Читать онлайн Приговор. Связанные прошлым

Сестре, которая поддержала меня,

Без тебя я бы не дошла

ПРОЛОГ

– Холодно? – кричит отец матери, стоящей на балконе в одной сорочке, – холодно, я спрашиваю?

Мама мельком смотрит на меня, и я опускаю голову, ладонями стираю появившиеся слезы и снова поднимаю взгляд.

Я всегда плачу, когда папа кричит на маму. Она пытается сделать вид, что все нормально, но я вижу страх в ее глазах… А может, мне кажется, и это бликует стеклянная дверь балкона?

Руки трясутся и по привычке, сжимаю ладони в кулаки и прячу их за спину. Отец бьет кулаком по стеклянному столу, отчего бокал и бутылка лязгают, и я, зажмуриваясь, отскакиваю за угол. Что-то касается моего плеча, и я испуганно дергаюсь. Осторожно открываю глаза и вижу Адама. Брат притягивает меня к себе в объятия и ведет в комнату. Папа снова что-то кричит, и я оборачиваюсь назад, но брат быстро утягивает меня в мою спальню.

– Адам, там мама, – шепчу, когда дверь закрывается.

– Знаю, но нельзя, чтобы он тебя заметил, – брат поднимает меня на руки и усаживает на кровать, – Рани, сыграем в нашу игру? Помнишь правила? Тебе следует лечь в постель и сделать вид, что спишь, – это простая игра, он научил меня ей, чтобы отец не кричал на меня, но я знаю, что папу это не всегда останавливает.

Послушно ложусь, и брат укрывает меня одеялом. На кухне снова что-то падает, и мы слышим глухие шаги. Адам бросает взгляд в сторону шума, а затем снова поворачивается ко мне:

– Рани, все, закрывай глазки, – дверь открывается, и он встает с моей кровати, а я задерживаю дыхание.

Страх пробирается по моей коже со всех возможных сторон, кажется, даже время останавливается, и в груди тяжелеет.

– Ты где был? – с притворным спокойствием спрашивает папа.

– Тренер задержал, – отвечает Адам, – пап, у Рании температура…

Я снова слышу несколько тяжелых шагов и какое-то движение. Осторожно приоткрываю глаза: папа, ухмыляясь, возвышается над братом. Это плохая ухмылка, когда папа так делает – нам больно.

– И что сказал тренер? – отец хватает брата за щеку и сжимает.

Я плохо вижу в темноте, но знаю, ему больно. Папа толкает Адама в стену, и по комнате раздается глухой удар, от неожиданности я дергаюсь. Отец поворачивается, и я зажмуриваюсь.

***

Моя щека немного покалывает, противное ощущение, надеюсь, не будет синяка. Папа всегда наказывает нас за что-то. Мама говорит, что просто так он этого не делает и мы сами виноваты. Да, наверно, так и есть, точнее, нет, точно, так и есть – я это запомнила, но иногда всё равно не понимаю, за что меня бьет папа. Тогда я просто прошу прощения, чтобы он поскорее перестал. В такие моменты главное – не плакать, папу это ещё больше злит, но у меня почти никогда не получается сдержать слёзы… Как только он повышает голос, они сами выкатываются. Вот Адам быстро научился, я вообще не помню, когда в последний раз видела его слёзы.

Тихо выхожу из комнаты и поеживаюсь, видимо, где-то открыта форточка и квартира наполняется холодным зимним воздухом. Аккуратно выглядываю в спальню мамы, она не пришла ко мне ночью, как обычно это делала, не знаю почему, но мама любит спать со мной.

В квартире тихо. Я смотрю на кровать, на которой лежит спящий папа, и закрываю дверь. Вхожу в кухню и вижу маму, которая что-то моет в раковине, а Адам, облокотившись на стену, смотрит на нее. Смотрю в одинокие окна балкона, за которым светлеет небо черничного цвета – скоро утро.

Брат поворачивается ко мне и странным взглядом смотрит на мою щеку, видимо, на ней все-таки синяк. Я соврала отцу, что спала и болела, за это и получила наказание – все правильно.

Поджимаю губы и встаю рядом с Адамом, который притягивает меня к себе и целует в макушку. Я очень люблю своего брата: он старше меня на три года, ему четырнадцать, и он занимается баскетболом, что у него отлично получается. К слову, у нас с ним одинаковые глаза – папины, карие, а вот одинаковый цвет волос нам достался от мамы, но это, пожалуй, единственное, что выдает в нас родственные связи. Я, так вышло, не отличаюсь коммуникабельностью, что безусловно, влияет на мой круг общения, который состоит только из Адама. Брат, напротив, безумно харизматичный, и вот его "круг" безумно большой, но я бы не сказала, что он общительный, он больше любит слушать. Раньше он очень много говорил, смеялся, а сейчас повзрослел и стал, хм, рассудительным, но это не отменяет его притягательности. Да-да, в него влюблены мои одноклассницы, его одноклассницы и добрая часть девчонок школы.

Я обнимаю брата и смотрю ему в глаза, такого же кофейного цвета, как и мои. Он мягко улыбается мне и прикрывает глаза.

– Дети, идите спать, – шепчет мама и целует нас в макушки, – через два часа в школу, я вас отвезу, – она мягко улыбается и подталкивает нас к выходу.

– А ты придешь? – спрашиваю и ловлю ее кивок.

Мама не такая, как папа, она добра к нам, не наказывает, но иногда бывает, что она специально жалуется на нас отцу, в такие моменты нам обидно, но мы с братом быстро это забываем. Не знаю почему, ведь я очень злюсь на нее, думаю, Адам тоже, мы с ним это не обсуждали, но мне кажется, что его это тоже огорчает.

Мы тихо проскакиваем в свои комнаты. Включаю ночник и сажусь на кровать. Мама приходит через несколько минут: тапочки, сорочка, синяк на предплечье и заплаканные серо-зеленые, такие родные глаза. Она опускает взгляд и тихо проскакивает в постель, выключает ночник и укрывает нас одеялом. Успокаивающий, любимый запах мамы, такой нежный, убаюкивает меня.

***

– Адам! – забегаю в комнату брата и взрываю хлопушку, прыгая на него, – с днём рождения! – воплю и заливаюсь смехом.

Брат ухмыляется и крепко обнимает меня, целуя в макушку.

– Адам, возьми меня с собой на вечеринку, пожалуйста-а-а! – я, между прочим, уже неделю его упрашиваю.

Мой любимый братец собрался отметить свое совершеннолетие в одном из ресторанов нашего отца, но брать меня почему-то отказывается, точнее нет, он просто переводит тему разговора, чтобы не отказывать прямо, класс, да?

– Рани, послушай меня, – брат усаживает меня на софу и серьезно смотрит на меня, – хм, Рания, – морщусь, брат называет меня полным именем в исключительных случаях, и эти случаи далеко не приятные, например, когда он сообщил, что рассматривает колледж в другом штате, или что он уезжает на какие-то соревнования на неделю. Короче говоря, мне не понравится то, что он сейчас скажет, – я возьму тебя с собой, но тебе придется уйти в десять, хорошо?

Закатываю глаза и тяжело вздыхаю. Адам так возмужал и в свои восемнадцать имеет двухметровый рост и накаченное тело, проще говоря – мой брат – мечта любой девушки. Безумно симпатичный парень, и вопреки стереотипам, он ещё и умный: просто гений точных наук и не только. Он замечательный сын своих родителей, в отличие от меня. Я ненавижу спорт, точные науки, у меня есть сто восемьдесят сантиметров роста и нет шикарной фигуры, и, конечно, вопреки желаниям отца, я обожаю читать романы, вместо учебников, гулять, вместо тренировок и прочее, прочее, прочее.

– Адам, ну, пожалуйста, я же буду не одна, а с тобой…

– Отец будет зол, если ты не сдашь тесты на следующей неделе,– брат обнимает меня, – ты же все сама знаешь…

Да, я знаю. Знаю! Мне пятнадцать, и я ещё ни разу в жизни самостоятельно не гуляла, я всегда должна находиться в поле зрения родителей или брата. Складывается устойчивое впечатление, что я маленький ребёнок, к чему я уже привыкла, просто все беспокоятся о моей безопасности, только вот что может случиться? Все, что я могу и должна – это учиться, и если я не сдам эти дурацкие тесты, то все лето проведу с отцом, думаю понятно – эта перспектива мне не радостна. Киваю и грустно улыбаюсь брату.

– Обещаю, что твое совершеннолетие мы отметим так, как захочешь ты, – он целует меня в лоб и убирает из моих волос блестку.

Адаму в этом году поступать в колледж, и мне страшно, мне страшно без него. С братом я не так боюсь отца, да и вообще он всегда, когда у меня сложные жизненные моменты, рядом. Я очень его люблю, так сложилось, что у меня нет друзей. Нет, не то чтобы со мной не хотят дружить, хотя может быть и так, мне просто все равно, мне не нужны друзья… На самом деле, я пыталась с кем-то дружить, но у всех моих подруг, был кто-то ближе меня, и в какой-то момент я понимала, что лишняя, и больше попыток не делала, мой друг – мой брат.

– Я люблю тебя, Адам.

– И я тебя, Рани.

***

Я бегу уже минут семь, но, кажется, целых десять часов. Ступни ныряют в снег и снова выныривают, горло дерет от холода, и мне бы сейчас теплой воды и мягкую постель, но из мягкого рядом только белоснежный снег, который так соблазнительно переливается под покровом ночи и хрустит под моими, едва передвигаемыми ногами.

Со стороны может показаться, что я не бегу, а ползу, но я убеждена, что на большее, в два часа ночи, неспособна. Да, занимательно, сейчас действительно два часа ночи, и я в лесу, бегу кросс, потому что я поправилась и отец это заметил.

Началось все с того, что я учила формулы по математике, так как через два дня у нас контрольная за семестр, отец пришел домой с другом, и они выпили. Мама уехала к Адаму, он получает университетскую награду, и я осталась с папой одна. Он вошел в мою комнату, сказал, что я поправилась, и решил, что сейчас – в два часа ночи, самое время, чтобы привести мое тело в порядок. Нужно сказать, что благодаря моему росту, тяжело заметить, что я поправилась, даже пять лишних килограмм не сделают из меня бочонок на ножках, просто я была в топике и велосипедках, поэтому живот можно было заметить – это была моя ошибка, думаю, если бы я была в футболке, сейчас бы спала. В общем-то, больше я никогда не надену топики и велосипедки.

Так, мы оказались в лесу, мы – это я, бегущая и уже рыдающая, пьяные отец и его друг. Да, я плачу, плачу от обиды и из-за боли в моем колене.

Пару лет назад, я получила на тренировке, по ненавистному баскетболу, травму, и с тех пор боль преследует меня. Я сказала папе об этом, и он повез меня в клинику, но врачи ничего не нашли. Отец был безумно зол, подумал, что я вру, потому что не хочу заниматься спортом. В общем больше я ему не жаловалась, просто терпела.

– Что ты ревешь? – спрашивает отец, когда я приближаюсь к ним.

– У меня болит колено, – отвечаю, останавливаясь и тяжело дыша.

– Где наколенник? – мой отец решил, что эта штука мне поможет, однако ничего, кроме безумного стягивания, она мне не дает, опускаю голову, зная наизусть все, что сейчас мне скажут, – значит, не болит, – констатирует он и хватает меня за щеку.

Чувствую запах перегара. Закрываю глаза. Больно и обидно – снова будет синяк на щеке. Пытаюсь сдержать слёзы, сжав ладони в кулаки и до боли впиваясь ногтями в ладони.

– Ты врешь, блять! – удар в живот. Неожиданно, больно, противно. Я сгибаюсь по инерции, из глаз выступают слезы, надеюсь, друг отца поможет мне, но нет, он просто смотрит, – сколько раз нужно тебе говорить, чтобы запомнила: врать – это плохо? – оглушающий хруст колена, резкая боль и я падаю – папа ударил меня ногой в моё больное колено.

Я в сугробе. В мягком сугробе и я так хочу, чтобы эта секунда стала вечной, нескончаемой, ведь сейчас я слышу и ощущаю только звенящую тишину леса.

В общем, не помню, как все закончилось, я никому не рассказала об этом, даже брату. Адам всегда винит себя, если отец поднимает руку на меня или мать. Маме я рассказала позже, когда она приехала, потому что боль сводила меня с ума и лишала сна. В конечном счёте она отвела меня к врачу, и я не удивилась, когда меня положили в больницу и через пару дней прооперировали.

Как бы абсурдно это ни звучало, но я не могу сказать, что ненавижу отца. Нет, на самом деле, когда не пьет, он вполне сносный. Да, со своими понятиями, да, где-то жесткий, но стоит отметить, что мы ни в чем не нуждаемся, более того, живем очень даже обеспечено. Отец нас так же как и наказывает – награждает, например, когда я закончила десятый класс с отличием, разрешил поступить в университет в другом штате, о чем я не могла даже мечтать. Лицемерным будет жаловаться, я где-то слышала, что в мире все стремится к равновесию, сколько счастья – столько и горя, сколько любви – столько и ненависти…

***

– Ханна! – окликиваю грациозную девушку, я видела ее несколько раз, и она всегда, что-то читала, – Ханна, подскажи, пожалуйста, мне литературу, которую рекомендовал Мистер Дэвис, вчера на факультативе, – мне не хватило списка на занятии, а он важен для подготовки к выпускным экзаменам.

– Рания Паркер, верно? – киваю и мило улыбаюсь девушке, которая фактически младше меня на два года, но я бы так никогда не подумала, со стороны кажется, что Ханна – моя ровесница, – вот, возьми.

Ханна передает мне список. Мистер Дэвис – преподаватель литературы в нашей школе, а также отец Ханны, поэтому с ней мало кто общается. Честно говоря, я вообще не видела, чтобы она с кем-то общалась. Однако она ходит на факультатив вместе со мной, и я не совру, если скажу, что Ханна – безумно умная девушка, и при этом снова разрушен стереотип – она прекрасна: длинные ноги, тонкая талия и модельные черты лица, обрамленные светлой копной волос, и, конечно, ее глаза серо-голубого цвета, невероятно красивого и глубокого, словно кусочек льда в синем море.

– Спасибо, Ханна! Увидимся, – натягиваю улыбку и направляюсь к своим одноклассникам.

– Постой, Рания, – оборачиваюсь на голос девушки, – как ты смотришь на то, чтобы сходить, хм, в кино?

Неловко улыбаюсь, вспоминая, что отец уехал и я могу улизнуть из дома:

– Да, конечно. Хм, может, сегодня в семь?

Безусловно, предложение дочери преподавателя стало для меня неожиданным, но именно с этого странного, наполненного неловкостью, похода в кино, началась наша дружба. Моя первая настоящая дружба, и, как выяснилось позже, первая и для Ханны Дэвис.

***

Прикладываю телефон к уху и подхожу к окну. Тучи обволакивают летнее небо, которое приобрело темно-серый цвет и грозит дождем. Люблю такую погоду, кажется, будто небо готовится вот-вот оплакать, совершенные людьми, грехи, смыть грязь, боль и отчаяние со страниц жизни, подарить им чистый лист и надежду.

Облокотившись на письменный стол, вслушиваюсь, гудки наполняют пространство и, наконец, прекращаются:

– Адам! Адам, привет! Ты же помнишь, завтра у меня день рождения, – взволнованно тараторю я.

– Рани, да, конечно, я помню, завтра к вечеринке я буду, – заверяет меня брат, – удивлен, что отец позволил тебе устроить ее.

– Я тоже, думаю, что он не оставит меня без наблюдения,  – цокаю, – они уехали, но всё равно напрягают, поэтому будь, пожалуйста, осторожен, – улыбаюсь и прикрываю глаза, – наконец познакомлю тебя с Ханной, – она и Адам самые близкие для меня люди, и я очень хочу представить их друг другу.

– Конечно, Рани, – брат устало вздыхает, – слушай, мне пора,  не грусти, скоро мы обязательно увидимся, – отключаюсь и плюхаюсь на кровать.

Да, завтра у меня день рождения, мне будет восемнадцать, я с отличием окончила школу, мне дали стипендию, и я поступила в Нью-Йоркский университет, на факультет журналистики. К слову, родители очень рады, но они даже не представляют, как счастлива я, поступлению в другой город, в другой штат.

После поступления Адама, все стало очень напряженно. Я не спрашивала у брата, но однажды подслушала, как папа злился и жаловался на него маме, как-то он даже сказал, что у него больше нет сына. Поэтому я очень боюсь, что меня не отпустят в Нью-Йорк. Отец переключил все свое внимание на меня, и я стала просто образцовой дочерью, гордостью отца, чтобы исключить любую вероятность моего поступления дома.

Телефон вибрирует, «эй, ну ты где?» – пишет Ханна. Вскакиваю с кровати и направляюсь к подруге, ждущей меня возле дома.

– Я говорила с Адамом, – обнимаю ее, – он приедет завтра.

– Такое ощущение, что ты убеждаешь себя, – фыркает она.

Да, так и есть, я видела брата в последний раз прошлым летом, и я безумно соскучилась.

– Не понимаю, почему он не бывает у вас, а как же праздники? Я, когда поступлю, точно буду приезжать на выходные домой, – задумчиво говорит Ханна.

– Я же говорила, отец с ним в ссоре, – жму печами, – думаю, что Адам просто не хочет встречаться с ним, и я разделяю его позицию, как сумасшедшая постоянно смотрю в календарь и жду дня отъезда…

Ханна грустно улыбается и отворачивается. Притягиваю ее к себе и обнимаю:

– Слушай, ты сможешь приезжать ко мне когда угодно, и мы будем всегда на связи, – заверяю, крутя телефоном в воздухе.

– Знаю, – шепчет она, – что же такое могло случится, что твой отец отрекся от собственного сына?

– Однажды мама сказала, что Адам встречается с дочерью Рика Эванса, – пожимаю плечами, сама до конца не понимая проблемы, – я так поняла, что именно этот факт повлиял на их отношения.

