Год первый
– …Влада, не вертись, вдоль не получается.
– Да держу я её. Режь… режьте скорее, тогда уже не вырвется.
– Пустите… я не хочу… не надо, пожалуйста… я передумала… а…
– Тише, тише… Доктор?
– Секунду, Влада. Осталось три, два… Готово, положи руки в воду, уменьшим боль, пусть лежит.
– Я… Я… вы… помо… а…
– Что ж, она этого и хотела, так? Мы ей помогли. Надо ведь помогать ближним в любом деле?
– О, довольно цинично с вашей стороны, Влада. А где следующий пациент? У нас еще две ванны со льдом есть. Так, проверим… Запись на 10 в силе?
– Скоро будут, Доктор. Агенты еще разбираются с их страховкой и желанием пройти курс.
– Хорошо, хорошо… Так, о нашем разговоре: нам же нужно не только помогать другим, но и себе. Для чего им без смысла гнить в морге? Как считаешь?
– Какие у вас сложные намёки, Доктор. Нет уж, спасибо. Я, правда, не хочу снова об этом говорить. А пока есть время до десяти… Что будем делать?
– Ничего. Пусть сохнет пока. Мы же никуда не торопимся. Чаю?
– Можно. А её и не слышно, хорошие седативные у нас, как считаете? Даже утешитель не нужен, наверное. Тихонько помрёт, и всё будет так, как она хотела.
– Да-да, Влада, абсолютно точно. Утешитель еще не вернулся из запоя?
– А должен? Такое долго не выдержать. Одно дело убить, а другое – наблюдать за смертью. Я бы не смогла.
– А кто сможет? Константин после того пациента на прошлой неделе до сих пор в себя прийти не может. Влюбился, кажется, парень. Впечатлительная молодёжь нынче.
– Влюбиться в пациента? Представляю, что будет с её телом после похорон твориться, если Костя всерьёз за это возьмётся… Простите.
– Ну, будет и будет, нам-то что с этого? Будут проблемы – со страховой службы денег получит родня за это, не в первой. Вот где утешителя нового найти, Влада? Не нам же идти на это к окончанию каждого курса.
– Нам заменять утешителей? Мне столько не платят, извините.
– Ах, деньги! Как по мне – вполне достойная причина, если один не хочет жить, а другой может ему помочь в этом.
– Мило. Правда, звучит мило и невероятно человечно.
– Ты, когда говоришь с сарказмом, очень сильно выделяешь совсем не те слова, что должны показывать, какой смысл ты вкладываешь в общую канву своей речи. Это сбивает с толку. Продолжай в том же духе, умоляю. И когда мне удастся выйти в отпуск, я буду тебе благодарен.
– Но я тогда тебя… я смогу вас заменить на это время?
– Влада, Влада. Я тебе говорил когда-нибудь, почему занялся всем этим? Так вот, сейчас скажу: у меня никогда не было и не будет семьи. Я сирота с улицы. И всё, что я тут делаю, происходит только потому, что мне нет дела до других людей. Просто и очевидно, правда? А у тебя семья полная, ты свои чувства не можешь успокаивать, как я. Будешь пробовать «утешать»?
– Да причём тут… Ну да, я могу резать и с этими идиотами сидеть! Я же делала это, я… я отличный утешитель! И резать тоже могу! Смогу!
– Уверена? С каких пор?
– Я могу всё это делать для тех, у кого действительно что-то случилось, и нужна помощь, а не для выпендривающихся… Да!
– Ну, будет тебе… Это сложнее, чем кажется.
– Как будто у вас с этим проблемы…
– Конечно. Есть такое, не спорю. Но женщинам это даётся сложнее. Ваши комплексы и жалость не позволяют отодвинуть на задний план самое вредное в нашей профессии – сочувствие. Наша задача – доводить дело до конца, а не ломаться при виде всякой жалобной мины на лице клиента. Ты пока ещё не можешь задвигать подальше вот это «женское», потому я тебе и не могу помочь с продвижением.
– Конечно! Те, кому помощь нужна, не выпендриваются, а идут на пункт и нормально принимают процедуру. Вот они не будут рыдать и просить их пожалеть. Им и нужно-то просто подержать за руку кого-нибудь до финальной процедуры, чтобы не умирать в одиночестве. А всех идиотов, что руки поперёк режут, надо в утешители нанимать, а не клиентами принимать! Доктор, я справлюсь.
– Звучит жестко, но вполне объективно, соглашусь. Вот только твои фантазии насчёт романтики нашей работы тебе уже мешают рассуждать здраво.
