Читать онлайн Красное и белое

Введение

Перед вами, дорогой читатель, новая книга, но она не о вреде пьянства, и вообще не о пьянке, хоть название и намекает. Нет, я хотел написать о том периоде нашей страны, который называется: Социализм. Да, дело не в названии. В двух словах суть книги не выразить, поэтому название – это ни о чем. Книга адресована тем, кто рожден в середине прошлого столетия. Социализм в России – это эпоха и сейчас об этой эпохе в обществе очень противоречивые мнения.

Одни восхищаются теми временами, когда была бесплатной медицина, образование; когда квартиры давали бесплатно; когда были почти бесплатные путевки на курорты и в пионерские лагеря, а квартплата вообще не вызывала никаких ассоциаций. Не было никакой безработицы. И все это правда… Но есть и другая правда.

Эпоха тоталиторизма, когда безраздельно царствовал ЦК КПСС во главе с его генеральным секретарем… Ну и пусть бы себе царствовал, – скажут некоторые. Зачем было крушить такое благоденствие. Действительно, зачем? – Так ведь тотальный дефицит вокруг… У капиталистов-то нет такого. Они лучше живут. А у нас?… Продуктов не хватает, мясо по талонам, масло по талонам… Талоны, в наше-то время, куда это годиться… Но ведь опять же, не голодает никто, да и если заглянуть в холодильники, мясо-то у всех есть! – Действительно. У всех есть. Где только народ его берет? Ну, некоторые в Москву за продуктами ездят. Да ладно, что это мы все о еде. В конце концов, это низко! Поговорим о возвышенном: о любви… – Презервативов нигде нет! Женское белье в магазинах пропало. Постельное белье купить – проблема…

Ну, ладно, пусть. Да, были проблемы, а сейчас-то что? Лучше? Проблемы были, есть и будут при любом общественном строе. А уж сейчас их все больше и больше… но я не об этом. Я попытался показать жизнь в том времени, без прикрас, но и не опоганивая тот общественный строй, как делают некоторые авторы. Социализм – это часть нашей истории. Совсем не обязательно им восхищаться, но это НАША история…

Теперь пару слов о жанре произведения. Изначально планировался фантастический роман. Но в процессе написания стало ясно, что с фантастикой не очень-то получается. Нет, ну фантастика она вообще-то есть, только глубоко закопана в бытовухе…

Так-то, вот!

Отроки познают мир

– Мам, а зачем вы меня Матвеем назвали? – спросил я свою родительницу за обедом, уплетая суп и стараясь не смотреть на нее.

– А чем тебе не нравится твое имя? – удивленно спросила она. – Оно не часто встречается. Небось, ты один Матвей в классе?

– Один, – подтвердил я, – но теперь меня Мотей дразнят.

– Не дразнят, а просто школьники всегда так делают, – ответила она. – Обычно фамилию коверкают, но иногда имя сокращают. Это не обзывачка, сам понимать должен. Вот дружок твой, Василий, Котей стал…

– Это я придумал! – гордо сообщил я.

– Ну, вот видишь… Он-то не обижается?

– Ему все равно… Просто Котя и Мотя, смешно как-то.

Ответа на свой вопрос я не получил, да и какой тут может быть ответ… В метрике записано Матвей, значит и в паспорте потом буду Матвей. Во взрослой жизни школьные клички не встречаются, а вот интересно кем в школе были мои родители. Отец у меня Петр, значит, в детстве Петька был, а Петька герой анекдотов про Чапаева. Но там он всегда выглядит молодецки. Фамилия у отца Фролов и у меня соответственно… Могли Фролом в школе называть, хотя едва ли, Петькой проще. А вот у матери девичья фамилия Штина, а зовут Татьяна, тут уж сходу ничего не придумаешь…

После обеда я собрался к Ваське, ну просто Котей я его не всегда называл, только если сильно разозлюсь. Последние дни летних каникул надо провести с пользой. Скоро первое сентября, конец вольной жизни, восьмой класс это конец обязательного образования. Дальше можно или в техникум или в девятый класс или вообще в какое-нибудь училище. Впрочем, зачем об этом думать? Закончу восьмой класс, а там видно будет. Это не моя мысль, так Вадик сказал. Он в классе авторитет. Ну, еще бы: здоровяк, выше всех и здоровее. Вот у кого проблем в жизни не предвидится…

– Ты это куда? – спросила мать.

Ну вот, началось: куда, зачем, когда придешь… Никакой свободы нет, сама-то не любит, когда ее спрашивают: куда пошла…

– К Ваське пойду, – ответил я. – Каникулы кончаются, мы в кино сходим. Дай двадцать копеек.

– Днем билеты десять копеек стоят.

– Не пускают уже нас по детским билетам. Заставляют покупать взрослый.

Тут, конечно, явная несправедливость. Ведь на сеансы, где «детям до шестнадцати», нас не пускают, поскольку нам только четырнадцать, но и на обычные сеансы по билетам за десять копеек тоже не пройдешь… Ладно. Двадцать копеек я получил и галопом понесся к Ваське. В кино мы не собирались, зачем сидеть в душном кинозале в такой денек. Мы отправились на озеро, там можно позагорать и искупаться, да еще какие-нибудь дела найдутся.

Страна у нас самая лучшая, недаром мы первые вышли в космос. Наш Юрий Гагарин герой мирового масштаба, это даже империалистические страны признают, а они ох как не любят признавать наши успехи. Сейчас у нас 1961 год, что-то будет через двадцать лет… Но мы с Васькой за двадцать лет не загадывали, ведь нам тогда будет по тридцать четыре, а это, считай, вся жизнь прожита… Дальше-то что! Семья, дети и прочие кошмары… Нет, жить надо сейчас. Впрочем, надо сначала избавиться от родительской опеки, и тогда начнется настоящая жизнь. Эх, уехать бы куда-нибудь далеко-далеко…

Васька меня уже ждал, на углу возле трамвайной остановки. Там же в киоске мы купили бутылку газировки и сели в трамвай. Жара стояла, как в июле. Последние летние деньки. До пляжа ехали почти час. Хороший у нас на озере пляж, да и город хороший. Надо, правда, отметить, что других городов мы с Васькой не видели, но какие наши годы, увидим еще.

Отцы наши работали на одном заводе: мой – токарем в механическом цехе, а Васькин в конструкторском отделе инженерил, проектировал что-то. Мы с Васькой тоже собирались поступать в институт, это нам родители внушали с первого класса. Сами-то мы понятия не имели, что это такое…

Ну, вот и приехали. Пляж. Народу много, школьники, в основном наш возраст и старшеклассники. Мы с Васькой расположились на траве, без затей. Это взрослые берут с собой покрывало, чтоб не на голой земле сидеть, а нам с Васькой ни к чему эта роскошь. Побросали одежду на траву и в воду. Правда, купались мы уже в плавках, а не в трусах, как раньше.

– Вон Люська и Римка, – крикнул мне Васька.

Я завертел головой. Увидел. Ну и что? Обыкновенные девочки в обыкновенных купальниках.

– Вот если бы Танька тут была…

– Ну и что, если бы была? – спросил Васька.

– Да так, ничего… – ответил я.

Ну, да. Нравилась мне Танька, и Ваське это было известно. Ему многое обо мне известно. Надо же с кем-то своими тайнами делиться. Ну, хорошо. Не с кем-то, а с лучшим другом. Мне тоже известна была его симпатия. Люська ему нравилась. Только все наши чувства отклика не получали. Мы, конечно, не очень старались, но ведь тут очень стараться ни к чему. Сердцу не прикажешь. Мы эту истину вычитали из книг и теперь убеждались в ее справедливости. Девочки из нашего класса засматривались на старшеклассников.

– Таков закон природы, – констатировал в свое время Вадим, – Девушка обязательно должна быть моложе, юноши.

Почему так, – он не объяснял, но мы и не спрашивали. Хотя сам он пользовался успехом даже у старшеклассниц, опровергая собственное изречение. Тут, уж природа постаралась, наградила его… Да, с такой внешностью надо в кино сниматься в роли какого-нибудь положительного героя…

Я лежал на спине и смотрел в голубое небо, по которому плыли белые облака, да не просто облака, а замысловатые фигуры. Можно дать волю воображению и увидишь проплывающие замки, рыцаря на коне. Хорошо было в старые времена. Скакали рыцари на конях и в доспехах, сражались с врагами и друг с другом, когда врагов поблизости не было. Понравилась красавица, подскакал к ней на коне, посадил в седло впереди себя и увез в свой замок. В книгах всегда так происходит. Сначала сраженья с врагами, потом покорение девичьего сердца великими подвигами во славу прекрасной дамы, то есть в ее славу, а потом на коня и в замок, чтоб жить долго и счастливо и умереть в один день.

Я перевернулся на живот, подставляя спину теплым лучам послеобеденного солнца. Васька задумчиво смотрел на Люську, а на него осторожно поглядывала Римка, стараясь делать это незаметно. Но у Римки незаметность плохо получалось… А мне наплевать, тут моей симпатии не было, и я мог пялиться на них в открытую. Римка, заметив мой взгляд, показала мне язык, а Васька принял это на свой счет и тоже показал ей язык. В результате я захохотал и отвернулся, чтоб Васька не начал задавать вопросы.

Потом мы еще раз искупались и пошли по домам, только на другую остановку трамвая, через парк. Вечером в парке играла музыка, настоящий оркестр, и были танцульки. Но вход в парк по вечерам был платным. Мы на танцульки не ходили, не интересно, да и не пустили бы нас… А сейчас было еще рано для вечерних развлечений взрослых, и мы с Котей просто посидели на скамейке, посмотрели на играющих шахматистов и отправились к остановке. В шахматы мы иногда играли с переменным успехом, силы были равные, но сегодня не хотелось.

Люська с Риммой шли впереди нас, и Васька специально замедлил шаги, чтоб не обгонять. Смысл этого маневра я не понял, все равно ведь в одном вагоне поедем. Жили они в соседнем доме, через дорогу. Мы с Котей в одном доме, но в разных подъездах, а Люська с Риммой вообще в одном подъезде и даже на одном этаже, квартиры напротив друг друга.

В трамвае мы стояли буквально в трех шагах от них, Люська демонстративно смотрела в окно, не обращая на нас внимания, Васька стоял, млея и не сводя глаз с нее, а Римма, хоть и разговаривала о чем-то со своей подругой, но одним глазом косила на Ваську. Мне стало смешно, и я отвернулся, а потом пришла мысль: неужели, когда я смотрю на Таньку, у меня такой же дурацкий вид? Жаль, что нельзя увидеть себя со стороны…

Началась учеба в восьмом классе. Погода за окном еще летняя, так и тянет на улицу, а классная руководительница внушает нам, что восьмой класс выпускной и надо относиться к учебе со всей ответственностью. Ну да, выпускной… В девятый класс пойдут не все, многие нацеливаются на техникум, и мы с Котей туда же. Вот и кончаются школьные годы… Ох и надоела уже школа эта, но без аттестата никуда. Новенькие в нашем классе объявились. Пацан – Юра Долгоруков. Догадываетесь, какую кличку ему прилепили? А еще девочка: Эльвира Набель, – невысокая, неприметная, русоволосая. Неприметная, это если в глаза не заглянуть. А я вот заглянул на свое горе. Про Таньку сразу забыл, впрочем, Танька этого и не заметила, я ей сразу неинтересен был. А вот в глазах Эли я увидел… даже не знаю, как это описать: большие и зеленоватые, в них можно смотреть бесконечно, просто омут какой-то. В общем, называть ее Элькой, язык не поворачивался.

Еще в младших классах, когда мы только пришли в школу, нас рассадили по партам так, чтоб мальчик с девочкой. Это чтоб не слишком баловались. С тех пор этот принцип сохранялся, хотя иногда пары менялись, не по собственному желанию, конечно. Какие в школе могут быт собственные желания? Но у нас в восьмом классе уже было послабление: на каждом предмете, мы рассаживались по-разному. На математике, к примеру, я сидел на второй парте вместе с Люськой, а на русском языке и литературе с Нинкой Скобелевой на третьей парте и в другом ряду. Только с Котей мы вместе никогда не сидели. Люська была признанная классная красавица и Васька, наверное, мне завидовал, но никогда не предлагал поменяться. Порядок оставался незыблемым. По этому же незыблемому порядку, на уроках химии Котя сидел рядом с Элей, тут уж меня грызла черная зависть, но поменяться с Васькой я не мог. Это ведь будет на виду всего класса… Нет, это невозможно.

Васька, конечно, знал, что я поменял свою симпатию, но смотрел на меня с удивлением. Ведь если Люська была первой красавицей в классе, то Танька – второй. Да и это еще смотря как оценивать… Ну мы же еще дети, оценивали только личико.

Учеба нас с Котей не особенно напрягала, оба мы были хорошисты и надеялись поступить в индустриальный техникум, где вступительные экзамены подразумевали: физику, математику и русский язык. Ох уж этот русский язык. Сам-то я русский по национальности и других языков не знал, но грамматика меня доставала. Я тоже ее «доставал», но ошибки делал, в основном, по невнимательности. Только ведь на конечный результат это не влияло: ошибка есть ошибка, незнание правил или просто описка, какая разница?

Весь сентябрь и начало октября мы ходили на учебу в пионерских галстуках. А как иначе? Вступили в пионеры еще в третьем классе и с тех пор пионерский галстук – обязательный атрибут. Но вот в середине октября классная руководительница объявила нам, что пришло время вступать в комсомол. Мы уже давно поняли, что выросли из пионерского возраста, а некоторые из нас пытались «забывать» пионерский галстук дома, но… пресекались попытки. А тут официальная смена пионерского галстука на комсомольский значок, да еще выдавался комсомольский билет… Это не шухры-мухры, комсомолец – это совсем другое дело, это уже взрослый молодой человек, а не пацан в пионерском галстуке.

Мы с Котей сфотографировались, да все в классе сфотографировались, успешно прошли собеседование и нацепили комсомольские значки. На другой день я был просто поражен, как преобразился наш 8б класс. Особенно преобразились девочки. Нет, они по прежнему все были в школьной форме, тут никакие вольности не дозволялись, однако… Теперь, глядя на них, глаз волей-неволей за что-то цеплялся…

Конец октября выдался холодным, в лицо задувал ветер с мелким колючим дождиком. Котю я дома не застал и теперь болтался по улицам один. Просто дома сидеть надоело, а погода такая мне нравилась. Вот спросите меня: что тут хорошего? Ветер гонит по асфальту желтые листья, которые тут же намокают и превращаются в бурую массу на обочине тротуара. Руки приходится засовывать в карманы плаща, поскольку перчатки уже промокли, и скоро в ботинках тоже будет хлюпать вода. А все равно почему-то хорошо и спокойно на душе, а в голове роятся мечты-фантазии. Вот я героически сражаюсь с врагами, один против пятерых, а потом меня раненного и истекающего кровью находит Эля… Вот я лежу в больнице на больничной койке, а Эля сидит рядом и держит меня за руку… Или вот: я возвращаюсь с войны, на мне красивый мундир майора авиации. Я – летчик, совершил множество подвигов, Эля встречает меня, берет под руку, и мы идем… ну не важно, куда.

Почему-то именно в такую погоду хорошо мечтается. Когда тепло и солнце светит, не получаются такие мечты. В это время мы с Котей пристрастились к чтению книг, библиотека была рядом со школой, и выбор был большой. Конечно, мы выбирали приключения и избегали книг, рекомендованных к прочтению, считая что это самое неинтересное… Правда, оказалось что это не так. Прочитав список рекомендованных книг, я с удивлением понял, что прочитал уже почти все, и некоторые мне очень даже понравились… Даже начал проводить некоторые параллели. Например, Эля мне напоминала Наташу Ростову из «Войны и мира». Правда, когда я поделился этой мыслью с Васькой, он меня категорически опроверг. Я спорить не стал, но остался при своем мнении. А что с ним спорить? Он свою Люську тоже сравнивал с Татьяной из «Евгения Онегина» хотя какое уж тут сравнение. Нет, Люська красивая, спору нет, только характер… Ну, да ладно, которое мое дело…

На уроках мы писали стальными перьями, обмакивая их в чернильницу. Китайцы еще не додумались до шариковых ручек, поэтому в наших тетрадках появлялись кляксы и руки были измазаны в чернилах. На математике я сидел с Люськой на первой парте, слушать математичку было скучно. Я нашел сломанное стальное перо, вставил его в ручку и тупой конец пера засунул себе за ноготь. Если не знать, что кончик пера отломан, получалась жуткая вещь: полсантиметра железа под ногтем. Я продемонстрировал Люське свое изобретение. Неожиданно она громко ойкнула.

– Фролов, встань! – рявкнула математичка.

Я обреченно поднялся, даже не пытаясь что-то объяснить.

– Что он тебе сделал? – спросила она у Люськи.

– Ничего, – удивленно ответила та.

– Фролов, дневник на стол и вон из класса, – продолжила математичка.

– Дура, – вполголоса сказал я Люське, выбираясь из-за парты.

– Сам дурак! – так же, шепотом ответила она, рассматривая мою ручку с отломанным кончиком пера.

Простояв в коридоре до конца урока, я пытался придумать отмазку, чтоб не влетело от родителей. Математичка написала замечание в дневник, якобы я хулиганил на уроке. А какое тут хулиганство? Это Люське надо замечание писать, она ойкнула ни с того ни с сего. Я же ее пальцем не тронул. Коте я рассказал про Люськину выходку, но сочувствия от него не дождался, наоборот, пообещал накостылять мне, если я ей чего-нибудь сделаю. Никто мою шутку не оценил…

На уроках истории мы с Котей сели вместе. Историчка допустила такое соседство, поскольку мы вели себя тихо и, вообще, по истории учились хорошо. Нравился мне этот предмет, да и Ваське тоже. Много исторических романов нами было прочитано. Вот и сейчас мы проходили гражданскую войну в России. Революция уже свершилась, помещиков и капиталистов выгнали, земли и фабрики отобрали, но они сопротивлялись. Белая армия атаковала крупные города и даже угрожала Петрограду.

– Слушай, Котя, – шепотом говорил я своему другу, – ведь помещиков и капиталистов в разы меньше, чем трудового народа. Как они белую армию-то организовали? Ведь их можно было просто вывезти на пароходе в Америку и пусть себе там живут и творят свои безобразные дела…

– Да, нет, – задумчиво возразил Котя, – их тоже много. Смотрел фильм «Чапаев»? Видел, как их Анка из пулемета косила. Они все идут и идут, а она косит и косит, и они не кончаются… Знаешь сколько офицеров было в царской армии…

– Но солдат-то ведь все равно больше, – отвечал я.

– А еще за них были бандиты всякие и казаки.

– А когда с Наполеоном воевали, казаки были за нас.

Историчка строго так на нас посмотрела и мы замолкли. Спор-то наш был ни о чем. И так ведь всем ясно, что красная армия сражалась за нас, за бедных, за трудовой народ, а белая армия за помещиков и фабрикантов, за богатеев и эксплуататоров. Про это уже много книжек прочитано и фильмов пересмотрено. Но иногда, читая исторические романы, так хотелось быть графом или князем. Ведь совсем необязательно при этом эксплуатировать трудовой народ, можно просто быть человеком благородных кровей. Вот скажем: граф, Матвей Петрович Фролов, – звучит. Или князь Василий, это я про Котю. Кстати, князь Василий встречался в романе «Война и мир».

Тут мечты мои развернулись в другом направлении. Прискакал я верхом на вороном коне в свой замок, а слуга подает мне конверт и говорит: «Вам письмо, ваше сиятельство, от княжны Эльвиры Набель…»

– Фролов, повтори, что я сейчас сказала! – донесся строгий голос исторички.

Я обреченно глянул на Котю. Хотя, чем он мог сейчас помочь? Но меня спас звонок с урока. Хотя мы были уже не маленькие, и нам сто раз говорили, что звонок подается для учителя, но в классе уже возник шум, предвестник свободы. Никому не интересно, как Мотя, то есть я, будет выкручиваться, да и у исторички интерес ко мне угас. Эта пожилая дама весьма либерально к нам относилась. Короче, я был отпущен с богом…

Надвигались октябрьские праздники. День седьмого ноября – красный день календаря… Демонстрации трудящихся в каждом городе и наш Ельск не исключение. Но перед самим праздником прошли школьные вечера, для старшеклассников, разумеется. Ведь мы уже были старшеклассниками, поскольку восьмой класс – выпускной. Да и нам с Котей уже исполнилось пятнадцать, мне на неделю раньше, чем ему.

– В нашем возрасте некоторые уже кораблем командовали», – важно сказал Котя, намекая на роман Жюль Верна «Пятнадцатилетний капитан.

Этот школьный вечер проходил в актовом зале школы, сначала был небольшой концерт школьной самодеятельности. Как это происходит в настоящее время, сказать не берусь, а тогда на сцену выходили наши одноклассники и читали стихи, пели песни под аккомпанемент старенького пианино. Некоторые девочки, занимающиеся музыкой, исполняли пьески на этом инструменте, были и баянисты. Котя притащил свой баян, на котором исполнил какую-то унылую мелодию. Впрочем, это на мой взгляд – унылую, а хлопали ему ничуть не тише, чем другим исполнителям.

Концерт надолго не затянулся. Сдвинули стулья к стенам, освободив центр зала для танцев. Танцевать нас учили раньше, причем в обязательном порядке. Были уроки бальных танцев и те, кто хотел научиться, разумеется, научились. Котя вот научился, и мог вполне уверенно вести свою даму в вальсе. А я, так дурнем и остался, думал: «Зачем мне это уменье? Экзаменов по этому предмету нет…» Короче, и вальсировать не научился, да и другим танцевальным движениям тоже. Теперь вот смотрел, как Котя ведет в танце свою Люську, и завидовал, боясь даже взглянуть на Эльвиру.

Впрочем, на вальсе свет клином не сошелся, из динамиков понесся чарльстон, танец наших бабушек. Тут движения простые, можно научиться сходу, и я, собравшись с духом, направился к Эле. Увы, меня опередили. Вадик вывел ее в центр зала, а я, не успев замедлить шаги, столкнулся с Риммой. Я машинально, как учили, наклонил голову, она ответила шутливым книксеном, и мы тоже вышли на танцевальное пространство. Я сразу злорадно отметил, что высокий Вадик и маленькая Эля смотрелись несколько комично… Однако, взглянув в ее сияющее личико, понял, что она так не считает и настроение сразу упало. Римма, поглядывая на Котю, тоже загрустила. Я, понимая, что надо что-то говорить, чтоб не выглядеть охламоном, никак не мог придумать тему для беседы и молчал как пень. Наконец танец закончился и я, как учили, проводил свою даму на место, то есть туда, где взял, и направился к Коте, просто, чтоб пообщаться и обсудить текущий момент. Не обязательно же танцевать каждый танец, можно и пропустить один – другой. Это в старые времена у барышень были бальные книжечки, куда они записывали кавалеров на танец. У нас пока такой бюрократии не было…

Короче, когда я продвигался к Коте, то понял, что ему не до меня, он смотрел на Люську, которая кружилась в вальсе с Вадиком. «Как он везде поспевает, – удивился я, – у меня Эльвиру увел, у Васьки – Люську». Надо отдать ему справедливость, смотрелись они с Люськой классно. Ну, еще бы: первая красавица класса и Вадик, высокий и элегантный. Котя, явно, ему не соперник. Только тут никаких романтических отношений быть не могло, мы-то с Котей знали, что у Вадима есть зазноба, девочка из девятого класса. Но сейчас ее не было, и Вадик резвился, как петух в курятнике.

В общем, до Коти я не успел дойти, его уже тянула за руку Танька, моя бывшая симпатия. Тут ничего удивительного нет, если Вадик у нас первый красавец, то Котя – первый танцор. Только в этот раз Танька прогадала, во время танца башка у Коти все время поворачивалась в Люськину сторону, как стрелка компаса, а в итоге, он чуть не уронил свою партнершу. Я мысленно хохотал, глядя на эту парочку, но потом Таньку стало жалко, она чуть не разревелась, когда Котя, виновато потупясь, вел ее на место.

А дальше было медленное танго, и я решительно направился к Эле. Танго это такой танец, в котором можно без всяких выкрутасов, положить руку на талию партнерши и просто топтаться на месте, не обязательно проявлять танцевальное искусство. И я просто балдел, находясь в шаге от предмета моих мечтаний. Тут надо отметить, что даже самые смелые мои мечты не заходили дальше поцелуя в щечку. Но ведь во время танца надо хоть что-то сказать своей партнерше, тем более своей пассии. Пусть даже она об этом не знает. А что? Все правильно, только в голову ничего не идет. Состояние райского блаженства от близости ее лица пришло, а слов никаких нет.

– Ты красивая… – наконец, выдавил я.

Эля заулыбалась и посмотрела мне прямо в глаза… Да, такого со мной еще не было. Еще никто и никогда на меня так не смотрел. Это просто светопреставление какое-то. Больше я ничего сказать не мог, хорошо, что ноги сохранили способность двигаться в такт музыке. Когда танец кончился я, уже на автомате, отвел ее на место. Котя меня больше не интересовал, надо немедленно отправляться домой, поскольку переполняли чувства, доселе мне неведомые.

Я был уже одет и выходил из раздевалки, когда появился Котя.

– Ты куда? – удивленно спросил он.

– Домой, – ответил я, и на лице играла довольная улыбка.

– Ты чего, дурак что ли? – разозлился Котя. – А девчонок кто проводит?

Тут я тоже сообразил, что, пожалуй, он прав. Моментально раздевшись, мы вместе с Котей вернулись в зал. До конца вечера я еще несколько раз танцевал с Элей, но уже ничего ей не говорил, только старался заглянуть ей в глаза, но это удалось всего пару раз. Чаще всего она опускала голову, и я видел только ее улыбку.

Сразу возле школы, мы с Котей разошлись в разные стороны: он с Люськой и Риммой пошел в нашу сторону, а я с Элей, Таней и Вадиком в противоположную. Собственно, я собирался проводить только Элю, остальная компания меня не интересовала. Вадик, естественно, громогласно чего-то рассказывал о своих похождениях этим летом. Он с родителями и сестрой ездил куда-то в южные края. То ли на Украину, то ли в Молдавию. Обе девочки слушали его раскрыв рот, причем Татьяна как-то очень талантливо оттерла Элю в сторону, я обрадовался и взял ее за руку. Мы отстали, пропустив вперед Вадика и Татьяну, которые, хоть и шли рядом, но взяться за руки не решались. Они свернули раньше нас к дому Татьяны, а я специально замедлял шаги, чтоб затянуть провожание Эли. Шли молча, я никак не мог выдавить из себя ни слова, хотя чувства переполняли, ведь уже зрела уверенность, что я ей не безразличен. Свою прошлую симпатию я уже не вспоминал, казалось, что это было далеко в детстве. Хотя если трезво поразмыслить… ну да ладно. Кончилось детство, юность на подходе.

Мы расстались в подъезде на первом этаже. Эля пошла наверх, а я остался внизу, пытаясь определить этаж, что удалось весьма приблизительно: то ли третий, то ли четвертый. Но и это уже кое-что. Домой возвращался вприпрыжку, буквально ощущая в себе нечто новое, ранее неизведанное. Дома, правда, мое радужное настроение слегка испортила старшая сестра, Сонька.

– Ты чего такой сияющий, влюбился что ли? – спросила она без обиняков.

Я с ходу не нашел, что ответить и буркнул нечто неразборчивое.

– Понятно… – медленно протянула она.

Вот вредная девица, всегда сумеет настроение испортить.

– За собой последи, – мстительно сказал я, – вот скажу матери, с кем вчера тебя видел…

Матери страшно не нравился теперешний Сонькин кавалер, и ей явно не стоило задираться на меня.

– Да чего ты взъелся, – примирительно сказала она, – я же просто так спросила. Невелика проблема, в твоем возрасте все влюбляются в одноклассниц. Расскажи хоть, она красивая? Впрочем, чего я спрашиваю… Раз влюбился, значит, красивая. Из вашего класса? Как зовут.

– Ну чего пристала… Эля – зовут…

На другой день в школе с удивлением увидел у Коти синяк под глазом.

– Это кто тебя так… – спросил я.

– Да упал неудачно, – хмуро буркнул он.

Это уж очень неудачно надо упасть, чтоб заработать такой фингал. Котя парень не слабый. Я бы даже сказал: крепкий он пацан, и с такими как я, с двумя справится. Его, разве что, Вадик одолеет.

– Наверное, прямо на чей-то кулак налетел? – ухмыльнулся я.

Котя вздохнул, но отвечать не стал. Видно подвигов не совершил во славу своей дамы. Люська выглядела как обычно, зато Римма смотрела на Котю с обожанием. Эх, если бы Эля так на меня смотрела…

Началась вторая четверть и амурные дела сами собой сдвинулись на второй план. После того как прошел двадцать второй съезд партии, где было объявлено, что через двадцать лет будет построен коммунизм, в школе все учителя, буквально на любом уроке, говорили как нам повезло. Мы с Котей тоже так считали. Учителя наши, конечно, не все увидят светлое будущее, но мы-то будем жить и работать при коммунизме. Дома отец с матерью тоже обсуждали грядущую райскую жизнь, впрочем, обсуждала только мать, а отец мычал нечто неопределенное, а потом рассказал анекдот.

