Читать онлайн Хозяйка разорённого поместья Эшворт-холл

Глава 1. Возвращение из мёртвых

Я вынырнула из чернильного забытья резко, ловя ртом спасительный воздух.

Мне будто наотмашь заехали по лицу, из тёмной пустоты безвременья, выбросив в мир ярких ощущений. И не скажу, что они были приятными.

Первым шибануло в нос: тошнотворная смесь запахов гнили, нечистот, сырости, испорченных овощей, прогорклого масла, тухлой рыбы и перебродившего пива. Меня словно погрузили в выгребную яму.

Затем настиг звуковой шторм: скрип деревянных колёс по неровному камню, крики торговцев, блеяние животных и плач ребёнка где-то вдалеке.

Но всё это отошло на задний план, когда меня догнала боль… Болело всё тело, даже зубы. Я лежала, прижавшись щекой к чему-то твёрдому и отвратительно липкому. Ладони чувствовали скользкую грязь, смешанную с органическими отходами, а промозглый холод пробирал до костей сквозь тонкую ткань… платья?

Платья?! Я никогда их не носила. Только практичные брюки, рубашки или рабочие комбинезоны.

Затылок мерзко пульсировал. Осторожно проведя рукой по волосам, нащупала болезненную шишку размером с перепелиное яйцо. Пальцы стали липкими от крови. Что же со мной случилось? Последнее, что помнила…

Дамба номер семь, ревизия после затяжных дождей. Трещина в бетоне. Я наклонилась, чтобы рассмотреть получше, и…

И что? Треск ломаемых костей, моих костей, мучительная боль, а после меня накрыла кромешная, ледяная пустота. И вот я очнулась неведомо где, в окружении удушающей вони и странных, непривычных слуху звуков.

С усилием разлепила веки. Мир предстал размытым пятном серых и коричневых тонов. Зрение было мутным, будто я смотрела сквозь грязное стекло. Понадобилось несколько бесконечных секунд, чтобы сфокусироваться.

Я находилась в узком переулке между зданиями из грубо обтёсанного камня. Никакого бетона, никакой стали, только камень, скреплённый глиной и известковым раствором. Стены, покрытые мхом и подтёками непонятных жидкостей, уходили вверх, оставляя лишь узкую полоску свинцового неба. Привычные звуки современного города – рычание автомобилей, шум кондиционеров и многое другое, – напрочь отсутствовали. Только камень, грязь, запахи разложения и отдалённый гул множества голосов.

«Галлюцинация, – попыталась убедить себя я. – Сотрясение мозга. Это всё ложные образы». Но логика резко возражала. Уровень детализации был слишком высок для бреда. Каждая трещина в камне, каждая капля влаги, каждый оттенок запаха – всё было реальным с той жестокой конкретностью, которую не способен создать повреждённый разум.

Опираясь на склизкую стену, с трудом поднялась. Ноги подкашивались не только от слабости, но и от странного ощущения, что они стали короче. Голова кружилась так, что мир превращался в смазанную карусель. Выровнявшись, прикрыла веки, заставила себя дышать медленно и глубоко. Воздух был тяжёлым, он с трудом пропихивался в саднящую грудную клетку.

Успокоившись, снова открыла глаза, подняла руки, чтобы убрать упавшую на лицо прядь волос и так и замерла, неверяще таращась на свою конечность.

Руки… мои руки были не моими!

Тонкие, с длинными, изящными пальцами вместо коротких пальцев-сосисок. Правда, привычные мне мозоли были на месте. На безымянном левой руки красовалось серебряное колечко с каким-то гербом. Кольцо, которое я точно никогда не носила.

Боже, да что же такое со мной произошло? Верить в то, что я умерла, сверзившись с дамбы, и попала в чужое тело, вовсе не хотелось.

Когда головокружение отступило, я осторожно пошла к выходу из переулка, к источнику света и шума. Каждый шаг отдавался молотом в висках, но мне нужно добраться до людей, попросить помощи. Кто-то знатно заехал мне по голове и прошёлся ногами по рёбрам. Срочно требовался врач, обследование…

Опираясь рукой о здание слева, вскоре достигла выхода из переулка, и то, что я увидела, окончательно разрушило мои попытки рационально всё объяснить.

Это был город. Но не мой город и ни один из тех, в каких я бывала.

Здания лепились друг к другу без всякой системы, кривые улицы вились между ними, как русла высохших рек. По булыжным мостовым с грохотом катились повозки, запряжённые лошадьми. Настоящими лошадьми! Мужчины были одеты в длинные рубахи, мешковатые штаны, грубые башмаки; женщины – в широкие юбки, невнятного цвета блузы или в несуразные просторные платья; головы некоторых “украшали” жуткие серые чепцы.

Никаких джинсов, никаких кроссовок, никаких синтетических тканей. Люди сновали по улицам, выкрикивая что-то на языке, который я, как это ни странно, прекрасно понимала.

– Боже милостивый! Леди Айрис! – раздалось справа, я от неожиданности подскочила и чуть не упала, вовремя ухватившись за угол здания.

Ко мне подбежала девушка в простом сером платье и чепце. Её лицо было искажено ужасом и облегчением одновременно.

– Миледи, где же вы были? Я вас обыскалась! Вы пропали в толпе на рынке, а я… – она запнулась, увидев моё лицо. – Господи, что с вами случилось? У вас кровь!

Айрис? Миледи? Я Алина Орлова, и я была главным инженером по гидротехническим сооружениям в «АкваТехе». А Айрис, как в той песне: кто такая Элис, то есть Айрис?

– К-кто вы? – прохрипела я, и меня замутило ещё сильнее.

– Я Энни, ваша служанка, миледи! – Энни округлила глаза в ужасе, её руки запорхали вокруг меня с удвоенной силой. – Как же ж… Охо-хо! Ваше платье всё в грязи, лицо в ссадинах…

– На меня напали, – прошептала я и всё же согнулась пополам, опорожняя желудок.

Закончив, вымученно прислонилась спиной к стене. Чтобы немного отвлечься от физических мук, перевела взор на свой наряд.

Тёмно-синее платье из шерсти, когда-то красивое, но теперь потёртое и заштопанное в нескольких местах. Подол вымазан в той же грязи, в которой я лежала. На руках ссадины, словно я ползла по камням.

– Как напали? – наконец-то дошло до Энн. – Кто?!

– Я н-ничего не помню, – выдохнула я, едва ворочая языком.

– Ах, миледи! – девушка помогла мне выпрямиться и, вынув из висевшей у неё на боку кожаной сумки какой-то бурдюк, приложила к моим губам. Вода была тёплой со странным, неприятным привкусом, но сейчас мне было всё равно – я жадно глотала живительную влагу, стремясь утолить жажду и прогнать рвотный вкус изо рта. – Надо скорее вернуться домой, промыть вам раны. Можно было бы зайти к местному лекарю, но, увы, денег на него у нас нет. Всё до последнего медяка потратили на лекарственную настойку для Его Светлости и на ткань для леди Дарены. Придётся идти на своих двоих, авось посчастливится, и по пути встретится кто-нибудь из крестьян и по доброте душевной подвезёт нас до поместья.

Лекарственная настойка? Его Светлость? Вопросы роились в голове, но я промолчала. Что бы ни происходило, мне нужно для начала выздороветь.

Энни бережно взяла меня под руку, и мы медленно тронулись по булыжной мостовой.

– Надо бы страже доложить, разбойничают посреди бела дня! Да где ж это видано?! – причитала она, никак не желая смолкнуть. Мне же хотелось тишины и покоя. Но я прекрасно понимала, что новая знакомая – кладезь полезной информации. Поэтому не время себя жалеть, стоит внимательно изучить мою новую реальность. Раз уж попала, и это вроде как мой второй шанс, не стоит им пренебрегать.

Архитектура, одежда людей, даже запахи… Это точно не привычный мне 21 век.

– Энни, – осторожно начала я, – мы пришли в город за настойкой?

Девушка кивнула:

– Да. И за тканью для леди Дарены, вашей матушки. Она велела купить именно синий бархат для нового платья к осеннему балу у герцога. – Девушка ткнула большим пальцем за спину, где покачивался заплечный мешок. – Еле нашла подходящий отрез по приемлемой цене. Торговец упирался, но я всё же сбила цену на два медяка! А потом поняла, что вас рядом нет…

Матушка? Нет, мачеха. Мозг услужливо подкинул поправку. Откуда я это знаю?

Мы медленно брели по улицам, постепенно выбираясь из торговых кварталов. Дома становились ниже и реже, появились огороды и загоны для скота. Голова по-прежнему раскалывалась, а ноги заплетались всё сильнее.

– Эй, мисс Энни! Леди Айрис! – окликнул нас хриплый голос.

На обочине дороги стояла телега, нагруженная клетками с курицами. Возле неё замер пожилой мужчина в потрёпанной соломенной шляпе.

– Сэм! – обрадовалась Энни. – Не подбросишь нас до Эшворт-холла? С миледи приключилась беда в городе, – она сделала страшные глаза и жестом показала, как меня тюкнули по голове.

Крестьянин нахмурился, разглядывая моё бледное лицо, засохшую кровь на одежде и волосах.

– Ишь, что деется! Ужо днём на людей кидаются! Забирайтесь живо! – он подошёл ко мне и помог сесть в телегу.

Я неловко устроилась на охапке соломы между клетками. Куры недовольно закудахтали, захлопали крыльями. Запах птичьего помёта смешивался с ароматом сена. Вскоре телега дёрнулась и покатила, подпрыгивая на ухабах, а меня замутило ещё сильнее. Перед глазами поплыли тёмные круги, звуки становились всё тише…

– Миледи! Миледи Айрис! Очнитесь же!

Чей-то встревоженный голос вырвал меня из блаженной темноты. Я с трудом разлепила веки, чёткость зрения восстановилась через пару секунд, и я рассмотрела полное беспокойства курносое веснушчатое лицо, склонившееся надо мной. Воспоминания вернулись в тот же миг.

– Приехали, – донёсся до нас скрипучий голос Сэма. – Бедная леди, вишь, как её растрепало. Давай-ка я её до самого крыльца донесу, не то, боюсь, упадёт, так и не дойдя до дома.

Я же, сцепив зубы от боли, села.

Огляделась. Над нами возвышался трёхэтажный особняк со множеством окон и башенками по углам. Когда-то это здание наверняка впечатляло гостей. Сейчас же вызывало лишь жалость: штукатурка во многих местах облупилась, обнажая грубую каменную кладку, ставни висели криво, а где-то их не было вовсе, некоторые окна были заколочены досками; на крыше во многих местах отсутствовала черепица, оставляя проплешины, сквозь которые, вероятно, протекала дождевая вода.

«Боже, да это же руины какие-то», – пронеслось в голове, пока Энни помогала мне спуститься на землю.

Дорогие друзья! Добро пожаловать в мою новинку! Это будет простое бытовое фэнтези с романтикой. Очень надеюсь, что меня не понесёт по бездорожью и история выйдет простой и незатейливой)))

Приятного чтения и замечательного настроения!

Всегда ваша,

Айлин Лин.

Глава 2. Новый дом

Массивная дубовая дверь открылась со скрипом, который эхом прокатился по всему дому. Мы переступили порог, и я невольно поёжилась. Внутри было странно холодно несмотря на то, что снаружи вроде как лето.

Холл, должный производить приятное впечатление на гостей, встретил нас гнетущим запустением. Некогда роскошная лестница с резными перилами поднималась на второй этаж, но многие балясины отсутствовали, создавая зияющие проёмы, словно выбитые зубы в улыбке. Обои на стенах выцвели и местами отклеились, обнажая голую штукатурку с пятнами сырости. Из мебели стояли лишь покосившаяся вешалка, два древних кресла напротив чёрного камина и старый сундук, служивший, судя по потёртостям, скамьёй.

– Миледи, пойдёмте, я вас в вашу комнату доведу, потом надо отдать отрез Гарете, затем в огороде прополоть да полить овощи, иначе нам не дадут ужин, или ещё чего похуже сделают, – бормотала под нос Энни, поддерживая меня за плечи.

Идти было тяжело, каждый шаг отдавался болью в груди. Я старалась дышать поверхностно, ибо глубокий вдох заставлял рёбра неистово ныть от боли. «Трещина, а может и перелом», – мрачно диагностировала я, вспоминая курсы первой помощи.

– Ага! Явились, не запылились! Неужто купить отрез ткани занимает почти целый день?! – раздался визгливый голос, заставивший меня вздрогнуть. – Пока госпожа Дарена и мадам Лафорт отбыли к соседу с визитом вежливости, вы решили отдохнуть?

Из боковой двери выскочила дородная женщина в таком же сером платье, как у Энни, только ещё более мешковатом, но без заплат и с накинутым поверх фартуком. Седые волосы выбились из-под грязного чепца, красное лицо блестело от пота, а маленькие глазки сверкали злобой. Она неслась на нас, как разъярённый боров, размахивая пухлыми руками.

– Целый день вас нет! Господин Эшворт при смерти, ему нужна настойка, а вы прохлаждаетесь невесть где! – женщина остановилась в шаге от нас, тяжело дыша. Её взгляд скользнул по моему окровавленному, грязному платью, но вместо сочувствия в её глазах мелькнуло лишь раздражение. – И что это за вид, леди Айрис? В грязи валялись? Срамота!

– На миледи напали! – выпалила Энни, смело заслоняя меня собой. – Какие-то разбойники среди бела дня приложили по голове, да так, что кровь пошла! Ей покой нужен, Гарета, нето придётся лекаря звать, а это лишние траты, леди Дарена точно недовольна будет.

Женщина насупилась, запыхтела, переваривая услышанное. Её глазки метались между моим окровавленным видом и Энни.

– Лекаря, говоришь? – фыркнула она. – Ладно уж, ступайте. Но чтоб через полчаса ты, Энни, на огороде была! Дел невпроворот, а рук всего ничего. Двойную норму с тебя спрошу, коль леди работать не в состоянии.

"Интересно, – мрачно подумала я, пока Энни вела меня к лестнице. – Эта Гарета-галета обращается со мной без малейшего пиетета. Будто я не дочка хозяина дома, а бесправная прислуга или даже рабыня".

Подъём на второй этаж дался с трудом. Я сцепила зубы, чтобы не застонать от боли. Энни терпеливо поддерживала меня, бормоча что-то успокаивающее. Наверху мы свернули направо и прошли по длинному коридору до самой дальней двери.

– Пришли, миледи, – девушка толкнула створку, натужно скрипнувшую.

Я так и застыла с занесённой через порог ногой, не веря своим глазам. Это была не комната, а какая-то подсобка! Тесное пространство с покосившейся узкой кроватью, или даже лавкой, шатким столиком и единственным стулом с треснутым сиденьем. В углу старый сундук. Но хуже всего было окно, в деревянной раме которого зияла щель шириной в палец.

– Энни, – медленно проговорила я, – это точно моя комната?

– Охо-хо, миледи, сильно ж вас приложило. Конечно, ваша. Вы пока прилягте, я сбегаю за водой, надо вам кровь смыть, потом помогу переодеться. У меня, – она округлила глаза и вынула из кармана два яйца, – вот что есть, старик Сэм подарил, жаль ему вас стало. Выпейте их, силы вам нужны, чтобы поскорее оправиться, – и положила угощение на стол, после чего метнулась прочь, тихо прикрыв за собой дверь.

Я смотрела на эти светло-коричневые яйца и думала, что попала вовсе не во дворец, а в какую-то зад… в общем, куда-то, где прежней хозяйке тела жилось ох как несладко! Надо расспросить Энни обо всём. Кто я, кто все эти люди, и как я тут жила до того, как меня огрели по голове в том смрадном переулке.

Пить сырое яйцо вовсе не хотелось, но голод не тётка, потому, сев на лавку, накрытую истрёпанным пледом, взяла подарок Сэма и, стукнув о край стола, махом проглотила содержимое.

Это было вкусно. Вопреки испытываемой брезгливости.

Стараясь не потревожить ноющие рёбра и горящий огнём затылок, неловко прилегла боком, прикрыла веки, но задремать не успела – дверь скрипнула. Я распахнула глаза и посмотрела на Энни, деловито разложившую на столе какие-то тряпки и небольшой деревянный тазик с водой.

– Сейчас, миледи, промою вам шишку, – она подступила ко мне, я с её помощью перевернулась на другой бок, лицом к стене, и замерла. Девушка аккуратно расплела мою косу… Вот же ж, когда-то в той теперь такой далёкой жизни, я носила только коротко стриженные волосы, а здесь целая коса толщиной с руку. Из брюнетки ростом метр семьдесят восемь, я перенеслась в тело хрупкой блондинки под метр шестьдесят. Умеет жизнь удивлять. У кого-то там наверху весьма странное чувство юмора.

Пока пальцы помощницы осторожно промокали рану влажной тряпицей, я, чтобы отвлечься от боли, попыталась вспомнить всё, что когда-либо читала о попаданках. Парочку таких книжек я всё же осилила, когда делать было нечего.

Эх, знать бы, где упаду, соломку подстелила бы, перелопатила кучу литературы, чтобы быть готовой… А, собственно, к чему?

– Потерпите, миледи, самое страшное впереди, – вновь заговорила Энни и достала из кармана платья небольшую глиняную баночку.

Что может быть страшнее того, что со мной уже произошло? Но додумать не успела – Энни убрала пробку… и тут мой нос буквально шибануло просто тошнотворным запахом! Настолько отвратительным, что на глазах проступили слёзы. Меня замутило, недавно выпитые яйца попросились наружу.

– Что это за гадость? – простонала я, зажав нос рукой.

– Целебная мазь, миледи. Сама варю по рецепту моей матушки, царствие ей небесное. А она училась у самой Одноглазой Боу, лучшей знахарки в той деревушке, где я когда-то жила. Её все считали ведьмой, – понизив голос, шепнула она, – полагаю, так оно и было.

– Одноглазая Боу? – переспросила я, морщась от вони.

– Ага. Говорили, в молодости красавицей была, да муж-пьяница выбил ей глаз кочергой. Люди её побаивались, но лечила, дай бог каждому. Моя матушка к ней на учение ходила, пока меня в животе носила.

Энни зачерпнула мазь двумя пальцами и начала втирать в ссадину. Рана от такого прикосновения заныла пуще прежнего, перед глазами всё поплыло, но, как ни странно, вскоре пульсация в затылке притупилась, а кожу будто лизнуло холодком.

– Вот… так-то лучше, – удовлетворённо кивнула служанка или всё же её можно считать подругой? – К утру заживёт, как на собаке. Эта мазь творит чудеса, хоть и воняет, как падаль, первые пару часов. Потом выветривается. Ну, почти полностью.

Не сильно она меня успокоила.

– Мне пора, леди Айрис, – и зашуршала, собираясь.