– Мои фантазии всегда меня спасают. Это помогает мне меньше погружаться во все это дерьмо! Простите.
– Вот как? Всё же, я думал, тебе это хоть немного, но нравится. Ты же закончила академию с отличием, столько пациентов прошло с тобой последний путь… Неужели, ты устала? Влада, тебе нужны перемены?
– Всего три человека…
– С которыми работала именно ты – да, было трое, это я помню. Неплохая стажировка вышла, клиенты состоятельные оказались. Клинике повезло их заполучить.
– Повезло?
– В каком-то плане. Всё же их банальная эвтаназия – ничто по сравнению с жаркими мечтами неудачников броситься с моста в реку самоубийц или выпрыгнуть навстречу идущему поезду. Вот это я понимаю, уже похоже на нечто возвышенное. Думаю, Влада, совсем скоро мы уже не сможем вернуться к обычной жизни и спокойно наблюдать за случайными прохожими на улице, и не думать при этом, какие изгибы примет кровь на их предплечьях или что будет отражаться во взгляде каждого, когда они поймут, что жизнь становится всё дальше от них и новый вдох может стать последним.
– Знаете… знаете, я со всеми чувствовала себя так, словно убивала их и, одновременно, как будто себя… Давайте не будем об этом больше? Не хочу на работе думать о жизни, невмоготу становится. Лучше… а что насчёт последней? Ей нельзя без сопровождения.
– Вы, порой, удивляете меня диаметральной противоположностью своих мнений. То вам меня хочется заменить, то утешителя, то вам жаль этих людей, то вы уже их резать готовы… Нет уж, извините меня, Влада, но ей придется обойтись без утешителя. А мы пьем чай, перерыв есть перерыв.
– Но как же…
– Коллега, не будьте так наивны – они сами решили пойти на это. Знаете, что отличает любителя от профессионала? Профессионал занимается своим делом спокойно, без эмоций и привязанности к кому-либо. Ваше сердце отнюдь не железное, ну не стоит так сокрушаться из-за клиентов. Мы же с вами профессионалы, так?
– Наверное, Доктор, но они тоже люди. У всех свое горе. Они просто сломались. А сломанный механизм чинится. Если не протестует сам, конечно. Ну, как этот самый Активист, как он себя называет.
– Про него – ни слова. А механизмы, биороботы… Сердцу не прикажешь, да? "И собрать его заново невозможно, оно будет сопротивляться. А механизмы не могут сопротивляться, это же механизмы"… А утешителя мы найдем. Попросим Есю подойти, как полки протрёт в кабинете.
– Чтобы она тут базлала? Еся тупая. Кусок мяса с руками.
– Ну что ты ругаешься? Базлала, базлала. Откуда вы все слов-то таких набираетесь? А Еся… Да, глупая, зато рыдать может без особых трудностей. Просто скажем ей, что зарплату урежут. Она же не очень умная, каждый месяц ведётся на это. А как насчёт других, есть кандидаты на места?
– Спасибо, нытиков мне и так хватает в приёмной. Начнёшь спрашивать, такой поток ливанёт, аж тошно. Бесполезный трёп.
– Верю.
– Но зачем тогда вы хотите звать эту бабу? Или она тоже прошла через вас?
– Считаешь? Вечно эти глупые слухи… Нет, она всё ещё тут работает не по моей прихоти. У меня даже ощущение, что её специально сюда приставили, чтобы наблюдать за моей работой. Её умственная отсталость, скорее всего, вызвана каким-то из способов, применяемых в клиниках смерти, однако в наших делах информации о выживших после процедур я не встречал.
– Так она тоже была пациентом?
– Возможно. Может быть, она была клиентом в отделе электрических стульев, потому и делает глупые вещи. Это многое объясняет. Кроме того, конечно, почему она ещё в таком случае ходит среди живых. Не будем об этом, нам работать пора.
– Слухи всегда обоснованы. Вы что, уходите?
– Надо проверить последнюю, готова ли уже к вскрытию. А об этом мы как-нибудь после поговорим, если ты не против.
– И это тоже не мое дело. Я так и знала.
– Оставим это, если не возражаешь… Так, что это за шум опять? Чего они глотки там дерут, как резаные? Замечательный каламбур для нашей клиники! Все крыльцо облепили, саранча. Куда главврач смотрит? Пусть разгоняет эту толпу! Влада, пошли Есю узнать, что происходит.
