Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Книга не пропагандирует употребление алкоголя и табака. Употребление алкоголя и табака вредит вашему здоровью.
© Хоффман Р., 2026
© Оформление. ООО «МИФ», 2026
Посвящается моим маме и бабушке – женщинам, которые научили меня не сдаваться
Глава 1
Бесконечные сумерки и плеск волн за бортом – вот и все, что их окружало. Не стало ни дня, ни ночи, дни слились в череду похожих друг на друга часов, и лишь свет артефакта, установленного на носу корабля, рассеивал мрак и дарил подобие надежды.
Ромэйн тошнило. Она боролась с тошнотой каждое мгновение и проклинала себя за то, что оказалась неподготовленной к такому долгому плаванью. Ее кожа шелушилась из-за морской соли, губы потрескались, но хуже всего было постоянное жжение в животе, порой превращавшееся в странную пульсацию.
– Что ты здесь делаешь?
Она присела на деревянный ящик рядом с Латишем, надеясь, что свежий воздух поможет справиться с тошнотой.
– Ты позеленела, малышка, – Латиш ухмыльнулся. – Это от качки или от стряпни кока?
– Не помню, когда я ела в последний раз, – призналась Ромэйн.
– Тебе нужна вода. Если не можешь есть, хотя бы пей. Можно?
Латиш, которого они встретили на раскопках, не стал бы утруждать себя получением разрешения, но уже несколько дней со зверомагом что-то происходило: он стал сам не свой, перестал хохотать и все чаще задумчиво бродил по палубе, вглядываясь в окруживший корабль мрак.
Ромэйн кивнула, и Латиш положил ладонь на ее живот. Она заметила странные белые наросты на его коже и открыла было рот, чтобы задать вопрос, но зверомаг опередил ее:
– Твое нутро горит. Это плохо.
– Что это значит?
Его пальцы изучающе прошлись по ее впавшему животу.
– Камень ест тебя. Он голоден, – наконец ответил Латиш. – Твой крылатый друг должен тебя покормить. Не смотри так, не я виноват… Ну, частично я, но…
Вздохнув, Ромэйн обхватила себя руками.
– А с тобой что? – спросила она.
– Не понимаю, о чем ты.
– Наросты. Что это?
Скривившись, Латиш ответил:
– Пришла пора вернуться в истинный облик.
– Ты ведь не превратишься в дракона прямо здесь?
– С чего ты взяла, что… Ты действительно думала, что я родился огромной чешуйчатой тварью? – Латиш посмотрел на Ромэйн так, словно она была ребенком, не понимавшим очевидных вещей. – Зверомаги рождаются в человеческой форме.
– Откуда мне было знать? Еще недавно я была уверена, что ваш народ – это выдумка, старая легенда.
– В каждой легенде есть доля правды.
– Ты так и не ответил. Что с тобой происходит?
– Ужасно прилипчивая девчонка… – пробормотал Латиш. – Я использовал старую технику изменения человеческого облика, чтобы подобраться к тебе, не привлекая внимания. Заклинание почти потеряло силу, и скоро вы увидите меня настоящего. Даже жаль, я привык к этой крысиной физиономии…
– Это опасно? С тобой может что-то случиться?
Ромэйн не доверяла Латишу, но терять такого могущественного союзника точно не хотела.
– Я стану уязвимым. На какое-то время, – неопределенно ответил он. – Мне придется переродиться. Буквально.
– Буквально?..
Латиш поднял лицо к небу, затянутому клубящимся серым маревом, и долго молчал, прежде чем ответить.
– Вы поймете, когда процесс начнется. Меня нужно будет спрятать подальше и просто оставить в покое. – Латиш повернулся к Ромэйн и проникновенно добавил: – Я доверяю тебе свою жизнь, маленькая прилипчивая девчонка.
Его шершавые руки сжали ее ладони, а глаза наполнились мягким теплым сиянием.
– Последний дракон будет зависеть от тебя, дочь Наполненных Чаш. И если ты сбережешь его жизнь, ты получишь то, о чем не смела даже мечтать.
Ромэйн казалось, что даже голос Латиша изменился – стал глубже, ниже, в его речи появились экзотический акцент и выразительная «р». От плута, который крал чужой хлеб и плевался за столом, не осталось ни следа. Сияние странных нечеловеческих глаз притягивало, ими на нее смотрело существо, с мощью которого не могли справиться даже демоны Фаты.
– Я позабочусь о тебе. Клянусь, – выдохнула Ромэйн.
– Ты умеешь принимать правильные решения.
Иллюзия рассеялась: перед ней снова был хорошо знакомый плут, ковыряющий ногтем в зубах.
– Твои манеры…
– Мы плывем на пиратском корабле, справляем нужду в ведра и спим в крошечных каютах друг на друге. Ты действительно хочешь рассказать мне о манерах? – промурлыкал Латиш.
– В истинном облике ты такой же противный? – не сдержавшись, выпалила Ромэйн.
– Еще хуже. Но, поверь мне, тебе понравится.
Спрыгнув с ящика, Латиш отвесил шутовской поклон, а после схватил ее за руку и оставил на тыльной стороне мерзкий влажный поцелуй.
– Я сила, с которой считаются даже демоны. – Его голос снова стал серьезным. – Цени то, что я на твоей стороне, и я отвечу тем же.
Расплывшись в идиотской улыбке, Латиш выпрямился и пошел прочь, насвистывая нескладную мелодию.
Проводив его взглядом, Ромэйн потерла переносицу, пытаясь упорядочить мысли, но ее одиночество было прервано появлением Халахэля.
Вернее, его запаха.
Мускус. Он пах как животное.
Тряхнув головой, Ромэйн подняла взгляд и разглядела в ставшем вечным полумраке его фигуру, застывшую у фальшборта. Пираты дали ему одежду, и даже это безобразное тряпье он умудрялся носить с гордостью. Ветер трепал длинные волосы, собранные в низкий хвост, и доносил до Ромэйн тот самый звериный запах.
Жжение в животе стало нестерпимым, Ромэйн согнулась и зашипела, обхватив себя руками. Пульсация заглушала стук сердца в ушах, перед глазами плыли черные кляксы.
Ей пришлось рассказать о проглоченном камне и своему небольшому отряду, и капитану корабля. Фария решила не посвящать в тайну Мориона команду, но сама приняла новые сведения о Ромэйн стойко. Мирай и вовсе лишь сдержанно кивнул.
Теплая рука легла на ее плечо, пытаясь успокоить, но стало только хуже: кости затрещали, на кончиках пальцев проклюнулись когти. Капли крови упали на палубу, Ромэйн зарычала сквозь сжатые зубы и прижала кровоточащую ладонь к груди.
– Прекрати истязать себя. – Хэль присел перед ней на корточки и заглянул в лицо. – Если ты голодна, ты можешь просто попросить меня поделиться кровью.
– Это неприятно, – прошипела Ромэйн.
– Брось. Это очень приятно.
Она раздраженно сбросила его ладонь.
– Люди не пьют кровь.
– Ты не человек. Больше нет. – Хэль вздохнул. – Придется смириться с этим, маленькая леди. Такова плата за силу.
– Я не охотилась за этой силой.
– Но заплатить за нее придется тебе. – Он пожал плечами и подпер щеку кулаком, задумчиво разглядывая Ромэйн. – Тебя ждет война. Демонический камень поможет тебе победить. Если ты его покормишь.
– А если нет?
– Тогда он съест тебя. В мире демонов все… просто. Ты или охотник, или добыча. Или тот, кто пожирает, или тот, кого пожирают. – Его глаза источали мягкое алое сияние. – Не будь добычей, Ромэйн. Ты выше этого.
Она смотрела в его открытое лицо, но видела морду демона: чудовищную пасть, вертикальные прорези ноздрей…
– Я не так уж уродлив.
– Прости.
Легко поднявшись, Хэль склонился над ней и медленно стер выступившие на ее лбу капли пота рукавом грубой рубахи. Без спешки, но и не мешкая, словно это самое естественное действие. Его запах мешал Ромэйн сосредоточиться на собственных мыслях.
– Они возвели третий Столп.
Вздрогнув, она подняла взгляд и уставилась на Халахэля.
– И чем нам это грозит?
– Новыми неприятностями. Полагаю, жрицы попытаются призвать кое-кого сильнее генералов, но, так как мы пока не можем повлиять на это, вернемся к Мориону. – Он втянул воздух сквозь сжатые зубы и промурлыкал: – Я сделаю все, чтобы ты чувствовала себя… хорошо. Не дай камню победить. Он с удовольствием поглотит тебя, твоя сущность смешается с сущностью Тет, и в этой безусловно скверной компании тебе придется ждать того, кто будет настолько глуп, что попытается впитать вашу общую мощь.
– Общую мощь? Я всего лишь человек, Хэль. Поглотив меня, камень не станет намного сильнее.
– Ты человек, который не превратился в кровавую кашу, поглотив сущность демона.
– Только благодаря татуировкам.
– Они в порядке?
Не дожидаясь ответа, Хэль обхватил запястье Ромэйн и медленно поднял рукав, обнажая переплетения черных и красных узоров.
– Хорошо зажили, – выдохнул он.
Подушечка его пальца скользила по размашистым линиям, время от времени прижимаясь к коже сильнее. Ромэйн следила за ним взглядом и молчала: ее так сильно тошнило, что она боялась открыть рот.
– Всего пара глотков, маленькая леди… – Голос Халахэля вдруг прозвучал у самого уха. – Ты ведь хотела победить, м?.. Хотела отомстить за семью… Хотела…
– Я помню, – резко прервала его Ромэйн. – Если ты думаешь, что я могла забыть, то…
– Не отвлекайся.
Сжав ее подбородок, Халахэль заставил Ромэйн смотреть на него.
– Или убей, или умри, маленькая леди. Я видел много войн и могу уверенно сказать, что слабакам на поле брани делать нечего. Самые смелые мужчины мочатся в штаны, когда видят орды демонов, готовые выпотрошить их. А я, кстати, не хочу, чтобы тебя выпотрошили. – Он наклонился еще ниже. – Ты ведь уже пила мою кровь…
– И мне не понравилось!
– Я думал, что у тебя хороший вкус.
– Прекрати.
– Нет-нет, я искренне оскорблен. – Хэль тихо рассмеялся. – Мне говорили, что я довольно аппетитный.
– Ужасный комплимент, – пробормотала Ромэйн, но не предприняла попытки освободить подбородок из его пальцев.
– Ты обязательно распробуешь. Особенно когда доберешься до самых глубин.
Их взгляды встретились, и Ромэйн почувствовала довлеющее присутствие его сущности.
– Ты позволишь мне?..
– Тебе нужно полноценно питаться, маленькая леди. Кровь – отлично, но несовершенно. Если ты собираешься выступить против Черной Матери и генералов, тебе потребуется куда больше сил, чем ты думаешь.
– Какая сущность демона на вкус? – осторожно спросила она.
Хэль задумчиво провел языком по губам, словно вспоминая.
– Сомневаюсь, что в Упорядоченном есть что-то, способное хотя бы отдаленно передать этот вкус. Это… как возвращение домой. Как отдых после тяжелого дня. Как любовь, растекающаяся по языку.
С каждым словом сияние его глаз становилось ярче. Внутренности Ромэйн болезненно пульсировали.
– Ты очень голодна. Прости, но я вынужден настоять на своем.
Обхватив ее талию руками, Халахэль снял Ромэйн с ящика, поставил на ноги и мягко подтолкнул в спину.
– Вперед, маленькая леди. Не стоит шокировать смертных этим зрелищем. К тому же я должен нанести на твою кожу новые узоры.
– У тебя есть иглы? – Ромэйн нехотя подчинилась и направилась к внутреннему трапу, ведущему на каютную палубу.
