выстраданное, чадо моё, ибо с тобой в груди прошла я эти испытания. Видела своими глазами, слышала ушами, или наоборот, – слышала глазами, видела ушами…и благодарна я друзьям моим, рассказавшим эту историю. И тому, что сама испытала, следуя по изрытыми снарядами дорогам Донбасса.
ЭПОС ЗАПОВЕДИ «НЕ предай»
Отзывчивость, самопожертвование, проявление сочувствуя, готовность защитить слабого, встать «за други своя живота не жалея», самопожертвование, отвага, смелость, ум, храбрость, доблесть, невероятная честность, вера в лучшее, стремление к высокому, жажда света, любви, готовность к подвигу – это небольшой перечень характерный для русских людей.
Запад, думая, если он завоюет нашу землю, обретя наши подземные ресурсы, наши полезные ископаемые: самоцветы, драгоценные камни, алмазы – яшму, чароит, нефрит, наши неисчислимые богатства: нефть, газ, уголь, горючие сланцы, торф, железные руды, титановые руды, соединения меди, алюминия, вольфрам, молибден, также строительные материалы: асбест, графит, слюду, тальк, каолин, известняки, доломиты, гипс, то станет богаче! Сильнее! Значительнее!
И вот он пошёл войной на нас. Завоевательной, страшной и кровавой стала эта война.
…Когда снаряд попал в дом одной моей знакомой женщины, то птицы, парящие над крышей этого дома, зажарились прямо в воздухе. За несколько минут опалились перья, обуглились спинки: воробьи, галки, грачи и сороки рухнули в траву. Их глаза округлились от ужаса, скрюченные лапки, пахнущие горелым, были прижаты к грудкам.
…Когда следующий снаряд укро-нацистов попал во двор, где играли дети на солнышке, то одну из девочек разорвало на куски: ножки, обутые в новые, белого цвета туфельки, лежали под окном, голова, на которую мама надела панамку от жары, осталась валяться в песочнице среди только что слепленных куличиков.
…Когда все побежали прятаться в подвал, тётя Маня, соседка, перевалившись через забор неожиданно попросила: «Нарви-ка мне укропчику, хочу борща наварить…»
Надоели эти прилёты-улёты-коптеры-шмоптеры.
Хотелось уже обычной мещанской, обывательской жизни. Надоело сидеть по неделе без воды, которую в Донецке давали три раза по часам.
Но и это русский человек смог выдержать.
Выстоять.
И даже смог простить некоторых.
Ибо он – вселенский, ибо он – русский. А, значит, обладающий широкой душой.
Но посмотрим, что происходило по другую сторону этой трагедии.
На украинскую, да просит меня небо.
Её имя – Ада. Фамилия Белко.
Она преподаватель в Киевской гимназии. Кроме этого, художник, драматург, режиссер, журналист. Русскоязычная украинка.
В 2014 году встала на сторону майдановых.
Причин много. Одна из них – это убеждения, что русские не очень талантливы. Что ленивы, не очень начитаны. И, кроме этого, Аде Белко светила премия в Университете им. Драгоманова.
Несколько раз пересматривались видео, когда Ада выводила старшеклассников на митинг. Школьников было около десяти человек, они стояли с флагами жовто-блокитного цвета…
В ответ так и хотелось сказать:
Нам не надо через майдан,
нам не надо через майдан,
семь недель нам допреже поститься,
Бог сумел, чтобы Сына отдать,
Бог умел, чтобы Сына отдать
для людей целиком, не частицу!
На тот берег, где Русь, Стикс и птица.
Сама трагедия началась позже. Постепенно. Когда Ада уже получила престижную киевскую премию, когда получила гонорар за статьи в Праге. Когда она, накаченная русофобией, вдруг неожиданно поняла, что попала в тупик.
Проще сказать, в западню. В капкан. Самое гадкое было то, что Ада собирала средства и сотрудничала с запрещённым в России «Правым сектором» *. Сбор денег для Ады дело привычное, дай! Дай! Дай! И давали под её жалобные причитания, якие эти русы плохие. «Участвую в «евро майдане», – пишет она, – веря, что эту страну можно сделать достойной, лишённой цензуры и коррупции, с социальной защитой…» А в это время в Лисичанске в домах простых людей дырки от градов, в огородах танки «Айдара*», «Львова*» и «Тернополя*». Подошёл мальчик в Волыни и спросил: «Тётя Ада, що ты тут робимо?» Ада действительно собирала деньги по соцсетям, цыганила, передавала их Стерненко* – бандиту и зверюге. Часть оставляла себе, чтобы сходить вкусно покушать, выпить дорого вина. Не горилку же хлестать!
…сборы были большие: Ада Белко правосекам подарила автомобиль. И пригласила их выступить в школе перед своими старшеклассниками. Это был 2015 год.
На деньги, собранные Адой, было куплено вооружение, коптеры, амуниция, медицинские препараты. А значит, убиты люди, сброшены коптеры на живых, ни в чём не повинных людей Донбасса. Например, на бабушек, находящихся в этот момент в огородах. На учителей, находящихся в классах, на работе. На женщин, мирно идущих по улице с покупками. На старика, который просто вышел на улицу, чтобы погреться на солнышке. Возле двери его дома на стене осталась надпись: «В хате воровать нечего…» И вправду, кому нужен старый, полуразвалившийся диван, буфет с выбитыми стёклами, коробки с пожелтевшими фотографиями?
В 2016 году Аде Белко стало ещё хуже. Она поссорилась с бандюгами, поругалась в соцсетях. Вообще, украинцы, хотя говорят на русском языке, но по менталитету отличаются от нас, это можно увидеть, пообщавшись. Быть на кого-то непохожим, нести иную нагрузку – это не стыдно. Но это очень тонкое, почти незаметное различие, как в любой семье кто-то похож на маму, кто-то на папу, кто-то на тётку. Если Аде много раз делали хорошо, но лишь однажды что-то вдруг шло не по её сценарию, то всё: ты враг. Но когда ей пришло наказание, то она тихо взвизгнула, а мне-то за что?
А тем временем в Донецке: снова обстрел. Детей взрослые хватают за шкирки и – скорей в подвал прятаться! Привыкли к такой жизни.
Вот к чему невозможно привыкнуть, это к смерти. Прямо в кадре умирает женщина. У неё оторвало обе ноги. Но она ещё жива. Достаёт телефон и звонит, чтобы вызвать «Скорую», затем говорит:
– Как я любою тебя, доченька! Очень люблю.
Рядом с ней лежит другая женщина, одетая в брюки серого цвета, она тоже ещё жива, но уже хрипит, умирая. Затем они, хотя не знакомы друг с другом обнимаются. Вдвоём легче.
Некоторое время не было ни света, ни электричества. Не было продуктов в магазине. До некоторых населённых пунктов не приезжали «Скорые», боялись, ибо обстрелы. В 25 году стало немного получше. Врага отодвинули. Опять-таки за счёт жизни наших военных.
Слышь, ты Ада Белко, разве можно искупить словами чью-то смерть? Страдания? Боль?
Вспомни молодогвардейцев, им тоже грозило ужасное и страшное, но они отстаивали свою родину: эти мальчики и девочки. А тебе, сорокалетней женщине, было непонятно на чью сторону встать? Какую занять позицию повыгоднее.
Переобуться всегда легко. Сегодня кеды, завтра туфли, послезавтра валенки.
Неважно трижды ты или четырежды талантлива. Есть иное понятие – высота духа. Не скрин духа, не аватарка духа, ни предмет духа, ни вещь духа. Сам дух.
Как-то мне в руки попал дневник мобилизованного солдата. Обычный, военный, написанный неровным подчерком текст. В нём нет никакого геройства, нет бахвальства, обыденная простая работа. Например, «…спали в неотапливаемом помещении. У меня два спальника, пока один сушится, отдыхаю во втором…» И идут перечисления, как ходили до нуля, относили продукты. Как бежали по открытой местности. Как дошли. Как был ранен. И снова пошёл на фронт. И как смотрел в глаза смерти. Той самой, где погибали вместе две незнакомые женщины.
Конечно, надо уметь прощать. Быть великодушнее. Но как? Как простить смерть невинных людей?
Думаю, что искупить подвигом.
Нет, не сборами денег у таких же россиян, у пенсионеров, жалостливыми, сопливыми обращениями к власти: заступитесь. А конкретно, молча, сцепив зубы, поехать в госпиталь и там мыть полы в операционной, дворником собирать стёкла после прилётов, садиться за руль Уазика, спасать мирных граждан из-под обстрелов. Конечно, хорошо сидеть в тёплой школе, читать лекции в институте, язык без костей, мели, что хочешь. И не надо ссылаться на плохое здоровье, оно же тебе не мешало заниматься сборами для правосеков!
Вот и сейчас выброси все свои лекции в помойку, все свои якобы «талантливые» работы, сцепи зубы. И в путь: полы кровавые драить.
НАЧНЕМ С…АНТЛАНТИДЫ
Географически этот загадочный остров впервые упомянут широко у Платона в промежутке между 428 и 348 годами, например, в диалогах. «О, Атлантида – жирные стада оленей, туши их покрыты жёлтой и скользящей шерстью. Ужели остров ты? От Азии простор идёт сквозь наше государство, свыше его теснятся облака, жуя как хлеб простор. А во главе угла текут синеющие небеса над нами. О Атлантида! Боги поделили по жребию все стороны земли. Но распри их мешали созерцанию. И змеи, что кишели под ногами. Мы – смертный род. Атланты – есмь не смертны. Вот имена их Кекропа, Эрехтея, Эрихтония, Эрисихтона. Тогда двенадцать бурею гонимых упало жёлтых на землю песчинок. И выросло двенадцать сплошь сугробов, из них двенадцать пламенных церквей. Пришла война. Жрецы не поделили чего-то там. Один отправился по морю путешествовать. Накликал беду и гнев. Увидел остров он. Сам Солон получил тогда призыв и знания от прадеда о том, что есть Атлантида!
Братья – вот она. Ни Азия. Ни Африка.
Европа!
И география легла как раз сквозь Днепр. А Генрих Шлиман бредил, бредил Троей. И потому нашёл.
Тогда зачем украинцы стремятся в це Европу. Что их влечёт? Ужели это ты, о Атлантида?
Да. Это она…»
Возьмём карту. Циркуль и карандаш. Поглядим на Атлантический океан. Синий. Зелёный. Глубокий. Атлантида – это он.