– Хорошо, Доктор. Еся!
– И что за народ нынче пошёл, не понимаю. У нас же всё по закону, никакой вивисекции, всё на добровольной основе. И от преступников защищаем получше полицейских, что им не нравится? О, ты уже вернулась?
– Еси нет нигде. А может, им не нравится то, что к нам зачастили девушки до двадцати лет – если так дело пойдет, все городские морги придётся досрочно опустошать, в последнее время просто бум на юношеские заказы, заметили? Тогда никаких донорских органов, как вы хотите, людям не видать. Да и кладбища не резиновые.
– Да, похоже ты права. Погоди-ка, это опять тот Активист? Поглядите-ка.
– И правда. А я вчера видела по телевизору его выступление. Он много людей собрал на митинг, хочет, чтобы клинику нашу закрыли. Как думаете, его послушают? И скольких клиентов мы тут же лишимся? Нет, конечно, у нас тут принцип «чем больше клиентов, тем меньше клиентов», но резонанс уже большой становится, как мне кажется.
– Да ничего не будет, дурак он. Просто пытается популярность завоевать, чтобы его в городской совет избрали, знаем мы таких. Так, где эта дуро… Ясно. Полюбуйтесь на это – она в толпе скандирует. А я и Константина рядом вижу. Эх, молодёжь, всё чувства ими руководят, не дожили еще до ума, не дожили. Многовато их тут, придётся на работе допоздна задержаться – не идти же через толпу эту?
– Как будто нас пропустят! А что дальше будет? Охрана даже не высовывается.
– Штурмом они, конечно, брать не станут, вот охрана и не суётся. Попрыгают и разойдутся. Вот что самое главное во врачебной практике – уметь игнорировать всяких идиотов. Влада, я вас попрошу, раз Еся больше не наш сотрудник…
– Я мигом!
– Хех, улетела… Дочка олигарха, оба сына прокурора, мать главного судьи, целая семья из трущоб… Все же идут осознанно на это, сами выбирают смерть, но боятся сделать всё сами, взять на себя грех. А как только появляются первые жертвы социальных, экономических и политических бед страны, винят всегда тех, кто пытается помочь, а не тех, кто весь бедлам и устроил. Ох, идиоты, что вы творите… ВЛАДА! ВЛАДА!!!
– Я… я здесь… здесь…
– Влада, они Молотовы кидают в окна! Быстрей, быстрей, пока огонь до нас не дошёл, спустимся на первый… нет, на второй этаж. Я помогу тебе спуститься из окна. Если они решились на такое, то и запасные выходы, скорее всего, перекрыты. Документы с собой? Отлично. Халат скинешь по пути, чтобы не поняли, кто ты.
– А как же вы? Вы же не спрыгнете тоже, тут слишком высоко!
– Ничего, ничего… Беги, а я посмотрю, что можно сделать, с Василь Игнатьичем переговорю. Считай это своим выходным днём, Влада. Ну, с богом…
***
– Куда?! Зачем вы это сжигаете?! Эй, это дорогое оборудование!
– Что встала? Скорее переодевайся и пошли.
– Стой! Куда? Катя!
– Эй, а ты чего стоишь? Шевелитесь, собаки!
– Куда все? Ну, стой же!
– Что?! Почему ты еще тут? Жить надоело?
– В чем дело? Куда все собираются? Зачем лома… АААА!
– Эвакуация! Срочно покинуть территорию. Сюда в течении часа, а то и раньше, прибудут фанатики. Полиции нет и не будет! Все уходим, пока здание не окружили полностью…
– "Люди должны умирать сами", брр. Я всё понимаю, но они же нас убьют так! Хреновый у них слоган, ой хреновый…
– Фух… Да куда ты прёшь, не видишь стекло, дурак?! Короче, сматываться надо поскорее. Кто-нибудь видел Василия Игнатьевича?
– Я думала… а охрана наша или как там их… которые с автоматами стоят?
– Ага, сдержат семь человек тысячную толпу, конечно…
– А халат куда? Где Катя?
***
– Протест? Ну какой же это протест, это уже даже не митинг, а что-то большее. Василий Игнатьич, вот вы зря считаете, будто они уйдут отсюда, зря. Они – вовсе не клиенты, а мы стали заложниками. Забавно, забавно… С чего лишь протест?