– Это случайно не акционер какого-то крутого банка или что-то в этом роде, – выпучив глаза, спрашивает Ханна.

– Вроде помимо того он еще и ресторатор… Отец его ненавидит, не знаю почему, но он даже слышать не хочет об Адаме. Думаю, узнаю все, когда он приедет, – спокойно говорю и вхожу в бутик.

Модные платья привлекают мое внимание, и я начинаю рассматривать варианты. Выбираю темно-синий цвет, моего любимого черничного оттенка и бреду в примерочную, касаясь мягкой ткани.

– Ну-ка, глянь, – входит ко мне Ханна и протягивает мне мобильный, – это Шерил, единственная дочь Эванса.

Беру телефон и опускаю взгляд на девушку с зелеными глазами и темными как уголь волосами, которая в каком-то брендовом платье стоит вместе, наверное, с семьей на красной дорожке: женщина постарше с такими же зелеными глазами и прекрасной улыбкой смотрит на кареглазого мужчину с такими же, как у дочери, темными волосами. Рик Эванс – хорошо сложенный мужчина и, виден даже через фото, его защитный взгляд, кажется, будто любой недоброжелатель, покусившийся  на его семью, будет уничтожен. Возвращаю телефон Ханне и застегиваю платье:

– Она очень красивая, и знаешь, я не удивлена, что они с Адамом вместе, – констатирую я.

– Да, – задумчиво шепчет подруга, рассматривая меня.

Платье не обтягивает мою фигуру, лишь немного очерчивает изгибы, и темно-синий оттенок отлично подчеркивает мои глаза. Ткань, безумно приятная на ощупь, прикрывает колени – в общем, даже примерять ничего больше не буду, беру его.

– Это то, что нужно, – подтверждает Ханна, – я бы, конечно, выбрала что-нибудь более откровенное, но спорить не стану, – закатываю глаза, а подруга поднимает руки, словно сдаваясь.

Перекладываю пакет в свободную руку и достаю мобильный, вбивая в поиск инициалы Эванса. Ничего, кроме скудной информации о главе семьи я не нашла. Присаживаюсь на скамейку и закрываю глаза, недоброе предчувствие зарождается в душе, но я отбрасываю его. Все будет хорошо.

Пасмурное утро будит меня, и я потягиваюсь, чтобы взять с тумбочки телефон, где вижу несколько поздравлений в соцсетях и три пропущенных от Адама. Сажусь и набираю брата, но безуспешно, его мобильный выключен. В груди отчего-то тяжелеет, и я, поджав губы, откладываю телефон. Вхожу в ванную комнату и прищуриваюсь, глядя в свои же глаза. Облокачиваюсь на стену и тяжело вздыхаю, принимая в объятия до боли знакомое чувство тревоги.

Время тянется до ужаса долго, хожу от стены к стене, когда меня выводит из мыслей звонок в дверь. Впускаю Ханну, которая сразу же кидается на меня, начиная громко и активно поздравлять, сует мне в ладонь воздушные шары синих цветов, и тащит меня за собой в комнату.

– Рания! Ты, почему еще не готова? – возмущается подруга, – через полтора часа нам нужно быть в клубе!

– Адам, – запинаюсь, – он звонил мне, когда я спала, а сейчас он недоступен, – жму плечами и быстро ныряю в платье, – меня это напрягает.

Подруга усаживает меня за стол и принимается укладывать мои волосы.

– Эй, прекрати, пожалуйста, он обещал быть к началу вечеринки, – заверяет Ханна и закручивает утюжком прядь волос, – твои родители в Вегасе, учеба закончилась, ты зачислена в крутой университет, к тебе едет брат, а теперь объясни, что, черт возьми, с твоим выражением лица?!

Закрываю глаза, понимая, что Ханна права:

– Предчувствие, – одними губами говорю я.

Ханна включает музыку и пританцовывая, заканчивает работу над моей прической. Быстро подкрашиваю ресницы и подвожу губы.

И вот я смотрю на себя в зеркало: темно-синие ботинки, немного приталенное, такого же цвета, платье с короткими рукавами, на руках золотой браслет с шармами, полученный сегодня утром – подарок брата и серьги-колечки в ушах, в общем мой внешний вид сегодня вполне себе.

Перевожу взгляд на лучшую подругу и натягиваю улыбку. Ханна в туфлях серого цвета на каблуке и платье золотистого цвета, которое подчеркивает ее шикарную фигуру и доходит лишь до середины бедра, светлые волосы убраны в конский хвост и минимум макияжа. Подруга быстро обнимает меня и, хватая клатч, цвета ее туфель, направляется к выходу.

Постоянно проверяю мобильный и оглядываюсь, где же Адам? Шумная музыка взрывается за спиной, и я делаю глоток коктейля, встречаясь взглядом с Ханной:

– Я выйду, на секунду, и наберу Адама, – извиняясь смотрю на подругу, которая поджимает губы и кивает.

Выхожу из клуба и достаю из сумочки телефон. Кроме поздравлений, никаких уведомлений нет. Снова набираю Адама.

Недоступен. Поднимаю взгляд на небо, которое со вчерашнего дня не стало светлей, уже несколько дней темно-серое полотно нависает над городом и грозит дождем.

Телефон в руке вибрирует в одном темпе с нарастающим чувством тревоги. Опускаю взгляд на экран мобильного. Неизвестный номер. Обычно я не отвечаю, но сейчас просто прикладываю телефон к уху:

– Рания? – спрашивает женский голос.

– Да, – шепчу и прочищаю горло.

– Хм, я Шерил, девушка Адама, твоего брата, – произносит собеседница, – Рания, Адам утром поехал к тебе, но он ни разу не взял трубку за весь день, скажи все в порядке? Он доехал?

Закрываю глаза и пытаюсь вдохнуть, но отчего-то не получается.

– Рания? – взволнованно зовет Шерил.

– Да, Шерил… Нет, Адама нет, – шепчу, – Адам, его нет…

Оборачиваюсь и кручусь на месте, взглядом пытаясь отыскать что-то, что поможет мне сейчас… Я ищу глаза. Глаза брата.

– Утром, когда я проснулась, было несколько пропущенных от него, но… но, – быстро шепчу, – он не брал трубку…

– Рания, пожалуйста, спокойно. Скажи мне, а где Эрик?

Я снова задерживаю дыхание, Шерил спрашивает о моем отце, почему? Мой отец уехал. Родители уехали к папиным друзьям. Мама специально согласилась на поездку с отцом, чтобы он не испортил мой день рождения.

– Он в Вегасе, – отвечаю, пытаясь понять, к чему был этот вопрос.

– Послушай, Рания, я не хочу тебя пугать, но будь осторожна и не тяни с переездом, – отрешенно произносит Шерил, – когда, ты переедешь, мы встретимся, и я тебе все расскажу, а пока, – девушка запинается, – пожалуйста, придерживайся того, что с братом ты не общаешься и ничего не знаешь, вы же так с ним договаривались?

Да, отец запретил мне общаться с братом, вскоре после их «ссоры», но мы с братом тайно нарушали запрет, он даже приезжал ко мне прошлым летом, когда отца в городе не было…

– Нет-нет, Шерил, скорее всего, рейс просто задержали. Да, точно, просто самолет вылетел с опозданием, – я сама не верю в свои слова.

Оседаю. Колени касаются теплого, нагретого летним воздухом, камня.

– Да, такое возможно, – неуверенно и где-то далеко говорит женский голос, – но я обещаю, что если что-нибудь узнаю, я тебе сообщу, – невнятно добавляет она, – пожалуйста, придерживайся легенды, мне пора, – Шерил сбрасывает вызов.

Усмехаюсь и болезненно смеюсь. Слезы бесконтрольно выкатываются из глаз, а чувство тревоги, сопровождающее всю мою жизнь, в эту минуту вырывается горьким смехом и горячими слезами. Мой брат, мой друг, спаситель, защитник, соратник, часть моей души и моего сердца в один миг исчез.

Девушка в синем сидит на коленях, прикрыв ладонями, мокрое от слез, лицо и покачивается. Капли долгожданного дождя падают на теплый асфальт и с каждой секундой ускоряют свое движение, призывая братьев и сестер, падать все скорее, и уже через несколько секунд дождь полноценно ниспадает на город, скрывая слезы, одиноко сидящей на асфальте девушки, а последующий раскат грома заглушает и смех, переходящий в вой боли.

Глава 1.

Рания

Страница книги уже минут сорок не получает моего внимания, я уставилась в окно своей квартиры и безынтересно смотрю на небо. Отчего-то натянутые над городом тучи, когда-то любимые, сейчас меня совершенно не волнуют, не солнце и ладно. Плевать. Телефон наверно скоро сам начнет сбрасывать вызовы, он час уже вибрирует, кому-то жизненно необходимо со мной связаться. Печально для этого кого-то, но я не собираюсь брать трубку, я, вообще-то, в университете, «должна быть, но меня там нет», но об этом этому «кому-то» знать не обязательно.

На фоне играет мой плейлист, на самом деле, что играет или говорит – мне неважно, мне нужен фон. Не могу жить в тишине, меня это напрягает и тревожит. В общем-то я проспала сегодня и решила, что это знак – значит, судьба решила, что мне лучше остаться дома, точнее я так для себя оправдала прогул. Глупо, да, согласна.

На самом деле, все нормально. Несколько лет назад я поступила в университет и с того момента больше не напрягалась. Я просто плыву по течению, делаю то, что необходимо, не более. Если акцентировать внимание на том, что конкретно я делаю, то уверенно скажу: учусь, создаю видимость, чтобы меня, не дай бог, не отчислили. Очень травмоопасно будет вернуться домой отчисленной. Справедливо. Ненавижу это слово, наверно, потому, что в моей жизни у него извращенное понятие, типа: ошибка – боль, провинился, будь добр, подставь щеку. Глубокая и извращенная мысль.

Телефон не успокаивается, и я все-таки смотрю на него, чтобы понять, кому все-таки я так необходима. Мама. Закатываю глаза. За эти годы мы потеряли всякие точки соприкосновения, подсознательно я виню ее в случившемся, за то, что не уберегла, не защитила, хотя в то же время, понимаю, что ее вины нет. Но итог один: наши отношения стали сухими. Нет, нет обид, злости, я просто в один момент абстрагировалась и отстранилась, благополучно уйдя в себя. Вздыхаю и отвечаю на звонок:

– Рания, будь добра, объясни почему ты не в университете, – сдерживаясь, спрашивает мама.

Ну вот, знакомый тембр, не предвещающий ничего хорошего, а самое интересное – меня поймали на вранье, а мне все равно: пульс не ускорился, в жар не бросило, ничего. Тяжело вздыхаю и не задумываясь отвечаю:

– Мне задали огромный проект, и сейчас я этим занята, срок сдачи совсем скоро.

– Мы возле твоего дома, открывай дверь, – отрезает мама, и я сбрасываю вызов и начинаю прибирать бардак.

Накидываю спортивный костюм и иду к двери. В последний раз я видела родителей три месяца назад, в свой день рождения, этот день и Рождество мне приходится проводить дома, на остальные праздники я ловко придумываю отмазки, чтобы не встречаться с семьей. Но вот, мои любимые родители решили устроить мне сюрприз, и чувствую, что этот день, потерял шанс на благополучный исход.

Ну вот, я же говорила: родители выходят из лифта, и лицо отца подтверждает мое предсказание. Мама очень постарела за эти годы, морщинки на ее лице закрепляют этот факт, их больше на лбу и одна большая между бровей, скорее всего, оттого, что она часто морщит лоб, потому что думает или грустит. Я вижу ее уставшие и погасшие глаза, они погасли одновременно с моими. Отец, наоборот, стал более активным и поправился, диссонанс. Единственное, что не меняется – это его взгляд, не предвещающий ничего хорошего. И собственно это оправдано: он и я знаем, что я соврала.

Итак, мужчина в джинсах и синем поло, с несменяемыми десятилетиями, часами на запястье и женщина в сером пальто, из которого выглядывают темно-зеленая юбка и темно-коричневая рубашка, входят в мою квартиру, меняя своим присутствием непринужденную атмосферу на гнетущую.

– Привет, – с фальшивой улыбкой, здороваюсь и закрываю входную дверь.

Провожаю взглядом отца, силуэт которого исчезает в гостиной, когда мама кладет ладонь мне на плечо и натягивает извиняющуюся улыбку. Видимо, она тоже не знала, что так получится, а предупредить не смогла, ведь я не брала трубку.

– Что за проект? – спокойно спрашивает отец, когда мы входим вслед за ним.

– На конкурс, изучаем журналистские расследования зарубежных стран, – уверенно отвечаю я.

– И это дает тебе право пропускать занятия? – отец поворачивается и смотрит на меня, будьте уверены, если бы взглядом можно было бы убить, я бы была мертва, – ты хочешь закончить как брат?

И это удар ниже пояса. Я уже три года пытаюсь делать вид, что ничего не случилось. Три года, я игнорирую все, что связано с моим братом, оставляя только воспоминания. Но, увы, стена, которую я возводила все это время, сейчас на грани падения. Три года назад пропал мой брат – это факт. Мой отец убежден, что Адам мертв, и я думаю, что у него получилось внушить это и матери, что объясняет ее потерянный взгляд. Но я в это не верю, и пока мне не предоставят факты, я буду считать и стоять на том, что мой брат просто пропал. Исчезновение не так страшно, как факт смерти, правда?

В общем, мои родители до сих пор не в курсе, что Адам собирался приехать на мой день рождения три года назад. Весть о его исчезновении дошла до них лишь спустя пару месяцев. Я просто абстрагировалась, и даже узнавать ничего не стала, несколько раз мне звонила девушка Адама – Шерил, но я отказывалась с ней говорить. Наверно, мне страшно узнать что-то, что подтвердит факт его смерти. Да, я слабая, да, я трусиха, и да, мне стыдно.

«Как пропуск университета может привести к моему исчезновению?», – спросила бы я, если бы хотела снова замазывать синяки, однако, я просто опускаю голову и прошу прощения.

Папа куда-то уезжает, и мы с мамой остаемся одни. Воспользовавшись моментом, узнаю, что они уедут вечером, а приехали для того, чтобы заключить какую-то сделку по бизнесу, точнее папа приехал по этой причине, а мама просто хотела увидеть меня.

Вечером они действительно уезжают, и я облегченно вздыхаю, взглядом провожая удаляющуюся машину. Однако к состоянию до их приезда, я не возвращаюсь. Адам.

Поджимаю губы и достаю сигареты, спрятанные ранее, и выхожу на балкон. Небо проясняется, а вот мысли не спешат за ним, фокусирую взгляд на городской суете. Осень в Нью-Йорке началась с холода и закончится им же. Укрываюсь пледом и тянусь за мобильным. Сжимаю челюсти, смотря на номер телефона, решаясь нажать на вызов. Трясущимися руками подношу телефон к уху и вслушиваюсь в гудки.

– Давай встретимся, – нервно закусываю губу, – сегодня, через час, в Центральном парке.

Отключаюсь и бросаю телефон в гамак. Опираюсь руками об оконную раму и зажмуриваюсь. Сама доламываю стену, выпуская на свободу ноющую боль.

В назначенное время прихожу в парк и иду к пустующим скамейкам. Сгущающаяся ночь давит на и без того напряженные струны моего сознания. Смахиваю случайно выпавшую из-под моих ресниц слезу и поднимаю взгляд к небу.

Темная женская фигура бесшумно садится рядом. Тяжело вздыхаю и поворачиваю голову, встречаясь, с бликующими от фонаря, зелеными глазами девушки:

– Я знала, что рано или поздно ты позвонишь.

– Я бежала от реальности, – сдерживая эмоции, отвечаю брюнетке.

Смешок с намеком на горечь разрезает шум города, и я поджимаю губы.

– Знакомо. Я тоже, – Шерил закусывает губу и отводит взгляд, – три года и три месяца, довольно большой срок, чтобы сейчас попытаться вернуться.

– Прости, если можно, – зажмуриваюсь и сжимаю руки в замок, – давай к делу.

– Рания, я расскажу все, что знаю, – она качает головой и вздыхает, – но, я не уверена, что это ответит на все вопросы.

Ели заметно киваю и опускаю взгляд на свои руки.

– Мы познакомились с Адамом, когда мне было девятнадцать, мне стало плохо в университете, а он оказался рядом, – Шерил мягко улыбается, – он подвез меня, и мы начали общаться. Адам часто говорил о тебе, – девушка многозначительно смотрит на меня, – он очень тебя любил, – до боли закусываю губу, стараясь сдерживать нервозность, – мой отец, он был против наших отношений, но я потеряла голову, мне было плевать. В конце концов, отец вроде смирился, так я думала до того дня, – Шерил запинается, – Адам очень ждал дня твоего рождения и рано утром уехал. Я постоянно ему звонила, но он не брал трубку, тогда я набрала тебе, – девушка закрывает глаза и тяжело вздыхает.

Сглатываю и обдумываю сказанное Шерил:

– Ты, сказала, что думала, что твой отец смирился, до моего дня рождения, – я внимательно смотрю на девушку, – почему ты так сказала?

Шелест деревьев борется за покой с монотонным голосом города, минутное молчание нарушается Шерил, которая все-таки отвечает на мой вопрос:

– Тот день, я никогда не забуду. Я скажу прямо, – киваю ей, и она продолжает, – мой отец связан с криминалом. И у него был мотив, он не любил Адама и был против нас, – она устало закрывает глаза, – я не знаю, почему он был против, он ни разу не объяснял этого, да и я не хотела ничего слышать… Я никогда не интересовалась, чем занимается мой отец, да и он никогда не планировал меня просвещать в это, но мы живем в одном доме, и невольно я становилась свидетельницей разных разговоров, потому и знаю, что он связан с криминалом. И как бы это не выглядело, но думаю, что мой отец мог, – девушка неуверенно смотрит на меня, – причинить вред Адаму…

Я вздрагиваю, и снова предательская слеза вырывается наружу. Качаю головой и отвожу расфокусированый взгляд.

