Читать онлайн Научиться жить

Оценивающий взгляд проходящих фигур. Заносчивые мысли о своем превосходстве. Холодный рассудок, сосредоточенность на себе. Смешным кажется любое произнесенное им слово. Гоняю какие-то мысли в голове, особо не вникая в его речь. Смотрю на замученное, бледное лицо: глаза впалые, белки испещрены красной сеткой, темные круги под глазами свидетельствуют о множестве бессонных ночей. Нисколько не жаль его, даже наоборот, злорадно улыбаюсь сама себе, это тебе наказание за то, что заставил меня бездумно и жестоко страдать. Сама мысль приятна, что он оказался на моем месте. Не знаю, чем, но хочется заставить страдать его еще сильнее. В голову приходит идея:

– Мне всегда было плевать на тебя, меня волновали лишь твои деньги. – Такого поворота он не ожидал. В первый момент непонимание отразилось в его воспаленных глазах, сменившееся неверием. Конечно, я любила его так, как никого прежде, моё сердце было растоптано его безразличием. Только, когда потерял меня, понял, что, оказывается, что-то испытывал ко мне. Да, видимо, не просто что-то, а то, ради чего создают семью. Но, как обычно это бывает, понимание приходит слишком поздно, когда уже вернуть ничего нельзя.

– Этого не может быть. Ты не могла так хорошо притворяться всё это время. – Пытается убедить себя в своих же словах. Я уже не скрываю улыбку, взгляд зло сверкает. Я чувствую, как его сковало, воздуха не хватает, не может произнести ни слова более.

– Ошибаешься, я прирожденная актриса, – совершенно не стесняюсь своего триумфа, растоптала его в ответ. Не волнует моральная сторона моего поступка. В этот момент я счастлива, доставляя боль этому теперь уже чужому человеку.

Разворачиваюсь на каблуках, не говоря ни слова и не слушая его жалкие попытки меня остановить. Иду к пустынному перекрестку, жду зеленого сигнала светофора. Секунда, переключение с красного, ступила на дорогу. Слышу дикий вопль за спиной, оборачиваюсь и вижу ужас и панику в глазах, лицо исказила страшная гримаса. В следующий миг слышу протяжный, оглушительный звук клаксона, глухой стук, дальше – тишина.

Свет режет закрытые веки. Сил нет разлепить их и установить источник раздражающего света. Тишина. По моим предположениям я лежу в постели, не могу пошевелить ничем, всё тело онемело, как будто лежала долго в неудобной позе.

Скрип открывающейся двери, легкие шаги, подошли ко мне, на мгновение почувствовала облегчение, когда кто-то загородил меня от раздражителя. Потом снова этот свет. Удаляющиеся шаги, скрип двери, тишина. Снова повторение звуков, теперь слышу две пары ног и приглушенные голоса, разобрать слов нет возможности, слишком тихо говорят. Поняла, что в комнате мужчина и женщина. Спасительная темнота на секунду.

– Если слышишь меня, пошевели, чем сможешь. – Мужской голос, приятный, успокаивающий, вызывающий доверие. В который раз попыталась привести свое тело в движение – безрезультатно. – Хоть какой-то сигнал о том, что тебе понятны мои слова. – В голосе надежда, перемешанная с отчаяньем. Мне так захотелось оправдать его ожидания, что я собрала все свои силы и направила их в голову. Подбородку что-то мешало, я напоролась на что-то твердое, пытаясь, кивнуть. От неприятного ощущения сморщилась.

– Она очнулась, я же говорила! – Женский молодой голос. Радость и надежда. В чем дело? Что вообще происходит?

– Да, я понял, что очнулась, – мужской голос отражал те же эмоции. – Ну, слава Богу, а я уже начал сомневаться, что выкарабкается. – Облегчение. – Сообщите родственникам. – Удаляющиеся легкие шаги: мужчина остался в комнате.

– Раз ты меня слышишь, Ева, пару фактов из твоего недавнего прошлого: тебя сбила машина, ты чудом осталась жива, но впала в глубокую кому на три месяца. И, о чудо, ты в сознании. Мы пока не знаем, в каком состоянии твое тело, главное, что все показатели в норме, мозг не пострадал, но, возможно, будет частичная амнезия. Это мы проверим в дальнейшем. Но, в целом, со временем ты снова сможешь вести обычную жизнь, это по оптимистичным прогнозам. Признаюсь, о другом не хочу даже думать. Оставлю тебя в покое, тебе нужно отдыхать и набираться сил, впереди ждет интересная и насыщенная жизнь. – С этими словами мужчина удалился из комнаты. Он назвал меня Евой, частичная амнезия? Кто я? Мои мысли запутаны, не могу сосредоточиться. Мрак и тишина.

Снова режущий свет, смогла открыть глаза, не без усилия. Светлая комната, справа – большое окно, за ним – свет, тот самый, который так меня раздражает. Но сейчас я рада, что могу его видеть. Не понятно, какое время года, кроме ярко-синего неба ничего не вижу, но предполагаю, что сейчас лето или поздняя весна. Лежу в постели, опустить голову не дает корсет. По-прежнему не могу пошевелить ничем, даже пальцем руки или ноги, ничего не чувствую, ни боли, ни напряжения. Три месяца в коме, не удивительно, что мои мышцы атрофировались, и я не могу совладать с собственным телом. Около кровати стоит тумба и стул, недалеко от двери – стол. На этом убранство моей палаты заканчивается.

Ева – это мое имя. Я студентка пятого курса юридического факультета, с учебой справляюсь вполне успешно, мне нравится юриспруденция. Работаю на полставки в адвокатской конторе, дабы набраться необходимого опыта. У меня есть младший брат – Игорь, он еще учится в школе, в старших классах. Мы живем с родителями в большой квартире, у нас есть собака – лабрадор по кличке Конфета. Странное имя для собаки, сейчас не помню, кто предложил его и почему остальные согласились. Так, что еще? У меня есть подруги, много подруг со школы, университета, с работы. Думаю, память ко мне вернулась, так что это уже хороший знак.