Как-то встретились Ходжа Насреддин с падишахом. Встретились и поспорили на мешок золота, что Ходжа Насреддин за двадцать лет научит своего ишака говорить. Поспорили, и падишах ушел, а друзья говорят Насреддину. Что ж ты дурень наделал. Где ты через двадцать лет мешок золота найдешь? «Сами вы дурни, – отвечает Насреддин, – ишаки столько не живут!»

Суть этого анекдота до меня дошла через много лет, а тогда я его просто не понял. Поняли ли мать с сестрой, не знаю. Никто не смеялся, да и сам отец даже не улыбнулся, будто это и не анекдот вовсе… Тем не менее, некоторая эйфория в обществе ощущалась. Появился моральный кодекс строителя коммунизма, который был всеми прочитан и обсуждался не только на уроках истории, но и на классном часе и, просто, в быту. В те времена мы все были атеистами и десять заповедей Христа не знали. Поэтому моральный кодекс, который, по сути, повторял давно известную истину, принимали на ура.

Перед новым годом у нас уже образовалась компания из пяти человек, и при этом сами по себе исчезли из обихода уменьшительные имена. Это значит – Люська стала Люсей, а Римка – Риммой. Ну, Элю я и раньше Элькой не называл. Вот такая у нас компания: мы с Котей и эти три девочки. Мы встречались не часто, но вместе ходили в кино, иногда просто бродили по улицам. Люся начала проявлять благосклонность к Коте, а про Элю все знали, что она моя, хотя сам я был в этом далеко не уверен. Римма все также поглядывала на Котю, тут давно все было ясно. Если существует такое понятие, как любовный треугольник, то вот он, пожалуйста.

Мы с Котей встречались гораздо чаще, чем с компанией, это и понятно, жили в соседних подъездах и довольно много времени проводили в гостях друг у друга. У Коти, к тому же дома был телефон, и его можно было вызвать на улицу, из ближайшего телефона-автомата.

Подошел праздник нового года, а с ним и новогодние школьные вечера. Еще год назад, я к этому мероприятию был совершенно равнодушен, а теперь, сам себе удивляясь, я ждал этого вечера. Котя наверное тоже ждал, но мы с ним об этом не говорили. Впрочем, этот школьный вечер пролетел как-то незаметно, а вот последовавшее за ним провожание Эльвиры домой в меня вселило эйфорию. Мы уже уверенно, не так робко, как в прошлый раз, держались за руки, и я пытался говорить ей приятные слова. Это было, конечно, неуклюже, но я уже смог сказать ей, как она мне нравиться. В прочитанных мною книгах все происходило просто и понятно, а тут… Но все же она ответила мне что я тоже ей нравлюсь, только мы еще маленькие и нам рано об этом думать. Во как! Ну, с ней то все понятно, ей еще четырнадцать, но мне то уже пятнадцать… И потом, мы ведь можем просто встречаться и проводить друг с другом время. Таки мысли возникли у меня в голове. А о чем думала она, попробуй, догадайся. Я-то планировал позвать ее на свиданье, просто по улицам погулять, да в кино сходить. Ну что тут особенного? А вот не смог пригласить, будто черт за язык схватил и слова сказать не дает.

Я уже знал, что живет она на четвертом этаже, знал номер ее квартиры и даже номер домашнего телефона. Когда у девушки есть дома телефон, это совсем другое дело. По телефону вопросы задавать легче, чем вживую. Но я решил пригласить ее на свидание запиской. В приключенческих романах герои всегда так поступали. В кинотеатрах как раз шел французский фильм «Три мушкетера». Я в своих мечтах был, конечно, д`Артаньяном, а она госпожой Бонасье, чтоб завоевать ее сердце, крошил гвардейцев кардинала, как капусту. После чего получал заслуженную награду: поцелуй в щечку…

На другой день в школе, Котя появился без фингала и я поздравил его с успешным завершением школьного вечера. Похоже я попал в точку, поскольку вид у него был довольный и мечтательный, а Люсиль и Римма выглядели обычно…

Наступил 1962 год. Каникулы прошли быстро и незаметно. Как тут заметить? Ведь мы с Котей каждый день, как заправские лыжники бежали на заснеженное озеро, а там, по уже проторенной кем-то лыжне, наматывали километры. Вокруг был искрящийся белый снег и лыжня уходящая вдаль. Будоражила мысль, что под нами лед, а под ним толща воды. Кое-где сидели рыбаки на деревянных сундучках, опустив в лунку леску. Но нас рыбалка не привлекала, мы бежали по озеру дальше, где через пару километров начинался лес. Лыжня выводила нас на берег и дальше петляла среди елок и пихт, изредка попадались сосны великаны. Потом лыжня, описав огромный полукруг, выходила прямо к конечной остановке трамвая. Этим транспортом мы и возвращались домой.

Вернувшись домой, я читал книги и предавался мечтам. Вот я, знаменитый летчик, лихо приземляюсь на своем самолете в районе боевых действий, вокруг все горит, стучит пулемет и гремят взрывы, но я, выбравшись из самолета, бегу к горящему зданию, выношу на руках Элю, которая испугано прижимается ко мне. Я сажу ее в самолет, и мы взлетаем под грохот разрывов и свист пуль…

– Матвей, ты о чем это думаешь? – вдруг раздраженно спрашивает мать.

– Он задачку по физике в уме решает, – подсказала ей Сонька. – Может помочь?

Ага, помочь… Сонька и задачи по физике это отдельная хохма. Вон, сама уже ржет. Учится она в одиннадцатом классе, но задачи по физике не ее конек. Вот вызубрить наизусть целый параграф из учебника, она может. Этого у нее не отнимешь. Будущая артистка…

Началась третья четверть. Учителя неустанно повторяли, что год у нас очень ответственный, а в конце нас ждут выпускные экзамены. Да мы и сами понимали… Во всяком случае, вся наша компания старалась изо всех сил. Правда, нам с Котей отличниками не бывать, но на хорошистов вполне могли вытянуть.

В конце января я все же решился, написал записку и подсунул Эльвире в учебник. «Приходи сегодня в шесть часов к кинотеатру Прогресс. Матвей». Вот так, коротко и ясно я звал свою подругу на свиданье. Билеты я, разумеется, купил заранее и в назначенное время ошивался возле кинотеатра. Дома я объявил, что сегодня иду в кино и, возможно, вернусь поздно.

– Какой фильм? – поинтересовалась мать.

– Три мушкетера, – пожав плечами, ответил я.

«Только бы не спросила с кем иду, – думал я. – Врать не хотелось, правду говорить – тоже». Но мать думала совсем о другом.

– Сколько раз можно смотреть это безобразие? – сказала она.

– Какое безобразие, – удивился отец. – Подумаешь, титьки из платьев выпирают. Мода была такая… Да он сам еще недавно титьку сосал.

– Вот именно! Не дорос еще, а туда же… У вас, кобелей, с младенчества одно на уме… – вдруг разошлась мать.

Назревал семейный скандал. Отец закрылся газетой, сделав вид, что читает статью, а я ретировался с кухни, намереваясь улизнуть из дома незаметно. Никаких безобразий в этом фильме нет, наоборот, это красивый приключенческий фильм. Он не совсем по книге, но зато, какие схватки на шпагах, драки. Надеюсь, Эльвире понравится…

Мне удалось незаметно выбраться за час до назначенного времени. Эльвиру я вызвал к шести, а фильм начинался с семи. Все предусмотрено… Через полчаса я понял, что пришел слишком рано, целый час ошиваться возле кинотеатра – глупо. Отправился прямо к ее дому, но на полпути одолела мысль, а вдруг она пойдет другой дорогой? Собрался уже вернуться обратно, времени-то оставалось впритык. Еще опоздать не хватало. Тут я увидел ее, она шла этой самой дорогой и, увидев меня, заулыбалась.

Весь фильм мы сидели держась за руки, а потом, также держась за руки гуляли по улицам, но не долго. Дома ей было строго наказано: к десяти вернуться. В подъезде я робко поцеловал ее в щечку и домой летел, буквально, на крыльях. Однако, уже войдя в квартиру, постарался придать себе вид отстраненно-равнодушный.

Теперь в школе, на уроках я учебный материал слушал вполуха, и не сводил глаз с предмета моих мечтаний. Это не могло не отразиться на моей успеваемости, дождем посыпались тройки. У Эли-то оценки оставались на том же уровне, хорошо она училась и в техникум не собиралась. Родители ее преследовали другие цели: закончить среднюю школу, потом в институт. Сама она себе профессию пока не выбрала, но ведь до окончания средней школы еще три года, и армия ей не грозит. Обо всем этом мы с ней говорили наших свиданиях, которые я теперь назначал по телефону. Иногда она отказывалась, но чаще выходила. Наша идиллия продолжалась до середины марта, а потом…

Однажды, когда я собирался на очередное свидание, меня бесцеремонно остановила мать.

– Загулял, значит! – гневно сказала она. – На учебу тебе плевать, на поступление в техникум тоже! Ты, вообще, о чем думаешь? Жениться собрался? Тебе лет-то сколько? Забыл!

Она еще долго продолжала в том же духе, а я думал: кто же меня выдал… Сонька, что ли? Я, конечно, жениться не собирался, даже мысль такая не возникала. Какая может быть женитьба в пятнадцать лет? Просто новые, доселе неизведанные мною чувства, будоражили. В то же время у меня возникла какая-то ответственность за мои отношения с Эльвирой. Ответственность перед ней. Но с родительницей я ничего не мог поделать. Она продолжала бушевать. Отец тут не участвовал, зато мать долбила меня за двоих, настаивая на прекращении моей «преступной» связи с этой девочкой.

Вскоре я понял, что меня закладывала не Сонька, она наоборот мне сочувствовала. Зато все соседи считали своим долгом немедленно сообщать матери: где, когда и с кем меня видели. В результате этих дел, свидания наши стали реже, а потом Эля объявила мне, что наедине встречаться больше не будем, поскольку мы еще маленькие. Настроение мое сразу рухнуло в ноль, но я понимал, что с ней тоже проводили воспитательную работу и не только родители. Учителя очень отрицательно смотрели на такие романы, которые иногда приводили к последствиям… Но я-то об этом совершенно не думал. Впрочем, кто об этом заранее думает? Все происходит спонтанно. Короче, в середине апреля мой роман продолжался только вприглядку. Не ходили мы больше на свидания, на учебе это тоже отразилось.

Я медленно, но верно выползал из трояков, стал чаще встречаться с Котей. Грядущие выпускные экзамены внушали нам священный трепет. Котькина симпатия к Люсиль так и не переросла в роман, о чем, я думаю, ни тот ни другой не сожалели. Компанией мы иногда собирались: ходили в кино и просто гуляли по улицам, ну не все же заниматься зубрежкой.

Время шло к экзаменам, и для нас прозвенел последний звонок. Ну не только для нас. У моих родителей наступила горячая пора, ведь моя старшая сестра тоже заканчивала школу. Сонька собиралась поступать в театральный, но поскольку в нашем городе таких учебных заведений не было, – ей надо было ехать в один из столичных городов: Москва, Ленинград или другой город, где подобные институты есть. Родители на ее поступление особых надежд не питали и к осени ждали обратно, о чем отец говорил прямым текстом, а Сонька хлюпала носом. А вот на мое поступление в индустриальный техникум отец надежды возлагал, можно сказать: не сомневался. А я готовился к выпускным экзаменам, испытывая неслабый мандраж. Первые экзамены в жизни, как-никак. Сонька-то уже через это прошла, и, надо отдать ей должное старалась приободрить…

Выпускные экзамены прошли вполне успешно. Никто из учителей не старался нас топить, даже те, которых мы, мягко говоря, недолюбливали, относились к нам доброжелательно. Даже отпетых хулиганов и двоечников они старались приободрить. Ну, мы-то с Котей к ним не относились и получили свои вполне заслуженные четверки в аттестат. Хорошие аттестаты мы получили. У меня была только одна тройка по русскому, а у Коти тоже был один трояк, по какому-то другому предмету.

После экзаменов был выпускной бал. Кто-то прощался со школой навсегда, кто-то сразу унес документы в девятый класс. Мы с Котей решили поступать в техникум, как и многие ребята с нашей параллели. Большой был конкурс… Ну это потом, а пока выпускной и гуляние до утра. Я, конечно, гулял с Элей. Некоторые собирались в компании, а мы с ней уединились вдвоем. Пошли к набережной и долго смотрели на воду. Я уже не был бессловесным пнем, рассказывал ей, какую профессию хочу получить. Она тоже рассказывала мне о том, что летом поедет в Псков, ее мама оттуда родом и там живут ее бабушка с дедушкой. Ее родители давно решили, что она закончит среднюю школу, а потом институт, и другие варианты не обсуждаются.

– Это правильно, – поддержал я ее родителей, – тебе же в армию не идти…

– А я буду ждать тебя из армии, – неожиданно сказала она.

Меня несколько удивили так далеко идущие планы, но я обнял ее, и мы начали целоваться. Вот так, как будто все между нами уже решено. А может так и должно быть? Только мне до армии еще три года, да в армии два года, это если во флот не попаду…

Вернулся я домой уже на утре, мать встретила меня вполне спокойно, хотя наверняка знала, что я опять гулял с Эльвирой. Это меня удивило, но Эля на днях уезжала в Псков на все лето и о других свиданьях речи быть не могло. А мы с Котей начали готовиться к поступлению в техникум. Вступительные экзамены были в августе, а конкурс, как я уже говорил, огромный. Готовились мы, образно говоря, не щадя живота своего. В июле Сонька уехала в Ленинград, я занял ее комнату и засел за учебники. Теперь и у меня появилось свое жизненное пространство.

– Не больно радуйся, – хмыкнул отец, – к осени вернется…

– Типун тебе на болтун, – ответила мать.

Я, собственно, и не радовался. Без Соньки в доме стало как-то пусто. Не с кем словом перекинуться, пусть даже слова эти иногда язвительные… Только прогнозы отца не сбылись. Вступительные экзамены в техникум мы с Котей сдали вроде и неплохо, но не прошли по конкурсу. Эх, не бывать нам студентами, по крайней мере, еще три года. А там армия… Кстати, прогноз отца не сбылся и в отношении Соньки. Поступила она в театральный. Домой вернулась, конечно, но только за вещами. Выглядела она веселой и цветущей, ну прямо, как настоящая артистка. А вот родителей своих я понять не мог. Они были одинаково недовольны и Сонькиным поступлением и моим не поступлением… Чудеса какие-то. Мое настроение, понятно, было на нуле. Сил потрачено на учебу много, и все зря.

Но надо как-то жить дальше. Я задумался о вечернем обучении и работе на заводе, но тут отец меня сильно разочаровал. Вместо того, чтоб помочь с трудоустройством…

– Ну, кому ты там нужен, малолетка? – объявил он. – Делать ты пока ничего не умеешь, но тебе положен дополнительный отпуск, сокращенный рабочий день, ограничение по трудоемкости, за тобой должен присматривать наставник. Зачем начальству такое «счастье»? Нет, Матвей. Отправляйся в девятый класс. Кстати, в вашей школе одновременно обучают профессии токаря. После окончания школы присвоят второй разряд. Конечно, придешь на завод все равно учеником, но тут уже другое дело. Через месяц сдашь на третий разряд, а дальше, как пойдет.

– После школы будешь в институт поступать, – вмешалась мать. – За три года поумнеешь, может дурь из головы выветрится. Поймешь, что сначала надо учиться, а потом за девками бегать. Никуда от тебя это «счастье» не денется…

В моем состоянии такая родительская проработка по всякому поводу и без повода сильно давила на мозги. Честно говоря, за лето я и без материного ворчания забыл свою Эльвиру. Наверное, если бы я поступил в техникум, наши отношения сложились бы иначе, но теперь… О свиданиях я больше не помышлял, растаяла любовь, как утренний туман. Наверное, мы действительно еще маленькие.

С Котей мы встретились в школе, когда принесли документы в девятый класс. Его родители даже мысли не допускали, чтоб он пошел устраиваться на завод. Только дневное среднее образование, а потом институт. Так ему было объявлено решительно и бесповоротно. Впрочем, он и сам на завод не рвался, в отличие от меня. Так что первого сентября отправились мы с ним в 9б класс, где от нашей компании остались только Римма и мы с Котей. Люсиль оказалась в параллельном классе, а Эля вообще ушла в другую школу. Для нее безмолвный и необъяснимый разрыв наших отношений, очевидно, был очень болезненным. Я это понимал, но возвращаться к прошлому не хотел. Угасли все чувства…

Коте больше не на кого было заглядываться. К Римме он привык, как к своему дружку и как девушку ее не воспринимал. Остальные девочки нашего класса тоже не стали для нас представлять особый интерес. Вадим учился в параллельном классе и теперь мы с Котей дружили вдвоем, если не считать Римму. Она хоть и была своим парнем, но все же оставалась девочкой. Тут есть свои заморочки, как ни крути. В целом, как мы вскоре убедились, девятый класс был совсем не таким, как наш прошлый, восьмой. Атмосфера была другая. Там был дружный коллектив, а здесь каждый сам по себе.

В стране тоже проходили бурные события, о которых мы узнавали через радио и телевидение. Газеты мы тоже читали, но радио и телевидение давали больше информации. После того как, Хрущев смотался в Америку и пообщался с Кеннеди, оказалось, что американцы вовсе не плохие парни. А, вот китайцы… Их Мао, мало того, что всю страну увел влево, так еще на нас стал посягать. Короче, нам показали нового врага, поскольку Америка уже вроде бы и не друг и не враг, а так. Ну а наш СССР продолжал строить коммунизм, однако… Объявили что год был нынче не урожайным и появились очереди за хлебом. Мы с Котей по вечерам как раз в этих очередях и встречались.

– Это временные трудности преодолевает страна, – говорил я ему. – Коммунизм мы все равно построим.

Котя соглашался. Взрослые меж собой вели иногда странные разговоры. Но ведь мы уже тоже почти взрослые, нам уже по шестнадцать лет, мы даже паспорта получили.

– Вчера, – сказал Котя, – слышал, как отец говорил матери. «Если поля засеять кукурузой, по «совету» нашего плешивого вождя, то откуда урожай возьмется? Не растет у нас этот продукт. Одна ботва получается».

– А ты кукурузный початок видел когда-нибудь? – спросил я.

– Нет, только по телевизору. Очень зерна крупные… В наших краях початков не бывает, Лето короткое. А может отец прав?

– Ну, не знаю, – ответил я. – Там ведь академики наверняка все продумали. Из ботвы силос получается, скотину можно кормить.

– Можно, только мясо в магазинах редко появляется…

Надо, однако, сказать, что такие «антисоветские» разговоры мы вели крайне редко. В школе были загружены разными делами. Мы уже давно выбрали комсорга класса, который организовывал нас на субботники по расчистке города от мусора, а на комсомольских собраниях расчищали от мусора наши головы. Политическая борьба вокруг, схватка двух систем: социалистической и капиталистической. Надо быть в курсе всех событий и правильно их трактовать… Сами мы никакие события не трактовали. А как трактовать, если нам их подавали уже разжеванные? Оставалось только принять их, ведь мы же дети рабочих. Я-то уж точно, а Котя… Черт его знает, у него отец инженер, да и мать – врач, тоже к рабочему классу не отнесешь. Но все равно: рабочий класс – гегемон. У нас с Котей политических разногласий не было. Мы оба верили в победу коммунизма на земле, поскольку этот строй более прогрессивный.

Мы с ним много читали, очень нравилась фантастика. Импортная фантастика попадалась редко. Романы Толстого: «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина» меня очень впечатлили. Книги Ефремова тоже воспевали коммунизм, подавали его в таком привлекательном виде, что вызывали эйфорию.

Тем не менее, некоторые фильмы вызывали чувство, связанное с ностальгией по старым временам, которые мы уже не застали. Мы же были молодые парни и влюблялись в романтические образы героинь из книг и фильмов. Наверное, в это время и началась эпоха цветного кино. Когда прошли фильмы «Семь невест для семи братьев», а вслед «Великолепная семерка», многие стали подражать американским ковбоям.

Наша учеба шла своим чередом. У нас сменились учителя предметники, историю вел директор школы. Мужик он был нормальный, и уроки свои вел интересно. Хотя мы проходили историю России средних веков, он не забывал о нашем политическом воспитании. Он восхищался научным гением нынешнего первого секретаря, Никиты Сергеевича, которого Котькин отец, как-то при мне, назвал плешивым засранцем. Наш директор свое дело знал и старался воспитать из нас настоящих строителей коммунизма. Обличая капиталистическую культуру, которая на западе творила форменные безобразия (сведения о них просачивались в СССР), он выдавал такие перлы, которые нас с Котей ставили в тупик. Однажды он объявил, что советскому человеку секс не нужен вообще. «Только суровая необходимость иметь детей, может заставить советского человека заниматься этим», – объявил он.

Не знаю, о чем думал в этот момент Котька, но я сразу понял: тут что-то не так. А хорошенько поразмыслив, решил, что в этом вопросе все не так. Надо эту муть говорить на уроках истории и обществоведения, или на комсомольских собраниях, но на самом деле соблюдать это совершенно не зачем. Да, наверное, это и невозможно. В любом случае споры с учителем по этому вопросу не предполагались. Были и другие интересные тезисы, в которые я не поверил. Например, когда речь зашла о трудах Маркса «Капитал», он объявил, что этот самый трехтомный труд – настольная книга каждого рабочего. Вот это да! Мой отец, самый настоящий рабочий и с немаленьким стажем, но чтоб «Капитал» был его настольной книгой… Если честно, у него вообще настольных книг не было.

Мы с Котей закончили девятый класс и отправились на каникулы. Для нас остались в далеком прошлом пионерские лагеря. Мы ведь уже комсомольцы, а комсомольских лагерей еще не придумали, были только комсомольские стройки, но не доросли мы до них… Вот, поэтому мы сами себя занимали отдыхом в городе. Тут у нас появились некоторые возможности. Ведь уже были паспорта, и мы могли брать лодку на прокат на лодочной станции и плавать по нашему Еленскому озеру в свое удовольствие. Недорого оно стоило, это удовольствие, карманных денег вполне хватало. Иногда мы брали с собой Римму, но чаще она отказывалась. Почему-то страшно стеснялась показываться нам в купальнике, хотя еще в прошлом году такого за ней не наблюдалось.

Плыть на лодке по озеру, а оно, надо сказать, вытянуто в длину на пятнадцать километров, это доставляло удовольствие, хоть и требовало мышечных усилий. Но для двух здоровых парней грести пяток километров не проблема. Мы проплывали мимо городского пляжа и заплывали на туда, где город уже кончался и начинался лес. Был там и дикий пляж, место для купания не предназначенное, берег пологий, заросший травой, а дно илистое и, разумеется, ни буйков, ни спасателей. Народу там было немного. Мы с Котей вытаскивали лодку на берег, чтоб случайно не уплыла без нас, и ложились загорать.

Однажды я вытащил из кармана пачку сигарет и, закурив, предложил Коте. Он не отказался.

– Пора взрослеть, однако, – глубокомысленно изрек он.

– Это верно, – согласился я.

На диком пляже знакомых не было. Донести об этом нашем взрослении никто пока не мог. Но это пока, ведь шила в мешке не утаишь. Курение вещь такая… особенно когда закуриваешь при девочках, это сразу придает пацану некий ореол романтики и девичьи очи затуманиваются… А в табачном дыму возникают воздушные замки, где рыцарь на белом коне… Стоп. Это у них, у девиц, рыцарь на белом коне, а у нас, у пацанов, прекрасная принцесса грустит в беседке старинного замка. Вот такие мечты, копошатся в наших головах, когда мы с Котей лежим на траве, курим и смотрим в облака. Выпить мы еще не пробовали, но это впереди. Шестнадцать лет, а скоро и семнадцать. До ноября осталось недалече.

– Курить вредно, мальчики! – услышали мы Люськин голос и тотчас увидели ее саму.

Котька подавился дымом и закашлялся. Я сам, чуть не подавился, увидев Люсиль. Последнее время мы так между собой ее называли. Выглядела она на все сто в своем ярко желтом купальнике. В отличие от Риммы она не стеснялась своей фигуры. Впрочем, какая дура будет стесняться такой фигуры. Хоть мы еще не доросли до заправских ловеласов, но оценить вид нашей одноклассницы были в состоянии.

– Вот видишь, Василий, до чего табак доводит, – нравоучительно повторила она, глядя на Котю.

Тот уже прокашлялся и пожирал глазами свою недавнюю пассию. Я, зная, что Котькино сердце свободно, решил подыграть Люське.

– Понимаешь Люсиль, – начал я, – воспитательную работу с нами проводить некому, вот мы совсем отбились от рук. Может быть, ты проявишь инициативу. Мы тебя на лодке до города довезем, а ты нам все расскажешь о вреде курения…

– Так я не одна, – и Люсиль кивнула в сторону, где на траве сидели трое взрослых парней.

Я слегка опешил, но ответил.

– Нет, Люсиль, я снимаю свое предложение, поскольку получится перегруз, для нашего судна. Проще говоря, потонем мы к этой самой… матери.

– Матвей! – возмутилась она. – Да ты просто грубиян. Я и не собиралась плыть на вашем корыте.

– Покорнейше прощения просим, – я поклонился и развел руки.

Котька так и не проронил ни слова, только тоскливо смотрел вслед, когда она уходила. А я достал из пачки следующую сигарету, закурил и лег на траву, с независимым видом и положив руки под голову. Котька явно затосковал, ведь сразу видно, что Люсиль больше не наша девушка. Хотя она никогда и не была его девушкой, но все равно Котю стало жалко. Я протянул ему пачку. Котя снова закурил и стал смотреть в небо.

– Поехали обратно, – сказал он с таким видом, словно что-то высмотрел на горизонте.

– Рано же еще, – ответил я.

– Давай на другой берег сплаваем, там тоже есть пляж, – предложил он.

Я согласился, и мы пошли стаскивать нашу лодку в воду. Пляж на другом берегу мне никогда не нравился. Там на расстоянии трех метров от берега дно было вязким, а по бокам небольшого песчаного пространства росла осока. Зато там не было Люськи с парнями. Она раздражала не только Котю, мне тоже стало неуютно, особенно когда с их стороны доносился гогот.

Мы гребли до другого берега почти полчаса, вытащили лодку на берег и разлеглись на песке, почти в одиночестве. Были еще две парочки неподалеку, наверное, студенты, но они не обращали на нас внимания, а мы на них. Я смотрел в голубое небо, подставив пузо послеобеденному солнцу, а Котя лежал на животе, положив голову на руки. Вид у него был сосредоточенный, не располагающий к общению, да мне и нечего было ему сказать. Ну как человека вылечить от несчастной любви? Да никак! Само пройдет…

Время двигалось к вечеру и пора было собираться в обратный путь. Я уже хотел толкнуть своего приятеля, чтоб вывести его из состояния меланхолии, но тут на меня упала тень, и я услышал голос. Очень знакомый голос…

– Матвей, ты ничего не хочешь мне сказать?

Передо мной стояла Эля. Невысокая девушка в простом ситцевом платье в цветочек и смотрела на меня своими голубовато-зелеными глазами, которые еще год назад сводили меня с ума. Это была моя Эля, и в то же время уже не моя… Я медленно встал на ноги, стараясь не смотреть ей в глаза, но язык мне не повиновался, и я просто молчал. Эля повернулась и медленно пошла через этот маленький пляж к автомобилю, возле которого стояли мужчина и женщина, ее родители… Я повернулся к Котьке и, неожиданно для себя, пнул его ногой.

– Ты чего! – подскочил он, сжав кулаки.

– Домой пора, – хмуро ответил я, не обращая внимания на его разъяренный вид.

Котька осмотрелся и сразу заметил, стоящую у автомобиля, Элю.

– А!… Понятно… Пинаться то зачем, – ответил он.

Мы столкнули лодку в воду и поплыли на станцию. До самого дома мы не разговаривали, настроение было такое. Я уже думал, что все прошло, вся моя влюбленность закончилась. Оказалось, нет, что-то осталось… Хуже нет, когда остается недосказанность в отношениях. А может мое молчание, это тоже ответ на ее вопрос? Может быть, между нами уже все сказано? Ладно… Все равно уже ничего не исправить. Интересно, о чем Котя думает? Вот у него с Люськой никаких отношений не было, они даже на свидания ни разу не ходили. Он-то чего переживает?

Дома у меня была идиллия. Софья, сестра моя старшая приехала на каникулы. Привезла кучу подарков, в основном съестных, и теперь они с матерью о чем-то постоянно шептались, не посвящая мужчин в свои тайны. Мне Сонькины тайны были не интересны, а уж отцу – тем более. Обучение у нее шло неплохо, об этом я уже знал из писем, я ее любовные похождения меня никак не касались. Взрослая девица, девятнадцать уже исполнилось, имеет полное право выйти замуж за кого хочет. Если это произойдет в Ленинграде, то я просто буду прыгать от радости, поскольку ее комната станет моей навсегда. А пока я снова был выселен оттуда в гостиную, до отъезда Софьи.

Началась учеба в десятом классе. Нельзя сказать, чтоб мы с Котькой были сильно увлечены учебой. Правда, начались интересные разделы математики: логарифмы, тригонометрия. А еще мы увлеклись радиолюбительством и начали собирать приемники. Нет, дома-то у нас, конечно, были и радиола и телевизор. Но ведь собранный своими руками приемник, это совсем другое дело. Увлекательное оказалось занятие. Причем, тут было два аспекта: раздобыть радиодетали и потом спаять схему. Детали добыть – это нечто. Проще говоря, в магазинах их не было, искать надо на свалках, на барахолке (это рынок такой, где продавали все), или выменивать у друзей и знакомых. После этого, проявляя смекалку, надо было спаять схему, укрепив все детали на самодельном шасси.