– Должна сказать, – шепчет Шерил, – что не только мой отец был против наших отношений, но и ваш тоже, – поджимаю губы и качаю головой, пытаясь сдержать все то, что накопилось в моей душе за три года, – однажды, ваша мама приехала на награждение Адама, где он познакомил нас. Алекс, ничего не сказала, но я видела, что ей это не понравилось. Через пару дней, Эрик, ваш отец, позвонил Адаму и сказал, что он ему больше не сын. Он был безумно зол, – закусываю губу и замираю, – Адам очень переживал за тебя и маму…

Горечь наполняет мое сердце, заставляя закрыть глаза. Что-то касается моих ладоней, и я встречаюсь взглядом с зелеными глазами Шерил.

– Рания, из всего этого я сделала вывод, что наши родители знакомы, – нахмуриваюсь и озадаченно смотрю на нее, – думаю, у них есть общее прошлое. Я не смогла, – шепчет девушка и смахивает слезы, – не смогла ничего сделать, узнать, ничего. Я просто не смогла.

Как я ее понимаю, ведь я тоже не смогла, не захотела… Облизываю сухие губы и обреченно опускаю голову. Мой отец и криминал – абсурд, он ресторатор… Тяжело, сложно, мой брат может быть мертв, и мой отец убежден в этом. Нет, я отказываюсь в это верить.

– Шерил, почему… Почему ты мне это рассказала? Ты сказала, о своем отце то, что нельзя говорить, об этом опасно даже думать, ты же имела в виду мафию, так? – с сомнением в голосе спрашиваю я.

– Адам, он очень тебя любил, и он мечтал вытащить тебя и Алекс… Он много работал, чтобы накопить денег, я не знаю лучше человека, чем он. И я хочу помочь тебе и себе, – с горечью отвечает она, – и если ты захочешь, мы можем вместе попробовать разобраться в случившемся. И да, ты права, я говорю, о мафии.

Нервный смех вырывается из моей груди, и я вскакиваю со скамейки. Черт, мафия! Что за бред?! Тяжело вздыхаю и поправляю волосы, хаотично рассматривая аллею и закрывая лицо ладонями. Ничего не понимаю. Судорожно поджимаю губы и поворачиваюсь к растерянной Шерил.

Я правильно понимаю: мне сейчас предложили влезть в мафию? Все, что я знаю о мафии это: оружие, наркотики, законы Омерты или как ее там, в целом это незаконно, и ничего хорошего не обещает. Но… мой брат, мой Адам, он может быть мертв, а его палач живет и наслаждается жизнью…

Вздыхаю и поднимаю голову к ночному небу:

– Хорошо, но что мы можем? Я обычная студентка, да и ты, я так понимаю, тоже не…

– Стой, – перебивает она, – мы не будем торопиться. Попробуй что-нибудь вспомнить…

– Что? – хмыкаю я.

– Может быть, ты что-то, когда-то слышала, что-то, что может подтвердить или опровергнуть связь твоего отца с криминалом, – приглушенно говорит Шерил, – мой отец – Рик Эванс, – ты наверно слышала о нем, попробуй вспомнить, не фигурировала ли эта фамилия, может быть еще что-то странное или связанное с… ты поняла, – заканчивает она и встает напротив меня.

Киваю вслед уходящей девушке. Поджимаю губы и опускаю взгляд, исчезновение моего брата может быть связано с криминалом, мой отец может быть связан с ним же, а теперь и я могу быть связанной…

Звоню Ханне, которая живет в кампусе и часто остается у меня на ночь. Через полчаса раздается звонок в дверь, и я впускаю ее, перехватывая сумку.

– Рани, только не говори мне, что ты полезешь в эти дебри, – наливая чай в чашку, кривится Ханна, – я не хочу сказать, что ты слабая, нет, но это бандиты, Рани, и я тебе точно скажу – ничем хорошим, это не кончится.

Отвожу взгляд, перебирая пальцы под кухонным столом:

– Да, я понимаю, но я не могу… Мой отец может оказаться убийцей моего брата, а если не он, то его прошлое, – говорю я и опускаю голову, – я не могу оставить просто так потерю Адама. Я слишком долго отрицала произошедшее, слишком долго не жила. Ханна, я не стану тебя втягивать, будь уверена, поэтому и рассказала тебе все, – поджимаю губы и встречаюсь с серыми глазами подруги, – мы должны прекратить общаться, по крайней мере пока, – Ханна бьет ладонью по столу и зло смотрит на меня.

– Сейчас же замолчи, ты вообще слышишь себя? Я не оставлю тебя, так и знай, – угрожающие качая пальцем, сердито заявляет подруга, – я пойду с тобой и буду следить, чтобы ты не вляпалась, но я прошу тебя еще раз все обдумать, – она закатывает глаза и цокает, – кому я это говорю? Ты уже все решила…

Поджимаю губы и улыбаюсь, Ханна читает меня как открытую книгу:

– Я не могу, – подруга вопросительно смотрит на меня, – я не могу лишать тебя студенческой жизни. Давай я буду просто все тебе рассказывать, чтобы не подвергать опасности, ладно?

Ханна подходит и обнимает меня, её красноречивый взгляд говорит сам за себя. Она качает головой и уходит в душ. Сажусь на подоконник и задумываюсь: фамилию Эванс я не слышала от папы и вообще не слышала её до ссоры отца и Адама, но вот странные разговоры… Однажды я слышала, как отец попросил привезти крыс на склад, я удивилась, зачем папе крысы, если у него ресторанный бизнес и на складе хранятся продукты. Тогда я была маленькая, а сейчас понимаю, что слово «крыса» может иметь несколько значений. Закрываю глаза и хмыкаю, получается, каких-то людей везли на какой-то склад, зачем? Отказываюсь развивать эту мысль. Я буду опираться на факты, точка.

Всю ночь не могу заснуть и перебираю в голове все возможные разговоры, услышанные мной. Беру телефон и подхожу к окну, где читаю сообщение от Шерил: «Через несколько недель вечеринка у Бенедетто, мы должны там быть. Позже скину конкретную информацию», – киваю сама себе и хмыкаю, ну вот, моя размеренная утопичная жизнь становится разнообразнее, через пару недель я, в первый раз за несколько лет, иду на настоящую мажорную тусовку, которая, помимо всего прочего, еще и итальянская, судя по фамилии.

Ложусь в постель и таращусь в потолок, касаясь рукой кулона на своей груди. Если мой брат мертв, я хочу знать, где он похоронен, а если жив, я хочу знать, что у него все в порядке и если получится быть рядом. Я клянусь, что не оставлю его.

Глава 2.

Рания

Противный звонок будильника выдергивает меня из дурмана сна, и я прикладываю трубку к уху. Поднимаюсь с постели и иду открывать дверь. Ханна входит в квартиру и цокает на меня. Быстро привожу себя в порядок и жду оценку подруги, которая кивает и поторапливает меня.

Приезжаем в назначенное место и ждем. Точка, данная нам, привела на Манхэттен. Шерил долго ждать не приходится: она в шикарном, повторяющем каждый изгиб тела, темно-зеленом платье, уверенно идет в нашу сторону. Эта девушка – явный представитель золотой молодежи, и она это признает, не стесняется, а пользуется. Меня впечатляет, что она прямо об этом заявляет, и ей все равно, что о ней подумают, она прямолинейна, и мне показалось, что при этом искренняя. Нужно признать, что она действительно красива, вздернутый носик, пухлые губы, скулы, и бездонные зеленые глаза и все это подчеркивает ее угольная копна волос.

Шерил кивает мне и переводит взгляд на Ханну, которая снова в туфлях и брючном костюме нежно-голубого цвета, идеально подчеркивающем ее глаза. Натягиваю улыбку и достаю руки из карманов любимых черных брюк.

– Шерил, – поприветствую девушку и указываю взглядом на Ханну, – это моя близкая подруга – Ханна.

Шерил протягивает ей руку, и они обмениваются рукопожатием:

– Рада познакомится, – вежливо улыбается Ханна и бросает на меня быстрый взгляд.

Брюнетка возвращает улыбку и смотрит на меня:

– Думаю, что мои комментарии будут лишними, полагаюсь на осознание вами всех рисков, – спокойно произносит она.

– Верно. Объяснишь, что мы здесь делаем? – указываю взглядом на рядом стоящий небоскреб.

– Да, конечно, – Шерил аккуратно смотрит по сторонам, – сегодня, в этот пасмурный ноябрьский вечер – день рождения у Николаса Бенедетто, – девушка возвращает мне внимание, – он и его брат Даниэль устроили в честь этого крутую вечеринку. Итак, отец этих парней – Уберто Бенедетто – близкий друг моего отца и они вместе, когда-то давно, жили в Техасе. Он много знает, уверена, – выделяет Шерил, – что он знает ответы если не на все наши вопросы, то на многие. Я с детства знакома с Ником и Даниэлем, они классные, – девушка быстро улыбается и мельком оценивает наши образы.

Перевожу взгляд на Ханну, которая многозначительно смотрит на ведущую нас к лифту девушку.

– Шерил, мои родители тоже из Техаса, – хмыкаю и нервно поправляю пиджак.

– Занимательно. Честно, это меня не удивляет, – она подмигивает нам в зеркало лифта, – вечеринка будет в пентхаусе. Наша задача просто быть там, я познакомлю вас с братьями, можно попробовать поговорить с ними. Рания, Ханна, из соображений безопасности, после случившегося с Адамом, думаю, что нам не стоит излишне контактировать на людях, поэтому мы просто знакомые, не более, – девушка дарит нам снисходительный взгляд, – я бы не хотела, чтобы вам что-то угрожало…

Как только открываются двери лифта, мы попадаем  в наполненное музыкой и людьми помещение. Разноцветные огни мелькают по пространству в такт мелодии, которой отдаются танцующие. Шерил уверенной походкой ведёт нас через танцпол, кричащие поздравления, люди сливаются с шумом, царящей здесь, атмосферы. Огромная гостиная серых оттенков своим гостеприимством топит цоканье наших каблуков о полированный паркет. Кто-то предлагает выпить, кто-то зовет танцевать, вызывая неловкость, отчего пытаюсь поймать взгляд подруги, которая поджимает губы и уверенно расправляет плечи. Повторяю за ней, когда мы, наконец, доходим до именинника.

Пересекаюсь взглядом с голубыми глазами высокого парня. От чего-то сердце пропускает удар, испуганно отвожу взгляд и ругаю себя, в чем дело? Он что-то говорит рядом стоящему молодому человеку, и тот поворачивается к нам, встречаюсь с такими же голубыми глазами и понимаю: они братья Бенедетто. Братья переводят взгляд на Шерил и тепло улыбаются ей, а затем возвращают внимание нам с Ханной. Первый, замеченный мною, брат задумчиво приподнимает уголок губ, его улыбка, подаренная Шерил, мгновенье назад, быстро исчезает, превращая лицо в безэмоциональную маску, и только сапфировые глаза излучают каплю интереса. Сразу хочется прилепить ярлык: «высокомерный итальянец».

Девушка в тёмно-зелёном платье обнимает парня помладше, который бросает взгляд на Ханну, с которой мы разом переглядываемся. Наконец, неловкое молчание прерывается и Шерил представляет нас:

– Даниэль, – смотря на высокомерного итальянца, говорит она, – Николас, это мои подруги с секции, – Шерил улыбается и подмигивает нам, – между прочим, они учатся в том же университете, что и мы, – Шерил хитро смотрит на братьев, – высокая красотка – Рания, а девушка в голубом – Ханна.

Мы с Ханной одновременно усмехаемся и киваем парням:

– С днём рождения, Николас, – улыбнувшись, обращается к парню помладше она, – надеюсь, что вечеринка в шикарном пентхаусе не истощила весь бюджет на бар, и найдется пара коктейлей для незваных гостей?

Поджимаю губы, чтобы не засмеяться от абсурдности ситуации, но моя улыбка не остается незамеченной. Братья переглядываются и одновременно усмехаются друг другу, а Шерил с ноткой восторга бросает взгляд на Ханну.

– Уверен, что в моем пентхаусе коктейли не кончатся раньше вечеринки, – Николас подмигивает Ханне, – спасибо за поздравление!

– С днём рождения, Николас, – задумчиво смотрю в глаза именинника, мы даже не знаем, сколько лет исполнилось Николасу, какой позор, – надеюсь, ты знаешь свой возраст, чтобы мне не пришлось сейчас угадывать? – кошусь на Ханну, которая теперь так же поджимает губы, сдерживая смех.

Как только наши взгляды все-таки встречаются, мы не сдерживаемся и прыскаем от смеха. Быстро собираемся и поворачиваемся к братьям и Шерил, которые улыбаясь, переглядываются.

– Шерил, ты не перестаешь удивлять, – комментирует Николас и обводит нас взглядом, – в какой секции ты говоришь, такие забавные девушки?

Голубые глаза Даниэля останавливаются на моих, и на мгновение все замирает, а ответ на вопрос именинника не долетает до моего сознания. Осознав ситуацию, возвращаю взгляд к младшему из братьев, который без стеснения рассматривает Ханну. Класс, эта неловкая ситуация закончится или нет?

– Николасу сегодня исполнилось двадцать два года, – наконец вставляет Шерил, и я перевожу на нее благодарный взгляд.

– Ты кажешься мне знакомой, Рания, верно? – обращается ко мне высокомерный итальянец – Даниэль Бенедетто.

Нервно сглатываю и осторожно озираюсь, от чего-то стало неуютно. Глаза, цвета камня-сапфира моего кулона, впиваются в мои, и я чувствую, что теряюсь.

– Позволишь узнать твою фамилию?

Ища спасательный круг, перевожу взгляд на Шерил, которая еле заметно кивает. Собираюсь ответить, как вдруг толпа позади нас начинает скандировать имя именинника, привлекая внимание братьев. Через мгновение мы втроем оказываемся дальше от действия:

– Вы молодцы, не думала, что вы так впишитесь, однако, все в порядке, – перекрикивая толпу, сообщает нам Шерил, – Рания, тебе нечего бояться, ты можешь сказать фамилию. Даниэль и Ник отличные парни, я знаю их всю жизнь, они знали Адама, – Шерил поджимает губы и отводит взгляд, но я успеваю заметить в них горечь, – отдыхайте, все супер.

Брюнетка уходит к компании девчонок, а мы с Ханной переглядываемся:

– Это было фиаско, – смеюсь, и Ханна прикрывает ладонью улыбку, – кажется, именинник оценил твое чувство юмора, – заливаюсь я.

– Замолчи, себя-то слышала? «Надеюсь, ты знаешь свой возраст, чтобы мне не пришлось угадывать», – пародирует меня подруга, и я прыскаю, пихая ее в бок, отчего она смеется.

– Это был позор, глупая ситуация. Теперь братья Бенедетто думают, что мы идиотки, класс, – констатирую и обвожу взглядом помещение, – предлагаю напиться, чтобы забыть этот провал.

– Так и сделаем, – Ханна направляется в сторону бара и я, оглянувшись, иду за ней.

Выпиваем по коктейлю и переглядываемся, вечеринка действительно шикарна. Отдохнув от шума и освежив макияж в уборной, направляюсь обратно, когда моё внимание привлекает большие панорамные окна, открывающие великолепный вид на город и вечернее небо. Здесь и сейчас, меня снова взволновало небо, как будто и не было трёх лет, как будто ничего не случилось. Снова тучи, и без того тёмное, благодаря вечеру, небо приобрело мой любимый черничный оттенок. Подхожу к окну и кладу ладони на раму, когда в отражении вижу знакомое лицо:

– Итак, безумная толпа отвлекла тебя от ответа, – Даниэль подходит ближе и облокачивается на раму, – Рания, – он будто пробует мое имя и сердце пропускает удар от того, как звучит мое имя его голосом, – очень красивое и необычное имя. Позволишь узнать твою фамилию или предпочтешь оставить ее тайной?

Хмыкаю и свожу брови, вглядываясь в отражение силуэта высокомерного итальянца:

– Паркер, мое имя – Рания Паркер, – просто отвечаю, глядя на город, – предполагаю, что ты был знаком с моим братом, – запинаюсь и прикрываю глаза, – Адамом Паркером.

Чувствую взгляд Даниэля и упрямо встречаюсь с ним своим. Он высокий и спортивный, одет в джинсы и поло серого цвета. Он симпатичен, притягательная щетина и голубые глаза, которые так необычно сочетаются с его темными волосами, вызывающими желание коснуться.

– Верно, я знал Адама, – подтверждает он и, наконец, отрывает от меня взгляд, – твоя подруга понравилась моему брату.

Смотрю туда, куда смотрит он, и вижу Ханну, которая мило улыбается стоящему рядом  имениннику.

– Ему придется постараться, – констатирую, пожимая плечами, и возвращаю взгляд обратно на город.

Он хмыкает, и я быстро смотрю на него снова:

– Разве брату не положено сопровождать именинника?

– Ты права, – итальянец поднимает руки, как бы сдаваясь и уходя, подмигивает мне через отражение, на что я закатываю глаза.

Не хватало мне еще внимания мажора-итальянца. Зачем я пришла сюда? Можно достать информацию и другими способами, зачем я согласилась? Я не стану выуживать информацию, которой делится не собираются. Мало того, я даже не знаю, как правильно себя вести с парнями, у меня за двадцать один год ни разу не было отношений, даже дружеских, кроме, конечно, Ханны. Это не для меня.

Оборачиваюсь на смеющуюся подругу и улыбаюсь. За Ханной постоянно кто-то бегал, но она всегда убегала от отношений. Моя лучшая подруга ждет единственного и неповторимого, иными словами факт, закрепившийся в ее голове: все приходит тогда, когда должно прийти, и пока это не пришло. Но проще говоря, она еще ни к кому не испытывала чувств. И сейчас она, кажется, довольна, что оказалась здесь.