Мысленно вобьём столбики: а, б, с, д.
Хотя ни Платон, ни Аристотель не знали, что есть такой океан. Они мыслили иным морем. Средиземным морем мыслили они. Итак, между нашими столбиками – а это Геркулесовые пяты, Гибралтарский пролив и небезызвестное Средиземное море, соединённое с океаном. Из Средиземноморья пересечёмся к Чёрному, от него к Волге. И поймём – вот отчего Украйна плачет по своей родине. Её родина – не мы! Ибо Украйна кругосветная, она отсечена географически по пластам земли, и она обречена вечно искать свою Атлантиду затонувшую, ибо примыкает Украйна к Америке. Иногда на карте темнеют острова, возвышенности, низины, плато. И мы вырисовываем пятигранник – это она! Утонувшая! И она не соответствует Азоро-Гибралтарской меркурной части разломов.
Вернёмся к людям, атлантам: они жили на части Европы, в Египте, Ливии, на части Индии, возле Китая современного. Читаем Платона внимательнее:
«…ветвь тупиковая, геофизически полна глубинным смыслом. Но затонула, выбросилась в море. Она любила…но любовь была, нет, не взаимная. А горькая и злая…»
Поэтому сколько не прельщай Россией Украйну, она всё равно, как волк, в лес глядит.
Часть Атлантиды осталось на суше. Часть затонула. Отчего случилось это?
Виновны катаклизмы: перепад температур от горячего в холодный климат.
Но люди? Какие они?
А вот Дикое поле и его окрестности. И плывёт ладья выше по течению Днепра, искрится местность. На самом деле – это трагедия всего народа. И он ищет свою изначаль!
Начнём с кочевников и железного века: откуда пришли племена, кто они, говорят, что киммерийцы. Они пришли из Фракии, ибо устали от набегов враждующих, и заселили земли вокруг Днепра. Греки в свою очередь основали множество колоний, таких как Ялта. С севера расселись скифы. И востока тоже. Примерно в 700 году до нашей эры скифские племена из ирано-язычный группы евразийского региона, известного как Скифия расселились, не доходя до Черного моря. В 3 веке до нашей эры скифов начали теснит сарматы, кои были воинами и скотоводами, они хорошо сражались. У них были тучные стада животных. Особенно конница. Их сменили аланы. Следующее нашествие произошло в III веке германцы, готы заселились между Карпатами и Чёрным морем. Со временем они стали нападать на Римскую империю, изгнав легионы из Дакии – плодородной римской провинции на нижнем Дунае. Далее готов вытеснили гунны. Через современную Украину прошли булгары тюркского происхождения. И гунны (венгры).
В течение пятого и шестого веков пришли славяне. Они заселялись во всех направлениях далеко на юг, на Балканы, реку Одер и Арктику. Племена были до того многочисленные, что поселились по обе стороны Днепра, реки, которая была символом Украины. Там царил «первобытный коммунизм». Вот поэтому 19-20 век мыслителями казался позабытым, тот самый изначальный справедливый общественный строй.
Русь – это символ и явь восточного царства.
До её появления, как первого восточнославянского государства, тюркский народ, принявший иудаизм, воссел империей на Каспийском море, которая вбирала географически в себя Кавказ, Азербайджан, южную (современную) Россию и восточную (средневековую) Украину. Племена кочевников – хазар служило буфером между ними.
Спустя много столетий появился Шёлковый путь из варяга в греки и обратно. Из греков в варяги. Хазарский каганат разместился внутри этого анклава. Согласно легенде из варяг пришли Олег Новгородский и основал Град-на-Холме, а точнее завоевал Киев и сверг Аскольда и Дира. Этим дал толчок для образования нового и политического пользования: названного Киевской Русью, здесь правила варяжская династия во главе князя Рюрика. Пока не сменилась Московией.
Москва на самом деле не простое название: если верить тюркам, то слово «моск» – мёрзлый, водный, сырой, топкий. Если верить финно-угорской гипотезе, то это Мать и Медведь, получается Медведица-мать. На языке Коми – это Коровья река. На латышском наречии – «мазгас» это узел, то есть мытный стан. По Библии Москва-река происходит от имени библейского Мосоха, внука Ноя и сына Афета, и его жены Квы. Итак, если линейкой оп карте соединить Киев и Москву по прямой, то получится третья сторона пятиугольника, и Киевская Русь становится матерью Атлантиды её узлом, на коем завязан хребет и ось земли.
Терзаемая племенами, их набегами, окраина примыкала востоком к Древней Руси, а Западом к тюркам. В ней греки ночевали и зачали её от гуннов…
Территория раннего славянства, которая примерно географически совпадает с территорией (если прочертить мысленно циркулем) современной Украины, находилась на важном перекрёстке, а именно на пути миграции племён.
Итак – идентичность, такое модное слово, но что оно означает? Это сходство с одной стороны и различие. И некая самостоятельность привычек, устоев.
Меня волнует теория предательства. То есть некого разрыва от самого себя и примыкание либо к русскости, либо к западности. В восьмисотом году нашей эры богатые варяги Аскольд и Дир собрали войско и отправились вниз по Днепру в Киев, чтобы – вдумаемся в это слово – спасти жителей города от осаждавшего его племени. Тем самым они проложили путь к возвышению династии Рюриковичей не только над Киевом и Новгородом, но и над всеми племенами, составлявшими восточнославянский народ. Варяги объединили эти славянские племена политически, создав одно из самых могущественных средневековых королевств, и, несомненно, культурно, обратив Русь в христианство в 988 году. В христианство обратили окраину окраин и центр центра.
Но язычество – не исходило само по себе, оно осело в памяти народной.
А территория Атлантиды – есмь притяжение украинцев по генетической линии фантомное.
И где этот самый Град – центр. Начнём с солнца. Египетского Осириса и сирийского Адониса: оно, как известно, в северных широтах на несколько месяцев находится за горизонтом, не выходя из плена для простора полярной ночи. Этот сорокадневный цикл соответствует умиранию и воскрешению светила древнего на северной широте 68 градусов. Астлан – вот столица всем вам! И её прародина штат в Тихом океане.
Мифический Астлан!
Град красоты и невероятности.
Именно туда укры стремятся. Ищут. И не находят. Теперь мы поищем Астлан украинский. В море. И на суше.
Град-на-Холме. Чудный. Жить в нём огромная радость. Там всё бесплатно. Еда, напитки, колесницы, хижины, дворцы, ложе, развлекательные зрелища.
Например, бой быков на арене…
Боя гладиаторов.
Но никто никого не убивает. В случае опасности арбитр даёт сигнал, и бой прекращается. На каждом углу столовая, на каждой площади Едальня, в каждом доме на первом этаже расположены кафе, рестораны. Заходи и ешь. Пей сколько хочешь. Но не напивайся. Иначе будешь изгнан из Града-на-Холме. Этот город многие прозвали Красным городом. Или Холмогорском. Или сказочным городищем.
Он тоже, наверно, скоро потонет. Русские откроют плотину, и прощай – мечта!
Идёт 2014 год. Ада тогда сильно влюбилась в музыку войны, в проклятия, в заклички, ей хотелось быть на виду, в центре. Она ж умная! Она ж много читала! Она ж была в Праге.
И даже в Пране!
Внешность Ады многие сравнивали с внешностью обезьянки. Маленькая, юркая, с длинными ногами, ушастой головой. Лицо…вот что это такое, ответьте! Глаза близко поставлены, переносица так велика, что кажется массивной, скулы оршанские, а зубы вывернуты наружу из-за неисправленного в детстве прикуса.
Мама пила алкоголь. А когда была трезвой, то наказывала Аду за малейшие провинности.
– Иди в угол, гадина!
Вечером собралось много гостей. Ада сделала уроки и легла пораньше спать. Учительница велела прийти Аде до звонка на дежурство. Девушка сняла с себя халатик синего цвета с жёлтыми пуговками.
Гости пришли все сразу и были уже изрядно выпившими. Мамин ухажёр дядя Пуся, ещё несколько подруг, которые громко хохотали до полуночи. Бегали босыми ногами в ванную. Утихомирились к утру. Ада лежала на диване, накрывшись одеялом, стараясь не дышать громко, затаившись. Дядя Пуся вошёл в комнату Ады и лёг рядом.
– Уйди! – прошипела Ада. – Закричу!
Дядя Пуся начал лапать девушку своими волосатыми ладонями.
– Ой! – вскрикнула Ада, пытаясь выпростаться из-под одеяла.
Дядя Пуся стащил с Ады трусы и навалился сверху. Его руки ощупывали хрупкое девичье тело, проскользнули по рёбрам, груди. Конечно, если можно назвать грудью два коричневатых сосочка, покрытых грубой, почти мальчишеской кожей. Девушка вертелась так и сяк, но у неё ничего не получалось
Наконец, Ада ухитрилась и вцепилась зубами в руку дяди Пуси всеми мокшанскими своими зубками, острыми по краям. Дядя Пуся вскочил и заорал:
– Дура! Кому ты нужна? Страхолюдина?
Видимо, охота близости у дяди Пуси прошла и он, выпустив вонючий воздух из кишечника, направился в спальню к матери Ады:
– Нинка! Нинка! Подвинься, развалилась, як корова…
В школе Ада пожаловать учительнице на домогательства сожителя матери. Через месяц Нинку Белко лишили материнских прав, Аду взяли на воспитание дед с бабушкой.
Девочка мелко-мелко дрожала. Было страшно. Не охота было расставаться с мамой. Аде казалось, что вот-вот мама бросит спиваться. Она сама говорила:
– Не буду, доча, последний раз выпью. И всё. Прости…
Прости…
Доносилось во след Аде, когда вывозили её вещи от матери.
Прости!
Я ж не нарочно! Девочка моя!
Прости!
Заклинаю…
ДЕДУШКА БЫЛ ВРАЧОМ, хирургом. У него были настоящие блестящие медицинские инструменты. Дед их называл: «Ходики». «Что это значит, дедуля?» – спрашивала Ада, серьёзно нахмурившись. «Жизнь идёт ходуном. И не останавливается!»
Ада деда звала Мантуром. Это такой город в Архангельской области на реке Унжа.
– Когда мы туда поедем? – любопытствовала Ада.
– Да, хоть завтра…
Унжа извивалась, блестела, как осетровый нож.
Ада бегала по берегу и вздымала волны песка.