– Энни, погоди, – продолжая закрывать нос, прогнусавила я. – Я ничего не помню, честное слово. Какие-то смутные моменты, но и только… Расскажи мне обо мне, пожалуйста.

Девушка всплеснула руками и, осторожно присев на треснутый стул, сочувственно на меня поглядела.

– Ох, миледи… Пусть Всевышний будет милостив к вам, чтобы вы быстро пришли в себя. А я вам чем смогу, подсоблю. С чего ж начать-то? – задумалась она, прикусив губу.

– Начни с простого, кто я, где мы сейчас находимся? – подсказала я ей.

– Аха, тогда так: вам восемнадцать лет, вы племянница лорда Эшворта по отцу. Он барон, и этот дом, как и обширные земли вокруг, принадлежат ему. Лорд Тобиас вас ещё младенцем удочерил, когда ваши родители померли от лихорадки. Так что по закону он вам отец. Живём мы тут, в Эшворт-холле, вот только… – она печально вздохнула, – лорд-то при смерти. Уже который месяц без сознания лежит, лекарь сказал, что дни его сочтены.

Энни оглянулась на дверь и понизила голос до шёпота:

– А ещё тут обитает леди Дарена, его супружница. Он на ней пять лет назад женился, думал, она ему наследника родит, но что-то у них не вышло. Новая хозяйка притащила с собой мерзкую Гарету, кухаркой поставила, и мадам Жюли Лафорт, та экономка, её правая рука, всем тут в отсутствие хозяйки заправляет. Все трое вас терпеть не могут. А как лорд слёг, так и вовсе распоясались, перестав скрывать к вам свою злобу.

– Хм-м, – нахмурилась я.

– А в этой комнатушке вас поселили аккурат, как милорду поплохело.

– А характером я какая?

Собеседница округлила глаза и так тряхнула головой, что несуразный серый чепец съехал набок. Быстро его поправив, ответила:

– Ну-у, э-э… Спокойная вы, книги читать любили, песни в саду петь да танцевать. Добрая вы без всякой меры, миледи.

– Вот, значит, как? – задумалась я. В той жизни мне палец в рот не клади – по локоть откушу. А Айрис, выходит, была божим одуванчиком?

– Пойду я, миледи, до заката надо прополоть грядки и полить. Иначе, как только леди Дарена вернётся, прикажет Ллойду меня наказать.

– Наказать? – услышанное напрягло и сильно не понравилось.

– Аха, – кивнула она и протянула ко мне руки, ладоням вверх. И только сейчас я рассмотрела тонкие шрамы, некоторые зажили совсем недавно. – Не жалейте меня, миледи, я за вас всё стерплю, – она резво вскочила и, слегка улыбнувшись, пошла к двери, половицы под её ногами неприятно скрипнули. – Вечером вам ужин принесу. Отдыхайте, пока леди Дарена не вернулась, уж она точно не даст вам прохлаждаться, даже будь вы одной ногой в могиле.

Дверь за ней закрылась, и я осталась одна в этой жалкой каморке. Ещё раз внимательнее огляделась.

Стены когда-то были выкрашены в бледно-голубой цвет, но краска облупилась, обнажая серую штукатурку. В углу темнело пятно плесени. Через щель в оконной раме потянуло вечерней прохладой.

"Айрис – божий одуванчик", – снова подумала я и горько усмехнулась. А раз так, то и неудивительно, что прежняя хозяйка тела позволяла так с собой обращаться. Тихая, добрая девочка, которая пела песенки в саду, безмолвно приняла новую реальность и позволила так с собой поступить. Низвести себя до служанки.

Ситуация яснее ясного. Айрис, то есть теперь меня хотят либо уморить работой, либо довести до того, чтобы я сбежала. А может, готовят что-то похуже. Но они не знают, с кем теперь имеют дело. Я не юная трепетная леди. Я Алина Орлова, и в обиду себя не дам…

Глава 3. Ночной голод

Я проснулась от хриплого лая собаки, раздавшегося неподалёку. Разлепив веки, посмотрела в окно, в которое виднелось потемневшее небо с первыми робкими звёздами. Надо же, как меня сморило!

Осторожно пошевелилась, проверяя своё состояние. Голова болела значительно меньше, видно, мазь Энни и впрямь творила чудеса. А отвратительный запах и правда почти сошёл на нет. Лишь рёбра ныли, как и прежде. Нужно туго перебинтовать грудную клетку, иначе каждое движение будет мучением. Где бы раздобыть ткань подходящей длины?

Дверь тихо скрипнула, и в комнату проскользнула Энни с деревянным подносом в руках.

– Миледи, вы проснулись! А я вам ужин принесла, – она поставила свою ношу на шаткий столик.

Я села, морщась от боли, и взглянула на масляную лампу, стоявшую рядом с тарелками, перевела взор на содержимое последних. Сердце упало. В деревянной миске плескалась жидкая каша на воде: серая, комковатая масса без малейшего намёка на масло или молоко. Рядом лежали варёные овощи, пара морковок и что-то похожее на репу, тоже без всякой заправки. Довершал картину нищеты кусок чёрствого серого хлеба.

– Это… мой ужин? – не удержала сарказма, проскользнувшего в голос.

Энни виновато потупилась.

– Простите, миледи. Гарета сказала, что, несмотря на ваши раны, всё равно не даст вам мяса. Нужно экономить продукты.

Я тихо хмыкнула и взяла деревянную ложку, зачерпнула склизкую кашу. На вкус она была ещё хуже, чем на вид: пресная, с привкусом горелости. Но голод не тётка, и я заставила себя есть, запивая эту бурду тёплой водой из глиняной кружки.

– Энни, вся прислуга так питается? – полюбопытствовала я.

– Всё то же самое, миледи.

Пока я давилась отвратительной едой, девушка сходила за ведром с водой и тазом.

– Давайте я помогу вам смыть грязь и переодеться ко сну, – предложила она, когда я отодвинула пустую тарелку.

Умывание холодной водой немного взбодрило. Энни помогла мне снять испачканное платье и достала из сундука ночную сорочку. Вернее, то, что когда-то ей было. Тонкая ткань износилась до полупрозрачности, в местах, где разошлись швы, виднелась грубая штопка, а от былой белизны не осталось и следа – сорочка приобрела желтовато-серый оттенок.

– Это всё, что есть? – уточнила я, разглядывая печальное одеяние.

– Есть ещё пару платьев, миледи, но они не для почивания, а для работы и походов в лес, – Энни снова полезла в сундук и извлекла мешковатые, жуткие на вид балахоны. И ещё одно, вполне симпатичное, тёмно-зелёное. – А вот это для выхода к гостям.

Я провела рукой по ткани. Качественная шерсть, хороший крой, платье явно шили не для служанки. Но время и частая носка сделали своё дело: ткань вытерлась на локтях и подоле, цвет поблёк, а кружева на воротнике и манжетах пожелтели и местами порвались.

– Странно, – заметила я, – почему меня не переселили в комнаты для прислуги, раз уж я на положении служанки?

Энни нервно оглянулась на дверь.

– Леди Дарена велела оставить вас здесь. Сказала, что, когда приезжают визитёры, все должны видеть, что племянница барона живёт в господском крыле, на подобающем ей месте.

Вот оно как. Для гостей я любимая племянница барона, а в остальное время – бесправная нищенка. Удобно устроилась… мачеха.

– Так-с, – задумчиво протянула я, на секунду замерла, после чего решительно объявила, – это непотребство, – ткнула пальцем в полупрозрачную сорочку, – сейчас разорвём и перевяжем мне грудную клетку, а вот это, – перевела палец на более или менее приличное тёмно-зелёное платье, – я надену сверху.

– Н-но, м-миледи… – округлила глаза помощница.

– Не спорь, милая Энни, – перебила её я, – с повязкой мои рёбра быстрее заживут, а что касается “выходного” наряда… Я буду носить его, пока не раздобуду чего поприличнее. Поверь, скоро в этом доме многое переменится.

Девушка испуганно посмотрела на моё полное решимости лицо.

– Х-хорошо, леди Айрис, – в итоге сдалась она.

Через четверть часа мои саднящие рёбра были плотно зафиксированы неровно разорванной тканью, а затем всё это прикрыто зелёным платьем.

– Спасибо, Энни. Большое. А теперь ступай, тебе тоже нужно отдохнуть, – я легла на жёсткую кровать, натянув тонкий плед до подбородка.

– Спокойной ночи, миледи. Моя комната внизу, в крыле для слуг, прямо под вами. Если что понадобится, стучите в пол, я услышу.

Дверь закрылась, и я осталась одна. Тьму, окутавшую мою каморку, разгонял свет единственной лампы, а сквозь щель в окне пробирался холодный ночной воздух. Погасив огонёк, я свернулась калачиком, пытаясь согреться, и закрыла глаза.

Вскоре усталость взяла своё, и я провалилась в тревожный сон…

Я стою на краю дамбы. Бетон под ногами трескается, расползается паутиной антрацитовых линий. Земля уходит из-под ног, и я падаю… падаю… падаю в чёрную, жадно ревущую бездну.

Я не выдержала и закричала в момент, когда должна была разбиться о бетонное основание. Но вместо удара картинка вдруг сменилась, и вот я ползу по противно чавкающей грязи. Камни впиваются в ладони, оставляя кровавые следы. В голове гудит, перед глазами красная пелена.

– Помогите! – сиплю я, но голос тонет в равнодушном фоновом шуме. – Кто-нибудь… пожалуйста…

Я выползаю на освещённую солнцем широкую улицу. Но люди проходят мимо, никто из них не останавливается. Они смотрят сквозь меня, словно я призрак. Я тяну руку к чьей-то юбке, но ткань проскальзывает сквозь пальцы.

– Помогите… – последний выдох, и темнота накрывает меня с головой.

Я проснулась резко, словно вынырнула из воды. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Несколько минут я лежала, приходя в себя и прислушиваясь к тишине дома. За окном царила глубокая ночь, в комнату проникал любопытный лунный свет, оставляя дорожку на полу.

Я, кряхтя, медленно села, прислонившись спиной к стене, задумалась.

Немного успокоившись, отчётливо осознала: Айрис убили намеренно. Это было вовсе не ограбление, нет. У девушки в заштопанном платье нечего взять. Кто-то целенаправленно ударил её по голове и бросил умирать в том зловонном проулке.

Но кто? И главное, зачем?

Сбивая с мысли, неожиданно заурчал желудок.

Я, не спеша, встала, поёжилась от холода.

Может, попробовать найти кухню? Там наверняка найдётся что-нибудь съестное.

Тихонько приоткрыв дверь, выглянула наружу. Темнота была почти непроглядной, только в дальнем конце виднелось бледное пятно окна. Опираясь одной рукой о стену, двинулась вперёд. Доски под ногами предательски скрипели при каждом шаге.

До лестницы добралась довольно споро. Спускалась медленно, прислушиваясь к каждому звуку. Особняк спал, только где-то далеко тикали часы.

Внизу было чуть светлее благодаря проникавшему через окна холла лунному свету. Оказавшись у подножия, остановилась, вспоминая. Гарета выскочила из боковой двери… Хм-м, кажется, вон из той.

Поколебавшись секунду, всё же решила направиться туда, при этом неосознанно стараясь ступать ещё тише.

За тяжёлой створкой оказался короткий коридор, в его конце виднелась ещё одна дверь, понизу которой шла полоска тусклого света. Чем ближе я подходила, тем отчётливее становился запах дыма, золы и чего-то съестного. Желудок снова громко заурчал.

Толкнув дверь, очутилась на просторной кухне. В огромной печи тлели угли, отбрасывая красноватые блики на закопчённые стены. На массивном столе была разложена чистая посуда, а вдоль стен тянулись полки с утварью.

Огляделась. Где же тут хранят продукты? Логика подсказывала – в кладовой. И точно, в углу обнаружилась небольшая дверца, за ней ступеньки, ведущие вниз. Я спокойно спустилась и с любопытством осмотрелась: тут на удивление было весьма прохладно, на полках стояли горшки, корзины, висели связки лука и чеснока.

В первом же горшочке оказалась та самая каша, холодная и ещё более неаппетитная. Во втором – квашеная капуста. А вот в третьем… Я не поверила своей удаче! Большой кусок варёной говядины!

Быстро вернулась на кухню, нашла нож, отрезала ломоть хлеба, сверху положила толстый кусок мяса.

Боже, как же это было вкусно! Я жевала медленно, наслаждаясь каждым мгновением.

Увлёкшись, не заметила, как смахнула локтем нож. Он упал на каменный пол с громким звоном, разнёсшимся по всему помещению.

– Что за чертовщина?! – почти тут же раздался визгливый голос.

В дверях откуда ни возьмись нарисовалась Гарета в ночном чепце и засаленном халате.

Её маленькие глазки метнулись от меня к открытому горшочку с мясом, затем к недоеденному бутерброду в моих руках.

Лицо кухарки пошло отвратительными багровыми пятнами.

– Ах ты, воровка! – взвизгнула она. – Это всё для миледи Дарены! Не для такой грязнули, как ты!

Тётка ринулась на меня, размахивая руками, словно мельница.

Я поначалу опешила от её натиска, но быстро совладала с собой и, стиснув зубы, увернулась от её неуклюжего выпада, при этом сумела толкнуть её в пухлое плечо. Ушибленные рёбра взвыли, но я держалась, стараясь не дать слабины.

Повариха, не ожидавшая сопротивления, раззявив рот, охнула и потеряла равновесие, полетев прямо на печь. Я не успела её перехватить. Впрочем, не сильно и пыталась.

Гарета неловко выставила руки и прижалась левой ладонью прямо к горячей чугунной плите.

– А-а-а! – завизжала она, как поросёнок, тряся обожжённой конечностью.

На шум сбежались слуги. В дверях появились трое: пожилой мужчина, приблизительно такого же возраста женщина, и Энни. Все они замерли на пороге с открытыми ртами, глядя на меня с бутербродом в руке и корчащуюся от боли Гарету.

– Мерзавка! Ух и накажут тебя! – визжала кухарка, что есть мочи. – Миледи вернётся и запорет тебя на конюшне!

И мне вдруг это всё надоело, – я, передёрнув плечами, холодно прищурилась, резко шагнула вперёд, без страха заглянув в лицо поварихе, опешившей от моего манёвра.

– Как ты смеешь поднимать руку на меня, дочь барона Эшворта? – мой голос был тихим, вкрадчивым, в нём звенела сталь. Я вовсе не боялась, что эта туша может на меня напасть. – Ещё одно слово, Гарета, и завтра ты будешь искать новое место. Без рекомендаций. Так что не забывайся.

Гарета резко со щелчком захлопнула рот. Её рыхлое лицо исказилось от шока. Она мелко затряслась и в ужасе сделала шаг назад, увеличивая дистанцию между нами. Тётка молчала, не в силах выдавить из себя и звука, только пучила глаза и хватала воздух, как выброшенная на берег рыба.

– Т-ты… В-вы… как смеешь мне такое говорить?! – охнула она дрожащим голосом.

– Повторюсь: не забывайся! – нахмурилась я, и, прищурившись, приказала: – Поди вон. И чтобы я тебя не видела, до самого возвращения дражайшей леди Дарены.

Кухарка икнула. Глаза едва из орбит не выпали. Но послушалась и, оглядываясь почти на каждом шагу, устремилась прочь из кухни.

Я облегчённо выдохнула и, стараясь не показать, как дрожат колени, повернулась к замершим изваяниями свидетелям всей этой сцены.

– Давайте пойдём спать, ночь на дворе, а утром нас ждёт много важных дел.

Глава 4. Вызов брошен

Я вернулась к себе, устроилась на лежанке, и сама не заметила, как провалилась в сон, в этот раз без всяких жутких видений.

Время замедлило свой бег, телу требовался отдых, чтобы восстановиться.

Петухи кукарекали всё громче, настойчиво пробиваясь в моё сознание через плотную завесу глубокого сна.

Кукареку-у-у!!! – особенно громко и прямо под моим окном.

Я, раздражённо нахмурившись, перевернулась на другой бок и тут…

Баб-бах!

Дверь моей каморки распахнулась с такой силой, что, ударившись о стену, жалобно скрипнула и затряслась. Грохот эхом прокатился по помещению, вышвырнув меня из дрёмы в реальность так же грубо, как накануне из небытия.

Я не успела даже сесть, не успела сфокусировать взгляд. Чья-то тень, огромная и бесформенная в тусклом утреннем свете, нависла надо мной. Сильные, безжалостные руки схватили меня за плечо и лодыжку. Пальцы впились в тело, как клещи, и мир перевернулся. Боль в ушибленных рёбрах взорвалась ослепительной вспышкой, выбив из лёгких весь воздух. Я беззвучно открыла рот, пытаясь закричать или хотя бы вдохнуть, но тщетно.

Меня стащили с убогой лавки с той лёгкостью, будто я вовсе не человек, а набитая соломой кукла. Секундный полёт, и моё тело с глухим стуком упало на холодный пол коридора.

Я лежала на боку, свернувшись в клубок и отчаянно пытаясь отдышаться. Каждый вдох отзывался мучительным спазмом в груди. В глазах плясали тёмные пятна, а в ушах стоял гул. Сознание то уплывало, то возвращалось, цепляясь за острую, отрезвляющую боль.

Прошла, наверное, целая минута, прежде чем я смогла разлепить веки.

Прямо передо мной замерла фигура, чётко очерченная лучами утреннего солнца, пробивавшимися сквозь мутное окно в конце коридора.

Она была высокой, статной, лет сорока пяти, поразительно красивой. Холодной, неприступной красотой хищной птицы. У неё были тонкие, аристократические черты лица, безупречная осанка и презрительно поджатые губы. Тёмные волосы уложены в сложную высокую причёску. Платье из тёмно-зелёного бархата необычайно ей шло, роскошная ткань наряда незнакомки резко контрастировала с обшарпанными стенами. Её руки в тонких перчатках были скрещены на груди, а глаза цвета летнего неба смотрели на меня с ледяным презрением.

Сомнений не было, кто это. Леди Дарена Эшворт. Мачеха Айрис, то есть теперь и моя.

Тут краем глаза я уловила движение. Из моей комнатки шагнула…

Если леди Дарена казалась ястребом, то эта женщина походила на носорога. Она была не просто крупной, она была огромной, почти квадратной, с широченными плечами и руками, толщиной с мои ноги. Простое серое платье сидело на ней так туго, что, казалось, вот-вот и лопнет по швам. Но самым отталкивающим было её лицо: грубое, обветренное, с массивной челюстью и маленькими, глубоко посаженными глазками. Низкий, покатый лоб нависал над ними, придавая ей сходство с пещерным человеком. Именно её безжалостную хватку я только что ощутила на себе. Неужели это мадам Лафорт, правая рука хозяйки? Боже, это не человек, это монстр!

– Рассвело давно, а ты бока отлёживаешь? – голос леди Дарены прозвучал ехидно. – Встань!