Открылась дверь, в нее вошла молодая женщина возрастом чуть старше тридцати. Светлые волосы, как облако, вокруг круглого личика, добрые глаза, похожие на карамель, ободок длинных пушистых ресниц, маленький носик, пухлые губки, сложившиеся в приветливую улыбку при виде моих открытых глаз. Одета в белый халат и туфли на низком каблуке, под халатом скрывается неплохая фигурка, судя по изгибам и стройности ног. Мне нравится эта женщина.

– Добрый день, Ева, ты проснулась, – все еще улыбается.

– Сколько я спала с тех пор, как пришла в сознание? – На приветствие не было сил и времени, мне нужно знать, сколько еще я пролежала трупом без движения и сознания.

– Три дня, это нормально, ведь ты еще слаба. – Легкая озабоченность в голосе, она что-то от меня скрывает? – Я позову доктора. – Улыбнулась вновь и удалилась. Действительно ли три дня? И если три дня, тогда почему она так задумалась? Что не так? Где же врач? Такое состояние меня угнетает, не могу находиться без движения, ощущение, что я парализована, беспомощный ребенок, так непривычно. Чувствую себя ничтожеством. Проходят долгие минуты, и дверь вновь распахивается, входит высокий мужчина в белом халате. Волосы еле тронула седина, морщин почти нет, красивое лицо, тоже улыбка. У них тут, видимо, принято улыбаться беспомощным пациентам, как будто это чем-то поможет.

– Добрый день, Ева, – дежурная фраза, – как ты себя чувствуешь?

– Как может себя чувствовать обездвиженный человек? – Не смогла скрыть сарказма и раздражения, сил слишком мало, чтобы пытаться что-то из себя строить. Да и не в том положении я. Думаю, он понимает.

– Да, положение у тебя не самое лучшее, но это пройдет со временем. Я твой лечащий врач – Попов Егор Дмитриевич, – понимающий взгляд, ободряющая улыбка. Он подошел ко мне вплотную и взял за ладонь. – Чувствуешь? – Я почувствовала тепло его ладони, вздохнула с облегчением, хоть что-то начала ощущать.

– Да, – еле слышно выдавила, на глаза навернулись непрошеные слезы.

– Замечательно. – Он прошел в конец кровати, к моим ногам, приподнял одеяло и дотронулся до пальцев ног. – А здесь? – Если бы я не видела, что он трогает мои пальцы, то не поняла бы этого. Не могла поверить своим глазам, он трогает мои пальцы, а я не чувствую. Может, просто они настолько онемели, что я пока по определению не могу их чувствовать?

– Нет, – так же тихо ответила, а слезы покатились по щекам с новой силой. По движению рук поняла, что он сжимает мои стопы сильнее, но эффект был тем же. Меня охватила паника. Тогда он переместился к моим икрам, затем бедрам – всё одно. Когда он полностью снял с меня одеяло и надавил на живот, я ощутила давление его теплой ладони и сообщила ему об этом. Этот взгляд: тревога, сомнения, раздумья. Мне совершенно не понравилось, как он смотрел на меня. Минуту постоял, накрыл одеялом и вышел без слов. Я рыдала взахлеб, не стесняясь и не боясь, что меня услышат. Значит ли это, что я не смогу больше ходить? Эта страшная мысль закралась в мою голову и заразила все участки мозга, как эпидемия чумы. После осознания того, что я больше никогда не встану на свои ноги, мне захотелось покончить с собой. Больше всего на свете я боялась оказаться беспомощной, никому не нужной, зависящей от других. По-моему, нет ничего ужасней. Но сейчас, лежа в этой постели, я не могла не то, что навредить себе, элементарно поднять руку было не в моих силах. Угнетенность, подавленность, апатия. Мое сердце сковало холодом, я не могла дышать, начала задыхаться, давиться собственными слезами и пытаться кричать. Получались булькающие звуки, в один момент я пожалела о своих мыслях, о суициде, мне неимоверно захотелось жить. Истошный крик прорвался из груди:

– Помогите! – Почти моментально распахнулась дверь, в палату влетели врач и медсестра. Что-то проверили на приборах, врач начал поднимать верхнюю часть кровати, приводя меня в сидячее положение, а медсестра открыла окно, сильный ветер ворвался в комнату, я почувствовала свежий воздух и смогла вздохнуть полной грудью.

– Дыши, спокойнее, вдох-выдох, вдох-выдох, вот так. – Его голос подействовал на меня успокаивающе, я подчинилась его ритму и смогла выровнять дыхание. – Говорить можешь?

– Да, всё в порядке, спасибо. – Совладала со своим голосом и попыталась даже улыбнуться в знак благодарности.

– Напугала ты нас, Ева, больше так не делай. – Укоризненный взгляд, наставление в голосе, но на губах теплая, добрая улыбка. Я начинаю верить этой улыбке.

– Скажите мне, доктор, я смогу ходить? – Вопрос, которого боялся врач, ответа на который боюсь я.

– Думаю, да, но не сразу. – Снова замешательство, тревога. Не понимаю, он хочет меня приободрить или не хочет пугать?

– Скажите правду, я должна знать, – настаивала я. В конце концов, уже не маленькая, смогу это принять. Наверно.

– Я говорю то, что вижу, ты сможешь ходить, но на это потребуется время.

– Сколько времени мне потребуется, чтобы я научилась ходить заново?

– Месяц-два, может, полгода, год. Зависит от твоего психического состояния, потому что физически ты крепкий человек, Ева, твой организм справится с этим, главное, чтобы тебя не сломила морально сложившаяся ситуация. Конечно, немаловажна поддержка родных и близких, друзей.

– Кстати, о родных и близких, почему до сих пор никому не сообщили, что я пришла в сознание?

– Мы уже сообщили твоим родителям, они скоро должны приехать. Но много посетителей в один день нельзя, ты еще слишком слаба. – Тон, не терпящий возражений. Что ж, думаю, тут мне придется пролежать еще долго, так что успею увидеть всех. – А сейчас отдыхай, надеюсь, ты успокоилась, и приступов паники не возникнет больше. – Он опустил кровать, и я вернулась в лежачее положение. Я так устала за эти несколько минут бодрствования, что не заметила, как уснула. Из сна меня вырвал женский возглас радости, я узнала голос мамы. Открыла глаза и увидела всех троих: папу, маму и брата. Даже не представляла, как по ним соскучилась, захотелось их обнять, но вспомнила, что все еще лежу, как мумия. Разочарование и раздражение снова овладели мной, но я их сдержала и улыбнулась, ведь я так давно не видела моих родных.

