Читать онлайн Мёртвые глаза. Серия книг из 5 рассказов

^{Предисловие}

Уже с первых строк этой книги читатель переступает невидимый порог, за которым во тьме пробуждается нечто зловещее. Слова этого предисловия превращаются во врата, ведущие к тем силам, которые никогда не спят. Тревога просачивается в сознание, словно туман, неумолимо сгущающийся вокруг.

В лесной глуши блуждают призрачные фигуры – тени, которые не тают с рассветом. На далёкой полярной станции, среди бесконечной полярной ночи и завывания метели, зарождается безумие. Древние безымянные сущности пробуждаются после векового сна, чтобы насытиться разумом живых. И шёпот мёртвых вновь доносится из-под земли, пробиваясь сквозь вечный снег.

Каждую из этих историй пытались забыть, похоронить в глубинах памяти. Но все они обречены возвращаться: страх не знает забвения.

Этот сборник подобен зеркалу, в котором отражаются чужие страхи. Но заглянув в него, читатель рискует увидеть то, на что смотреть нельзя.

«Мёртвые глаза» – это не просто взгляд, а память, которая не умирает.

Не откликайся

Я медленно вел наш потрёпанный «УАЗик» по колдобинам старой лесной дороги. Лес вокруг становился всё глуше и мрачнее по мере того, как мы углублялись в сердце тайги. Сначала по пути ещё слышались звуки леса – вспорхнула с ветки спугнутая сорока, белка мелькнула поперёк просеки. Но с каждым километром становилось всё тише: ни шороха, ни проблеска движения – лес будто вымер вокруг, затаив дыхание. Ветви вековых елей смыкались над дорогой, и небо почти пропало из виду, лишь багровые отсветы заката пробивались сквозь хвойные лапы. Воздух тяжелел от запаха сырой земли и осенней гнили, будто сама природа предупреждала о близкой ночи. Постепенно вокруг нас воцарился сумеречный туннель деревьев; казалось, само пространство сжимается, замыкаясь за спиной. Я вдруг осознал, что уже давно не видел просвета между стволами – только плотную стену мрачного бора по бокам.

На переднем сиденье рядом, Олег беспечно насвистывал какой-то мотив, явно стараясь разогнать навалившуюся тишину. За его спиной тихо сидела Лена, моя девушка, всматриваясь в сумеречный бор за окном. В зеркале заднего вида я заметил отражение её лица – напряжённого, настороженного. Она поймала мой взгляд и слабо улыбнулась, но в глазах сквозило беспокойство.

Мы направлялись к старому заброшенному кордону глубоко в лесах, о котором узнали из путеводителя для любителей глуши. Там, говорилось, сохранились живописные развалины охотничьего домика у озера, идеальное место для стоянки. И, главное, – ни души вокруг на десятки километров.

Именно этого мы и искали. На дворе стоял конец сентября, первая желтизна тронула листву. После душного города отчаянно хотелось тишины, настоящей дикой природы. Олег уверял, что знает эти места: его дед родом из близлежащей деревни, в детстве Олег бегал по здешним тропам. Мне же эти края были незнакомы, но я доверял другу. Олег был моим лучшим другом с детства – весельчак, любитель острых ощущений, казалось, никогда ничего не боялся. Лена же, моя нежная и отважная девочка, впервые отправилась так далеко от цивилизации. Я обещал показать ей настоящую тайгу и позаботиться о ней. Видя сейчас искорку беспокойства у неё в глазах, я чувствовал ответственность и старался держаться уверенно.

Однако по мере того, как солнце клонилось к горизонту, мой энтузиазм сменялся необъяснимой тревогой. Казалось, тени между деревьями сгущаются слишком быстро, дорога всё уже, а тишина вокруг давит. Ни птицы, ни зверя – только шум мотора и потрескивание веток под колёсами. Лена вдруг негромко произнесла:

– Как тут тихо… даже странно.

Олег обернулся к ней с улыбкой:

– А ты чего хотела? Лес – он потому и тихий, что людей нет. Зато ночью сверчки да совы концерт устроят.

Он говорил бодро, но в голосе проскользнула нота натянутости. Я тоже чувствовал: тишина была не обычная, спокойная – нет, скорее настороженная, будто лес затаился, прислушивался к нам.

Вскоре мы добрались до опушки у озера, о котором шла речь в путеводителе. Сердце радостно ёкнуло: открылась просторная поляна, поросшая высокой травой, впереди блеснула зеркальная гладь воды, отражая кровавый закат. Я заглушил двигатель, и на пару мгновений нас оглушила звенящая тишина – после рокота мотора лесная пустота накатила волной. Затем послышался плеск: то рыба прыгнула в озере, разошлись по воде тусклые круги. Где-то далеко ухнула первая сова.

– Прибыли! – объявил Олег, выпрыгивая из машины и потягиваясь. – Красота же, а?

Он был явно доволен: вид на озеро и вправду открывался чудесный. Лена тоже вышла, кутаясь в куртку – вечерний воздух оказался прохладнее, чем мы думали. Она шагнула к кромке воды.

– Здесь красиво… – тихо сказала она, но добавила, нахмурившись: —

только жутковато немного.

– Это просто ты городская, – махнул рукой Олег. – Ночь в лесу всегда поначалу пугает непривычкой. Зато посмотри, какая луна будет вставать!

Он указал на небо: над тёмной стеной деревьев уже проступал тонкий серп луны, тусклый в остаточном свете дня.

Я начал выгружать вещи: палатку, рюкзаки, продукты. Олег присоединился, и скоро на поляне раздавался стук колышков да шуршание тканой палатки. Лена помогала молча, всё порой оглядывалась по сторонам. В какой-то момент она спросила:

– Вы уверены, что рядом нет ни животных опасных, ни людей?

– Волки сюда не забредут, – отозвался Олег, – им добычи хватает ближе к деревням. А медведи… осенью они уже ближе к спячке. Да и вообще, мы достаточно шумим – зверь нас обойдёт.

Я кивнул в поддержку:

– Не волнуйся, здесь безопасно. Мы ведь трое, у нас и фальшфейер есть на случай чего.

Я похлопал по бедру, где в кобуре на ремне лежал сигнальный пистолет, взятый для отпугивания крупных зверей. Это немного успокоило и меня самого – всё-таки мы не совсем беззащитны.

