Пролог
(Племя Вазимба, 12 000 лет назад. Глубокие пещеры Килиманджаро)
Три фигуры с кожей цвета вулканического стекла стояли в кругу. Их тени дрожали на стенах под сиянием синих кристаллов, свисающих с потолка, словно сталактиты.
В центре зала находился бассейн в форме слона. Вместо воды в нём переливалась густая серая субстанция, похожая на ртуть.
– Оно просыпается, – прошептал Старейший, и поверхность бассейна вздыбилась волнами.
Младший вазимба поднял два камня: маленький танзанит и больший, внутри которого пульсировали золотые нити. Он соединил их и провёл остриём по ладони. Кровь стекала в камень. Золотые нити оживали, превращаясь в крошечных змей, что сплетались в спираль, похожую на ДНК.
– Только наша кровь усмирит его, – сказал он.
Старейший опустил кристалл в бассейн. Ртуть застыла, превратившись в зеркало. В нём отражалось небо с созвездием Слона.
На стене они высекли пророчество:
"Когда синее пламя
Лизнёт вершину мира,
Ищи того, в чьих жилах
Течёт песня камней."
Внезапно зеркало треснуло, и из трещин полезли синие щупальца света. Вазимба растворились во тьме, оставив после себя только: окаменевшие капли крови на полу Танзанитовый кристалл с застывшей внутри золотой спиралью.
Глава 1: Начало приключений
Наши дни, Лондон, кафе "The Wanderer's Nook", 5 ноября, 18:47
Дождь барабанил по стеклу, превращая улицу за окном в размытый акварельный фон. Внутри кафе было тепло: тусклые абажуры отбрасывали золотистый свет на потрескавшиеся деревянные столики, в воздухе пахло корицей и свежемолотым кофе. За дальним столиком, словно прячась от города, сидели четверо друзей: Эмма, Джеймс, София и Алекс. Их дружба началась ещё в школьные годы, но с тех пор, как все начали работать, встречи стали редкостью.
Эмма работала археологом в Британском музее. Её дни проходили в архивах и на раскопках, где она часами скрупулёзно изучала древние артефакты. Её работа приносила ей удовлетворение, но в личной жизни всё было не так гладко. Недавно Эмма рассталась с молодым человеком, с которым встречалась несколько лет. Теперь ей хотелось отвлечься от грустных мыслей и найти новые впечатления.
Джеймс был известным фотографом-натуралистом, чьи работы часто публиковались в престижных журналах. Он много путешествовал, но это сказывалось на его отношениях с семьёй и друзьями. Недавно он развёлся с женой, так как его постоянные разъезды и увлечённость работой сделали совместную жизнь невыносимой. Теперь Джеймс хотел не просто убежать от проблем, но и заново обрести гармонию с самим собой.
София, ботаник по профессии, преподавала в университете. Она обожала своё дело, но бюрократия и рутинные задания отнимали много сил. В личной жизни Софии тоже не было стабильности. Она долгое время встречалась с коллегой, но их отношения зашли в тупик. София мечтала о свежем воздухе, новых открытиях и, возможно, о новом начале.
Алекс был писателем. Его романы пользовались популярностью, но последний год он испытывал творческий кризис. Ему не хватало вдохновения, и он надеялся, что новое путешествие поможет ему снова найти музу. В личной жизни у Алекса тоже не всё было гладко. Он расстался с девушкой, которая не понимала его стремления к уединению и постоянным размышлениям.
Эмма сидела, обхватив руками чашку с остывшим латте. Её пальцы – обычно уверенные при работе с хрупкими артефактами – сейчас дрожали. На безымянном пальце заметно выделялся бледный след от кольца, снятого всего две недели назад.
Её ногти, покрытые потрескавшимся лаком цвета танзанита, выдавали месяцы стресса. Последний год в Британском музее превратился в ад – бесконечные отчёты, зависть коллег и это постоянное чувство, что настоящая археология где-то там, за пыльными витринами.
Грохот упавшей чашки заставил всех вздрогнуть. Эмма вскочила, её каштановые волосы выбились из небрежного пучка.
– Боже, мы просто жалкие! – её голос сорвался. – Мы сидим здесь, с нашими…
Джеймс поднял голову от своего тройного эспрессо. Его борода, обычно аккуратная, сейчас была небрежно подстрижена.
– С нашими чем? – резко перебил Джеймс. – С нашими разбитыми сердцами? С нашими неудавшимися жизнями?
Он щёлкнул затвором камеры, ловя искажённое отражение Эммы в кофейной чашке.
– Перестань! – резко оборвала его Эмма. – Я не очередной твой "меланхоличный кадр".
– Извини, рефлекс, – он убрал камеру. – Просто… я больше не чувствую кадр. Вчера снимал свадьбу – и вдруг осознал, что за год не сделал ни одной фотографии для себя.
