекаясь от мира спинами других членов группы – двух незнакомых ей мужчин в такой же, как у него, гражданской форме. Максим, кивнув ей с легкой улыбкой, отошел к трапу, давая им последние секунды.
– Ну вот, – сказал Александр, перекрывая шум двигателей. Голос его был спокойным, но в глазах бушевала буря. – Снова ненадолго
Катя молча кивнула, сжимая в карманах кулаки, чтобы он не видел, как у нее трясутся руки. Она хотела сказать ему «береги себя», «возвращайся», но слова застревали комом в горле. Он обнял ее, и в этом объятии было все и сила, и нежность, и отчаянная тоска. Он прижался губами к ее виску, а потом шепнул прямо в ухо, так, чтобы никто, кроме нее, не услышал сквозь рев вертолета:
– Что бы ни случилось, знай, что я всегда с тобой. Вернусь к тебе. Обязательно.
От этих слов у нее внутри все оборвалось. Она вжалась в него, пытаясь запомнить каждый мускул, каждую черту, запах его кожи, смешанный с холодным ветром. И тогда, чувствуя, что еще секунда – и она разрыдается, Александр отстранился. Он взял ее лицо в свои ладони, большие и теплые, и посмотрел ей прямо в глаза с нарочито глупой ухмылкой.
– Только смотри, пока меня нет, не заводи себе другого капитана. А то я вернусь, и нам придется делить квартиру и кота. А наш Барсик жадный, на двоих не согласится.
Катя фыркнула сквозь подступающие слезы. Это была их старая, дурацкая шутка про несуществующего кота, которого они все собирались завести «когда-нибудь».
– Не волнуйся, – голос ее дрогнул, но она заставила себя улыбнуться в ответ. – Я как раз присмотрела себе адмирала. У него и яхта есть.
– Вот жестокость, – покачал головой Александр, и его смех, смешавшись с ее смехом, на секунду перекрыл гул вертолета. Они стояли и смеялись, как два идиота, над этой нелепой шуткой, зная, что это всего лишь ширма, за которой прячутся страх и боль.
Пилот подал сигнал. Взгляд Александра снова стал серьезным. Он на прощанье крепко сжал ее руку, развернулся и быстрым шагом направился к вертолету. Он не оглядывался. Оглянуться – значит показать слабину. Значит не суметь уйти. Он уже почти достиг трапа, его фигура растворялась в тени вертолета, как вдруг Катя, повинуясь внезапному, острому порыву, сорвалась с места.
– Саша!
Его имя вырвалось у нее криком, который едва не потонул в реве двигателей. Он обернулся и увидел, как она бежит к нему, подхваченная ветром, с развевающимися волосами и глазами, полными непролитых слез. Она подбежала и вновь бросилась ему в объятия, вжавшись в него так сильно, словно пыталась стать частью его бронежилета, уйти вместе с ним.
– Ну что ты, – тихо сказал он, сжимая ее в объятиях, его голос дрогнул, срываясь на самой высокой ноте. Он гладил ее волосы, прижимал к себе. -Что ты, Кать… Все хорошо. Я скоро. Скоро вернусь.
Он оторвался ровно настолько, чтобы посмотреть ей в глаза, чтобы она прочла в его взгляде всю правду, которую нельзя было выразить словами. И тихо, так, чтобы слышала только она, словно заклинание, произнес:
– Люблю тебя. Помни это.
На этот раз он позволил себе оглянуться. Сделал несколько шагов назад, не отрывая от нее взгляда, поднял руку в прощальном жесте и скрылся внутри вертолета. Катя осталась стоять одна, обхватив себя руками, но теперь внутри горела не только тоска, но и теплое, твердое пламя его слов. «Люблю тебя. Помни это». Трап убрали, дверь захлопнулась. Вертолет, оглушительно ревя, оторвался от земли. Катя не отводила взгляда от иллюминатора, за которым мелькнуло его лицо. Она стояла еще долго, пока вертолет не превратился в маленькую точку и не исчез в сером осеннем небе. А потом медленно повернулась и пошла к машине, одинокая и пустая, с его смешной шуткой в ушах и тяжелым предчувствием в сердце.
Глава пятая
Первые дни пролетели в попытках сохранить видимость нормальной жизни. Катя ходила на работу, отвечала на звонки клиентов, составляла отчеты. Движение, суета, разговоры с коллегами за чашкой кофе – все это создавало иллюзию, что все как всегда. Вечером она встречалась с подругами. В уютном кафе, за столиком у окна, она даже смеялась их шуткам и рассказывала забавные случаи из жизни.
– Ну что, как твой капитан дальнего плавания? – спросила Оля, допивая свой латте.
