Читать онлайн Истории Кваэр

Прибытие

– Вы когда-нибудь были в туманных землях, господа? – голос Люциана заворожил гостей. – Они словно ненасытная утроба великана: поглощают нерадивых путников и знаменитых воинов, чтобы затем изрыгнуть в наш мир чудовищ. Там даже тишайший шорох может стать последним, что вы услышите, прежде чем рассыпаться пеплом.

Люциан сделал паузу, оглядывая слушателей. Внимание знатных семей, элитных воинов и приближенных правителя было приковано к нему без остатка.

– Я был в этих землях бесчисленное количество раз и готов поведать вам самые сокровенные секреты земель, где уже очень давно не ступает нога человека…

В остальной части зала, вычищенного до блеска, царил шум и стоял гул голосов – от страстных споров величественная люстра под потолком едва колыхалась. Все были поглощены собой, и никто не заметил, как четверо крепких слуг медленно распахнули огромную двустворчатую дверь с начищенными до зеркального сияния золотыми вставками.

В проеме стоял юноша с мечом, его длинные черные волосы были убраны в хвост, пара непослушных прядей спадала на лоб. Высокие скулы и мягкие черты лица заставляли его выглядеть немного моложе, чем ему самому хотелось. Изящные руки, лишенные шрамов, но так жаждущие их, лежали на рукояти меча в необычных ножнах. Его золотые глаза мгновенно нашли Люциана в толпе.

Рассказчик изо всех сил сдерживал улыбку, стараясь сохранить лицо невозмутимым. Он не видел Рэйгаса очень и очень давно. Встретившись глазами с другими путешественниками, Люциан легонько кивнул в сторону входной двери. Пообещав скоро вернуться и быстро покинув свой постамент, он молниеносно, но аккуратно пробрался к остальным членам «Кваэр».

Рэйгас выделялся на их фоне усталостью после долгой дороги. Путь из мира живых никогда не был коротким. Поприветствовав друг друга, они сговорись пропустить по кружке Млечности где-нибудь на окраине после вечера. Холодный напиток, нежно мерцающий в полутьме, идеально подошёл бы для такого случая

– Эй, малец, мы ждём продолжения! – раздался из толпы голос.

Люциан лишь тяжело вздохнул. Сегодня ему выпала роль «главной куклы для битья». Путешественников приглашали на такие мероприятия часто, но соглашались они редко. Богатые снобы с толстыми кошельками и невероятным самомнением обожали прерывать рассказ, доказывая, что тех или иных чудовищ не существует, а все истории – выдумка. Поэтому перед каждым таким вечером члены «Кваэр» разыгрывали право отдуваться за всех. На этот раз Люциану не повезло.

Исследователи, приключенцы, а попросту – странники, они обошли почти каждый укромный уголок Нокта. Надолго они не задерживались, так что собрать всю группу в одном месте было редкой удачей. Хозяин, кинувший клич по всем трактирам, очень на это надеялся. Богачи обожали их баллады, истории и песни. Ведь мир мёртвых изобилует странными созданиями и загадочными происшествиями, а за долгую жизнь каждый из «Кваэр» накопил уйму занятных сюжетов.

Люциан вернулся на свой небольшой постамент и его сразу же облепили люди. Он был высок и худощав, с тёмно-рыжими волосами, зачесанными назад. Цвет глаз переливался от зеленого к черному, отчего в темноте казалась, что зрачки имеют острые шипы. У пошитого по фигуре пальто с высоким воротом были закатаны рукава, открывающие жилистые руки с множеством мелких, едва заметных шрамов. На запястье левой руки красовался кожаный ремешок с металлическими вставками, изображающими голову чудовища и острые концы его хвостов. А на правой руке виднелась алая металлическая нить, вшитая под кожу. Она гордо блестела в свете факелов: армейский знак отличия.

Взгляд Рэйгаса бродил по залу. Гигантское помещение тонуло в полумраке, который едва разгоняли сверкающая люстра и десятки настенных фонарей. Натёртый воском мозаичный пол слепил глаза.

«Вычурно до безобразия», подумал он про себя.

Крепость осталась позади. Путешественники не спеша брели по широкой дороге, по краям которой кое-где жалобно торчала измученная солнцем трава. Открытые поляны были покрыты жухлыми проплешинами, и только огромные кроны редких деревьев дарили немного спасительной тени. Иссушающие лучи светила почти не несли тепла, и именно поэтому каждый, кто выходил наружу, старался не оставлять ни пяди открытой кожи.

Члены «Кваэр» не были исключением: их фигуры скрывали длинные тяжелые плащи с глухими капюшонами, а руки плотные перчатки.

В середине пути Рэйгас попросил остановиться – усталость после долгой дороги и непривычные условия давали о себе знать.

Он прислонился к шершавому стволу тенистого дерева, достал флягу, сделал глоток и с тяжёлым вздохом поднял глаза к небу. Огромный огненный шар медленно вращался на цепи, прикованный к гигантским чёрным аркам, что стояли крест-накрест, уходя основаниями за горизонт, в туманные земли. Отсюда, как и из любой точки Нокта, был виден чёрный, как смоль, стержень одной из них. Никто не знал, из чего сделан этот каркас и как он удерживает искусственное светило. Но даже этот шедевр извращённой инженерии не вызывал в Рэйгасе такого отвращения, как другое сооружение – грубая постройка из грязно-чёрного стекла и камня, что выплевывала в небо облако пепла, почти сразу растворяющегося в воздухе. К ней примыкал деревянный короб, залитый темно-желтой смолой, выходящий из-под груды валунов.

– Что, соскучился по печкам? – с лёгкой усмешкой бросил Абай и, стараясь вытащить друга из мрачных раздумий, хлопнул его по плечу.

Он был невысок, чуть ниже среднего роста. Из-под капюшона выбивались тёмные волосы, падавшие на глаза, а в уголке рта кривился небольшой вертикальный шрам.

– Они стали ещё омерзительнее, – буркнул Рэйгас, убирая флягу и поправляя капюшон.

Он помнил, как печи начали появляться здесь ещё до его ухода. Создатели клялись, что мера временная, не нарушающая естественный порядок очистки душ. Великую Реку Душ, что приносила умерших из мира живых, заточили в эти деревянные короба, а огненное ядро сжигало всё, что в него попадало, не давая сильным возродиться в Нокте.

– Давайте побыстрее уйдём отсюда, не хочу заработать ожоги, – сказала Лин.

Несколько туго заплетенных платиновых косичек выбились из-под её капюшона. Характер девушки читался в её лице: сурово поджатые губы, цепкий взгляд, устремленный вперед. Кожа была белой, как снег, и, вероятно, такой же холодной, но проверить это никто не решался. Лин запросто могла оставить наглеца без пальцев за прикосновение без разрешения.

Остальные молча кивнули. Продолжив путь, они принялись допытывать Рэйгаса о жизни в мире живых – на Земле. Тот лишь начал кратко описывать последние события, как его тут же попросили рассказать всё в мельчайших деталях.

Из-за холма начал показываться шпиль высокой полуразрушенной башни. Рэйгас сразу же узнал это место. Башню окружали высокие стены, серый камень которых покрылся трещинами и в некоторых местах крошился, словно мел. В самой верхней комнате обвалилась крыша, и тяжелый шпиль с флюгером в форме змеи просел и накренился. Внизу у самой земли стояли широкие подпорки, поддерживающие основание башни, а все прорехи были заботливо залатаны камнями. Из-за того что солнце не передвигалось по небу, предметы всегда отбрасывали тени в одних и тех же местах.

Будучи юнцом, старый командир в отставке Зеон облюбовал это место. В его время здесь были не просто руины, а заброшенная астрономическая башня, в которой каждый желающий за небольшую плату мог посмотреть на звезды, на частички очищенных людских душ, что медленно плыли в глубь небесной темноты, изредка переливаясь самыми необычными цветами, хотя были размером с песчинку. Стоило им немного отлететь, как они растворялись в небесной темноте. С земли их скопление было похоже на пылающую полупрозрачную корону, мягко окутывающую небо и растворяющуюся в небесной дали. Только осколки самых сильных и чистых душ могли вызывать такие явления.

Зеон посещал обсерваторию, когда только поступил на службу. С этим местом у него связана уйма воспоминаний. На накопленные во время службы деньги он решил открыть здесь небольшую таверну. Старая башня находилась в удачном месте, отсюда можно было добраться до Линдеона – известного торгового города, и вокруг было множество богатых поместий, что расположились подальше от столицы. Зеон половину своей жизни был правой рукой самой грани Силы – личного помощника правителя по вопросам армии. Теперь же в его распоряжении была только маленькая таверна. Однако проходя по ней, Зеон чувствовал себя таким же счастливым, словно он опять марширует со своим отрядом по золотым столичным улицам.

Он построил небольшое двухэтажное здание с прочным фундаментом, используя камни из разрушенных стен и местную древесину. Из-за этого любому проходящему мимо казалось, будто таверна была тут всегда. В здании было несколько окон, закрытых плотными ставнями, изнутри они были занавешены темной тканью, так что даже в самое безоблачное время в помещениях царила темнота и спокойствие. Зеон всегда был одет с иголочки – в прямые штаны, белую рубаху и плотный жилет. Он выглядел как обычный мужчина в возрасте: средний рост, седые виски, короткая стрижка, лицо, почти не тронутое морщинами, суровый взгляд. Каждый раз, когда к нему кто-то приходил, трактирщик пристально вглядывался в гостя, словно спрашивая, собирается ли тот принести ему неприятности. Стоило Зеону засучить рукава рубахи, как на свет показывались крепкие мускулистые руки, все в шрамах от укусов и порезов. На левой руке, под кожей, блестела холодная платиновая нить. Ходили слухи, что хозяин таверны может раздавить голову бунтарю одной рукой. Когда его спрашивали, правда ли это, Зеон лишь слегка посмеивался и уходил от ответа шуткой. Лишь раз постояльцы видели, как трактирщик швырнул парня, пристававшего к девушкам, с такой силой, что тот пробил входную дверь, оставив болтаться на петлях пару щепок. С тех пор никто не рисковал устраивать потасовки в таверне «Тень».

Сильные руки Зеона, раньше служившие ему оружием, сейчас помогали готовить лучшие закуски и выпивку в округе. В таверну постоянно захаживали слуги богатых хозяев и закупали по несколько бочек превосходного напитка, и сами пропускали по кружечке. А еще тут бывали и простые землепашцы, и случайные прохожие. Вот и «Кваэр» сегодня решили посетить «Тень».

Шумным облаком приключенцы ввалились в таверну. Только сейчас их задор начал утихать, хотя у каждого был еще как минимум миллион вопросов про жизнь Рэйгаса на Земле.

Внутри здания горели свечи в канделябрах и подсвечниках. Все было сделано из массивной древесины – от стеллажей до барной стойки. Прочный пол без единой скрипучей доски был начищен до блеска, а на стенах висели стяги с изображением военных частей. Зеон с теплотой вспоминал время службы, глядя на них. Столы были хаотично расставлены по залу. Почти все места были заняты, даже на балконе второго этажа. Внутри пахло пивом и мясом, хорошенько прожаренном на углях. Восхитительный запах шел из открытой печи прямо за барной стойкой.

Пока остальные стряхивали с себя дорожную пыль, Люциан быстро скинул капюшон и подошел к стойке.

– Место для четверых найдется?

Зеон, не отрывая глаз от наполняющейся кружки, ответил:

– Есть только места на балконе, но вытяжка забилась, так что, если кто-то начнет курить, придется вам сидеть в дыму.

– Господин Зеон, прошу, мы только встретили давнего друга, уже и не надеялись, что он живой, – легко усмехнулся Люциан и протянул трактирщику пару разноцветных кристаллов, каждый из которых имел прямоугольно-спиральную структуру и отливал необычной радужным блеском.

Трактирщик взял один кристалл, взвесил его на ладони. Строгость в его глазах на мгновение сменилась теплотой

– Судя по всему, повод и правда стоящий. Ладно, с меня лучший эль из погреба и стол в углу.

Не успели они опомниться, как в уютном углу уже стоял большой стол, уставленный кружками мерцающей Млечности и дымящимися закусками.

Глава 1

Гости таверны начали потихоньку расходиться, некоторых спящих Зеон аккуратно будил и отправлял домой. Путешественники сидели за большим столом, не в силах еще что-то съесть или выпить, в головах была приятная вязкость, а в животах – теплота.

Вдруг спокойствие нарушил звук резко открывшейся двери. Две фигуры появились на пороге, вошедшие были явно взволнованы. Когда новые гости сняли капюшоны, посетители таверны увидели верзилу-парня и высокую пышную девушку.

– Ну и где? Я же говорила, что их здесь не будет, – стараясь отдышаться, сказала Клио, обеспокоенно осматривая посетителей.

– Ну, от земли и правда не увидишь, а вот отсюда их хорошо видно, – сказал Бехимет с легкой усмешкой и направился к столу путешественников.

Завидев старых друзей, Люциан, не скрывая улыбки, встал со своего места и направился к ним. Остальные же, довольно переглянувшись, последовали его примеру. Девушки горячо обняли друг друга – лицо Клио сияло от переполняющих ее эмоций, из-под холодной маски Лин показалась теплая улыбка. Такое редко можно было увидеть. Парни обменялись крепкими рукопожатиями.

– Да что ты как неродной, – весело воскликнул Бехимет и стиснул Рэйгаса в сильных объятиях так, что тому стало нечем дышать.

– Я тоже рад тебя видеть, Бехимет … – ответил Рэйгас, выдохнув последний воздух, что оставался в легких.

Бехимет был высоким и мускулистым, он постоянно слышал в свой адрес слова «верзила», «шкаф», но не обращал на это внимания. Годы тяжелой работы в поле со своей семьей сделали его крепким и сильным. Он был надежным как меч и выносливым как бык. Темные глаза, нос с горбинкой, что появилась из-за неправильно сросшегося хряща, и темные волосы, подстриженные по бокам. Он носил обычные штаны и рубашку, поверх накидывая стеганую куртку.

Клио же хоть и была высокой девушкой, но рядом с Бехиметом казалась крохой. Ее пышные бедра и грудь, хорошая осанка всегда привлекали внимание, а любовь к платьям по фигуре только усиливали эффект. Изящные руки и пальцы она всегда украшала тонкими браслетами или кольцами. Некоторые девушки ей завидовали, кто-то восхищался. Она всегда избегала прямых столкновений. «Шрамы украшают только мужчин», – обожала повторять она.

Рэйгасу потребовалось время, чтобы отдышаться после крепких объятий. Он стоял, опершись на деревянную балку, и наблюдал, как его товарищи о чем-то болтают. Их лица озаряли улыбки. Люциан попал в захват, и Бехимет нагло трепал его по уложенной шевелюре, а Абай хихикал над этой ситуацией. Клио подошла к Рэйгасу сбоку и вытянула руки вперед, предлагая свои объятия, в которые он упал не задумываясь.

Пусть Клио не позволяла беспокойству и переживаниям отражаться на своем лице, внутри нее бушевал ураган чувств и вопросов. «На что пришлось пойти Рэйгасу, чтобы выжить? Через что пришлось пройти?»

Рэйгас освободился из мягких объятий, и на него нахлынули приятные чувства. Это место, этот запах, они снова помогли почувствовать себя в безопасности. Больше нет монстров и чудовищ, людей, жаждущих насадить тебя на вилы или просто убить за пару монет в кармане. Есть полутемная таверна, хорошая выпивка и люди, на которых он мог бы без раздумий положиться.

Люциан вытащил из нагрудного кармана небольшой гребень и несколькими движениями привел волосы в идеальный вид, с наигранным недовольством смотря на Бехимета.

После теплых приветствий все приключенцы, захватив еще пару стульев, уселись за свой стол. Помощники Зеона уже успели выставить пару новых блюд и наполнить кружки.

Разговоры снова зашумели.

– Понимаю, тебя уже могли достать с этим вопросом, но что сейчас твориться в мире людей? Мы там последний раз были еще до пожара в Линдеоне, и уверен, что в мире живых немало чего интересного произошло, – с горящими глазами сказал Бехимет. Он обожал мир людей и если бы мог, то остался там насовсем.

– О-о-о-о, – протянул Рэйгас, – тебе бы там понравилось. Сейчас почти все из металла и стекла, а дома устремляются к небу, они будут повыше любой здешней астрономической башни.

Бехимет немного погрустнел, но Люциан подбодрил его:

– Когда-нибудь проходы вновь откроются и мы снова сможем посещать мир людей. К тому же Рэйгас говорил, что люди теперь немного лучше относятся к своей истории, устраивают выставки, реконструкции, что бы это слово ни значило, так что тебе будет чем заняться.

– Главное, нас с собой не таскай, – тихо подметил Абай, и все за столом расхохотались.

– Но как ты смог прожить там так долго? Почему тебя не постигло отрешение?

За столом повисло молчание. Вопрос Клио был прямолинейным и, возможно, даже бессмысленным. Почти все понимали, что Рэйгас предпочтет утаить личные подробности от чужих ушей, спрятать как можно глубже туда, где их никто не отыщет, как он делал всегда. Однако Клио это не волновало, ее сердце было словно разбито с того самого момента, как хозяин вечера упомянул юношу с золотыми глазами, представившего членом «Кваэр». Она не находила покоя даже в своих мыслях.

Клио была реалисткой и прекрасно знала, что любой ноктиец не сможет протянуть в мире живых дольше пяти земных лет. Словно сама земля начинала отвергать не принадлежащее этому место тело. Любая еда становилась омерзительной и переставала приносить насыщение, а мир мало-помалу терял краски, все вокруг делалось серым, организм слабел день ото дня.

Рэйгас окинул расфокусированным взглядом таверну, словно собирая воспоминания по кусочкам.

– Люди, они и их творчество, поэзия, музыка, мысли о доме. Если найти в мире живых что-то настолько воодушевляющее, оно сможет поддерживать жизнь приличное количество времени. Хотя, только вернувшись в этот мир, я проспал в небольшом трактире столько, что хозяин, верно, подумал, что я больше не проснусь. Неси они мое тело аккуратнее, может, и дальше бы спал, – добавил Рэйгас, разминая рукой шею.

Клио ответ не удовлетворил, она пристально смотрела на Рэйгаса. Юноша, безусловно, был силен, но продержаться под постоянно окутывающим тело разрушением обычное воодушевление не поможет. Во взгляде девушки не было осуждения или злости, лишь искреннее переживание. Люциан только хотел нарушить вновь повисшую тишину, как Клио мягко улыбнулась. В ее голове пронеслось: «Он все тот же».

Переживания Клио немного поутихли, всю дорогу до таверны она думала только о том, что пришлось сделать Рэйгасу с собой, чтобы выжить. Но сейчас он сидел перед ней, словно никуда и не уходил, только помятость лица выдавала небольшую усталость.

– А знаешь, ты поведал нам свою историю, теперь наша очередь. К тому же с твоего ухода мы толком все вместе и не собирались, так что, думаю, у всех найдется что-то интересное, – заговорщически сказал Люциан, окидывая взглядом сидящих за столом.

Абай засиял от радости, вытаскивая из дорожной сумки колоду карт.

– С проигравшего история, – быстро сказал он.

Никто не был против, все любили подобные занятия. В таверне уже стало тихо, почти не было разговоров и оставалась всего парочка гостей. Свечи с тихим потрескиванием догорали на столе. Помощников Зеона не было ни слышно, ни видно, они уже отдыхали где-то в подвале, в обнимку с вяленым куском мяса. Только сам Зеон стоял у барной стойки и тихо протирал кружки и стаканы, раскладывал вымытую посуду по ящикам. Он сам с удовольствием послушал бы какую-нибудь из историй путешественников.

«Кваэр» были одними из Путешественников по мраку – частью отдельной структуры в Нокте, что выполняли небольшие заказы. До прихода тумана путешественники были востребованы, они всегда могли сделать работу быстрее, чем запрос дошел бы до представителей власти или того, кто мог выделить людей. Но затем земли Нокта окутал туман, густой как молоко и непроглядный, что даже свет от костра не пробивался сквозь него – не самое приятное время. Многое изменилось, когда появилось искусственное солнце. Его свет не позволял монстрам вылезать из тени и мрака, это был дружеский подарок соседей – Крувов из смежного мира Юрдуса. Туман отступил и крохотная часть материка слова стала безопасной. Все чудовища теперь обитали в землях, поглощенных туманом, и стоило тени дерева или здания коснуться белой пелены, как это открывало путь для его ужасных обитателей к своей добыче. Однако на оставшемся крохотном клочке земли, властям стало куда проще решать проблемы населения. Это отобрало львиную долю работы у путешественников. Теперь заказы были в основном на сопровождение в землях, близких к туману, или, что еще хуже, – на вылазки в сам туман. Несмотря на то что с вылазок мало кто возвращался, желающих пополнить ряды бесстрашных покорителей безлюдных земель меньше не стало. Связано ли это с тем, что путешественниками становились в основном те, кто даже после смерти не находили покоя, или же с высокой стоимостью такой работы, ответить сложно. Тем, кто шел в путешественники, всегда чего-то не хватало. В своих скитаниях по миру они искали то, что даст их жизням цель.

Заказов на устранение вредителей становилось все меньше, поэтому теперь путешественники зарабатывали в основном как барды. В остальное время они странствовали по землям и искали всевозможные проходы, лазы или просто дороги в новые земли.

Напряжение висело в воздухе, колода была разыграна, все зависело только от карт в руках участников. Люциан сверлил глазами свою руку, постоянно касался краешков карт и явно нервничал. В игре, помимо него, остались только Лин и Абай, остальные успели выйти из партии, не проиграв. Лин закинула одну ногу на стул и что-то усиленно прикидывала в уме, только Абай был спокоен. С ним было очень опасно играть в любые азартные игры. Друзьям он множество раз говорил, что никогда не мухлюет, играя с ними. В ответ на это почти все вопросительно поднимали брови и лишь отвечали легкой усмешкой. Даже если это и была ложь, на него не злились, а только использовали моменты игры, чтобы учиться видеть обманки и мухлеж. Навыки, что товарищи Абая получили за долгое время игры с ним, не раз спасали их жизни и кошельки. Хотя на первых порах после знакомства с Лин Абай все же был пару раз достаточно близок к хорошей взбучке за лишние козыри на руках.

Пришло время открывать карты и сравнивать очки. Это был последний момент для выхода из партии. Лин бросила карты на стол со словами:

– Я пас, нет ни малейшего шанса на мою победу, поэтому даже рисковать не хочу.

– Сдайся сейчас, я же знаю, что у тебя карты не очень, – сказал Абай с неким наслаждением, легко проведя пальцами по верхушкам раскрытых веером карт Люца.

– Вот сейчас и посмотрим, – решительно ответил тот.

Карты были открыты. Абай, даже не взглянув на них, почти запел:

– А расскажи про тот случай с песчаными жуками, когда ты еле вылез из их кокона при помощи осколка лезвия в руке. Или про то, как тебя очаровала красивая женщина, а потом попыталась съесть. Не находишь, всякая нечисть все время хочет тебя сожрать?

Но Люциан лишь с усмешкой смотрел на своего друга, откинувшись на спинку кресла. Его лицо практически сияло: он отыгрался за тот раз, после которого был единственным рассказчиком на приеме.

Все вокруг были приятно удивлены и ждали, когда Абай опустит взгляд на карты. Тот старательно сдерживал это желание и просто продолжал смотреть на Люциана. Люциан в свою очередь уселся поудобнее на стуле, сложив руки на груди, и снисходительно смотрел на своего соперника.

Абай посмотрел на свои карты. В сумме они давали меньше очков, чем у Люциана. Тяжело вздохнув, он подавил в себе стыд за то, что обрадовался победе раньше времени, и начал аккуратно складывать колоду в стопку.

– Я все-таки учился у лучшего, – тепло сказал Люциан.

Пораженного Абая эти слова немного приободрили.

– Есть предпочтения? – собравшись с мыслями, спросил Абай у товарищей.

– Думаю, сегодня Рэйгас выбирает, – сказал Бехимет.

Все поддержали эту идею. У Рэйгаса загорелись глаза:

– Давай что-нибудь интересное, про любовь, про несчастную любовь! Он – прекрасен и великолепен, а она – тает от силы его обаяния.

– Я смогу такое рассказать, только если еще раз умру. Ты же знаешь, такое не ко мне. – Абай поднял брови домиком. Он не отрицал любовь и ее прекрасные проявления, просто не любил подобных историй.

– Да я просто пошутил, – весело ответил Рэйгас. В его золотых глазах отражалось пламя свечей. – Не смог удержаться.

Громкий смех Бехимета эхом отражался от стен. Шутка была обычной, но он расхохотался, ведь обычно никто, кроме Рэйгаса, не подкалывает Абая на тему любовных историй.

– Тогда что-нибудь захватывающее и головокружительное, – добавил Рэйгас, немного поразмыслив.

После этих слов у Абая в голове словно что-то щелкнуло. Он знал, какая история идеально подойдет.

Глава 2

Однажды меня занесло в самый дальний край Нокта – плодородные долины Зери. Виды бескрайних полей, тянущиеся к небу колосья и бесконечные ряды виноградников с легкостью покорят любого. С запада поля, заключал в объятия огромный горный хребет, у его подножья тут и там раскинулись непроходимые чащи. С другой стороны гор поджидали туманные земли. В самой долине не было гор или гигантских рощ, что могли отбрасывать тени, а облака туда редко доходили, так что растения купались в искусственном солнечном свете, словно не ощущая его обжигающих лучей.

Я шел от развалин старой Бермиды в туманных землях, после парочки неудачных задний, без гроша в кармане. Мой путь лежал в торговый город Тея, что находился в самой глубине долины, почти у горного хребта. Туда стекались все местные товары, и я надеялся легко и быстро найти небольшую работенку. Такие города не отличались архитектурными изысками и богатыми домами, там были лишь толпы торговцев и нескончаемый поток товаров.

По всей долине Зери расположилось бесчисленное множество хозяйств. Большинство занималось обработкой и возделыванием полей, также имелась парочка таверн да одинокие руины у подножия гор. Я предвкушал тихую спокойную работу где-нибудь на поле и рассчитывал на сухое место в крошечной уютной комнатушке или на тюке сена.

Долина Зери считалась одним из самых безопасных мест во всех землях Нокта. Эта значило – никаких чудовищ и монстров хотя бы на какое-то время. По пути в город я пару раз натыкался на небольшие патрули солдат да встретил пару постов в старых руинах. Солдаты внимательно проверяли товар. Если плодородные поля на севере были под защитой великого дома, то южные в долинах Зери – под защитой грани Силы. Власти боялись грабежей и воровства в ноктийских землях. Я бы с удовольствием остался здесь и подольше, но жить под постоянным присмотром солдат было как-то неуютно.

Последние две белые монетки из неприкосновенного запаса грустно покоились во внутреннем кармане тоги. Со мной была почти пустая котомка, перекинутая через плечо, пара поясных сумок и оружие. Как ни печально, но времени на отдых у меня не было, хотя ноющее тело просило передышки.

Выцветший деревянный указатель стоял на краю дороги. Надписи выгорели на солнце и были едва различимы. С трудом разобрав слово «Тея» на криво прибитой дощечке, я свернул в сторону города и просто позволил себе насладиться видами. Отсутствие поблизости людей дало мне шанс немного расслабиться и замедлить шаг. По обе стороны от дороги колосилось почти созревшее зерно. Достаточно было сжать колосок в руке, чтобы зерна остались на ладони. Скоро начнут собирать – значит потребуются лишние рабочие руки. «Работа гарантированно будет моей, так что даже не придется лишний раз спать на земле», – мечтательно подумал я и сделал вдох полной грудью, но сразу же закашлялся от дорожной пыли. В пыли был весь мой плащ, из-за чего он сменил цвет с темно-серого на песочно-коричневый.

Назвать Тею городом было достаточно сложно. Она словно целиком состояла из одних рыночных прилавков, лавочек и таверн. Сюда приезжали люди со всех окрестных земель – за скотом и продовольствием. Одних только разновидностей вин здесь было бесчисленное множество: каждое хозяйство выпускало по несколько сортов, так что не хватило бы и двух жизней, чтобы попробовать их все и не посадить печень. На улицах постоянно кто-то загружал или разгружал повозки, покупатели то и дело заходили или выходили из переполненных зданий. Вокруг стоял шум: разговоры, споры, крики, недовольные возгласы животных, которых заставляли тянуть слишком тяжелую ношу – все звуки сливались в оглушительный гул.

Чаще всего в таких городах недалеко от центральной площади стоял свир – человек, который всегда знал, в каком хозяйстве нужны лишние руки и где можно подзаработать. Но, к своему удивлению, обойдя центральный район несколько раз, заглянув даже в самые узенькие и петляющие улочки, я так и не нашел ни одного здания с вывеской свира. Вскоре я был бы рад найти хотя бы доску объявлений, но ни ее, ни чего-то подобного или хотя бы отдаленно похожего здесь не было.

«Придется расспрашивать людей», – с грустью подумал я и бросил беглый взгляд на улочку в поиске приличной таверны. Лишние разговоры с незнакомцами почти всегда были утомительными. Но другого выхода не оставалось.

Заглянув в ближайшую таверну, я сразу заприметил свою цель – нетрезвого мужчину с редкими прядями седины. В его густой бороде было множество крошек, а на столе перед ним стояло несколько пустых кружек. Он был достаточно пьян, чтобы рассказать случайному человеку о свой жизни, но не настолько, чтобы вместо слов издавать нечленораздельные звуки. Вместе с ним сидело еще несколько мужиков. Они были в таком состоянии, что могли бы только поддакивать да качаться, словно на волнах.