Палатку поставили у самой кромки леса, спиной к высоким соснам, чтобы она прикрывала нас от ветра. Олег занялся костром: в центре поляны обнаружилось старое кострище, окружённое камнями. Похоже, не мы первые облюбовали это место для стоянки. На краю поляны в сумерках я заметил нечто вроде сгнившего бревна и покосившегося столбика, будто остатки старого сруба. Возможно, это и были развалины того самого охотничьего кордона. Решили всё же осмотреть их наутро.

Я пошёл помогать Олегу собрать хворост. Тёмные стволы вокруг уже сливались со сгущающимся сумраком, пришлось взять фонарик. Гуляя неподалёку в поисках сухих веток, я наткнулся на странный предмет в траве. Это было небольшое плетёное кольцо из древесных прутьев, перетянутых выцветшей красной лентой. Похоже на самодельный оберег или ловец снов, только убого скроенный. Я позвал Олега:

– Смотри, что нашёл.

Он подошёл с охапкой дров под мышкой:

– Ну, деревенские страшилки, наверное. Брось, не бери в голову.

– Может, не стоит трогать? – раздался за спиной голос Лены. Она стояла с налобным фонарём, блики которого метались по стволам. – Вдруг это что-то типа охранного талисмана…

Олег фыркнул и пнул кольцо носком ботинка:

– Какой ещё талисман? Просто хлам.

Плетёное кольцо отлетело в сторону и развалилось, рассыпавшись на веточки. Лена поморщилась:

– Зря ты…

– Ладно вам, – отмахнулся он, – сейчас костёр разведём, согреемся – и все страхи пройдут.

У меня самого неприятно заныло в груди: вдруг мы и правда зря тронули эту поделку? Но выдавать свой суеверный страх я не захотел и промолчал, поспешив помочь разжечь костёр.

Скоро во тьме вспыхнуло живое пламя. Огонь разгорелся быстро – сухой еловый лапник занялся моментально, за ним затрещали поленья. Мы уселись вокруг на пнях, благо кто-то давно обустроил тут нехитрые «скамейки». Свет костра играл на наших лицах, отгоняя темноту вглубь леса. Стало уютнее: знакомое чувство спокойствия под защитой огня, вековое, как сам человек. Даже Лена немного расслабилась, протянув к огню озябшие руки.

Ночь окончательно вступила в свои права. За плечами, со стороны чащи, раздавался шёпот ветра в кронах, да изредка потрескивала упавшая шишка. Озеро впереди превратилось в чёрное зеркало, где вместо заката теперь дрожали отражения звёзд да тонкой луны. Ни одного комара – слишком холодно уже. В воздухе пахло дымом, хвойной смолой и чем-то ещё… сладковатым тлением мокрой листвы.

Где-то далеко за чёрным частоколом ёлок тоскливо протянулся волчий вой. Одинокий хищник перекликнулся с луной, и эхо покатилось над водой. Лена вздрогнула и прижалась ко мне. Олег спокойно заметил:

– Не бойся, далеко он. Волк человека стороной обойдёт.

Мы улыбнулись, хотя мурашки у меня побежали по коже. В этой глуши мы были всего лишь гости, чужаки на пороге чужого царства.

Мы молчали, наслаждаясь покоем. Олег раскупорил термос с чаем, налил всем горячего. Дымок от кружек смешался с костровым. Я почувствовал, как отступает накопившаяся за день усталость, мышцы приятно ныли после долгой дороги и работ по лагерю. Перед глазами плясали сполохи, моргая багряными искрами. Над головой в бездне неба мерцали бесчисленные звёзды – в городе таких не увидишь. Млечный Путь раскинулся серебристым облаком, заставляя нас ощутить себя крошечными под куполом ночи. «Вот оно, – подумал я, – настоящее путешествие. Дикое озеро, ночной лес, костёр – и близкие люди рядом. Чего ещё желать?»

Однако стоило мне отбросить напряжение, как оно вернулось втройне. Внезапно ощутил взгляд. Будто кто-то невидимый пристально смотрит из тёмной стены леса у меня за спиной. По коже пробежал холодок. Я невольно обернулся – позади лишь чёрные стволы, выхваченные пляшущим отражённым светом. Никого. Конечно. Я попытался усмехнуться над собой: лес и ночь, воображение рисует лишнее.

– Что там? – спросил Олег, заметив мой резкий поворот головы.

– Да ничего, показалось… – пробормотал я. – Будто кто-то стоит в лесу.

– Начинается! – Олег рассмеялся, но искусственно громко. – Сейчас друг другу страшилки рассказывать начнём?

– А давайте! – внезапно поддержала Лена. От неё я такого не ожидал – до сих пор она почти не проронила слова. Видно, тоже нервничала и пыталась разрядить атмосферу. – Раз уж сидим у костра… Олег, ты же знаешь местные легенды? Ты говорил, дед рассказывал?

Олег хмыкнул:

– Дед… да, пугал в детстве, мол, не ходи далеко в лес, а то леший заведёт.

Он при этих словах таинственно поднял палец, изображая старческого рассказчика:

– «Выйдет из чащи высокий-превысокий дед с бородой из мха, глаза зелёные горят, и позовёт тебя по имени… Пойдёшь за ним – и пропадёшь навеки».

Лена нервно хихикнула.

– Классика, – сказал я, стараясь говорить небрежно, хотя слова Олега неприятно кольнули. Зовёт по имени… – Что, веришь в лешего?

– Я – нет, – отозвался он. – Хотя дед, помню, уверял, будто в молодости встретил среди ночи у болота высокого человека. Окликнул его – а тот посмотрел светящимися глазами, да и растворился в воздухе. Дед клялся, что это был леший. Может, медведь на задних лапах – они в темноте и правда на человека похожи.

– Или отшельник какой-то жил, – добавил я.

– Может быть, – пожал плечами Олег. – Лес тут старый, кто его знает, что прячется.

Он сказал это в шутку, но в голосе послышалась искра суеверия, выданная нарочитой небрежностью.

Лена куталась в куртку, хотя у костра было жарко.

– Ещё дед говорил, – продолжил Олег, бросив в огонь ветку, – будто бывают в глуши места, которые и зверь обходит, и птица молчит над ними. Нечистые места.