– В командировке, – бодро ответила Катя, делая вид, что полностью поглощена выбором десерта. – Знаете, а у меня теперь есть суперсила. Я могу есть мороженое прямо из банки, и никто не будет смотреть на меня с укором и отбирать ложку со словами «профессор холода».
Подруги весело рассмеялись. Таня подмигнула:
– А еще можно спать посреди кровати, раскинувшись звездочкой!
– И смотреть сериалы подряд, без всяких новостей и спортивных обзоров, – подхватила Оля.
– Вот именно! -;Катя улыбалась так широко, что даже щеки начали ныть. – Сплошные плюсы!
И все же, сквозь этот нарочито-веселый фасад прорывалось одиночество. Оно подкрадывалось поздно вечером, когда она возвращалась в пустую квартиру. Тишина здесь была иной – густой, звенящей, не такой, как обычно. Она включала телевизор, просто для фона, чтобы заглушить эту давящую тишину. Она действительно ела мороженое из банки, стоя у окна и глядя на огни города. Но оно казалось безвкусным. Она ложилась спать посреди большой кровати, но просыпалась ночью на самом краю, инстинктивно ища тепло его тела. Она проверяла телефон десятки раз в день, хотя знала, что связи не будет. Это было просто рефлекторное движение – провести пальцем по экрану, увидеть его улыбающуюся фотографию на звонке и снова положить телефон на стол.
Однажды вечером, перебирая вещи в шкафу, она наткнулась на его старую толстовку. Катя надела ее. Ткань пахла им, их домом, тем вечером, когда они готовили пасту. Она закуталась в нее, села на диван и закрыла глаза, пытаясь воскресить в памяти звук его смеха, ощущение его рук. Но воспоминания были призрачными, а одиночество очень реальным. Оно сидело с ней рядом на диване, молчаливое и навязчивое. Оно напоминало, что все эти «плюсы» – всего лишь слабая попытка склеить осколки ее привычной жизни, в которой не хватало самого главного – его.
– Скоро, – сказала она сама себе, засыпая в его толстовке. – Скоро вернёшься.
И эти слова стали ее молитвой, ее заклинанием против тишины и пустоты, медленно заполнявшими квартиру. Вечер медленно опускался на город, окрашивая небо в сиреневые тона. Катя, закутавшись в Сашину толстовку, перебирала старые фотографии на телефоне, когда в квартире резко прозвенел звонок. Сердце на мгновение замерло – безумная, мимолетная надежда, что это он. Но нет, он бы так не звонил. Она подошла к двери и выглянула в глазок. На площадке, размахивая бутылкой в форме быка, стояла улыбающаяся Дашка, лучшая подруга. Не успела Катя повернуть ключ, как дверь распахнулась, и вихрь из розовой кофты, растрепанных кудряшек и безудержной энергии ворвался в прихожую.
– Приве-е-ет! – растянула Дашка, обнимая Катю за талию и втаскивая в квартиру. – Не звонила, потому что сюрприз! А сюрприз без предупреждения лучший сюрприз! Смотри, что я тебе привезла!
Она торжественно подняла бутылку с темно-красным содержимым.
– Друг красный, испанский! От скуки и тоски, как говорится, лучшее лекарство!
Катя невольно улыбнулась. Дашка с ее способностью врываться в жизнь, словно ураган, была именно тем, что нужно в этот вечер.
– Ты чего в этой камуфляжке ходишь? – осуждающе щелкнув языком, спросила Дашка, помогая ей стащить толстовку. – Хватит киснуть! Сашка твой справится, он же супермен, а мы с тобой пока что организуем маленькую Испанию прямо тут!
Она потащила Катю на кухню, гремела посудой, находя бокалы, и без церемоний наливала вино.
– За Сашу! – провозгласила Дашка, чокаясь. – Чтобы возвращался скорее, целый и невредимый. А заодно и за нас чтобы мы тут без них не скучали слишком сильно. Хотя можно и немного поскучать, главное в хорошей компании.
И, глядя на смеющуюся подругу, на два полных бокала, Катя почувствовала, как тяжелый камень на душе немного сдвигается. Одиночество отступило, испуганное этим напором жизни, который принесла с собой Дашка. И пусть ненадолго, но в квартире снова стало светло и шумно.
– Ну, рассказывай, – Дашка удобно устроилась на кухонном стуле, поджав под себя ноги. – Как ты тут одна? Небось, уже вся квартира до блеска вымыта, книги по алфавиту расставлены?
Катя сделала глоток вина. Терпкое, с ноткой вишни.