Купив кружку чего-то темно-коричневого – то ли эля, то ли пива – я направился к своей цели, попутно продумывая план отступления, если начнется драка или кто-то решит напасть. Угостив мужчину выпивкой, я смог получить ответы почти на все свои вопросы. Дела обстояли не очень хорошо: большинство хозяйств были закрыты для людей с улицы, туда могли взять только по рекомендации от другого хозяина. Почти все угодья поделила между собой местная знать, так что случайному человеку не найти здесь работы. Мужик посоветовал мне не расстраиваться и попробовать поискать работу у «подножья бури» – каменного леса и прилежащих к нему территорий, что находятся недалеко от бушующего на одном месте смерча, прямо у подножья горного хребта. Большие хозяйства не трогают эту землю: деревья слишком сложно срубить, а выкорчевывать – тем более. Ветер от смерча, хоть и был ослаблен лесом, но все равно не давал прижиться растениям. У подножья находилась парочка небольших производств и пекарня. О последней мужик был готов говорить долго, он то и дело вставлял между строк: «Лучшая пекарня, на самом краю каменного леса… в ней не наливают выпивку, но предлагают лучшую еду, которой когда-либо касался человеческий язык». За соседним столиком кто-то краем уха услышал про пекарню у подножья бури и тут же спросил нас о новом двухцветном хлебе. Разговор сразу завязался, и от моего информатора больше не было никакого толку. Количество людей, обсуждающих великолепную выпечку, неумолимо росло, казалось, каждый местный знает и обожает ее. Когда я уже собрался уходить, мой информатор окликнул меня и пламенно посоветовал заглянуть к Аскелию, хозяину пекарни, чтобы попробовать «свои чувства на вкус». Не знаю, говорил в нем алкоголь или остатки разума, но мне вправду стало интересно, что же это за такая необычная выпечка.

Тяжело вздохнув, я задумался: «В этих землях никогда не было никакого смерча, но о нем говорили так словно он было тут всегда. Причем никого из сидевши рядом это не смутило!».

Помимо внезапно появившегося вихря история про пекаря вызвала у меня неподдельный интерес, отодвигая вопросы о внезапных природных явлениях на второй план. «Какова бы не была причина, местных это не беспокоит. Значит ничего опасного или серьезного люди в этом не видят? Все же нужно будет прогуляться к этому смерчу», – промелькнуло в голове.

Пока я размышлял о словах мужчины из таверны, голод и любопытство все сильнее манили заглянуть к пресловутому Аскелию. Я понял, что должен лично посетить таинственную пекарню. Однако сперва мне хотелось все же попытать удачу и найти простенькую работенку.

Я обошел несколько ближайших владений, но даже в маленьких хозяйствах получил отказ. Один добросердечный домоправитель предложил небольшую работенку, однако узнав об этом хозяин сразу же пресек предложение на корню.

У меня осталось немного денег, этого должно было хватить, чтобы выбраться из долины. Все равно в Нокте, в отличие от мира живых, люди могли обходиться без еды очень долго, прежде чем тело действительно начинало слабеть от недоедания. Во мне еще были силы сопротивляться не отступающему голоду.

Ядовитый свет заливал все вокруг, я стоял перед очередным дорожным знаком с десятком указателей: «Тея», « Лавочка Лима и Роса», «Угодья Ларго»… Я просто искал дорогу, которая уведет меня как можно дальше от этих странных мест, как тут мой взгляд зацепился за вывеску «Пекарня Аскелия „Пятый вкус“».

В животе страшно заурчало, а любопытство разыгралось с новой силой. «Пусть только попробует оказаться обычной задрипанной пекаренкой», – сказал я вполголоса и направился к «Пятому вкусу». В любом случае, взять с собой немного хлеба в дальнюю дорогу не помешает.

Впереди начали виднеться деревья. Массивные, с широкими кронами, они словно стояли на невидимой границе частоколом. Пока шел по небольшой аккуратной дорожке, подходя все ближе к древесным гигантам, я размышлял: «Каменные деревья – звучит странно… Да, так называют деревья, что куда прочнее, чем другие, но это не повод приравнивать их к камням».

Когда кроны сформировали высокий свод над моей головой и легкий ветер начал трепать подолы плаща, я заприметил небольшое деревце и решил испытать его на прочность. Я поддел кусочек коры ножом, но темная древесная корка не поддалась. «Не думаю, что древесина будет сильнее металла», – сказал я про себя и сильнее надавил на нож. В ту же секунду послышался металлический звон. Кончик ножа обломился и остался поблескивать в складках коры. Теперь было понятно, почему большие хозяйства даже не претендуют на каменный лес: если ствол местного дерева еще можно спилить или сломать, то толстые корни толщиной с руку явно будут проблемой.

Вдруг небольшой порыв ветра принес восхитительный запах свежей выпечки. Мой желудок был готов скрутиться узлом, живот урчал не хуже голодного медвибогра. Никогда не думал, что могу настолько проголодаться.

Я продолжил свой путь по дороге, которая потихоньку становилась похожей на протоптанную тропинку. Она повернула, и передо мной появилось двухэтажное сооружение с крепкой черепичной крышей и высокой каменной трубой, из которой валил дым. Дом стоял на добротном фундаменте из больших валунов, местами покрытых ковром мха. К моему удивлению, здание целиком находилось в тени деревьев, и обработанные доски, из которых состояли стены, сохранили свой цвет. Окна были настежь открыты, через них манящий запах распространялся по всей округе.

Из пекарни вышла пара девушек, одетых в простые шерстяные юбки и рубашки. На лицах играли улыбки, а в руках были свертки с выпечкой. Они о чем-то весело беседовали и даже не обратили на меня внимания. Я немного подождал за широким деревом, пока дамы не удалятся достаточно далеко и их смех не пропадет за шелестом листвы.

Выйдя из своего укрытия, я оглядел пекарню повнимательнее. Она стояла посреди поляны, поросшей редкой травой. Вокруг дома уютно расположились небольшие грядки, которые плотно обволокли крепкие лианы. Их корни глубоко уходили в темную почву, часть лиан перекинулась и на саму пекарню, словно укутывая ее зеленым ковром.

Легким и привычным движением я положил руки на ножны кинжалов, висевших на поясе. Неважно, добра или зла желает мне человек за этой дверью, мое оружие всегда со мной. За спиной, прикрытые плащом, висели двойные палаши, прямые и длинные, изготовленные из лучшей ноктийской стали, которую мог себе позволить путешественник вроде меня. Длиной с руку, они были шире на конце, чем у рукояти, что создавало идеальный баланс. Два палаша – как два брата-близнеца. Их гарды были выполнены в виде полумесяцев. Когда они покоились в ножнах или складывались вместе, их рукояти образовывали полную луну. Стоило мне сосредоточиться на их тяжести, и тревоги утихли. Я был спокоен и готов ко всему.

Поднявшись на лестницу, ведущую к двери, я глубоко вдохнул и сконцентрировался, затем потянул за ручку, и дверь открылась. Дверной колокольчик своим звонким пением оповестил о моем прибытии. Нос сразу же учуял аромат фруктовых пирогов и свежего теста.

Первым бросился в глаза большой прилавок. Он был сделан из качественного и хорошо обработанного дуба, пропитанного маслами, за ним явно хорошо ухаживали. На столешнице прилавка было разложено великое множество произведений пекарного искусства: от обычных хлебных лепешек, пряников и булок до изысканных тортов, идеальных круассанов и различных сладостей. Столешница была присыпана мукой, наверное, прямо на ней хозяин пекарни упаковывал свои работы. Витрины под прилавком прогибались от обилия стеклянных банок на полках. Там был и мед с зерийских лугов, который славился своей нежностью, и варенье из сирени, и еще сотня видов джемов с такими сочетаниями вкусов, которые я даже не мог себе представить. Все это переливалось и сверкало в редких лучах солнца, что попадали сюда сквозь тонкие льняные шторы. По бокам от прилавка стояли шкафы с застекленными дверцами, где покоились различные ингредиенты и приправы, которые можно было использовать в качестве начинки для выпечки. За прилавком был проем, что, скорее всего, вел в другую комнату, где стояла печь. Он был занавешен темной плотной тканью, на которой были следы то ли от сахарной пудры, то ли от муки.

Пока я осматривал витрины, откуда-то из глубины дома донесся голос: «Секунду, сейчас подойду». Затем последовал глухой звук, словно на деревянную поверхность что-то упало, и хозяин пекарни показался в проеме, отодвинув плотную штору рукой. На секунду за его спиной сверкнула серая сталь. Этот отблеск я узнаю, где угодно и в любом состоянии – у хозяина пекарни было оружие. В это мгновение все мое тело напряглось словно сжатая пружина, готовая в любой момент распрямиться.

Хозяин был высокого роста, в черном, что необычно для пекаря, фартуке. Наверное, как и у всех людей его ремесла, у него были мягкие черты лица, неспешные и аккуратные движения, словно вода, скользящая над выпечкой и прилавком, нос с широкими ноздрями и пухлые губы. Закатанные рукава оголяли мускулистые руки и предплечья, покрытые небольшими ожогами. Пятнами, похожими на родинки, они усеивали внешнюю сторону рук. На одном предплечье была извивающаяся серебряная нить – знак человека, прошедшего военную службу. На коротких, торчащих во все стороны светлых волосах осело немного муки. У него были голубые глаза, невероятно глубокого оттенка, но при этом в них сквозила какая-то грусть, тоска и усталость. Хозяин пекарни посмотрел прямо на меня, будто пытаясь прочесть мою душу, понять, что я за человек. На секунду его глаза сверкнули твердой сталью. Меня смерили оценивающим взглядом так быстро, что обычный человек этого бы и не заметил, а затем взгляд пекаря вновь стал безмятежным.

Во всем моем теле звенело напряжение. Машинально я держал руки на поясе с оружием, стараясь вернуть себе самообладание. «Этого человека знает вся округа, и если бы он пытался кого-то отравить, то незамеченным это явно не осталось бы, особенно если учесть, что случайных людей тут почти не бывает. Но я в любом случае должен быть настороже», – унимая внутреннюю тревогу, подумал я и взял себя в руки.

– Есть что-нибудь недорогое в дальний путь? Сойдут галеты или хлеб, – осторожно ответил я, стараясь не выдавать своих мыслей.

– О, да вы любитель суровых условий! – Аскелий полез куда-то под прилавок и вытащил небольшую корзинку с аккуратными буханками черного хлеба. Пекарь вел себя сдержанно, его растрепанный вид потихоньку успокаивал меня.

Тревога отступала, а любопытство с новой силой меня снедало, вызывая в памяти фразу мужика из таверны: «Попробуй свои чувства на вкус».

– Вы ведь Аскелий, верно? Пробыв здесь всего ничего, я уже наслышан о вашей чудесной выпечке.

– Да, все верно. Прошу прощения, что не представился, и честное слово – вы мне просто льстите. – Аскелий улыбнулся и протянул мне бумажный сверток с хлебом.

– Мне посоветовали попробовать свои чувства на вкус. Что это за блюдо такое? – спросил я небрежно, стараясь показывать как можно меньше заинтересованности.

– Друг мой, это не просто блюдо, а мой особый продукт – «Разящий пирог».

Странное название вызвало у меня смешок, который пекарь сразу же заметил. Он ехидно сказал:

– Попрошу, не судите так строго, лучше попробуйте сначала. Это пирог с секретом.

Аскелий нагнулся и вытащил из-под прилавка небольшой металлический противень, на котором красовался обычный пирог, разве что у него сверху было несколько украшений из теста в форме сердечек, заботливо посыпанных сахарной пудрой. На лице пекаря была хитрая улыбка, словно он проделывал все это множество раз.

– Пироги с секретом? Там внутри битое стекло или грязь? Я много путешествовал по свету, но о пироге с секретом слышу впервые.

Мне не хотелось быть слишком враждебным, но опыт подсказывал, что нужно быть осторожней.

– Никакого стекла или грязи, просто особый ингредиент. Его вкус зависит от человека, его предпочтений и настроения. Для каждого вкус будет разный. Кто-то ощутит арбуз с клубникой, кто-то торт, а один парень мне сказал, что у него был вкус рыбных котлет его почившей матери, которых он не ел с детства, – с приятной улыбкой ответил Аскелий.

– Все равно попахивает обманом.

Мое недоверие только раззадорило хозяина таверны.

– Тогда предлагаю попробовать. Угощаю! Первый кусочек за мой счет.

Аскелий поставил пирог на столешницу и отрезал добротный кусок. Между верхним и нижним слоем теста аппетитно поблескивал коричневый джем.

Меня одолевали сомнения. Голод изводил все сильнее, но что если у пекаря был умысел отравить меня?

– Вижу, ты из недоверчивых, хотя это правильно: никогда не знаешь, чего ждать от окружающих.

Аскелий быстро поглотил лакомство, и на его лице появилась мягкая улыбка, словно он вспомнил какой-то очень счастливый день из своей жизни. Смакуя послевкусие, пекарь сказал:

– Мммм, вкус ежевики с медом и горными травами. Этой начинкой я покорил сердце своей будущей жены.

Теперь я был заинтригован. Возможно, пирог был отравлен и только у хозяина имелось противоядие, но шанс сойти с ума от голода или от любопытства был одинаков. Все же я попросил завернуть кусочек пирога. Так я не перечил пекарю и при этом смог бы избавиться от потенциально опасной еды без лишних глаз. Расплатившись и сложив выпечку в сумку, я уже был готов покинуть пекарню и потянулся к ручке входной двери, но Аскелий меня окликнул.

– Возможно, я смогу тебя еще кое-чем заинтересовать. – Пекарь выдержал небольшую паузу и сразу же добавил: – По походке вижу, что ты как минимум умеешь держать оружие в руках. Мне бы не помешала твоя помощь с одним делом. Я хорошо заплачу.

Предложение о работе было внезапным, однако меня насторожило, что работа потребует владения оружием. Мое тело было слишком уставшим и жаждало еды и отдыха, а не стычек и драк.

– Вынужден отказаться. Не думаю, что мой меч сможет вам помочь, к тому же не проще попросить солдат?

– Боюсь они мне не смогут помочь, – Аскелий снова окинул меня взглядом с ног до головы и продолжил с мягкой улыбкой: – Я все же оставлю предложение в силе, если надумаешь, возвращайся.

Я покинул пекарню и направился обратно к полям. Огромные облака начали застилать небо, давая людям и растениям отдохнуть от палящих и ядовитых солнечных лучей. Я наконец мог скинуть с головы тяжелый капюшон походного плаща и оставить только тонкий капюшон тоги, сделанной из мягкого материала. Мысли в голове, словно всклоченные базарные торговцы, не унимались ни на минуту. «Что за человек этот Аскелий? Зачем ему просить моей помощи, если в округе столько солдат? Зачем ему давать мне что-то задаром?»

Пока я пытался найти ответ хотя бы на один из этих вопросов, усталость снова напомнила о себе. Постоянный сон на земле, обеды, состоявшие из черствого хлеба и сушеных корешков явно не способствовали хорошему самочувствию. Сейчас я был способен только отбросить все мысли и немного отдохнуть. Земля рядом с дорогой была усеяна камнями. Моя спина жалобно заныла от одной мысли, что мне придется тут спать.

«Я путешественник или кто? Еще пару раз посплю так, потом смогу добраться хотя бы до работы», – попытался я себя воодушевить, но тщетно.

По пути в пекарню я приметил несколько старых заброшенных амбаров, в которых можно было достаточно комфортно отдохнуть. Судя по всему, владелец этих построек бросил свой двор. Крохотная пахотная земля прямо под боком у каменных гигантских деревьев не смогла окупаться хозяину. И больше никто не осмелился повторить судьбу этого человека.

Ноги уже несли меня к заветному месту отдыха, я даже не понял, как смог добраться до него так быстро. Совсем крохотный кусочек земли – невысокий покосившийся забор, несколько разрушенных виноградников, заросший сорняками дворик. Разрушенный дом вместе с выцветшим одноэтажным амбаром одиноко стоял возле парочки срубленных каменных деревьев. Толстый ствол лежал прямо у пня, его даже не удосужились убрать.

Чувствовалось, что бывший владелец, полный желаний и стремлений, был готов встретиться со всеми преградами ради своей цели. Домик был явно временным, хозяин наверняка планировал построить хороший и крепкий сруб для большой семьи. Сейчас же только полусгнившие обтёсанные бревна лежали под остатками ткани недалеко от домика. Амбар, явно больших размеров, чем нужно, построенный с расчетом на скорое увеличение производства, был почти не тронут временем, только выцветшая краска, заросшие травой ворота и закрытые брезентом, местами забитые досками окна, говорили о том, что это место заброшено. Тоска охватила мое сердце на мгновенье, но логика и здравый смысл вновь вернули меня в реальность. «Нужно было быть более дальновидным и трезво оценивать свои силы», – пронеслось в моей голове, пока я открывал ворота.

Внутри было тепло и сухо. На полу лежало давно высохшее сено. Свет слегка пробивался через окна, создавая мягкий и приятный полумрак. Различные плуги и остатки инструментов покоились под серыми тряпками, на стенах было много полочек и держателей для инструментов, но все они пустовали – хозяин явно забрал все, что смог унести. Мне повезло найти лампу с небольшими остатками масла. Зажигать факелы я побоялся, не хотелось спалить свой новоприобретенное пристанище сразу же после его приобретения. В помещении нашлось несколько попон, ковров и шкур – из них вышла отличная кровать. «Конечно, не перина, но явно лучше, чем спать у дороги», – сказал я еле слышно, сооружая импровизированную кровать и кладя палаши рядом.

Уложив свое усталое тело на спальное место, я словно ощутил, как в него возвращаются силы. Масло в лампе почти закончилось, и огонь крошечным язычком ловил свои последние вздохи. Внутри пахло древесиной, тряпьем, чем-то кислым. Тут было невообразимо тихо. Думаю, местные боялись подхватить ту же неудачу, что и предыдущий хозяин, хотя суеверие не было отличительной чертой жителей Нокта. Не помню, о чем размышлял дальше, стоило мне закрыть глаза и расслабиться, как я провалился в сон.

Проснулся свежим и отдохнувшим. Мои мышцы во всем теле были готовы к настоящему спринту или хорошей драке, а мысли больше не сбивались в кучу и были яркими и четкими. Мне часто говорили, что я пренебрегаю нормальным отдыхом, возможно все эти люди были отчасти правы.

Сев на свою импровизированную кровать и немного размяв шею, я заглянул в сумку и достал оттуда сверток с хлебом. Развернул его, посмотрел на необычный пирог и вспомнил свой визит к Аскелию. Вновь завернув пирог, я достал обычный хлеб. Роковой ошибкой было сначала откусить кусок хлеба, а только потом доставать сушеные корни, после выпечки они показались действительно отвратительными.

«Даже обычный хлеб вкуснее всего того, что я пробовал раньше», – с некоторой обидой на всех поваров, что встречались мне, подумал я. Из бумажного свертка на меня смотрел пирог. Голод немного отступил, и я мог сопротивляться соблазнительному запаху, медленно распространявшемуся по всему амбару.

Я тяжело вздохнул. Если это будет смерть от чего-то столь же вкусного, то, возможно, стоит попробовать. Логика и здравый смысл все еще пытались отговорить меня от этой идеи, но природное любопытство и интерес брали верх. В сумке у меня была пара пузырьков с лекарствами от самых распространенных ядов, рвотный корень и вода, так что при худшем раскладе я смогу ими воспользоваться.

Я откусил небольшой кусок от края пирога. Вкус сдобного теста и сладковатого джема наполнил мой рот. «Ничего необычного», – с некой досадой подумал я. Простота делала этот пирог поистине восхитительным, ничего лишнего. Но стоило мне проглотить кусок, как я ощутил давно забытое послевкусие. Что-то невероятно родное и такое близкое. Нос на долю секунды уловил запах дома: крыльца и елового леса. Через мгновение запах и послевкусие пропали, оставив кучу вопросов. Сердце наполнилось печалью и радостью одновременно, из глубин моей души словно достали далекое воспоминание о давно потерянном доме.

***

– Подожди, – с полной недоверия усмешкой прервала рассказ Лин. – Хочешь сказать, что наш Абай съел что-то подозрительное, полученное от кого-то подозрительного, я правильно понимаю?

– Не перебивай человека, – вставил Люц.

– Да я просто спросила. Он ведь даже приборами чужими не пользуется и еду проверяет постоянно. Его главный страх – быть отравленным …

Все сидящие за столом были согласны с каждым словом Лин, но от этого интерес к истории только увеличился. Как минимум половине из путешественников захотелось попробовать такую выпечку, остальные думали о том, не промыли ли тогда Абаю мозги.

Абай недовольно цыкнул и слегка закатил глаза.

– Все вопросы в конце. Теперь я могу продолжить?..

Все молча согласились.

Я не заметил, как съел все остатки пирога до последней крошки. Вкус, что появился после, снова вернул меня в детство. Это был напиток, который отец с матерью готовили вместе каждый праздник. Ягоды с легкой кислинкой, освежающие листочки мяты, немного фруктов и жирное молоко. Я вспоминал, как сидел на крыльце дома, свесив ноги, что даже еще не доставали до земли, болтал ими беззаботно, пока мать с отцом готовили праздничные блюда. Вокруг витали десятки запахов. Мое сердце было наполнено теплом и счастьем, и когда послевкусие улетучилось, в нем осталась приятная печаль, ностальгия о давно забытых воспоминаниях.

Даже не помню, сомневался ли я, принимая следующее решение, но ноги уже сами несли меня обратно к Аскелию.

Абай промолчал о том, что по его щекам текли слезы. Воспоминания о доме всегда были тяжелыми, порой даже невыносимыми, но благодаря выпечке они впервые стали обволакивающе нежными. Он не был готов признаться в таком перед Лин и Бехиметом.

Глава 3

Перед глазами снова промелькнуло уже знакомое здание «Пятого вкуса». По дороге сюда в голове крутилось множество вопросов, и я просто старался решить, какие из них стоит задать.

Дверной колокольчик снова радостно сообщил всем посетителям пекарни о моем прибытии. За стойкой стоял Аскелий и о чем-то непринужденно разговаривал со своей женой. Когда он увидел меня, на его лице на долю секунды появилась хитрая, но довольная улыбка, словно он знал, что все так и будет.

Жена, завидев еще одного посетителя, предложила свою помощь, но Аскелий лишь поцеловал ее и сказал ни о чем не беспокоиться, он все уберет и заместит еще теста. После этих слов она сняла свой фартук и радостно выпорхнула из пекарни.

– Надеюсь, я не зря согласился отмывать все в одиночку? – сказал Аскелий с довольной улыбкой.

Я хотел вывалить тонну своих вопросов сразу, мою голову разрывало от их количества.

Солнце все сильнее затягивали тучи. Землю накрыла тень, в пекарне зажгли свечи и закрыли окна. Аскелий пригласил меня в кухню, где в окружении мешков с мукой, коробок с яблоками и кувшинов с молоком мы могли поговорить. Меня интересовало только одно: что за вещество может вызывать видения давно забытого прошлого. Ингредиент, который не имеет запаха и вкуса и при этом не затуманивает разум.

– Угощаешь людей, а они называют твою еду отравой, да еще с наркотиками, – с усмешкой сказал Аскелий, протягивая мне чашку с травяным отваром, а вторую ставя на свою сторону стола.

– Я не знаю ни одного вида грибов, растений или соли, что вызывает такие яркие ощущения, а потом не оставляет твой разум похожим на помойку, хотя я повидал многое, – никак не унимался я.

Аскелий снял с себя фартук, повесил на настенный гвоздь и сел напротив меня.

– На то это и секретный ингредиент. Не могу сказать тебе, что это, но могу заверить – это можно есть каждый день, вреда для тела не будет, только для психики, если она очень нестабильна или человек переживает очень тяжелые потрясения.

– Это и так понятно, но, может, вы назначите цену.

На этом Аскелий меня прервал.

– Никакой цены за секреты, – он выдержал паузу, еще больше приковывая к себе внимание. – Но у меня есть для тебя работенка, я хорошо заплачу и в процессе ты, возможно, узнаешь кое-что о моей выпечке.

Мне предложили фактически все, что было нужно. Мое тело отдохнуло и в руках снова были силы, но у меня возник вопрос.

– А зачем просить об этом меня, а не местных стражей или кого-то другого? Вы попросили меня о помощи после пары минут знакомства?

– Тяжелый плащ из кадмиевой кожи, оружие, закрепленное по всему телу, и выступающий сзади меч или сабля немного выдают тебя. Только путешественник может забрести в самые безопасные земли во всем Нокте, обвешавшись оружием. – Аскелий отпил горячего отвара.

Выдержав небольшую паузу, он добавил:

– Мне нужно чтобы ты кое-что нашел.

И я приготовился выслушать длинную историю.

Аскелий познакомился со своим другом Ариманом еще в начале жизни. Семья будущего пекаря настаивала на том, что единственное стоящее занятие для подрастающего юноши – это служба в армии. Аскелий сначала с опаской относился к своему товарищу по службе, тот был слишком свободолюбивым, относился ко всему легко, чего инструктора не выносили и часто загружали его дополнительными заданиями и тренировками. Когда они завершили обучение, их отправили к маяку последнего света, чтобы защищать его от чудовищ. Со временем из их прежней группы осталась только пара человек. Аскелий прекрасно понимал, что не хочет закончить свою жизнь на границе вечной тени горного хребта у подножья маяка и был в отчаянии, потому что если он уйдет со службы, то опозорит семью, они не захотят даже о нем слышать. Ариман поддержал своего друга и вместе с ним ушел в отставку, как только подвернулась возможность. Немного позже Ариман и пара друзей поддержали Аскелия в его начинании открыть пекарню и даже вложили немного денег. На остатки полученных за службу монет Аскелий выкупил одну из самых дешевых земель, после чего построил тут пекарню. Ариман старался навещать друга как можно чаще и помогать ему с уходом за пекарней.

Спустя какое-то время по Зери начали ползти слухи о черных метках на земле. Почернение земли – явный показатель того, что Эскуа-илуны отравляют местность или просто избавляются от результатов своих экспериментов. Ариман не мог просто оставить эти слухи без внимания и сам решил во всем разобраться. Узнав, что это были не выдумки или сплетни, он тут же сообщил обо всем в местный совет хозяйств, предоставив доказательства. Совет обещал со всем разобраться. На улицах в городах долины начали чаще появляться стражники, но результатов не было. Черных пятен становилось все больше, ко всему прочему начали пропадать люди. Ариман не отступил и доложил о черных пятнах в ближайший военный лагерь. Военные имеют доступ к верхнему кругу, к самим Граням, а это, по сути, прямая линия связи с правителем. Вскоре солдаты по личному приказу Грани Силы начали зачистку. Каждую лачугу и подвал обыскали, не только рядом с Теей, но также со всеми небольшими деревушками и хозяйствами.

Как оказалось позднее, некоторые местные сотрудничали с Эскуа-илунами, давая им еду и укрытие в обмен на средство, затмевающее разум и позволяющее работать, не чувствуя усталости вовсе. К сожалению, служители закона не смогли этого узнать, так как темные и хозяева были предупреждены. Сам Ариман же это сделал, не зная, насколько велика проблема, и дорого поплатился за это. Большую часть препаратов Эскуа-илуны забрали, некоторых неосторожных сразу схватили, так что остатки темных и хозяева решили отомстить тому, кто натравил на них солдат, тому, из-за кого они лишились львиной доли своего прогресса.

По моей спине пробежали мурашки от одного упоминания об Эскуа-илунах. Они были людьми, до того, как собственными руками осквернили свою душу, вырезав из нее все «ненужное». Для них люди не больше, чем игрушки или подопытные кролики, они оскверняют все, к чему прикасаются, создают то, что извращает саму суть человека. Их руки и ноги покрываются чернью – кожа становится черной как уголь, нередко в простонародье их называют темные или темнорукие.

– И что же они сделали с вашим другом? – осторожно спросил я, глядя на своего собеседника.

– Забрали все что смогли, – с горечью ответил Аскелий. – К сожалению, я не прислушался к словам Аримана и позволил ему самому во всем разбираться, хотя знал, что он все сделает в своем стиле – пойдет напролом, до конца.

С этими словами пекарь вытащил из кармана небольшой мешочек и круглую металлическую коробочку. Я уже догадался, что передо мной не просто кусок металла. На плоской крышке был выгравирован знак – лицо с закрывающими глаза руками.

– Это… – начал Аскелий.

– Компас, – перебил я пекаря, освобождая его от лишних объяснений.

Перед нами лежал один из самых необычных и интересных приборов – поисковый аллиатод. Он, как компас, может указывать, в каком направлении находится нужная вещь или человек, но требует использования силы души пользователя. Такие вещицы мало кому по карману, да и их создатели очень тщательно следят за тем, чтобы они не попадали в Нокт. Кто-то даже поговаривал, что их создателям – Крувам – известно местоположение всех подобных компасов. Но сейчас один из аллиатодов лежал прямо передо мной, тихо поблескивая в слабом свете свечей.

– Он настроен на то, что тебе необходимо найти. А вот тут… – Аскелий легким движением развязал мешочек, и из него посыпались белые монеты. – Сорок пять белых висов за работу.

– Половина сразу, половина, как вернешься, – тихо добавил пекарь.

Сумма, которую мне предлагали, была и вправду значительной и более чем оправданной, учитывая большую вероятность связаться с темными, в процессе будучи высушенным аллиатодом. Эта штука поглощала силу, высасывая все до последней капли. С ней нужно быть очень осторожным.

Аскелий терпеливо ждал моего ответа.

Сомнения и анализ – два моих вечных спутника. Один всегда говорит относиться ко всему критически и искать подвох, второй указывает, где обман менее всего вероятен. Сейчас к этим двоим присоединилась прагматичность. Хорошая сумма, даже при таком риске. Денег хватит, чтобы спокойно осесть в небольшом городе. Последние неудачные задания в Бермиде сильно ударили по мне. Все же мне требовался отдых подальше от приключений, может даже навестить старых друзей. Мысли о том, что можно было сделать с этой наградой, чуть не отвлекли меня от дела. Я прогнал приятные размышления о безбедном существовании и вернулся в жестокую реальность.

