Читать онлайн Минуты Чувств

Эта книга посвящается моим самым любимым —

моему мужу, который верил и продолжает верить в меня,

и моим сыновьям, которые дарят мне силу идти вперёд и писать для них.

Али, Амир, Мухаммед —

ваша мама любит вас от земли до самых ярких Плеяд.

Пролог

Но повесть о Ромео и Джульетте Останется печальнейшей на свете…Если бы не печальной этой истории.

Звучит, может быть, наивно, но я никогда не думала, что смогу влюбиться.

А если и влюбиться, то точно не в того, кто всегда был рядом – кто стал для меня зеркалом детства, голосом юности, тенью и светом одновременно. В моего друга детства.

Мы были неразлучной тройкой, будто связаны невидимой нитью, и весь наш район знал нас по смеху, который разносился эхом по улочкам Шеффилда. Этот город дышал вместе с нами: его каменные дома молча хранили наши тайны, его шумные площади видели наши мечты, а в тихих дворах мы учились верить в вечность.

Дружба казалась нерушимой – чистой, как первый снег, и крепкой, как камень. Я верила в неё всей душой. Но время – обманщик: оно тихо меняет линии между «другом» и «любимым», стирая границы там, где их не должно быть. И сердце, самое упрямое из всех, выбирает само, не спрашивая позволения.

И теперь я боюсь только одного – потерять.

Потерять не просто человека, а часть себя. Того, кто стал моей душой.

Часть первая

*Нив*

– Дочка, выйди, погуляй на улицу. Ты всё с книгами сидишь, скоро станешь как те писательницы – без мужа и без семьи.

– Мам, о боже, мне всего четырнадцать!

– И что? Скоро будет четырнадцать, потом подростком станешь, а там и двадцать… и останешься одна, без парня, без жилья.

– Ты всё время думаешь только об имуществе и о деньгах!

– Солнце моё, пойми… я ведь не вечно буду жить. А этот мир жесток – он заставит тебя пахать как лошадь, если рядом не будет опоры. Я не хочу такой судьбы для тебя.

– Мам, я сама буду работать! Мне не нужны парни и мужчины, чтобы они меня обеспечивали.

– Но ты не обязана быть одна.

– Я хочу быть одна! Всё, мам, закрыли тему.

– Вся в него…

– Я не он! Он козёл с рогами, что бросил тебя беременной. А я не его дочь. Мне такой отец не нужен и знать его я не хочу!

– Боже мой… эта девочка – точно гром среди ясного неба.

Я не злилась на маму – она хотела для меня только лучшего. Но по её поношенным кедам было видно: мы просто выживали в Англии. Я не помню самого переезда и даже не знаю, как выглядит Шотландия. Лишь из рассказов мамы я слышала, что там красиво, что Шотландия – независимая страна, в которой живёт сила. Именно это чувство и притягивало меня к моей родине.

Иногда я тайком брала мамин телефон и искала картинки Шотландии. Потом решила выучить и язык – чтобы быть ближе к земле, которой ещё ни разу не касалась. Мне хотелось узнать о ней всё, впитать каждую крупицу. Школа оставалась где-то на заднем плане, а на первом месте для меня всегда были книги. А ещё – моё любимое занятие бег по стадиону.

Мама всегда меняла тему, когда я спрашивала, почему мы оказались в Англии, а не в Шотландии. Что же произошло такого, что она, беременная мной, просто собрала вещи и решила оставить свой дом и родных?

Под моим давлением и упрямством мама всё-таки рассказала о моём отце. Якобы это был какой-то моряк, с которым она познакомилась через общих знакомых. Их связывал выкуп рыбы – дедушка будто бы отправлял маму покупать её у этого рыбака. Потом они нашли общий язык, начали дружить… и вскоре мама забеременела. Узнав об этом, её семья якобы выгнала её из дома.

Мама рассказывала всё это с таким видом, будто пересказывала сценарий из дешёвого бразильского сериала. Но чем больше я слушала, тем сильнее понимала: в её словах не было правды. Она врала. Я видела это по её глазам, по тому, как нервно она отводила взгляд, когда речь заходила о её жизни до моего рождения. История была совсем другой. Я это знала. Я это чувствовала.

Уходя в свою комнату, я всегда знала: я не ошибка. Ведь каждый раз мама тихо плакала на кухне, когда оставалась одна. Она садилась за стол, наливала себе чай с лимоном, и в тишине, незаметно для других, слёзы катились по её щекам. Через минуту она вытирала их о рукав, глубоко вздыхала и снова принималась мыть посуду, будто ничего и не было.

А я лишь наблюдала за ней издалека, потом убегала в свою комнату, доставала книгу о Шотландии и снова искала картинки – замки, древние каменные стены, зелёные холмы и места, где живёт история. Я мечтала увидеть всё это своими глазами, коснуться руками земли, которую считала своей родиной.

По утрам, после завтрака, мама уходила на работу – убирать чужой дом. Я никак не могла понять: в чём смысл? Убирать у себя и снова идти в чужие стены, чтобы драить грязь богатых? Меня это злило. Она ведь могла устроиться куда-нибудь ещё, но выбрала именно такую работу.

А я оставалась одна. Шла бродить по улицам, искать себе приключений для души или просто наслаждаться одиночеством. Мама с утра до вечера пропадала на работе, а я провожала закаты без неё. Потом она возвращалась, усталая, приносила еду – вернее, то, что оставалось от чужого стола.

Я же умела готовить сама, хоть и выходила чаще всего бурда из всего, что попадалось под руку. За это мама ругала меня: «Такое едят собаки, но не люди». Но я становилась только упрямее. В такие моменты мне казалось, что я вовсе не девочка, а мальчишка-сорванец, влюблённый в свободу и в свои закаты.

Всё изменилось однажды летом, когда я шла по нашей улице и заметила: в дом соседей кто-то переехал. Мне стало особенно грустно – ведь ещё недавно там жила бабушка Нене. Ей было почти девяносто один, и она прожила долгую жизнь. Несколько месяцев назад её не стало, а сын, недолго думая, продал дом.

Я только вздохнула: если бы Нене узнала об этом, она бы точно «встала из гроба и закопала своего сына вместе с собой». Она часто повторяла, что дом оставит именно ему и не позволит никому чужому поселиться здесь. Ведь со своим стариком она прожила полжизни: растили детей, работали, жили скромно, но счастливо. И вдруг – бах! Дом продан, и её воля не исполнена.

Мне было жаль бабушку Нене. Пусть её душа будет на небесах… Она почти всегда угощала меня вкусной едой, зная, что я люблю поесть. А мама, как обычно, думала, будто я специально хожу к соседке просить еду. Но это было не так. Мы с Нене стали как подружки.

После её смерти я долго думала, что у меня больше не будет собеседника.

Дом бабушки Нене всегда выделялся на нашей улице. Кирпичный, с массивной деревянной дверью, обрамлённой аркой из светлого камня, и высокими узкими окнами, будто взятыми из старой английской открытки. Вдоль фасада тянулась аккуратная живая изгородь, а сад, хоть и запущенный после смерти хозяйки, всё ещё хранил запах лаванды и роз, которые Нене когда-то с любовью выращивала. Дом был старый, но в нём чувствовался вкус и уют, будто каждая деталь – от кованого почтового ящика до занавесок на окнах – хранила память.

И вот однажды во двор въехала чёрная машина. За ней – грузовик с мебелью. Сначала я увидела женщину – ухоженную, с прямой спиной и холодным взглядом, который бегло окинул дом, словно она уже прикидывала, что в нём стоит переделать. За ней вышел мужчина в дорогом рубашке и двое мальчишек. Их волосы были аккуратно уложены, на них – чистые белые рубашки и новые кроссовки.

Я стояла у калитки, наблюдая. Сердце сжалось: они выглядели богатыми, слишком правильными, слишком чужими для этого места.

– Уже не нравятся, – пробормотала я себе под нос, морщась. – Сразу видно: богатенькие.

И в ту секунду дом бабушки Нене перестал казаться мне родным. Казалось, его вырвали из памяти улицы и отдали в руки чужим.

*Антуан *

Я первым заметил её. Девчонка стояла у калитки и смотрела так, будто собиралась нас сглазить или, как минимум, прогнать. Я быстро ткнул локтем Артура и наклонился к его уху:

– Смотри, видишь её? Странная какая-то. На ней джинсовый комбинезон и… балетки! Как будто выпала из какой-то старой сказки.

Артур фыркнул, едва не рассмеявшись. А тут ещё её рыжие волосы – они разметались на ветру так, что напоминали мне облако.

– Ха, как облако из морковки, – прошептал я брату.

Мы оба не выдержали и прыснули в смех. Да, нам всего четырнадцать, и иногда мы смеёмся, как дети. Но в тот момент эта странная девчонка показалась мне чем-то особенным – хотя я бы себе в этом ни за что не признался.

Я едва успел прошептать Артуру про её «комбинезон из сказки», как она вдруг резко повернула голову и метнула в нашу сторону взгляд. Рыжие волосы мелькнули, будто пламя.

– А чего вы ржёте, как два осла? – громко бросила она.

Мы с Артуром переглянулись, будто нас поймали за чем-то ужасным. Я первым не выдержал и прыснул в ладонь. Артур тут же захохотал в голос.

– Слышал, Арт? Она нас ослами назвала! – сквозь смех выдавил я.

– Ну, подходит же, – поддакнул брат, и мы оба согнулись пополам, утирая слёзы.

Чем больше она морщила нос и смотрела на нас своими серьёзными глазами, тем смешнее нам становилось. И от этого смеха мы уже сами не знали, что смешнее – её странный вид или то, что мы, смеялись как дураки.

Я всё ещё смеялся, когда она вдруг бросила на меня взгляд – быстрый, резкий, как выстрел.

