Читать онлайн Семь дней

Глава 1. Многообещающая пятница

Будильник, как всегда, прозвенел в шесть утра, но разбудить Марию ему опять не удалось. Она и без него уже не спала, лежала, уставившись в потолок, и думала в очередной раз о смысле жизни.

Так и не ответив на свой немой вопрос, она пошла умываться, потом недолгая пробежка на беговой дорожке, душ и на работу. Ее не особо радовало приятное летнее утро, которое обещало жаркий июльский день. Солнце нагло и бесцеремонно било в окна, будто пыталось продать ей пакетный тур в страну под названием «Счастье». Мария тур не покупала.

Она ехала на работу в своей BMW лимитированной серии, черного цвета с кожаным салоном. Даже любимая когда-то музыка не приносила радости. Она уже давно включала ее просто для фона, чтобы чуть скрасить свое одинокое одиночество. Раньше Маша почти всегда подпевала и даже пританцовывала, пока ждала зеленого сигнала светофора. Особенно ей нравились англоязычные каверы на популярные некогда песни, которые она тоже активно пела, поскольку свободно владела английским языком. Теперь же она молчала, чувствуя себя дурочкой, и думала, что фраза «свободно владею языком» как-то блекло смотрелась в резюме рядом с умением «свободно владеть приступами беспричинной тоски».

– Доброе утро, Мария Владимировна, – улыбаясь, поприветствовала Елена своего руководителя.

– Здравствуйте, Елена Александровна, отмените на сегодня все встречи и принесите мне резюме претендентов на должность старшего аналитика проектов, – отрешенным голосом ответила Мария.

Кабинет Марии был образцом стерильного успеха: хромированные поверхности, минималистичная мебель цвета «мокрый асфальт», одна картина в стиле абстракционизма, которую она ненавидела, но которая идеально вписывалась в концепцию «серьезной бизнес-леди». Здесь пахло деньгами, дорогим кофе и тихим отчаянием.

Елена Александровна была довольно привлекательной женщиной тридцати пяти лет. Высокая, стройная, даже статная фигура и нежное выражение лица, всегда чуть улыбающаяся. Темно-русые волосы были до плеч, и она часто собирала их в хвост. В одежде она строго придерживалась корпоративного дресс-кода, носила деловые костюмы, рубашки и туфли-лодочки. И вообще создавала впечатление очень педантичного человека.

«Опять она не в духе», – подумала Елена, глядя на уставшее, печальное лицо Марии Владимировны. За последний год она видела все возможные оттенки тоски, уныния и одиночества на ее лице. Елена знала, что дело в разрушающейся семейной жизни начальницы. Иногда она краем уха слышала ее разговоры с мужем на повышенных тонах, когда тот приходил к ней в кабинет. И хотя они разговаривали на рабочие темы, он постоянно переходил на личности, принижал ее успехи, а иногда вообще приписывал их себе.

– Вот, пожалуйста, резюме, но правда только одно, некий Алексей Поклонский, остальные не прошли тестирование, – сказала Елена, отдавая Марии Владимировне документ и ставя на стол кружку горячего кофе с корицей.

– Хорошо. Раз других вариантов нет, то созвонись с ним и пригласи, желательно, сегодня на беседу. Спасибо, – тихо произнесла она вслед уходящей из кабинета Елене.

Она развернулась в кресле от стола в сторону огромного панорамного окна, взяла кофе и прижала кружку к губам. Ей не столько хотелось кофе, сколько нравился аромат корицы. Он напоминал ей о чем-то уютном и далеком, возможно, о рождественских ярмарках, на которых она никогда не была, но которые красиво выглядели в социальных сетях.

– Мария Владимировна, – раздался голос Елены из селектора, – я дозвонилась, он сможет сегодня к двум часам. Вам еще что-то нужно?

– Хорошо, Елена, спасибо.

Мария включила ноутбук и хотела немного поработать, скоро собрание руководителей по утверждению новых проектов, а она все еще не решила какой именно проект представить. Она с сотрудниками своего отдела разрабатывала несколько вариантов, но они все ей не нравились, из-за этого работа продвигалась медленно, она придиралась к каждой мелочи, чем вызывала негодование работников и их нежелание помогать ей. Ее команда, некогда сплоченная пятерка профессионалов, теперь напоминала сборище нервных поджилок, должна была вот-вот прийти на планерку.

Артем, ведущий аналитик, сорок лет отроду и сто – по выражению лица. В отделе он был серым кардиналом и живой энциклопедией корпоративных войн. Артем помнил каждый проваленный проект за последние несколько лет и мог с закрытыми глазами нарисовать организационную структуру любого департамента. Его профессиональной суперсилой была способность предсказать провал проекта на стадии его зарождения по трем незначительным, на первый взгляд, деталям. Последние месяцы он лишь многозначительно вздыхал, наблюдая за метаниями Марии, и демонстративно перечитывал «Искусство войны» Сунь-цзы во время планерок – его любимую инструкцию по выживанию в корпоративных джунглях. Он уже отправил Марии Владимировне два сдержанных, но идеально структурированных письма с анализом рисков затягивания принятия решений, но, не получив ответа, перешел в режим тихого наблюдения за тем, как команда медленно движется к предсказуемому краху.

Светлана, аналитик бизнес-процессов, была воплощением структурного мышления и тотального контроля. Ее внешность была таким же отполированным инструментом, как и ее отчеты: идеально сидящий строгий костюм, волосы, убранные в безупречный низкий пучок, и ни капли макияжа, кроме стрелки, нарисованной с математической точностью. Она не улыбалась без необходимости, считая это нерациональной тратой лицевой мускулатуры.

Ее ум был настроен на выявление неэффективности с детекторным уровнем точности. Она видела бизнес как живой организм, в котором она была хирургом, призванным удалять все лишнее. Ее отчеты представляли собой не презентации, а сложные многоуровневые схемы, где каждый процесс был разложен на атомы, проанализирован и оценен. Она не предлагала идеи – она предлагала регламенты. Не «давайте придумаем что-то креативное», а «внедрим следующий алгоритм принятия решений, что повысит эффективность».

Именно поэтому ее раздражал творческий хаос Марии. Она уже предоставила на утверждение три детальных плана оптимизации работы отдела, где был расписан каждый шаг, но Мария все не могла выбрать проект. Для Светланы это было равносильно тому, что пилот отказался пользоваться автопилотом из-за «плохого предчувствия». Она смотрела на шефа с холодным, аналитическим разочарованием человека, который знает, как починить сломавшийся механизм, но ему не дают в руки отвертку.

Максим, молодой гений-программист, был живым доказательством того, что можно иметь IQ под 160 и при этом эмоционально находиться на уровне сочного помидора. В свои двадцать пять он носил худи с капюшоном даже в тридцатиградусную жару, а его единственной униформой были потертые джинсы и лимитированные кеды, купленные на полставки его же зарплаты. Его рабочее место напоминало пульт управления звездолетом: три монитора, механическая клавиатура с кликами, звучавшими как пулеметная очередь, и кружка с надписью «У меня два состояния: 1. Кофе 2. Не кофе», которая вечно стояла полная.

Он был уверен, что все проблемы мира – от выгорания сотрудников до глобального потепления – решаются красивым кодом и элегантным алгоритмом. После десятого его саркастичного «Это нерационально с точки зрения архитектуры данных» в ответ на правки Марии, он просто уткнулся в монитор и начал писать какую-то свою, альтернативную, утопическую программу на Python, пока Мария топила их общий проект. Его главный конфликт был не с начальницей, а с абстрактной концепцией «нелогичности», и он тихо ненавидел Алису за ее «танцы со стикерами», которые, по его мнению, были таким же мракобесием, как и попытки объяснить коту теорию относительности.

Алиса, стажер-энтузиаст, была ходячим воплощением теории «не испорть стажера» – пока не поздно. Ей казалось, что деловой стиль – это белая блузка с котенком на груди и розовые волосы, собранные в два подпрыгивающих пучка, которые радостно кивали каждый раз, когда она вскакивала с новой идеей.

Ее профессиональный инструмент – презентации, украшенные десятками виртуальных эффектов и стикеров всех цветов радуги, от которых у Артема дергался глаз, а у Максима возникало желание написать скрипт, чтобы их все разом удалить. Огонек в ее глазах горел так ярко, что им можно было запускать ракеты. Но после десятого ее предложения «А давайте сделаем проект в формате интерактивного комикса!», которое Мария Владимировна зарубила одним взглядом, в ее взгляде поселилась растерянность юного щенка, которого впервые шлепнули газетой по носу. Она по-прежнему приносила по пять идей в час, но в ее вопросах «Почему нет?» все чаще звучал немой укор: «Неужели взрослая жизнь – это всегда так серо и печально?»

Игорь, ветеран отдела и главный по документам, был ходячим архивом и человеческим ГОСТом. Пока все нервничали, он в своем углу царил над стопками бумаг, и его главным инструментом была не кружка, а красная перьевая ручка Parker – подарок от Марии Владимировны за безупречную пятилетнюю работу. Он вносил правки с таким хирургическим изяществом, будто это была не документация, а личная переписка с ФСБ. Последние месяцы он лишь молча, с одним и тем же выражением лица, подписывал и переподписывал одни и те же документы, отправляя их на повторное согласование по малейшему, едва заметному предлогу. Это был его способ показать, что система дала сбой, и пока шеф не придет в норму, ни один чистовой документ из отдела не выйдет. Его молчание было громче любого крика.

Ровно в десять утра кабинет Марии Владимировны наполнился характерным гулом, предвещающим утреннюю летучку. Артем занял свое место с видом пророка, обреченного слушать ересь, а Светлана тут же разложила перед собой идеально выверенные заметки. Максим, не снимая капюшона, тут же уткнулся в ноутбук, демонстративно отгораживаясь от «творческого хаоса», в то время как Алиса уже пыталась приклеить на доску стикер с восклицательным знаком. Молчаливый Игорь просто положил перед Марией папку с документами, где алый флажок на верхнем листе красноречивее любых слов говорил о застое в процессах.

Пятничное собрание коллектива протекало с тоскливой предсказуемостью церемонии открытия склепа. Воздух в кабинете был густым от недосказанности и аромата дорогого парфюма Марии, который на этот раз пах нотами разочарования и несделанных дел.

– Итак, варианты новых проектов по привлечению крупных клиентов, – голос Марии Владимировны прозвучал ровно и бесцветно, будто она зачитывала инструкцию к стиральной машине. – Алиса, вы хотели предложить свои идеи.

Алиса вспыхнула, как рождественская гирлянда, и подскочила с места, отчего ее розовые пучки радостно затряслись.

– Да! Я проанализировала тренды и предлагаю сделать не просто презентацию, а целый интерактивный квест для потенциальных клиентов! В формате… – она с энтузиазмом оглядела коллег, – escape room в виртуальной реальности! Где они, решая головоломки, будут постигать философию нашего бренда!

В кабинете повисла тишина, которую нарушил лишь едва слышный стук клавиш Максима, программировавшего в своем ноутбуке альтернативную реальность, где таких совещаний не существовало.

– Философию нашего бренда, – мертвым голосом повторил Артем, не поднимая глаз от блокнота, где он выводил замысловатые узоры. – А головоломка «как объяснить инвестору, зачем мы потратили полмиллиона на очки виртуальной реальности вместо того, чтобы показать им графики окупаемости» – она будет в самом конце?

– Это инновационно! – не сдавалась Алиса, ее голос дрогнул от обиды.

– Это нерационально с точки зрения ресурсозатрат, – прозвучало из-под капюшона Максима. – И еще, VR – это вчерашний день. Нужно сразу внедрять нейроинтерфейсы.

Светлана, сидевшая с идеально прямой спиной, холодно парировала, глядя на Алису поверх очков:

– Прежде чем предлагать «инновации», следует провести анализ целевой аудитории, просчитать воронку конверсии и разработать пошаговый регламент взаимодействия с клиентом на каждом этапе так называемого «квеста». У меня есть готовый шаблон для такого анализа. Занятость – 120 человеко-часов.

– То есть, мы даже не попробуем? – прошептала Алиса, и огонек в ее глазах померк, словно его задули.