После пары быстрых прикидок я согласился.

Глава 4

Точкой начала поисков оказалась окраина каменного леса у самого подножья хребта. Убрав карту в сумку и натянув на лицо повязку, а голову укрыв капюшоном плаща, я начал аккуратно исследовать местность. По словам Аскелия, ничего, кроме старых руин замка Бриса, в самих горах не было, и обычные люди или рабочие тут большая редкость. Пекарь сказал, что видел темные метки в этой местности, поэтому начать поиски нужно именно отсюда.

Аскелий не лгал, на коре молодых деревьев я замечал редкие черные пятна, хотя листва вся была чистая, это значит, что темные проходили здесь достаточно давно. Настолько давно, что деревья успели сменить листву, но не настолько, чтобы кора затвердела или отмерла. Я старался передвигаться как можно осторожнее, не издавая лишних звуков. Я находил пятна в случайных местах, и их сложно было трактовать как следы. Черные точки словно водили меня за нос, превращая лес в лабиринт без выхода.

Я не смог найти чего-то нового или необычного в лесу и решил подняться к руинам. Путь к ним лежал через глухой лес, где через каждые несколько шагов из земли торчали плоские плиты. Возможно, это были части ступенек витиеватой каменной лестницы, выбитой прямо в горе, что вела прямо к замку.

От старого замка остались полуразрушенные стены и несколько башен. Белые камни посерели от старости, а в окнах и бойницах росли лианы и небольшие кусты. На территории замка была внешняя и внутренняя стена. Внешнюю практически полностью поглотили редкие деревья, в ней было множество дыр. Внутренняя стена была в куда лучшем состоянии, даже сохранился арочных проход в самый центр замка, его окутывали лианы и мох. Во внутреннем дворе не было ничего, кроме деревьев, их корни спутывались над землей, создавая непроходимый лабиринт из груд камней, когда-то бывших зданиями, и древесины.

Я заприметил большое дерево с широким стволом. Оно росло под наклонном, корни выворачивали остатки мощеных дорожек. Мне не стоило большого труда забраться на самый верх. С верхних веток открывался изумительный вид на развалины замка, его стены и окрестности. За густыми зарослями леса виднелись поля, засеянные пшеницей. Вдали, озаренные солнцем и купающиеся в его лучах, стояли виноградники. Я представлял бесконечные ряды сладких ягод и такое же бесконечное количество вина, что можно было из них приготовить.

В том месте, где кроны деревьев не мешали воздуху свободно передвигаться, мне открылся вид на верхушку урагана. Он был очень похож на смерч, только вихрился, оставаясь на одном месте. Его верхушка трубой поднималась к небу, где на большой высоте просто рассеивалась пылью и ветром, разбрасывая все, что смогла поднять.

В такие моменты жизнь приключенца кажется идеальной. Ты наблюдаешь за чем-то невозможным, смертельно опасным, но таким притягательным. Сидишь на дереве, которое, возможно, старше всех этих полей. И есть только ты и какой-нибудь заказ. Такие моменты успокаивали мое сердце, давали передышку, чтобы очистить разум.

Мой взгляд снова упал на замок и его башни. Внешних башен было всего три. От двух остались только несколько груд камней, третья же стояла, слегка возвышаясь над зелеными зарослями, ее верхушку и крышу совсем не было видно с земли. Все проходы в башню были завалены камнями.

Со стороны казалось, что в ней нет ничего необычного, но что-то не давало мне покоя. То ли дело было в залатанной крыше, в которой не было видно ни одной дыры, то ли в плотных деревянных ставнях, которые под действием времени и лучей солнца давно должны были стать трухой.

Меня распирало от волнения. Видели ли меня в течение последних часов, что я провел в этих местах, или мое присутствие все еще остается в секрете? На земле не было ни одного следа, отпечатка обуви или лапы животного, значит отсюда не было прямого выхода. Возможно это просто наблюдательный пункт.

Заставив бурю мыслей у себя в голове утихнуть, я постарался скрыться за листвой дерева. Листья, словно зеленые резные камни, не сминались от моих прикосновений, тонкие ветки покачивались от сильного ветра, но не сгибались.

Я аккуратно спустился и оценил ситуацию. Рядом с нужной мне башней не было достаточно высоких деревьев, и я приготовился лезть по каменной кладке на самый верх. Ветер обточил стены башни, делая их неровными и хрупкими, просто взбираться вверх было опасно. Найдя несколько сломанных и прочных веток, я как мог их почистил, несколько убрал за пояс, а две взял в руки. Тонкие палки хорошо входили в широкие расщелины между кладкой, туда, где солнце и ветер не превратили их в крошащиеся камни.

Сделав пару глубоких вдохов, я размял тело, чтобы оно было готово к тяжелой работе, проверил запас импровизированных кошек и спрятал тяжелый плащ под груду камней вместе с большой сумкой, оставшись в легком костюме. Проверив поясные сумки и закрепив мешок на ремне, я начал взбираться на башню. Несколько раз попытался схватиться за выступ в кладке рукой, но просто соскальзывал, или же камень крошился в моих ладонях, поэтому я использовал только кошки. Чем выше я поднимался, тем сильнее ветер сдувал меня с башни. До закрытого окна оставалось совсем немного. Трещины становились все глубже, так что я не смог вынуть последние пару палок из камней. Ставни были закрыты изнутри на засов. Найдя самую подходящую и устойчивую позу, опершись ногами на выступающую часть подоконника, я аккуратно подцепил ножом задвижку – и путь был открыт. Быстро забравшись внутрь и отряхнув с себя каменную пыль, я посмотрел вниз. Из стены башни в нескольких местах торчали палки, но я уже ничего не мог с этим поделать. С одной стороны, это облегчит спуск обратно, с другой – это может меня выдать.

Закрыв ставни, я окунулся в холодную темноту. Волнение наполнило мое сердце, я легко коснулся своих кинжалов и сосредоточился на весе палашей за спиной. Как минимум так просто я им не дамся. Достав из сумки небольшой гриб, я прислушался – только ветер тихо выл за окном, ни шагов, ни разговоров не было. Я оторвал ножку у люмопоганки, и ее шляпка начала источать легкий свет. Всегда предпочитаю эти грибы факелам и кристаллам, они не коптят стены, в закрытых помещениях от них не становится тяжелее дышать, и от их света не болит готова. Шляпка сияла все сильнее, пока не осветила всю комнату. Вокруг не было ничего, ни стульев, ни столов, просто голая комната с узким проходом к лестнице.

Я начал спускаться по тонкой лестнице, что крутым винтом уходила вниз. Во всех возможных стыках была плесень, а на потолке висела паутина с крошечными восьминогими павмеками. От света гриба несколько маленьких, размером с пол-ладони павмеков начали сиять. Проплывая прямо перед моим носом, словно они были в воде, а не под потолком. Гладкие и мягкие, с овальными головами, павмеки стягивались к светящемуся грибу. Я лишь легонько отодвинул их от своего лица и постарался не задеть паутину. Мне нравилось наблюдать за их плавными размеренными движениями в воздухе, пусть было так просто нарушить их танец, лишь разрушив окружающую паутину. Чем ниже я спускался, тем больше на стенах было мха, я легко узнал анемох. Стоило мне коснуться мягкого ковра на стене, и мох начал источать синий свет. «Синий – значит за стенами полно влаги, а гора полна минералов, – подумал я, и на моем лице заиграла улыбка. – Давно я не был в знакомой обстановке». Раньше подобные существа и растения встречались повсюду, до появления искусственного солнца и тумана. Только Луна Леорис освещала погруженный в темноту мир с неба, а кристаллы, растения и животные – с земли.

Я продолжал спуск, свободной рукой касаясь стен. За мной, словно за кораблем, волны мягкого света растекались по стенам. Паутиной была затянута только верхняя часть прохода, значит кто-то периодически использует эту лестницу. Ринуться в самую гущу, прямо в логово врага, – это, конечно же, хорошая идея. Какая-то часть меня не унималась, возвращая из приятных мыслей. Чем дольше я буду бродить по округе и привлекать внимание, тем больше у меня может быть проблем. При столкновении с Эскуа-илунами, чем меньше они о тебе знают, тем лучше. Все, чего я хотел, – это быстро выполнить заказ, потому что если темные сотрудничают с местными хозяевами, то они наверняка осведомлены обо мне.

Я твердо пресек все неразумные переживания. Выбор уже был сделан, и сейчас главное – остаться незамеченным.

Из темноты показался конец лестницы, я прислушался. Слышалось только биение моего сердца и монотонный стук разбивающихся капель где-то впереди. Стараясь как можно тише ступать, я вышел в большую комнату. Скорее это был зал – высокий потолок, широкое пространство. Я коснулся стены, она была также покрыта мхом, и от прикосновения начала источать свет. Когда зал почти полностью стал освещен, мне удалось разглядеть массивные дубовые скамейки. Полусгнившие и покрытые паутиной, они стояли хаотично, никто даже не удосужился сдвинуть их к стене. В разных концах комнаты было несколько дверей. Ни одна не поддалась, когда я попробовал открыть их, все рамы были перекошены или частично обвалились. Осталась только дверь, похожая на створку большой металлической калитки, которую на скорую руку воткнули прямо в пробитую стену. Чем ближе я подходил к калитке, тем меньше вокруг становилось паутины. Павмеков и мха возле нее не было, потому что через металлические прутья лился теплый желтый свет факелов, маленькие создания терпеть его не могут.

Я закрепил светящийся гриб на поясе, теперь обе мои руки были свободны. Поправив повязку на лице и капюшон, я попробовал легонько коснуться калитки. Холодный металл легко поддался, почти не издав скрипа. Комната впереди оказалась просторной пещерой с высоким сводом. С потолка падали холодные капли и звонко разбивались о каменный пол. На стенах пещеры были развешены десятки факелов, в центре стоял каменный алтарь, и что-то металлическое маняще блестело на пьедестале. Повсюду валялись крупные камни и булыжники, пол был неровным и скользким.

Я вошел внутрь пещеры, звук моих шагов легким эхом отскакивал от стен. Внимательно осмотрелся. Мой взгляд раз за разом возвращался к алтарю, даже если я не хотел на него смотреть. «Притягивание внимания. Было бы забавно, если бы не было так очевидно», – отметил я с легким пренебрежением. Трюк слишком простой, он заставляет взгляд постоянно возвращаться к какому-то предмету. Вдруг послышался едва заметный стук камушков, и я краем глаза заметил несущуюся в мою сторону каменную глыбу. Меня охватил ужас. Это был хакустон.

Глава 5

Быстрым перекатом я ушел от первой атаки разъяренного животного. Хакустон на полной скорости врезался в стену, так что несколько острых каменных шипов на теле зверя превратились в крошку, а в стене осталась приличная вмятина. Алтарь так и притягивал мои взгляд, мешая сосредоточиться на каменном чудовище.

«Этот дурацкий алтарь создает лишние проблемы», – думал я, укрепляя свою волю. Каменная туша развернулась в мою сторону, множество красных глаз наблюдали за мной сквозь небольшие трещины, а восемь пар ног были готовы снова разогнать каменную глыбу размером с телегу до невероятной скорости. С тихим рыком хакустон опять бросился в атаку. Мне удалось нырнуть за большой валун и спрятаться в глубокой яме в полу. Врезавшись в валун, хакустон превратил его в фейерверк из камней и пыли. Я приготовил один из своих ножей. Бить по панцирю смысла нет, но его настоящее тело очень хрупкое, так что нужен один хороший бросок. Азарт заставлял мое сердце бешено колотиться. Я был умнее этого создания и уже знал, как его переиграю. От этого чувства все во мне горело.

Хакустон начал выискивать меня среди груды камней, но, не почувствовав запаха крови, раскрыл свои трещины, пытаясь найти меня. Я слышал, как огромные когти царапают пол пещеры. Передышка окончена. Я крепко сжал нож в руках. Простое пламя, большего мне не нужно. Сконцентрировав волю, я представил, что ощущаю пламя целого лесного пожара в своей ладони, что от бушующего огня падают тысячелетние деревья, а воздух нагрелся до предела. Все эти чувства я вложил в нож. В ту же секунду он раскалился докрасна, а маленькие язычки пламени то и дело вырывались с острого лезвия.

Хакустон был слишком близко, я понял это достаточно поздно. В последнюю секунду я успел вылезти из ямы, но чудовище ударило меня одним из острых шипов, задев мое правое предплечье, и отбросило в край пещеры. Я сумел взобраться на ближайшую возвышенность и взять нож в левую руку, принимая удобную позу для самого точного броска в своей жизни. Алтарь в центре комнаты предательски манил словно магнит, заставляя на секунду отвести взгляд от противника. Хакустон снова нашел меня глазами, и клянусь, я слышал самодовольное клокотание и каменный треск перед его атакой. В эту секунду что-то во мне начало дико дрожать. Был это страх или что-то другое, я не собирался давать этим переживаниям захватить мой разум. Собрав все оставшиеся силы, я сфокусировался и бросил нож в трещину между глазами чудовища, начиная скатываться с возвышенности и проскользнув прямо под брюхом у гигантской горы камней, пока она с невероятной скоростью летела в стену. Хакустон даже не успел понять, что произошло. Нож вонзился в трещину, а когда каменная глыба ударилась об очередное препятствие, огонь из лезвия диким пожаром ворвался прямо в ее внутренности, выжигая мягкую кожу. Рев хакустона заставил стены дрожать, и создание, обезумев от боли, беспомощно билось о стены, пока не упало без сил.

Я прекрасно знал, что это его не убьет, но мне это и не нужно было. Удачно сгруппироваться не получилось, и, пока съезжал с камней, я набил пару шишек на боках. Никто в здравом уме не будет заходить в комнату с разъяренным хакустоном. Я надеялся, что у меня хватит сил и времени спланировать следующие действия.

В углу пещеры, в небольшом углублении, я заметил лестницу и дверь – еще один шаг к моей цели. Стараясь действовать как можно тише, я осмотрел рану на руке. Ничего серьезно – просто глубокая царапина, создающая небольшие неудобства, но не более. Алтарь все еще притягивал мой взгляд. Внутри меня вспыхнула ярость, я хотел вырвать этот каменный пьедестал и превратить в труху. Но вместо этого подошел поближе. На алтаре лежала золотая подвеска с различными драгоценными камнями, невероятно безвкусная.

«Все в стиле Эскуа-илунов», – с горечью подумал я и направился к небольшой двери. Манипуляторы обстоятельств, так еще их называют. Но как по мне, они всего лишь искусные в убийствах слабаки.

Я осторожно приоткрыл дверь. Она предательски скрипнула. За ней был только слабо освещенный коридор. Люмогриб превратился в кашу, пока я уходил от атак хакустона. Коридор был сложен из гладких круглых камней, ноги так и норовили угодить в стык между ними. Языки пламени отбрасывали отсветы на темные влажные стены. Я услышал слабое эхо голосов. «Все же здесь есть охрана, как же могло быть иначе», – с некоторой досадой подумал я. Коридор резко повернул, и в его конце показалась дверь. Ее тяжелые петли покрывала ржавчина. Приложив ухо к двери, я услышал несколько голосов. Они бурно обсуждали, насколько большое пятно крови от меня осталось и успел ли я прикоснуться к амулету. Кто-то третий рявкнул на них, как на непослушных собак, и те сразу же прекратили спорить.

«Эскуа-илунам было бы все равно на такие мелочи, как жизнь покушавшихся на их логово людей. Тем более на то, что от них остается. Да и слишком они ценят свое время и силы, чтобы охранять свои же ловушки. Скорее всего, это наемники или кто-то из города», – тихо размышлял я, планируя следующие действия.

Дверь открывается вовнутрь, это можно использовать. С этой мыслью я решил, что сделаю все быстро и просто, главное – не сильно шуметь. Я раздобыл небольшой камень и сбросил его на пол с высоты моего роста. За дверью послышалось движение, кто-то начал подходить. Я обнажил один из своих палашей.

Когда тень полностью загородила свет, выходящий из-под двери, и послышался металлический звук засова, я выбил дверь ногой, и первый противник кубарем покатился прочь. Я окинул быстрым взглядом комнатку. У стены стояла пара бочек, возле второй двери – круглый стол и стулья, на которых сидели еще два противника. Один из них быстро вскочил с места, обнажил короткий меч и бросился на меня. На его руках были перчатки без пальцев, светлая кожа хорошо контрастировала с грязно-коричневым цветом его кожаной брони. Как я и думал, обычные наемники.

Я ушел от дугообразного удара, а затем саданул обратной стороной рукоятки палаша по ключице противника. Тот взвыл и опустился на колени, сжимая поврежденное плечо. В это время третий уже замахивался мечом, чтобы отрубить мне голову. Его лицо исказил дикий оскал, короткие седые волосы стояли дыбом. Перехватив палаш в руке, я остановил меч, но от сильного удара меня откинуло практически к двери. Я достал второй клинок из ножен и увидел, как оглушенный наемник достает топор. На вид молодой, неровно растущая темная борода с проплешинами открывала места, покрытые шрамами. Третий начал ползти к двери. Если я его упущу, то это будет полнейшая катастрофа.

Двое перегородили мне путь, с каждым шагом подбираясь все ближе. Я взял инициативу на себя и начал напирать. Вперед вышел седой наемник, замахиваясь длинным мечом, чтобы разрубить меня пополам. Я скрестил палаши и принял удар. На меня будто свалилась целая гора, ноги слегка подкосились. Когда меч остановился, я вытащил один из скрещенных палашей и с разворота нанес удар по ноге противника. Мое оружие ушло немного глубже, чем я планировал, нога седого берсерка была рассечена до бедра. Краем глаза увидев летящий в мою сторону топор, я еле успел уклониться. Наемник со сломанной ключицей дополз до стены и начал подниматься на ноги. Сверкающий перед моим носом топор не давал подумать о том, что делать с третьим. Послышался скрип двери и стук каблуков по каменному полу.

Медлить было нельзя. Уклонившись от очередной атаки, я покрепче взялся за оружие, и оба моих клинка, двигаясь по дуге, разрубили ручку топора. Его владелец грохнулся на спину. Я собрал палаши в одну руку и ладонью нанес удар в грудь второго наемника. Противник согнулся пополам. Последний не успел далеко уйти, он пытался сопротивляться, но после резкого удара с обратной стороны колена обмяк как тряпичная кукла. Его тело просто не выдержало.

Собрав всех наемников в комнате, я связал их и заткнул им рты. Там нашлась пара кандалов, наверняка предназначенных для тех счастливчиков, что смогли миновать хакустона. Они мне пригодились. Выходя из комнаты, я окинул взглядом побежденных. Мое сердце сильно сжалось при виде окровавленной ноги седого воина. По его лицу бежали крупные капли пота, а из раны струйками текла кровь. Как победитель, я должен был ликовать и смаковать чудесный вкус победы, но не мог. Логика говорила уходить отсюда как можно быстрее, но я понимал, что, когда буду возвращаться, скорее всего, увижу тут только двоих. После смерти от нас не остается даже мертвых тел, лишь горстка пыли.

Я достал из сумки крошечную баночку, белый порошок крупными хлопьями пересыпался в ней. Крошечная щепотка риленя на рану – и она начала дымиться. Из нее валил пар, горячий и белый как молоко. Рана перестала кровоточить и быстро затянулась, хотя и была достаточно серьезной. На лицах молодых наемников было непонимание, но седой берсерк как мог склонил голову в знак благодарности.

Глава 6

Оставив комнату с поверженными наемниками позади, я оказался в длинном коридоре, слабо освещенном факелами. Я поправил повязку на лице и прислушался. По пустым проходам гуляло тихое эхо. Я достал аллиатод. С виду он походил на обычный компас, за единственным исключением – он был очень толстым. Я приготовился и открыл его, тут же почувствовав, как он начинает питаться моей силой. Из аллиатода вылетел сноп синих искр, и черная каменная стрелка, больше похожая на наконечник стрелы, начала, словно по запаху, искать свою цель. Под стрелкой находился кусок идеально белого камня без каких-либо делений.

Аллиатод вел меня через всю подземную крепость Эскуа-илунов. В коридорах почти никого не было, в основном темнорукие находились в комнатах, откуда-то и дело раздавались шорохи. У меня внутри все леденело от тихих стонов и шепота. Мне удалось остаться незамеченным, скрываясь в темных проходах. Внезапно у одной из дверей компас словно зазвенел, даже через перчатки я чувствовал, как он вибрирует. Дверь оказалась запертой. Мне потребовалось время, чтобы ее открыть и справиться с достаточно сложным замком. По коридорам вновь пронесся крик, и мое сердце снова болезненно сжалось.

Пара обугленных головешек от прогоревших факелов были подвешены у двери. Комнату освещали кристаллы. Они были закреплены на стенах в ажурных бра. С виду они были похожи на драгоценные подвески, металл изящными нитями обвивал светящийся камень. Было непривычно видеть зеленые кристаллы, они наиболее нестабильные, и длительное их использование могло заставить свалиться с ног от усталости и сонливости. Потолок был таким низким, что казалось, он в любую секунду может упасть на голову.

Внутри комнаты полки и шкафы выстроились рядами. На стеллажах стояли банки с непонятным содержимым и крепко запечатанные коробки. Меньше всего я хотел прикасаться к их содержимому и надеялся, что аллиатод укажет на что-то другое. Черная стрелка вела меня в глубь лабиринта шкафов. Мебели становилось все меньше, предметы стояли не вплотную друг к другу, а были расставлены хаотично. В конце комнаты оказалась лишь металлическая решетка и каменная темница. Тут на стенах зеленых кристаллов было куда больше, несколько из них стояли на высоких металлических подставках. От такого количества зеленого света у меня начала дико болеть голова. Подойдя ближе, я заметил большой железный замок на двери темницы, он весь порос небольшими грибами. Только сейчас я понял, что изнутри тянутся крошечные белые нити – словно грибница, а в самой камере что-то круглое висит на цепях в метре над землей.

«Возможно, содержимое тех банок теперь мне кажется более привлекательным, чем это», – подумал я и взглянул на стрелку компаса. Она неподвижно указывала на помещенный в темницу объект. Я как следует потряс аллиатод и даже позволил ему взять немного больше собственных сил, но стрелка была непреклонна – она продолжала указывать на камеру.

Меня одолевали сомнения. Если даже Эскуа-илуны так стараются надежно запереть что-то, то это явно нечто опасное. Голову пронзила боль, словно содержимое моего черепа взбили наподобие масла. «Когда эти заказы были чем-то нормальным», – подумал я про себя и, возвращая себе остатки мужества, начал отпирать замок.

Войдя в камеру, я ощутил, что в глазах начало двоиться. В центре висело что-то, завернутое в темные тряпки. Я потерял счет открытым и сломанным замкам, пока вытаскивал сверток. Покидая темницу, я почувствовал, что головная боль начала отступать, а мир встал на место.

Пришлось идти обратно по памяти, компас теперь был бесполезен. Путь до этой комнаты я запомнил хорошо, но вновь окруживший лабиринт шкафов и полок то и дело заводил меня в тупик. Предмет был завернут в мешковину, поэтому нести его было достаточно удобно. Я не мог унять свое любопытство. Что настолько ценное мог позволить себе бывший солдат, что Эскуа-илуны забрали это и так глубоко спрятали? Содержимого на полках с каждым моим шагом становилось все больше, значит я двигался в правильном направлении.

Беспокойство не отпускало меня, и я решился посмотреть, что находилось в свертке. Думал, если загляну внутрь, никто не узнает. К тому же если это какое-то оружие, то я не хотел вкладывать его в руки человека, жаждущего мести. Остановившись под одним из кристаллов, я раскрыл мешок. Внутри лежало что-то круглое и меховое. Я аккуратно взялся за клок грубого меха и вытащил содержимое свертка.

Меня охватил ужас, я ощутил, как все органы внутри сжались, воздух в легких мгновенно закончился. Я держал за волосы … отрубленную голову! Мои пальцы разжались, а ноги подкосились. Потеряв равновесие, я почти упал, успев схватиться за ближайший шкаф. Голова с тихим шлепком упала на пол, откатилась в сторону и теперь лежала на щеке. Лицо молодого мужчины со стеклянным взглядом лежало на холодных камнях, а во мне бушевала истерика. Темнорукие теперь даже не могут дать своим подопытным тихо умереть! От этих мыслей меня била дрожь.

Я старался делать глубокие вдохи и вернуть самообладание. Наконец мне хватило сил выпрямиться, и я взглянул на голову. Темные длинные волосы были спутаны, все в колтунах, борода темными волнами покрывала низ лица так, что губ почти не было видно. Затем мой взор остановился на глазах – они были цвета холодной зелени и из-под приоткрытых век смотрели куда-то вперед. Кожа на голове не была бледной, наоборот – она имела еле заметный розовый оттенок. Я снова посмотрел на глаза обезглавленного человека. В эту секунду они пришли в движение и уставились на меня холодным, прожигающим взглядом.

Тело начало двигаться само, и я отшатнулся к очередному шкафу. Когда мое сознание вновь обрело власть над телом, я достал флягу с водой и жадно выпил половину. Вода стекала с моих губ и падала на одежду. «Ни одно чудовище или монстр не сравниться с таким». Я старался привести свои мысли в порядок, но злость, страх и непонимание, словно стая диких кошек, разрывали мой разум, не давая успокоиться.

«Это наверняка из-за действия кристаллов. В темнице их было настолько много, что они могли вызвать видения», – старался я успокоить себя как мог. «Я зашел слишком далеко, чтобы просто так все оставить. Возможно, Аскелий сможет предать его тело смерти и помочь его душе следовать по дальнейшему пути». С этими мыслями я подошел к отрубленной голове. К сожалению, мой ужас был вызван не только судьбой этого человека, но страхом, что меня постигнет такая же участь – застрять в куске плоти, не имея возможности ни двигаться дальше по реке, ни попытать удачу и возродится вновь.

Голова все еще лежала на своем месте, а рядом с ней и грязный мешок. Мне стало совестно, что я хотел нести ее в куске затхлой ткани. Я подошел со стороны лица и снова заглянул в него. Взгляд был пуст и холоден, как и прежде. Некое подобие облегчения охватило меня.

– Как же мне аккуратно тебя отнести наверх? – вслух сказал я.

– Слушай, я бы протянул тебе руку помощи, если хотя бы одна у меня была, – послышался с пола хриплый голос.

Глаза обезглавленного человека смотрели на меня сквозь длинные пряди волос, а рот двигался и извергал слова.

– Что? – тихо переспросил я.

– Да говорю, что предложить ничего не могу… А, ладно, вижу до тебя долго доходит юмор, – еще более хрипло ответила голова и посмеялась над своей же шуткой.

Теперь ее взгляд был устремлен на мой бурдюк с водой. Не знаю, насколько это было логично, но я налил немного жидкости в рот лишенной тела головы.

Впоследствии я пожалел, что позволил ему смочить горло, потому что о тишине теперь можно было только мечтать. Поток черных шуток и безумных фраз наполнял мои уши. «Я точно потерял сознание в той камере, и это лишь мой не самый приятный сон», – проносилось у меня в голове.

– Кстати, зови меня Ариманом. Хотя, если хочешь, можешь и круглым дураком. – Ариман опять посмеялся над своей шуткой.

– Ты все время, что пробыл тут, придумывал эти дурацкие остроты? – не выдержав, спросил я.

– Ну, вообще, да. Ничем другим все равно не получалось заняться.

Я нес Аримана, взяв голову под руку. Мы дошли до двери, ведущей к выходу. Аккуратно приоткрыв ее, я выглянул через образовавшуюся щель в коридор. В проходах было чересчур оживленно – люди, похожие на наемников, постоянно проходили мимо двери, у каждого в руках было оружие. Эскуа-илуны же небольшими группками двигались в обратном направлении, неся разные книги и ящики. Их одеяния отличались легкостью, мягкие ткани различных оттенков обрамляли движущиеся силуэты. У темноруких, как ни удивительно, не было общего стиля в одежде, по крайней мере здесь, в их логове. Лишь почерневшие конечности выдавали жестоких последователей культа. Закрыв дверь так тихо, как только мог, я тяжело вздохнул и свободной рукой помассировал висок.

– Похоже, кого-то обнаружили, – тихо сказал Ариман и улыбнулся от уха до уха.

– Не думаю, что это будет в твоих интересах, если нас поймают, – шепотом ответил я. – И вообще, не понимаю, почему ты так радуешься.

Недовольство клокотало во мне.

– Потому что ты заставил их беспокоиться. Одно маленькое проникновение разворошило это гнездо. Мне хватило бы одной руки, чтобы переломать их тонкие шеи, прежде чем они это заметят. – Взгляд Аримана был наполнен яростью.

Мне стало не по себе от этих слов, но я не мог его винить. Пребывание в одиночестве наедине со своими мыслями – испытание похуже пытки. «Оправдывать одно намерение глупо, нужно сначала выбраться отсюда», – сказал я себе и попытался придумать новый план.

– Я собираюсь возвращаться по тому пути, которым сюда пришел, – через башню Бриса. Так что придется тебя как следует закрепить. Мне нужны будут обе руки, чтобы спуститься.

– А не думаешь, что это будет чересчур проблематично? – Ариман вопросительно поднял бровь. – К тому же они с большой вероятностью будут ждать тебя у известного тебе выхода, – он сделал акцент на последних словах.

– Ты знаешь про другие? – обеспокоенно спросил я.

Ариман был прав, возвращаться по своим следам – значит угодить в ловушку.

– Да, смогу показать, но тебе придется следить за глазами. – Ариман издал тихий смешок, но поняв, что шутка до меня не дошла, добавил: – Потому что я не смогу указать тебе направление рукой… Неважно.