– Ты не осёл, – сказала она, прищурившись. – Ты тролль из леса. Такой же носатый и страшный.

Я будто камнем в лоб получил. Слова застряли где-то в горле, и я не смог вымолвить ни звука. Челюсть только сильнее сжалась, а руки машинально схватили ближайшую коробку, которую нужно было тащить в дом.

Артур, конечно же, сразу заметил моё выражение лица. Толкнул меня локтем в бок и хмыкнул:

– Вот это да. Она явно не из тех девочек, которые будут молчать.

И улыбнулся так, будто ему вся ситуация доставляла невероятное удовольствие. А я лишь опустил голову и сделал вид, что очень занят коробками. Но внутри меня что-то странно кольнуло – словно эта рыжая ведьма уже успела оставить в памяти свой след.

– Антуан! Артур! – раздался голос отца от крыльца. – Хватит бездельничать, помогайте заносить вещи!

Мы с братом одновременно вздрогнули. Артур сразу вскинул плечами и побежал к машине, а я остался стоять на секунду дольше, чем следовало.

Рыжие волосы девчонки всё ещё развевались на ветру. Она шла прочь, будто и не замечала нас больше. Но мне показалось, что этот рыжий огонь на солнце запечатался в глазах и теперь не собирался отпускать.

Я крепче сжал коробку в руках и, стараясь не показать ни Артуру, ни отцу, что задержался из-за неё, направился к дому. Шаги по крыльцу гулко отдавались в ушах, а перед глазами всё ещё мелькало это пламя – волосы, в которых, как ни странно, было больше свободы, чем во всём нашем новом доме.

*Нив*

Я шла от дома Нене прочь, и сердце сжималось от боли. Казалось, чужие, богатые детишки заняли не просто её дом, а целый кусочек моей памяти. Боже, как же они меня взбесили! Эти двое… особенно тот, что держал коробку и смотрел на меня так, будто я пугало на поле. А второй – смеялся чаще, чем его брат, и это только сильнее раздражало.

Они были похожи – явно братья, возможно даже близнецы. Но при этом у них было что-то разное: цвет волос, глаза. Будто взяли одну и ту же куклу, поменяли ей детали лица, перекрасили волосы и оставили всё остальное прежним. Господи, они выглядели чужими и нарочито правильными, и от этого внутри меня поднималось раздражение.

«А что если назвать их кукольными братьями?» – мелькнуло у меня в голове. Звучит жутковато, прямо как из хоррор-фильма. Если эти двое ещё хоть раз засмеются надо мной или будут таращиться так, будто в жизни девочку не видели, то имя им нашлось – кукольные братья.

Фу, аж дрожь берёт… Но от этой мысли я не выдержала и сама прыснула в смех.

Я шла по улице с мелочью в кармане – мама выдала деньги на продукты. В списке было всё до ужаса скучное: хлеб, молоко, немного овощей. Но в голове у меня уже вертелся другой план.

«Купить часть еды… а на остаток взять книгу», – думала я, шагая по мостовой. Сердце даже забилось быстрее от этой коварной идеи. Конечно, мама за такое влепила бы мне по башке и устроила лекцию на час. Но сама мысль была такой вкусной, что я не могла не улыбнуться.

– Ну и что, – пробормотала я себе под нос, – зато я буду сыта словами, а не картошкой.

И с этой дерзкой улыбкой я толкнула дверь магазина, будто собиралась провернуть самое настоящее преступление.

Колокольчик на двери звякнул, когда я толкнула её, и в нос ударил знакомый запах свежего хлеба, кофе и чуть сладковатый аромат выпечки. Магазин был маленький, но уютный: полки аккуратно заставлены банками, коробками и фруктами в деревянных ящиках.

Я сразу начала искать глазами хлеб – белый, длинный батон, который мама всегда брала. Но взгляд скользнул в сторону полки с книгами и журналами, и мысль о моём «коварстве» снова заиграла ярче.

– Привет, дядя Лука! – улыбнулась я, махнув рукой.

За прилавком стоял высокий, немного сутулый мужчина с седыми висками и вечной доброй улыбкой. Он поднял глаза от кассы и, увидев меня, отозвался:

– А, Нив! Опять за хлебом? Или сегодня решила разорить мой магазин чем-то посерьёзнее?

– Как всегда, – ответила я, делая вид, что очень сосредоточенно разглядываю витрину, хотя внутри уже улыбалась своей тайной мысли.

С дядей Лукой мы знали друг друга давно. Он всегда умел пошутить, иногда подсовывал мне яблоко или шоколадку просто так, и я чувствовала себя рядом с ним почти как дома.

Я долго ходила между полок, будто выбирала продукты, нужные маме. Но в итоге взяла только молоко и батон хлеба. Остальное я уже мысленно отмела: «Без картошки проживём».

Стараясь держаться невинно, я подошла к прилавку. Но взгляд всё время ускользал к полке у окна, где дядя Лука держал книги и старые журналы. Их корешки манили яркими буквами, и у меня в груди защекотало от предвкушения.

– Дядя Лука… – осторожно начала я, поставив молоко и хлеб на кассу. – Я хочу взять ещё одну книгу. Вот с той полки.

Он прищурился и скрестил руки на груди, но уголки губ дрогнули в улыбке.

– М-м, – протянул он, – ну вот, всё ясно. Опять книги. А мама у тебя в курсе, что ты вместо овощей берёшь истории?

Я только дернула плечом, стараясь не рассмеяться, и уставилась на полку, где уже выбрала глазами тонкий томик в мягкой обложке.

– Дядя Лука, это уже не твоё дело, – хитро щурюсь я. – А если что скажешь маме… я расскажу всему району, что ты глазишь на нашу соседку Джинн. Та, которая замужем. Нехорошо ведь, да, дядя? Ты же сам женат, правильно?

У дяди Луки чуть не выкатились глаза.

– О боже, Нив! Откуда ты это знаешь? И кто тебе такое сказал?

Я ухмыльнулась и гордо скрестила руки.

– Я всё знаю. От моих глаз ничего не скроешь.

Лука всплеснул руками и пробормотал:

– Вот же маленькая ведьма…

А я только сильнее улыбнулась, потому что знала: теперь книга у меня в кармане.

Дядя Лука шумно фыркнул, словно рассерженный кот, и с демонстративной тяжестью снял книгу с полки. Он протянул её мне, сдвинув брови так, что казалось – сейчас они срастутся в одну линию.

– На, держи! – буркнул он, едва не швырнув книгу мне в руки. – Но, ради всего святого, Нив, никому ни слова о том, что ты там напридумывала. Никому!

Я усмехнулась, прижимая книгу к груди, как трофей.

– Ладно, дядя, – кивнула я с таким видом, будто заключала великое соглашение. – Могло бы быть хуже.

– Хуже? – возмутился он ещё сильнее. – Девчонка, ты уже хуже некуда!

Но в уголках его губ мелькнула тень улыбки.

Я протянула деньги дяде Луке и, прижимая к груди хлеб, молоко и долгожданную книгу, направилась к выходу. На пороге я нарочно остановилась, оглянулась и хитро подмигнула ему.

– Спасибо, дядя, ты лучший! – сладким голоском сказала я, будто ангелочек.

– Тьфу ты! – зашипел Лука, хлопнув ладонью по прилавку. – Лучший он, говорит… Ещё одна такая "лучшая" услуга – и мне хана от твоей матери!

Я прыснула со смеху и выскочила наружу. Сзади ещё донеслось его ворчание:

– Господи, за что мне это наказание в виде рыжей ведьмы.

Я шла по улице и улыбалась ещё шире.

Я прижимала к боку пакет – хлеб и молоко, будто самые важные сокровища на свете, а в другой руке держала книгу. Ах да, именно её я и ждала больше всего. Если мама узнает, что я потратила деньги не только на еду, мне точно каюк, но пока её нет рядом – это моя маленькая победа.

До парка всего-то метров пятьсот, я знала дорогу с закрытыми глазами. Идти туда было спокойно, не страшно – словно он и был моим домом, только зелёным и свободным. Каждый куст, каждая лавка, даже деревья – всё будто знало меня. Я шагала, и волосы развевались на ветру, а сердце прыгало внутри, ведь я знала: скоро я спрячусь от всех и останусь одна с книгой.

Всё это было как мой секрет. Я ведь не рассказывала маме – зачем? Пусть думает, что я гуляю во дворе. А я – я сбегаю туда, где можно быть самой собой. Где никто не отвлекает, не командует и не ворчит.

У ворот парка я чуть замедлилась, вдохнула полной грудью – и улыбнулась. Вот оно. Моё место. Моё укрытие

Я вошла в Эндклифф-парк и будто провалилась в другой мир. Лето здесь всегда дышало иначе – теплее, мягче, чем на улицах города. Сразу в лицо ударил запах влажной травы и липкого мёда, ведь пчёлы летали от цветка к цветку так близко, что я могла слышать их маленькое жужжание.

Высокие деревья стояли стройными стражами, а их ветви переплетались, словно хотели обнять меня и спрятать от лишних глаз. Сквозь листву пробивались солнечные лучи – золотые полосы, они падали на землю, как на страницы книги, и я смеялась внутри себя: сама природа будто подсказывает, где мне читать.

Птицы щебетали так звонко, что казалось, они спорят друг с другом, кто споёт громче и красивее. А ручей – он бежал так свободно, что его шёпот напоминал секреты, которые я могла понять только сердцем.

Я шла по тропинке и чувствовала каждое дыхание этого места: мягкий ветер касался щёк, трава царапала ноги сквозь тонкую ткань, а солнце грело макушку. И всё внутри меня будто растворялось – не было ни забот, ни маминого ворчания, ни богатых соседских мальчишек. Только я, книга и природа, которая принимала меня такой, какая я есть.