Это занятие занимало массу времени. Оба мы: я и Котя спаяли каждый свое детище к новому году. У Коти приемник заработал, а у меня нет. Может быть поэтому он радиолюбительство забросил, а я продолжал копаться, пытаясь постичь науку: радиотехника.

Нам уже исполнилось по семнадцать лет, но нельзя сказать, что мы физически как-то это ощутили. Нет, все наши ощущения не поменялись, во всяком случае, резких изменений не было за исключением одного нюанса. Нам вдруг очень разонравились наши детские прозвища: Котя и Мотя. Ну что это? Детский сад какой-то. Собственно, чтоб избавиться от этих прозвищ нам и делать-то ничего не пришлось, ведь одноклассники чаще всего окликали меня по фамилии: Фролом, иногда Матвеем, а Котю они всегда звали Васькой и он отзывался.

Учеба в десятом классе отнимала довольно много времени и предметы стали интереснее. Тут пожалуй, только к истории интерес притупился. Вел ее директор школы, и проходили мы как раз интересное время: революция и гражданская война, однако сейчас, он делал упор на различные политические течения, очень подробно описывалась деятельность Владимира Ильича, а вот разные боевые столкновения красных и белых упоминались бегло. Но суть даже не в этом. Наш историк постоянно проводил аналогии с настоящим временем и как-то очень подобострастно расхваливал первого секретаря ЦК КПСС Никиту Сергеевича. Вот это возвеличивание нашего нового вождя почему-то зарождали зерна сомнения. Все ли ладно в нашем королевстве? До коммунизма еще далеко, его строить и строить. А из-за кордона доходили смутные слухи, что там люди живут не хуже нас и о социалистической революции не помышляют. Я поделился с Васькой своими сомнениями и понял, что у него тоже появилось двоякое восприятие действительности. Доверительным тоном он мне поведал, что его отец в домашних разговорах называет нашего вождя просто «плешивым», иногда добавляет еще некоторые слова. Мы с Васькой, естественно таких вольностей не допускали. За это просто парой по истории не отделаться, можно и в МВД загреметь.

Вот в чем мы все были единодушны, так это в антипатии к Китаю. Еще недавно китайцы были друзьями, а теперь стали врагами. Наша пресса не уставала высмеивать разные «революционные» преобразования, происходящие там. Пусть бы они творили у себя в стране все, что угодно, да вот беда: слишком много их, и тесно им у себя в Китае. Как бы того… Граница-то ведь рядом.

Однако, хоть и богат был этот год на политические события, не слишком увлекали они нас с Васькой. Хотелось добавить взрослости в наш уже не детский организм. Проще говоря, решили мы отметить грядущий новый год с вином, как и положено таким бравым парням. Купить портвейн или вермут можно было легко. Продавщицы документ не спрашивали, а если бы и спросили, то паспорта у нас были, а вот возрастного ограничения на продажу алкоголя лицам до 18 лет еще не было. Короче, перед тем как идти на школьный вечер, мы с Васькой купили бутылку портвейна, забрались на чердак нашего дома и, вылакав его без всякой закуски, напортвейнились так, что мама не горюй. Спустившись с чердака мы решили на школьный бал не ходить, слава богу, мозгов на это хватило. Мы просто болтались по улицам, хохотали, как идиоты, над своими же шутками. Прохожие обходили нас стороной, и это добавляло веселья в нашу прогулку.

– А, что? – сказал вдруг Васька. – Слабо тебе Эльке позвонить? Втроем гулять веселее, да и вообще… Мы же уже взрослые. В нашей компании должны быть девушки.

– А, что! – ответил я. – Запросто позвоню…

Я зашел в будку ближайшего телефона автомата и набрал номер. Ответил мужской голос.

– Элю позовите, пожалуйста, – попросил я.

Голос мой, как мне казалось, был вполне обычным, но… После некоторого молчания мне ответили, что ее нет дома.

– Дома нет, – сказал я своему приятелю. – Звони Люське…

Васька и ухом не повел.

– У нее телефона нет, – ответил он, – да и в школе она на вечере.

Я про Люську просто так сказал, знал что ни у нее, ни у Риммы телефонов дома нет. Мало того, мне и Эле-то звонить не надо было. Вот что было бы, если б она вышла? Увидела бы двух нетрезвых бывших одноклассников и куда с нами идти? Нет уж. Пусть Васька сам звонит, кому хочет… Больше мы никому звонить и не стали, поболтались еще в каких-то дворах и отправились по домам.

Дома никто моего подпития и не заметил, но вот на другой день… Да-с. Будь я помладше лет на пять, наверное, отец меня бы выпорол, а теперь порка была словесная, причем больше старалась мать. А Ваську воспитывал отец, без рукоприкладства, конечно. Из всего этого происшествия мы поняли одно: лакать портвейн на чердаке из горла и без закуски, занятие глупое и получаются плохие последствия на другой день. А у меня к тому же получилось стойкое отвращение к этому напитку.

Начались зимние каникулы, и мы с Васькой снова бегали на лыжах по озеру. Это непередаваемое удовольствие: бежать по ровной лыжне, по белому искрящемуся снегу. Вокруг огромное пространство замерзшего озера, вдали лес, подступающий к берегам, под ногами скрипит лыжня, а под ней толща воды, где плавают стаи рыб. Морозец бодрит, в голове рождаются мечты и фантазии о других мирах. Мы с Васькой любили читать книги, но и журналами не пренебрегали. В Юности печатались повести Василия Аксенова, а в Роман газете «Они сражались за родину» и другие интересные произведения. В библиотеке, я брал книги Джека Лондона, очень мне нравился этот писатель и герои его произведений. А у Васьки и дома была неплохая библиотека, иногда он мне давал что-нибудь почитать.

Я редко звонил по телефону своему другу. Зачем. Подъезды рядом, проще зайти и пообщаться вживую. Вот и сейчас я зашел вернуть книгу Толстого «Хождение по мукам». Роман мне понравился и все герои. Недавно прошел фильм, снятый по этой книге, но фильм так не впечатлил. Хотя, тоже были интересные моменты. Дверь открыл Васькин отец, и я сразу определил, что он слегка под кайфом.

– Заходи, Матвей, – дружелюбно сказал он. – Василия нет, они с матерью к тетке уехали в Грачевск. Завтра вернутся.

Я зашел, а чего кочевряжиться. С Васькиным отцом у меня, можно сказать, приятельские отношения. С ним обо всем можно говорить, даже про мои отношения с Элей, он моим родителям закладывать не станет, а вот жена его, Васькина мать, та запросто. Все, что про нас узнает, сразу моей матери перескажет. Я прошел в комнату, там, на журнальном столике, стояла бутылка водки, порезанная колбаска и рюмка. «Ясно, – подумал я. – Кот из дома – мыши в пляс». Просто Васькина мать такого безобразия не потерпела бы. Ну а мне-то все равно, я ведь не идиот, и закладывать его не буду. А Борис Абрамович, так звали Васькиного отца, закурил папиросу и сказал.

– Выпить не предлагаю, поскольку родители твои это не одобрят, да и рановато еще вам… Ну как книга? Понравилась?

– Понравилась, – честно ответил я. – Книга все же лучше, чем кино.

– Это ты верно подметил. Если книгу написал настоящий писатель, то она всегда будет лучше, чем кино. А Толстой большой мастер, если б был жив, много бы еще написал… Садись, Матвей. Ты ведь не торопишься?

Я сел, поскольку спешить мне было некуда. Одно напрягало: изрядно уже клюнул Борис Абрамович. Я только сейчас заметил, что в бутылке уже половины нет.

– Закуривай, – предложил он. – Знаю, что курите вы с Василием. Привычка дурная, но многие в ее власти. А скажи мне, Матвей, вот книга тебе понравилась. Так?

– Так, – ответил я, и начал искать повод побыстрее смыться.

Не любил я эти разговоры по душам, особенно со взрослыми. Сейчас вывалит на меня кучу своих проблем и станет учить жизни. Ну, на хрена мне это? Однако Борис Абрамович, заговорил о другом.

– Очень интересная книга, тут все переплелось и любовь и идеология. Вот один из главных героев – Рощин, махровый белогвардейский офицер. Он в белую армию ушел добровольно по своим убеждениям. Согласен?

– Согласен, – буркнул я, еще не понимая, куда он клонит.

– А вот в красной армии он оказался случайно. Один мерзавец стрелял ему в спину, а генерал Марков, который мог восстановить справедливость, был убит. Еще пара случайностей и он оказался у красных, которые, тоже благодаря случаю, не расстреляли его сразу. А ведь должно быть по другому… Собственно, и Телегин, его антипод, не должен был оказаться в красной армии… Ведь они оба, если ты помнишь, дворянских кровей. В первой книге говориться…

Тут мой собеседник замахнул еще рюмашку и я понял, что мне пора. Да и разговор начал принимать сомнительный оборот. Я ведь за красных и мой призыв в красную армию не за горами, а белой армии давно нет, разбили ее в хлам, а остатки бежали за границу. Правда, и меня чем-то пленяли тогдашние офицеры. Рощин, признаться, вызывал уважение, и хотелось быть похожим…

– А вот представь себе, если бы белая армия победила в те времена, что бы сейчас мы строили: капитализм или коммунизм?

– Капитализм, наверняка. Пора мне Борис Абрамыч, пойду я…

– Погоди, Матвей. Хочу с тобой обсудить одну несложную задачу. Вот скажи, если главный принцип коммунизма: от каждого по способностям, каждому по потребностям, то получается что?

– Что? – повторил я.

– А вот что, – сказал Борис Абрамович и взял листок бумаги и карандаш.

– Потребности есть у всех. Тут, надеюсь, все согласны. Примем это как аксиому. В – все. Способности есть у многих, тут тоже нечего возразить. М – многие. Теперь запишем простое равенство, которое тоже никто не оспорит. В – М = Н, где Н – немногие. Согласен? Все правильно?

– Согласен, – ответил я, пытаясь определить, где кроется подвох.

– Так вот, – продолжил он, – согласно этой формуле – многие должны содержать немногих. Вдумайся… Но ведь это уже происходит! Мало того, это происходило всегда, со времен зарождения человеческого общества. И это будет происходить всегда, пока существует человеческое общество. В чем же тогда новизна этого принципа? А главное, чем тогда коммунизм отличается от капитализма?

– Я пошел, Борис Абрамович, – сказал я, вставая.

– Иди, Матвей, но подумай на досуге, что я тебе сказал, а заодно, почитай святое писание, если найдешь… Там оказывается тоже прописан моральный кодекс строителя коммунизма…

Язык у Васькиного отца уже здорово заплетался. Я мысленно пожелал ему протрезветь к приезду жены и проветрить комнату, а листочек со странной формулой спрятать от греха подальше. Опровергнуть формулу я не смог, зато сразу определил, что это крамола и антисоветчина в чистом виде. Сейчас, конечно, нет ни Сталина, ни Берии, но КГБ никуда не делся…

Зимние каникулы пролетели, как один миг, и мы с Васькой снова погрузились в учебу. Разговор с его отцом я не забыл. Нет. Искать святое писание я даже не помышлял. В нашей атеистической советской действительности таких книг, как Библия, Евангелие, Ветхий завет, Новый завет и прочие искать было бесполезно. Ничего, кроме насмешек такие поиски не вызовут, да ведь и сам я был атеистом, до мозга костей. Формулу, которую изобразил Васькин отец, я забыл едва вышел из квартиры. На что мне эта самодельная формула? Мне что мало формул из учебников? Те, небось, на экзаменах пригодятся, а это… Только вот его рассуждения о героях книги Толстого, почему-то в памяти остались. Да еще занозой сидела мысль: «А что, если бы белые победили тогда?» Надо сказать, что иногда всплывали воспоминания бабушки, как они с соседями прятались, когда дивизия Азина, легендарного комдива, входила в город.

– Зачем было прятаться-то, – удивлялся я. – Вы же рабочий класс, за рабочих. Это буржуи должны были прятаться.

– На лбу не написано… – хмуро буркнула бабушка тогда.

Еще большим шоком для меня было, когда я узнал, что дед был в армии Колчака… «Его мобилизовали насильно, – говорила бабушка. – Он не хотел… даже прятался, но соседка выдала». Да… похоже своими родственниками мне гордиться не придется. Лучше вообще про них помалкивать.

А в стране полным ходом шло строительство коммунизма. Писатели фантасты писали книги, где коммунистическое общество будущего выглядело очень заманчиво. Космические корабли бороздили просторы вселенной… Американцы догоняли нас в космическом аппаратостроении и планировали полет на луну. А мы с Василием заканчивали десятый класс. Нам объявили, что летом, сразу после окончания учебы нас ждет двухнедельная отработка в подшефном колхозе. Короче, нас ждут сельхозработы, жизнь в палатках под присмотром трудовика и физрука. Девочек это тоже касалось.

Вся эта отработка называлась: трудовой лагерь. Колхоз был недалеко от города, но поехали не все. Кто-то откосил по здоровью, проще говоря, родители некоторых учеников раздобыли справки по состоянию здоровья… Но нам с Василием было вполне комфортно в этом трудовом лагере. Работа совсем не напрягала. Чаще всего мы разгружали грузовики с черноземом. Не самосвалы, конечно. Для здоровых пацанов, это вообще ерунда. Чем занимались девочки, я не знал, неинтересно было, но обязательно две из них готовили еду на всю ораву. Готовили они на костре в ведрах, а мы с Василием навестили сельмаг, купили сигареты «Север» и вечером, как заядлые курильщики, с независимым видом прохаживались по лагерю с сигаретою во рту. Нашим кураторам на это было наплевать, семнадцатилетним пацанам вещать о вреде курения – глупо, их задача не допускать других безобразий…

Мне вообще этот лагерь понравился больше, чем пионерский. Никаких пионерских линеек нет, «вожатые» наши нам никакими нравоучениями не докучали, да и быстро они пролетели эти две недели.

Вернувшись домой, я узнал, что Васькины родители купили путевки на юг к Черному морю, куда вскоре и отправились, вместе с Васькой, конечно. Я был предоставлен самому себе, но отнюдь об этом не сожалел. Два летних месяца можно делать что угодно… А что угодно? Можно книги читать, можно на лодке плавать по озеру, можно просто лежать на диване, строить воздушные замки и мечтать о будущих миллионах или о прекрасной принцессе, которая дожидается меня в своем замке. Именно последним я был увлечен больше всего.

Я скакал на вороном коне, уходя от погони. На груди под гимнастеркой было красное знамя полка, которое я должен доставить в штаб дивизии. Так сказал мне полковой комиссар, суровый мужик в кожаной тужурке, перепоясанный ремнями и с маузером в деревянной кобуре. Полк погибал в неравном бою с беляками, а я скакал во весь опор, унося боевое знамя полка. Мой вороной храпел, но несся так, что грязь летела из под копыт. А за мной гнался отряд белогвардейцев, и преследователи были уже близко. В ушах свистел ветер. Первым скакал и размахивал шашкой полковник свирепого вида. Его намерения не оставляли сомнений.

Обернувшись в очередной раз, я узнал в нем Рощина. Как не узнать этот решительный вид, суровый взгляд… Я достал свой револьвер. Буду стрелять в коня, нельзя убивать главного героя…Ему еще в красной армии служить. Курок щелкал вхолостую. Патроны кончились, – догадался я. Ничего, и так уйду… Осталось недалече. Тут раздался звонок… знакомый такой звонок.

Я продрал глаза и пошел открывать дверь. Здрассте… Сонька приехала и не одна. Рядом с ней был высокий парень, явно старше ее. Старшекурсник, – догадался я, – и жених, похоже. Просто знакомого она бы не привезла.

– Ну, проходите, – сказал я, пропуская гостей, и пошел освобождать Сонькину комнату от своего присутствия. «Вот интересно, а где спать будет наш гость, – сразу подумал я, – хотя дело не мое, пусть родители решают».

– Виталик!– представился Сонькин кавалер, и протянул руку.

– Матвей, – сказал я, ответив на рукопожатие.

Сонька протащила чемодан и сумку в свою комнату и принялась хлопотать на кухне. До материного прихода оставалось еще не менее двух часов, отец придет и того позже, значит мне придется пока занимать гостя. Однако я решил ускользнуть, Сонька не обидится, скорее наоборот…

– Слушай, Виталик, – сказал я, – мне тут надо отлучиться по делам. Вы с Софьей пока осваивайтесь тут.

– Ты куда? – спросила Сонька, когда я открыл дверь.

– Мне к Василию надо, дела… – ответил я и заметил явную радость на Сонькином лице.

Васька-то еще не приехал с югов, и идти-то мне было некуда, разве что в кино. Именно это я и исполнил. Добрался до кинотеатра Прогресс, народу в кассах не было, взял билет, даже не поинтересовавшись, какой фильм. Да пусть хоть что показывают, лишь бы не сидеть с Сонькой и ее хахалем.

Начался фильм «Женитьба Бальзаминова», сразу вспомнился Гоголь. Неужели экранизация какого-то неизвестного мне произведения? Если Гоголь, то будет интересно… Но почему-то интересно не становилось, городок прошлого века напомнил мне Грачевск. Может там съемки вели? Главный герой не вызывал ни симпатии, ни раздражения… Да, зря я не посмотрел на название фильма. Домой мне нельзя, по городу болтаться не хотелось, придется досматривать. Ну что там за люди? Не буржуи, не рабочие, тунеядцы какие-то… Сеанс кончился. Домой возвращаться рано и пойти некуда. После получасового сиденья на скамейке, все же пошел домой.

Мать была уже там, стол накрыт к чаепитию, но в середине стола громоздилась бутылка дорогого вина. Что бы это значило? Скоро я узнал, что это означает…

– Поздравь сестру свою, – усмехнувшись, сказала мне мать. – Замуж она вышла…

– Как замуж? – удивился я. – А свадьба?

– Вот сейчас и сыграем свадьбу, – ответила мать. – Штамп в паспорте у нее уже есть, дело за малым…

– За малым? – переспросил я и уставился на Сонькин живот.

– Ну чего уставился! – возмутилась Сонька. – Не беременная я еще, и не собираюсь…

В прихожей появился отец. Мать вышла его встречать и готовить к встрече с новобрачными.

– А фамилия у тебя теперь какая, – примирительно спросил я у сестры.

– Фомина, – буркнула Сонька.

«Хрен не слаще редьки, – подумал я, – была Фролова, стала Фомина. Вот если бы стала Ковалевская или хотя бы Перовская…» Иногда я завидовал Соньке, она могла поменять фамилию, а я как родился Фроловым, так до гроба им и останусь. Вслух ничего не сказал, а отец уже вошел в гостиную и знакомился с Виталиком.

Молодожены приехали не с пустыми руками, привезли подарки. Ведь Ленинград, как-никак, морской порт, там можно купить экзотические вещи. Мне Софья подарила галстук умопомрачительной расцветки. Раньше она мне пионерские галстуки дарила, а теперь вот…

– Надень на свидание к своей зазнобе, враз растает, – тоном опытной женщины посоветовала мне она.

– Галстук очень хорош, – похвалил ее я, – только нет у меня больше зазнобы и таять некому…

– Ну, за этим дело не станет, – улыбнулась Сонька. – Какие твои годы. Вот станешь студентом и появится зазноба.

Ну вот, посидели за столом по семейному, винца выпили по рюмке, меня выпроводили погулять, чтоб обсудить взрослые дела. Да уж. Было им что обсуждать. Софье еще три года учиться, а мужу ее – год. Теперь надо комнату где-то снимать, в общежитии женатикам нельзя… Впрочем, это дело не мое.

Через неделю Васька приехал с югов, загорелый такой, довольный, впечатлений у него полно и на рассказы не скупился. Даже воздушный перелет рассказал со всеми подробностями. Я слушал, разинув рот, и думал, когда мне такая благодать обломится. Мои-то родители о таком отдыхе и не задумывались, а теперь, после Сонькиного замужества, и не задумаются. Надо поддерживать родную дочь на плаву.

И, тем не менее, Ваське я не завидовал. Какие мои годы… Все еще впереди. Если с женитьбой не торопиться все успею повидать. Да ведь еще армия маячит на горизонте.

Начался новый учебный год, последний год школьного среднего образования. Параллельно нам обещали удостоверения токаря второго разряда, но отец, сам токарь шестого разряда, мне объяснил, что по второму разряду работ не бывает. «На завод тебя все равно возьмут учеником, – сказал он, – а после обучения все сдают на третий разряд». Мы-то с Васькой на завод и не собирались, а нацелились в Механический институт, был у нас в Ельске такой и ехать никуда не надо. Ну а если не попадем, то прямая дорога в армию.

Сестрица с ее мужем уехали в Ленинград продолжать образование, а я опять вселился в ее комнату. Учеба уже не слишком напрягала, но я стал упорнее грызть гранит науки, очень уж хотелось поступить в ВУЗ и стать студентом. Тут мы с Василием были заодно, он тоже хотел продолжить династию. У него по отцовской линии все были инженерами, а вот я первый в своем роду собирался получить высшее образование и родители поддерживали.

Шестьдесят четвертый год в истории Советского Союза оставил знаменательную дату. Свергли с престола Никиту Сергеевича. За почти пятидесятилетнюю историю Советского государства такого еще не бывало. А если копнуть историю, то в царской России такого тоже не бывало. Царей или убивали или, они сами умирали, а чтоб вот так, просто взять за шкирку, снять с престола и отправить на пенсию… Это нечто! Я даже не припомню, чтоб за рубежом такое происходило. Так что, мы и тут впереди планеты всей. Это я, конечно, не сам придумал, Васькин отец так выразился. Он-то и раньше «плешивого» недолюбливал, а теперь на престол вступил Леонид Брежнев, доселе никому неизвестный. Смена власти произошла без каких-либо волнений народа, даже при тихом одобрении нижних слоев власти.

В школе на уроках истории я с великим изумлением услышал, как наш директор, который ее вел, весьма нелицеприятно стал отзываться о бывшем вожде. А ведь еще совсем недавно он восхвалял великий гений Никиты Сергеевича. Васька тоже был удивлен.

– Ну и дела, Матвей, – сказал он мне на перемене, – ведь еще неделю назад, наш учитель говорил про него прямо противоположное… Это как же так? Это что же получается? Думаем мы одно, а говорим другое…

– Я уже давно это замечаю, – ответил я Ваське, – текущая реальность отличается от того, что говорится с высоких трибун. А, вообще, ведь не только в политике так происходит…

– Ты чего имеешь в виду?

– Понимаешь, – глубокомысленно ответил я, – если человек думает про себя одно, а говорит совершенно другое, то получается третье. И то, что получается в результате, никому не нравиться…

– Да, – сказал Васька, – Хрущеву отлучение от власти явно не понравилось, а вот я уже не верю в коммунизм… Еще совсем недавно верил, что мы построим это общество, а теперь не верю. Да и в нашей прессе перестали писать о коммунистическом будущем. Нет, никто ничего не опровергает. Мы по-прежнему строим светлое будущее, только о сроках ничего не пишут.

Я, честно говоря, не особо задумывался даже о своем собственном будущем, а уж о том, построим мы коммунизм или нет, вообще не думал. Ну не мое это дело. В комсомол я вступил, добросовестно ходил на субботники. Дружно голосовал «за» на комсомольских собраниях, которые случались довольно редко. Как можно голосовать «против», если все радели за процветание страны? Только «за» и, причем, единогласно. Единогласие – это особый шик всех собраний.

Но политика в нашей учебе не занимала много места, а если честно, вообще не занимала. К концу одиннадцатого класса мы все поняли. Остальные предметы: физика, математика, химия, иностранный язык и прочие, занимали наше время, а с обществоведением и историей все было ясно. Как сказал Васькин отец: на этих предметах говорите те слова, которые в настоящий момент слышите с высоких трибун, тогда жизнь ваша не будет трудной. Если вам, ваш политический руководитель сказал, что сегодня пятница, значит, так оно и есть и нечего тыкать пальцем в календарь, там может быть ошибка. Не ошибаются только наши политические лидеры.

Нам с Василием уже исполнилось по восемнадцать лет. Никак мы это событие не отметили, я имею ввиду, вместе не отметили. Дома-то, конечно, получили поздравления и подарки. А к октябрьским праздникам в школе опять был вечер, посвященный сорок седьмой годовщине Великого Октября. В этот раз мы с Васькой нарядившись в новые костюмы, а я еще и в новом галстуке, появились на вечере. Девочки тоже были нарядные, на школьные вечера им было разрешено являться в платьях, а мы, привыкшие к их школьным формам, не сразу узнавали своих одноклассниц. Но по-настоящему меня удивила Римма, наша с Васькой подруга детства и отрочества. Она соорудила себе, совершенно новую прическу, лицо стало выглядеть немного иначе, а в платье фигура тоже как-то неуловимо изменилось. Когда я смотрел на нее, наверное, имел дурацкий вид. Она, заметив это, прыснула в кулак, а я подумал, что зря Васька пропускает такой пирожок мимо рта. Ведь Римма давно на него запала, еще с пятого класса… Люська птица другого полета, возле нее всегда вертится пара пацанов, и ничего ему тут не светит…

Однако, на танцах Василий сумел преодолеть барьер из Люськиных кавалеров и удостоился одного медленного танца. Наверное, ему это в кайф, а я пригласил Римму. Тут я убедился еще раз, что она здорово изменилась. Я танцевал с очень привлекательной девушкой, вдобавок от нее исходил какой-то цветочный аромат, от которого мозги съезжали набекрень. «Неужели для Васьки так надушилась, – царапнула меня внезапная мысль. – Ну и пусть себе…». Танец кончился и я в полном смятении чувств, отошел к окну.

Тут появился Василий.

– Матвей, – вдруг сказал он, – одолжи свой галстук ненадолго.

– Да, пожалуйста, – пожал плечами я.

Осторожно, не развязывая узла, я снял его и передал другу. Он так же осторожно надел его, подтянул, подправил и сразу приобрел другой, какой-то аристократический вид. «Сейчас к Люське двинется», – мысленно предположил я. Но Васька меня удивил, он направился к девочке из параллельного класса. Она недавно появилась в нашей школе, я даже не знал, как ее зовут, да и на вид была заурядной. Наша Римма явно красивше, но это на мой взгляд, у Василия было другое мнение.

В конце вечера мне Васька галстук вернул, но узел на нем был развязан.

– Извини, – сказал он, смущенно улыбаясь, – он как-то сам развязался.

Ну, а поскольку ни он, ни я вязать узлы на галстуке не умели, я засунул его сразу в карман.

– Невелика проблема, – ответил я, – дома завяжу.

Дома-то проблему не решить, поскольку узел мне завязала Сонька еще летом, а больше никто вязать узлы на галстуке не умел. Но из-за такой ерунды, я и не думал обижаться на своего друга. Когда мы оделись и вышли на улицу, Василия я не обнаружил. Ведь еще совсем недавно был здесь и вдруг исчез, даже слова не сказав. Мы с Риммой стояли, озираясь по сторонам, одноклассники расходились по домам.

– Ладно, не маленький, не потеряется, – сказал я ей, – идем вдвоем.

Обычно мы возвращались втроем, доводили Римму до подъезда и возвращались к своему дому. Недалеко Римма жила, только дорогу перейти. Уже на полпути я понял, что Васька отправился провожать ту незнакомую девочку. Мог бы и предупредить… Раньше Римма старалась идти рядом с Василием, а я держался чуть в стороне, но сегодня все изменилось. Она взяла меня под руку, и мне это было приятно. А ведь еще совсем недавно, максимум, что она себе позволяла, это держаться за руку, да и то за Васькину, а со мной просто шла рядом.

Когда мы подходили к ее подъезду, рядом оказались два парня. Они были явно старше меня, и спиртным от них несло изрядно. Один из них схватил Римму за руку.

– Пойдешь с нами, чикса, – бесцеремонно заявил он.

– Еще чего! – возмутился я и вырвал у него Риммину руку.

Она сразу отскочила к своему подъезду, а мой противник сразу двинул мне по физиономии, я не успел среагировать. Но тут, рассвирепев, сразу бросился на него, и мы, повалившись, стали бороться уже на земле. Мне удалось оттолкнуть его, и я вскочил на ноги, но тут они напали на меня уже вдвоем. Меня снова опрокинули на землю, и я увидел, как Римма, словно разъяренная фурия, налетела на хулиганов и стала молотить их кулаками. Надо сказать, что этим обормотам удар ее кулака, что слону дробина. Один из них просто отодвинул ее в сторону и снова налетел на меня. Я отбивался от двоих и получил еще удар в челюсть и по корпусу.

– Уходи домой! – крикнул я Римме.

Но вместо этого она снова бросилась в атаку на хулиганов. Снова один из них схватил ее и потащил в сторону. Я оттолкнул своего противника и бросился на помощь Римме, но, получив подножку, полетел на землю.

– Немедленно прекратите! – раздался зычный женский голос. – Сейчас милицию вызову!

Возле подъезда стояла пожилая женщина и призывала к порядку распоясавшуюся молодежь, то есть, нас. Римма сразу подошла к ней, а оба пацана отошли от меня. Я поднялся и подошел к Римме. Парни, матерясь в мой адрес, покидали поле боя.

– Спасибо, Тамара Петровна, – сказала Римма.