Глава 7

Поставив Аримана на ближайшую полку, я взял небольшую деревянную коробочку и направился к выходу.

– И что ты собираешься сделать? – тихо поинтересовался он.

– Попытаюсь выманить кого-то из наемников, обезврежу его и попытаюсь сойти за кого-то из них.

Мне не очень нравился собственный план, но ничего другого я придумать не смог.

– За наемника ты вряд ли сойдешь, они почти все на голову тебя выше, коренастые и не скрывают своих лиц. – Голова пристально смотрела на дверь, я словно слышал, как в ней мысли складываются в какой-то замысловатый пазл.

– А у тебя есть другие предложения? – поинтересовался я.

– Вообще-то, да. – Ариман лукаво улыбнулся и взглядом указал на висящие у стены факелы. – Надеюсь, что сажи будет достаточно.

Я аккуратно открыл дверь и вышел в коридор. Навстречу двигалась очередная группа наемников с оружием наперевес. Поравнявшись со мной, они лишь косо на меня посмотрели и продолжили свой путь.

Ариман предложил невероятно удачную идею. Он был прав, сойти за наемника или вышибалу у меня шансов мало, но за темнорукого – вполне могло получиться. Я снял с лица платок и поглубже натянул капюшон. Пришлось оторвать от верхней одежды рукава и испачкать руки по локоть в саже. За высокопоставленного эскуа-илуна не сойду, а вот за начинающего постигать темное искусство юнца – запросто.

Аримана я упаковал в деревянную коробку с большими щелями, в одну из тех, что стояли в комнате на полках. Когда я приближался к очередному повороту или перекрестку, у меня замирало сердце. Маскировка была отчаянно проста, но невероятно действенна.

Постепенно сырые затхлые коридоры начали меняться. Гобелены, ковры, украшенные резьбой арки, все казалось катастрофически неправильным, словно мы шли не к выходу из подземелья, а на встречу с высокопоставленным лордом.

Не выдержав, я шепотом произнес:

– Не похоже, что мы движемся к выходу.

Из коробки донесся ответ, также шепотом:

– Потому что мы выйдем с другой стороны.

Мне стало еще больше не по себе, и я не мог понять отчего: от вопиющей наглости, от безумия, что мы вытворяли, или от обреченности этой затеи на провал. Но останавливать уже катящийся с горы валун было поздно.

Коридор внезапно кончился, и перед нами возникли арочная деревянная дверь. В этот проем смогла бы пройти и груженая доверху телега. Дерево было покрыто лаком, черные металлические вставки, очень похожие на отупленные шипы, делали эту дверь больше похожей на ворота крепости.

Из коробки донесся шепот:

– Прячься за большими знаменами, когда зайдешь внутрь, и жди, когда путь будет свободен.

Я слегка поморщился от очевидности совета. Неужели голова считает меня настолько недалеким? Пока я стоял у двери, небольшая группа темноруких показались в коридоре. Проходя мимо, они меня даже не заметили, я тихо последовал за ними. Когда я оказался внутри, меня охватил ужас. Огромных размеров зал был почти целиком заполнен фигурами в темных, явно парадных, одеяниях, и никто не скрывал потемневших конечностей. У кого-то чернота доходила до локтей, у некоторых до предплечий. Я оказался в самом центре их логова.

Сам зал был круглым, в его середине стоял большой каменный постамент, украшенный светящимися кристаллами и золотыми скелетами. Взоры всех присутствующих были прикованы к постаменту. На небольшом расстоянии от стен по кругу висели стяги, хотя они больше напоминали черные тряпки с различными символами. Каждая группа эскуа-илунов имела свой отличительный знак: животные, инструменты, символы – все так или иначе косвенно относилось к их роду деятельности. Мимолетная вспышка тревоги заставила меня потянулся к двери, но тут в нее вошла еще одна группа эскуа-илунов и осталась стоять у прохода. Они, не переставая о чем-то говорили, только я не мог разобрать ни единого слова. Пусть все темнорукие были жителями Нокта и знали общий язык, но они создали собственный, чтобы еще надежнее прятать свои секреты.

Путь обратно был теперь для меня закрыт, так что, аккуратно зайдя за стяги и двигаясь вдоль стены, я отправился к выходу в противоположной части зала. Вдруг повисла тишина. Я остановился и окинул взглядом помещение. Все присутствующие замерли в ожидании, не было ни перешептываний, ни разговоров, только тишина и звуки моего бешено бьющегося сердца.

В центре появилась невысокая фигура. Она окинула собравшихся взглядом и начала что-то выразительно вещать. У меня немного отлегло от сердца. Похоже на какое-то собрание. Фигура говорила медленно и с чувством. Перехватив коробку поудобнее, я постарался бесшумно, насколько это возможно, продолжить движение у стены.

Я уже начал различать очертания входной двери, как внезапно голос оратора замолк, все вокруг начало дрожать. Невольно я бросил взгляд в центр комнаты. На каменное возвышение поднимался еще кто-то.

Его руки были черны до самого жилета и сильно контрастировали со светлой одеждой. Темные волосы спадали до плеч непослушными волнами. На кончиках пальцев были белые наросты, словно кривые когти окрасили в белый цвет и надели, как наперстки. Я не сомневался, что они острые. Неизвестный был высок, мускулист, его черные запястья испещряли шрамы. На талии был пояс с небольшим металлическим сосудом на конце, что при каждом ударе о тело светился красными трещинами. Я ощущал, что его черные глаза, смотрящие из-под красно-золотой маски, видят меня насквозь. Этот холодный, прожигающий взгляд до сих пор порой снится мне в кошмарах. Я чувствовал себя так, будто находился в воде. Волны ужаса накрывали меня с головой, давя всем своим весом, не давая вздохнуть. Носитель красно-золотой маски не использовал силу, но я понимал, что исходящая от него энергия сводит меня с ума.

Тело перестало меня слушаться, и под взрывные приветственные крики толпы я выбежал из зала. Паника звенела колоколами в голове. Я нашел первую попавшуюся комнату, влетел в нее как вихрь и, бросив коробку на пол, закрыл створку двери. Я дышал так же быстро, как стучало мое сердце, но воздуха все равно не хватало. В черепе внезапно закончилось место, и его содержимое было готово вылиться через край. Тревога и страх поглотили меня, словно я до сих смотрел в глаза самой пустоте, пока она опоясывала меня своими щупальцами, утягивая на дно.

Угроза уже миновала, но дрожь и не думала прекращаться.

– А можно поосторожнее? – донеслось из горы щепок, только что бывших коробкой.

Я не мог найти в себе силы, чтобы ответить.

– Эй, ты еще здесь? – донеслось громогласно откуда-то снизу.

Ариман настойчиво взывал ко мне, стараясь вытащить из пучины моих мыслей. Я, словно обмякшая кукла, сполз по двери, приходя в себя. Медленно повернулся в сторону голоса, попытался сосредоточиться и выдавил:

– Да, я тут, все нормально.

Мой голос предательски дрожал.

– Слушай, мне тоже сейчас не по себе, но, к сожалению, у меня нет ног, чтобы они могли подкоситься, нет тела, чтобы оно дрожало… – Ариман умело скрывал свою тревогу, хотя, возможно, он и не тревожился вовсе. – Но это наш золотой шанс, чтобы уйти отсюда как можно быстрее.

Я достал Аримана из обломков коробки. Холодные зеленые глаза сверлили меня. Если бы у него были руки, то за такое я бы точно получил пощечину, хотя бы для того, чтобы привести меня в чувства.

– Тут ты прав, я не желаю больше никогда в своей жизни находиться рядом с этим созданием.

От коробки, в которой я нес Аримана, остались одни щепки, но искать замену не было возможности. Так что, взяв голову под мышку, я приготовился двигаться дальше. Стоит ли говорить, что это было еще более глупо и безрассудно, чем раньше? Именно наши паника и страх обернулись для нас ужасными неприятностями.

На очередном повороте Ариман замешкался. Перед нами был перекресток абсолютно идентичных коридоров. Сзади то и дело доносились отзвуки восторженных криков. Я попытался поторопить своего проводника, но тот лишь на меня шикнул. В одном из проходов послышались шаги, слегка шаркающий звук сапог.

– Прямо, – тихо сказал Ариман.

Я незамедлительно начал идти в указанном направлении. Не успел я нырнуть в арку прохода, как до меня дошел звук голоса на неизвестном языке. Самое ужасное, я был полностью уверен, что обращались именно ко мне. Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, я продолжил идти, сделав вид, что не услышал обращающегося, и только ускорил шаг.

Внезапно сзади на мое плечо упала легкая рука, сжав его с невероятной силой. Кто-то притянул мое тело к себе, произнося на понятном мне языке: «И куда ты потащил эту мерзкую голову?»

Нас обнаружили. Мое сердце упало, хотя по сравнению с тем, что я почувствовал под взглядом человека в красно-золотой маске, это было лишь легкое беспокойство. Только благодаря недавной встряске я смог сохранить разум. Я резко сделал шаг назад, проходя прямо под рукой своего обличителя, и ударил ему по колену ногой. Темнорукий сложился как карточный домик, падая на руки. Воспользовавшись замешательством, я схватил обличителя за волосы и резко ударил его головой об пол. Его тело тряпичной куклой распласталось на каменном полу пещеры, а мы с Ариманом уже бежали со всех ног в сторону выхода. Вскоре по коридорам пронеслись недовольные выкрики.

Глава 8

Камни под ногами сменились протоптанной землей. Потолок подпирали деревянные балки, защищая проход от обвала. На пути мне встретились пару охранников, но я лишь на полной скорости сбивал их с ног ударом плеча и продолжал бежать к выходу. «Жаль я не размером с медвибогра, чтобы наемники отскакивали от меня, как мячики от стены», – потирая ушибленное плечо, каждый раз думал я. За спиной порой доносились крики, пару раз кто-то пытался сбить меня с ног, метая ножи или кинжалы.

После очередного поворота перед моими глазами открылся тупик. Я встал как вкопанный и приготовился проклинать Аримана и его способности ориентироваться на местности, как вдруг он выпалил:

– Чего остановился? В конце прохода люк наверх.

Из последних сил я рванул в проход, приближаясь к тупику. До стены оставалось несколько метров, и в слабом свете факелов я заметил тяжелый деревянный люк. Только прикоснувшись к выступающим из стены камням, я понял, что одной рукой точно не справлюсь. Они были сырые, словно их вытащили из воды. Наспех попросив у Аримана прощения, я закинул его в мешок, висевший на поясе. Взяв мешок в зубы, я начал карабкаться по стене к люку. Руки и ноги то и дело соскальзывали, Ариман выкрикивал нечленораздельные проклятия в адрес темноруких и меня. Раздался громкий топот, и наемники вместе с эскуа-илунами бросились в тупик.

Я с трудом просунул пальцы в щели люка и, приняв устойчивое положение, начал его поднимать. Внезапно в бедро прилетел кинжал, и все тело охватила острая боль. Из последних сил я толкнул люк, и он открылся, с громким хлопком стукнувшись о стопоры. В лицо ударил приглушенный свет. Мне почти удалось целиком вылезти из прохода, как вдруг кто-то схватил меня за раненую ногу. Боль дикой волной разлилась по всей нижней части моего тела. Здоровой ногой я нанес пару ударов по державшей меня руке. Когда хватка ослабла, я сразу вытащил себя из люка и, не вставая на ноги, захлопнул крышку.

Прямо на ходу посыпая рану на ноге риленем, я двигался в сторону выхода из большого полупустого сарая, в котором оказался. Когда боль окончательно утихла, я из последних сил рванул наружу.

Выбрав путь через поля, я надеялся хотя бы немного запутать следы. Я избегал даже небольших скоплений людей, пробираясь быстро, но тихо, насколько это было возможно. Мне казалось, что под каждым кустом, за каждым деревом прячутся темнорукие или их наемники. Пересекая одну из дорог, я видел, как группа наемников верхом пронеслась в сторону Теи. Это был вопрос времени, когда нас найдут.

Вокруг уже начали возвышаться каменные заросли деревьев, а в воздухе витал запах выпечки. «Просто отдам голову и уберусь из этих земель как можно быстрее» —план был простой и надежный. От такого длинного спринта все тело уже почти трясло. Казалось, каждая мышца закостенела. Пришлось приложить немало усилий, чтобы просто открыть дверь пекарни. Колокольчик снова звонко поприветствовал меня своей трелью.

Аскелий спокойно стоял у стойки и выкладывал свежую выпечку. При виде меня он замер. Только сейчас я оглядел себя: весь в грязи и пыли, руки покрыты остатками сажи, они были больше не черными, а грязно-серыми. На одежде десятки маленьких дырок с засохшей кровью. Моя грудь без остановки поднималась и опускалась. Я достал голову Аримана из мешка.

Плохо помню, как оказался в соседней комнате, сидя у маленького стола. Передо мной стоял большой кувшин с водой и еда. Как только осознание добралось до моего разума, я понял что уже начал поглощать все, что мне предложили, и только увидев дно миски, подумал, что меня могут отравить. Но сил сделать что-то с этим у меня уже не было.

Из-за спины был слышен спор. Развернувшись, я увидел, как Ариман, который стоял на кухонной стойке, о чем-то яро спорил с Аскелием. Это не был разговор друзей, не видевшихся так долго. Оба на чем-то яростно настаивали. Все же нужно было меньше сыпать порошка на рану, из-за передозировки лекарства я выпал из реальности и, словно кусочек пазла, пытался встать в неподходящий паз. Еда начала приятно согревать изнутри, а к рукам возвращался контроль.

– Я уверен, что ты прекрасно знаешь, где оставшиеся части моего тела. Просто позволь мне вернуть себе хотя что-то, – раздраженно настаивал Ариман.

– Чтобы ты пошел вырезать всех жителей Теи и соседних деревушек, а потом снова закончил головой, покоящейся в очередной пещере? – парировал Аскелий.

– Они должны поплатиться за то, что сделали, – на последних словах Ариман сделал акцент. – Ты не хуже меня знаешь, на что способны темнорукие.

Интересно, как много знает Аскелий об эскуа-илунах, он ведь буквально жил с ними по соседству. В голове сразу же возникли образы бесконечных темных коридоров, крики и фигура в красной маске. От одного воспоминания о последней мое тело содрогнулось. Любопытно, кто это был? Если он значимая фигура, то могут ли мне доплатить за риск? Не самая благородная из моих мыслей, однако вполне резонная.

Спор на заднем фоне только усиливался. Уверен, если бы у Аримана были руки, точно началась бы драка. Мне не хотелось гадать, сколько еще это продлится, я просто хотел получить свою плату и убраться отсюда как можно быстрее, поэтому немного грубо встрял в разговор.

– Господин, свою работу я выполнил. Давайте рассчитаемся, и я более не побеспокою вас.

Аскелий достал из кармана мешочек монет и бросил его мне. Не теряя времени, я взялся их пересчитывать.

– А полагается ли мне небольшая доплата за риск? – слегка небрежно бросил я.

Лицо Аримана изменилось. Вместо ярости на нем теперь было беспокойство, словно его застали за чем-то постыдным.

Аскелий лишь вопросительно посмотрел на меня, в его глазах было немного смятения и, возможно, даже презрения.

– Мы видели темнорукого в красной маске, его руки были черны до самых плеч, хотя, возможно, даже и больше. Пришлось пробираться под самым его носом.

Лицо Аскелия в ту же секунду побелело, а челюсть начала слегка подрагивать, он застыл в ужасе. Внезапно он перевел гневный взгляд на Аримана и полным ярости голосом произнес:

– Ты знал, что Ильберион здесь и промолчал?

Я мог поспорить, Аскелий схватил бы своего друга за грудки, если бы они у него имелись.

– Теперь понятно, почему так рвешься обратно. Хочешь мести. – Аскелий повернулся к стене и оперся обеими руками на стол, смотря куда-то в пустоту.

– Я отправлю информацию об этом базисам, – сделав глубокий вдох, тихо произнес Аскелий.

– Но…

Ариман хотел что-то сказать, но Аскелий быстро перебил его:

– Я даже слушать тебя не буду, если только это не касается твоего согласия. Вперед.

Ариман лишь пристыженно замолчал, а Аскелий стремительно покинул комнату. В воздухе висело напряжение, Ариман сник. Мне самому стало не по себе.

– А кто этот Ильберион? – прорывая завесу молчания, спросил я.

– Создатель, идол, почти божество эскуа-илунов. – Ариман перевел тяжелый взгляд на меня. Мне было непривычно находиться под таким изнуренным взором.

– Во время битвы за Арконис он показал себя и свое могущество всему миру, воплотился в реальности. Думал, про него знают все. Кто-то не очень много времени проводит среди людей? – спросил меня Ариман, желая выбраться из поглотившей его бездны отчаяния.

– Да я большую часть жизни провел вдалеке от людей.

«Глупо так легко раскрываться перед незнакомым человеком», – устало подумал я. Но все же на свои вопросы я искренне хотел знать ответы.

– А давно вы такой? – спросил я.

Ариман усмехнулся:

– По воле случая, после отставки я попал в личную охрану одного Крува – Морая. Он высоко оценил мои умения и предложил небольшой эксперимент. Я понял, что крупно вляпался только когда меня привязывали к столу. К моему счастью Морай думал, что опыт провалился и приказал избавится от моего тела, пока оно не превратилось в пыль. Только загвоздка была в том, что оно теперь никак не хотело умирать.

Когда он это произнес, я почувствовал, что с его плеч будто свалился тяжелый груз.

– Спасибо за то, что вытащил. – Ариман смотрел на меня с благодарностью, хотя в его взгляде все еще сквозило отчаяние.

– Скажите лучше спасибо Аскелию, это он все устроил, – тихо ответил я. – В одной таверне я успел сто раз услышать про местного пекаря, про его радушие и доброту. Да и жена у него неплохая, очень даже милая.

– Вот ведь насканский жук, успел жениться! – Ариман тихо засмеялся, а затем добавил: – Похоже, придется извиняться перед ним, ведь я в числе прочего, выходит, покушался и на жизнь его новой семьи.

Я делал пару последних глотков крепкого настоя и ощутил, как в тело возвращаются силы, а остатки риленя окончательно покидают мою голову. Ариман лишь с усталой грустью смотрел на стену, явно что-то обдумывая.

Глава 9

В комнату вихрем ворвался Аскелий, с его лица так и не сошла тревога. Теперь на нем не было привычной пекарской одежды, броня из небольших пластин, скрепленных между собой, тихо скрипела под тканевой накидкой. Нагрудник, подогнанный прямо по форме тела, в точности повторял очертания хозяина. На броне было множество царапин, глубоких и не очень, она повидала многое. Пусть цвета немного поблекли, но расцветка все еще была легко узнаваема. Основная часть пластин темно-синего цвета, золотые огненные всполохи обрамляли край каждой части брони. Аскелий уверенным шагом, не отрывая глаз от висящего на стене оружия, приближался к своему мечу. Его ножны и рукоять были обрамлены лентами красного оттенка. Меч, наточенный и блестящий, звонко вошел в ножны и был закреплен на поясе. Как бы давно Аскелий в последний раз ни держал в руках оружие, каждая мышца его тела помнила все, будто и не было спокойной жизни, которые он провел, работая пекарем.

– Твое оружие в отличном состоянии. Все же старые уроки Фенриса не прошли даром, – тихо сказал Ариман, не отводя глаз от своего друга.

Пекарь бросил холодный, прожигающий взгляд на Аримана. Было непонятно, ждет ли он чего-то или хочет ему врезать.

Аскелий тяжело вздохнул и сказал:

– Я не прошу забыть то, что сделали люди. Я прошу тебя послушать меня и сделать все правильно.

– Спустить им с рук убийство?

– Но ты ведь не умер.

Я лишь старался сидеть так тихо как мог. От напряжения воздух был густым, словно желе.

Аскелий сжал пальцами переносицу и сделал глубокий выдох.

– Ты хороший человек, но твоя способность попадать в подобные ситуации порой сводит меня с ума. Несешься напролом, словно валун, спущенный с горы, и всегда оказываешься в конце либо разобранным по частям, либо израненным. Потому что постоянно все делаешь по-своему. В этот раз, с твой помощью или без нее, но я сделаю все правильно – по закону. Я наблюдал, как эскуа-илуны паразитируют на местных, как упиваются своей безнаказанностью, потому что каждый раз мы были на шаг позади. Думаешь, я не переживал за свою семью? У меня не было возможности, чтобы безопасно их вывезти, да я и не смог бы. Они все уже давно сидели на крючке у темноруких. Все, что я мог, – это стараться оградить их от новых видов стимулирующих порошков, черных пятен на земле. Им всем нужна помощь, каждому жителю, и никого из них я не оставлю. И если у тебя осталась хотя бы капля уважения ко мне, то ты меня послушаешь.

Ариман посмотрел на друга, с его лица медленно сошло наигранное бахвальство. Теперь на нем отражалась только печаль, и он сказал:

– Если они тебе настолько дороги, я никого не трону.

Аскелий облегченно вздохнул и подошел ко мне. Он предложил небольшое дополнительное задание. Нужно было отнести Аримана в место, где находятся другие части его тела, пока Аскелий будет разбираться с остальным. Я прекрасно понимал, что он не хочет подвергать опасности близких, чтобы след от сбежавшей головы не привел темноруких к ни в чем не повинным людям. Но продолжать быть мишенью для самых опасных преступников не входило в мои планы. Однако когда Аскелий рассказал, куда именно придется идти, мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.

– Стоп, стоп, стоп… стоп! – Лин недоверчиво посмотрела на Абая. – Хочешь сказать, что ты был в центре Ринтолского конфликта с эскуа-илунами?

Девушка выразительно подняла белые брови, на ее лице была смесь непонимания и удивления. Все путешественники смотрели то на Абая, то на Лин, вопросительно переглядывались друг с другом. Рэйгас больше всех не понимал, почему она так реагировала. Неужели она настолько сильно ему не верила или просто считала историю выдумкой, вписанной в произошедшее событие? Так или иначе, этот Ринтолский конфликт произошел, пока Рэйгаса не было. Любопытство и жажда подробностей должна была першить где-то в горле, однако в тот момент его накрыло приятное чувство тепла. Знакомое и тягучее, оно будто погружало все его нутро в теплую воду. Он и забыл, что значит не оглядываться на время, меряя его крохотной человеческой жизнью. Ведь здесь, в Нокте, твое тело стареет только вслед за душой, поэтому ни один из ноктийцев не использует понятие времени. Помимо прочего, он вспомнил это клокочущее чувство. Рэйгас не любил признаваться даже себе: участие в каком-то событии, возможность запечатлеть его своими глазами, а затем рассказать все с другой точки зрения, – за это обычные люди и любили путешественников.

– Значит, и загадка Бесцветного солдата скоро будет раскрыта, – Люц с улыбкой от уха до уха откинулся на спинку кресла, прерывая общее молчание.

Бехимет и Клио решили не встревать в диалог.

– Ты редкостный лис, если молчал о том, что был там лично, – настойчиво сказала Лин.

– Даже если бы рассказал, то это ничего бы не изменило. Или ты попыталась бы выследить Ильбериона и принести его голову своему дому? – Абай понимал причину злости Лин, да и все присутствующие – тоже.

– Раз уж все знают конец этой истории, пусть и общеизвестный, то попрошу без спойле… – Рэйгас осекся, пытаясь вспомнить не людской вариант фразы, – …не раскрывать детали сюжета для тех, кто не знает концовку. С этими словами Рэйгас сразу же подумал: «Однако подобные фразы еще долго будут сидеть у меня в голове».

Все молча согласились. Абай смочил горло остатками напитка из кружки и продолжил.

***

Пока мы с Ариманом шли к центру каменного леса, между нами, возникло неловкое молчание. Внутри Аримана кипела то ли злоба, то ли обида, но было видно, что в уме он раз за разом прокручивает последний разговор с Аскелием.

Забираясь все глубже в лес, я ощущал, как поднимается ветер. С каждым моим шагом он все сильнее пытался свалить меня с ног. Вскоре мы подошли к краю леса, и перед нашим взором оказался настоящий смерч. Недвижимый, он вращался на месте, скрипя и завывая, перемешивая остатки земли, будто мягкий крем. До его края было всего ничего, я мог протянуть руку и коснуться бушующего ветра, обзаведясь порезами, царапинами или даже переломом, мне лишь было нужно выйти из тени каменных деревьев.

Подобные несвойственные для окружающих мест явления считаются нормой рядом с остатками древних. Но в этих землях никогда не находили ни гигантских костей древних существ, ни прочих останков чудовищ, хотя местные поля распахивали регулярно. Мои размышления о природе этого явления еще в момент появления в долине Зери ни к чему не приводили. Однако сейчас меня посетила мысль: «А не связан ли этот смерч с Ариманом? Вполне возможно, что из-за его состояния, сила просто покидала незавершенное тело. Природа Нокта всегда своеобразно реагирует на всплески энергии.»

Пока я шел по краю каменного леса, меня все еще посещали мысли о возможном преследовании самыми опасными созданиями оставшегося мира и о моем крайне опрометчивом согласии выполнить задание. Однако хорошая доплата и секрет «разящего пирога» были слишком соблазнительными.

Все, что сказал мне Аскелий, – это где найти вход в пещеру в самой глубокой части каменного леса и как выбрать в ней правильный путь.

Я нес Аримана все глубже в лес, оставляя за спиной бушующий вихрь, как вдруг мой спутник нарушил молчание.

– Не думал, что тебя так просто купить, особенно после увиденного.

– Дело не в монетах.

Лицо Аримана дрогнуло в легкой ухмылке, затем к нему вернулась привычная отрешенность.

– И это никак не связано с обещанием рассказать тебе о секретном ингредиенте. Не хочу расстраивать, но за тобой идут как минимум два преследователя, – добавил с тяжелым вздохом Ариман, опасаясь, что попадет в рюкзак, любезно одолженным Аскелием.

Копаясь в своих мыслях, я совсем забыл следить за окружением. Почувствовав себя как новичок, я слегка чертыхнулся и, извиняясь, положил Аримана в рюкзак. Перед тем как его затянуть, я лишь услышал: «До встречи в очередной пещере или куда мы там идем».

Закрыв лицо повязкой, я ускорил шаг. Мне предстояло разобраться со своими преследователями до того, как я приведу их к пещере.

Собравшись с мыслями, я легко оторвался от погони и, затаившись в зарослях, дождался, пока темнорукие сами не придут в мою ловушку.

Две высокие фигуры в темных плащах стояли в нескольких метрах от меня и о чем-то спорили. В черных руках у одного было длинное копье с парочкой дополнительных наконечников. Наконечники и древко были неправильной формы, изогнутые и кривые, испещренные сквозными дырами, словно их сделали из кривой прогнившей палки, а вместо металла использовали остатки шлака. Странная форма не значила, что это оружие безвредно. Стоит такому копью войти в плоть, как оно разлеталось на части, превращая тело в решето. У второго на поясе висел то ли меч, то ли палаш, но я не мог позволить себе так легко поверить, что посланные эскуа-илуны будут с обычным оружием. Готов был поспорить, что у него второй излюбленный вид оружия темноруких – сартула. Вместо режущего лезвия специальный материал. Он хрупкий, но может хранить в себе огонь или ледяную стужу, в общем все, на что у его хозяина хватит сил и воображения.

Вступать в ближний бой с обладателем такого оружия я не хотел. Ошибусь и замахнусь сильнее обычного – и меня ждет почти неминуемая смерть. Обладатель копья не подпустит меня близко к себе, чтобы самому не попасть под удар. Если я мог обезвредить одного метким броском кинжала, то со вторым придется сражаться. Мне предстояло выбрать себе соперника, и обвинить в неправильном выборе я не смогу никого, кроме себя.

Темнорукие замолчали и направились в сторону смерча. Возможно, хотели еще раз пойти по моим следам. Времени отсиживаться и размышлять не осталось. Я достал метательный нож, тихо как мог вышел из зарослей. Мои преследователи это услышали, но развернувшись на шум и вытаскивая меч, эскуа-илун встретил летящий нож своим телом. Я попал прямо в плечо. Не смертельно, но если он правша, то держать меч левой теперь вряд ли нормально сможет.

Его напарник уже принял стойку, чтобы метнуть свое изуродованное копье. Это оружие летит очень плохо, но на таком расстоянии от цели это может быть не важно. Я только успел забежать на широкое дерево, как в него с другой стороны вонзилось копье, и осколки каменного дерева усеяли землю. Эскуа-илун быстро сокращал дистанцию, попутно создавая еще одно копье прямо на ходу. Возможно, порой я и правда завидовал темноруким. Они могут буквально из воздуха создавать ужасно смертельные, пусть и плохо контролируемые вещи.

Я не мог позволить своему противнику еще раз получить преимущество. Не дожидаясь, когда он закончит создавать новое оружие, я принялся быстро сокращать дистанцию, чтобы теперь, если враг захочет взорвать свое копье, он сам попал бы под его удар.

В ближнем бою противник тоже оказался не промах. Я пропустил пару ударов древком по лицу, и из носа потекла кровь. Но, поймав его на ошибке, я разрубил копье и нанес сильный удар. Истекая кровью, второй эскуа-иллун подходил ко мне. Меч он держал неуверенно, как я и предполагал – правша. Отправить его в беспамятство было очень просто.

Не став тратить время на связывание, я сразу же продолжил путь к пещере, попутно вытирая текущую кровь рукавом.

Следуя инструкциям Аскелия, я быстро нашел несколько гигантских плоских камней, торчащих под углом из земли. Они были полностью покрыты мхом, лианами дикого хмеля и обвиты корнями, а на самом верху росло небольшое дерево. Под толстым ковром лиан и мха оказался проход, достаточно большой, чтобы туда легко пролез ребенок. Однако для взрослого это было бы немного проблематично.