Я огляделась и заметила небольшой пригорок прямо у ручья. Трава там была мягкая, густая, как зелёное одеяло, и блестела от солнца. Я подошла ближе, поставила пакет рядом и, не раздумывая, плюхнулась прямо на землю. Она приятно холодила сквозь ткань джинсового комбинезона, и я вытянула ноги, чувствуя, как тело сразу стало лёгким, будто камень с души упал.

Развязав пакет, я достала книгу. Пальцы дрожали – не от страха, а от нетерпения. Я любила этот момент: запах бумаги, чуть шершавые страницы и ожидание новой истории, которая готова увлечь меня туда, где всё возможно.

Ветер подул сильнее, шевеля мои волосы так, что отдельные пряди падали на глаза. Я заправила их за ухо и улыбнулась – казалось, будто сама природа решила поиграть со мной.

Ручей журчал, птицы пели, листья шелестели над головой, и всё это сплелось в одну мелодию. Я открыла книгу, вдохнула глубже и подумала: если рай и существует, то, наверное, он похож на это место – тихое, простое и честное.

Я открыла книгу, и сначала просто рассматривала страницы, вдыхала её запах – тот самый старый, терпкий аромат бумаги, который любят только настоящие книжные чудаки. И тут, увидев название, я чуть не прыснула от смеха. «Ромео и Джульетта»! Да неужели! Это же сам Шекспир! Я прикрыла рот ладонью, чтобы не разоралась от восторга, и закачалась на траве, едва не уронив книгу.

– Господи, да это же… – прошептала я, и сама же засмеялась, словно сошла с ума.

Обложка, конечно, выглядела так, будто её пережёвывала жизнь: края потертые, уголки замятые, кое-где пятнышки времени. Но на самой первой странице стояла гордая надпись: London, 1950. Я аж прикусила губу. Это не просто книга – это маленький эксклюзив, настоящий клад!

Я перевернула несколько страниц – шрифт был строгий, старинный, как будто буквы держали в себе секреты прошедшей эпохи. Я даже провела пальцами по строчкам, будто могла почувствовать, кто держал эту книгу до меня.

И внутри меня поднялся такой восторг, что я едва не закричала: «Ура!» Но я вовремя сдержалась – вдруг кто-то услышит и решит, что в парке завелась сумасшедшая девчонка. Хотя… может, я и правда была такой – истеричкой, которая смеётся от счастья над потрёпанной книжкой.

Я едва держала книгу в руках – будто боялась, что она сейчас испарится у меня на глазах, превратится в пыль или исчезнет, как сон. Моё сердце стучало быстрее, чем обычно, и я чувствовала, как щеки предательски горят.

– Вот это да… вот это да!.. – вырвалось у меня шёпотом, но в нём звучало столько восторга, что, кажется, даже птицы на ветках настороженно повернули головы.

Я гладила обложку, как что-то живое. Потёртая, шершавенькая на ощупь, с запахом времени – она казалась мне драгоценнее любого бриллианта. Книга из Лондона… из 1950 года! Неужели она сама доплыла через годы и моря, чтобы попасть именно ко мне?

Я запрокинула голову к небу и рассмеялась так искренне, что сама же удивилась – когда я в последний раз смеялась вот так, от счастья? Может, в детстве, когда впервые увидела снег? Или когда бабушка Нене угощала меня пирогом, а я облизывала пальцы и не стыдилась?

А теперь я смеялась, потому что держала в руках Шекспира. Настоящего, живого, пусть и на бумаге. Казалось, сама Джульетта шептала мне из страниц, а Ромео, бедняга, ждал где-то неподалёку.

Я прижала книгу к груди и закрыла глаза. Лето, тёплая трава, запах парка, и я – с сокровищем, которое никому не отдам. Даже маме не скажу, лучше пусть думает, что я купила хлеб да молоко.

Я раскрыла книгу, осторожно, словно боялась порвать хрупкие страницы, пожелтевшие от времени. Пальцы дрожали, и сердце стучало громко-громко, будто я сама стояла в зале, полном свечей и музыки, где вот-вот должны встретиться двое – Ромео и Джульетта.

– «Если я оскверню своей недостойной рукой эту святыню…»– начала я читать, и голос у меня предательски задрожал. Я споткнулась на словах, снова посмотрела на строчку, поправилась и попыталась читать увереннее.

С каждой фразой я всё больше ощущала, как кровь приливает к щекам. Господи, да это же будто я сама говорю! Словно я – Джульетта, а где-то в тенях парка за мной наблюдает свой Ромео. Я даже машинально оглянулась – вдруг кто услышит? Но рядом лишь трава, деревья и пение птиц.

– «Мои губы, два краснеющих пилигрима, готовы смягчить это грубое прикосновение нежным поцелуем» – выдохнула я и рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

– Ох, Ромео… – прошептала я уже сама, и щеки загорелись ещё сильнее. Мне казалось, что воздух стал гуще, а в груди тесно от волнения. Как же они могли так – встретиться и сразу… будто молния!

Я закрыла книгу на секунду, прижала её к лицу и выдохнула. Смех, смущение, восторг – всё перемешалось. Я снова заглянула в страницы и продолжила, но каждая строчка отзывалась в моём сердце, как будто это не Шекспир писал, а я сама говорила о своей первой любви.

Прочитав ещё пару страниц, я вдруг подняла глаза и заметила, что тени вытянулись, а солнечный свет стал мягким и золотым, как перед закатом. Сердце у меня ёкнуло.

– Чёрт… – прошептала я, захлопывая книгу и аккуратно засовывая её в пакет. – Если мать увидит, что меня нет дома, она точно откусит мою рыжую голову, без шансов на пощаду.

Я вскочила с травы, отряхнула коленки и зашагала так быстро, будто за мной гнались. Пакет с хлебом и молоком в одной руке, книга прижата к груди другой – настоящая контрабанда, которая могла меня выдать.

Каждый шаг сопровождался мыслями: «Успею – не успею?». Даже птицы сверху будто подшучивали надо мной, чирикая громче обычного.

– Ну вот, Нив, – пробормотала я себе под нос, – решила быть Джульеттой, а закончишь Рапунцель… только не в башне, а в домашнем аресте на кухне.

И я рванула ещё быстрее, надеясь, что успею проскользнуть домой до того, как мать заподозрит неладное.

*Антуан*

Когда же наконец закончатся эти вещи? Наверное, завтра. Сегодня я даже кровать постелить не успел. Эта комната для нас обоих слишком огромная, хоть и красивая,говорил я себе.

– Этот дом шикарен, брат, – улыбнулся Артур, оглядываясь по сторонам.

– Тут жила какая-то бабка столетняя… до сих пор запах старости в носу стоит, – поморщился я.

– Ну и нюх у тебя, Антуан. Как у собаки, честное слово.

Я усмехнулся и открыл ещё одну коробку.

– Твои книги нескончаемые. Сколько их тут? – фыркнул Артур.

– Где-то штук сто.

– О боже… библиотекарем хочешь стать?

– Они все мои. И драгоценные. Дороже, чем камни из Африки.

– Мальчики, идём на ужин! – сильным голосом позвала мать снизу.

– Идём, Арт, потом закончим, – сказал я и уже хотел выйти, но Артур ухватил меня за рукав:

– Стой, иди сюда. Смотри, кто идёт по улице.

Я глянул в окно и сразу узнал утренние рыжие волосы.

– Эта та самая маленькая ведьма…

– Ага, – ухмыльнулся Артур. – Давай скажем ей пару слов.

– Не стоит дразнить эту девчонку, Арт. У неё взгляд ведьмы.

– Перестань, – Артур резко распахнул окно и крикнул:

– Эй, девчонка с рыжими волосами! Прости нас за утреннее… так скажем, недоразумение и за шутки.

Она посмотрела на нас и, даже не задумываясь, показала средний палец.

– Чёрт возьми! – Артур прыснул со смеху. – Она с характером, Антуан.

– Я же говорил, что ведьма, – хмуро ответил я, но уголки губ всё равно дрогнули.

Мы оба захохотали ещё сильнее.

– Она что-то держит в руках… будто книгу, – заметил Артур.

– Да забей ты на неё, Арт, пошли уже. – Я дёрнул его за футболку и силой потащил вниз, в кухню.

– Мы с ней подружимся, отвечаю, – сказал Артур, даже не отрываясь от окна. – Если она любит спорт или играть в футбол, то точно станем хорошими друзьями.

Я фыркнул.

– Она ведь девочка.

– И что? Ты видел, какая она? – Артур ухмыльнулся.

– М-да уж… полу-девочка, полу-пацан.

—Ну и зануда ты.—сказал Артур.

Я сжал челюсти. Брат вечно должен вставить какую-нибудь колкость.

– Ха-ха-ха, очень смешно, – буркнул я. – Юмор у тебя что надо, Арт.

Честно говоря, он уже начинал меня бесить.

– Tu m’énerves, Artur… – бросил я сквозь зубы.

Артур расхохотался и с такой наглой улыбкой хлопнул меня по плечу, что я едва не выронил стакан с водой.

– Je t’aime, mon frère! – протянул он на своём кривом французском.

Ну вот как тут злиться? Всё раздражение слетело в один миг. Я только закатил глаза и усмехнулся краешком губ. С этим идиотом невозможно поссориться до конца.

Спускаясь вниз, первым делом я заметил маму в прекрасном платье. Она всегда умела быть роскошной и ухоженной. Её волосы, собранные во французском стиле и украшенные ободком, придавали ей особый шарм. Мама была словно дорогой парфюм – изысканная и утончённая, в стиле самой Шанель. Даже в свои сорок лет она оставалась по-настоящему красивой: тонкая фигура, изящные ноги,в прошлом она во Франции была балериной, пока не встретила отца.И конечно же она она вышла замуж и оставить карьеру.

Интересно жалеет ли она сейчас об этом?