Он достал телефон, показал экран:
– Вот, озеро Виктория. Мой друг Ричард снял на плёнку. Видишь этот свет? Как будто сама вода горит. А я. я даже не помню, когда последний раз видел закат.
София неожиданно рассмеялась – резко, почти истерично.
– Знаете, что я собрала за последний месяц? – Она швырнула на стол гербарий. Между страниц лежали жалкие листья платана из городского парка. – Великий ботаник София Грин! Изучает асфальтовую флору!
– Я так соскучилась по природе. Хотелось бы отправиться в настоящую экспедицию, а не просто проводить исследования в лаборатории". Она достала из кармана блокнот, показывая эскиз:
– Видите этот цветок? Impatiens kilimanjari. Растёт ТОЛЬКО на склонах Килиманджаро. Я мечтала о нём с университета.
Алекс поднял голову. Его ноутбук – обычно открытый – был захлопнут. На крышке треснула наклейка «Write or Die».
– Я больше не могу, – прошептал он. – Мой новый роман… это труп. И я похоронил в нём себя.
Алекс задумчиво посмотрел на своих друзей и сказал:
– Почему бы нам не устроить себе настоящее приключение? Мы всегда мечтали отправиться в Африку. Почему бы не сделать это сейчас?".
В этот момент Эмма медленно достаёт из потертой кожаной сумочки небольшой льняной мешочек. Из мешочка она извлекает костяной наконечник гарпуна – тщательно обработанный кусок древней кости, желтовато-коричневый от времени, с гладкой поверхностью, отполированной тысячелетиями.
– Восемьсот тысяч лет, – произносит она, переворачивая его в пальцах.
Наконечник длиной около 10 сантиметров, с аккуратно вырезанными зазубринами по краям – каждая насечка до сих пор острая, несмотря на возраст. На одном конце – следы скола, будто он сломался при ударе. На другом – едва заметные царапины, возможно, от тетивы или ремня.
– Это сделал Homo erectus, – говорит Эмма, проводя пальцем по зазубренному краю. – Человек, который ещё не был человеком в нашем понимании.
Она подносит его ближе к свету, и в потрескавшейся кости проступают тонкие прожилки, как карта забытой реки.
– Он держал это в руках, – шепчет она. – Охотился с этим. Может, это спасло ему жизнь. Найден в ущелье Олдувай, в Танзании.
Затем её взгляд падает на след от кольца на безымянном пальце, и она резко сжимает наконечник, чувствуя, как холод древней кости смешивается с жаром её ладони.
– А теперь представьте, что ещё там можно найти…
Она резко достаёт из сумки потрёпанный журнал, раскрывая его на странице с фотографией сине-фиолетовых кристаллов.
– А это – танзанит. Добывается в единственном месте на планете – у подножия Килиманджаро. – Её пальцы дрожат от возбуждения. – Представляете? Камень, который меняет цвет в зависимости от освещения… как наша жизнь могла бы измениться там!
София перебивает, ёрнически:
– О чёрт, Эм, ты говоришь об этом, как о любовном романе.
– Это не роман, это… – Эмма на секунду запинается, глядя в ладонь. Под столом она вертит маленького деревянного слона – подарок Харгривза. На хоботе – тонкая трещина, как морщина на старой фотографии. – …это обещание, которое я ещё не сдержала.
Алекс, косится на фигурку: – Снова профессор?
Эмма, негромко: – Он писал: “Мвека – это дверь. Ключ у того, кто носит слона”. София: – И ты решила поверить?
– Я верю не в чудеса. Я верю в Харгривза.
Она выложила на стол билет в Танзанию.
– Я купила его неделю назад. Хотела поехать одна. Но, похоже, нам всем нужен новый старт.
Пауза повисла так густо, что на стекле проступили новые капли. Джеймс медленно опустил камеру; София перестала теребить салфетку. Алекс снял цепочку с кольцом и положил рядом с билетом. В окне вспыхнула реклама авиалиний – будто кивок. Никто не сказал «поехали», но все услышали это слово.
– Сколько историй начинается с маленьких безделушек, – пробормотал Джеймс, кивая на амулет.
– И заканчиваются большими неприятностями, – парировала София.
Алекс усмехнулся: – Неприятности у нас уже есть. Осталось добавить Африку.
– И смысл, – твёрдо закончила Эмма.
Джеймс поднял камеру и щёлкнул снимок. На экране вместо лиц друзей – белое пятно, словно свет заслонил объектив.