Оказавшись внутри и достав из рюкзака Аримана и факел, я зажег последний и начал спускаться в пещеру. Иногда в тоннеле сквозь камни и корни пробивался свет, но чем глубже мы спускались, тем становилось темнее. Внезапно в очередном ответвлении тоннеля я заметил, что на корнях, удивительно похожих на ветки, растут плоды, похожие на помесь кристаллов и обычных яблок. На вид опасные и сочные одновременно. Разноцветные пятна виднелись по всему плоду. Никогда прежде таких не видел.

Наконец-то оставалась пара поворотов, и перед моим взором открылась большая пещера. С высокого потолка свисали корни. Да и не только с потолка, корни были везде – на полу, на стенах. Пришлось ступать очень осторожно, чтобы не упасть.

– Похоже, пришли, – весело сказал Ариман.

В центре комнаты лежал белый брезент, слегка присыпанный землей.

Глава 10

Положив факел на не занятую корнями поверхность, я откинул край брезента. Под ним лежало тело, ничуть не тронутое временем. Легкая одежда повторяла изгибы тела. Все казалось абсолютно нормальным, за исключением отсутствия головы. В полутемноте мне казалось, что тело даже дышит.

– Ну что же, приступим? – с некоторым удовольствием сказал Ариман.

Я лишь молча кивнул в ответ. Поставив голову рядом с телом, я достал из сумки баночку с белым порошком. Помедлил. А сколько нужно риленя? Мне никогда не приходилось иметь дела с обезглавленными телами. В лекарских книгах сказано, что для самых серьезных ран нужно не больше пяти хлопьев, но в случае с отрубленной конечностью чаще всего ее просто заново отращивают. Так меньше шансов, что кости и мышцы срастутся криво. Интересно, а можно ли отрастить заново тело? С конечностями это ведь работает.

Я отмахнулся от этих мыслей. Если человек попадал в такую ситуацию прежде, то наверняка он лучше знает, как действовать. Мне дали простые инструкции – использовать щепотку хлопьев и вернуть голову на место.

Так я и поступил.

Теперь тело на земле выглядело цельным. Как только голова Аримана вернулась на законное место, он словно тут же погрузился в глубокий сон. На его лице было спокойное умиротворение. Я стоял в свете факела неподвижно, словно был одним из каменный корней, и ждал. Сколько потребуется Ариману, чтобы проснуться, и вообще сможет ли он встать, я не знал. На вид тело было худым, но не полностью истощенным, между кожей и костями еще оставался тонкий слой жирка.

«И что дальше?» – мой безмолвный вопрос повис в воздухе. Других инструкций не было, свою плату я получил, так что могу быть свободен. Я решил все взвесить В этих землях кишат эскуа-илуны, у них есть огромные подземные лабиринты под всем городом, а может быть и под всей долиной. Я украл у них один из объектов исследований. Пусть в лицо меня и не видели, но выследить вполне смогут. И еще кое-что. Аскелий послал кому-то из базисов весть. Вполне возможно, что из ближайшего гарнизона пришлют пару сотен солдат и они попробуют поймать идола темноруких. В моих карманах теперь хватит монет на путешествие до самой столицы и обратно. Однако обещанный секрет тяготил мой разум.

Я оставил факел на земле и пошел к выходу. Когда я выбрался из пещеры, ядовитый свет ослепил меня. После приятной обволакивающей темноты солнце словно пыталось изжарить своими лучами. Я решил не возвращаться за вещами, оставленными у башни Бриса. Сейчас я хотел как можно скорее уйти из этого города, я спокойно смогу купить себе новые вещи, и получше. Предстояла резня, и я меньше всего хотел в нее ввязываться.

Я решил переждать предстоящую бойню в ближайшем гарнизоне. Когда же все закончится стребовать с Аскелия долг – обещанный секрет, если конечно пекарь останется жив.

Мой путь проходил почти у самых гор, как можно дальше от дорог. С каждым шагом разум кричал мне – что-то не так. Я не мог понять, в чем же дело, списывая это на беспокойство о своей жизни. Но тут меня осенило. Пропал свист ветра, проносящегося над лесом, и шум крон каменных деревьев, что колыхались под его натиском. В лесу стояла удивительная тишина.

Внезапно я услышал звонкий удар металла о камень. Не успел я повернуться к его источнику, как у моего горла оказался черный бугристый клинок.

Кажется, мой путь закончился, не успев начаться.

Меня окружили трое. Лицо одного мне было знакомо, у него был расплывшийся синяк под глазом – один из тех, на кого я наткнулся по дороге сюда. Остальных я видел впервые.

– Где голова? – холодно, с акцентом спросил тот, кто держал клинок у моей шеи.

«Похоже, совсем отвык от обычной речи», – подумал я и ответил:

– Потерял.

– Будешь ерничать – обратишься в прах прямо на этом месте, – сказал темнорукий с заплывшим глазом.

Не успел я подумать о своей стратегии беседы с темнорукими, как третий ударил меня ногой под дых, и я упал на четвереньки. На их лицах читалось наслаждение. Вот чем становятся любой, примкнувший к эскуа-илунам. Теперь только ощущение чьей-то трепыхающейся души в руках могло подарить им удовольствие, а прерывание жизни – вызвать экстаз.

Вдруг громкий свист оглушил всех. Двое темноруких машинально обернулись. В паре метров от нас стоял Ариман в белых льняных одеждах, словно только что встал с кровати. В руках он держал ножны.

– Дружище, ты даже себе представить не можешь, как я тебе благодарен. – Ариман улыбнулся, а глаза его стали хищными. Он был готов растерзать свою добычу.

Ариман обнажил меч, хотя не знаю, можно ли это назвать мечом. Толстая, слегка изогнутая рукоять без гарды, а клинок словно сняли с косы. Он размял плечи и сделал пару шагов в нашу сторону.

Никогда не видел, чтобы люди так владели оружием. Было заметно, что тело Аримана еще не до конца «ожило», но это не помешало ему легко и грациозно расправиться со всеми темнорукими за несколько ударов. Он дрался в своей, понятной только ему одному манере, двигался непредсказуемо и разил, словно молния в грозу.

Я стоял и наблюдал, как тела превращаются в пепел и поднимаются в воздух. Да, это были мои враги, но меня все равно охватила грусть.

На белых одеяниях Аримана теперь были брызги крови. Легким движением, словно в его руках был не меч, а деревянная игрушка, Ариман вытер лезвие о рукав рубашки. Я лишь провожал взглядом остатки пепла, что рассеивался вокруг.

Ариман легко толкнул меня в плечо и сказал:

– Они же хотели тебя самого на куски порубить, так чего стоишь кислый?

– Не люблю, когда людей лишают жизни, пусть даже это и эскуа-илуны.

– Теперь будешь читать мне нотации или винить в убийстве?

– Это мой выбор, я не хочу никому навязывать свою точку зрения. Однако каждый раз, когда тело вот так рассыпается в пыль, а затем растворяется в воздухе, это безнадежно погружает мое сердце в печаль.

Я лишь негромко усмехнулся и добавил:

– Должен хотя бы кто-то опечалиться их смерти.

Эти слова как будто вызвали у Аримана уважение ко мне, он понимающе кивнул.

Все ждали продолжения, но Абай лишь расслабившись откинулся на спинку стула. Все были в недоумении.

– Абай, – строго обратился Бехимет. – ты же не вор! Тогда почему так нагло обокрал нас всех?

Абай сначала немного опешил от такого заявления, однако прекрасно понимал причину обвинений. Он хотел отделаться простеньким окончанием истории, но для путешественника такое было равносильно краже.

Абаю не хотелось снова думать об Ильберионе и его приспешниках, он еще надеялся, что такой конец сойдет ему с рук. Он сказал тихо, почти заговорчески:

– Я видел весь ужас Ринтола и боюсь никто из вас не выдержит даже крохотной части правды.

– Не следует так старательно думать за других, друг мой. Или хочешь сыграть и на это?

Люциан демонстративно размял пальцы.

– Ты проиграл историю, так что, расскажи ее до конца, – сказала Лин, смотря прямо в глаза Абая.

– Хорошо, хорошо … – протягул Абай, – Но не ждите от меня слишком много подробностей.

***

Как только сообщение Аскелия достигло Ринтола – крупного города-гарнизона, все проходы в долину были перекрыты. Темнорукие не сразу почувствовали опасность. Все было сделано быстро и четко. По-настоящему эскуа-илуны начали шевелится, когда в долину прибыл сам Грань Силы – Люмор Сальдерский со отрядом лучших и известнейших воинов. На кон было поставлено слишком много жизней.

Почувствовав, что их загоняют в угол темнорукие показали свой главный козырь … Средство, что подавляло свободу воли. Люди не чувствовали изменения окружения, не задавали вопросов, им все казалось верным. Когда появился смерч, они восприняли это как само самой разумеющиеся. Безусловная преданность, отсутствие вопросов и сомнений. Когда хозяева приказали взять оружие никто не спросил «зачем». Когда хозяева приказали отдать за них жизни – никто не сомневался.

Я своими глазами видел страх в глазах солдат, когда на их шли обычные люди с вилами. На них нападали те, кого они обещали защищать. Всем был дан один простой приказ «никого не выпускать из долины».

В самый страшный миг, когда жители вместе с эскуа-илунами прорвали пост у города Тиз и темнорукие шествовали к Бермиде, им преградил путь всего один человек. Его доспехи выцвели, в руках вместо меча было кривое лезвие от косы. Бесцветный воин в одиночку остановил падение города Тиз не убив ни одного человека, а затем исчез. Он появлялся и исчезал, приходил словно ветер. В казармах еще долго гадали – кто же это мог быть.

Пока солдаты сдерживали натиск людей, Люмор со своими воинами отправился в самое логово эскуа-илунов. Я видел огненные столпы, достающие до неба! Ощущал силу и ярость их владельца, словно стоял подле него.

Много посевов погибло в пожаре противостояния, однако большинство жителей удалость спасти. Зараженных и отравленных еще долго лечили, очищая их тела от той дряни, которой эскуа-иллуны наводнили всю долину. Продажных хозяев, кого смогли взять живым, забрали в столицу. Одному Нокту известно, что им уготовил правитель.

Что случилось с Ариманом после, я не знаю. Но зайдя к Аскелию прямо перед отъездом, я слышал, как он упрашивал жену позволить его старому другу пожить пока что у них. Искренне надеюсь, что теперь голова Аримана будет лучше держаться на плечах, ведь больше в крепость темноруких я точно не полезу.

Глава 11

«Кваэр» сидели в тишине, каждый переваривал историю. Зеон почти бесшумной поступью подошел к столу путешественников и поставил свежие кружки с чем-то теплым и ароматным. Легкий дымок поднимался и тут же растворялся в воздухе. Аромат трав и ягод наполнил зал. Возможно, это был комплимент от Зеона за бесплатную историю, а возможно и вежливое, почти отеческое замечание, что больше пить не стоит. Вслед за ароматным напитком хозяин таверны принес еще несколько мягких пирожных. Клио была вне себя от радости. Она аккуратно пододвигала противень с пирожными все ближе к себе.

– Я скорее поверю, что сам Ильберион войдет сюда и пожмет мне руку, чем в то, что кто-то смог достичь бессмертия, – холодно сказала Лин.

– Меня больше беспокоит, что это было дело рук Крувов. Хотя если посмотреть, то такое в их стиле. Выходцы из Юрдуса – создатели печек, искусственного солнца … – Люциан загибал пальцы, – что-то подобное они могли сотворить. Они и так научились расщеплять душу, превращая ее в пепел. Так что им теперь стоит просто оградить ее даже от смерти.

– Мне интересно, что же заставляло людей видеть и чувствовать образы прошлого. – Этот вопрос волновал Рэйгаса больше всего.

– Ты так и не научился нормально придумывать истории. То, что это выдумка, больше, чем очевидно, – продолжал Рэйгас.

Люциан выпрямился. Он был готов вмешаться в разговор и не дать ему дойти до ссоры. Абай лишь быстро бросил взгляд на Люца, и тот понял, что его вмешательство не требуется.

– Насканский ты жук. – Абай слегка поджал губы, шрам в уголке рта неестественно скривился. – Я знаю, чего ты добиваешься.

– Если бы это было необходимо, ты бы уже давно все рассказал. – Золотые глаза Рэйгаса заблестели.

– Однако. Вот это было обидно. Пусть на вопрос о том, почему Ариман бессмертен, я ответить не могу, но терпеть обвинения во лжи от тебя я не намерен. – С этими словами Абай полез в поясную сумку и достал небольшой бумажный сверток.

Пока «Кваэр» в недоумении переглядывались между собой, ожидая драки или ссоры, Абай развернул сверток и достал небольшие засушенные кусочки яблок. Их мякоть блестела и переливалась, будто у нее был не ровный срезанный край, а множество маленьких и гладких поверхностей.

– Попробуй свои чувства на вкус, – сказал Абай почти заговорщически.

Уверенность Рэйгаса дрогнула. Он чувствовал всем своим существом, какой вкус будет у этих небольших яблок, и ему больше всего на свете не хотелось ощущать его. Что бы это ни было, оно будет напоминать о Ней.

– Приношу свои извинения, мой друг.

– Не думаю, что ты отделаешься извинениями. Не попробуешь – не узнаем, правдива ли моя история. – Абай протянул руку к центру стола.

Повисла гробовая тишина.

– Не против, если я попробую? – На физиономии Люциана сияла мягкая полуулыбка, а глаза смотрели то на Абая, то на Рэйгаса.

– Все, кто хотят, – могут убедиться. Угощайтесь! – Абай смотрел с небольшой издевкой на Рэйгаса.

До ухода Рэйгаса его провокации обычно окупались, однако теперь все изменилось.

Каждый, кто попробовал кусочек необычного яблока, смог испытать давно забытые ощущения. У Клио на глазах проступили слезы, а Бехимет разразился громогласным хохотом, Люциан сдерживался изо всех сил, однако эмоции переполняли его. Каждый из «Кваэр» снова пережил давно забытое. Пусть и некоторым для этого не понадобились волшебные яблоки.

Глава 12

Лин откинулась на спинку стула и привычным движением вытащила из ножен Хана – кинжал, изогнутый как серп молодой людской луны с металлическим кольцом на конце рукояти. Узор на лезвии был словно отражением морской глади в ветреный день. В дрожащем свете свечей блики скользили по полированной поверхности, играя на причудливых прожилках. Лин бережно перевернула клинок, проверяя остроту подушечкой пальца.

Клио заметила рядом отблеск металла, но не придала этому особого значения; она знала – охота для Лин была не просто работой или очередным заказом. Как выразились бы ноктийские философы – охота была ремеслом ее души.

– Уже готовишься нас покинуть? – спросила Клио, стряхивая с пальцев остатки пудры.

Лин перевела на нее взгляд:

– Да, есть несколько заказов на бэйне, рядом с туманом. А что есть желание поохотится вместе?

Клио захихикала, томно прикрыв рот ладошкой. Тонкие кольца и браслеты на ее руке играли в свете свечей.

– Наглость этих тварей не знает границ. Они уже не просто рыскают у кромки тумана, а будто специально испытывают судьбу. Подходят так близко к деревням, что пахнут человеческим страхом. Стая, говорят, крупная. Ты могла бы обзавестись новой накидкой или даже целым плащом.

– Дорогая, я благодарна тебе за предложение, но пятна не в моем вкусе, – спокойно ответила Клио без капли иронии.

Рэйгас молчал, погруженный в себя. Выходцы из Великих охотничьих домов зачастую сами не замечали в своей речи отзвуков древнего языка. Они еще помнили «турен санарин» – язык, родившийся задолго до темных времен.

«Бейне, бейне, бейне …» – слово крутилось на языке. Рэйгас был настолько погружен в собственные мысли, что не следил за ходом беседы за столом.

– Только, пожалуйста, без историй про узлы для сетей и ловушки, – Клио провела салфеткой по губам, сметая крупинки сахарной пудры. – От одних только названий у меня начинает болеть голова.

Люц, до этого витавший где-то в облаках, оживился как волк, почуявший дичь:

– А зря! Истории с охотой на диких зверей – это же классика. Может быть нам повезет, и мы сможем услышать подлинную историю об охоте одного из Великих домов!

«Точно! Бейне это дикие звери!» – Рэйгас чуть не усмехнулся вслух. В его голове всплывали значения устаревших слов, словно где-то в закромах разума открыли старый запылившийся сундук.

Бейне – звери, что бегут от дыма костров. Хэкиде – нечто иное, чудовища, рожденные из искаженных осколков людских душ». За двести лет жизни среди живых Рэйгас успел выучить не один человеческий язык. После возвращения, он чувствовал, что его ноктийский словно притупился. Но сейчас он ощущал, как забытые слова всплывают один за другим. Витиеватые фразы, обрывки стихов, охотничьи присказки.

– Жаль, – голос Лин прозвучал ровно. – Ведь у меня припрятана история, которую знают лишь единицы. И то … обрывками.

Она медленно переводила взгляд на каждого члена «Кваэр» по очереди, будто отмеряя паузу между ударами сердца. Клио слегка сжала губы – она уже чувствовала куда это приведет. Лин прекрасно знала слабости своих спутников и играла ими, словно струнами – перебирая то одну, то другую. Может, из прихоти, а может, в ответ на их снисходительные слова.

– О человеке, что смог переступить через свою слабость. – Лин слегка наклонила голову, и в ледяном взгляде мелькнул дрожащий свет от свечи. – О человеке, что не сломался даже когда этого требовал весь его мир. О беззаветной преданности … которая стала проклятием.

Пауза.

–Драматично? Болезненно? Героично? Возможно. Но главное – правдиво.

Вся таверна погрузилась в тишину, каждый из путешественников за столом застыл на своем месте, не в силах шевельнуться. Даже Клио столь искусно игравшая роль равнодушной, не могла скрыть легкого напряжения – ее пальцы замерли на краю бокала, оставляя матовый след. Все желали услышать подробности. Внутри Рэйгаса все трепетало, он жаждал окунуться в эту историю с головой! В его груди разгорался знакомый пожар – тот самый, что пробуждается лишь перед истинными историями. Не теми прилизанными балладами, что распевали менестрели, а сырыми, неотшлифованными, пропитанными потом, кровью и правдой. Его пальцы непроизвольно сжались вокруг кубка – вот оно, то самое редкое чувство, когда ты вот-вот услышишь не «сказку», а отголосок реальных событий. Абай и Бехимет обменялись молниеносными взглядами – в них явно читалось: «Черт, мы не должны вестись на это!». Но крючок уже впился и сопротивляться было бесполезно. Только Люц сиял как ребенок, которому обещали сладости. Его глаза горели, а пальцы барабанили по столу в нетерпении.

Порой Лин не доставало изысканности в манерах или речевых оборотах, ее провокации были не прикрыты. Но это не лишало их своей силы.

– Но раз вам неинтересно… – она развела руками с притворным сожалением.– Никаких историй про охоту.

С этими словами Лин расслабилась и небрежно откинулась на спинку стула. Ее лицо было абсолютно невозмутимым, лишь едва уловимый изгиб губ выдавал удовольствие от игры. Девушка их снова дразнила. Она обожала так делать.

Молчание повисло во всей таверне.

– Подло играешь, – тихо сказал Абай, отпивая настойку из кружки.

– Зато, как и в охоте, действует безотказно, – лукаво прищурилась Лин.

Люциан буквально ерзал на месте, а его пальцы продолжали отстукивать по столу неровную дробь. Он знал – когда на каменном лице Лин проступали эмоции, история стоила того, чтобы ее услышать, большая часть действительно была про охоту, скитания по лесам и полям, но вот оставшиеся…

– Да ну, опять будет что-то про какого-то оборванца на краю света, – нарочито громко вздохнула Клио. Ее голос звучал преувеличенно скучающим, но взгляд скользил по Лин с хищным любопытством. В глубине души она уже прикидывала, нельзя ли из этой истории выудить себе новую жертву – кого-то богатого, знаменитого … и падкого на красоту.

– Очередной сын третьего в очереди наследника, что чудом подстрелил редкую диковинку? – наигранно устало продолжала Клио. – А потом, заблудившись, плутал по болоту в ее поисках.

– К твоему счастью нет. Это история про одного из детей Великого охотничьего дома Моробэев, который не пожелал мириться с уготованной для его семьи судьбой.

Ригель – жемчужина Ламинарного залива, остров-котел, где перемешались традиции всех Великих Охотничьих Домов. Когда-то это было место, где история творилась между глотками вина. Здесь чествовали героев, чьи имена вписывались в историю, принимали хутэ, даря им фамилию под гром кубков, пили за отличную добычу. Здесь царствовала атмосфера праздника, величественности, где обычный человек мог соприкоснуться с величайшими охотниками Нокта и вдохнуть запах настоящей охоты – крови, моря и славы.

Сейчас же Ригель стал другим – не сценой для подвигов, а последним причалом. Сюда, лишенные туманом своих земель, перебралась половина Домов. Еще при закладке первых камней Ригеля каждому Великому Дому был дарован свой уголок острова – словно кусок родины, перенесенный через море. Особенности каждого дома легко проникали и отражались в зданиях, улицах, даже в обычных мелочах. Одного краткого взгляда достаточно чтобы понять какому хозяину принадлежит район, хотя порой достаточно было шагнуть на мостовую и ноги сами понимали где ты.

Часть острова, принадлежавшая семье Тогонэри, поражала утончённостью и роскошью. Для простого человека она казалась слишком дорогой и непрактичной, но торговцы считали этот изысканный район лучшим местом на всём Ригеле. В гладкой полировке колонн и ступеней играли прожилки драгоценных металлов, и словно излучали собственный свет. Люди, привыкшие к достатку, здесь вдруг ощущали свою несостоятельность: всё, что раньше казалось им ценным, в этих стенах превращалось в безвкусную мелочь. Даже порт был выстроен из лучшей древесины и гранита, где позволял берег. Волнорезы из серого камня встречали гостей торжественно и строго, а разбивающиеся о них волны поражали каждого, кто прибывал по морю. Именно здесь Тогонэри чаще всего принимали новых партнёров и союзников. Ведь зачем искать лучших, если они сами идут к тебе? Когда хозяев не было на острове, за элегантными зданиями и постройками ухаживала целая свора обслуг. Тогонэри могли позволить себе любую роскошь, какую желали их сердца.

В изысканном районе мраморных зданий не было мастерских, конюшен или любых других сооружений, что создавали шум или зловония. Только аккуратные здания для торговцев, небольшие садики, скамейки и сама резиденция семьи.

Район черных пирсов с их базальтовыми зданиями, темными как небо перед штормом, был вотчиной Моробэев. Здесь семья воссоздала кусочек своих родных просторов – Вулканов Ригбис. Те, кому довелось побывать в родной обители Моробэев и «маленьком Ригбисе» в Ригеле, поражались до мурашек – насколько точно были воссозданы постройки и подобран цвет камня. Ходили слухи, что охотничий Дом не поскупился и привез базальт аж с другого конца Нокта. Но прославился Дом отнюдь не темными переулками и идеально мощеными дорожками. Моробэи, мастера дрессировки и верховой езды приручили агилканов – королей среди морских хищников, уступающим в свирепости лишь Великим чудовищам. Сами представители Дома шутили, что после приручения агилканов, они смогут справиться с любым животным. В этом они не преувеличивали – в их руках любое существо становилось покорным. От каждого представителя дома исходила уверенность и сила – это чувствовали все живые существа и даже люди.

Об их мастерских ходила отдельная молва. Дубильщики и кожевники изготавливали самое легкое и прочное ездовое снаряжение, их доспехи весили не больше шелкового плаща, но не уступали прочности саламандровой кожи.

Но однажды нашлись те, кто смог сбить этот дом с пути, завлекая его все глубже во тьму. Когда-то ведущие, Моробэи стали ведомыми. Дом начал терять свой путь. Осознание пришло слишком поздно – когда выбор между честью и выживанием уже висел над ними, как клинок палача.

Глава 13

«Волчий двор» в Ригеле был единственным в своем роде. Это был целый город в городе: высокие денники с базальтовыми колоннами, манежи с различными покрытиями, почти два десятка складов. И все это было связано сетью проходов, напоминающие настоящий лабиринт. В «Волчьем дворе» могли уживаться совершенно несовместимые виды: как обычные травоядные лошади, так и хищные агилканы.

Именно сходство агилканов с волками и дало название «Волчьему двору», а также основным профессиям. Вместо конюхов тут работали волчьи, а вместо коноводов – волководы. Старший волчий стоял во главе всего двора, здесь его слово было непреложным законом, а воля неоспорима.

Агилканы – истинные короли морей были намного крупнее обычного волка. Они могли быть выше в холке чем лошадь и требовалось немало прыти чтобы просто взобраться на него, особенно без седла. На длинных стройных ногах выделялись перепончатые лапы, оставляющие едва заметные следы на мокром песке. Непропорциональность телосложения подчеркивали высокие уши, мускулистый хвост и толстая длинная шея, хотя загустым мехом это было сложно разглядеть. Гибкое тело и хвост делало агилканов до безумия изворотливыми, а тонкие длинные ноги прыткими.

Одним из главных достоинств этих созданий, была ни шерсть, как многие могли бы подумать. А умение передвигаться по воде. Агилкан с наездником мог пересекать море, почти как обычная лошадь пересекает поле. Хвост позволял им прытко двигаться под водой и нырять на внушающую глубину, даже имея на себе наездника.

Нужно немало храбрости чтобы без страха подходить к подобному зверю, но Холане было не привыкать. Она открыла двери одиночного стойла и вошла внутрь. Под ногами хрустела мягкая подстилка, а в воздухе стоял аромат шерсти, сена и древесины. Гром – агилкан ее старшего брата, узнал знакомый запах, как только девушка вошла в здание и уже покорно ждал.

Холана – старший волчий и одна из дочерей главы семьи Моробэев. Ее миниатюрная фигура на фоне матерого хищника выглядела почти нелепо, и все же в ее осанке чувствовалась врожденная властность, заставлявшая волка покорно склонять голову. Темно-каштановые волосы, собранные в тугую косу, не распадались даже в самый яростный ветер. Если бы художнику понадобилась идеальная модель, он бы выбрал Холану. Ее лицо было будто высечено резцом мастера: высокие скулы, четкий овал, мягкие, но выразительные губы. Особенно выделялись глаза – глубокие, карие, с едва уловимой хищной искоркой. Неудивительно, что девушка любила подчеркивать их платьями всех оттенков синего: от холодного индиго до сочного кобальта.

Гром опустил голову так низко, что его темно-серая морда почти коснулась земли, будто сама тень склонилась перед Холаной. Он замер в ожидании, дрожащие ноздри ловили знакомый запах кожи поводьев, а уши настороженно подрагивали. Готовый. Ждущий. Но девушка лишь нежно провела ладонью по его шершавой щеке, затем почесала за ухом: там, где шерсть была особенно мягкой.

– Не сейчас, – прошептала она, приподнимая его голову двумя пальцами за подбородок.

Гром не сдавался. Он снова упрямо наклонился, горячий нос толкнул ее ладонь, требуя: «Надень их. Мы должны бежать!» В его глазах стояла вся невысказанная ярость заключенного зверя. Он жаждал ступить на водяную гладь, чтобы ветер снова вырывал из пасти клочья пара, а мир сужался до ритма ударов лап по воде.

– Прости, – голос ее звучал тихо, но так, чтобы Гром услышал каждое слово. – Твой хозяин в немилости. А значит, и ты остаешься здесь.

Волк глухо зарычал, но не в ее сторону, в сторону двери, за которой был тот, кто лишил их обоих свободы.

Холана знала, что агилкан всего лишь зверь. Но, как и все Моробеи, она верила: за этими жестокими жёлтыми глазами скрывается душа – дикая, необузданная, но не чужая. Порой девушка говорила с волками, шептала им слова утешения или одобрения, хотя понимала: смысл фраз для них терялся в морском бризе и запахе крови.

Но разве это было важно?

Волки и ловчие понимали её без слов. Их молчаливая преданность стоила для девушки больше чем любые сокровища или роскошные наряды. Когда Холана проводила пальцами по грубой шерсти, слушала их прерывистое дыхание, ей казалось – они разговаривают. На своём языке. На правильном.

Даже самые строптивые агилканы под её руками становились покорными. Не из страха, а от странного успокоения, которое исходило от этой хрупкой на вид девушки. Её терпение было безграничным, а упрямство тихим, как зимний лес перед бураном. Со стороны казалось нелепым: эти тонкие пальцы, будто созданные для игры на цитре или ношения фарфоровых колец, так уверенно держали корд. Изящная шея, достойная нефритовых колье, носила вместо украшений шрамы, память о первых неловких тренировках.

Её собственная ездовая, Андора была такой же. Маленькой на фоне сородичей, но неутомимой. Ни один агилкан не мог сравниться с ней в выносливости: когда другие уже падали от усталости, Андора лишь заостряла уши, будто говорила – «Мы только начали».

Однако Холана не отрицала своей женственности. Зачастую, в поместье, она носила яркие платья с небольшим вырезом, который идеально подчеркивал ее точеные ключицы. Но стоило ей войти в «Волчий двор», она сразу же надевала сверху темный жилет, а подолы платья подвязывала к поясу, обнажая высокие кожаные сапоги и штаны. Холана подглядела это у женщин моряков, что ходили под парусом на прогулочных кораблях и любили приобщаться к высокому кругу. К подолу платья они пришивали крепкую бечевку и как только этого требовал случай, за несколько движений укорачивали неудобную юбку, умело сочетая красивое и практичное.

Холана провела ладонью по холке Грома, ощущая под пальцами жесткую шерсть, лоснящуюся в приглушенном свете. Почти зажившая ссадина – тонкая розовая полоска на темно-сером фоне, заставила её стиснуть зубы.