Мама, увидев мои открытые глаза, бросилась к моей постели и попыталась обнять, к своему большому сожалению, не могла ей ответить на объятия. Она плакала, пытаясь сдержаться. Села на стул у кровати и взяла мою неподвижную руку в свои тонкие, такие родные ладони. Отец и брат стояли поодаль, и ни тот, ни другой не могли скрыть тоски, охватившей их, при виде моего обездвиженного тела, прикованного к постели. Интересно, что выражал их взгляд, когда я была в коме?

Мама, такая хрупкая, маленькая женщина, удивляюсь, как до сих пор она с этим справлялась, сколько слез пролила, сидя на этом стуле? Темные, длинные волосы, собранные в хвост, неестественно зеленые глаза, как у меня, сейчас они были не такими завораживающими и околдовывающими, как раньше. Папа говорил, что она со своими глазами похожа на ведьму, и именно в них он влюбился. Заплаканные, опухшие, они вызывали жалость, а не восхищение. Снова ручьи слез застилают их. Как же мне хочется поднять руку и смахнуть слезинки с этих милых и дорогих сердцу глаз. Единственное, что мне удалось сделать – это еле заметно пошевелить пальцами левой руки. Мама почувствовала это движение, подняла глаза на меня и улыбнулась сквозь слезы. Я улыбнулась ей в ответ.

– Здравствуй, моя хорошая, – она приподнялась над кроватью и поцеловала меня в щеку. – Мы так скучали по тебе.

– Привет, мам, – мой голос заметно окреп, что порадовало, – пап, Игорь.

– Привет, – хором ответили отец и брат, улыбнувшись в ответ.

– Как ты? – Спросила мама.

– Наверно, бывает и хуже, но я рада, что могу говорить и чувствую всё, что происходит с верхней частью моего тела. – При этих словах мама издала протяжный вздох. – Мам, не нагнетай, и так ситуация не из лучших, и вообще, не я тебя должна успокаивать, а ты меня поддерживать и подбадривать.

– Да-да, милая, ты права, – она сжала мне ладонь, и у меня почти получилось ответить ей.

– Ну как вы? Что нового, интересного? – Хотелось перевести тему с ахов и вздохов мамы.

– Игорь окончил десятый класс, кстати, сегодня 31 мая, если ты не знала. Папа и я всё так же работаем. Правда, когда ты попала в аварию, я взяла отпуск на две недели, дежурила у твоей постели почти каждый день. Но, когда твое состояние стабилизировалось, и больше не было улучшений, врачи попросили прекратить это, с их точки зрения, бесполезное занятие, отправили меня домой и обещали сообщить, как только что-то изменится. Мы втроем приходили к тебе по выходным. И еще, несколько раз видели Антона, он тоже тебя навещал, не знаю, в курсе он, что ты пришла в сознание, или нет. Надо будет ему позвонить.

– Антон? Какой Антон? – Что это ещё за призрак из прошлого, о котором я благополучно забыла после аварии? Даже мыслей нет, кто это может быть.

– Ева, милая, ты не помнишь своего молодого человека? Вы с ним вместе почти год, после окончания университета вы собирались пожениться. По крайней мере, ты мне говорила, что очень его любишь и хочешь за него замуж. – Да, этого я действительно не помню. Оказывается, я помнила лишь какие-то общие моменты, тогда возникает вопрос: как я могла забыть человека, которого любила и с которым встречалась год? Это не месяц или два. Очень странно. У меня возникла мысль, что мне поможет вспомнить:

– Мам, а где мой телефон?

– Он должен быть в твоей тумбе. – Мама открыла прикроватную тумбу и действительно достала телефон, правда, не помню, мой он или нет. Скорее всего, мой, иначе, он бы здесь не лежал. – Что ты хочешь, дорогая, чтобы я сделала?

– Найди мне фотографии Антона. – Я должна, во что бы то ни стало, выяснить, кто такой этот Антон.

Пусть это сделает Игорь. Я не знаю, как в твоем телефоне разобраться, – она, смущенная, передала телефон брату. Тот сразу нашел то, что я просила, подошел ко мне и показал фотографию. На ней была я и красивый молодой человек. Мы улыбались, держась за руки. Пристально вглядываюсь в незнакомое лицо: темные коротко стриженые волосы, карие глаза, легкая небритость, мощная мужественная челюсть. Чувственные губы растянуты в счастливой улыбке, обнажая ровные белые зубы. Намного выше меня. Хорошо сложен, насколько можно судить, глядя на человека, одетого в джинсы и клетчатую рубашку. Мне нравился этот человек, но к моему большому удивлению, я совершенно его не помнила. Вообще. Как будто мой организм хотел оградить меня от чего-то. Надеюсь, увижу его, и тогда моя память восстановится. Хотелось бы посмотреть еще сообщения, которые мы друг другу отправляли, но при родителях и брате этого делать не стоило. Мало ли что там могло быть.

– А моим подругам сообщили, что я в больнице?

Да, я звонила им, но сказала пока не приходить. Всё равно ты была без сознания. Сейчас, конечно, сообщу, что ты уже с нами и думаю, скоро к тебе тут очередь выстроится из посетителей, – мама улыбнулась и погладила мою ладонь. – Не будем тебя больше томить своим присутствием. Ты, наверно, устала. Мы завтра к тебе еще зайдем, – мама встала со стула, и мы поцеловали друг друга в щеки на прощание. Подошел папа и легко коснулся губами моего лба.

– До завтра. – Попрощались все трое.