– А хочешь, я тебя на время в лагерь пристрою? Это здесь недалеко? – спросил Мантур. – Пообщаешься со сверстниками. Отдохнёшь. Пообвыкнешь. А я тем временем дела свои сделаю в институте…а затем вернёмся в Киев.
Лагерь Аде понравился. У каждого отдыхающего здесь была своя комната с компьютером. Всех ребят называли обучающимися, с утра всем давали задание, к вечеру собирались в зале у камина, сидя на корточках обсуждали то, как было выполнены уроки. С Адой сразу все подружились, смотрели ребята на неё миролюбиво. Лишь одна девочка хмыкнула, намекая на внешность Ады:
– Обезьянки должны жить в зоопарке…
Девочку звали почти, как отчима Муся. И она была на самом деле сказочно красива. Белокурая, голубоглазая, одетая с иголочки во всё модное. На Аде были надеты застиранные джинсы, клетчатая футболка, в косы вплетены бантики разного цвета: синий и красный, на ногах плотные носки розовых оттенков. На Мусю цыкнул вожатый: парень из педагогического института, проходящий практику в лагере. Его имя было немного странноватое на прибалтийский манер – Мациканиус:
– Муся, у нас так не принято встречать гостей.
Остальные ребята просто улыбнулись Аде. Мальчик худощавого телосложения уступил ей место на пуфике, а сам переместился на пол, приседая на корточки:
– Устраивайся поудобнее.
– Верно! Худой! Ставлю десять баллов! – подхватил Мациканиус.
– Наша принцесса достойна трона! Ада перемещайся на моё место! – И вожатый подхватил девушку на руки и посадил её в кресло. – Так лучше! Ада не успела смутиться. Она сразу влюбилась в Мациканиуса, и мысленно его стала звать «Ус». У неё даже голова закружилась, когда тот её словно в каком-то бешенном танце, кружа и лаская, покружил на руках. Ощущения были до того необычайные, что Ада воскликнула:
– Ах…
– Ох! – съязвила Муся и отвернулась. Было понятно, что Муся тоже влюблена в Уса и ревнует его.
– Итак, обучающиеся! Мы готовимся пойти в поход на два дня. Настоящие палатки, уха на берегу Унжи, ночёвка. Утром возвращаемся в лагерь. Понятно?
Но к вечеру Муся словно отошла, перестала ехидничать с Адой и, казалось, наоборот извиняется за своё поведение. Но было уже поздно, Ада затаила обиду, и не хотела с Мусей разговаривать. От фразы – «совсем не хочу тебя знать!»
На утро всех разбудили рано. Прозвучал такой смешной звук горна, обучающиеся, спешно одевшись, пошли завтракать. Затем объявили, чтобы все переоделись в походную форму и вышли во двор для построения.
Ус проверил готовность, порылся в рюкзаках, осмотрел, кто как одет из ребят. Вроде бы всё правильно. Затем за группой приехал школьный автобус.
На Унже было тихо, солнечно, лёгкий бриз овевал разгорячённые лица обучающихся. Ус приказал разбить лагерь, то есть натянуть палатки, оставить внутри их рюкзаки и пойти вместе с ним за сбором хвороста. Муся постоянно вилась возле Уса, не давая Аде даже приблизиться к нему. Она задавала Усу всяческие вопросы и даже спорила с ним, демонстрируя свою начитанность и интеллект. И Муся была очень красивая девушка. Сказочно хороша. Худой вился возле Муси, влюблённо вздыхая. И было понятно, что вся группа влюблена в Мусю. Кто-то поправлял на Мусе лямочку от сумочки, кто-то великодушно подавал ей сухую веточку для костра, кто-то просто вслушивался в разговор между Мусей и Усом. Несколько раз Мациканиус делал вид, что обращается к Аде, но Муся тут же переключала внимание на себя:
– Правда, что Унжа по-тюркски неприступная? Берёт начало со склонов Северных Увалов, в болотах дремучих? А? Что в ней русалки водятся? И что в конце 19 века глубина её была в верхнем течении составляла до 6 аршин? Правда, Ус? Она образуется сразу от двух рек: Кеми и Лун донги. А затем слившись в экстазе становится Унжой? Да? И что здесь города Кологрив, Мантурово, Макарьев, а правый берег-то, правый, обрывистый, гад! И кругом лисьи норы! Отроги! А левый – низкий, заболоченный, с мелкими озерами и старицами, где рыбы с локоть?
– Правда…и про русалок и леших тоже…и про рыбу…
Когда набрали достаточно хвороста, то стали разжигать костёр. Муся села на камень и замолчала. Резко и, словно ушла в себя, задумчиво. Это был такой приём: хочешь заинтересовать партнёра, сделай так, чтобы он соскучился по тебе. И Ус стал озабоченно поглядывать на Мусю, хотя возле него стала кружить Ада и словно продолжая беседу сказала:
– А у нас тоже нечистая сила есть. Их зовут мавками. Это такие люди без спины…
Но Ус не обращал внимания на Аду, он только кивал, да, да…
Худой тоже кивал, соглашаясь, ну без спины. И что? Пусть…
Развели костёр, набрали в котелок воды, положили туда рыбу, заранее приготовленную заботливым поваром в столовой лагеря, приправили луком, перцем.
Затем Ус разлил по чашкам еду.
– Ну как? Вкусно?
Ребята закивали: да, да… Ус Иванович!
Муся вежлив заулыбалась: конечно…
Поели. Затем собрали посуду.
Ус сказал:
– Девочки должны пойти к реке, сполоснуть тарелки…
Муся послушно поднялась на ноги, взяла охапку тарелок и пошла к реке.
– Ада, а ты что сидишь? – спросил Ус. – Иди помоги Мусе!
Но та заупрямилась:
– Я что посудомойка? Не стану.
Ей и вправду не хотелось идти на речку, мыть чашки грязные, морозить руки. Ада нахмурилась, ей хотелось остаться рядом с вожатым и тоже болтать без умолку про русалок и мавок.
– Ладно, – согласился Ус, – тогда пойду я.
Он собрал ложки, ножи и положил их в большое блюдо, взял котелок, где варилась уха и направился к Мусе. Помогать.
Ада тысячу раз пожалела, что отказалась пойти.
– Иду…иду…
Тихо произнесла Ада и встала с места.
– Нет уж! Сиди! Оставайся с мальчиками, помоги им разложить спальники. Скоро стемнеет. –Приказал Ус и пошёл к Мусе.
Конечно, Муся всё слышала, каждое слово. И она поняла, что Ада ей не соперница. Она была словно сама покорность, сама девочка-паинька…
– Ой, это вы, Ус Иванович? А я уже всё перемыла…
Глаза у Муси были удивительного цвета: шоколадного, с синим оттенком. Так недолго и влюбиться самому Ус Ивановичу!
– Вот осталась мелочь: котелок…
– Да, я умею. Его песком надо потереть. Станет блестеть, как самовар…
Муся взяла горсть песка, намочила губку с пенящим средством и начала мягко водить по стенкам котелка.
– Из тебя хорошая жена получится, Муся! – Ус подошёл к девушке вплотную, взял щёточку из её рук и тоже начал оттирать котелок от сажи. Их руки встретилась словно сами по себе и начали сплетаться. Палец Уса с пальчиками Муси.
Всё ближе и ближе, теснее и теснее. Муся не отводила глаз от вожатого, он же, наоборот, засмущался и отодвинулся:
– Я не должен…ты моя подопечная…
Но Муся положила недомытый котелок на песок, и сама придвинулась к Усу. Её губы чуть приоткрылись, обнажая влажные белые, жемчужные зубы. Хороша! Ох, и хороша Мусенька!
Ус притронулся языком к влажному рту Муси. Та не сопротивлялась: На!
Ближе, ещё ближе. Вот уже всё лицо рядом с лицом Ус Ивановича. Щёки, лоб, подбородок: целуй. И шею тоже. Вот это место, где ложбинка. Смеркалось. В свете заката глаза Муси были обжигающе красивы. Всё, Ус Иванович, ты пропал…
– Я не должен…
– Глупый! – Муся по-хозяйски чмокнула Уса в щёку. – Я уже взрослая! И у меня уже были отношения. Настоящие!
– То есть? – вожатый отодвинулся от Муси. – Это как?
– Как в кино. Ты видел эти взрослые фильмы? – Муся усмехнулась.
– Видел…
– Сначала целуются, потом раздеваются и ложатся в постель, потом у них начинается близость…Я, вообще, с подругой играла в муси-пуси. Мы трогали друг друга. И ещё у меня один мальчик был, я ему разрешала пальцем себя гладить.
– Чем? – Ус остолбенел от неожиданности.
– Мизинцем, – пояснила Муся. – Он пьяный был. Ну, там на свадьбе напился. Вышел во двор. А тут я отдыхаю на лавочке в тени. Бабушки во дворе сидят, хохочут, сиськи достали и меряются, у кого лучше. И мужики смеются, тоже ширинки расстегнули. Они забыли, что я тут сижу, одна и скучаю. Я ж тогда к бабушке на каникулы приехала на всё лето в деревню. А что? – Муся настороженно поглядела на Уса. – Мне надо было в лес уйти, где маньяки всякие?
– Нет…зачем же в лес…И что этот мальчик делал мизинцем? – Ус наклонился и поднял котелок. Затем стал упаковывать тарелки в него, собираясь уйти.
– Я же говорю, что глупый…
Муся заулыбалась. Затем она загадочно потянулась. Кофточка у неё расстегнулась, и из-под неё выкатились две пухлые, нежные грудки.
Ус положил посуду на поднос. Затем резко повернулся к Мусе:
– Ты сочиняешь всё! Ты просто это говоришь, чтобы я осмелел, да?
– Дурачок…я это говорю, чтобы ты понял, что можно делать со мной, а что пока не надо. Я много умею. Но дело не в этом. А в любви! Понял? – Муся положила на поднос оставшуюся посуду и добавила: Бери. Пойдём. А-то уже много времени тут стоим!
Она застегнула кофточку и решительно направилась в гору, где был палаточный лагерь, и где ребята уже расстелили матрасы и спальники.
Костёр почти догорал.
– Эй! – Муся прикрикнула хозяйским тоном. – Надо добавить хворосту! И вообще, ночью надо кому-то дежурить у костра. Иначе замёрзнем!
Ус послушно подложил хворост в мерцающие угли.
– Муся права. Дежурим по очереди. Первыми будут Худой и Ада. Затем я и Муся. А под утро ребята из первой палатки. Ясно?