Я медленно, с шипением, попыталась приподняться на локте. Голова закружилась, а рёбра лизнуло огнём. Не сдержав стона боли, я снова растянулась на полу.

– Что это ты вчера сделала с моей Гаретой? – продолжала леди. Тут я заметила и саму повариху, шагавшую в нашу сторону и победно скалившуюся. – Решила показать свой характер? Показать, кто в доме хозяйка? Не успела я вернуться, а тут такое! Гарета прибежала ко мне вся в слезах, с обожжённой рукой. Говорит, ты на неё набросилась, как бешеная собака. Мало того что воруешь еду с хозяйского стола, так ещё и на прислугу кидаешься!

Она сделала шаг ко мне, и я невольно вжалась в пол. От неё пахло какими-то дорогими духами. Этой даме с её грязной душой такие тонкие ароматы вовсе не подходили.

– И как ты посмела надеть выходное платье? Этот наряд для приличных людей, а не для оборванки, валяющейся в грязи! – в голос говорившей просочился яд.

Мадам Лафорт открыла безобразно широкий рот и пророкотала:

– Проучить её как следует, миледи? Чтобы знала своё место.

Дарена на мгновение задумалась.

– Позже, Жюли, успеется. Ну, что же ты молчишь, Айрис? Язык проглотила? Или только с кухарками смелая? Расскажи мне, как ты посмела поднять руку на мою служанку и украсть мою еду?

Я, наконец, смогла сесть. А после и встать.

Подняв голову, посмотрела прямо в холодные глаза мачехи. Боль отошла на второй план, уступив место ледяной ярости. Той самой ярости, что когда-то помогала мне решать самые сложные задачи и ставить на место зарвавшихся подрядчиков.

– Во-первых, – мой голос прозвучал хрипло, но на удивление твёрдо, – я не крала. Я взяла то, что моё по праву рождения. Этот дом принадлежит моему отцу, а значит, и мне. Во-вторых, ваша Гарета первая на меня напала. Я лишь защищалась.

На лице леди Дарены отразилось искреннее изумление, быстро сменившееся гневом. Она явно не ожидала такого ответа. Она ожидала слёз, мольбы о прощении, но никак не прямого вызова.

– Да как ты смеешь?! – прошипела она, её щёки покрылись красными пятнами. – Ты, бесприданница, живущая здесь из моей милости!

– Вашей милости? – я оскалилась. – Ваша милость – это помои, которыми вы меня кормите, и эта конура, в которой вы меня поселили? Нет, благодарю. Оставьте такую милость для себя.

Это было слишком. Лицо Дарены исказилось от ярости и… ненависти.

– Жюли! – взвизгнула она. – В конюшню её! И выпороть так, чтобы неделю сидеть не смогла! Пусть эта дрянь узнает, что такое моя милость!

– Только коснись меня, – не знаю, откуда у меня взялись силы, я перевела взгляд на Лафорт, и мой голос зазвенел сталью: – Я немедленно отправлюсь в город, наведаюсь к герцогу и пожалуюсь на ваше самоуправство. Я потомственная аристократка! Я леди Айрис Эшворт! А ты, Лафорт, просто служанка. Будет интересно посмотреть, как герцогские солдаты закуют тебя в кандалы и бросят в темницу!

– Что-о?! – ахнула Дарена, а Жюли растерянно замерла, хлопая короткими редкими ресницами.

– То-о, – передразнила я, не сдержавшись. – Отныне вы все мне не указ. И пока жив мой отец, держитесь от меня подальше. Свидетелей, – я кивнула на Энни, двух пожилых слуг и какого-то бородатого мужика, которого видела впервые; они так же, как Гарета, замерли в отдалении, – хватает. И не дай Всевышний, со мной что-то случится, они донесут, кто именно виновен! – повысила голос я, чтобы услышали все.

Обе нахалки резко обернулись.

Экономка, до этого казавшаяся несокрушимой, вдруг сгорбилась. Её и без того низкий лоб, опустился ещё ниже, а в маленьких глазках мелькнул страх. Она сделала шаг назад, инстинктивно прячась за спину хозяйки. Видно, несмотря на жуткую внешность, всё понять ума ей хватило.

Дарена тоже оглянулась, и замерла изваянием, увидев столпившийся народ. Затем медленно выдохнула, и на её лице появилась приветливая улыбка, обращённая бородачу.

– Кхм-кхм, – подал голос незнакомец. – Утро доброе, миледи. Прошу прощения за беспокойство, я к вам от мистера Дэвлина.

– Доброе, – благосклонно кивнула она ему, мигом преобразившись в радушную хозяйку, – Гарета, проводи…

– Мистер Томас Рурк, – прогудел тот в ответ.

– Мистера Рурка в малую зелёную залу, угости чаем. Прошу, подождите меня там. Тут у меня с дочерью небольшой спор, уж больно она от рук отбилась, воспитываю. Как решу вопрос с Айрис, так сразу спущусь к вам, – хлопнула длинными ресницами мачеха.

– Да, конечно, – кивнул бородач, бросил ещё один оценивающий взгляд на меня, но явно и не подумал вмешаться в семейные дрязги, и последовал за кухаркой.

Дарена же, дождавшись, когда их шаги стихнут, снова обернулась ко мне. Смотрела, не мигая, как змея на добычу. Если бы из её рта показался раздвоенный язык, я бы не удивилась.

Воздух в коридоре натянулся до предела. Я видела, как пожилая служанка, стоявшая рядом с Энни, нервно сглотнула, а старик-слуга опустил глаза в пол.

Мачеха несколько секунд пожирала меня взглядом, в котором ярость боролась с растерянностью. Мой блеф – а это был чистой воды блеф, я понятия не имела, есть ли тут герцог и как к нему попасть, – на удивление сработал! Она привыкла к безропотной Айрис, но столкнулась с кем-то совсем другим. И это одновременно её разозлило и напугало.

– Ты… ты пожалеешь об этом, – наконец выдавила она.

Я же старалась не показать дикого ликования, разлившегося внутри.

– Отныне тебе нет хода на кухню, – продолжала шипеть темноволосая красавица. – Кормить тебя никто не будет. Захочешь поесть, сама о себе позаботишься! Готовь на костре на заднем дворе! И утварь не тронь, кипяти воду… да хоть в ладонях, мне то безразлично!

После бросила остолбеневшим слугам:

– С сегодняшнего дня Айрис отказано в еде. И вы, мерзавцы, не смейте таскать ей продукты, тут я буду в праве запороть вас до полусмерти, и никто мне слова против не скажет! – договорила и, развернувшись так резко, что полы её бархатного платья взметнулись, зашагала прочь, шурша юбками. Лафорт, кинув на меня последний, полный злобы взгляд, поспешила за ней.

Я сползла по стене на пол, ноги едва держали. В голове царил полнейший сумбур. Адреналин, бурливший в крови, начал отступать, и на его место волной накатила боль. Противно заломило в затылке, я с трудом пропихивала воздух в грудную клетку, настолько сильно ныли ушибленные рёбра. Но сквозь боль пробивалось пьянящее чувство победы. Первой, но такой важной победы.

– Миледи… – тихий шёпот Энни вывел меня из оцепенения.

Она подбежала ко мне, её лицо выражало смесь ужаса и восхищения. Пожилые слуги тоже подошли ближе, с опаской оглядываясь на опустевший коридор.

– Вы… вы в порядке? – спросила девушка, помогая мне подняться.

– Теперь да, – твёрдо ответила я, опираясь на её хрупкое плечо. – Энни, слушай, а этот Рурк, он может мне помочь?

– Что вы, госпожа! – покачала головой помощница. – Он простолюдин, и если влезет в разборки между аристократами, не оберётся проблем. Таковы правила.

– Чушь какая-то, – пробормотала я.

Энни помогла мне доковылять до моей каморки, бережно усадила на край скрипучей лавки. Пожилая пара слуг вошла следом, молча и почтительно остановившись у порога.

– Я сейчас сбегаю к колодцу, принесу вам воды, – засуетилась Энни, поправляя сбившийся набок соломенный тюфяк, служивший мне матрацем. – Вам нужно умыться и отдохнуть.

– Энни, постой, – остановила я её, схватив за руку. – Будь осторожна. Ты слышала, что сказала моя мачеха. Если тебя поймают…

– Не беспокойтесь, – она ободряюще улыбнулась, но в её глазах всё равно плескался страх. – У меня есть своя кружка. Никто ничего не докажет. Я мигом.

Она выскользнула за дверь, оставив меня наедине со стариками. Я перевела на них взгляд. Они смотрели на меня со смесью сочувствия и чего-то ещё, чего я не могла разобрать. Любопытства? Уважения?

– Простите, – мой голос всё ещё звучал хрипло, – я не помню ваших имён. После того, что случилось в городе, я потеряла память.

Старушка сделала шаг вперёд, её морщинистое лицо было добрым и усталым.

– Энни нам уж всё поведала, хозяйка. Не тревожьтесь попусту, память вернётся. Меня Полли звать, а это благоверный мой, Джон.

Мужчина коротко кивнул. Он был жилистым, с обветренным лицом и руками, привыкшими к тяжёлой работе.

– Я тут за садом приглядываю, да за конюшней, коли придётся, – глухо отозвался он.

– А я на огороде помогаю да в доме прибираюсь, где велят, – добавила Полли. – Мы уж, почитай, всю жизнь тут. Отданы роду Эшвортов за долги. Вольную нынешний хозяин нам дал три года назад, вот токмо идти нам некуда, да и возраст не тот. Так и доживаем свой век на этой земле – вздохнула она, и в этом вздохе слышалась горечь целой жизни, прожитой в служении другим.

– Спасибо вам, Полли и Джон, а теперь ступайте, а то разозлим леди Дарену ещё сильнее.

– Не выкайте нам, госпожа, – вдруг улыбнулась старушка, – такое не принято, вас не поймут и осудят.

Я нахмурилась, но кивнула. Со своим уставом, как говорится, в чужой монастырь не ходят. Тут царят непонятные мне законы. Неужели в этом сумасшедшем мире есть узаконенное рабство? Ужас какой! В общем, мне сильно не хватает знаний о новой реальности. Энни, скорее всего, о многом сможет рассказать, надо тщательно её "допросить".

Старики ушли, оставив меня одну, а я задумалась о том, как теперь жить.

Но не всё так плохо, как могло бы показаться. Это ведь моя земля, не так ли? По крайней мере, пока обратных заявлений не было. А значит, я могу спокойно охотиться в соседнем лесу, ловить рыбу, и есть овощи, растущие на огороде. Я не пропаду и не дам себя в обиду.

И надо бы навестить больного лорда. Откуда это желание взялось, не знаю, но противиться и не подумала.

Глава 5. Документы и огурцы

Звенящая тишина убогой каморки давила. Я сидела на краю лавки, глядя в пустоту и пытаясь унять дрожь в руках. Победа над Дареной была сладкой, но недолгой, и теперь на смену эйфории приходило холодное, трезвое осознание реальности.

Мой мозг, привыкший решать сложные задачи, уже начал анализировать ситуацию. Проблема номер один: еда. Раз рядом огород, то это уже не такая уж и проблема, не так ли? Но её решение требует времени и сил, которых у меня пока не так много. Проблема номер два, не менее важная: утварь. Дарена не зря съязвила про «кипяти воду в ладонях». Без котелка, ножа и хотя бы одной тарелки мои походы за пропитанием теряли всякий смысл.

Значит, нужно найти посуду. И не на кухне, куда мне теперь путь заказан. Тогда где? Логика подсказывала, что в таком огромном, полузаброшенном доме наверняка должны быть старые, забытые вещи. Особняк ветшал, обитаемая его часть, судя по всему, сократилась до минимума. А что в остальных комнатах? В том крыле, где я сейчас находилась? Ещё оставался чердак, его тоже стоит посетить.

Эта мысль показалась спасительной. Кроме посуды, я вполне могла найти и комнату получше этой собачьей конуры. Переселиться, вот что тоже необходимо сделать как можно быстрее.

И, наконец, проблема номер три, она же самая сложная – нужны союзники, наделённые властью. Значит, мне предстоит отправиться в город на их поиски. Но даже если я их отыщу, то что предложить взамен?

Я медленно поднялась, опираясь о стену. Рёбра всё ещё ныли, но уже не так остро. Решимость придавала сил. Я вышла в коридор. Утреннее солнце едва пробивалось сквозь пыльные стёкла, рисуя на полу бледные, вытянутые прямоугольники света. Воздух был спёртый, пахло плесенью, гниющим деревом и запустением.

Подошла к соседней двери. Она была сделана из тёмного, растрескавшегося дуба, с тяжёлой кованой ручкой. Потянула. Заперто. Следующая – тот же результат. И ещё одна. Из десяти дверей в этом коридоре восемь были заперты на ключ. Кто их запер? Дарена? Или они закрыты уже много лет?

А вот две оставшиеся поддались. За первой ждало удручающее зрелище. Здесь, видимо, когда-то случился пожар: одна из стен покрыта копотью, а остатки мебели превратились в обугленные остовы. Окно выбито и грубо заколочено досками, сквозь щели тянуло сквозняком.

Второе незапертое помещение было больше моей каморки, но находилось в ужасном состоянии. В углу громоздилась куча какого-то хлама, покрытого толстым слоем пыли и паутины. Камин почернел и казался пастью неведомого чудовища, готового наброситься на любого, кто осмелится посягнуть на его царство.

А вот стекло в окне… Оно оказалось целым, как и рама! И это отчего-то вдруг меня порадовало. Решено, переселюсь сюда. Но несмотря на желание, осуществить его получится не сразу. Предстоит грандиозная уборка, которая займёт уйму времени и сил. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают.

Не успела я вернуться в свою комнатку, как пришла Энни. В руках она держала деревянное ведро с водой и свою глиняную кружку.

– Вот, миледи, можно и попить, и умыться, – сказала она, ставя ведро на пол.

Холодная колодезная вода приятно освежила лицо, прогнала пустыню изо рта. Взбодрила. Пока я приводила себя в порядок, служанка достала из кармана своего фартука поломанный гребень, когда-то вырезанный из дерева.

– Давайте я вам заново перетяну рёбра, – предложила Энни, – а потом расчешу волосы, постараюсь рану не задевать.

Я кивнула, и она помогла мне снять платье. Перевязав тряпку потуже, девушка взялась за мои сбившиеся в колтуны волосы. Её прикосновения были осторожными и заботливыми. В этот момент, глядя на её сосредоточенное лицо, я вдруг остро осознала, как мало знаю о своей верной, самоотверженной помощнице.

– Энни, – тихо начала я, стараясь не морщиться, когда она тянула спутанную прядь, стремясь её размотать, – расскажи мне о себе. Как ты оказалась в Эшворт-холле?

– А что рассказывать, миледи? Всё просто. Моя семья задолжала барону Годрену. Мы были обычными вольными крестьянами на его земле. Отец был хороший человек, но не очень удачливый. Несколько лет неурожая, потом корова пала… Долг рос. Когда мне исполнилось пятнадцать, отец отдал меня в уплату долга. А уже лорд Эшворт выкупил меня у Годрена.

Я замерла. Отдал. Выкупил. Как вещь. Дикость.

– Барон Эшворт, в отличие от предыдущего господина, относился ко мне по-доброму, – торопливо добавила Энни, подняв на меня испуганный взгляд, словно боялась, что я неправильно её пойму. – И подарил меня вам на ваше шестнадцатилетие. Сказал, что у леди должна быть своя личная служанка.

Подарил. Это слово резануло слух ещё сильнее, чем «отдал».

– Энни, – мой голос прозвучал твёрдо. Я взяла её руки в свои. Они были грубыми, с мозолями и мелкими царапинами. – Хочешь получить вольную сегодня же?

На её глаза навернулись слёзы. Она смотрела на меня, не веря своим ушам.

– М-миледи… – пролепетала она, и её губы задрожали. – Спасибо вам… Но… куда же я пойду? У меня никого нет. Родители умерли от лихорадки два года назад. Дома нет. Кому я нужна?

Её слова отрезвили меня. Я, со своими современными представлениями о свободе и правах человека, совсем забыла о реалиях этого мира. Здесь свобода без денег и связей была равносильна смертному приговору.

– Ты останешься со мной, – сказала я твёрдо. – И я буду платить тебе жалованье. Вот только пока денег у меня нет, как и реальной власти… Но, уверена, это лишь вопрос времени.

Она смахнула слёзы и благодарно кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

– Скажи, – сменила я тему, чтобы дать ей прийти в себя, – как давно поместье в таком упадке? Когда всё это началось?

– Давно, миледи. Лет семь назад, может, немного меньше. Лорд Тобиас очень переживал, всё пытался что-то сделать, особенно в последние годы. А потом заболел.

Семь лет. Это большой срок. Что же случилось семь лет назад?

Когда Энни ушла, я снова осталась одна со своими мыслями. Разговор с ней подтолкнул меня к ещё одной идее. А где, собственно, мои документы? Бумаги, подтверждающие, кто я такая. Свидетельство об удочерении – всё, что может доказать мои права на этот дом и эти земли.

Могли ли эти бумаги быть тут, в этой каморке? Навряд ли, но я всё же поищу.

Огляделась и глаза зацепились за увесистый сундук. Там хранились немногочисленные вещи Айрис. Стоит внимательнее всё там осмотреть.

Подошла к старому ларю, сделанному из тёмного дерева и обитому ржавыми железными полосами. Открыла крышку. Внутри лежало несколько потрёпанных, мешковатых платьев, пара смен белья и старая книга в кожаном переплёте. Выложила их на пол. Когда сундук опустел, я разочарованно вздохнула. Ни-че-го.

Но сдаваться – не мой метод. Поэтому решительно перегнулась через стенку сундука и простучала его дно. В одном углу звук показался глуше. Надавила сильнее.

И что-то едва слышно щёлкнуло!

Часть дна приподнялась, открывая небольшой тайник.

Моё сердце забилось чаще. Я запустила руку в углубление и нащупала несколько свитков, перевязанных лентой. Дрожащими пальцами извлекла их на свет.

Первый документ оказался свидетельством об удочерении. Лорд Тобиас Эшворт удочеряет Айрис, единственную дочь своего покойного брата. Второй свиток являлся выпиской из церковной книги о моём рождении. Были там и другие бумаги, менее важные. Я с облегчением выдохнула. Теперь у меня была база. Я смогу доказать любому сомневающемуся, что не бесправная служанка, что по рождению я аристократка.

Довольно улыбаясь, аккуратно спрятала свитки обратно в тайник. Айрис умничка, несмотря на свою хрупкость и страх перед стервой мачехой, сумела спрятать очень ценные вещи так, чтобы их не смогли найти.

Встав, отряхнула руки.

– Пора поесть. И справить нужду, – наметила ближайший план действий и вышла в коридор.