Мария Владимировна смотрела на них, словно сквозь туман. Она слышала обрывки фраз: «регламент», «нейроинтерфейсы», «человеко-часы». Ее взгляд скользнул по Игорю, который молча сидел с каменным лицом, положив перед собой папку. Алый флажок-стикер на ней казался каплей крови на стерильной белизне бизнес-процессов.

– Хорошо, – машинально сказала Мария, прерывая затянувшуюся паузу. – Спасибо. Я… я подумаю над этим. На сегодня все.

Собрание разошлось, так ничего и не решив. Артем с глубокомысленным видом сложил свой блокнот. Светлана с легким презрением щелкнула замком своей папки. Максим, не прощаясь, направился к выходу, унося с собой свой цифровой кокон. А Алиса медленно, сгорбившись и бессмысленно перебирая разноцветные стикеры, вышла последней из кабинета – последняя жертва пятничного ритуала под названием «убийство энтузиазма».

В общем, упадническое настроение и безразличие Марии Владимировны стало сказываться на работе, а это не профессионально, она это хорошо понимала, но пустила все на самотек. Оставшись одна в кабинете, она не притронулась к работе, а погрузилась в пучину своих серых мыслей.

Марии хотелось с кем-то поговорить, хоть о чем, хоть о погоде. Она совсем не хотела быть одной в этом огромном кабинете, который когда-то так любила. Кабинет замер в полной тишине, словно дорогая фотография из глянцевого журнала. Панорамное окно, когда-то дарившее ощущение полета, теперь лишь подчеркивало ее изоляцию, открывая вид на кипящий жизнью город, к которому она больше не принадлежала. Каждая деталь интерьера – от холодного глянца стеклянного стола до идеально подобранного дизайнером арт-объекта на стене – напоминала не о успехе, а о том, как пусто может быть пространство, наполненное дорогими вещами, но лишенное души. Именно здесь, среди этих шикарных стен, которые она когда-то с таким воодушевлением выбирала вместе с дизайнером, она впервые и узнала, что такое предательство близкого человека, когда Виктор, ее муж, во время одного из своих «рабочих визитов» в ее же кабинете, презрительно бросил: «Без меня ты бы тут и не сидела».

Она убрала прядь волос за ухо и взяла в руки единственное резюме, чтобы по нему попытаться угадать, что это за человек, который прийдет к ней на собеседование. В этом жесте была тень отчаянной надежды. Может быть, этот незнакомец с взъерошенными волосами на фото станет тем самым свежим ветром, что разгонит затхлый воздух ее профессионального болота? Может, он окажется тем глотком живой воды, который вернет ей вкус к работе, а его нестандартное мышление, упомянутое в тестах, наконец, вдохнет жизнь в застывшие проекты? Она почти физически жаждала увидеть перед собой не подобострастного подчиненного, а человека, в глазах которого горит огонь – тот самый, что когда-то горел и в ней.

На фото, прикрепленном к резюме, был шатен с взъерошенной шевелюрой и карими глазами. В графе «Специализация» стояло: «Разработка адаптивных нейросетевых моделей для прогнозирования бизнес-процессов». Звучало сложно, пафосно и немного пугающе. «Идеально, – с иронией подумала Мария, – может, его нейросеть наконец спрогнозирует, когда наша команда перестанет меня тихо ненавидеть?»

Его карие глаза смотрели прямо в объектив с легкой насмешкой, а в уголках губ пряталась тень улыбки, которая казалась слишком естественной для стандартного резюме. На его левой брови виднелся едва заметный шрам, придававший лицу неформальную, слегка брутальную харизму. Он был одет не в сковывающую душу и тело рубашку, а в простую темную футболку, и этот намеренный отказ от игры в «корпоративную куклу» одновременно смущал и интриговал.

Такая внешность немного смутила ее. «Похож на бариста из хипстерской кофейни, а не на специалиста по искуственному интелекту», – промелькнуло в голове. Но внешность обманчива, подумала Мария, снова посмотрев в его глаза. В них читался ум и дерзкая уверенность. Да и какая разница, как он выглядит, лишь бы специалист был хороший, тем более других претендентов нет, а сроки поджимают. «Хотя, – с неожиданной для себя самой мыслью отметила она, – если уж тонуть в аврале, то приятнее смотреть на симпатичное лицо».

Дверь в кабинет с грохотом распахнулась, ударившись о стену, и в образовавшемся проеме, словно вихрь, застыла Маринка. В ярком красном платье, с сияющими глазами и растрепанной от быстрого бега прической, она была живым укором стерильной офисной атмосфере.

– Привеееет, Машка! – впорхнув в кабинет, словно горная лань, протяжным голосом воскликнула Маринка, ее самая близкая и единственная подруга, которая у нее осталась. – Я знаю, знаю, ты у нас серьезная дама, и к тебе нельзя вот так врываться, но мне можно, особенно сегодня! – Она, не церемонясь, шлепнула свою дизайнерскую сумку на стол, заваленный важными документами, и протянула Марии руку с ослепительным бриллиантом на безымянном пальце. – Я замуж выхожу! И да, ты ничего не сказала, но я уже все вижу по твоему лицу: «Опаздываю, отчеты, совещание». Брось! Сегодня пятница, а у меня организован мега-алкогольный девичник в самом крутом клубе города, и твой отказ не принимается!

– Господи, я еще ничего не успела сказать, а ты уже угрожаешь, – закатив глаза, сказала Мария.

Она по инерции потянулась к клавиатуре, ее взгляд блуждал между сияющим лицом подруги и холодным экраном монитора.

– Марин, я рада за тебя, правда, но… ты же видишь, горы работы. И с Виктором опять… – ее голос звучал устало и апатично.

– Ага, вижу! – Маринка с раздражением хлопнула ладонью по столу. – Вижу прекрасно! Ты снова замуровала себя в этом золотом кабинете с видом на чужую жизнь. Ты стала памятником самой себе, Машка! «Успешная Мария Владимировна». – Она с горькой усмешкой обвела рукой роскошный, но бездушный кабинет. – А где ты? Где та Маша, что могла зажечь толпу, спорила до хрипоты о философии и готова была на сумасшедшие поступки? Ее съела эта твоя «успешность»!

– Не надо так, – тихо возразила Мария, чувствуя, как задевает правда в ее словах. – У меня есть ответственность. Карьера. А твои сумасшедшие поступки обычно заканчиваются тем, что мне потом неделю отходить.

– Ну и прекрасно! Пусть отходишь, зато живешь! – Маринка подбежала к ней, схватила за руки и притянула к себе, глядя прямо в глаза. – Слушай, я не прошу тебя бросить все. Я прошу тебя жить! Хотя бы сегодня. Хотя бы на несколько часов. И, плииииз, переоденься из этих строгих шмоток в нормальную одежду, а не как в прошлый раз: одежка строгая, лицо строгое – я как будто с училкой на пати пришла. Мы будем много пить, песни в караоке орать, обсуждать мужиков и, может быть, закажем стриптиз, – смеясь, сказала подруга. – Поэтому форма одежды согласно моему дресс-коду: одежды минимум – развратного макияжа максимум! Хватит быть идеальной для всех, пора побыть счастливой для себя! – В ее глазах горел не просто азарт, а вызов. Вызов всей той жизни, которую Мария для себя построила и в которой так застряла. И, глядя на это сияющее, полное жизни лицо, Мария почувствовала в себе слабый, давно забытый отклик.

– Ладно, ладно, сдаюсь, – Мария подняла руки вверх, – приду на твою алко-пати.

– Отлично! Я скину тебе адрес. Ну, давай, целую, убегаю. Жду вечером! Она выпорхнула из кабинета так же стремительно, как и появилась, оставив после себя шлейф дорогих духов и ощущение надвигающегося, хоть и безрассудного, праздника.

Когда Маринка исчезла так же стремительно, как и появилась, в кабинете воцарилась тишина, ставшая после ее визита еще громогласнее. Маша опять осталась одна, опять смотрела с грустью и тоской в окно. А за окном было жаркое лето, проносились машины, суетились люди, в общем, в большом городе кипела жизнь. «Какая же Маринка шумная, активная и энергичная, – подумала она. – А я уже нет. Когда я стала такой скучной и апатичной? Мы же с ней одного возраста, учились вместе, правда, Маринка больше интересовалась, как выйти замуж за богатого и не работать, а Маше наоборот хотелось автономии и доказательства своего ума и профессионализма: «Я все смогу сама!»

– Я на обед, Вам что-нибудь прихватить? – спросила Елена, заглядывая в кабинет.

– Спасибо, Елена Александровна, я не голодна.

– Вы даже к кофе не притронулись. Так нельзя, надо хоть иногда кушать, – с укором в голосе сказала Елена. Она забрала кружку с давно остывшим кофе. – Я возьму Вам салат и не хочу слушать возражений, – крикнула она уже из приемной.

Всегда такая приветливая, заботливая, с таким мягким и добрым взглядом, который, казалось, прощал все на свете. Маша ни разу не слышала от Елены Александровны грубого слова в чью-либо сторону. Она знала ее сына, Сережу, видела, как он растет смышленым парнишкой; вот-вот ему должно было исполниться двенадцать. Она знала, что он болеет за «Спартак», обожает конструкторы и стесняется девочек в своем классе. Для него тетя Маша была не строгой начальницей мамы, а доброй волшебницей, которая иногда появлялась в их уютной квартирке с огромной коробкой Lego или билетами на долгожданный матч.

И сейчас, когда Лена, несмотря на все ее «не хочу» и «не буду», пошла за салатом, Мария с горечью поймала себя на мысли: «Вот оно, мое единственное и самое ценное приобретение за эти годы. Не должность, не машина, не этот дурацкий дом. А вот это – тихая, ненавязчивая забота почти что подруги». И ей до слез захотелось, чтобы этой хрупкой, почти невесомой нити дружбы хватило надолго.

– А я смотрю, ты все бездельничаешь, – громко, надменно и даже в какой-то степени брезгливо, сказал мужчина, вошедший без стука и приглашения в ее кабинет. – Конечно, зачем нам работать? Мы же такие умные, да?!

Вошедший был высоким, худощавым, с жесткими чертами лица, надменным взглядом и наглой ухмылкой. Ко всему прочему он был еще и мужем Марии, которого она уже чуть больше года терпеть не могла и тихо ненавидела. Он вошел так, будто не просто пересек порог кабинета, а приватизировал его вместе с воздушным пространством. Его фигура, напоминающая вышку сотовой связи в дорогом костюме, отбрасывала на пол тень, в которой угадывалась спесь в чистом виде.

На нем был костюм, стоивший, по ощущениям, чуть меньше, чем месячная зарплата Марии. Ткань – темно-серая, матовая, какой-то запредельной итальянской шерсти, которая, кажется, не мнется даже в душегубке. Пиджак сидел безупречно, подчеркивая его тощую, но подтянутую фигуру, и был застегнут ровно на одну пуговицу – по канонам делового шика, которые он, видимо, выучил по картинкам в глянцевых журналах для тех, кто внезапно разбогател, но не обрел вкус.

Из разреза манжет поблескивали золотые запонки – массивные, с каким-то гербом, который он, скорее всего, сам себе и присвоил. На лацкане пиджака красовался едва заметный, но от того не менее раздражающий знак отличия какого-то сомнительного бизнес-клуба. Все в его облике кричало: «Смотри, как я крут!».

– Зачем ты здесь? – спросила Мария, а сама встала с кресла и встала за его спинкой, как будто прячась за ним от вошедшего мужчины.

– Пришел узнать, как тут твой великий проект, а заодно напомнить, что без меня у тебя ничего этого не было бы, – все также грубо разговаривал он. – Так и работала бы младшим аналитиком и получала бы жалкие копейки, такие же жалкие, как и ты сама.

– Боже, как я устала от твоих нападок. Что тебе от меня нужно? – с мольбой в голосе спросила Мария. – Сколько ты еще будешь меня мучать? Оставь меня в покое! – уже практически кричала она.

– Что-то ты нервная, отдохнуть тебе не помешало бы, – ровным и назидательным тоном произнес Виктор, он точно знал, что этого Маша терпеть не может и надеялся на бурную ответную реакцию.