«Опять Сор…»

Она мысленно выругала брата. Если бы он хоть раз проверил крепление седла перед выездом, Гром не терся бы теперь боками о стойло, пытаясь унять зуд затягивающейся раны. Сор был искусным наездником, но его беспечность сводила все умения на нет.

Гром фыркнул, будто чувствуя её мысли, и повернул к ней желтый, горячий взгляд. Он был точной копией хозяина – такой же неукротимый, своенравный, с той же привычкой бросаться вперед, не оглядываясь. Их обоих, словно ветром, все время носило «не туда», будто они слышали какую-то зовущую мелодию, недоступную остальным.

На этот раз мелодия унесла Сора так далеко, что отец, узнав о самовольной отлучке, в ярости запер его в покоях, лишив права даже приближаться к стойлам. Холана не знала, куда и зачем ездил брат, да и не пыталась выяснять. Ей было достаточно, что теперь оба, и Сор, и Гром, находились здесь, под одной крышей.

«Дома. В безопасности.»

Она нанесла на рану последнюю каплю мази и легонько взъерошила шерсть Грома. Волк недовольно хмыкнул, в ярко-желтых глазах сквозила печаль.

Если сказать такое обычному человеку, но он бы посчитал говорящего дураком, но Холана чувствовала, как волку одиноко без Сора.

– Все же отец наказал вас обоих, – произнесла Холана, стараясь придать голосу ту же твердость, что звучала в отцовских приказах. Но пальцы её, вцепившиеся в густую шерсть на груди Грома, выдавали другое – жалость.

Она по-детски неумело потрепала волка, копируя жест брата. «Так делает Сор», – думала она. «Может быть, Гром почувствует его в этом прикосновении?»

Агилканы… Эти величественные создания жили по законам, непонятным даже мудрейшим из Моробэев. Их преданность была страшной в своей абсолютности. Холана видела, как они чахли без хозяев. Отворачивались от пищи, не переставая выли, стирали мягкие лапы в кровь, скребя дубовые двери стойл. Некоторые, особо упрямые, выгрызали целые доски, заполняя пасти занозами, лишь бы пробиться туда, где, как они чуяли, был их человек. А уж о смене хозяина и речи быть не могло.

Холана уже задвигала последнюю перегородку денника, когда постукивание каблуков по каменному полу заставило её резко обернуться. В дальнем конце коридора, возникла знакомая высокая фигура.

Его обычно невозмутимое лицо с резкими, как у горного ястреба, чертами выглядело особенно мрачным. Брови, сведенные над переносицей, почти смыкались над холодными серыми глазами, а тонкие губы были плотно сжаты. Но когда его взгляд упал на Холану, всё лицо преобразилось – будто солнце пробилось сквозь грозовые тучи. Так было всегда, напускная хмурость растворялась как лед в кипятке рядом с близкими ему людьми.

Девушка чувствовала, как её собственные губы непроизвольно сжимаются в тонкую линию. «Где Ансорус, там и Сор», – пронеслось у неё в голове. Эти двое давно стали братьями, пусть и не имели общей крови – если Сор был неудержимой горной рекой, то Ансорус оставался каменной плотиной на его пути.

Её пальцы судорожно сжали деревянную перегородку. Внутри всё кипело: «Подойти к обмундированию волка с таким невежеством, а теперь ещё и гоняет брата как посыльного».

Ансорус шёл с привычной неторопливостью. Одной рукой он придерживал аккуратный бумажный сверток и кажется совсем не замечал раздражения Холаны.

– О, Холана, рад тебя видеть, – радостно воскликнул Ансорус – Как… удачно, что ты здесь.

Холану едва не передернуло от этой наигранности. В ответ на приветствие девушка молча кивнула.

«Удивительно, что главного волчьего можно найти рядом со стойлами агилканов», съязвила про себя девушка, хотя несомненно эти слова отразились на ее лице.

Как только они поравнялись, Холана вытянула руку вперед, преграждая путь.

– Никаких угощений. Он ещё не поправился, – бросила она, подчеркнуто хмуря брови, хотя в голосе уже слышалась фальшивая строгость.

– Тогда пусти на угощение кого-нибудь другого, – Ансорус ухмыльнулся, протягивая свёрток с нарочито невинным видом.

Бумага шуршала знакомо, а лёгкий рыбный запах уже выдавал содержимое. Сушёные угри – «золотая валюта» во всем Волчьем дворе.

– Пытаешься подкупить меня, чтобы выпустила Грома раньше срока? – спросила она, уже чувствуя, как гнев тает, словно снег на горячей шкуре волка.

Но в тот момент, когда пальцы коснулись лакомства, до неё дошло.

Угри были не для Грома. Для неё.

Ансорус стоял, скрестив руки, с выражением человека, который только что выиграл партию в кости без единого броска. Он знал: лучший способ растопить гнев Холаны – принести угощение её подопечным. Особенно то самое, от которого каждый агилкан терял остатки достоинства, начиная выпрашивать кусочки как щенок.

– Ни в коем случае. Просто хочу узнать, как Гром себя чувствует. Сор с ума сходит в четырех стенах, как медведь в клетке.

Холана аккуратно завернула лакомство обратно в бумагу, но было уже поздно – острые волчьи носы уловили вожделенный запах. Из соседних денников послышался нетерпеливый топот, а через прутья начали протискиваться любопытные морды с горящими глазами. Ледяная маска недовольства наконец соскользнула с её лица. Вместо неё появилось то особенное выражение, которое бывало только перед выгулом агилканов – лёгкий румянец, блеск в глазах и едва заметная улыбка, заставлявшая молодых волков вилять хвостами в предвкушении.

– После такого отдыха он в идеальном состоянии, – Холана невольно погладила ближайшую мохнатую голову, протиснувшуюся к её руке. – Остались лишь пара царапин от тех дурацких ремней…

Она резко повернулась к Ансорусу, указательный палец угрожающе поднялся:

– Передай моему ненаглядному братцу: если он ещё раз так халатно подготовит волка, я сама запрягу его вместо агилкана! Пусть побегает по манежу с седлом на спине и посмотрим, как долго его хваленая наездничья гордость продержится.

Глаза её сверкали, но в голосе уже слышались смешанные нотки – напускная строгость поверх искренней заботы. Ансорус лишь усмехнулся, он-то знал, что это «страшное» наказание Сор бы принял с восторгом, лишь бы снова оказаться в седле.

Гром просунул морду между прутьев. Желтые глаза внимательно наблюдали за всем происходящим, а острые уши поворачивались из стороны в сторону. Казалось невероятным, что эти грозные хищники, «Короли морей», с клыками способными прокусить металл, порой вели себя как любопытные щенки.

Гром внезапно замер и начал принюхиваться. Его ноздри задрожали, улавливая знакомый запах, а пристальный взгляд устремился на Ансоруса. В желтых глазах словно стоял немой вопрос: «Где он?» Но юноша только улыбнулся и нежно потрепал любопытную морду.

Ансорус вырос в тени Великого Дома. Таких как он называли хутэ – принятый в семью чужак, но для Моробэев он давно перестал быть чужим. С самых первых мгновений в Доме он уяснил главное: Моробэям было плевать на внешность и даже характер человека, преданность семье и ее идеалам, вот что охотничий Дом всегда ставил во главу угла. Верность Ансоруса стала тихой и нерушимой: ни громких клятв в верности, ни показательных выступлений за честь семьи – она жила в мелочах. Например в маленьком подарке для главного волчьего, чтобы смягчить гнев к ее брату. Просто потому, что так должно быть.

– Кстати, как Пепел? Файс завалил меня поручениями под потолок. Вряд ли смогу скоро вывести его.

Холана пожала плечами:

– Неплохо справляется. Выводила его с молодняком, дисциплинирует получше некоторых взрослых волков. До вожака конечно пока не дотягивает, но хорошее подспорье.

На лице Ансоруса проступила улыбка. Пусть Пепел и числился одним из стайных волков, но между ними сформировалась прочная связь, когда взгляда было достаточно вместо приказа. Пальцы Ансоруса непроизвольно сжались в кулак. Если он когда-нибудь получит право на фамилию Дома, то сделает Пепла свои волком.

Тень тревоги скользнула по лицу Холаны:

– Следующий выезд Вулкана… Не хочешь попробовать его вместо Пепла?

– Прошу, не начинай, – глухо проронил Ансорус, потирая переносицу.

– Я же вижу, как ты горбишься после долгой езды! – пальцы её впились в бока. – Пепел тебе не по росту. Ты не мальчишка, чтобы на пони кататься.

– Новое седло с удлиненными стременами скоро закончат. И ты уже забыла, что мы не раз проходили твои «испытания»? – на последних словах он сделал кавычки в воздухе. – Брус, лестница и все в полной амуниции! Даже твой любимый Вулкан не может похвастаться таким чувством баланса.

Повисшую тишину нарушил тяжелый вздох Холаны. В ее глазах читалось признание поражения.

– Как хочешь, – бросила девушка через плечо, отворачиваясь.

Внутри Холаны всегда горело одно стремление – создать идеальную гармонию между всадником и агилканом. В далеких морских просторах охотник мог полагаться только на своего волка и именно от их сыгранности могла зависеть жизнь обоих. Девушка не раз видела, как Пепел и Ансорус понимают друг друга без лишних слов. Волк без команд разворачивался по едва заметному движению ноги в стремени, а на слепых маршрутах полностью доверял наезднику. Но где-то внутри ее все равно поджидало сомнение. Страх ошибиться и заставлять страдать ее любимых агилканов всегда был где-то глубоко в сердце девушки. Ее забота порой перехлестывала через край, превращаясь в бесконечные испытания наездника и волка.

– Тогда хотя бы не забывай как следует затягивать подпруги и … – только начала Холана очередные наставления, как Ансорус перебил ее и сказал со всей серьезностью.

– Ну не знаю, на затяжку подпруг Пепел точно не жаловался. А вот на то, что ты лишний раз дергаешь стропы – регулярно.

Холана замерла и через мгновение вся ее строгость испарилась. Всё здание с десятком стойл залилось ярким, звонким смехом, даже самые сонные агилканы разворачивали уши в сторону прохода. Ансорус не знал, что веселит девушку больше, абсурдность его шуток или серьезность с которой он их выдавал. Но действовало это всегда хорошо, а большего ему и требовалось.

– Думаю Файс меня уже заждался, я пойду, – бросил Ансорус, направляясь к выходу.

– Я угощу Пепла угрями от твоего имени! – громко крикнула Холана ему вслед.

Ансорус не поворачиваясь, помахал ей рукой и скрылся за поворотом, Холана снова осталась наедине с волками. Окутавшая стойла тишина была куда привычнее для девушки. Она вдохнула запах соломы и шерсти. Теперь все было идеально.

Глава 14

Ансорус шагал по коридорам с тяжелой пачкой документов в руках. Каждый лист казался очередным камнем на плечах Великого Дома. В своем кабинете его уже ждал Файс – один из старших охотников. В последнее время дела у Великого дома шли хуже некуда, что очень скверно сказывались на настроение наставника. Охота – дыхание и хлеб Великого дома, теперь приносила только убытки и потери.

Ригель был слишком далек от угодий Великого чудовища и внутреннее море, опоясанное туманом, превратилось в непроходимую преграду. Охотники и их агилканы, привыкшие к молниеносным атакам, не выдерживали долгих переходов. Жажда добычи заставляла их бросаться в бой раньше времени – и тогда жертвами становились они сами. Некоторые слишком долго стояли на месте в тумане, пока холод не проникал в кости. Другие теряли бдительность и пропадали без следа. Туман, плотный, как молоко, лишал даже надежды на ориентиры – ни звезд, ни берегов, только белая пустота с блуждающими хэкиде. После пары провальных попыток, вылазки оказались под запретом. Пересечь внутреннее море от края до края, чтобы просто добраться до угодий само по себе было нелегкой задачей. Но в трапезном зале всё так же звенели кубки, а старшие охотники спорили о том, как лучше муштровать своих подопечных.

Ансорус переложил бумаги под мышку и расправил плечи перед дверью кабинета. Он нёс не отчёты о поражениях – а донесения для нового плана. Потому что, если бы глава сомневался – в кузницах бы стояла тишина. Моробэи верили, что их глава найдет выход, как находил всегда.

Кабинет Файса располагался в шаге от «Волчьего двора», намеренно близко, чтобы старый охотник мог в моменты спокойного одиночества наслаждаться видом первых тренировок буйного молодняка. Сквозь высокое окно открывался идеальный вид на манеж, где необузданная энергия юных агилканов била через край. Это доставляло ему глубокую радость. Неуемная жажда жизни в молодом существе била ключом, как когда-то и в нем самом – когда его собственное сердце стучало в унисон с диким ритмом охоты.

В дверь постучали и вошли без разрешения. Ансорус застал наставника в привычной позе – недвижимого, как утес. Файс был воплощением охотничьей дисциплины. Строгий и тонкий, с бледным цветом лица, он казался каменной статуей, что вечно может наблюдать за происходящим. Волосы – смесь вороньего крыла и седины, уложенные с безупречной точностью. На плоском лице сияли два голубых глаза. «Глаза волка» – редкий дар в семье Моробэев. Они всегда видели больше чем мог бы заметить обычный человек, от пронзительного взора не спасало ничто.

Зачастую при первом знакомстве с Файсом люди невольно одергивали руку во время рукопожатия. Все ладони и даже предплечья старшего охотника были покрыты глубокими уродливыми шрамами – не осталось ни единого целого места. Сетка рваных отметин будоражила даже самых прожженных бойцов.

Ансорус разложил бумаги в абсолютной тишине и отметил, что его наставник еще более задумчивый чем обычно. Однако он не стал нарушать тишину, а лишь подбросил несколько дров в камин из поленницы и сел на мягкое кресло. Файс не обратил никакого внимания на своего нового гостя, а лишь продолжил наблюдать за небом и крышами, и снующими белыми чайками.

Кабинет Файса был небольшим, но удивительно уютным. Он был будто выточен под нужды старого охотника, здесь царил строгий порядок. В затейливом орнаменте массивного стола стая волков загоняла добычу, а на тяжелых ножках распустились цветы из дерева. Пара потертых кресел с выцветшей зеленой обивкой пережили сотни «воспитательных бесед» и даже если бы они протерлись до дыр Файс бы их все равно не сменил. Именно на этих креслах бесчисленное количество раз сидели Ансорус и Сор после своих выходок. И теперь они служит напоминанием не только о строгости, но и о доброте наставника. Ведь до отца Сора доходила только половина выходок сына.

Внезапно Файс словно ожил. Он подошел к столу, посмотрел на новые бумаги и глухо цыкнул. Его пальцы на мгновение замерли над стопкой отчетов, затем его ладонь тяжело опустилась на бумаги.

– Это все? – спросил он хриплым прокуренным голосом.

Ансорус кивнул в ответ, но тут же осекся – старший охотник терпеть не мог немых ответов.

– Да. Это последние отчеты, – торопливо добавил он.

Файс оглядел комнату с таким подозрением, будто в ней прятались шпионы. Резким движением он дернул шнур – плотная штора упала, отрезая кабинет от внешнего мира. Небольшую комнату освещал только дрожащий свет от камина.

– Как ученику, хочу тебе кое-что рассказать, – начал он, доставая из ящика длинную трубку с резным морским змеем на мундштуке. Табак сыпался из мешочка ровными порциями, в этих руках не было и тени дрожи. – …ты должен это знать.

– Внимательно вас слушаю, – Ансорус выпрямился, чувствуя, как по спине пробежал холод.

– Положение дел у нас печальное, это ты и без меня знаешь. Судя по толщине отчетов от нас ушла еще дюжина мастеровых. Но это предсказуемо. Мы не можем дать им достаточно работы или денег, чтобы они могли накормить свои семьи.

Файс крепко затянулся трубкой и выдохнул целое облако дыма. В глаза защипало. Комнатку наполнил запах крепкого табака, обжигающего горло.

– Почти весь старший состав охотников скоро отправиться в достаточно длительное путешествие. Подробности только по возвращению.

Файс сделал еще затяжку и замер, словно еще раз взвешивая свои мысли.

«Наставник говорит об айлунах и старших охотниках? Даже если они покинут Ригель на время, вряд ли случится что-то по-настоящему страшное. Файс не из тех, кто станет переживать за остров, полный опытных охотников и бойцов. Здесь на тревогу стянется вооруженных людей больше, чем охраны в столичном дворце. Мастеровые, охотники из других Домов тоже в стороне не останутся. Нет, тут что-то другое.» Начал думать про себя Ансорус, сдерживая подходящий приступ кашля от дыма.

– Я беспокоюсь, что вожак, оставшийся без вожжей может затянуть всех нас в пучину.

В словах Файса была горечь. Он медленно повертел трубку в пальцах, наблюдая, как пепел осыпается на стол.

Ансорус не поверил своим ушам:

«Нет, нет, наставник же может говорить такое о ноёне (господин). Затянуть в пучину? Решения главы неоспоримы и всегда верны!».

– Старшие охотники просто советники. Наши голоса могут только шептать, предостерегать. Для представления интересов Дома хватило бы только этого. Но айлуны…

Трубка резко стукнула о стол, а в глазах Файса пробежала глубокого скрываемая искра ярости:

– Они единственные могут оспорить решение главы, и они почти всем составом покинут остров.

Ансорус не выдержал, он вскочил со своего места, так что кресло грохнулось на пол.

– Если ноён так решил значит это самый лучший из вариантов!

Старший охотник лишь углубился в кресло и продолжал делать одну глубокую затяжку за другой. Его лицо оставалось непроницаемым. Вся комната медленно заполнялась дымом.

– Это лишь предположение, – спокойно продолжил Файс. – Но я ставил свою жизнь на карту бесчисленное количество раз еще до того, как брат стал главой. Интересы Дома для меня на первом месте.

Наставник трубкой ткнул в сторону Ансоруса:

– Просто держи ухо востро, наблюдай и анализируй. Как я тебя учил. Он уже давно не тот, кто подбирает маленьких оборванцев и даёт им кров и заботу.

Комната превратилась в дымовую пещеру. Ансорус пытался глубоко вдохнуть, чтобы усмирить гнев, но табак только сильнее драл горло. Горечь быстро отрезвляла горячий и пульсирующий мозг юноши. Ярость мимолетно стихала, оставляя за собой лишь стыд и заставляя горло сжиматься, словно в нем застряла кость.

– Я вижу, как нити сплетаются в узел, но не могу понять на чьей шее они затянутся. Мойры путают мне все карты.

«Мойры…», с презрением подумал Ансорус. «Что вообще эта троица из Дома Тогонэри забыла в нашем доме. Может все беспокойство Файса из-за них? Наверняка. Не верю в то, что наставник может сомневаться в ноёне.»

Он бросил взгляд на занавешенное окно, где плотная ткань шторы даже в солнечную погоду создавала полумрак.

«Все же не зря кличка „Мойры“ к ним так легко прицепились. Даже Файс, всегда такой принципиальный в формальностях, теперь называет их только так. У живых так называли богинь судьбы и чего-то подобного, в хрониках Нокта – три чудовища в человеческом обличье. И в отличие от мира живущих эта история не была вымыслом.»

– Не беспокойтесь, – голос Ансоруса прозвучал тверже, чем он ожидал. – В ваше отсутствие я буду вести домовую книгу, все отчеты будут в порядке. И если возникнут проблемы…

Он намеренно замолчал, давая понять, что не станет уточнять, какие именно методы применит.

– Рад, что могу на тебя положиться.

Старший охотник улыбнулся, хотя это и было больше похожа на оскал – немного хищный. Однако в глазах Файса было спокойствие.

Покидая кабинет, Ансоруса не покидало беспокойство. «Нужно было быть сдержаннее, так глупо вышел из себя. Все же не верю, что наставник сказал такое в лоб! Искать подвох в решениях Ноёна, все равно что сомневаться в клятве на шрамах! Это было предупреждение об опасности Мойр, не больше… ” Когда кожи Ансоруса коснулся ядовитый свет, а волосами заиграл морской бриз, все тревоги стихли.

«Да, именно так».

***

По золотистому песку пляжа, оставляя четкие следы босых ног, шла девушка. В ее руках – потрепанная записная книжка, страницы которой вздулись от обилия вложенных бумаг и заметок. Каждый шаг сопровождался шелестом – будто стая насекомых перебирала крыльями. Она писала графитовым стержнем, обмотанным веревкой – странный инструмент, больше похожий на обгоревшую кость, чем на пишущую принадлежность. Ее правая рука была испещрена чернильными пятнами, въевшимися так глубоко, что кожа местами приобрела синеватый оттенок старого пергамента.

Внезапно поднялся ветер, теплый воздух с моря сменился на холодный. Девушка сразу же сделала пометку на полях. Ёна не замечала испачканных рук, все ее внимание приковал необычный ветер. В Ламинарном заливе господствовало теплое течение и холодный ветер был тут редким гостем. Длинные каштановые волосы, стянутые синей лентой, развевались позади, а несколько упрямых прядей так и норовили попасть в глаза.

Ёна закрыла книгу, она наконец сделала все необходимые записи.

«Откуда ты идешь и что с собой несешь». Даже в своих мыслях девушка шептала эти слова.

Картография была не просто увлечением Ёна – это была одержимость, пронизывающая каждую клеточку ее существа. Если бы позволили обстоятельства, она потратила бы века на то, чтобы запечатлеть каждый изгиб береговой линии, каждую подводную скалу, каждый капризный поворот течений. Ёна готова была провести вечность над пергаментом, выводя глубины, течения и ветра. К счастью, ее отец – глава Дома Моробэев – видел в этом не женскую прихоть, а стратегический дар.

В комнате Ёна прямо над рабочем столом висела жемчужина ее коллекции – детальная карта Ригеля, на которой был отмечен каждый пирс, док и порт острова. Ее работы были бы достойны самых известных мореплавателей.

И сейчас, чувствуя незнакомый холодный ветер на коже, Ёна размышляла, а не стоит ли дополнить свою коллекцию новой картой – картой аномалий.

Серое платье выделяло девушку на фоне песка и пробивающейся на небольшом берегу зелени. Короткие рукава зачастую были не погоде, но так на одежде было меньше пятен от чернил и угля. Серый цвет Ёна выбирала с теми же мыслями. Изумительные голубые глаза поражали своей проницательностью, не смотря на то, что часто взгляд был расфокусирован. Многие считали, что она витает в облаках или просто не обращает внимание на происходящее. Но когда девушка была собрана, от ее взора не ускользала ни одна деталь – «глаза волка» видели все насквозь.

Ёна не могла найти себе места. Все ее знания, даже внутренние инстинкты говорили, что скоро грядет буря. Девушка хотела найти больше подсказок о характере грядущего урагана, ведь это могло помочь сохранить обитателям острова имущество и даже жизни.

Синие глаза искали подсказки. Прибившийся мусор, поднявшиеся со дна водоросли, хоть что-нибудь необычное. Но все, как на зло было на своих местах. Создавая карту острова Ёна не раз обходила эти места и знала весь берег вдоль и поперек.

Внезапно взгляд девушки зацепился за небольшой островок, что виднелся совсем недалеко от берега – до него было рукой подать. На первый взгляд это был всего лишь каменистый выступ, чуть приподнятый над водой. Но он оказался достаточно просторным, чтобы на нем уместились пара низкорослых деревьев, а поверхность покрывал мягкий ковер мха и травы.

Здравый смысл подсказывал: крошечный клочок земли, на котором едва хватит места десятку кустов, не может поведать больше, чем берег. Но интуиция подсказывала обратное. И Ёна доверяла ей безоговорочно – ее внутренний голос еще никогда не подводил. Добираться вплавь – было плохой идеей, но идти до пирса, на котором можно найти простенькую лодку показалось идеей еще хуже. Некоторые моряки с опаской относились к Ёна, ведь ее предостережения о бурях всегда были верными. Другие наоборот встречали ее как хорошего друга, предлагали выпить или других угощений за «предсказание» погоды. Девушке не хотелось испытывать судьбу и узнавать какой именно тип попадется ей в этот раз. Если первые в худшем случае просто откажут и пошлют на дно морское, то от вторых иногда слишком тяжело отвязаться. Ищущие выгоду в капризах Ноктийской погоды были, есть и будут. Так что девушка оглянулась, сняла платье, оставаясь в льняной рубашке и отправилась вплавь.

Сам островок был больше похож на большой плоский камень. Его поверхность, обточенная морем и временем, была холодной и гладкой.

В паре шагов от воды начинал расти мягкий мох. Ходить по такому было сплошным удовольствием – в мягкости он не уступал перине и нежно щекотал ступни. Ёна наслаждалась каждым своим шагом по зеленому ковру. В небольшом углублении, где не было мха, девушка заприметила дерево. Его корни идеально повторяли изгибы камня, цепляясь за самый крошечный уступчик. Со стороны казалось, что этот куст переросток не мог крепко стоять, а уж тем более выдерживать бушующую стихию. Но внешность была обманчива, чтобы вырвать такое дерево потребовалось бы пара человек.

С соседнего дерева вспорхнула стая маленьких птичек, их напугало присутствие человека. Где-то на уровне земли послышалось шуршание. Даже такой крохотный остров был полон живыми созданиями.

Внезапно девушка услышала глухой стук. Он был слишком противоестественным для такого места. Будто два камня били друг об друга. Прислушавшись Ёна поняла, что источник был где-то в высокой траве со стороны моря. Внутренняя часть островка заросла и пересекать ее значило оставить хорошую рубашку в дырках, так что девушка решила обойти его по берегу. Идти все равно было недалеко.

Впереди показался тростник. Берег здесь был поглощен стеной зелени, стебли, толщиной с руку, поднимались выше головы, а их острые листья шептались на ветру в такт морскому прибою. Ёна нырнула в эту чащу, ощущая, как влажные стебли скользят по коже. Через несколько шагов ноги нащупали воду, тростник рос прямо из моря, стирая границу между сушей и пучиной.

И тогда она увидела голубую льдину. Застрявшая в иле, она билась о ближайшие камни, истончая еле заметный синий свет.

Внутри девушки все замерло.

«Этого не может быть», голос Ёны прозвучал слишком громко, нарушая тишину островка.

«Я узнаю его и тысячи. Эстэдрис… Только Великое Чудовище могло создать лед, способный пережить путь через все внутреннее море.»

Ёна присела на корточки, не сводя глаз с глыбы. Даже отсюда ощущалась обжигающая прохлада.

«Лед слишком чистый, слишком прозрачный, слишком …»

Внезапно внутри что-то блеснуло. Перо. Словно птичье, но ядовито-синее.

«Пока сила пера не иссякнет – лед не растает», тихо прошептала девушка.

Теперь все вставало на свои места: холодный ветер с моря, изменение течений – лед всегда приносит с собой шторм. Ёна не стала медлить, она сразу же отправилась обратно. Нужно было плыть назад. Предупредить.

«Люди в порту превратят это в кошмарное предзнаменование, рыбаки встревожатся. Об этом должен узнать только отец», думала Ёна, отжимая тяжелые волосы на песчаном берегу. Сердце стучало так громко, что, казалось, отзывается эхом в грудной клетке. Последний фрагмент мозаики занял свое место. Там, где раньше была тревожная пустота, теперь лежала четкая карта – с меридианами причин и параллелями последствий. И это знание было крепче любой брони.

Глава 15

В одной из комнат на верхнем этаже черного здания были распахнуты настежь все окна. Темные шторы, словно крылья гигантской птицы, выбивались наружу, трепыхаясь в такт морскому бризу. Хозяину было наплевать на беспорядок – чувство заточенности давило на него сильнее, чем могла бы любая душная комната. Бескрайняя синева моря, разрезаемая пестрыми парусами, крик чаек, скрип канатов – открытые окна впускали прохладу и звуки улицы, что немного смягчало ощущение скованности.

Внутри просторная комната выглядела почти пустой: мебели было минимальное количество, лишь самое необходимое. На темных стенах висели махровые гобелены с вышитыми агилканами, а в центре выделялся огромный гобелен шириной с двуспальную кровать, на котором была изображена сцена охоты на Великое чудовище. От выдающейся и тонкой работы, с множеством деталей, в груди закипала кровь. Небольшие потертости по краям только добавляли ощущения древности, гобелен прошел через не одно поколение.

Посередине комнаты тренировался Сор, на нем не было ничего кроме простых коричневых штанов. Мускулистое тело, заработанное потом и большими усилиями, могло бы быть достойно увековечения в камне.

Что до его характера, то он был … довольно непростой. Слова «перегнуть палку» могли разве что выразить его обычное состояние. Буйный нрав доставлял ему много неприятностей, но Сора это не беспокоило. Он был готов ответить за все свои слова, и предпочитал делать это в схватке.

Закончив очередное упражнение, Сор сел на пол, рядом с огромным гобеленом. Все его тело блестело от пота, а дыхание немного сбилось. Мышцы приятно ныли от усталости. Темно-рыжие волосы прилипли ко лбу, а в сине-зеленых глазах была сосредоточенность. Сор не любил признаваться себе, но домашний арест был единственным наказанием, которое было действительно невыносимым. Быть оторванным от жизни дома, от своего волка – угнетало.

Не желая поддаваться тоске одиночества еще сильнее, Сор поднялся и приступил к следующему упражнению. Только он встал в стойку на руках, как что-то скрипнуло на улице. Не обращая на это внимание, Сор продолжил стоять неподвижно, словно дерево.

В проеме показалась знакомая копна взъерошенных ветром волос. Ансорус подтянулся за подоконник и без всякой элегантности ввалился в комнату, приземляясь прямо на ковер.

– Еще немного, хочу закончить, – выдавил из себя Сор.

Положение вниз головой не способствовало четкой речи.

Сор в полном сосредоточении продолжал стоять в стойке. Его тело медленно подходило к своему пределу и начинало подрагивать, мысль о прибывшем госте только сбивала, он был в нетерпении услышать новости. В моменты заключения Сор как никто понимал волков и еще больше скучал по Грому, давая себе обещание в будущем дать агилкану набегаться от души, а затем накормить его от пуза.