– Кавалера своего благодари, – ответила женщина. – Здорово его разукрасили. Эти парни не из нашего двора, какая-то приблудная шпана…

– Идем ко мне, – сказала Римма, – обработаю тебе раны…

– Нет! – отчего-то испугался я. – Я же тут рядом живу, сам справлюсь, да и какие это раны.

– Ну как знаешь… – с сожалением сказала она, и вместе с Тамарой Петровной вошла в подъезд.

«Какие это раны, – думал я, возвращаясь домой, – вот если бы от пули или от ножа… А эти – позор один. Нет, надо в боксерскую секцию записаться. Эх… Вот бы я им показал тогда… или вот если бы Васька был со мной… Впрочем, тогда они не сунулись бы». Дома мне тоже не удалось незаметно прошмыгнуть в бывшую Сонькину комнату. Мать сразу увидела синяки и учинила допрос. Правда, отец быстро прекратил ее причитания.

– Ну, подрался наш сын и что! Надеюсь, ты тоже навалял своему противнику?

– Конечно, – ответил я. – Только их двое было.

– Тогда вдвойне молодец, – сказал отец. – А что ж Василий не помог тебе?

– Да не было его со мной, – ответил я. – Один я был…

– Один? – удивился отец.

– Ну, не один, – нехотя признался я.

– Девушку защищал? Молодец! – похвалил он.

– Стоп! – неожиданно встряла мать. – Какую девушку? Опять эту?…

– Да какая разница, – удивился отец. – Главное сын растет мужиком, а не рохлей…

– Да не волнуйся, не эту… – разозлился я и ушел в комнату зализывать раны.

– Ту… эту? У тебя их сколько? – удивленно, в след мне сказал отец.

– Нисколько, – вздохнул я, но этого уже никто не слышал.

На другой день, явившись в школу, я первым делом подошел к Ваське.

– Кто это тебя так, – удивленно спросил он.

Синяки, на моем лице уже выглядели не очень заметно, но Василий увидел сразу. А что ему сказать? Лучше пусть сам расскажет: куда исчез со школьного вечера.

– А… Понял. Римму провожал вчера? – продолжил Василий. – Два балбеса на тебя напали…

Дальше мы с ним стали обсуждать: в какую спортивную секцию нам записаться, чтоб в будущем не иметь боевых украшений на лице. Я предлагал бокс, а Васька предпочитал борьбу. В итоге мы решили, что нам вовсе не обязательно ходить в одну секцию. Один из нас будет борец, другой – боксер, так даже лучше.

Римма тоже подходила ко мне и со смущенной улыбкой рассматривала мои синяки. Я мужественно делал вид, что такие пустяки не заслуживают внимания. Хотя, как раз ее внимание мне было в кайф. А дальше больше, я стал ловить взгляды Риммы. Сначала думал, что она на Ваську смотрит, но через несколько дней понял, что она поменяла свою симпатию, и теперь я стал объектом ее внимания. Мне она тоже понравилась после того вечера, я даже хотел пригласить ее на свиданье, но вспомнив, чем кончилась моя прошлая любовь, отказался от своих планов. Опять приближалось напряженное время. Выпускные экзамены, потом вступительные экзамены, а там или армия или студенчество… Римма собиралась поступать в медицинский, по стопам своих родителей. «Вот станем студентами, тогда и начнем крутить романы», – думал я.

Наступил 1965 год, а с ним и зимние каникулы. Мы с Василием снова бегали на лыжах по замерзшему озеру, иногда встречая знакомых ребят из своей школы. Иногда возвращались через парк, где всегда гремела музыка из репродукторов, развешенных на столбах. В парке была не только лыжня, на расчищенных от снега дорожках гуляли пары, в основном пожилые. На лыжне иногда тоже встречались старички…

Я предложил Василию взять на наши прогулки Римму. Он странно на меня посмотрел, потом пожав плечами, согласился. Я его понимал, но ведь Люську-то звать бесполезно. Не пойдет…

– Только учти, – сказал он мне, – маршрут придется сократить, и приглашать ее будешь сам. Телефона у нее нет.

Я и сам понимал, что наш обычный маршрут ей не пробежать, но это не беда, а вот как ее позвать: вопрос. Придется идти к ней домой… Идти к ней домой не хотелось. Глупо ведь… Но ведь с Васькой уже договорился. Не пасовать же…

Проблема решилась легко. Едва я вошел в ее двор, как столкнулся с Риммой нос к носу. Мое предложение было принято с радостью, и на другой день мы встретились на остановке трамвая. Прогулка удалась. Маршрут мы, конечно, сократили, хотя Римма шла на лыжах неплохо, только медленно. Василий шел первый, за ним она, а я был замыкающий. Мне понравился наш поход, и я задумал его повторить, только уже без Васьки. Однако, зимние каникулы кончились, потом нашлись какие-то дела, а потом началась учеба…

Выпускные экзамены прошли нормально, даже можно сказать, хорошо прошли. И оценки у нас с Василием были в основном четверки. Средний балл получился чуть больше четырех, а это серьезная заявка для поступления в ВУЗ. Короче, на школьный выпускной бал мы явились радостные и довольные.

Выпускники гуляют до утра. Когда появилась такая традиция, никто не задумывался, но она свято соблюдалась. Я даже не помышлял явиться дома до рассвета, тем более, что приходилось расставаться с Риммой. Нет, она никуда не уезжала, просто поступала в другой институт. Теперь мы могли встретиться лишь случайно, на улице, поскольку телефона у нее не было. До этого вечера вдвоем мы и не встречались вовсе. Втроем встречались часто, но это совсем другое дело… Я впервые взял ее за руку и мы пошли к озеру. Там, на набережной, стояли скамейки, мы сели и стали целоваться. Конечно, не так, как взрослые в кино, так мы еще не умели. Хотя и было мне уже восемнадцать, и был уже небольшой опыт с Элей, но прошло-то уже три года…

– Римма, я тебя люблю, – вдруг сказал я ей.

Это было неожиданно для меня самого, а она даже отстранилась от меня. Но для меня важно было услышать ее ответ.

– Ты Эльвире то же самое говорил? – усмехнулась она.

– Говорил, – уныло ответил я, – но ведь это когда было…

Тут она засмеялась.

– Хорошо, что не соврал, – все еще смеясь, ответила она. – А знаешь, когда ты мне понравился?

– Не знаю, – буркнул я. – Наверное, когда с пацанами во дворе дрался…

– Нет! Гораздо раньше. Прямо первого сентября, когда мы пришли в одиннадцатый класс. Я смотрела тогда на Василия, и вдруг подумала: а что в нем такого… ведь Матвей симпатичнее, да и не заглядывается ни на кого, а у Василия только Люська на уме…

Мне почему-то это объяснение не понравилось, а Римма продолжала улыбаться.

– А знаешь, что я сделала на том школьном вечере?

– Знаю, – ответил я. – Ты нарядилась, и надушилась, и так завлекательно выглядела… Я тогда тебя и полюбил…

– Ты не все знаешь… Я пошла к Люське посоветоваться по поводу нарядов, мы же рядом живем. А она мне говорит: знаешь, Римма, у меня есть такие духи, их из-за границы привез один знакомый, если этими духами потереть за ушами, перед свиданием с парнем, то парень обязательно в тебя влюбиться. Это самое верное средство. Хочешь на Ваське проверить? Я, конечно же, захотела. Только проверить решила не на Василии, а на тебе.

Я покрутил головой: ну и дела! А Римма, как ни в чем не бывало, продолжила.

– Только вот получилось все наоборот. Я сама в тебя влюбилась во время танца. Раньше-то, до этого вечера ты мне нравился, как бы понарошку, я думала это все назло Василию. А вот после этого танца, влюбилась по настоящему, о Василии больше не думала.

– Вот это новость, – удивленно сказал я. – А если бы тебя в тот раз кто-нибудь другой пригласил?

– А я бы ни с кем, кроме тебя не пошла, – ответила Римма. – Это уж я сразу решила.

– Даже с Васькой?

– А уж с ним вообще ни в коем случае…

В тот момент ее слова меня успокоили. Значит, все было предопределено. Ни в какие привороты и волшебные духи я не верил. Ну не бывает такого и все тут. Главное, что мы любим друг друга, а как и отчего это произошло – неважно. Мы некоторое время молчали, просто сидели, держась за руки.

– Когда мы поступим в институты, то ведь будем встречаться? – неожиданно спросила Римма.

– Конечно, – тотчас ответил я, но, помолчав, добавил, – если в армию не заберут.

– В Механическом есть военная кафедра, я знаю, – резонно заявила Римма. – Через пять лет присвоят офицерское звание: младший лейтенант…

– Надо поступить…

– Поступишь.

Голос Риммы звучал уверенно, и я сразу поверил ей.

– Поскольку телефона у меня нет, ты будешь приходить ко мне домой и приглашать на свиданье. Я теперь уже взрослая девушка и родители не будут возражать.

– Ты уверена? – спросил я, а про себя отметил, что оказывается уже все продумано заранее.

– Уверена, – ответила она, – но для этого надо поступить… В Медицинском конкурс большой…

Мы продолжали гулять по улицам города. Несколько раз натыкались на таких же выпускников, но наших не встретили. В основном попадались большие компании. Парочки, как мы с Риммой, выбирали укромные места. На рассвете я проводил ее домой.

Началась подготовка к вступительным экзаменам, но сначала мы с Василием прошли медкомиссию и отнесли документы в Механический институт. Я на специальность Радиоаппаратостроение, а Василий выбрал ЭВМ. Мне давно уже нравилась радиоэлектроника, а Василий послушал совета отца.

В конце июля прикатила Софья. Причем приехала одна, без мужа.

– А Виталик где? – удивился я, встретив ее.

– В Караганде, – буркнула Сонька, и видно было, что она не в настроении.

– Развелись что ли? – удивился я.

– Нет пока, – ответила она, – но к тому идет. А вообще, отвяжись от меня! Без тебя тошно…

Я снова переехал из Сонькиной комнаты в гостиную, искренне надеясь, что они помирятся и Софья, довольная, вернется в Ленинград.

В последующую неделю дома сохранялась мрачная обстановка. Отец почти ни с кем не разговаривал, мать постоянно вполголоса общалась с Софьей и замолкала при моем появлении. К моей подготовке такое положение дел не располагало. Я ходил заниматься к Василию, однако, скоро понял, что хрен не слаще редьки. Вдвоем заниматься у нас не получалось. Мы дулись в карты, или играли в шахматы.

Начались вступительные экзамены. Тут я удивил сам себя. Вступительные экзамены я сдал хорошо, даже сам от себя не ожидал такого. Мои оценки значительно превысили проходной балл. Даже отличники из нашего класса сдали экзамены хуже. Василия я тоже обогнал. Короче мы оба прошли по конкурсу: я с блеском, а он без блеска.

Студенчество – пора открытий.

Ну вот. Софья уехала в Питер, – это слово она ввела в наш обиход, – налаживать свои отношения с мужем, или наоборот: рубить концы. Я, конечно, со своими советами к ней не вязался, да и не нужны ей были малолетние советчики. Но я даже на это слово не обиделся, понимая ее состояние.

А у меня было состояние эйфории. Я не только поступил в институт, но и стипендию буду получать, ведь стипендия напрямую зависит от оценок. У Василия шансы: серединка на половинку, но у него нет ни сестер, ни братьев, родители смогут его содержать, моим-то куда труднее, я это понимал…

Началась наша учеба, но не сразу. В сентябре весь первый курс отправили в колхозы, на сельхоз работы. В то время это было обыденное явление. Крестьянам надо было помогать убирать картошку, ну, и другие сельскохозяйственные работы делать. Нашей группе досталось собирать солому в скирды. Работа не трудная и квалификации не требует, а после окончания работ, нам еще и денег выдали по пятнадцать рублей. Немного, но ведь это на карманные расходы.

А карманные расходы возросли, поскольку мы с Василием уже курили по-взрослому. Мать смотрела на это сквозь пальцы, отец тоже. Мы с ним по-прежнему были друзья: не разлей вода. То, что учились на разных специальностях и в разных группах, ничего не меняло.

Начало учебы принесло мне первое разочарование. Вместо ожидаемой радиотехники, нам давали высшую математику в весьма большом объеме, физику, химию и множество чисто механических дисциплин. Видно институт оправдывал свое название. На Васькиной специальности, механики было меньше, зато больше было математики. А из гуманитарных дисциплин была только история КПСС. Тут уж никуда не деться, эта дисциплина была обязательна для любого ВУЗа.

Уже через месяц я понял, что учеба в институте в корне отличается от учебы в школе. Нам надавали столько заданий, что дома приходилось пахать и пахать. Двоек никто не ставил, но преподаватели прямым текстом «намекали», что неуспевающих на первой же сессии отсеют. И обычно таких бывает до одной трети. Волей-неволей приходилось налегать на учебу, ведь на первой сессии должно быть пять зачетов и пять экзаменов… Надо отметить, что в первую сессию, действительно отсеялись человека три-четыре из группы. Кто-то наполучал неудов, а кто-то просто не выдержал темпа учебы.

В процессе напряженной учебы, я довольно часто вспоминал Римму, но прийти к ней домой и пригласить ее куда-нибудь никак не решался. Я уже знал, что она тоже поступила и учится не жалея сил… Это мне Люська сказала, когда я ее случайно встретил на улице. Сама-то она никуда не поступила, даже не пыталась, а пошла в пошивочное ателье, учиться на швею. Ну вот, наступили зимние каникулы, самое время пробежаться по озеру на лыжах. В этот раз я решил обойтись без Василия, даже не уведомлять его. Вечером отправился к Римме домой, чтоб договориться на завтрашнее утро. Но случился облом, да такой, что просто… Короче не дошел я до ее дома, как увидел парочку: «моя» Римма под-ручку с каким-то хмырем выворачивали из ее двора прямо навстречу мне. Увидев меня, Римма заулыбалась и помахала мне рукой и, не замедлив шага, прошла мимо, не выпуская руки хмыря, который на меня даже не взглянул. На лице у нее я не заметил ни малейшего смущения, как будто мы не объяснялись друг другу в любви полгода назад.

«О, женщины, вам имя – вероломство», – мысленно воскликнул я. Еще много мыслей возникло в моей голове, пока я стоял столбом и провожал взглядом уходящую парочку. «Итак, моя Римма уже не моя, – думал я. – Прошло всего-то полгода, а если б я ушел в армию на два года? А если во флот на три года?» Еще много риторических вопросов я себе задал, пока, свесив уши, брел в свой двор. Домой идти не хотелось, и я отправился в гости к другу.

Васька явно обрадовался, увидев меня.

– Заходи, Матвей! – крикнул из комнаты его отец. – Мы тут сегодня холостякуем…

– Чего вы тут?… – спросил я Ваську.

– Это он холостякует, а я так… – сказал Василий. – Мать уехала в Грачевск на два дня.

– Ясно, – тихо пробурчал я и вошел в комнату.

Эту картину я уже однажды наблюдал. В гостиной на журнальном столике пепельница с окурками, ополовиненная бутылка водки, порезанная колбаска в тарелке и рюмка.

– Не желаете ли присоединиться, господа студенты? – веселым голосом предложил он.

«Господа студенты! Это клево!» – подумал я. Правда, слово «господа» повсеместно применялось в ругательном смысле, но в данном случае смысл был иной. Этим он ставил нас вровень с собой, и было даже лестно. Я взглянул на Ваську.

– Давай, – пожав плечами, сказал он.

Я сразу понял, что до моего прихода его отец и не помышлял о совместной выпивке. Сам-то он был уже хорош, а я, вспомнив прошлогодний случай, подумал, что наша застольная беседа может быть интересной. Борис Абрамович сходил на кухню и принес еще две рюмки и добавил колбаски в тарелку.

– Можете курить, – ухмыльнувшись, сказал он. – Никому не расскажу, хотя и так уже все знают…

Я вытащил из кармана пачку сигарет и неуклюже начал закуривать. Василий последовал моему примеру.

– Я ведь, пришел позвать тебя завтра на лыжах прокатиться…

Василий как-то странно задумался и увел взгляд в сторону.

– Завтра не получится, – наконец сказал он. – Давай послезавтра.

– Давай, – сразу согласился я. – На свидание собрался?

Про свидание я просто так брякнул, но Васька сразу напрягся, очевидно, вопрос в точку попал. Я пожал плечами, мне Васькины амуры по барабану. Тут его отец наполнил рюмки.

– Ну, предлагаю выпить за наше светлое будущее!

Мы тотчас подняли свои рюмки, и светлое будущее стало на шаг ближе. За все человечество не поручусь, но наше с Василием будущее, точно должно быть светлым. Мы закусили колбаской, и Борис Абрамович снова наполнил рюмки. В животе у меня потеплело и настроение стало улучшаться.

– Ну вот, первый семестр вы отучились, – продолжил Васькин отец, – скажите как вам нравиться ваша учеба, господа студенты?

Василий, молча, пожал плечами. Ну что ему говорить, небось, уже давно все сказал отцу про свою учебу. А вот мне было, что сказать.

– Я вот думал, что нас начнут учить будущей специальности, будут читать радиоэлектронику, а тут продолжение школьных предметов: химия, физика, математика, да еще начертательная геометрия… Ну вот на черта это будущему радиоинженеру?

– Ты не паникуй, – сказал Васькин отец, – спецпредметы тоже будут, просто без физики твердого тела и высшей математики тебе многое придется принимать на веру, не будет глубокого понимания. Ты, Матвей, на этом не заморачивайся. Бери науку, пока ее дают. Учиться-то ведь всю жизнь придется… Техника идет вперед, транзисторы входят в обиход, – он кивнул на транзисторный приемник «Спидола», стоявший на подоконнике, – а на подходе микроэлектроника.

Борис Абрамович разлил по рюмкам остатки водки и спрятал бутылку под стол.

– Предлагаю тост, – сказал он, поднимая свою рюмку. – За мир во всем мире!

Мы выпили, а поскольку продолжение банкета не предполагалось, я закурил следующую сигарету. Форточка была открыта, на улице зимняя безветренная погода, до завтрашнего утра наверняка весь табачный дух выветрится.

– Завтра чем заниматься будешь? – спросил вдруг Василий.

– Не знаю… – ответил я.

– Хочешь, книжку дам интересную, – вдруг предложил он. – Наша советская фантастика, мне ее после каникул возвращать, но ты за пару дней одолеешь.

– Лучше бы русскую классику читали, – сказал Васькин отец. – А это…

Тут он скорчил гримасу, а Василий зло спросил.

– Что это? Хорошая книга, написано интересно…

– Написано интересно, – ответил его отец, не обращая внимания на раздражение сына. – Действительно интересно написано, но какие герои…

– Какие герои, – с еще большим раздражением спросил Васька.

– Герои из коммунистического будущего, я бы сказал, очень странные. В них нет: ни злости, ни зависти, ни хитрости, нет в них лжи, подлости, нет вообще никаких недостатков. Они сплошь состоят из доброты, самопожертвования ради благой цели… Ну, словом, не человек, а медовый пряник. Правильный человек на все сто процентов. Моральный кодекс строителя коммунизма забит в нем на уровне подсознания. Даже любовь у этих героев какая-то кастрированная. Если в этом времени вдруг появиться Шекспир, то ему придется удавиться с тоски…

Я хмыкнул и взял у Васьки том. У меня вот на уровне подсознания было забито совсем другое: если взрослые критикуют какую-то книгу, значит она интересная. А Васькин отец был уже хорош. У меня кайф только чуть проклюнулся, а Борис Абрамович уже на грани отключки. Я быстро простился с Василием и отправился домой.

Книгу я прочитал уже к вечеру следующего дня. Хорошая книга, понравилась мне, а то, что все герои положительные, так, наверное, это правильно. В будущем все так и должно быть, а Шекспир, если он не дурак, напишет другие прекрасные книги… Тут я, некстати, вспомнил Римму и настроение сразу упало. Ну как же так? Все таки ревность во мне есть… Но ведь я не из будущего. Я теперешний и все чувства во мне теперешние, ведь коммунизм еще не построен. И судя по окружающих меня людям, едва ли будет построен. А что тогда будет построено? «Да ничего, – ответил я сам себе, – будет построен социализм, который будет развиваться параллельно с капитализмом и состязаться с ним в создании материальных благ на душу населения». Ну вот, удовлетворившись таким умозаключением, я решил, что с Васькиным отцом в отношении литературы не согласен. Книга должна быть интересной, а с главными героями можно соглашаться, а можно и не соглашаться, это уж дело читателя…

Перед сном я все думал о космических путешествиях, далеких планетах, а главное о жителях далеких планет, которые похожи на нас, тоже являются людьми. А разве может быть иначе? Природа создала человека разумного, ведь других разумных видов на земле нет. Значит, разумные с других планет должны быть людьми… Этот вывод показался мне логичным. Одно только в этих космических путешествиях напрягало. Длительность пути. С какой скоростью ни двигайся, а скорость света не перепрыгнешь, впрочем, в фантастике все возможно… А в реальной жизни? Ну, пусть даже путь продлится не годы, а месяцы. Эти месяцы придется провести в железной коробке. А ведь это даже представить жутко. Вот поездка на трамвае в течение получаса уже уматывает, а тут месяцы… да еще за окном чернота. Должны быть какие-то другие варианты путешествий в иные миры…

Я лечу в бездну… пытаюсь ухватиться за что-нибудь, но вокруг пустота. Как такое могло со мной случиться? Ведь только что был ясный летний солнечный день. Я шел по улице Советской, под моими ногами нагретый на солнце асфальтовый тротуар, и вдруг вокруг серая мгла и я куда-то лечу. Я пытаюсь двигать руками, ногами, но ничего не меняется, только теперь я не понимаю: где верх, где низ. Тут до меня стало доходить: это же сон. Это полет во сне и он скоро кончится.

Ну, вот! Я сижу на берегу широкой реки, а вокруг такой же ясный летний солнечный день. В наших краях такой широкой реки нет, только большое Еленское озеро и мелкие речушки в окрестностях. Я сижу и смотрю на воду, течение не быстрое, но заметное и это удивляет. У наших речек течение медленное еле заметное, равнинные места вокруг. По реке плывет большой теплоход и на нем играет музыка… Какой хороший сон, пусть он подольше не кончается, а то раньше снилось черте что. Я обернулся и увидел Василия, он шел ко мне, держа за руку какую-то девушку. Да не какую-то, а Элю, Эльвиру Набель, с которой я расстался три года назад… Дела! К чему бы эта встреча?

– Привет, Матвей, – сказала Эльвира, – мы с Василием решили пожениться. Ты придешь на нашу свадьбу?

– Нет, – ответил я. – Завтра я улетаю на другую планету…

– Но ведь мы уже на другой планете, – сказал Василий. – Почему бы тебе не прийти на свадьбу к старому другу?

– Потому, что я должен вернуться, – упрямо повторил я, отвернувшись от этой парочки.

Теплоход все еще неспешно плыл мимо меня, и там играла музыка. Я встал, отряхнул брюки и обернулся, но передо мной уже никого не было, только расстилалась бескрайняя степь, покрытая цветами самых ярких расцветок. Василий с Эльвирой просто исчезли. Спрятаться в этой степи было негде, они пропали, словно были не настоящие. Наверное, я тоже не настоящий и вся эта планета не настоящая…

Обычно я свои сны не помню. Нет, я помню, что мне снилось что-то интересное, но никаких ясных картинок в памяти не сохраняется. В этот раз было не так. Когда я с лыжами под мышкой вышел из подъезда и поджидал Ваську, весь эпизод этого сна был как на ладони.

Мы с Василием пробежались по озеру нашим обычным маршрутом. Сколько уж лет мы ходим зимой по озеру, а лыжня проложена одинаково. Город по берегам изменился, кое-где снесли частный сектор и настроили пятиэтажек. На другом берегу завод тоже увеличивался в размерах. Когда подошли к берегу, стали встречаться одиночные лыжники и пары. Каникулы у студентов, а погода просто загляденье. Пока шли по лесу, вспоминал Римму, и думал поделиться с другом своими сердечными тайнами… Да-с. Когда все плохо, хочется поделиться, а когда все хорошо не хочется. Если бы Римма не бросила меня… Но тут еще вопрос: кто кого бросил. Ведь она предлагала приходить к ней и приглашать на свиданья, а я… Эх, да что уж теперь…

На трамвайной остановке, когда возвращались домой, я вдруг рассказал Василию свой странный сон. Он был поглощен какими-то своими мыслями и слушал в пол-уха, но когда я рассказал, как они с Эльвирой приглашали меня на свадьбу, он вдруг покраснел и отвернулся. С чего бы это? Тут подошел наш трамвай, и мы стали забираться в вагон. С лыжами это не так-то просто, а потом я уж и не стал спрашивать, почему он вдруг покраснел, В трамвае народу много, спокойно не поразговариваешь, а когда вышли, я и забыл этот эпизод.

Зимние каникулы заканчивались, с понедельника начинался новый семестр. Я раздумывал идти к Василию или нет. Последние дни он вел себя странно, куда-то торопился, но при этом не говорил куда. Получалось, что ему мои приходы мешали. Я это почувствовал и решил, что сначала, лучше позвонить. Если ему некогда, значит, бог с ним. Но другого такого друга у меня не было, оставалось только дома сидеть или просто так по улицам болтаться.

Отец сидел на диване и читал газету, мать что-то делала на кухне, а мне пришлось одеваться, чтоб выйти на улицу и позвонить из телефона-автомата.

– Пап! Ну, вот почему у нас телефона нет, – раздраженно сказал я.

– Как это нет? – усмехнулся отец. – Есть у нас телефон. Просто он расположен на улице, за углом.

«Тоже мне, юморист, – подумал я. – Двадцатый век на дворе, а изобретение девятнадцатого века, за углом… Лучше бы встал на очередь, ведь рабочий класс, гегемон, а телефоны только у начальников».

– Да и зачем тебе телефон дома? – продолжал рассуждать родитель. – Ты уже взрослый парень, у тебя, с девицами амурные дела закручиваются, а ты тут при нас будешь свидания назначать или начнешь им лапшу вешать. Мы с матерью будем в курсе всех твоих дел, ну не затыкать же нам уши… Тебе это надо?

– Мне надо Ваське позвонить, – раздраженно ответил я и вышел из квартиры.

Моего друга дома не оказалось, а его мать спросила меня: чем это мы с ее сыном занимаемся в каникулы? Он постоянно где-то пропадает… Может подругу завел?

– Не знаю, – удивленно ответил я. – Да какие подруги на первом курсе…

– Ну не скажи, – усмехнулась Васькина мать, – у некоторых еще в школе появляются.

Я понял, в чей огород этот камешек, попрощался и повесил трубку. «Если у Васьки появилась подруга, то зачем ее от меня скрывать? – думал я. – Тем более, что это не Римма. Ладно, сам расскажет». Вернувшись домой, застал ту же картину: отец читал газету, а мать не кухне гремела посудой. Я завалился на диван и предался мечтам. В своих мечтах, я давно переименовал себя, поскольку Матвей Фролов, какое-то мещанское имя, стал: граф Матиус де ля Фруа. Похоже? Ну пусть не очень похоже, зато звучит благородно. Васька пусть будет князем Василием, ну а остальных персонажей моих фантазий назовем по ходу действия…

Граф Матиус де ля Фруа находился в своем просторном замке за высокими зубчатыми стенами. А снаружи в нескольких верстах стояло войско герцога Моаранского, который прибирал к рукам земли местных феодалов. Они возомнили себя хозяевами своих угодий и не желали платить дань герцогу. Непокорную местную знать лишали голов и имущества. Собственно, безголовым имущество и так не нужно… Граф Матиус принадлежал именно к непокорным и не желал признавать герцога своим сюзереном. Графство Матиуса де ля Фруа невелико, но он подчинялся напрямую королю, и герцога знать не хотел. Замок он имел большой, хорошо укрепленный и, вообще, его владения были не менее герцогских… пока тот не начал захватывать соседние земли.

За воротами раздался цокот копыт, и в распахнутые ворота влетела карета, запряженная четверкой лошадей.

– Господин граф, к вам баронесса Эльвира де Набель, – доложил дворецкий.

– Пусть войдет, – небрежно ответил граф де ля Фруа.

Почти тотчас в дверях приемной залы появилась баронесса в сопровождении князя Василия, который на правах старого друга, сразу бросился обнимать графа.

– Мы просим вашей защиты, господин граф, – сказала баронесса, оставаясь позади князя Василия.

– Можете не сомневаться баронесса, – ответил граф. – Вы получите защиту в стенах этого замка и за его пределами. Даже если герцог вздумает начать осаду, у него ничего не выйдет.

– Она уже не баронесса, а княгиня, – вмешался князь Василий. – Мы просим не только защиты, но и приюта, поскольку мой замок захвачен и сейчас там бесчинствует дружина герцога, а замок Эльвиры разрушен еще вчера.

– Вы можете отдохнуть с дороги, – сказал граф, – а я займусь текущими делами.

Во дворе замка кипела работа, готовились к встрече непрошенных гостей. Дружина графа де ля Фруа была немногочисленной, но состояла из сильных и хорошо обученных воинов. А в войске герцога преобладал разбойный люд, привыкший к грабежам и легкой добыче. Конечно, и в войске герцога были профессиональные воины, но и они от легких побед над слабыми дружинами теряли свои навыки, а разрушение плохо укрепленных замков местных феодалов и последующее их разграбление усыпляло бдительность сильных воинов, пробуждая чувство безнаказанности.