Эмма на секунду замерла. Харгривз знал. И, может быть, хотел, чтобы именно мы продолжили его путь…
Глава 2
Лондон, квартира Эммы " «Flat 12, Maxwell House, Newton Street, Bloomsbury, WC1»",
6 ноября, 10:19
Блумсбери пах мокрым кирпичом и почтой. Узкая лестница «Maxwell House» скрипела на каждом пролёте; из-за окна тянуло дождём и трамваями прошлого – автобус 38 глухо зевал на повороте Newton Street. В «Flat 12» чайник свистел, как старый локомотив, а на подоконнике вспухал круг от горшка с розмарином, оставленный ещё летом. Редкий солнечный луч пробивался сквозь полузакрытые шторы, выхватывая из полумрака просторную, но захламленную гостиную, в которой над письменным столом висела фотография профессора Харгривза у подножия Килиманджаро. Ладонь поднята, взгляд – мимо камеры. На пробковой доске рядом булавкой была приколота карточка с неровной надписью: «MWEKA —?». На полке стоял его дневник, испещрённый маргиналиями: «смотреть ночью», «слон = ключ».
Эмма, в растянутом свитере и спортивных штанах, с чашкой крепкого кофе в руках, разбирала стопку книг о Танзании, когда в дверь резко позвонили.
Алекс, с растрёпанными волосами и явным похмельем, стоял на пороге, опираясь на две огромные сумки.
– Привет, археолог, – хрипло сказал он, протискиваясь мимо неё в квартиру.
– Можно я соберусь у тебя? – Он протиснулся боком, неуклюже задел мольберт и стопку журналов.
– У тебя дома что?
– После войны с дедлайном. Мы победили, но город разрушен. Один журнал упал. На обложке – “Archaeology Today”. Алекс машинально поднял и, не глядя, положил аккуратнее, чем следовало ожидать от человека с похмельем.
– А где остальные? – спросила Эмма, помогая ему внести сумки.
– Джеймс пишет, что задерживается – что-то с камерами. София, кажется, уже в пути.
Алекс плюхнулся на диван, задев локтем стопку журналов "Археологические открытия", которые тут же рассыпались по полу.
– О чёрт, прости… – он потянулся поднять их, но Эмма опередила его.
– Неважно, – она махнула рукой. – Всё равно скоро будем жить в пыли и песке.
Алекс ухмыльнулся:
– Знаешь, я думал, ты живешь в каком-нибудь ультра-стерильном музее, а тут… – он оглядел квартиру, – …настоящий хаос исследователя.
Эмма закатила глаза:
– Спасибо за комплимент. Кофе будешь?
– Боже, да, – Алекс потер виски. – Я вчера… немного перебрал с виски. Прощание с цивилизацией и всё такое.
Пока Эмма наливала ему кофе, раздался звонок.
На пороге появилась София с огромным рюкзаком и прессом для гербария.
– Привет! – она весело улыбнулась. – Я принесла кое-что для коллекции.
Она поставила коробку на стол, и Эмма увидела, что она доверху заполнена гербариями, инструментами для сбора образцов и.
– Это что, противомоскитная сетка? – удивилась Эмма.
– Ага, – София достала её и развернула. – Специальная, с пропиткой. Надеюсь, малярийные комары оценят.
София поставила пресс на стол и вздохнула:
– Если я не найду Impatiens kilimanjari, возвращаюсь за компенсацией.
– Возврат только при наличии чека и гербария, – вставил Алекс.
Дверь снова открылась, и на этот раз появился Джеймс, весь увешанный фотоаппаратами и объективами.
– Всем привет, – он тяжело дышал. – Простите, что задержался. Пришлось срочно покупать ещё одну камеру – на всякий случай.
– На случай чего? – подняла бровь Эмма.
– На случай, если первую съест лев, – серьёзно ответил Джеймс.
– Оптимист, – хмыкнул Алекс.
– Реалист с хорошей страховкой, – поправил его Джеймс.
В квартире воцарилась тишина, а затем все разом рассмеялись.
– Ладно, команда, – Эмма хлопнула в ладоши. – Давайте собираться. Послезавтра в это время мы уже будем над Сахарой.
День прошел в подготовке к поездке. Каждый взял на себя определённые задачи: Эмма занималась планированием маршрута и изучением древних памятников, Джеймс подбирал необходимое фотографическое оборудование, София закупала медикаменты и снаряжение для изучения флоры, а Алекс организовывал транспорт и жильё.
Кухонный стол Эмма превратила в карту мира: справа – “Археологические памятники Танзании”, слева – аптечка с яркой наклейкой «не путать противомалярийные и успокоительные», между ними – компас 40-х годов, рядом новенький GPS. На стуле – рюкзак, из кармана выглядывает гербарная бумага. В коридоре, в куче снаряги, мирно дремлет кот соседа: он выбрал спальник Алекса как трон.