В комнату ворвался божественный аромат – тёплый, мясной, с хрустящей корочкой. Ансорус, ловко развязывая холщовый мешок, и сам едва сдерживался, чтобы не схватить кусок на лету.

– А ну, не смей все сожрать, – с наигранной обидой сказал Сор, а затем легко и непринужденно опустил ноги на пол, возвращая телу его нормальное положение.

Сор был бесконечно рад увидеть своего брата, хотя он на мгновение задумался: Ансорус уже был у него совсем недавно. Может быть что-то случилось? Но отбросив все домыслы с такой же легкость, как смахивают с плеча клок пыли, он подошел к мягкому ковру и сел на угол. Ансорус же кажется наслаждался мягкостью шерстяного ковра и не собирался занимать другого места в комнате.

Не каждый в Доме считал хутэ ровней. «Ученики… не более», «Найденыши» – шептались за спинами. Однако Сор с радостью называл Ансоруса братом.

– Когда-нибудь я выиграю у тебя этот ковер. Положу вместо перины, – небрежно сказал Ансорус, протягивая мешок с выпечкой.

– Мечтай, – фыркнул Сор, уже набрасываясь на еду. – Сначала победи корсара «Фансиль» голыми руками… как я. Эта шкура стоила мне двух рёбер. Хотя ей он обошелся в четыре.

Еда в заточении была даже хуже пыток. Только блеклые супы без намека на специи, вода, пару овощей и в лучшем случае вываренное мясо. Такая еда нагоняла тоску похлеще любого выговора. Визиты Ансоруса всегда поднимали Сору настроение, в основном потому что очень часто они сопровождались передачами от сердобольной кухарки. Сердце пожилой Ал обливалось кровью каждый раз, когда ей приходилось кормить такого здорового и сильного парня одной водой.

Пусть Сор и не был любителем сплетен, но жить в изоляции от новостей и вообще какой-либо информации о происходящем в доме было невыносимо. Так что Ансорус выдавал короткую сводку о последних событиях.

– Ёна говорит, что грядет сильный шторм. По ее словам, мы такого никогда в жизни еще не видели. Те, кто верит в это, заготавливают рыбу и воду, те кто не верят, кидаются проклятиями, но усерднее первых запасаются едой и укрепляют дома. Скоро глава устроит срочное собрание, вероятно, по поводу шторма. Холана как всегда проводит время в «Волчьем дворе».

– Сильно злиться? – с набитым ртом спросил Сор.

– Ну … Стадия первобытной ярости миновала, но все равно держи ухо востро. Если еще раз повторится история с ремнями, тут тебе ничто не поможет.

Сор понял: Ансорус ее чем-то задобрил. Холана могла злиться почти бесконечно, если дело касалось благополучия ее волков.

– Кстати… – Ансорус внезапно напрягся. – Если пойдешь к ней – смотри в оба. У «Волчьего двора» шныряют какие-то типы. Письмом с печатью Ноёна машут, но к Холане не суются. Огрызаются похлеще диких собак.

– Может это новые конюшие, что решили посмотреть на волков? – Сор фыркнул, сам понимая абсурдность слов. Глаза его уже загорелись опасным огнем, пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

– Точно нет. Я Файсу отдал список с дюжиной имен мастеровых, покидающих наш Дом. О новичках ничего не знаю. К тому же я попытался спросить кто они и что делают, но им мои вопросы пришлись не по душе. Ребята на удивление грубые.

Сор внезапно сделался серьезным.

– Отец знает? – голос его стал низким, звериным.

– Занят своими гостями. Меня на своем пороге с вопросами не жалует.

В следующее мгновение Сор уже был на ногах, ища, куда же он закинул свою рубашку. Ансорус молча наблюдал, отговаривать брата было уже поздно.

– Тогда я пошел, – тихо сказал Ансорус, разминая плечи и руки. Спуск вниз будет не сильно легче подъема.

Сор остановился и бросил взгляд на вылезающего из окна Ансоруса, для которого это уже практически превратилось в рутину:

– А Мойры?

– Где и всегда. – Ансорус уже свесил ноги в проём, но добавил с усмешкой: – Зато твой побег останется незамеченным. А если эти шакалы окажутся всего лишь бродячими торговцами – всегда сможешь вернуться сюда, как примерный узник.

В «Волчьем дворе» наконец-то царила тишина и спокойствие. Все волки были сыты и вычесаны. Молодняк тихо спал в темных стойлах после хорошей тренировки. Подмастерья вот-вот должны были забрать тренировочную экипировку, чтобы залатать погрызенные части. Холана проверяла седла и сбруи, каким требуется срочный ремонт, а какие еще могут поработать. Девушка знала, что мастеров в Доме становится все меньше и понимала, что чрезмерная нагрузка может подтолкнуть других тоже уйти. Зеленая попона в ее руках была больше похоже на стеганое одеяло – она состояла из десятков неровных кусочков, пришитых друг к другу аккуратными стежками.

С молодыми волками всегда много трат. В них еще слишком много прыти и слишком мало ума, впрочем, как и в любом молодом создании. Ремешки из мягкой кожи замечательно жевались и один неудачный взгляд тренера в сторону мог стоить ремня или повода. Но это не было поводом для грусти, тренировка прошла удачно и только пара уздечек да седло требовали ремонта.

Сложив необходимое для подмастерьев, девушка со спокойной душой решила отправиться передохнуть. Уже на выходе из здания, легким движением руки она распустила шнурок, и юбка с мягким шорохом вернула себе первоначальную форму. Не успела Холана снять с себя рабочий жилет, как с улицы начали доноситься голоса.

– Почти пятьдесят голов, ты же понимаешь сколько на это уйдет времени!

– Да, но за это нам и платят, – хладнокровно ответил второй голос.

Холана никак не могла понять кому же принадлежат эти голоса, она слышала их впервые. Девушке стало любопытно, и она решила лично познакомиться с новыми гостями. Увлеченная беседа о сложностях транспортировки волков разжигала в Холане неподдельный интерес и капельку озабоченности.

Девушка смахнула с одежды остатки волчьей шерсти, поправила волосы, теперь была больше похожа на светскую леди, нежели на волчьего. Холана хотела произвести хорошее первое впечатление.

Двое мужчин с серьезными лицами о чем-то оживленно беседовали. Один из них был высоким и тонким словно спичка, обладал лишенным всяких красок голосом. Его лицо было столь же невыразительное, как и голос. Глубоко посаженные глаза и плоские губы были единственным за что цеплялся взгляд. Пальто грязного коричневого цвета почти сливалось с цветом земли.

Второй же был коренастым и широкоплечим. Его стеганый дублет был старым, с парочкой потертостей на боках и спине. У него были черные как сажа волосы и горящий взгляд.

В руках у долговязого была письменная дощечка и несколько бумаг, которые он нервно перебирал пальцами.

Холана заметила, что двое перестали разговаривать и решила, что это идеальное время для знакомства. Спокойным и ровным шагом она направилась в сторону новых гостей.

– Здравствуйте, приятно видеть новые лица в «Волчьем дворе», – Холана мягко улыбнулась. За одно мгновение она превратилась из строгого волчьего в обаятельную, милую девушку. А затем добавила так же мягко: – Как я могу к вам обращаться?

Коренастый фыркнул, оскалив желтые зубы:

– Девочка, ты что, перепутала? Светские приемы ведут в салонах, а не в грязи.

Слова коренастого мужчины ничуть не задели Холану. Двое омерзительно хихикнули, находя свою издевку забавной. В глазах обоих читалось пренебрежение всем этим разговором.

«Считают меня глупой барышней… Как недальновидно.» Мысль Холаны была спокойна, почти жалостлива.

– А вам не кажется, что грубить незнакомым людям – не лучшая тактика?

– Только не говори, что позовешь брата или папочку, – коренастый скривился.

– Нет. Просто запрещу вам посещать «Волчий двор», – спокойно сказала Холана, с ее лица не сходило милое выражение.

– Я все же старший волчий, так что это не будет проблемой, – добавила девушка.

Двое резко вытянулись, словно попались на горячем. Но тут же собрались.

– Госпожа Холана, не приметили вас в таком наряде, – запинаясь сказал высокий, пытаясь придать своему голосу хотя бы какой-то оттенок эмоций.

Коренастый, не дожидаясь продолжения, полез во внутренний карман.

– Я в этот спектакль играть не собираюсь.! – он выпалил, швырнув конверт Холане. – Вот письмо от вашего отца. Когда придет корабль – мы забираем волков. Точка.

Холана не поверила своим ушам. Она выхватила конверт и принялась его распечатывать.

«Забрать волков? Это какой-то бред. Если это подделка – они отсюда не уйдут. На своих ногах – точно», – пронеслось в голове, горячее и яростное.

Вокруг начали собираться люди. Они не понимали, что происходит и просто останавливались, чтобы понаблюдать. Лицо Холаны начинало ожесточаться, сменяя милое выражение. Все работники «Волчьего двора» прекрасно знали, что ничего хорошего это не сулит.

Сургучная печать с фамильным гербом Моробэев казалась настоящей. На синем воске идеально был отпечатан волк с длинным копьем в зубах, а вокруг него распускались страстоцветы. Холана вытащила бумагу из конверта. На одном листе, сложенным в несколько раз были указаны имена агилканов. Каждое имя – удар под дых. Девушка пробежала глазами список. В нем были указаны все волки их Дома: племенные, молодые, даже щенки. Рядом с каждым именем был указан адрес и получатель.

На втором листе подписанная бумага о продаже, заверенная Кедэном Моробэем – ее отцом. С остатками надежды девушка пригляделась к подписи, что-то должно было выдать подделку. Но каждая закорючка была на своем месте. Из груди Холаны словно вышел весь воздух, ей было нечем дышать. Она стояла с чувством полного одиночества и ужаса, словно сбылся ее худший кошмар. Мир сузился до этого клочка бумаги. Вдруг на ее дрожащее плечо упала чья-то большая и горячая рука.

– Дай-ка посмотреть, – голос Сора пробился сквозь туман, твёрдый и ясный.

Он стоял, как скала, излучая спокойствие. Взгляд – прямой, без дрожи. Холана протянула бумаги.

– Посмотрели и хватит. Неужели подпись отца не узнали, – высокий рванулся вперёд и попытался взять бумаги.

Сор вовремя отдернул руку, оставляя того ни с чем и принялся рассматривать конверт со всем его содержимым.

– Хорошая подделка. И герб, и подпись, даже смогли подделать фамильную бумагу, – спокойно сказал Сор, просматривая лист на свету.

– Все бумаги настоящие! Верните их, и мы уйдем, – вскрикнул коренастый, его самодовольное выражение лица сменилось обеспокоенным.

Дело принимало неожиданный оборот и двое гостей заторопились, они привлекли слишком много внимания и хотели уйти как можно быстрее.

– Если они настоящие, то получить новые вам не составит труда, – с этими словами Сор с легким оскалом начал рвать бумаги вместе с конвертом.

– Меня это не убедило, – сказал Сор и швырнул клочки в ладонь высокого.

Оба гостя стояли как истуканы и не могли поверить своим глазам. Они ожидали словесной перепалки, или даже драки, но никак не такого исхода. В полном молчании они развернулись и ушли.

Среди наблюдаталей начался ропот, тут и там слышался шёпот: «неужели попытка обмана.», «что за наглость, прямо перед всеми устраивать сцену». К Холане окончательно вернулось самообладание и сделав глубокий вдох она громко сказала:

– У всех вдруг закончилась работа?

Слова прожгли воздух, как удар хлыста, и люди тут же начали расходиться. Как только Сор и Холана остались вдвоем, глаза девушки заблестели. Но силой воли все слезы и переживания оставались внутри. Не выйдут. Не сейчас.

– Спасибо. Меня почти провели, я была уверена, что все взаправду, – с облегчением сказала девушка. – Думала отец тебя отпустит только когда все звезды погаснут.

Сор бросил быстрый взгляд через плечо, уши ловили каждый шорох – никого. Тогда он наклонился так близко, что стало слышно его дыхание, и прошептал:

– Они были настоящие.

И затем добавил:

– Технически, я всё ещё наказан. – Уголок его рта дернулся в усмешке. – Но какой смысл гнить в четырёх стенах, пока какие-то шакалы растаскивают наш дом по клочьям?

Брат и сестра стояли в молчании. Сор старался вести себя как ни в чем не бывало, но что-то выдавало его беспокойство. Может это был более суровый взгляд чем обычно или склоненная набок голова. Холана в полном непонимании смотрела на брата и потребовала объяснений на счет письма.

– Все до последний буквы было настоящим. Но пока они сделают новые, мы сможем узнать у отца, что происходит. Я тоже сомневаюсь, что он мог продать их всех просто так. К тому же одна птичка напела, что скоро будет срочное собрание.

– Как будто кто-то еще кроме Ансоруса мог тебе это сказать, – в голосе Холаны были нотки недовольства. Мысли о чем-то кроме волков вызывали только раздражение. Девушка вздохнула и спросила:

– Говоришь собрание?

Сор кивнул. Встреча с главой, была единственной возможностью узнать почему одно из главных достояний Дома от первого до последнего волка вот-вот должно уйти в чужие руки.

Глава 16

Колокол пробил, скоро начнётся сбор.

Ансорус, решив срезать дорогу, свернул в квартал мастеров где тишина лежала вместе с плотным слоем пыли. Все больше домов пустели и место, раньше наполнявшееся шумом работы, медленно погружалась в мертвую тишину.

У двери одной из последних работающих мастерских Ансорус заметил пучок серой шерсти агилкана, перевязанный лентой цвета морозного пламени. Символ милости, дарованный самим Кедэном.Ансоруса охватила ностальгия, он хорошо помнил родное поместье на вулканах Ригбис. Тепло черного вулканического песка, горячая вода источников, жар огня вырывающегося из земли и льдины приплывавшие с севера. В поместье всегда было много людей: знатные торговцы, кузнецы, исследователи. После успешной охоты люди могли толпами стоять под главными дверями кузницы, в ожидании крохотного шанса увидеть один предмет из перьев Великого зверя. У мастеров, что работали с такой драгоценной добычей пучками с шерстью были завешены потолки.

Еще будучи совсем юным Ансорусу удалось увидеть возвращение охотников с добычей в поместье. Его наставник настоял на этом. Утомленные долгой дорогой, но радостные охотники вели агилканов рысью, что только добавляло моменту зрелищности. Помимо охотника на ездовое животное было навьючено по паре свертков. В огромные промасленные полотна были завернуты морозные перья, источавшие мягкий голубой свет. Добычи было так много, что ездовые слегка уходили лапами под воду. А впереди – Кедэн. Он держится в седле так же крепко и уверенно, как на своих двоих. Его статная фигура полная уверенности, источала силу и строгость. Кузнецы с помощниками не теряли ни секунды: едва лапы зверей касались песка, трофеи сразу же оказывались в мастерских, где рождались новые шедевры.

Ансорус стиснул кулаки. Он верил. Верил, что однажды они вернутся. Что его семья покинет крохотный остров и Моробэи снова будут оберегать северные земли, стоять на страже спокойствия людей, помогать морякам прокладывать надежные пути по морю, ковать ледяное оружие, которому не будет равных. Каждый раз, когда его сердце поражало смятение, он обращался к этому воспоминанию. Оно всегда вдохновляло его, наполняло силами и решимостью – сделать все, чтобы его мечта стала еще на шаг ближе.

Погруженный в ностальгические мысли, Ансорус и не заметил, как дошел до главного семейного поместья. Файса и других старших охотников, вместе с десятком айлунов не было видно. Они уже покинули остров и скорее всего уже были на полпути к своей цели.

Все оставшиеся уже были в сборе и с нетерпением ожидали начала рядом с дверями в главный зал собраний. Сор выглядел одетым с иголочки – в парадном камзоле, что ему противоестественно, как клетка хищнику. Сапоги блестят, волосы приглажены, но в глазах – тот же огонь. Он шагал кругами, в стороне от остальных. Вылитый Кедэн с портретов молодости – те же выраженные скулы и холодные глаза. Холана и Ёна о чем-то непринужденно болтали, по крайней мере они старались создать такую видимость. Холана без остановки перебирала пальцы и не могла найти рукам место. Ёна почти сверлила взглядом окно, она не отводил глаз от проплывающих по небу облаков.

Двери распахнулись беззвучно. Атриум встретил их холодным великолепием. Стены – темный камень с мерцающими прожилками, идеально подогнанные плиты, словно вырезанные единым клинком. Ни швов, ни связующего материала, только камень, сросшийся сам с собой. По периметру, словно ложи театра, нависали балкончики. Такие же темные, с ажурными решетками и деревянными перилами. Стеклянный витраж в потолке разбивал свет на сотни осколков, рассыпая по полу пятна – синие, как лёд, алые, как кровь, зеленые, как свежая трава. Только купол, будто ловушка для неба, без единого окна.

Воздух был густ от сладковатого дыма курильниц, приторный и тягучий. На стенах, где некогда царила строгость, теперь висели яркие полотна. Кафедру заменили низкие столы, покрытые шёлком, а вместо строгих скамеек теперь стояли мягкие диванчики, неуместные для этого зала. Зал собраний утратил былое величие и стал больше походить на будуар. В центре, на мягком пуфике, сидел Кедэн – словно он не глава Дома, а случайный гость. Рядом с ним устроились трое незнакомцев.“Совратители», – проносилось в головах пришедших, при одном взгляде на вальяжно сидящих представителей дома Тогонэри.

Тогонэри. «Ловцы света». Они везде тащили за собой свои обычаи, как улитки слизь. Тихо. Незаметно. Пока чужое не становилось привычным.

Раньше атриум был полон знамен и полотен самых известных охотников. В стеклянных витринах у стен своей красотой и смертоносностью блестели редкие виды оружия с морозными перьями. Вокруг них всегда было прохладно, морозец щипал пальцы и губы, тихо поблескивая синевой.

Теперь – ничего. Последний островок памяти, сердце поместья, место, где когда-то рождалась слава, исчез. Теперь это был просто зал.

Кедэн изменился так же. Исчезла статная осанка. Исчезли строгие одежды. Теперь – свободные робы, мягкие складки, покорность линий.

Представители Тогонэри, что-то тихо шепнули Кедэну и он довольно кивнул в ответ. Гости ещё не сели, а кубки с вином уже было осушены. Как будто собрание уже было окончено.

С цветущей улыбкой Кедэн поднялся со своего места и оглядел всех присутствующих. Его харизма наполняла пространство как огонь наполнял комнату теплом. Глава вдохновенно начал свое выступление:

– Пятьдесят поколений Моробэев ломали хребты тем, кто смел угрожать нашему Дому! Мы вырвали внутреннее море у Эстэдисов. «Великое Чудовище» оказалось слабее нашего гнева! Мы держали север, потому что были тверже льда и острее стали!

Все присутствующие затаили дыхания. Казалось, что все звуки исчезли из мира, кроме голоса Кедэна.

– Но стоило нам оказаться в беде, как люди давшие клятвы верности – начали испаряться один за другим. Но уверяю, ошибки заблудших душ на нас не отразятся. Оказавшись на распутье, мы выбрали дорогу, что была уготована нам самим Ноктом, в награду за кровь, что мы пролили, за страдания и лишения, что мы пережили. Нас предали? Хорошо. Значит, мы научимся выбирать союзников не по клятвам! Тогонэри – не слабаки, просящие помощи. Они – стая, которая рвет добычу подобно нам самим!

– Дорогие мои. – Он раскрыл руки, словно обнимая всех разом. – Мы объявляем пир! Пир в честь союза наших детей с детьми Великого Дома Тогонэри. Мы не «отдаём» детей. Мы бросаем их в бой! Пусть их браки станут нашими клинками в горле врагов! Пусть наша кровь в жилах Тогонэри сделает их сильнее – а значит, и нас тоже!

Некоторые поднялись со своих мест и восторженно начали аплодировать.

– Опережая ваши вопросы, отвечу. Деньги мы получим за продажу последнего оставшегося оружия. Мы договорились об очень хорошей сумме, так что переживать из-за трат не придется. Чуть позднее мы сможем договориться и еще о парочке выгодных союзов и сможем полностью влиться в Великий дом Ловцов света, наполняя его нашей сильной и свирепой кровью.

– Вы думаете, я сдаюсь? Я делаю вас сильнее. А если нет… – Его глаза сверкнули. – Тогда докажите, что можете отстоять дом без меня.

Холана и Ёна онемели. Не свадьбы пугали их – сам союз. Слияние. Растворение. Это чувство разделили все дети Кедэна. Сор стоял, как раскалённый клинок, багровый от ярости. Губа его была искусана до крови, но это не помогало. Его гнев рвался наружу.

Сор, сдерживаясь из последних сил, чтобы не перейти на крик. «Атлан…» – мелькнуло в его сознании. «Этот взгляд упивающейся гордыни и собственной силой. Такой же, как и в миг, когда он отправил своего первенца на неминуемую смерть».

– Объединение с другой семьей? Ты серьезно?! Лучше быть изгоями! Ты выбросишь нашу историю, как потроха после разделки туши! Отдашь последние земли – те самые, что политы кровью сотни айлунов! И кто будет сторожить вулканы? Эти шелковые крысы? – Сор бросил взгляд на Тогонэри, потом на дверь. – Поверю в этот союз, только если Атлан войдёт сейчас сюда!

Кедэн медленно поднял руку:

– Решение принято, сын. – Лед в его голосе заставил покрыться мурашками, а уголки губ скривились. Однако глава явно не собирался останавливаться. – И не волнуйся, на случай небольших шероховатостей у нас найдется пара помощников.

Двери распахнулись. В зал вошли воины в цветах семьи Тогонэри. Поверх кожаной брони на них были белые сюрко, подпоясанные красными ремнями.

– Наши дорогие гости помогут забрать все, что нужно, а если вы будете с ними достаточно вежливыми, то и расскажут немного о семье, частью которой вы все станете. – Кедэн снова сделал почти театральную паузу. – Можете высказать им все личные пожелания, они передадут мне все слово в слово.

Зал замер, все внимание было приковано к оставшимся айлунам.

«Только у них есть право высказаться против…», «Будет ли кто-то бросать вызов Кедэну сейчас?», тихий ропот волной прошелся по атриуму. Обрывки фраз поднимались к верхним балкончикам, превращаясь в шепот.

«Он никогда не вел нас к поражению», – думал седобородый айлун, его пальцы сложились в охотничий жест одобрения. «Если Кедэн выбрал этот путь – значит, это единственный путь для Дома.»

Оставшиеся айлуны один за другим показывали жесты одобрения. Даже сейчас, когда его решение казалось спорным, они верили – если не сразу, то со временем – поймут его мудрость.

Когда появились Мойры, охотники сохраняли спокойствие не из покорности, а потому что их вождь позволил этим людям быть здесь. Раз Кедэн принял решение – значит, в этом есть смысл, который откроется им позже. Так было всегда.

Сор заставил себя рассмеяться – жёстко, как треск ломающегося льда:

– Тогда почему ты продал наших волков? – его вопрос прокатился по залу, заставляя даже сторонников Кедэна замереть.

Восторг в зале тут же потух.

– Перераспределение, – поправил Кедэн, играя перстнем с фамильным гербом. – Чтобы ни одна из многочисленных ветвей Тогонэри не чувствовала себя обделенной. – Его взгляд скользнул по всем присутствующим в зале. – Это лишь формальность. У каждого волка останется свой хозяин.

«Это не слова охотника, а слова торгаша», подумала про себя Ёна сверля взглядом Мойр.

За спиной Кедэна они поднимали и опустошали бокалы, смеясь беззвучно, пока глава дома пытался усмирить бунтующего сына.

– Еще слово и духу твоего не останется на этом собрании, – резко отрезал Кедэн. – Ты вообще должен сидеть в своих покоях и не показывать за порог своего носа.

Сор сжал кулаки. Гнев кипел в нём, как лава в жерле, но слова застряли в горле. Он видел – его крик разбивался о каменную маску отца. Отец и сын смерялись взглядами, будто два агилкана перед схваткой, словно они вот-вот вцепятся друг другу в глотки.

– Нам стоит немного просветить остальных в подробности процесса объединения. Людям нужно знать, что их ждет, – раздался поистине чарующий голос.

Девушка поднялась из-за стола Мойр. Длинные волосы цвета вороньего крыла, бледное, будто выточенное из мрамора лицо. Шаги ее были бесшумны, словно скольжение тени.

– Но позвольте нам для начала представиться. Я Амарай. – Она изящно повела рукой, как будто раздавала невидимые дары.

Сор невольно поморщился. Лицо Амарай показалось ему подозрительно знакомым. Но он отогнал эти мысли, сейчас было не до них.

– А это мои братья.

– Локус, – девушка указала на крепкого парня с высокими скулами и волосами цвета спелой пшеницы. На его лице большую часть времени сияла обворожительная улыбка, а в руках он крутил большую золотую монету.

– И Вахарун.

Длинноволосый юноша лишь слегка склонил голову, не вставая. Глубокий капюшон скрывал лицо, но его взгляд, холодный и цепкий, ощущался на коже, как прикосновение мертвых пальцев.

Но даже когда собрание завороженно наблюдало за Мойрами, Кедэн и Сор продолжали обмениваться взглядами. Немыми и яростными.

***

Ансорус потерянно вышел из зала собраний, морской ветер резко ударил в лицо, но не смог сдуть тяжесть в груди. Слова Сора застряли в голове, как рыбья кость в горле.

«Так решил Ноён», эти слова всегда были каменной стеной, за которой можно укрыться. Теперь же стена дала трещину, сквозь которую сочились сомнения, чёрные и липкие, как смола. Внезапно в голове вспыхнуло что-то другое, острое и неудобное:

«Я сомневаюсь, потому что во мне нет крови Моробэев?»

Мысль обожгла похлеще удара кнутом. Он сжал кулаки.

«Нужно поговорить с айлунами. Сильнейшие, лучшие воины Дома, они всегда найдут что сказать. В них тоже нет крови Дома, но они сохранили верность. Ни один не дрогнул на собрании.»

Песок хрустел под сапогами, когда Ансорус шел к потухшему костру, где недвижимые, как скалы, виднелись три силуэта айлунов. Они чистили клинки с привычной неторопливостью. Металл пел под камнями, нередко отбрасывая пару искр.

– Место свободно? – пробормотал Ансорус, бросая на песок свой нож – старый ритуал просьбы о совете.

Седобородый айлун кивнул к свободному бревну, не прерывая размеренных движений точильного камня по изогнутой стали.

– В зале ждали вашего слова. Но вы первые дали согласие …

Ансорус принялся точить клинок сохраняя маску спокойствия.

– Охотники следуют за Кедэном, – пророкотал седобородый, не отрываясь от работы, – потому что он доказал свою мудрость тысячу раз. Когда моему волку перебило лапы в шторме, нас не бросили именно по его приказу. Если бы не Кедэн, Сульфур был бы мертв, и моя душа сгинула бы в море без моего волка. Сомневаться в нём – всё равно что сомневаться в приливе.

Второй айлун, помоложе, с шрамом через губу, усмехнулся:

– Не то, что некоторые.

Ансорус нахмурился:

– О чем вы?

– Атар или Инин, – пояснил шрамогубый, проверяя остроту лезвия большим пальцем, – сразу бы улаасон обнажили и крови в атриуме было бы не избежать. Вечно твердят, что преданность Дому и преданность Кедэну – разные вещи. Ну а ты видел когда-нибудь, чтобы голова спорила с руками?

– Это проведение самого Нокта, что их пригласили к себе хранители Саванны. Хотя учитывая, как крепка их связь с Великим Духом, уверен, что сам Нокт этого желал.

Ансорус почувствовал, как в висках застучало:

«Наставник ведь сказал, что айлуны уехали по приказу главы». Его руки замерли. Айлуны заметили, как похолодел взгляд Ансоруса. Юноша сглотнул и тихо спросил:

– Вы так уверены? Атар и Инин – одной крови с Кедэном. Неужели они стали бы бросать вызов без причины?

Седобородый наконец оторвал глаза от клинка, взглянул на Ансоруса, как на щенка, запутавшегося в собственных лапах.

– Конечно. Побудь с кем-то в сотне выездов, поспи на льдинах, подели последний сухарь в шторм – начнешь понимать человека куда лучше. – Он посмотрел исподлобья. – Кровь – не вода, но думаешь-то ты не ею.

Вместо ясности эти слова лишь разворошили еще больше вопросов. Ансорус встал, оставляя нож незаточенным – первый раз в жизни. Он шёл по пляжу, а в голове крутились обрывки: «Что если прав Сор?», «Что если правы айлуны?», «Имею ли я право судить, если моя верность никогда не испытывалась льдинами и штормами?»

Неустойчивый песок, так и норовил уйти из-под ног.

Глава 17

Поместье Моробэев пустело с ужасающей скоростью. Стены, помнившие кличи охотников, теперь оглашались лишь скрипом тележных колес да грубыми командами чужаков. Вырывали даже резные панели с изображением Великой Охоты, словно шкуру с тушки.

Холану держали под замком в дальних покоях – подальше от Волчьего двора. Она стояла у узкого окна, впиваясь ногтями в каменный подоконник, пока кровь не проступила под сломанными ногтевыми пластинами. Агилканы – вся ее жизнь и она утекала из поместья с каждым волком, что запирался в клетку.

Когда чужие начали тыкать острыми шестами в волков, она резко перехватила древко – не с криком, а с ледяным замечанием:

– Агилканы не скот.

Она лично проверяла каждую клетку, требовала переставить их по-своему, заставляла переделывать трижды. В её глазах это было заботой. Для Тогонэри – саботаж.

