Читать онлайн Паломник

Ольга Покровская

Паломник

Повесть

«Новый мир» №9, 2025

Утренний междугородный автобус обогнул Слюдяное, миновал малые деревни и высадил у монастыря экскурсию. Перед Рахмановым в нем оставались трое. Девушка с колесной сумкой созерцала панораму за ветровым стеклом. Мужичок средних лет порывался уснуть, но тесное кресло гасило его попытки, держа в постоянном тонусе. Поерзав, он отогнал дрему и обратился к третьему пассажиру, явно неместному.

– Турист? – спросил он. – За рыбой? Москва, Питер?

Вопрос прозвучал в пустоту, потому что у молодого человека не было ни удочек, ни снастей, а его рядовая одежда не намекала на экстремальные хобби.

– Краеведение, – отозвался молодой человек. – Фотографии, виды.

Это объясняло его окольный путь из Слюдяного, окрест столичных рейсов, хотя беглый взгляд обнаруживал на нем отпечаток крупного города.

– Музей на ремонте, – посетовал мужичок. – Да Евгений Олегович, директор, все расскажет, если попросить.

Скоро он знал, что молодого человека зовут Сергей, что он едет из Москвы и что в Рахманове его никто не ждет.

Недомерочный автобус качало на ухабах плохонькой дороги. Из рыжей обочинной глины вылезал блеклый речной песок. Населенная возвышенность вокруг Слюдяного закончилась, и за окошком потянулись необитаемые леса.

От скуки мужичок перечислил туристу церкви, сохраненные и новые. Сергей вежливо покивал. Инвентаризировав памятники, мужичок перешел на городскую летопись.

– Здесь жила дочь Николая Второго, – поведал он. – Которая спаслась. Не в самом городе, а в Монже, кто сунется в такую глухомань. Ее внучка училась в Рахманове. Когда Союз распался и разрешили говорить, приезжал журналист, и в газете была статья: мол, у нас царские потомки…

Сергей проснулся и повернулся к лектору.

– А сейчас? – спросил он.

Мужичок равнодушно пожал плечами.

– Внучка вышла за Витьку Шеина, – сказал он. – Тот еще гусь. Торговал то водкой, то рыбой, то лесом. Поднялся, и они уехали. Шеин так и говорил: хочу, чтобы мои дети были наследники престола. Мол, будут с королями-принцами ручкаться. Сама царевна, Анастасия, с мужем сгорела на пожаре. Что с ее сыном, не помню. И шеинские старики ушли почти сразу. Ивана Яковлевича инфаркт разбил на улице, а жена за ним… через месяц.

– Может, кто бывал? – допытывался Сергей.

Мужичок помолчал, раздумывая.

– Шеин навряд, он хорошо наследил. А Марию не узнают. Она жила без году неделя и ни с кем не зналась. Витька снял квартиру в лесогородке и запер ее там. Евгений Олегович, когда делал выставку, искал ее карточку, так в училище и фото не осталось.

В воздухе, перетекавшем в открытое окно, висела сырость. Потом за березами показались кирпичные пятиэтажки города, и скоро автобус развернулся на площади с крашеным павильончиком. Мужичок и выскочил из автобуса, а Сергей задержался, потому что девушка преградила ему выход неповоротливой сумкой.

– Я помогу, – предложил Сергей. – Вылезайте, я подам.

Она недоверчиво оглянулась на него, поправила темные волосы, спустилась на землю и приняла багаж. В распахнутом вороте ее куртки мелькнула гипюровая майка с нелепым бантиком. Поставив сумку на колеса, она покатила ее по дорожке, а Сергей проводил глазами ее студенистый зад в тонких джинсах. Волоча вихляющуюся сумку, она шла вдоль бараков с кривыми рамами и спутниковыми тарелками. Сергей подхватил рюкзак и отправился следом. Он шел довольно долго, когда обнаружил, что не видит попутчицы. Девушка исчезла в межрядьях заборов и переулков.

Дорога закончилась тупиком. Сергей нашел в кустах тропинку и по ней выбрался на песчаный берег, усыпанный катерами и моторками. Вдоль заборов торчали некрашеные сарайчики, а сбоку располагалась пристань с мостиком и парой каркасных стульев. В кустах притаился ларек, на помосте спала дворняга. Сергей сел на стул, посвистел собаке, принюхался к древесной слизи. Уставился на березовые кроны, над которыми бежали нитевидные облака.

Казалось, что вокруг ни души, но потом Сергей разглядел рыбака в защитной горке и заметил, что тот посматривает на него хмуро. Подумав, что перед ним браконьер, которому он помешал разбирать добычу, Сергей не пошевелился. Потом лодочник вылез на пристань. Снял с велосипеда эмалированную кастрюлю, поволок ее в лодку.

Сочтя его неотвязное внимание достаточным поводом, Сергей спросил:

– Это зачем?

– Прикармливать рыбу, – отозвался лодочник и запихнул кастрюлю под скамью.

Он наклонился и сказал себе под нос:

– Хочешь, поехали вместе. Я на Монжу… не в саму, а рядом.

Сергей поднялся. Опуская знаменательный топоним, он бы поехал все равно, потому что разобрал в приглашении лодочника зов судьбы. Взревел мотор, и лодка, выпустив вонючее облако, вырулила из протоки на открытую воду.

Вода стала глубоко-синей. Рванул холодный ветер. По низким берегам потянулся нескончаемый лес, тронутый болотной травой. Мелькнули причалы, но скоро береговые строения сменились безлюдьем.

Навстречу попадались другие лодки. Вода была оживленнее, чем улицы города. Впереди мелькнул пригорок, на котором сгрудились добротные крыши.

– Вот Монжа, – прокомментировал Николаич. – Туда не пойдем.

Направив лодку за остров, он отвечал на вопросы, которые Сергей задавал ему праздно и как бы между делом.

– Одни приезжие, – рассказывал он. – Две постоянных семьи, из Москвы и из Рязани. Здесь, считай, миллионеры. Батюшка, бывший военный. Местных никого – Монжа ведь горела. Была баба Валя, ее дочь забрала в Слюдяное.

