«Она жила в его тени. Даже когда думала, что стоит на свету.»
Глава 1
Зал был наполнен светом и мягким гулом голосов. Картины Амалии висели в строгом порядке – пейзажи, портреты, абстрактные мазки, в которых угадывались силуэты. Для неё это был день, к которому она шла всю жизнь.
Она стояла у входа в зал, в простом, но изящном платье пастельного цвета, и смотрела, как люди останавливаются у её работ. Мужчины в костюмах, женщины в вечерних платьях, кто-то с бокалами шампанского.
«Я здесь. У меня получилось.» – мелькнуло в голове.
Сколько лет она рисовала в одиночестве, часами сидела у мольберта в саду. Сколько раз казалось, что её картины никому не нужны, что это просто её личный мир, который никто не увидит. И вот – зал, люди, похвала.
– Вы потрясающе работаете с тенью, – сказал мужчина лет пятидесяти, задержавшись у одного из полотен.
– У вас руки художника от Бога, – добавила пожилая дама с жемчужным ожерельем.
– Я чувствую в ваших картинах эмоции, – заметила молодая девушка с блокнотом.
Амалия благодарила, улыбалась, хотя сердце билось быстрее обычного. Она всегда терялась от чужих комплиментов. Но в этот раз было нечто другое. Она всё время ловила себя на том, что взгляд возвращается к дальнему углу зала.
Там стоял силуэт.
Высокий. Неподвижный.
Амалия напряглась, даже перестала дышать. Моргнула. И сделала шаг вперёд. Но когда подошла ближе – там уже никого не было.
Она остановилась, обвела взглядом толпу. Люди смеялись, пили шампанское, обсуждали искусство. Всё выглядело абсолютно нормально.
«Показалось…» – попыталась она убедить себя. «Я просто слишком много рисую эти образы.»
Вернувшись к картинам, она заставила себя сосредоточиться. Но ладони оставались влажными, а дыхание – неровным.
– Мисс Сент-Клер, – раздался за спиной ровный голос официанта.
Амалия обернулась. В его руках – серебряный поднос. На нём – тонкий бокал с шампанским и сложенный вдвое листок бумаги.
– Это для вас, – произнёс он, чуть поклонившись.
Она медленно взяла записку. Бумага была тёплой, будто кто-то держал её в руках совсем недавно.
Развернула.
«Твои картины стали ярче. Но в каждой из них всё равно есть тень.»
Мир вокруг будто на секунду замер. Сердце болезненно толкнулось в груди.
Её пальцы дрогнули, оставив на листке след от шампанского.
Амалия вскинула взгляд, обшаривая глазами зал – свет, вспышки камер, фразы, смех, аплодисменты.
Но его не было.
Ни знакомого лица. Ни тени.
Только холод, что медленно пополз по позвоночнику.
И странное ощущение – он где-то здесь.
Смотрит.
Когда выставка наконец закончилась, Амалия почувствовала странную пустоту – будто всё происходившее вокруг было не с ней.
Аплодисменты, слова восхищения, вспышки камер – всё это размывалось в звуках, тонуло где-то далеко.
Она сжала ремешок сумки, пробираясь сквозь толпу к выходу. В воздухе стоял запах шампанского и духов, смешанных с дождём – Нью-Йорк, живой и хищный.
За дверью галереи её окатил порыв холодного ветра. Ночной город светился миллионами окон, словно наблюдал за каждым её шагом.
Такси остановилось почти сразу. Водитель кивнул, и она опустилась на заднее сиденье, чувствуя, как ноги наконец дрожат от напряжения.
Дверь закрылась – и шум города остался снаружи.
Нью-Йорк за окном сиял огнями, но её глаза не видели ни улиц, ни неона. Всё расплывалось в одно мерцание.
Она сжимала сумку на коленях, пальцы вцепились в ткань так, что побелели костяшки.
Телефон завибрировал, нарушив тишину.
Резкий звук, будто удар током. Амалия вздрогнула, открыла экран.
Новый номер. Неизвестный.
Сообщение.
Короткое. Ровные буквы, будто напечатанные с холодной уверенностью:
«Ты не сможешь спрятаться от того, кто знает тебя лучше, чем ты сама.»