Но о главном,готовить мама так и не научилась, поэтому для нас она наняла повара. Саму же её часто мучила аллергия: целыми сезонами она то задыхалась, то лежала под капельницей. Её врагами были пыль и мука – от них она начинала бесконечно чихать. Из-за этого мама постоянно наводила порядок и нанимала работников для генеральной уборки. Сегодня же она весь день только и делала, что следила за чистотой в доме.Она так и осталось домработницей, если бы не смерть нашей сестры. Может бы мы не переехали сюда начиная все сначала.

Я вижу как она старается,делать вид что всё будет хорошо,но её психика подшатывается при виде фотографии нашей Анны.

Мы с Артуром, спускаясь по лестнице, почти одновременно бросились к маме. Она наклонилась, и мы поочерёдно поцеловали её в щёки, как всегда делали, – это был наш маленький ритуал.

– Спасибо за ужин, мама, – сказал Артур первым.

– Да, он пахнет восхитительно, – добавил я и обнял её за плечи. – А где отец?

Мама улыбнулась, её глаза блеснули теплом. Она провела рукой по нашим волосам и тихо ответила:

– Merci, mes chéris… votre père est encore dans son bureau, il va descendre bientôt.

Мы переглянулись с Артуром и, словно заговорщики, хором воскликнули:

– Хорошо, мы подождём!

– У отца ведь отпуск… какие у него могут быть дела в кабинете? – недовольно бросил я, садясь за стол. – Мы только сегодня заселились, а он уже в бумагах.

– Я думаю, скоро у него будет большой процесс, – спокойно ответила мама. – Отпуск тоже заканчивается, Антуан.

– Но мы ведь так и не успели погулять по городу! – я сжал кулаки. – Зря мы уехали из Лондона…

– Ты знаешь, почему мы сменили место, – посмотрела на меня серьёзно мама.

Я резко процедил сквозь зубы:

– Он первый начал говорить гадости о моей семье. Что мы мешаем кровь с Францией. Что мы не англичане. Что моя мать – шлюха…

– Заткнись, Антуан! – перебил меня Артур.

– Мальчики! – вмешалась мама, хлопнув ладонью по столу. – Всё. Забудьте эту тему. Всё это в прошлом!

Я сжал руками столовую ложку:

– В прошлом? Я избил его до полусмерти.

– Господи, Боже мой… что с вами не так? – мама откинулась на спинку стула, не веря услышанному.

– Успокойся, – тихо сказал Артур, сжимая мою руку под столом.

– Мы с отцом всё решили. Мы теперь здесь. Новая жизнь. Новая школа. Новый дом.

А потом мама резко сменила тему на еду.

– Давайте лучше приступим к ужину. Мисье Морель приготовил ваш любимый луковый суп, а на десерт будет крем-брюле.

– Мам, это просто бомба! – оживился Артур. – Праздник для желудка, не так ли, брат?

– Да, Арт… маленький праздник, – выдавил я, улыбнувшись. Но внутри меня всё ещё горело. Я видел лицо того мальчика – с ненавистью в глазах, точившего свои лезвия на меня.

Дело было не в «смешанной крови». Истина глубже: мой отец посадил его отца на пожизненное за убийство несовершеннолетней и за насилие. Из-за этого разразился огромный скандал в школе. Газеты пестрели заголовками: «Сын известного судьи избил сына подсудимого». Новость на долгие месяцы, а то и годы.

Я не был плохим. Я лишь защищал свою семью. Но в тот момент… будто бес вселился в меня. Или он всегда сидел внутри, притаившись? Чёрт его знает.

Если бы не брат, я бы тогда убил его. Прямо там, на холодном полу, где он корчился и стонал под ударами моего кулака.И руки Артура которые тянули меня назад,голос что успокаивал меня словами:

—АНТУАН,АНТУАН! УСПОКОЙСЯ! Ты его убьёшь,разве ты сам хочешь сесть в колонию для несовершеннолетних,отец не сможет тебя вытащить,прощу брат успокойся.

Я слышал голос брата где-то вдали.

– Антуан?.. Антуан, ты слышишь меня?

Я резко переключил взгляд на него.

– Что такое?

– Ты проливаешь суп на скатерть, сорвиголова. Ты что, спишь что ли?

– Нет… просто где-то летаю.

– Наверное, вспомнил ту дерзкую девчонку, да?

– Ты опять о ней, Арт?..

– А что? Клёвая ведь.

– О ком вы так? – перебила нас мама. И в этот момент в кухню вошёл отец.

– Так-так, – он усмехнулся. – О ком это мои сыновья говорят с таким интересом? Даже мне захотелось послушать.

Я открыл рот, но Артур оказался быстрее:

– Мы познакомились с одной девчонкой… Кажется, она живёт в нашем районе.

– Познакомились? Или ещё нет? – уточнила мама, приподняв бровь.

– Почти, – ухмыльнулся Артур.

Отец сел за стол и, поглядывая на нас поверх очков, произнёс:

– Ну что ж, у вас почти два месяца до начала учебного года. Стоит обзавестись новыми друзьями, не так ли, джентльмены?

– Да, отец, ты прав, – тут же поддержал Артур.

А я лишь закатил глаза и доел свой суп молча. После первого блюда я уже собирался уходить.

– Антуан, ты куда? – спросила мама мне вслед.

– Я уже сыт. Сладкое будет перебор.

– Пускай идёт, Лина, – сказал отец. – Оставь его в покое.

– Благодарю, отец, – ответил я и уже был на выходе из кухни.

– Ну, Дэвид, он совсем перестал быть с нами… даже за столом, – с упрёком произнесла мама.

– Дай ему время, – спокойно сказал отец. – А время даёт и лечение, и забвение… даже если долго.

Мама лишь тяжело вздохнула. А Артур молчал, наблюдая за всей этой картиной.

Я поднялся по лестнице, оставив позади шум столовой. Коридор был полутёмным, только из-за окна пробивался лунный свет. Войдя в свою комнату, я плотно прикрыл за собой дверь и опустился на кровать.

Рука нащупала выключатель лампы у изголовья. Щёлк – и мягкий тёплый свет разлил по комнате золотистое сияние. Всё вокруг сразу стало ближе, тише, словно лампа оберегала меня от лишних мыслей.

Среди аккуратно сложенных мелочей лежала книга. Та самая. Подарок мамы на мой день рождения – «Великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда.

Я осторожно взял её в руки, провёл пальцами по обложке, как по чему-то священному. Гордость расправила во мне плечи: не каждый мальчишка может похвастаться такой книгой. Для меня она была больше, чем просто роман – это было напоминание, что мама видит во мне не ребёнка, а человека, способного понимать что-то большее, чем обычные истории.

Я сел на кровать, положил книгу на колени и ещё мгновение просто смотрел на неё, прежде чем раскрыть.

Я устроился на кровати, поджав ноги и устроив подушку повыше. В комнате царила тишина, нарушаемая только лёгким жужжанием лампы. Я раскрыл «Великого Гэтсби» и углубился в строки, чувствуя, как бумага шуршит под пальцами.

«В нём была какая-то удивительная надежда, какая-то романтическая готовность, какой я никогда больше не встречал ни в ком…» – читал я вслух едва слышно, будто боясь потревожить ночь.

Слова проникали внутрь, и я чувствовал, будто автор говорил обо мне. Я тоже хотел быть сильным, особенным, не раствориться среди чужих жизней. Хотел вырасти личностью, которую невозможно сломать ни сплетнями, ни злобой.

Лампа освещала страницы тёплым кругом света, а всё остальное вокруг тону́ло в темноте. И в этой темноте я вдруг ощутил себя один на один с книгой, с мечтами и с собственными тайными страхами.

Я прикрыл глаза, представляя, что когда-нибудь смогу выстроить свою жизнь так, как Гэтсби – с блеском, с силой, с гордостью. Но только без той боли, которая довела его до конца.

Мои пальцы всё крепче сжимали книгу, как будто она могла стать моим щитом и оружием в будущем.

Тишину нарушил лёгкий скрип половиц за дверью. Я поднял глаза от книги, когда послышался осторожный стук.

– Антуан?.. – голос Артура звучал приглушённо. – Я не потревожил тебя? Ты, наверное, читаешь свою книгу…

Я быстро закрыл том, провёл рукой по обложке и покачал головой, будто он мог видеть меня сквозь дверь.

– Нет, вовсе нет, – ответил я. – Входи, Арт.

Дверь осторожно открылась, и в комнату просунулась голова брата. Его лицо освещал только жёлтый свет моей лампы, от чего оно казалось мягким, почти тёплым.

– Я думал, может, ты захочешь побыть один, – сказал он тихо, шагая внутрь.

Я улыбнулся краем губ и кивнул на стул у окна:

– Садись. Мне не мешает твое присутствие.

Артур шагнул ближе, и комната наполнилась не только светом лампы, но и какой-то особой тишиной, той, что бывает только между братьями, когда слов почти не нужно.

Артур сел на край стула, озираясь по сторонам, будто искал, о чём заговорить. Вдруг его глаза оживились.

– Слушай, Антуан… а давай посмотрим футбол? Сегодня же матч «Манчестер Сити»! – он заговорил с азартом, и по его лицу сразу было видно: это не просьба, а почти требование.

Я нахмурился, закрыв книгу ладонью.

– Ты же знаешь, Арт, мне английская лига совсем не интересна.

– Потому что ты вечно со своей «Барселоной» и Ла Лига куда скучнее, – хмыкнул он. – Каталонцы, мечтатели… У них только тики-таки и гордость. А вот «Сити» – сила! Скорость, голы, настоящий футбол!

– Сила? – я скептически поднял бровь. – Скорее,ужасно скучно,но не скучнее Ла Лиги.

Артур наклонился ко мне ближе, блеснув глазами:

– Признайся, ты просто боишься, что «Барса» проиграла бы им всухую.

Я закатил глаза и откинулся на подушки.

– Ты неисправим, Арт.