Поскольку путь на кухню, а оттуда на задний двор был для меня отныне закрыт, пришлось идти через весь особняк к парадному входу. Миновав унылый холл, с трудом отворила тяжёлую дубовую дверь и вышла на крыльцо. Свежий утренний воздух ударил в лицо, и я с наслаждением сделала глубокий вдох, насколько позволяли больные рёбра.

Не спеша, обогнула здание. С этой стороны оно выглядело ещё более запущенным. Дикий плющ почти полностью скрыл каменную кладку, добравшись до окон второго этажа, а в нескольких местах штукатурка обрушилась, обнажив старый кирпич. Задний двор представлял собой пустырь, в дальнем углу которого, под раскидистым дубом, виднелась покосившаяся деревянная будка. Тот самый «скворечник».

Сделав свои дела, столкнулась с проблемой: поблизости не было ни рукомойника, ни даже бочки с дождевой водой. Оглядевшись, заметила в отдалении зеленеющий островок порядка в этом царстве хаоса: ровные грядки. Туда и направилась. Чем ближе подходила, тем отчётливее видела две сгорбленные фигуры, склонившиеся над землёй. Это были Энни и старушка Полли. Они тоже меня заметили, выпрямились и с тревогой смотрели на моё приближение.

– Миледи! – воскликнула Энни. – Что вы тут делаете? Вам лежать надо!

– Мне надо ходить, чтобы поскорее поправиться, к тому же естественные потребности никто не отменял, в том числе и голод, – спокойно возразила я, подойдя ближе. – И пришла я за своей долей урожая.

Полли с сочувствием покачала головой, но ничего не сказала. Я же, не теряя времени, наклонилась и сорвала с плети пару крепких, покрытых пупырышками огурцов. Желудок радостно заурчал в предвкушении.

– А где колодец? – спросила я.

Энни кивнула в сторону небольшого каменного сооружения с деревянным воротом, видневшегося за сараем.

Я подошла к колодцу. Ведро на цепи висело прямо над срубом. С усилием покрутила ручку, и вскоре на поверхности показалась холодная, чистая вода, которую я перелила в таз, стоявший на лавке подле. Там же нашёлся серый кусок грубого мыла. Пах он не очень, но мне ли нос воротить? Спокойно помыла руки и тщательно овощи. Первый огурчик съела и даже вкуса не заметила, второй жевала вдумчиво, наслаждаясь хрустом и сочной освежающей мякотью. Это было очень вкусно! Давно такие не ела! Те, что продаются у нас в магазине и рядом не лежали с этими.

Когда вернулась в огород, Энни, оглянувшись по сторонам, быстро сунула мне в руки два спелых, тёплых от солнца томата.

– Вот, миледи, возьмите. Они очень сладкие.

Я благодарно кивнула и, наклонившись к её уху, шепнула:

– Мне нужно попасть к отцу. Хочу навестить его. Это можно сделать днём?

Девушка испуганно замерла, округлив глаза.

– Н-не думаю, что это разумно, госпожа, – тихо ответила она.

– А что в этом такого? – искренне удивилась я.

– В той части дома царство леди Дарены, и я не уверена, что в этот раз мадам Жюли при виде вас сдержит свой гнев. И вас одну я туда не пущу! – упрямо вскинула подбородок Энни.

– Хм-м… Ты просто трусишка, – мягко улыбнулась я. – Впрочем, кое в чём ты права – я пока не в том состоянии, чтобы рисковать. Решено, навестим лорда Эшворта ближе к утру, когда сон самый сладкий и глубокий. Тогда нам никто не помешает разведать обстановку.

Глава 6. Время и вода

Предрассветная тьма была непроглядной, словно чёрный бархат накрыл мир плотным одеялом. В такие часы сон особенно сладок, тело расслаблено, а сознание блуждает в царстве грёз. Но я не спала, дремала, находясь между сном и явью, боясь пропустить заветный час. Дверь в мою каморку скрипнула, и я тут же распахнула глаза.

– Миледи, – едва слышный шёпот Энни коснулся слуха. – Время.

Я села на лавке, морщась от протеста рёбер. В комнате было так темно, что я едва различала силуэт девушки, замершей на пороге.

– Пойдём без лампы, – прошептала она. – Но не бойтесь, я легко проведу вас в темноте.

От Энни я уже знала, что у постели барона дежурит сиделка, миссис Крейн, которая почти постоянно рядом с ним, еду ей приносит Гарета. Женщина была стара, но имела острый глаз, правда, к моему счастью, оказалась сильно туга на ухо.

Грубые башмаки оставила под кроватью, пойду в шерстяных носках. Они заглушат шаги и защитят от холодного пола. Энни взяла меня за руку, её пальцы были тёплыми и слегка нервно дрожали.

И вот мы в коридоре.

Темнота здесь была ещё гуще. Я почти ничего не видела. Сердце забилось чаще, но не от страха, а от странного волнения. Адреналин забурлил в крови, и я поймала себя на мысли, что полна предвкушения от этого приключения. Давно со мной такого не было.

Мы крались по особняку, как воровки, хотя я имела полное право находиться в нём, где угодно. В любое время суток.

Энни вела меня уверенно, предупреждая шёпотом о каждой скрипучей половице, каждом повороте. Вскоре дошли до лестничной площадки, пересекли её и ступили в жилую часть дома.

– Теперь тише, – дыхание помощницы обожгло моё ухо. – Вот в этой комнате живёт мадам Жюли.

Мысленно поставив галочку, – вот логово врага, двинулась дальше. Вскоре я начала различать очертания предметов. Где-то впереди забрезжил слабый свет. Восточное крыло казалось другим миром по сравнению с заброшенной частью дома. Здесь пахло воском, лавандой и чем-то неприятным: болезнью и лекарствами.

Чем ближе мы подходили к повороту, тем сильнее билось моё сердце. Что я увижу? Что узнаю? Память Айрис молчала, оставляя лишь смутное ощущение тепла и защищённости, связанное с приёмным отцом.

Остановились. Прижавшись к стене спиной, выглянули за угол. Напротив единственной двери в коротком закутке тускло горела лампа.

Здесь, действительно, было куда чище, у входа в опочивальню висела одинокая картина, а под ногами лежал пусть и вытертый, но всё же ковёр.

Мы шмыгнули к массивной дубовой двери. Замерли, задержав дыхание.

«Жди здесь», – одними губами шепнула я спутнице, и та понятливо кивнула.

Помедлив секунду, я решительно взялась рукой за тяжёлую ручку и осторожно надавила на неё. Я полагала миссис Крейн заперлась и приготовилась орудовать шпилькой, но, как ни странно, дверь легко, почти без скрипа отворилась.

Не давая себе времени передумать, втянулась внутрь и застыла изваянием.

Слуха коснулось довольно громкое посапывание. Я повернула голову и увидела широкую лавку у стены справа, на ней лежала тощая женщина в платке. Именно она так сладко спала, иногда причмокивая губами.

При свете горевшей на столе лампы, рассмотрела помещение, оказавшееся довольно большим, с двумя окнами, занавешенными плотными портьерами. В воздухе витал тяжёлый, удушливый запах лекарственных трав и… безнадёги. Дух тления буквально пронизывал само пространство, ощущаясь почти физически. У меня на секунду даже голова закружилась.

Неужели никто из пособников мачехи не догадался, что больному тоже нужен свежий воздух?

Покачав головой, вернулась мыслями в настоящее, надо поспешить.

В центре комнаты стояла огромная кровать с балдахином. Свет от лампы выхватывал из полумрака фигуру, лежавшую на ней.

Я подошла ближе, заглянула за шторку и…

То, что увидела, заставило меня содрогнуться.

Наверное, когда-то это был симпатичный, полный сил мужчина. Но сейчас… он больше напоминал мертвеца.

На подушках лежал барон Эшворт, его тонкая, желтоватая кожа обтянула череп, волосы почти все выпали. Плотно закрытые глаза, глубоко ввалились. На скулах проступили синеватые пятна. Только едва заметное движение грудной клетки говорило, что мужчина всё ещё дышит. Его дыхание было тихим, прерывистым, похожим на шелест сухих листьев.

От него исходил слабый, кисловатый запах. Я смотрела на это иссохшее тело и не могла поверить своим глазам.

По словам Энни, лорд болеет уже год. Сначала у него просто пропали силы, потом он перестал вставать и всё меньше ел. А потом уснул и больше не просыпался. Лекарь сказал, что это истощение крови, но никто не знает, отчего оно началось.

Истощение крови. Красивое название для медленной смерти от неизвестной причины. У меня же в голове вертелось другое слово. Отравление. Методичное отравление. Такое, чтобы никто не заподозрил преступления.

В опочивальне находилась ещё одна дверь. Кабинет.

Потянула за ручку. Заперто. Это было препятствие, но не для меня. В прошлой жизни мне приходилось вскрывать и не такие замки на заброшенных объектах.

Я достала из волос шпильку. Несколько минут манипуляций в замочной скважине, и вуаля! тихий щелчок. Одновременно с ним сиделка странно рвано всхрапнула, лавка, на которой она спала, неприятно скрипнула.

Я замерла, не смея шевельнуться и оглянуться. Так и сидела к ней спиной, по позвоночнику побежала капелька пота, кожа покрылась противными мурашками.

Секунда, вторая… Шуршание, а после снова сопение.

И я позволила себе облегчённо выдохнуть, только сейчас осознав, что и не дышала всё это время.

Просочившись внутрь, первым делом, держась стены, подошла к окну, отдёрнула штору, и робкие рассветные лучи проникли в помещение, помогая мне рассмотреть обстановку.

Кабинет, в отличие от спальни, не был пуст, разве что все вещи покрыты внушительным слоем пыли. На первый взгляд тут всё осталось так, как было при хозяине. Внушительный дубовый стол у окна, книжные полки справа, на стене слева развешаны карты земель и старые клинки. Воздух пропитан запахом старых книг, кожи и табака.

Я подошла к столу. Лорд Эшворт принимал решения, сидя в этом широком кресле. Здесь должны храниться все нужные документы.

И я приступила к обыску. Методично и стараясь не шуметь, начала выдвигать ящики. Бухгалтерские книги, отчёты управляющего, письма от арендаторов… Всё это было интересно, но не давало ответа на главный вопрос: что привело поместье к краху?

Что же, если лорд Тобиас приказал сделать в сундуке Айрис тайник, то высока вероятность, что в его столе такие тоже есть.

Нахмурившись, оглядела «монстра» ещё раз и решила первым делом простучать столешницу. Ничего.

Ладно, не отчаиваемся. Прошлась по ящикам, выдвинула их, затем и вовсе вынула. Пусто.

Черёд боковых панелей.

Тук-тук-пух.

Я нашла то, что искала! Под резным орнаментом нащупала едва заметную кнопку. Нажала на неё и услышала щелчок. Часть панели под столешницей отодвинулась, открыв два потайных ящика.

В первом лежали личные письма и дневник барона. Я отложила их в сторону, прочту позже. А вот второй ящик был набит финансовыми документами. И самый верхний заставил моё сердце пропустить удар.

Это был договор займа. Крупный, каллиграфически выведенный заголовок гласил: «Долговая расписка».

Барон Тобиас Эшворт брал в долг у лорда Горация Колфилда сумму в размере пяти тысяч золотых крон. В залог было оставлено всё поместье Эшворт-холл со всеми землями, деревнями и постройками.

Я пробежала глазами по датам. Заём был взят год назад. Незадолго до того, как барон «уснул». Срок возврата два года с момента подписания. И половина уже прошла.

Пять тысяч крон. Звучит внушительно. Правда, я пока не была знакома с местной денежной системой. Но, видно, это немаленькая сумма. И кому-то, скорее всего, Горацию, очень нужны эти земли. А чтобы они наверняка ему достались, бедолагу Эшворта решили упокоить.

К кому там в гости ездила Дарена? К соседу. Зуб даю, к этому Колфилду…

Я пару секунду задумчиво смотрела перед собой, пытаясь осознать масштаб катастрофы. Если мы не вернём долг, то потеряем Эшворт-холл.

Но зачем? Зачем барону понадобились деньги? Никто из слуг ни разу не говорил, что он игрок или мот.

Я вернулась к поиску. Отчёты, сметы, расчёты… Всё не то.

Почти на самом дне ящика отыскались несколько листов, исписанных убористым почерком. Это был детальный анализ состояния поместья. Прочитанное удручило ещё сильнее. Проблема не просто в плохом управлении. Это была системная, инфраструктурная катастрофа.

Главная – заболоченные земли.

Из документов следовало, что за последние пять-семь лет более двухсот акров лучших пахотных земель поместья превратились в болото. Барон связывал это с разрушением старой дренажной системы, построенной ещё во времена Ромской империи. Каналы забились илом и мусором, и вода перестала уходить. Каждую весну река разливалась, затапливая поля на два-три месяца. Почва закислялась, урожайность падала год от года.

Старая водяная мельница, которая веками приносила доход от помола зерна для всей округи, перестала работать. За последние годы река изменила русло, и теперь вода просто не доходила до мельничного колеса, а перенос требовал денег.

Последствия предсказуемы – большинство арендаторов ушли с заболоченных земель, устав бороться за скудный урожай. Поток арендной платы, бывший когда-то основой дохода, иссяк. Две деревушки, принадлежавшие барону, жили впроголодь. Но налоги короне никто не отменял. Поместье пожирало само себя.

Теперь всё встало на свои места. Барон пытался справиться со всем этим самостоятельно, но деньги таяли, а новых не было. И в отчаянии он взял заём, при этом само поместье стоило куда больше, тут к бабке не ходи.

Лорд Тобиас просто хотел спасти свой дом, и в этот самый момент его сразила болезнь.

Я сидела за столом, окружённая бумагами, и чувствовала, как на плечи давит вся тяжесть этого открытия. Проблема была не только в злобной мачехе, вероятно, вступившей в сговор с кредитором.

Куда более страшными врагами являлись время и вода.

И у меня остался всего год, чтобы обыграть их всех.

Глава 7. Пыльные сокровища

Последним, что я вытащила со дна тайного ящика, была небольшая коробочка, обтянутая потёртым бархатом. Я взяла её и открыла. Внутри покоился массивный золотой, явно мужской перстень с крупным рубином в центре. Камень поймал луч солнца и вспыхнул глубоким кровавым огнём. Это была вещь немалой ценности.

Я покрутила кольцо перед глазами, разглядывая прекрасную изделие. Внутри виднелась гравировка – герб Эшвортов, которым были помечены многие бумаги, и какая-то надпись на неизвестном мне языке. Что же, как бы ни было, жаль расставаться с эдакой реликвией, но она может спасти жизнь. Вероятно, своему же хозяину.

План созрел мгновенно, отчаянный и дерзкий: сегодня же ночью я выкраду барона из этого душного склепа. Спрячу где-нибудь в заброшенном крыле, там полно пустых комнат. Найду честного врача. Перстня должно хватить на оплату услуг и необходимые лекарства. Может быть, ещё не поздно. Может быть, яд не успел нанести непоправимый вред.

В душе шевельнулось колкое сомнение, но я, упрямо тряхнув головой, отогнала его прочь.

Сунула перстень в карман, дневник барона сжала в ладони.

И пошла к выходу. Приоткрыла дверную створку и осторожно выглянула в спальню. Миссис Крейн всё ещё спала, тихо посапывая и временами причмокивая губами. Седые волосы выбились из-под платка, морщинистое лицо в свете лампы казалось восковым.

Мой взгляд упал на тумбочку у кровати барона. Там стояло несколько склянок с какой-то жидкостью, рядом с ними ложка с остатками какого-то порошка. Лекарства? Или яд, медленно убивающий бедолагу?

Не давая себе времени передумать, прокралась к столу, положила на него блокнот, взяла все три склянки и подошла к окну, где на широком подоконнике стоял горшок с давно засохшим фикусом, жалкий скелет когда-то роскошного растения. Быстро, стараясь не шуметь, вылила содержимое бутылочек в сухую, потрескавшуюся землю. Жидкость впиталась мгновенно, оставив после себя резкий травяной запах с какой-то металлической ноткой. Наполнила опустевшую тару водой из графина и вернула всё на место, как было.

Миссис Крейн зашевелилась, громко зевнула. Я буквально обмерла, не смея даже дышать. Её лавка противно заскрипела, когда сиделка начала потягиваться. Я, недолго думая, метнулась прочь, на ходу пряча дневник за пазуху. Выскользнув в коридор, прикрыла дверь и только сейчас позволила себе глотнуть живительного воздуха. Энни ждала меня там, где я её и оставила. Лицо помощницы было бледным, а большие карие глаза полны дикого страха. При моём появлении она знатно подпрыгнула, но, увидев меня, с облегчением выдохнула, прижав дрожащие руки к, ходившей ходуном, тощей груди.

– Слава богу! – прошептала она. – Я уж думала…

– Тс-с-с, – я приложила палец к губам. – Идём отсюда.

И мы поспешили прочь, стараясь ступать как можно тише. Уже достигнув лестничной площадки, услышали шаги на первом этаже – кто-то из слуг встал раньше обычного.

Энни схватила меня за руку, потянув в сторону. За массивным гобеленом, с выцветшим изображением охотничьей сцены, оказалась неглубокая ниша. Мы втиснулись туда и затаили дыхание. Ткань пахла пылью и плесенью, в нос забилась какая-то ворсинка, отчаянно захотелось чихнуть.

Мимо прошаркала сонная Гарета, неся на подносе неплохо пахнущий завтрак. Она широко зевала на ходу, не глядя по сторонам. Дождавшись, пока звуки её шагов стихнут, выбрались из укрытия.

– Пронесло, – шепнула Энни, отряхивая платье от пыли.

Остаток пути до заброшенного крыла прошёл без приключений. Только оказавшись в своей каморке, я позволила себе расслабиться. Ноги подкашивались от напряжения, сердце колотилось, как бешеное.

– Миледи, что вы там делали так долго? – спросила Энни, наливая воду из кувшина в кружку. – Я места себе не находила! Всё порывалась пойти за вами, насилу удержала себя.

– Нашла кое-что важное, – уклончиво ответила я, делая несколько жадных глотков. – Но об этом позже. Лучше скажи, как попасть на чердак?

Девушка ответила сразу же:

– На третьем этаже, прямо над вами, такая же комнатушка, только там лестница, ведущая на чердак. Но зачем вам туда? Там грязно, пыльно.

– Отлично. Там наверняка найдутся вещи, которые могут мне пригодиться.

– О, точно! А я об этом и не подумала! – глаза служанки загорелись энтузиазмом. – Жаль, что я не могу пойти с вами, – тут же взгрустнула она. – Гарета раскричится, в поисках меня. Ах да, – уже у самых дверей, Энни обернулась и вынула из кармана своего фартука серую тряпицу, завязанную в узелок. – Это соль, подумалось, что так овощи будут повкуснее.