Мир будто сузился до этих слов.
Она перечитала сообщение. Ещё раз. И ещё.
Буквы дрожали – или это дрожали её руки?
Она прижала телефон к груди, закрыла глаза.
«Кто это?.. Зачем?..» – мысли били в висок.
В груди поднималась паника, липкая и удушающая.
Амалия заставила себя глубоко вдохнуть, посмотреть в окно – там отражалось её лицо…и за спиной, в отражении стекла, на миг показалось движение.
Она обернулась.
Пусто. Только город. Только дождь.
Но сердце уже выбивало бешеный ритм.
Дом встретил Амалию запахом кофе и бумаги. Она сняла плащ, повесила на крючок и долго стояла в прихожей, прислушиваясь к тишине – будто проверяла, не спряталась ли в ней чья-то тень. Потом прошла на кухню, положила записку на стол и, как всегда, машинально выровняла стопку эскизов. Пальцы дрожали слишком заметно, чтобы их можно было выдать за усталость.
К утру небо серело, лес за окнами был в лёгком тумане, и дом казался кораблём, который плывёт в молоке. В этот час у Амалии было своё маленькое утешение – грохот кофемолки, тёплая кружка, видавший виды свитер с потянутыми рукавами. Она только уселась за стол, когда на дорожке хрустнул гравий и в дверной проём ворвалась Кэсси – как всегда, с ветром и делами.
– Я принесла булочки и десять советов, которые ты всё равно проигнорируешь, – объявила она, целуя Амалию в щёку и ставя пакет на стол. – И, да, опоздала всего на две минуты. Это почти рекорд.
– Для тебя – олимпийское золото, – улыбнулась Амалия, и напряжение в плечах немного отпустило. – Кофе уже готов.
Они устроились у окна. Пар от кружек поднимался тонкими нитями, за стеклом медленно проезжала машина соседа, и мир казался нормальным – настолько нормальным, насколько это вообще возможно после прошлого вечера.
– Ладно, рассказывай всё по порядку, – сказала Кэсси, поджав ногу под себя. – Но без «мне показалось». У тебя иногда «кажется» слишком предметно.
Амалия рассказала. Про силуэт. Про официанта. Про записку с ровными буквами: «Твои картины стали ярче. Но в каждой из них всё равно есть тень.» Про сообщение в такси. Ни имени, ни номера, который можно пробить – только слова, от которых кожа покрывается мурашками.
– Это уже система, – подвела итог Кэсси, глядя на скомканный лист. – И знаешь, что я скажу как юрист? Мне это не нравится. Совсем.
– А что скажут в полиции? – тихо спросила Амалия. – Что к художнице пришла собственная тень? Ты же знаешь, как это звучит.
– Они скажут, что будут разбираться, – упрямо сказала Кэсси. – И да, я знаю, что ты не любишь шум. Но… – Она замолчала, смягчилась. – Слушай, давай хотя бы не будем делать вид, что ничего не происходит. И ещё… я останусь на ночь, если хочешь.
– Останешься на кофе, – попыталась пошутить Амалия. – На ночь тебе нельзя, у тебя «развод века».
– Я и в суд приду с твоей кружкой, – фыркнула Кэсси, а потом, посмотрев на подругу внимательнее, спросила уже совсем другим голосом: – Ты спала?
– Немного, – честно сказала Амалия.
Они на минуту замолчали, и тишина вдруг оказалась не пустотой, а общей памятью, из которой сами всплыли первые картинки.
– Помнишь, как мы познакомились? – спросила Кэсси. – Четырнадцать мне, тринадцать тебе. Я тогда пришла в школу в середине года, всем было всё равно, а ты сидела на лестнице и рисовала кеды старшеклассника, будто это был портрет короля.
– У него были смешные шнурки, – улыбнулась Амалия. – И ты спросила, можно ли тебя тоже «нарисовать как человека».
– Да! – Кэсси рассмеялась. – А ты покраснела так, будто я сделала предложение. И всё, меня зацепило. Я впервые увидела, как кто-то смотрит на мир не словами, а линиями.