– Почти, – улыбнулась она. – Вчера перемыла все окна. Сегодня, наверное, за шкафы примусь.
– Классика! – фыркнула Дашка. – А еще?
– А еще ем мороженое на ужин. И смотрю дурацкие сериалы, которые Саша терпеть не мог.
– Вот это здорово! – подруга одобрительно хлопнула в ладоши. – А какие? О, нет, только не эти твои мрачные скандинавские детективы! Давай что-нибудь веселое, про любовь!
– Да я как-то… – Катя замявшись, покрутила бокал в руках.
– Так, все ясно. Ничего не смотришь. Сидишь и грустишь. – Дашка посмотрела на нее с притворной строгостью. – Знаешь, что мне бабушка всегда говорила? «Пока мужик в отъезде, баба должна на столе танцевать!» Ну, в переносном смысле! Зажигать!
Катя рассмеялась.
– Я не очень-то горю желанием «зажигать».
– А ты и не одна! – Дашка долила вина в оба бокала. – Вот, например, завтра у меня планы. Пошли со мной? Коллеги моего Артема устраивают вечеринку. Там будут симпатичные в смысле, интересные люди!
– Даш… – Катя покачала головой.
– Ладно, ладно, уговаривать не буду. Но если передумаешь – звони в любое время!
Она вздохнула, и ее взгляд стал серьезнее.
– Он сильный, Кать. Справится. А ты тут держись, ради него. Чтобы было ради кого возвращаться.
Они допили вино, и разговор постепенно перешел на другие темы – на работу Дашки, на смешные истории из детства. И хотя тишина и одиночество ждали Катю, как только сестра уйдет, этот вечер стал для нее небольшим якорем. Напоминанием, что жизнь вокруг кипит, что ее любят и ждут. И что нужно найти в себе силы не просто ждать, а жить. Хотя бы по чуть-чуть.
Глава шестая
Рев вертолета сменился оглушительной, давящей тишиной, как только они пересекли границу условной зоны. Посадка на посадочной площадке в глухом лесу была жесткой, быстрой, без лишних слов. Их встретил угрюмый серый рассвет и мужчина в потертой форме с автоматом на груди. Никаких речей, только короткий кивок: «За мной». Через несколько часов тряски в бронированном уазике по разбитым дорогам они оказались на КП – временной базе, замаскированной среди холмов. Это был не уютный кабинет Михайлова, а суровая реальность: несколько палаток, замаскированных сетками, генератор, гудящий где-то в кустах, и запах – смесь влажной земли, металла и горючего. Их группа, как выяснилось, состояла не из безликих статистов. Первый, кто бросился в глаза, жилистый парень с хитрой ухмылкой, настраивающий рацию. Увидев новичков, он тут же оживился.
– О, пополнение! – голос у него был хрипловатым, но веселым. – Валера, к вашим услугам. Радио-голос надежды и главный разносчик сплетен. Если что-то где-то происходит, я узнаю первым. Если нужно связаться с Большой землей – тоже ко мне. Только чай приносите свой, наш заварщик в прошлый рейс убыл.
Александр кивнул, оценивая открытость. Шутник и балагур. В любой группе такой нужен, снимает напряжение. Рядом, у походной печки, возился мужчина лет пятидесяти с спокойным, мудрым лицом. Движения его были размеренными и точными. Он мешал что-то в котелке.
– Это у нас Дима, – пояснил Валера. – Он же «Папа». Руководит хозяйством. Найдет воду в пустыне, сварит суп из камней, и если что, зашивает так, что любой хирург позавидует.
Дима поднял на Александра и Максима внимательный, все понимающий взгляд. Кивнул молча и снова вернулся к котелку. В его молчании была не враждебность, а уверенность. Скала, о которую можно было опереться. И, наконец, у палатки с красным крестом сидел совсем юный паренек, с лихвой зарисовывавший что-то в блокнот. Увидев, что на него смотрят, он смущенно вскочил, вытянувшись по стойке «смирно».
– Санитар Костя, – пробормотал он, и голос его чуть не сломался. Я. готов оказать помощь.
– Расслабься, сынок, – голос Папы раздался спокойно, не отрываясь от плиты. – Пока стрельбы нет, твоя главная задача ноги не промочить и вирусы какие не подхватить.
Костя покраснел и неуверенно улыбнулся. Александр обвел взглядом свою новую, разношерстную «семью». Балагур-радист, мудрый старик и юный салажок. Не «Кобры», к которым он привык. Но, возможно, именно такие люди были нужны для задания, где важнее не сила, а выживание и смекалка.
– Ну что ж, – вздохнул он, принимая пачку сухпайка из рук Димы. – Познакомились. Теперь будем выживать.