Пока они ходили по заливам, поросшим камышами, он живописал биографии аборигенов, однако Сергей скоро заскучал и слушал вполуха.

Облака распались, выглянуло солнце и, когда моторка повернула обратно, рябистая гладь замерцала, а Сергей залюбовался бликами на водяном зеркале.

– Чего приехал? – спросил Николаич.

Сергей улыбнулся, прикидывая, как объяснить приезд в место, которому он был настолько чужд, что это бросалось в глаза.

– В прошлом году, – протянул он лукаво. – Праздновали свадьбу на катере, и невеста уронила в воду кольцо, цены несметной. Может, в какой рыбе найдется.

Николаич помолчал, правя руль, и сказал с укором:

– Помолчи про эту чушь, а то напортят рыбу. Не хочешь говорить – не говори.

– Правда звучит странно, – проговорил Сергей уже серьезно. –  Я слушаю ветер.

Лодка вернулась к пристани, и Сергей выпрыгнул на помост. Николаич бросил вслед:

– Ты похож на отца. Он жив?

Сергей покачал головой.

– Сердечный приступ, – ответил он. – Почти месяц назад.

Николаич кивнул.

– Наследственность, – сказал он со вздохом. – А мать жива?

Сергей помедлил.

– Не знаю, – сказал он и направился к дорожке.

– У шеинского дома провалена крыша, – сказал Николаич ему в спину. – Ксюха!

В ларьке кто-то завозился, и в дверях возникла темноволосая девушка из автобуса.

– Отведи к Тамаре Андреевне, – распорядился Николаич.

Девушка спрыгнула на землю, одернула майку, окинула Сергея долгим взглядом и пошла прочь, покачивая бедрами. Сергей последовал за ней.

– Куда идем? – спросил он.

Она остановилась и подождала его.

– Раньше была турбаза, – сказала она, покусывая губу. – Сейчас там Тамара Андреевна. Не вздумай ей платить. Она сама просит, чтобы кто-то пожил.

Она привела его к дощатому забору, за которым оказался одноэтажный барак. Вытоптаный участок у дома украшали клочковатые грядки, и только вдоль забора тянулись пышные заросли малины.

– А, Ксюша, – лениво поздоровалась старуха, появляясь на крыльце.

Крючковатый нос, глаза с желтыми белками и неопрятный халат придавали ей сходство с бабой-ягой. Пока Ксюша договаривалась, Сергей изучал двор со столом и лавками из грубых досок.

Наконец Тамара Андреевна произнесла «четвертый» и Ксюша позвала Сергея внутрь. За дверью тянулся коридор с крашеными стенами. Между рейками зияли щели, от порога тянулись полосатые половики. Войдя в комнату, Сергей подивился, куда его занесло, лицезрея коричневые доски пола и серо-голубую стенную обшивку с наружной проводкой. Под низкими окнами стоял столик, стену подпирал старый шкаф. Еще были печка-буржуйка с кривой трубой, термометр на стене, над окном – бумажный календарь, запоздалый на два года. Кровать слоями укутывало барахло: оборки, вязаные покрывала, стеганые попоны. Пока Сергей прикидывал, как разгрести этот хлев, Ксюша вздохнула.

– Грязюка, – проговорила она брезгливо. – Тут мыть и мыть.

Через минуту в комнате появились ведро и швабра. Ксюша взяла в охапку тряпье и вынесла его на улицу. В дымном от пыли окне Сергей увидел, как она палкой выбивает тюфяк. Он сидел молча, словно испытывая, до каких пределов дойдет ее забота.

Когда она мыла пол, у него зазвонил телефон.

– Ты где? – спросил его бодрый голос.

– Я же говорил, – ответил Сергей. – В Рахманове.

Собеседник вздохнул.

– Обалдел, – проговорил он. – Тебя вечно тянет не туда. Я молчу про эти дурацкие бизнесы, про парапланы и прочее. Ты как Бубновский, у тебя идея фикс.

– Никто не доказал, что мать за границей, – сказал Сергей. – И нельзя шерстить все страны. Вдруг я найду того журналиста, Тугарина, который поднял тему.

– Пока ты бегаешь, Илона перепишет дом на себя, – предположил собеседник. – Изобретет дарственную задним числом. Уверен, что она не поменяла замки?

– Вряд ли, – возразил Сергей, глядя, как Ксюша на прямых ногах, выставив зад, возит тряпкой по крашеным доскам. – Федор Осипович не допустит.

– Как хочешь, – вздохнул собеседник. – Я бы не закладывался на Дальмана.

– Илоне не нужен дом, – сказал Сергей. – Отец его строил в девяностых, в проблемную пору. Это не дом, а дзот на линии фронта. Вы оттуда свалили, и Илона вечно сидела на низком старте. Она там не была с похорон, и мне не улыбается.

– Ей нужны деньги, – согласился собеседник. – Продать его легко, до Москвы два шага, одно место чего стоит. Что ты зациклился на Рахманове? Ладно, на связи.

Когда он повесил трубку, Ксюша выпрямилась и задумчиво произнесла:

– Федор Осипович… какое имя. Это не Дальман? Тот самый?

– Конечно, нет, – ответил Сергей. – Где Дальман, и где я. Мало ли в стране Федоров Осиповичей.

Ксюша сбросила кофту и осталась в гипюровой майке, под которой просвечивал неплотный лифчик.

– А кто звонил? – спросила она, словно имела на это право, и Сергей ответил ей в тон.

– Брат Павел. Он на два года младше, но ответственный и зрелый человек. Отец семейства и клерк в частной компании. Еще есть брат Иван, на три года старше. Звезда госслужбы. Но мы исторически неблизки. Я рос с Пашей, но он молодец, а я так.

Ксюша кивнула, положила тряпку и оббила руки от грязи.

– Дай денег, – сказала она. – Надо купить продуктов, а то будешь лапу сосать. Тут рядом «Магнит».