– А я впервые увидела, как кто-то может спорить с директором и победить, – подхватила Амалия. – Ты тогда добилась, чтобы в библиотеке нам оформили читательские на весь год. И ещё сказала: «Я стану адвокатом, потому что мне нравится выигрывать».
– Ничего не меняется, – самодовольно кивнула Кэсси и, смягчившись, добавила: – А позже я пришла к вам домой, и Миранда накормила меня так, будто я месяц не ела.
– Она всех так кормит, – тёплая улыбка прошла по лицу Амалии. – «Ешьте, девочки, творческая натура не работает на пустой желудок». Помнишь её печенье с корицей?
– И её привычку ставить три чашки вместо двух, – кивнула Кэсси. – «На всякий случай, вдруг счастье зайдёт». Господи, как же мне этого не хватает.
Они надолго ушли в мелочи – в ту странную роскошь подружеского разговора, где вспоминать детали важнее, чем обсуждать угрозы. Как готовились к выпускным экзаменам и падали носом в тетради. Как Амалия сделала серию набросков учителей, и один из них потом украли на школьной выставке («это был мой первый «успех», – пошутила она»). Как Кэсси спорила на дебатах до хрипа. Как ее мать Миранда встречала их из дождя пледом и чаем: «Согрейтесь, девочки, мир подождёт».
– Когда она приедет? – спросила Кэсси, возвращаясь в настоящее. – Я соскучилась.
– Говорила, на следующей неделе. У неё смена в клинике, потом день свободный. – Амалия покосилась на телефон. – Хочешь, махнём к ней на выходных? Девичник: ты, я и мама. Как раньше. Пицца, пледы, фильмы девяностых и сплетни про «наших, кто женился и развёлся».
– И яблочный пирог, – мечтательно добавила Кэсси. – И да, поедем. Тем более… – она кивнула в сторону записки. – Тебе нужен воздух, в котором не пахнет чужой тенью.
– Здесь пахнет лесом, – возразила Амалия и тут же улыбнулась. – Но согласна. Поедем.
– Знаешь, что самое смешное? – сказала Кэсси, подкладывая подруге булочку. – Мы с тобой обе мечтали об «успехе в Нью-Йорке», а когда он пришёл, оказалось, что он пахнет не шампанским, а уставшими ногами. И мне это нравится.
– Мне тоже, – кивнула Амалия. – Я никогда не хотела «звёздности». Я хотела, чтобы мои картины жили. Пусть тихо, но жили.
– И живут, – уверенно сказала Кэсси. – А вот жить спокойно тебе кто-то не даёт. – Она снова бросила взгляд на записку. – Я не отступлю. И вечером – в клуб. Но без пафоса, я выбрала место, где тебя не затопчут.
– Как в прошлый раз, когда ты принесла меня на руках? – поддела её Амалия.
– То была эвакуация, – невозмутимо ответила Кэсси. – И да, я сильная.
День растягивался лениво. Они сделали ещё кофе, прошлись по саду. Кэсси сфотографировала дальний клен «для доказательства, что у меня есть жизнь кроме судов», а Амалия поправила подвязку на молодом кусте роз – и сама вздрогнула от этого движения, вспомнив прошлую ночь. Кэсси заметила, взяла её за руку.
– Эй. Мы рядом. Я рядом. И мама рядом. Ты не одна, – сказала она просто.
– Знаю, – выдохнула Амалия. – Спасибо.
Ближе к вечеру они перебрались в гостиную, развалились на ковре, как в старые школьные времена: альбомы, карандаши, ноутбук Кэсси с неумолимыми письмами клиентов. Болтали о глупостях, листали старые фото: Амалия в краске до локтей на первом курсе; Кэсси в нелепых очках на дебатах; Миранда, которая держит по булочке и делает вид, что не подкармливает их тайком.
– Поехали сегодня в спокойный клуб, – предложила Кэсси, поднимаясь. – Там отличная музыка и съедобная паста, обещаю. Мне после клиентов нужно что-то человеческое.
– И мне, – согласилась Амалия, собрала волосы в свободный пучок и удлинила стрелку – не для кого-то, а чтобы самой себе добавить решимости.
Они долго выбирать наряды не стали: Кэсси – строгий, но коварный костюм с мягкой майкой; Амалия – чёрное платье с широкими рукавами и светлый плащ. На выходе Кэсси обернулась к столу, где теперь лежала записка, аккуратно прижатая стаканом.