– Ты на пиратском корабле, воробушек. – Хэль тихо рассмеялся. – Когда я спросил об этом, мне принесли три набора красок и игл и даже предложили обучить островной технике нанесения.
– И ты научился?
– Скажем так: я помог беднягам осознать, насколько плохи их навыки. Надеюсь, они не сбросят нас в море из-за задетого самолюбия.
Ромэйн посмотрела на Хэля через плечо, и он фыркнул.
– Все в порядке, они поблагодарили меня за урок. Даже пираты принимают мою помощь, маленькая леди. – Он склонился и прошептал ей на ухо: – А ты продолжаешь упрямиться.
– Пираты не знают, кто ты. – Ромэйн провела ладонью по шее, прогоняя мурашки.
– Поверь, знай они, кто я, они бы принимали помощь еще охотнее. – Он распахнул перед ней дверь. – Подобные проходимцы знают цену всему, особенно знаниям.
Запах мокрой древесины и давно не стиранной одежды отвлек Ромэйн от звериного аромата, исходившего от Хэля, и сознание немного прояснилось. За грубыми дверями отдыхала команда, решившая, что ночь должна быть именно сейчас. На самом деле никто не знал, солнце на небе или луна: проклятое непроглядное марево затянуло небо и превратило его в бурлящую, тревожащую душу массу. Эта масса пульсировала, в ней изредка вспыхивали молнии, и Ромэйн порой казалось, что небо поглотило что-то живое.
Она вошла в крошечную каюту и села на край койки.
– Сейчас вернусь.
Халахэль делил каюту с Барнишем и Ливром. Оба мужчины легко влились в пиратскую команду и частенько шутили о том, что останутся на корабле под командованием Фарии. И если они с удовольствием выполняли поручения капитана и даже согласились сбрить по ее просьбе бороды, то Мирай…
Ромэйн не могла считать его другом: молчаливый и скрытный, Мирай не спешил ни с кем сближаться после побега с места раскопок, а взойдя на борт корабля, и вовсе превратился в безмолвную тень.
– Надеюсь, ты думаешь о том, как утолить голод камня.
Хэль сел рядом, придвинул шатающийся стул и начал раскладывать на нем склянки с краской и…
– Что это? – Ромэйн прищурилась.
– Животный жир. – Хэль пожал плечами. – Это для лучшего проникновения краски.
– А если на нас нападут? Эти раны не помешают…
– Во-первых, маленькая леди, это скорее ожог, а не рана. Во-вторых, после того, как ты поешь, все заживет.
– Как удобно… – пробормотала Ромэйн, нехотя закатывая рукав.
– Так о чем ты думала? Не смотри на меня с таким видом, беседа просто отвлечет тебя от боли.
Помявшись, Ромэйн призналась:
– Мне кажется, Мирай чувствует себя ужасно.
– Ты удивительно наблюдательна.
– Если ты собираешься издеваться…
– Издеваться? Я? – Хэль обхватил ее запястье и поднес руку к своим губам. – Никогда, маленькая леди.
Он бегло поцеловал костяшки ее пальцев и взялся за иглу.
– Между ним и Фарией… Ай!.. – Ромэйн отдернула руку: первый укол иглы с костяной ручкой оказался довольно болезненным.
– Прости. Сейчас.
Алый туман его сущности заклубился у ног Ромэйн. Он медленно поднимался выше, пока не достиг ее лица.
– Ты пытаешься меня одурманить? – Она взмахнула рукой, рассеивая дымку.
– А у меня получается? – Хэль усмехнулся. – Успокойся, маленькая леди, вдохни глубже. Это уменьшит боль.
– Я могла потерпеть.
Он нахмурился.
– Тебе не нужно терпеть, если я рядом. Дыши, Ромэйн.
Нехотя подчинившись, она вдохнула сущность Хэля и почувствовала легкое головокружение, которое тут же прошло. Касания иглы стали не такими острыми, сведенные напряжением мышцы расслабились.
– Мы делаем это перед боем, – тихо сказал он, не отрываясь от работы. – Вдыхаем сущность друг друга, чтобы не чувствовать боли.
– Но это опасно. Если человек не чувствует боли, он может не заметить, что его серьезно ранили.
– Мои раны быстро затягиваются.
– А смертельные?
– Если мне вырвут сердце, неважно, почувствую я это или нет. – Халахэль хмыкнул. – Или если мне оторвут голову… Хм, так что там между Фарией и загадочным юнцом с архипелага?
– Понятия не имею. Но точно ничего хорошего. – Ромэйн вздохнула. – Мирай ее избегает, а она, напротив, ищет встречи.
– Ваш мир вот-вот разорвет на куски армия демонов, а они ведут себя как идиоты, – ты это хочешь сказать?
– Вовсе не…
– Только не пытайся им помочь. Пусть найдут в себе смелость поговорить откровенно.
– С чего ты…
– С того, маленькая леди, что ты только и делаешь, что пытаешься всех спасти. Но это не твоя история. – Хэль оторвался от кровоточащего узора и посмотрел на Ромэйн. – Не трать силы на мелочи.
– Чувства – это не мелочи.
– О, поверь мне, я знаю. – Он усмехнулся, и по спине Ромэйн поползли мурашки. – Ваши сердца колотятся. Ваши ладони потеют. И вот здесь… – Его ладонь легла на центр ее груди. – Мучительная тянущая боль, будто напоролся на шип. И этот шип не вынуть. Рана пульсирует и ноет. Рана, которую не исцелить даже кровью демона.
В горле пересохло. Ромэйн склонилась к нему и тихо спросила:
– Она заставляла тебя чувствовать это?..
Хэль дернулся, словно она его ударила. Нахмурившись, он вернулся к татуировке и долго молчал.
– Не это, – неожиданно выдохнул он. – Она заставляла меня чувствовать вещи намного хуже шипа в груди.
Игла продолжала вбивать краску глубоко под кожу Ромэйн, руки Халахэля не дрожали, но сущность, клубившаяся вокруг, изменилась. В каюте стало холодно.
– Этот проклятый миг… – прохрипел Хэль, не отрывая взгляда от узора. – Миг, когда она в твоих руках, но не принадлежит тебе.
Ромэйн не знала, что сказать. Трое избавили ее от мук любви – даже жених, выбранный отцом, так и не тронул ее сердца.
Атео… Каким бы ублюдком он ни был, убивать его она не имела права.
Стиснув зубы, Ромэйн уставилась на узоры, над которыми трудился Халахэль. Смешение красного и черного – смелые штрихи, словно нарисованные кистью художника.
– Красиво.
– В краске моя кровь.
– Обязательно напоминать об этом?
Хэль усмехнулся и сказал, не поднимая головы:
– Я под твоей кожей, маленькая леди. Смирись с этим.
Он потянул ее на себя, и Ромэйн подалась вперед, почти уткнувшись носом в его шею. Сущность обвила ее ноги, поднялась сперва к коленям, затем к груди. Браслеты на руках Хэля позвякивали, когда он нежно касался ее спины.
– Расслабься… Вот так… Дыши.
Ромэйн вдыхала его сущность и ощущала, как прорезаются клыки. Приглушенная боль, вкус собственной крови во рту… Осоловело моргая, она пыталась прийти в себя, но не могла.
– Моя сущность уже в тебе. – Его пальцы перебирали короткие волосы на ее затылке. – Возьми остальное. Не дай Мориону разрушить твое хрупкое тело.
Десны чесались. Животный запах тела забил ноздри, а вкус… Хэль был прав: вкус сущности оказался не сравним ни с чем.
Бьющаяся жилка под кожей – Ромэйн с трудом сфокусировала на ней взгляд. Рот наполнился слюной, нутро свела сладкая судорога.
– Кусай… – Халахэль нежно надавил на затылок, прижимая губы Ромэйн к солоноватой коже. – Это просто: вонзи клыки, голод сделает остальное.
Словно в бреду, она вцепилась в грубую ткань его рубашки и, повинуясь дикому инстинкту, провела языком по манящей вене на шее. Пальцы Хэля впились в ее бедро, его хриплое дыхание опаляло ухо.
Она укусила. Без промедления, без раздумий – вонзила клыки в плоть, и на мгновение ей показалось, что она захлебывается кровью, хлынувшей из раны. Горячий горький поток спускался по горлу и дальше, опаляя внутренности.
– Да… Вот так…
Голос Халахэля заглушал грохот ее собственного сердца.
– А теперь… Впейся глубже. Позови меня, Ромэйн. Настоящего меня. Мою сущность.
Ей показалось, что в грудь вонзился раскаленный кинжал, но спустя мгновение агония превратилась в пульсирующий очаг болезненного удовольствия. Что-то густое хлынуло в рот, забило ноздри; оно не было похоже на кровь, не было похоже вообще ни на что знакомое.
Хэль издал звук, напомнивший урчание огромного животного. Его пальцы сильнее впились в ее кожу, другой рукой он прижимал голову Ромэйн к ране так отчаянно, будто от этого зависела его жизнь.
– Пожалуйста…
Она открыла глаза и попыталась отстраниться, но он сжал ее с такой силой, что стало по-настоящему больно.
– Хэль… Хэль! Хватит!
Услышав ее крик, он резко разжал руки. Ромэйн тут же вырвалась и отползла на противоположный край скрипящей койки.
– Проклятье… – Хэль затряс головой, будто пытаясь сбросить наваждение.
Рана на его шее уже затягивалась, но по рубашке расползалось уродливое пятно. Когда он поднял голову, Ромэйн увидела лихорадочный румянец на его щеках и нечеловеческие зрачки, расширившиеся настолько, что алая радужка почти исчезла.
– Я причинил тебе боль? – хрипло спросил он.
Ромэйн медленно покачала головой.
– Ты лжешь. – Халахэль горько усмехнулся. – Прости. Давно забытое ощущение.
– Это было… приятно?
Взгляд подернутых дымкой желания глаз переместился к лицу Ромэйн. Хэль молчал. Думал. А спустя несколько мгновений медленно ответил:
– Да, маленькая леди. Я ведь рассказывал тебе: питание – это очень… личное.
– Не в нашем случае, – тут же выпалила она.
– Как скажешь. – Он пожал плечами.
– Только кормление. Ничего больше, – настойчиво добавила Ромэйн.
Он резко подался вперед, схватил ее за руку и притянул к себе. Его глаза, казалось, пульсировали от едва сдерживаемых чувств.
– О, вот тут ты ошибаешься. Как бы тебе ни хотелось, чтобы это было «только кормлением», для меня… Для меня это значит больше, чем ты можешь вообразить. Это моя природа, Ромэйн. Если я делюсь своей сущностью, значит…
– Доброе утро?
В каюту заглянула опухшая после сна Фария. Ее взгляд метнулся к руке Халахэля, сжимающей запястье Ромэйн.
– Мне стоит достать кинжал? – прямо спросила капитан. Ее темные брови сошлись над переносицей.
– Нет. – Хэль выпрямился и разжал пальцы.
– На этом корабле уважают женщин. – Фария все же достала кинжал и ловко подбросила его. Тяжелая рукоять с глухим хлопком ударилась о ладонь, когда она его поймала. – И если ты решишь распускать руки, я отрежу все, чем тебя наградили Трое, пока ты будешь спать.
Глаза Ромэйн распахнулись от удивления, а Халахэль, напротив, прищурился. Его рот искривила усмешка.
– Я никогда не причиню ей вреда, – медленно сказал он.
– Капитан.
– Что?
– «Я никогда не причиню ей вреда, капитан».
Фария прислонилась плечом к косяку, но Ромэйн видела, что ее поза лишь обманчиво расслабленна. За годы, проведенные среди Железных Ласточек, она научилась определять, когда женщина становилась действительно опасной.
– Не люблю таких, как ты. – Фария разглядывала Халахэля так внимательно, будто видела его истинный облик сквозь маскировку.