В ванной, превращённой в тёмную комнату, Джеймс сортировал плёнки:
"Для сафари – Kodak Ektachrome, высокая цветопередача"
"Для пещер – Ilford Delta, чёрно-белая, для низкой освещённости"
На зеркале зубной щёткой было нацарапано:
"Не забыть:
1) УФ-фильтры
2) Запасные аккумуляторы
3) Позвонить Ричарду насчёт гида"*
Гостиную заняла София
Весь пол её гостиной был застелен гербарными листами.
В углу стояли:
Вакуумные контейнеры для образцов с красными наклейками "Хрупкое!"
Полевой пресс для цветов с выгравированными инициалами "С.Г. – первый полевой сезон"
Аптечка с жёлтой запиской: "Противомалярийные – НЕ ПЕРЕПУТАТЬ С УСПОКОИТЕЛЬНЫМИ"
Комнату для гостей занял Алекс. На его рабочем столе выделялись:
Билеты с пометкой "Лондон – Дар-эс-Салам – обратный???"
Открытый блокнот с единственной записью: "Глава 1: Кости, которые всё ещё помнят руки, их вырезавшие"
Визитка доктора Вагнера из тропической клиники с надписью на обороте: "Алекс – прививки ОБЯЗАТЕЛЬНО!".
Магазин снаряжения"Trekker's Haven", Covent Garden. Полдень того же дня.
Звонок входного колокольчика смешался с возмущенным голосом Джеймса:
– Ты серьезно собираешься взять четвертый фонарь?!
Эмма, балансируя с горой снаряжения в руках, недоверчиво тыкала пальцем в упаковку:
– Это не просто фонарь! 5000 люменов, ударопрочный корпус, подводный режим…
– Для чего тебе подводный режим в саванне?! – перебил Алекс, роясь в стойке с консервами.
Продавец-альпинист с бородой, достойной Хемингуэя, наблюдал за этим спектаклем, лениво перекидывая в руках противозмеиную сыворотку.
София в это время устроила переполох в отделе ботаники:
– Этот пресс для гербария недостаточно прочный! – она стукнула инструментом по столу, заставив звенеть карабины на соседней стойке. – Вы представляете, какое давление оказывает африканская орхидея при сушке?
Продавец медленно отвел взгляд к Джеймсу, который примерял на себя одновременно: тактический жилет с 37 карманами, широкополую сафари-шляпу, охотничий нож в зубах.
– Эм… Вам еще противозмеиные гетры? – робко предложил он.
Алекс, вынырнув из-за стойки с консервами, торжествующе поднял банку:
– Нашел! Черви в медовом соусе! Экстренный запас протеина!
– Выбрось эту дрянь, – зашипела Эмма, хватая его за руку. – Мы же не в школьный поход идем!
– Постойте, – Джеймс вдруг замер с камерой у глаза, – если я сниму наш поход как документальный проект…
– НЕТ! – хором рявкнули остальные.
В итоге они купили:
Эмма: тот самый 4-й фонарь + георадар ручной работы (без инструкции),
Джеймс: гетры + 3 камеры (вдруг две сломаются)
София: титановый пресс для гербария (весом 5 кг) + ядовито-розовый противомоскитный костюм
Алекс: черви в медовом соусе (украдкой) + фляга с гравировкой "Писатели тоже пьют".
Когда они вывалились на улицу, груженные как мулы, первый снег начал падать на лондонские крыши. Последний снег, который они увидят перед жарой саванны…
Квартира Эммы, 23:47. Полный хаос. "Ночь перед вылетом"
Кухня превратилась в полигон для испытаний:
Алекс пытается открыть банку с «червями в меду», срывает крышку и… липкая капля падает точно на кружку World’s Best Archaeologist.
– Оно само, – шепчет Алекс виновато.
София, застряв в розовом антикомарином костюме: – Это не брак, это высокая мода.
Джеймс, примеряя гетры: – Как в этом сходить в туалет?
Эмма, не поднимая глаз от карты: – С достоинством.
Алекс вдруг замер с банкой червей:
– Ребята… тут срок годности истёк в 2019 году.
– Пять лет выдержки! – тут же реабилитировал "деликатес" Джеймс. – Настоящий гастрономический антиквариат.
Эмма решила протестировать свой супер-фонарь:
– Смотрите, 5000 люменов!
Яркая вспышка ослепила всех, оставив после себя:
Софию, наконец выпавшую из костюма, но теперь сидящую в шкафу
Алекса, уронившего банку с червями прямо на карту Африки
Джеймса, который в панике упал и застрял между двумя рюкзаками
Когда свет восстановился, все застыли в ужасе – банка с червями была пуста.
– Они… они же не могут сами… – начала Эмма.
В этот момент чёрная тень проползла по потолку.