– Пустоши? – спросил я. В глубинке так называли заброшенные поселения или вырубки, где, по поверью, водилась нечисть.

– Ага, что-то такое. Может, здесь тоже… – он не договорил и махнул рукой. – Чепуха, конечно. Не слушай, Лен, баек тебе набиваю.

Но Лена неожиданно ответила тихо:

– Знаешь… а мне как раз показалось, что птицы-то молчат. С момента, как мы приехали, не слышно ни одной.

Мы с Олегом переглянулись. В самом деле, вокруг стояла странная звуковая пустота. Даже стрекот сверчков пока не слышался, хотя ночь давно наступила.

– Просто уже холодно для них, – сказал я неуверенно. – Бывает, что в холод сентябрьский цикады затихают.

Олег промолчал, лишь покрутил в руке ветку. Он теперь тоже прислушивался.

Костёр потрескивал, и казалось, кроме него в целом мире сейчас нет звука. Только наше дыхание. Эта тишина снова стала давить, неприятно звеня в ушах.

Чтобы развеять её, я решил и правда рассказать какую-нибудь историю – смешную или страшную, неважно, лишь бы вернуть непринуждённость. В голове уже вертелся анекдот про туристов и медведя, как вдруг Лена спросила вполголоса:

– Вы это слышали?

Мы с Олегом замерли.

– Что именно? – шёпотом ответил он.

Лена наклонилась вперёд, всматриваясь в темноту:

– Там, кажется… кто-то плакал.

У меня внутри всё оборвалось на миг. Плач? Здесь?

Мы напряжённо молчали, переглядываясь. Олег было открыл рот, чтобы пошутить, но тут и я уловил краем слуха: действительно, откуда-то со стороны леса донёсся едва различимый звук, похожий на тихое рыдание или скулёж.

Я выключил фонарь, чтобы не мешал огонь, и мы все разом уставились в чёрную стену деревьев. Пламя костра плясало, и тени веток дрожали, как живые. Между стволами чудились смутные тени: казалось, будто за одним из деревьев промелькнула высокая человеческая фигура, но стоило мне моргнуть – там уже никого, лишь обманки света. Но звук… он повторился – теперь увереннее. Похоже было на плач ребёнка, приглушённый, сдавленный, будто старающийся не выдать себя.

Лена прижала руку ко рту:

– Господи… там же ребёнок?

– Не может быть, – пробормотал Олег. – Откуда здесь ребёнок в ночном лесу?

– Может, показалось? – тихо предположил я, чувствуя, как сердце бухает в груди.

Но в глубине души я уже чувствовал ледяные иголочки страха. Ребёнок… или что-то имитирует плач?

Олег решительно поднялся:

– Надо проверить. Вдруг действительно кто заблудился?

Я схватил его за рукав:

– Подожди. Это может быть ловушка.

– Чья ловушка? – Он взглянул непонимающе.

– Да мало ли… А вдруг зверь какой раненый, пищит.

Олег колебался. Звук повторился в третий раз – теперь отчётливее, и слышалось в нём такое страдание, что кровь стыла. Это не мог быть зверь. Слишком человеческие интонации, срывающиеся в беззвучный всхлип.

Лена встала тоже, голос её дрожал:

– Мы не можем просто так сидеть! Если там живой человек… малыш…

Она бросила умоляющий взгляд, то на меня, то на Олега. Тот сжал челюсти:

– Ладно. Пойду посмотрю – аккуратно. А вы у костра оставайтесь.

Он вытащил из рюкзака фонарь помощнее и переключил его в режим красного света, чтобы не так бросалось. Я видел, как дрогнула его рука.

– Давай я с тобой, – начал я, но он замотал головой:

– Нет. Ты оставайся с Леной. Если через 5 минут не вернусь – стреляй из ракетницы, ясно?

Мне не было ясно, в кого стрелять, но я кивнул. Бросив на меня короткий взгляд – то ли ободрить, то ли попрощаться, – Олег направился к стене леса, куда-то правее от того места, откуда слышался плач.

Его силуэт быстро растаял в темноте между стволами. Только редкое красноватое пятно от фонаря мелькало меж деревьев. Потом исчезло.

Мы остались вдвоём с Леной, стоя у огня, боясь шелохнуться. Я обнял её плечи, хотя самому хотелось, чтобы обняли меня. В ушах стоял собственный пульс.

Прошла минута, другая. Плач больше не раздавался – будто лес замер, выжидая. Я ловил каждый шорох. Но лишь треск огня да плеск воды у берега нарушали молчание.

– Не нравится мне всё это, – выдохнула Лена чуть слышно. – Может, выстрелить сейчас? Чтобы Олег вернулся?

– Ещё рано, – прошептал я. – Он просил пять минут…

Я лихорадочно корил себя: зачем я отпустил Олега одного? Надо было держаться вместе… Однако внутри всё истошно кричало: зови его обратно! Но голос разума шептал – а вдруг правда потерявшийся ребёнок? Или подростки из деревни? Оставить без помощи в ночи…

Тут совсем рядом, буквально шагах в пяти во тьме, резко хрустнула ветка. Мы оба вздрогнули и повернулись на звук. Я щурился, пытаясь разглядеть хоть что-то за кругом света. В зубах похолодело: совсем близко к нам кто-то стоял между деревьями.

– Олег? – тихо спросил я, чувствуя, как Лена вцепилась мне в руку.

Никто не ответил. Фигура не двигалась, только казалось, будто два небольших огонька на уровне человеческого роста вспыхнули и погасли… нет, показалось, это, наверное, отблеск костра на глазах зверя? Но рост… выше любого зверя, на уровне моего.

Я медленно нагнулся к своему рюкзаку, где лежал сигнальный пистолет.

Лена тяжело дышала рядом.

Ветка, что хрустнула, больше не подавала голоса. Я опять спросил чуть громче:

– Олег, это ты? Не шути так, пожалуйста…

Ответом была тишина. Оттуда никто не выходил.

Наконец я не выдержал: выхватил сигнальный пистолет, взвёл курок и выстрелил вверх – под острым углом, так чтобы осветить пространство перед лесом, но не зацепить деревья.

Шипя, вверх взмыла ярко-красная комета, осветив алым сиянием всю поляну и ближайшие стволы. На мгновение ночь вспыхнула, отступив.