– Таких, как я? – Он откинул волосы за спину и с интересом смотрел на капитана.
– Мужчин, которые думают, что имеют право хватать за запястья.
– Он не сделал ничего дурного. – Ромэйн наконец решилась вмешаться.
– Мы только избавились от одной агрессивной сторожевой… – начал было Хэль, но Ромэйн тут же выпалила:
– Подумай, перед тем как оскорблять Фэй.
– Она бросила тебя.
– Я лгала ей.
В каюте, казалось, вот-вот разразится гроза. Но катастрофы не случилось – за спиной Фарии появился Латиш.
– Вы так орете, что я не могу спать, – лениво протянул он.
– Пора бить в колокол и поднимать команду. – Взгляд Фарии наконец оторвался от лица Халахэля.
– Можно я ударю в него? Обожаю шуметь и портить всем настроение! – Латиш взял капитана под руку и потянул ее к внутреннему трапу.
Прежде чем отойти от двери, он обернулся, и Ромэйн увидела в его взгляде немой вопрос. Она покачала головой, губы Латиша растянулись в уродливой щербатой улыбке, и вскоре их с Фарией шаги стихли.
– Прости.
Стоило им остаться наедине, как плечи Хэля опустились, а напускная бравада исчезла. Он запустил пальцы в волосы и тихо продолжил:
– Кормление делает меня… порывистым. Но я могу контролировать себя, клянусь.
Его голос звучал совсем не так, как обычно. Сдавленный, смущенный и… испуганный?..
Ромэйн осторожно прикоснулась к его плечу. Она не понимала Халахэля. Демон, скрывающийся под кожей человека, отличался от нее так же, как домашний пес отличается от волка. То, что казалось ей всего лишь неприятным, но обязательным актом кормления, для него было чем-то сакральным. И как бы Ромэйн ни пыталась прочувствовать это, у нее не получалось.
– Я скучал по этому.
Хэль прильнул щекой к ее пальцам, сжавшим его плечо, и прикрыл глаза. Его ресницы подрагивали, а губы приоткрылись. Взгляд Ромэйн скользнул к вороту его рубашки, и она увидела росчерки краски, край ярких, смелых узоров, испещрявших его грудь.
– У тебя много татуировок, – тихо сказала она, чтобы избежать возникшей после его признания неловкости.
– Они покрывают почти все мое тело, – подтвердил Хэль.
– Значит, ты силен?
– Очень силен, маленькая леди. – Он открыл глаза. – Я ведь уже говорил об этом. Сомневаешься, что я полезный союзник?
– Нет. Просто… Стараюсь понять.
Ромэйн попыталась отстраниться, но Хэль не позволил – успел поймать ее руку, переплел ее пальцы со своими и сжал.
– Задай вопрос.
– Ты рассказал достаточно. На данный момент. – Она вздохнула. – Но это все не то.
Он понимающе кивнул.
– Тебе интересна суть. Твой разум пытается определить меня, потому что прежде ты не встречала подобных… существ. Но, поверь мне, маленькая леди, мы похожи намного больше, чем тебе кажется. Я тоже чувствую, я…
– Не так, как мы. Не так, как люди. – Ромэйн замотала головой. – Тебе нравится, когда кто-то пьет твою кровь и…
– Не «кто-то», – резко прервал Халахэль. – Только ты.
Едва он произнес это, как на верхней палубе зазвонил колокол. Ромэйн вскочила с койки, воспользовавшись этим, и выпалила:
– Нужно поговорить с Фарией и остальными. Мы должны составить план и…
Халахэль смотрел на нее, насмешливо прищурившись.
– Конечно, моя леди. Как прикажешь.
Они собрались в каюте, отдаленно напоминавшей кабинет. Фария сидела за грубым столом, откинувшись на спинку такого же грубого стула. Латиш устроился прямо на полу у стены и выглядел скверно: бледный, осунувшийся, он походил на тень себя прежнего. Он кутался в мешковатую одежду и что-то беззвучно бормотал.
Барниш и Ливр, свежие и бодрые, сидели на сундуке. Ромэйн все еще не привыкла к их новому аккуратному виду: гладковыбритые и причесанные, они больше не походили на бродяг.
Мирай стоял в тени, прислонившись к стене. Сложенные на груди руки, взгляд исподлобья – весь его вид говорил о том, что он не настроен вступать в беседу.
Ромэйн также отметила порядок, окружавший их: кажется, этот кабинет был единственным местом на корабле, до которого не добрались хаос и разбросанная грязная одежда.
– Итак! – Фария хлопнула в ладоши. – Какой у вас план?
– Боюсь, у нас нет плана, – призналась Ромэйн.
– Зато у нас есть демон, – пробасил Барниш. – Демон и дракон, да помогут нам Трое.
– Я доставлю вас на Линос, мы причалим в бухте Утопленников. Но что вы будете делать дальше? – Фария задумчиво хмыкнула. – Вы бывали в Запретном Крае? У вас есть союзники?
Ромэйн покачала головой. Она сгорала от стыда под внимательным взглядом капитана и чувствовала себя идиоткой.
– Зато у нее есть дракон, – прохрипел Латиш.
– Тебе бы к лекарю, – заметил Ливр.
– Лекарь мне не поможет, – отмахнулся плут, еще плотнее закутываясь в грязный плащ. – Как холодно…
– У меня по спине катится пот. – Фария повернулась к нему и осторожно спросила: – Ты знаешь, что с тобой, зверомаг?
– Да. – Латиш ответил твердо, его взгляд с трудом, но все же сфокусировался на лице капитана.
– Это заразно? Не хочу, чтобы какая-то хворь выкосила мою команду.
– Не заразно. Я даже не болен, моя прекрасная смуглая бестия. – Латиш глупо хохотнул, но тут же посерьезнел. – Мне нужно теплое место. Очень теплое. Я хочу зарыться в гору раскаленного угля…
Его речь превратилась в неразборчивое бормотание.
– Какой он странный, – пробормотала Фария, снова повернувшись к Ромэйн. – Итак, у нас нет плана, нет союзников, и вы никогда не бывали в Запретном Крае. Вокруг вечные сумерки, вот-вот орды демонов хлынут в Упорядоченное, а у нас есть сумасшедший зверомаг и… – Ее взгляд метнулся к Халахэлю, застывшему за спиной Ромэйн. – Еще один демон. Который вроде бы решил сражаться на нашей стороне.
– Что значит «на нашей стороне»? – Голос Мирая, хриплый от долгого молчания, звучал холодно и отстраненно.
А вот Фария, услышав его, наоборот, заметно смягчилась, ее губы даже тронула легкая улыбка.
– А ты думал, что я просто уплыву, бросив вас на растерзание тварям из Фаты, мой нежный цветок лото…
– Не называй меня так.
Поморщившись, Ромэйн посмотрела на Фарию, пытаясь взглядом извиниться за резкость Мирая. Между ними явно произошло что-то плохое, но Хэль советовал не вмешиваться…
– Хорошо, Мирай. – Тяжелый вздох Фарии оказался таким громким, что даже задремавший Латиш встрепенулся, прежде чем снова провалиться в тяжелый сон. – Я помогу вам добраться до Кричащего Города – там вы сможете найти резиденцию костяных певцов и, возможно, заручиться их помощью.
– Ты не должна бросать команду. – Ромэйн покачала головой. – Это слишком. Просто дай нам карту.
– Я хочу пойти с вами. – Фария наклонилась вперед, оперевшись локтями на стол. – Демоны угрожают нам всем, леди, и, если для того, чтобы мои ребята выжили, я должна оставить их и помочь вам, – я сделаю это.
– Жест доброй воли, – промурлыкал Хэль.
– Да, демон. Именно так.
Некоторое время все молчали, обдумывая предложение капитана. Ромэйн старалась сохранять внешнее спокойствие, но ее нутро пылало от презрения к себе.
«Бесполезная. От меня нет никакого толка».
Пальцы Халахэля сжали ее плечо, и она инстинктивно накрыла их ладонью, но тут же опомнилась и отдернула руку.
«Не привязывайся. Не смей привязываться».
Хэль не мог слышать ее мысли, но Ромэйн почувствовала, как он отступил. Вина острым шипом вонзилась в сердце, но она тряхнула головой и стиснула зубы. Она не должна думать о демоне. На кону стоят жизни тысяч людей, и может статься, что Халахэлем придется пожертвовать в бою. Она должна быть готова к этому.
– Значит, решено, – напряженно сказала Ромэйн, глядя на Фарию. – Когда мы доберемся до берегов Линоса?
– Понятия не имею. – Капитан пожала плечами. – Могу только предположить. На корабле есть артефакт, который ведет нас через проклятую темноту, на штурвале висит еще один – он отвечает за навигацию. Мы можем быть уверены, что не напоремся на риф и не собьемся с курса, но я не знаю, где мы конкретно. Как вести счет дням, если солнце не восходит, я еще не придумала.
– Нам нужен кто-то, кто ощущает смену дня и ночи, – прохрипел Латиш. – Например, шаман.
– Шаманы вчера закончились, приходи на следующей неделе, – бросила Фария. – Может, кто-то еще?
Но Латиш уже спал, приоткрыв рот.
– Он точно не сдохнет? – Ливр выглядел обеспокоенным.
– Сказал, что нет, – медленно ответила Ромэйн.
– Не слышу уверенности в твоем голосе. Если дракон отдаст душу Жнецу, мы лишимся последней надежды на победу. – Ливр пригладил седые волосы на висках.
– Последней? – насмешливо уточнил Хэль.
– Ливр доверяет зверомагу и не доверяет демону. – Фария достала из рукава короткий нож и принялась вертеть его в пальцах. – И я его понимаю.
Вздохнув, Ромэйн устало потерла лоб. Бессонная ночь давала о себе знать, но она была рада, что хотя бы мерзкий голод Мориона больше не донимал ее.
– Я там, где хочу быть, – резко бросил Хэль. – И я не обязан ничего объяснять.
– А я не обязана доверять спину кровососущей твари из Фаты, – почти безразлично ответила Фария.
В этот момент Ромэйн ужасно завидовала ее самообладанию.
– Ладно тебе, капитан, он давно прибился к нам и не сделал ничего дурного, – вступился за Хэля Барниш.
– Ты с самого начала был на его стороне, – проворчал Ливр.
– Просто Барниш разбирается в людях, – ввернул Халахэль.
– В демонах, – тут же поправила Фария.
Ромэйн хотелось выйти из кабинета и спрятаться в каюте, но она продолжала сидеть на жестком стуле и слушать перепалку, стараясь не вникать в доводы ни одной из сторон. О какой победе над Лаверном могла идти речь, если она не в состоянии справиться с горсткой людей?
– Хватит, – как можно тверже сказала она. – Хэль идет с нами, нравится вам это или нет. Отказываться от такого союзника как минимум глупо.
– А ты уверена, что он не вцепится тебе в горло? – прямо спросила Фария.
«Скорее я вцеплюсь в его горло», – подумала Ромэйн, а вслух сказала:
– Уверена. Я ему доверяю. Мы закончили?
Капитан кивнула, Ромэйн встала со стула и начала разминать затекшие ноги.
– А с ним что делать? – Барниш указал на Латиша.
– Мы унесем его в каюту. – Ромэйн посмотрела на Халахэля. – Поможешь?
– Всегда.
Мирай покинул кабинет капитана первым – открыл дверь и исчез, растворившись в полумраке палубы.
– Он хоть парой слов с кем-то перебросился? – Барниш проводил его тяжелым взглядом.
– Оставьте его. У него есть право злиться.
Ромэйн украдкой посмотрела на Фарию: та выглядела расстроенной, но ее сжатые в тонкую линию губы и приподнятый подбородок кричали о решимости бороться. Она будто бросала вызов тому, что произошло между ней и Мираем, и не собиралась отступать. В глазах, напротив, светились мягкость и… принятие? Фария давала Мираю время, наплевав на то, что его поведение причиняло боль ей самой.