– Оставь. Пусть лежит. – Она кивнула. – Ей место в деле, а не в твоих мыслях.
– Попробую, – ответила Амалия и накинул плащ.
Сумерки стояли прозрачные, лес темнел слоями, и дом, наоборот, разгорался теплом. Дверь за их спинами закрылась мягко. Такси щёлкнула фарами и медленно выехала со двора, и какое-то мгновение показалось, что из-за кромки деревьев кто-то смотрит вслед. Но дорога уже нырнула в город, где огни превращают любой взгляд в отражение.
Вечер начинался медленно. И ничто – абсолютно ничто – не предвещало того, как жёстко он закончится.
Клуб оказался именно таким, каким обещала Кэсси: не кричащий, не забитый подростками, а уютный. Полумрак, мягкие огни, играющий джаз, смешанный с лёгким битом. Бархатные диваны, маленькие столики, на которых стояли свечи в стеклянных фонариках.
Амалия с Кэсси устроились у стойки, заказали вино и пасту. В воздухе пахло специями, кофе и дорогим табаком.
– Вот видишь? – Кэсси расправила плечи. – Никакой толпы, никаких сумасшедших. Сегодня мы просто отдыхаем.
Амалия кивнула. Она старалась улыбаться, слушала рассказы Кэсси про клиентов, которые, как всегда, «не виноваты» и «хотят всё оставить себе». Но в глубине души напряжение не отпускало. Она несколько раз украдкой оглядывалась: за колонной, у выхода, возле барной стойки. Всё казалось нормальным, но сердце всё равно било тревогу.
– Эй, – заметила Кэсси. – Ты опять ищешь кого-то глазами?
– Просто… не могу расслабиться, – честно призналась Амалия.
– Слушай, – Кэсси взяла её за руку. – Если ты не хочешь здесь оставаться, мы уйдём. Мне всё равно.
– Нет, всё хорошо, – поспешила ответить Амалия. – Правда.
Они как раз собирались заказать десерт, когда к ним подошёл мужчина.
– Привет, Амалия, – голос был ровный, но в нём слышалось что-то жёсткое, притворно ласковое.
Она обернулась и похолодела.
Тристан.
– Нам нужно поговорить, – сказал он, усаживаясь рядом без приглашения.
– Нам не о чем, – твёрдо сказала Амалия, отодвигаясь.
– Ты не понимаешь, – он схватил её за руку, слишком крепко. – Я хочу вернуть тебя. Всё будет иначе, обещаю. Я скучаю.
– Отпусти, – резко сказала она, дёргая рукой. – Между нами всё кончено.
Кэсси встала, глаза сверкнули.
– Ты слышал? Проваливай. Пока я не позвала охрану.
Несколько людей уже обернулись на их столик. Тристан зло сжал губы, бросил на обеих тяжёлый взгляд и резко поднялся.
– Ты ещё пожалеешь, – прошипел он и ушёл, растворившись в толпе.
Амалия выдохнула, будто её только что выпустили из ледяной воды. Руки дрожали.
– Он всегда был таким, – тихо сказала она. – Обещаниями кормит, а потом…
– И не изменится, – оборвала её Кэсси. – Даже не думай.
Через час они собирались уходить. Кэсси задержалась у стойки оплатить счёт, а Амалия пошла в туалет.
Она постояла у зеркала, поправила волосы. Провела пальцами по шее, будто хотела убедиться, что дыхание вернулось в норму. Но внутри что-то гудело, и она знала – сегодня ночью не спать.
Свет в коридоре мигнул, когда она вышла. И вдруг – погас.
Темнота.
– Что за… – прошептала она, но не успела договорить.
Сильные руки схватили её сзади. Одной ладонью зажали рот, второй прижали к стене. Она дёрнулась, пытаясь закричать, но звук утонул в чужой коже.
Он был большой. Сильный. Его грудь тяжело прижималась к её спине, а дыхание обжигало ухо.
Голос прозвучал низко, властно, хрипло – каждое слово вибрировало, будто внутри неё:
– Кто этот ублюдок, что посмел до тебя дотронуться?..