Секундная пауза – и квартиру наполнили: Визг Софии (достигший рекордного сопрано), матерная тирада Алекса, грохот падающего снаряжения, дикий смех Джеймса. Оказалось, это был просто кот соседа, случайно забравшийся через окно. Но черви действительно исчезли…
В 3:47 ночи, когда все наконец разошлись по спальникам:
Эмма закрыла дневник и погладила уголок фотографии Харгривза. На обороте – выцветшее: «Если что-то случится – ищи Мвека. Ключ у тебя».
Она погасила свет. В темноте слон чуть тёплый, как камень, хранивший дневное солнце. С улицы донёсся лай, и по мокрому стеклу побежали огни автобуса. Завтра они улетали. Не от себя – к себе.
Алекс нашёл пережеванных червей… в своём спальном мешке, видимо коту они не сильно понравились.
Джеймс всё ещё не мог снять гетры
София наконец заснула в своём розовом костюме, похожая на гигантскую жевательную резинку
За окном завывал ветер, а на холодильнике таинственным образом перевернулся магнит с танзанитом…
7 ноября 10:30 утра. Квартира Эммы. За 1 час до отъезда в аэропорт.
Громкий звук будильника разорвал тишину, смешавшись с диким воплем Джеймса:
– ЧТО ЭТО ЗА ШТУКИ У МЕНЯ НА НОГАХ?!
Он сидел посреди гостиной, все еще в трех парах гетр, которые за ночь каким-то образом сплелись в единый неопознанный предмет гардероба. Его волосы торчали в разные стороны, а в глазах читался немой ужас.
Из кухни донесся звон разбитой посуды и голос Алекса:
– ЧЕРВИ ВОССТАЛИ! Они организованно перебрались в мою зубную щетку!
Эмма, с фиолетовыми кругами под глазами, пыталась вытащить Софию из розового противомоскитного костюма, который за ночь уменьшился в размерах:
– Ты как там вообще дышишь?
Из костюма донесся приглушенный:
– Помогите…
На полу валялись:
● 3 из 4 фонарей (один таинственно исчез)
● Пустая банка из-под червей (с подозрительными следами зубов)
● Карта Африки с надписью "Здесь были черви"
Внезапно все замерли, услышав странный звук – тиканье стало громче. Часы Харгривза показывали 8:35, хотя на всех остальных было 8:30.
– Они… спешат? – прошептала Эмма.
– Или мы опаздываем, – мрачно заключил Алекс, выплевывая червя.
София наконец вырвалась из костюма, оставив в нем часть футболки:
– У меня плохие новости… Кто-то съел мои противомалярийные таблетки.
Все медленно повернулись к Алексу, который невинно улыбнулся:
– Они были в милой коробочке с надписью "Мятные"…
11:55 утра. Такси ждёт. Гудки клаксона с улицы слились в нетерпеливую трель, но хаос в квартире достиг апогея.
– ГДЕ МОЙ РЮКЗАК?! – орал Джеймс, пытаясь вырваться из гетр, которые теперь напоминали кандалы.
– ОНИ В МОЁЙ КУРТКЕ! – матерился Алекс, вытряхивая из рукава последних червей.
– Я НЕ МОГУ НАЙТИ ПАСПОРТ! – кричала София, роясь в розовом противомоскитном костюме, который теперь выглядел как жеванная жвачка.
Эмма, всё ещё с фиолетовым светом фонаря на лице, вдруг замерла.
– Ребята.
Все обернулись.
Она медленно подняла руку и указала на холодильник. Магнит с танзанитом теперь висел не просто перевёрнутым – он был треснут пополам.
Таксист на улице бил в гудок как в набат.
– БЕЖИМ, – просто сказала Эмма.
Они рванули к выходу, хватая что попало:
Джеймс – с одной гетрой на ноге и камерой в зубах
Алекс – с банкой "воздуха от червей" и чьим-то носком вместо шарфа
София – всё ещё в розовом костюме, но теперь без штанин
Эмма – с фонарём, который вдруг начал мигать азбукой Морзе
ДВЕРЬ ЗАХЛОПНУЛАСЬ.
В пустой квартире:
Кот соседа торжествующе урчал на кухонном столе, обнимая пропавший фонарь.
А на улице четверо безумцев уже втискивались в такси, даже не подозревая, что их самолёт задержан ровно на 13 часов…
Глава 3
Аэропорт Хитроу, терминал 5. 7 ноября 12:55 дня.
Хитроу дышал металлом и голосами. По громкой связи на разных языках тянулись объявления, запах карри из соседнего кафе смешивался с керосином, а стеклянные стены вибрировали от взлётов. Люди в одинаковых худи спали на креслах, дети плакали у стоек регистрации, кто-то спорил на французском у табло вылета. Четверка друзей стояла у табло вылетов, разглядывая разочаровывающую надпись: "DAR ES SALAAM – DELAYED – 13 HRS". Вокруг них царил обычный аэропортовый хаос – кричащие дети, сонные пассажиры, гул голосов на разных языках.