– Пошел вон! Пошел вон из моего кабинета, из моей жизни! – закричала Мария, указывая пальцем на дверь; ее голос сорвался на истеричный вопль. – Ты ничего не сделал для того, чтобы я заняла свой пост! Ты только приходишь, чтобы оскорбить и унизить меня. Что я тебе сделала? Может, за то, что устроила тебя сюда? Или за то, что помогала тебе продвигаться? Или за то, что делала вид, будто не замечаю твоих измен? – В глазах потемнело от ярости и беспомощности.

Она сделала порывистое движение, пытаясь оттолкнуть его, но он был сильнее. Его пальцы, холодные и цепкие, впились в ее запястья, оставляя красные метки. Он с силой притянул ее к себе так, что она почувствовала резкий запах его одеколона, смешанный с дорогим кофе.

– Ничего, сучка, я выбью из тебя эту спесь, – прошипел он прямо в лицо, и его слова, обжигающие и грязные, повисли между ними. – Успокойтесь, Мария Владимировна, – он тут же перешел на громкий, слащаво-сочувствующий тон, рассчитанный на то, что ее сотрудники услышат, а впоследствии разнесут слух, что она неуравновешенная и что это сказывается на работе. – Не надо так нервничать, я просто хотел помочь Вам с проектом. Посмотрите, до чего вы себя доводите. – Он разжал хватку, и она, пошатнувшись, отступила. Унижение жгло ее изнутри, словно кислота. Слезы, горькие и бессильные, выступили на глазах.

– До свидания, Мария Владимировна, если нужна будет помощь, Вы знаете, где меня найти, – сказал он со злорадной улыбкой и вышел из кабинета.

– Сука, – тихо выдохнула Мария, опускаясь на диван. Сгорбившись, она пыталась стать меньше, спрятаться. Ее плечи тряслись, а в висках отдавалась тупая, унизительная боль. Все ее существо кричало от несправедливости и гнева, но сил на ответ не оставалось. Только пустота.

И в этот момент, когда мир сузился до осколков разбитой души и собственного стыда, раздался спокойный, бархатный мужской голос, прозвучавший как глоток свежего воздуха в затхлой комнате.

– С Вами все в порядке?

Она подняла голову. В дверях стоял он. Молодой человек в пляжных шортах и майке, с взъерошенными волосами и умными, проницательными карими глазами. В его взгляде не было ни жалости, ни осуждения – лишь спокойная, деловая готовность помочь. Он смотрел не на хаос, не на ее заплаканное лицо, а прямо на нее. И в этой простой фразе, в этом взгляде, было больше человечности, чем за все годы брака с Виктором. Вошедшим был парень с фото в резюме.

– Судорога, – тихо сказала она первое, что пришло в голову, схватившись за икру.

И тут же пожалела. Но было поздно. Парень мгновенно оказался напротив, сел на корточки и… без лишних слов снял с нее туфлю. Его руки уверенно обхватили ее ногу, и теплые пальцы принялись растирать икроножную мышцу. Маша пребывала в полном шоке от его действий. Она молча смотрела на его руки, которые двигались плавно и уверенно. Мария ощутила тепло, расходящееся по всему телу от его прикосновений.

Она слегка наклонилась вперед, чтобы отстранить его руки и сказать, что уже все в порядке, но в этот момент он поднял голову. Это было слишком близко. Их взгляды встретились: две пары темно-карих глаз смотрели друг на друга, и Мария с изумлением увидела в его взгляде не служебную почтительность, а теплое, живое любопытство. Она почувствовала, как по ее шее и декольте разливается предательский румянец.

– Уже не больно, спасибо, – все-таки смогла сказать Мария, не отводя пристального взгляда от его улыбки.

«Боже, он чувствует, как у меня дрожат колени? И дрожат ли они от судороги или от… этого?» – пронеслось в ее голове. Ей вдруг представилось, как эти же руки скользят выше, к колену, подолу ее строгой юбки…

Машу это привело в полное замешательство, а лицо парня наоборот озарила медленная, понимающая улыбка. Он ничего не сказал, но в уголках его глаз собрались лучики смешинок, будто он прочитал ее мимолетную, стыдливую фантазию.

– Рад был помочь, – выпрямляясь в полный рост и протягивая ей руку, сказал парень. – Алексей Поклонский, прибыл на собеседование, но всегда готов оказать любую посильную помощь. Вашего ассистента нет на рабочем месте, а я крайне не люблю ждать, поэтому позволил себе войти без приглашения. Тем более дверь была открыта, – без тени смущения сказал он.

– Мария Владимировна Лисицына, – проговорила Маша, вставая с дивана и принимая его рукопожатие. И опять по ее телу разлилась волна жара, которая привнесла немного румянца на ее лицо.

Это было первое за долгое время человеческое прикосновение, которое не вызывало у нее желания отшатнуться. Оно было теплым, мягким и уверенным. Маше хотелось, чтобы оно не прекращалось.

– Вы немного раньше пришли, или уже два часа, и я не заметила, как прошел день? – спросила Мария, смотря на молодого человека в майке и шортах. «Ну и вид…» – мелькнуло у нее в голове.

Он, словно прочитав ее мысли, парировал:

– Мы с друзьями собираемся на пляж, а там в костюме будет некомфортно.

– А на собеседовании в ТАКОМ виде вам комфортно? – с улыбкой спросила Мария Владимировна. «Как его охрана вообще сюда впустила в таком виде?» – подумала она.

– Собеседование – дело минутное, и не факт, что вы меня возьмете. А вот пляж, веселая компания, знакомства… Это на весь день. А может, и на ночь, – самоуверенно, но с обаятельной улыбкой ответил Алексей.

Да, наглости ему было не занимать. Но этот факт ее не расстроил, а, наоборот, заинтриговал. С ней так еще никто не разговаривал, тем более на работе. И она с удивлением поняла, что разглядывает его. Ей нравилась его улыбка, его спортивное телосложение, даже эта взлохмаченная шевелюра.

Мария жестом пригласила его переместиться за стол и занять место в кресле. Она села рядом с ним на соседнее кресло, ей захотелось немного неформального общения, а не с позиции: руководитель – подчиненный.

– Ого! – Алексей свистнул, оглядывая кабинет, и его взгляд загорелся неподдельным, почти детским восхищением. – У вас тут просто… космический корабль! Чистый хай-тек, но без этого леденящего душу пафоса. Вот это линия, вот этот свет – божественно! – Он подошел к окну, распахнул руки, словно пытаясь обнять весь открывающийся город. – А этот вид! Я бы продал душу, чтобы вот так каждый день смотреть на этот сумасшедший муравейник с высоты. Это же готовый блокбастер за стеклом! Кабинет мечты, честное слово. Я бы тут жил.

– Нескромное такое заявление, – ответила на этот щенячий восторг Мария. – Если Вы и вправду так хороши, как говорится в Вашем резюме, то возможно и у Вас будет такой кабинет. Я посмотрела результаты тестов, они впечатляют. Не скрою, что я сама лично их составляла, и очень приятно удивлена, что во многих ситуативных заданиях Вы подходите к решению совсем другими методами, а это именно то, что нужно.

– Мне очень приятно, что мои ответы и умозаключения Вам понравились. Я часто мыслю нестандартно, не по заложенному алгоритму действий. Не скрою, что могу действовать импульсивно в моменте для достижения цели, и моя интуиция меня, как правило, не подводит, – все также с улыбкой ответил Алексей.

– Ну, моя интуиция спит крепким беспробудным сном, поэтому будем ориентироваться на Вашу, – сказала Мария, в душе даже усмехаясь этой мысли. – Насколько я понимаю, Ваша «интуиция» – это хорошо обученная нейросеть, проанализировавшая десять тысяч кейсов? – с легким вызовом спросила Мария.

– Самые точные прогнозы всегда на стыке данных и чутья, Мария Владимировна. Алгоритм обрабатывает паттерны, а человек принимает решение. Я всего лишь оптимизирую процесс», – парировал он.

– В таком случае, если Вы хотите работать у меня в команде, то добро пожаловать. Можете в понедельник приступать, пропуск будет на охране, а кабинет Вам покажет мой секретарь, Елена Александровна, сразу, как только вернется с обеда. И судя по шуму в приемной, она уже тут как тут.

Он закивал головой, давая понять, что на все согласен, но его ухмылка говорила о чем-то большем.

– Отлично. Я не подведу, – он встал и слегка наклонился к ней, понизив голос. – И знаете, Мария Владимировна, мои алгоритмы предсказывают, что наше сотрудничество выведет отдел на новый уровень. Причем очень скоро.

– Ваши алгоритмы уже все про меня просчитали? – парировала Мария, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

– Только самые оптимистичные сценарии, – он выпрямился, и его взгляд скользнул по ее лицу, задерживаясь на секунду дольше необходимого. – До понедельника, – бросил он на прощание, и дверь за ним бесшумно закрылась.

После беседы с Алексеем, Марию не покидало чувство, что именно такого человека: умного, целеустремленного, нескромного и амбициозного, ей и не хватало в команде. «Он как будто читал ее мысли о болоте, в которое она погрузилась, и уже приготовил веревку», – промелькнуло у нее в голове. Она вдруг подумала, что новый работник сможет вдохнуть жизнь трясину, куда она увязла, а может быть еще и ее вытащит оттуда.

Она сидела, глядя на пустой стул, где только что сидел он, и ловила себя на мысли, что впервые за многие месяцы в ее кабинете осталось не гнетущее эхо одиночества, а вибрация – странная, тревожная, но живая. Он был похож на хакера, который взломал не ее компьютер, а ее защитные механизмы, и теперь в системе появился сбой под названием «интерес». «Целеустремленный и амбициозный», – снова подумала она, смакуя слова. И добавила про себя то, в чем боялась признаться даже в мыслях: «И чертовски привлекательный». Возможно, болото и вправду скоро останется позади. А возможно, она просто готовится прыгнуть в новую трясину, но на этот раз – с бьющимся от предвкушения сердцем.

Мария несколько минут сидела неподвижно, ощущая, как кабинет снова наполняется привычной, давящей тишиной. Чтобы прогнать странное чувство опустошенности, оставленное Алексеем, она решительно потянулась к ноутбуку. Она погрузилась в рутину: проверяла отчеты отделов по экономическим показателям, механически отмечая рост здесь и падение там. Потом открыла папку с проектами для совета директоров. Перед ней были три варианта, разработанные командой: сухой и перегруженный цифрами от Артема, яркий, но бездоказательный от Алисы и авантюрный, технически сложный от Максима. Она перечитывала резюме к каждому, листала презентации, но мысли путались, цепляясь за карие глаза и уверенные руки нового сотрудника, а не за графики и KPI. Ни один вариант не вызывал ни энтузиазма, ни уверенности. Они были как чужие вещи, которые не сидят по фигуре.

За окном небо постепенно розовело, предвещая скорый конец рабочего дня, когда в дверь постучали.

В кабинет, не дожидаясь ответа, вошел солидный мужчина чуть за пятьдесят. Василий Петрович, директор филиала, был воплощением надежности: его тщательно выбритые щеки лоснились, седина на висках была уложена с безупречной аккуратностью, а дорогой, безупречно сидящий костюм-тройка подчеркивал его внушительную, но не тучную фигуру. Его лицо, испещренное морщинами мудрости, а не усталости, освещала добродушная улыбка.

– Машенька, а я застал тебя за работой? – его голос был низким и спокойным. – Или уже в мечтах о выходных? Не мешаю?

В его манере держаться – прямой спине, твердой походке, спокойном жесте руки, поправляющей дорогие брендовые часы, – читалась уверенность человека, достигшего всего в жизни и научившегося ценить покой. Но в глазах, умных и проницательных, жила неподдельная теплота, которую он излучал, глядя на Марию.

– Василий Петрович! – Мария встрепенулась, словно школьница, пойманная за чтением романа на уроке. – Нет, что вы… Просто… обдумывала детали.

– Понимаю, понимаю. – Он опустился в кресло напротив, с отеческой заботой глядя на нее. – Как продвигается ваш проект для совета директоров? Не давит ли груз ответственности? Ваш отдел – наш локомотив в области инноваций, я на вас очень надеюсь.

– Проект… в работе, – с некоторой неловкостью призналась Мария. – Мы разрабатываем несколько вариантов, но я пока не могу выбрать окончательный. Все кажется неидеальным.

– Перфекционизм – хороший двигатель, Машенька, но иногда он застревает в нейтральной передаче, – мягко пошутил он. – Главное – не перегореть. А то вы в последнее время какая-то… грустная. Все в порядке? Может, Виктор снова… – Он не договорил, но в его глазах читалось искреннее участие.

Мария потупила взгляд. Василий Петрович был одним из немногих, кто знал о непростых отношениях в ее семье и относился к ней с покровительственной, почти отеческой теплотой.

– Все как всегда, – безразлично ответила она. – Просто устала.

– Ну, усталость лечится сменой обстановки и хорошим отдыхом. Кстати, Елена Александровна говорила, вы нашли нового сотрудника в команду? Надеюсь, он станет для вас хорошим подспорьем и разгрузит вас.

– Да, Алексей Поклонский. Специалист по нейросетям. Очень… нестандартный. Приходит в понедельник.

– Отлично! Свежая кровь, новые идеи! – Василий Петрович одобрительно кивнул. – Вот и прекрасно. Не взваливайте все на себя, Мария. Доверяйте команде. И помните, – он поднялся с кресла, его взгляд стал особенно теплым, – я всегда на вашей стороне. Если что – мой кабинет всегда открыт. Все у вас получится, я в вас не сомневаюсь.

Он вышел, оставив после себя шлейф дорогого парфюма и ощущение прочного тыла. Его слова «я в вас не сомневаюсь» прозвучали как бальзам на ее израненную душу.

Мария снова осталась одна. Но теперь одиночество было не таким гнетущим. Возможно, потому что за окном начинался вечер, а может, потому что в понедельник ее ждала новая, непредсказуемая буря по имени Алексей.

Приехав домой, она сидела в машине, откинувшись на сиденье, и думала не о работе, не о своей жизни, даже не о предстоящей вечеринке. Она думала только об Алексее. Точнее, ее мысли настойчиво возвращались к тому, как его сильные, умелые руки снимали с нее туфлю. Она представила, как эти же пальцы медленно скользят по ее щиколотке выше, к колену, как ладонь обхватывает ее бедро, а его низкий голос звучит совсем рядом, шепча что-то на ухо, от чего по спине бегут мурашки.

Мария снова поймала себя на мысли, что воспоминания о нем разжигают в ней давно забытое чувство. Она закрыла глаза, позволив себе на мгновение полностью погрузиться в фантазию: как его взъерошенные волосы пахнут ветром и свежестью, как его губы, сейчас улыбающиеся, могут быть настойчивыми и властными. Она ощутила почти физическое желание провести пальцами по рельефу его мышц, почувствовать под ладонью тепло его кожи, притянуть его к себе, стирая все дистанции и условности.

Она испытывала вожделение, чистую, животную страсть, и ей это нравилось. Ей захотелось сблизиться с Алексеем, не просто как с коллегой, а как с мужчиной. Хватит, наверное, уже наводить тоску на себя и окружающих своим унылым видом. Тело, долгое время бывшее лишь функциональной оболочкой, вдруг напомнило о себе настойчивым, горячим пульсом в самых потаенных местах. И впервые за долгие годы это воспоминание и эта фантазия не пугали ее, а заставляли кровь бежать быстрее.

Машина плавно закатилась в темный гараж, примыкающий к стене из стекла и бетона. Дом, в который она вошла, был образцом современной архитектуры: два этажа, огромные панорамные окна, которые днем должны были наполнять пространство светом, а сейчас отражали лишь ее одинокую фигуру и черное небо.

Внутри было просторно, светло и… безжизненно. Высокие потолки, стены цвета слоновой кости, минималистичная мебель и встроенная техника создавали идеальную картинку из глянцевого журнала о «уютном хай-теке». Но уюта здесь не было. Была стерильная чистота, нарушаемая лишь парой дизайнерских кресел и холодным камином, в котором никто никогда не разжигал огонь. Дом она когда-то проектировала с архитектором и дизайнером, чтобы он стал домом ее мечты, где она долго и счастливо будет жить с любимым мужем и кучей детишек. Она представляла, как детский смех эхом разносится под этими сводами, как на огромном диване в гостиной валяется куча подушек, а на идеально чистом полу стоит коробка с игрушками. А стал домом, где она в полнейшем одиночестве прячется от людей, и что хуже всего – от самой себя. Тишина здесь была настолько громкой, что звенела в ушах. Ее шаги по полированному полу отдавались эхом в пустых, наполненных дорогими вещами и лишенных души, комнатах.

Она подошла к большому зеркалу в гардеробной и стала себя разглядывать. Потом стала медленно снимать пиджак и расстегивать блузку. Ткань с шелестом соскользнула с плеч, обнажив тонкую кожу. Прохладный воздух коснулся ее тела, заставив ее слегка вздрогнуть, и в этом вздрагивании было что-то щемяще-приятное. Украдкой она поглядывала на себя и пыталась увидеть в отражении ту самую себя, какой некогда была. Яркой, веселой, общительной, в меру секси и очень счастливой.

Она провела пальцами по губам и хотела вспомнить, когда их в последний раз целовали? Воспоминание было старым, выцветшим и пахло пылью. А потом… потом в памяти возник образ Алексея. Не просто его лицо, а смутное, но яркое ощущение: как его сильные руки сжимали ее икру, как по телу разливалось тепло от его прикосновения. «Уж его губы точно не скучают по поцелуям», – подумала Мария.

И тут же ее тело отозвалось на эту мысль внезапной, теплой волной, пробежавшей от живота ниже. Она представила не просто прикосновение его губ, а их влажное, настойчивое давление на ее шею, на ключицы, на грудь… Ей вдруг страстно захотелось, чтобы эти губы заставили ее забыть обо всем: о муже, о предательстве, о тоске. Чтобы его руки не массажировали ногу, а срывали с нее остатки одежды, а его тело прижало ее к стене с такой силой, чтобы стыд и условности попросту рассыпались в прах.

Маша тут же одернула себя. «Что за непристойные мысли?» Но было уже поздно. Внизу живота растекалась приятная нега, на щечках появился еле заметный стыдливый румянец и лицо стало не таким бледно-унылым. «Ну, хоть какая-то польза от пошлых мыслей», – с внутренней усмешкой призналась она сама себе, все еще чувствуя на губах призрачное, но такое желанное тепло.

Маша забралась в самый дальний и забытый ею несколько лет назад уголок просторной гардеробной. Помещение, размером со спальню, было выдержано в стиле будущего: встроенные световые панели, блестящие хромированные штанги и выдвижные полки из матового стекла, на которых рядами лежали вещи, словно экспонаты в музее ее прошлой жизни. Здесь обитали ее прежние «я»: дерзкая студентка, романтичная невеста, молодая женщина, уверенная, что счастье – это навсегда.

Она с наслаждением погрузила руки в груды забытых сокровищ. Сначала она надела короткое коктейльное платье с рюшами, которое Маринка когда-то назвала «идеальным для соблазнения олигарха». В зеркале ей улыбнулась незнакомая кукла с нелепо торчащим подолом. «Нет, это уже не моя история», – вздохнула она, сбрасывая наряд.

Затем ее пальцы наткнулись на струящийся шелк блузки с глубоким вырезом. Она надела ее с облегающей юбкой. Отражение стало строже, соблазнительнее, но в глазах все еще читалась неуверенность. Это была не она, а лишь ее бледная копия, пытающаяся казаться сильной.

И только подобрав базу – черные облегающие джинсы, простую черную майку, обрисовывающую каждую линию тела, – она почувствовала почву под ногами. Она даже достала когда-то обожаемые кеды, символ былой свободы. Но, подумав, оставила их на полке. «Нет, – решила она, – сегодня я не та, кто убегает. Я та, кто приходит и заявляет о себе». Ее ножки облачились в лаковые туфли-лодочки на шпильках, добавляющие походке и уверенности, и вызова.

Финальными штрихами стали темно-красная помада, как след от поцелуя, и угольно-черные стрелки, превращающие взгляд в оружие. Она с минуту смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь убедить себя, что это она, настоящая она. И в глубине широко распахнутых, слегка испуганных глаз что-то дрогнуло, шевельнулось – словно первая трещина в ледяной корке, сковавшей ее душу.

– Ну что, – выдохнула она, глядя на свое отражение в обновленном образе, – посмотрим, что осталось от той Машки.

Когда она приехала в клуб, Маринка была уже там в окружении своего бессменного «гарема» – трех подружек с одинаковыми нарощенными ресницами, безупречным видом и выражением лиц, говорящим «мы здесь только за бесплатным алкоголем». Маша знала их условно, ровно настолько, чтобы отличать Свету от Алены и обеих – от «той, третьей».

– Ну, наконец-то ты соизволила появиться! – взвизгнула Маринка, привлекая внимание всего танцпола, и, схватив Машу за плечи, отодвинула на расстояние вытянутой руки для критического осмотра. – Выглядишь… ого! Дерзко! И, я бы сказала, в меру доступно. Идеальный баланс для охоты на стриптизеров!

«Спасибо, дорогая. Твои комплименты всегда пахнут дешевым шампанским и потенциальной судимостью», – промелькнуло у Маши в голове, но вслух она лишь фыркнула.

– Наш столик вон там, номер семь, – Маринка ткнула пальцем куда-то в дымную мглу, – там уже выстроилась очередь из твоих невыпитых шотов. Так что давай, солнышко, вливайся в стройные ряды алкодегенератов. Отстающих здесь бьют туфлей на шпильке!

Пройдя сквозь строй оценивающих взглядов и облако дешевого парфюма, Маша подошла к столику. Картина открылась душераздирающая: горка стопок, несколько бутылок неизвестного происхождения и полное, тотальное отсутствие закуски.

«Превосходно. Значит, ужин сегодня будет на 40 градусов крепче, чем нужно».

Делать нечего – раз уж пришла на алко-пати, будь добра соответствовать. Она одну за другой, с видом знатока, опрокинула пару шотов. Жидкость жгучим потоком пролилась в пустой желудок, посылая в мозг первый, тревожный сигнал: «Привет, завтрашнее похмелье!»

В этот момент к столу с визгом подбежали остальные.

– За Маринку! Чтобы ее брак был крепким, как этот ром! – закричала одна.

– Чтобы муж был верным, как моя любовь к текиле! – подхватила вторая.

– А секс – частым и безотказным, как доставка пиццы в три часа ночи! – закончила третья, поднимая свой бокал.

«Лирики, блин», – мысленно вздохнула Маша, но стукнула свою стопку обо все остальные. Ей ничего не оставалось, как присоединиться к этому хору безумия. По крайней мере, на сегодняшнюю ночь ее одиночество и тонущий карьерный корабль могли утонуть в море дешевого алкоголя и пошлых тостов.

Глава 2. Неожиданная суббота

За ночь было выпито немереное количество алкоголя, были пьяные песни в караоке, пляски, а под конец – и приватный танец. Как добралась домой, она не помнила. К утру голова трещала, а желудок скрутило так, что дышать было больно. Ближе к обеду, когда таблетка наконец подействовала, Маша стала приходить в себя, и накатили воспоминания о прошедшей ночи. Все бы ничего, но оставалось какое-то странное ощущение, будто в какой-то момент все пошло не по плану. Она была на кухне и пыталась договориться с кофемашиной, чтобы та приготовила капучино, когда вдруг зазвонил телефон.

– Машка, привет! Прикинь, я смотрю фотки на телефоне, а там стриптизер тебе танцует приват! – с восторгом в голосе кричала Маринка. – То ли мы с пьяну перепутали, то ли это уже по твоей инициативе, я не помню. Но это круто! Я тебе сейчас перекину фотки! – бросила она и отключилась.

Маша дрожащими руками открыла мессенджер и с ужасом увидела на фото себя, стриптизера и кучу хохочущих подвыпивших девушек. Почему этот приватный танец был предназначен ей? Почему на следующем фото он совсем недвусмысленно склоняет ее к поцелую? А потом в памяти возникла еще одна картина: как она вышла в туалет, и по пути этот же стриптизер остановил ее, прижал к стене и поцеловал в губы.

У Маши в голове все перевернулось, мысли метались, желудок скрутило от нового приступа тошноты. «Вот воистину, бойтесь своих желаний – они могут исполниться», – мелькнуло у нее, и она вспомнила свои вчерашние мысли в гардеробной о поцелуях. Немного отдышавшись, она все же взяла себя в руки и решила: все, что было в клубе, остается в клубе. Главное, чтобы на работе не узнали. «А откуда? – размышляла она. – Я ведь никому ничего не расскажу. Правильно, неоткуда». Но чувство, что что-то не так, никуда не исчезло. И тут раздался звонок.

– Добрый день, Мария? – спросил незнакомый голос.

– Здравствуйте, да – настороженно ответила она.

– У меня есть ваши, скажем так, весьма пикантные фотографии. Одну пришлю вам сейчас для подтверждения. Хочу получить за них полмиллиона рублей. Иначе отправлюсь в желтую прессу и в красках расскажу, как один из топ-менеджеров крупной компании развлекалась в ночном клубе со стриптизером. А еще у меня есть доказательства употребления вами запрещенных веществ.

Земля поплыла у нее под ногами. Маша буквально села на пол посреди кухни, прижавшись спиной к холодильнику, и закрыла лицо руками. В этот момент на телефон пришло сообщение. Она с замиранием сердца открыла мессенджер и увидела подтверждение своих худших опасений. На фото были она, стриптизер и тот самый поцелуй в темном коридоре клуба.

Спустя минуту, приглядевшись, Маша стала убеждать себя, что фото слишком темное и неясно, что это именно она. Страх и паника ненадолго отступили. Но тут пришли новые сообщения с фотографиями, от которых у нее похолодело внутри. На них была уже не только она сама, а ее собственная спальня, ее собственная постель. Как это вышло? Она ничего не помнила. «Может, мне что-то подсыпали? Может, это фейк, и меня просто разводят на деньги?»

Словно ведомая неведомым инстинктом, Маша ринулась в спальню. Ее сердце колотилось где-то в горле, отчаянно и громко, заглушая звенящую тишину дома. Она металась по комнате, ее взгляд лихорадочно скользил по идеально заправленной кровати, по безупречным поверхностям прикроватных тумб, по полу.

«Ничего. Ничего! Должно же что-то быть!» – стучало в висках. Скомканная простыня? Чужой волос? Духи? Но комната была стерильна, как выставочный образец. Эта кричащая чистота была страшнее любого беспорядка. Она казалась зловещей, сговорившейся против нее.

Сдавшись, она побрела в ванную, чтобы холодной водой остудить пылающие щеки и смыть предательские следы слез. Она включила воду, ухватилась пальцами за прохладный фаянс раковины, пытаясь устоять на подкашивающихся ногах. И тут ее взгляд упал на узкую щель между тумбой и стеной. Что-то блеснуло.

Сердце ее не просто замерло – оно, казалось, разорвалось на тысячи осколков, которые впились ей во внутренности. Она, затаив дыхание, медленно, как в страшном фильме, наклонилась и протянула руку. Ее пальцы нащупали холодный металл и кожу.

Она вытащила его. Массивный, грубоватый, мужской браслет из черной кожи с металлической пластиной. Тот самый. С фотографии. С его руки.

Мир поплыл. Звук воды превратился в отдаленный гул. В ушах зазвенело. Она отшатнулась от раковины, прижимая находку к груди, словно раскаленный уголек. Это была не просто вещь. Это было материальное, осязаемое доказательство ее падения, ее беспамятства, ее ужаса. Теперь она знала наверняка: незнакомец был здесь. В ее доме. В ее святая святых. И он оставил ей этот «сувенир» на память, как тавро на ее искалеченной жизни.

Страх, острый и животный, сдавил горло. А следом накатила новая, всепоглощающая волна паники, сметающая остатки самообладания. Она была абсолютно, окончательно и беспросветно беспомощна.

Опять звонок. Опять неизвестный абонент.

– Ну, что же, Мария, я иду в газету или к вам за конвертом? – с угрожающим тоном спросил вновь позвонивший незнакомец.

– Я достану деньги, но мне нужно пару дней, – дрожащим голосом ответила она.

– Завтра, и не днем позже, – настойчиво и в приказном тоне ответил он. – Я пришлю геолокацию, куда отнести конверт. И, Мария, не вздумайте пойти в полицию, копии фото тут же попадут в прессу, не вздумайте играть со мной.

– А какие у меня гарантии, что вы послезавтра опять не будете шантажировать меня?

– Никаких… – послышалось в трубке, и связь прервалась.

Мария отчаянно не хотела огласки: ей было и стыдно, и страшно, а хуже всего – она чувствовала себя ужасно одинокой, беспомощной и беззащитной. К кому идти с такой проблемой? Кто мог бы помочь? Муж? Того это только обрадует. Маринка? Она сейчас поглощена подготовкой к свадьбе, да и чем она поможет? Только нагонит еще больше паники. Родители? Они простые деревенские работяги. Список потенциальных защитников на этом иссяк. Одни лишь вопросы. Она решила никому не говорить, просто отдать деньги и надеяться, что это будет разовая акция.

Собрав последнюю волю в кулак, Маша решила поехать завтра с утра в банк. Решение было абсурдным, унизительным, но единственно возможным в этом кошмаре. Как ни странно, у нее была накоплена сумма чуть больше, чем требовал шантажист – отложенная когда-то «на черный день», который наступил сейчас, оказавшись еще чернее, чем она могла представить.

Она вышла из ванной, и ее взгляд снова, против воли, прилип к кровати. Большой, шикарной, когда-то символизировавшей супружеское ложе, а теперь превратившейся в немого свидетеля неведомого ей позора. И что-то в ней окончательно надломилось.

Сначала из ее груди вырвался сдавленный стон, который тут же перешел в надрывный, животный вой. Слезы хлынули градом, заливая лицо, горькие и соленые. Ее тело затряслось в конвульсиях беззвучных рыданий. Она била кулаками по собственным бедрам, не в силах вынести тяжесть этого ужаса.

А потом ее охватила ярость. Слепая, разрушительная, направленная на все вокруг. Она с ревом набросилась на постель, с дикой силой стаскивая шелковое одеяло и швыряя его через всю комнату. Подушки полетели следом, одна угодила в зеркало, с грохотом отразив ее искаженное горем лицо. Она вцепилась в простынь на резинке, та не поддавалась, и это бешенство придало ей сил. С громким треком ткань поддалась, и Мария, рыча от ярости и отчаяния, с силой дернула ее, словно пыталась сорвать с кровати саму память о прошлой ночи.

Она молотила кулаками по голому матрасу, крича сквозь стиснутые зубы: «Сука! Сука! Сука!», обращаясь и к шантажисту, и к стриптизеру, и к мужу, и ко всей своей нелепой, разрушенной жизни. Когда силы окончательно оставили ее, она рухнула на пол среди хаоса из постельного белья, всхлипывая, прижимая к лицу скомканную простынь и чувствуя, как каменеет изнутри от беспомощности и страха.

Собрав волю в кулак, Маша решила, что с утра поедет в банк, чтобы снять деньги. Как ни странно, нужная сумма у нее была, даже чуть больше. Она вышла из ванной, оглядела спальню, и взгляд ее упал на кровать. И тут ее прорвало. Слезы градом хлынули из глаз, руки задрожали, а из горла вырвался немой крик. В припадке ярости она принялась скидывать с постели одеяло, подушки, рвать простынь на резинке, которая не желала сдаваться. Мария выместила всю свою злобу на постельных принадлежностях.

И вдруг ее осенила страшная мысль: ее могли изнасиловать. К черту шантаж! Ее изнасиловал этот стриптизер, а кто-то все снимал! Отчаяние, паника и ужас накатили новой, сокрушительной волной. В полном бессилии она рухнула на кровать, рыдая, крича и колотя кулаками по матрасу. Когда силы окончательно оставили ее, она пролежала без движения с час, уставившись в потолок отрешенным взглядом.

Очнувшись, она хотела пойти в душ. Ее кожа, казалось, помнила каждое прикосновение, каждый след чужого пота, и ей отчаянно хотелось смыть с себя это липкое ощущение чужеродности, этой грязной тайны. Она уже потянулась к ручке душа, но рука замерла в воздухе.

И тут, словно удар хлыста, в воспаленном сознании вспыхнул отрывок из какого-то старого криминального сериала. Там была девушка. Такая же потерянная и испуганная. Ее тоже изнасиловали. И первое, что она сделала, – залезла в душ. Она оттирала кожу до красноты, смывала улики, пытаясь отмыться от собственного стыда и унижения вместе с грязью. А потом, когда она все-таки нашла в себе силы прийти в полицию, следователь смотрел на нее с нескрываемым сожалением.

«Все доказательства были на вас, – говорил он в ее воспоминании. – Волосы насильника, частички его кожи под вашими ногтями, его ДНК на вашем теле… А вы все смыли. У нас теперь нет ничего. Только ваши слова против его».

Та девушка с экрана сожалела. Горько, бесповоротно. Ее лицо, искаженное мукой, теперь наложилось в сознании Марии на ее собственное отражение в зеркале. Чувство стыда и страх огласки оказались сильнее здравого смысла и инстинкта самосохранения. И преступник ушел. Остался безнаказанным. Возможно, пошел и сделал это снова.

Эта мысль вонзилась в Марию ледяной иглой. Она представила этого ухмыляющегося стриптизера, который мог бы безнаказанно продолжать свои «победы». А ее молчание, ее вымытое тело стали бы его соучастником.

Дрожь, пробежавшая по ее телу, была уже не от страха, а от ярости. Нет. Она не позволит этому случиться. Она не станет той девушкой из сериала, которая всю оставшуюся жизнь будет смотреть в потолок и сокрушаться о своей роковой ошибке.

Она разжала пальцы, отпустив ручку душа, и сделала шаг назад от искушающей, чистой воды. Теперь это была не просто вода – это была ловушка. Ловушка, в которую она не собиралась попадаться.

Собрав остатки здравого смысла, Маша решила сначала позвонить своему гинекологу. Пальцы дрожали, когда она листала список контактов, находя знакомое имя – Анна Владимировна. Эта женщина принимала наблюдала ее годами, и сейчас мысль о ней была единственным проблеском надежды в этом хаосе.

Трубка была поднята почти мгновенно.

– Алло, Мария? – послышался спокойный, знакомый голос.

– Анна Владимировна… – голос Маши сорвался на шепот, и она сглотнула ком в горле. – Простите, что беспокою… Мне… мне срочно нужно вас увидеть.

– Машенька, что случилось? Ты плачешь? – тон врача мгновенно сменился с профессионального на участливый, почти материнский.

– Я… не помню вчерашний вечер. Я проснулась, а у меня… – она задохнулась, пытаясь подобрать слова. – Мне кажется, меня… изнасиловали.

На той стороне линии на секунду воцарилась тишина, тяжелая и понимающая.

– Глубоко вдохни, Мария. Слушай меня внимательно, – заговорила Анна Владимировна, и ее голос стал мягким, но твердым, как сталь, обернутая в бархат. – Ты все правильно делаешь, что позвонила. Ничего не трогай, не мойся, не переодевайся. Я сейчас же еду в клинику. Встретимся там через сорок минут. Я все тебе устрою, сама все посмотрю и возьму все необходимые анализы. Ты не одна, я с тобой, я все понимаю.

Эти простые слова – «я с тобой», «я все понимаю» – стали тем якорем, который не дал Маше полностью погрузиться в пучину паники. Она кивнула, забыв, что ее не видят, и прошептала:

– Спасибо… Я сейчас вызову такси.

– Жду тебя. И, Мария… – голос Анны Владимировны снова стал очень мягким, – будь осторожна. И не корите себя. Вы ни в чем не виноваты.

Положив трубку, Мария впервые за последние несколько часов почувствовала, что по телу разливается не тепло, а хоть какая-то опора. Одна, но реальная. Она вызвала такси, понимая, что садиться за руль в таком состоянии – это чистое самоубийство. Теперь оставалось только доехать и сделать самый страшный шаг в своей жизни.

В ожидании машины Мария нервно теребила телефон, расхаживая по кухне. Последний час ей названивала Маринка, наверняка желая обсудить вчерашний вечер, но Маша сбрасывала звонки и игнорировала сообщения. И когда телефон зазвонил снова, она не выдержала:

– Что тебе от меня надо?! – сорвалось с ее губ, прежде чем она успела подумать. Голос прозвучал хрипло и резко, пропитанный всей болью и гневом, которые клокотали внутри. – Оставь меня, пожалуйста, в покое хоть на минуту!

Наступила секунда тишины, и затем прозвучал голос, от которого у Маши кровь застыла в жилах.

– Мария Владимировна, здравствуйте, это Елена… – голос ее ассистентки прозвучал не просто удивленно, а скорее шокированно, даже ранимо.

У Маши перехватило дыхание. Словно ее поймали на месте преступления.

– О, Боже… Елена Александровна… простите, я… я не хотела, я не думала, что это вы… – она запуталась в словах, чувствуя, как горит лицо от стыда.

– Мария Владимировна, что случилось? – на этот раз в голосе Елены не было и тени обиды, только нарастающая, острая тревога. – Вы говорите так, будто… с вами что-то произошло. Скажите прямо.

– Нет… Ничего… – попыталась соврать Маша, но голос ее дрогнул и предательски сорвался. – Просто… думала, что звонит другой человек. Вы что-то хотели?

– Я хотела отпроситься на понедельник, но это сейчас не важно, – Елена отмахнулась от своей просьбы, как от назойливой мухи. – Мария Владимировна, я слышу ваш голос. Вы плачете. Или пытаетесь не плакать. Это… Виктор? – ее шепот стал совсем тихим, полным сочувствия и готовности в любой момент броситься в бой.

Услышав это имя, Мария не выдержала. Губы ее задрожали, и она, прислонившись лбом к холодному стеклу панорамного окна, сдавленно выдохнула:

– Нет… Хуже…

– Господи… Машенька, родная… – в голосе Елены вдруг не осталось ничего от строгой ассистентки. Зазвучали теплые, почти материнские нотки. – Мы с вами не чужие люди, мы столько лет бок о бок. Я не позволю вам оставаться одной в такой момент. Где вы? Дома?

– Да… – прошептала Мария, чувствуя, как по щекам снова текут предательские слезы облегчения от того, что кто-то просто спросил «где ты?».

– Слушайте меня внимательно, – голос Елены стал твердым и ясным, как приказ, но приказ, спасающий жизнь. – Я сейчас бросаю все и еду к вам. Не говорите «нет». Не надо отнекиваться и терпеть. Вы не одна. Я буду рядом. Я подержу, помогу, просто посижу с вами в тишине, если нужно. Но я не оставлю вас. Никогда. Скажите, что я могу сделать прямо сейчас?

И в эти слова, простые и искренние, Мария поверила как ни во что другое за этот день. Это был прочный берег, до которого она наконец-то доплыла.

И тут Мария не выдержала и зарыдала, да так громко и со стоном отчаяния в голосе, что Елена только и смогла сказать уже намного более мягким голосом:

– Тише, тише, Машенька, успокойся, – Елена даже не заметила, что перешла на «ты», переступая через все свои профессиональные принципы. Ее голос дрогнул от сочувствия. – Я сейчас же выезжаю. Брошу все дела.

– Нет, не надо… – всхлипывая, попыталась возразить Мария. – Я… я жду такси. Мне нужно в клинику…

– В клинику? – сердце Елены сжалось от дурного предчувствия. – Маша, родная, что случилось? Ты заболела? С тобой все в порядке?

– Я… я не помню вчерашний вечер… – голос Марии прерывался от рыданий. – Проснулась сегодня, а у меня… фотографии… какие-то ужасные… И этот человек… стриптизер… Он был в моем доме, Елена! В моей постели! Я ничего не помню!

Елена замерла на другом конце провода, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Господи… Машенька… Тебе… тебе сделали что-то? Насильно? – произнесла она шепотом, с трудом подбирая слова.

– Я не знаю! – крикнула Маша в отчаянии. – Но теперь кто-то шантажирует меня этими фото! Требует денег! А я… я даже не знаю, что вчера было… И я нашла его браслет у себя в ванной…

– Все, я все поняла, – голос Елены внезапно стал твердым и решительным. – Такси отменяй. Я за тобой заеду через пятнадцать минут. Мы вместе поедем к гинекологу, а потом сразу в полицию. Ты не должна делать это одна.

– Но… эти фото… Если я обращусь в полицию, их все увидят… – Мария пыталась найти возражения, но ее сопротивление было сломлено.

– Пусть видят! – твердо заявила Елена. – Это не ты должна стыдиться, а тот подонок, который это сделал. И тот негодяй, который пытается на тебе нажиться. Ты не одна, Маша. Я буду с тобой на каждом шагу. Сейчас выезжаю.

Когда такси с Машей и Еленой подъехало к клинике, у входа их уже ждал мужчина. На вид ему было лет тридцать с небольшим – мужественные, четко очерченные черты лица, коротко стриженные темные волосы с проседью на висках, что придавало ему солидности, и спокойный, внимательный взгляд умных глаз. Он был одет не в строгий костюм, а в темные джинсы и просторную клетчатую рубашку с закатанными до локтей рукавами, что делало его вид одновременно неформальным и уверенным.

– Маша, это мой младший брат, Роман, – мягко представила его Елена, бережно поддерживая Машу под локоть. – Он адвокат. Я позвонила ему, потому что хочу, чтобы все было сделано правильно. С самого начала.

Елена раньше рассказывала Маше о своем брате, успешном адвокате, но лично не была с ним знакома. Она видела его только на фото, которые иногда показывала Лена.

Роман кивком поприветствовал Марию, его взгляд был теплым, но собранным, без тени праздного любопытства.

– Мария, очень неприятно знакомиться при таких обстоятельствах, – его голос был ровным и глубоким, внушающим спокойствие. Он протянул ей руку не для формального рукопожатия, а так, чтобы она могла опереться, если нужно. – Елена вкратце мне все объяснила. Вы поступили абсолютно правильно, что не стали молчать.

– Я уже поговорил с Анной Владимировной и предупредил, что буду представлять ваши интересы. Врач предупреждена о юридическом сопровождении, так что все процедуры будут оформлены с учетом будущего уголовного дела.

Мария молча кивнула, с трудом находя слова.

– Я… я не знаю, что делать дальше, – тихо призналась она.

– Сейчас главное – зафиксировать все документально, – объяснил Роман, его тон был деловым, но участливым. – Осмотр врача – это первый и ключевой этап. Я прослежу, чтобы все процедуры были проведены корректно, а все заключения и биологические образцы были правильно оформлены для передачи в полицию. Это будет вашей главной уликой.

– То есть… вы пойдете с нами? – неуверенно спросила Маша.

– Если вы не против, – Роман мягко улыбнулся, и в его глазах мелькнула ободряющая доброта. – Считайте меня своим юридическим щитом. Моя задача сейчас – чтобы ваши права ни на секунду не были нарушены. И чтобы у этих ублюдков не было ни единого шанса избежать ответственности. Идемте, – он сделал шаг к дверям клиники, жестом указывая путь. – Давайте действовать по плану. Сначала врач, потом – заявление. Вы не одна, Мария. Мы с Леной будем с вами на каждом этапе.

Кабинет Анны Владимировны дышал стерильной чистотой и профессиональной строгостью. Светлые, без лишних деталей стены, функциональная мебель из светлого дерева и хрома, идеально организованное пространство. Ничего лишнего, только необходимое: современное гинекологическое кресло, застеленное одноразовой простыней, стеклянные шкафы с безупречно расставленными инструментами, строгий стол с компьютером.

Но в этой клинической точности читались и нотки тепла и уюта: на подоконнике стояли три пышных фиалки в аккуратных горшках, у кресла – небольшая корзина с одноразовыми тапочками и простыми, но мягкими хлопковыми халатами для пациенток. На стене, рядом с лицензиями и сертификатами в строгих рамах, висела репродукция нежной акварели с пионами – единственный штрих нежности в этом царстве порядка.

Когда они вошли, Анна Владимировна, в безупречно белом халате, встретила их. Ее движения были четкими и выверенными. Она обняла Машу быстро, но крепко, и в этом жесте читалась не сентиментальность, а солидарность и поддержка.

– Машенька, родная, – прошептала она, – все образуется. Главное – ты не одна. Сейчас мы все аккуратно проверим.

Елена, не спрашивая, заняла место рядом с креслом и взяла Машу за руку. Ее хватка была твердой и надежной.

– Анна Владимировна, – тихо начала Мария, – я… я ничего не помню. Только обрывки. И фотографии…

– Все понимаю, детка. Сейчас возьмем все необходимые анализы: на инфекции, передающиеся половым путем, и… на возможную беременность, – врач произнесла это как можно мягче, видя, как Маша вздрагивает. – И обязательно кровь на наркотические вещества. Если тебе что-то подсыпали, мы это найдем.

Перед началом осмотра Мария тихо, почти стесняясь, обратилась к Анне Владимировне:

–Анна Владимировна, я… я взяла с собой чистые вещи. Если это возможно… я бы хотела переодеться после… – ее голос дрогнул. – На мне все еще то, в чем я была… там.

–Конечно, Машенька, я все понимаю. Сейчас принесу тебе одноразовый халат, а свои вещи ты сложишь в этот пакет, – она протянула Марии стерильный пакет для биоматериалов. – Это важно. Их тоже нужно будет передать в полицию для экспертизы. И вот пакет для того браслета, что ты нашла дома.

Процедура осмотра проходила в почти полной тишине, нарушаемой только спокойными, четкими указаниями врача. Маша сжимала руку Елены, глядя в потолок.

– Ну что, Машенька, – наконец сказала Анна Владимировна, снимая перчатки, – признаков насильственного полового акта я не вижу. Слизистые не повреждены. Это хорошая новость.

Мария выдохнула с облегчением, но тут же снова напряглась:

– Но как тогда… фото? И почему я ничего не помню?

– Скорее всего, тебе действительно подсыпали что-то в напиток, – покачала головой врач. – Возможно, все ограничилось теми… ласками, что на фото. Но мы во всем разберемся. Анализы будут готовы через несколько дней.

В этот момент в кабинет вошел Роман.

– Все документы готовы к оформлению, – сообщил он деловым тоном. – Протокол осмотра и направление на судмедэкспертизу. Анна Владимировна, будьте так добры, внесите все данные. Даже при отсутствии изнасилования, факт дачи наркотических веществ и шантаж – это уголовно наказуемо.

– Конечно, Роман, – кивнула врач, беря в руки бланки. – Все будет сделано по закону.

Мария, все еще держась за руку Елены, смотрела на них – на врача, на подругу, на адвоката. Впервые за этот день она почувствовала не просто поддержку, а настоящую команду, выстроившуюся вокруг нее для защиты.

Пока Роман с врачом оформляли докуиенты, Мария решила наконц-то переоделься. Теперь на ней были простые синие джинсы и белая майка, которые она принесла с собой. Свою вчерашнюю одежду – ту самую, в которой она была в клубе и которая хранила неизвестно какие улики, – она, сдала в прозрачном пакете на экспертизу. Расстаться с вещами было странно – будто отрезали часть вчерашнего кошмара, отправив его в стерильный пакет и закрыв в нëм.

Оформление документов в полиции растянулось на несколько часов. Роман руководил процессом с тихой, но непререкаемой уверенностью: его низкий, ровный голос звучал четко, формулировки в протоколах были безупречны, а требования – законны и обоснованны. Мария, сидя рядом, почти не говорила, лишь кивала и подписывала бумаги, которые он бережно подкладывал перед ней. Она чувствовала себя пассажиром в шторм, доверившим штурвал опытному капитану, и это ощущение было одновременно непривычным и бесконечно спасительным.

Фото с ее телефона, как вещественное доказательство, прикобщили к делу. Мысль, что теперь чужие люди будут изучать эти унизительные снимки, вызывала приступ тошноты, но Роман, предвидя это, положил свою ладонь на ее сжатый кулак – короткий, твердый и обнадеживающий жест. «Это необходимо, Мария. Экспертиза установит, настоящие это фото или монтаж. Это фото скорее всего фикция, я уверен, что проверка это докажет», – тихо сказал он, и она покорно кивнула.

Все это время Елена была ее тихой тенью: незаметно приносила воду, а когда у Марии наворачивались слезы от бессилия и стыда, просто брала ее руку в свои и крепко сжимала, не требуя слов.

Когда они наконец вышли из здания участка, на город уже опустился прохладный вечер. Воздух, после спертой казенной атмосферы, казался невероятно свежим. Мария остановилась, запрокинула голову и глубоко вдохнула, пытаясь очистить легкие от запаха страха и официальных бланков.

Она смотрела на спину Романа, который в паре шагов впереди что-то говорил Елене, и в ее измученном сознании никак не укладывалась простая мысль: этот чужой, абсолютно незнакомый ей вчера человек, потратил весь свой выходной, чтобы помочь ей. Бескорыстно. Профессионально. По-человечески. После лет, проведенных рядом с Виктором, где любая «помощь» была лишь разменной монетой для последующих унижений, такая простая человеческая доброта казалась чем-то фантастическим.

– Все самое страшное уже позади, – тихо сказала Елена, как бы читая ее мысли, и обняла ее за плечи. – Теперь ты не одна. Мы с тобой.

Мария молча кивнула, глотая ком в горле. Да, самое страшное – признаться и сделать первый шаг – было позади. Но впереди ее ждал долгий путь, и сейчас, в сумерках, она в полной мере за этот бесконечный день почувствовала, что у нее есть надежная, хоть и очень неожиданная, опора в лице Елены и ее брата.

После такого утомительного дня Роман твердо заявил, что им необходимо обсудить дальнейшие действия и делать это намного приятнее за ужином. «Война войной, а ужин по расписанию» – заявил Роман тоном не терпящим отказа. Девушки, обессиленные и очень уставшие, даже не пытались отказываться, а просто согласились с ним. К тому же, Мария с ужасом осознала, что не ела уже второй день.

Машина Романа была темной и комфортной иномаркой, в салоне пахло кожей и легким, древесным ароматом. Девушки устроились на заднем сиденье. Елена, прикрыв глаза, тут же погрузилась в полудрему, а Мария, прислонившись лбом к прохладному стеклу, смотрела на мелькающие огни города.

Роман, управляя машиной, время от времени бросал взгляды в зеркало заднего вида. Его внимание притягивала не сестра, а Мария. Ее профиль, очерченный неоновым светом фонарей, задумчивый и печальный, показался ему невероятно красивым. В ней была какая-то хрупкая, но несгибаемая внутренняя сила, которая тронула его гораздо сильнее, чем могла бы тронуть любая внешняя красота. Он украдкой ловил ее отражение, стараясь делать это незаметно.

Чтобы разрядить тишину, он включил музыку. Из динамиков тихо полились первые, узнаваемые с первых нот, фортепианные аккорды. Это был кавер на легендарную «In the End» Linkin Park – тот самый, который когда-то был саундтреком к ее студенчеству, к тем временам, когда мир казался проще, а боль – лишь повод для романтичного надрыва.

Мария невольно вздрогнула и оторвалась от окна, ее глаза в темноте салона встретились с его взглядом в зеркале.

–Ой, – невольно вырвалось у нее, – это же…

–Случайное совпадение, – мягко улыбнулся Роман, снова глядя на дорогу. – Но приятное. Вы любите Linkin Park?

–Раньше… очень, – тихо призналась она, и в ее голосе послышались теплые нотки ностальгии. – Это был мой гимн в универе. Теперь предпочитаю именно каверы, они вносят столько трепета и тепла в классическое исполнение, что хочется погружаться в ностальгию по прежним временам.

Он ничего не ответил, лишь сделал звук чуть громче, позволяя знакомой музыке заполнить пространство машины. Для Романа это была просто хорошая песня. Но для Марии в эти несколько минут, под аккомпанемент когда-то родного трека, гнетущий ком в груди начал понемногу рассыпаться. А Роман, украдкой наблюдая за тем, как она тихо напевает знакомые слова.

Ресторан на набережной оказался не пафосным заведением, а уютным, почти домашним местом с небольшим количеством столиков и открытой верандой, выходящей к воде. Летний июльский вечер был по-настоящему теплым и приятным, в воздухе витал аромат цветущих лип и речной прохлады. На веранде горели мягкие светильники, создавая интимную, расслабляющую атмосферу.

Официант принес меню. Елена и Мария уткнулись в него с видом людей, пытающихся решить судьбу мира.

–Я, пожалуй… не знаю, – растерянно сказала Мария. – Мне кажется, я забыла, как выглядит еда.

–Я тоже, – вздохнула Елена. – Салат «Цезарь»? Или может, пасту?

Роман наблюдал за ними с легкой, почти отеческой улыбкой.

–Дамы, прекратите мучить меню, – мягко прервал он их терзания. – Здесь делают отменный шашлык из ягненка. На этом и порешим. Плюс несколько закусок на компанию. И, – он поднял палец, предвосхищая вопрос, – никакого алкоголя. Только морсы, лимонады и много минералки. Сегодня лечим нервы, а не травим их дальше.

Предложение было принято с облегчением. Когда заказ сделали, за столом повисла комфортная пауза, наполненная лишь стрекотом сверчков и отдаленным гулом города.

– Знаете, – раздался спокойный голос Романа, – по роду деятельности я видел много неприятных ситуаций. Но чтобы кто-то так мужественно держался при шантаже… Это вызывает уважение. – Он сказал это непафосно, глядя на Марию, и в его глазах мелькнула не только профессиональная оценка, но и искреннее восхищение.

Мария почувствовала, как по щекам разливается румянец.

–Это не мужество, – тихо возразила она. – Это… просто не было другого выхода.

–А вот и неправда, – парировал Роман, наливая ей стакан прохладного морса. – Другой выход всегда есть. Спрятаться. Замолчать. А Вы выбрали бой. Пусть и с поддержкой, – он кивнул в сторону сестры, – но выбор был за Вами.

Елена, наблюдая за ними, с теплой улыбкой добавила:

–Ром, только не запугай ее своими адвокатскими баталиями. Человек есть хочет.

–Виноват, – с легким, почти незаметным флиртом в голосе сказал он, поднимая бокал с лимонадом. – Тогда просто… за ужин в хорошей компании. И за то, что самые трудные дни тоже заканчиваются.

В его взгляде, обращенном к Марии, читалась не только поддержка, но и пробуждающийся интерес. И она почувствовала не просто облегчение, а что-то похожее на робкую надежду.

Ужин проходил в легкой, непринужденной атмосфере, когда у Елены зазвонил телефон. Посмотрев на экран, она улыбнулась.

–Але, сынок… Да, я скоро… Конечно, куплю… Хорошо, хорошо, уже выезжаю.

Она положила трубку и посмотрела на спутников.

–Простите, но мне пора.

Роман тут же отодвинул стул.

–Я отвезу тебя, – предложил он, уже доставая ключи из кармана.

– Абсолютно нет! – Елена подняла руку в успокаивающем жесте. – Я вызову такси, оно через пять минут будет. А вы оставайтесь. – Она перевела взгляд на Машу, и в ее глазах читалась теплая, почти сестринская забота. – Маш, тебе еще рано возвращаться в тот пустой дом. Посидишь тут, воздухом подышишь. А Рома тебя потом домой отвезет, он всегда за рулем.

Роман сделал вид, что протестует, но это было так неестественно и неискренне, что выдавало его с головой. Уголки его губ предательски подрагивали, пытаясь сдержать улыбку.

–Лена, я не могу… – начал он, но сестра его тут же оборвала.

– Можешь, – парировала она, подмигивая ему так, чтобы Мария не видела. – И даже должен. Я на вас оставляю того самого ягненка, вы его просто обязаны доесть. Не пропадать же добру. – Она встала и обняла Машу. – Отдохни, хорошо? Я завтра утром позвоню.

Когда Елена вышла, за столиком воцарилась внезапная, но совсем не неловкая тишина. Роман откашлялся, пытаясь вернуть себе деловой вид, но легкое смущение и та самая, плохо скрываемая радость, делали его лицо моложе и живее.

–Ну что ж… – начал он, разливая по бокалам свежий морс. – Кажется, мы остались за главных по шашлыку. Прикажете продолжать банкет?

Мария, чувствуя, как по ее щекам разливается теплый румянец, кивнула. И впервые за этот вечер ее улыбка была не вымученной и усталой, а самой что ни на есть настоящей.

– Приказываю, – с легкой улыбкой ответила Мария, чувствуя, как остатки напряжения понемногу тают в теплом вечернем воздухе.

Разговор сам собой перетек на нейтральные темы, и вскоре они с азартом заспорили о машинах.

–Ладно, твой «зверь» с кожаным салоном, это впечатляет, – с усмешкой говорил Роман, отрезая кусок сочного шашлыка. – Но моя Kia K5 – это умный и надежный партнер. Она не капризничает, не требует золотых черпаков для бензина и при этом едет, как по рельсам. Практичность против пафоса!

– Это не пафос, это классика! – возразила Мария, впервые за долгое время чувствуя себя способной на легкий, почти флиртующий спор. – В BMW есть характер. А твоя «Киа»… она как идеальный сотрудник – делает все правильно, но без души.

– Ой, только не заводите разговор про «душу» железа, – засмеялся Роман. – А то я Вам сейчас про трансмиссию и систему курсовой устойчивости полчаса читать буду.

И в этот момент, смеясь над его шуткой, Мария поймала себя на мысли, на удивление простой и ясной: с этим мужчиной ей было невероятно легко. Непринужденно. Как будто они знакомы сто лет. Он не пытался ее впечатлить, не строил из себя героя – он просто был собой. И в этой простой уверенности была такая надежность, что она физически ощущала себя в абсолютной безопасности. Он привлекал ее – спокойной силой, умным взглядом, тем, как он заботливо пододвинул к ней тарелку с закусками.

Но тут же, словно назойливая муха, в сознании всплыл другой образ: взъерошенные волосы, дерзкая улыбка и заряжающая энергией хаотичность Алексея. Рядом с ним она чувствовала себя живой, но как будто на взводе, как будто стояла на краю пропасти. Это было пьяняще, но опасно. Алексей будил в ней страсть, заставлял кровь бежать быстрее.

Роман же… Роман давал ей то, в чем она отчаянно нуждалась после годы одиночества и предательства – ощущение твердой земли под ногами. Он был как тихая гавань после долгого шторма. И ее сердце, израненное и уставшее, не знало, чего хотеть больше – спокойной уверенности или головокружительной бури.

– О чем задумалась? – мягко прервал ее размышления Роман. – Снова считаешь, во сколько тебе обходится содержание того «характера» на колесах?

Мария встрепенулась и покачала головой, снова улыбаясь.

–Нет… Просто… наслаждаюсь вечером.

В ресторане заиграла медленная, мелодичная композиция. Роман, встретив взгляд Марии, с легкой улыбкой сделал ей формальный жест.

–Позвольте пригласить? Без лишних телодвижений, просто чтобы завершить вечер правильно.

Она кивнула, и они присоединились к другим парам. Роман держал ее бережно, почтительно, оставляя пространство между ними. Он говорил тихо, пока они медленно танцевали:

–Знаете, когда я увидел Вас сегодня у клиники, первая мысль была: «Какая же сильная женщина». А сейчас, танцуя с Вами, я понимаю, что ошибся. Вы не просто сильная. Вы невероятно… изящная. Как будто фарфоровая статуэтка, внутри которой стальной стержень.

Мария чувствовала себя спокойно и защищенно в его объятиях. И в этот момент ее взгляд скользнул за перила веранды, на пляжную дорожку. И она увидела его.

Алексей. Он шел в шумной компании, его рука была закинута на плечи высокой, стройной блондинки в коротком сарафане. Девушка звонко смеялась над его словами, а он наклонился, чтобы что-то шепнуть ей на ухо. У Марии внутри все екнуло, и по телу разлилась жгучая, неожиданная волна ревности. Но тут же мозг холодно вставил: «Он тебе никто. Твои фантазии – это твои проблемы».

Она уже почти отвела взгляд, решив, что Алексей ее не заметил, как вдруг он резко остановился, оставил свою спутницу и направился прямо к веранде. Он подошел к танцующей паре, и его взгляд – темный, интенсивный, почти горящий – приковался к Марии, полностью игнорируя Романа.