– Пока, буду ждать вас. – Они ушли, оставив меня наедине со своими мыслями. Антон. Почему я его не помню? Может еще слишком мало времени прошло после моего пробуждения, а со временем память ко мне вернется, и я все вспомню. Кто знает. Время покажет. За этими мыслями я погрузилась в темноту. Проснулась от ощущения, что на меня кто-то смотрит, не отрываясь. За окном было темно, в комнате тоже царил полумрак. Я взглянула налево и, если могла, подскочила бы на кровати от неожиданности, но из-за обездвиженного тела я смогла лишь вскрикнуть: на стуле сидел молодой человек, лица было не разобрать, никакого света не поступало из окна.

– Не пугайся, Ева, это я, Антон. – Нежный, заботливый голос, низкий, немного с хрипотцой. Он тоже мне был незнаком.

– Включи свет, я хочу видеть тебя. – Антон встал и подошел к двери, нащупав рукой выключатель. Как только он щелкнул, загорелась яркая лампа дневного освещения, ослепляя непривыкшие к свету глаза. Антон тоже заморгал, за этот момент, пока он не смотрел на меня, я смогла разглядеть его: такой же, как на фотографии, только сейчас одет в рубашку-поло и спортивные брюки, на ногах мягкие туфли. Здесь, в палате он кажется особенно высоким и внушительным. Он подошел к постели и снова сел на стул.

– Это тебе, – кивнул на тумбу, где стоял большой букет белых роз в литровой банке. – Я скучал.

– Спасибо, Антон. – Возник вопрос: сказать ему или нет, что я его не помню? Наверно, лучше стоит сказать, чтобы не возникло недоразумений. Для меня он стал чужим человеком, и теперь не важно, что когда-то я его любила. – Знаешь, мне нужно тебе кое-что сказать.

– Ничего не говори; я знаю, что был дураком. Прошу у тебя прощения и не обижаюсь на то, что ты мне сказала перед аварией. Знаю, это было сказано в сердцах, чтобы задеть меня, и больше ничего. Люблю тебя, Ева. Очень хочу, чтобы ты выздоровела и встала на ноги. – Оторопела от его слов: значит, была какая-то ссора, и он свидетелем аварии был? Как же это случилось? Он один знает всю правду. Как поступить? Сказать "прощаю тебя", – тогда не скажет о ссоре. Сказать "не помню" – тем более замолчит, дабы не ворошить прошлое. Дилемма. Знаю одно: мой телефон мне поможет. Тогда сделаю вид, что всё помню:

– Всё хорошо, Антон. Прощаю тебя. Также хочу уже слезть с этой кровати, пойти своими ногами. Но видимо, это произойдет ещё не скоро: врач сказал – от месяца до года.

– Ох, – конечно, он не знал и не был готов к тому, что его любимая девушка окажется прикованной к постели на такой длительный срок. Справится ли он с этим? Сможет ли пережить? Не бросит ли? По идее, мне не важно, ведь я не представляю, как мы теперь будем общаться, поскольку к этому человеку ничего не чувствую. – Я тебя не брошу, любимая. Мы с тобой сможем преодолеть все это. Я буду помогать тебе, ты не почувствуешь себя одинокой и покинутой, я всегда буду рядом. – Он взял мою ладонь, как раньше делала мама, сжал её в своих больших руках. Я в ответ крепко сжала его пальцы. Он наклонился надо мной и поцеловал в губы. Его губы были теплыми и мягкими, мне понравилось прижиматься к ним. Я потянулась навстречу, и нас объединил долгий, нежный поцелуй. Это было странно – целовать незнакомого человека, но так приятно. Мои губы словно изголодались по ласке, дыхание перехватило, а сердце на мгновение замерло. Волшебное ощущение.

Антон отстранился от меня и заглянул в глаза. Столько любви, нежности и преданности я ни разу не видела во взгляде человека. Неужели я и сама такая недавно была? Неловко себя чувствую, как будто обманываю его. Ведь он все еще верит, что я – это я, во мне прежние чувства, столько же любви, как было раньше. Всего несколько дней, пока я не выясню всю правду, потом обманам придет конец. Главное – научиться управляться с собственными руками. Необходимо спросить врача, каким образом я могу сделать это быстрее. Антон – красивый мужчина, его внешность полностью соответствует моим высоким требованиям. Судя по его словам, он действительно любит меня, обещал быть со мной, несмотря на сложившуюся ситуацию. Это говорит о том, что я ему не безразлична; он внимательный и предупредительный, с такой нежностью проявляет свои чувства. Могу ли я влюбиться в него вновь? Думаю, если он будет поступать так, как обещает, это вполне возможно.

– Как ты себя чувствуешь, любимая? – Сколько раз я слышала этот вопрос за день? Три? Придется привыкать, учитывая моё состояние.

– Нормально, спасибо. Надеюсь, скоро смогу свободно двигать хотя бы верхними конечностями, – улыбнуться этому милому лицу оказалось на удивление легко.

– Я всем сердцем молюсь, чтобы ты как можно скорее выздоровела. – Поглаживание по руке, поцелуй в лоб – мне определенно он начинает нравиться.

– Спасибо, Антон, мне, как никогда, нужна поддержка. Сколько сейчас времени? – Он достал телефон из брюк и пристально на него посмотрел.

– Половина четвертого ночи. Ты хочешь спать? – Озабоченный взгляд.

– Нет, я выспалась за три месяца, – попыталась пошутить, – почему ты тут сидишь? Тебе разве не на работу?

– Хорошая шутка, Ева, ты же знаешь, что я не работаю. Мне достаточно тех дивидендов, которые я получаю от инвестиций в производство медицинского оборудования, в том числе и для инвалидов. – На последнем слове он сделал ударение, имея в виду меня. Я всеми силами попыталась сделать обычный взгляд и ни в коем случае не выдать своего удивления. Да, как бы грустно ни было осознавать, но на данный момент я была инвалидом. Сама себе противна, но радует то, что это не навсегда, а, может быть, совсем скоро я смогу ходить, и всё снова наладится и пойдет своим чередом. Очень на это надеюсь.

– Ах да, с этой аварией и продолжительной комой я иногда упускаю из виду некоторые моменты, – я попыталась оправдать свою забывчивость, по-моему, мне это удалось.

– Ничего, понимаю, ты пережила такой стресс. Даже не удивительно, что у тебя наблюдаются провалы в памяти.