–"Тринадцать часов?!" – возмутился Алекс, потирая переносицу. – "Не может быть это какая то ошибка!"
Джеймс, наконец-то освободившийся от злополучных гетр, снимал кадры аэропортовой суеты.
– Хотя бы есть время сделать хорошие кадры перед вылетом, – пробормотал он, наводя объектив на группу японских туристов в одинаковых жёлтых кепках.
София, всё ещё розовая от попыток полностью снять противомоскитный костюм, рылась в рюкзаке:
–Кто-нибудь видел мою зубную щётку? И почему у меня в кармане три банана?
– Невозможно, – Эмма сжала кулаки, глядя на табло. Не из-за задержки, из-за пункта назначения Танзания. Его земля. Его последнее пристанище. Её фонарь, засунутый в боковой карман рюкзака, слабо пульсировал фиолетовым светом, но её мысли были далеко. Она отвернулась от табло, пытаясь заглушить внезапно нахлынувшую волну воспоминаний. Он стоял перед картой Африки в своём кабинете, указка скользила по Танзании. «Здесь, Эмма, дышит сама история. Не та, что записана в учебниках, а та, что спит в камнях и шепчет по ночам на языке, который никто не помнит». Он смотрел на неё так, будто предлагал не полевую практику, а ключ от потаённой двери мира. И она верила. Готова была последовать за ним хоть на край света.
А потом он ушёл один. И не вернулся.
В итоге друзья застряли в аэропорту. Эмма изучала древний наконечник, и копалась в своих мыслях. Джеймс снимал скучающих пассажиров, и чуть не забыл свой паспорт в туалете. София анализировала состав аэропортовского чая ("Это не чай, это преступление!"). А Алекс пытался собраться мыслями о своём романе, но дальше двух строк так и не ушел.
Громкоговорители взорвались треском в 22:30: "Внимание! Рейс BA-63 в Дар-эс-Салам готов к посадке. Просьба пассажирам проследовать к выходу B14."
"Неужели?!" – хором воскликнули друзья, переглядываясь с недоумением.
Они бросились к выходу B14, протискиваясь сквозь толпу. По пути Эмма заметила, как её фонарь начал мигать тревожным красным светом. Странно подумала она фонарь был исправен.
"Вы уверены, что это наш выход?" – настороженно спросила София, указывая на табличку с надписью "B14" – она выглядела старой и потертой, в отличие от других.
Джеймс уже поднял камеру:
– Отличная атмосфера для первого кадра нашего путешествия!
Когда они подошли к трапу, стюардесса с неестественно широкой улыбкой проверила их билеты: "Добро пожаловать на борт. Мы… э-э.... думали, что подготовка к полету будет долгой, но справились вовремя".
Алекс замер на ступеньках:
– Хорошо, а то мы думали уже что успеем изучить и подвал аэропорта.
В салоне было всего несколько человек, но ничего подозрительного. Их билеты оказались на местах в последнем ряду, рядом с аварийным выходом.
"Ребята…" – Эмма показала им свой фонарь, который теперь пульсировал в ритме человеческого сердца. – "Что-то здесь не так."
Самолёт вздрогнул и начал движение по взлётной полосе.
Эмма сжала в кармане деревянного слоника, подаренного профессором Харгривзом в день его отъезда в Африку.
"На удачу", – сказал он тогда, подмигивая. – "В Африке верят, что слоны помнят всё. И этот – особенно, я нашел его недалеко от подножия Килиманджаро."
Амулет стал тёплым, будто оживая. Слишком тёплым для куска дерева. Она провела пальцем по трещине на хоботе – той самой, которой раньше не было.
Почему он нагрелся именно в тот момент, амулет снова пульсировал жаром, будто предупреждая о чём-то.
Она резко разжала пальцы.
Неужели он знал, что я поеду?
За окном самолёта вспыхнула молния, и на секунду в отражении стекла Эмме показалось что она увидела не своё лицо, а лицо профессора – его глаза были широко раскрыты, полные ужаса.
Амулет горел теперь как уголь.
Что ты от меня хочешь? – подумала она, но ответом был лишь глухой стук её сердца, вдруг совпавший с ритмом пульсации в ладони.
Алекс заметил, как Эмма сжимает амулет.
– Ты что-то не сказала, – прошептал он.
Она молча достала фотографию: мужчина в экспедиционной шляпе стоял у подножия горы.
– Это Профессор Харгривз. Пропал в Танзании около года назад. Последнее сообщение: "Нашёл вход. Они говорят, что войти может избранный". Эмма вспомнила последнюю запись в дневнике Харгривза:
"Мвека – не просто шахта. Это дверь. А ключ… ключ должен быть у того, кто носит слона."