– Не лезь не в свое дело. – Халахэль легко поднял закутанного Латиша и повернулся к Ромэйн.
– Я поняла с первого раза, – вяло огрызнулась она. – Пойдем.
Корабль качало, от неприятного запаха прогорклого пойла и пота, пропитавшего, казалось, всю жилую палубу, Ромэйн затошнило, но она проглотила кислый ком и сумела дойти до каюты, в которой ютился Латиш. Толкнув дверь, она застыла на пороге и пробормотала:
– Это… даже не каюта.
Крошечная каморка, в которой, должно быть, хранили ведра для уборки. На полу – нечто, напоминавшее свитое из старых плащей гнездо. Запах отвратительный. Низкий трехногий табурет, свеча в ржавом подсвечнике – и больше ничего.
– Почему он живет здесь? – Ромэйн непонимающе посмотрела на Халахэля.
– Больные животные уходят умирать подальше от стаи, – задумчиво произнес он.
– Он не умирает.
– Как посмотреть. Я почти не слышу биения его сердца. Отойди, маленькая леди.
Халахэль вошел в каморку и осторожно положил Латиша в «гнездо». Тот заворочался, приоткрыл глаза и прохрипел:
– Холодно…
– Мы можем согреть его? – Ромэйн огляделась в поисках теплой одежды или одеяла.
Вздохнув, Халахэль начал снимать рубашку.
– Что ты делаешь?
– Собираюсь согреть нашего зверомага, воробушек. Можешь присоединиться. Не смотри на меня так: он нужен нам живым, верно?
Ромэйн кивнула.
– Мне тоже нужно раздеться?
– Я был бы не против, но нет, маленькая леди, в этом нет нужды. Просто ложись рядом с ним. Если, конечно, не брезгуешь. Здесь скверно пахнет.
– В темнице, где держали мою мать, пахло хуже. – Ромэйн закрыла дверь и присела на край «гнезда». – Просто лечь?
– И попробуй поспать. Ты не сомкнула глаз минувшей ночью.
– Как и ты.
– Я не человек.
– Как и я. Теперь. – Она осторожно забралась под тяжелый плащ и прижалась к Латишу. – Он такой тощий… Я чувствую его ребра сквозь все эти тряпки.
– Не хочешь рассказать, что с ним происходит?
Халахэль улегся на другом краю «гнезда» и заложил руки за голову.
– Он меняет форму, – тихо ответила Ромэйн.
– Так вот что за наросты на его и без того уродливой физиономии… Теперь я понимаю.
Они замолчали. Сон не шел, Ромэйн смотрела на торчащий из груды тряпья нос Латиша и гадала, получится ли у них сохранить жизнь последнему дракону.
«Я ему обещала».
Вскоре на лбу Ромэйн выступил пот – в каморке становилось все жарче. Она расшнуровала рубашку и попыталась выбраться из-под плаща, но вдруг в ее руку вцепились тощие пальцы. Латиш застонал, и ей пришлось лечь на место.
– Это из-за тебя? – тихо спросила Ромэйн, смахивая пот с ресниц. – Здесь нечем дышать.
– Можешь проверить, – предложил Халахэль. – Не бойся, маленькая леди, просто не прикасайся.
Любопытство взяло верх: Ромэйн оперлась на локоть и протянула было руку к Хэлю, но воздух вокруг него оказался настолько горячим, что она вскрикнула от неожиданности.
– Что это?!
– Я, – просто ответил он.
– Еще один демонический трюк?
– Трюк? Я похож на ярмарочного заклинателя, закутанного в расшитую звездами хламиду?.. – Хэль тихо рассмеялся. – Ты ведь не думала, что кровавое море тел холодное? Или…
Он тоже приподнялся на локте и с интересом уставился на Ромэйн.
– У меня не было времени думать о том, какая погода в Фате, – буркнула она.
– Море тел горячее. Почти кипящее. Куски плоти не соединяются сами по себе, маленькая леди. Они сплавляются.
– Вы выходите из кипящей кровавой каши?.. – Ромэйн передернуло.
– Моря. Это море, а не каша.
– Ты говоришь об этом с нежностью, или мне кажется?
– Ох, Ромэйн, не задавай вопросы, на которые не готова услышать ответ. – Хэль снова лег на спину. – У тебя была мать. Был отец. У меня – только кровавое море. Фата – моя родина, если можно так выразиться. И я люблю мою родину. Со всеми ее… недостатками.
Ромэйн свернулась клубочком и задумчиво разглядывала искривляющийся от жара воздух над Халахэлем.
– Твой внешний вид заставляет меня…
– Не заблуждайся, маленькая леди, – перебил Хэль. – То, что ты видишь перед собой сейчас, всего лишь искусная маскировка. Я не человек, никогда им не был и никогда не стану. Тебе, возможно, хочется верить, что я такой же, как ты, но это не так.
Его голос стал тихим, а тон – почти извиняющимся, будто он сожалел о том, что приходилось говорить.
– Но ведь и я теперь не совсем человек, – напомнила Ромэйн. – Тебя привлекает тварь, в которую я превращаюсь?
– Что тебя интересует? В какой форме спариваются демоны? В какой форме мы влюбляемся друг в друга? В любой, Ромэйн. Демоническая страсть всегда направлена на сущность, а не на форму. Ты прекрасна в любом виде, если хочешь знать.
– Я не хотела.
– Ты лжешь второй раз за день. Я думал, тебя хорошо воспитали. – Хэль тихо рассмеялся.
– А ты!..
Латиш заворочался и навалился на Халахэля, блаженно причмокивая губами.
– Проклятье, – проворчал тот, пытаясь снять с себя зверомага.
– Оставь его. Ему нужно тепло. – Ромэйн пыталась скрыть улыбку.
– Если я и хотел держать кого-то в объятиях, то точно не эту крысомордую скользкую ящерицу, – прошипел Хэль, но оставил попытки сбросить с себя Латиша. – Надеюсь, ты отблагодаришь меня за самопожертвование.
Температура в каморке становилась невыносимой – одежда прилипла к телу, пот катился по спине. Ромэйн села и посмотрела на Латиша: тот прижался к боку Халахэля, цвет его лица больше не был мертвенно-бледным.
– Спать в такой жаре я не смогу. Останься с ним, ладно? – Ромэйн поднялась на ноги и накрыла зверомага плащом.
– Я что, камин? – возмутился Хэль.
– Ты знаешь, что дракон нам нужен. Так что да, можешь считать, что ты камин. Сегодня и в каждый из дней, когда Латиш будет нуждаться в этом.
Она вышла из каморки и закрыла за собой дверь. Внутри гадко пульсировала поглощенная сила Мориона: голод накатывал волнами, но Ромэйн могла терпеть его. Пока.
«Почему так быстро?..»
В прошлый раз Хэль кормил ее довольно давно, и не сущностью, а кровью, и ей удалось продержаться все это время. А теперь…
Проглотив кислую слюну, Ромэйн направилась к своей каюте, держась за живот, словно беременная. Вот только в ее теле был не ребенок, а опасная ненасытная сущность, аппетиты которой все время росли.
Глава 2
Он успел отвыкнуть от вечной зимы. Возвышавшиеся вокруг заснеженные пики гор все еще походили на замерших в вечном сне великанов. В детстве он мечтал стать таким же: непоколебимым, неподвластным времени.
Снег хрустел под копытами лошадей. Едва слышная песнь Хрустальной Башни наполняла дрожащий воздух. Райордан успел забыть эти звуки – музыку родных земель. Сам воздух колебался, откликаясь на зов Башни, и его сердце дрожало, сливаясь со знакомой с детства мелодией.
Отец молчал. В зимнем экипаже, оснащенном полозьями, было тихо. Йель дремал, уронив голову на грудь. Его дыхание вырывалось изо рта облачками пара.
Блаженство.
Если бы год назад какой-нибудь идиот сказал Райордану, что он окажется в одном экипаже с отцом и тот не попытается его убить, – он бы рассмеялся. Лорд Абботт не прощал обид, а тех, кто порочил честь его Дома, обезглавливал или предавал огню. Неужели опасность, нависшая над Свободными Землями, заставила его поступиться принципами?
«Либо так, либо в Хладной Крепости меня ждет темница», – безрадостно подумал Райордан, разглядывая суровый профиль отца.
Солнечные Земли они покидали в спешке, времени на размышления не было: крылатые твари, порожденные Фатой, заполонили небо и убивали каждого, кто попадался им на пути. Усаживаясь в роскошный экипаж, Рай почему-то не думал о том, что отец может увезти его в земли Дома и казнить как изменника. Был ли у него повод так поступить? О да, несомненно.
Если до лорда Абботта дошла хотя бы часть историй о похождениях старшего сына…
Рай расправил плечи, пытаясь стряхнуть невидимый груз, опустившийся на них.
Нет, отец не предаст его. По крайней мере пока. Мир летит в Фату, у них нет времени разбираться друг с другом.
С другой стороны, никто не заметит пропажи непутевого вора в этом хаосе.
– Ты смотришь на меня так, словно пытаешься разглядеть, что у меня под кожей, – пробасил лорд Абботт.
– Да, как раз пытался понять, бьется ли твое ледяное сердце, – пробормотал Райордан.
– Мать будет рада тебя видеть.
– Вот уж не думаю.
Кустистая седая бровь отца вопросительно изогнулась.
– Она никогда не любила меня, – как можно безразличнее бросил Рай. – Какое ей дело до того, вернулся я или нет?
– Ты ее единственный ребенок.
– Мы точно говорим об одной и той же женщине? О той самой Мартильде, которая спустила псов на Йеля?
– Она была молода и порывиста.
– Ой, да брось! – Рай закатил глаза. – Ты прекрасно знаешь, что хуже нрава твоей жены только твой собственный! Постой, быть может, ты спутал ее с одной из твоих рыжих продажных девок?
Выдержке отца Райордан мог только позавидовать: на лице лорда Абботта не дрогнул ни один мускул. Он лишь устало вздохнул, театрально взмахнул рукой и сказал:
– Я тоже был молод, можешь представить?
– С трудом.
– Мы похожи, ты и я, – вдруг сказал отец. – В твои годы я тоже был красив, упрям и за мою благосклонность сражались женщины. Разве что… Да, я определенно был выше ростом.
Скрипнув зубами, Рай прошипел:
– Я не заставляю женщин сражаться за мое внимание.
– А мне это льстило. Я чувствовал себя королем. И пусть мое королевство было карликовым, холодным и подчинялось общим законам Свободных Земель, мне это не мешало. Мне и моим амбициям.
Какое-то время лорд Абботт молчал, а затем продолжил:
– Я стал лордом очень рано. На мою голову свалилась ответственность, к которой я не был готов. Лорды Больших Домов не считали меня равным, воротили носы и делали вид, что Дом Ледяных Мечей исчез с карты. Я совершал ошибки, Райордан, но никогда не думал, что мой старший сын будет попрекать меня ими. Особенно учитывая слухи, которые ходят о нем самом.
– Точно, как я мог забыть! Ты всегда верил слухам больше, чем мне. Кажется, именно из-за них ты вышвырнул меня из дома!
Вздохнув, Йель проснулся.
– А мне кажется, – хрипло начал он, – вы оба забыли, что я больше не глухой.
Речь его была странной – должно быть, сказались годы немоты и глухоты. Но Рай не мог не отметить, что брат старается, прилагает усилия, чтобы каждое сказанное слово звучало разборчиво.
– Мы обсуждали…
– Мою мать, – перебил отца Йель. – Я слышал.
– Прости. – Рай устало провел ладонью по лицу. – Эта дорога когда-нибудь закончится?