Теперь она в одинокой комнате. Не бьётся в дверь. Не кричит. Просто стоит у окна, следит за кораблями вдалеке и шепчет имена.

Ёна заточили после «самовольной выездки». Все Моробэи знали правду – она пыталась выйти в море вслед за «необычным ветром», «глаза волка» вели ее все дальше.

Сор появлялся на людях редко. Его руки были в ссадинах, костяшки разбиты в кровь. Он приходил к сестрам, но каждый раз натыкался на стражу. Обычно хватало пары крепких слов. Но иногда… иногда словам на помощь приходили кулаки. И тогда коридоры оглашались хрустом костей и приглушенными стонами. Охотники «Ловцов света» быстро поняли, что один на один с молодым волком им не справиться – поэтому теперь ходили стаями, как шакалы.

Айлуны держались особняком – не помогали Тогонэри, но и не вставали на сторону Сора. Они просто стояли у стен, скрестив руки, их молчание было красноречивее слов. Обычные охотники и хутэ вели себя иначе, между ними и чужаками вспыхивали десятки мелких стычек. Когда один из грузчиков позволил себе пнуть ногой резную панель с историей Дома, трое седых охотников молнией встали перед ним. Они не сказали ни слова – просто стояли, но в их глазах пылала ярость и желание пустить растяпу на шнурки. Другим членам дома, кто не мог похвастаться силой и мастерством приходилось искать другие способы расправы с вездесущими чужаками.

«Охотники» семьи Тогонэри чувствовали свою полнейшую безнаказанность. Ведь любое открытое сопротивление идущему слиянию, сам Кедэн лично разрешил пресекать. Поначалу чужаки вели себя смирно, но ощупывая рамки дозволенного заходили все дальше. Ради собственной прихоти они заставляли других выполнять абсурдные пожелания, порой переходя границы дозволенного. В какой-то момент ради злобной шутки пара надсмотрщиков решила испытать терпение Сора. Не самая умная идея. Они даже не успели закончить свою похабную шутку – кулак молодого волка уже сломал нос первому, а локтем разбил челюсть второму. Весь «бой» занял меньше времени, чем требуется для одного вдоха.

В момент, когда десяток их подельников бросились на помощь, Сору хватило одного удара сердца чтобы понять – эти люди никогда не охотились. Тогонэри собрали весь сброд, что смогли найти и нарядили в цвета своего дома.

«Их строй распадается, как гнилая ткань. Оставляют проходы, толкаются, мешают друг другу. Настоящие охотники двигались бы как единый механизм, перекрывая все пути отступлению.»

Как будущий охотник, он знал с десяток способов загона и ведения животных, от скота, до хищников. Но то, что демонстрировали его надзиратели было больше похоже игру в детском саду. Но их было много. Слишком много. Один лишний шаг, мог стоить удара деревянной дубинки по хребту или ногам. Сор не сомневался, что в честной драке ни один бы не смог выстоять против него.

Засады лже-охотники начали устраивать регулярно, так что Сору приходилось держаться начеку за пределами своей комнаты.

Иногда Сор задумывался:

«Какой смысл нападать стайками снова и снова, именно тогда, когда я меньше всего этого жду? Поджидать у трапезной или из-за угла в коридоре, словно я какой-то мальчишка на побегушках, которого они должны проучить.

Даже животные не кусают просто так, чтобы излить свою злобу. Нет! Они стаей пытаются осилить того, кто сильнее каждого из них в отдельности. Жалкие шакалы.»

Сражаясь с толпой жаждущих его крови чужаков, Сор держался со всей присущей ему гордостью и силой. Ведь он не собирался проигрывать своре слабаков.

В этот раз Сор был удивлен. Ни одной засады по пути в покои. Ни одного оскорбительного выкрика. Даже привычные взгляды, обычно сверлящие спину, куда-то исчезли. Людей «Ловцов света» вообще не было видно.

Зайдя в свою комнату, Сор с облегчением вздохнул. «Может их растворила собственная желчь», он подумал и усмехнулся. Шутка показалась остроумной. «Ёна бы понравилось».

В глаза бросилось место, где раньше висел огромный гобелен. Работа неизвестного ткача висела в комнате Сора с момента рождения, и без него покоям чего-то катастрофически не хватало. Сор машинально провел пальцами по шероховатой поверхности стены, но под пальцами вместо толстого ворса был лишь холодный камень.

Тишина.

Из-за закрытых ставней, в комнате было слишком тихо. Остатки жизненных звуков покидали дом, оставляя только молчание. Но теперь было отлично слышно, когда кто-то подходил к дверям. Вот и сейчас в коридоре начался собираться народ. Топот каблуков становился все громче.

«Явились». Сор медленно развернулся к двери, его пальцы сами собой сжались в кулаки. «Интересно, в этот раз попробуют сразу вдесятером сюда вломиться? По звуку больше обычной четверки.»

Где-то в глубине сознания зазвучал голос отца: «Когда враг меняет тактику – жди смертельной угрозы».

Сор напряг свой слух и попытался подсчитать количество непрошенных гостей:

«Человек десять, не меньше».

Сор стянул верхнюю накидку и привычными движениями начал разминать руки. Он был готов ко всему, что могли предложить непрошенные гости.

Внезапно в дверь аккуратно постучали. Сказать, что это сильно удивило Сора, все равно что ничего не сказать. Он ожидал, что дверь попытаются выломать, разломать топорами, если у шайки совсем кончиться терпение. Да даже поджёг был бы более вероятным нежели вежливый и аккуратный стук. Сор продолжил слушать.

За дверью раздавался ровный гул приглушенных голосов, спокойная размеренная речь. Ни ругани, ни звона оружия. Затем снова аккуратно постучали.

Сор собрался с мыслями: «Сомневаюсь, что у шайки хватило бы ума на такой ход. Их максимум – поставить подножку и ударить лежащего.» Где-то на задворках создания ярким пламенем загоралась мысль: «Может кто-то из новеньких. Надеюсь, хоть он будет играть по-взрослому и предложит нормальный бой». В сердце Сора загорелась надежда. Он распахнул дверь одним резким движением, готовый ко всему.

В коридоре ждали люди в охотничьем снаряжении и в фамильных цветах Тогонэри. Но они разительно отличались от обычного сброда, что заполонили поместье. Обветренные морскими штормами лица, шрамы от гарпунов. Все: от выправки, до выражения лиц, выдавало серьезность и строгость. От них исходило ощущение спокойной силы.

«Похоже вот и настоящие охотники Тогонэри, а не фальшивки».

Сор выпрямился им подстать:

– Чем обязан?

Из всей группы шаг вперед сделал человек с очень знакомым лицом. Светлые волосы, нисходящая улыбка.

«Паренька вроде зовут Локус? Впервые вижу его не заливающего вино за воротник с отцом», подумал Сор. Он впервые увидел одного из Мойр в одиночку.

– Нэкэй, – слово прозвучало как плевок, – рад, что тебя застал. Хочу пригласить тебя на ужин с веткой твоей будущей семьи.

Кулаки Сора сжались еще сильнее:

«Один удар – и эта самодовольная морда встретится с каменным полом.»

От такой притягательной мысли Сор почти улыбнулся. Внезапно его посетила неожиданная мысль: «Может он и Мойры такая же фальшивка как и та шайка? Какие-нибудь наёмные обманщики.»

Но девять пар жестоких глаз за спиной Локуса развеяли сомнения.

– Откажусь. Занят, – бросил Сор.

С этими словами он попытался закрыть дверь, но Локус ловко перехватил створку, его пальцы впились в дерево с неестественной для пьяницы силой.

– Ну же, это небольшая просьба. К тому же я смогу тоже кое-что предложить взамен…

Сор не мог понять испытывает ли это недоразумение его терпение или от количества выпитого вина в белокурой башке совсем не осталось мозгов.

– Мне нечего просить, – бросил он сквозь зубы.

Локус сделал вид, что его осенила идея и сказал:

– Ну как же. Мы могли бы поговорить об улучшение условий для твоих сестер. – Он сделал паузу, наслаждаясь эффектом. – Ай, чего мелочиться. У меня есть идея получше! Если посетишь наш маленький ужин, мы уменьшим количество наших помощников.

«Ловушка», – пронеслось в голове Сора. Но мысль о Холане, бледной как мел, запертой в покоях, заставила пальцы ослабить хватку.

– У меня нет гарантий, что ты сдержишь свои слова.

Глаза Локуса загорелись, он легким движением облизнул нижнюю губу.

– Ох, нэкэй, если начнем обсуждать гарантии… – он наклонился ближе, – …ужин остынет раньше, чем мы договоримся. Но подумай – последние мгновения в родных стенах… все вместе… без лишних глаз. Разве не стоит одного вечера. Кое-кому из твоих сестер это правда было бы полезно. Чахнет без вас на глазах. А я не могу такого допустить.

Слово «нэкэй», что значило «щенок», снова резануло слух, но Сор уже не слышал оскорблений. В ушах стучало:

«Если он сдержит слово, то я смогу бы провести еще немного времени с семьей. Хотя бы в последние мгновения мы не будем ощущать себя как в тюрьме».

Без капли удовольствия Сор сказал:

– Хорошо.

А про себя подумал: «Эсселя им в пасти, если не сдержат слово. Пережить ради такого один ужин я смогу».

– Восхитительно! – Локус буквально подпрыгнул, его белокурые кудри затряслись. – Одежду пришлём. Я лично сопровожу – так что… до скорого.

Когда их шаги затихли, Сор вновь остался один. Пустая комната, пустые коридоры, пустые стены. Только в груди бушевало что-то живое и яростное.

***

Когда наряд принесли, Сор невольно поднял бровь. Вместо ожидаемых вычурных нарядов перед ним лежали простые, но качественные парадные мундиры глубокого синего оттенка – фамильного цвета Моробэев. Материал был прочным, а швы – аккуратными, без лишних украшений.

Локус появился как раз, когда Сор застегивал последний ремень, в сопровождении всего двух охотников.

У одного из сопровождающего его охотников были поистине огромные руки и плечи – ходячая гора мышц. Кулаки размером с кузнечные молоты свисали по бокам, а каждое движение напоминало движение медведя. Сор мысленно прикинул – попади такой в челюсть, и можно попрощаться с сознанием.

Второй охотник не мог похвастаться размерами или мускулами, но его внешний вид вызвал бы у обычного человека неприятную дрожь. Бритый череп пересекали шрамы, уши были изуродованы – явные следы укусов в ближнем бою. Его холодные глаза бесстрастно скользили по Сору, оценивая, высчитывая.

– Ну что, готовы? – Локус суетился как торгаш на рынке, то и дело покрикивая на своих же охотников. Те отвечали ему угрюмыми взглядами – явно непривыкшие к такому обращению.

Струна терпения Сора была натянута до предела. Он чувствовал, как в висках пульсирует раздражение. Искусственная улыбка Локуса, его напускная вежливость – все это напоминало плохую театральную постановку. «Как будто на лбу у него написано: „Делаю вид, что вы можете вытереть об меня ноги, но за глаза мечтаю чтобы вы сдохли“.

– К чему такая спешка? – резко оборвал он очередные причитания Локуса. – Ужин уже не сможет сбежать?

Они только вышли за ворота поместья, как Локус снова начал свое:

– Ох, мой дорогой нэкэй… – театрально вздохнул Локус, готовясь выдать толи тираду, толи упрек.

Словно пружина, сорвавшаяся с крепления, Сор в мгновение ока схватил Локуса за воротник и притянул к себе так близко, что почувствовал, как белокурые волосы пропахли вином.

– Произнесешь это слово еще раз, – его голос звучал тихо и опасно, как шипение змеи перед ударом, – и твои зубы придется собирать по всему кварталу. Понял?

Двое охотников тут же попытались оттащить Сора, но он сам отпустил Локуса и сделал шаг назад.

– Все в порядке, – спокойно ответил Локус. Его голос перестал быть звонким и чистым, словно ребяческим. Он начал отдавать хрипотцой. Выражение лица было серьезным, от напускной учтивости не осталось и следа. Взгляд стал цепким и оценивающим, словно с Локуса сняли маску и он наконец мог явить свое настоящее лицо.

– Будь мы на ринге, я бы даже сделал ставку на нашу драку, – с немалым удовольствием в голосе добавил Локус. В его глазах горел азарт, а на лице растянулась довольная, даже немного безумная улыбка.

Локус внезапно рассмеялся – звонко, неестественно, будто актер, переигрывающий свою роль. Его лицо в мгновение ока преобразилось, снова надев маску легкомысленного аристократа.

– Но это мы узнаем как-нибудь в другой раз. Нас уже ждут. Вива такого как ты с руками оторвет, – с энтузиазмом сказал Локус.

Сор насторожился. Такая мгновенная смена масок была почти пугающей. Но больше его заинтересовало другое.

– Что еще за Вива?

– Вивален, глава самой влиятельной ветви нашего Дома. Она подняла ставки на тебя в двадцать раз!

– Ставки? – сцедил Сор. В его глазах сверкнула ярость. Локус прикусил язык. Двое сопровождающих охотников вцепились в рукояти рапир.

– Вы что, торговали нами как скотом? Это вы у живых насмотрелись? Историй о рабах и невольниках? Мою семью в бесправных слуг хотите превратить?

Локус, казалось, только сейчас осознал свою оплошность, но раскаяния в его глазах не было – лишь холодный расчет.

– Не драматизируй. Шесть ветвей, все хотят лучших. Кого твой отец не распределил – выставили на внутренний аукцион. Деньги пойдут на переезд. Никто не посягает на вашу свободу.

– И они не почувствуют, что купили нас как вещи? – Сор скривил губы в ядовитой усмешке.

Локус не смутился. Он знал – правда всплывет рано или поздно. Для Тогонэри деньги решали все, даже семейные раздоры.

В Соре кипела ярость. На отца, что не просто раздал своих детей подобно породистым щекам, а распродал их тому, кто больше заплатит, на Локуса и даже на эту Вивален, пусть он даже ее не знал.

Пусть все и было решено, но Сор не собирался просто так мириться с уготованной ему ролью. Он был готов безжалостно вцепится в любую возможность, пусть и самую крохотную, чтобы не дать слиянию завершиться или хотя бы как-то ему помешать.

«Тогонэри аристократичны. Эта Вивален купила кота в мешке, будет обидно, если он окажется невоспитанным до безобразия. В крайнем случае можно пустить немного крови. Великосветские дамы такого не терпят. Свалиться в обморок и подумает еще разок», думал про себя Сор.

Сопровождающие охотники держали руки на гардах своего оружия, они были готовы охладить пыл холодной сталью. Взгляд Сора был ожесточен до предела, казалось он готов голыми руками убить охотников, Локуса и любого, кто попадется ему на глаза. После мимолетной паузы Сор сказал:

– Мы задерживаемся, – его голос был ледяным, лишенным всех оттенков.

– Действительно, нам уже пора, – сказал Локус и улыбнулся, словно предыдущих разговор был простой болтовней за чашкой чая.

Охотники переглянулись, не решаясь убрать руки от клинков. Лишь после раздраженного взгляда Локуса они двинулись дальше. Группа шла в гробовой тишине – только сапоги стучали по камням.

***

Сор, Локус и охотники остановились у огромной решетчатой калитки. Несмотря на то, что район Тогонэри находился близко к поместью Моробэев, Сор никогда не видел, что находится за идеально отполированными белыми стенами и черными коваными калитками. Он бы солгал, если бы сказал, что не пытался перелезть через ограду.

Сейчас же двери сами открылись с тихим скрежетом, как только группка подошла к границе. Внутри каждая мелочь источала ощущение богатства. На вымощенных дорожках ветвились сверкающие прожилки, каждый цветок был в пике своего цветения. Сору было неуютно, он то и дело одергивал мешающиеся рукава мундира. Лощеная идеальность слепила и все казалось не натуральным, словно застывшим во времени.

Подходя ближе к поместью Сор замечал все больше золотистых вставок на окружающих предметах: на ободе фонтанчика, на окантовке скамейки. Сверкающие края предметов выделяли их еще сильнее на фоне вездесущей зелени.

В глаза бросился огромный красный полупрозрачный камень, что стоял в тени дерева. В идеальной рубиновой глыбе было вырезано углубление, заполненное водой. Вокруг летали птички и наполняли нежным пением всю округу.

«Чтоб я сдох. Рубиновая поилка для птиц», только и смог подумать Сор. Он впервые в своей жизни видел подобную расточительность.

– Драгоценные камни должны радовать глаза. Зачем же дробить такую прелесть на сотни кусочков поменьше, если можно восхищаться ей целиком, – внезапно сказал Локус, словно читая мысли.

Но рубиновая поилка была не последним шедевром расточительных драгоценностей в этом визите.

Локус, Сор и охотники подошли к огромной белой двери и остановились. Превосходный камень повсюду был украшен золотыми вставками: обрамление, прямые вертикальные узоры, все сияло и блестело.

Внезапно тишину нарушил Локус:

– Вивален хотела тебя порадовать поэтому зал украшен в традиционные цвета Моробэев. Она внимательно относится к своим гостям. Так что надеюсь и ее гость будет в этот раз учтив и приветлив.

– В условиях сделки не было ничего про учтивость, было только требование прийти, – холодно заметил Сор.

Локус залился смехом, словно ему рассказали самую забавную шутку в мире, и похлопал Сора по плечу.

– Тебе самое место среди нас, а ты еще брыкаешься.

Двери медленно распахнулись, и перед прибывшими предстал огромный зал. Стены зала, вытесанные из того же камня, что и массивные двери, тоже были украшены золотистыми вставками и строгими вертикальными линиями, больше похожими на священные письмена, чем на простой узор. Под высоким белым потолком висели стяги двух родов: темно-синие, со знаком чёрного волка – Моробэев, и белые, прошитые золотом и алой нитью, – Тогонэри.

«Значит вот где все наши знамена…хотя чему тут удивляться», с неким прискорбием подумал Сор.

В белом зале сразу бросился в глазаогромный стол, длинной почти в половину всего помещения, из того же камня, что и комната, все с теми же белыми прямыми вставками. Только вот его ножки были сделаны из синего полупрозрачного валуна.

Двери на другом конце зала так же медленно открылись. Люди в роскошных костюмах начали заходить один за другим и Локус представлял каждого по имени. Сор не придавал потоку имен никакого внимания, он ждал свою главную жертву. Конечно навлечение на себя публичного позора не было в числе его навыков, но и аристократические ужины тоже.

Традиционные ужины Моробэев больше напоминали охотничьи пиры, чем аристократические приемы. В центре зала на дубовом вертеле медленно поворачивалась тушка, с которой каждый мог отрезать себе кусок острым охотничьим ножом. Кости бросали под стол – там уже толпились ловчие, терпеливо ожидая своей доли.

Столы ломились от простой, но сытной еды: копченого мяса, печеных корнеплодов, грубого хлеба. Вино разливали из общих кувшинов, а эль черпали прямо из бочки деревянными кружками.

Атмосфера царила шумная и оживленная. Охотники наперебой рассказывали истории о последней охоте, жестикулируя маслянистыми ножами. Иногда споры о том, чей выстрел оказался самым метким, перерастали в дружеские потасовки – но не более чем на пару ударов, после чего противники, хохочу, снова брались за кружки.

Ни общего вертела, ни больших бочек в идеальном белом зале не было, как и намека на то, что ужин будет хотя бы чем-то напоминать обычное застолье Моробэев.

Вивален появилась последней. Дородная женщина была втиснута в струящееся синее платье с длинным шлейфом. Ее декольте было неприлично низким, так что верхнюю часть груди покрывало только затейливое ожерелье. Сложная прическа была украшена синими шпильками, которые похоже тоже были из какого-то драгоценного камня.

Гости наблюдали на Сором издалека, разглядывая его как новую диковинку и перешептываясь между собой за раскрытыми веерам. Взгляд Вивален же был властным, будто весь мир принадлежит только ей одной, и она это знала лучше любого из присутствующих.

Всех пригласили к столу и как только гости расселись в зал ринулись десяток услужливых помощников с тарелками и кувшинами. В зале стоял только шепот.

«Эх, если бы мать увидела, что я собираюсь сделать. Стоял бы на руках и читал по памяти все заметки о правильном ужине пока кости бы не затрещали», Сор отвел взгляд от стола и нежно улыбнулся при мыслях о матери.

Вивален не упустила этот взгляд и еще сильнее вцепилась глазами в Сора, что так кстати сидел прямо напротив нее. Локус поддерживал тихую формальную беседу со своим соседом, но то и дело бросал взгляды по сторонам и наблюдал за происходящим.

Сор отодвинул свой стул подальше от стола, а затем бесцеремонно закинул ноги на стол и устроился поудобнее. Один из людей, приносивших еду, остановился, он не мог понять куда ему поставить тарелку. Сор взял с тарелки руками угощение и добавил:

– Давай лучше вина, красного, чтобы цвета как кровь. Надеюсь ты когда-нибудь видел ее брызгающую фонтаном из тела.

Выражение лиц гостей неуловимо ужесточилось и шепот стал только сильнее.

– Вы что-то сказали о том, что я развязан и плохо воспитан, у вас что нет яиц сказать мне такое в лицо? – громко и четко спросил Сор у одного из гостей, а затем тихо, почти шепотом добавил: – у волков хороший слух.

Локус залился краской, то ли от гнева, то ли от стыда. Эмоции на его лице менялись со скоростью хлопающей крыльями птицы в попытке взлететь.

– И вообще, тот, кто додумался вешать стяги наших почивших охотников, вы вроде хотели устроить … не знаю, что вы там хотели устроить, но у вас дерьмово получилось. Андор закончил жизнь позором, а вы повесили его эмблему прямо в центре.

Шепот превратился в гул цикад, что отражался и усиливался от высокого потолка зала.

«Они все еще думают, что я их не слышу», усмехнулся и оскалился Сор.

Некоторые из женщин начали вставать и хотели уйти, но Вивален одним взглядом пригвоздила сначала одну, а затем и вторую. Сор слышал, как одна из таких женщин бросила своему спутнику фразу:

– И весь этот цирк ради клочка леса, возмутительно!

Сразу после этого спутник девушки оскалился и злобно зашипел ей что-то в ответ.

«Кажется ей не следовало это говорить», отметил Сор. «Как бы это все не было весело, но задерживаться тут я не хочу. В программе осталась только драка.» Он улыбнулся.

Сор опустил ноги со стола и принялся рассматривать приборные ножи, пробуя их на остроту о палец. Охотники у стен встрепенулись и положили руки на оружие. Они чувствовали, что парень задумал что-то неладное.

– Ваши приборные ножи полный шлак. Как хорошо, что я взял свои.

Сор поднялся на стол и закатал рукав. К его предплечью тонким бинтом было примотано четыре кинжала, хотя они были похожи на короткие лезвия без ручек. Охотники обнажили оружие и начали быстро подходить к Сору со спины. Молодой волк не мешкал и отточенным движением вытащил все кинжалы. Среди гостей началась паника, однако никто не посмел вставать со своего места, все смотрели на Вивален, но она оставалась непреклонна и абсолютно … спокойна.

Один мужчина взмолился:

– Мы тебе ничего не сделали, убей лучше Фаргуса и Прилен.

Сор шел по столу наступая на самые изысканные блюда, втаптывая изыски моря, превращая их в несъедобное месиво перемешанное с грязью. Он шел прямо в сторону говорившего и сел напротив него на карточки.

– Я охотник, не убийца. Я ищу и преследуя зверя.

Сор поднес кинжал прямо к белеющему лицу.

– Ну ты пока что не бэюмин, – к удивлению всех Вивален подала голос, она смотрела Сору прямо в глаза.

Сор обернулся. Вивален была все так же величественна, но в ее глазах играло вожделение, словно она все больше и больше хотела заполучить в свои руки новую игрушку.

– Это вопрос времени, – отрезал Сор.

– А что если бы вместо первого убитого великого чудовища был бы не эстэдрис, а ульзарис? Наше чудовище не уступает ни в силе, ни в скорости.

Вивален положила небольшой кусочек кальмара в рот, словно ее совсем не беспокоило происходящее.

– Это все равно что учиться всю жизнь играть на флейте, но на первое выступление получить скрипку. Надеюсь такое сравнение вам будет понятно, – Сор надменно поднял бровь.

Вивален встала со своего места и медленно начала подходить к Сору. Для своих размеров она двигалась как лист на ветру, грациозно и неспешно.

– Позволь раскрыть все мои карты, – нежно сказала дама и дала охотникам знак отойти. – Мой муж, бывший капитан крейсера «Золотой клинок», погиб на охоте, и мне нужен новый глава ветви и капитан флагманского судна.

Сор рассмеялся и сказал:

– Ну конечно искать охотника в другом Великом доме отличная идея, особенно когда здесь так мало народу.

– Наша ветвь одна из немногих, что самолично занимается ловлей, а не отдает работу подрядчику. Так что мне нужен сильный и смелый охотник, что не боится опасности. И ты идеальный кандидат. Только представь, после слияния не будет никого выше тебя в ветви, с лучшими помощниками под рукой ты встанешь под парус. Все внутреннее море будет только твоим. Твоя кровь наполнит вены нашей семьи и мы достигнем небывалых высот. Я уверена, что с тобой наша ветвь станет самой главной быстрее, чем ты можешь себе представить.

Сор был в легкой растерянности, его хватка ослабла и кинжал почти выскользнул из руки. Он невольно задумался: «Встать под парус, никогда об этом не думал.»

Вивален продолжала:

– Ты сохранишь своего волка и при одном твоем пожелании сможешь вести верхом на Громе весь флот нашей ветви. Любое твое желание станет законом.

Сор поднял ладонь прося Вивален замолчать. Он переложил в руку один из ножей и взвесил.

– Вот что я думаю обо всем этом.

С этими словами Сор бросил нож в сторону стягов Тогонэри и попал в веревку, удерживающую полотно. У всех на глазах стяг с тяжелыми вышитыми полотнами упал на пол, металлическая труба звонко ударилась о шлифованный камень. Все гости одновременно ахнули.

– У меня уже есть семья и я хочу быть только ее частью.

Лица охотников вытянулись, а затем наполнились гримасами ярости. Лысый оскалился подобно бешеной собаке. За оскорбление своих стягов – оскорбление своего дома, они были готовы убить молодого волка. Сор не терял времени и спрыгнул со стола.

Охотник с гигантскими кулаками бросил оружие на пол и взревел:

– Я требую колтол (ритуальное сражение на кулаках для защиты опороченной чести)!

Сор бросил свои ножи в сторону и ответил:

– Да будет Леорис и все присутствующие свидетелем твоего поражения!

Второй охотник продолжал заходиться в ярости, по губе стекала слюна. Но вызов был уже брошен, и он не имел право вмешиваться.

«Хотя бы кто-то чтит охотничьи традиции.»

Но взгляд Сора тут же упал на кулаки разъяренного противника.

«Словлю удар по голове и могу отправиться вслед за матерью и братом.»

Но затем сразу взорвался смехом от такой глупой мысли и добавил про себя «Ха! Что за глупости, я не проиграю!»

Все гости встали со своих мест, но никто не ушел. Все сбились в стайку ближе к стене. Каждому было интересно чем все закончится. Только Вивален села на место и продолжила наблюдать за всем со своего места, попивая вино и закусывая морскими деликатесами. Локус сидел на своем месте, закрыв лицо руками. Возможно он корил себя за то, что не нацепил на Сора намордник и не связал его веревками.

Бой начался, когда охотник Тогонэри нанес первый удар, огромный кулак прошел в непозволительной близости от виска Сора. Охотник продолжал неистово наносить удары, но раз за разом они проходили мимо своих целей. Сор был максимально сконцентрирован. Но нотки удовольствия звенели во всем теле. Его противник знал свое дело и дрался он с единственным желанием – убить.

Охотник взревел еще сильнее и стал подобен бешеному зверю. Он ударил настолько быстро, что Сор еле успел заблокировать удар в грудь и почти потерял равновесие.

Но этого было мало, чтобы остановить молодого волка. Во время следующей атаки Сор воспользовался яростью своего оппонента, и легко ушёл от удара, оказавшись у него за спиной. А затем нанес всего один четкий и быстрый удар в основание черепа. Охотник сделал еще пару шагов и упал.

Вивален залилась смехом радости, как маленький ребенок, изредка взвизгивая.

– Обожаю юношей с горячей кровью.

Раскрасневшаяся от захлестнувшие эмоций, Вивален, казалось еле сдерживала себя на месте.

– Дорогуша, теперь я жажду вас в своей ветви еще больше, – тяжело дыша добавила она.

Сор восстанавливал дыхание, набирая воздух полной грудью.

«Вот дерьмо, не сработало. Может стоило пусть кровь? Залить ей все начищенные полы… “ Он сделал последний глубокий выдох. „Что-то мне подсказывает, что Вивален бы и это не остановило“.

– Не бегите вперед волка, слияние еще не окончено. А пока, я бы хотел вернуться домой.

Сор метнул убийственный взгляд на Локуса. В нем читалось напоминание об их уговоре.

– Твое желание для меня закон, дорогуша, – нежно и обволакивающе ответила Вивален.

Когда Сор покинул зал, Локус и Вивален остались наедине. Внутри погасили свет, только пара подсвечников освещала стол.

– Один экземпляр лучше другого. Рисковые, сильные, смелые. Но ты, дорогуша, теряешь контроль, – Вивален сделал глоток вина. – Мы управляем сотнями людских душ. Как ты собрался становиться полноправным Тогонэри, если не можешь управиться даже с одной семьей.

Локус сверлил Вивален взглядом, его пальцы впились в полированный стол.

– Госпожа Вивален, вы сами разожгли этот конфликт, так что не обвиняйте меня в том, что ваша собака не слушается.

– Я убила двух зайцев одним выстрелом. Хотела посмотреть, чего стоит этот Сор, и как ты будешь реагировать, – она тяжело вздохнула. – Тебе еще очень многому нужно научиться.