– Так что, идём? – он уже почти подпрыгивал от нетерпения.

Я вздохнул с притворным упрёком, захлопнул книгу и сказал:

– Ладно. Раз уж ты не отстанешь, посмотрим твою «машину Холланда».

Артур довольно хлопнул в ладони, а я, нехотя поднимаясь с кровати, почувствовал, как уголки губ всё же тянутся в улыбку.

*Нив*

Я шагала быстро, насколько могла, а ближе к дому уже сорвалась на бег. Внутри играло азарство, и я даже смеялась сквозь зубы.

Но мама опередила меня.

– Ну где же наша Золушка пропадала? – сказала она, встречая меня у дверей. – Да ещё и в закат прибежала! Хорошо, что не в полночь, да, Нив?

Стояла она уже возле калитки:

– Мам…

– Что «мам»? Уже стемнело. Утром ты была дома. Так когда ты ушла? Я ведь говорила: никуда не уходи, и тем более – не гуляй.

Без мамы – ни шагу. Без разрешения. И гулять до заката – строго запрещено. Быть дома и ждать маму. Ты это знаешь, Нив.

– Знаю, мам.

– Так почему нарушаем правила, маленькая моя Золушка?

– Я не Золушка, и не принцесса, и не буду ею! Я воин – как в книгах о шотландцах! Я не собираюсь терпеть и ждать своего часа, как эти принцессы, мучиться надеждой, что какой-то принц спасёт их. Я сама себе свобода. Захотела – купила книгу, пошла в парк и читала там два часа.

– А если тебя кто-то украдёт?

– Сбегу.

– Конечно же! Конечно! – Мама всплеснула руками. – Бегом марш домой, пока я ещё спокойна.

– Хорошо, только не ворчи до самого утра.

– Не буду говорить и не буду предупреждать… Тогда ты станешь…

– Кем, мама?

– Станешь троллем из леса. И будешь всю жизнь скитаться по лесам, не находя выхода.

– Хотя, – ухмыльнулась я, – тут неподалёку и правда живёт один тролль. И его брат тоже.

Мама, слегка проворчав себе под нос, зашла в дом, и я, виновато улыбаясь, пошла следом. Мы направились прямо на кухню – наше маленькое убежище, которое я любила больше всего.

Кухня была скромной, в английском стиле девяностых: светлые деревянные шкафчики с потёртыми ручками, небольшой круглый стол с вышитой скатертью и пара старых стульев, где каждая царапина хранила свою историю. На стенах висели медные сковородки, чуть потускневшие, но блестящие от маминой заботы. Над окном, занавешенным кружевной шторкой, стояла керамическая ваза с засохшими ромашками – мама всегда говорила, что им там «уютно».

Кухня была тесной, но от этого казалась ещё теплее. Там пахло хлебом и чаем, а вечером, когда за окном сгущались сумерки, огонёк лампы под абажуром делал комнату похожей на крошечный островок тепла посреди мира.

Мне нравилось наше маленькое убежище. Здесь я чувствовала себя в безопасности, даже когда мама ворчала.

Мама, войдя в кухню, сразу поставила на стол пакет с едой. Я заглянула внутрь и удивлённо вскинула брови.

– Сегодня мы вообще не готовим, – сказала мама, выпрямляясь и снимая пальто. – Наш повар приготовил для персонала столько, что осталось целое море еды. Всем выдали пакеты. Смотри, Нив, тут твои любимые салаты… и сладкие пирожные с вишней.

– Я проголодалась, – призналась я, облизывая губы.

– Ты что, продукты не купила? А где овощи?

Я смущённо пожала плечами.

– Ну… такое… Я купила книгу.

Мама прищурилась и покачала головой.

– Ну да, я смотрю: книга в руках, а пакет полупустой. Как обычно – хлеб с молоком и всё.

– Мам, я так хотела её купить… прости.

– Ты неисправима, – вздохнула мама, но уголки её губ дрогнули в улыбке.

– Мам, можем мы просто покушать, а не ворчать? Ааа? – протянула я, нарочно смешно надув щёки.

– Иди ставь чайник, – сказала мама, снимая шарф. – А я пойду переоденусь.

– Хорошо, только не злись… прошу.

Мама остановилась у двери и посмотрела на меня мягко, с теплотой.

– Ты ребёнок. А книга – твоё любимое занятие. Как я могу злиться на тебя, Нив?

После хорошего ужина в нашей маленькой, но уютной кухне мы потопали в гостиную и зажгли лампу. Телевизора у нас не было. Когда-то мама хотела купить его для меня, но я наотрез отказалась: зачем он мне? Сейчас телевизор – скорее предмет интерьера, чем способ провести время вместе. А мама, думаю, и сама не стремилась бы что-то смотреть: слишком уставала на работе, да и ей было ближе другое – книги. Я её понимала.

Мы собирали их, как другие собирают украшения или игрушки. Особенно я. Вечером мы устраивались на диване: лампа мягко светила из-под абажура, мама гладила меня по волосам одной рукой, а в другой держала книгу и тихо, с любовью, читала.

– Ну что, сорванец мой, теперь сыт. Что будем читать? – мама улыбнулась. – Твоя очередь выбирать.

– Мам, я выбрала.

– И что же? – её глаза засияли ещё ярче в свете лампы.

– «Ромеро и Джульетта».

– Ого! Прекрасный выбор. Шекспир знал толк в любви.

– Ещё бы, мам. Прошу, прочти мне, пока я не уснула.

– Как обычно, твой ритуал перед сном, – мама качнула головой. – Тебе ведь четырнадцать лет, мадам.

– И что? В душе я ребёнок.

– Вот только ребёнок живёт в нас долгие годы, – вздохнула она. – А мы, к сожалению, взрослеем.

– Ну мам, давай же.

Мама раскрыла книгу, провела пальцем по строчкам и начала читать тихим, но глубоким голосом.

– «И вот он, Ромео, в ночной тишине, карабкается к окну возлюбленной. Луна льёт свой свет на сад, а Джульетта, не зная ещё о его присутствии, шепчет в темноту слова о своей любви. И когда он оказывается под её балконом, его сердце бьётся так громко, что, кажется, её нежные слова могут услышать только оно».

Я закрыла глаза. В голове сразу возник образ: юноша в простом камзоле, руки цепляются за каменные выступы, дыхание сбивчивое, но в глазах только одно – желание быть рядом с ней. Джульетта стоит наверху, в белом платье, словно светится в лунном сиянии. Она не принцесса из сказки, а просто девочка, которая мечтает о свободе так же, как я.

Я улыбнулась, умиляясь этой картине, и прижалась к маме. Голос её продолжал звучать, но я уже видела всё сама – будто там, на том балконе, была не Джульетта, а я.

Мамино чтение звучало так, словно сама ночь оживала в её голосе. Я слушала, как Ромео поднимается к балкону Джульетты, как она стоит там, глядя в небо и шепча свои признания звёздам.

Я улыбнулась: Джульетта казалась мне такой же упрямой и смелой, как я. Она тоже хотела свободы, хотела сама решать свою судьбу, а не ждать, когда кто-то другой решит за неё. В этом я понимала её больше, чем в её влюблённости.

Закрыв глаза, я представила, будто это я стою на балконе, дышу ночным воздухом и тянусь к чему-то большему. Но вместо возлюбленного рядом – мамины руки. Тёплые, родные, они держали меня крепко и надёжно.

Я обняла их и прижалась щекой, чувствуя, как постепенно сон накрывает меня. Голос мамы становился всё тише, слова растворялись, превращаясь в шёпот ветра. И, уходя в сон, я знала: пока её руки рядом, я в безопасности.

Я проснулась от того, что сквозь сон услышала мамины шаги и её тихий голос. Она поправляла мой плед и, собираясь на работу, наклонилась ко мне.

– Уснула у меня на коленях и сопела, как маленький бульдог, – сказала она с улыбкой.

Я тут же поморщила нос и закатила глаза, не открывая их полностью.

– Мам… ну зачем ты так говоришь? – пробормотала я сонно, притворяясь возмущённой.

Мама засмеялась ещё сильнее, и её смех был таким искренним, что я не смогла удержаться и сама улыбнулась.

– Всё, спи, моя бульдожка, – поддразнила она и чмокнула меня в макушку. – Я пошла на работу. В холодильнике есть салат и пирожные, не забудь позавтракать.

– Угу, – пробурчала я, делая вид, что снова засыпаю.

Дверь хлопнула, и в доме стало тихо. А я лежала под пледом, с улыбкой на губах, и думала, что, наверное, нет ничего лучше, чем просыпаться от маминых шуток.

Я уже почти снова задремала, когда вдруг дверь скрипнула, и мама вернулась. Каблуки цокнули по полу, и её голос прозвучал громко, серьёзно:

– Нив! Чтобы вечером никаких прогулок в парке! Сидеть дома и даже не думать искать приключения на свою пятую точку!

Я приоткрыла глаза и нахмурилась, делая вид, что ужасно возмущена.

– Мам… ну я же не ребёнок! – протянула я.

– Именно потому что ты не ребёнок, а сорванец, я и знаю: тебе только дай повод – сразу убежишь куда-то, – мама прищурилась, но в уголках её глаз плясали смешинки.

– Ну ладно, ладно… обещаю, – буркнула я, закатывая глаза.

Мама довольно кивнула, снова захлопнула дверь и ушла.

Я улыбнулась в подушку: «Приключения на пятую точку» – это прямо её выражение. И от этого дом сразу казался ещё теплее.

Вставая с дивана, я потянулась, разминая руки и спину. Подошла к окну и распахнула его – в дом ворвалось свежее летнее утро Шеффилда. Воздух был прохладный, но уже напоённый солнцем, и я жадно вдохнула его полной грудью.

Как же я люблю этот город… Он такой же, как и я, – свободный и широкий, не терпящий оков. Я улыбнулась сама себе, ловя эту мысль.