Матиусу было известно, что сам герцог сидел далеко в своем замке, а его армией управлял барон де Лорг, дальний родственник баронов де Набель, и, как подозревал граф Матиус, главной целью барона де Лорга был захват баронессы Эльвиры. Едва ли он решиться осаждать замок графа де ля Фруа. Скорее всего, будет требовать выдачи баронессы. Впрочем, она ведь уже не баронесса, а княгиня. Ставки поднимаются… Князь Василий мой друг, и я никого не отдам барону де Лоргу. А что касается осады? Поглядим, что из этого выйдет…

Буквально через несколько часов в ворота замка ворвался одинокий всадник… Ого! Барон Лорг, собственной персоной. Не зря про него говорят: смел, как дьявол. А еще он умен, хитер и изворотлив, как змея. Не побоялся один явиться в замок, который наверняка собирался захватить. Посмотрим, с чем явился этот завоеватель… Граф де ля Фруа вышел во двор замка.

– Я пришел с миром! – крикнул барон, не слезая с коня.

«Ага, с миром, – подумал граф, – армия на подходе. Стоит только развесить уши как…»

– Граф де ля Фруа, – продолжил барон, – отдайте мне баронессу Эльвиру де Набель, и ваши земли никто не тронет! Клянусь честью!

– У меня нет в гостях баронессы Эльвиры де Набель, – развел руками граф. – Но даже если бы была, я все равно не отдал бы ее такому мошеннику, как герцог Моаранский, от имени которого вы выступаете. У меня гостит Князь Василий с женой, княгиней Эльвирой, бывшей баронессой де Набель, но вы, барон никого не получите, а вашу шайку, которую вы называете армией я разгоню…

– Этот брак недействителен! – завопил барон. – Отдайте баронессу, или я уничтожу ваш замок вместе с вами! У меня две тысячи воинов против ваших пяти сотен.

– У вас не воины, а грабители с большой дороги. Убирайтесь со двора, или я начну с вас…

Барон развернул коня и резво вылетел за ворота… В смелости ему не откажешь. Посмотрим, каковы его воины.

– Ты зачем его отпустил! – закричал, появившийся рядом князь Василий.

– А что мне с ним делать? – удивился граф. – Он же явился один для переговоров…

– Какие переговоры с разбойником! – продолжал бушевать князь. – Теперь он видел твой замок изнутри.

– Ну и что? – пожал плечами де ля Фруа. – Мой замок приступом не взять, он и осаду выдержит. Запасов продовольствия хватит на два месяца.

– Эх, Матиус! Он не будет осаждать замок, его армия не годится для этого. Он возьмет его приступом. Уже много он взял и замков и крепостей. Ты просто не знаешь барона. Он умен, хитер, смел до безрассудства и в его армии есть штурмовой отряд: две сотни обученных воинов. Они расщелкивают замки как орехи.

Князь говорил с Матиусом, как с неразумным дитем, и это сильно раздражало.

– Мой замок ему не расщелкнуть, – с некоторой надменностью ответил граф, – но если вы боитесь, то вас с княгиней выведут из замка через подземный ход.

– Я не за себя боюсь, – вздохнул князь, – буду сражаться вместе с тобой. Но надо вывести Эльвиру…

– Я без вас никуда не пойду, – вдруг раздался ее голос.

Оказывается она уже давно стояла рядом и слышала их разговор.

– Вы идите отдыхать, с дороги, – сказал граф, – а мне надо готовить замок к штурму.

Подготовка к штурму требовала времени и изрядных людских ресурсов. На стены носили камни, горючую смесь. Ворота закрыли и подняли мост через ров. Со двора убрали все, что могло быть разрушено баллистами и подожжено зажигательными бомбами. Уже в сумерках я стал готовиться к вылазке через тайный подземный ход в сопровождении двух десятков самых сильных воинов.

О том, что в замке есть подземный ход, знали не только все, кто в нем жил, но даже те, кто в замке никогда не был. Только никто кроме Матиуса не знал дорогу, и никто этим подземным путем не ходил. Да и нужды такой не было. Граф с десятью воинами спустились в подвал замка, где он, повернув штурвал, открыл дверь в просторное помещение. В середине лежала огромная каменная глыба. Четверо воинов подошли к глыбе и навалившись сдвинули ее в сторону. Открылось круглое отверстие в полу. Граф принес веревочную лестницу, которую закрепили и опустили вниз. По этой лестнице спустился вниз на глубину двадцати саженей сначала он сам с факелом в руке, а затем все воины. Они оказались в треугольном каменном мешке. Это подземное помещение было довольно большим и из него вели три двери, расположенные по углам каменного треугольника. Граф уверенно подошел к одной из них и потянув за ручку открыл дверь. Этот фокус, кроме него никто не знал, надо было не просто тянуть за ручку, а сначала двинуть ее вверх. А с другой стороны дверь открыть было невозможно, да и ручки там не было.

Ну а дальше был туннель, по которому мог пройти в полный рост один человек с поклажей. Через триста шагов в туннеле появились ответвления, граф сворачивал то вправо, то влево, наконец, появилась еще одна дверь, которая без промедления была открыта, и маленький отряд вышел в ночную прохладу, оказавшись перед спуском на берег, где протекала река. Собственно, берег был крутой и заросший ивняком. С берега реки выход тайного хода из замка был незаметен. Он находился на середине кручи заросшей кустарником. Чтоб спуститься вниз на берег, снова использовали веревочную лестницу.

Ночь была темная, почти безлунная. Замок был виден хорошо. С одной стороны широкая река, но со стороны реки замок был отгорожен высокой стеной и с берега подхода к нему не было. С остальных трех сторон был выкопан ров, заполненный водой, через него был перекидной мост, который поднимался в сторону замка и служил дополнительной преградой к воротам. Хорошо был укреплен замок, как и следовало в эти разбойные времена. Жилище феодала должно быть крепостью.

От ворот замка уходила дорога. Хорошая дорога, широкая и мощеная камнем, предки графа де ля Фруа в свое время не пожалели труда своих крестьян для этой дороги. Кстати, для них она тоже приносила пользу. В полуверсте от замка начинался лес: глухая чащоба, в которой водились и звери и разбойники. А где же водиться разбойникам, как не в глухом лесу. Правда, теперь многие из них перешли на легальное положение и служили в армии герцога Моаранского. Барон Ларг, главнокомандующий, с толком использовал разбойный люд. Вот и теперь в полуверсте от замка, возле самого леса горели костры, где расположилось лагерем его войско.

Граф отправил своих воинов в разведку к вражескому лагерю, а сам с двумя воинами остался на берегу реки. Вокруг была полная темнота, но его люди хорошо знали местность, и темнота была только на руку. Примерно часа через три все разведчики вернулись и принесли неутешительные вести. Лагерь барона Ларга хорошо охранялся, и охраняли его профессиональные воины из дружины герцога, которых врасплох не застанешь. Неподалеку от ворот замка тоже бродили неизвестные личности. Все это означало, что о внезапном нападении на лагерь нечего и думать. Все под контролем, Ларг ошибок не делает… Граф со своими разведчиками, тем же путем вернулся в замок.

Проснулся граф поздно, настроение было хуже некуда. Избавиться от войска герцога было очень проблематично. Вырисовывалось два варианта: либо он осадит замок и будет постепенно разрушать стены, стреляя из баллист, либо просто разграбит графские земли и уйдет, как ни в чем не бывало. Оба варианта сулят, как минимум, большие убытки, а, как максимум, просто уничтожат его графство. Во время завтрака ему доложили, что герцогское войско ушло рано утром, но оптимизма это не внушило.

На этом фантазии закончились, и граф Матиус де ля Фруа превратился в студента Матвея Фролова, который был отправлен матерью в магазин за продуктами. Затем пришлось заниматься хозяйственными делами, потом отыскался старый, но почему-то еще не читанный, журнал «Роман-газета». В итоге последний день каникул кончился, а назавтра начинался второй семестр обучения.

В институте мы с Василием встречались редко и ненадолго, ведь специальности у нас разные, хоть и факультет один. Зато мы почти всегда встречались во дворе, уходя в институт, а иногда, возвращаясь с учебы, ведь подъезды были соседние. В этот раз по дороге в институт Василий как-то странно смотрел на меня, будто хотел увидеть что-то внутри моего тела.

– Матвей, – сказал он, – надо поговорить.

– Говори, – ответил я, пытаясь догадаться, о чем пойдет разговор. Неужели жениться собрался…

До института нам добираться минут двадцать, да и то, если с трамваем повезет.

– Летом у нас трудовой семестр будет, – буднично начал Васька.

– Знаю, – ответил я.

– Где, думаешь, работать?

– Да я вообще об этом не думаю… Ну, куда пошлют, там и буду…

– Послать могут знаешь куда? – усмехнулся Василий.

Мне его намеки не понравились.

– Ты что-то конкретное можешь предложить? – раздраженно спросил я.

– Могу, – ответил он. – Только там большого заработка не получится.

– Ну, говори уже, не тяни кота за…

– Хочешь поработать в геологической экспедиции?

– Это же, вроде как, не по специальности, – неуверенно ответил я.

– А коровники строить по специальности? – усмехнулся он.

– Ты тоже там будешь? – поинтересовался я.

– Конечно. Ну, как? Согласен?

– Согласен, – решился я.

– Тогда все. Больше никуда не записывайся, ни в какой стройотряд. Считай, что вопрос с трудовым семестром решен. Если комсорг или еще кто будут приставать. Скажешь, что отрабатываешь в экспедиции. Вопрос с деканатом будет согласован. Когда и куда явиться я тебе скажу.

На этом наша беседа закончилась, а по Васькиному лицу я определил, что ему явно полегчало. Я его понимал, ведь если на отработке, какой бы она не была, ты не один, а с другом, это гораздо приятнее, да и для дела полезнее. За большими заработками я не гнался, хотя знал, что некоторые стройотряды ехали на целину и зарабатывали немало. Но это тоже, как повезет… Короче, лучше синица в руках, чем журавль в небе.

Я продолжал учиться, изредка встречаясь со своим другом. О его предложении провести трудовой семестр в геологической экспедиции мы больше не говорили. А чего говорить? Дело решенное. Учеба шла своим чередом. Я уже знал, что спецпредметы начнутся только на третьем курсе, а пока были общеобразовательные дисциплины: физика, высшая математика, химия, иностранный язык, ну и прочее, не имеющее отношение к радиоэлектронике.

Однако, заданий было столько, что времени свободного не оставалось. Бывалые люди из старшекурсников говорили, что это явление временное. К третьему курсу студент уже свободно успевает все: и учиться, и амуры крутить… А пока я был еще на первом курсе, и мне было не до амуров. Успеть бы выполнить все задания, да летнюю сессию сдать прилично, чтоб без стипендии не остаться.

Ну, это у меня так. А вот Василий, друг мой, похоже, уже созрел, для полнокровной студенческой жизни, поскольку увидел я его гуляющим под руку с Эльвирой Набель, моей бывшей пассией. Сначала этой встрече не придал значения, одноклассники ведь… Но потом встречал еще, да и сон давний не забылся. Но Василия ни о чем спрашивать не стал. Дело не мое. У самого-то меня никаких чувств не шелохнулось. Только возникла странная мысль. Вот обе мои бывшие пассии: Римма и Эльвира, как-то очень быстро обзавелись другими кавалерами, а я один как перст. Но поскольку никакой ревности в себе не почувствовал, к Василию с вопросами приставать не стал.

Приближалась зачетная неделя, а за ней экзамены за второй семестр. У меня дела с учебой шли хорошо, в отличие от многих моих одногруппников. А потому я иногда позволял себе просто валяться на диване и предаваться разным мечтаниям… Василий заявился в гости совершенно неожиданно. Нет, мы, конечно, не заморачивались приглашениями в гости, и любой из нас мог появиться в любое время, и никаких вопросов ни у кого не возникало… Но чтоб накануне зачетной недели… Я, разумеется, провел его в комнату, бывшую Софьину, а теперь мою. Васька сразу перешел к делу.

– Слушай, Матвей, – сказал он, как-то по девчачьи потупясь, – наша экспедиция уходит десятого июня, а сессия до двадцатого. Надо бы сдать экзамены досрочно.

Если честно, то я уже сам думал о досрочной сдаче, только смысла в этом не видел. Но теперь появился смысл, значит, можно идти в деканат за допуском, но сначала надо договориться с преподавателем.

– Да не вопрос, – сказал я Василию. – Я нынче в передовиках хожу, завтра же возьму допуск на досрочную сдачу. Можно успеть даже раньше десятого закончить сессию… Слушай, а куда хоть мы отправляемся? Надо ведь как-то экипироваться. Если на северный полюс, то надо одежду теплую приготовить, а если в Африку, то наоборот…

– Да нет, – радостно ответил Васька. – Нам гораздо ближе, точка на карте где-то в районе Саянского хребта…

– Это же горы, – удивился я.

– Ну да, горы, – согласился Василий, – но не такие скалы, как в кино. За экипировку не думай, нам все дадут…

Дальше Васька заторопился домой, наверное, боялся, что я начну его об Эльвире спрашивать. Но у меня намерений таких не было, а вот о будущей экспедиции расспросить хотелось. Ну, что вот так с бухты-барахты идти не знамо куда, не знамо за чем. Хотелось подробностей, но Василий убежал, ничего не поделаешь. Да может так лучше, а то еще подумает, что испугался…

Я уже совсем собрался было домечтать романтическую историю о приключениях графа де ля Фруа в средневековье, Васькин приход сбил с мысли. Даже не сбил, а наоборот пробудил к реальной жизни. Надо подготовиться к досрочной сдаче экзаменов, да и экспедицию в горах надо продумать. Правда, Васька сказал, что нам там дадут спецодежду, но я не любил одежду с чужого плеча, уже кем-то ношенную.

Короче, дальше время полетело быстро: зачетная неделя, потом договаривался с преподавателями о досрочной сдаче экзамена в компании таких же, как я, торопыг. Василий занимался тем же самым, мы с ним даже иногда пересекались. В итоге сессию я сдал даже лучше чем зимнюю. Почему-то преподаватели любили досрочников.

Василий снова явился ко мне уже девятого июня и объявил, что билеты на поезд куплены, и мы встречаемся на вокзале завтра в десять утра. Больше он опять ничего объяснять не стал и быстро ретировался, сославшись на занятость. Я собрал свой старый рюкзак, с которым когда-то ездил на школьную отработку. Мать напекла в дорогу пирогов, начала задавать вопросы: до какой станции едем, я сказал, что до Красноярска, поскольку Саяны где-то там… Отец дал пять рублей в дорогу и сказал:

– Ты там будешь на полном обеспечении, а эти деньги так, на всякий случай.

Я в столь дальние края еще не ездил и понимал, что НЗ лишним не будет. К десяти утра следующего дня уже был на вокзале, ожидая увидеть веселую компанию бородатых мужиков – геологов. Однако меня встречал только Васька. Я удивленно уставился на него.

– А где остальные… геологи?

– Остальные нас ждут на месте, – бодро ответил Василий и вручил мне пять рублей. – Это командировочные на два дня.

Дальше мы путешествовали вдвоем с Василием, но до Краснаярска не доехали, сошли на какой-то станции сели на поезд в Абакан. Этот небольшой городок, я даже рассмотреть не успел, снова сели на поезд до станции Даргол, но в этот раз ехали не долго.

– Василий, – хмыкнул я, – мы что, следы заметаем? Может нас завербовали по шпионским делам?

– Вот сразу видно, что ты в экспедициях никогда не был, – снисходительно ответил он. – Геологи лазят в такую тьмутаракань, что тебе и во сне не присниться. Видишь горы кругом? Большинство полезных ископаемых в горах, белнадон, например…

Я с Васькой спорить не стал, сам-то он геолог еще тот… Нахватался где-то умных слов… Тут вдруг меня осенило. Отец-то у Эльвиры Набель – горный инженер… Геолог. Вот откуда у Васьки познания, и экспедиция эта организована при его участии, может он вообще, начальник. А Элька-то, небось, уже там, на месте нас дожидается… Где она учится я, честно говоря, не знал. Да уж… прошла любовь, завяли помидоры. А вот у Василия, похоже, любовь только началась, и ничего еще не завяло.

Вышли мы на маленькой станции. Васька головой покрутил туда-сюда и повел меня по кривой улице в сторону громоздившихся гор.

– Ты был тут хоть раз? – спросил я его, хотя и спрашивать не зачем. Сразу видно, что идет по абрису.

– Не был, – рассеяно ответил Василий.

Между тем, привел он точно в то место, где нас ждали. На небольшой площадке стоял вертолет, а возле него стояли три мужика и смотрели в нашу сторону. Василий, увидев их, сразу заулыбался. Значить все идет по плану. Один мужик, одетый в комбинезон, сразу залез в вертолет, а два других подошли знакомиться. Один назвался Петром, другой – Иваном. Мы с Василием тоже представились по всей форме, как положено. Вертолет был загружен какими-то ящиками, но для нас тоже нашлось местечко. Мы вчетвером сидели в салоне, а в кабине колдовали над множеством кнопок, переключателей и рычагов два пилота. Двигатель загрохотал и мы взлетели. Я пытался разглядеть в иллюминатор окружающий ландшафт, но ничего толком не увидел. Вернее увидел, конечно, мелькавшие облака, горы, лесок, но единого представления не сложилось. Летели чуть больше часа, по здешним меркам недолго. Приземлились на небольшом пятачке… Ну сравнительно небольшом. Впереди была скала, позади обрыв, справа лес, слева редколесье.

Нас, конечно, встречали… семейство Набель: мать, отец и Эльвира. Она сразу же подбежала к нам, мне протянула руку, а Василия чмокнула в щечку. Васька сразу сомлел, а я просто пожал ей руку. Ну вот, в отношениях все точки над «и» расставлены. У меня никаких чувств не шелохнулось, вот если бы тут оказалась Римма… наверно бы взревновал. В общем, я пошел знакомиться с родителями Эли, хотя заочно мы уже были знакомы. Мать звали Елена Леонидовна, а отца – Роман Сергеевич. Неподалеку от скалы стояла большая палатка, куда Петр и Иван уже начали перетаскивать ящики из вертолета. Рядом с большой палаткой, стояли еще две маленькие – жилые. Теперь все стало на свои места, мы с Василием стали помогать вытаскивать ящики. Транспортное средство задерживать нельзя.

Мы перенесли ящики в большую палатку, а свои вещи в маленькую, которую Роман Сергеевич определил нам с Васькой под жилье. Петр и Иван «квартировали» вместе с нами, а семейство Набель занимали другую палатку.

– Медицинские справки у вас имеются? – спросила меня Елена Леонидовна.

Мне осталось только руками развести. Даже в голову не пришло. Я взглянул на Василия, тот пожимал плечами.

– Понятно… – вздохнула Елена Леонидовна. – Идемте за мной.

Она вошла в большую палатку. Там в закутке стоял стол, на котором стояли какие-то препараты и лежал фонендоскоп.

– Раздевайтесь до пояса, – продолжила она.

Мы беспрекословно повиновались. Елена Леонидовна вначале внимательно осмотрела нас, заставила высунуть язык, повернуться кругом, присесть, а потом надела фонендоскоп и прослушала нас. Я уже вспомнил, что Эля говорила: ее мама – врач педиатр. Я не стал острить по этому поводу (насчет нас с Васькой, младенцев). Ведь в полевых условиях, даже зубной техник – врач универсал.

А женская часть экспедиции, действительно универсалы. Их основная обязанность – кормить рабсилу. Рабсила – это не только мы с Васькой, но и остальной мужской состав нашей экспедиции. Первый день был ознакомительный: начальник, Роман Сергеевич провел с нами инструктаж. Присутствовали только мы с Василием, остальные уже были проинструктированы. Ничего интересного он нам не сказал, только напирал на то, чтоб мы беспрекословно выполняли указания старших товарищей, к которым и поступаем в распоряжение. Единственное, что меня удивило, это категорическое запрещение, когда будем работать в поле, брать что-либо в рот. Вообще ничего не пробовать, никаких ягод, плодов, даже воду пить только из фляги, которую нам выдадут. Он объяснил это тем, что места тут глухие, дикие и неисследованные, можно подцепить неизвестную заразу…

Как упомянул про заразу, я ему сразу поверил. В некоторых областях коровы болели ящуром, это уже давно известно. Что это за коровья болезнь я, конечно, не знал, даже понятия не имел могут ли ей болеть люди, но проверять на собственном опыте не собирался. Остальные требования тоже были просты и понятны, как распорядок дня. В семь утра подъем, зарядка, умывание, завтрак, потом работа в поле, с двенадцати до часу обед, – на обед возвращаемся в лагерь, затем снова в поле до шести вечера. После ужина свободное время для отдыха. Выходной день воскресенье. Работы должны быть закончены в середине июля, наша зарплата составит около двухсот рублей. Это меня особенно порадовало, теперь осталось узнать о сути самой работы.

Уже ближе к вечеру, Роман Сергеевич, объяснил нам с Василием чем будем заниматься. Наша задача искать белнадон. Это словечко я уже слышал от своего друга, а теперь увидел этот минерал воочию. Наш начальник показал нам образец. Небольшой камень серого цвета без всяких вкраплений на разломе, а главное отличие от пустой породы, он необычно тяжел. Роман Сергеевич настоятельно советовал внимательно рассмотреть его, чтоб не натащить в лагерь пустой породы. Я-то уже понял, что главным отличием тут будет вес минерала и не особо его разглядывал, а Василий, наоборот, рассматривал очень внимательно, даже лупу из кармана достал.

– Ну, ты и сыщик, однако, – ухмыльнулся я. – Будешь с лупой по горам лазать?…

На мою остроту опять никто внимания не обратил, и я отправился осматривать окрестности. Когда вернулся, то увидел горящий костер, над которым висели ведра с варевом. Елена Леонидовна кашеварила, превратившись из врача в повариху. В нашей палатке дрыхли Петр и Иван, Василия и Эльвиры поблизости не просматривалось. «Ясное дело, – подумал я. – Шуры- муры амуры». Залез в свой рюкзак, вытащил пачку «Джебл» и закурил. Вот о сигаретах я не побеспокоился. Пять пачек у меня оставалось, а до ближайшего сельпо полтора часа лету. У Васьки, небось, та же ситуация. Только зачем ему теперь сигареты… Элька, небось, эту пагубную привычку не одобряет… А, ладно, на неделю хватит, а там посмотрим… Я лежал на траве и смотрел в голубое небо, по которому проплывали редкие облака, так уже было когда-то. Вот удивительно, местность вокруг разительно поменялась, а небо такое же…

Бездельничать до вечера не пришлось, все отправились на заготовку дров для костра, все нужные инструменты были: и пилы и топоры. Вчетвером мы довольно споро заготовили целую поленницу дров, ибо сухостоя в лесу было достаточно. Вечером, после ужина и посиделок у костра, расположились в палатке. Тут тоже все было вполне комфортно, у каждого был спальный мешок. У меня к Ваське, конечно, были кое-какие вопросы, но при двух посторонних мужиках не поговоришь…

На другой день, согласно распорядку, собрались на работу. Женщины остались в лагере, ясное дело, надо обед готовить на семерых. Наша четверка и Роман Сергеевич направились к скалам. В одном месте я увидел прикрепленный к скале кусок брезента, на общем фоне он и не выделялся совсем. Оказалось – это штора. Наш начальник отодвинул ее и мы вошли в грот. Тут Роман Сергеевич выдал нам спецодежду: сапоги, портянки, брезентовые штаны, штормовки, рукавицы и шляпы. Мы быстро переоделись. Шляпа мне больше всего понравилась: настоящая армейская. А еще он каждому вручил по рюкзаку, не первой свежести, конечно. Немало всякой всячины в этих рюкзаках перебывало.

Грот был небольшой и влево уходил коридор. Впрочем, коридор – это громко сказано. На самом деле просто проход, который снова свернул направо, а там буквально через несколько шагов под уклон, был выход из этой пещеры. Я даже не успел удивиться столь краткому пути через горный хребет, как мы уже снова были на поляне, несколько напоминавшую нашу, только горы были справа от нас и виднелись далеко впереди, а слева был каменный отвал, довольно большой участок засыпанный камнями, прямо перед нами был густой сосновый лес. Солнце стояло уже довольно высоко и припекало не слабо.

– Вон ваше рабочее место, – сказал Роман Сергеевич и кивнул на каменную пустошь, – что искать знаете, добычу складываете у входа в грот, когда пойдете на обед, захватите с собой. Технику безопасности строго соблюдать! Приступайте…

Пространство с камнями было обширным и шло под уклон к лесу. Мы разбрелись цепью. Петр с Иваном быстро ушли вперед, держась ближе к скалам, а мы с Василием двинулись вниз, ближе к лесу. Я добросовестно всматривался в каждый камень, ведь на ярком солнце наш «пирамидон» (так я про себя окрестил этот минерал), мог выглядеть иначе. Василий рассеяно посматривал по сторонам и скоро меня обогнал. «Если рассматривать каждый камешек, – подумал я, – то тут месяца не хватит». Про себя решил, что в половине двенадцатого поверну обратно, а пока не спеша шел под уклон, приближаясь к лесу и осматривая камни под ногами. Да, без кирзовых сапог, я бы тут свои кеды за неделю изорвал.

Через час поисковой работы, я осмотрелся по сторонам и обнаружил только Василия, который был довольно далеко впереди. «Пирамидон» не попадался, но это меня пока не тревожило. Первый выход в поле – это еще ни о чем… Кстати, со стороны своих коллег тоже радостных криков пока не слыхать. Васька-то уж наверняка бы сообщил о находке. Солнце палило немилосердно, хорошо, что шляпа на голове. Впереди была кучка серых камней размером в полметра в диаметре, решил их разворошить. Камни были тяжеловаты, но я их не поднимал, просто откатывал. Под этими камнями были такие же камни, но тут в глубине мелькнул камень, отличающийся от других. Я начал его откапывать и пришлось повозиться. Зато скоро на свет божий явился искомый «пирамидон», только по размеру он был вдвое больше того образца, который нам показывал Роман Сергеевич. Он с трудом влез в мой рюкзак, и тот сразу стал неподъемным. Ну, это я так, к слову. Если его хорошо пристроить на спине, то до нашего грота дотащу.

Возвращаться по моим часам рано, хотя с такой добычей вернуться не стыдно. Пристроил я свой рюкзак поверх камней, а сам отправился на прогулку к лесу. Камни стали попадаться реже, зато стали встречаться кустарники, цветов вокруг изобилие. Вот интересно, принесет Васька букет для своей мадмуазель или нет. До леса я не дошел, почему-то он оказался дальше, чем я предполагал. Так бывает, большое пространство скрадывает расстояние до объекта, где-то читал про это. Я сел на один из камней, которых тут было значительно меньше. В прозрачном воздухе летали неизвестные мне насекомые, но ветерок относил их в сторону. Высоко в небе парила какая-то большая птица, а со стороны леса доносилось журчание воды… Благодать.

Сидеть просто так скоро надоело, и я собрал несколько самых ярких цветков, надо же чем-то порадовать женщин, которые сейчас готовят нам обед. Букетик получился куцым, но вряд ли дамы будут привередничать. Добравшись до тех камней, где оставил рюкзак, я сделал еще один привал и заметил Василия, который, похоже, возвращался налегке. Он махал мне рукой, я махнул в ответ и впрягся в свой рюкзак. На полпути к гроту он меня догнал.

– Покажи, что тащишь, – попросил он.

Я тотчас сбросил рюкзак на землю и явил обалдевшему другу свою находку.

– Вот это да! – восхитился он. – А у меня пусто…

Дальше мы тащили мою добычу вдвоем. Вскоре появились Иван с Петром, они тоже шли налегке, но в рюкзаках было по одному небольшому камню. В грот мы прошли вчетвером и были встречены начальником. Он взвесил наши камни на напольных весах, причем совершенно безэмоционально, затем отобрал у меня букетик.

– Сено сюда приносить не надо, мы ведь не ботаники, – сказал он. – Мух тоже ловить не надо…

Когда мы вышли из грота на нашу сторону, Иван заметил:

– Шеф сегодня не в духе…

Он ободряюще хлопнул меня по плечу.

– Не принимай на свой счет, – добавил он. – У начальника проблемы с высшим руководством.

Пообедали молча, потом с полчаса просто посидели с Василием в тенечке, выкурили по сигарете и снова отправились на свою работу. У него запасы курева тоже оказались невелики, но он сказал, что Роман Сергеевич, обещал: в выходной прилетит вертолет и проблем не будет, ведь куряк среди нас большинство. Даже Елена Леонидовна тайком покуривает…

На той стороне солнце все также палило и все разбрелись по своим местам. Наверное, каждый уже облюбовал себе делянку. Но послеобеденные поиски почти ничего не дали. Я ничего не нашел, Василий отыскал маленький «пирамидончик» а Иван с Петром принесли по одному среднему камешку.

Вечером, я как обычно, сидел возле палатки, Василий с Элей уединились в лесочке, где протекал ручей и занимались мытьем посуды. Хотя, конечно, это был предлог, чтоб поамурничать. Роман Сергеевич разговаривал с кем-то по рации, причем на повышенных тонах, а Елена Леонидовна, спрятавшись в кустах, смолила сигарету. Иван с Петром дрыхли в палатке. Прошли первые сутки моей отработки в геологической партии. Честно говоря, скука смертная, но никуда не денешься с подводной лодки, месяц надо отработать. Кто говорил, что у геологов жизнь насыщенная и интересная? Враки все. Обычная рутинная работа. Это потом, вспоминать и рассказывать разные истории друзьям, которые провели лето в городе, получается интересно и романтично. А сейчас вот, остается только смотреть на угли костра и отгонять зудящую комариную сволочь. Никакой романтики и в помине нет.