И в тот миг мы увидели: у самой кромки леса, метрах в десяти от нас, стоит человек. Высокий, неестественно худой – или так легли тени. Он замер как раз между двумя соснами, наклонив голову. Лица мы не разглядели – оно тонуло в тени капюшона или густых волос, непонятно. Но главное – глаза. Они горели тускло-зелёным, как болотные огоньки, и, Боже правый, я увидел, что это были именно глаза с зрачками: они медленно моргнули, не отрываясь от нас.

Лена вскрикнула и прижалась ко мне. Я застыл, держа бесполезно разряженный пистолет.

Красный свет погас так же внезапно, как родился. Опять нас окружила чернильная мгла, в которой всё расплылось. От костра свет не доставал до лесной тени, где стоял тот человек.

– Эй! – крикнул я нервно. – Кто вы такой?

Молчание. Затем из темноты раздался тихий смех. Детский, звонкий – как будто девочка засмеялась, но со странной хрипотцой. От этого звука волосы зашевелились у меня на затылке.

– Пошли к машине! – прошептала Лена, дёргая меня за рукав. Я не сопротивлялся. Мы стали медленно пятиться, не спуская глаз с того места.

Фигура будто шагнула назад, скрываясь за стволом.

Я думал о том, где же Олег. Отчаянно хотелось крикнуть ему, но инстинкт подсказывал: нельзя отвлекаться, нельзя шуметь слишком. Только оглядывался, отступая к машине.

Машина стояла позади нас, метрах в пятнадцати от костра, чуть в стороне. Открытая поляна позволяла её различить силуэтом на фоне звёздного неба. Ключи – у меня в кармане. Спасибо, я не оставил их в замке.

Лена соображала быстрее: пока я пятился с пистолетом, глядя на лес, она прошмыгнула к машине первой, дёрнула дверь.

– Чёрт, закрыто! – выдохнула она.

Конечно, я машинально щёлкнул дверцу на замок. Дрожащими пальцами я выудил ключи, стараясь не выпускать из поля зрения край леса. Как назло, связка зацепилась за подкладку кармана.

И вот тогда – случилось всё разом. Из чащи снова донёсся звук – но уже не плач. Это был крик ужаса, полный боли. Мужской голос хрипло, надрывно выкрикнул:

– Помогите!!

Олег. Это был Олег. Я узнал его тембр, хоть голос и исказился от кошмара. Лена вскрикнула:

– Это же он!

Из леса, примерно там, куда Олег уходил, послышался треск ломаемых кустов. Он бежал к нам – судя по звуку.

– Бежим к нему! – крикнула Лена и рванула вперёд, обратно к костру.

Я на секунду застыл, разрываясь: бежать или сначала открыть машину? Но не мог же я бросить друга, если он ранен. Оставив попытки с ключами, я бросился следом за Леной.

Из мрака между деревьями выскочила фигура, споткнулась на корне и упала на колени прямо на кромке поляны. Огонь осветил лицо Олега – и я ахнул: лицо его было залито кровью. Он пытался встать, протягивая к нам руку.

– Лёша… Лена… – хрипел он, едва слышно.

Его глаза были расширены от ужаса. Мы подскочили к нему, подхватили под руки.

– Боже, что случилось?! – голос мой сипел, не узнаю себя.

Олег тяжело дышал:

– Бежим… отсюда… скорее…

Лена попыталась осмотреть его:

– Ты ранен? Ты весь в крови!

Я посмотрел – на лбу у Олега красовалась глубокая царапина, кровь стекала по щеке, но вроде больше ран не видно. Возможно, веткой ударился бегом.

– Бежим… – повторял он, лихорадочно оглядываясь через плечо на тёмный лес.

Я закинул его руку себе на плечи, Лена с другой стороны. Так, втроём мы быстро заковыляли к машине, оставляя костёр пылать в одиночестве.

– Оно… там… – бормотал Олег.

– Что «оно»? – не понял я, но не стал допытываться, пока не доберёмся до машины.

Ключи были у меня в руке. Мы добрались до «УАЗика», я сунул ключ в замок зажигания, провернул. Старый двигатель схватил не сразу – прокрутился стартер, захрипел.

– Давай же… – простонал я, давая газу.

Наконец мотор взревел. Фары выхватили перед собой конус света, озарив кусты и часть поляны. Я развернул машину, бросив взгляд: костёр ещё горел позади, озаряя поляночку. Никого на ней не видно. Та странная фигура исчезла.

Господи, возможно, то и был Олег, и я чуть не застрелил его сигнальной ракетой? Но нет, Олег прибежал совсем с другой стороны, да и стоявший был слишком высокий…

Нечего гадать. Я втопил педаль, и «УАЗик» рванул вперёд по колее, прочь от озера. Лена сидела сзади, прижав к носу платок – похоже, у Олега из носа пошла кровь тоже. Он стонал тихо.

– Терпи, дружище, – бросил я, не отрывая глаз от дороги. – Скоро выедем на грунтовку, там километров сорок до села, там медпункт…

Да, в нашем плане мы отмечали ближайшее село, километрах в сорока, но ночью дорога займёт час минимум. Но выбора нет.

Машина подпрыгивала на корнях и кочках. Свет фар метался по стволам, и каждую секунду мне чудилось, будто между этими вспышками мелькает кто-то бегущий следом. Я увеличил скорость.

Вдруг сбоку что-то глухо ударило в дверь кузова. Машину занесло. Лена вскрикнула.

– Что там?! – крикнул я, выравнивая руль.

– Не знаю… как будто бросились на нас с левой стороны…

Я мельком глянул в боковое зеркало – ничего, только собственный задний фонарь мелькает.

Олег очнулся и вдруг завопил:

– Скорее! Оно догоняет!

И правда, я тоже почувствовал – непонятно как, но чувствовал: сзади, в темноте, на пределе круга света от фар преследует что-то. Сердце колотилось так, что казалось, сейчас выскочит.

Слева мелькнула тень, почти у самого окна. Что-то бежало параллельно машине, скрытое темнотой.

– Лёша, газуй! – завопила Лена, заметив то же.

Я выжал до отказа. Старый «уазик» взревел, подпрыгнув на ухабе. Ветви хлестали по бортам, как чьи-то руки, пытающиеся нас остановить.