Я благодарно обняла помощницу и, вернувшись на свою лавку, взяла со стола две морковки. Задумчиво захрустела. Мой желудок тут же взбунтовался против такого угощения, нынешнему телу подобные «детоксы» были явно противопоказаны: платье висело мешком, а рёбра проступали под кожей, словно клавиши рояля. Эдакий рацион куда быстрее Дарены сведёт меня в могилу.

Впрочем, было и кое-что хорошее – рёбра болели значительно меньше, а затылок так и вовсе перестал беспокоить. Чудеса, да и только.

Приглушив овощами стоны в животе, решила действовать и отправилась изучить чердак. Прихватив с собой платок, пошла на третий этаж, следуя указаниям Энни. В самом конце нашлась неприметная дверца, которая поддалась со скрипом, достойным фильма ужасов, осыпав меня пылью и какой-то трухой. Пришлось отступить, откашливаясь. Второй попыткой удалось протиснуться внутрь. Узкая деревянная лестница вела вверх, в темноту. Ступеньки скрипели под ногами, одна даже опасно прогнулась. Крышка, перекрывавшая проход, поддалась тоже далеко не сразу, я даже взопрела и плечи с шеей неприятно заныли, но отступать не в моих правилах, поэтому я пыхтела и давила, в итоге добившись желаемого – препятствие сдвинулось-таки в сторону.

Чердак оказался просто огромным! Помещение под самой крышей тянулось над всем западным крылом. Сквозь слуховые окна пробивались косые лучи утреннего солнца, с танцующими в них мириадами светло-золотистых пылинок. Пахло запустением и… мышами.

Повсюду громоздились горы всякого хлама: сундуки, сломанная мебель, какие-то свёртки. И всё это щедро покрыто толстым серым слоем грязи.

Делать нечего, придётся всё тут облазить. Прикрыв нос платком, принялась за работу.

Первый сундук разочаровал: изъеденные молью портьеры, всё в мышином помёте. Второй набит испорченными влагой письмами и документами. А вот с третьим мне, наконец-то, повезло.

Набор потемневшей оловянной посуды, аккуратно завёрнутой в грубую холстину. Тарелки разного размера, миски, кружки, даже небольшой котелок с крышкой. Не серебро, конечно, и не фарфор, но мне ли привередничать? Рядом нашлись столовые приборы, тоже почерневшие от времени, но это дело поправимое.

В дальнем углу чердака, за грудой сломанных стульев обнаружила ещё несколько сундуков. Первый оказался доверху набит женской одеждой. Я осторожно вынимала платье за платьем, отряхивая от мусора. Все они, если сравнить с тем, что я видела на Дарене, вышли из моды. Два из бархатных, три из тонкой шерсти. И над всеми потрудилась моль, но, слава богу, ничего непоправимого.

Провела рукой по выцветшему бархату, когда-то он был сочного алого окраса, как вдруг перед глазами мелькнуло что-то похожее на воспоминание. Женщина в этом же платье, склонившаяся надо мной. Тёплые руки поправляют одеяло. Запах лаванды. Тихий голос, напевающий колыбельную…

Тряхнула головой, отгоняя наваждение. Это память тела, не моя. И всё же стало как-то… щемяще грустно. Айрис лишилась мамы совсем маленькой, а теперь вот и отца-опекуна теряет.

Нашлись и более практичные вещи: пара крепких башмаков на низком каблуке, старый дорожный плащ с капюшоном. Всё это я заберу с собой.

Последний ларь подарил мне рыболовные принадлежности: старое удилище из ясеня с латунной катушкой, свёртки льняных и шёлковых нитей, железные, покрытые ржавчиной, крючки, мушки из выцветших перьев. Всё было аккуратно упаковано в промасленную ткань. Тут же лежал складной нож с костяной рукоятью в кожаных ножнах.

Видимо, барон Тобиас любил рыбачить. Представила его с удочкой на берегу реки. Мирная картина. Жаль, что его жизнь повернулась иначе, надеюсь, ещё не поздно всё исправить.

Нагруженная добычей, как вьючный мул, кряхтя, спустилась обратно. Уже у себя в каморке разложила находки на лавке и залюбовалась. Никогда бы не подумала, что подобное старьё будет так меня радовать, вызывая улыбку на губах.

Итак, теперь у меня есть посуда, более-менее приличная одежда, правда, требующая починки, и снасти для рыбалки. Неплохо. Я знаю, куда идти, Энни подробно описала всё, что есть в округе.

Переодевшись в безразмерное платье, что лежало у меня в сундуке и было охарактеризовано Энни, как наряд для походов в лес, повязала платок на голову. После чего убрала в котелок нож, узелок с солью и ложку. Подхватила рыболовные принадлежности и отправилась на промысел.

Лес встретил меня тишиной и свежестью. Роса ещё не высохла, трава холодила икры. Я шла по едва заметной тропинке, внимательно глядя по сторонам. Моя цель – грибы. И вскоре я их нашла: сначала попались сыроежки с яркими шляпками, потом несколько подберёзовиков. А под старой елью обнаружился самый настоящий клад – семейство белых.

Складывала добычу в котелок, мысленно представляя, как буду всё это богатство жарить на костре. Эх, масло не хватает, впрочем, и без него сойдёт, главное – горячая еда.

Не прошло и получаса, как я вышла к узкой речушке. Вода бежала по камням, образуя небольшие заводи и перекаты. Присела на корточки у поваленного дерева, начала ворошить палкой прелую листву, копнула глубже. Черви нашлись быстро: жирные, розовые, извивающиеся. Нашла место, где течение было спокойнее, а глубина больше. Насадила червя, забросила снасть и устроилась на замшелом камне.

Ждать пришлось недолго. «Леска» дёрнулась, натянулась. Я подсекла, и на берегу забилась небольшая серебристая рыбка. Плотвичка, кажется. За ней последовали ещё две такие же и один приличный окунь с яркими плавниками.

– Ну что, красавец, на уху пойдёшь, – сказала ему, укладывая добычу в котелок поверх грибов.

Во дворе, подальше от дома, соорудила очаг из камней и пошла за дровами.

– Можно взять немного дров? – спросила я у Джона, как раз выходившего из сарайки. – И чем поджечь, если есть?

Он молча кивнул на небольшую поленницу и достал из кармана огниво с кремнём.

– Миледи, а давайте я вам подсоблю, не дело хозяйке такой работой заниматься, – вдруг предложил он, и я не стала отказываться.

Мужчина прошёл со мной к моему импровизированному очагу, настругал щепок для растопки, сложил их шалашиком. Несколько ударов огнивом и искры посыпались на сухую бересту. Задымилось, затлело… Он осторожно раздул пламя, подложил ещё щепочек. Огонёк побежал по дереву, набирая силу. После помог мне соорудить треногу, подвесить котелок и даже воду принёс. А я занялась рыбой.

Вскоре по округе полетели дивные ароматы готовящейся ухи с грибами.

– Аж слюнки потекли, – сглотнул Джон.

– Угощайся, – предложила я, помешивая варево своей ложкой.

Он покачал головой, отвёл глаза:

– Спасибо, миледи, но не стоит. Вдруг кто увидит, леди Дарена и так на нас косится, как бы чего не вышло.

Мы помолчали. Огонь потрескивал, дым уносило в сторону, где-то вдалеке застучал дятел.

– В лесу будьте осторожнее, – вдруг предупредил старик. – Там иногда лихой люд шастает, отчаявшийся, на всё готовый.

– Спасибо, буду осторожнее, – напряглась я, не подумав о подобной опасности.

Джон кивнул и, не говоря больше ни слова, пошаркал прочь в сторону хозяйственных построек. Поглядев ему вслед, вернулась к своему то ли обеду, то ли ужину.

Я ела суп прямо из котелка, обжигаясь и причмокивая от удовольствия. После сырых овощей горячая еда казалась пиршеством богов!

Сытая и довольная собой, прибрала следы трапезы, потушила костёр. Котелок с остатками еды взяла с собой, доем попозже. Страшно хотелось пить, и я направилась в сторону огорода, туда, где стоял колодец. Шагая мимо главного входа в особняк, услышала истошный крик. За ним ещё один, пронзительнее. Нахмурилась, внутренне напрягшись, быстро поставила тару на землю и метнулась в дом.

Едва переступила порог, как вой повторился, продирая до мозга костей.

– О-о-о! Горе нам, горе! – завывала, что есть мочи Дарена. – Любимый мой! Как же мы теперь без тебя?!

Сердце ухнуло куда-то вниз, в желудке образовалась ледяная пустота.

Нет. Только не это. Только не сейчас, когда жизнь заиграла новыми красками и я начала строить планы…

Глава 8. Завещание

Слова Дарены всё ещё звенели в ушах, когда я, отбросив всякую осторожность, бросилась вверх по лестнице. Ноги сами несли меня к покоям барона, сердце колотилось не от физической нагрузки, а от отчаянной надежды, что это ошибка, что он ещё дышит, что ещё не поздно…

Дверь в спальню была приоткрыта. Я влетела туда, не постучавшись, и чуть не сбила с ног миссис Крейн. Старуха на удивление шустро для своего возраста вскочила со стула и раскинула руки, перекрывая мне дорогу к отцу.

– Нельзя! – прошамкала она полубеззубым ртом, её морщинистое лицо исказилось в жуткой гримасе. – Леди Дарена строго-настрого велела никого не пускать! Особенно вас!

Я остановилась, тяжело дыша. Посмотрела на сиделку. Не мигая. Так, как смотрела на подчинённых, плохо выполнивших задачу.

– Прочь, – не сказала, прошипела я.

Не знаю, что старуха увидела в моих глазах, но, вздрогнув, попятилась в сторону. Её руки опустились вдоль тела, и она, бормоча что-то неразборчивое себе под нос, отвернулась.

– Вот и умница, – кивнула я и решительно прошла к кровати.

Барон лежал неподвижно под тяжёлым покрывалом. Даже в смерти его лицо сохранило следы долгих страданий. Жёлтая, словно пергамент, кожа туго натянулась на скулах, щёки запали, закрытые глаза глубоко ушли в глазницы. Редкие седые волосы прилипли к черепу. Сейчас он выглядел ещё хуже, чем прошедшей ночью, словно Костлявая хотела показать, как сильно страдал этот некогда полный энергии человек.

Дрожащей рукой я прикоснулась к его запястью, ища пульс. Кожа была холодной, восковой на ощупь. Никакого движения, никакого тепла. Я приложила ухо к его груди и тоже тишина.

Он действительно был мёртв.

Я опустилась на колени рядом с ложем, всё ещё сжимая безжизненную ладонь. В горле встал ком, глаза защипало от непрошеных слёз. Не успела. Всего несколько часов… Если бы я пришла сюда вчера днём, а не ночью. Если бы вылила яды раньше. Если бы…

– Простите меня, – прошептала я. – Я не успела.

Организм барона, изнурённый месяцами лежания и постоянным отравлением, просто не выдержал. Нет гарантий, что он выжил бы, вмешайся Айрис неделю назад, или даже две. Но это знание не облегчало груз вины.

– Что ты тут делаешь?! – резкий голос ворвался в мои мысли, возвращая меня в неприглядное настоящее.

Я обернулась. В дверях стояла Дарена, на ней было строгое чёрное платье – быстро же она переоделась! – но лицо выражало вовсе не скорбь, а едва сдерживаемую радость вперемешку с направленной на меня со злостью.

– Убирайся немедленно! – прошипела она.

Я неторопливо поднялась, расправила плечи и без страха посмотрела ей в лицо.

– У меня такое же право находиться здесь, как и у вас, – мой голос звучал удивительно спокойно, хотя внутри всё кипело. – Он мой отец. И я намерена проститься с ним, как подобает дочери.

Дарена злобно оскалилась:

– Был, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – А теперь его нет. И я полноправная хозяйка Эшворт-холла. Я приказываю тебе убраться из этой комнаты и из этого крыла!

Интересно. Откуда такая уверенность? Неужели она знакома с содержанием завещания? Эта мысль холодной волной прошлась по позвоночнику.

– Это мы ещё посмотрим, – парировала я, стараясь не выдать своих переживаний и тревог. – Насколько мне известно, права наследования определяются завещанием. А оглашение оного состоится после похорон. Так что ваши притязания, мадам, несколько преждевременны.

Левая щека Дарены нервно дёрнулась, на скулах проступили красные пятна гнева.

– Похороны состоятся через два дня, – выплюнула она. – А теперь вон! И чтобы на глаза мне больше не попадалась.

Я вышла с высоко поднятой головой, хотя ноги подкашивались от слабости и напряжения. Спустилась на первый этаж и вскоре оказалась на улице. Мой котелок с ухой никто не тронул, явно всем не до него. Перехватив тару поудобнее, снова вернулась в дом и поднялась в свою каморку.

Только оказавшись за закрытой дверью, позволила себе выдохнуть. Прислонилась спиной к обшарпанным доскам и устало прикрыла, горевшие огнём, веки. Руки мелко дрожали, в висках стучало.

Барон мёртв. Единственный человек, который хоть как-то мог защитить меня в этом враждебном мире, ушёл. И теперь я осталась совсем одна. Против Дарены с её прихвостнями, против Колфилда с его долговыми обязательствами, против всего света.

Что же делать? Бежать? Но куда идти девушке без денег, связей и рекомендаций? На улице меня ждёт либо голодная смерть, либо что похуже. Остаться и дождаться поверенного? Должен же он прибыть на похороны, чтобы огласить завещание… Лишь бы в нём не было того, на что открыто намекнула стерва-мачеха.

Взвесив все за и против, решила не спешить. Скоро всё станет ясно.

Едва забрезжил рассвет, как весь дом пришёл в движение. Я проснулась от шума голосов, скрипа половиц, стука дверей. Вскоре явилась Энни с кувшином свежей воды для меня и каким-то свёртком. Перед сном девушка ко мне не заходила, вероятно, помогала либо на кухне, либо ещё где.

– Тело барона уже обмыли и обрядили, – сообщила она, помогая мне привести себя в порядок. – Положили в гроб. Джон уже отправился с грустной вестью по соседям. И ещё, миледи, – Энни ткнула пальцем в рулон, – леди Дарена велела передать вам это, чтобы вы не посрамили память отца, так она сказала, – служанка попыталась сымитировать голос мачехи, получилось похоже, и я невольно улыбнулась.

Я развернула ткань. Простое чёрное платье из недорогой шерсти. Не новое, со следами незначительной починки на подоле и рукавах, но чистое. По крайней мере в таком не стыдно показаться гостям.

День выдался пасмурным, тяжёлые, свинцовые тучи нависли над поместьем, словно само небо облачилось в траур. К обеду из ближайшей деревни прибыли крестьяне: женщины отправились на кухню, чтобы помочь с поминальной трапезой, а мужчины взялись сколачивать из досок грубые столы и лавки, надо же людям где-то присесть и поесть.

Два дня спустя, ближе к полудню прибыли первые гости. Кареты подкатывали к крыльцу одна за другой, скрипя рессорами и поднимая облака пыли.

Дамы в чёрных нарядах и полупрозрачных вуалях, мужчины в тёмных сюртуках и цилиндрах. Все с подобающими случаю скорбными лицами.

Я стояла в стороне, наблюдая, как Дарена встречает прибывших. Она играла роль безутешной вдовы с таким мастерством, что невольно хотелось зааплодировать. Всхлипывания, прикладывание кружевного платочка к сухим глазам, дрожащий голос – всё было продумано до мелочей.

Тут я ощутила на своём затылке чей-то пристальный взгляд. Медленно обернулась. Пожилой джентльмен, невысокий, сухощавый, с аккуратно подстриженными седыми бакенбардами внимательно меня рассматривал. Ему было лет семьдесят, не меньше. Удивительно добрые карие глаза смотрели с искренним сочувствием из-под густых белых бровей.

Старик медленно подошёл ко мне, опираясь на резную деревянную трость с серебряным набалдашником.

– Леди Эшворт, – его голос был спокойным, с лёгкой хрипотцой. – Позвольте выразить мои искренние соболезнования. Ваш отец был достойнейшим человеком. Наши семьи соседствовали многие годы, и я всегда восхищался честностью и добротой Тобиаса. Вы потеряли прекрасного отца и наставника.

– Благодарю вас, милорд… Простите, я недавно ударилась головой, и память сейчас сильно меня подводит, я не помню вашего имени.

– Сожалею, здоровье следует беречь. Меня зовут Гораций, барон Колфилд. Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь обращаться.

С этими словами он отошёл, оставив меня в полном недоумении.

Это тот самый человек, который дал барону заём под залог поместья?!

Тот, кто должен был забрать Эшворт-холл через год?! Либо я что-то не так поняла, либо здесь кроется какая-то тайна.

Внешность и правда бывает обманчивой. Вместо алчного ростовщика я беседовала со старичком, похожим на любимого дедушку из детских сказок.

Я проследила за ним и заметила, как он обошёл Дарену, не проявив к ней ни малейшего интереса. Впрочем, и она, казалось, его не замечала, полностью погружённая в свою роль безутешной супруги.

Интере-е-есно… Обдумаю увиденное на досуге, тут что-то явно не так.

Похоронная процессия двинулась к небольшому фамильному кладбищу за церковью. Гроб несли шестеро крепких мужчин. Дарена шла сразу за ними, громко рыдая и покачиваясь так, что её приходилось поддерживать мадам Лафорт. Я скромно пристроилась позади.

Могила была уже выкопана, глубокая яма в сырой земле. Священник читал молитвы, пока гроб медленно опускали на верёвках.

Дарена первой подошла к краю ямы, театрально всхлипывая, бросила горсть земли на крышку гроба. Звук вышел глухим, неприятным.

Затем настала моя очередь. Я, взяв в руку холодную, сырую землю, прошла вперёд.

– Прощайте, отец, – прошептала и разжала пальцы.

После нас потянулись соседи, друзья покойного и слуги.

Мачеха же продолжала свой спектакль, причитая и заламывая руки. Рядом со мной кто-то тихо хмыкнул. Это был средних лет джентльмен в чёрной шляпе-трилби.

– Прошу прощения, – прошептал он, заметив мой взгляд. – Просто я знал барона Тобиаса много лет. Он заслуживает более… искренней скорби.

После погребения все вернулись в дом на поминальную трапезу. Стол был накрыт скромно: горячая похлёбка, холодная говядина, ветчина, хлеб, сыр, эль и простое красное вино. По меркам аристократии – более чем скудно, но большего обветшавшее поместье позволить себе не могло.

Гости не задержались. Откушав положенное, выразив соболезнования «безутешной вдове» и бросив любопытные взгляды на молчаливую меня, они поспешили покинуть этот дом, пропахший бедностью и безнадёгой.

Ушли почти все, кроме одного джентльмена и его охранников.