Мягко улыбаюсь ей и перевожу внимание на гостей, не удивляясь, когда нахожу в толпе знакомых из университета. Взгляд цепляется за парня, разговаривающего со светленькой девушкой в розовом мини-платье. Этот парень – Даниэль Бенедетто и он, разговаривая с блондинкой, смотрит на меня. Высокомерный он, вот что я думаю.

– Эй, я устала тебя ждать, в чем твоя проблема? – недовольный голос подруги, как и она сама появляются рядом со мной, пока я веду «битву взглядов» со старшим Бенедетто, – ку-ку, в чем дело?

Подруга хмыкает, видимо, проследив за моим взглядом, а затем легонько пихает меня в бок.

– Он, не отрываясь, смотрел на меня. Меня это выбесило, и я стала смотреть на него в ответ, – комментирую я, и в момент, когда Николас привлекает внимание брата и тот переводит взгляд, я победно смотрю на подругу.

– Детский сад. Ты ему понравилась, так сказал Николас, – у меня вырывается смешок, – я не умею читать мысли, что смешного?

– Даниэль сказал, что ты понравилась Николасу, – через мгновенье, переварив озвученное, мы как идиотки смеёмся, – это какой-то коллабный способ подката? Мне не нужна симпатия итальянского мажора.

– Забавно, – вытирая выпавшую от смеха слезинку, говорит подруга, – штамп поставила, ладно, но ты что-нибудь узнала? – поджимаю губы и на мгновенье опускаю взгляд.

– Кроме того, что Даниэль знал Адама, ничего, – жму плечами и поворачиваюсь к городу, – я прогнала его, – шепчу, – мне не нравится, это как-то неправильно.

Подруга встает рядом и смотрит туда же куда и я – на город:

– Почему? Он милый.

– Я о том, что мы здесь, – кидаю быстрый взгляд на нее, – точнее, для чего. Что насчет младшего Бенедетто?

Ханна оборачивается и ищет глазами Николаса:

– Он прикольный, думаю, я схожу с ним в кино, – просто говорит она.

Подходим к бару и берем по коктейлю, когда в середину танцпола вывозят огромный торт, на котором стоят две огромные свечи-цифры. Двадцать два. Сегодня Николасу Бенедетто двадцать два года. Именинник поднимает ладони и подходит к торту, прося тишины:

– Друзья, я благодарен каждому, кто присутствует в этом зале, – парень обводит толпу взглядом, на мгновенье останавливается на Ханне и дарит ей ухмылку, – и пусть некоторые узнали меня и мой возраст сегодня, я все равно рад всех вас видеть!

Он мгновение задумчиво смотрит перед собой, а затем задувает, под радостные возгласы толпы, свечи. Торт уносят, а вместе с ним исчезает тишина и музыка снова наполняет пространство, а алкоголь прибавляет блеска глазам молодежи. Мы с Ханной присоединяемся к танцующим и подчиняемся энергичному темпу мелодии. Несколько парней делают нам откровенные намеки, некоторые пытаются прикоснуться, но не более, что удивительно. Запыхавшись, возвращаемся к бару, делая пару глотков прохладного коктейля. Было бы неплохо выпить воды, но мы были бы не мы, если бы сейчас попросили ее у бармена.

– Может, домой? Честно говоря, еще несколько глотков и я не доберусь самостоятельно, – кричу сквозь музыку подруге.

– Согласна, но прежде я найду уборную, – Ханна спрыгивает с барного стула и, касаясь моего предплечья, уходит.

Устало прикрываю глаза и опираюсь подбородком на кисть руки.

– Как тебе вечеринка? – возникает над ухом знакомый голос.

– Супер, – отвечаю появившемуся рядом Даниэлю Бенедетто.

Он усмехается, и у меня чешется язык от желания задать вопрос: «Мажор-итальянец ожидает, когда к нему обратятся через Сеньора?», но я молчу, поскольку не уверена, что, во-первых, выговорю, во-вторых, что вопрос действительно колкий, а не смешной.

– Многозначительно. Итак, Рания, думаю, что ты не просто так здесь, поправь, если я не прав, – продолжаю смотреть в его голубые глаза, на что он хмыкает и качает головой, – занимательно. Полагаю, причина в Адаме?

Хм, наблюдательность и логика мажора, не уступают высокомерию, забавно. Просто киваю, не отрываясь глядя в сапфировые глаза, которые оценивающе пробегаются по мне. Что ж, пусть смотрит. Он открывает мою сумочку и достает мобильный, наблюдаю за его руками и прихожу к выводу, что они у него красивые. Класс, руки красивые, ну вот, я пьяна. Даниэль набирает на моем телефоне номер и достает свой звонящий мобильный, возвращает телефон в мою сумочку и с интересом смотрит на меня.

– Я позвоню тебе, – говорит итальянец и заправляет выпавшую прядь моих волос за ухо, вызывая странное легкое движение в моем животе.

Что он себе позволяет?

Глава 3.

Рания

Просыпаюсь и чувствую ужасную сухость во рту, обхватываю свою огромную голову и тяжело вздыхаю. Кто заставлял меня столько пить? Бреду на кухню и выпиваю несколько стаканов воды. Щелкаю по выключателю чайника и выхожу на прохладный балкон.

Тяжело вздыхаю от появляющихся воспоминаний вчерашнего вечера. Оборачиваюсь и в зеркале гостиной вижу спящую Ханну. Неожиданная мелодия телефона заставляет вздрогнуть и быстро ответить на звонок.

– Приветствую, Рания, это Даниэль, помнишь такого?

– Хм, кажется, слышала о таком. Доброе утро, – прочищаю горло и ставлю чашку на подоконник.

– Действительно доброе? – откровенная усмешка бьет по моим вискам.

– Опустим детали, – хмыкаю, – на самом деле, голова немного болит.

– Это было ожидаемо. Пять? – прищуриваюсь в непонимании, – Да, пять коктейлей за шесть часов, это сильно, – констатирует парень, – ладно, ты права, опустим подробности вчерашнего вечера. Предлагаю встретиться, хм, сегодня в шесть, будет удобно?

Опускаю мобильный и смотрю на время:

– Да, хорошо, в шесть, где мы встретимся?

– Я скину координаты. В таком случае, до встречи, Рания Паркер, – сбрасываю вызов и хмыкая, откладываю телефон.

Сейчас перебираю в голове вчерашний вечер и понимаю, что высокомерия так такого и не было. А как бы я смотрела на не званных, незнакомых людей, которые приперлись на мой праздник? Да, я дура. Но мне все равно не нравится Даниэль, есть в нем что-то, хм, странное. Почему, если Шерил дружит с братьями Бенедетто, она не смогла за столько лет узнать все необходимое? Сложно.

Ханна, потягиваясь, входит на балкон, держа в руках чашку. Перевожу на нее ироничный взгляд и сдерживаю ухмылку: вчера элегантная подруга, сегодня очень даже не в ресурсе, собственно, как и я. Ее серые глаза прищуриваются и опускаются рядом со мной, стесняя меня в гамаке:

– Я жива, – шепчет она и закрывает глаза.

Усмехаюсь и делаю глоток кофе.

– Не помню, как мы попали домой, – добавляет Ханна.

– Как видишь – благополучно, – констатирую я, полностью понимая, о чем думает подруга.

– Ладно, я не в настроении продолжать этот интеллектуальный разговор. Просто помолчим, – предлагает она и сама себе кивает, и я бы посмеялась, но у меня гудит голова.

И все-таки сапфировые глаза возникают перед моими, вытесняя все здравые мысли из моей головы. Что особенного в них? Почему они так цепляются за мое сознание? Может быть, из-за того, что они цвета камня в моем кулоне?

– В шесть я встречаюсь с Даниэлем Бенедетто, – как бы случайно бросаю я, взглянув на часы, округляю глаза, – через два часа, черт! – под прищуренным взглядом подруги, подскакиваю и  вылетаю с балкона, – мы что лежали пять часов? Черт!

Принимаю душ и сушу волосы, одновременно подкрашивая ресницы:

– Все, Хани, я пошла, – кричу и убираю тушь в косметичку.

Приезжаю в указанную точку и, озираясь, вхожу в кафе. Осматриваюсь и опускаю взгляд на часы, рано. Сажусь за столик у окна и безынтересно рассматриваю меню. Остается пять минут, когда в кафе входит вчерашний знакомый, который не успевает скрыть нотку удивления в голубых глазах. Откладываю меню, пытаясь оторвать взгляд от приближающийся мужской фигуры в черном классическом пальто.

– Не думал, что увижу тебя здесь раньше шести, – садясь напротив, произносит Даниэль, – и тем более, уже ждущей меня. Рад тебя видеть, – приподнимаю подбородок, пытаясь скрыть интерес.

– Взаимно. Итак, Даниэль, мне неловко оттого, что ты понял мои намеренья, но так даже лучше, – встречаюсь с голубыми глазами и ловлю себя на мысли, что итальянские черты ему идут.

– Ничего страшного, – снисходительно касаясь своей легкой щетины, отвечает он, – к делу? Много я не знаю, лишь сухие факты: мой отец близкий друг отца Шерил. Итак, мой отец, отец Шерил и твой отец знакомы, – на мгновенье опускаю взгляд, – насколько я знаю, они познакомились в Техасе еще детьми и были друзьями. Не знаю, что случилось потом и как они разъехались, но знаю итог: Рик и Уберто – мой отец, прекратили общение со Эриком, – сухо констатирует парень, – Адам… – ловлю задумчивый взгляд, будто он оценивает меня, – мы учились в одном университете, правда, на разных факультетах, но играли в одной баскетбольной команде, – спокойно объясняет Даниэль, – нас связывала Шерил, которая, как ты понимаешь – моя подруга, так он вошел в нашу компанию. Я знаю, что ни Рику, ни Эрику отношения детей не нравились.

Поджимаю губы и опускаю голову, обдумывая услышанное резюме:

– Эванс и папа… Эрик, – облизываю губы и неуверенно смотрю в голубые глаза, – они связаны с мафией?

Несколько мгновений парень внимательно смотрит мне в глаза, а затем, покачивая головой, опускает взгляд на руки, сложенные в замок.

– Да.

Вздрагиваю, от резкой боли в губе и последующего металлического привкуса на языке:

– Уже второй раз за несколько дней задаю один и тот же вопрос: почему ты рассказал мне это?

Почему я узнаю гадости о своем отце, не прилагая усилий? Почему я так просто узнаю, что мой отец связан с мафией? Почему я хочу чувствовать фальшь и ищу ее?

– Во-первых, Адам был близким человеком для Шерил, которая мне как сестра, во-вторых, в этом нет никакой тайны, в-третьих, – ловлю многозначительный взгляд, – у меня теперь есть твой номер.

Поджимаю губы и хмыкаю:

– А почему ты не рассказал этого Шерил?

– Шерил не спрашивала, но думаю, что она все это просто знала или предполагала, – жмет плечами Даниэль.

Зажмуриваюсь и нервно облизываю губы:

– По-твоему, мой брат мертв? – выпаливаю и задерживаю дыхание.

Мгновение длится вечность, и я уже жалею о заданном вопросе. Я не хочу знать ответа, не хочу знать правду. Пожалуйста, можно отмотать время назад?!

– Я думал об этом, но, – он приподнимает подбородок, – я привык опираться на факты: я не видел Адама живым и не видел мертвым.

Опускаю голову и, наконец, получаю порцию заветного кислорода.

– Спасибо, – с благодарностью смотрю в сапфировые глаза, изучающие мои карие.

От неловкости первая отвожу взгляд и слышу смешок, заставляющий вернуть внимание к собеседнику:

– Вчера ты была смелее.

– Вчера во мне был алкоголь.

– Тебе заказать коктейль?

Поджимаю губы и перевожу взгляд на улицу:

– Я лучше пойду, спасибо, что нашел для меня время, –  быстро улыбаюсь и выскакиваю из-за столика.

Направляюсь к выходу, когда чье-то касание у предплечья останавливает меня, и я теряюсь. Сглатываю, когда перевожу взгляд на мужскую кисть, держащую меня. Зажмуриваюсь, борясь с подступающим комом в горле, неосознанно подгибаю колени и вжимаю шею в плечи, от пронзительного взгляда карих жестоких глаз.

Боль распространяется в предплечье и меня отшвыривает в стену. Удар. Колени подкашиваются, и я в ужасе открываю глаза:

– Не надо… пожалуйста… 

Он хватает меня за волосы и бьет головой о каменную стену. Боль распространяется по телу, голова жужжит, и я слышу лишь бесконечный гул. Меня снова тянут за волосы, и мое лицо теперь находится ниже лица моего отца. Мое мокрое от слез, которые я не могу контролировать.

– Хватит ныть, – отец отпускает мои волосы, и я быстро вытираю слезы.

Опускаю голову и сжимаю ладони в кулаки, ногтями до боли впиваясь в кожу. Пульсация из головы распространяется по всему телу.

– Ты соврала, – жесткий голос отца эхом разлетается по комнате.

Я подделала отметку в отчете об успеваемости за седьмой класс. По английскому языку мне поставили «удовлетворительно», и я, испугавшись наказания отца, исправила ее на «хорошо». Чтобы не быть наказанной, мне нужно иметь по всем предметам, кроме одного «отлично», по одному предмету папа разрешил иметь «хорошо». Так сложилось, что с английским у меня совсем не выходит, ненавижу грамматику, ненавижу этот предмет, ненавижу!

– Прости, пожалуйста, – бубню я, сильнее вдавливая ногти в ладони.

Слышу приближающиеся шаги. Страх. Страх наполняет каждую клеточку моего тела. Пульсация не угасает, а ужас, застывший в моих глазах, заставит любого вздрогнуть. Надежды нет, Адам на тренировке, а мама на работе. Я вижу ноги отца. Он остановился и чего-то ждет, я не понимаю.

– Я больше так не буду, – эта фраза кажется фальшивой, она настолько приелась, что потеряла всякий смысл.

Отец хватает меня за щеку и сильно сжимает ее большим и указательным пальцем, медленно крутя. Это очень больно и унизительно, с губ срывается стон.

– Конечно, не будешь,– подтверждает он.

– Рания? – знакомый голос вырывает меня из пелены прошлого, неуверенно открываю глаза и нервно озираюсь по сторонам.

Я все еще в кафе, и передо мной стоит Даниэль Бенедетто с поднятыми руками. Паника, завладевшая моим сознанием, движет мной, заставляя закусить губу и сделать шаг назад. Взгляд мечется по помещению, судорожно ища его… Теряюсь и расфокусировано смотрю в прорывающиеся в мою душу, голубые глаза. Никогда. Никто не узнает, что в моей душе нет живых мест.

– Мне пора, – шепчу и выбегаю из кафе.

Горло дерет от бьющего по нему холодного воздуха. Останавливаюсь и пытаюсь восстановить дыхание. Осторожно отступающее от меня ненавистное чувство, уступает путь непониманию… Я в Центральном парке… Убираю выпавшие пряди за уши и ладонями провожу по влажной коже лица, делая шаг вперед, который гулом отзывается в моих ногах.

Шум города и бегущие за мной тени обещают укрытие. В суете и бесконечном шуме я нахожу свое убежище. Никому нет до меня дела, дела до человека с нестабильной психикой, и я нахожу в этом спасение. Мне не нужно внимание, беспокойство и тем более жалость, мне не нужна помощь – все это было нужно девочке-подростку, когда она в свой день рождения потеряла единственного человека, которому была важна. Та девочка еще не успела предать себя… Я не она.

Шелест деревьев взывает к безжалостной погоде, моля о тепле, также как я о скорейшем конце, неважно каком, важно скорее. Слегка дрожащие пальцы касаются лица, закрывая свет от стоящего в нескольких метрах фонаря. Слезы подступают, и я сдаюсь, я принимаю их, и в ответ они дарят мне тепло, разливающиеся по холодным бледным щекам.

– Как же мне не хватает тебя, Адам, – дрожащим голосом шепчу, и обреченные слезы с новой силой продолжают стекать вниз, в бездну горя.

Прохладный воздух обволакивает меня, и я поднимаю голову к мертвому небу. В нем нет ничего живого, оно безжалостно. Небо всегда знает правду, но стойко хранит врата истины от желающих ворваться, понять, найти покой.

Замечаю движение человека, приближающегося ко мне, и нервно вытираю дорожки от слез.

– Прости, но я не мог не пойти следом, – на мгновенье закрываю глаза и снова встречаюсь с ночной пеленой.

Чувствую на себе взгляд и теряюсь, мне не нравится эта ситуация и все, что я могу – это игнорировать… Попытаться спрятать истину, подобно небесам.

– Я не хотел тебя напугать, – борюсь с желаниями оправдаться и сбежать.

– Нет, – запинаюсь, пытаясь подобрать слова, – ты не напугал меня, – максимально убедительно говорю я, но, видимо, мои старания напрасны, потому что Даниэль только еле заметно кивает, будто соглашаясь со своими выводами.

– Ладно.

Поджимаю губы и киваю, благодаря за сомнительное согласие, хотя мы оба прекрасно понимаем, что я нелепо солгала. Да и плевать. Замечаю задумчивый взгляд парня, направленный на мою щеку, и неосознанно прикрываю ее ладонью, пряча несуществующий синяк. Задумчивость в голубых глазах сменяется заинтересованностью, и я сглатываю от осознания:

– Призраки прошлого, – зачем-то комментирую и убираю руку.

– Незнакомому человеку рассказать легче, обычный разговор может стать исповедью, которая сотрет часть очертаний этих призраков, – Даниэль с уверенностью смотрит мне в глаза, подбирая дальнейшие слова, – одиночество под пеленой страха – ужасно и болезненно, а в конечном счете можно проиграть.

– В каком учебнике прочитал? – голос выдает намек на иронию, которая, безусловно, улавливается всем Центральным парком.

– Психология, пятый класс. Это лишь констатация факта, решать тебе, – просто отвечает он.