Но тень не отставала. Напротив, теперь я видел боковым зрением, как какие-то смутные очертания мелькают уже у самого капота справа, перескакивая с дерева на дерево. Нечто неслось скачками, не уступая машине, хотя я гнал уже под сорок по лесной дороге – безумие!

Внезапно впереди я заметил поваленное дерево поперёк дороги. Тормозить поздно. Мы врезались в преграду, машина затряслась и заглохла. Меня с силой впечатало грудью в руль – в глазах вспыхнули искры, перехватило дыхание. Боль рванула в рёбрах (может, что-то треснуло), но страх заглушил всё. Лена отлетела на спинку переднего сиденья, вскрикнув. Фары погасли – вокруг сразу кромешная мгла, только силуэт бревна перед капотом.

Тишина. Оглушённые, мы застыли на мгновение. Затем Олег простонал: ударом его стянуло с сиденья, он лежал у наших ног.

Сзади что-то заскреблось – звук когтей по металлу кузова. Я похолодел.

– Быстро, наружу! – крикнул я.

Дверь с моей стороны заклинило от удара. Лена распахнула свою – благо та была не покорёжена. Она вывалилась наружу, я схватил Олега под мышки и вытолкнул тоже к её двери. Она подхватила его чем смогла, и мы вдвоём выволокли стонущего друга на дорогу.

Позади, из темноты, к нам приближалось тихое шуршание – словно по траве скользит тело.

Мы бросились в сторону от машины, в лес, лишь бы прочь. Олега тащили, как мешок – он пытался переставлять ноги, но слабо. Кажется, удар пришёлся ему на бок, могло сломать рёбра.

Дороги не видно – тьма, мы бежали вслепую меж стволов. Я выставил вперёд руку со включённым наспех фонариком, проклиная себя, что не взял ружьё – хотя во что бы я стрелял? Нечто неуловимое…

Лена неожиданно остановилась.

– Тише… слышишь? – задыхаясь, прошептала она.

Мы замерли. Кроме нашего пульса и хриплого дыхания – ничего. Ни шагов преследования, ни шороха. Только листья чуть шевелятся от ветра да далеко сова ухает, как ни в чём не бывало.

– Кажется, оторвались, – сказал я, с трудом переводя дух.

Мы присели под огромной елью. Ночь окружала нас плотным кольцом. Где-то позади смутно белел просвет – наверное, брошенная машина с открытой дверцей. Света – никакого, мой фонарь я выключил, опасаясь выдать себя. Луна едва пробивалась через полог.

Я попытался собраться. Нужно понять, куда бежать дальше. Неподалёку должна быть грунтовка, если по прямой… но в темноте мы могли уйти в сторону.

В голову закралась страшная мысль: а вдруг то, что преследовало нас, специально загнало машину и теперь нарочно отпустило, чтобы мы заблудились сами? Ведь если это лесная нечисть – леший, как Олег вспоминал, – она же известна тем, что людей кружит, заводит в чащу.

От этой мысли меня затрясло. Нет-нет, суеверие… Но всё, что случилось, уже вышло за рамки объяснимого: детский плач, фигура на поляне, невероятная погоня… Это либо мы все сошли с ума, либо действительно столкнулись с потусторонним.

Рядом Лена тихонько всхлипывала, приходя в себя от шока. Я обнял её и Олега разом:

– Живы, уже хорошо… Лена, милая, держись. Олег, друг, ты как?

Он только застонал. Нужно скорее выбраться отсюда, иначе он истечёт кровью, да и переохладиться можем.

Я прислушался: по-прежнему тихо. Сколько времени прошло? Может, час, а может, десять минут – непонятно, каждая секунда тянется.

– Нам надо идти, – твёрдо сказал я. – Дорога, по идее, левее где-то.

Лена кивнула через силу, вытерла рукой мокрые от слёз щеки.

– Давай помогу Олегу встать, – сказала она хрипло.

Мы подняли Олега под руки. Он тихо вскрикнул – видно, болело сильно. Но ноги его держали.

– Терпишь? – спросил я.

– Угу… – еле выдохнул он.

Медленно, шаг за шагом, мы побрели сквозь чащу. Старался идти примерно параллельно предполагаемой дороге, не уходя глубже. Деревья стояли редко, но кусты хватали за ноги. Кругом тот же мрак и тишина.

Я вдруг поймал себя на том, что вслушиваюсь, нет ли снова чужого плача где-то. Но ничего такого. Только наши шаги и треск веточек под ногами.

И тут Лена остановилась так резко, что мы с Олегом налетели на неё.

– Глядите… – прошептала она, указывая куда-то вперёд.

Я сощурился. Впереди меж деревьями тонкий лучик света! Настолько слабый, что едва различим, но во тьме выделяется.

– Фара? – прошептал я.

– Может, наша машина горит? – Лена испуганно ахнула.

Нет, цвет не красный, а желтоватый, дрожащий.

– Похоже на фонарь… или лампу, – догадался я.

И точно – если приглядеться, словно огонёк светлячка покачивается.

– Может, люди? – надежда проснулась во мне. – Лесники, егеря?

Лена взяла меня за руку:

– А вдруг это опять оно? Приманивает…

Я вспомнил легенды о блуждающих огоньках, что манят в болото. Но здесь, скорее всего, обычный свет. Да и на болото не похоже – сухой лес.

– Сейчас выясним. Оставайтесь тут.

Я привалил Олега к стволу, он закашлялся, но кивнул, что понял. Лена осталась с ним. А я на цыпочках двинулся вперёд, стараясь ступать бесшумно.

Лучик света становился ярче: похоже, я приближался правильно. Вот уже видны контуры строения – избы или домика, притаившегося меж елей. Свет лился из маленького окошка. Кто-то там был!

Я замер в десятке шагов, прячась за толстым стволом. Сердце колотилось от волнения. Что, если это тот самый старый кордон, куда мы изначально хотели? Мы ведь не доехали до него совсем чуть-чуть – озеро было рядом, но сам домик, видимо, стоял в стороне. И вот, возможно, это он и есть, и, кто знает, вдруг там живут люди теперь?

В окне тень качнулась – человеческая фигура. От облегчения у меня чуть не подкосились ноги. Люди! Спасение.