Главное, чтобы он не догадался, что мои провалы в памяти касаются только его и в полном объеме.

– Может, ты всё же поедешь домой? Ты, наверно, хочешь спать. Я за тебя переживаю. – Чувствовала себя с ним не очень комфортно в связи со сложившимися обстоятельствами.

– Благодарю за заботу, любимая. Несмотря на своё состояние, ты продолжаешь беспокоиться обо мне. Это одно из качеств, которое мне в тебе нравится. Пожалуй, ты права, посплю немного дома, а потом снова приеду к тебе, но ближе к вечеру. У тебя днём, наверно, много посетителей.

– Хорошо, буду тебя ждать. До завтра, Антон.

– До завтра, Ева. – Мы поцеловались в губы, и он ушел. Почти сразу после его ухода я уснула.

Утром заходила медсестра, поменяла мне белье, привела меня в порядок. Ставили капельницы, давали таблетки. Не вникала в их предназначение; если прописали, значит, надо.

Позже зашел Егор Дмитриевич с обходом, уточнил, как у меня дела, поднял верхнюю часть кровати, чтобы я привыкала держать спину. Узнала у него, каким образом могу восстановить подвижность рук. Нужно делать незамысловатые упражнения: пытаться сжимать и разжимать кулаки, поднимать руки перед собой. Сегодня я чувствовала себя гораздо увереннее и до обеда тренировала кисти.

После обеда ко мне пришли девочки. Сказали, что их долго отказывались пускать впятером, но они прорвали оборону и смогли пробиться ко мне в палату. Все такие веселые, в летних платьях, с открытыми ногами, в босоножках. Принесли мне букет и воздушные шары, конфеты и шоколад. Всегда была сладкоежкой, так что от души была благодарна им за такой подарок. Алина поинтересовалась, откуда у меня такой шикарный букет роз.

– Антон принес.

– Антон? Вы что, с ним помирились? – Удивились все, причем удивление было настолько неподдельным, что мне стало не по себе. Что же такое произошло между нами, что даже подруги удивлены нашему примирению? Решила, что подругам могу доверять и открыть свою страшную тайну.

– Если честно, девчонки, я его не помню.

– Кого не помнишь, Антона? Знаешь, дорогая, тогда ты счастливая женщина, если смогла забыть этого гада. – В разговор вступила Маша. – После всего, что он тебе сделал, это лучший подарок, который тебе сделал твой мозг.

– Что же он такого натворил, что вы его так ненавидите? – Недоумению и удивлению не было предела.

– Судя по твоим рассказам, ты в него по уши влюбилась и призналась ему. Он сначала долго молчал, а потом сказал, что не любит тебя и никогда не полюбит. Естественно, ты была разбита и подавлена. Сколько мы тебя успокаивали после этого, сколько истерик было! Мы думали, ты сойдешь с ума от горя. Вы еще какое-то время встречались, а потом ты послала его далеко, откуда дорогу не находят. Ушла с головой в учебу, диплом ведь должен быть. По-моему, прошло месяца два или больше, он начал тебе снова звонить и признаваться в любви. Понял, что ты ему нужна, и он хочет быть с тобой, хочет жениться на тебе. Но ты, молодец, выдержала всё это и сказала, чтобы он тебе больше не звонил. Но в день аварии вы встречались. Он очень просил встретиться с тобой. Не понимаю, зачем ты вообще согласилась на встречу. Отчасти он виноват, что ты сейчас лежишь здесь. – Маша выдала это всё как тираду, а я слушала, как громом пораженная. Вот ведь козел. И не могла вспомнить ни одного события, связанного с ним, но после рассказа Маши уже ненавидела его, а ведь еще целовала его этой ночью. Нахал. Да как он вообще мог подумать, что я прощу его после всех этих событий? Зная себя, представляю, как лезла на стену, писала страшные стихи, ела тоннами шоколад и мороженое. Бедных девчонок, наверно, достала со своими истериками. Представляю весь этот театр одного актера. По телу пробежала дрожь. Вспомнила про телефон.

– Юль, или кто-нибудь, девчонки, достаньте мой телефон из тумбы. У меня руки почти не работают, не могу с ним справиться. – Юля открыла тумбу и вынула знакомый телефон. – Зайди в сообщения, а затем на мою страничку. Посмотри, пожалуйста, есть ли там переписка с Антоном.

Юля начала листать страницы в телефоне с сосредоточенным видом. Ей потребовалось немного времени, чтобы убедиться, что отовсюду удалена любая информация об Антоне. Тогда почему я оставила фотографии? Подруга сказала, что здесь только одна фотография, которую показывал мне Игорь. Может, на память или забыла удалить? Фотография годичной давности, тогда мы только познакомились. Наверно, забыла о ней. Если подруги знают о нашем разрыве, то почему я не сказала об этом родным? Тем более, это произошло давно. Надеялась ли на восстановление отношений? Но зачем отказала, когда он пришел с извинениями? Теряюсь в догадках, о чем же я тогда думала. Сейчас, к сожалению, вопросы так и останутся без ответов. Может быть, время придет, когда я буду готова к ним, и они сами всплывут в моей голове.

Зашла медсестра и выгнала моих подруг. Те перецеловали меня, пожелали скорейшего выздоровления и обещали на неделе еще наведаться. Медсестра осмотрела меня, привела в порядок постель, уложила меня и поставила капельницу. Я так и уснула с ней.

До ужина приходили родители с братом, принесли фрукты. Мама не плакала больше, чему я была очень рада, но её грустный взгляд не давал мне покоя. Если бы могла, успокоила бы её, но это было не в моих силах. Они ушли, а я еще долго думала об Антоне. Теперь и не знаю, что лучше: то, что я знаю правду, или лучше бы её не знать, а заново полюбить его. Ведь он говорит теперь, что любит. Но слова Маши не выходили у меня из головы. Нельзя оставлять всё, как есть, это неправильно. Он должен получить по заслугам; он заставил меня страдать, пусть заплатит тем же. Теперь я с нетерпением ждала, когда он придет, чтобы высказать всё, что я о нём думаю, и сказать, чтобы больше не приходил.