Тут нечего объяснять – я слабая, вот и вся истина. Уверена, что у каждого человека есть своя боль, но они продолжают жить, а я подчиняюсь ей, она владеет мной, а не я ей…

– У меня бывают панические атаки, – усмехаюсь тому, как это прозвучало и поджимаю губы, – мои родители находят все эти психологические штуки смешными и не воспринимают их всерьез, поэтому я сама назвала такие моменты паническими атаками. Не знаю, действительно это они или нет, мне все равно, – безразлично пожимаю плечами и складываю руки в замок, – никто не знает о них, даже Ханна, мне было стыдно рассказать ей об этом, знал только… Адам, – встречаюсь с внимательным взглядом Даниэля, – я старалась их избегать, эм… Просто старалась не создавать для них предпосылок, то есть ни с кем не дружила, и, конечно, брат, он всегда был рядом. Я никогда ему не жаловалась, он просто всегда был рядом. Он всегда был рядом, – закрываю глаза, – был рядом… сейчас его нет.

Теплая рука ложится на мои, сжатые в кулак, ладони, и я неуверенно смотрю в сапфировые глаза, в которых отражается мой силуэт.

– Из-за чего они?

Ожидаемый вопрос, заданный голосом, плохо скрывающим напряжение.

– Кого, – поправляю.

Даниэль на мгновение замирает, и я вижу, как на его лице заиграли желваки. Он ошибается, чтобы он сейчас не подумал, уверена, он не прав.

– Из-за меня, – констатирую и замечаю еле заметное движение его бровей.

– Что ты имеешь в виду?

Поджимаю губы и еле заметно улыбаюсь, все так просто, так кристально чисто, что кажется таким до глупого смешным… Собираюсь ответить, но меня останавливает вибрирующий в кармане мобильный. Натягиваю улыбку и отвечаю на звонок Ханны:

– Да?

– Рани, у тебя все в порядке? Мне нужно уйти, Николас уже ждет меня, дверь закрыла, – выдыхая, говорит подруга.

– Да, все хорошо, увидимся завтра, – сбрасываю вызов и поворачиваюсь к задумчивой мужской фигуре.

– Спасибо, что выслушал, – встречаюсь с небесным взглядом и мягко киваю, – мне пора, – поднимаюсь и на мгновенье оборачиваюсь, сердце пропускает удар от неожиданности, когда я оказываюсь в миллиметрах от Даниэля, – и я должна поблагодарить за то, что нашел время и рассказал все, что знал… Спасибо.

Аромат лосьона после бритья окутывает и согревает меня, и я отталкиваю его, неловко отступая.

– Нет проблем, я обожаю слушать, – Даниэль на мгновенье отводит взгляд, – я вообще отличный слушатель, – констатирует он, и я улыбаюсь.

Я искренне улыбаюсь… Улыбаюсь практически незнакомому человеку, который почему-то поговорил со мной, выслушал… Неожиданно для себя и него, обнимаю его, и Даниэль спустя мгновенье обнимает меня в ответ. Смущенно отстраняюсь и дарю больше себе, чем ему, улыбку.

Глава 4.

Даниэль

Я всматриваюсь в удаляющуюся фигуру странной девушки… Ладони сами сжимаются в кулаки, и мне бы сейчас в зал, чтобы выпустить гнев… Откуда он возник?

            Провожу ладонью по лицу и иду к машине. Вчера на вечеринке, девчонка сразу привлекла мое внимание. Все началось с моей подруги Шерил, которая, как обычно, выкинула неожиданное: привела на день рождения моего брата двух, совершенно незнакомых нам, девушек. И все бы ничего, но эти девушки сразу завладели не только моим вниманием, но и вниманием Николаса. Нелепое чувство юмора, только подожгло интерес. Обычно окружающие осторожны с нами, действительно подбирают слова, но эти дамы пришли на тусовку к людям, которых не знают, и подбирали слова исключительно для того, чтобы пошутить. Сами пошутили, сами посмеялись – это вызвало странную реакцию у нас с братом. Шерил странно поглядывала на девушек, хотя, если говорить откровенно, Шерил в принципе сделала то, что делала только однажды – привела незнакомок, как однажды привела Адама. Когда я поймал себя на этой мысли,  смотрел в знакомые глаза, которые принадлежали незнакомой высокой девушке. Я пытался вспомнить, откуда знаю эти глаза, и не заметил, что уже пару минут не отрывал взгляд от нее, кажется ее имя – Рания. Я перевел взгляд на брата, который с интересом рассматривал вторую девушку – Ханну, видимо, в тот момент он тоже этого не осознавал.

– Шерил, ты не перестаешь удивлять, – черт, брат сейчас высказал мои мысли.

Снова вглядываюсь в шоколадные глаза, вижу, что ей неловко, но не могу ничего с собой сделать. Взгляд незнакомки устремляется на Ника, который как идиот рассматривает Ханну, хотя собственно, чем я сейчас отличаюсь от него?

Шерил заполняет паузу, озвучивая возраст моего брата. Мне смешно, черт, девушки, которых притащила наша подруга, действительно не знали нас – ситуация абсурдна, и еще эти глаза, откуда же я их знаю?

– Ты кажешься мне знакомой, Рания, верно?

Девушка встречается со мной взглядом, в котором промелькнул страх? Я бы сейчас рассмеялся. Что задумала Шерил? Что происходит?

– Позволишь узнать твою фамилию? – не отрывая глаз от бездонных карих напротив, спрашиваю я.

            Черт, еще мгновение и я начну злиться, кто она? Она что не знает, что на мои вопросы нужно отвечать сразу? Рания не спешит с ответом и смотрит на Шерил, что меня снова сбивает с толку. Как же я благодарен отцу, за железные нервы, предавшиеся мне. И казалось бы, сейчас я получу ответ на свой вопрос, но народ решает иначе, когда начинает выкрикивать имя моего брата и наша любимая Шерил поддерживает решение публики, когда уводит девушек. Что за игру задумала наша подруга? Перевожу взгляд на брата, который жмет плечами и, поднимая бокал, направляется к толпе.

            Закрываю глаза и перевожу дыхание. Я никогда не относил себя к избалованным детям, которые, благодаря имени отца, получают то, что хотят, но я – Даниэль Бенедетто, мои вопросы никогда не остаются без ответа. Дела, которые я веду – всегда доведены до конца, и не может быть иначе. И я задумываюсь об этом сейчас, когда на мой вопрос не ответила незнакомка с шоколадными глазами. Шерил. Сумасшедшая девушка, она с самого детства такая, однажды мы с родителями отдыхали в Хэмптоне, и она вместе с Ником притащила в дом ежа. Узнали мы об этом ночью, когда по особняку разнесся вопль, все сбежались на него и обнаружили домработницу, лежащую на полу с окровавленной ступней. Оказалось, что Шерил и Ник нашли его в лесу и им стало его жалко, именно поэтому они решили поселить ежа с нами. Так вот, полпятого утра, домработница направлялась на кухню и наступила на этого бедного ежа, тапочки не защитили ее ступню. Помню, что Шерил ругала женщину. Вдуматься, избалованная девочка девяти лет ругала домработницу, за то, что та причинила боль ежу. Абсурд. Так вот, Шерил – королева абсурда.

Осматриваю холл, в поисках Рании, но нахожу только Ханну, которая болтает с моим братом. Иду мимо толпы к коридору с панорамными окнами и, наконец, нахожу кареглазую незнакомку. Девушка рассматривает панораму города, когда я подхожу ближе и облокачиваюсь на раму, так, чтобы видеть ее профиль:

– Итак, безумная толпа отвлекла тебя, от дачи ответа, Рания. Назовешь свою фамилию или предпочтешь оставить ее тайной?

Честно говоря, вот это «или» меня не устраивает, однако девушка прерывает мою мысль, когда усмехнувшись, называет свою фамилию:

– Паркер, мое имя – Рания Паркер, предполагаю, что ты был знаком с моим братом, – она запинается и, прикрывая глаза, заканчивает, – Адамом Паркером.

Что? Рания Паркер? Паркер. Она сестра пропавшего парня Шерил. Как я сразу не понял? Теперь все встает на свои места.

– Верно, я знал Адама, – подтверждаю и отвожу от нее взгляд, мне нужно переварить информацию, – твоя подруга понравилась моему брату, – перевожу тему разговора, чтобы взять небольшой тайм-аут и подумать, о том, что, черт возьми, здесь происходит.

Прикрываю глаза и тру переносицу. Выходит, Шерил привела сестру Адама Паркера, который пропал пару лет назад. Она никогда не спрашивала у нас с Ником, что мы знаем об этом, полагаю, Шерил с помощью Рании Паркер хочет вытянуть из меня информацию, занимательно, но зачем? Я бы рассказал ей все, если бы она спросила. Выходит, она до сих пор не смирилась…

Ко мне подходит блондинка с каре и что-то говорит о каком-то мероприятии. Сара – дочь сенатора, отец намекал, что  отношения с ней были бы удачным вариантом. Тени танцующих людей скользят по стенам, а динамичная музыка наполняет пространство, приглушая вопли. Сара, не затыкаясь, пытается что-то мне донести, параллельно бросая откровенные взгляды, но я поглощен девушкой в другом конце холла. Мы смотрим друг другу в глаза и это в миллион раз занимательней разговора с дочкой сенатора.

– Я подумаю, – в конце концов, отрезаю я, при этом не разрывая зрительный контакт с Ранией.

Николас замаячил рядом, а Ханна подошла к сестре Адама, и я первый отрываю взгляд и смотрю на брата:

– Дэн, Шерил, сама того не зная, сделала этот вечер, – он ухмыляется, – прикинь, я пригласил Ханну в кино, – дарю брату оценивающий взгляд, который заставляет его закатить глаза, – я никогда раньше этого не делал, почему не попробовать?

– Почему нет? Понравилась? Действуй, – пожимаю плечами и хмыкаю.

– Я нахожу это странным, – брат встает рядом, – что насчет, хм, Рании? Странное имя…

Красивое. И идеально подходящее ей. Только ей. Только ее глазам.

– Предполагаю, она здесь из-за брата, – констатирую и ловлю  заинтересованный взгляд Ника, – она сестра Адама Паркера.

Брат чертыхается и выпивает бокал виски:

– Они здесь поэтому? Да, тупой вопрос, других причин нет, – сам отвечает брат, – почему Шерил прямо не могла сказать?

– Зная Шерил, думаю, что она не сказала из соображений безопасности, слишком много ушей, – указываю взглядом на толпу, – других вариантов у меня нет. Если это действительно так, то она не подумала о том, что Паркер, Эванс и Бенедетто в одном помещении – уже сигнал, и очень маловероятно, что хороший. Мне нужно подумать.

Я наблюдал за девушками и взглядом показывал заинтересованным Ранией личностям, что все их намерения – плохая идея, что, несомненно, было действенным. Николас оказалось занят тем же, убийственно смотря на парней возле Ханны. Что за черт?

Ближе к двенадцати замечаю девушку у бара, которая, очевидно, перебрала с алкоголем. Не понимаю, что движет мной, когда беру ее телефон, предлагаю встретиться, когда смотрю в ее глубокие карие глаза, в которых отражаюсь я. Никогда не замечал подобного… Ведь к кому бы я сейчас ни подошел, я точно так же буду отражаться – это так просто и банально глупо. Но только в ее блестящих глазах нахожу отклик, замечаю подобную глупость и увязаю в кофейных зернах радужки. Скорее всего, все это из-за выпитого алкоголя и интереса к незнакомке. Мимолетный интерес, иначе еще не было и вряд ли будет. Отрезаю любые попытки продолжить свои мысли. Я не должен.

– Я позвоню тебе завтра, – рука тянется к лицу девушки, и я не могу противостоять желанию заправить прядь выпавших волос ей за ухо.

Глупость. Почему? Созданная десятилетиями программа будто дает сбой, и я не могу найти причину ошибки. Шелковистая прядь, взгляд этих глаз, почему мне хочется быть здесь? Почему, смотря на Сару, которая внешностью не уступает моделям, родословной, о которой мечтают миллионы девушек, я не испытываю подобного желания? Я знаком с ней с десяти лет и сейчас не могу вспомнить цвет ее глаз, а шоколадные глаза Рании Паркер, кажется, въелись на подкорку моего мозга. Это банальный интерес. Она сестра пропавшего парня моей подруги. Она беспринципно заявилась на тусовку моего брата. Она странная – вот и ответ.

Беру приготовленный кофе и выхожу на террасу. Вода в бассейне, рябью отражает утреннее небо. Мысленно перебираю свой график, передвигая дела, расчищая время для встречи с младшей Паркер.

Паркуюсь и бросаю взгляд на кафе. Время еще есть, можно не спешить. Поправляю пальто и вхожу, взглядом натыкаясь на знакомый женский силуэт, который заставляет в секундном удивлении приподнять брови. Рания Паркер, сидящая в спортивном костюме за столиком у окна – причина мигающей в моей голове таблички: «ошибка». Она – ошибка, которую я не могу допустить. Не отрывая взгляда, скольжу по гармоничным чертам лица девушки, изучая ее, словно она – что-то неизвестное.

Правда в том, что пока отец не ушел в отставку, я довольствуюсь той информацией, которую мне дают. Пока я больше наблюдатель, чем игрок, и меня это, более чем, устраивает. Однако сейчас, когда я занимаю все внимание, сидящей передо мной, девушки, я хотел бы обладать большей информацией. Наблюдаю за осторожными глазами Рании, которая задает вопрос, к которому я не был готов:

– Рик и… папа, Эрик… Они связаны с мафией?

Шерил знает больше, чем я думал. Казалось, Рик Эванс хорошо скрывал от нее жесткую реальность, отказался от обычаев традиционалистов Нью-Йоркской мафиозной семьи, по правилам которой должен был выдать дочь замуж по договору и многое другое… Варварские понятия и правила, которые мне мало известны – моей семьи не касается их мир, но, конечно, что-то я знал, ведь Рик мне как второй отец. На мгновенье опускаю взгляд, обдумывая варианты ответа, и в конечном счете, отвечаю просто и кратко:

– Да.

– Уже второй раз за несколько дней задаю один и тот же вопрос: почему ты рассказал мне это? И что еще более странно, сам предложил поговорить, – я вглядываюсь в ее глаза, где отражается фальшивое недоверие, она знает, что я не соврал.

Резонный вопрос и тон, которые не отменяют необычности и режут слух, ведь только очень близкий круг людей может позволить подобное общение со мной. Не то чтобы я жесткий человек, нет, серьезность и строгость – это то, что от меня ждут и то, чего требую в ответ я. Однако передо мной оказывается девушка, чей отец входит в одну из мафиозных семей страны, и с которой, скорее всего, мне не стоило встречаться и тем более общаться, но это последнее, о чем я сейчас думаю.

– Во-первых, Адам был близким человеком для моей подруги, во-вторых, это несекретная информация, в-третьих, я получил твой номер, – констатирую и ухмыляюсь, встречаясь с мимолетной растерянностью девушки.

В действительности, я сам до конца не понимаю, почему   я здесь, и боюсь, что причина далеко не в человеческом отношении к проблеме этой девушки, не в ее праве знать – все это нелепые оправдания, потому что будь кто-либо другой на ее месте, я бы предпочел поговорить об этом с Шерил…

– По-твоему, мой брат мертв? – выпаливает она, и я задумчиво наклоняю голову, наблюдая, за уже жалеющей о заданном вопросе, Ранией Паркер.

– Я думал об этом, – приподнимаю подбородок, сложив руки в замок на столе, – но я привык опираться на факты: я не видел его живым и не видел мертвым, – так и есть, предполагать – значит дать шанс ошибке, поэтому я сторонник фактов, а не доводов.

– Спасибо, – до меня долетает шепот, а за ним и натянутая улыбка девушки.

Несколько мгновений смотрю ей в глаза, но она отводит взгляд, чем вызывает мою усмешку:

– Вчера ты была смелее.

– Вчера во мне был алкоголь, – нервно отрезает она, стирая с моего лица улыбку.

Тон. Опять. Эта интонация. Она – Рания Паркер.

– Тебе заказать коктейль?

Девушка бросает взгляд в сторону выхода.

– Я лучше пойду. Спасибо, что нашел на меня время, – она встает из-за стола, натянуто улыбаясь.

Поднимаюсь за ней, чувствуя вину от своего ответа на ее резкость. В один шаг оказываюсь возле девушки и останавливаю ее. Время будто замедляется, когда я вижу, как передо мной, будто от страха ожидания удара, сжимается и замирает кареглазая девушка. В непонимании перевожу взгляд на свою ладонь, касающуюся ее предплечья и осознав, что это может быть причиной, одергиваю руку, медленно поднимая уже обе. Все замирает, и только мозг продолжает работать, предлагая разные варианты причин подобной реакции, подчеркивая очевидное: я идиот. В ступоре смотрю на зажмурившуюся девушку, параллельно разрываясь от чувства вины и непонимания:

– Рания?

Она осторожно открывает глаза, в которых искрится паника и боль… Испуганный взгляд ошпаривает меня, и я выше приподнимаю руки, давая понять, что не причиню ей вреда. Рания закусывает губу и, озираясь по сторонам, делает неуверенный шаг назад:

– Мне пора, – еле слышно шепчет она, избегая меня взглядом.

            Дверь кафе закрывается, и я неосознанно иду вслед за ней. Еле заметный запах цитруса и ландыша пленит сознание, и я, будто под гипнозом, следую за быстро удаляющимся источником этих нот.

Вечерний шум города не касается моего слуха. Я вижу лишь содрогающуюся фигуру девушки, одиноко сидящую на скамейке. Кажется, что ее горе обволакивает мегаполис: все теряют лица, становясь призраками, а небоскребы ползут ввысь, напоминая об обреченности каждого. Меня окатывает грязью, в секунду, когда я понимаю, что девушка боялась, что я ее ударю, что может быть утопичнее? Этот мир начал гнить с момента, когда мужчина впервые поднял руку на женщину. Этому нет оправдания.

– Прости, но я не мог не пойти следом, – выдавливаю из себя сквозь ком в горле.

Грязь. Отвращение. Непринятие. Падающий свет фонаря освещает покрасневшие от слез глаза Рании, которые все равно не теряют своего шарма. Потеря и бесконечная боль девушки открываются мне сейчас, пиная мою душу до крови.