Не удивляясь, Сергей достал из рюкзака кошелек и подал ей пару бумажек. Она натянула куртку и ушла, и Сергей решил, что она больше не появится. Он посмотрел в окно, выбрался на крыльцо и оглядел соседние крыши над забором. Потом вернулся в комнату. Он разбирал немногочисленные вещи, когда вернулась Ксюша с пакетом из супермаркета.

– Чай, хлеб, сгущенка, тушенка, – перечисляла она, выкладывая покупки на клеенку. – Сыр и колбаса у Тамары Андреевны в холодильнике, спросишь.

Она достала льняную салфетку и накрыла ею тарелку. Пододвинула табурет, влезла на него с ногами, взяла с полки чайник с голубой деколью.

– Помоги, – попросила она, протягивая руку.

Сергей подошел. Она неуклюже спрыгнула, навалилась на него и поцеловала влажно-ласково, перебирая губами его губы. Потом отстранилась, сняла с чайника крышку и дунула внутрь. Присев на кровать, Сергей наблюдал, как она расставляет посуду.

Вся комната с ее дощатыми стенами и бытом из далекой эпохи сразу сделалась полной смысла. И молчание, сперва отчужденное, тоже стало органичным. Ксюша перемыла посуду. Сергей выжидал. Это была игра, и он ее принял. Постепенно стемнело, и Сергей, которого тяготило безделье, подошел к кровати, встал на нее коленом и попрыгал, продавливая матрас.

– Ты чего? – спросила Ксюша.

– Смотрю – крепко? – ответил Сергей.

Ксюша хмыкнула.

– Они такое выдерживали. Надо взять белье, постелить.

– Не надо, потом, – возразил Сергей, хватая ее за руку.

Когда дошло до белья, стояла ночь. В комнате сделалось промозгло и холодно. Дрожа, Ксюша вынырнула из-под одеяла и включила телефон, заменяя фонарик.

– Я в сортир, – сказала она. – Посвети, а то черт ногу сломит.

Она натянула брюки, набросила его рубашку, и они, скрипя половицами, прокрались по коридору. Чернота за дверью была тотальной, и лишь через некоторое время Сергей разглядел за забором отсвет от фонаря, а в бездонном небе – колючую звездную россыпь.

Когда они вернулись, Ксюша ухнула как филин, ловя эхо от протяженного коридора.

– Найди меня! – засмеялась она негромко. – Ууу! Тут привидения!

Представив, как отреагирует хозяйка на их игрища, и скользя на половиках, Сергей отправился за Ксюшей. Услышав хихиканье, он нащупал выключатель и зажег свет.

– Хватит, – сказал он. – Нас вышвырнут отсюда.

В чулане громоздились убитые велосипеды, старые лыжи, остовы складных стульев, сдутые мячи, а Ксюша прыгала на досках перед этой грудой, рискуя обрушить ее вниз.

– Гормон бурлит? – проговорил Сергей с досадой. – Эмоции штырят? Все, зайка, идем.

Напоследок Ксюша пнула старые газеты, и они разлетелись по полу.

– Подбери! – рассердился Сергей.

Он присел рядом с ней и брезгливо, избегая пачкаться о вековую грязь, сложил несколько газет. Замер, разглядывая расплывчатое фото. Ксюша навалилась на его плечо, прослеживая взгляд на снимок с забором, избой и молодой девушкой на переднем плане.

– Это мама, – сказал он, поднимаясь. – Я за ней приехал.

Не отрываясь от снимка, он вернулся в комнату и разложил на клеенке экземпляр местной газетки. Фотографию сопровождала крошечная заметка, и Сергей прочитал ее по складам, заучивая назубок:

– По следам публикации в газете «Голоса звезд». Наша знаменитая землячка, Мария Царева – предположительно правнучка последнего императора Николая Второго.

Ксюша на цыпочках подошла и заглянула ему через плечо.

– Ты царский потомок? – пробормотала она и хохотнула: – Ничего себе!

Не слушая ее, Сергей вскочил и заходил по комнате.

– Брат не понял, – сказал он. – А я угадал. Эти «Голоса звезд» закрылись, главред умер, про корреспондента никто не знает. Пробивали через все инстанции… видимо, псевдоним. Знаешь такого Тугарина? Он написал, что моя прабабушка – уцелевшая Анастасия Романова. Бог весть, откуда он это взял, но ведь не выдумал! Все предки умерли до моего рождения, а мама пропала пятнадцать лет назад. Брат говорит, надо за границу, но я не верю.

– Ни фига себе, – сказала Ксюша. – Ладно, я буду спать.

Она отвернулась к стене, а Сергей погасил свет и еще долго сидел в темноте, поглаживая сохлый газетный лист.

Утром Ксюша поднялась первой. Достала из хозяйского холодильника колбасу и сыр, принесла горячий чайник, пучок лука и пакет с сушеной травой.

– Тамара Андреевна признает только кипрей, – проговорила она. – Здоровый образ жизни. У тебя машина, довезешь до работы?

Она разложила на тарелке бутерброды, заварила чай. В комнате было сыровато, и Сергей, поеживаясь, выставил руки над горячим паром.

– Ни машины, ни квартиры, – сказал он. – Лишний геморрой. У нас с другом был бизнес, и я год жил на производстве. И в Москве есть каршеринг, это проще.

– Ты бизнесмен? – спросила Ксюша. – Что делаешь?

– Спортивное оборудование, – сказал Сергей. – Но не получилось.  У братьев есть квартиры и машины. А я паршивая овца.

По комнате разлилось молчание, на этот раз неприятное, вызванное надобностью о чем-то говорить, когда говорить было не о чем. Ксюша достала телефончик, положила на стол, включила музыку. В стены ударил голос популярного певца, сопровождаемый ритмичной какофонией. Сергей вздрогнул.

– Убери, – велел он. – Чтобы я его не слышал. Он мне денег должен. И не отдает, псина.

В образовавшейся паузе Ксюша медленно раскрыла рот.

– Он? – пораженно пролепетала она. – Ты его знаешь? И много должен?

– Прилично, – сообщил Сергей, не моргнув глазом. – У него на тачку не хватало. Мне вся попсовая тусовка торчит по мелочи. Так что не включай, сделай милость.