Песня Хрустальной Башни становилась громче, но все еще скорее ощущалась кожей, чем была слышна уху. Легкий перезвон напоминал Райордану о льдинках на дне бокала, о том, с каким звуком они сталкиваются, когда напиток помешивают. Эта песнь преследовала его даже после того, как он отправился на поиски собственной судьбы. И это было невыносимо.
– Почти приехали, – сказал Йель, отведя от окошка плотную занавеску.
– Приготовься к встрече с матерью. – Лорд Абботт смерил Райордана холодным взглядом. – Я не предупредил ее о твоем возвращении.
– Потрясающе. Надеюсь, на меня она собак не спустит…
Под укоризненным взглядом Йеля Рай плотнее закутался в шубу и нахохлился, словно экзотическая птица.
Да, давненько ему не приходилось носить подобную одежду! Сапоги, сшитые из шкур рунических однорогов, шубы, толстые перчатки и плащи, подбитые мехом, – все это он оставил здесь, в горах. Но где бы ни находился – хоть в пустыне, хоть под раскидистыми пальмами, – его сопровождала стужа, проникшая в жилы и вены с первым криком, который он издал под сводами Хладной Крепости.
Первые ворота располагались у основания горы. Под скрежет подъемного механизма зимний экипаж отправился дальше: к крепости вела опасная извилистая дорога, поднимавшаяся к одному из низких горных пиков.
За первыми воротами располагался город, в котором, помимо простых северян, жили ремесленники, семьи стражников и часть слуг из замка. В детстве Рай часто удирал от наставников, чтобы провести пару часов с чумазой ребятней. Ему нравились простые люди – они научили его вещам, которым не обучали лучшие наставники, нанятые отцом. Кузнец показал, как жидкий металл превращается в смертоносное оружие, пекарь – как из муки и яиц получается хлеб. Ребятня научила делиться, а их матери дарили Райордану ласку, которой он не получал от Мартильды. В то время он частенько жалел, что родился наследником Большого Дома. Ему казалось, что стены родового замка давят на него и отгораживают от настоящей жизни.
Вздохнув, Рай перевел взгляд с крайних домов городка на черную громаду, пугавшую его как в детстве, так и сейчас.
Каким образом кому-то из предков удалось построить родовой замок на горе, Райордан не знал, но подозревал, что без магии нуад здесь не обошлось: именно они славились своей любовью к крепостям и замкам, буквально свисающим с отвесных скал. Родство Дома Ледяных Мечей с нуадами никогда не скрывали, но, проведя множество часов в библиотеке, Рай так и не нашел упоминаний имен тех, кто смешал человеческую кровь с кровью лунного народа.
Экипаж дернулся и остановился. Лорд Абботт поправил роскошный меховой воротник плаща, взглянул на сыновей, словно хотел что-то сказать, но в последний миг передумал и молча распахнул дверцу.
Поморщившись, Рай выбрался из экипажа следом за отцом, стараясь не дрожать от холода. Ледяной ветер трепал по́лы шубы, крепкий мороз кусал за щеки и нос. Оказывается, Райордан успел отвыкнуть от вечной зимы, царившей почти на всей территории его Дома.
Стража с трудом сдерживала рвущихся с цепей псов. На лицах людей не было узнавания: скорее всего, многих слуг еще не было в замке, когда Райордана изгнали, поэтому они приготовились спустить собак на чужака, если тот не будет в достаточной мере учтив и покладист.
Громада Хладной Крепости возвышалась над Райорданом. Как бы он ни задирал голову, увидеть шпили башен в густом белом мареве не удавалось. Черные стены, такие же мрачные, какими он их помнил, щетинились полуарками, а на угрожающе выступавших декоративных башенках распускались изящные каменные бутоны, призванные смягчить облик крепости. К сожалению, задумка архитектора прошлого не удалась – Хладную Крепость веками приводили как пример самого ошеломительного, но в то же время уродливейшего строения на всем Фокасе.
Завершала безрадостную картину невысокая женщина, стоявшая у распахнутых двойных дверей, обитых металлом. Увидев ее, Райордан едва не попятился, и лишь мягкое прикосновение Йеля к руке заставило его остаться на месте.
Суровая Мартильда.
Его мать.
Всегда ли она была такой миниатюрной? В его воспоминаниях мать осталась высокой, непоколебимой женщиной с лицом, будто выточенным из вековых скал. За ней по пятам следовали мрак и холод, и, едва заслышав шелест подола ее черного чопорного платья, Рай спешил спрятаться, чтобы избежать встречи.
Теперь же…
Неужели память подвела его? Неужели все эти годы в кошмарах ему являлся выдуманный образ Суровой Мартильды, а не реально существовавшая мать?
Которая, впрочем, не подарила ему ни любви, ни нежности.
Шаг, еще один…
Что он должен сказать? Что сделать?
Упасть на колени? Прижаться губами к заиндевевшему подолу, как принято в этих землях? Или обнять ее? Нет, объятий она точно не потерпит…
Чем ближе Райордан подходил к матери, тем отчетливее видел мелкие морщинки, появившиеся у ее глаз. Кровь Мартильды не была разбавлена кровью лунного народа, она неизбежно старела, как и все люди.
Замуж ее выдали очень рано. Они с отцом пытались зачать наследника, но Трое не были милостивы к ним. Лишь спустя много лет из чрева Мартильды появился Райордан, ставший и благословением, и проклятием.
– Мама…
Слово сорвалось с губ против его воли. Райордан прижал руку к груди, надеясь удержать сердце, пустившееся вскачь.
Стушевавшись и покраснев, Рай попытался опуститься на колени в глупой попытке проявить уважение, но Мартильда вдруг сорвалась с места, обхватила его руками и прижалась щекой к покрывшемуся снегом меху шубы.
Райордан замер в уродливой, гротескной позе, но не смел пошевелиться: мать обнимала его. И на этот раз все происходило наяву, а не во сне.
«Надо же, она совсем крошечная», – раздался удивленный голос в голове Рая.
И как он мог забыть, что ростом был обязан именно матери? Лорд Абботт и Йель из другой породы – высокие, статные. Люди, на линиях жизни которых Мастер высек руны «величие» и «сила».
На линии жизни Райордана он, должно быть, оставил лишь одну метку: «разочарование».
В светлых волосах матери Рай разглядел серебряные пряди. Она старела. Суровую Мартильду настигло время.
Он обнимал ее осторожно, словно мог сломать. Сквозь слои одежды Рай чувствовал биение ее сердца, быстрого и яростного, словно у крошечной птички. Даже ее тело казалось сложенным из птичьих костей: тонких, легких, почти ничего не весящих. Если бы Рай захотел, он бы с легкостью поднял мать и закружил ее, пытаясь этим глупым, безотчетным поступком выразить все, что чувствовал.
Но он не смел.
Суровая Мартильда, Ледяная леди – так ее прозвал народ. И пусть все эти годы в памяти Райордана хранился искаженный образ матери, сталь, из которой отлит ее хребет, он не выдумал: в этом хрупком, крошечном теле заточена воля, которой хватило бы на десяток лордов и леди.
Мать отстранилась первой. Райордан решил было, что на этом все закончится, но нет: холодные ладони Мартильды обхватили его лицо, а взгляд удивительных глаз, похожих на два куска звездной породы, падающей порой с ночного неба, вгрызся в лицо.
Что мать видела в его глазах? Могла ли узнать, сколько всего пришлось вынести сыну за время скитаний по Фокасу?
– Райордан…
Его имя сорвалось с ее губ и повисло между ними густым облаком пара. Подбородок Рая задрожал.
Любимым наказанием матери всегда было молчание. Когда Райордан оступался, совершал какую-то глупость, когда его шалости заходили слишком далеко, Мартильда просто переставала с ним говорить. И даже спустя долгие дни и недели пытка не прекращалась: вернув сыну привилегию общаться с собой, Мартильда отказывалась называть его по имени. До того как отец вышвырнул Рая из крепости, он не слышал своего имени из уст матери больше двух лет.
– Вам лучше вернуться внутрь, госпожа. Ваши легкие…
Единение матери и сына не осмелился нарушить даже лорд Абботт, но служанка, склонившаяся так низко, что ее коса коснулась заснеженного порога, решилась подать голос.
– Верно, – выдохнула леди Мартильда. – Пойдем домой?
Домой.
Неужели… Неужели спустя столько лет он снова мог называть Хладную Крепость домом?
Райордан взял мать за руку и вошел под мрачные своды. Магия исчезла: он снова слышал лай собак, скрип снега под сапогами отца и брата, голоса слуг. Но этот миг безмолвного единения останется в сердце и памяти Райордана навечно – он чувствовал это.
– Ты еще помнишь, где твои покои?
Лорд Абботт стряхивал снег с волос, стараясь не смотреть на жену и старшего сына.
– Мои покои? Я думал, ты давно превратил их в кладовку или что-то вроде того, – не удержался от колкости Райордан.
– Проводи его, Йель. – Отец умело проигнорировал выпад. – Лая, отведи леди в ее покои.
Мать нехотя отпустила руку Рая, он снова посмотрел на нее и вдруг увидел то, чего не заметил на улице: мертвенно-бледное лицо, обескровленные губы и синюшные круги под уставшими глазами.
– Что…
– Потом. Уведи его, Йель, – приказал отец.
Брат скромно поклонился леди Мартильде, взял Райордана под руку и едва ли не силой заставил идти к лестнице.
– Расстегни шубу. Здесь жарко, – сказал Йель, увлекая Рая за собой.
– Что с моей матерью? Нет, подожди!
Они остановились в темном переходе между лестницей и коридором, ведущим, насколько помнил Рай, к библиотеке и кабинету отца. Йель потупился и молчал.
– Расскажи мне, – потребовал Рай.
– Может, она сама расскажет…
– Йель!
Вымученно улыбнувшись, брат пробормотал:
– Знаешь, иногда я жалею, что отец вынудил нуад даровать мне способность говорить.
Райордан ничего не ответил, лишь продолжил сверлить Йеля взглядом.
– Леди Мартильда больна. Она…
– Почему отец не приказал нуадам исцелить ее? – перебил Рай.
– Либо я, либо она. – Йель отвел взгляд. – Таким был уговор. Отец выбрал…
– Наследника, – снова прервал брата Райордан.
Он не понимал, что чувствует. На одной чаше весов замер глухонемой от рождения брат, который когда-то был для Рая целым миром, на другой – холодная, деспотичная мать, которая не сказала ему и десятка добрых слов за все детство. Казалось бы, выбор очевиден, но…
– Мне так жаль…
Йель обнял его и уперся острым подбородком в макушку. Потеряв остатки достоинства, Рай прижался к нему и закрыл глаза.
«Хорошо хоть не разрыдался, слабак», – прошипел внутренний голос.
– Ты дрожишь. Пойдем, я прикажу приготовить для тебя ванну, – тихо сказал Йель.
– Это не от холода, – пробормотал Райордан, отстраняясь. – Многое изменилось за эти годы, да?..
– Но не твоя спальня. Отец запретил слугам прикасаться к вещам. Даже брошенная тобой рубашка так и лежит на полу у камина. – Губы Йеля тронула улыбка.
– Не может быть.
– Пойдем, я покажу.
И Рай пошел.
Брат не солгал: рубашка действительно лежала у камина – пожелтевшая и покрывшаяся темными пятнами.
«Совсем как мои воспоминания», – подумал Райордан, выпрямившись.
Он обвел взглядом мрачную комнату и покачал головой: следы его пребывания остались повсюду. Пятно на столе от пролитого вина, так и не заправленная постель, распахнутый сундук, щерившийся темной глоткой…
– Почему он запер спальню?
Вздрогнув, Йель отошел от пыльного окна и пожал плечами. На его лице застыла виноватая улыбка.
– Я никогда не спрашивал.
– Думал, отец сожжет все, что имеет ко мне отношение.
– Вы плохо расстались, но он… Он никогда не был настолько плохим человеком, как тебе казалось, Рай.
– Наш отец? Не был плохим человеком? – Райордан скривился. – Я запомнил его жестокосердным тираном.
– Ты был юн. В этом возрасте нам всем кажется, что родители – воплощение зла. Отец всего лишь пытался вырастить из тебя лорда Большого Дома. Как умел.
– У него дерьмово получалось.
– Возможно.
– Ты что, на его стороне? Тебя отняли у матери!
– Я не помню ее.
– А что насчет Мартильды? Сколько раз она пыталась тебя убить?
– Несколько. В детстве это ранило меня, но теперь… Пожалуй, я могу ее понять.
Усевшись на покрытую пылью кровать, Йель долго размышлял, прежде чем продолжить.
– Она не могла подарить Дому наследника, много лет ее опаивали лекарствами жрецы и лекари в надежде победить женскую хворь, а после, когда все мучения остались позади и родился долгожданный сын, отец привел рыжего бастарда. Еще и ущербного. – Йель мягко улыбнулся, словно искренне понимал горе мачехи и сочувствовал ему. – Мартильда была разбита. Даже не разбита – растоптана.
– Ты вырос, но остался тем же добрым мальчишкой, – тихо сказал Райордан. – Откуда в твоем тщедушном теле взялось место для такого большого сердца?
– Тщедушном? Ты, видно, не заметил, что я выше тебя на добрых полторы головы и шире в плечах, братик.
Рай ухмыльнулся.
Тогда, в далеком сером детстве, Йель не называл его по имени. В каждой записке, написанной округлым детским почерком, можно было найти мягкое, нежное «братик».
– Знаешь, почему я называл тебя именно так? – вдруг спросил Йель, с трудом сдерживая смех.
– Потому что я твой брат, очевидно?
– Потому что не умел писать твое имя! Видят боги, мне стоило немалого труда освоить грамоту, но «Райордан»… Мартильда даже здесь умудрилась насолить мне.
Пока Рай смеялся, Йель поднялся с постели и поморщился.
– Здесь нужна хорошая уборка. Прикажу…
– Не нужно. – Отсмеявшись, Рай смахнул выступившие слезы. – Может, займемся этим сами?
– Уборкой? – Глаза Йеля распахнулись от удивления. – Ты серьезно? Райордан из Дома Ледяных Мечей, прославленный вор, владелец игорных домов, которому задолжала добрая половина богачей Дома Золота и Камней, предлагает мне заняться уборкой?
Рай пожал плечами, снял шубу и повесил ее на торчащий из стены крючок.
– Знаешь, пока я пытался стать «прославленным вором», мне пришлось научиться жить без помощи слуг. Уборка расслабляет. Помогает привести мысли в порядок.
Хмыкнув, Йель уточнил:
– Ты точно мой брат? Я помню тебя другим. И в отчетах шпионов отца ты тоже был… другим.
– Умею удивлять, правда?
– Еще как!
Они смотрели друг на друга, и на уставших после долгого путешествия лицах расцветали улыбки. Райордан чувствовал, что в груди зарождается что-то… странное. Что-то напоминавшее надежду.
– Хорошо. Тогда я прикажу…
– Йель, тебя развратила роль наследника Большого Дома. – Покачав головой, Рай продолжил: – Никаких приказов. Мы сами пойдем вниз, возьмем ведра, тряпки, метлы… И займемся уборкой.
Ему нравилось наблюдать за тем, как эмоции на лице младшего брата сменяют друг друга.
– Слуги будут в ужасе, – только и сказал Йель, вешая верхнюю одежду на крючок.
– Люблю приводить людей в ужас.
Они спустились на первый этаж и направились к крылу, в котором жили слуги. Райордан разглядывал темные каменные стены и вдыхал запах, который, как ему казалось, он давно забыл.
Запах дома.
Запах, окружавший его всю жизнь.
Запах, впитавшийся не только в одежду и кожу, но и в память, терзавший его по ночам все эти безумные, одинокие годы.
– Я могу вам помочь?
Служанка сложила руки и поклонилась, всем своим видом выражая покорность и желание угодить. Райордан отвык от этого, ему захотелось взять женщину за плечи и заставить выпрямиться. Это выглядело унизительно.
– Нам нужны ведра, тряпки, метлы… – Йель посмотрел на Райордана, словно желая убедиться, что тот не передумал. – Все, что необходимо для уборки.
Служанка недоверчиво смотрела на него и молчала.
Рай хмыкнул и подтвердил:
– Ты не ослышалась.
– Но, милорд… – Служанка говорила осторожно, тщательно подбирая слова. – Мы с радостью приведем ваши покои в порядок, если вы дадите нам немного времени. Мы не знали, что вы вернетесь и…
Не выдержав, Райордан приблизился к женщине, положил ладонь на ее плечо и мягко улыбнулся.
– Молодой лорд вернулся и желает самостоятельно сделать уборку в покоях, чтобы воскресить детские воспоминания. Неужели ты станешь осуждать его за это?
– Нет! Конечно, нет, милорд! Я бы никогда…
– Вот и прекрасно. Ведра, метлы, вода и тряпки. Пожалуйста.
Как только служанка скрылась в полумраке коридора, Йель тихо сказал:
– Ты действительно изменился.
– Ты тоже. Я оставил в замке трогательного мальчишку с открытым сердцем, а сейчас вижу перед собой уменьшенную копию отца, – заявил Рай.
– Осуждаешь меня?
– Ничуть. Ты был ребенком, и отец вылепил из тебя то, что ему было нужно. Еще один кусок звездной породы – ледяной, бесстрастный и высокомерный.
Йель резко приблизился и навис над Райорданом. Прищурившись, он потребовал:
– Возьми свои слова обратно!
– Пожалуй… нет. – Рай хитро улыбнулся. – В наказание за грех высокомерия я требую твоего полного подчинения во время уборки! Может, это спустит тебя с заснеженных вершин на землю.
Йель легко толкнул его в грудь, но заметно расслабился, когда понял, что все эти слова всего лишь братские шутки.
– Я пытался сохранить свое сердце, – тихо сказал он, отступив. – Но отец отчаянно желал поместить его в ледяную клетку.
– В которой заточено его собственное, – добавил Рай. – Я знаю, Йель. Со мной он пытался проделать то же. Но еще я знаю, что ты совсем не такой, как лорд Абботт. Ты пошел в мать, кем бы она ни была.
Едва заметно улыбнувшись, Йель кивнул.
– Невозможно превратить солнце в луну, – тихо сказал Райордан. – Как бы сильно отец этого ни хотел.
Вернувшаяся служанка вручила им метлы и смущенно попросила:
– Хотя бы позвольте кухонным мальчишкам принести воду.
– Хорошо, – сжалился Рай. – Но побыстрее.
Йель подхватил ведро, наполненное тряпками, и тяжело вздохнул.
– Если бы я знал, чем ты заставишь меня заниматься…
– Брось, я тебя не заставляю. – Рай нахально щелкнул его по носу. – На самом деле ты в восторге от того, что тебе предстоит провести несколько часов в компании брата, который повидал мир за пределами этой ледяной пустоши.
– Видят Трое, ты абсолютно прав, – снова притворно вздохнув, Йель хмыкнул. – Пойдем. И надеюсь, об этом никто не узнает.
– О, поверь мне, слухи уже расползаются по замку.
– Ты выглядишь поразительно довольным этим фактом.
– Конечно, я доволен! Огорчает только то, что я не увижу лицо отца, когда ему донесут об этом.
Поднимаясь по лестнице, Райордан услышал тихий смех Йеля и не смог сдержать улыбку.
Рай не лукавил – за годы скитаний он успел привыкнуть к простой жизни, и уборка перестала пугать его. Даже выкупив игорные дома, он продолжал помогать содержать их в порядке до тех пор, пока участие хозяина не стало выглядеть странно.
Йель же казался растерянным, когда кухонные мальчишки принесли ведра с теплой водой: он застыл у двери в нерешительности, словно не понимая, что делать дальше.
– Закатай рукава, – посоветовал Райордан. – Если хочешь, можешь переодеться.
– Нет, я… Эта одежда и так достаточно грязная после путешествия, так что… – Йель медленно закатывал рукава, не глядя на брата. – Кстати, об этом… Что мы будем делать дальше?
– С чем? – Рай обвел взглядом комнату и вздохнул, заметив паутину в углах.
– С демонами. С войной.
Говорить об этом Райордану не хотелось. Он надеялся отвлечься от нависшего над их головами хаоса, погрузившись в привычную рутину, но…
– …сложно не замечать кровожадных тварей, заполонивших небо…
– Что?
– Ничего. – Рай встрепенулся. – Мысли вслух.
Он намочил тряпку и провел ей по столешнице. Уродливые серые клубы пыли потянулись за его рукой, и Рай поморщился.
– Отец займется этим, я думаю. И тебе нужно быть рядом с ним, чтобы ничего не пропустить.
Краем глаза он заметил Йеля, брезгливо размазывавшего пыль по окну.
– Прополощи тряпку.
– Рядом с отцом должен быть ты.
– В каком смысле? – Рай нахмурился и отвлекся от столешницы.
– Ты наследник Дома. – Йель продолжал возить тряпкой по стеклу, игнорируя факт, что делает только хуже. – Твое место рядом с лордом.
– У тебя дерьмовое чувство юмора.
– Я не шучу. – Перестав мучить окно, Йель повернулся и бросил тряпку в ведро. – Отец позволил тебе вернуться. Если ты будешь вести себя подобающе…
– Ай, заткнись.
Рай отмахнулся от слов брата и раздраженно закатил глаза.
– Я не хочу вести себя подобающе, понятно? Не хочу снова надевать этот проклятый ошейник, ледяной, как сердце моей матери.
– Рай!..
– Что? Ты надеялся, что я вернусь и мы заживем большой и дружной семьей? Что я снова нацеплю цвета Дома, что отца перестанет передергивать каждый раз, когда он меня видит?
– Его не передергивает.
Рай скривился.
– Ты видишь только то, что хочешь видеть, – бросил он.
– Ты тоже.
Они сверлили друг друга взглядами до тех пор, пока Рай не сдался и не схватился за метлу. Его движения были резкими и неестественными, он сжал деревянную ручку с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
– Ты думаешь, что все эти годы тебя ненавидели? Что отец был рад избавиться от тебя, верно? – вкрадчиво спросил Йель.
– Не твое дело.
– Брось, я ведь твой брат.
Рука Йеля легла на ручку метлы, вынудив Райордана прекратить остервенело подметать.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы вы поговорили. Чтобы ты понял, что отец скучал по тебе.
– Я больше не глупый юнец с мягким сердцем, мне не нужны ни его любовь, ни признание! – выпалил Райордан.
– Зато ему нужен сын, – мягко ответил Йель.
В глубине его глаз пульсировало желание примирить дорогих людей, и сердце Райордана сжалось от нежности, но усилием воли он затоптал порыв согласиться с братом и гордо вскинул подбородок.
– Ни за что.
– Вы так похожи! Два непроходимых идиота и упрямца! – выпалил Йель. – Отцу нужен законный наследник, он не простит себя, если во главе Дома встанет бастард! А Мартильда? Она просто не переживет такого унижения!
– Чем плохи бастарды?
– Буквально всем!
Йель принялся мерить покои шагами, нервно теребя выбившийся из-за пояса край рубашки.
– Честь – вот что имеет значение для твоих родителей! Представляешь, что чувствует отец, когда думает о том, что напишут о нем летописцы? «Лорд Абботт передал титул незаконнорожденному сыну, мать которого была, должно быть, портовой девкой!»
– В землях нашего Дома нет порта, – вяло напомнил Рай.
– Да какая разница? – Йель всплеснул руками. – История вашего рода будет запятнана!