В палатку, откинув брезентовый полог, вошел старший лейтенант Зайцев – их временный «хозяин» на этой точке. Лицо его было серьезным, вымотанным.
– Так, ребят, внимание, – его голос прорезал гул генератора и тихий разговор. Все взгляды устремились на него. – Знакомьтесь. Это Александр. Сейчас он ваш командир на время всей операции. Все его приказы выполняете безоговорочно, как мои. Вопросы есть?
В палатке на секунду повисла тишина, полная быстрой переоценки. Валера перестал крутить ручки рации, его бойкие глаза с интересом изучали нового начальника. Дима-Папа медленно поднялся, его спокойный взгляд скользнул по Александру, будто снимая мерку, и кивнул – мол, понял, принял. Юный Костя выпрямился еще больше, смотря на Александра с подобострастием и страхом.
– Вопросов нет, товарищ старший лейтенант! – первым отозвался Валера, но в его голосе теперь сквозила не только привычная шутливость, но и деловой интерес.
– Хорошо, – Зайцев кивком указал на Александра. – Капитан, с этого момента группа в вашем распоряжении. Докладывайте напрямую на «Утес». Я свое отработал.
Старший лейтенант развернулся и вышел, оставив Александра одного с его новым, небольшим отрядом. Александр сделал шаг вперед, чувствуя на себе вес их взглядов. Он не стал строить из себя сурового командира. Вместо этого он обвел взглядом каждого: Валеру, Диму, Костю и слегка улыбнулся.
– По уставам ходить не буду, – сказал он спокойно, но так, чтобы было слышно каждому. – Задача у нас одна выполнить и вернуться домой. Живыми. Я буду делать для этого все. И от вас жду того же. Опыт у каждого есть,
Его взгляд задержался на Диме, потом на Валере,
– Так что работаем как одно целое. Понятно?
– Так точно, – глухо отозвался Дима.
– Понял, командир! – бодро, уже без тени страха, выпалил Костя.
– Значит, договорились, – кивнул Валера. – Работаем. Кстати, насчет пайков, у нас тут небольшая демографическая проблема с сгущенкой. Будем решать?
Александр фыркнул. Лед был сломан. Он был среди своих. Теперь за работу. Он развернул на складном столе потертую топографическую карту, прижав ее углы магазинами от автомата. Трое мужчин собрались вокруг.
– Так, смотрите, – его палец лег на изгиб реки, отмеченный синим. – Наша задача здесь. Поселок «Заря», условно пустой. По данным, там должен быть наш человек, «Сокол». Он ждет контакта.
Палец переместился к участку густого леса.
– Сюда мы выдвигаемся на рассвете. Пешим порядком, без техники. Валера, твоя задача держать руку на пульсе. Любое движение эфира в этом квадрате мне сразу докладывать
– Есть, – кивнул радист, вся его шутливость куда-то испарилась, осталась собранность.
– Дима, ты отвечаешь за лагерь и тылы. Разбиваем временную базу здесь, – Александр ткнул в точку в двух километрах от поселка. – Уходим налегке, возвращаемся сюда. Если что-то пойдет не так, ты наша точка отхода. Собираешь и выводишь.
– Понял, – сипло отозвался Папа. – Будет готово.
– А я? – тихо спросил Костя, с надеждой глядя на командира.
– Ты, Костя, будешь с нами, – сказал Александр, глядя ему прямо в глаза. – Твоя аптечка главнее любого автомата. На тебе первая помощь, если «Сокол» ранен, или если мы нарвемся на неприятности. Заднюю не дергать, панику не сеять. Справишься?
Тот проглотил комок в городе и выпрямился.
– Так точно, командир! Справлюсь!
– Хорошо, – Александр выпрямился, свернул карту. – Завтра в 04:30 подъем. Сейчас отдых. Валера, выходи на «Утес», передай: «Гроза» на месте, выходим на связь по графику «Рассвет». Все свободны.
Мужчины разошлись. Валера к своей рации, Дима проверять снаряжение, Костя перебирать медикаменты, еще раз повторяя про себя алгоритмы. Александр вышел из палатки. Ночь была холодной, звезды яркими и чужими. Где-то там, за сотни километров, Катя, наверное, смотрела на это же небо. Он мысленно послал ей привет и повернулся к лагерю. Теперь у него была новая семья. И он должен был привести всех домой.
– Сань, а я? – спросил он, поднимая бровь. – Забыл, что ль, в списках отметить? Или бухгалтеры теперь по умолчанию в авангарде не числятся?
Александр обернулся. Максим стоял, засунув руки в карманы, с нарочито обиженным выражением лица.