Я бросился обратно к своим.

– Там избушка и свет, – зашептал радостно. – Пошли, там помогут.

Лена засияла:

– Живые люди?

– Да, тень виднелась. Быстрее.

Мы, позабыв об осторожности, ускорились, почти неся Олега между собой. Он тоже понял, что мы нашли приют, и собрал остатки сил.

Домик показался внезапно из-за елей: старенькая, покосившаяся изба. Рядом колодец с журавлем. Свет действительно горел в крошечном окошке. От печной трубы вился дымок – значит, топят.

На крыльце сидела фигура в полутьме – похоже, старик, курил трубку. Он поднялся, услышав наш шум, и шагнул на освещённый порог.

– Кто такие? – хрипло окликнул он. В голосе – ничуть не удивление, будто ждал нас.

– Люди мы… заблудились, – проговорил я, пытаясь улыбнуться миролюбиво. – Помощи бы, путники мы, друга ранили.

Старик подошёл ближе. Лунный свет упал ему на лицо: обветренное, морщинистое, волос почти нет, длинный нос. Глаза блестели умно.

– Ага, – только и сказал он, оценивающе нас оглядев. Затем кивнул: – Заходите.

Мы помогли Олегу подняться на крыльцо. Дед отворил дверь, впуская нас.

В избушке было на удивление просторно и очень тепло – пылал огонь в русской печи. В углу мерцала керосиновая лампа, давая тот самый свет. На столе посреди комнаты лежали какие-то корешки, нож. Запах трав и дыма висел в воздухе. В углу над дверью темнел старый образок, а под потолком пучками висли сушёные травы. На стене поблёскивал медный оберег с вырезанными символами. Казалось, хозяин избушки был не чужд древних обычаев защиты от лихого.

– Сюда его, – приказал старик, указывая на лавку. Мы уложили Олега.

– Благодарствую… – прохрипел Олег. Он выглядел ужасно: весь бледный под потёками засохшей крови, глаза ввалились.

Старик между тем со сноровкой принёс ведро воды, чистую тряпицу, начал обмывать Олегу лицо. Лена кинулась помогать.

– Чего бродите ночью-то? – спросил дед негромко, не отвлекаясь от дела.

Я присел на лавку напротив, чувствуя, как наваливается усталость:

– Да мы на озере лагерем стали, да напоролись… – я замялся. – На что-то нехорошее.

Старик бросил острый взгляд:

– Нехорошее, говоришь? А не на того ли, что в лесу хозяин?

У меня внутри всё сжалось:

– Получается, на него, – прошептал я. – Леший это, дедушка?

Он не ответил, только усмехнулся криво:

– Да как ни назови… Он тут давно, с тех пор, как люди помнят. Деды сказывали: в стародавние времена на этом озере жертвы ему оставляли, чтоб дух лесной людей не трогал. Да перевелись те, кто традицию помнил, вот он и лютует порой. Редко показывается, если только сам кто к нему не сунется, да не нарушит границ.

Я вспомнил, как Олег пнул плетёный оберег, и затряс головой с горечью:

– Мы нашли талисман на поляне и… уничтожили его. Дураки. Это был оберег, верно?

Дед цыкнул зубом:

– Ещё б, сам и накликал, значит. Эх, молодёжь… Вам поди и в ум не пришло, отчего место стоянки пустым было?

– Да уж, – простонал Олег, приходя в сознание, – дошло теперь…

Лена опустила глаза, ей было явно стыдно.

Старик доделал промывку, повернулся к печи, зачерпнул половником что-то из чугунка.

– Чай травный пейте, успокоит.

Он разлил пахучий отвар по глиняным кружкам, протянул нам. Мы пили, обжигаясь, но горячее питьё действительно вернуло жизнь в окоченевшие тела.

По мере того как шок спадал, меня охватывало другое чувство – нехорошее предчувствие. Казалось бы, всё: спасены. Но что-то было не так. Старик глядел на нас слишком уж спокойно, словно знал, с чем мы столкнулись. Да и избушка… По рассказам, тот кордон давно заброшен, а тут жилое. Странно.

– Дедушка, – подала голос Лена, всё ещё дрожа. – А вы давно тут живёте?

Тот пожал плечами:

– Будет с десяток лет. До того лесником ходил.

– Нам бы утром в деревню, – сказал я. – Олегу помощь медицинскую.

Дед отмахнулся:

– Я и сам малость лекарь. Утро ещё дожить надо.

Он сказал это спокойно, но у меня внутри ёкнуло. Я поймал его взгляд:

– Думаете, он вернётся ночью?

– Он? – старик усмехнулся. – А он никуда и не девался, милок.

И указал кивком на окно.

За крошечным оконцем, во тьме, почти вплотную к стеклу… кто-то стоял. Чёрное, как сама ночь, лицо к стеклу приникло, черты искажены бьющим из избы светом. Только глаза – два белых тусклых пятна без зрачков

– смотрели на нас. Прямо на меня.

Я вскрикнул и попятился. Лена обернулась и заорала от ужаса, впечатавшись спиной в стену. Олег, пытаясь встать, рухнул на пол.

Старик же не шелохнулся. Только произнёс негромко:

– Поздно запрягать… Пришёл хозяин леса по своё.

Фигура за окном отлепилась и скрылась в темноте. В ту же секунду дверь со треском распахнулась – внутрь, сорвав щеколду.

В проёме чернела высокая фигура, пригнувшаяся, чтоб войти. Она шагнула на порог. Я различил в неверном свете: лохматое существо, ростом под потолок, человекоподобное, но будто высеченное из ствола векового дуба и обросшее мохнатой корой и мхом. Лицо полуразмытое, как у выветрившегося деревянного идола, только пасть, полная жёлтых клыков, была чересчур реальна. И глаза – уже не белые, а зеленоватые, как болотный огонь, и такие злые…

Лена завизжала пронзительно. Я метнулся было к Олегу, пытаясь поднять его и бежать, но вторая тень возникла у нас за спиной: из печной трубы, с шипением, хлынул чёрный дым, клубясь, и оттуда высунулась тонкая, нечеловечески длинная когтистая рука. Она мгновенно сомкнулась на шее Олега. Его крик оборвался. Я успел увидеть, как лицо друга почернело, глаза остекленели – и через секунду он обмяк без звука.