Она замерла. Сердце билось так, что, казалось, его стук отдавался в его ладони, прижатой к её телу.
– Запомни, – прошептал он почти с яростью, но при этом медленно скользнул рукой по её талии, словно проверяя каждый изгиб. Его пальцы задержались на линии бёдер, а потом чуть ниже. – Любой, кто дотронется до тебя… – он наклонился ближе, губами коснувшись её шеи, и горячий поцелуй обжёг кожу. – …труп.
Её ноги подкосились. В груди всё сжалось, в горле стоял крик, но из губ вырвался только судорожный вдох. Его прикосновения сводили с ума – в них было слишком много силы, слишком много власти.
И вдруг он отпустил её.
Резко. Словно его здесь и не было.
Амалия осталась стоять, прижатая к стене, сердце гремело, будто готово вырваться наружу. Она боялась повернуться. Только через несколько долгих секунд она резко обернулась – и никого. Коридор пуст, тишина.
Она осталась стоять в коридоре ещё несколько секунд, сердце колотилось, ладони дрожали. Внутри всё сжалось – и от страха, и от странного жара, который оставило прикосновение. Когда дыхание хоть немного выровнялось, Амалия заставила себя идти вперёд.
Вернувшись в зал, она увидела Кэсси у стойки – та как раз рассчитывалась с официантом.
– Ну что, поехали? – спросила Амалия, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– Поехали, – кивнула Кэсси, убирая карту.
Они вместе вышли на улицу. Ночной воздух был прохладным, фонари отбрасывали длинные тени на мокрый асфальт. Они остановились у входа, вызвали такси каждый на свой адрес.
– Если что, сразу звони, – сказала Кэсси, обнимая её крепко. – Неважно, ночь это или утро.
– Обещаю, – кивнула Амалия и сжала подругу в ответ.
Такси подъехали почти одновременно. Они разошлись в разные стороны, каждая села в свою машину. Амалия смотрела в окно, пока огни города медленно уплывали назад. Снаружи всё было тихо, но внутри её сердце всё ещё билось так, будто её преследует чей-то взгляд.
Ночь прошла мучительно медленно. Она проверяла замки по три раза, закрывала все окна, оставила свет в коридоре. Лежала в кровати, слушая каждый шорох.
Под утро Амалия всё-таки провалилась в тревожный сон, больше похожий на забытьё. Когда глаза открылись, за окнами уже светало. Она чувствовала себя разбитой, тело ныло от усталости, а в голове будто стоял гул.
С трудом поднявшись, она прошла на кухню, машинально засыпала в кружку ложку кофе, добавила молока. Пар поднимался в лицо, обжигал глаза, но не приносил облегчения.
С кружкой в руках она опустилась на диван, надавила на кнопку пульта. Экран ожил, выплеснув в комнату голоса утренних новостей.
– Сегодня ночью бизнесмен Тристан Блайт был найден мёртвым возле клуба «Верона», – сказал диктор. – По предварительным данным, мужчина подвергся жестокому избиению и получил несколько ножевых ранений. Следствие рассматривает все версии произошедшего.
Кружка выпала из её рук и разбилась об пол.
Амалия застыла. Руки сжались в кулаки, дыхание сбилось. Она смотрела на экран широко раскрытыми глазами и не могла произнести ни слова.
Её тело тряслось, как будто кровь в жилах стала льдом.
Она даже не поняла, сколько прошло времени. Только одно было ясно: её жизнь изменилась. Что-то пришло за ней.
Глава 2
Ночь была долгой. Но утро – ещё хуже.
Амалия сидела на диване, обхватив кружку обеими руками, и вглядывалась в экран телевизора.
«Тристан мёртв.»
Слова диктора звучали снова и снова. Жестокое избиение. Ножевые ранения. «Следствие рассматривает все версии».
Она не понимала, как дышать. Сердце колотилось, будто пыталось вырваться из груди.
Телефон в руке дрожал. Она набрала Кэсси.
– Маль? – сонный, хриплый голос подруги тут же стал настороженным. – Что случилось?
– Ты слышала новости? – прошептала Амалия. – Тристан… его нашли мёртвым.