Вечером зашел врач, померил давление; оно, как и пульс, оказалось высоким. Я вымоталась, и сильно болела голова. Он сказал, что мне нельзя нервничать, если я хочу быстрее выздороветь, назначил успокоительное и ушел. Следом за ним зашла медсестра с таблетками, напоила меня ими, и я вскоре уснула, забыв все печали и невзгоды.

Среди ночи, когда вновь почувствовала на себе пристальный взгляд, уже знала, что это Антон, и, хотя в комнате было так же темно, как и прошлой ночью, я смогла разглядеть его очертания. Антон понял, что я проснулась по повороту моей головы и хотел встать, чтобы включить свет, но был остановлен мною.

– Я хочу поговорить в темноте. – Не хотела видеть этого красивого лица. – Антон, ты же понимаешь, что после того, что между нами произошло, мы не можем быть вместе. – Голос, звучащий в темноте, был еще более резок и холоден, чем если бы фраза была произнесена при свете.

– Но, Ева, вчера ты сказала, что прощаешь меня. Что произошло за день? К тебе приходили подруги? – «Подруги» он произнес с отвращением. Всё встало на свои места: если он в конфликте с моими подругами, значит, они были правы. Я им много жаловалась на Антона, и они все были настроены против него. Впрочем, это было взаимно.

– Что ты имеешь против моих подруг? – Раздражение сочилось из меня, как сок из разрубленной березы.

– Я ничего не имею против, это они на меня оскалились, как голодные гиены, видимо, с твоей подачи. – Гнев нарастал; он не мог сдерживаться.

– Потому что доставил мне столько страданий, что я жить не хотела. Они мои подруги, и их нормальной реакцией является моя поддержка. – Голос в ночи становился громче, пульс учащался, я снова начала нервничать.

– Говори тише, Ева, иначе весь персонал сбежится сюда.

– Ты прав, – я перевела дыхание, немного успокоившись. – Антон, такое не забывается. – Кто бы говорил, – я не смогу быть с тобой, зная, какую боль ты мне причинил.

– Я понимаю, что это было сложно для нас обоих, но и ты пойми, что после того, как ты ушла, я понял, что не хочу быть без тебя. Ты мне дорога. Да, я открыл для себя эти новые чувства поздно, но, может быть, если бы эта ситуация не случилась, я бы ничего и не понял. Я раскаиваюсь в том, что заставил тебя страдать. Мне было больно видеть тебя такой, но я ничего не мог с собой сделать. Мне нужно было время побыть одному, чтобы осознать, что я люблю тебя. Каждый имеет право на ошибку – я её допустил, но впредь обещаю, что этого больше не повторится. Ева, я люблю тебя. Прошу, дай мне последний шанс, я всё исправлю, вот увидишь. – Он молит меня о прощении за то, чего я не помню. Конечно, это было, но сейчас я стала другой. Во мне нет той злобы и обиды, которую я, вероятно, испытывала, когда мы ругались. Он настолько искренен, что я не вижу его лица, но прекрасно чувствую, как оно выражает его чувства.

Говоря все эти слова, мне кажется, что это не я, не настоящая я. Мне симпатичен этот человек, и если он клятвенно обещает быть таким, как я хочу, почему не попытать счастья и не попробовать всё с начала? Наверное, если бы не авария, я бы так и осталась тем жестким человеком, который ни под каким предлогом не согласился бы дать шанс на реабилитацию. Но случилась эта беда, которая, возможно, подтолкнет меня сделать другой выбор.

– Антон, я искренне хочу, чтобы мы были счастливы. Ты мне симпатичен, и я попробую дать нам еще один шанс, но ничего не обещаю. Ты должен понять, что мне сейчас и так тяжело, а ещё выяснять отношения – это слишком для моего ослабленного организма. Я верю и надеюсь, что всё будет хорошо, но у меня нет тех чувств, которые были раньше. Мы через многое прошли, но не выдержали испытания. Поэтому, если в какой-то момент один из нас поймет, что нам не нужно быть вместе, просто сообщит об этом другому, и мы разойдемся навсегда. Договорились?

– Да, Ева, я принимаю твой выбор и уважаю его. Не представляешь, насколько я сейчас счастлив! Если бы мог, взял бы тебя на руки и закружил по палате. – Его воодушевление передалось мне. Я была рада, что конфликт исчерпан, и мы больше не будем возвращаться к этому разговору. Он взял мою руку в свои ладони и сжал её; до этого он не смел прикоснуться ко мне. Я верю ему, в его искренность. Да, все люди ошибаются, но нужно уметь прощать. Мы поцеловались; он коснулся моих губ легко и нежно. Ещё немного времени мы оставались в темноте и безмолвии. Было спокойно и хорошо держать его за руку; она внушала надежду на завтрашний день и счастливое будущее. Антон ушел, когда уже светало.

Утром, как обычно, приходила медсестра, а чуть позже зашел Егор Дмитриевич.

– Ну что, больная, как себя чувствуем? – У него было хорошее настроение; он улыбался, а когда посмотрел на меня и встретился со мной взглядом, подмигнул. Я улыбнулась; его настроение передалось мне.

– Уже лучше. Делаю упражнения, которые вы давали. Надо сказать, они помогают; я начала чувствовать свои кисти и пальцы. Ещё не пробовала ничего брать, но думаю, смогу, если попытаюсь. – Врач подошел ко мне и протянул свою руку. Сначала я не поняла, чего он хочет от меня, но, когда он, по-прежнему улыбаясь, кивнул на мою руку, до меня дошло, что он хотел добиться от меня рукопожатия. Я неуверенно подняла левую руку навстречу и сжала его сильные пальцы; он сжал их в ответ.

Долю секунды мы смотрели друг другу в глаза, держась за руки. Странное ощущение: ничего, по сути, особенного, но в этом было что-то тайное и интимное. Опомнившись, я отдернула руку, удивившись, как мне удалось совладать с ней. Егор Дмитриевич продолжал улыбаться. Он осмотрел меня; сегодня мои биометрические показатели были в норме. Снова поднял меня, пожелал хорошего дня и ушел, обещав прийти вечером.