– Ну что, – пробормотала я, – кофе заварим или сок апельсиновый выпьем?..

Немного подумав, я рассмеялась и решительно направилась к кухне:

– Нет, всё же кофе.

Я поставила чайник и, пока он шумел, открыла хлебницу.

– Хм… а может, всё же не пирожные? – пробормотала я.

Рука уже тянулась к пакету, где притягательно выглядывали сладкие булочки с вишней. Но я вовремя одёрнула себя.

– Нет, на обед они залетят как надо… а сейчас – сендвич, – сказала я строго самой себе и достала ломтик сыра и пару спелых помидоров.

Скоро на тарелке лежал простой, но такой вкусный сендвич. Я сделала большой укус и довольно улыбнулась: тёплый хлеб, нежный сыр и сочные помидоры были куда лучше сладкого утра.

А кофе, свежесваренный и крепкий, наполнил кухню запахом, от которого сон окончательно исчез.

– Вот так-то лучше, – прошептала я и, усевшись у окна, посмотрела на пробуждающийся город.

«Надо хоть иногда быть хорошей и послушной», – подумала я, оглянувшись на нашу комнату. Почти неделя прошла, как я ничего толком не убирала. Вчера я гуляла, а сегодня… сегодня хочу порадовать маму.

Первым делом я завела стиральную машинку – она заурчала и загудела, будто поддержала мою идею. Потом взялась за пылесос: шумный зверь бодро заглатывал пыль с ковра, а я в такт его гулу подпевала себе под нос.

Когда очередь дошла до пола, я взяла ведро и тряпку и решила: «Руками будет лучше. Так чище и до блеска». Холодная вода приятно охлаждала пальцы, я скребла и натирала пол с таким рвением, что он начинал сиять, отражая солнечные лучи из окна.

– Вот так-то! – сказала я вслух и выпрямилась, глядя на результат. – Мама точно будет гордиться!

Я улыбнулась во весь рот, даже засмеялась от радости – комната будто стала светлее вместе со мной.

Закончив уборку, я вдохнула и неожиданно сморщила нос.

– О Господи… пахну как скот в амбаре! Или хуже – как буйвол после бега, – воскликнула я и рассмеялась. – Срочно в душ, иначе мама решит, что я драила полы всем телом!

Я сбросила с себя одежду и нырнула под горячие струи воды. Они с шипением разлетались по коже, смывая усталость и липкий пот. Я подставила лицо под поток, наслаждаясь тем, как он оживляет и наполняет бодростью.

И, конечно же, не обошлось без концерта: я распахнула душевую дверцу, будто это была сцена, и запела изо всех сил. Голос отражался от кафельных стен, разлетался эхом, делая меня похожей на настоящую певицу.

Я выбрала одну из своих любимых песен Мэрайи Кэри – ту самую, где она берёт невозможные высокие ноты. Разумеется, у меня выходило не так, но я всё равно тянула куплеты, смеясь над собой и стараясь попасть хоть в половину её диапазона.

– Вот так! – воскликнула я между строчками, делая паузы, чтобы вдохнуть. – Буду первой певицей Шеффилда… по крайней мере, в душе!

Горячая вода и музыка окутали меня – и я чувствовала себя лёгкой, чистой и беззаботной, будто смыла с себя все заботы вместе с потом.

Вытираясь мягким полотенцем, я встала перед зеркалом и начала строить рожицы, будто я сама – Мэрайя Кэри на сцене. Рыжие волосы, растрёпанные после душа, казались огненными прядями, отражающими свет лампы, и от этого эффект был ещё смешнее.

Я рассмеялась – звонко, искренне, так, что эхо отозвалось даже в коридоре. Но потом, глядя на себя внимательнее, коснулась пальцами мокрых волос, провела по щеке, где на коже золотыми точками рассыпались мои веснушки.

– Всё-таки… я хочу увидеть свою родину, – тихо прошептала я. – Увидеть дедушку. Замки Шотландии… эти древние камни, что помнят мою кровь.

В груди защемило, и улыбка медленно сошла с лица. Мне показалось, что глаза стали серьёзнее, глубже – как будто они на миг увидели не отражение, а далёкие холмы, покрытые вереском.

Я вдохнула, встряхнула головой и снова улыбнулась.

– Но однажды я увижу всё это. Обязательно.

И в этот момент в зеркале я снова увидела себя – ту самую Нив, которая умеет и смеяться, и мечтать одновременно.

Я надела свой чёрный комбинезон – простой, но удобный, будто созданный для того, чтобы чувствовать себя свободной. На ноги – белые кеды, те самые, что мама подарила мне два года назад. Они уже потрёпаны, потеряли первозданный блеск, но всё равно оставались моими любимыми: в них будто жила память о каждом шаге, каждом дне.

Под комбинезон я выбрала белый топ – лёгкий, свежий, контрастный. А мои рыжие кудри я оставила распущенными: они мягкими волнами падали по спине. Я с детства отращивала волосы, и теперь они были моим маленьким богатством, моим пламенем, которое всегда со мной.

Я наклонилась ближе к зеркалу, провела пальцами по пряди и улыбнулась. В этих волосах – упрямство и свобода. В веснушках на лице – следы солнца и ветра. В моём взгляде – то, что я унаследовала от своего рода.

– Настоящая шотландка, – шепнула я себе. – Даже здесь, в Шеффилде.

Я взяла книгу в руки, крепче прижала её к груди и, оглянувшись по сторонам, словно кто-то мог заметить мой «побег», решительно закрыла дверь. Ключ спрятала под коврик – старый секрет, о котором знала только я и мама, но я делала вид, что это мой личный тайник.

– Ну что, кошатницей я точно не стану, – хмыкнула я себе под нос, поправив ремень комбинезона.

Шагнув на улицу, я вдохнула свежий летний воздух Шеффилда. Он пах свободой, тёплым асфальтом и дальними садами. Улица встретила меня шумом машин, смехом соседских детей и тем мягким гулом города, который всегда дарил мне ощущение жизни.

– Сегодня до заката вернусь, – пообещала я, хоть знала, что это звучит скорее как заклинание, чем как твёрдое решение.

Я закинула рыжие кудри за плечо и пошла быстрее, почти вприпрыжку, позволяя себе чувствовать лёгкость и азарт. С книгой в руках и улыбкой на лице я ощущала: весь мир открыт для меня.

Я направилась в парк – туда, где старые липы тянулись к небу, а деревянные скамейки казались свидетелями сотен чужих историй. Там всегда было моё маленькое убежище: зелёная поляна у пруда, где вода отражала облака, а ветер перебирал листья, словно играл на арфе.

Я шла быстрым шагом, и сердце стучало от предвкушения – вот сейчас сяду, раскрою книгу, и весь мир исчезнет. Асфальтовые тропинки парка вели меня всё дальше от суеты улиц. Люди проходили мимо: кто-то гулял с собаками, кто-то катался на велосипеде, но я будто парила в своём собственном ритме.

– Вот оно, – шепнула я, увидев свою любимую скамейку, слегка покосившуюся, но родную. Я опустилась на неё, вытянула ноги в белых кедах и положила книгу на колени.

Пруд блестел, солнце клонилось вниз, окрашивая небо в золотистый цвет. Я вздохнула глубоко и, открыв книгу, улыбнулась – сейчас начнётся настоящее путешествие.

*Антуан*

– Проснись, сорвиголова, – сказал мне Артур толкая за плечи.

– Не называй меня так, – буркнул я ,пряча лицо в подушку.

– А что? По-моему, ты уже на уровне с супергероями.

Из кухни раздался голос мамы:

– Мальчики, идите завтракать!

– Идём, мам! – сразу откликнулся Артур.

Я покачал головой: вот уж кто никогда не заставит маму ждать.

– Давай, вставай, умывайся. Сегодня идём в парк.

– Утром? Так рано? – он наконец поднялся и зевнул.

– Уже десять часов, – ответил Артур, скрестив руки. – Я давно встал и жду своего близнеца.

Я потер глаза и пробормотал:

– Чёрт, слишком много читал перед сном.

Артур приподнял бровь.

– Это уж точно. После матча ты ещё ухитрился залипнуть на Великого Гэтсби.

– Отрываться трудно было, – улыбнулся я.

– По кругам под глазами видно, – сказал мне брат и покачал головой.

– Les garçons, vous êtes où? – снова позвала мама.

Артур взглянул на меня и с хитрой улыбкой сказал по-французски:

– Allez, viens, Antoine, maman nous attend déjà depuis deux heures.

Я только закатил глаза и толкнул его плечом. Иногда он умел выводить меня из себя, но без этого утро было бы скучным.

Мы с Артуром сели за стол, и перед нами уже красовалась настоящая картина французского утра. Повар явно постарался: на тарелках аккуратно лежали золотистые круассаны, рядом – корзинка с багетами, кувшин с апельсиновым соком и маленькие баночки джема. От всего исходил такой аромат, что даже голова чуть закружилась.

Я отломил кусочек круассана, попробовал – нежный, маслянистый, словно только из пекарни на углу маленькой улочки Парижа.

– C’est incroyable… – выдохнул я с улыбкой. – Такое чувство, будто мы завтракаем в Латинском квартале.

Артур, жуя с наслаждением, кивнул:

– А шоколад горячий… maman, это просто чудо.

Мама только развела руками:

– Ну, дети, я-то здесь при чём, повар ведь готовил. Я всего лишь накрыла.

Я с благодарностью посмотрел на неё.

– Нет, мам. Если бы не ты, этот стол не выглядел бы таким уютным. Вкус – за повара, а тепло – за тобой.

Артур поддакнул, откусывая ещё кусочек:

– Точно. Merci, maman.