– Я не хотел тебя напугать, – сжимая кулаки, добавляю я.

– Нет… Ты не напугал меня.

– Ладно, – соглашаюсь очевидной лжи, боясь надавить.

Потерянно изучаю блестящие от слез дорожки на ее щеке, а ведь их не должно быть… Рания резко закрывает ее ладонью, и я встречаюсь с ее полным смятения взглядом. Она поняла, что я смотрю на ее щеку и решила ее спрятать? Через мгновенье смятение сменяется осознанием и девушка одергивает руку. Нужно признать, что я в замешательстве. Снова.

– Призраки прошлого, – попытка объяснения не сильно помогает мне, но мозг складывает детали, чем добивает меня.

– Незнакомому человеку рассказать легче, обычный разговор может стать исповедью, которая сотрет часть очертаний этих призраков, – пробую, стараясь сквозь слой грязи, показать привычную уверенность, – одиночество под пеленой страха – ужасно и болезненно. В конечном счете можно проиграть.

– В каком учебнике прочитал? – просквозившая ирония уже не цепляет меня, я будто иначе смотрю на девушку перед собой.

– Психология, пятый класс. Это лишь констатация факта, решать тебе, – говорю как можно спокойнее.

Я вижу перед собой скорбящую по брату сестру, девушку, которая потеряла родного и любимого человека.

– У меня бывают панические атаки, – усмешка девушки, в этой ситуации царапает слух, – мои родители находят все эти психологические штуки смешными и не воспринимают их всерьез, поэтому я сама назвала такие моменты паническими атаками. Не знаю, действительно это они или нет, мне все равно. Никто не знает о них, даже Ханна, мне было стыдно рассказать ей об этом, знал только… Адам, – кто, черт возьми, стал причиной этих атак? – я старалась их избегать, эм… Просто старалась не создавать для них предпосылок, то есть ни с кем не дружила, и, конечно, брат, он всегда был рядом. Я никогда ему не жаловалась, он просто всегда был рядом. Он всегда был рядом. Был рядом… сейчас его нет.

Я улавливаю в словах девушки ноты обреченности, которые пронизывают внутренности. Повторяю про себя ее объяснение, не находя заветного понимания…

«Из-за меня», – ее голос эхом проносится в мыслях, ставя меня на колени. Если бы не звонок ее телефона… Черт.

– Спасибо, что выслушал, мне пора, – встаю за Ранией, которая неожиданно оборачивается, оказываясь так близко… – и я должна поблагодарить за то, что нашел время и рассказал все, что знал… Спасибо.

Цитрус, ландыш и мускус окутывают мой разум, заставляя, отключится от реальности, а ее нежная улыбка будто обновляет мою палитру цветов, даря миллионы ярких оттенков, прежде мне неизвестных… Кто она?

– Нет проблем, я обожаю слушать. Я вообще отличный слушатель, – отвечаю и любуюсь улыбкой Рании Паркер.

Провожаю взглядом девушку, ворвавшуюся и перевернувшую мой мир с ног на голову. Лучше бы она не появлялась. Чувствую, что ни к чему хорошему это не приведет, но против логики достаю мобильный и набираю Шерил, в квартире у которой появляюсь через полчаса.

– Ничего не говори, – сразу произносит она, останавливая меня жестом.

Вхожу в кухню и кладу пальто на кресло, молча следя за тем, как она наливает вино в бокал.

– Я прекрасно знала, что ты без проблем сложишь два и два.

            Ее слова меня не удивляют:

– У меня есть предположения, но я хочу услышать объяснение от тебя, – сажусь за барную стойку и складываю руки в замок.

– Без проблем, – Шерил делает глоток, – мы оба понимаем риски, Дэн. Я знала, что ты все поймешь. Прости, но нельзя было говорить открыто, мы не знаем, сколько ушей может слушать, а сколько глаз наблюдать, – покручивая в руках бокал, пожимает плечами она, – я осознаю всю абсурдность ситуации и думаю, такое развитие событий тоже могло привлечь внимание, но лучше я ничего не придумала. Я так понимаю вы виделись? – строго смотрю на Шерил, – да ладно тебе, Дэн! Я видела твой взгляд, и не только твой, – подмигивает она и допивает вино.

– Я рассказал то, что знал, и предвидя твой вопрос: нет, думаю, ничего нового она не узнала, – внимательно смотрю на подругу и приподнимаю подбородок, обозначая, что конкретики не будет, Шерил задумчиво кивает, – но у меня появился вопрос.

Подруга внимательно смотрит на меня, пытаясь понять, о чем пойдет речь, параллельно доставая бокал и наливая виски. Ставит янтарную жидкость передо мной и слабо кивает.

– Когда я взял ее за руку, она до ужаса испугалась. Она думала, что я ее, хм, что я ее ударю, – опрокидываю в себя жидкость и встречаюсь с зелёными глазами.

– Отец, – просто отвечает Шерил, давая мне одним словом ответ на множество вопросов.

Рания сломана отцом. Сломана человеком, который должен был защищать.

– Мне жаль, что мы втянули тебя, обещаю, что больше этого не повторится.

Прищурившись, смотрю на подругу, которая мгновенье спустя закатывает глаза и кивает.

Глава 5.

Рания

Приняв душ и укутавшись в халат, выхожу на балкон:

– Эй, солнце уже в зените, а я еще не знаю, как ты провела вчерашний вечер, – тяну, облокотившись на подоконник.

– Было классно, – сонно отвечает Ханна, – мы сходили в кино, прошлись по Центральному парку, и Ник проводил меня до кампуса.

Упоминание о Центральном парке переносит меня в личное пространство Даниэля Бенедетто, и я закрываю глаза, качая головой.

– Оказалось, что он учится в нашем университете на программе бизнеса и финансов, – уже бодрее говорит подруга, прерывая поток моих воспоминаний и анализа, – кстати, Даниэль окончил эту же программу.

– Хани, у вас что-то было?

– Да, – замираю, неосознанно улыбаясь интонации, с которой она говорит, – на прощание он поцеловал меня в щеку, – поджимаю губы, сдерживая себя, чтобы не пошутить, – теперь твоя очередь, как прошла твоя встреча с Бенедетто старшим?

– Хм, в общем, ничего нового я не узнала, – отвечаю и делаю глоток кофе, – Ник тебе нравится?

– Рани, как я могу ответить на этот вопрос, если видела его пару раз, – цокаю и закатываю глаза, – ладно, он мне симпатичен, – что и требовалось доказать.

Вздыхаю и сбрасываю вызов, узнав все подробности свидания лучшей подруги. Наконец-то собираюсь и сажусь за домашнее задание. Впервые за долгое время, с энтузиазмом заканчиваю работу и довольная плюхаюсь в кресло.

Порыв любопытства заставляет меня найти Даниэля в соцсети, и я принимаюсь рассматривать найденную страничку: он отлично сложен, как и Николас… И какие же у него красивые глаза! Листая и рассматривая фотографии, которых было не так много, я останавливаюсь на последних: два мальчика в одинаковых костюмах обнимают зеленоглазую девочку, которая широко улыбается. Мальчик постарше – Даниэль, серьезно смотрит в камеру, а вот младший, прикусив губу, смотрит на Шерил. Хм, интересно сколько им здесь лет? Нику, похоже, около четырех, а Даниэлю наверно лет семь, но старше всех, кажется, Шерил, которая чуть-чуть выше остальных. И еще одна фотография, где все те же лица, но на каком-то мероприятии: Шерил в зеленом платьице, отлично сочетающемся с ее зелеными детскими глазами и копной черных волос, убранных в прическу. Братья Бенедетто очень симпатично смотрятся в детских деловых костюмах. Все трое серьезно смотрят в камеру, и только у девочки на губах есть намек на улыбку. Невольно улыбаюсь, они милые, в их юных взглядах блестит уверенность…

Папа редко выводил нас с Адамом в свет, а если и выводил, то это было, что-то вроде семейных походов в ресторан, и, конечно, на спортивные соревнования брата или мои. Чаще всего такие мероприятия заканчивались критикой и наказанием, однако если на соревнованиях мы занимали первые места, то отец гордился и становился добрым. Я часто думаю, как бы все сложилось, если бы мы не расстраивали отца и, соответственно, не получали наказания, не боялись его… Но как бы я ни старалась, не могу представить эту картинку.

Очень давно, когда я была еще совсем маленькой, папа никогда не наказывал нас, точнее, он просто мог в виде наказания забрать пульт от телевизора или любимую игрушку… Не было наказания в виде боли. Все поменялось, когда он начал пить.

Я болтаю ногами, сидя за столом, и смотрю на брата, который читает что-то в большой тетради с картинками всяких блюд. Я минуту назад в этой тетради показала маме на любимый суп, и она чмокнула меня в лоб.

– Вы готовы сделать заказ? – спрашивает девушка в черной юбке и белой рубашке, я смотрю на нее с восхищением: я еще не умею застегивать пуговицы, мне помогает Адам.

Мама заказывает мне суп, а себе салат, брат просит макароны, а папа – мясо и салат:

– Будьте добры, еще водку, двести пятьдесят, – просит папа и встречается с недовольным взглядом мамы.

Она качает головой, папа поднимает уголок губ и хмыкает:

– Дети, папа же добрый, когда выпьет?

Я смотрю на брата и киваю, когда он делает это первым. Когда папа пьет водку, он разрешает нам смотреть телевизор допоздна… Однажды он все-таки был злым…

Папа кивает официантке и встает из-за стола. Наверно, пойдет мыть руки. Мама странным взглядом смотрит на нас с братом, и я начинаю теребить краешек платья.

– Я быстро поем и на тренировку, – говорит брат, и я ему улыбаюсь.

– Адам, мы поиграем с мячом на выходных? – он кивает и улыбается мне.

Брат занимается баскетболом и иногда играет со мной, конечно, я еще маленькая, и поэтому мы просто закидываем мячик в детское кольцо, но он часто притворяется, что не может попасть, и я выигрываю. Тогда он радуется моей победе, кружит меня вокруг себя, а я смеюсь. Я вижу, что ему нравится, и поэтому не говорю, что знаю о его хитрости.

Папа спорит с мамой, а я плетусь рядом, чтобы не потеряться, потому что Адам ушел на тренировку и не ведет меня за руку. Снимаю туфельки и беру в свою комнату. Пока родители спорят, я могу поиграть. Достаю из ящика любимых кукол и сажусь на ковер у окна. Мне нравится играть и смотреть в мое большое окно от пола до потолка. На улице сейчас темно и холодно, через пару дней Рождество, а в моей комнате светло и тепло.

Папа, что-то кричит, и я тихо выхожу из комнаты. В гостиной выключен свет, поэтому я замираю, чтобы глаза привыкли к темноте. Через несколько секунд я хорошо вижу диваны серого цвета в центре, стеклянный столик с журналами, и вазу на комоде у входной двери. Подхожу к шкафу и смотрю на приоткрытую дверь кухни, из-за которой проливается свет. Незаметно проскакиваю к углу, выглядывая из которого можно  через щелку видеть происходящие на кухне.

– Холодно?!– кричит отец матери, стоящей на балконе в одной сорочке,– холодно, я спрашиваю?!

Мама мельком смотрит на меня, и я опускаю голову, ладонями стираю появившиеся слезы и снова поднимаю взгляд. Я всегда плачу, когда папа кричит на маму. Она пытается сделать вид, что все нормально, но я вижу страх в ее глазах, а может, мне кажется, и это бликует стеклянная дверь балкона?

Руки трясутся и по привычке, сжимаю ладони в кулаки и прячу их за спину. Отец бьет кулаком по стеклянному столу, отчего бокал и бутылка лязгают, и я отскакиваю за угол и зажмуриваюсь. Что-то касается моего плеча, и я испуганно дергаюсь. Осторожно открываю глаза и вижу Адама, брат притягивает меня к себе в объятия и ведет в комнату. Папа снова что-то кричит, и я оборачиваюсь назад, но брат быстро утягивает меня в мою спальню.

– Адам, там мама,– шепчу я, когда дверь закрывается.

– Знаю, но нельзя, чтобы папа тебя заметил,– он поднимает меня на руки и усаживает на кровать, – Рани, сыграем в нашу игру? Помнишь правила? Тебе следует лечь в постель и сделать вид, что ты спишь, – это простая игра, брат научил меня ей, чтобы отец на меня не кричал, но папу это не всегда останавливает.

Я ложусь и брат укрывает меня одеялом. На кухне снова что-то падает, и мы слышим глухие шаги, Адам бросает взгляд в сторону шума, а затем снова поворачивается ко мне:

– Рани, все, закрывай глазки, – дверь открывается, и брат встает с моей кровати, я задерживаю дыхание.

Страх пробирается по моей коже со всех возможных сторон, кажется, даже время останавливается, и в груди тяжелеет.

– Ты где был?, – с притворным спокойствием спрашивает папа.

– Тренер задержал, – ответил брат, – пап, у Рании температура…

Я снова услышу несколько тяжелых шагов и какое-то движение и осторожно приоткрываю глаза. Папа, ухмыляясь, возвышается над братом. Это плохая ухмылка, когда папа так делает – нам больно.

– И что сказал тренер?,– отец хватает брата за щеку и сжимает.

Я плохо вижу в темноте, но знаю, брату больно. Папа толкает его в стену и по комнате раздается глухой удар, от неожиданности я дергаюсь. Отец поворачивается ко мне, и я зажмуриваюсь.

Смахиваю слезинку и поднимаю взгляд на фотографии, висящие на стене: Адам и я сидим в парке на пледе и едим сэндвичи. Измазанная соусом девочка и мальчик, вытирающий ее лицо салфеткой. Улыбка появляется на моем лице, вспомнив, что потом, брат специально испачкал себя, чтобы я не расстраивалась. Слезы, не спрашивая разрешения, катятся по моим щекам, пока соленый привкус не заставляет меня опустить глаза.

Беру телефон, когда на нем высвечивается входящий вызов от мамы:

– Ало, привет, мам.

– Дочь, я хотела спросить, – скомкано говорит она, явно подбирая слова.

– Ты одна? Папы нет рядом? – нахмурившись, спрашиваю я.

– Нет, но… Рания, он знает, что ты общаешься с девочкой Эванс и Бенедетто, – зачем-то бегло смотрю по сторонам своей комнаты.

– Мам, ты можешь мне нормально объяснить в чем проблема? Что связывает нас с Эвансами и Бенедетто? Неужели ты не хочешь узнать, что случилось с твоим сыном? Эта тайна действительно стоит жизни Адама? – срывая голос, кричу я.

Молчание прерывается только тяжелым дыханием мамы, накаляя напряжение вокруг. Нервно заправляю выбившуюся из пучка прядь волос:

– Мам, пожалуйста, – слезы застилают мои глаза, – скажи хоть что-нибудь…

– Рания, я потеряла сына, но не потеряю дочь. Если мы узнаем, что ты продолжаешь общение с этими семьями, мы будем вынуждены забрать тебя домой. Это последнее слово, – отстраненно, но уверенно произносит мама, вызывая у меня непонимание, наполненное отчаянием, – я тебя предупредила.

Она вешает трубку, и я минуту не убираю телефон от уха, надеясь на то, что услышу объяснение, узнаю правду. Оседаю на пол и слепо смотрю в стену, не понимая причин… Не понимая свою маму…

Хлопок двери сообщает, что она закрыта, а шелест штанин о том, что можно идти, бежать, думать. Выхожу из дома и безразлично смотрю по сторонам, неважно куда, важно идти. Копаюсь в воспоминаниях, теряясь в городской суете. Ничего. Пусто. Тихо. Вибрация телефона заставляет меня вернуться в реальность и потерянно осмотревшись, ответить на звонок крестной:

– Привет, Джен.

– Привет, Рани, у меня мало времени, Алекс попросила связаться с тобой и поговорить…

Останавливаюсь, опуская глаза к бледному асфальту, на котором бегают тени города.

– Рани, я, – она запинается, а я пытаюсь понять, что происходит, – ты знаешь, что мы с твоими родителями из Техаса, мы с Алекс близкие подруги с детства, – гул машин заставляет меня сомневаться в услышанных словах, и я закрываю свободной ладонью открытое ухо, – все началось с убийства журналистов, муж с женой были найдены мертвыми в своем доме. У них остался маленький сын и в этот момент был в гостях у друга. Прошло около десяти лет, когда сын, убитых журналистов, узнал, что к гибели родителей причастна семья его друга. Они помогли мальчику встать на ноги, и он в свои двадцать уже имел несколько ресторанов, когда на каком-то празднике услышал, как над ним смеялись, мол «его родителей убили, а теперь ставят его на ноги, а он и не против». Тогда парень обезумел и в состоянии сильного опьянения напал на своего друга. Их успели разнять, однако с тех пор между ними никогда больше не было дружбы. Война, страшная ненависть, – Джен переводит дыхание, – этот парень, сирота, сын убитых журналистов… Он… Он твой отец, Рания.

Стоя на тротуаре с закрытыми глазами, пытаюсь осмыслить услышанное, запомнить, выучить, понять. Все останавливается, замирает и кажется, будто окружающие меня небоскребы начинают увеличиваться, сокращая свободное пространство, крадя заветный кислород.

– А друг, семья которого поставила твоего отца на ноги, вырастила, воспитала – Эванс, – теплое дыхание смешивается с холодным воздухом города, создавая пар, – они дружили втроем: Эрик Паркер, Рик Эванс и Уберто Бенедетто. Это была настоящая дружба. Мы с твоей мамой были свидетелями и можем подписаться под каждым словом. После произошедшего, друзья разъехались из Техаса, Паркер женился на Алекс и увез ее в Лос-Анджелес, Рик и Уберто так и остались друзьями, вместе переехали в Нью-Йорк, – крестная вздыхает, – через какое-то время, мы узнали о гибели родителей Рика. Эванс, скорее всего, уверен, что это была месть Паркера. Конечно, можно предполагать, что это Эрик отомстил, он никогда не скрывал этого намерения, но точно никто не знает. Ненависть между твоим отцом и Риком перешла на немыслимый уровень, – Джен всхлипывает, – Адам, он… стал пешкой в этой войне. Кто бы мог подумать, что он полюбит именно дочь Рика… Рания, мы с твоей мамой решили, что тебе стоит знать это, чтобы ты имела основания не сближаться с семьями Эванса и Бенедетто. Адам не знал, и это привело к ужасным последствиям…

Я не могу вздохнуть, небоскребы сжимают меня и кажется, будто вот-вот раздавят. Открываю глаза и ничего не вижу, слезы не дают мне ничего разглядеть, рукавами стираю их снова и снова, но ничего не выходит.

Я смотрю на брата, который не отрываясь смотрит в мои глаза, в такие же, как и его. Неуверенная улыбка появляется на моем лице, пока слезы падают на губы, я чувствую их соленый вкус. Не могу пошевелиться и задерживаю дыхание, когда Адам протягивает мне руку. Не думаю, просто вкладываю свою. Облегчение и надежда смесью вливаются в мое сердце:

– Адам, – шепчу я, не отрываясь от глаз брата, – Адам, ты возьмешь меня с собой? – слезы снова бегут ручьем, и я с мольбой заглядываю в глаза брата, – Адам, пожалуйста, забери меня, – сломанным голосом прошу, получая в ответ лишь тишину.

Пальцами касаюсь сапфирового кулона на своей груди и сжимаю его.

– Я больше не могу, – одними губами шепчу я, ноги подкашиваются, но я не упаду, не сейчас.

Брат притягивает меня к себе. Облегчение разливается по моей душе, когда он целует меня в лоб. Я тону в его объятиях, но почему-то не чувствую тепла. Паника зарождается в груди и распространяется по всему телу. Темнота обволакивает нас, мне страшно поднять голову, но я, дрожа, делаю это. Вижу как знакомый силуэт, который мгновение назад был рядом, исчезает в этой кромешной тьме. В ужасе смотрю туда, где был мой брат, и не понимаю где я, почему темно, где мой брат? Обрывисто верчусь из стороны в сторону, но густая темнота не дает ничего разглядеть:

– Адам! – короткий вдох, паника накрывает мое сознание,– Адам! – слезы снова застилают глаза, плевать, все равно ничего не вижу, срываюсь и бегу, – нет… нет, Адам, пожалуйста! – отчаянный крик врезается в тишину тьмы, и я падаю вперед.

Колени и ладони режет камень, но я принимаю боль. Поднимаюсь и снова бегу. Воздуха мало. Я задыхаюсь, но не могу сдаться, не сейчас, он же был здесь! Я видела, я видела его! Спотыкаюсь и снова лечу вниз. Безвольно падаю и, кажется, разбиваю голову, но не чувствую боли, мое сердце разрывается изнутри. Что физическая боль по сравнению с душевной? Тьма, окружающая меня, все-таки побеждает и врывается в мое сознание.

Глава 6.

Рания

Почему мы все разные? Почему каждый человек индивидуален? Почему? Все дело в семье. Мужчина и женщина полюбили друг друга и их чувство переросло в нечто большее – в семью. Семья. Такое сильное слово. Крепкое. Устойчивое. Это узы, кровь, тесная связь… Ничто в этом мире не имеет большей силы, чем она. Но оглядевшись по сторонам, можно заметить – они все разные. Нет, ни одной похожей. Одни понятия, миропонимание, воспитание – были вложены родителями, в детстве, нынешней женщине и точно так же вторые – мужчине, они складываются и создают третьи, для воспитания уже их детей. Вот почему каждый человек индивидуален.

Бывает, ты смотришь на семью и думаешь: какая она  классная, от нее веет счастьем. Ты оглядываешься на свою, но в ней нет ничего. Семьи нет. И тут появляется вполне резонный вопрос: а была ли она когда-нибудь? По-настоящему. Нет. Не было. Силу этого слова, поддерживала лишь мама, которая пыталась создать хоть какое-то равновесие. Пусть неправильно. Пусть странно. Она пыталась. Однако все бы было просто, если бы дети не росли и оставались малышами всегда, но этого не бывает, поэтому рано или поздно дети все начинают понимать. И уже одного слова мамы недостаточно, вообще недостаточно слов, когда ты отчетливо считываешь зарождающийся в душе страх, поднимаясь в квартиру, где тебя ждет «семья». Ты понимаешь, что уважение не равно страху, как всю жизнь доказывал тебе отец, понимаешь, что ты был не виноват, когда тебя бил пьяный родитель. Понимаешь, что все не так. Неправильно. И снова смотришь на другие, настоящие семьи. Смотришь и плачешь. Роешь свою душу, разрывая себя, пытаясь отыскать изъян внутри.  Найти и уничтожить все, за что тебя не любят. За что бьют и унижают. Самотерзание затягивается на долгое время и утягивает тебя в большую пучину осознания: ты не можешь уйти. Ты зависишь от них. Ты ошибаешься. Падаешь. Налетаешь на бетонные стены, но ничего не можешь сделать. Нет подушки безопасности. Нет опоры. Есть давно знакомый, понятный и изученный страх. И ты соглашаешься на него, потому что не знаешь о том, что бетонных стен, на самом деле, нет. Тебе внушили это, и ты поверил. Никто, кроме семьи не скажет тебе правды, Рания.

Мои глаза ужасно зудят, а организм просит воды, и мне приходится подчиниться, привстаю и натыкаюсь взглядом на Ханну, спящую рядом в кресле. Замираю и зажмуриваюсь, снова смотрю на подругу, действительно, она сидит в моем кресле и спит, у меня нет галлюцинаций. Поднимаюсь с постели и подхожу ближе, сажусь на корточки и шепчу:

– Ханна, – легко касаюсь ее плеча, – Ханна, просыпайся.

Подруга открывает глаза и потерянно осматривается, в конце-концов заглядывая мне в глаза:

– Рани, ты как?

– Хм, предлагаю заварить кофе, и ты объяснишь мне в чем дело, – нахмурившись, встаю и тяну ее за собой.

Морщусь от озабоченного взгляда Ханны, которая все время пока я готовлю кофе, смотрит на меня:

– В чем дело?

– Рания, ты действительно не помнишь вчерашний вечер? – отвожу взгляд, вспоминая звонок крестной, – мы с Николасом вчера шли к тебе. Я забыла у тебя ежедневник и звонила тебе, но ты не брала трубку, тогда я посмотрела в Локаторе, где ты и мы с Ником пошли к тебе, – подруга оставляет свой кофе и серьезно смотрит на меня, – мы вышли на улицу, где ты предположительно находилась, и увидели, как ты упала, – качая головой подчеркивает Ханна, – мы с Ником принесли тебя домой.

Прикладываю ладонь ко лбу и потерянно смотрю мимо нее:

– Не помню, – качаю головой, – последнее, что я помню это разговор с Джен…

Подруга внимательно смотрит на меня, и я рассказываю ей то, что узнала.

– Рани, я чуть с ума не сошла от страха, спасибо Николасу, что помог тебя донести…

– Ханна, я… – не успеваю договорить, потому что телефон подруги прерывает мою мысль.

– Николас, – констатирует подруга и демонстрирует экран телефона.

Жму плечами и улыбаюсь Ханне, направляясь в душ, чтобы она могла нормально поговорить. Горячая вода обжигает мою кожу, расслабляя тело и голову. Дверь открывается, и я получаю протараторенную информацию, собранную Ханной: Джен звонила мне миллион раз, поэтому она ответила и успокоила ее. После того как Николас и Ханна принесли меня в квартиру, приехал Даниэль, который начал спорить с братом, считая, что меня нужно было везти в больницу, в итоге они достали Ханну и она выставила обоих за дверь.

– «Николасу просто не дано понять, что со здоровьем не шутят», – подруга пародирует голос Даниэля, когда зачитывает сообщения, которые братья Бенедетто отправляли ей после того, как их выгнали, – и он, черт возьми, прав, Рания!

– Не кричи, совсем дурная стала, – шиплю на подругу, обматываясь полотенцем, – я же не глухая.

– Хм, кстати, от Шерил тоже был пропущенный, – Ханна исчезает за дверью и через мгновенье протягивает мне мобильный, – вот.

– Знаешь, я не уверена, стоит ли рассказывать ей. А что если она причастна…

– Не думаю, что так. Сама подумай, она пришла и рассказала тебе то, о чем не говорят вслух и ее слова подтвердились уже несколькими людьми, – рассудительно говорит Ханна, наблюдая, как я кидаю на кровать вещи, которые одену.

Киваю, мысленно соглашаясь с доводом Ханны.

– В таком случае нужно встретиться с ней, ты со мной?

– Хм, да, только сначала на учебу, – кивает она, – давай быстрее, если мы не выйдем через десять минут и опоздаем – я тебя убью.

Быстро собираюсь и выбегаю за Ханной, в недоумении останавливаюсь, когда вижу Ника, стоящего у черной БМВ. Легко толкаю подругу, даря ей злой взгляд, который она профессионально игнорирует и идет к машине. Тяжело вздыхаю и иду за ней.

– Рания, рад видеть тебя, – улыбается Николас, – стоящей на своих двоих.

– Сомнительная шутка, для человека, караулящего у моего дома, – улыбаюсь в ответ, перенимая его интонацию, – на самом деле, спасибо, что помог вчера.

– Всегда рад, – парень снимает невидимую шляпу и кивает, – дамы, прошу, – открывает нам дверь автомобиля и дарит нам серьезный взгляд.

Мы садимся в машину, и я пинаю Ханну ногой, на что она улыбается наимилейшей улыбкой и обращается к Николасу:

– Ник, мы не сможем увидеться сегодня, может быть перенесем?

– Посвятите в планы? – внимательно смотря на нас в зеркало заднего вида, спрашивает парень.

– Нет, – отвечаю и сжимаю губы.

Николас странно смотрит на меня и, в конце концов, кивает. Через пару минут мы втроем входим в университет. Прощаюсь и сворачиваю в свое крыло, набирая сообщение Ханне: «объяснений не будет?».

Лектор монотонно читает лекцию, когда экран телефона загорается, оповещая об ответе: «Да, да, мы типа встречаемся. Хм, нет, просто каждый день гуляем. Он предложил подвезти нас до универа, и я согласилась, ничего особенного», а затем следующем сообщении: «Не заморачивайся, ему было по пути)». Еще бы, он учится здесь же.

Переворачиваю телефон, не придумав ответа, и беру в руку ручку. Легкими небрежными движениями, не задумываясь, вырисовываю свой кулон. Сапфир, в форме прямоугольника, обрамленный маленькими белыми алмазами…

– Когда я увидел это… – Адам заходит за мою спину, и я помогаю ему убрать мои волосы, – сразу понял, что это ты, Рани. Ты – бесконечная чистота, ты – моя гавань, в которой я всегда найду покой, ты – самое дорогое, что есть в моей жизни, – не отрываясь смотрю в глаза брата.

Он целует меня в макушку и кивает, чтобы я посмотрела на кулон. Бесконечная синева. Мой любимый цвет. Смахиваю слезы и оборачиваюсь к широко улыбающемуся брату, который находит в моих глазах горечь, стирающую его улыбку:

– Я буду приезжать, – опускаю голову и обнимаю его.

– Из Нью-Йорка не наездишься.

– Рани, нужно потерпеть, – шепчет брат и гладит меня по спине.

– Я очень тебя люблю, Адам.

– И я тебя очень люблю.

Встреча карих глаз, сохраняется в вечности этого мгновенья. Она бесконечна. Я навсегда запомню глубину кофейного отлива и блеск скользящий по радужке его глаз. Он – мой причал, а я – его гавань. И нет в наших жизнях никого ближе, чем мы. Шестнадцатилетняя я и восемнадцатилетний он. Сестра и брат, навечно связанные кровью и душами.

– Рания, что за место? Почему негде обычно? – вырывает меня из пелены воспоминаний, голос Шерил.

Смотрю на зелень ее глаз, опускаясь ниже, хватая каждую правильную черту ее лица. А ведь она видела Адама накануне его исчезновения. Ее глаза помнят его, входящего в здание аэропорта. Ее память хранит последние слова, взгляд…

– За нами могут следить, – я не знала, что делать, – отвожу застекленевшийся взгляд, задумчиво поглаживая корешки книг, – тут хотя бы обзор ограничен.

– Ладно, я подумаю, что можно сделать, – кивает Шерил.

Рассказываю все, о чем узнала и пытаюсь собраться. Так тяжело. Мне кажется, что у меня нет сил.

– Выходит, что мой дедушка убил родителей твоего отца? А затем, твой отец, узнав об этом, убил родителей моего отца? – Шерил внимательно смотрит на меня.

– Я думаю, что так, – киваю и опускаю голову, – самое паршивое, что и мой отец, и твой отец имели мотивы…

– Я наберу тебя позже, – брюнетка потерянно делает несколько шагов назад, – спасибо, – шепчет она, смотря мимо нас.

Опираюсь на стеллаж и закрываю глаза. Легкое касание до моего плеча привлекает мое внимание:

– Самое страшное, что я не могу уверенно сказать: «мой отец не мог убить Адама», – поджимаю губы, игнорируя внимание Ханны, – я бы очень хотела ошибаться. Нет ничего страшнее приговора, озвученного родителем и приведенного им же в исполнение.

Тру ладонью лоб и закрываю глаза. В голове нет абсолютно никаких мыслей, она пуста. Все затихло, и я словно сквозь вакуум слышу голос подруги:

– Рани, давай будем опираться на факты, ладно? Пока нет ни подтверждений, ни опровержений данному предположению.

Слабо киваю, и мы выходим из магазина. Кошусь на Ханну, которая будто ожила. Я рада, что она наконец-то нашла своего человека. Ее глаза начали гореть, и я думаю, что это не просто симпатия к Николасу ее преобразила, это нечто большее. Пусть у нее все будет хорошо. Она достойна счастья любить и быть любимой.

Бреду в сторону дома, обдумывая и складывая полученную информацию. Итак, когда-то очень давно, в Техасе были убиты родители моего отца. Он стал сиротой, и его воспитала семья Эвансов. Также они помогли моему отцу завести бизнес. И однажды на вечеринке, папа узнал, о том, что его родителей убили родители Рика Эванса. С этого момента началась вражда между отцом и Риком, они разъехались по разным городам. Отец решил отомстить и убил родителей бывшего друга. Прошло много лет, и мой брат уехал учиться в Нью-Йорк, где познакомился с Шерил Эванс, они столкнулись с недовольством родителей, но не знали причин, потому и не осознавали всех рисков. И вот через несколько лет, Адам собирался приехать ко мне на день рождения, но так и не доехал.

Мог ли мой отец быть причастным к исчезновению Адама? Отца в тот день не было дома, поэтому подтвердить его алиби может только мама, которая была с ним в тот день. Был ли у моего отца мотив? Мой отец любил произведение «Тарас Бульба», русского классика Гоголя, и бывало, цитировал фразу казака-отца, обращающегося к сыну-предателю: «Я тебя породил, я тебя и убью». А ведь в глазах отца, мой брат был предателем. Мой отец достаточно строгий и жесткий, чтобы выполнить угрозу.

Кстати, история, которую рассказала Джен, открывает глаза на причины поступков и поведения моего отца. Он ведет себя жестоко, когда выпьет, скорее всего, это связано с прошлым, ведь он узнал правду о смерти своих родителей и о «предательстве» друга, семьи, которая на протяжении десятилетия восполняла пробел, появившийся после потери родителей, когда был пьян. В этом состоянии он бросился на Рика и в этот момент потерял и друга и «искусственную» семью. Он ненавидит ложь, что тоже легко объясняется теми же событиями. Выходит, что тот день, сломал его. Что касается Рика Эванса, тут тяжело делать выводы, поскольку я ничего о нем не знаю. Надеюсь, Шерил сможет разобраться.

Подхожу к дому, когда из-за угла выходит Даниэль. Нахмурившись, смотрю, как он садится в машину, подобную той, на которой ездит Николас, берет телефон и подносит к уху. В это же мгновенье звонит мой мобильный, привлекая внимание Даниэля. Достаю телефон из сумочки и сбрасываю вызов, подходя ближе к парню.

Тени от небоскребов города играют под ногами, пока солнце скрывается за горизонтом и небо окрашивается розовыми пятнами. Заправляю выпавшую прядь волос за ухо и смотрю на Даниэля, одетого в костюм тройку. Он словно сошел с обложки журнала: необычные голубые глаза под темными, густыми ресницами, легкая щетина, придающая строгости, и серьезный взгляд, направленный на меня.

– Сбежал со скучного корпоратива? – скептически смотрю на него и складываю руки на груди.

– Почти, – ухмыляется он, – рад тебя видеть.

– Что ты здесь делаешь? – наклоняя голову, упрямо спрашиваю я.

– Приехал, чтобы пригласить тебя на ужин, – просто говорит он, сбивая меня с толку, – нам есть о чем поговорить.

– Вообще, для таких вещей есть мобильные, – поднимаю руку с телефоном, – но да ладно. Могу предложить тебе подняться, выпьем кофе и поговорим, – пожав плечами, предлагаю, изучая задумчивый вид мажора.

Несколько мгновений мы смотрим друг на друга, после чего Даниэль усмехается и кивает. Вхожу в лифт и по привычке смотрю в зеркало, где, встречаясь с небесными глазами парня с итальянскими корнями, и только открывающиеся двери лифта на нужном этаже прерывают образовавшуюся связь. Открываю дверь и вхожу в квартиру, снимая пальто, которое перехватывает Даниэль, вешая его в гардероб. Киваю в знак благодарности и рукой указываю в сторону кухни. На автомате включаю кофемашину и достаю две чашки, под внимательным взглядом, который ощущается каждой клеточкой моего тела.

– Не стой над душой. Садись, – отрезаю, не поворачиваясь к Даниэлю.

Тяжело вздыхаю и несу чашки на стол, поправляя конфетницу. Сажусь напротив и складываю ладони в замок, внимательно смотря в сапфировые глаза:

– Я вся – внимание.

Даниэль хмыкает и отводит взгляд, через мгновенье иллюстрируя всю серьезность:

– Рания, я был честен ранее и буду честен сейчас, – облокачиваюсь на спинку стула и складываю руки на груди, – Шерил рассказала о том, что ты узнала. Не подумай ничего плохого о ней, она три года после исчезновения Адама, просто существовала, она сломалась. Мы с Ником ей как братья, было больно смотреть в пустые глаза, ранее жизнерадостной девушки. Она действительно никогда не пыталась, что-то выведать у меня или у Ника, но тут появилась ты, и у нее появилась надежда, – Даниэль приподнимает уголок губ, оценивающе смотря на меня, – и я хочу помочь ей и тебе. Предлагаю тебе попробовать помочь друг другу. Мой отец хочет женить меня на дочери сенатора, и эта перспектива мне не нравится, поэтому он дал мне время до Рождества, для того чтобы я самостоятельно нашел девушку, – парень переводит дыхание, подбирая слова, – Рания, я хочу помочь тебе разобраться с исчезновением брата, но для этого мне необходим повод, я не могу просто так, начать задавать вопросы, которые не задавал никогда ранее. Давай поможем друг другу? Я даю слово, что не трону тебя и не причиню вреда, напротив, я гарантирую тебе безопасность…

Не знаю, как я выгляжу со стороны, но думаю, что мои глаза уже на лбу. Я правильно понимаю, что он хочет предложить мне стать… Кем? Какой-то малопонятный поток мыслей вихрем проносится в моей голове, иллюстрируя малоприятные варианты. И я держу себя в руках. Я неправильно поняла. Нет эмоциям, Рания. В конце концов, приведя разум в холодное состояние, хмыкаю и нервно облизываю губы:

– Даниэль, я ценю твою честность, – стараюсь выбрать правильную политику поведения, тщательно подбирая слова, – я не стану использовать тебя или кого-либо еще. Ты не обязан мне помогать. Мне жаль, что я в принципе втянула тебя. Помимо внутренних противоречий, не позволяющих мне принять твое, хм, странное предложение, есть еще и внешний фактор, – поправляю юбку и закусываю губу, – мои родители запретили мне общаться с Шерил, Николасом и тобой, в противном случае меня вернут в Лос-Анджелес, – задумчиво отвожу взгляд, – а я не для того оттуда бежала, чтобы теперь вернуться.

Глава 7.

Даниэль

Я сижу напротив уникальной девушки. Ее уникальность начинается с банального – модельный рост, фигура, запах, мимика, улыбка, шелковистые, русые волосы, которые так искусно подчеркивают ее карие глаза; и продолжается внутренним миром – ее манера говорить, чувство юмора, принципы, понятия, откровенность, ее страхи и миропонимание…

Вчера, когда Ник рассказал мне о том, что случилось с Ранией, я был готов подраться с ним, чтобы увезти ее в больницу, однако боевая подруга девушки быстро и профессионально  выставила нас за дверь. Две уникальные по-своему девушки ворвались в наши с братом жизни пару недель назад, и покидать их не планировали. Они ушли, но остались в наших мыслях, вступая в беспроигрышный конфликт, с заложенной еще в детстве, установкой: пустить кого-то в душу, а тем более в сердце – значит впустить в свою жизнь риск и боль.

И вот сейчас, Рания Паркер отказалась от моего предложения взаимопомощи, потому что не хочет использовать меня в своих интересах. Меня всю жизнь пытались использовать в своих интересах, а тут я сам предлагаю, и мне отказывают. И мне бы показалось, что она слишком идеальна, чтобы быть правдой, но страшное прошлое этой девушки отметает этот вариант. Она живая, в ней множество страхов и боли. Она – непостижима, она – прекрасна. Она притягивает меня и не отпускает.

Девушка возвращает меня в реальность, когда встает из-за стола и подходит к окну.

– Мой отец был нейтралитетом в прошлом. У него не было прямого конфликта с твоим, насколько нам с тобой известно. Думаю, что я мог бы убедить отца поговорить с твоим, в случае чего, – поднимаюсь и направляюсь к девушке, – ты мне нравишься.

– Я уже все сказала и даже объяснила причину, – Рания резко оборачивается и строго смотрит на меня, когда осознает, последнюю сказанную мной, фразу, – взаимно, – с мимолетным намеком на смущение отрезает она, – но это ничего не меняет.

Рания опускает взгляд на мои губы, уголки которых неосознанно поднимаются. Опасная близость грозит воспламенением, в тот момент, когда я опускаю взгляд на ее губы. Однако Рания уверенно толкает меня, обрывая всякие искры, и идет к столу.

– Мы же пришли к консенсусу, – взгляд, наполненный замешательством, устремляется на меня, – мы друг другу нравимся, – констатирую я.

Девушка фыркает и убирает со стола чашки. Подхожу к ней и перегораживаю раковину, облокачиваясь на столешницу. Рания хмыкает и ставит чашки на кухонный островок, складывая руки на груди:

– Это ничего не меняет, – отрезает она.

– То есть, если бы я предложил тебе встречаться по-настоящему, ты бы мне отказала? – прищурившись, спрашиваю я.

– Да, – даже не задумываясь, отвечает Рания.

Эта девушка издевается над моей логикой. И мне бы хотя бы немного понять ход ее мыслей или я много прошу?

– Почему?

– Потому что, мне не нужны отношения, – просто отвечает девушка, – и проблемы. Я не хочу рисковать, достаточно того, что я нарываюсь на убийц, пытаясь разобраться с исчезновением брата.

– Я тебя понял, – делаю шаг вперед и останавливаюсь напротив девушки, – но если ты не против, я хотел бы быть в курсе расследования, – мгновенье, обдумывая, Рания все-таки кивает, – и пообещай, что  в случае необходимости, ты обратишься ко мне.

– Обещаю, – шепчет девушка, не отводя взгляда от моих глаз, – спасибо.

Натягиваю улыбку и иду к выходу. Оборачиваюсь, чтобы попрощаться, но сбиваюсь, видя побледневшее лицо Рании:

– Все в порядке?

Девушка поднимает на меня потерянный взгляд и кивает. Нахмурившись, вхожу в лифт, обдумывая сказанные слова. Выхожу на улицу и поправляю пальто, когда грузный мужчина задевает меня, влетая в дом как ураган. Сажусь в машину и слепо смотрю в лобовое стекло, вибрация мобильного привлекает мое внимание – отец.

– Да, отец, – прикладываю телефон к уху и выруливаю на дорогу.

– Даниэль, ты сможешь через двадцать минут быть в офисе?

– Через пятнадцать минут буду на месте, – отвечаю и сбрасываю звонок.

Паркуюсь на стоянке у офиса, и через минуту секретарша отца ведет меня в кабинет. Стучу и вхожу, встречаясь взглядом с отцом и Риком Эвансом:

– Отец, крестный, – киваю каждому в знак приветствия.

– Даниэль, – отец взглядом указывает на кресло, – объясни нам, пожалуйста, что связывает тебя с Ранией Паркер.

Неожиданно. Хотелось бы взять минуту на размышление, но сейчас нельзя ошибиться. Неизвестно, что рассказала Шерил Рику. Эмоции я уже давно прекрасно контролирую, дело за малым, дать им то, чего они хотят:

– Рания Паркер. Она из нашего университета, познакомились на вечеринке Николаса, кажется, она сестра Адама, – безразлично смотрю сначала на отца, потом на Рика.

Отец дарит многозначительный взгляд Рику, чьи глаза устремлены на меня:

– Я же говорил.

– Могу поинтересоваться, в чем дело? – внимательно смотрю на Рика, контролируя каждое движение.

– Дела прошлых лет, сынок, – отрезает отец.

– В таком случае я свободен?

Выхожу из офиса и задумчиво осматриваю здание. Не удивлен, что информация выползла так быстро, но я в замешательстве от разговора «ни о чем» пять минут назад. Двери лифта открывают вид на гостиную нашего пентхауса, захожу и кидаю пальто на спинку дивана, натыкаясь на брата:

– Куда направляешься?

– На первое в моей жизни настоящее свидание, прикинь, – он садится в кресло и ухмыляется, – кто бы мог подумать…

– У вас все серьезно? – взяв бокал с виски, сажусь напротив.

– Да, – Ник сжимает губы, как делает это всегда, когда говорит о чем-то серьезном, – ее характер – просто огонь, как она выставила нас за дверь! Нас никогда в жизни ниоткуда не выставляли, а она сделала это, и мне это даже понравилось. Брат, меня так еще никто не интриговал, как она, – он усмехается сказанному и смотрит на часы, – что насчет тебя? Уверен, что младшая Паркер тебя зацепила.

– В ней что-то есть, – констатирую я, – но слишком много стекла по дороге к ней, а она еще и бьет новое…

Смех брата вырывает меня из мыслей, бросаю на него строгий взгляд и выпиваю виски.

– Попробуй перепрыгнуть, – советует брат, поднимаясь.

– Не хочу повторения.

Брат замирает и на мгновенье опускает голову:

– И что теперь не жить в принципе? Я не буду врать себе и отказываться от того, что предлагает жизнь, – не поворачиваясь, серьезно говорит Николас, – но тебя, понимаю. В любом случае, я всегда буду рядом.

Опустошаю еще один бокал виски и упираюсь рукой в стену. Моя душа противоречит голове, чего никогда не было прежде. Касаюсь переносицы, борясь с густым потоком мыслей.

Писк лифта, оповещающий о том, что кто-то, знающий код, сейчас войдет, привлекает мое внимание, но я не поворачиваюсь. Код знают только свои.

– Дэн, ты здесь?

– Здесь, – одними губами отвечаю и направляюсь к дивану.

Большие черные ботинки тактично касаются кафеля, легинсы такого же цвета обтягивают стройные ноги девушки, теряясь под серым худи, которое, в свою очередь, покрыто любимой кожаной курткой Шерил. Двигаю через стол стакан с виски и беру свой в руки.

– Дэн? – подруга садится напротив и невозмутимо смотрит на янтарную жидкость.

– Отец вызвал меня в офис. Там был Рик, – Шерил скидывает куртку и переводит на меня изумрудный взгляд, – они интересовались младшей Паркер, точнее, спросили, что связывает меня с ней.

– Так быстро…

– Я не упоминал тебя, но сказал часть правды. Не знал, говорили они с тобой или нет, – наблюдаю за тем, как она опрокидывает в себя виски, – сказал, что мы познакомились на вечеринке Ника.

Девушка улыбается и качает головой, скептически изгибая бровь:

– Отец ничего мне не сказал, Дэн, – скулы играют, на ее лице, – ни слова… Черт, как мне это надоело… Прости, что втянула тебя в это…

Отвожу взгляд и качаю головой, наливая виски в пустые бокалы.

– Рания упоминала, что за нами могли следить, но я была осторожна, прежде чем встретиться, всегда осматривалась, – шепчет Шерил, – ничего не понимаю. Я, конечно, допускаю, что кто-то с вечеринки мог поделился с родителями, или нас увидели знакомые, но это слишком просто было бы объяснить, предпочитаю рассматривать более сложные варианты.

«Из всех вариантов, прежде всего, рассматривай наихудший», – слова отца врезаются в мои мысли и я отстраненно опускаю взгляд.

– Я спросил отца, почему она его интересует, но он не ответил, – тяжело вздыхаю и сжимаю бокал, – если вдруг что-то случится, обязательно сообщи мне. И я думаю, что сейчас нужно взять тайм-аут, понаблюдать. Мне не нравится происходящее.

– Ты прав, завтра свяжусь с Ранией и поговорю с ней.

– В принципе, у меня сложилось впечатление, что именно Рика беспокоила эта тема, – добавляю и снова опрокидываю виски, тепло от которого обволакивает горло и грудь.

Шерил поднимается и хватается за голову, потирая виски и потерянно смотря перед собой.

– Так, ладно, с этим разберемся. Что происходит с тобой? – опираясь руками о спинку дивана, спрашивает меня подруга.

– Не могу ответить на твой вопрос.

– Меня это пугает. Дэн, – Шерил садится рядом и касается моего плеча, – это из-за Рании?

Встречаюсь с зелеными глазами девушки, блестящими от света торшера.

– Не думаю, – качаю головой, – все сложно.

– По поводу мероприятия…

– Шерил, все в силе, – перебиваю и уверенно смотрю на нее.

– Спасибо, – она легонько целует меня в щеку и встает, – мне пора, Дэн, если что я на связи.

Слепо смотрю на ночной Нью-Йорк, который не устает от шума и жизни. Небо затянуто тучами, предупреждающими мегаполис о возможной дождливой погоде. Шоколадные глаза преследуют меня всюду, исчезая в секунду, когда сквозь туман сна прорывается обеспокоенный женский голос. Поднимаюсь с постели и тру переносицу.

– Рания никогда так себя не вела…

Спускаюсь по отполированным ступеням, когда из-за угла вылетает Ханна, следом за которой идет сонный Николас.

– Даниэль, привет, мне очень нужна ваша помощь, – громко выпаливает девушка.

Указываю рукой на кресло и поворачиваюсь к брату:

– Сколько времени?

– Семь, брат, – пожав плечами отвечает Ник и идет за Ханной.

Опускаюсь на диван и провожу рукой по волосам, пытаясь сосредоточиться.

– Даниэль, Николас, мне очень нужна ваша помощь, – натянутая как струна, девушка серьезно смотрит на нас, – я не могу найти Ранию и у меня плохое предчувствие.

– Что произошло? – спрашиваю я.

– Вчера вечером, она прислала мне сообщение, – девушка передает мне свой телефон, и я, нахмурившись, читаю.

– Что странного в словах: «я возьму пару выходных, мне нужно все обдумать»? – возвращаю телефон и поворачиваюсь к брату, который тоже ничего не понимает.

– Я понимаю, что со стороны, это не выглядит странным, но Рания, – Ханна откидывает голову и тяжело вздыхает, как будто боясь сорваться на нас, – она никогда, так не делала прежде. Утром я набрала ее, и она сказала, что решила вернуться в Лос-Анджелес, – девушка подскакивает и начинает расхаживать по холлу, – это безумно странно, она мечтала оттуда уехать…

«А я не для того оттуда бежала, чтобы теперь вернуться», – в голове вспыхивают слова, сказанные Ранией.

– Она сказала, что не хочет злить родителей, влезать в неприятности, и, – Ханна замирает, – что Адама она этим не вернет. Когда я спросила, где она, она положила трубку. Я уверена, что что-то случилось. И я не знаю, кого еще можно попросить о помощи.

– Помнишь, мы смотрели ее местоположение в Локаторе, когда нашли ее без сознания? – спрашивает Николас, удивляя меня своей утреней находчивостью.

– Точно, боже, вот я идиотка, – Ханна подбегает к креслу и хватает телефон, – она…

Встречаюсь с удивленным взглядом девушки и подхожу, чтобы понять в чем дело.

– Ничего не понимаю, – шепчет Ханна, – она дома. Ладно, простите, пожалуйста, за беспокойство, я совсем перестала думать, – бубня, она направляется к выходу.

– Я тебя подвезу.

Глава 8.

Рания

Чувство тревоги появляется в груди, заставляя меня замереть.

– Все в порядке? – поднимаю взгляд на Даниэля и слабо киваю, закрывая дверь.

Прижимаюсь к холодному металлу и рукой тру шею. Воздух бьет по сухим губам, в момент, когда я делаю глубокий вдох, направляясь к софе. Звенящая тишина не помогает расслабиться, и я сползаю на мягкую обивку. Закрываю глаза и вслушиваюсь в собственное дыхание.

Вдох и я улыбаюсь. Мне настолько плохо, что уже все равно. Громкий стук в дверь разносится по тесному пространству, заставляя, дернутся от неожиданности. Все правильно. Тревога – моя верная подруга, она никогда не подводит меня. Встаю и опускаю взгляд. Щелчок. Тишина, сдерживающая все попытки звуков прорваться в мое сознание. Страха нет, поскольку я знаю наизусть все, что сейчас будет. Я сама, добровольно расписалась в наказании. Поднимаю взгляд и встречаюсь со знакомыми глазами. Они такие же, как у меня и брата, одинаковые. Одни и те же. Но только в глазах человека напротив есть жестокость и неиссякаемая жажда боли.

Отец хватает меня за волосы и тащит за собой, чувствую боль натяжения и морщусь. Почему внутри меня такая пустота? Почему мне не страшно, когда отец швыряет меня на пол, словно я вещь? Почему мне больно только физически, когда папа бьет меня ногой в ребро? Почему больше не болит душа? Почему?!

Он что-то говорит, но я ничего не слышу, кроме звона в ушах. Жуткая боль разрезает мой живот, и я борюсь с темнотой в глазах, чтобы увидеть, что со мной происходит. Новый удар и все плывет, искажается. Вижу, словно в замедленной съемке, как туфля отца врезается в мой живот, и новая волна боли заставляет меня свернуться эмбрионом, позволяя лишь редкие порции кислорода. Металлический привкус противно отпечатывается на моем языке, закрепляя эту секунду в памяти. Слезы боли застилают глаза, и с губ срывается стон. Я не могу и не хочу дышать. Удары, следующие один за другим, превращают мое тело в пульсирующий кусок плоти. Меня снова тянут за волосы, поворачивая лицо к гримасе отвращения отца. Пытаюсь приподняться, чтобы уменьшить натяжение, но ничего не выходит, тело больше не подчиняется мне. Отец приподнимает уголок губ и хмыкает:

– Когда же ты начнешь слушать старших, сука, – с отвращением выплевывает он, и через мгновенье пощечина наотмашь заставляет меня отлететь на пол.

Холодный мрамор встречается с разгоряченной кожей, так мало и так много… Вкус крови обжигает мой язык, объединяясь с судорожной пульсацией всего тела. Почему такие минуты длятся вечно?