Мальчики разошлись по местам. Муся легла в девичью, маленькую палатку. Ус прилёг с ребятами. И сразу задремал. Ему снилась Муся и её ухажёр. «Эх, ты мальчик с пальчик…»
Будильник прозвенел внезапно. Ус вздрогнул и выскочил из палатки.
Костёр совсем погас, Ада и Худой сидели рядом, они дружно спали.
Ус разбудил их, прикрикнул:
– Живо к себе. Эх вы, дежурные…если бы война была, то давно бы вас душманы вспороли ножами.
Затем он взял розжиг, добавил дров, подождал, когда костёр разгорится и сказал шёпотом:
– Муся, Мусенька, выходи!
Это было прекрасное зрелище: девушка успела переодеться в милый, из пушистого материала костюмчик, лицо её было умыто, освобождено от косметики, ну, загляденье, ну, чудо дивное, ну, красота неописуемая! Глаза немного заспанные, щёки румяные. Ус подхватил Мусю на руки, прижал к себе:
– Обожаю тебя!
– Давай чай вскипятим? – предложила Муся. – И мне нужно другое слово…
– Какое? – Ус налили воды в чайник, подвесил его над костром для сугрева.
– Люблю! – прошептала Муся. – Простое человеческое слово – люблю!
– Хорошо. Пей чай с баранками! – Ус протянул Мусе мешочек с припасами. – У тебя магическая красота.
Муся села рядом. Она мелкими глотками отхлёбывала чай из кружки. Пила по-деловому, вприкуску с печеньем. Затем, допив, переместилась к Усу ближе. Глаза её светились каким-то фиолетовым цветом. Ну прямо русалка…вот везёт красивым девушкам. Их любят. Им дарят щедрые подарки. Они удачно выходят замуж. Рожают детей. Ездят на дорогих автомобилях. Отдыхают на море! Такое Аде даже не светило. И не грезилось. А вот этой Мусе-Пусе всё на блюдечке…
Ада долго ворочалась в палатке, пытаясь задремать. Затем решила подсмотреть, что же будет дальше, что там происходит у костра? И сделать фото на телефон, если удастся…
Ада видела, как Муся прижалась к Усу, такая малиновая красота её и манящая. Запах фиалок от волос.
– Я сопротивляюсь этому чувству. Я держу себя в руках…
Ус выдохнул воздух. Горячо. Горячо как…
– Не надо…расслабься…я всё сделаю сама…
Муся расстегнула кофточку.
– Целуй…
Ус стал ласкать соски и гладить их, смачно вбирая то правый, то левый губами. Муся легла к нему на колени и произнесла:
– Не стесняйся…
Простое, детское, словно врождённое слово. Но как это не стесняться? Что это значит…Ус немного отстранил Мусю от себя, девочка ты что? Застегнись, приведи себя в порядок. Этого только не хватало…чтобы вот тут у костра, чтобы просто и буднично, но Муся сама поцеловала Уса в лицо. Именно в лицо, в переносицу. Она так и сказала: «Целую в личико! Целую в личико!» Её пальчики ловко орудовали и плавно скользили по телу Уса. «Нет, дорогая, нет, это тебе не Колхида, чтобы ехать за сокровищами. Это иная, взрослая жизнь. Она не для тебя-меня…»
Муся отстранилась немного. Поглядела на Уса сбоку. Искоса. «Ты о чём?»
Ус чуть не задыхаясь, проник рукой под бельё Муси, стал тихонько поглаживать нечто слизкое, мягкое, шёлковое. Муся чуть пристанывала, показывая, как надо, чтобы было приятно. Ус и сам догадывался, что лучше трогать на поверхности, не углубляясь в розовую плоть, но несколько раз его палец срывался, пытаясь потрогать нечто горячее. Муся сама взяла ладонь Уса и ловко держала на нужном расстоянии, пока тот не почувствовал волны, которые шли изнутри…
– Теперь я, я умею…
– Прекрати, Муся, это до добра не доведёт…
– Ты же сам сказал: Колхида. То есть полнейшая отдача античности. Мы, как два гиганта из прошлого…
Муся немного приподнялась и потянулась губами к Усу.
От неё пахло фиалками. Не девушка, а цветок. И, вообще, была ли она? Выросла ли в поле? Распустила лепестки. Ус тщательно контролировал себя. Он снова чуть отодвинулся, но Муся сидела у него на коленях, прижимаясь.
– Нет. Нет. Муся, отстранись. Отодвинься…
– Зачем?
– Вырастешь, поймёшь…
Но Муся льнула и льнула к Усу, она его целовала и целовала, повторяя: «В личико…Просто в личико…»
У костра было тепло. Муся начала постепенно раздеваться.
– Простынешь…
– Я закалённая.
С бретелек легко соскользнула шёлковая блузка. Вот и плечи белые, нежные, розовато-молочные. А вот рёбрышки, вот кожа Муси, светящаяся от лунных лучей.
– Оденься. Это тебе не танц-бар…
– Кстати, смотри, как я пляшу, смотри, какие у меня руки, смотри, какая грудь, смотри на меня всю. На талию. На спину. На шею. Хочешь брюки сниму? Покажу тебе мой живот?
Муся пританцовывала, изгибалась, как змея, ну, чисто мавка! Русалка горная!
– У тебя нет спины…вместо неё зияет позвоночник…
Ус не мог оторвать взгляда от Муси. Глаза не мог закрыть. Боялся даже моргнуть. Снова пытаясь взять себя в руки, овладеть своим разумом, на время помутившимся. Хороша девушка!
Её силуэт сливался с тенями ночи. Тонике руки напоминали ветки дерева, стан был похож на колыхание прибрежных кустов.
– Муся, Муся…
Ус встал на ноги, тяжёлый камень под ним колыхнулся. Казалось, что сейчас начнётся камнепад. Ус подхватил танцующую Мусю на руки, затем крепко сжал в объятьях её тело. И немного встряхнул Мусю, как мешок картошки:
– Всё. Одевайся. Это пора заканчивать. Иначе можно далеко зайти с твоим соблазнением.
– А ты любишь меня? Ну, скажи, теперь любишь? – Муся снова подошла к Усу, глядя на него своими красивым глазами.
– Ну, конечно же…как ученицу, как умницу…
– И только? – Муся с удивлением взглянула на Уса.
Ус погладил Мусю по лицу. Затем поднял снятые ей вещи и строго сказал:
– Ну, только-не только, здесь разный спектр…ты такая наивная…тебе со мной хорошо, да?
Ус начал терпеливо надевать на девушку бельё. Вот под бюстгальтером скрылись её белые груди, под кофточкой шея, под брюками ноги и живот.
Такая нежная. Сама природа. Сама жизнь.
Ус поцеловал Мусю в шею. Несколько раз в ключицу.
– Иди спать!
Ада тщательно делала снимки на беззвучном режиме. Один. Второй. Третий. У Ады на глазах закипали слёзы, ну отчего не она рядом с Ус Ивановичем? Отчего не её он так ласкает? Отчего не ей говорит:
– Обожаю…
Между влюблёнными соитие продолжалось долго, почти два часа. Они то ласкали друг друга, то начинали мило смеяться, отдыхая.
– Женюсь…
– На ком? – улыбнулась Муся.
– На тебе?
– Да ты что?
У Муси было прекрасное чувство юмора. И такая развязанная манера раскованности, что Усу казалось с ним взрослая опытная женщина.
«Надо же…набаловалась в этой деревне, набралась чёрте-чего! Разврата целое море…вот и отправляй девочек на каникулы к бабкам…» – подумал Ус.
Ада сделала целый видеофильм с подробностями и интимными ласками. Зачем ей это было надо? Она, пожалуй, сама не знала. Но решила: отмщу, вот отомщу за всё! За Пусика, за сиротливое детство, за глумление над её некрасивостью. За то, что её никто так не ласкает и за то, что у неё даже с пьяным парнем не было этих мусей-пусей. И что Ус Иванович выбрал не её, Аду, а эту кривляку…
С мыслями: я ужо всем покажу, Ада уснула.
Она даже не заметила, как рядом прилегла Муся, такая лёгкая, налюбившаяся, наигравшаяся.
И счастливо отдежурившая у костра до рассвета.
Проснулись поздно.
Где-то рядом уже слышались голоса, это приехал за отдыхающими школьный автобус.
Пора было собираться.
Умылись в речке. Зубы почистили тоже, поливаясь из котелка. Муся, как ни в чём не бывало плескалась у берега, заигрывая с Худым, а тот рад был отвечать ей:
– Вот тебе. Вот тебе!
– И тебе тоже!
Муся с хохотом плескалась водой.
Ус Иванович молча наблюдал за ребятами. Мальчики уже поднялись наверх и складывали палатки, а Муся продолжала набирать воду пригоршнями и поливать Худого. Тот не сопротивлялся, а, наоборот, громче и безудержнее хохотал с каждым разом, словно прося:
– Ну еще, ещё!
– Хватит! – неожиданно закричал Ус Иванович. – Вы что как маленькие? Уже автобус приехал. Живо наверх!
Муся была просто соблазнительной. Розовые пухлые губки, румяные щёки и лёгкие синячки поцелуев на шее.
«Что я наделал? – Ус Иванович, понял, что не удержался и наставил Мусе пару розовых засосов. – Как быть?» Он схватил Мусю за руку и сказал: «Застегнись!»
Худой подошёл ближе:
– Зачем вы её ругаете? Сейчас идём! Подумаешь, умыться даже нельзя! Какие строгости…
– Я сказал быстро! – Ус рывком схватил Мусю в охапку. Подхватил её на руки. – Прикрой шею. Прошу…
Та сначала не поняла в чём дело. Затем догадалась:
– Ревнуешь? – Муся достала платок из кармана. Затем повязала шею им, и плотно застегнула куртку. – Идём, Ромео…
Ус послушно последовал за Мусей.
Ада в это время сделала ещё несколько снимков. То приближая камеру телефона, то отдаляя. А вот и синяки от поцелуев. Вот ревнивый Ус, держащий Мусю на руках. Вот обиженный Худой, тоже влюблённый в Мусю.
Ничего себе треугольник!
Ну вы у меня попляшите!
Гопак! И вальс с кренделями…
Ребята собирались медленно, они ещё не отошли от сна. Кто-то покашливал. Кто-то просто потягивался.