Ксюша с благоговением выключила музыку. Обстановка немного разрядилась.

– Тут дедов дом, – проговорил Сергей. – Не знаешь, где?

– Шеинский? – переспросила Ксюша. – Там пол прогнил. Это бомжацкое гнездо, там обитает Шурка Лапин, из семейки алконавтов. Он все либо продал, либо изгадил.

Она вытерла стол, помыла чашки и собралась уходить. Сергей, сопровождая ее, прикрыл дверь. Двор был пуст, и только за забором, над которым виднелась крыша в полосках рубероида, раздавался куриный клекот. Ксюша повела Сергея на соседнюю улицу с колдобинами, кучами битого кирпича и ржавым жигуленком в канаве с лопухами. На ходу Сергей оглядывал дома. Некоторые были ухоженные, но попадались нежилые, и Ксюша привела его к одному из них.

Дом выглядел плачевно. Огромный, ушедший в бурьян, он напоминал корабельный остов, готовый утонуть. Его крыша просела, чердак накренился, окно зияло пустотой, по переломленным торцам взбирался хмель, цепляясь за осколки шифера.

Крапивная стена расступалась у боковой дорожки. Сергей, сторонясь ядовитых листьев, сунулся в заросли, но тут мимо него из выбитого окна пролетел обломок доски. Сергей выскочил обратно, острекавшись крапивой и шипя от боли.

– Говорю, Шурка, – прокомментировала Ксюша. – Фиг его оттуда выкуришь.

Сергей изучил метательный снаряд, оценил смертоносную силу старых гвоздей, торчащих из трухлявой доски, и покачал головой.

– Я пас, – сказал он.

– Пойду, – протянула Ксюша, поправляя волосы. – Ленка меня убьет.

Она встала на цыпочки, поцеловала его и пошла по улице, покачивая бедрами, а Сергей еще задумчиво посмотрел на шеинский дом и отправился обратно.

Перед воротами турбазы он приметил старенькую, но ухоженную иномарку и решил, что к Тамаре Андреевне приехали ожидаемые гости, однако разглядел местные номера. Пока он медлил, из машины вылез человек лет сорока.

– Вы Шеин? – спросил он приветливо и даже несколько заискивающе. – Пожалуйте к нам… ваш батюшка из нашего города добился в жизни больше всех.

Человек представился чиновником администрации Антоном Никитовичем, и Сергей, предубежденный против чиновников вообще, напрягся, но Антон Никитович был так приятен и любезен, что Сергей смягчился.

– Отец умер, – объяснил Сергей, увидев по лицемерному сдвигу бровей, что Антон Никитович в курсе. Городок окунался в слухи моментально.

Сергей сел в машину, и та заковыляла по песчаным ухабам, скрипя колесами. Выкручивая руль, чиновник преобразился в гида и пересказал городские байки со времен царя гороха. Конечным пунктом оказалась пустынная площадь со скромным памятником и советской стекляшкой, облицованной губчатым известняком, и Антон Никитович провел Сергея в опрятный кабинет с непритязательной обстановкой.

– Не ради любопытства, – проговорил он, и Сергей заметил, что он с видимым усилием подбирает слова. – Виктор Иванович в городских анналах занимает определенную нишу. Как случилось? Не вдаваясь в личные подробности.

Сергей вздохнул.

– Сердечный приступ, – объяснил он. – Отец был дома один, его нашли на другой день. Когда хватились, его охранник и шофер взломали дверь в кабинет, он лежал на полу. Врач сказал, что он умер где-то за сутки, поэтому записали дату двадцать пятое июля. Обслуга живет отдельно, поэтому никто не слышал ни криков, ни шума.

– Генетика, – посочувствовал Антон Никитович. – Его отец умер так же, на ходу. Счастливая смерть… а ваша матушка?

– Мама пропала пятнадцать лет назад, – сказал Сергей. – Я этого не помню. Алаверды: расскажите о маме и ее родственниках.

– Мда, – рассеянно сказал Антон Никитович, и по его лицу пробежала тень. – Я, собственно, ее не знал. Она старше меня на пять лет, а в детстве это много. Ее родные жили в Монже. Насколько я знаю, Мария Павловна училась в музыкальном училище, расспросите ее однокурсниц. Например, Инну Дмитриевну, она преподает в центре искусств. Сейчас она повезла детей на фестиваль, но скоро вернется.

– Мама приезжала? – спросил Сергей. – Кто-нибудь ее видел? Может, слухи?

– Какие слухи, – вздохнул Антон Никитович. – Некоторые краеведы пытались следить за ее биографией. Одно время приезжал какой-то странный человек, шерстил весь город, приставал ко всем с ножом к горлу. Мы не знали, что она пропала.

– Это Бубновский, не к ночи будь помянут, – сказал Сергей. – А что вы знаете о Тугарине? Это журналист, который раскопал историю со спасшейся Анастасией.

Антон Никитович развел руками. Его голос сделался масляным.

– Какие планы? – спросил он приторно. – Обращайтесь. У нас перспективы и режим благоприятствования. – Он развеселился. – А то съездим на охоту? Виктор Иванович, наверное, рассказывал.

– Обращаюсь сразу, – сказал Сергей. – В дедовом доме живет хулиган.

Антон Никитович всплеснул руками.

– Да гоните его в шею! – воскликнул он. – Не стесняйтесь! Еще чего!

Провожая Сергея на выход, он встретил двух коллег, и все трое, обступив Сергея в дверях, заахали, поминая охоту с рыбалкой. Сергей спросил у них про местное кафе и, выйдя из администрации, отправился прямиком туда.

Потом он бродил среди застройки, петляя и сканируя встречные лица.

Дойдя до забора турбазы, он зашел во двор, готовясь к хозяйскому втыку по итогам ночи, но Тамары Андреевны не было, а на скамейке, раскачиваясь, сидел худой старик в брезентовых штанах и фланелевой рубахе. Легкая пьяная прострация занавешивала его неподвижные глаза голубой мутью.

– Томка! – крикнул он с нотками юродства. – Турист пришел.