Это был мистер Освальд Уэлс, поверенный. Невысокий, сухощавый господин лет шестидесяти, в безупречно сидящем на нём тёмно-бордовом камзоле, с очками на длинном носу. Всем своим видом он излучал достоинство и неподкупность служителя закона.

– Леди Дарена, леди Айрис, – обратился он к нам официальным тоном, – прошу вас пройти в кабинет покойного барона для оглашения его последней воли.

Мачеха, холодно кивнув, с видом королевы, идущей на коронацию, пошла первой. Я последовала за ней, стараясь унять дрожь в коленях.

Мы расположились на стульях перед массивным столом. Мистер Уэлс сел в кресло хозяина, достал из кожаного портфеля несколько документов. Сначала он внимательно оглядел нас обеих поверх очков, а после заговорил:

– Итак, приступим…

«Я, барон Тобиас Эдвард Эшворт, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, сим завещаю…»

Он читал медленно, чётко произнося слова. И с каждой фразой мир вокруг меня менялся.

«…всё моё имущество, включая поместье Эшворт-холл, прилегающие земли общей площадью в три тысячи акров, деревни Брамблтон и Миллбрук, лесные угодья, водяную мельницу и все строения, а так же все доходы с оных, завещаю моей приёмной дочери, леди Айрис-Мари Эшворт…»

Я не удержала шокированного вздоха, не веря тому, что услышала. Всё? Мне? Но почему?

«…До достижения ею возраста девятнадцати лет назначаю её опекуном лорда Найджела Льюиса, человека безупречной репутации…»

Лорд Льюис? Кто это?

«…Моей супруге, леди Дарене Эшворт, завещаю городской дом на Мейфэр-стрит в Торнтоне со всей обстановкой и ежемесячное содержание в размере ста серебряных крон на срок в один год с момента моей смерти. По истечении года или в случае повторного замужества, в зависимости от того, что наступит ранее, выплаты прекращаются…»

Дом и содержание – очень неплохо, но ничто по сравнению с целым поместьем. Правда, Эшворт-холл почти разорён, и тут уже спорно, что лучше.

«…Сие завещание составлено мною в присутствии достойных свидетелей и по доброй воле. Да хранит вас всех Господь. Подписано и скреплено печатью…»

Тишина, воцарившаяся в кабинете, была оглушительной. Я сидела, не в силах пошевелиться, пытаясь осознать услышанное. Дарена же…

– ЭТО ОБМАН!!! – взвизгнула она, вскакивая. Её красивое лицо исказилось от ярости, превратившись в уродливую маску. – Подделка! Фальшивка! Я требую проверки! Мой муж никогда бы… Он обещал мне сразу после свадьбы, что оставит всё мне!

– Миледи, – холодно прервал её мистер Уэлс. – Документ заверен личной печатью Его Светлости герцога Торнтона. Сомневаться в её подлинности бессмысленно.

Мачеха открыла рот, закрыла, как рыба, выброшенная на берег. В её глазах полыхнула такая ненависть, что мне стало не по себе.

– Это всё ты! – она повернулась ко мне, и я невольно вжалась в кресло. – Ты даже не дочь ему, приблудившаяся! А я родная жена! Столько лет за ним ухаживала, а когда он заболел, вовсе не отходила от его постели, сама лекарства давала.

– Достаточно! – повысил голос поверенный. – Леди Дарена, вы забываетесь. Завещание составлено по всем правилам, оно неоспоримо. Примите это как данность.

И повернулся ко мне, его суровое лицо чуть смягчилось.

– Леди Айрис, лорду Льюису уже отправлено сообщение о смерти барона Эшворта. Он прибудет сюда сразу, как сможет, чтобы выполнить последнюю волю лорда Тобиаса. А теперь позвольте мне откланяться.

Мистер Уэлс спокойно встал и собрал документы.

– На этом моя миссия завершена. Доброго вам вечера, дамы.

Мужчина вышел, оставив нас вдвоём. Какое-то время мы молчали, глядя друг на друга. Потом Дарена медленно шагнула ко мне. Её движения были странно спокойными, размеренными, но в глазах плясало безумие.

Она наклонилась к самому моему лицу, от неё пахло приторными духами и… страхом? Яростью?

– Не радуйся раньше времени, девочка, – её голос был обманчиво мягким, но каждое слово сочилось ядом. – Как думаешь, если с тобой что-то случится, кто ближайший родственник и кому всё останется?

Холодок страха пробежал по позвоночнику, но я не я буду, если позволю этой гадюке меня запугать. И пусть сейчас во мне всего сорок с лишним килограммов, и рост – метр с кепкой, в душе я всё та же Алина Орлова. Поэтому я, прижавшись своим лбом к её, стала медленно подниматься.

Мачеха буквально обалдела от эдакой наглости, поспешно сделала два шага назад, прервав контакт, тем самым давая мне больше места для манёвра и больше воздуха.

– Где пять тысяч, которые отец взял в долг? – не этого вопроса ожидала мачеха, вовсе нет. – Ты ведь знаешь, где они, не так ли? – продолжала наседать я, уже нисколько не боясь эту стерву и убийцу.

– Аха-ха-ха! – принуждённо расхохоталась та. – Нет их. Всё потрачено!

Я прищурилась. Навряд ли она скажет правду, сила точно не на моей стороне. Пока не на моей.

– Чтобы завтра утром тебя здесь не было, – отчеканила я. – Выметайся из моего дома.

– Да как ты смеешь… – ахнула она, не веря своим ушам.

– По закону ты тут отныне никто, – терпеливо повторила я, кивнув на копию завещания, оставленную нотариусом на столе. – Пошла вон!

Дарена шокированно распахнула глаза, её высокие скулы пошли алыми некрасивыми пятнами, она резко выдохнула и, так ничего мне больше и не сказав, разъярённой фурией устремилась на выход.

Дверь за ней закрылась с такой силой, что задрожали оконные стёкла. Я осталась одна.

Медленно вдохнула, выдохнула, разжала стиснутые в кулаки ладони, и взглянула на портрет барона Тобиаса, висевший на стене напротив. С полотна на меня смотрел человек средних лет с добрыми глазами и печальной улыбкой.

– Спасибо, – прошептала я. – Я не подведу вас. Обещаю.

Дом полон людей, крестьяне всё ещё не покинули особняк, и, тем не менее, сегодняшнюю ночь я вместе с Энни проведу на чердаке, нельзя давать этим тварям и шанса причинить мне вред.

Медленно подойдя к окну, уставилась невидящим взором на подъездную аллею перед особняком. Карета нотариуса как раз тронулась с места. Сумерки неумолимо сгущались, послышалось пение цикад. Меня же мучили вопросы, ответов на которые я пока не находила.

Зачем Дарене эти заболоченные, заложенные земли?

Куда она подевала пять тысяч крон? По её виду становилось ясно – она точно их потратила. На что?

И злодей ли лорд Колфилд?

Мысли перескочили на неведомого опекуна. Что от него ждать? Будет ли он защищать мои интересы?

У меня ведь всего год, чтобы всё исправить и сохранить свой дом.

Тряхнув головой, сама себе решительно кивнула: я проектировала дамбы и укрощала реки; неужели я не справлюсь с проблемами болот и ненавистью одной озлобленной дамочки?

Справлюсь. Просто обязана.

Глава 9. Утро

Ночь на чердаке выдалась беспокойной. Я не рискнула остаться в своей каморке, слишком опасно. Потому вместе с Энни схоронилась в пыльном царстве забытых вещей.

Мы устроились между старыми сундуками, укрывшись найденным вчера плащом. Энни, дрожа, прижалась ко мне справа, а слева я положила нож, на всякий случай.

Рёбра ныли, но я, сцепив зубы, терпела. Голод тоже, увы, никуда не делся. И ко всему этому добавлялись страх и тревога, выматывая куда сильнее всего прочего. В голове крутились одни и те же мысли, не давая мне покоя.

Энни уснула почти сразу, как только мы устроились. Её дыхание выровнялось, стало глубоким и спокойным. Перед сном мы успели поговорить о завещании. Девушка искренне радовалась за меня, хотя в её глазах плескался страх за будущее.

– Миледи, вы теперь хозяйка, – шептала она. – Это же чудо!

– Да, Энни, чудо, – ответила я. – Но теперь мне предстоит долгая борьба. И я не уверена, что выйду победительницей.

– Вы непременно победите! – убеждённо прошептала служанка. – Вы изменились, миледи, стали куда сильнее, смелее. Прежняя вы бы просто плакали и молились. А теперь… теперь вы боретесь.

Эти слова согрели душу, но не прогнали тревогу. Я лежала с открытыми глазами, глядя в темноту под крышей и считая удары собственного сердца.

Чердак жил своей ночной жизнью. Стропила поскрипывали под порывами ветра, где-то в углу шуршали мыши. Внизу, в доме, тоже время от времени раздавались звуки: тяжёлая поступь, скрип половиц, приглушённые голоса. Кто-то не спал. Гарета? Жюли? Или сама Дарена бродила по коридорам в поисках исчезнувшей меня?

Каждый шорох заставлял вздрагивать, пальцы сами тянулись к рукояти ножа. Я дремала урывками, проваливаясь в беспокойный сон, полный фрагментарных видений: то я снова падала с дамбы, ловя ртом воздух и понимая, что это конец; то передо мной возникало восковое лицо барона с запавшими глазами и синеватыми губами; то Дарена наклонялась надо мной с торжествующей усмешкой, а за её спиной маячила огромная фигура Жюли с занесённым над головой кнутом.

Где-то далеко прокричал петух, возвещая о скором рассвете. Я больше не могла терпеть, томясь неизвестностью. Осторожно высвободившись из-под руки Энни, поднялась и, обходя сундуки, подошла к маленькому слуховому окну.

Стекло было покрыто толстым слоем пыли и паутины. Я провела по нему ладонью, счищая грязь, и прижалась лбом к холодной поверхности. Внизу расстилалось поместье, окутанное предрассветной дымкой. Дорога, ведущая к воротам, терялась в молочном тумане.

«Приедет ли? – думала я, сжимая пальцами узкий подоконник. – Поверил ли мне вчера? А если нет, что тогда?»

За спиной зашуршало. Энни тоже проснулась, села, потирая глаза.

– Миледи? – её голос был хриплым со сна. – Вы чего так рано встали?

– Тревожно мне, Энни, – ответила я, не отрываясь от окна.

Девушка поднялась, отряхнула платье от пыли и подошла ко мне.

– Вы хоть немного поспали? – в её голосе слышалось беспокойство.

– Да, но как-то урывками, – я потёрла ноющие от боли глаза. – Слишком много мыслей не дают мне покоя.

Помощница понимающе кивнула и тоже выглянула наружу:

– Думаете, поверил?..

– Не знаю…

Мы стояли молча, вглядываясь в туманную даль. Небо на востоке постепенно светлело, из чернильного превращаясь в тёмно-синее, затем в жемчужно-серое. Первые лучи солнца ещё не показались, но уже обозначили своё приближение розоватым свечением у горизонта.

Мир просыпался. В саду запели птицы, сначала робко, отдельными трелями, потом всё громче и увереннее, сливаясь в радостный утренний хор. Роса превратила траву в серебристое море, искрящееся в слабом свете. Туман медленно отступал, поднимаясь клочьями и растворяясь в воздухе. Лето дарило этому миру особенную мягкость. Воздух был напоён ароматами трав, цветов и влажной земли. Даже сквозь щели чердачного окна я чувствовала эти запахи. Солнце наконец-то показалось из своего домика, и его лучи окрасили облака в нежные оттенки розового, персикового и золотого. Небосвод над горизонтом вспыхнул, словно кто-то распахнул ворота в райские чертоги.

Из трубы кухни потянулся тонкий дымок, Гарета, видимо, приступила к готовке завтрака для своей госпожи.

– Как красиво, – прошептала Энни, любуясь рассветом.

Да, красиво. Природа ликовала, встречая новый день, а я стояла здесь, в углу чердака, как загнанный зверь, и гадала, доживу ли до заката.

Краем глаза заметила движение…

Вдали, там, где дорога выныривала из-за холма, появились точки. Маленькие, едва различимые на фоне светлеющего неба. Я замерла, боясь поверить. Точки двигались, приближаясь, обретали очертания.

Карета. И всадники. Один, два, три… пять человек верхом.

Сердце рванулось вверх, к горлу, заколотилось так сильно, что заглушило все остальные звуки. Он приехал. Мистер Уэлс приехал!

– Энни! – схватила я её за руку. – Смотри! Видишь?

– Где? – и тут она тоже их увидела, её лицо засияло от радости. – Это… это они?

– Да! – я уже метнулась к люку. – Быстрее! Выходит, констебль поверил ему и согласился всё проверить!

Аккуратно спустились по шаткой чердачной лестнице и дальше понеслись сломя голову, перепрыгивая через скрипучие ступени. Я влетела в поворот, проскочила мимо закрытых дверей других комнат. На площадке второго этажа остановилась, пытаясь отдышаться и привести себя в порядок.

Платье было мятым, в пыли. Волосы растрепались, выбившись из косы. Я провела ладонями по голове, пригладила пряди и, выпрямив плечи, спустилась в холл.

Следом за нами выскочила и Гарета с раскрасневшейся физиономией и засученными рукавами, злая, что её оторвали от утренней готовки.

Я не стала ей ничего говорить, выдохнула и зашагала к двери, за которой всё отчётливее слышался топот копыт и скрип колёс подъезжающих гостей.

Потянула за ручку, вышла на крыльцо, спрятала руки за спиной, чтобы никто не заметил, как они дрожат. Карета остановилась перед особняком, и первым из неё вышел мистер Освальд Уэлс. Он выглядел так же строго и неприступно, как и вчера. Тёмный камзол сидел на его сухощавой фигуре безупречно, очки поблёскивали в утреннем свете. За ним появился молодой мужчина с кожаным портфелем, вероятно, его помощник. А следом с могучего гнедого жеребца спешился человек в форме, с перевязью через плечо, каким-то значком на груди и при шпаге. Вероятно, это был констебль.

Поверенный и все остальные поднялись на крыльцо и вежливо мне поклонились.

– Леди Айрис, – голос юриста был ровным, официальным. – Мы прибыли сюда по вашей просьбе. Позвольте представить, Дарен Варн, констебль. Сэр Варн согласился выписать все положенные документы и провести обыск.

Я благодарно им кивнула:

– Спасибо, Варн. Спасибо, мистер Уэлс, за то, что поверили мне.

Юрист поправил очки и спокойно возразил:

– Я не сказал, что верю, леди Айрис. Я пообещал лишь, что разберусь. Этим мы сейчас и займёмся…

Вчера, когда у меня выдался шанс перемолвиться парой слов с мистером Освальдом Уэлсом, я его не упустила и поделилась с ним своими подозрениями.

– Мистер Уэлс, – начала я, стараясь не дать обуревавшему меня волнению проявиться в голосе, – я должна сказать вам нечто важное.

Он посмотрел на меня поверх своих очков, молча ожидая продолжения.

– Я подозреваю, что моему отцу помогли отойти в мир иной…

Слова полились сами собой. Я рассказала ему обо всех своих подозрениях. О том, как барон слабел с каждым днём, хотя принимал лекарства. О странных настойках и порошках, приносимых Гаретой. О том, насколько эти эликсиры жутко воняли…

– Знаю, это звучит безумно, но я уверена, отца травили. Медленно, методично, чтобы смерть выглядела естественной.

Мистер Уэлс долго молчал, внимательно меня разглядывая. В его глазах читалось сомнение.

– Это серьёзное обвинение, леди Айрис. Очень. У вас есть доказательства?

– Увы, нет, – поникла плечами я. – Но я прошу вас, проведите расследование, обыск, вскройте тело в конце концов! Пока отец ещё не похоронен!

Уэлс покачал головой.

– Вы знаете, что вскрытие в нашей стране, процедура исключительно сложная?

Я пожала плечами, не говоря ни да ни нет. Собеседник выглядел несколько озадаченным, но всё же терпеливо объяснил мне местную систему: чтобы сделать вскрытие требуется разрешение церкви, одобрение герцога, как представителя короны в провинции, и согласие всех близких родственников.

– В основном вскрытия проводят в университетских больницах для научных целей, – добавил он. – С телами неопознанных или преступников. Но в вашем случае, леди Айрис, это практически невозможно. Даже если вдруг вы получите разрешение церкви и Его Светлости, то леди Дарена, как супруга почившего, имеет право отказать в процедуре. И откажет, я в том уверен.

– Тогда прошу вас, обыщите всё! – выпалила я отчаянно. – Должны же остаться склянки, порошки, записи! Что-нибудь!

Поверенный задумался, посмотрев куда-то поверх моей головы.

– Обыск… Это возможно, если есть подозрение в преступлении. Я отправлюсь в город, расскажу всё констеблю, если он заинтересуется, то мы приедем к вам рано утром…

В эту секунду входная дверь резко распахнулась, возвращая мои мысли в настоящее.

Недовольный громкий голос мачехи разлетелся по округе:

– Что всё это значит?! Мистер Уэлс, объяснитесь немедленно!

К нам вышла Дарена и выглядела она просто прекрасно: в выглаженном траурном платье, с аккуратной причёской и надменным выражением на красивом лице.

Уэлс вежливо ей поклонился, и его помощник подал ему какой-то документ.

– Леди Дарена Эшворт, – зачитал поверенный, его голос эхом разнёсся по двору, – в связи с поступившим заявлением о подозрении в насильственном характере смерти барона Тобиаса Эшворта, мы уполномочены провести обыск покоев барона Эшворта и ваших личных комнат.

Мачеха побледнела, потом её лицо потемнело, скулы пошли алыми пятнами ярости.

– Подозрениями?! – взвизгнула она. – Чьими?!

Её взгляд метнулся по собравшимся слугам и упал на меня.

Я смотрела в её потемневшие от ненависти глаза, и вся невольно сжалась.

– Ты! – прошипела она, делая шаг ко мне. – Лгунья! Клеветница!

Я, взяв себя в руки, расправила плечи и твёрдо сказала:

– Я хочу узнать правду. И если ты виновна в смерти отца, то должна понести заслуженное наказание.

– Да как ты смеешь? – Дарена коршуном подлетела ко мне и занесла руку, намереваясь меня ударить.

Глава 10. Вещественное доказательство

Я, повинуясь инстинкту самосохранения, шагнула в сторону. Рука мачехи рассекла лишь воздух. Дарена, не ожидав этого, пошатнулась, делая непроизвольный шаг вперёд.

В ту же секунду между нами встал констебль Варн. Его широкая спина заслонила мачеху.

– Миледи, – голос мужчины прозвучал твёрдо, ладонь легла на рукоять шпаги, – прошу вас, успокойтесь. Даже женщине в горе не пристало так себя вести.

Дарена застыла, тяжело дыша.