Следующее утро началось по заведенному распорядку, только теперь выйдя из грота на той стороне, каждый из нас сразу отправился на свои угодья. Я ворочал камни, все больше приближаясь к лесу. Уже ближе к обеду удалось найти еще пару «пирамидонов»: один маленький, другой средний, похожий на образец. Настроение сразу улучшилось. Эта работа сродни собиранию грибов: нашел гриб и радуешься про себя… Правда грибы разные бывают, а тут нам только один тип камней надо находить.

И вот, словно по заказу в руки попался странный камешек, который я просто не мог упустить. Совершенно круглый, черного цвета, размером, как шарик для настольного тенниса, только тяжелее. И еще странность: этот каменный шарик, будто сам в руку просился. Он так уютно ложился в ладонь, что не взять его было просто невозможно. Солнце на нем никаких бликов не давало, поверхность была хоть и черная, но матовая. Я опустил его в карман, и от нашего начальника решил находку скрыть.

Между тем вокруг меня уже начинался лес, пора было поворачивать оглобли. В лесу-то камней почти не было, местность шла под уклон, и в лесной глубине слышался шум воды. Возможно, у реки снова будут камни, но шеф ограничил пространство поиска пятьюстами метрами. Я уже явно нарушил эту зону, впрочем… не только я. Своих товарищей я уже давно потерял из виду. Однако пора возвращаться.

Внезапно послышался легкий свист, и я обернулся. Передо мной, как по волшебству появились двое местных жителей: парень лет двенадцати и девочка лет шести. На парня я особого внимания не обратил. Парень как парень: в штанах, рубаха на выпуск, светловолосый. А девчушка – просто прелесть: длинные светлые волосы с сероватым отливом, прямые без завитушек, платьице в яркий цветочек, красные ботиночки, которые явно ей велики. Она улыбалась, и ее детское личико просто сияло. В руке у нее был стебель какого-то растения, она откусывала от него кусочки и с хрустом разжевывала. Все это у нее получалось так просто и вкусно, что тоже захотелось попробовать.

Парень произнес какую-то фразу, но я ничего не понял, местного наречия не знал. Да, честно говоря, кроме русского, я ни на каком языке изъясняться не мог. Пожал плечами и стою как пень, а девчушка подбежала ко мне и вручила свой стебель. Я взял и с удовольствием откусил. По вкусу напоминал лук, но без горчинки. Однако надо было чем-то отдарить мою благодетельницу, и я достал из кармана найденный каменный шарик. Девочка приняла дар с довольной улыбкой, а ее спутник опять что-то сказал. Я понял, что это ее брат, и увидел, что он собирается забрать у нее мой подарок. Но девица оказалась проворнее. Она спрятала руку с шариком за спину и показала брату язык, после чего пустилась наутек. Он, естественно, побежал за ней, но без особого рвения. Я понял, что отнимать игрушку он у нее не будет.

Больше в этот день в поле ничего интересного не происходило. Я, как положено, сдал два «пирамидона» до обеда и один после обеда. О той встрече в лесу никому рассказывать не стал. А кому рассказывать-то? Роман Сергеевич ходил очень нервный в последнее время, Василий целиком был занят амурами с его дочерью, а с Иваном и Петром я так толком и не подружился. Они друг с другом дружили, а нас держали за пацанов. Короче, я окольными разговорами пытался выведать что-либо о местном населении, но о встрече в лесу ни гу-гу. Сам-то я тоже ничего не узнал. От меня отмахивались как от назойливой мухи, то ли сами ничего не знали, то ли скрывали чего-то. Вечером шеф опять вел разговоры по рации, из которых даже опытный шпион ничего бы не понял. Елена Леонидовна «тайно» курила в кустах. Интересно от кого только эти тайны. Всем в лагере ужи известно ее пристрастие к табаку, да и ее мужу тоже. Короче, вроде бы все хорошо, но в то же время наша компания распалась на группы: Иван с Петром, Василий с Элей, шеф со своей женой, только я сам по себе.

– Послушай, Иван, – обратился я к своему старшему товарищу, застав его в палатке одного, – там, на поляне растет дикий лук, вот если его попробовать, что будет?

– Уши вырастут, – ухмыльнулся Иван, – как у ишака. Смотрел мультик: «История маленького Мука»?

Я непроизвольно схватился за уши, а Иван захохотал. Ну что за жизнь пошла, я даже плюнул с досады. Одни клоуны вокруг… Иван смеяться перестал.

– Да ты не злись! – совершенно спокойно сказал он. – Ну, кто указания начальства всерьез воспринимает? Мы с Петром нашли там абрикосовое дерево, второй день уже угощаемся. Абрикосы, правда, так себе, не вызрели еще, но все равно – витамины. А шефу все знать не обязательно, у него и так от забот голова пухнет.

В этот момент в палатку ввалился Петр и Иван замолчал. Зато Петр сказал фразу, которую я совершенно не понял.

– Ты гляди Иван, доиграешься, коллектив у нас маленький, все на виду. Отгребешь этих самых по самое не могу…

Иван промолчал, а я мысленно пытался связать эту фразу с абрикосами на той стороне, но не получалось… В палатку влез Василий и воцарилась тишина. Глядя на умильную Васькину рожу, можно и не спрашивать: где был и чем занимался.

Ночью случилась гроза и шеф, заглянув в нашу палатку, поднял Ивана с Петром, а нам с Василием приказал не высовываться. Впрочем, мужики скоро вернулись.

– Что там? – спросил я.

– Да ничего, – зевая, ответил Иван. – Укрепили хозяйственный шатер, а гроза, похоже, стороной пройдет…

Дождь ночью все-таки был, вокруг все было сыро, но сложенные в поленницу дрова промокли не сильно и на нашем трудовом распорядке ночной дождь не отразился. Все прошло по плану: и побудка, и завтрак, и выход на работу.

Я для себя уже окончательно определил, что два – три камня «пирамидона» вполне приемлемая норма и надрываться – смысла нет. А если учесть мою первую добычу в этом поле, то моя двухнедельная норма уже выполнена. Тут пришла в голову еще одна дельная мысль. Откуда среди этих серых булыжников взялся «пирамидон»? Да вот из этих булыжников и взялся! Надо взять один, поздоровее, да расколоть его чем-нибудь. Но колоть было нечем. Не выдали нам геологических молотков. Сплоховал наш шеф. В лагере-то я нашел бы чего-нибудь, подходящее. А в поле чего найдешь?

Но мысль покоя не давала: ведь я человек разумный, гомо сапиенс, так сказать. Если уж обезьяна когда-то догадалась взять дубину, то мне сам бог велел. Дубина для моей затеи не годилась, да и не было вокруг ничего подходящего, поэтому я взял булыжник потяжелее, да и бросил его на такой же булыжник, в надежде расколоть и посмотреть внутренности. Увы. Ничего не вышло. Не раскололись: ни тот, ни другой. Я повторил свой эксперимент с разными камнями еще раз пять, но с тем же успехом. «Ладно, – решил я, – завтра найду в лагере какую-нибудь железяку и повторю. Должен же я узнать, что внутри этих камней, теперь это дело принципа». Ну а пока, я раскрутился как дискобол, держа булыжник на вытянутой руке, и зашвырнул его в ближайшую кучу камней. Раздался какой-то странный хлопок и мой булыжник, неестественно подскочив вверх, упал и откатился в сторону.

Удивленный таким странным прыжком обычного булыжника, я подбежал к камням и первым делом поднял свой камень. Ничего особенного на нем не было, такой же точно булыжник, как и до броска. Та куча камней тоже не изменилась, на первый взгляд. Впрочем, на второй взгляд и на третий ничего особенного в ней не обнаружилось. Но ведь что-то отшвырнуло мой камень… Загадка природы, однако. Я решил эту кучу разобрать до травы. Если вернусь без «пирамидона» не беда. Взялся за работу, начал перебрасывать камни на траву в сторону леса. Моя затея не осталась без награды. Уже почти у самой земли нашелся «пирамидон» средних размеров, значит, не пустым возвращаться на обед. Добычу я погрузил в рюкзак, но объяснения неизвестному природному явлению не получил, поэтому продолжил разгребать оставшиеся камни, и уже у самой земли снова обнаружил черный мячик, точную копию вчерашнего. Черный, матовый шарик, который резко контрастировал с окружающими камнями.

«Ну вот, – подумал я, – моя дообеденная норма выполнена. Два часа могу сачкануть. Имею право». Засунув шарик в карман, двинулся в сторону леса. Там не так жарко. Посижу в тенечке или на речку прогуляюсь, она где-то недалеко журчит. Может своих знакомцев встречу…

«У меня, как минимум, час времени, – думал я, спускаясь к лесу. – Про шарик больше никому говорить не буду, привезу домой как сувенир. Главное, чтоб его шеф не отобрал, при переодевании в гроте надо быть аккуратнее». С этими мыслями я шагал по лесу в сторону доносившегося шума воды. Лес был чистый, видно валежник убирали регулярно, но никакой тропинки не было, и я шагал просто по траве и по сухой хвое вниз по склону, который становился все круче. Внезапно показалась пологая площадка, за которой я увидел небольшой водопад. Именно отсюда доносился шум и плеск падающей воды. Вокруг стояли огромные сосны, на лужайке перед водопадом летали стрекозы и еще какие-то насекомые. Преобладал насыщенный зеленый цвет. Солнце пробивалось сквозь сосновую хвою и отражалось в падающей воде радужными всполохами. Жаль, что нет фотоаппарата, такая красота пропадает. Впрочем, на черно-белой фотографии все будет выглядеть не так. Вот если бы картину нарисовать…

Я продвинулся дальше на небольшую полянку перед водопадом. Теперь падающая вода была на расстоянии вытянутой руки. Протянув руку, я сразу ощутил холод, вода была просто ледяной. Ну, это и понятно, наверняка какой-то горный поток. Попробовать его на вкус я не успел.

– Не пей, козленочком станешь! – услышал я насмешливый голос, и сразу увидел Ивана.

Он стоял позади меня и забавлялся моим ошарашенным видом.

– Ты вот что, Матвей, – сказал он уже совершенно серьезно, – не ходи сюда больше. Шеф сказал в лес не заходить. Это в некотором роде заповедная зона. Сам понимаешь, пребывание там наказуемо штрафом. У тебя есть деньги на штраф?

– Нет, – ответил я, – все еще пребывая в обалдении.

– Вот и не нарывайся, – покровительственно продолжил Иван. – Идем отсюда, обед скоро.

Я хотел спросить, вспомнив вчерашнюю парочку: «А как же местные?» Но вовремя спохватился. Раз нельзя, значит нельзя. Мы ведь тут не сами по себе, не туристы, а геологическая экспедиция, значит, должны соблюдать дисциплину. Как Иван меня нашел, было не слишком интересно, очевидно шеф попросил присматривать за нами. На обед мы не опоздали, в гроте я сдал, как положено, свой улов, который, как всегда был взвешен и записан в книгу, а найденный шарик мне удалось незаметно пронести к нашему стойбищу. Там я его завернул в майку и спрятал уже в свой собственный рюкзак в потайной карман.

Вторую половину дня я вел себя примерно, в лес не отлучался, добросовестно ворочал камни, нашел один небольшой «пирамидончик» и к вечеру благополучно вернулся в наш лагерь. Вечер прошел по заведенному распорядку. Все было как обычно, только настроение начальника ухудшалось с каждым днем. По рации он опять говорил на повышенных тонах, но мне стало казаться, что причина его плохого настроения, не эти переговоры. Иван с Петром как-то странно перешептывались и замолкали при моем появлении. Василий с Эльвирой уходили к ручью и в лагерь возвращались только к отбою. Отношения между супругами Набель были натянутыми и это уже видно невооруженным глазом. Елена Леонидовна курила, не скрываясь, а Роман Сергеевич все больше времени проводил в хозяйственном блоке, так называлась большая палатка, где был медпункт, радиорубка, и склад продовольствия.

«Похоже, у всех тут появились тайны, – думал я. – Правда, тайна Васьки и Эльвиры шита белыми нитками. А вот о чем шепчутся Иван с Петром – секрет». Но зато до меня нет никому дела, а у меня своя маленькая тайна – круглый камешек. Ведь все из геологических экспедиций привозят камни, вот и у меня должна быть своя коллекция…

Проснулся я от рези в животе. Быстро покинув палатку, краем глаза успел отметить, что еще одного человека нет на месте. Видно не только у меня проблемы. Пока бежал до туалета, устроенного по всем правилам возле леса за кустами, чтоб не мозолил глаза, припоминал, что ели за ужином, и отчего приключилась такая неприятность. Возле туалета притормозил, чтоб не случилось недоразумения… Уже начало светать, наверное часа четыре утра или даже меньше. Я прислушался, не решаясь зайти, но все было тихо, да и дверь была приоткрыта, верный признак… Слава богу никого… Быстро сделал свои дела. Живот уже не болел, оставалось надеяться, что это случайный сбой организма. Торопиться обратно не стал, пошел обратно длинным путем, мало ли вдруг опять прихватит. Эта медвежья болезнь была мне известна, и лекарство от нее у меня было – левомицетин, – верное средство. Утром приму.

За деревьями мелькнула тень. Ого! Похоже, мой «коллега» пренебрег штатным туалетом, в кустики сбегал, – мысленно возмутился я и направился в сторону нарушителя гигиены. Однако, выглянув из-за дерева, увидел такое, что чуть не рванул в туалет обратно. За деревом стояли Иван и Елена Леонидовна и не просто стояли, а… Ну, в общем Елена Леонидовна стояла опершись двумя руками на ствол сосны, задом к Ивану и штанов на ней не было. Рассматривать их действия я не стал, а мгновенно ретировался в свою палатку, где безмятежно дрыхли Василий и Петр. «Понятно, кто у нас козленочком стал, – вспомнил я слова Ивана возле водопада на той стороне. – Наверное, этой водички попил…» Впрочем, шеф, конечно, на козленка не тянул. Настоящий большой козел и рога приобрел, будь здоров, можно сказать прямо, не отходя от кассы. Вот она взрослая жизнь… Ваську, небось, та же «радость» ждет, ведь яблоко от яблони… Ох, и чего это я тут размечтался? Ну, мне-то какое дело? Надо заглотить таблетку левомицетина, да поспать еще часа три. Слава богу, что мой рюкзак и фляжка с водой тут же в палатке. Горечь от таблетки еще не прошла, а сон уже сморил меня.

А утром началось… Нет, я не про туалетные дела. Это мелочи, не стоящие внимания. Тут совсем другое… Семи часов еще не было, а кто-то бегал по лагерю и кричал: Эля! Эльвира! Сначала, сквозь сон я ничего не понимал. Потом завозился Васька и пулей вылетел из палатки. Потом выбрались Иван с Петром, а я, матерясь про себя, вылез последний. Ну что за ночка!

Ночка была еще та… Стоило только взглянуть на шефа. Со вчерашнего вечера постарел лет на пять. Образно говоря, на нем лица не было. А на Елене Леонидовне лицо было… Заплаканное, с синими кругами под глазами… такое было личико. Ночные приключения даром не прошли…

– Эльвира пропала, – сразу заявил шеф. – Пропала на той стороне, – он кивнул в сторону брезентового полога над гротом. – Все выходим на поиски. Немедленно!

Ни о каком завтраке речи быть не могло. Мы просто встряхнулись и направились к гроту, но шеф уже внес коррективы.

– Василий и Елена остаются здесь, остальные за мной!

Васька кинулся было вслед, но был остановлен суровым окриком.

– Стоять! – рявкнул на него Роман Сергеевич, и уже мягче добавил. – Мы можем разминуться при поиске. Заодно приготовите обед. Без завтрака нам придется обойтись… Вперед!

Последнее относилось уже к нам. Василий выглядел потеряно, стоял, опустив руки, и собачьим взглядом смотрел на Елену Леонидовну, а та уже не скрывала слез. Петр и Иван выглядели безучастно, не потому, что им было наплевать на дочку начальника, просто сейчас эмоции ничего не значили. У Ивана рыльце в пушку, а Петр и я знали об этом. Возможно, шеф тоже знал, но сейчас было не до выяснения отношений.

Мы вошли в грот, быстро переоделись и вышли на ту сторону. Пока переодевались, шеф сказал, что Эля ушла в обычной обуви и старых сиреневых брючках, взяла только штормовку и шляпу Василия. Когда вышли из грота, солнце уже припекало, и это меня сильно удивило. Как будто мы попали в другую климатическую зону. Но задумываться над этим было некогда, тем более, что наш начальник сразу дал исчерпывающие распоряжения.

– Петр идет налево до каменной гряды. Я иду направо через редколесье, Иван и Матвей идут прямо и прочесывают лес, потом спускаются вниз в долину и ждут нас с Петром. Без Эльвиры не возвращаться. Все ясно?

– Ясно, – ответили в один голос Иван с Петром, а я не удержался и спросил:

– А что случилось-то?

– Повздорила с матерью, психанула и убежала, – быстро ответил шеф, – как найдем, отправлю обеих в Ельск.

Больше спрашивать было не о чем. Вернее, наоборот, вопросов можно задать множество и наиглавнейший из них: а как же заповедная зона? Впрочем, про заповедник мне Иван рассказывал, а ему верить, в свете последних событий, вовсе не обязательно.

Мы с Иваном направились в свою сторону, не оборачиваясь на остальных. Когда отошли на большое расстояние Иван обернулся ко мне.

– Матвей, ты когда Эльку увидишь, сразу не ори, – сказал он. – Мне с ней поговорить надо. Она ведь не просто так психанула. Увидела нас с Еленой…

– В смысле?… Увидела и что?

– Ты дураком-то не прикидывайся, Матвей, – криво ухмыльнулся Иван. – Тоже ведь видел… Думаешь с чего она вдруг психанула и убежала?… Вот с того самого… В общем поговорить с ней надо, прежде чем вести обратно.

– Боишься? – хмыкнул я.

– Чего теперь бояться? – зло ответил Иван. – Уже все всем известно. Разве что дружок твой в облаках витает, а начальнику уже известно…

Дальше мы разбрелись в стороны. Прочесать лес – это не «пирамидон» искать. Только зачем Эльке прятаться в лесу? Лучше уж сразу на ту поляну выйти, там можно посидеть подумать о жизни… Короче, я сразу туда и направился. Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Тот же небольшой водопад, сочная зеленая трава, в воздухе искрится водяная пыль, летают стрекозы… Так же неожиданно появился Иван, только в этот раз надо мной потешаться не стал.

– Нет смысла прочесывать лес, – сказал он. – Не пойдет она туда. Надо спускаться вниз, в долину.

Я в целом был с ним согласен, только не видел спуска в долину. Под водопадом был карниз метр шириной, дальше были кустарники, но никакой тропы не просматривалось. А спуск вниз был довольно крутой. Можно, конечно, спуститься вниз, держась за корни и за стебли растений, но едва ли Элька на это отважиться, даже во взвинченном состоянии. Тут ведь первобытный инстинкт работает.

А Иван уже начал спускаться, держась за стебли травы и за корни растений. Глубина на взгляд довольно приличная и пологим спуск становиться метров через тридцать. Ну, это на мой взгляд. Я вслед за ним не полез. Стал думать, куда бы направилась Элька с этой поляны. Долина-то ей зачем? Ей надо побыть одной, в тишине, подумать о жизни… А эти альпийские приключения… Зачем они?

Меня удержало еще одно обстоятельство. Те, встреченные мною, аборигены, брат с сестрой, они-то явно по кручам не карабкались. В долину должен быть другой путь… Я двинулся под водопад, осторожно ступая по каменному карнизу, стараясь не смотреть вниз. За водопадом нырнул в кусты и буквально «выпал в осадок». Ну как еще объяснить мое состояние? Прямо передо мной стояла небольшая аккуратная деревянная лавочка, высотой полметра. На такую обычно ставят ведра, когда набирают воду. Очевидно, для этой цели она и была поставлена. Но сейчас тут никого не было, и я уселся на нее, глядя на полого опускающуюся местность, заросшую травой и кустарником. Тут уже угадывалась тропинка, которой регулярно пользовались, и вела тропинка к строениям, до которых было километров пять, а может больше. Глазомер у меня не очень… Я обернулся на крутой спуск, по которому ушел Иван, но его не обнаружил. Он наверняка выйдет к тем же строениям, только другим, более трудным путем. Ну, а я решил поразмыслить. Надо определить: была тут Элька или нет. Поозиравшись вокруг, заметил белое пятно в траве. Оказалось – женский носовой платок. Может платок той девчушки? Да нет, та на разиню не похожа, давно бы уж вернулась и подобрала. Значит, платок Элькин, и значит, я на верном пути…

Поздравив себя с открывшимся во мне даром Пинкертона, я поднялся и зашагал по тропинке к строениям. Ну а куда еще могла пойти городская девушка, пусть даже сильно расстроенная? Ведь не в лесную же глушь… Все равно надо к людям.

Подходя к строениям, обнаружил довольно богатую усадьбу, совсем не похожую на те дома в поселке, откуда нас с Василием доставили вертолетом в геологический лагерь. Тут были два добротных пятистенных дома с резными наличниками, резными воротами. За чисто символическим забором разгуливали куры, там же виднелся возделанный огород. Чуть в стороне стояли два сарая, по всему было видно, что поставлены они недавно. Дерево еще не потемнело. Короче, небольшой такой хуторок в долине. Натуральным хозяйством живут люди, и неплохо живут. Наверное, есть овцы и коровы, может и лошади имеются…

Когда я подошел к воротам, чтоб представиться хозяевам, из калитки вышел уже знакомый мне парнишка и что-то спросил на непонятном языке. Ну, я решил начать с русского языка…

– Здорово, братан! – а как еще к нему обращаться? – Я тут девушку ищу. Эля ее зовут. Не встречал?…

Парень снова ответил на незнакомом языке, но в его тарабарщине имя Эля прозвучало. Я пожал плечами, не понимаю, мол, а он, вдруг приложил палец к губам и поманил меня за собой в дом. Все стало ясно. Гостюет, значит, наша потеряшка. Пройдя, вслед за пацаном сначала во двор, а потом в дом, в боковой комнате на кровати я увидел спящую Эльку. Штормовка и шляпа висели на вешалке, а кеды стояли рядом с кроватью. Она была укрыта до пояса белой простыней, и во всей ее спящей фигуре была такая детская беззащитность и доверчивость, что у меня сердце сжалось. Будить Эльку я не стал, я ведь не королевич Елисей и даже не Василий. Спящие красавицы не моя тема. Моя задача в этой экспедиции «пирамидон» искать. Вот так я рассудил и вышел из спальни вслед за пацаном. Скоро явится папаша этой впечатлительной особы, он ее и разбудит. Подожду за воротами, думал я, выходя из дома. Вот только что с Иваном делать? Он ведь собирается с ней какую-то воспитательную беседу проводить… Тоже мне, воспитатель… Ловелас хренов…

Однако, надо как-то с пацаном познакомиться, а то некрасиво получается. Как в старых фильмах про индейцев, я ткнул себя пальцем в грудь и сказал: «Матвей!» Он тотчас понял, а чего тут не понять то, и повторил. Получилось – Матуэй. Похоже получилось, и я не стал привередничать. Соответственно, и он представился: «Уитор». Никогда такого имени не встречал и для простоты назвал его Виктор. А что? Я уже давно заметил, что некоторые мои знакомые иногда заменяют «в» на «у». Вместо «все», говорят – «усе». Ничего особенного, пусть побудет пока Виктором, тем более, что парень не возражал. А как ему возражать, если мы кроме имен, больше никаких общих слов не знаем?

Тут с противоположной стороны показался Иван. Видно большой крюк ему пришлось сделать выбираясь на эту поляну. Придется его помурыжить тут, пока не подойдет шеф. Пусть Элька поспит спокойно, небось, полночи бегала по лесам, как только с обрыва не свалилась…

– Ну что, Матвей, нашел? – скалясь во весь рот, заговорил Иван. – Давай, веди к принцессе. Разговор есть.

На Виктора он внимания не обратил, спеша добраться до Эльки. «Ну, нет, друг мой! – решил я, – Никаких разговоров не будет. Сдам ее только родному папаше, по описи, так сказать. Эльвира Набель в упаковке, одна штука. А этот любитель чужих жен, обойдется».

– Никуда я тебя не поведу, Иван, – сказал я, перекрывая ход к калитке. – Придет ее отец, пусть он с ней разговоры ведет…

Иван напрягся, заиграли желваки на скулах, и двинулся на меня. Виктор смотрел на нас, явно не понимая ситуации.

– Ты че, салага, брамсы попутал? – сквозь зубы цедил Иван, наступая на меня.

Я набычившись стоял перед калиткой, не собираясь отступать. Внезапно он быстро протянул руку и, схватив меня за плечо, отшвырнул в сторону. Но перед калиткой, не давая ему войти уже стоял Виктор. Двенадцатилетний щуплый пацан спокойно стоял и что-то говорил на непонятном языке. А я уже вскочил и с кулаками бросился на Ивана. В институте я ходил в боксерскую секцию и если бы не слепая ярость, у меня был шанс противостоять этому взрослому мужику. Однако, он снова отшвырнул меня, как котенка. Виктора он не трогал, но жестами показывал, чтоб тот не мешал. Тут я уже прыгнул на Ивана, целя головой в живот. Мне удалось сбить его с ног и мы, сцепившись, покатились по траве. Противник явно превосходил меня и в силе и в быстроте. Я снова вскочил и встал в боксерскую стойку, решив, что больше миндальничать не буду.

Иван вдруг сменил тактику. Он заулыбался развел руки в стороны, открываясь для удара.

– Ладно, ладно, Матвей, – изобразил он простецкого парня, – чего распетушился… Все нормально, все хорошо. Сейчас поговорю с девочкой и отведу ее к папе… Чего это вы выдумали, вдвоем на одного нападать…

Балагуря таким образом, он подошел ко мне почти вплотную. Я, хоть и стоял в стойке, но ударить его не мог. На ринге-то все было по-другому. Короче, я немедленно поплатился за свое ротозейство. Иван просто схватил меня и отшвырнул в сторону. Сам он сразу бросился к калитке. Но тут Виктор не сплоховал, поставил подножку и чуть толкнул в сторону. В результате Иван влетел головой в ворота, а я мгновенно вскочив, снова занял оборонительную позицию возле калитки. Но вдруг, словно спасительный гонг, раздался голос шефа.

– Что здесь происходит? Нашли?

– Нашли, – как ни в чем не бывало, радостно улыбаясь, – ответил Иван. – Только нас к ней не пускают… Как бы чего худого не было.

Последнюю фразу он произнес уже озабочено. Артист…

– С Эльвирой все в порядке, – сказал я. – Сейчас она спит, а этот хотел ее разбудить…

Шеф на нас больше не обращал внимания, а смотрел только на Виктора, который поглядывал на всех нас, пытаясь определить новую диспозицию, а потом вопросительно уставился на меня. Я взял Виктора за руку и подвел к шефу, а потом знаками и словами стал объяснять, что этого человека надо отвести к Эле… Ну, Виктор понял, взял шефа за руку и повел через калитку в дом. Иван не сдвинулся с места, со змеиной улыбкой глядя на меня. А я отошел в сторону и сел на стоявшую возле дома лавочку. Инцидент исчерпан. Потеряшка найдена и сдана с рук на руки отцу родному.

Сев на лавочку, я увидел, что к дому приближается Петр. Ну вот, теперь все в сборе, можно возвращаться. Иван сел рядом со мной с совершенно безмятежным видом, будто не со мной он дрался пять минут назад.

– Доволен! – сказал он.

– Вполне, – ответил я.

– Мир? – сказал он, протягивая руку.

– Мир, – ответил я, но руки не подал.

Иван усмехнулся и сложил руки на груди. Петр сел рядом с нами.

– Нашли? – спросил он.

– Нашли, – сказал я.

– Шеф с ней? – спросил Петр.

– С ней, – снова ответил.

– А вы чего не поделили? – усмехнулся Петр, глядя на нас.

Ответа он не дождался ни от кого. Какое ему дело, чего мы не поделили… И с чего вдруг он решил, что нам есть что делить… Из калитки вышел наш начальник, Роман Сергеевич, вид у него был сосредоточенный.

– Возвращайтесь на базу, – скомандовал он. – Мы с Эльвирой придем позже…

Шеф снова вернулся в дом, а я встал со скамейки, вслед за мной встали Иван с Петром. При этих словах шефа, я вдруг ощутил зверский голод. Ведь с утра ни крошки во рту не было, даже не с утра, а со вчерашнего вечера. Так что, я был готов даже бегом бежать в наш лагерь.

Я в этот раз был проводником. Путь через водопад был самый короткий. Я шел впереди, за мной Петр, последним – Иван. По пути не разговаривали, Петр понял, что от нас ничего не добьешься и шел, молча, а меня все больше разбирало зло на Ивана, да и на себя тоже. Стоило год заниматься в секции бокса, чтоб меня, как кутенка швыряли на землю… Иван, конечно, мужик крепкий, старше меня лет на десять и опыт в драках имеет, только все равно это не честный поединок…

До грота добрались почти к обеду, переоделись и вышли в лагерь, солнце стояло в зените, жажду мы утолили у водопада, но очень хотелось есть. Еще когда мы переодевались, я сказал выбежавшей Елене Леонидовне, что Эля нашлась, и скоро они придут с Романом Сергеевичем.