– Кто "они"? – спросила София.
– Не знаю. Но он изучал древние шахты чагга – те самые, где добывают танзанит.
– А как к тебе попали фотография и дневник "? – спросил Алекс.
Фотография и дневник попали к Эмме странным образом – через неделю после исчезновения профессора. Конверт без обратного адреса лежал на её столе в музее, будто его кто-то подбросил. Внутри была потрёпанная фотография: Харгривз стоял у входа в какую-то пещеру, его рука поднята в приветственном жесте, но выражение лица… Лицо было искажено испугом. А на обороте – дрожащими буквами: "Если что-то случится – ищи Мвека. Ключ у тебя."
Дневник она нашла позже, случайно, в старом экземпляре "Археологии Восточной Африки" из личной библиотеки профессора. Кто-то аккуратно вырезал страницы и заменил их потрёпанными листками с записями. Последняя запись была датирована днём его исчезновения:
"Они не люди. Они старше. И они помнят. Слон знает путь. Если ты читаешь это, Эмма, значит, они позволили тебе найти."
Амулет в её руке внезапно стал горячим, будто в ответ на её мысли. Эмма вздрогнула. Она помнила, как профессор смеялся, когда она впервые усомнилась в "магических" свойствах подарка.
"В Африке, – говорил он, попыхивая трубкой, – есть вещи, которые наука пока не в силах объяснить. Но это не значит, что их не существует."
Теперь, в дрожащем свете салонных ламп, Эмма разглядывала амулет. Трещина на хоботе стала глубже, будто дерево живое и "ранено".
Что ты пытаешься мне сказать?
И тогда – она бы поклялась – амулет дёрнулся у неё в руке, будто пытаясь указать направление. Вперёд. К выходу. Впереди ждало нечто большее, чем приключение.
Глава 4 Жара и хаос в Дар-эс-Саламе
8 ноября 10:57
Аэропорт Джулиус Ньерере встретил их оглушительным гомоном. Воздух, плотный от влаги и выхлопных газов, обрушился на них, как горячее одеяло.
– "42 градуса в тени!" – прочитал Алекс с термометра у выхода, вытирая лоб рукавом. – "А тени здесь, кажется, не существует в принципе."
Толпа бушевала вокруг – торговцы с лотками, кричащие "Simba cigarettes! Fresh mango!", носильщики в рваных жилетах, хватающие чемоданы без спроса, женщины в ярких кангах с корзинами фруктов на головах. Где-то вдалеке скрежетал неисправный кондиционер, выдавая струю теплого воздуха.
Джеймс, снимая все на камеру, едва не столкнулся с мальчишкой, который пытался стащить у него кофр с объективами.
– "Pole sana, mzungu!" – засмеялся воришка, скрываясь в толпе.
– Что он сказал? – нахмурилась София, прижимая к себе гербарий.
– "Извини, белый человек", – перевел проходящий мимо офицер аэропорта, даже не остановившись.
Запахи ударили в нос – жареные бананы, бензин, рыбный рынок где-то рядом, сладковатый дымок от углей. Где-то завыл мотороллер, не выдержав нагрузки.
София, прижимая гербарий к груди, шепнула, будто защищаясь от мира:
– Как будто вся Африка в одном дыхании…Алекс, кривясь:
– Если это дыхание, то оно явно с перегаром. Джеймс, не отрываясь от камеры:
– Идеальная экспозиция. Африка не позирует, она нападает.
Эмма сжала амулет – он был горячим, как раскаленный камень.
– "Нам нужно в транзитную зону", – пробормотала она, протискиваясь сквозь толпу.
В толпе мелькнул синий – вспышка цвета, неестественно яркого для выцветших африканских тканей.
Старуха появилась слишком внезапно, будто материализовалась из воздуха. Её канга – синяя, но не бирюзовая, как у других, а цвета полуночного неба, усыпанного звёздами (при ближайшем рассмотрении – это вышитые серебром точки). Лицо – морщины как карта горных троп, но глаза молодые, неестественно блестящие.
На шее – ожерелье из зубов, но не хищников… человеческих. Старуха схватила Эмму за руку. Кожа на её пальцах холодная и сухая, как пергамент.
– Wewe na mambo ya milimani? ("Ты имеешь дело с горными делами?") – голос слишком глубокий для хрупкой женщины.
Эмма попыталась вырваться, но пальцы старухи впились в её запястье.
– Kiumbe cha kuzimu kinakungoja. ("Тот, кто спит под горой, ждёт тебя.").
В это время амулет в кармане Эммы взрывается жаром.Вокруг на секунду стихают все звуки – даже гул толпы.