– Ему стоило подумать об этом до того, как он притащил тебя в Хладную Крепость.
Слова сорвались с языка раньше, чем Райордан успел их осмыслить. На его глазах лицо Йеля покраснело так сильно, что веснушки на носу и щеках исчезли.
– Прости, я не это…
– Ты прав, – выдохнул брат. – Ему не стоило привозить меня сюда, но что сделано, то сделано. И я прекрасно знаю свое место, если ты…
Сделав большой шаг вперед, Рай вцепился в воротник рубашки Йеля и прошипел:
– Твое место рядом со мной. Рядом с отцом. За семейным столом. И даже на нашем трижды проклятом семейном древе. И именно ты должен стать лордом Дома Ледяных Мечей, потому что иначе я продам земли, а на вырученные деньги отправлюсь на Большую Землю.
Робкая улыбка тронула губы Йеля.
– Ты так не поступишь, – пробормотал он.
– Еще как поступлю! Видят Трое, эта проклятая ледяная пустошь мне не нужна! – выпалил Райордан.
Выпалил и тут же понял, что соврал.
Нагло, дерзко, глядя в самые преданные в мире глаза.
Если отец решит вернуть его в семью, если позволит ему снова стать наследником, Райордан никогда не предаст его доверия. Потому что его продажное сердце еще не забыло, что такое честь семьи.
– Дерьмо… – пробормотал Рай, отступая.
– Ты верен Дому, – тихо сказал Йель. – Поэтому ты не задумываясь принял предложение отца на Солнечном Пике. Твой дух желал вернуться сюда, Рай. Твое сердце тоже слышит песнь Хрустальной Башни.
Йель взял руку Райордана в свою и положил пальцы на тонкие переплетения вен на его запястье.
– Под твоей кожей холод, Рай. Твое сердце замедляется, повинуясь песне. Ты снова становишься частью своей родины.
О влиянии Хрустальной Башни на всех жителей земель Дома Ледяных Мечей знали только члены правящей семьи и целители. Резонируя с песней, сердца людей бились в унисон, создавая целительный гул, дарующий долголетие, выносливость и способность легче переносить болезни. Но это не все: резонанс с песней Хрустальной Башни исцелял раненых, и чем больше людей находилось вокруг, тем быстрее затягивались раны.
Башня научила суровый народ держаться вместе: не будь ее, предки Райордана погибли бы, едва начав строить первое поселение в этих неприветливых землях.
– Я слышу ее зов, – тихо признался Рай, глядя на пальцы Йеля, сдавившие запястье. – Этот… звон. Он звучит каждое мгновение.
– Но не раздражает, – добавил брат. – Это часть нашей жизни, как и вечная зима.
– Почти вечная. – Губы Рая растянулись в улыбке. – Там, ближе к границе, очень красивая весна.
Сказав это, он прикусил губу, смутившись сквозившей в голосе мягкости.
– Я бы хотел ее увидеть.
В глазах Йеля не было насмешки, только робкое желание понять.
– Должно быть, ты помнишь меня совсем другим, – тихо сказал Рай. – Но, если честно, ты тоже немного изменился.
– Немного? – Рыжие брови Йеля насмешливо изогнулись.
– Я оставлял здесь лопоухого карапуза, а теперь…
– Уже тогда я почти догнал тебя в росте!
– Ложь!
Напряжение спало. Йель притворно возмущался, Рай парировал, но делал это беззлобно и невпопад: его мысли звенели, резонируя с Хрустальной Башней, а сердце замедлялось, словно кровь вдруг стала густой и тягучей.
«Моя земля узнала меня, – понял Рай. – Она пытается снова сделать меня своей частью».
Сердце тоскливо заныло, взгляд затуманился от слез.
«Выходит, я действительно скучал по этой проклятой ледяной пустоши».
– Положи. Ты разводишь еще большую грязь! – Рай вырвал тряпку из рук Йеля. – Просто возьми метлу и избавься от мусора на полу.
– А что насчет отца? – будто бы невзначай спросил брат, послушно отходя от окна.
– Так или иначе, нас ждет долгий и тяжелый разговор, – посерьезнев, ответил Рай. – Солнце скрыл клубящийся мрак. Мир погрузился в вечные сумерки, и, если мы ничего не предпримем… Демоны опустошат континент.
– Грядет война?..
– Бойня. – Рай стиснул зубы и сорвал с кровати пыльное покрывало.
Глава 3
Боль. Агония. Выжженные вены пульсировали днем и ночью, напоминая о том, чего она лишилась и чего еще лишится в будущем. Там, где была искра, теперь зияла дыра, а там, где была верность Дому, остался лишь горький пепел.
Теперь Хести понимала, почему мать часто выглядела так, будто до смерти осталось три вздоха: Верховная выпивала жриц своего Круга. Медленно, методично, но неотвратимо. Она позволяла восстанавливать силы, но утолить ее жажду не мог никто.
Их привезли на постоялый двор неподалеку от порта. По плану Верховной они должны были отправиться в Запретный Край на рассвете, поднявшись на борт корабля. Хести не сомкнула глаз – металась из угла в угол в крошечной комнате и замирала каждый раз, услышав шаги. Она боялась, что дверь откроется и на пороге появится Верховная, пожелавшая в очередной раз пополнить свой магический резерв за ее счет.
Эта ночь – последний шанс сбежать. Как только они взойдут на борт корабля, пути к отступлению будут отрезаны.
«Зато я смогу утопиться», – подумала Хести, нервно теребя манжет мантии.
Она должна была сбежать раньше, должна была подумать о себе, о своей жизни, которую Верховная поглощала вместе с ее силой, но…
«Проклятый калека. Тупой, бесполезный, беззащитный кусок… человека».
Пнув сундук, Хести зарычала и метнулась к окну. Распахнув ставни, она замерла в нерешительности.
Может, ей удастся сбежать. Может, жрицы даже потеряют ее след. Но Верховная не простит предательства. Калека ей не нужен, но она убьет его, просто чтобы причинить Хести боль.
«Грядет война. Калека все равно умрет, верно? Он не в состоянии позаботиться о себе, воин из него скверный. Рано или поздно демоны доберутся до него».
– Но я могла бы его защитить…
Запустив пальцы в волосы, Хести отступила от окна. Она никак не могла принять решение.
Сбежать сейчас – значит принудить Верховную отправить прихлебателей на поиски калеки. Остаться – подписать приговор самой себе.
– Как же я все это ненавижу… – прорычала Хести, перелезая через узкий подоконник. – Жизнь – это вечный выбор между двумя зловонными кучами дерьма.
Она спустилась на землю, держась за крепкие лозы, обвившие стены. Думать времени не было – каждая мысль заставляла ее все глубже погружаться в пучину отчаяния. Единственное, в чем Хести была уверена, – она хотела жить. Отчаянно, безумно, как утопающий, готовый совершить что угодно, лишь бы успеть сделать еще один жадный вдох.
Накинув на голову капюшон, она побежала прочь от постоялого двора, держась в густой тени домов. Может, калека и стал для нее кем-то бо́льшим, чем просто мужчиной, с которым она делила постель, но собственная жизнь для Хести стоила дороже разбитого сердца.
«Мать могла бы гордиться мной. Перед лицом мучений и возможной смерти я выбрала себя, а не любовника. О Лагоса, я такая же бессердечная сука, как и ты», – с отвращением думала Хести, ныряя в очередной переулок, провонявший рыбой, по́том и мочой.
Портовые города – язвы на теле Фокаса. Точки притяжения ублюдков, воров, преступников, решивших сбежать подальше, сев на корабль. Вечная грязь, мухи, бездомные, спящие у фонтанов с позеленевшей водой, – все это вызывало брезгливость и желание убраться подальше как можно скорее. Старые портовые девки, заманивавшие припозднившихся путешественников дряблыми бедрами, жулики с краплеными колодами карт, загоревшие до черноты живодеры, предлагавшие погладить едва живых обезьян и попугаев, – Хести бежала мимо, задерживая дыхание, чтобы не чувствовать вони давно немытых тел и перегара. Радовало ее одно: в таких городах никому не было дела до нуады, мчавшейся прочь от туманного грядущего.
Она успела уйти довольно далеко от порта. Лачуги и питейные заведения сменились приличного вида домами, за темными окнами которых мирно спали хозяева. Тишину нарушали только эхо торопливых шагов Хести и пение ночных птиц, гнездившихся под крышами и в маленьких садах, окруженных аккуратными заборчиками.
Тень накрыла Хести, и спустя мгновение она уже лежала на брусчатке, прижатая мощной лапой. Падая, она хорошо приложилась о камни лицом и зашипела от боли.
– Твоя мамочка не позволяла отлучаться.
Насмешку, звучавшую в нечеловеческом голосе, Хести узнала сразу.
– Отпусти меня, – прорычала она, пытаясь отползти. – Сейчас же!
– Вы, серокожие дамочки, так любите командовать… Иногда мне это даже нравится.
Тяжелое тело накрыло ее, когтистые лапы расположились по обе стороны от ее головы, а колено уперлось в спину.
– Попроси меня, жрица, и, возможно, я отпущу тебя. После того как…
Всё, что Хести смогла сделать, – кончиком пальца начертить на брусчатке сигил и активировать его ударом ладони. Демона отбросило, Хести вскочила на ноги и сложила пальцы в жест Защиты – это стоило ей остатков сил, до которых еще не добралась Верховная.
– Могла просто сказать, что ты не в настроении.
Демонический облик Гомиэля вызывал отвращение, как и мускусный запах животного, исходивший от поросшего шерстью и толстой чешуей тела. Хести стерла кровь, выступившую на стесанной щеке, и прорычала:
– Пошел прочь.
– Пойду, но прихвачу тебя с собой. – Пасть демона растянулась в уродливой ухмылке. – Твоя мамочка…
– Она мне не мать.
– Да плевать я хотел. Ты вернешься сама или мне придется поднять тебя в воздух и пару раз случайно уронить по дороге? Обдумай ответ, жрица, я не настроен шутить.
Хести заметила подпалины на кожистых крыльях Гомиэля. Демонический генерал выглядел раздраженным и то и дело прикасался длинными пальцами к боку, на котором заживала глубокая уродливая рана.
– Не глазей, – рявкнул он.
– Не нравится, когда кто-то видит следы твоего поражения? – прошипела Хести.
– Я не проиграл! – Рык демона прозвучал громом в ночной тишине. – Проклятый дракон, если бы не он…
Насторожившись, Хести медленно переспросила:
– Дракон?..
Но отвечать Гомиэль не собирался: схватив ее за руку, он взмахнул крыльями и взмыл в воздух. Хести с трудом подавила рвущийся из горла крик: под ней раскинулся весь город, и все, что удерживало ее от неминуемой смерти, – мощная лапа, сжавшая запястье.
– Больно! – взвизгнула она. Казалось, что руку вот-вот просто вывернет из плеча.
Демону было плевать – он поймал воздушный поток и легко скользил в сторону постоялого двора, с которого Хести сбежала, победив в споре с совестью.
– Ублюдок…
– Слабачка, – парировал Гомиэль. – Заткнись и возвращайся в свою конуру.
Он приземлился и швырнул ее на землю, хищно осклабившись. Рана на его боку снова открылась, густая темная кровь стекала по покрытому шерстью бедру.
– Проклятье! – рыкнул Гомиэль, попытавшись зажать рану большой ладонью. – Чего уставилась?
Пытаясь сохранить остатки достоинства, Хести поднялась с земли и бросила:
– Я думала, вы бессмертны.
– Значит, думать – это не для тебя, – огрызнулся Гомиэль. – Ты умеешь накладывать повязки?
– Не буду помогать тебе.
Двумя широкими шагами демон преодолел расстояние между ними, схватил Хести за горло и склонился над ней, обдав звериным запахом и горячим дыханием.