– Прошу прощения, я полна возмущения, потому и не сдержалась! Собственная, родная падчерица, клевещет на ту, кто столько лет её содержал, ухаживал! – пока она ломала комедию, я оглянулась и ни Жюли, ни Гареты не увидела. Хм-м… Вероятно, они не успели что-то подчистить и сейчас отправились в покои хозяйки, чтобы проверить всё ещё раз. Гадство!

Руки сами сжались в кулаки, и я выпалила:

– Давайте поспешим, время дорого, господа, – вежливо напомнила я всем, зачем мы здесь собрались.

Дарена, зло сверкнув глазами, выпрямила спину чуть ли не до хруста, гордо вскинула голову и ледяным тоном отчеканила:

– Что же, проверяйте. Мне нечего скрывать! – и, развернувшись, шурша юбками, зашагала обратно в дом.

Мистер Уэлс переглянулся с констеблем, затем кивнул мне:

– Начнём, леди Айрис.

– Энни, – шепнула я своей помощнице, – сбегай в мою каморку, убедись, что мне ничего не подбросили.

Девушка, шокировано распахнув глаза, судорожно кивнула, и, тихо отделившись от основной группы, исчезла из виду.

Мы поднялись на второй этаж.

– Покои леди Дарены будут первыми, – констебль Варн посмотрел на мачеху.

Та невозмутимо кивнула:

– Как пожелаете, я же сказала, мне нечего скрывать.

Дверь в её комнату распахнулась, мы шагнули внутрь…, и я ошеломлённо замерла, буквально вытаращившись на открывшуюся картину… Дарена купалась в роскоши!

Огромная кровать с шёлковым балдахином цвета спелой вишни. Резной гардероб из красного дерева, инкрустированный перламутром. Туалетный столик, заваленный хрустальными флаконами с духами, шкатулками, там же лежало два изящных гребня из слоновой кости.

Солдаты прошли вперёд, на их лицах не дрогнул ни один мускул, и принялись за работу. В гардеробе висели платья из бархата, атласа, дорогой шерсти. Не меньше двух десятков. На каждое из них можно было купить корову или засеять акр земли.

Как она посмела?! Пока дом медленно умирал, а вместе с ним и барон, она жила, как королева, ни в чём себе не отказывая!

Мне захотелось кинуться на эту гадину и придушить собственными руками! Я сцепила зубы так, что они скрипнули, но на месте себя всё же удержала. Тем временем стражники открывали каждый ящик туалетного столика, проверяли все шкатулки с украшениями. Ощупывали подкладки платьев, перетряхнули ящики с нижним бельём. В этот момент губы мачехи презрительно скривились, но она не произнесла ни слова.

Обыск закончился. Результат был предсказуем. Жюли и Гарета, маячившие в сторонке, светились довольством.

Никаких настоек, никаких порошков и корешков. Никаких компрометирующих записей.

Ни-че-го.

– Ничего, сэр, – доложил один из вояк констеблю и поверенному, последний кивнул и повернулся ко мне:

– Пройдёмте в опочивальню вашего отца, леди Айрис.

– Да, конечно, – согласилась я, и первой вышла в коридор, где столкнулась с Энни, молча качнувшей головой, значит, эти змеи ко мне ничего не подкинули.

Покои барона встретили нас всё тем же удушливым запахом болезни и смерти. Я невольно поморщилась. Как отец мог дышать этим месяцами? Я бы столько, как он, не выдержала и умерла от удушья куда раньше.

Миссис Крейн дремала на лавке, но, услышав шаги, вскочила, испуганно озираясь. Интересно, почему она всё ещё здесь?

– Что… что происходит? – прошамкала старуха, прижимая руки к груди.

– Обыск, – коротко бросил констебль.

Бывшая сиделка побледнела и попятилась к стене.

Стражники, следуя кивку своего начальника, начали методично осматривать помещение. Они открывали шкафы, заглядывали под кровать, проверяли каждый угол. Я подошла к тумбочке у постели и взяла одну из трёх склянок.

– Вот, – показала мистеру Освальду, – здесь были те самые настойки.

Поверенный повертел бутылочку, понюхал.

– Отменно вымыто, – констатировал он. – Миссис Крейн, – обратился он к сиделке, – что было в этой склянке?

Старуха заломила руки.

– Л-лекарство, сэр. Для барона.

– А где само лекарство, то, что осталось?

– Я… я всё вчера помыла. Когда человек умирает, нужно очистить всё, чтобы душа спокойно ушла.

– Тогда надо было и в покоях прибраться, открыть окна, всё проветрить, – недовольно поморщившись, прокомментировал констебль. После прошёл вперёд и отдёрнул тяжёлую портьеру, давая утреннему солнцу заглянуть в комнату. Свет разогнал мрак, царивший в опочивальне, стало чуточку легче дышать.

Тем временем обыск продолжался. Стражники проверили под матрацем, за изголовьем кровати. Констебль простучал стены в поисках тайников.

Но и здесь никто ничего не нашёл.

Дарена стояла в дверях, скрестив руки на груди. На её губах играла едва заметная торжествующая улыбка.

– Ну что, и тут пусто? – в её голосе звучал неприкрытый сарказм.

– Соседнюю комнату тоже проверьте, – распорядился Уэлс, игнорируя её вопрос.

В кабинете повторилось всё то же самое. Я напряглась, когда констебль подошёл к столу. Вдруг найдёт тайник? Мне этот стол ещё пригодится, не хотелось бы, чтобы все, кто тут присутствует, знали о его секретах.

Но Дарен Варн, несмотря на дотошность, найти тайные ящики не смог. Я облегчённо выдохнула.

– Леди Айрис, мы провели тщательный обыск. К сожалению, никаких доказательств вашим словам не обнаружено, – подвёл итог сэр Варн.

Я сухо кивнула, знала ведь, что так оно и будет, что эти ведьмы продуманные позаботятся о том, чтобы замести следы. Только надежда, что они что-то упустили, не давала отступиться.

Дарена, широко улыбнувшись, шагнула ко мне со словами:

– Позор тебе, Айрис! Я член твоей семьи, а ты решила меня очернить! Я требую извинений! И немедленно! – её голос дрожал от предвкушения. – Ты опозорила меня! Вдову! Тем самым оскорбив память о моём муже!

Мачеха развернулась к Уэлсу.

– Я подам жалобу на клевету! Я непременно воспользуюсь этим правом! Герцог узнает о нанесённом мне оскорблении.

За её спиной Жюли злобно ухмылялась, Гарета мелко кивала, довольная происходящим.

– Миледи, доказательств преступления не обнаружено, – повторил Варн и добавил, уже глядя на мачеху: – Леди Эшворт, прошу прощения за беспокойство.

– Я всё понимаю, сэр Варн. Но ты, – и буквально вцепилась своими глазами в мои, – проси прощения сейчас же!

Извиняться перед этой стервой мне вовсе не хотелось, я судорожно вобрала воздух в грудную клетку, и тут меня осенило!

– Постойте! – выкрикнула я так пронзительно, что все застыли на месте, удивлённо на меня уставившись. – Я вспомнила кое-что!

Слова полились сами собой:

– В тот вечер, когда я пришла к отцу, чтобы навестить его, я случайно опрокинула склянку с лекарством в горшок с засохшим цветком, который почему-то стоял на полу у стола. Пришлось растение поднять и поставить на подоконник, – и ткнула пальцем в сторону растения.

Что же, я тоже умею лгать.

– Думаю, у вас найдутся умельцы, способные понять, что это такое было? – с надеждой обернулась к поверенному.

– Алхимики есть, возможно, они разберутся, – медленно ответил тот, не сводя глаз с фикуса.

Мачеха же застыла, прежде розовые щёки побледнели, взор заметался.

– Когда это ты навещала отца? Почему я не в курсе? – и повернулась к замершей мышью сиделке.

– Леди Айрис тут не было уже очень давно, – жалко проблеяла миссис Крейн, – я бы запомнила.

– Вы просто крепко спали. Я пришла сюда с Энни, мне хотелось увидеть папу, – смело глядя в лицо застывшей Дарене, чуть ли не пропела я. Ну же, скажи всем, что ты запретила мне появляться в этой части дома, давай, мерзавка. Но мачеха дурой не была, она решила промолчать.

Констебль Варн внимательно посмотрел на цветок:

– Любопытно, – произнёс он медленно и коротко приказал: – Стивенсон, горшок с растением мы конфискуем, исследуем, результаты объявим, как только они будут готовы.

Я, прищурившись, покосилась на служнок мачехи: Жюли растерянно переминалась с ноги на ногу, а Гарета побледнела так, что её красное лицо стало цвета овсяной каши.

Стивенсон, стражник с пышными усами, подошёл к окну и взял в руки горшок с давно засохшим фикусом. Жалкий скелет когда-то роскошного растения торчал из потрескавшейся тёмно-серой земли.

Помощник поверенного сделал запись в своих бумагах:

– Вещественное доказательство изъято для исследования.

Дарена шагнула вперёд:

– Это абсурд! – её голос прозвучал слишком резко, слишком громко. – Растение засохло месяцы назад!

Она посмотрела на констебля почти умоляюще:

– Вы не можете серьёзно…

Варн прервал её:

– Миледи, в этой земле действительно могут быть остатки тех настоек.

Пауза.

– Если вы невиновны, анализ это докажет.

Ещё одна пауза, его взгляд стал жёстче.

– Вы ведь не возражаете против проверки?

Дарена почуяла ловушку. Отказ выглядел бы подозрительным. Она сжала губы в тонкую линию:

– Делайте что хотите, – в итоге процедила сквозь стиснутые зубы.

Уэлс кивнул и обратился к ней официальным тоном:

– Леди Дарена, до получения результатов анализа я должен попросить вас не покидать пределы герцогства. Это не арест, но мера предосторожности.

Мачеха вспыхнула, но снова лишь кивнула.

– Леди Айрис, – обратился ко мне Уэлс, – полагаю, леди Эшворт может остаться в вашем доме до завершения проверки? Вероятно, алхимикам понадобится неделя, может больше, чтобы решить эту задачу.

Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Жить под одной крышей с этой женщиной ещё неделю? Видеть её за столом, слышать её шаги в коридоре?

– Нет, мне бы хотелось, дорогая мачеха, чтобы вы съехали, тем более вам есть, где жить.

Уэлс поправил очки, собираясь что-то сказать, но Дарена его опередила.

– Прекрасно! – её голос зазвенел фальшивой радостью. – Раз моё присутствие здесь нежелательно, я немедленно соберу вещи и перееду в Торнтон, – она сделала паузу, её губы искривились в торжествующей усмешке: – Но сначала хочу получить причитающиеся мне деньги. Сотню серебряных крон. Согласно завещанию покойного супруга.

Женщина смотрела на меня с нескрываемым злорадством.

– Где же мои деньги, дорогая падчерица?

Я почувствовала, как внутри всё сжалось. У меня не было и ста крон. Поместье разорено, казна пуста. И Дарена прекрасно это знала. Правда, она не знала о перстне, который я нашла в столе барона. Кажется, придётся всё же его продать.

Я открыла рот, чтобы ответить, что деньги будут и очень скоро, но мистер Уэлс меня опередил:

– Позвольте мне разъяснить правовые нюансы данной ситуации. Леди Дарена, действительно, завещание предусматривает ваше ежемесячное содержание в размере ста серебряных крон. Однако закон королевства о наследовании совершенно ясен в этом вопросе.

Он сделал паузу, оглядывая нас обеих поверх очков.

– Вдова, если иные члены семьи не желают делить с ней крышу, обязана освободить семейное гнездо в разумный срок. Под разумным сроком понимается время, необходимое для сбора личных вещей. Практика показывает, что при наличии помощников, можно уложиться в два, максимум три дня, – продолжал Уэлс.

– А как же мои деньги? – начала мачеха, и в её голосе впервые прозвучала неуверенность.

– Что касается содержания, закон так же предельно ясен. Первая выплата должна быть произведена в течение десяти дней с момента оглашения завещания. Это даёт вам время, леди Айрис, оценить ваши активы, – он многозначительно осмотрел бедную обстановку, – и, если они удручающие, продать что-то из имущества или найти иные источники дохода.

Затем повернулся к Дарене: – Деньги будут отправлены на ваш адрес в Торнтоне. Если вы их не получите в озвученный срок, вы вправе адресовать жалобу в городское управление. Итак, леди Эшворт, у вас не более трёх суток на сборы, после чего вы обязаны покинуть эти земли.

– Это невозможно! У меня столько вещей! – выдохнула та, зло поджав губы.

– Как-нибудь справитесь, – пожала плечами я, – вон у вас сколько крепких рук, – кивнула я на её служанок.

Мачеха, высокомерно фыркнув, резко развернулась и зашагала прочь.

– Мистер Уэлс, не сочтите за наглость, – обратилась я к мужчине, как только она скрылась из виду, оказавшемуся хорошим человеком, который прислушался ко мне и убедил констебля оформить ордер на обыск, и при этом ни копейки у меня не попросил, – можно мне добраться с вами до города?

Мужчина чуть приподнял брови, но кивнул, не став отказывать.

– Я мигом, – благодарно ему улыбнувшись, бросилась к себе, чтобы переодеться. Надо продать кольцо, и лучше это сделать как можно быстрее, деньги спрячем в лесочке на подъезде к поместью.

– Миледи, что будете делать? – спросила Энни, помогая мне сменить платье.

– Мы с тобой поедем в Торнтон, кое-что продадим. Очень надеюсь, этих денег хватит на первое время… Затем посетим тамошний рынок, хочу понять, какой товар в цене. А завтра отправимся на прогулку по моим землям, надобно оценить масштабы проблем и посмотреть, остались ли в деревнях мужики, способные управиться с топором и лопатой.

Глава 11. Советы

Карета тронулась с места и покатила прочь, плавно покачиваясь на рессорах. Я откинулась на обитое кожей сиденье, посмотрела в окно на удаляющийся особняк. Эшворт-холл, несмотря на окутывающий его мягкий солнечный свет, всё равно казался серым призраком, печальным памятником былому величию.

Напротив нас с Энни устроился мистер Уэлс со своим секретарём. Служанка с испугом и любопытством смотрела то на поверенного, то на его помощника, явно не привыкшая к путешествиям в подобной компании.

Молчание, повисшее в карете после бурных событий в поместье, было несколько напряжённым. Я смотрела на проплывающие мимо пейзажи: запущенные поля, редкие перелески, покосившиеся изгороди. Всё это было моим. Моей головной болью.

Я перевела взгляд на мистера Освальда. Этот человек, несмотря на некоторую холодность и сдержанность, оказался единственным, кто прислушался ко мне. Он действовал строго по букве закона, но в его поступках я увидела нечто большее, чем простое исполнение долга. Справедливость. Он мог проигнорировать мои отчаянные слова, списав всё на горе и шок юной наследницы, но не сделал этого.

И я, взвесив всё ещё раз, решила довериться ему полностью.

– Мистер Уэлс, – тихо начала я, и все пассажиры мигом обратили свои взоры на меня. – Могу я попросить у вас ещё парочку советов?

Мужчина кивнул:

– Я слушаю вас, леди Айрис.

Я помедлила секунду, собираясь с мыслями, а затем достала из кармана своего платья массивный золотой перстень. Свет, пробивавшийся сквозь окно кареты, заставил рубин в центре вспыхнуть глубоким, тёмно-алым огнём. Я протянула его поверенному на раскрытой ладони.

– Это единственная ценная вещь, оставшаяся у меня от папы. Боюсь, что в Торнтоне меня, неопытную девушку, могут легко обмануть. Какова его истинная цена? И как лучше с ним поступить? Продать или… есть иные варианты?

Поверенный не спешил брать кольцо, он, поправив очки, наклонился и долго, придирчиво его рассматривал. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах появился блеск профессионального интереса.

– Позвольте? – спросил, приподняв брови.

– Да, конечно, – кивнула я.

Мужчина взял перстень в руки и повертел перед носом, изучая гравировку.

– Хм… Работа искусная. Золото высшей пробы. А это бирманский рубин, «голубиная кровь». Весьма редкий и дорогой камушек, кольцо вашего отца – вещь немалой ценности.

Нотариус вернул украшение и добавил:

– Отвечая на ваш вопрос, леди Айрис, скажу так: не спешите с ним расстаться.

Я замерла, едва дыша, ожидая продолжения.

– Несмотря на то что это вовсе не родовой перстень Эшвортов. Я видел фамильное кольцо на руке вашего отца, когда тот ещё был здоров, и там был чёрный камень, никак не рубин. И странно, что его не оказалось на руке почившего.

Я тут же подумала на Дарену, которая могла спокойно снять перстень с пальца больного и сделать с ним всё, что ей заблагорассудится. Но обыск уже провели, и ничего не нашли, ни лекарств, ни мужских колец.

– Его стоимость значительно превышает сумму, нужную вам для выплаты содержания леди Дарене.

Юрист откинулся на спинку сиденья, сложив руки на набалдашнике трости.

– Спеша продать кольцо, вы точно потеряете в цене. И раз вы просите моего совета, я его вам дам. Мой кузен, Джонатан Уэлс, держит меняльную лавку в Торнтоне. Человек честный, возможно, даже слишком для своей профессии. Я предлагаю вам заложить перстень у него. Вы получите на руки весьма внушительную сумму, вероятно, около двадцати золотых монет. И, что самое главное, у вас будет целый год, чтобы выкупить его обратно, когда ваши дела наладятся. Подобный шаг будет для вас самым разумным.

– Спасибо, мистер Уэлс. Я так и поступлю, – благодарно улыбнувшись, ответила я и перешла к следующему вопросу, не менее важному. – Ещё одно, мистер Уэлс. Когда вы проводили обыск… мы все видела комнату леди Дарены, буквально утопающую в роскоши. Десятки платьев из бархата и шёлка, дорогая мебель, безделушки из слоновой кости. Скажите, кому по закону всё это принадлежит? Она имеет право забрать эти вещи с собой?

Мистер Уэлс на мгновение задумался.

– Вопрос тонкий, но закон на вашей стороне, леди Айрис. Всё, что было куплено в браке, принадлежит мужу. А после его смерти – наследнику, то есть вам. Замужняя женщина не может иметь собственности отдельно от супруга.

Он сделал паузу.

– Леди Дарена может забрать только то, что принесла в брак как приданое. Если она способна это доказать. Всё остальное ваше по праву.

Это была просто прекрасная новость!

Я не собиралась отбирать у Дарены её платья из мести, но дорогая мебель и украшения могли стать активом. Их можно продать, чтобы получить так необходимые сейчас монеты.

Карета тем временем выехала на оживлённый тракт. Мимо нас проезжали повозки фермеров, спешащих на рынок, скакали верховые. Мир за пределами поместья продолжал жить своей жизнью.

– Леди Айрис, – голос поверенного стал ещё серьёзнее, хотя, казалось бы, куда больше? – Я ведь не вчера родился, знаю человеческую природу не понаслышке, и, если позволите, хочу вас предупредить…

Я кивнула, давая понять, что внимательно его слушаю.