– Автобус ждать не будет. Усаживайтесь! – приказал строго Ус Иванович. – Давайте…
Ребята поднялись по ступенькам, вещи складывая на заднем сидении, усаживаясь кто куда. Муся, улыбаясь, села рядом с Худым. Такая довольная, смеющаяся. Ус еле сдерживал себя. Волна ревности окатила его словно с ног до головы. Это ещё не хватало: злиться и соперничать! Как мальчишка какой-то. Уса всего передёрнуло, с ног до головы. Он попытался взять себя в руки. Но как бы Ус себя не сдерживал, он невольно следил за всеми движениями Муси, как она себя вела с Худым, заигрывая, играясь. Эх, чертовка!
– Ребята, сядьте на свои места. Худой, пересядь с Адой! – приказал Ус, стараясь казаться строгим и справедливым.
– Я не Худой, Мациканиус Иванович, меня зовут Никита Романович Ходеев! Знакомьтесь! – Глаза у Худого были прищурены хитро и по-детски нервно. «Ещё не хватало, чтобы мне диктовали, что делать!» – читалось во взгляде Худого.
Неожиданно ребята рассмеялись. Громко. Нагло.
Ада прищурилась: ах, ты ревнивец!
– Хорошо, Никита Романович, можете оставаться на своём месте! Пойду, гляну, все ли вещи собраны…
Ус вышел из автобуса, быстрее, быстрее, пока никто не заметил, как он огорчён, пока никто не услышал, как бьётся его сердце, пока никто не понял, что у него в душе вулкан!
Надо было взять себя в руки! Внутри у него всё клокотало от ревности. От чувства безысходности. Сердце бахало в подреберье. Ус направился к костру, слегка тлеющему. И начал затаптывать угольки…
Ноги сами плясали по тёплой золе, раз-два-три, раз-два-три. По углям, по рассыпающимся огонькам, мелким, но не затухшим. Ступни жгло. Но Ус продолжал плясать. Ещё и ещё шажок. Ещё одно па. Вальс одинокого волка. Да, это был настоящий танец. Подошвы его кроссовок начали тлеть, издавая запах горелых покрышек на майдане.
ДАЛЕЕ и ДАЛЕЕ
…итак, майдан в Атлантиде…на самом краю Атлантиды. Над бездной…
Ада Витальевна Белко, будучи очень тщеславной, не могла пропустить такое событие.
Она не знала, что именно это событие сломает её жизнь. А не то, что произошло в оздоровительном лагере в 2005 году под Костромой возле речки Унжи.
Кто такая Ада Витальевна?
Да, вот кто:
«…участница киевского самого левого объединения молодёжи, у Ады титул учитель Майдана", она волонтёр "Правого сектора"**, она сборщик подателей для нужд "АТО" да, она больше года поставляла убивающим мирных жителей Донбасса нацистским карателям (в том числе 5-му/"Донецкому" и 7-му батальонам "Добровольческого украинского корпуса" ПС**, боевикам УНА-УНСО**, "Айдара"**) вещи, нательное бельё, амуницию, тяжёлые, тактические обвесы для стрелкового оружия, денежные средства на "фронтовые нужды". Её лицо – широкоскулое, шишкообразное, нос словно раздавленная картофелина – Лицо Майдана. Ада позировала в бандеровской чёрно-красной футболке с надписью: "Героям слава!"*. Долго и упорно рассуждала о "путинском тоталитаризме" и "мифологеме «русского мира»", гордо писала в соцсетях: "Моя Родина перед Путиным на колени не станет. Вам нравится – стойте. А будете нас сгибать – руки обломаете. Это я вам гарантирую". А затем истерично жаловалась на "семейные разлады и духовные отчуждения с родственниками, которые мечтают жить в совке и путинской России, которую я не переношу". Называла ополченцев Донбасса "бесами" ("Если бы не Россия, мы бы их на Донбассе всех перебили!") и обещала "до конца стоять за украинские силы», Ада Витальевна в Международной академии литературы получала стипендию Верховной рады…»
Ада карабкалась по лестнице вверх.
Сначала в школе старалась быть самой успешной.
Затем в институте она старалась быть самой заметной. Истинно талантливой и гениальной.
На работе самой отъявленной карьеристкой.
Что её толкнуло пойти на майдан? Желание славы. Жажда быть первой, рвать на себе рубаху и орать: сим победим. Ада истово скакала вместе со всеми в экстазе. И периодически заигрывала со всеми карателями по очереди.
К тому времени ей было уже тридцать лет. Детей у Ады не было. Не рожалось. Не зачиналось.
Ада почти забыла Ус Ивановича. Но она помнила их разговор.
Как Ада решила пойти к Ус Ивановичу и рассказать о том, что она всё знает про их с Мусей отношения. Всё видела. И даже сфотографировала. И что теперь Ус Иванович у неё в капкане. Осталось щёлкнуть замком. Тоже мне песнь волка одиночки на побережье Атлантиды!
Ус Иванович тогда получил несколько глубоких ожогов стоп. Особенно правая, на пятке рубце-видная болячка ныла и плохо заживала. Ус Иванович периодически ходил в медпункт на перевязки. Хромал. Но терпел боль.
Ада постучала в дверь, как примерная школьница. Подождала. Никто не отвечал. Ада тогда постучала ещё раз кулачком.
– Что тебе? – спросил Ус Иванович, нехотя приподнимаясь с кровати. Ему хотелось сказать: «Иди девочка, спать! Чего по ночам шастать к людям?»
Ада неловко просочилась в комнату к вожатому:
– Дело есть…
– Какое? – Ус Иванович поморщился, но из вежливости улыбнулся.
– Я видела вас…
– Да…где ж ты видела? В гробу что ли? – пошутил вожатый. – И я вас видел. И мы все вас видели! Мы же не слепые!
– Вас и Мусю, – Ада прикрыла дверь.
– А ещё Никиту Ходеева и других мальчиков, так? Ну, это неудивительно, мы все были вместе. Ада, что ты хочешь? А?
– Я сделала фотографии, где вы целуете Мусю и так далее. На телефон.
Ада засмущалась. Она не знала, что будет так стыдно, рассказывать про это самое «прочее».
– Никакого «так далее» не было. Муся танцевала у костра. И всё. Чтобы согреться. Мы дежурили ночью. Могли просто провалиться в глубокий сон, летаргический и уснуть. Это мы так охраняли вас! Дурачьё! – Ус Иванович встал на ноги, прихрамывая, он подошёл к Аде ближе.
– А вот и было что-то такое. Ну, взрослое! – Ада поглядела в лицо Ус Ивановичу. – Я знаю…
– Не выдумывай! – Ус Иванович решил пойти на хитрость. Он понимал, что Ада действительно фотографировала из любопытства, как все подростки. И также Ус Иванович осознавал, что добровольно Ада вряд ли покажет свои художества. Тоже мне фотограф хренов! Ус Иванович заметил, как подрагивает некрасивое лицо Ады, какие у неё уродливые зубы, выпирающие изо рта. «Вот не повезло девахе – родиться такой уродиной! – подумал Ус Иванович. – А я ещё ей сочувствовал, жалость проявлял. А Ада оказалась шпионкой. Видимо, предательство у неё в крови».
– Смотрите сами! – Ада протянула свой телефон вожатому. – Вот. Вот! И вот!
Перед глазами вожатого промелькнуло несколько снимков: да, он целует Мусю в шею. Вот он ласкает её плечико, мягко дотрагиваясь ладонью. Вот Ус Иванович гладит девушку по голове. Затем медленно опускает руку к рёбрам, целует запястье. Нет. Ничего такого криминального не было. Но эротика – просто так и пёрла с каждого изображения. Это называется: любовь. Первая и настоящая.
– Где? Где? – Ус Иванович взял в руки изящный телефончик Ады и с размаху швырнул его о кафельный пол.
Сколько много было разноцветных кусков и кусочков! Внутренности аппарата разлетелись в разные стороны. Ус Иванович встал на них обожжёнными ступнями и начал топтать.
Это был снова танец Одинокого волка.
Дубль два.
Топчу, топчу…сильнее и сильнее. Каблуками ботинок, ступнями в крови, всем телом падаю на осколки и рву их на частицы. На капли. Песок…
– Ой, ой…
Ада взревела своим грубым страшным воем.
– Что вы наделали. Шо вы робите?
Ус Иванович нащупал симку и ловко её сунул в карман.
Разломанный изуродованный телефон был весь в крови разодранных ступней.
– Не ори! Я тебе свой телефон отдам. Запасной. У меня есть. Я как раз приобрёл перед приездом сюда, второй красивый новый аппарат.
Но Ада не унималась. Ей стало страшно оттого, что осколки резали ступни вожатого, что текла кровь, и весь пол был перемазал алыми сгустками.
– Тихо. Тише. Ребят разбудишь. Нельзя быть такой эгоисткой.
Ус Иванович встряхнул Аду за плечи. Та сжалась в комок.
– Как теперь я буду звонить деду?
– Ничего страшного. Завтра позвонишь из главного корпуса. Я тебя туда сам отведу…
– Ну зачем вы так сробили? Я же к вам с чистой душой…
– Предавать, Ада, всегда плохо. Запомни! И видишь эту кровь? Любая гадость вызывает кровопролитие…
– Вы нарочно уронили телефон. Специально! – Ада мотала головой. Сжимала кулачки. – Я думала, что вы хороший. Правильный. А вы…
– Да, я совершил небольшую ошибку. Ада. Сознаюсь. Меня обуял соблазн там, у костра. Но я не позволил себе ничего дурного…а телефон…ну да…уронил. А затем просто наступил на осколки, затем на дольки и на острые края…Я тоже живой человек. У меня есть эмоции. Но я успокоился. И тебе того же желаю.
– Вы меня назвали предателем…
– Подглядывать, как в замочную скважину, это низко, Ада. Делать съёмки без согласия – это нехорошо. А слив информации, которая заранее компрометируют меня, как более взрослого человека по отношению к подопечной, хотя очень красивой девушке, думаю, что ты понимаешь, не есть подвиг с твоей стороны. А компромат двойственного содержания, -
пояснил Ус Иванович. Из ран на ногах у него до сих пор текла кровь.
– Мудрёно вы говорите. Я также хочу…
– Что также? – Ус Иванович сел на диван, взял бинт и стал заматывать ноги им. Кровь немного утихла. Но бинт всё равно намок и сочился алой сукровицей.
– Как с Мусей…
Уродливое лицо Ады зарделось. Она подошла ближе к вожатому.
– Осторожно, порежешься! Ада, иди к себе. Ты чего придумала? Сначала шантажируешь меня якобы странными снимками, затем предлагаешь себя мне? Кто тебя вообще воспитывал? Тьфу ты! – Ус Иванович чуть не выругался грубым словом. Он уже закончил перематывать ноги и взял веник, сметая куски пластика и выбрасывая их в ведро.
Ада поняла, что её отвергли. Кроме этого, её обманули, растоптав и разломав её телефончик, и затем просто указали на дверь. Было обидно. И унизительно.
– Отчего вы так со мной? А? – Ада начала стремительно бледнеть. Она снова сжала кулачки. И была похожа на загнанного зверька, готового вцепиться зубами в обидчика.
Но Ус Иванович был опытным педагогом и не зря учился в институте. Он схватил Аду за плечи. Встряхнул её и поставил на ноги. Затем открыл дверь комнаты и вытолкал девушку в коридор:
– Не шастай по ночам. Иди к себе.
Затем не выдержал и чертыхнулся:
– Уродина. Где только таких берут страшил? Да ещё совершающих гадкие поступки!
Он закрыл дверь и повернул ключ в замке. Затем остатки пластика вытряхнул из ведра и на всякий случай сложил в пакет. Подумал: «Завтра в лес схожу, закопаю эти осколки. От греха подальше…»
Достал тряпку для мытья пола из душевой и аккуратно вымыл пол.
Затем разделся догола, пошёл в ванную комнату и там встал под прохладные струйки душа.
– Вот бывают же уродские поступки…
Немного переведя дух, Ус Иванович решил сам себя успокоить:
– Завтра проведу беседу с этой чучелкой…
Но на утро ему увидеть Аду не довелось. Она собрала вещи, сходила в главный корпус и позвонила дедушке, попросив, чтобы тот её забрал пораньше на два дня.
Ада сказала:
– Дед…я соскучилась…
Естественно старик согласился. Тем более, что все дела по медицине были улажены.
– Хорошо, моя девочка…
Тем временем Ус Иванович, вставил симку Ады в свой мобильный телефон и стёр все файлы оттуда. Напрочь. И навсегда.
Предавать, Ада, это мерзко.
Гадить людям – это постыдно.
Предлагать себя – это низко.
Неужели кто-нибудь, когда-нибудь полюбит эту девицу? И дело даже не столько во внешности, сколько в её поступках.
В 2012 году стало ещё хуже. Отношения между Киевом и Москвой начали постепенно обострятся. Националистические настроения в некоторых городах брали верх…
Имена фашистских коллаборантов звучали исключительно в положительных тонах.
И это было страшно.
…Муся, милая, солнечная, вишнёвая, ромашковая Мусенька, прости меня.
Да, я поцеловал тебя в щёки, в соблазнительную шею.
Да, ты танцевала для меня возле костра невероятный лунный танец. Да ты была голой, но не потому что так было надо, а потому, что тебе этого захотелось.
Да, я обмусливал твои соски, твой живот, да, я целовал твои ноги, твои красивые пальцы стопы и твой мизинец. И свой мизинец.
Да мы были близки к самому сокровенному. Но я не стал переходить черту.
Да, я видел, как ты заигрывала с Никитой Ходеевым. Да, я ревновал. Да, это я растоптал костёр до углей, и прожёг им правую стопу. Да, мне было не по себе. Но я всё перетерпел.
А поцелуи – это не разврат. Это любовь. И она не запрещена между учителем и ученицей, между наставником и наставницей, между тренером и спортсменкой.
На следующий день Ус Иванович, взяв с собой лопату, направился в лес. Сделал он это тогда, когда был тихий час, все ребята находились в своих комнатах, даже начлаг спал у себя, тихонько посапывая.
Место для ямы Ус Иванович выбрал неприметное, в зарослях шипиги. Пока копал углубление, всю спину исколол о колючки, но зато сюда никто не ползет. Точнее не сможет добраться. Ус Иванович высыпал содержимое пакета: раздавленный телефон, сломанную симку, ещё раз на всякий случай измельчил, растерев в песок, завалил землёй, сверху положил несколько самых тяжёлых камней, найденных у реки. Вот и всё. Прощай, Ада!
Ус Иванович не знал, что Ада мстительная особа. И когда пройдёт десять лет, то она наймёт отчаянных укро-головорезов с целью, чтобы те нашли Мусю и отомстили. Ада представляла, как те будут терзать её по очереди в подвале, вырезать груди, выжигать звезду на спине. И насиловать, насиловать…
И что позже изуродованное тело Муси найдут наши, занимая русские города один за другим. Так мечтала Ада, тщательно прокручивая одну сцену за другой с воображаемыми и злыми эпизодами.
Неужели Ус Иванович не защитит Мусю? Неужели не пойдёт войной? И сама Муся – красивая и живая не устроится санитаркой в местный госпиталь, чтобы выхаживать раненных?
Муся, учись лучше, старайся, девочка моя!
Прошло несколько дней, когда Ус Иванович получил зарплату, то он некоторую сумму перевёл на карту Аде Белко. Написал несколько фраз: «Ада, это тебе деньги на новый телефон. Надеюсь, что ты не держишь зла».
И когда Ада получила деньги, то она подумала, что не станет мстить, не будет нанимать укро-головорезов, что не будет просить изнасиловать Мусю. Хотя то и дело перед глазами мелькала сцена, где Муся лежит раздавленная и униженная, что она корчится от боли в луже крови, а на спине у Муси, вырезанная ножом, сияет алая пятиконечная звезда.
Ус Иванович вздрогнул и проснулся, сев на кровати. Ух и страшный сон привиделся ему! Словно Муся идёт по майдану, а навстречу ей толпа головорезов. Они хватают девушку и уносят её в укро-подвал. Там они Мусю зло и бешено насилуют, сопровождая словами: «Это тебе за Аду!» Один из самых отчаянных головорезов пинает девушку и бьёт металлическим прутом.
– Да что это за мысли такие? – подумал Ус Иванович. Его стопы почти уже зажили, раны зарубцевались.
Муся вела себя спокойно, ничем не выдавая своих чувств. Она даже пыталась не смотреть в сторону Ус Ивановича, хотя понимала, что придётся объясниться и поговорить с глазу на глаз с ним. Ус Иванович думал о выдержке Муси, что такие девушки становятся хорошими жёнами для олигархов и богачей, они словно созданы для роскоши и умения себя вести. Это было у Муси врождённым качеством характера.
Днём, когда все находились на своих местах, Ус Иванович вышел в коридор, думая, что пора пойти к Мусе и объясниться. Не ходить же так неприкаянным и мучатся?
В этот момент Муся как раз спускалась по лестнице из столовой, где она закончила своё дежурство.
– Привет! – кивнула девушка Ус Ивановичу.
– Муся, прошу…надо поговорить! – вожатый немного замешкался. Он не думал, что у него так будет колотиться сердце от волнения.
– О чём, Мациканиус Иванович? У вас есть какие-то нарекания по поводу меня? Дежурю я исправно, посуду мою чисто, Марье Ивановне помогаю…
Муся наклонила голову вправо. И сделала умильные глаза. Именно сделала.
Да, из неё получится настоящая олигарша! Сильная, властная, хитренькая.
– Муся, пожалуйста…
Ус Иванович посмотрел на девушку жалобно.
– Сжалься! – добавил он.
– Что с вами? Ноги вроде бы залечились…
– Пойдём ко мне в комнату. Там поговорим! – Ус Иванович взял Мусю за руку и решительно повлёк к себе.
– Нам, обучающимся в лагере, запрещено ходить по чужим комнатам! – Муся выдернула руку из ладони вожатого. – Это нарушение режима.
– Ну, как хочешь! – Ус Иванович сделал шал назад. – Дело хозяйское…
– Ладно. Идёмте. Но недолго! – Муся дернула плечиком, скривила кислую мину, поморщилась и пошла за вожатым. – Вот пристал!
Красивая. Томная.
Стройная. Длинноволосая.
Муся…Мусенька…
Ус Иванович закрыл дверь плотнее. Сел на диван, жестом показывая Мусе, чтобы та прошла в комнату.
Муся вместо этого запрыгнула на кровать. Села и начала покачиваться.
«Помолюсь, помолюсь…как учила бабушка…»
– Помнишь, в тот вечер, у костра…ну я повёл себя как-то слишком…хотя я уже взрослый человек! – начал, немного заикаясь, Ус Иванович. – Это неправильно с моей стороны.
– А что неправильно было? Скажите…
Муся легла на кровать, закинув ногу на ногу. Такие умильные стопы ножек, круглые голени, мягкие пальчики. Красивая. Сногсшибательная…
– Мои поцелуи в шею и щёчки. И я разрешил тебе танцевать раздетой. И смотрел. Этого допускать было нельзя…
– Какой вы скучный, Мациканиус! Ну прямо тошнит! Хочу танцую. Хочу пою. Хочу пляшу. Сидеть у костра ночью в позе эмбриона как-то невесело, вы не находите? – Муся перевернулась на живот, юбка на ней сползла вверх, обнажая ягодицы, на которых красовались кружевные стринги. Муся не стала одёргивать юбку, а, наоборот, подняла подол выше.
– Послушай, девочка, ты умная и красивая. Тебе надо взрослеть и учиться…
– Одно другому не мешает. Вы знаете, что Атлантида – прародина европейского континента. А город Астлан – сказочный и неудержимо красивый находится прямо под Вислой? Я, как Шлиман, брежу Атлантидой. Наверно, поеду туда…
Муся одернула юбку. Но продолжала лежать на подушках, вся мягкая и влекущая.
– Ты мне снилась сегодня…это был страшный сон…
– Ну-ну…вам казалось, что Ада вышла мстить? Что меня убили-зарезали-изнасиловали? Так?
– Да…откуда ты это знаешь?
– Так Ада грозила мне расправой. Она так и сказала, что наймёт отъявленных нацистов. И сама Ада немного такая же. Я слышала, как она спорила с Худым кто прав, а кто виноват. Что ещё снилось вам? Нет. Не вам. А тебе. Давай на «ты», а, Мациканиус? И чего ты там на диване. Сядь рядом! – Муся поманила Ус Ивановича пальчиком.
Он даже не понял, как снова оказался в объятьях Муси.
Как поцеловал её в губы. Затем в шею. И снова в губы.
– Нет. Нет!
Это всё сон. Это наваждение какое-то.
Это внутренне, бестолковое чувство. Это влечение неудержимое.