Молчание. Потом короткое:
– Чёрт…
Амалия закрыла глаза, слёзы обожгли веки.
– Кэсс, я… я в шоке. Мы же встречались год. Да, он был сложным. Да, он был… агрессивным иногда. Но… никто не заслуживает такой смерти.
– Эй. Эй-эй. – Голос Кэсси стал твёрже. – Слушай меня внимательно. Это не твоя вина. Ни в чём. Это его жизнь, его связи, его выборы. Ты здесь ни при чём.
– Но…
– Никаких «но». – Кэсси почти приказала. – Он всегда лез, куда не надо. Нарвался. Всё. И не накручивай себя.
Амалия сжала телефон, с трудом сглотнула.
– Наверное, ты права.
– Я права, – отрезала Кэсси. – И завтра утром я к тебе заеду. Поняла? Мы сядем, всё обсудим спокойно. А сегодня – отдыхай.
– Хорошо… спасибо.
Разговор закончился. Но легче не стало.
Полдня она металась по дому, то хватаясь за книги, то за телефон, то снова садясь в кресло и уставившись в стену. В конце концов она решила уйти в мастерскую. Там хотя бы был смысл.
Знакомый запах масляных красок встретил её, когда она открыла дверь. Картины стояли вдоль стен, холсты были раскиданы по полу. Место, где она чувствовала себя собой.
Она подошла к мольберту – и замерла.
На холсте лежала записка.
«Ты всё ещё смотришь в мои глаза.»
Сердце ухнуло вниз. Пальцы сжались в кулак.
Она медленно опустилась в кресло. В голове мелькнула картинка – яркие, тёмно-голубые глаза мальчика из прошлого. Кайзер. Но тут же оттолкнула мысль.
«Глупости. Столько лет прошло. И вообще… зачем ему это? Нет. Это кто-то другой. Сумасшедший. Больной. Надо идти в полицию… наверное…»
Она села, обхватив колени руками, и сидела так долго, пока комната не погрузилась в полумрак.
И вдруг – свет моргнул. Погас.
– Господи… – она вскочила, сердце заколотилось в горле.
Рванулась к двери, распахнула её – и сразу врезалась в чью-то грудь.
Сильные руки схватили её, спиной впечатали в холодную стену. Воздух вырвался из груди, она дёрнулась, но его хватка была железной.
– Я скучал, – прошептал он так близко, что горячее дыхание обожгло её щёку.
Она не успела даже закричать – его губы накрыли её губы. Поцелуй был не резким, не поспешным – а глубоким, настойчивым, таким, будто он хотел разорвать её сопротивление и втянуть в себя целиком. Он не просто целовал – он властвовал.
Амалия извивалась, пыталась оттолкнуть его плечами, но каждая её попытка только сильнее вжимала её в стену. Его ладонь скользнула по её боку, к талии, задержалась там, а потом медленно пошла ниже. Ткань её блузки натянулась под его пальцами, дыхание сбилось.
Она хотела закричать, но он резко отстранился и зажал ей рот ладонью. Его глаза блеснули в темноте, голос сорвался на хрип:
– Прекрати дёргаться. Ты даже не понимаешь, что со мной делаешь. И скоро ты будешь вся моя.
Он снова наклонился, на этот раз к её шее. Его губы скользили горячими поцелуями по коже, медленно, мучительно. От линии подбородка – к ключицам. Ниже. С каждым движением он расстёгивал пуговицы её блузки, приоткрывая всё больше.
– Ш-ш-ш… – шептал он, целуя её ключицу, а затем ниже, к вырезу. – Ты дрожишь. Но скоро… перестанешь сопротивляться.
Она брыкалась, но тело предательски отзывалось на его прикосновения. Каждое движение его губ, каждое давление его руки по груди, каждое скольжение пальцев вызывало горячую волну, от которой она сама себе казалась чужой.
«Господи… почему я это чувствую?.. Почему я вся горю от него?.. Я сумасшедшая…»
Он убрал руку с её рта – и тут же снова впился в её губы. Но теперь жёстче. Схватил её за затылок, вжал в себя, лишая воздуха. И в какой-то миг она перестала сопротивляться. Мир провалился в темноту, и она… ответила. Сама.