– Будьте уверены, Сэмюэл, – посмотрел он на своего секретаря, – никому ничего не скажет. Как и ваша служанка? – и приподнял кустистые брови.

– Энни полностью на моей стороне, – поспешила уверить его я.

– Замечательно, так вот, леди Дарена Эшворт всегда казалась мне несколько… хм-м, своеобразной особой, – подобрал он нейтральное определение, – и сейчас она из-за того, что ей не досталось ни клочка земли, зла на почившего супруга и унижена. Вы выставили её из дома, инициировали расследование. Такие женщины, как она, не способны на понимание. И уж тем более на прощение. Леди Дарена загнана в угол и способна на всё. Возвращаться в поместье вдвоём – это чистое безумие.

Энни, услышав это, испуганно втянула голову в плечи. Я и сама чувствовала, как по спине пробежал холодок. Он был прав. Моя смелость хороша в словесных баталиях, но против мадам Жюли и Гареты она бессильна.

– Что же мне делать? – вздохнула я.

– Вам нужен защитник. Ваш опекун приедет через пару дней, если его ничто не задержит в пути. А пока его нет, наймите себе охранников. Знаю, это недешёвое удовольствие, но тогда хотя бы одного, способного без раздумий заколоть кого угодно, если этот кто-то вздумает причинить вред нанимателю.

Я видела в его глазах сочувствие, и понимала, что у него уже есть кто-то на примете.

– Заключите договор с сэром Маркусом Блэквудом, он бывший капитан королевской гвардии. Ветеран Северных войн. У него довольно непростая судьба, но я ручаюсь за него, Маркус – человек чести, он из тех, кто не задаёт лишних вопросов и верен тому, кому служит. Я дам вам его адрес, наймите его. Не торгуйтесь. Он стоит каждого медяка, что вы ему заплатите.

Старый вояка. Звучало обнадёживающее.

– Не знаю даже, как вас благодарить, – покачала головой я.

– Я помогаю вам в память о вашем отце. Лорд Эшворт в юности кое в чём мне помог, совершенно безвозмездно. Считайте, что я просто вернул ему долг.

– Спасибо, – прошептала я, непонятно почему растрогавшись, будто это вовсе не мои чувства, а той, чьё тело я заняла.

Вскоре карета въехала в Торнтон. После тишины и запустения Эшворт-холла город оглушил нас. Шум сотен голосов, грохот колёс по брусчатке, крики торговцев, лай собак, запах дыма, печёного хлеба и конского навоза – всё это обрушилось на нас разом. Я посмотрела в окно на яркие вывески, пёструю толпу, спешащую куда-то. Это был отличный от Эшворт-холла мир. Мир, полный жизни, движения и возможностей.

Энни деловито поправила чепец на своей голове, я уже знала, что их носят только простолюдинки, он являлся неким маркером их социального статуса. Даже жёны богатых купцов были обязаны цеплять на голову эту несуразность, правда, их чепцы шили из хорошей ткани и могли быть разных цветов.

Карета остановилась перед неказистым двухэтажным зданием, на первом этаже была лавка, на втором, скорее всего, жилые комнаты хозяев.

– Пройдёмте, – сказал мистер Уэлс, выходя первым. – Сначала уладим наши дела.

Мы проследовали за ним. Поверенный привёз нас в меняльную лавку своего брата. Джонатан оказался полной противоположностью Освальда: невысокий, дородный, с добродушным лицом и хитрым прищуром. Однако, когда дело коснулось перстня, его глаза стали серьёзными и внимательными.

– Стоимость перстня я оцениваю примерно в восемьсот серебряных крон. Редкий камень, отличная работа. Но под залог я могу дать вам лишь пятьсот. Процент – десять в год. Срок выкупа равен двенадцати месяцам. Если не выкупите, перстень останется у меня.

Сделка прошла быстро. Джонатан составил подробный договор залога, который мы подписали, один экземпляр остался у меня.

Я вышла из лавки, чувствуя приятную тяжесть кошеля в кармане платья. Я уже более-менее ориентировалась в местной денежной системе, буквально допросив Энни, после её рассказа получилась вот такая картина: главная монета – золотая крона. Одна золотая равна двадцати серебряным кронам. А одна серебряная – это двенадцать медных пенни. На медяшку можно было купить буханку или кружку эля. Это деньги простого люда. На одну золотую взять корову, или два мешка зерна.

Выходило, что пять сотен серебряных – это двадцать пять золотых. Огромные деньги, равные стаду в 25 коров или зарплате 10 работников почти на год.

Сто серебряных для Дарены – это пять золотых в месяц, немаленькое я бы сказала содержание, но тут уже ничего не поделаешь.

И долг Колфилду в пять тысяч золотых. Я даже представить не могла такую сумму. Астрономическая!

Прежде чем попрощаться, мистер Уэлс вручил мне бумажку с аккуратно написанным адресом.

– Вот адрес, где сейчас проживает сэр Маркус Блэквуд. Скажите, что вы от меня.

Я крепко сжала листок в руке.

– Мистер Уэлс, спасибо! Дайте мне время, и я непременно вас отблагодарю.

– Подарки я люблю, – по-доброму улыбнулся поверенный, – но, повторюсь, я должен вашему отцу, и мне вовсе не в тягость вам помочь. Всего вам доброго и успехов, – вежливо поклонился он мне. – А вообще, лучшей благодарностью будет, если вы приведёте дела Эшворт-холла в порядок, леди Айрис. Ваш отец был хорошим человеком. Не позвольте его наследию погибнуть.

Мы тепло попрощались и разошлись в разные стороны.

Я крепко прижимала руку к карману с кошельком, а Энни шла рядом, прикрывая меня от толпы. В таком городе воришки не редкость.

В моей голове уже сложился чёткий план дальнейших действий. И первая задача – нанять телохранителя.

Глава 12. Меч и щит леди Эшворт

На записке, оставленной мистером Уэлсом, аккуратным почерком было выведено: «Квартал Кожевников. Таверна «Ржавый кинжал». Второй этаж, лестница с торца здания».

Энни, слава богу, знала, куда идти. Спрашивать направление у хмурых и куда-то спешащих прохожих не пришлось.

Мы прошли мимо рынка, который охватывал не только центральную площадь Торнтона, но и несколько соседних улиц. Та часть, что была ближе к домам знати, удивляла царящим здесь порядком, воздух тут был напоён ароматами специй, свежей выпечки и цветов. Яркие вывески над лавками приковывали взор, каменные мостовые удивляли чистотой (вдоль дорог тянулись неглубокие канавки, куда стекала дождевая вода, унося с собой мусор), так же, как и хорошо одетые горожане, неспешно прогуливавшиеся мимо разложенного на прилавках товара. Дамы в шёлковых платьях с кружевными зонтиками, джентльмены в сюртуках и цилиндрах. Всё дышало достатком.

Но была и вторая часть рынка, постепенно уходившая в кварталы победнее. В общем, чем дальше мы продвигались, тем заметнее менялся город. Улицы становились уже, дома беднее. Полчаса спешной ходьбы и перед нами раскинулся ремесленный квартал, где воздух полнился резкими запахами дублёной кожи, дымом кузниц и гниющими отбросами. Тут и там бродили без присмотра свиньи, роясь в помойных кучках и деловито квохчущие куры, которые вовсе не боялись людей.

Молоты стучали в кузнях, мастера выкрикивали что-то друг другу, перекрывая общий шум.

Я оглядывалась по сторонам глазами инженера, подмечая детали. Никаких дренажных канав. Вода после дождей, должно быть, стояла лужами неделями, превращая улицы в болото. Дома лепились друг к другу без всякого плана, узкие проходы между ними не оставляли места для манёвров, а ещё могли стать ловушками в случае пожара. Отсутствие канализации объясняло вонь и антисанитарию.

Наконец, мы вступили в Квартал Кожевников: покосившиеся здания, покрытые грязью и плесенью, подозрительные личности, маячившие в тёмных дверных проёмах.

И если всего пару улиц назад до двух юных девушек никому и дела не было, то здесь на нас начали обращать внимание.

Один мужик жуткой внешности лихо свистнул и отпустил сальную шутку:

– Эй, красотки, заблудились? Могу проводить… за монетку! А если нет монетки, буду рад заглянуть вам под платье! – и осклабился полубеззубым ртом.

Энни испуганно прижалась ко мне. Я же продолжала идти вперёд с высоко поднятым подбородком, с выражением холодной отстранённости на лице, крепко сжимая кошель в кармане. Не показывать свой ужас. Не давать слабины. Нельзя. Эти люди, точно звери, чувствуют страх, стоит им его «унюхать», они не станут сомневаться, мигом накинуться.

Какой-то пьяница, качавшийся у стены, сделал шаг навстречу, преграждая нам дорогу. Я остановилась, сердце глухо стучало в груди, но я, сжав ладони в кулаки, молча посмотрела прямо ему в глаза. Не моргая. Он замер, невразумительно крякнул, а через мгновение, длившееся для меня целую вечность, медленно отступил, пробормотав что-то неразборчивое.

Мы прошли мимо, я держала спину так прямо, что она у меня заныла шея, и даже чуть свело мышцы в пояснице.

Таверну «Ржавый кинжал» нашли быстро. Заведение выглядело так же безобразно, как и всё вокруг. Из распахнутой двери доносились пьяные голоса, грубый хохот и звон кружек, несмотря на дневное время. Вход на второй этаж вёл по внешней деревянной лестнице, прилепленной к стене. Ступени скрипели под ногами, перила шатались.

Я покосилась на свою спутницу: Энни была бледна, её глаза расширены от страха, но она держалась, стараясь изо всех сил не дать стрекача.

Бывший капитан королевской гвардии жил в весьма сомнительном месте, интересно, как так вышло, что он оказался тут? Почти на самом дне.

Я постучала в дверь. Раз, два, три. Ровно и уверенно, хотя внутри всё сжималось от напряжения.

Тишина.

– Миледи, может, его нет дома? – прошептала Энни.

Я уже собиралась постучать снова, как дверная створка резко распахнулась.

На пороге возник высокий, широкоплечий мужчина. Лет пятидесяти пяти, не меньше. Его лицо пересекал старый шрам, тянувшийся от виска до подбородка, словно кто-то когда-то попытался разрубить ему череп. Коротко стриженные седые волосы, глаза карие, холодные, цепкие. Взгляд тяжёлый, пронзительный. Одежда простая, но чистая: потёртая кожаная куртка, грубая рубаха, тёмные штаны. Руки мозолистые, со шрамами на костяшках.

Не слуга. Не аристократ. Хищник. Волк-одиночка.

Он молча осмотрел нас обеих буквально с ног до головы. Проверял, испугаемся ли мы? Отступим ли? Энни пискнула и юркнула мне за спину.

А вот я не шелохнулась, взора не отвела.

– Леди Айрис Эшворт, – спокойно представилась я. – Сэр Блэквуд? Я пришла к вам по рекомендации мистера Освальда Уэлса.

Мужчина не проявил удивления, зато кивнул:

– Входите, – хрипло произнёс он и отступил, пропуская нас внутрь.

Комната оказалась маленькой и по-спартански обставленной. Топчан у единственного оконца, грубый деревянный стол, один стул. У противоположной стены стойка с оружием: меч в потёртых ножнах, два ножа с кожаными рукоятями, старый арбалет. На столе лежали промасленная ткань и точильный камень. В воздухе висел запах кожи, металла и оружейного масла.

Энни робко шмыгнула за мной следом, с опаской косясь то на клинки, то на их владельца.

Маркус Блэквуд сел на топчан, скрестив мускулистые руки на груди. И молча указал на стул напротив. Я, благодарно кивнув, устроилась на самом краешке.

– Мне нужен защитник для меня и моего поместья, – не став ходить вокруг да около, сразу перешла к делу я.

Бывший капитан криво усмехнулся и коротко спросил:

– Защита от кого?

– От собственной мачехи и её подпевал, ну и от всех тех, кто способен причинить мне и моим людям вред, – спокойно ответила я. – Вдова моего отца весьма огорчена условиями завещания, она способна на многое, чтобы заполучить то, на что не имеет права.

Сэр Блэквуд задумчиво кивнул и задал следующий вопрос:

– Вы знаете, сколько стоит меня нанять, леди Эшворт?

Он сделал паузу, его взгляд стал жёстче.

– Вам сказали, почему я живу в этом забытом Богом месте?

– Нет, – покачала головой я, – но, если честно, причину выяснить мне бы очень хотелось.

– А потому, что выбрал сторону правды, и за это меня отправили в отставку, бросив гнить без средств к существованию. Если вы будете поступать бесчестно, леди Айрис, предупреждаю, я могу лишить вас жизни.

– О, тут можете не беспокоиться, ваши принципы созвучны с моими.

Маркус замер, глядя куда-то поверх моего левого плеча и явно о чём-то размышляя.

– Мои условия таковы: еда, крыша над головой – всё это вы мне предоставляете, так же как ежемесячную плату в размере пятидесяти серебряных крон. В дела поместья не лезу, если они не касаются вашей безопасности. По рукам?

– Договорились, – твёрдо кивнула я, внутренне сжавшись от цены за его услуги. Но деваться некуда, мне нужен кто-то, способный меня защитить.

– Дайте мне пять минут, чтобы собрать вещи, – попросил он и встал.

Мы с Энни покинули комнатушку, спустились по лестнице и замерли в ожидании наёмника.

Маркус и правда не заставил нас долго ждать.

– Сэр Блэквуд, – обратилась я к нему, – нам нужно заглянуть на рынок, прежде чем отправиться в Эшворт-холл.

– Как скажете, госпожа, – слегка поклонился он и пристроился позади нас, положив ладонь на рукоять своего меча. За его спиной болтался небольшой вещмешок со всеми, как я догадалась, пожитками. Небогато, однако.

Стоило нам выйти из переулка, как я мигом ощутила перемены: те же подозрительные личности, бросавшие на нас жадные взгляды, теперь спешно отворачивались; пьянчужка, не так давно преградивший нам путь, прижался к стене, пытаясь слиться с ней в единое целое. Шмыгнув рыхлым носом-картошкой, он сложил руки по швам и опустил глаза на грязную мостовую, как провинившийся школьник.

Я же ощутила облегчение, даже задышалось как-то свободнее и веселее. Впервые за дни после смерти отца я почувствовала себя в безопасности.

Рынок, как и час назад, был заполнен народом. Торговцы выкрикивали названия товаров, покупатели приценивались, дети шумными ватагами носились мимо нас. Я медленно двигалась между рядами, внимательно рассматривая предложенное.

Для начала купила то, без чего нам долго не продержаться: два мешка муки, крупу овсяную и ячменную, солёное мясо, вяленую говядину и сало. Семена овощей для осенней посадки: капусту, репу, морковь. Прочные рабочие перчатки, сразу пять пар. Также два топора, три лопаты, мотыги. Простое мыло тремя большими кусками; десяток сальных свечей, рапсовое масло для заправки ламп; моток пеньковой верёвки. Маркус молча следовал за нами, превратившись в нашу грозную тень.

Около одной лавки толпились женщины без чепцов, в кокетливых шляпках. Аристократки. Подойдя ближе, увидела россыпь кружев: от тончайших плетёных шалей до более простых вязаных воротничков.

– Вот это Женерское кружево, – благоговейно шепнула Энни, – редко когда до нашего Торнтона купцы довозят подобный товар, обычно его разбирают ещё в столице.

Я спросила цену и ахнула. Такое мне не по карману, да и сама связать не смогу, уж слишком сложное плетение. Мой ошеломлённый суммой взгляд задержался на более простых вязаных изделиях. Вот это другое дело! Крючком я управляюсь неплохо, главное – раздобыть подходящую пряжу.

– Скажите, уважаемый, а на какие товары сейчас большой спрос? – уточнила я торговца, у которого купила крупу.

– Лён, леди. Мёд, грибы – это всегда хорошо берут, как и древесину, дичь, рыбу…

Я запоминала всё, что слышала вокруг, впитывая информацию, как губка: люди жаловались на плохие дороги, кто-то упомянул, что мост через речку Миллбрук обвалился и никто его теперь, после смерти барона Эшворта, точно не починит. Интересно, получается, этот мост находится на моих землях? О чём и спросила Энни, та кивнула и пояснила:

– Да, миледи. Мост старый, ещё ваш дедушка построил. Речка Миллбрук протекает между вашими землями и владениями барона Колфилда. Без моста до Торнтона двадцать миль окольной дорогой, а с мостом всего пять напрямик. Ваш дедушка его построил и получил от короны право взимать мостовой сбор. Каждый, кто по нему проезжал, платил медяк. Немного, но деньги капали где-то десять-пятнадцать серебряных в месяц, а в страду и того больше. Ваш батюшка от сбора отказался, разрешил всем ездить бесплатно, но из-за повышенной нагрузки мост в итоге обрушился, а денег на его ремонт уже не было.

Я задумалась. Значит, у меня есть законное право взимать плату за проезд. Починю мост – верну сбор. Это справедливо: я даю людям удобный путь, они платят символическую плату. Медяк за проезд или двадцать лишних миль? Выбор очевиден. И, вероятно, подниму цену. Я не мой добродетельный отец, я должна выжить! И позволить себе подобную щедрость никак не могу. Если кому-то не понравится новая цена – его личные проблемы, сейчас я прежде всего делец, и только потом добрая леди.

Завершив променад по рынку, нашли крестьянина с телегой, готового за приемлемую плату довезти нас вместе с покупками до Эшворт-холла. Погрузили мешки, инструменты и свёртки. Маркус сел рядом с возницей, заняв позицию охранника. Я и Энни устроились в кузове среди покупок.

Телега тронулась, покатив по мостовой в сторону выезда из города.

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в мягкие розовые и золотые тона. Дорога была пыльной и ухабистой, телега скрипела и подпрыгивала на каждой выбоине. Я задумчиво смотрела на проплывающие мимо поля.

– Сэр Блэквуд, – обратилась я к Маркусу, когда впереди показался поворот к моему поместью, – с вашей помощью я хочу объявить своей мачехе, что она ни единой вещи не вынесет из моего дома. Кроме того, что на ней.

Он обернулся, внимательно на меня посмотрел:

– Вы хотите, чтобы я их напугал своим видом? – его губы дрогнули в улыбке.

– Да, – просто кивнула я, – максимально зверское лицо, хмурое, злое.

– Без проблем, госпожа, – слегка поклонился он.

– Чтобы не только леди Дарена, но и её служанки от страха слова против сказать не смогли, – добавила я, живо представив всю эту картину и едва сдержав смех. Настроение было прекрасным. И обещало стать ещё лучше.

Телега въехала на территорию Эшворт-холла. Солнце почти скрылось за линией горизонта, расцветив небо в багровые тона. Особняк встретил нас тёмными, пустыми окнами и тишиной.