– Ну, наверное, потому что народ недоволен? Нет, не вариант? Садитесь, Доктор, в здании кроме нас из персонала почитай никого и не осталось, а мы – люди старые, нам спешить уже некуда и незачем. А пока мы можем насладиться содержимым этих рюмок, ничего не потеряно. Кстати, о молодости, а как там Влада Никитична поживает? Вы ведь помогли ей сбежать, я правильно понимаю?
– Очень даже правильно, негоже ей тут с нами подыхать. Вы же с ними говорили. Этот Активист бородатый хоть сказал про условия или что он там хочет? Мы уже семь часов тут сидим, а продвижения никакого, полиция словно вымерла, а охрана просто сдалась! Хорошо, хоть пожар потушили, сами не рады поди были исправлять сделанное.
– Вы, уважаемый Доктор, не нуждаетесь в объяснениях. Сами понимаете, что не террористы они, а недовольные жители. И таких во всём мире полно, терпение лопнуло просто. Дай бог, по стране погромы не пойдут, клиник-то наших – тысячи, везде недовольные, а нас если не убьют, то сделают что похуже. Не из-за денег суматоха, не из-за идеи, а из недовольства и страха за своих близких. Так начинаются революции, уважаемый Доктор.
– Вы же не серьезно? И что они нам сделают тогда, если грянет? Покромсают, изуродуют или в тюрьму затребуют нас кинуть? Мы в шаге от падения, вся система рухнет, если хотя бы треть поднимется на баррикады. Если мы стали последней каплей, тюрьмой не отделаемся, будет что-то много хуже.
– В тюрьму? Ну зачем же так резко, что вы. Для тюрьмы нужны причины, а причин нет, всё легально. Маловероятно, я считаю, а вот убить нас вполне могут. Но пока мы просто в заложниках в собственных кабинетах, это не играет особой роли. Думаю, пока этот ваш Активист формирует требования к правительству, у нас достаточно времени для догадок о нашем будущем.
– Вы правы, Василий Игнатьич, правы. Но от этого легче не становится. У вас есть что-нибудь покрепче?
***
– Тише, ребята. Слышите взрывы? А что, если бы и мы там были? Как бы нам попало за нашу же работу, а? Кто-то все ещё не прочь вернуться? М-м-м? Всё! Пропал запал, да? Ну, давайте же, пойдёмте, заберём всех оставшихся. Так вы, девчонки, хотели? Идите, идите, идите…
– Не надо так говорить, Влада! Думаешь, с ними уже… всё?
– Очень на это надеюсь, я не хочу, чтобы они страдали. Это не пациенты, а квалифицированные врачи! Кто вообще додумался сдаться этим дебилам?
– Они просто вернулись за чем-то в здание. Ой, что будет…
– Влада, ты видела, сколько их? Видела их оружие?
– Да, не слепая, кажется. Давайте, уходим отсюда, пока они не начали зачистку территории. Ясно ведь было сказано о срочной эвакуации. Наша вина? Хрен там, кто думает иначе – валите в здание, сдайтесь этим гнидам и считайте минуты…
– Ну и сука же ты…
– Поплачь еще. Ну, вы идёте или так и продолжите пялиться в окна? Нам же нужно больше жертв, дерзайте, ложитесь на алтарь. Если не собираетесь сдохнуть тут, вам лучше сматываться.
– Мы подождём.
– Хорошо, я почитаю ваш общий некролог на досуге, адью. Идиоты.
– Тупая сука…
***
– И думаешь, вот это – не война? Все эти погромы – пошумят и успокоятся? Да полиция даже не шевелится, чтобы остановить
этот беспредел! Мама, ты почему думаешь, что на этом всё и закончится? Они клинику, где я работала, сожгли месяц назад, людей убивают прямо на улицах – и это в порядке вещей?!
– Ты и погромов-то не видела еще, что ты…
– Да, конечно, не видела, о чём я говорю! Не видела из кустов, как врачей из здания выводили, били и одежду срывали, ничего я не видела! Всё как-то мимо прошло, я даже живой до дома добралась. Конечно, это ничего существенного. Может, и Доктора уже нет…
– Влада!
– Что «Влада», что «Влада»? Четверть века я Влада, а что толку? Уж лучше в армию пойду медиком, чем тут штаны просиживать стану, когда настоящая революция грянет.
– Как ты можешь такое говорить! Какая армия, какая революция, одумайся!
– Одумайся?! Да в окно выгляни – уже половина соседей чужие дома штурмует, а вторая носа за дверь не сунет. Всё безнаказанно, вот, чую, и нас разгромят, если продолжим сидеть и ничего не делать, мама! Так, в деревне такого сейчас не должно быть, поезжай туда – минимум вещей, документы, еда и деньги – поезд и безопасность, родственники укроют, если что. Аня с Лерой на каникулах… так, хорошо, вот и о мелких позаботишься.