Ус выскользнул из объятий Муси и начал пританцовывать на полу босыми ногами. Раз-два-три. Раз-два-три.
– Я уезжаю…
Произнесла Муся, приоткрывая глаза.
– И что?
– И ты не узнаешь, какая я сладкая…
Муся потянулась всем телом. Она продолжала лежать на кровати Ус Ивановича и маняще щуриться.
– В другой раз. Когда подрастёшь. Закончишь школу, затем училище. И мы встретимся.
– Нет. Тогда я уже выйду замуж…
– За кого?
– За олигарха, конечно. У Худого отец богач. И он сильно болен. Всё своё состояние он отпишет Никите.
– И ты выйдешь замуж за нелюбимого? – Ус Иванович отошёл к окну. Ноги сами его привели сюда. Словно ватные они жили своей жизнью, хотели танцевали на углях. Хотели танцевали на осколках пластика.
– Я видела, как ты закапывал телефон Ады в лесу, царапаясь о колючки. Это было смешно, – Муся даже не соизволила ответить на его вопрос. Она сама имела право задавать эти вопросы. Когда хотела, как хотела и что хотела.
– Отчего смешно? Ты хохотала? – покачал головой вожатый.
– Заливалась смехом! – Муся привстала на локтях. – Все в лагере знают, что Ада делала фотки, что она продажная. С ней никто не хотел дружить и не потому, что она с Киева, а потому, что она врождённый Курбский…
– Ты и про Курбского читала?
– И все понимают, что ты безудержно влюблён в меня. Что ты с ума сходишь. Что у тебя помутнение разума. И все понимают, что я соблазнюсь и стану женой Никиты Ходеева. Я ж такая! – Муся легко привстала с кровати. И опустила на пол свои очаровательные ножки. – Да, Мациканиус, вот если сейчас ты не станешь моим, то именно так я и сделаю. Я больше бегать за тобой не намерена!
– Меня в тюрьму посадят…
– Тебя всё равно когда-нибудь посадят…
– С чего ты взяла?
– Ладно. Я пошутила. Не посадят. Поставят! – Муся рассмеялась. – И не в тюрьму, а просто поставят, ну так шутят у нас…дурачок!
Лицо у девушки расплылось в добродушной улыбке. Такая милая. Такая замечательная эта Муся!
– Да…
– Ляг со мной. Просто полежи. Вот здесь на подушке. Я скоро уезжаю. Мне надо на учёбу. Каникулы мои заканчиваются, Мациканиус!
Ус Иванович послушно прилёг на кровать рядом с девушкой и стал гладить волосы Муси. Одну прядку за другой. Муся прикрыла глаза и сделала вид что засыпает. Ресницы были опущены, дыхание становилось всё ровнее и спокойнее. Ус Иванович взял ладонь Муси и поцеловал нежно.
– Поцелуй меня на прощание, – прошептала Муся.
Но Ус Иванович не послушался. Он проложил гладить девушку по голове. Затем прикоснулся губами к её затылку. Чмокнул.
Муся продолжала лежать молча. И, казалось, что снова засыпает. Она раскинула руки, постанывая. Верхняя пуговка на кофточке расстегнулась, и Ус Иванович увидел шёлковую сорочку, облегающую грудь девушки. За окном щебетали птицы, взмывали ласточки. Ус Иванович почувствовал, что начал дремать. Мерно и тихо рядом лежала Муся. Прошло пять минут, затем десять, пятнадцать, двадцать минут. Муся потянулась всем телом, и сама стала целовать Ус Ивановича в щёки, губы, глаза, нос, в лоб. Это было восхитительно. И сладострастно. Её гибкие пальчики гладили голову Ус Ивановича, шею, грудь. Да, иногда девушки влюбляются в своих учителей и наставников. Муся была не исключение из правил. Скорее всего, она подтверждала это правило. И любовь была настоящая.
Ус Иванович открыл глаза. И сказал:
– Муся, скоро ужин. Встаём.
– Хорошо, Мациканиус, я поняла. Ты любишь. И ты любим. И нам хорошо от этого. И нам этого достаточно. Именно платоническая любовь самая честная. И поэтому телесно мы далеки с тобой! – Муся произносила слова нараспев. – И я счастлива, что ты не оказался сладострастным развратником. Знаешь, у нас учитель по черчению самый настоящий приставало! Он под предлогом, что якобы показывает, как надо чертить аккуратно линии, зажимает девочек в угол и щупает груди.
– Да? – Ус Иванович отстранился от Муси и от неожиданности сел на самый край кровати, – И ты что? Позволяешь ему щупать тебя?
– Ага! Конечно, я же не дура. Я сразу догадалась, чего этот чертёжник хочет, с первого раза, как только почувствовала его ладонь на правом соске. Знаешь, я ткнула локтем ему в ребро и попросила отодвинутся. Я так и сказала: «Мне тесно. Отодвиньтесь Фрол Фролович!» – в глазах Муси мелькнул огонёк.
– Помогло? – Ус Иванович пересел на диван. Он понял, что Муся уже вполне искушённая девушка.
– Нет. Не помогло. Этот Фрол Фролович стал мне ставить заниженные оценки. Тройки вместо пятёрок. Но я не сдавалась. Сейчас он уже в нашем классе не преподаёт, я же старшеклассница! Он девятиклассниц мацает…
Пояснила Муся.
– Ладно. Я всё понял. Хорошо, что поговорили. Ты молодец и умница! – Ус Иванович подошёл и обнял Мусю. – Ты обворожительна! Мы обязательно будем созваниваться…и обязательно увидимся!
…В 2017 году за пост в соцсетях Аду Витальевну Белко уволили из школы. Тогда уже закручивались в Киеве гайки, становилось тревожнее, везде маячил запах пороха, вражды, толкотни, подозрения, испуга, тревоги.
Ада по натуре была человеком публичным, ей всё время хотелось находится в центре событий, на гребне волны, она часто выступала на телевидении в «Першем канале», лезла во все передряги ради пиара, спорила, не соглашалась, приводила доводы. И всё время говорила: «Это другое» или «А мне-то за що?» И она, вправду, не понимала, чем виновата? Амбициозная, гордая, резкая, немного придурковатая, нервная, грубая, всё время сквернословившая, плачущая, жалующаяся, кричащая – я болею! Я скоро умру! Я вот-вот свалюсь в могилу. Повешусь.
Но ни в 2018, ни в 2019, ни в двадцатых годах Ада не порезала вены, ни, как Каренина Анна не бросилась на рельсы под поезд, ни, как Юлия Друнина не задохнулась от газа, ни как Марина Цветаева, не повесилась. Она решила, что переедет в Москву. Нашла по переписке знакомых, работающих в педагогической сфере, согласовала зарплату и начала каяться перед русскими. Наверно, Ада была не плохим художником, она рисовала цветы. Наверно, Ада была не плохим драматургом, она писала слёзные пьесы. Наверно, Ада была не плохим блогером, она делал стримы и собирала донаты. Наверно, в чём-то она была искренней.
Но запахло жареным для Ады, ибо её положение – человека медийного – предполагало быть публично на стороне властей. Собирая деньги для нужды сектора, Ада сделала несколько неосторожных шагов. Она написала: «Для бригады Сирка пятого батальона Правого Сектора нужны фонарики и тёплая одежда!»
Но в России её простили. Когда она написала пост о прощении и покаялась. Вот что это такое попросила прощение? А как дитя воскресить, а, Ада? Как птиц, обугленных вернуть на место? Как оживить одиннадцать тысяч убиенных?
Ответ: никак.
Да, Россия добрая, она безгранично прощающая, сердобольная.
Но не за это.
Вижу, как стоит Ада на пункте пропуска в Россию. Понурая такая, испуганная.
Они с мужем купили небольшую квартирку, обустроились возле Старого Арбата. И снова начались сборы денег, но уже на нужды «русских парней». Конечно, сборы были копеечные, на них бы никто не обратил внимание, ну нравится Аде Белко собирать средства. Пусть. Вроде бы раскаялась. Поплакалась. Повыла. Поступила работать в школу, стала детей уму-разуму учить. И как-то допустили, пожалели, что ли её наши органы образования, муниципалитеты…
Н всё равно внутренне эго Ады стало брать своё. Ей не нравилось, что её перестали награждать, выделять, что на неё мало обращали внимания власти. Что её картины почти не покупались. Что её сценарии ни один театр не принимал. Её обходило общество блогеров, не звали на фуршеты драматурги. Сторонились даже простые граждане.
Муся пожалела Аду, перевела ей деньги.
Она так жаловалась в этот день, так молила о помощи, печалилась, что ей плохо.
«…я оказалась в беде. На этот раз удар такой сильный, что я не справлюсь одна… в 2014-2016 годах я поддерживала майдан и АТО. В 2016 году я поняла свою ошибку и, что важно, публично покаялись в ней. За пост от 18 января 2021 года о том, что Украина подчинена штатам, я была уволена… На Украине меня беспощадно травили. Я выжила благодаря чуду и в 2021 году приехала в Россию…и тут началось: меня не приняли в обществе! Меня не хотели даже прощать. Говорят, что я сливаю координаты СБУ рассказывает, что я связана с Украиной, наживаюсь на деньгах вкладчиков, я не могу работать в государственном учреждении, передо мной закрывают двери официальные организации и площадки, все мои патриотические высказывания перевираются. Дошло до того, что мне начали срывать выступления, как это делали в 2018 году, но тогда я ещё не была гражданкой России.
Я призываю президента, власти, а также общественные силы оказать мне содействие в противостоянии этой чудовищной лавине и моральной пытки. Я прошу вас, помогите. В свете пацификации Украины и позиции нашего президента о том, что мы – единый народ, когда тысячи русских украинцев из нацистского ада возвращаются домой, не допустите, чтобы дом стал им вторым адом…»
Что ответить этому человеку? Конечно, её право жаловаться. Решила Муся успокоить Аду. И написала ей: пережди, перетерпи.
Не веди соц-сети. Прекрати все сборы.
В ответ Ада ей в соцсетях написала: «Ты кто? Выглядишь на двойку, думаешь на тройку, секса на единицу, ума на ноль…»
И затем просто заблокировала Мусю. Внесла в чёрный список.
Вот и жалей потом. Помогай, давай деньги таким…
Контрольный выстрел был сделан в голову.
– Кто это сделал?
– Вы. Вы и убили-с…
– Я?
– Да, вы-с…
ЗАПАХ АТЛАНТИДЫ
Восторженно и необъяснимо, словно море вокруг, словно всегда будет день, всегда солнце, просто пахло и всё тут. Цветами.