Старуха резко отпускает её, суёт в ладонь цветок (Impatiens kilimanjari), но… цветок мёртвый и сухой, но когда Эмма касается его, лепестки на секунду расправляются, становясь алыми. Старуха уже отступает в толпу, но её шепот Эмма слышит чётко, будто он звучит у неё в голове:
– Usiwaangalie waziwazi. Wanaona kwa macho ya kipepeo. ("Не смотри на них прямо. Они видят глазами бабочки.").
– Что это было?! – Джеймс не успел снять старуху – она исчезла, будто мираж.
– Она что-то сказала про горы, – пробормотала Эмма.
– Может, реклама туристических туров? – предположил Алекс, но сказал это так, что сам себе не поверил.
– "Karibu Tanzania", – хрипло рассмеялся пожилой носильщик, наблюдавший за сценой. ("Добро пожаловать в Танзанию.").
При этом он перекрестился и быстро отвернулся, будто не хотел признавать, что видел её. Эмма глянула на свои пальцы – сухой цветок всё ещё был там, и казалось, что алые прожилки не до конца погасли.
Где-то вдалеке загрохотал гром – но небо было ясным.
А амулет в руке Эммы пульсировал в такт этому звуку.
(Аэропорт Дар-эс-Салама, транзитная зона.)
Они шли молча, ещё оглушённые встречей. Толпа шумела как ни в чём не бывало, но внутри каждого осадок оставался. Даже смех Алекса звучал хрипло – как попытка вернуть лёгкость.
Душное помещение с работающими наполовину кондиционерами. Пластиковые кресла, часть которых заклеена скотчем с надписью Out of order. На стене – экран с замершим расписанием рейсов, половина букв погасла.
Ребята заняли столик у мутного окна, сквозь которое было видно, как тяжёлые самолёты лениво катились по взлётной полосе. Воздух в кафе был густой – смесь запаха кофе, пряных соусов и выхлопа, тянущегося с лётного поля. За их рейсом в Арушу оставалось пятьдесят пять минут – время, достаточное, чтобы попробовать местную кухню.
Алекс, с подозрением разглядывая ламинированное меню, сказал:
– Ну что, гурманы? Заказываем Nyama Choma Special? Тут прямо написано: «лучшее мясо в аэропорту».
– В описании сказано «подаётся с кровью», – заметила София, сморщившись. – И эти слова выделены красным. Символично.
– Может, это местный деликатес? – предположил Джеймс, не отрывая камеры от лица. – Что-то вроде «спасибо, что не спросили, чьё именно мясо».
Как из воздуха возник официант – высокий парень с каменным лицом и глазами, в которых невозможно было понять, шутит он или говорит серьёзно:
– Very fresh. Zebra. – Он сделал паузу. – Очень свежая зебра.
– ЧТО?! – раздалось хором.
Парень вдруг рассмеялся, открыв белые зубы:
– Шутка! Просто говядина.
Алекс с облегчением выдохнул, откинувшись на спинку стула:
– Отлично. Спасибо, приятель, чуть инфаркт не схватил. Два таких «шутника», пожалуйста.
– А у вас есть что-то… без лица? – робко спросила София.
Официант нахмурился, задумчиво прищурился, будто проверял все меню наизусть:
– Chapati. Без лица. Только хлеб.
Джеймс оживился:
– А можно мне кофе и тот бутерброд, что у вас на фотографии?
Парень кивнул серьёзно:
– А, Maybe Sandwich.
– «Может быть бутерброд»? – удивилась Эмма, вскинув бровь.
– Yes. Maybe have chicken. Maybe have egg. Maybe surprise.
(– Да. Может быть, курицу. Может быть, яйцо. Может быть, сюрприз.)
Алекс закатил глаза и пробормотал:
– Боже, я так хочу есть, что даже «может быть» звучит аппетитно.
Когда еду принесли, София уставилась на свою чапати. На подгоревшей поверхности, среди пятен, угадывалось нечто похожее на глаза и рот.
– О, смотрите, у моего хлеба… лицо, – сказала она.
Все наклонились. В самом деле – хлеб смотрел на них.
– Новый друг Софии! – засмеялся Джеймс, щёлкая камерой. – Как назовёшь?
– Ужин, – мрачно ответила София.
Смех прокатился за столиком, а Эмма в этот момент незаметно сжала амулет в ладони. Тот был тёплым, будто реагировал на атмосферу вокруг, но не обжигал.
Внезапно зазвенело табло: рейс JK 482 в Арушу – Final Call.
– Ну что, полетели? – сказал Алекс. Они схватили вещи и направились к выходу.
Билетёрша у стойки долго рассматривала их паспорта, дольше, чем обычно, а потом вдруг улыбнулась слишком широко:
– Счастливого пути.
Салон самолёта – небольшой Cessna Caravan авиакомпании Precision Air – ждал их, готовый поднять в небо.