– Я не спрашивал, будешь или нет, жрица. Ответь. На мой. Вопрос.
Задыхаясь, Хести вцепилась в жилистые пальцы, но не смогла заставить их разжаться.
– Умею, – прохрипела она.
– Тогда иди. Я обращусь и найду тебя.
Гомиэль отпустил ее, присел и взмахнул крыльями. Хести едва не сбило с ног потоком воздуха, пыль попала в глаза, и, пока она пыталась проморгаться, демон исчез в клубящемся мареве, заслонившем небо.
Она могла сбежать снова, но проклятый генерал будто чуял ее, словно охотничий пес. Неужели Верховная приказала ему следить? Или он случайно заметил ее и решил вернуть, чтобы выслужиться?
«Нет, – подумала Хести, открывая дверь трактира, – ему не нужна благосклонность Верховной».
У лестницы ее встретили две жрицы. Они стояли по обе стороны от ступеней, словно каменные изваяния, но, когда Хести проходила мимо, одна из них бросила:
– Я так надеялась, что ты свернешь себе шею, сорвавшись со стены.
– Пошла ты.
Хести вернулась в свою комнату и захлопнула дверь с такой силой, что с потолка посыпалась пыль.
Они знали! Проклятые жрицы следят за каждым ее шагом!
– Дерьмо…
Сундук, выскочивший из-за кровати, чтобы встретить хозяйку, удостоился не поглаживаний, а пинка. Уродливые ногощупальца подогнулись, он рухнул набок, крышка открылась, и вещи Хести вывалились на пол.
– Я что, проклята?!
Она села на колени и принялась запихивать одежду обратно. Сундук перебирал лапками, и Хести убедилась, что в этот раз они получились просто отвратительными.
– Какой же ты урод, – пробормотала она.
В комнату без стука вошел Гомиэль. Он успел принять человеческую форму, но одежду не захватил – раны на груди и животе кровили, но хуже всего выглядел его бок. Все его тело оказалось покрыто темными завихрениями татуировок.
– Спасибо, что потрудился прикрыться полотенцем, – проворчала Хести, поднимаясь на ноги.
– Боялся, что ты ослепнешь от красоты, – огрызнулся Гомиэль. – Что это за тварь? Какое уродство.
Он легко толкнул сундук босой ступней, и тот зашатался.
– Из Фаты в Упорядоченное проникают куда более уродливые твари, – встала на защиту своего творения Хести. – Ты, например.
Оскалившись, Гомиэль бросил на кровать сверток и сел рядом, вытянув ноги. Из раны на боку потекла кровь.
– Вставай! Мне еще спать здесь! – возмутилась Хести.
– Привыкай к крови, жрица. Скоро она будет повсюду. – Гомиэль откинулся на локти. – Осмотри рану и сделай все, что можешь.
Попытаться бы выставить его, но какой в этом толк? Он мог просто свернуть ей шею, а Верховной сказать, что она погибла, когда сбега́ла через окно. Или не сказать ничего – генерал Фаты вряд ли станет оправдываться.
– От тебя пытались кусок откусить? – Хести склонилась над Гомиэлем и цокнула языком.
– Ты даже не представляешь, насколько точен твой вывод. – Демон хмыкнул.
– Почему рана не заживает? Ты ведь демон. Ваша регенерация…
– Это рана от драконьего огня. В том числе. – Гомиэль поморщился.
– Лжец.
– Мой язык способен на множество вещей, но не на ложь. – Он хрипло рассмеялся. – По крайней мере, в этот раз.
– Драконов не существует, – упрямо повторила Хести.
– О, мы тоже так думали. Но оказалось, что по крайней мере одна тварь все же выжила. И теперь она создает нам проблемы. – Гомиэль поморщился. – Он огромный, жрица. Огромный и горячий. Нам не страшны ожоги, но драконье пламя – это совсем другое. Его температура испепеляет даже демонов.
Хести продолжала недоверчиво хмуриться, складывая пальцы левой руки в жест Удержания. Ей удалось остановить кровотечение, демоническая плоть начинала срастаться, но что-то мешало ей. И Хести начинала понимать, что именно.
– Края твоей раны обожжены. Нужно срезать. – Она выпрямилась. – Иначе ты так и будешь заливать мою кровать кровью.
– Признайся, что ты просто мечтаешь о том, чтобы вонзить в меня лезвие.
– Мечтаю. – Хести присела рядом с сундуком, откинула крышку и начала искать сверток с ритуальными кинжалами. – Можешь продолжать медленно подыхать, мне все равно.
– Странно, ведь ты нуада. – Гомиэль откинул светлые волосы за спину и прищурился. – Ты должна беречь нас. Должна делать все, чтобы помочь нам открыть врата для Черной Матери.
– Прямо сейчас я пытаюсь не дать тебе истечь кровью – этого недостаточно? – Хести достала самый маленький кинжал и подошла к демону. – Будет больно.
– Уверен, ты сделаешь все, чтобы так и было. – Он рассмеялся, из-за чего на поверхности раны снова выступили капли крови. – Дай мне пару мгновений.
От тела Гомиэля пахнуло жаром, у ног Хести заклубились алые завихрения его сущности. Она отступила было, но демон приказал:
– Оставайся на месте, это не опасно.
Несколько мгновений они молчали, а затем Гомиэль кивнул и сказал:
– Можешь начинать.
– Что это за…
– Я не хочу чувствовать, как ты режешь меня, жрица. Теперь твой крошечный кинжал не причинит мне боли. Почти. – Он вытянулся, подставляя ей бок. – Это работает лучше, когда мы обмениваемся сущностями, но… У тебя ведь ее нет, верно?
Принюхавшись, словно зверь, Гомиэль разочарованно замычал.
– Да, ни намека… Только искра. Сильная, но дрожащая. Она пытается спрятаться, жрица. От меня?
– Еще чего.
С садистским удовольствием Хести начала срезать опаленную кожу с края раны и не без радости отметила, что демон стиснул зубы.
– Если бы я знала, что в тебя нужно всадить кинжал, чтобы ты заткнулся, сделала бы это раньше, – не удержалась от колкости она.
– Ох… закрой рот, жрица, – прохрипел Гомиэль. По его лицу струился пот. – Иначе я сожру тебя вопреки приказу.
– Тебе приказали не трогать меня? – Хести не сумела скрыть удивление.
– Закрой рот, – сквозь зубы повторил демон, сжимая одеяло пальцами.
– Очень плохая идея говорить таким тоном с тем, у кого в руке кинжал. – Хести намеренно резко срезала лоскут опаленной кожи, заставив Гомиэля задохнуться от боли.
– Сука!.. – выпалил он, но напасть не попытался. – Если ты не будешь осторожнее…
– Да-да, ты меня сожрешь.
– Ты не единственная жрица в округе. Тебя заменит кто угодно.
– Тем не менее ты лежишь здесь. – Хести сложила пальцы в Закрывающий жест силы. – Готово. Теперь…
Она не договорила: на ее глазах рана начала исцеляться, пульсирующее кровавое месиво покрыла тонкая белесая пленка.
– Ты точно не из нашего племени? – Гомиэль утер пот тыльной стороной ладони. – С такой жестокостью кромсать живую плоть…
– Я не люблю причинять боль, – перебила Хести, – мне просто плевать на тебя.
– О, ты ошибаешься.
Он схватил ее за рукав и притянул к себе. Его алые глаза, казалось, впились в ее суть.
– Ты хочешь причинять боль, жрица, но боишься признаться в этом даже самой себе. Черная Мать не просто так выбрала твой народ: чужая агония доставляет вам удовольствие.
– Пожалуй, ты прав. И прямо сейчас я наслаждаюсь твоей агонией.
Она ткнула пальцами в едва начавшую заживать рану, Гомиэль заорал и отпустил ее, прижав ладони к боку.
– Ты!..
– Проваливай из моей комнаты. Мне нужно поспать. – Хести указала на дверь. – Выметайся.
Гомиэль встал с кровати, все еще держась за рану. Его глаза сияли, как раскаленные докрасна угли.
– Пойдем со мной, – вдруг сказал он. – Покажу тебе кое-что в благодарность за помощь.
– Еще чего. Я же сказала…
– Ты снова не поняла меня, жрица. – Он навис над ней. – Я не спрашивал.
Хоть и нехотя, Хести подчинилась: пожала плечами и указала на дверь, давая понять, что пойдет за ним.
Придерживая полотенце, он вышел в полумрак коридора и направился к лестнице, совершенно не беспокоясь о своем виде. Его босые ступни шлепали по деревянному полу, а слипшиеся от крови кончики волос качались из стороны в сторону при каждом шаге.
Они покинули постоялый двор, Гомиэль наконец сумел завязать полотенце так, чтобы оно не норовило сползти с бедер, и явно повеселел – на его лице появилась мерзкая ухмылка, не сулившая Хести ничего хорошего.
– Ты такая хмурая, – заметил он.
– Потому что я не хочу находиться здесь, но мое мнение никого не интересует, – проворчала Хести, натягивая капюшон.
– Ты не пожалеешь. Это… зрелище будет стоить каждой потраченной минуты.
Чем ближе к порту они подходили, тем сильнее становилось беспокойство. Демон выглядел подозрительно довольным, а Хести чувствовала себя овцой, идущей на закланье.
Будто прочитав ее мысли, Гомиэль сказал:
– Не беспокойся о себе. Пока ты нужна Верховной, я тебя не съем.
– Угу, – буркнула Хести, нащупав крошечный кинжал в свободном рукаве.
– Какая же у нас скверная репутация в Упорядоченном, – притворно вздохнул Гомиэль. – Никто не хочет доверять демонам.
– У тебя отвратительное чувство юмора.
– Зато у меня много других достоинств.
Они подошли к кораблю, мирно дремавшему в спокойных водах. Гомиэль первым поднялся на борт по сходням, Хести плелась за ним, украдкой вглядываясь в густые тени.
«Дура, дура, дура! – мысленно укоряла она себя. – Нужно было остаться в комнате».
Из темноты появился второй генерал – он выглядел лучше, чем Гомиэль, но и на его лице Хести разглядела раны и легкие ожоги.
– Зачем ты притащил ее? – Таумиэль сложил руки на груди и загородил собой спуск на нижние палубы.
– Хочу показать ей наш ценный груз. – Гомиэль пожал плечами. – Это же не запрещено?
– Мне стоило вырвать твое сердце и поглотить его еще в Фате, – прорычал Таумиэль. – Убирайтесь, оба.
С плохо скрываемым облегчением Хести развернулась на каблуках, готовая уйти, но Гомиэль схватил ее за локоть и прижал к своему бедру. Кто-кто, а он точно не собирался покидать корабль.
– Брось, Верховная приказала не спускать с нее глаз. Думаю, она имеет право увидеть.
– Никто не имеет права… – начал было Таумиэль, но вдруг замолчал, так и не закрыв рот.
– Слышишь? – вкрадчиво спросил Гомиэль. – Она проснулась.
Не сказав больше ни слова, Таумиэль бросился вниз, с удивительной ловкостью спустившись по трапу в темноту нижней палубы. Гомиэль потянул было Хести следом за ним, но она уперлась пятками в доски, отказываясь сделать даже шаг.
– Ни за что, – прошипела она.
– Боишься темноты, жрица? – В его глазах появились алые всполохи.
– Я вижу в темноте не хуже тебя, но туда спускаться не стану!
– Ты не знаешь, от чего отказываешься. Разве нуады не славятся своей любовью к тайнам? Я думал, ты любопытна, как и твоя Верховная. Давай, жрица, пара шагов, и ты увидишь магию крови в действии.
Хотела ли она узнать тайны Фаты? Конечно! Но спускаться в неизвестность следом за демоническими генералами?..
– Будь ты проклят, – прошипела Хести, вырывая локоть из его пальцев. – Ты первый, я пойду следом.