То ли ландышами, то ли сиренью.
Выезжая из лагеря, Ус Иванович старался запомнить этот запах. В 2014 году Ус Ивановичу пришлось поехать на конференцию в Киев. Он давно хотел попутешествовать. Последнее время Ус Иванович продвинулся по службе, сделал себе хорошую карьеру, защитил докторскую диссертацию по педагогике.
Тогда в четырнадцатом году ещё ходили поезда. Можно было добраться на автобусе. И все люди говорили на русском, с лёгким южным «г». Гордость Ус Ивановича – доклад о «Постмодерном выявлении влияний востока и запада». Он представлял, как будет читать с выражением строки и фразы…
Февраль в Киеве это нечто кружевное, лоснящееся, мигающее, розоватое.
Ус Иванович добрался до центра. Вышел на площади. И понял, что попал словно на какую-то ярмарку. Стояли палатки, где раздавали чай, пироги. Даже были чаны с пловом. Бойкие торговцы – женщины, мужчины, даже дети – переговаривались между собой бравыми фразами:
– Шо робим?
– Що всі роблять, те і ми станемо. Сподіваюся, що станемо жити краще!
Ус Иванович подошёл к одной из палаток:
– Чаю хочешь? Так? А пропуск у тебе є? Немає? Ну ладно так дам! – бойкая женщина, одетая в тёплое, пёстрое пальто до пят, налила в пластмассовый стаканчик бурой жидкости и протянула Ус Ивановичу тёплый пирожок.
– Спасибо, гражданка!
– А ты говори хотя бы на суржике, – посоветовала женщина, – иначе затопчут. Мы тут усе за евро-майдан. Понял?
Неожиданно заиграл оркестр. А прямо в центре, сидя на ящике из-под яблок, баянист заиграл гимн «Ще не вмерла Украина…»
Баянист был слепым. Ус Иванович доел пирожок, такие раньше продавали в годы бескормиц на вокзалах, эти пирожки звали «с котятами», ибо начинены они были рисом и фаршем, плохо прожаренным, с тяжёлыми луковыми перьями. Гимн баянист исполнял с душой, громко, выспренно. Продавщица прослезилась:
– Краше спивает!
Раздался бой барабанов. Толпа закричала: «Топчи. Рви! Кусай!» и стала тёмной тучей надвигаться в сторону центра площади. Молодые парни, одетые в чёрного цвета балаклавы, словно, в длинные, до пят мантии, куртки и пальто, с какими-то лягушачьими возгласами одной массой, как будто кем-то управляемой толпой, шли прямо в сторону Ус Ивановича. Кого только не было в толпе! Дети Чикатило, дети Скопинского маньяка, внуки прежних руководителей коммунистической партии, а также отпетые мошенники и заядлые воры, визжащие проститутки, накаченные героином наркоманы, а также убеждённые в своей правоте простые люди, горняки, шахтёры, домохозяйки. Толпа под возгласы и пение надвигалась и надвигалась. Слепой баянист, словно не замечая криков, продолжал играть, его жалобная мелодия сливалась в едином порыве.
– Его затопчут! – выкрикнул Ус Иванович, но никто даже не обратил внимание на его возглас. Одной жертвой больше. Одной меньше. Сколько таких?
Продавщица, поняв, что её палатку вместе с пловом, чаем в котелке и пирожками, разложенными в коробке, замотанной одеялом, тоже вот-вот снесут с места. Она начала кричать: «Помогите!» на чисто русской мове без примесей суржика.
Ус Иванович первым делом кинулся к слепому баянисту, подхватил его за локоть и поволок в сторону парка. «А я? А мне? – женщина подхватила коробку под мышку, – стояла в растерянности, – Шо мне робить?»
– Бегом, сюда, за угол дома! Прячемся! – Ус Иванович, оставив слепого, ринулся к продавщице. Её скользкие, в жирном маргарине испачканные руки, цеплялись за ворот куртки Ус Ивановича. «Эх, зря нарядился во всё новое!» – подумал он, но также, как баяниста, подхватил испуганную женщину под локти и помог ей перебраться в безопасное место. Толпа, сминая короба, ящики, переворачивая котелки с рисом, пиная мусорные баки, зажигая покрышки, грозя расправой, мерно шла через площадь.
Майдан – это страшно!
Майдан – это ужасно!
Майдан – это дорого!
Говорят, что запад заплатил четырнадцать миллиардов евро за майдан.
Или меньше?
Или больше?
Баянист, не понимая, что случилось, спрашивал: «Вы меня отведёте домой? А?»
«Кто же тебя сюда привёл? И зачем?» – спросил Ус Иванович
– Ой, да они весь плов раскрошили. Что ж я хозяину скажу? Мене уволят! – воскликнула продавщица.
– Иди собирай остатки! – предложил Ус Иванович. – Пока вороны не налетели и не расклевали твою еду. Или собаки не прибежали. Голодные…
– Как же мне это собрать?
– Руками…
– Да?
– Да!
А толпа шла и шла, растаптывая рисовую крупу, кусочки мяса вминая в лужи.
– Бегом! – приказал Ус Иванович, ну не зря же он учился в аспирантуре. Голос у него был командным и властным.
Продавщица послушно ринулась к своему котелку, собирая остатки еды вместе с грязью. окурками, пеплом, листовками, квитанциями об оплате за войну на майдане, написанными на английском языке.
Её руки были тоже в грязи. Но ничего. Ничего. Можно будет крупу промыть в дуршлаге, а то, что останется снова прожарить на сковородке и разогреть. И снова завра выйти продавать этот плов.
– Помогите мне донести до дома котелок с едой. Я тут недалече проживаю…
Попросила продавщица.
– А баяниста куда днем?
– Пока с собой возьмём. Главное выручку не потерять! – попросила продавщица.
– Нее! – возразил слепой музыкант. – Вы меня сперва проводите. Хотя бы до метро…
– Слушай…ты есть хочешь? – продавщица решила пойти ва-банк.
– Не…я завтракал! – помотал головой баянист.
– А выпить? У меня горилка хорошая сохранилась с Рождества. Зять привозил с Польши. И ещё наливка имеется!
– Идём! – согласился баянист.
Провизию сгрузили на тележку, которая каким-то чудом уцелела под осколками посуды, мокрой глиной, навозными кучами, с мусором, вываленным из бачков. Туда же положили баян музыканта и отправились к продавщице «отмывать плов» от грязи.
– А ты чё сюда приехал? – спросила продавщица Ус Ивановича, когда те вошли в её небольшую, но чистенькую квартирку.
– На конференцию…
Ответил Ус Иванович, понимая, что опаздывает на регистрацию мероприятия.
– Ясно…
– Знаете, – предложил Ус Иванович, – вы тут посидите, а я быстро отмечусь в институте и вернусь. Хорошо?
– Нет! – баянист перегородил дорогу Ус Ивановичу. – Сначала бухнем. Затем ты меня до метро доставишь. А после иди, куда глаза глядят!
– Не стану я бухать! У меня командировка!
– Чё? – баянист приоткрыл один глаз, которым он немного видел, и неожиданно рубанул по голове Ус Ивановича со всей своей силой, ладонью.
– Не ссорьтесь! – продавщица внесла котелок с пловом на кухню. – Отпусти ты его, Мирон, без него справимся! Иди, иди, профессор…
Женщина подтолкнула Ус Ивановича под локоть и открыла дверь квартиры.
На лбу Ус Ивановича синела шишка. Как раз над переносицей. Куртка бы в подпалинах, рваная на рукаве, грязная. Он вышел из подъезда дома, присел на лавочку, снял рюкзак, который всё время болтался у него за спиной, достал оттуда чистый свитер. Снял крутку, свернул её аккуратно, подумав, что, либо отдаст её в химчистку, либо, сам в гостинице постирает и зашьёт бреши.
Ус Ивановичу снова пришлось пересекать площадь, расположенную между улицей Софиевская, Малой Житомирской, между Крещатиком и улицами Бориса Гринченко, он свернул на Михайловскую, оглянулся на Костёльную, а вот и Институтская, та самая, где переулок Тараса Шевченко. Ус Иванович спешил, хотя понимал, что успеет. И понимал, что попал в круговорот необъяснимых событий. Словно в иное измерение.
К обеду здесь немного стихло, даже показалось солнце на небе. К Ус Ивановичу подошёл бородатый мужчина лет пятидесяти и сказал:
– Я экскурсовод. Могу вам показать местные достопримечательности. Вам куда?
– На Драгоманова…
– Идёмте. Я недорого возьму…
– Ладно! – Ус Иванович согласился.
– Раньше здесь Болото было. Как у вас на Болотной.
– Отчего вы решили, что как у вас?
– Так сразу видно – вы русский! – пояснил экскурсовод. – Во время правления князя Ярослава Мудрого городские укрепления тут укрупнились, здесь вырыли валы, соорудили стены. В том месте, где теперь начинается Софиевская улица, располагались Лядские ворота, они вели в верх. Во время осады Киева татаро-монголами, здесь был прорыв. Отсюда враги прорвались к болоту. А вот Крещатик. Самое достопримечательное место. До 19 века тут был пустырь с остатками оборонительных валов. А посредине была торговая площадь. Торжище. Но Козье болото не простая местность, она вулканическая. Затягивает. Как в сказке про козлёночка. И вас затянет.
Экскурсовод исподтишка взглянул на Ус Ивановича.
В это время с соседней улицы ринулась, как чёрт из табакерки, новая толпа разъярённых хлопцев.
– Сюда, сюда! – экскурсовод дёрнул Ус Ивановича за рукав. – Бегом!
Но Ус Иванович не успел нырнуть за экскурсоводом в арку. Он прижался к стене, покрытой штукатуркой, далее пролез к арке, но его остановил какой-то незнакомый хлопец:
– Шо, русня? Прячешься?
– Так шо, пацанчик? Он же ж профессор! Отпусти его! – экскурсовод заступился за Ус Ивановича. – Он же ж на лекции спешит!
Но хлопец держал Ус Ивановича за рукав свитера.
– Не-ка! Не пущу…
А толпа нарастала, толкотня усиливалась.
Ус Иванович знал несколько силовых приёмов, например, в промежность ногой, либо руку выкрутить обидчику. Поэтому он изловчился и применил сразу два приёма: правой ногой сделал подсечку, а рукой взмахнул так, что хлопец потерял равновесие.