– Я их встречу, – сказал Васька и бросился в грот переодеваться.

– Шеф приказал ждать здесь! – сказал я.

Василий нехотя оставил свою затею, а мы с Иваном и Петром занялись обедом. Попутно я пояснил, что Эля не в лесу была, а ее приютили местные жители в тамошнем хуторе, где она спит на нормальной, человеческой кровати. В общем, беспокоиться совершенно не о чем, к вечеру они с Романом Сергеевичем явятся.

Во время моих объяснений Иван с Петром помалкивали. Петр просто сам ничего не знал, а Иван молчал из каких-то своих соображений, только бросал на меня ехидные взгляды. Я, честно говоря, тоже не испытывал к нему дружеских чувств, и это еще мягко сказано. Василий просто весь извелся. Вот кто действительно ничего не понимал: ни причину побега Эльки, ни нервного состояния шефа, ни странного поведения Елены Леонидовны, которая тянула сигарету за сигаретой, а обед сварганила такой, что в любой другой день наверняка получила бы выговор от шефа. Теперь Василия напрягала еще и явная конфронтация между мной и Иваном.

– А вы чего молчите, – наконец обратился он к Ивану и Петру, – расскажите что-нибудь.

Мы уже покончили с обедом и просто стояли, дымя сигаретами, возле костра. Елена Леонидовна ушла к ручью мыть посуду.

– А чего рассказывать? – сквозь зубы процедил Иван. – Матвей пусть рассказывает, он у нас сегодня герой. Защищал твою подругу не щадя живота своего… Ты приглядись к нему, не ровен час – отобьет…

Тут уж моя злость хлынула через край. Это значит за мной надо приглядывать! Это я покушаюсь на чужую подругу! Ладно. Мне тоже есть что сказать, пока жена шефа не появилась…

– Нет, Иван, – с сардонической ухмылкой начал я, – это ты у нас герой. Ты просто сказочный богатырь! Настоящий Иван-царевич, как в сказке. По приказу батюшки царя молодильные яблоки приносишь, то бишь белнадон, но попутно еще и Елену прекрасную, цареву жену…

Опять я пропустил удар. Ванька засандалил мне в челюсть, да так что отлетел к кустам. Поднялся я не сразу, все-таки это был явный нокдаун. Когда поднялся, Петр уже уводил Ивана к палатке, а мне перегородил дорогу Василий. Я попытался его отодвинуть, но Васька держал меня крепко, да еще успокаивал, как малое дитя. Пока я пытался избавиться от его объятий, к нам подошел Петр.

– Матвей, – сказал он, – я все понял. Больше руками махать не надо. Будем считать инцидент исчерпанным. Если он еще раз поднимет на тебя руку, я сам его по стенке размажу.

– Обойдусь без твоей помощи, – ответил я и перестал вырываться от Васьки.

Действительно, зря я с ним связался. Пусть шеф сам свои дела решает, меня-то они никак не касаются. Да и Ваську посвящать в них ни к чему. Елена Леонидовна уже вернулась с посудой, и глаза у нее были на мокром месте. Да, уж… А ведь нам еще три недели работать вместе… Ну, если шеф не отошлет их с Элькой домой с завтрашним вертолетом.

Я раскурил очередную сигарету и отправился к палатке, где тихо переговаривались Иван с Петром. Иван снова протянул мне ладонь.

– Мир? – спросил он.

– Мир, – неожиданно для себя, ответил я, и пожал руку.

Нет, он не стал мне симпатичнее, но ненависть к нему почему-то пропала. Может быть потому, что сейчас он был искренен, а на кулак ему я сам напросился… Я выбросил окурок и полез в палатку, надеясь вздремнуть, а заодно избавиться от Васькиных вопросов. Очень не хотелось посвящать его в те грязные делишки…

– Матвей!… Матвей, проснись!

Я с трудом разлепил глаза и увидел Ваську. Вид у него был злой и встревоженный. В палатке больше никого не было. «Проспал что ли? – удивился я, и вслед за Васькой вылез из палатки. В голове был какой-то сумбур. – Который час? Что происходит?» Передо мной была Елена Леонидовна, у нее тряслись руки, а из глаз катились слезы.

– Где они? – спросила она.

Тут я, наконец-то, пришел в себя и вспомнил все. Взглянув на часы, понял, что не все у нас ладно. Уже шесть вечера. Элю я нашел, когда еще десяти не было. Не может же она столько времени спать… А шеф-то что думает своей головой?… Тут Елена Леонидовна перестала всхлипывать и уставилась на меня.

– Ты что? – спросила она, – Дрался что ли?

Левая челюсть у меня действительно болела и на ощупь распухла.

– Идем в медпункт, – сказала она, и, взяв за руку, повела в хозяйственную палатку.

– Потом в медпункт, – раздраженно встрял Васька. – Сейчас идем Эльвиру искать…

«А ведь он прав, – подумал я. – Надо идти, моя челюсть подождет». Я остановился. Иван с Петром сидели возле костра и разговаривали о чем-то отвлеченном. На нас внимания не обращали.

– Елена Леонидовна, – сказал я, – Василий прав. Мы сейчас быстренько сбегаем за ними, за час – полтора обернемся…

В этот момент брезентовый полог грота откинулся, и вошли Роман Сергеевич и Эльвира. Слава богу, никуда идти не надо, на сегодня все приключения кончились… Все семейство Набель ушли в свою палатку. Василий кинулся было вслед, но у палатки остановился и побрел назад.

– Не до тебя им сейчас, – сказал я ему. – Давай ужин сварганим. А то питаться один раз в день непривычно как-то.

Мы с Васькой занялись приготовлением ужина, Иван с Петром ничего не делали, а шеф вскоре вышел из своей палатки и ушел в грот, где была рация, и вышел на связь со своим руководством. Ужинали мы на час позже обычного, но в остальном жизнь вошла в свою колею. Правда, за ужином не было обычных шуток и подначивания друг друга, все помалкивали, словно в доме покойник.

Назавтра должен быть вертолет. Я докуривал последнюю сигарету, Васька уже был пуст, а стрелять у мужиков не хотелось. Завтра был плановый выходной, но из-за сегодняшнего прогула, шеф мог отправить в поле. Я сидел возле палатки и смотрел на вечернюю зарю, Василий отирался возле палатки своей дамы сердца.

– Вась! – крикнул я. – Ты серенаду спой. Может, выйдет…

Васька показал мне кулак, а я сразу потрогал свою левую челюсть. Наверняка здоровый синяк. Только Васька был левша, значит надо за правую челюсть опасаться… Да что я им груша, что ли? Вдруг рассердился я сам на себя. Нет уж! Васька меня не достанет. Все же боксерская секция что-то значит, тем более, что Василий занимался тяжелой атлетикой, штанги тягал…

Василий, между тем, стрельнул сигарету у Петра и присоединился ко мне. Сегодня его Джульетта не вышла.

– Вась, а ты не пробовал раскалывать булыжники? – спросил я. – Может мы зря этот «пирамидон» ищем по всей каменной пустоши? Вдруг он внутри каждого камня есть?

– Пробовал, – ответил Василий. – Я даже молоток с собой брал. Не колются они. Разве что кувалдой попробовать… Только на кой черт такие труды… Обойдем всю пустошь, сколько найдем, столько сдадим. Геология наука серьезная. Если этот минерал ценный, то надо определить величину залежей, глубину залегания и экономическую целесообразность добычи… Этим Роман Сергеевич занимается. Ежели есть смысл добычи, то сюда пригонят технику и начнется серьезная разработка месторождения, если смысла нет, то сделают отметку в картах на будущее… А мы, геологи, перейдем на следующий объект…

– Мы же не геологи, – удивился я.

– Ну да, – легко согласился Василий. – Но следующую летнюю отработку, я тоже хочу в поле провести… А ты?

– Не знаю… – ответил я. – Мы еще эту не закончили.

Поболтавшись без дела по лагерю мы влезли в палатку. Васька рядом со мною уснул сразу, а мне долго не спалось. Сам виноват, ни к чему было после обеда спать…

Во дворе огромного средневекового замка прогуливались рыцари в доспехах и без. На трибунах возле крыльца замка сидели король и приближенные. В короле я сразу узнал шефа, а в королеве Елену Леонидовну. Эльвира сидела рядом с ними в каком-то невообразимо пышном платье, тут же в наряде поскромнее, я заметил Римму с кавалером в богатом, расшитом золотом, костюме и шляпе с плюмажем.

Внезапно с трибуны глашатый прокричал: Иван царевич вызывает на поединок графа Матиуса де ля Фруа. Возле меня толпа раздалась и я увидел Ивана с гнусной ухмылкой на лице. «Мы же вроде помирились, – подумал я, – но тут же сообразил: тут все понарошку».

– Драться до смерти, – продолжил глашатый.

«Вот тебе и понарошку», – удивился я.

Внезапно появился Василий, так же как и я опоясанный мечом и в доспехах.

– Граф де ля Фруа, – снова заговорил глашатый, – назовите свою даму сердца и проводите ее на трибуны…

– У меня нет дамы сердца, – оторопело сказал я Ваське. – Римма уже не моя дама, вон возле нее какой-то хмырь ошивается.

– Без дамы сердца нельзя, – важно сказал Василий. – Поединок не может состояться, если у одного из рыцарей нет дамы сердца.

– Ну, так и черт с ним, не нужен мне этот поединок…

– Если тебя вызвали, ты не можешь отказаться, – с той же важностью в голосе продолжил Васька. – Вернее отказаться-то ты можешь, но тогда король лишит тебя титула и всех твоих владений в пользу Ивана царевича.

– Вот это номер! – воскликнул я. – И что мне теперь делать? Где взять даму сердца? Может ты одолжишь на время…

– Что! – заорал Васька. – Да за такое, я тебя сам вызову!

– Но, у меня же нет дамы сердца, – ответил я. – Тут какой-то замкнутый круг получается…

Вдруг я увидел прямо перед собой ту девчушку шестилетку в цветном платьице, красных ботинках. Ее светлые волосы обрамляли очаровательное личико и струились вниз до пояса. Зеленые глаза смотрели на меня с хитринкой. Она улыбалась, спрятав одну руку за спину.

– Вот моя дама сердца! – крикнул я. – Как тебя зовут?

– Лея, – ответила она.

– Василий проводи на трибуну принцессу Лею.

Васька сразу успокоился, взял девочку за руку и повел ее к трибунам. А передо мной уже стоял Иван с огромным мечом в руках. Я вытащил свою шпагу, но против меча она смотрелась как столовая вилка против топора. Похоже опять мне накостыляют… А Иван уже со злорадной улыбкой ходил вокруг меня, явно примеряясь с какого бока начать… Но тут с трибун донесся голос Леи.

– Держи, Матвей! – крикнула она, и в руки мне полетел матово-черный шарик.

Я схватил его одной рукой, в другой была шпага, которой я старался держать на расстоянии своего противника. Как только в руке у меня оказался шарик, Иван будто сдулся. Он даже ростом стал меньше. От его куража ничего не осталось. Он уже не пытался нападать, а как-то потеряно бродил вокруг меня, бестолково размахивая своим мечом.

– Поединок закончен, – объявил глашатый. – Победил граф де ля Фруа.

Иван бросил меч и понуро ушел в дальний конец двора, а передо мной снова появился Василий. На мой немой вопрос он ответил:

– Тут все дело в даме. Твоя дама оказалась козырной…

– Вставай, – тряс меня за плечо Василий. – Ну и здоров ты спать. Сейчас шеф сделает объявление. Потом все дела по распорядку…

Я выбрался из палатки пытаясь стряхнуть с себя остатки дурацкого сна. Иначе его и не назовешь… Принцесса Лея, козырная дама, где-то я уже это слышал…

Уже после гигиенических процедур, устраиваясь у костра в ожидании завтрака, я услышал разговор Ивана с Петром.

– Сейчас шеф озвучит последние новости, – сказал Петр.

– Ага, – хмуро ответил Иван и продолжил. – Знаешь анекдот про две новости? Вождь индейцев собрал свое племя и объявил: «Народ мой, у меня для вас две новости: одна хорошая, другая плохая. С которой начать?» Народ зашумел, заволновался, наконец, с задних рядов выкрикнули: «Начни с плохой». «Ладно, братья мои. Бизоны ушли далеко в прерии, на тысячу миль вокруг осталось только бизонье говно». Народ опять зашумел, заволновался: как жить дальше? Наконец, с задних рядов выкрикнули: «Говори хорошую новость». «Говна вокруг много!» – ответил вождь.

Вышел из палатки шеф, взглянул на нас и сказал:

– У меня для вас две новости, товарищи геологи.

– Начните с хорошей, Роман Сергеевич, – с кривой ухмылкой сказал Иван.

– А у меня нет для вас хороших новостей Иван Алексеевич, – с такой же ухмылкой ответил шеф. – Во-первых: наша экспедиция через неделю сворачивается, а это значит – зарплата будет половинная и премиальные не ожидаются. Во-вторых: с сегодняшним вертолетом отбывает Елена Леонидовна… Если желаете, можете составить ей компанию… Все. Других новостей нет.

За время завтрака никто не проронил ни слова. Сегодня день был нерабочий, и поскольку шеф больше никакой информации не озвучил, я забрался в палатку, чтоб не завидовать Ваське, который снова стрельнул сигарету у Петра и дымил возле палатки. Вертолет ожидался не раньше двенадцати. Делать было совершенно нечего. Дрова для костра заготовили вчера, пока я дрых в палатке, воды Василий наносил тоже вчера, проявлять инициативу и проситься на полевые работы, я посчитал глупостью.

Вертолет появился даже раньше, чем его ожидали. Собственно ждал-то его более всех я, поскольку шеф обещал доставку сигарет. Тут мне повезло. Когда вертушка приземлилась, я сразу приметил коробку с куревом, и пачка «примы» перекочевала мне в карман еще до разгрузки. Ящики с продуктами таскали сразу в хозяйственный отсек большой палатки. Потом вытащили ящики с оборудованием и унесли их в грот. Шеф сам ничего не таскал, но все проверял и делал пометки в тетради. Все правильно. Должен быть учет и контроль. После разгрузки он расписался в ведомостях, и мы начали загружать в вертолет ящики с «пирамидоном». Не так уж мало мы его набрали… Потом один из пилотов расписался в сопроводительных документах.

А дальше началось интересное. Взглянув на Василия, я его просто не узнал, он как-то осунулся и был весь взъерошенный. Он, не отрываясь, смотрел на палатку шефа, где собиралась в дорогу Елена Леонидовна. Тут я сообразил, что амурные дела моего друга разладились. Но жена шефа вышла из палатки одна, с дорожной сумкой на плече и проследовала в вертушку. Эля осталась в палатке. Шеф поглядывал в нашу сторону, то есть, не на нас, конечно, а на Ивана. Тот хмыкнул, залез в нашу палатку и не выходил оттуда до отлета вертушки. Ну вот, больше никаких перипетий в нашем лагере быть не должно. Шеф свою семейную проблему будет дома решать…

Ну, это я так думал, что наши проблемы кончились, а оказалось, что они даже не начинались… Обед теперь нам готовила Эля, все получилось у нее очень не плохо: и борщ, и каша с мясом, и компот из сухофруктов. А потом она объявила, что ужин будет сухим пайком, ну типа чай и бутерброды. Посуду мыли мы с Василием, поскольку повариха исчезла в своей палатке и не появлялась, а мы считались салагами и мытье посуды было нашей прямой обязанностью. Так нам объявил старший товарищ по имени Петр. Ну, это дело было не хлопотным и не долгим. Однако на моего друга было больно смотреть. Эля никак не желала остаться с ним наедине, а не его попытки заговорить отвечала односложно или вовсе не отвечала. Васька ничего не понимал, пытался выяснить у меня: в чем дело. У меня были предположения на этот счет, озвучивать их я не собирался.

Когда мы вернулись от ручья, закончив хозяйственные работы, Василий решительно направился к палатке начальника, где скрывалась Элька. Решил добиться объяснений, во что бы то ни стало. Но как зайти в палатку к девушке? Ведь нужно постучать. А как постучать в палатку? Васька стоял перед входом и решал проблему. Наконец, решившись, он негромко покашлял и позвал: Эля! Эльвира! Но вместо Эльвиры из палатки вышел шеф.

– Ну чего тебе, Василий? – раздраженно сказал он.

– Так это… Мне бы Элю… – промямлил Васька.

– Нет ее в лагере, – спокойно ответил Роман Сергеевич. – В гостях она.

– Как… в гостях? – Васька даже заикаться стал. – У кого?

– Ты вот что, Василий, – сочувственно сказал шеф. – Ты пока не тревожь ее. Ну, будь же мужиком, наконец. Видишь ведь, что не хочет с тобой встречаться… Будут еще у тебя в жизни девушки и не одна. Да что я тебя утешаю, как мать Тереза… Жизнь штука не простая. Чем больше шишек набьешь в молодости, тем лучше.

Шеф ушел в грот, а Василий в полном отчаянии направился ко мне. Понимая, что теперь этот Ромео от меня не отстанет, я решил рассказать про хуторок в долине и про двух его обитателей, с которыми познакомился. Обитателей-то там наверняка гораздо больше и у кого гостит Элька для меня тоже загадка. В общем, до самого вечера я пытался отвлечь своего друга от дурных мыслей. Поначалу, он собирался побежать вслед за ней и все выяснить на месте. С трудом удалось убедить его не делать этого и сохранить лицо.

– Ну что ты добьешься? – втолковывал я ему. – Только потеряешь остатки уважения. Девушки любят сильных и независимых…

Я с умным видом внушал ему еще какие-то истины, почерпнутые из книг. У самого-то никакого опыта не было, если не считать амуров с той же Элькой четыре года назад. Но ведь это было детство… С Риммой у меня тоже случилась несчастная любовь, но там я был сам виноват, да и страданий таких как у Васьки не было.

К вечеру, когда мы поглощали ужин, у Васьки созрела другая мысль. Он решил покинуть экспедицию и умотать домой, не дожидаясь вертолета.

– Ты чего! – удивился я. – Кто за тебя отвечать будет, если ты в горах потеряешься? Ты хоть знаешь, в какую сторону идти? Ну и дела! Вчера Эльку целый день искали, завтра тебя будем. У нас ведь не поисковая экспедиция, чтоб бегунов искать.

Васька постепенно успокоился, но впал в глубокую депрессию, а меня позвал в грот Роман Сергеевич.

– Матвей, – сказал он, – у меня к вам деликатная просьба. Больше, увы, не к кому обратиться. Время уже позднее, а Эля задерживается в гостях. Не могли бы вы встретить ее у водопада? Только не берите с собой Ромео…

Разумеется я мог встретить… Ну отчего же не встретить… А Василия с собой, действительно, лучше не брать. Короче, я тотчас накинул штормовку, надел шляпу и сапоги, и через десять минут уже шагал в сторону леса. Солнце еще только клонилось к закату, зря шеф так беспокоится… Впрочем, одной идти через лес, наверное страшновато для девушки. А вот интересно: у кого она так загостилась? И почему бы гостью не проводить до дома?

Так, размышляя о всякой ерунде, я добрался до водопада, перешел на другую сторону, чтоб дожидаться Элю, сидя на скамейке. Скамейка оказалась занятой. Эля сидела вместе с дамой сердца из моего сна. Ого! И кого теперь мне провожать?

– Приветствую вас, дамы! – весело сказал я. – Эльвира Романовна, ваш папенька приказали сопроводить вас до дома… А вот как быть с вами, принцесса Лея, ума не приложу…

Девчушка проворно вскочила со скамейки и сделала книксен. Поскольку я копировал старинный стиль, она приняла правила игры… Впрочем, Эльвира тоже не растерялась.

– Папенька зря изволят беспокоиться. Я могу прекрасно сама добраться до дома. Но хорошо, что он не прислал Василия…

– Василий очень и очень огорчен вашей холодностью, – продолжил я играть спектакль.

– А у принцессы есть свой провожатый, – продолжила Эля.

Тут я увидел, как из кустов вышел мой недавний знакомый Виктор. Мы, молча, обменялись рукопожатием. Он снова сказал несколько слов на незнакомом языке, Эльвира, что-то ответила. Надо же как она быстро выучила их язык… А может давно знала. Лея одарила меня непередаваемой, детской улыбкой, хитро прищурилась, но не сказала ни единого слова. Сегодня на ней были шортики и легкая курточка, но те же самые красные ботиночки.

На этом мы расстались, Виктор со своей сестренкой отправились в долину, а мы с Эльвирой прошли под водопадом и через лес направились в свой лагерь. Вопросов к ней у меня было множество, но я не задал ни одного, поскольку считал, что любопытство унижает мужчину. Может быть это действительно так. Если захочет, сама расскажет, небось, не последний раз в гости ходила. С другой стороны, пора бы их и к себе пригласить…

Вернувшись в лагерь, Эльвира сразу нырнула в свою палатку, а я сел у костра и закурил. «Прима» мне не нравилась, дома-то в основном «Столичные» покуривал. Василия поблизости не было, и я готовился к непростому разговору с ним. Наверняка подумает, что я специально отбиваю у него девушку. Ну, в общем… он так и подумал. Просто перестал со мной общаться. Не то, чтобы совсем не разговаривал. Иногда отвечал односложно, иногда игнорировал вопрос. Получается: потерял я друга, потерял без малейшей вины с моей стороны… Хорошо, что осталась одна неделя. Как-нибудь перекантуюсь. У нас и раньше тут коллектив был не очень-то дружный, а теперь точно: каждый сам по себе, если не считать шефа с его дочерью.

На другой день начались полевые работы по заведенному распорядку. Ну, на этих работах коллективного труда не предусматривалось, каждый сам по себе. Меня как магнитом тянуло в лес к водопаду, но я понимал, что надо сначала найти, хотя бы пару камней «пирамидона». Ведь зарплату обещают… Да и, вообще, ведь не в пионерлагерь приехал.

Короче, в лес не пошел. Осмотрелся, выбрал самую большую кучу камней и направился туда. При ближайшем рассмотрении понял, что куча выглядит несколько странно. Как будто кто-то хотел сложить пирамиду из камней, а потом забросил это занятие. Внизу кучи лежали сравнительно ровные булыжники, как будто подобранные по размеру, повыше камни уже становились разнокалиберные, но сложены так, чтобы держались друг за друга, а еще выше были набросаны просто так. Сама эта куча была метра полтора в высоту и издали ничем не выделялась.

Я начал разгребать булыжники, естественно, с самого верха. «Пирамидон» не попадался, но я увлекся и выгреб середину до каменистого дна. Теперь у меня получилась маленькая башенка с разрушенными стенами. Давно пора было бросить эту бесперспективную затею, но, наверное, я впал в детство и начал изображать осаду древнего замка. Изображая баллисту, я издалека бросал камни, стараясь попасть в полуразрушенные стены воображаемого замка. В какой-то момент я опомнился. «Тебе сколько лет-то, паренек, – спросил я себя. – А если за тобой сейчас наблюдают старшие товарищи? Вот смеху-то будет». Да. Однако, пора заняться делом, а то на обед с пустыми руками идти как-то совестно. В руках у меня был увесистый булыжник. Я размахнулся и со всей дури запустил его в стену «замка». Снова услышал знакомый хлопок, и стена развалилась так, что если бы у меня было лилипутское воинство, победа была бы обеспечена.

Я подошел к воображаемому замку, но теперь он уже был похож на кучу камней, воображение отказывалось представлять ее замком. Зато сразу увидел два камня «пирамидона», затолкал их в рюкзак, внимательно осмотрел остальные и снова увидел матово-черный шарик. Он даже показался мне теплым на ощупь. «Подарю Эльке, – решил я. – Раз уж с Василием мы больше не друзья… Впрочем, Васька может и сам найти, а может уже нашел». Дальше я очень внимательно осмотрел все булыжники, но «пирамидона» больше не попалось.

В стороне я заметил еще одну кучу булыжников. Теперь я, как Буриданов осел, никак не мог принять решение: то ли начать разрабатывать следующую кучу булыжников, то ли сачкануть возле водопада, тем более, что план по «пирамидону» уже выполнен. Чувство долга возобладало и я, тяжко вздохнув, отправился к булыжникам. Обещанную зарплату надо отрабатывать…

Странно, что я нигде не наблюдал Василия, хотя двигался в его сторону. Ивана с Петром тоже не видно, но это понятно, мы с ними двигались в противоположном направлении, а вот куда подевался Васька… Ладно, мы с ним теперь не друзья, и я за него не отвечаю. Хотя… А вот и куча булыжников. Она не такая как предыдущая, совершенно бесформенная, даже цвет у нее немного другой, буроватый. Я начал осматривать камни, разбирая кучу. Точно, у них цвет другой. В этой куче «пирамидон» различить легко, даже не надо вести глубокие раскопки. Однако, искомый минерал не просматривался. Тут пришла в голову мысль: надо попробовать расколоть этот камень, может он расколется. Интересно, как он выглядит внутри. Я подобрал плоский камень, угловатый, но плоский. Такой должен расколоться. Далеко кидать не стал, размахнулся и грохнул прямо перед собой.

Да… Бог ума не дал, ведь знал, что если бывает хлопок, то камень отскакивает по непредсказуемой траектории. Вот и теперь, я сначала услышал хлопок, а потом почувствовал удар по лбу. От неожиданности сел. Голова гудела. Хорошо, что шляпа смягчила удар, и крови не было, но синяк будет неслабый. Я сел на камни и зажал голову руками, постепенно приходя в себя. Похоже, живу по принципу: ни дня без приключений… Васька куда-то пропал, сумею ли добрести до лагеря? Наверное час просидел возле этой кучи со своей контуженной черепушкой. Потом сообразил, после хлопка мне ведь награда полагается в виде черно-матового шарика. Начал искать. Пока искал, боль в голове прошла совсем, шишка-то, конечно, останется, но это уже мелочи жизни. Шарик тоже нашелся, только он был не матово-черный, а матово-синий, но размер тот же. Время подходило к обеду и, похоже, что я опаздывал.

Опоздал на четверть часа, зато по поводу шишки на лбу, никто вопросов не задал. Только Иван, широко улыбнувшись, пропел куплет песенки футбольных фанатов.

Удар короток,

И мяч в воротах.

Кто кому на этот раз

Выбил глаз?

Васька старательно меня не замечал, Петр даже виду не подал, что в моей внешности что-то изменилось. Только во взгляде Эльвиры я уловил сочувствие, но и она вопроса не задала. Мой улов «пирамидона» шеф, как обычно, записал в тетрадку, не говоря ни слова.

После обеда я вместе со всеми вышел в поле. В этот раз мое внимание привлек Василий. Едва мы с ним разошлись в стороны, он как-то странно стал вертеть башкой, оглядываться. Скоро я понял: он старается пропасть из виду и больше всего его напрягает мое присутствие. Неужели собрался к водопаду? Но тут я сообразил, что Василий, единственный из всех нас, у водопада ни разу не был, и знает о нем только по рассказам. Ясное дело, надо наверстывать упущенное. Я тут ему даже сочувствовал, поэтому инсценировал свое исчезновение, спрятавшись за очередной кучей булыжников. «У нас не работа, а игра в казаки-разбойники, – подумал я. – Хотя… и работа тоже». Осторожно выглянув из-за своего укрытия, я увидел, как Василий большими скачками несется к скальному массиву, который переходил в сплошную стену. Как только он исчез за скальным выступом, я встал и вышел из-за своего укрытия. Интересно, что он там нашел. Может настоящую жилу «пирамидона», а может что поинтересней…

Вслед за Васькой я не пошел. Пусть хранит свою тайну. В этой экспедиции у всех есть тайны, теперь и Василий подключился к таинственной жизни. Я немного побродил по каменной пустоши, безрезультатно, конечно, и быстрым шагом отправился в лес к водопаду. «Приду к вечеру пустой, – решил я. – Посмотрим, как шеф отреагирует».

У водопада я, конечно, никого не застал, на той стороне скамейка тоже пустовала. Хоть я и не ожидал встречи со своей малолетней дамой сердца, но настроение испортилось. С пригорка я видел хуторок и даже какое-то движение во дворе дома, но ничего определенного не увидел. Делать было нечего, и я собрался возвращаться на каменную пустошь, но тут увидел едва заметную тропку, которая вела к скалам, где журчал водопад. Естественно, я прошел туда. Тропка стала спускаться вниз, потом круто пошла вверх на скалы и, наконец, вывела меня к обрыву. Осторожно подойдя к краю, я увидел внизу, метрах в пятидесяти, цветущую долину. Там были и фруктовые сады и возделанные поля и несколько строений: избы и хозяйственные постройки. Все рассмотреть не удавалось, далековато было. Но главное, там были люди и животные, в смысле коровы и лошади. Небольшая деревенька, определил я. Люди работают в полях и на приусадебных участках. Оказывается, вокруг нас жизнь бьет ключом, а мы там от вертолета зависим. Небось, в деревеньке и сельмаг есть. Только почему-то по-русски они не говорят… Я долго лежал на пузе на краю обрыва, наблюдая сельскую идиллию. Затем не спеша отправился обратно.