Тварь на пороге шагнула внутрь. Половицы застонали под тяжестью. Старик бросился ей в ноги:

– Не губи, хозяин! Они не со зла, молодые дурни…

Раздался утробный рык, от которого в груди всё похолодело. Существо одним движением отшвырнуло старика в угол, как куклу. Тот ударился о стену и затих.

В эту секунду я понял, что это конец. Пронеслось холодом: неужели вот так и суждено погибнуть, в забытом Богом лесу? Столько прожито и столько не сбывшихся надежд – и всё рухнет сейчас под когтями древнего кошмара. Эта мысль мелькнула и тут же угасла: остался лишь первобытный парализующий ужас. Я закрыл собой Лену, вжался спиной в холодный сруб. Перед лицом чудовища мы были беспомощны.

Оно нависало, склоняя голову. От него пахнуло прелью и гнилью, глаза горели. Дыхание его хрипело, срываясь на хрюканье. Вдруг голосом тоненьким, издевательским оно произнесло:

– Игрушки… мои…

И рассмеялось – детским смехом, тем самым, что мы слышали в лесу. Демонский хохот завибрировал под крышей.

Внезапно стена позади нас с треском разошлась, словно прогнившая ткань. Меня толчком выбросило спиной наружу. Я кубарем покатился по траве. На миг оглушило, потерял ориентацию.

Когда приподнялся, увидел: избушка словно горит изнутри зелёным светом, стены дрожат. Сквозь пролом лезут корявые ветви, обвивая кого-то…

Лена! Где Лена?! Я хрипло закричал её имя. Ответа не было. Из прорехи дома показалась фигура – та самая нечисть, таща что-то длинное, обмякшее. Я понял: это тело Лены, обёрнутое в путающиеся ветви. Она не шевелилась.

Я бросился было к ней, вопя, не чуя себя. Но не сделал и пары шагов, как из-под земли выскочил корень и словно плетью ударил меня по ногам. Я упал лицом в мох. Ещё корни цепляли руки, впиваясь, удерживая.

Существо тем временем подняло Ленино тело на руки. Внезапно её голова дёрнулась, лицо поднялось – и на бледных губах появилась жуткая, неживая улыбка. Глаза открылись – пустые, белые, как у покойницы. И она издала тихий смех, вторя чудовищу.

– Не-ет!! – завыл я, раздирая в кровь запутавшиеся в корнях руки. Надо к ней, спасти, вырвать! Но всё было тщетно. Корни сжимались крепче, точно живые удавы.

Чудовище шагнуло в сторону лесной чащи, неся Лену. Она склонила голову ему на плечо и шепнула – или то ветер донёс её слова? —

– Останься… с нами…

Голосок был чужой, далёкий, а в конце сорвался на звериный скрежет.

Я закричал от ужаса и отчаяния, пытаясь вырваться. Корни вдруг разжались, словно наигравшись. Я освободился, вскочил, но впереди никого. Лишь уходящие в лес тени.

Я помчался за ними, не чуя под собой ног. Ветки хлестали по лицу, падал – вскакивал. Темнота вокруг плотная – не видно ничего. Но я слышал – впереди смех, весёлый, звонкий – Лена смеётся! И Олег, слышу, голос Олега будто тоже, зовёт: «Лёша, иди к нам!»

– Иду! – бормотал я безумно. – Я здесь, я здесь!

Я не понимал уже, зачем и куда, тело двигалось само.

И вдруг передо мной разверзлась пропасть – я едва успел на краю затормозить. Оказалось, вышел к озеру – вот оно, плеснуло под ногой, чуть не угодил в воду.

Луна вышла из-за туч, осветив бережок. Никого вокруг. Сзади шелест – обернулся: пусто.

У самого уреза воды стоял берёзовый крест, весь кривой, вкопанный в землю. Неужто могила чья? Рядом прибитая к колышку деревянная табличка покосилась.

Я трясущимися руками вытер глаза и пригляделся: выжжено по дереву: «Спаси и сохрани». На колышке болталась красная тряпичная лента.

До меня дошло: мы вернулись к тому месту, где нашли оберег. И крест этот, видимо, ставили, чтоб удержать зло. А мы, дураки, сломали.

Волна мерзкого смрада дохнула из леса за спиной. Я встал спиной к кресту, глядя туда, откуда пришёл. Сердце стучало как сумасшедшее.

– Забирай меня!! – закричал я в исступлении в пустоту. – Только их… отпусти…

В ответ только эхо ушло над тихой водой. Никакого движения.

Я вдруг понял: лес победил. Он взял своё – забрал всех, кого хотел. А меня оставил. Потому что мне ничего не оставалось, как сойти с ума здесь, в одиночестве.

Я опустился на колени у креста. Вокруг стояла звенящая тишина. Вдруг из леса пахнуло холодом: сильный порыв ветра промчался сквозь кусты, закружил сухие листья у подножия креста. Их шорох слился в шипящий смешок, или мне лишь почудилось… Я зажмурился, закрывая уши ладонями. Кажется, тогда разум мой не выдержал и отключился.

Не знаю, сколько прошло времени, как чьи-то руки трясли меня за плечо. Я дёрнулся – и увидел молодого парня в камуфляжной куртке. За ним ещё люди с фонарями.

– Мужик, ты чего тут? – спросил он. – Всё в порядке?

Я только хрипнул что-то. Слова не шли.

– Да ты бледный весь… – Он присел рядом. – Мы из поисковой группы, машину вашу нашли разбитую, думаем, утонули вы, уж озеро прочёсывать хотели. А ты вот где…

– Поисковая… – прохрипел я, приноравливаясь к человеческой речи.

– Машину нашли?

– Ага. А где остальные-то? Ты ведь не один был? – Парень оглядывался на товарищей.

Я расхохотался глухо, надрывно. Остальные…

– Нет никого, – выдавил я. – Одни корни…

Он переглянулся с остальными, очевидно решив, что я в шоке и не соображаю. Позже мне рассказывали, что вид у меня тогда был как у ожившего мертвеца: грязный, исцарапанный, с безумным взглядом.

– Ничего, найдём, браток, – сказал парень успокаивающе, подняв меня. – Ты главное держись.