Из двери выскочила разъяренная Тамара Андреевна с кухонной лопаткой. По ее виду Сергей ожидал себе выволочки, но она набросилась на старика.

– Молчи! – выпалила она. – Ненавижу! – И исчезла в доме.

Старик пьяно улыбнулся.

– Любит меня, – объяснил он. – Потому что помнит добро. Это же я ей дом отстоял, обеспечил на старости лет. Кусок хлеба и крышу над головой. А что бранится – пустое.

Сергей хотел пройти мимо, но старик впился в него бессмысленными глазами.

– Тебе сколько лет? – спросил он. – Женат? Нет? Ну и дурак. Разве это счастье? Хотя… – Он глубокомысленно задумался. – Если смеются, неплохо. Главное, не обижать людей.

Он пошамкал синеватыми губами, глотая воздух, а Сергей изучал его с тем же немым вопросом, с каким пытал всех жителей городка.

– Ищешь мать? – продолжал старик. – Зря. Неси свой крест. Господь простит. А родителей оставь.

Сергей заглянул на кухню, откуда несло горелым и где разгоряченная Тамара Андреевна нависала над шкворчащей сковородкой. Кругом теснились сальные занавески, марлевые мешочки, тазы, банки и кастрюли, но на фоне этого убожества Сергей поразился деревянному шкафчику изумительной резьбы.

– Племянник балуется, – буркнула Тамара Андреевна. – Чего надо?

После многочисленных уговоров все-таки позволила ему перелистать газетные залежи при условии, что он не тронет инвентарь и нечего не уронит.

Рискуя нарушить запреты, Сергей вытащил из-под велосипеда с провисшей цепью кипу разрозненных газет. Чихая от едкой пыли, перебрал их, но скоро остыл. Он со злобой ворошил эту жалкую макулатуру, когда глумливый голос позвал его с улицы:

– Турист! Где ты тут? К тебе пришли.

Чертыхаясь, Сергей вышел на крыльцо. Рядом со стариком сидел пегий человечек лет пятидесяти – с папкой на коленях, в вязаной кофте и в очках, за которыми непреклонно поблескивали сумасшедшие глаза.

– Евгений Олегович Попов, директор краеведческого музея, – назвался он.

Они переместились в беседку – облупленную будку, которая торчала в огороде. Сергей долго выбирал место почище, а Евгений Олегович устраивал на покоробленном столике свою папку. Когда оба уселись, он сказал:

– Не мог не прийти. Ваша матушка, – он запнулся, подбирая формулировку, – известный человек, у нас есть экспозиция. Это любопытная историческая гипотеза.

– Баш на баш, – ответил Сергей ему в тон. – Что вас интересует?

Евгений Олегович напрягся за очками, готовясь ловить каждое слово.

– Мы не знали, что она пропала, – сказал он. – Это связано с бизнесом Виктора Ивановича?

– Нас не было в Москве. – Сергей ковырнул ногтем вздувшуюся столешницу. – Мне было девять, младшему брату Паше – семь. Мы были в языковой школе, отец отправлял нас на лето. А старший брат Ваня тогда заболел. Он увлекался единоборствами и получил травму. Тренер повез его в Германию, в больницу. Когда мы с братом вернулись, мамы не было. Мы почему-то решили, что она поехала к Ване. Он долго лечился, бросил тренировки. И жил за границей – восстановление, реабилитация… мы считали, что мама с ним. Потом отец сказал, что нет.

– Вы не допускаете, что она переменила образ жизни, завела другую семью? – спросил Евгений Олегович тактично.

Сергей покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Мама нас любила и никогда бы не бросила. Насколько я помню, отца любила тоже. У него был тяжелый характер, но мама… играла по правилам. Если в семье проблемы, это заметно. На фотографиях мама смотрит на отца с обожанием и улыбается, до последнего снимка.

– Знаете, где ее искали? – спросил Евгений Олегович. – Не находили свидетелей?

– Мы были маленькими, – сказал Сергей. – Этим занимался отец и его покровитель Дальман. Потом мы опросили кое-кого. В то лето дома были отец, отцов охранник Максим, шофер Василий Егорович, его жена и по совместительству домработница, Екатерина Тимофеевна, и Ванин тренер Ладо. Ладо в Россию не вернулся, остался в Германии, и его следы затерялись. Екатерину Тимофеевну мама отпускала, когда мы с Пашей уезжали – она месяц была у себя в Николаеве. Мы спрашивали Василия Егоровича, но он ничего не знал. Сказал, что в один прекрасный день все исчезли и никаких следов. Сейчас, после отцовой смерти, его можно попытать активнее, но он очень болен. Четвертая стадия рака. А Максима не спросить – они с отцом расстались, и он погиб, подробностей не знаю.

– Лет десять назад приезжал человек, – проговорил Евгений Олегович. – Расспрашивал про нее, показывал какие-то корочки. Очень въедливый. Но наши люди не любят чужаков с ксивами. В музее есть его данные, я посмотрю.

Сергей вздохнул.

– Не надо, – сказал он. – Это Бубновский. Кошмар нашей семьи. Он бывший кагэбэшник – его то ли выгнали оттуда, то ли сам вылетел. Он прочитал статью Тугарина, и его переклинило. Просто слетела крыша. Он постоянно лез к матери выпытывать про царя и его семью. Даже отец не мог ничего сделать. Он в любую дыру проникал без мыла. Раз мама ехала куда-то в поезде, у нее был СВ, он вломился в купе, запер дверь, потребовал каких-то подробностей. Был жуткий скандал, пришлось вызывать милицию… кстати, – он поднял глаза, – в музее есть эта статья? Та газета, «Голоса звезд», просуществовала год.

Евгений Олегович с готовностью кивнул.

– У меня копия в компьютере, – сказал он. – Правда, в музее ремонт, компьютер отключен, стоит в кладовке… как получу доступ, сразу перешлю. Чем еще помочь?

– Расскажите про мамину семью, – попросил Сергей. – Отец не говорил.

Евгений Олегович с готовностью кивнул.

– Я знал вашу прабабушку, Анастасию Николаевну, и прадедушку, Сергея Гавриловича. Они были беженцы, приехали в Монжу в сорок первом. Тогда оказалось, что в Монже, кроме Сергея Гавриловича, нет ни одного мужика, всех забрали на фронт. И Сергей Гаврилович стал председателем колхоза. Он был непризывной, у него нога криво срослась, он всю жизнь хромал. Анастасия Николаевна была учительницей, работала в школе. Их сын с невесткой перевернулись в грузовике, оба насмерть, шофер был пьяный. А внучка Мария Павловна приехала в Рахманов и поступила в музыкальное училище, но проучилась полгода. Вышла замуж за вашего отца, Виктора Ивановича Шеина, и бросила учебу. Они прожили несколько месяцев и уехали в Москву.

– Вы знали маму? – спросил Сергей, запинаясь. Он смотрел на этого серого потертого человека, опасаясь его воспоминаний.

Евгений Олегович покачал головой.

– Бог весть, – сказал он. – История и реальная жизнь расходятся, понимаете? Но я ее не помню. Я расспрашивал девушек из ее группы, но у нее не было подруг.

Он поклялся, что сигнализирует о новостях, а Сергей в беседке еще понаблюдал клубковатые облака через вязь девичьего винограда, тронутого предосенней краснотой.

Вечером, вникая в хозяйскую перебранку, он гадал, придет ли Ксюша. Потом она явилась и заговорила о каком-то Мишке, прилипшем к ней как банный лист.

– Зачем нам Мишка? – нахмурился Сергей скорее непроизвольно, чем из ревности. – Якшайся со своей Ленкой или как ее.

– А что? – вскинулась Ксюша.

Сергей уже знал ее едкую манеру – подпустить какую-нибудь гадость и забавляться результатом.

Впрочем, она быстро остыла. Когда они пили чай, зазвенел звонок, и Сергей взял трубку.

– Короче, я здесь, – сказал ему Павел. – Куда ехать?

Сергей не знал, как его искать. Призвав Ксюшу, Тамару Андреевну и Игоря Демидовича, он кое-как объяснил Павлу, как проехать к турбазе.

Скоро в ворота, тарахтя, вкатился огромный, как танк, мотоцикл. Посмотрев на молодого человека за рулем – плечистого, массивного, в блестящей коже и узорчатой бандане, с бородкой и усами – Ксюша потеряла дар речи и через минуту пролепетала:

– Говоришь, он клерк?

Павел мгновенно взял ориентир и припарковал мотоцикл у гаражных ворот. Через пять минут он перезнакомился с хозяевами и расположился у Сергея, оседлав табурет.

– Кто идет за бутылкой? – спросил он весело. – Ксюша, деточка, сделай милость… я здесь переночую, ты не против? Места много – смотрю, ты хорошо устроился.

Пораженная Ксюша приняла деньги и исчезла. Когда ее спина, еще видная за дымным тюлем, скрылась в калитке, Павел посмотрел на Сергея укоризненно и проговорил:

– Не успел приехать? Мы-то гадаем, куда он сорвался… будто в Москве мало этого добра. Между прочим, в некоторых деревнях бизнес – подманивают туристов, а потом заява на изнасилование, а свидетели радостно подтверждают.

– Когда есть запись. – Сергей положил телефон на стол. – Дальман отмажет.

– Станет он мараться. Вы считаете меня его любимцем, но я подсознательно жду от него гадости. Мне кажется, он вот-вот поймает меня на чем-нибудь и растопчет.

– Дальман утопит в главном, – ответил Сергей. – А в мелочах поможет. – Он убрал телефон. – Можно открыть дело. Я видел дедов дом. Руина, но есть участок…

Услышав про дом, Павел оживился.

– А правильно! – сказал он. – Поставим бревенчатую избу… вилла а-ля-рюс. Илона не встрянет, она сюда не потащится. – Он шумно выдохнул. – Дай воды, в горле пересохло.

Сергей пошел на кухню, взял мятый ковшик, зачерпнул в баке воды, принес в комнату. Тем временем Павел расстегнул кожаную куртку и, наклонясь, расшнуровывал берцы.

– Ноги устали, – пожаловался он. – Чуть не застрял в песке. Говоришь, дело? Лучше б помолчал, бизнесмен. Мы помним твое дело. Тут дыра-дырой, нечего ловить.

– Руки еще остались, – возразил Сергей. – Взгляни, какая в кухне резьба, эксклюзив.

Братья переместились на кухню, где, не обращая внимания на Тамару Андреевну, осмотрели резьбу, причем Павел изучил трещины и во всеуслышанье заявил, что дни шкафа сочтены. Потом достал телефон и сфотографировал шкафчик во всех ракурсах.

– Наколи этого резчика, – проговорил он, топая по коридору и треща хлипкими половицами. – Закажу теще обеденные стулья, а то она достала беготней по салонам.

Возникла Ксюша с бутылкой, которую Павел осмотрел, разбирая мелкий шрифт на этикетке.

– А закуска? – удивился он, и Ксюша отправилась к холодильнику за колбасой и сыром. На столе появились огурцы, которые Ксюша порезала на половинки и натерла солью. Пока пили за знакомство, Сергей торжественно подсунул Павлу старую газету.

– Смотри, – сказал он с гордостью. – Первый день уже не зря.

Павел поднялся, подошел к окну и рассмотрел блеклый снимок.

– Оцифруем, – проговорил он. – Хотя… что это дает? Повторили за Тугариным.

– Надо шустрить везде, – сказал Сергей, сворачивая газету. –  О наследстве рано говорить. Для начала надо найти мать. Или признать ее умершей.

Павел выкатил глаза.

– Не может быть… – пробормотал он. – Прошло пятнадцать лет. Что, наше государство не озаботилось, что пятнадцать лет о человеке ни слуху ни духу?

– Какой дух? – спросил Сергей. – Не платила налоги? У матери ничего не было, все записано на отца. Не лечилась в поликлинике? Кого это волнует. Не голосовала? Не наказуемо. Не меняла паспорт? Впаяют штраф, но полиция не озаботится, чтобы силком вручить новый. Отец не любил этой темы. С Илоной ему на руку: женат и какие претензии.

Павел вытер лоб ладонью.

– Тем более, – проговорил он. – Надо разобрать бумаги. Сидел бы дома, пока Илона не наложила на них лапу.

– Она жаждет наследства больше нас, – вздохнул Сергей. – Если найдет свидетельство о смерти, то будет беречь как зеницу ока. А отцово завещание в сейфе, она не доберется.

Ксюша ерзала на кровати и впитывала реплики, не понимая смысла. Сергей забыл про нее. Он уставился на стол, перебирая взглядом мыльный сыр, лиловатые ломти колбасы, ноздреватый хлеб, половинки водянистого огурца.

Словно в мире существовал только простой антураж, собранный в богом забытой точке пространства, под сводом из дерева, освоенного в другой эпохе.

– Можно проследить за Бубновским, – проговорил Павел. – И идти за ним. Он одержимый. Знаешь, как отец прекратил его деятельность? Когда Бубновский всех достал, отец его спровоцировал. Нанял актрису, похожую на мать, нацепил на нее платок до бровей, темные очки и пустил в свободное плаванье. Она его поддразнила, как они умеют, и Бубновский клюнул – устроил какую-то дикую сцену. На него составили пару протоколов, так что выходили уголовщина, домогательства и прочее, и отец пригрозил, что, если Бубновский не уймется, он его просто посадит.

Сергей хмыкнул.

– Удивляюсь, что отец с ним церемонился, – сказал он. – Девяностые годы, простые нравы. Еще покровительство Федора Осиповича. Могли решить проблему просто.

Павел покачал головой.

– Коса на камень. Там железная ФСБ-шная крыша, дороже связываться. Бубновский очень непростой. Это мы относились к нему как к шуту.  А отец за ним послеживал.

– Мне приходила другая идея, – сказал Сергей. – Найти Ладо – где он может быть? В Грузии? Ведь он оттуда. Там куча наших, легко навести справки.

Павел задумался.

– Ладо остался в Германии, – возразил он. – Зачем ему тащиться в Грузию?

– Неважно, – сказал Сергей. – Он два месяца провел с Ваней в Германии. Кстати, и Ваня мог бы напрячь память.

Павел потянул длинное луковое перо, закусывая очередную стопку.

– Я приставал к нему, – поведал он. – Он мало помнит. Говорит, лежал как бревно. Даже не осознавал, что кругом говорят по-немецки. Говорит, были жуткие кошмары, вплоть до галлюцинаций. Матери он не помнит. Ладо помнит смутно, потому что Ладо просиживал с ним все дни. Не помнит, как его перевезли в санаторий. Ваня год был на бронебойных препаратах, и потом его лечили плотно.

– Мне кажется, что мать объявится, – проговорил Сергей, обжигая внутренности порцией разбавленного спирта. – Вот-вот. Надо подождать.

Стало тихо. За забором, раздражая слух дефектным дребезгом, протарахтел автомобиль с битым глушителем. Ксюша прикорнула на кровати, а братья беседовали, забыв про нее, и, когда закончилась водка, переместились в соседнюю комнату, где завалились спать, не зажигая света.

Утром Сергей проснулся от стука и звяканья. Павел, бодрый и свежий, ходил по комнате, застегивая куртку и натыкаясь на ведра, оставленные кем-то среди пола.

– Я еду, – сказал он. – Найди мастера, я сброшу размеры и эскизы, как хочет теща.

Братья вышли на крыльцо. Павел раскланялся с Тамарой Андреевной и взялся за мотоциклетный руль. Рев двигателя взорвал сырую тишину, и какая-то птица взвилась с глухого забора. Ежась и позевывая, на крыльцо выползла Ксюша – проводила глазами сизый выхлоп, повисший за мотоциклом.

– Люблю таких, – сообщила она Сергею. – Я бы его склеила как нечего делать.

– Бодливой корове бог рогов не дает, – отрезал Сергей.

Ксюша достала телефон, набрала чей-то номер и заканючила, демонстративно отвернувшись от Сергея.

– Миш, ну чего? Нет, проснулась. Как я изменю такому потрясному? А раньше двух никак? Мы пустые полки, как можем, закрываем… ладно. Жду с нетерпением. Чмоки.

Она побрела к воротам, а Сергей, думая о горячем чае, отправился в дом. Усвоив наказ брата, он расспросил Тамару Андреевну – та выдала координаты племянника Вали и даже позвонила ему, предупреждая, что нагрянет заказчик.

Сергей на скорую руку сварганил завтрак из вчерашних остатков и отправился искать мастерскую. Тамара Андреевна упомянула, что на прибрежную окраину ходит автобус, но Сергей, верный идее смотреть и слушать мир, отправился пешком.

Держа перед глазами корявый план, он обогнул гору битого кирпича и пошагал вдоль аллеи, разделяющей бесконечный забор и двухэтажные бараки. Походив по кругу, добрался до сарая с указанным приметами и заглянул внутрь. Здесь пахло деревом и стружкой, вдоль стен тянулись полки с инструментами, на верстаке валялись резцы и банки из-под клея. Сергей рассчитывал на вдохновенного творца, но Валентин оказался тихим как мышь. Поправляя очочки, он трудился над огромным медведем, и Сергей вздрогнул при виде этого резного монстра.

Выслушивая техзадание, Валентин морщился, повторяя медвежий оскал.

– Умер отец-то? – проговорил он грустно. – Жаль. А мать? Пропала? Сбежала, значит.

В его тоне прозвучало нечто интимное, и Сергей насторожился.

– Почему сбежала? В девяностые много что бывало. И похищали, и всякое.

Валентин посмотрел на Сергея скучными, ничего не выражающими глазками и изрек:

– Этого бы Виктор не допустил. Он прочитал в газете, что у нас объявилась царская внучка. И прямо загорелся. Хочу, говорит, чтобы мои дети были царской крови. Но знакомиться не стал. Говорил, хоть и дворянка, а мало ли какой нрав. Наблюдал с полгода и говорит: правильная девка, положительная – годится. Пошел жениться, она согласилась. И не привел ее к родителям, а снял квартиру в лесхозе, посадил взаперти. Чтобы, говорит, всякая тварь не пачкала. Виктор был крутой… такую жизнь не всякий стерпит. И какая он пара для царской дочки… будет рисунок, отправь.

Выйдя от Валентина, Сергей повлекся по улице, изучая доморощенную архитектуру, и ноги понесли его к Ксюшиному ларьку. Неведомый Мишка не то чтобы волновал его, а не выходил из головы. У лодок копошились трое, и в одном из них Сергей узнал Николаича.

Тот тоже нашел его тяжелым безулыбчивым взглядом.

– Слоняешься? Иди, поможешь.

Сергей заглянул в лодку. Там царил хаос. Поверх непонятных сумок, коробок и контейнеров валялись варежки, маски, веревки, запчасти неизвестно к чему и всякая околорыбная грязь. Николаич разбирал лодку методично, и Сергей распределял вещи по местам. Боковым зрением он следил за ларьком, чувствуя на себе какой-то сложный Николаичев взгляд.

– Вы знали отца? – спросил он, бросая в мусор тюбик из-под силиконового клея. – Вы его не любите.

Николаич еще помолчал и ответил.

– Чего его любить. Не баба. Он меня на грех толкнул, твой отец. – Он сунул Сергею фонарик. – Посвети.

Сергей направил световой луч под лавку.

– Тяжелый? – спросил он. – А мать?

– Что ты мне – батюшка? – буркнул Николаич. – Еще перед тобой исповедываться. А твою мать не знаю. Я Виктора отговаривал жениться. Говорю: что ты веришь статьям. Мало ли что жулик накропал. Поймай этого корреспондента и потолкуй по душам. Пусть покажет документы.  Я думал – может, корреспондент ее родственник.

Сергей задумался. Простое объяснение не приходило ему в голову.

– Мы не знаем тех родственников, – протянул он. – Отвезете меня в Монжу?

Николаич посмотрел на небо с клубами туч, потом на ноги Сергея.

– Купи нормальные ботинки, – сказал он. – Или спроси у Андреевны – может, старые завалялись. Наступишь на гадюку. Да что ты там найдешь? Говорят, и кладбище заросло.

Он пошарил под лавкой и полез из лодки на берег.

– Посиди, – сказал он. – Схожу за тентом, накроем.

Сергей залез в лодку и сел на лавку. На пристани уже никого не было, только подслеповатая дворняга, давясь, грызла мосол у перил. За кронами берез сгущалась серо-черная туча со зловеще-желтой кромкой по нижнему краю и жутковатой игрой небесных сфер в просвете. Пока Сергей прикидывал, чем укрыться от дождя, на площадь выехала старенькая «газель», и на землю спрыгнул белобрысый парень. Подошел к ларьку и постучал в окошко, а Сергей, безучастно разглядывая его, предположил, что этот недомерок и есть хваленый Мишка, к которому он традиционно обязан ревновать.

Из ларька вылезла продавщица, и Сергей, завидев ее, понял, что его инстинкт собственника, возбужденный к Ксюше чисто автоматически, зацепился не за тот объект. Это была мужиковатая тетка, стриженная ежиком, с татуировками на предплечьях. Оценив ее уголовный облик, Сергей позабыл про Мишку, и отношения с Ксюшей заиграли для него новыми красками. Мишка вытащил из «газели» коробки, занес их в ларек и долго не показывался. Потом выскочил и направился к лодке, изображая боевую стойку.

Засомневавшись, нужны ли ему заморочки на ровном месте, Сергей вынул весло и оттолкнулся от берега. Лодка легко скользнула по песку и закачалась на воде.

– Иди сюда! – крикнул Мишка. – Что, бздишь? Иди сюда, я сказал!

Сергей шевельнул веслом, и лодка отплыла дальше. Мишка споткнулся о воду и встал. Лезть в протоку ему явно не хотелось, и он забегал по песку, комично подпрыгивая.

– Что приперся, урод! – кричал он, размахивая кулаками. – Типа родина? В Москве бандиты прижали, как твоего папашу? Деваться некуда?

Он прыгал, орал, а Сергей наблюдал за его пассами. Потом из кустов вылез Николаич и хмуро скомандовал:

– Мишка! Уймись. Нет других дел?

Мишка замолк, словно его выключили рубильником. Шмыгнул в «газель», его ржавый транспорт побуксовал на песчаных кочках и, фырча, скрылся за деревьями.

Сергей подгреб к берегу, выпрыгнул и втащил лодку на песок. Никак не прокомментировав разыгравшуюся сцену, Николаич развернул тент, укутал лодку и зашагал прочь. Сергей медлил, косясь на ларек, и, пока он раздумывал, на крыльце показалась Ксюша с клетчатой сумкой-баулом.

– Раз ты здесь, помоги, – попросила она как ни в чем не бывало.

Сергей принял груз, и она преспокойно направилась к дорожке.

– Это твой? – спросил Сергей.

Ксюша пренебрежительно дернула плечом.

– Просто дурак таскается, – бросила она.

Сырой воздух стал густым, хоть режь ножом. Они шли по улице с запустелыми избами, клетушками и дрянными заборами. Ксюша свернула в калитку, и Сергей, идя за ней, втащил сумку в сени, пропахшие капустой. В доме ревел телевизор, транслируя сериал.

– Кто там? – спросил сварливый женский голос.

– Ма, это мы, – откликнулась Ксюша. – Принесли консервы.

 В глазах Сергея запестрело от узорных ковриков, бестолковых тряпок и лубочных покрывал. В комнате на плюшевом диване сидела полная тетка в обвислых трико, и Сергей не нашел в ней даже отдаленного сходства с Ксюшей.

– Чего? – сказала она, пялясь в экран. Потом, что-то вспомнив, подняла голову и уставилась на Сергея. – Это тебе имярек должен денег? – пробрюзжала она. – Сквалыга. Я бы такому человеку все даром отдала. Все, что попросит!