–Позвольте Вашу даму на один танец? – его голос прозвучал не как просьба, а как заявка на собственность.

Мария, ошеломленная, почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Роман, сохраняя безупречное самообладание, с легким поклоном уступил место.

И мир перевернулся. Как только рука Алексея обхватила ее талию, воздух вокруг них сгустился и наэлектризовался. Он притянул ее так близко, что между их телами не осталось и сантиметра. Она ощутила каждый мускул его торса, каждое движение бедер. Его дыхание было горячим на ее шее, сбивчивым и учащенным, как и ее собственное.

– Видел, как ты танцевала с ним, – прошептал он, и его губы почти касались ее кожи, посылая по всему ее телу разряды тока. – И не смог пройти мимо. – Его рука скользнула с ее талии чуть ниже, уверенно прижимая ее к себе. – Вчера в кабинете ты была просто секси в своем деловом идеальном костюме, но сейчас твой прикид мне нравится куда больше. Ведь он с легкостью позволит мне сделать это. На этих словах его ладонь, скользнула под край ее майки, обнажив полосу кожи на пояснице.

Мария ахнула, но не оттолкнула его. Наоборот, ее тело выгнулось навстречу этому дерзкому прикосновению, словно жаждущее его. Кожа под его пальцами вспыхнула, заставляя ее томительно закрыть глаза. Каждое нервное окончание кричало, каждый мускул напрягся в сладостном предвкушении. Она чувствовала, как по ее спине, ниже талии, пробежала волна жара, сконцентрировавшись внизу живота, превращаясь в настойчивую, пульсирующую потребность.

Мария не сопротивлялась. Ее тело, вопреки разуму, откликалось на каждое его движение, на каждый шепот. Мурашки бежали по коже там, где его пальцы слегка впивались в ее спину. Она чувствовала головокружительный запах его кожи – соленого моря, пота и чего-то дикого, мужского. Ее собственное сердце колотилось так громко, что она была уверена – он его слышит.

Она подняла на него глаза и увидела в его взгляде не просто дерзость, а неистовую, неконтролируемую страсть. Этот взгляд говорил яснее любых слов: «Ты моя!».

В мире остались только они двое, только эта музыка, только его руки на ее коже и всепоглощающее, животное желание, которое затмевало все – и стыд, и логику, и присутствие Романа всего в нескольких метрах.

Когда музыка стихла, Алексей не отстранился сразу. Он на мгновение замер, его взгляд приковался к ее полуоткрытым губам, и по его лицу пробежала тень какой-то внутренней борьбы. Затем он резко выдохнул, проводил ее до столика, и, бросив Роману короткий, полный скрытого вызова взгляд, скрылся.

Мария осталась стоять, опьяненная, с дрожащими коленями и губами, которые все еще чувствовали жар его дыхания. Воздух, который секунду назад был наполнен страстью, теперь казался пустым и холодным.

– Можно я не буду это объяснять? – тихо, почти шепотом выдохнула Мария, ее взгляд умоляюще застыл на его лице.

Ответ обжег ее ледяным холодом.

–Вы не обязаны мне что-то объяснять, – его голос стал резким и безжизненным, а серые глаза, обычно полные теплоты, потемнели, словно грозовое небо перед бурей. – Вы вольны делать все, что посчитаете нужным.

Он отступил на шаг, и эта дистанция показалась Марии пропастью. В его позе, во внезапно окаменевших чертах, читалась не просто обида, а глубокая, ревнивая холодность. Ее пронзил страх – острый и иррациональный – что этот взгляд, эта стена между ними, останется навсегда, и он, этот щит, за которым ей так тихо и спокойно, появившийся в ее жизни, просто развернется и уйдет, не оглянувшись.

– Алексей… – ее голос дрогнул, но она не знала, что сказать дальше. Как объяснить смесь вины, нерешительности и того странного успокоения, которое она чувствовала с Романом?

Он молча смотрел на нее несколько невыносимо долгих секунд, его взгляд изучал ее испуганное лицо, застывшую в немом выражении уязвимость. И вдруг, напряжение в его плечах слегка ослабло.

–Знаете что, – произнес он, и в его тоне появились первые, едва уловимые следы оттепели. Роман не был готов так легко отказаться от нее. – Давайте сменим обстановку. Прогуляемся по набережной? – Он не предложил руку, но его жест в сторону пляжа был скорее приглашением, чем приказом. И для Марии в этих словах прозвучала не просто возможность продолжить вечер, а спасительный шанс.

Они шли по ночной набережной, и с каждым шагом напряжение от встречи с Алексеем таяло, словно его смывал легкий бриз с реки. Воздух был теплым и густым, пахнущим цветущими липами и сыростью от воды. Фонари отбрасывали на асфальт длинные, таинственные тени, сливавшиеся с томным полумраком, а на темной глади воды дрожали золотые отражения огней города.

Разговор тек сам собой, легко и непринужденно. Они говорили обо всем и ни о чем: о том, как Роман в детстве пытался построить плот и чуть не уплыл в соседний поселок, а Мария рассказывала, как в университете ради шутки с подругами записалась на курс ирландских танцев.

–Представляешь, вся группа – хмурые, серьезные ребята, а мы – три хохотушки, которые путали ноги, – смеялась она, и этот смех звучал для нее самой таким непривычным и целительным.

– А я в универе подрабатывал курьером на своем первом «Жигуленке», – делился Роман. – И однажды привез пиццу известному адвокату. Он тогда сказал, что им нужен курьер на постоянной основе, и предложил подрабатывать у него в офисе. Так все и началось.

В какой-то момент Мария остановилась, глядя на темную полосу пляжа.

–Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? – спросила она с внезапной озорной улыбкой.

–Боюсь даже предположить, – с легкой усмешкой ответил Роман.

–Хочется пройтись босиком по песку. И ты пойдешь со мной.

Не дав ему опомниться, она присела на скамейку и скинула туфли. Потом, подняв на него настойчивый взгляд, указала на его ботинки.

–Твоя очередь. Не заставляй даму командовать парадом.

Сопротивляться было бесполезно. Роман, покачивая головой, но с улыбкой, разулся и закатал штаны до колен. Песок и вправду был еще теплым, бархатистым, и каждое зернышко приятно обволакивало ступни.

– Ну как? – спросила Мария, и ее пальцы неожиданно переплелись с его пальцами.

–Неожиданно приятно, – признался он, сжимая ее руку в ответ.

Они сделали несколько шагов по кромке воды, и тогда Мария, не говоря ни слова, потянула его за собой в темную воду. Она была еще теплой после дневной жары и ласково обвалакивала их лодыжки.

–Осторожно! – засмеялся Роман, но последовал за ней без колебаний, чувствуя, как мелкие волны бьются о его щиколотки.

Они стояли так посреди ночной реки, держась за руки, как два заговорщика, нарушившие все правила приличия. Огни города мерцали вдали, отражаясь в их смеющихся глазах, а где-то там, на набережной, остался весь их тяжелый день, все страхи и сомнения. Здесь же, в теплой ночной воде, была только легкость и растущее между ними чувство, такое же теплое и неизведанное, как эта темная вода у их ног.

Они простояли так еще несколько мгновений, наслаждаясь водой и тишиной, пока Мария не решила, что пора возвращаться. Она развернулась, чтобы бежать обратно на берег, но песок под ногами оказался коварным. Сделав неловкий шаг, она почувствовала, как нога подворачивается, и тело по инерции понесло вперед.

– Ой! – вырвалось у нее, и она уже мысленно приготовилась к неприятному падению в мокрый песок.

Но падения не последовало. Сильные руки Романа мгновенно обхватили ее за талию, подхватив и прижав к себе. Он удержал ее в полуобороте, не давая упасть. Они замерли в тесном объятии, ее спина прижата к его груди, его дыхание горячим вихрем касалось ее шеи. Сквозь тонкую ткань ее одежды она чувствовала каждое напряжение его мышц, каждое движение его грудной клетки.

– Осторожнее, – его голос прозвучал низко и немного с хрипотцой прямо у ее уха.

Его ладони, все еще лежащие на ее талии, казалось, прожигали ткань. Одна из них непроизвольно сместилась чуть ниже, на пару сантиметров, мягко очерчивая изгиб ее бедра. Мария затаила дыхание, ощущая, как по всему ее телу пробежала волна жара, совсем не связанная с летней ночью. Ее собственная рука инстинктивно легла поверх его, не отталкивая, а скорее прижимая, закрепляя этот миг.

–Кажется, я тебя поймал, – прошептал он, и в его словах был не только прямой смысл.

– Кажется, да, – так же тихо ответила она, чувствуя, как бешено колотится ее сердце – и не от испуга, а от чего-то совсем другого.

Он медленно, почти нехотя, разжал объятия, позволив ей встать твердо, но его пальцы еще на секунду задержались на ее талии, прежде чем окончательно отпустить.

Они молча вернулись к машине, и тишина между ними была наполнена не неловкостью, а приятным, томным послевкусием от прогулки. Песок на ногах был напоминанием о их маленьком ночном приключении.

Подойдя к темной иномарке, Роман, легким движением, полным галантности, открыл ей дверцу не сзади, как раньше, а именно на пассажирском сиденье рядом с водителем.

–Прошу, – сказал он просто, его пальцы едва коснулись ее локтя, помогая ей сесть в кресло.

Когда он обошел машину и сел за руль, в салоне повисло осознание, что вечер подошел к логическому концу. Но оба чувствовали – им обоим не хотелось, чтобы он заканчивался. Воздух был густым от невысказанного.

Роман завел двигатель, но не тронулся с места. Он повернулся к ней, его лицо было освещено лишь приборами панели.

–Так не хочется возвращаться в пустую квартиру, – тихо констатировал он, словно читая ее мысли. – Может, покатаемся? Просто так. Посмотрим, на ночной город.

Облегчение и радость вспыхнули в груди Марии. Она боялась, что он предложит отвезти ее домой, к ее четырем стенам и тяжелым мыслям.

–Да, – ответила она, и ее голос прозвучал тверже, чем она ожидала. – Да, пожалуйста. Покатаемся.

Он тронулся с места, и машина бесшумно понесла их вглубь ночного города, оставляя позади темную воду и золотые огни набережной. Впереди были только безлюдные проспекты, залитые неоновым светом витрины и обещание продолжения, витающее в теплом воздухе салона.

Они катили по спящим улицам, и вскоре Роман свернул на освещенную неоном заправку. Воздух здесь пах бензином, кофе и ночной свободой.

Подойдя к стойке с кофе, Роман спросил:

–Что будете? Капучино, американо?

Мария задумалась на секунду, глядя на разноцветные кнопки автомата.

–Знаешь, твоя сестра, Елена, каждое утро готовит мне кофе с корицей, – тихо сказала она, и на ее лице появилась теплая, почти невесомая улыбка. – От него на душе становится так тепло и уютно, словно тебя обняли. Кажется, после такого дня мне бы именно такого.

Роман кивнул, и его собственное выражение лица смягчилось.

–Да, Лена у нас такая… вся из этой домашней теплоты, – сказал он, нажимая на кнопку выбора напитка. – У нее в доме всегда пахнет выпечкой, уютом. И этот ее кофе с корицей… это ее фирменный рецепт утешения. Мне самому очень нравится у нее бывать.

Он протянул ей стаканчик с только что приготовленным напитком, от которого уже тянуло сладковатым, согревающим ароматом.

–Держите. Пусть хоть отдаленно, но напомнит то ощущение.

Мария взяла стакан, и ее пальцы на секунду коснулись его. В этом простом жесте, в этих словах о сестре, было столько искренней, братской нежности, что ее собственное сердце сжалось от чего-то доброго и светлого. В мире, где ее предал самый близкий человек, эта простая семейная история казалась настоящим чудом.

Припарковавшись на краю пустой парковки АЗС, они пили кофе, глядя на редкие машины, проносящиеся по дороге. И вот разговор сам собой повернул к мечтам.

– Знаешь, о чем я сейчас думаю? – сказала Мария, прижимая теплый стаканчик к ладоням. – Об отпуске. О настоящем. Чтобы теплый песок, шепот океана и никаких деловых костюмов. Только спа, хорошие книги и чтобы никто не требовал отчетов по понедельникам.