– Да куда ж я без тебя? Поедем вместе, мне же шестьдесят три скоро, как я одна поеду куда?
– Не бойся, мам, мы справимся. Полковник еще здесь ведь? Вот у него и узнаю, как и куда мне добраться. А пока – собирайся, я провожу до вокзала, часть пути вместе проедем, ты только лекарства свои возьми…
***
– "…большая часть стремительно повышает цены на основные продукты питания. Необоснованный рост, спровоцированный общественным движением, продолжается пропорционально количеству митингующих, выступающих за закрытие клиник смерти, хотя, в основном, это является только мерой сдерживания. Этот же представитель подтвердил намерение депутатов отложить решение по данному делу, как и внесению в законопроект соответствующих правок, в связи со всё ещё идущим сезоном летних отпусков, перенеся рассмотрение на осенний период. В народных массах же, как в среде митингующих, так и поддерживающих все решения Правительства, царит хаос – в больших городах отряды полиции уже не справляются с наплывами бунтующих и даже мелкое хулиганство карают соразмерно – побоями и применением средств сдерживания, в том числе слезоточивого газа».
– «Да, Михаил. Однако, в среде милитаристов царит объективное мнение, что этим всё не ограничится: скоро на улицы хлынут настоящим потоком тонны оружия и в вооружённых столкновениях начнут погибать мирные жители, не поддерживающие ни одну из сторон. В Правительстве тоже назревают свои конфликты, но больше из-за урезания зарплат депутатов «без видимых на то причин», тогда как в стране явственно назревает новая гражданская война. Впрочем, как и во всём остальном мире, где функционируют так называемые «клиники смерти», в которых, напоминаем, по словам лидеров оппозиции, производятся более зловещие и мрачные вещи, чем гласит официальная реклама. Так или иначе, это всего лишь мнение экспертов. Далее в программе: работает ли кондиционер под водой и другие эксперименты…"
***
– Влада на связи. 13 сентября. Старый Полковник помог с поступлением на службу в армию, пока медсестрой, дальше посмотрим. Ко мне относятся терпимо, хотя знают про мою прежнюю работу. Даже то, что мы боремся за одно и то же, ничего не меняет – мало кого радует вероятность попасть в мои руки, в руки убийцы. Плевать, я не ради них пошла сюда, не ради…
Я не знаю. Всё так запутанно на самом деле, и лучше бы уж мне не отвлекаться от работы – война захватила полстраны, уже и в деревнях начинается хаос, и я начинаю опасаться за маму и сестёр. Такие страшные времена, я не могу просто забыть о них, хоть и нужно. Страх в нас поселился на годы вперёд, я это знаю, это видно в лицах людей, даже среди самых решительных находятся диссиденты, конформисты и прочие несогласные. Они уже готовы дезертировать и перейти на другую сторону – проблема в том, что к нам никто не приходит и вряд ли когда-нибудь придёт. Боюсь, мы сражаемся за гиблое дело. Но так я могу найти Доктора, могу его спасти из лап этих извергов – сколько казнённых мы видели в их брошенных лагерях, освежёванных, замученных, кастрированных и лишённых конечностей.
Это действительно страшно, насколько человек может стать жестоким всего за пару месяцев, прикрываясь своей будто бы "священной" ролью спасителя страны. У них нет никакой человечности, раз позволяют себе такое. В чём разница между нами и этими ублюдками? К нам шли за помощью в том, чего сами не могли сделать, и мы им помогали, марали руки, чтобы стало чище в среде общества, и вот она благодарность. Говорил же мне Доктор…
***
– Ух, привет, сестра милосердия. Я это, Котов. Рядовой. Ребята зовут Китом. С ударением на «и». Подстрелили. Вот.
– Вижу. Ранение сквозное, всё, что требовалось, тебе уже сделали. Больше не держу, можешь дальше нести службу.
– Что, часто такая легкотня попадается?
– Не ты первый, не ты последний. Ладно уж. Как рука? Болит еще?
– Нет, спасибо, сестричка. А это правда, что вы в одной из клиник работали?
– …
– Извините, просто все ещё на взводе из-за начала всего этого дерьма с тем бородатым мудаком во главе. А расскажете что-нибудь об этом? Ну, вы же из того города, где всё началось, да? И, поди, козла этого видели?