Вечером приходил Антон с цветами и шоколадом. Либо он действительно хорошо меня знает, либо предположил, что все девушки любят сладости. В любом случае, я была ему благодарна. Теперь мне было с ним легко. Я не чувствовала напряжения из-за того, что что-то не знаю или обманываю его; у нас начался новый этап в жизни, так сказать, с чистого листа. Это придавало уверенности в завтрашнем дне.

Он рассказывал, чем занимался три месяца, пока я лежала в коме. Почти каждую ночь был у меня, надеялся, верил, молился, что однажды я открою глаза. Каждое его слово о том, что всё обязательно будет хорошо, что он поставит меня на ноги и сделает всё, чтобы я была счастлива, отражалось в моей душе как чистое, никем не тронутое озеро. Я копила его слова и обещания; озеро становилось глубже, но прозрачность воды не уменьшалась. Я видела в этом отражении нас с Антоном.

Уже сейчас, будучи инвалидом и доверяя только его словам, я мечтала, что мы поженимся. Не зная человека, полагаясь только на то, что он говорит, доверяя своей интуиции, я знала, что он не обманет меня и сдержит своё слово. Он не может оставить меня в таком состоянии, если он с такой страстью просил, чтобы я его простила. Казалось бы: красивый, обеспеченный, умный мужчина – он мог оставить меня здесь и идти дальше, наслаждаясь полноценной жизнью. Но нет, он сидит здесь, караулит, когда я приду в себя, и готовится, возможно, к году трудностей. Он хочет этого, чтобы именно я была с ним.

Как только ушел Антон, пришел врач, проведать и выяснить моё состояние. Увидев букет цветов, поинтересовался, кто такой галантный, что ухаживает за мной. Я объяснила, что мой молодой человек всячески поддерживает меня и стремится, чтобы у меня было хорошее настроение. Врач одобрил такое поведение; в моем состоянии я должна испытывать как можно меньше стресса.

Он ощупал моё тело на предмет чувствительности; пока никаких продвижений не было, единственное – мои руки стали крепче, и я уже спокойно могла взять телефон или книгу, чтобы как-то себя развлечь. Егор Дмитриевич объяснил, что мне нужно развивать мелкую моторику, и лучше, если я займусь каким-нибудь творчеством, чтобы работали именно пальцы рук.

Он присел на кровать, а не на стул, как обычно, положил свою ладонь на мою. Я немного удивилась, но не стала убирать её. Зачем он это делает? Мне было не ясно. Обратила внимание, что кольца на пальце у него не было, но по возрасту он гораздо старше меня. Если у него есть какие-то мысли на мой счет, то это абсурд.

Начал рассказывать о своей жизни вне больницы: любит собак, дома у него два лабрадора, живет один, и только его верные пушистые друзья спасают его от одиночества. Чтобы не быть безмолвной, я рассказала, что у нас тоже лабрадор, и её зовут Конфета. Вместе посмеялись над её кличкой; удивились, какое совпадение, что у обоих собаки одной породы.

На протяжении всего разговора он ловил мой взгляд и нежно улыбался мне. Я чувствовала себя неловко: буквально недавно очнулась от комы, вновь приобрела молодого человека, а тут ещё доктор проявляет симпатию. Я никак не реагировала на его знаки внимания; мне не нужны были лишние проблемы. Моя задача – встать на ноги, а остальное меня не волновало. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем он ушел, но эти минуты показались вечностью.

После его ухода пришла медсестра. Она привела в порядок мою постель и меня, опустила кровать и поставила капельницу. Обычно капельницы прокапывали быстро; я не замечала, как они заканчивались, но сегодня я смотрела на каждую каплю, которая падала и текла по катетеру в мою вену. Это было долго и раздражало; хотелось просто сорвать её. Видимо, пребывание в сознании в лежачем состоянии начинало надоедать. Неудивительно: до аварии я никогда не сидела на месте. Постоянно танцы, секции, занятия спортом. Дома практически не бывала: утром на учебу, а после – тренировки, подруги, развлечения. Сидеть взаперти в четырех стенах – против моей природы. Угнетало и то, что я элементарно не могла ухаживать за собой.

Книги отвлекали от мрачных мыслей, а надежда на то, что скоро всё изменится в лучшую сторону, не позволяла мне унывать и предаваться тоске. Я позвонила маме, чтобы она принесла мне вышивку, которую я забросила несколько лет назад. Раз моим рукам нужно было развиваться, совместим приятное с полезным. Мама сказала, что сама прийти не сможет, но пошлет Игоря. Что ж, не имеет значения, кто это сделает.

Во время утреннего обхода Егор Дмитриевич был так же предупредителен и приветлив, как всегда, и сделал комплимент моей внешности. Вот уж чего не хватало в моем немощном состоянии! Невооруженным глазом заметно, что врач пытается меня заинтересовать, прекрасно зная, что у меня есть молодой человек. Либо он беспринципный, либо я его настолько привлекаю, что он не собирается останавливаться ни перед чем. Мне казалось смешным то, что он делает, нелепым и глупым. Я поводов не давала и никак не реагировала на его провокации. Решила, когда представится удобный случай, поговорить об этом, пока же приняла выжидательную позицию.

Пришел Игорь с вышивкой и фруктами. Я вспомнила, что моя семья не в курсе о нашей с Антоном ссоре, и решила поинтересоваться у брата, в чем дело, и действительно ли он ничего не знает. Меня удивляла данная ситуация еще и тем, что Игорь был одним из тех, с кем я делилась секретами с детства; мы всегда были дружны. Думаю, он что-то скрывает от родителей, нужно выяснить, что.

– Привет, дорогой брат! Соскучилась по тебе, – я протянула руки навстречу, и мы обнялись.

– Привет, сестра! Тоже очень скучал по тебе. В прошлый раз не удалось поговорить по душам из-за присутствия родителей, – он заговорщически подмигнул.

– Вот уж точно! Выкладывай всё, что знаешь об Антоне. – Терпение было на пределе.

– Ты действительно ничего не помнишь? – На его лице отразились недоверие и удивление.

– Да, Игорь, совершенно не помню ни одного момента, связанного с ним. Как будто стоит блок.

– Не стал распространяться при родителях, тем более мама еще под большим впечатлением от случившегося, так что ей не обязательно знать, что вы с Антоном расстались. Папа, тем более, не в курсе.

– Сообщу тебе новость: мы помирились.

– Как? Серьезно? Ты клялась, что ненавидишь его, не хочешь больше видеть и слышать любую информацию, касающуюся его.

– Знаешь, я подумала: раз ничего не помню, то почему бы и не попробовать всё с начала? Он утверждает, что любит, а я же этого и добивалась. Можно быть счастливой и радоваться жизни. Разве нет?

– Так оно и есть, – Игорь замолчал, – ты, видимо, действительно ничего не помнишь, вообще, – он запнулся.

– Говори, брат, я выдержу всё. После аварии на многие вещи стала смотреть по-другому. – И это было чистой правдой.

– Ты точно хочешь это знать? – Он всё ещё сомневался в целесообразности продолжения этой темы.

– Уверена в этом. – Моего мнения нельзя было изменить; я была настроена решительно.

– Хорошо, – Игорь набрал в грудь больше воздуха, сделал многозначительную паузу и выдал: – Ты ему изменяла, причем не с одним человеком. – Я открыла рот в изумлении, уставившись на брата, как на диковинное животное. Я и изменять? В своих глазах выглядела мученицей и почти святой, но после этих слов всё встало с ног на голову, мир перевернулся и больше никогда не будет прежним. Я отказывалась верить брату; он, уверена, шутит. Но нет, его взгляд серьезен, полон тревоги и сострадания. В нем нет осуждения или неодобрения, только сожаление.

– Но зачем? Я же его любила! – Голос сорвался на визг.

– После слов о нелюбви к тебе ты решила отомстить, точнее, думала, что расстанетесь, и ушла в загул. А он, как ни в чем не бывало, позвонил тебе, вы продолжили встречаться, но вскоре всё же разошлись по твоей инициативе. И, видимо, он до сих пор не в курсе, раз приходит к тебе, еще и помирились с твоих слов. – Да, я не ожидала от себя такой подлости. Что же за человек был внутри три месяца назад? Казалось всё злой шуткой, ложью, сплетней. Но брату я доверяла безоговорочно; он не мог так жестоко пошутить надо мной. Шок охватил сознание, растерянность и паника давили прессом и не давали вздохнуть полной грудью. Как же я теперь буду смотреть Антону в глаза? Как жить с этим? До Антона никому не изменяла. И тот факт, что он обидел меня, не дает никому права совершать такие грязные поступки, причем не с одним человеком. Это верх разврата с моей точки зрения. Как я могла так низко пасть? Что двигало мной в этот момент? Снова тьма вопросов без ответов. Человеческий организм, поистине, – уникальное создание природы. Видимо, так хотела избавиться от воспоминаний об Антоне и обо всём, что с ним связано, что сознательно или бессознательно поставила блок на этих воспоминаниях, закрыла на ключ и выбросила. Но, благодаря любопытству и информаторам, они вернулись вновь, накрыли меня волной цунами, и теперь я не знала, как выплыть и спастись от катастрофы.

Естественно, Антон ни о чем не должен знать. Интересно, доступна ли данная информация кому-то ещё, кроме Игоря? Надеюсь, никто из подруг об этом не знает. Хотя, они стервы ещё те, и только бы поддержали меня, если бы узнали. Но мне самой было так стыдно, что я не хотела признаваться себе, не то что другим. Смогу ли я скрыть это и не выдать секрет Антону? Если замучает совесть, то сдержаться вряд ли удастся.

– Игорь, об этом знает кто-то ещё? – Я молилась, чтобы ожидания не оправдались.

– Насколько мне известно, нет. Ты мне-то рассказала под страхом смерти, к тому же была не сильно трезвая. – Не сильно трезвая – мягко сказано. Я знала, что брат щадит меня, видя моё состояние. Помню, как с девчонками устраивали вечеринки с множеством, непонятно откуда взявшихся гостей. Вспомнить было что, но очень стыдно. Утешала себя мыслью, что после окончания университета стану серьезной леди, буду работать в крупной юридической компании, иметь семью, дом и далее по списку. Главное, чтобы по пьяни не рассказала кому-то ещё.

– Хорошо, это обнадеживает.

Игорь ушел, а я принялась за вышивку, пытаясь отогнать нехорошие мысли.

Во время вечернего обхода Егор Дмитриевич снова рассказывал истории из прошлого. Много смешного и забавного происходило, когда он служил в морской пехоте. Когда узнала, что он один из черных беретов, появилось какое-то уважение, даже, может быть, некоторое восхищение. Во время разговора он пытался прикоснуться, сначала я сопротивлялась, но потом бросила затею, понимая, что он не отступится. Не знаю, сколько мы проговорили, но время пролетело незаметно, и я удивилась, увидев, что за окном стемнело. Когда Егор уходил, мы уже общались как старые друзья, смеясь над взаимными шутками. Он был умным, эрудированным, с отличным чувством юмора. Его голос по-прежнему действовал успокаивающе. Чувствовалась сила духа, твердость характера. Что-то в нем было, что привлекало внимание и заставляло задумываться.

Антон пришел далеко за полночь, а я всё ещё вышивала.

– Здравствуй, любимая! – Он принес огромного плюшевого белого медведя с красным сердцем в лапах. – Это тебе! – Его лицо сияло, улыбка обозначила ямочки на щеках. Почему-то раньше я их не замечала. От них он выглядел ещё красивее, захотелось поцеловать.

– Спасибо, милый! – Улыбка заиграла и на моем лице. Потянулась навстречу и запечатлела долгий благодарственный поцелуй на его чувственных губах. По удивленному взгляду поняла, что он не ожидал такого порыва.

– Соскучилась, – как бы извиняясь, ответила на немой вопрос.

– Я тоже, дорогая. Ты не знаешь, сколько ещё тебя здесь будут держать?

– Нет, врач ничего не говорит. Пока лишь пичкают лекарствами и ставят капельницы. Завтра уточню. – Как-то даже не задумывалась, когда выпишут. Со всеми этими новостями и интригами забыла спросить, когда смогу выбраться из этой тюрьмы.