Мама засмеялась, а я поймал себя на мысли, что именно такие завтраки – и есть самое настоящее счастье: вкусное, тёплое, домашнее

Я откинулся на спинку стула, доедая круассан, и вдруг спросил:

– А где папа? Он ещё спит?

Я почему-то уже представил, как он войдёт в столовую, сонный, в своей домашней рубашке, с газетой в руках. Но мама опустила взгляд и тихо ответила:

– Нет, дети… ваш отец уехал ранним поездом в Лондон. У него срочная работа.

Вилка замерла в моей руке. Я посмотрел на Артура – он тоже нахмурился. Мы ведь ждали, что сегодня будем все вместе: хотели в парк всей семьёй, хотели, чтобы и папа услышал наши глупые разговоры за завтраком.

– Но… – Артур первым нарушил молчание. – Мы же договаривались провести день вместе…

У меня в груди неприятно сжалось. Я почувствовал, как настроение упало, словно солнечный свет за окном вдруг потускнел.

– Жаль, – тихо сказал я, – без него всё будет не так.

Мама положила ладонь на нашу:

– Я понимаю. Мне самой грустно. Но он ведь старается ради нас. Вечером, может, он позвонит.

Мы с Артуром кивнули, но от этого не стало легче. Я проглотил последний кусочек круассана и подумал, что иногда вкусная еда не в силах заглушить пустоту от того, кого не хватает за столом..

Мама, словно почувствовав нашу тишину, мягко добавила:

– Возможно, к ужину он вернётся. Так что не грустите, мои мальчики. А пока сходите сами в парк, подышите воздухом, поиграйте, вы ведь у меня большие.

Мы с Артуром переглянулись. В его глазах я увидел то же, что чувствовал сам: тяжесть и разочарование. Но в то же время – понимание. Мы оба знали, как сильно мама старается держать нас вместе.

Я сжал губы в тонкую линию, а потом всё-таки улыбнулся. Артур тоже натянул улыбку – сначала неловкую, но потом настоящую. Мы знали, что не должны добавлять маме боли.

Ведь всего год назад мы потеряли Анну, нашу маленькую сестрёнку. Ей было всего годик… её сердце с самого начала было слабым, и врачи предупреждали, что долго она не проживёт. Но мы всё равно верили, надеялись, а потом… Потом её не стало.

С тех пор мама носила эту боль в себе, и мы не хотели напоминать ей о ней новыми грустными лицами. Ради неё мы решили улыбаться, держаться и постараться сохранить хоть немного тепла в наших сердцах.

– Ну что, – сказал я, ободряюще толкнув Артура в плечо, – пойдём в парк. По пинаем мячь и взбодриться стоит.

Артур кивнул, и мама, заметив наши улыбки, тоже засияла.

– Мам, разве ты с нами не пойдёшь?Остановился я у вход,Ты ведь сама хотела прогуляться по городу и посмотреть тот самый парк, Эндклифф-парк,слышал что он красив,картинки из гугла не врут.

– Я бы с удовольствием, но сегодня приедут замерять шкафы в гостиной и на кухне. Я хочу всё переделать в более современном стиле, а то раньше здесь жила пожилая женщина – любила обстановку в духе эпохи самого короля Людовика, будто настоящий замок.

– Ну тогда ладно… в следующий раз только вместе с папой, – сказал я.

– В следующий раз, мальчики, обязательно. Только возьмите с собой телефон, а то я буду волноваться. И гуляйте не слишком долго, до заката возвращайтесь, ладно?

– D’accord, maman, on ne sera pas longtemps,ответил Артур маме.

Артур зашагал по улицам города быстрым шагом, уверенно сверяясь с картой, а я шел рядом, стараясь не отставать. Мы петляли между кварталами, заглядывая в витрины и отмечая на поворотах дома с резными фасадами. Всего через пару кварталов карта подсказала нам, что впереди находится парк. И вот за углом показались его ворота – высокие, окружённые старинной чугунной оградой.

Мы переглянулись с Артуром, и, едва войдя внутрь, оба невольно замерли. Перед нами открылся просторный Эндклифф-парк – зелёный, живой, наполненный шелестом листвы и запахом свежей травы. Кроны деревьев переплетались над дорожками, будто создавая тенистые своды, а вдалеке слышался плеск фонтана.

– Смотри, как красиво! – выдохнул Артур.

Я только кивнул, не находя слов – нас обоих охватило восхищение. Казалось, что мы попали в другой мир, где всё дышало покоем и удивительной красотой.

Мы шли всё дальше по извилистым дорожкам, пока за густыми деревьями не показалось озеро. Его поверхность мерцала на солнце, отражая облака и вершины деревьев, а по воде скользили утки, оставляя за собой лёгкие круги. На берегу сидела пара детей с крошками хлеба, и птицы смело подплывали к ним почти вплотную.

Мы остановились у самой кромки воды. Ветер донёс до нас запах свежести, и в этот момент Артур вдруг сказал, глядя на гладь озера:

– Я, кажется, влюбился в этот город. Здесь всё… настоящее.

Я посмотрел на него и улыбнулся. В груди тоже что-то отозвалось – чувство, будто мы нашли место, где нам действительно хорошо.

– Да, брат… я тоже, – ответил я тихо.

Мы ещё долго стояли, слушая плеск воды и щебет птиц, будто не хотелось уходить из этого уголка покоя.

Мы нашли свободную лавочку у самого озера и присели. Артур какое-то время молчал, задумчиво глядя на воду, а потом сказал, словно решился поделиться чем-то важным:

– Знаешь… я вот думаю, хочу быть как папа. Неважно, адвокатом ли, судьёй или просто кем-то, кто стоит на стороне закона. Главное – чтобы защищать справедливость. Чтобы люди знали: есть тот, кто за них заступится.

Он говорил серьёзно, даже взрослым голосом, и в его глазах горел уверенный свет. Я лишь смотрел на него, и в груди защемило странное чувство. У Артура уже есть мечта, есть желание идти к чему-то большому. А я… я до сих пор не знаю, кем хочу быть.

Мне оставалось только кивнуть и отвезти взгляд на озеро, где солнечные блики играли на воде. В голове звенела мысль: «А кем же стану я?»

Я усмехнулся и, чтобы разрядить серьёзность разговора, намекнул брату:

– А может, стоит поискать здесь место для футбола? Или хотя бы полянку, где можно попинать мяч.

Глаза Артура сразу зажглись. Он вскочил с лавочки так резко, что я едва не рассмеялся, и сказал с азартом:

– Отличная идея! Пошли скорее, точно же должно быть где-то поле или хотя бы площадка!

Не дожидаясь моего ответа, он уже поспешил по дорожке вперёд, всматриваясь в указатели и оглядываясь по сторонам, будто настоящий охотник в поисках своей добычи. Я поднялся и пошёл следом, улыбаясь – в такие моменты Артур был весь в своём мире, полном энергии и увлечений, и это заразительно тянуло меня за ним.

Мой брат всегда был позитивнее и активнее меня. В нём жила энергия, азарт, какой-то врождённый энтузиазм. Я же был его полной противоположностью. Артур любил общение и новые знакомства, для него не имело значения, сколько вокруг людей – он умел найти общий язык с каждым, даже с соседями, и всегда оставался вежливым.

А я… я был его тенью. Мне казалось, что стоит только открыть рот – и мой характер, мой бес всё испортит. Я больше любил порядок и пунктуальность, прежде чем говорить, предпочитал всё тщательно обдумывать. Я считал, что лучше быть настоящим, чем притворяться недотрогой. Хотя и понимал: мой характер далеко не идеален.

Артур был весёлым и лёгким человеком, а я – его спокойный, нейтральный брат. В этом и заключалась наша противоположность. Но именно в этой разнице мы и были братьями Луин.

После долгих поисков мы наткнулись на небольшую площадку в глубине парка – ровная зелёная лужайка, как будто специально созданная для футбола. Артур первым заметил её и радостно закричал:

– Вот оно! Наше поле!

Мы вышли на траву, и я, держа мяч, сказал брату:

– Встань подальше, метра на десять. Хочу попробовать длинный пас.

Артур отступил назад, с азартной улыбкой на лице, готовясь принять удар. Я прицелился и со всей силы отправил мяч в его сторону. Он ловко остановил его ногой, будто настоящий игрок, и, не теряя ни секунды, сделал ответную подачу.

Мяч полетел слишком высоко и проскользнул мимо меня. Я засмеялся и крикнул:

– Я сбегаю! Вот ты дал передачу – сильно!

Артур, смеясь во всё горло, махнул рукой:

– Чувствую себя лучшим бомбардиром, брат! – крикнул он с лёгкой усмешкой.

Я побежал за мячом, а в груди разливалось чувство, что даже такая простая игра делает нас ближе друг к другу, чем любые слова.

Мяч, словно назло, покатился прямо к скамейке. Я заметил силуэт девочки, что сидела там. Волосы её показались мне до боли знакомыми – те самые рыжие пряди, которые я видел в первый день нашего заселения. Тогда они трепетали на ветру, а теперь сверкали на солнце, как пламя.

Это была та самая девчонка, что тогда стояла возле калитки и смотрела на меня с подозрением и гневом, будто я уже успел натворить что-то у неё за спиной. Её глаза тогда сверлили меня до дыр. Чёрт, не зря я назвал её «рыжей ведьмой» – и самому смешно стало, когда вспомнил это прозвище.

Она заметила наш мяч под скамейкой, наклонилась и подняла его. Несколько секунд держала в руках, словно проверяла, что за находка к ней прикатилась, а потом огляделась по сторонам, ища хозяев. На ней был тёмный комбинезон и белые кеды. Кажется, это был её привычный стиль – не менять одежду днями. Странно? А может… просто у неё мало вещей. Может, она бедна.

Я ненавидел и любил свои мысли одновременно. В каждом человеке я всегда находил и плюсы, и минусы. Но в этой девочке всё казалось намешанным, переплетённым в странный узор. Мне показалось, что её длинный язык – это своего рода щит, защита от таких, как я.