Тут мне пришла в голову дикая мысль. А вдруг там вообще заграница? Ведь по-русски никто не говорит. Горный хребет – естественная граница между странами. А этот проход через гроты – природная случайность и наша работа в поле – чистой воды контрабанда, если не сказать хуже…

С Василием мы встретились на входе в грот. Я шел налегке, а он еле тащил свой рюкзак. Ваське надо было помочь, но не знал как предложить, чтоб не нарваться на неприятность… Однако, Василий сам попросил о помощи. От его недружелюбия не осталось и следа. Я бы даже сказал, что он весь лучился радостью. Неужели его так обрадовали залежи «пирамидона», которые он где-то раздобыл?

Шеф деловито, как всегда, взвесил Васькин улов, записал его в тетрадь, но не сказал ни слова. На меня, с моим пустым мешком вообще не обратил внимания. Иван и Петр явились не с пустыми руками, но Васькин рекорд, конечно, не побили.

На ужин из горячего был только чай, значит, повариха опять в гостях. Это сразу было видно, даже думать не надо. Роман Сергеевич был хмур и сосредоточен, Иван с Петром спокойно переговаривались о чем-то своем, Эльвиры нигде не видать. А вот Василий меня удивил еще раз. Он лежал возле палатки и курил сигарету с блаженной улыбкой не лице. Надо же, три дня как получил у своей девушки отставку и, вместо того, чтоб страдать и переживать, лежит с довольной рожей, как кот, объевшийся сметаны. Я, как бы между прочим, поинтересовался, где он надыбал столько «пирамидона», но Василий с той же блаженной улыбкой махнул рукой в сторону грота и сказал: «Там!» Ясное дело, что там… Мне вот, столько за неделю не собрать, а он за три часа. Ладно. Похоже у моего друга свои тайны завелись… Сам потом расскажет. А я достал черный шарик и решил сегодня подарить его Эльвире. Зачем мне два одинаковых шарика, а Элька у нас единственная женщина на всю компанию.

Через два часа, как по распорядку меня снова вызвал шеф и дал то же поручение, доставить его дочуню в лагерь. Эльвира опять задерживалась. Я предложил захватить для компании Василия, но шеф, коротко ответил: «Нет!»

Ну нет, так нет, мне и одному не в лом. Да и хорошо, что не взял своего друга. Хоть он уже остыл от своих переживаний, но увидеть Эльвиру не одну и не с моей малолетней подружкой, а с молодым парнем… Не понравилось бы ему это. Встретил я их там же у водопада на скамейке. Парень был с меня ростом, светловолосый, голубоглазый красавец. Возраст тоже как у нас с Васькой, только на лице бородка уже наметилась. Модные черные брюки и черная курточка в полумраке скрадывали фигуру. А Элька прямо глаз с него не сводила. Вот тебе и Ромео с Джульеттой. Как быстро она переключилась… Ну, да дело не мое.

– Знакомьтесь, – сказала она. – Это мой коллега Матвей…

С чего это вдруг я ее коллега? Руку я протянул, парень руку пожал и назвался.

– Суаор, – сказал он и слегка наклонил голову.

– Матвей, – повторил я сделав аналогичный жест.

Тут Элька опять меня удивила, она сказала парню несколько слов на непонятном языке и помахав ему рукой пошла в сторону леса. Я, естественно, последовал за ней, а Суаор отправился в противоположную сторону, очевидно, к себе домой.

– Ему нельзя переходить на нашу сторону водопада, – сказал она, когда я догнал ее.

– Почему? – спросил я, хотя мне было наплевать на него и его запреты, просто так спросил.

– Он сказал, что за лесом плохая земля, если там долго находиться, то он может погибнуть.

– Ни хрена себе! – удивился я. – Он может погибнуть, а мы? Может мы тут радиоактивные камушки собираем…

– Нет, нет! – энергично запротестовала Эльвира. – Папа сказал, что никакой радиации тут нет. Ну, сам подумай, стали бы эти камни так хранить, и так перевозить? Нет, тут дело не в радиации. Тут что-то другое… Просто он не такой как мы…

Я не стал продолжать тему радиации, поскольку понимал, что Роман Сергеевич ни в коем случае не стал бы подвергать свою дочь опасности. Да и вообще, решил больше не любопытничать, еще подумает, что я труса праздную…

– У меня для тебя есть небольшой презент, – сказал я, меняя тему, и достал из кармана шарик.

Эльвира шарик взяла, повертела его в руках и неожиданно чмокнула меня в щеку. Хорошо, что Васьки нет поблизости…

– Спасибо, Матвей, – с каким-то проникновением сказала она, будто я подарил ей золотое колечко, а не бесполезный камешек.

– Пожалуйста, – пожав плечами, ответил я, давая понять, что для меня это сущая безделица. – Послушай, а откуда ты их язык знаешь?

– Да я и не знаю вовсе, – спокойно ответила она, – просто выучила несколько слов, это не трудно.

Дальше мы шли молча. Я решал проблему: говорить своему другу о новом кавалере Эльвиры, или умолчать. По законам мужской дружбы, вроде, должен сказать, но опять же, как мужчина, не должен говорить. Какой-то замкнутый круг… Наконец, решил: скажу, если спросит.

Но Васька не спросил. Он даже не взглянул на свою бывшую подругу. Сидел с отрешенным видом, витая в облаках. Небось, строит воздушные замки из «пирамидона». Я еще в тот раз заметил, что его камни все ровные и похожие на кирпичи. Ну да бог с ним…

На следующий день полевые работы продолжились обычным порядком. Ну, это для шефа – обычным порядком, может для остальных тоже, только не для меня.

Как обычно, мы с Василием разошлись в стороны. Я держался ближе к лесу, а он постепенно двигался к скалам. Мы смотрели и под ноги и по сторонам, но главное, незаметно поглядывали друг на друга. Он – для того, чтоб незаметно улизнуть, я – чтоб засечь место его исчезновения. Наконец я, спускаясь к лесу, наклонился над очередным камнем, а когда поднял голову, Василий исчез. Но на сей раз я хорошо приметил место. Теперь надо пройти туда, но не напрямую, а по дуге и «нечаянно» выйти на это место. Только осуществить коварный план не удалось…

– Матуэй! – раздался детский возглас.

Ко мне из леса шла моя принцесса Лея. Я сначала обрадовался встрече с моей «дамой сердца», но потом, вспомнив вчерашний разговор с Эльвирой, испугался за нее. Ведь получалось, что нельзя ей здесь находиться.

Я быстро подошел к ней и стал знаками и словами объяснять девчушке, что тут плохое место и ей надо возвращаться обратно. Она смотрела на меня с хитрым прищуром, пряча одну руку за спиной, а потом вдруг резко вытянула ее вперед и раскрыла ладонь. Тут я увидел черный шарик, который подарил ей при первой встрече. Дальше мы общались с ней знаками и междомедиями, но я понял, что с этим шариком она может ходить по плохой земле без ущерба для своего здоровья. Все это походило на детскую сказку, в которую я почему-то поверил. А что мне оставалось делать? Возвращаться она решительно не хотела. Наоборот! Она взяла меня за руку и повела дальше к камням, где я вчера занимался поисками «пирамидона». А дальше начались вообще чудеса. Мы с ней ходили по камням, она каким-то чутьем находила «пирамидон» и показывала его мне. Я складывал находку в рюкзак и уже через полчаса тот стал почти неподъемным. Увидев, что я больше не унесу, малышка помахала мне рукой и убежала к водопаду. Там ее наверняка ждал Виктор. А я, наверное, сегодня выполнил недельную норму по сбору «пирамидона»

Возвращаясь на обед с полным рюкзаком, я встретил Василия, который тоже тащил неподъемный рюкзак и явно рассчитывал на мою помощь. Увидев меня, он раскрыл рот от изумления, потом покачал головой, и мы поволокли свою добычу каждый самостоятельно.

Шеф, принимая продукцию, образно выражаясь, ни малейшего удивления не высказал, как обычно все взвесил и записал в тетрадь. «Интересно, – подумал я, – если ему пригнать самосвал этого белнадона, он тоже молча все примет?»

– Может, мы зря так корячимся? – сказал я Ваське, когда мы вышли к лагерю. – По моему Роману Сергеевичу все равно, сколько «пирамидона» мы притащим…

– Мне тоже так кажется, – вздохнул Василий. – После обеда столько не потащу.

– Ты какой-то склад потрошишь? – спросил я.

– А ты? – задал он встречный вопрос.

– Мне тут одна местная жительница помогает, – честно ответил я.

– Здорово! – восхитился он. – А как зовут?

– Я называю ее принцесса Лея, она отзывается…

– Красивая?

– Красивая, только маленькая еще. Лет шесть на вид…

– И что? Неужели ее одну отпускают тут бродить? Хотя тут вообще-то безопасно. Кроме нас никого нет. А как она помогает?

– Она этот минерал чувствует на расстоянии и показывает мне. А я просто в рюкзак складываю.

– Чудеса…

– Чудеса, – подтвердил я. – А ты тоже помощников нашел?

– Я… Нет, я нашел чьи-то припасы… Да в общем, это уже не важно. Давай договоримся: будем сдавать по две штуки… Раз шефу наплевать на количество, зачем надрываться. Он ведь даже не рассказал, что это за минерал для, чего нужен…

На том мы с Васькой и порешили. После обеда приволокли по паре камней, и без малейших угрызений, отправились на ужин. Не знаю как Василий, а я эту пару камней добросовестно искал три часа, поскольку моя добровольная помощница больше не появлялась. Я сообщил об этом своему другу и тот пообещал в оставшиеся три дня меня выручать. Ну, чтоб не с пустыми руками мне являться.

Вечером я ждал от шефа обычной просьбы проводить домой его дщерь. Однако приглашения не последовало. Мало того, Эльвира явилась сама и вовремя. Я, проходя мимо, не удержался и спросил:

– Сегодня одна до лагеря добралась?

– Нет, Суаор проводил, – смутившись, ответила она.

– А как же тогда… – удивленно начал я.

– Благодаря твоему камешку, – ответила Эля.

Но я уже понял. Значит, мой шарик перекочевал в карман к ее дружку, и теперь он может ходить в плохие земли. Сказка продолжается и чем дальше, тем интересней. Правда через три дня все закончится, но я не жалею и продолжения не хочу.

Иван с Петром где-то бродили, а мы с Василием устраивались на ночь. Мы опять были дружны и неразлучны и на Эльвиру он больше не смотрел. Я собирался ему задать пару вопросов, хоть любопытство это удел женщин, но все же некоторые вещи я имею право знать.

– Василий, – вздохнув начал я, – вот ответь мне на два простых вопроса. Где мы находимся и чем мы занимаемся? Шефу, как я понял, на этот белнадон глубоко наплевать. А тот мир, где мы его добываем, какой-то уж слишком потусторонний…

– Думаешь, я знаю? – усмехнулся Василий. – Меня в эту экспедицию Элька позвала. Спроси у нее, вы же теперь друзья…

– Никакие мы не друзья, – раздраженно ответил я. – Ты с ней «дружил» гораздо дольше, чем я.

– Не кипятись, – ответил Васька, – скорее всего она и сама ничего не знает, надо у Романа Сергеевича спрашивать… Только зачем спрашивать? Через три дня мы отсюда улетаем, отработку нам зачтут, денежки выплатят. Зачем вопросы? Меньше знаешь, крепче спишь.

Мы замолчали. Вообще-то Василий прав. Давно ли прошли сталинские времена. А вдруг мы работаем на территории иностранной державы? Имеем контакты с иностранными гражданами? За такие дела, конечно, в тюрьму не закатают, но из института выпрут.

Когда на другой день мы с Василием вышли в поле, он сразу заявил мне:

– Слушай, Матвей, у меня тут кое-какие дела наметились. Ты за мной не ходи. Погуляй в лесочке, к подруге своей сходи, встретимся у входа в грот в двенадцать часов. Камни я на тебя возьму… Лады?

– Лады, – пожал плечами я.

Мне не то, чтобы интересно было, что у него за дела нарисовались. Просто раздражала таинственность. У всех тут важные и тайные дела, я один лопух, получается… Васька ушел, я даже смотреть не стал в его сторону. Хочешь играть в секретики? Изволь… А ведь еще неделю назад Василий сам был в таком же положении. Все были в курсе дел семейства Набель, только Василий ничего не знал. Теперь, я на его месте…

Обернувшись к лесу, я увидел, что ко мне бодрым шагом движется Лея. В этот раз на ней были брючки и курточка, да те же красные ботиночки на вырост. Неподражаемо картавя, она поприветствовала меня, я естественно ответил ей так же. Очевидно, сейчас она потащит меня на поиски «пирамидона». Надо как то втолковать ей, что этот процесс уже не актуален… Я начал с простого, – ткнул ее пальцем в грудь и сказал: «Лея?» Она повторила довольно внятно, потом я ткнул себя и сказал Матвей? «Матуэй, – повторила она». Но на этом урок обучения языку закончился, поскольку она схватила меня за руку и потащила вперед. Вырываться было глупо, и я пошел.

Теперь она вела меня не к «пирамидону», а в сторону скал, где исчезал Василий. «Все ясно, – понял я, – сейчас покажет мне Васькин клад и убежит восвояси». Почти угадал. За одной из скал, я увидел полого уходящий вниз туннель и довольно широкий. Моя провожатая тянула меня именно туда. Туннель был длинный, но совершенно прямой, поскольку с противоположного конца был виден свет. Внутри было сумрачно, и мы поначалу шли медленно, пока глаза привыкали к полумраку. Потом Лея дернула меня за руку и указала на кучу возле стены. Даже в полумраке я понял, что это «пирамидон», который приносил Васька. Кирпичи правильной формы были именно тем минералом, поисками которого нам надлежало заниматься.

Я показал рукой вперед, на выход из туннеля, а на «пирамидон» показал открытую ладонь. Этот знак должен означать, что я хочу посмотреть, что впереди, а минерал подождет. Не знаю, как мою мимику истолковала провожатая, но она отпустила мою руку и быстро зашагала к противоположному концу туннеля. Путь занял минут двадцать, тут было явно больше километра. Зато когда мы вышли из туннеля, я едва не выпал в осадок…

Передо мной открылась цветущая долина с настоящей травой и фруктовыми деревьями. Сад, одним словом. Моя провожатая явно была тут не впервые, поскольку снова взяла меня за руку и повела по тропинке, которая петляла среди декоративного, красиво постриженного кустарника. За очередным поворотом я опять чуть не рухнул от неожиданности, поскольку увидел скамейку, которая, к счастью, стояла спиной ко мне. На скамейке сидел Василий, его-то фигуру не узнать со спины я не мог, даже если бы на нем не было армейской шляпы. Но не Васька меня удивил, я еще когда шел по туннелю, подозревал, что встречу его тут. Тут другое. На скамейке рядом с Василием сидела девушка, у нее были такие же пепельные волосы, как у Леи. Хотя я видел ее со спины, сразу определил, что она нашего возраста, а некоторое сходство с моей провожатой позволяло заподозрить родство. Наверное, сестра Леи.

Пока я разглядывал со спины эту парочку, Василий времени не терял и попытался обнять свою соседку. Та зябко повела плечами, но Васькину руку не убрала. Я посмотрел на свою малышку, та стояла и с хитринкой щурилась на меня, спрятав одну руку за спину. Я, глядя на нее, развел руками. Ну что теперь делать? Ну, это я не знал: что делать, Лея, похоже, знала. Она вышла вперед и предстала перед парочкой. Я продолжал стоять сзади. Васькина подруга заговорила с ней. В мою сторону никто не обернулся. О чем они говорят я, естественно, не знал. Василий в разговоре не участвовал. А как он мог участвовать, если языка не знал? Просто таращился на свою подругу влюбленными глазами, а у меня была альтернатива: уйти по тихому, или объявиться. Решил уйти, чтоб не травмировать Васькину психику. Пусть ловит кайф последние денечки. Я помахал Лее рукой и рванул обратно.

Меня никто не окликнул, значит, моя малышка правильно меня поняла, и я ушел незамеченным. На обратном пути, взяв пару кирпичей «пирамидона», стал поджидать Василия, но не прямо перед туннелем, а в отдалении. Он появился за пять минут до нашего планируемого возвращения на обед. Сразу сунул мне пару кирпичей «пирамидона», как мы и договаривались вчера. Вид у него был сияющий а настроение приподнятое… А чему радоваться-то, ведь еще два дня и алес… Мне и то жаль будет расставаться со своей малолетней дамой сердца… Как все странно, однако. Вот Василий и Эльвира приехали сюда две недели назад как Ромео и Джульетта. Теперь у Эльвиры другой Ромео, а у Василия другая Джульетта. Даже у меня появились друзья: Виктор и Лея…

День сюрпризов, для меня на этом не кончился. Впрочем, сюрприз оказался для всех членов экспедиции, просто мы с Василием узнали о нем последние. Когда мы, сдав наш улов, вышли в лагерь, на площадке перед нашей палаткой стоял вертолет, а Иван с Петром деловито таскали в него ящики с остатками пропитания с нашим «пирамидоном»…

– Сворачиваемся, – объявил шеф. – Обед отменяется, сейчас грузим оборудование и улетаем в Абакан, оттуда поездом домой…

Прошел месяц после нашей отработки и внезапного убытия с места работ. Собственно, наш отъезд был больше похож на бегство. И теперь вот, спустя месяц, в середине августа, мы втроем: я Эля и Василий лежим на диком пляже нашего Еленского озера, загораем… Кончаются последние денечки летних студенческих каникул.

Не знаю, о чем сейчас думают Эля с Василием, а я вот никак не могу осознать: были ли те события месячной давности или все мне примлилось? Нет, денежки за работу в геологической экспедиции я получил и даже расписался в каких-то ведомостях. А вот были ли события связанные с моим знакомством с тамошними жителями? Была ли принцесса Лея, ее брат Виктор? Я смотрю на Василия и Элю. Они по-прежнему вместе, и не вериться, что между ними был разрыв. Отношения между ними ровные, дружеские, никаких шекспировских страстей не наблюдается…

С момента вылета в Абакан, никто из нас и словом не обмолвился о наших полевых работах в этой геологической партии, об этом странном минерале «белнадон», поисками которого мы занимались, причем, весьма успешными поисками…

Я смотрел в небо, подставив августовскому солнцу свое не очень загоревшее пузо. Василий с Элей выглядели аналогично. По небу медленно ползли облака, так же медленно ползли мысли в моей голове. Что-то было не так… не так… Слева от меня на синем покрывале лежал Васька. Он только что окунулся в озере, и теперь от холода его кожа стала пупырчатой. Рядом с ним лежала Эльвира, она не купалась, ее оранжевый купальник был совершенно сухой, лежала она на животе, положив голову на руки, и смотрела на озеро. Я на озеро не смотрел. Чего на него смотреть? Одна и та же картина: блестящая гладь воды и лес на противоположном берегу. С детства знакомый вид. А вот облака на небе каждый раз разные. Образуют совершенно новые рисунки и можно воображать себе любые фигуры. Вот гигантский заяц догоняет маленького слона и сейчас его проглотит… А вот, огромный самолет идет на посадку…

– Люська замуж вышла, – сказал вдруг Василий.

– Туда ей и дорога, – ответил я, вспомнив нашу прошлогоднюю встречу на этом самом месте.

– А у меня родители разводятся, – совсем бесцветным голосом тихо сказала Эльвира.

Я не знал, что сказать… Что можно вообще сказать в этом случае? Мы с Васькой посмотрели на нее. Она продолжала лежать на животе и смотрела на озеро. Тут Василий быстро наклонился и поцеловал ее в плечо. Я отвернулся и снова стал смотреть на облака… Нет, ничего мне не примлилось в этой геологической экспедиции. И доказательства тому два каменных шарика: черный и синий, которые теперь лежат у меня дома в ящике стола. И где-то живет на свете принцесса Лея и ее брат Виктор. Через двенадцать лет она станет взрослой девушкой, я найду ее и женюсь на ней…

– Как не хочется домой возвращаться, – вставая с покрывала, сказала Эльвира. – Хорошо, что я учусь в Свердловске. Послезавтра уеду…

Мы с Василием тоже встали и стащили нашу лодку в воду. Пора возвращать плавсредство на лодочную станцию. Мне стало жалко Эльвиру, у Василия вообще убитый вид, но ведь тут вообще ничем не поможешь. Развод родителей – это стихийное бедствие, его надо пережить.

У меня дома, слава богу, стихийных бедствий не намечалось. Даже наоборот. Мать ходила гордая, поскольку Софья начала сниматься в каком-то фильме, о чем она с гордостью сообщила в очередном письме. Правда о своей роли она ничего не писала и даже не сообщила названия фильма. На всякий случай я просмотрел все последние кинофильмы, сделанные на «Ленфильме», внимательно читая титры. Ведь Сонька может загримироваться так, что рядом пройдешь и не узнаешь… Ну, в общем, надо ждать более вразумительного письма… Отец это сообщение в серьез не воспринял, а мне посоветовал не терять зря время и деньги.

– Небось, снялась в массовке на заднем плане и ходит довольная… Актриса! – сказал он.

«Может оно и так, – подумал я, – а может, и нет». Хвастовства за ней я раньше не замечал. Может, еще гордиться буду своей сестрой. Вдруг она Любовь Орлову затмит! Вот будет номер.

Быстро пролетели последние деньки каникул. Здравствуй ВУЗ, вот он я, готов к учебе. Здравствуй второй курс, теперь-то уж я знал, что к чему и почему. Это в прошлом году первые дни сентября бегал по институту, как заблудившийся теленок. Теперь сам первокурсникам подсказываю: где что находится. В душе-то все равно сетую, что желанной радиотехники, как не было, так и нет. Общеобразовательных предметов полно: математика, физика, химия… ну, да ладно. Началась военная подготовка, один день в неделю. Зато целый день мы были курсантами и жили по распорядку, как в армии. Ну, это нам так внушали, что с восьми утра и до пяти вечера мы на службе. Зато как повезло нашим девицам. У них-то военки не было, а вместо нее был свободный день. Зато потом, после четвертого курса нам, пацанам, присвоят звание офицера запаса, а девицы так и останутся невоеннообязанными.

Студенчество – пора надежд

Учеба быстро вошла в привычное русло. Уже не пугали зачеты и грядущая зимняя сессия. Практические задания выполнялись не вызывая панического ужаса. Напрягала только военка, но и то первое время. Резкие, отрывистые команды офицеров, которые вели занятия, первое время заставляли вздрагивать, затем тоже стали привычными. Упражнения с карабином, которые поначалу вызывали смешки, даже понравились, а беготня с автоматами по осеннему лесу и имитация атаки на противника, напоминали сдачу нормативов ГТО.

Отдельно надо сказать о единственном гуманитарном предмете, который появился взамен пройденной «Истории КПСС», – это «Марксистко – Ленинская философия». Сам предмет – философия, поначалу вызывал у меня отторжение, поскольку еще с детства друзья отца называли этим словом пустую и неинтересную литературу. Но поскольку предмет обязателен к изучению, я готовился заучивать и запоминать. Однако все оказалось не совсем так, поскольку первый раздел «Диалектический материализм» начинался с древнегреческих философов, о которых, кстати, ходило множество анекдотов. Диогена в бочке знают все. Но не все знают, до чего он додумался сидя в бочке…

А я вот понял, что восприятие предмета, именно такого предмета как философия во многом зависят от преподавателя. А преподавателем была Софья Иосифовна Гревицкая. Достаточно только взглянуть на нее, чтоб сразу захотелось изучать ее предмет. Но сначала надо описать ее саму, а это не просто. Иссиня черные вьющиеся волосы до плеч, казалось, никто и никогда не укладывал их в прическу, сама природа сделала их такими. Ее смуглое лицо и нос с горбинкой не оставляли сомнений в ее национальной принадлежности. А глаза… Нет, чтоб описать их нужен особый талант. Они большие, совершенно черные, наполненные внутренним светом, который мог ослепить, если она будет смотреть в упор. Да уж, этот обжигающий взгляд описать невозможно. Зато описать фигуру очень даже возможно, собственно, ее уже описал Рембрандт. Только он поторопился, если бы он увидел Софью Иосифовну и уговорил ее позировать, то в Лувре, вместо Данаи, висела бы другая картина, может, с тем же названием… Короче, фигура этой взрослой уже женщины, была на все сто. Ну, а возраст – лет тридцать пять… Определять возраст женщины, которой уже за тридцать, в наше время занятие глупое и бесполезное. Косметика творит чудеса. Правда, глядя на Софью Иосифовну, хочется верить в совсем другие чудеса, не косметические.

Однако внешность, это еще на все достоинства нашей преподавательницы. Про человека иногда говорят, что у него не так язык подвешен. Это если он двух слов связать не может. Так вот, у Гревицкой язык был подвешен так, как ни у кого другого. Ее речь всегда текла плавно, внятно, а логические построения не оставляли место сомнениям. Когда она рассказывала о различных фазах общественного строя, приводя примеры из истории, не оставалось никаких сомнений, что феодализм должен превратиться в капитализм, затем в империализм, а дальше неизбежно в социализм и коммунизм.

Логические построения были безупречны, примеры истории достоверны, ссылки на мировые авторитеты вкраплялись как бриллианты в золотое колечко и все выглядело так красиво… Сама она общалась со студентами с подкупающей непосредственностью и была готова ответить на любой вопрос, пусть даже самый каверзный. И такой вопрос однажды последовал от студентки с нашего потока, девушки умной, но не наделенной от природы столь выдающейся внешностью. Нет, она тоже была по своему хороша… Да вопрос не об этом. Девушка просто спросила: «А вот вы сами верите в коммунизм?»

– Я вам отвечу, – начала Софья Иосифовна, – хоть это и обидно получать такие вопросы. И вам я советую обижаться, если услышите подобный вопрос…

Дальше ее речь плавно перетекла к сути коммунистического общества, к порочной сущности капитализма. В течение ее десятиминутного ответа было сказано много слов, подтверждающих коммунистическое мировосприятие, как единственно правильное, не было только прямого ответа: «Да, верю!» В результате, на лице любознательной девицы, промелькнула торжествующая улыбка, а прозвеневший звонок, и возникший вслед за ним обычный шум, поставил точку в дискуссии.

Учеба продолжалась, но занимала меньше времени, чем на первом курсе. А самое главное не было страха отчисления за неуспеваемость. Две сессии уже позади. Это я к тому, что сердце жаждало романтики и романтических отношений… Ну, не было у меня теперь дамы сердца или любимой девушки, с которой можно гулять, если не ночи напролет, то хотя бы встречаться и строить планы на будущую жизнь, или просто встречаться… У Василия была Эля, правда училась в другом городе и на горного инженера, но ведь была…

Я попытался восстановить отношения с Риммой. Нет. К ней домой не пошел, банально подкараулил возле дома. Однако, мне деликатно дали понять, что мой поезд ушел, и виноват в этом только я. Ну, да, права она, спорить глупо… Зато теперь я совершенно свободен в выборе… Кого захочу, того и выберу. Могу даже за Софьей Иосифовной приударить… А что? Профессора женятся на студентках сплошь и рядом, почему нельзя наоборот? Васька где-то прознал, что она как раз в разводе… Да, уж… Дурень я однако. Стоит только представить, что будет с матерью, если я приведу ее домой.

Студенческих вечеров на курсе почему-то не проводилось. Устраивали вечеринки в группах по поводу седьмого ноября, нового года или просто так, как говорили «насчет картошки дров поджарить». Но девочек в группе было вдвое меньше, чем мальчиков, да и не внушали они мне страсти нежной… Технический ВУЗ имеет свою специфику. Вот в гуманитарных ВУЗах соотношение полов обратное, это каждый знает.

На новый год, как обычно, собрались праздновать с группой на квартире одной однокурсницы. На нетрезвую голову девушки всегда кажутся красивше, эта истина всем известна. Пьянка удалась на славу. Танцы под магнитофон и песни Окуджавы, дамы были нарасхват, поскольку без всякой статистики на восемь девчонок было пятнадцать ребят. А под конец едва не случилась драка, поскольку не все знали «меру в женщинах и в пиве», как пел с того же магнитофона другой наш кумир: Владимир Высоцкий. Никаких чудес со мной в итоге не случилось, как был ни с кем, так и остался.

Началась зачетная неделя, а потом сессия. Пять зачетов и шесть экзаменов заняли весь январь, а две недели февраля каникулы… Время летит… Наши с Василием лыжные походы по Еленскому озеру продолжились. Один раз с нами была Эльвира, которая приехала домой на каникулы. Мы с Василием не спрашивали, с кем она сейчас живет: с отцом или с матерью. Не наше это дело, захочет сама расскажет. О наших летних приключениях тоже не говорили. Старательно избегали разговоров о прошлом. Василий, правда, один раз обмолвился, что хорошо бы повторить прошлогоднюю экспедицию, но Эльвира сразу замкнулась и замолчала. Мы тоже не стали развивать тему… Похоже летняя отработка у меня будет где-нибудь в стройотряде. Эля скоро уехала, а мы с Василием продолжили лыжные походы.

В последний день зимних каникул я был дома. Мы были вдвоем с отцом, поскольку мать уехала в Питер к Софье. Кинозвездой она не стала, так я и не увидел фильма с ее участием. То ли вырезали сцену, то ли весь фильм того… Такое тоже бывает. Теперь у Софьи другая ипостась, она готовится стать матерью. Отец сказал, что эта роль у нее получится. Она у всех получается. Я недавно Люську видел, нашу одноклассницу, бывшую Васькину любовь, и она тоже того, готовится стать матерью…