Они повели меня к тропе, придерживая под руки. Я не сопротивлялся, едва переставляя ноги. В лицо ударил луч мощного фонаря – я зажмурился; после долгой тьмы яркий свет резал глаза. Тем временем ночь подходила к концу: над верхушками деревьев бледнело небо, просыпались первые птицы. Где-то над дорогой заливисто чирикнула ранняя овсянка. Лес понемногу оживал, отступая от своих ночных кошмаров. Да и выглядел он теперь, при сером рассветном свете, как самый обычный лес – спокойный, безмятежный. Над неподвижной гладью озера стелился седой туман, редеющий в первых косых лучах солнца.

Луна, как насмешка, всё ещё бледно светила на западе. Лес теперь выглядел обычным лесом. Только вот жизнь моя обычная больше не существовала.

Я оглянулся напоследок на озеро. Возле берега, где вода чёрной полосой касалась трав, будто стояла чья-то фигура – тонкая, женская. Мне даже почудилось светлое платье. Но миг – и нет ничего.

Лишь волна легонько плеснула о берег: прощальный вздох или приветствие?

Моих друзей искали потом долго – без толку. Ни на берегу, ни в лесу не нашли ни тел, ни даже следов, словно растворились в ночи. В отчётах написали: «пропали без вести». Меня назвали чудом спасшимся… Если это можно назвать спасением.

Я замолчал. Никто из сидящих вокруг костра не проронил ни звука; только поленья тихо шипели в пламени. Лица моих товарищей застыли, на них – отражение того ужаса, что до сих пор живёт во мне. Казалось, даже ночной лес вокруг притих, прислушиваясь.

– Вот такая история, – сказал я наконец негромко.

Никто не улыбнулся, не усомнился, не попытался разрядить тишину шуткой. Кто-то нервно сглотнул; кажется, один из ребят незаметно перекрестился. Никому из нас больше не хотелось отлучаться от костра этой ночью. Остаток тёмных часов мы провели без сна, прижимаясь ближе к пылающим брёвнам, вздрагивая от каждого хруста ветки во тьме, скрывающей неведомое. Никто больше не пытался усомниться в правдивости услышанного. Перед рассветом я тихо добавил, обращаясь ко всем: «Не смейтесь над тем, чего не знаете. Если увидите в лесу старый крест или висящую ленточку – обойдите стороной, не трогайте. И никогда, слышите, никогда не отвечайте, если ночь позовёт вас по имени…»

Лишь когда на востоке забрезжил первый серый свет, мы почувствовали, что кошмар отступил вместе с ночной мглой. Но ни один из нас уже никогда не сможет забыть эту историю и ту тишину, с которой её выслушал тёмный молчаливый лес вокруг.

Плач замурованной

Марианна сидела на переднем сиденье старого «УАЗика», глядя, как потрескавшаяся грунтовая дорога исчезает под капотом. Сумерки сгущались над лесами Липецкой области, краски заката тонули за темной стеной сосен и берёз. Машина фыркала и подпрыгивала на выбоинах, фары выхватывали из темноты придорожные кресты да покосившиеся заборы давно брошенных хат. Редкие окна попадались с чёрными провалами – ни огонька, ни жизни вокруг. Казалось, сама земля вымерла в этих местах, оставив лишь шорохи полыни да гул ветра в проводах.

Рука Антона легла на плечо Марианны: он пытался улыбнуться ободряюще, но в его глазах читалась тревога. Ещё бы – ехать в заброшенную деревню под Ельцом поздним октябрём, чтобы разобрать старый бабушкин дом. Идея казалась сомнительной. Но Марианна настояла: дом принадлежал их семье, и после смерти бабушки его либо продать, либо хотя бы забрать ценные вещи. Да и неотвязный шёпот прошлого гнал её обратно – воспоминания детства, смутные и тревожные, которые она пыталась вытеснить много лет, вновь зазвучали в голове, стоило получить известие о бабушкиной кончине.

– Почти приехали? – тихо спросил Антон, замедлив перед развилкой. Марианна очнулась от тяжёлых мыслей: впереди, в свете фар, проявился дорожный указатель с полустёртой надписью «Журавлиха». Название родной деревни отозвалось у неё в груди болезненным эхом. Она кивнула:

– Да… Здесь поворачивай налево, через лесок, там недалеко.

Указатель скрылся во мраке позади. Колёса зашуршали по мокрой листве – дорога заросла, ветви сгибались к машине, словно пытаясь её остановить. Когда-то Журавлиха была шумным селом: Марианна помнила смутно голоса соседей, редкие праздники у клуба, лай собак по ночам. Но после тех событий деревня словно вымерла. Большинство жителей разъехались, дома опустели. Бабушка оставалась последней, кто не покинул родовой дом. И вот теперь и её не стало.

В памяти всплыло лицо бабушки – морщинистое, сильное, с проницательными серыми глазами. Всю жизнь она прожила здесь, говорила, что нечистая сила круги ходит по округе, ежели людей не останется с молитвой в сердце. Марианна в детстве не понимала этих слов, считая их деревенскими сказками. Бабушка часто шептала себе под нос молитвы или древние наговоры, когда думала, что внучка не слышит. Иногда по ночам она выходила во двор, нашёптывая что-то в сторону леса, и возвращалась с первыми петухами, усталая, с красными глазами, но – удовлетворённая, будто выполнила долг.

“Бабка нашептала” – злые языки в округе именно так и шутили про неё. Одни говорили с уважением, мол, знахарка, другим помогала: сглаз снимала, детей лечила, скот берегла от падежа. Другие презрительно сплёвывали: ведьма, мол, языческим богам молится, наука не признает её способами. Марианна тогда была мала, не понимала, что правда, а что сплетни. Знала только одно: бабушка её любила и защищала. До того самого дня…

Антон остановил машину у накренившихся ворот. Дом смотрел пустыми тёмными окнами – стекло в них побилось или было заколочено изнутри. Полуобвалившийся плетень едва очерчивал границы двора, где крапива в человеческий рост шумела от ветра. Стоило Марианне выйти из машины, как её накрыло ощущение, будто время отступило назад. Воздух здесь пах иначе: прелыми листьями, отсыревшими бревнами сруба, далёким дымком. И ещё – еле слышно – травами и воском. Аромат детства: бабушка всегда сушила травы под стрехой и зажигала в избе церковные свечи.