Я сам никогда не умел много говорить. За меня всегда говорил взгляд – он выдавал всё, что я видел и чувствовал. Но она… она выделялась даже среди остальных. Особенно её волосы – цвета пылающего огня. Они будто бросали вызов всему миру, и в том числе мне.

Я сделал несколько шагов вперёд – сам не заметил, как оказался рядом с ней. И тогда впервые смог разглядеть её глаза. Голубые, глубокие, как океан. Они смотрели прямо на меня, и от этого внутри всё будто сжалось.

Эти глаза только усиливали её образ: яркие рыжие волосы, словно закат, соединялись с холодной синевой океана. Красное и синее, огонь и вода – всё в ней переплеталось так странно и притягательно, что я не мог отвести взгляд.

И мне вдруг стало ясно: в ней было что-то, чего я не понимал. Может, именно поэтому я и злился, и восхищался ею одновременно.

Нив подняла бровь, будто в недоумении – то ли её удивило, что я всё ещё не подошёл за мячом, то ли сам факт моего пристального взгляда. В её лице появилось лёгкое выражение насмешки, словно она ждала от меня объяснений.

А я… я всё ещё не мог оторваться от её глаз. Голубых, глубоких, как океан, в которых было слишком много для одного взгляда: и холод, и свет, и какая-то скрытая буря. Казалось, стоит мне моргнуть – и я утону в них без остатка.

Воздух между нами снова будто зарядился, и я поймал себя на мысли: даже её поднятая бровь добавляла огня к её образу.

– Это твой мяч, тролль носатый, – усмехнулась она.

– Ты серьёзно думаешь, что это смешно?

– А мне смешно. А что?

– Твои шутки устарели, как и твоя одежда.

– А ты похож на фарфоровую куклу из серванта, которая пылится и ждёт, когда её возьмут в руки и начнут играть.

Чёрт, её язык острее ножа, – подумал я, нахмурившись.

– Отдай мяч, маленькая ведьма.

– Не отдам, пока не отберёшь. Вы испортили мне покой и тишину своим мячом. Я читала книгу!

– Такие как ты умеют читать? Вот это да, просто удивительно, рыжая.

– Заткнись, или я тебя уделаю.

– Только попробуй.

Она не раздумывая швырнула книгу на скамейку и рванула ко мне, сжимая мяч в руках. Между нами оставалось всего пару метров – и вдруг с силой она метнула мяч прямо мне в лицо. В ушах зазвенело, нос обожгло болью, а на губах я почувствовал вкус крови.

– Нечего тут строить из себя главного и заселяться в дом Нене! – выкрикнула она.

– Ты вообще о чём? – прохрипел я, с трудом сдерживая боль.

В этот момент подбежал Артур.

– Чёрт, брат, у тебя кровь из носа! Что случилось?

– Ничего… просто упал, – пробормотал я, отводя взгляд.

Артур нахмурился, но вдруг заметил её.

– Эй, так это же ты! Та девчонка, что показала нам средний палец!

– Куда она уходит? – спросил он, увидев, как рыжая ведьма поспешно двинулась прочь.

– Оставь её, – сказал я, но Артур, не послушав, направился следом.

– Постой, что случилось? – начал он допрашивать её, догоняя до скамейки..

Артур настиг её возле скамейки. Она уже собирала свою книгу, но брат встал прямо перед ней, не давая уйти.

– Эй, ты чего такая бешеная? – спросил он. – Ты же могла реально травмировать моего брата!

Она резко подняла голову, голубые глаза сверкнули.

– А он сам нарывался, – отрезала она. – Думает, что может бросать обидные слова и оставаться безнаказанным?

– Он просто пошутил! – Артур развёл руками. – Не нужно было сразу так делать.

Нив прижала книгу к груди и закатила глаза.

– Шутки у вас тупые. И если вы думаете, что я буду молчать, то ошибаетесь.

Я сидел на лавке, прижимая платок к носу. Кровь уже почти остановилась, но слушать их перепалку было ещё больнее. Артур пытался её вразумить, а она – кололась, как ёж.

– Ты вообще всегда такая? – не выдержал Артур.

– А ты всегда такой приставучий? – парировала она, и уголки её губ дрогнули в насмешке.

Я заметил, что брат впервые замолчал, не найдя ответа. А она, будто довольная своей победой, повернулась, чтобы уйти.

*Нив*

Я решила уйти – просто не смотреть в глаза того мальчика, который слишком пристально вглядывался в мои. Его тёмные карие глаза будто загорелись, как костёр в ночи, и на миг мне показалось, что он прожжёт меня насквозь. От этого по коже побежали мурашки. Боже, я ведь даже не хотела кидать мяч ему в лицо, но он сам нарвался. Не на ту. Я не из тех, кто будет молча терпеть издёвки над собой или своими вещами.

А он… ухоженный, словно игрушечная кукла: чистый, опрятный, и пахнет так, будто только что вышел из сада, где цветут розы и веет морским бризом. Его тёмные волосы мягкой волной падали набок, переливаясь на солнце, как чёрный шёлк. Кожа – бледная, почти прозрачная, и я даже заметила голубые вены на висках и на шее. А губы… чёрт, пухлые, нежные, словно лепестки трициртиса. Да, именно тех цветов.

«Так, Нив, ты чего?! – одёрнула я себя. – Это что, уже кадры из какого-то фильма? Выкинь его из головы немедленно!»

Я ускорила шаг, решив оторваться от этих ненужных мыслей, но не успела – меня догнал его брат.

Я только собралась свернуть в аллею и уже мысленно праздновала побег от этого странного взгляда, как услышала за спиной торопливые шаги. Обернуться я не успела – рядом со мной уже оказался его брат.

Он был другим. В нём не было той холодной сосредоточенности, что у того мрачного Антуана. Наоборот – Артур весь будто светился, как утро после дождя. Его улыбка была открытой, даже слишком, словно он заранее знал, что мне нечего бояться. Глаза светлые, живые, а в них плескалась какая-то доброта, почти детская, от которой даже я – я! – почувствовала лёгкое смущение.

– Эй, – сказал он на удивление мягко, чуть запыхавшись, – ты ведь та девчонка, что тогда… ну… – он замялся, но на его лице снова появилась смешливая улыбка. – Показала нам палец у ворот.

Я фыркнула, закатив глаза.

– И что? Гордиться, что я вас запомнила?

Он вскинул брови и развёл руками:

– Ну, это уже что-то. Запомнила же.

Я почувствовала, как уголки моих губ предательски дёрнулись. Чёрт, ещё не хватало, чтобы этот болтун выбил из меня улыбку.

– Ну, раз уж мяч стал причиной знакомства, давай начнём по-человечески, – Артур чуть повернулся ко мне боком и улыбнулся шире. – Меня зовут Артур.

Я от неожиданности вскинула голову, но тут же отвернулась, спрятав половину лица за волосами. Серьёзно? Представляется? Ещё и с таким видом, будто мы на школьной сцене в пьесе про дружбу.

И тут позади появился второй – тот самый, с карими глазами. Он медленно шёл следом, придерживая нос рукой, и мрачно сверлил меня взглядом, словно хотел прожечь дыру прямо в моём лбу.

– А это мой брат, – добавил Артур, кивая на него. – Антуан.

Я прикусила губу и чуть сильнее опустила голову, надеясь спрятаться в рыжих прядях. Щёки горели. Какого чёрта я смущаюсь? Этот мрачный даже кровь пустил, а я теперь выгляжу так, будто его вина – моя.

– А тебя как зовут? – спокойно спросил Артур.

Я почти прошептала:

– Нив…

– Красивое имя, – сказал он, и, клянусь, в его голосе не было ни капли издёвки.

А я всё равно не выдержала и буркнула:

– Только попробуй пошутить – и мяч тебе тоже прилетит.

Антуан при этом хмыкнул и, кажется, хотел что-то вставить, но Артур рассмеялся, качнув головой:

– Ну, хоть теперь мы знакомы.

– Впервые слышу такое имя. Ты англичанка? – прищурился Артур.

– Нет, – я хотела объяснить, что значит моё имя и откуда оно, но вдруг вмешался его мрачный брат:

– Это имя шотландское. Значит «светлая» и «сияющая».

Я удивлённо моргнула.

– Откуда ты знаешь?

Антуан отвернул голову, будто ему было неловко, и буркнул:

– Читал в книге. Вот и всё.

Артур рассмеялся и, хлопнув брата по плечу, добавил:

– Брат у меня – ходячая энциклопедия. Знаешь, Нив, он реально знает то, что не знаем мы. В школе в Лондоне он был номером один, примером для всех… Но к сожалению…

– Артур, – нахмурился Антуан, – думаю, это не лучшая тема для знакомства с твоей новой знакомой.

– Ладно, ладно, ты прав, – Артур махнул рукой и снова повернулся ко мне. – Так что, идём есть мороженое? Ты согласна, Нив?

Я вздохнула. Боже, кукольные братья: один вечно улыбается, второй хмурится, как туча. Теперь они ещё и преследуют меня, будто персонажи из какого-то кошмара.

Артур широко улыбнулся, словно и не было ни стычек, ни мячей в лицо, ни средних пальцев перед домом.

– Слушай, Нив, а пойдём есть мороженое? – предложил он, шагнув чуть ближе. – Давай начнём всё заново… быть друзьями, без этих глупых перепалок.

Я прищурилась, сжав в руках книгу. Его слова звучали искренне, и в его глазах не было ни насмешки, ни злости – только желание помириться. На миг даже стало неловко, что я показывала им тот самый жест.

Артур продолжил мягко, почти уговаривая:

– Забудем всё, что было перед домом. Серьёзно, я не в обиде. Главное ведь – дружить.

Я уже собиралась что-то ответить, но сбоку раздалось недовольное: