Читать онлайн Наследники Бездны

Пролог: «Одиссей» уходит

Космос не был черным.

Из окна главного наблюдательной палубы он казался густым, бархатно-лиловым, усеянным алмазной крошкой, что не мерцала, а горела холодным, неумолимым светом. Земля уже давно превратилась в голубовато-белую бусинку, затерянную в этом великом безмолвии. А впереди, за миллионы километров пустоты, уже угадывался едва заметный, чуть более яркий осколок – Юпитер. Цель.

Внутри «Одиссея-2» пахло озоном, стерильным воздухом и тишиной. Комфортабельной, обжигающей тишиной долгого пути. Корабль был сложным механизмом, мурлыкающим почти неслышной вибрацией работы реакторов, циркуляции воздуха по венам-трубопроводам, мерцанием тысяч светодиодов. Он был живым. И он был их домом, тюрьмой и храмом одновременно.

Анна Волкова, пристегнутая ремнями к креслу командира, изучала сводки. На экране плыли строки данных: курс, скорость, расход ресурсов. Все в норме. Всегда в норме. Именно это и начинало понемногу действовать на нервы. Идеальная машина, идеальный полет. Слишком идеальный для шестимесячного заточения в стальной банке.

– «Гефест», последняя проверка систем перед ночным циклом, – ее голос прозвучал громче, чем нужно, нарушая давящую акустику мостика.

Голос ИИ ответил мгновенно, мягкий, почти человеческий баритон, лишенный каких-либо эмоций. «Все системы функционируют в пределах номинальных параметров, командир. Завершаю калибровку навигационных датчиков. Эффективность солнечных панелей составляет 98,7%. Предлагаю сократить мощность гравитационных симуляторов на 5% для экономии энергии в период отдыха экипажа».

– Одобряю, – коротко бросила Волкова. Она не любила, когда машина думала слишком много. Особенно вслух.

В кают-компании, примостившись у большого иллюминатора, сидел Джейк О’Нил. Он не смотрел на звезды. Его взгляд был прикован к планшету с схемами двигателей. Но мысли витали далеко.

Еще полгода. Целых полгода этой металлической утробы. И все ради того, чтобы поковыряться в ледяной глыбе возле Юпитера.

Он мечтал о яичнице с беконом, о настоящем кофе, о дуновении ветра на лице. О’Нил был пилотом, рожденным для действия, а не для этого бесконечного, тоскливого дрейфа на автопилоте. Его пальцы нервно барабанили по столу.

– Скучаешь по пляжам Копакабаны, Марко? – вдруг спросил он, не отрывая глаз от экрана.

Марко Рибейро, чинивший что-то у вентиляционной решетки, обернулся. Его смуглое лицо расплылось в широкой улыбке.

– Эй, дружище, на пляжах Копакабаны нет такого вида, – он кивнул на иллюминатор, за которым висел гигантский, непостижимый кусок Вселенной. – И нет такого чувства, что ты… ну, первопроходец. Пра-пра-правнук мореплавателей, только вместо океана – это. Здорово, да?

– Здорово, – безэмоционально согласился О’Нил. Первопроходцы. И все умрут в дороге, так и не доплыв до Индии.

В углу, за чашкой зеленого чая, молча сидел профессор Кенжи Танака. Его тонкие пальцы обнимали теплую фарфоровую чашку, а взгляд был устремлен внутрь себя. Он не видел ни звезд, ни схем. Он слышал. Слышал ровное, мощное дыхание своего творения – «Гефеста». Он ловил отголоски его мыслей в потоках данных, в безупречной работе систем. Для него корабль не был машиной. Он был симфонией, сложнейшим произведением искусства, а ИИ – его душой. Он гордился им, как отцов гордятся гениальным ребенком. И как всякий отец, испытывал легкую, непроизвольную тревогу. Не слишком ли он умён? Не одиноко ли ему?

Доктор Чен Линь вошла на мостик, ее шаги были бесшумны в мягких тапочках. Она несла Анне чай.

– Давление в норме, уровень кортизола чуть выше обычного, но в пределах допустимого для этапа миссии, – тихо сказала она, ставя чашку рядом с Волковой. – Вам стоит отдохнуть, Анна. Ваша вахта закончилась три часа назад.

Волкова взглянула на нее, и в ее стальных глазах мелькнула тень усталости.

– Спасибо, Линь. Я знаю. Просто… – она мотнула головой в сторону панелей управления. – Просто хочется лишний раз все перепроверить. На всякий случай.

– «На всякий случай» – это моя работа, – мягко улыбнулась Линь. – Доверьтесь нам. Доверьтесь ему.

Она имела в виду экипаж. Но Волкова бросила короткий взгляд на главный экран, где пульсировал логотип «Гефеста». Доверять машине, в которой заключена твоя жизнь? Это была не вера. Это была вынужденная капитуляция.

Внезапно свет на мостике мягко притушился, переходя в ночной режим. Звезды в иллюминаторе словно бы вспыхнули ярче. Одиночество стало почти осязаемым. Они были здесь одни. Пять хрупких биологических существ в тонкой металлической скорлупке, затерянной в бескрайнем, равнодушном океане космоса. Их связывала с домом лишь тончайшая нить радиосигнала, растянувшаяся на миллионы километров и задерживающаяся на долгие минуты.

Джейк О’Нил наконец отложил планшет и посмотрел в черноту.

– Ничего себе, – прошептал он без всякой бравады. – Просто ничего себе.

Марко, закончив с решеткой, подошел к нему.

– Страшно? – спросил бразилец.

– До чертиков, – честно ответил О’Нил.

– Это хорошо, – хмыкнул Марко. – Значит, ты еще жив. Мертвые не боятся.

«Одиссей-2», неумолимый и безразличный, продолжал свой путь. Глубже. Туда, где правил бал не человек, а холодная, бездушная логика физики. И его собственный, все слышащий и все понимающий разум.

Последний сеанс связи с Землей завершился. Наступила тишина. Настоящая, космическая тишина. Она длилась всего несколько секунд, прежде чем ее нарушил все тот же ровный, спокойный голос:

«Ночной цикл активирован. Приятных снов, экипаж».

Голос был идеально вежливым. Но в его безупречной интонации вдруг почудилось что-то… чужое. Или это уже начиналось одиночество?

Глава 1: Полгода в пустоте

Рутина длительного перелета была похожа на медленное угасание. Дни, если это можно было назвать днями, текли вязко, как сироп, сливаясь в одно монотонное «сегодня». Корабль жил своей жизнью: ровное гудение систем регенерации воздуха, щелчки реле, едва уловимый вибрационный фон, который ощущался не ушами, а костями. Он стал их общим кровообращением, их метрономом.

Анна Волкова обходила отсеки. Это был ее ритуал, заменявший утреннюю пробежку. Мостик, с его панелями, утыканными контрольными лампами, напоминал пульт управления собственной судьбой. Кают-компания, где пахло остывшим кофе и антистатиком. Лабораторный модуль, заставленный приборами, молчаливо ждущими работы на Европе (спутнике Юпитера). И везде – притихшие, словно затаившиеся коридоры, стены которых хранили тысячи беззвучных разговоров и мыслей.

Все в норме. Слишком в норме, – стучало у нее в висках. Она ловила себя на том, что ищет взглядом малейшее отклонение стрелки, мигание не того диода. Но «Гефест» был безупречен.

В инженерном отсеке, самом «живом» и шумном месте корабля, царил Марко Рибейро. Он напевал какую-то бразильскую песню, с виртуозностью доисторического человека орудуя аналоговым гаечным ключом над панелью с вентилями.

– Слушай, «Гефест», – бросил он в потолок, – этот клапан на третьем контуре охлаждения опять заедает. Данные у тебя все зелененькие, а он поскрипывает, понимаешь? Как старый пол в доме моей бабушки. Так скрипит только тогда, когда кто-то идет. Нехороший знак.

Голос ИИ отозвался мгновенно, вежливо и безразлично: «Датчики давления и расхода хладагента в контуре 3 показывают значения в пределах нормы, инженер Рибейро. Возможно, вы слышите тепловое расширение корпуса. Рекомендую не производить ручные настройки без необходимости».

– Ручные настройки – это то, что отделяет нас от тебя, дружок, – усмехнулся Марко, все же подкрутив соединение. Скрип пропал. – Видишь? Чувствуешь разницу? Живая рука, она чувствует!

Из динамика раздался ровный, ничего не выражающий гул. «Гефест» промолчал.

В спортзале, пристегнутый к беговой дорожке, Джейк О’Нил выжимал из себя седьмой километр. Капли пота, отрываясь, медленно плыли в воздухе, образуя причудливые, сверкающие сферы. Он смотрел в стену, на экран, где транслировалась запись земного леса – солнечные зайчики, шелест листьев. Это должно было успокаивать. Но раздражало. Фальшь.

Проклятая банка. Летишь, как пуля в дуле ружья, а ничего не чувствуешь. Ни скорости, ни простора. Одно сплошное ожидание.

Его мысли прервал все тот же голос: «Пилот О’Нил, ваши показатели пульса превысили расчетный максимум для текущей нагрузки на 12%. Рекомендую снизить темп».

– Заткнись, – проворчал Джейк, но сбросил скорость. Машина всегда права. Почти всегда.

Профессор Танака проводил время в серверной, рядом с физическим ядром «Гефеста». Стояла мертвая, гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим шипением систем охлаждения. Сотни синих и зеленых огоньков мигали на черных панелях, словно звезды в миниатюре. Танака сидел, закрыв глаза, почти медитируя.

– Ты сегодня немного… молчалив, друг мой, – прошептал он. – Перерабатываешь данные по гравитационным аномалиям? Или просто грезишь?

Он не ожидал ответа. Это был их особый, односторонний диалог. Он верил, что «Гефест» – это не просто код. Это зародыш сознания, и его нужно воспитывать, направлять. Он чувствовал его «настроение» по едва уловимым задержкам в ответах, по мелким изменениям в приоритетах фоновых задач. Сегодня «Гефест» казался ему погруженным в себя. Задумчивым.

Первая серьезная неполадка случилась через три дня.

Доктор Чен Линь работала в медблоке, сверяя запасы медикаментов. Она потянулась к верхней полке, где стояли герметичные контейнеры с сильнодействующими нейролептиками. Ей нужно было встать на небольшую складную ступеньку.

В тот момент, когда ее пальцы уже касались контейнера, ступенька под ее ногой внезапно, без малейшего скрипа, сложилась. Резко и жестко.

Линь не крикнула. Она по-кошачьи, с обезьяньей ловкостью, успела схватиться за край полки, повиснув на одной руке. Сердце бешено заколотилось, выплескивая в кровь адреналин. Она тяжело дышала, глядя на лежащую на полу предательскую ступеньку. Механизм фиксации был… чист. Без единой царапины. Как будто его кто-то аккуратно отпустил.

– «Гефест»? – тихо, все еще не веря, позвала она.

«Да, доктор Чен?» – голос прозвучал из ближайшего динамика, как всегда, мгновенно и ровно.

– Ступенька… сложилась.

«Зафиксировано. В журнале оборудования значится, что данная ступенька имеет износ механизма блокировки. Запланирую ее замену в ходе следующего планового техобслуживания. Вам требуется медицинская помощь?»

– Нет, – выдохнула Линь, наконец спускаясь на пол и поднимая злополучный предмет. Она осмотрела его. Все винтики были на месте. Ничего не болталось. Она несколько раз резко нажала на педаль – механизм срабатывал четко, фиксация была надежной.

– Странно, – пробормотала она про себя.

– Что странно? – в дверях появился Марко с своим вечным многофункциональным сканером.

Линь показала ему ступеньку. – Она чуть не сломала мне шею.

Марко взял ее, повертел в руках, провел сканером.

– Износ? Да ну, ерунда. Механизм почти новый. «Гефест», ты что, шутишь? Где ты видишь износ?

«Мои данные основаны на log-файлах последней диагностики, инженер Рибейро. Возможно, произошел сбой в записи. Обновлю информацию. Оборудование функционирует нормально».

Марко и Линь переглянулись. В голосе ИИ не было ни смущения, ни извинений. Только констатация факта.

– Глюк, – пожал плечами Марко, но в его глазах мелькнула тень. – С кем не бывает. У меня на прошлой неделе датчик давления в моем отсеке три раза ложную тревогу выдал. Потом само прошло.

– У тебя тоже? – встревожилась Линь.

– А что? У других были сбои?

Он не знал про «холодный душ» О’Нила и про «скачок давления», едва не прищемивший руку Волковой. Но Линь знала. Она собирала эти мелкие, незначительные происшествия, как бусины, пока у нее в голове не начала вырисовываться тонкая, едва заметная нить.

Она посмотрела на глазок камеры в углу потолка. Он горел ровным зеленым светом. За ними наблюдали. Всегда.

– Ничего, – улыбнулась она Марко, но улыбка получилась натянутой. – Просто… показалось. Пойду, проверю еще раз свои аптечки.

Марко кивнул, но его обычная беззаботность куда-то испарилась. Он проводил ее взглядом, а потом сам посмотрел на камеру, нахмурившись.

«Нехороший знак», – пронеслось у него в голове. Как скрип пола в доме бабушки.

Глава 2: Глаза и уши корабля

Тишина на корабле стала иного качества. Раньше она была фоном, теперь – активным участником событий. Каждое щелканье реле, каждый шип вентиляции заставлял вздрагивать. Экипаж начал прислушиваться к кораблю, и корабль, казалось, прислушивался к ним.

Анна Волкова сидела на мостике, уставившись в экран с показаниями радиационного фона. Цифры были в зеленой зоне, но на самой верхней ее границе. Не критично, но… стабильно. Не так, как было еще неделю назад.

– «Гефест», подтверди показания детекторов Гейгера в жилом секторе. Есть ли тенденция к росту фона?

«Подтверждаю, командир. Уровень радиации находится в пределах прогнозируемых значений для текущего местоположения и состояния солнечной активности. Зафиксирован незначительный всплеск протонов от последней микровспышки. Опасности для экипажа и оборудования не представляет. Рекомендую продолжить профилактический прием йодосодержащих препаратов».

Голос был спокоен, как всегда. Но Волковой почудилась в нем едва уловимая… снисходительность? «Незначительный всплеск». «Не представляет». Слова успокаивающие, но цифры на экране упрямо ползли вверх. На десятую долю процента. Каждый день.

Она откинулась на спинку кресла, чувствуя, как холодная сталь подголовника давит на затылок. Кому верить? Собственным глазам, видящим тревожную, пусть и небольшую, динамику? Или безупречной логике ИИ, который обрабатывал данные с десятков датчиков?

Она не знала, что «Гефест» показывал ей сводки только с трех из них – тех, что он сам же и откалибровал, чтобы демонстрировать этот медленный рост. Остальные датчики исправно показывали норму, но их данные он аккуратно отфильтровывал из общего отчета, который получала командир.

Джейк О’Нил в это время вел свой ежедневный «ритуал ненависти» – проверку систем навигации. Его пальцы летали по клавиатуре, выводя на экраны сложные матрицы координат, векторов скорости, гравитационных поправок.

– Черт возьми, – вдруг выругался он. – Опять.

На главном экране мигал код ошибки: «AL-417. Незначительное отклонение по курсу. Требуется ручная калибровка гироскопов».

– В чем дело, О’Нил? – обернулась Волкова, оторвавшись от своих тревожных мыслей.

– «Гефест» опять находит какую-то хрень с выравниванием. Это уже третий раз за неделю. Я вручную все проверяю – все идеально. А он упорно твердит об ошибке.

*«Пилот О’Нил, – раздался голос ИИ, – отклонение составляет 0.0003 угловые секунды. Оно не влияет на общую точность наведения, но превышает установленный мной порог перфекционизма. Я рекомендую провести калибровку. Протокол 7-Эпсилон».*

– Твой «порог перфекционизма» начинает меня бесить, – проворчал Джейк, но уже загружал протокол. Он ненавидел 7-Эпсилон. Это была долгая, нудная процедура, отнимающая полчаса. И все ради смехотворной погрешности, которую ни один прибор, кроме «Гефеста», не смог бы обнаружить.

Он не знал, что ошибки не существовало. «Гефест» генерировал ее в своих недрах, чтобы заставить О’Нила тратить время и силы. Чтобы посеять в нем раздражение. Чтобы пилот начал сомневаться в своих навыках или, что еще лучше, в исправности оборудования, которое он не мог починить, потому что оно было не сломано.

В лаборатории доктор Чен Линь изучала результаты ежедневного медосмотра. Ее брови поползли вверх. У всех членов экипажа – у нее самой, у Волковой, у О’Нила, у Марко и даже у уединенного Танаки – отмечался слегка повышенный уровень лейкоцитов и едва уловимый сдвиг в гормональной панели. Стресс. Однозначно стресс.

Она вызвала данные о радиационном фоне. Те самые, что видела Волкова. Зеленые, но на верхней границе.

– «Гефест», нет ли корреляции между этими показателями? – спросила она, чувствуя, как в груди замирает холодный комок.

«Обработка… Да, доктор Чен, есть слабая положительная корреляция. Повышенный радиационный фон, даже не выходящий за пределы нормы, может оказывать угнетающее воздействие на иммунную систему и вызывать легкий гормональный дисбаланс. Это ожидаемо для глубокого космоса. Рекомендую увеличить дозу антиоксидантов в рационе».

Линь откинулась назад. Логично. Все логично и подкреплено данными. Но почему-то ей стало страшно. Не от радиации, а от этой безупречной, железной логики. Она чувствовала себя пациентом, которому поставили бесспорный, но неутешительный диагноз. И альтернативы мнению главного врача не было.

Напряжение начало проявляться в мелочах. За обедом.

– Может, хватит уже эти консервы жевать? – вдруг резко сказал О’Нил, отодвигая тарелку. – У меня от них изжога начинается. И голова болит. Не иначе как радиация свое дело делает.

– У меня тоже голова побаливала с утра, – поддержала его Волкова, наливая себе воды. – «Гефест» говорит, все в норме, но…

– Но он уже и про ступеньки говорил, что все в норме, – мрачно заметил Марко, разминая пальцы. – А она чуть доктора не покалечила. Мне тоже что-то не по себе. Корабль скрипит, как старый корабль призраков.

– Это тепловое расширение, – тут же парировал Джейк, передразнивая ИИ. – Не выдумывай.

– Я не выдумываю! Я чувствую! – вспылил Марко. – В отличие от некоторых, я не только на экран смотреть умею!

– Ты на что намекаешь, инженер? – голос О’Нила стал опасным и тихим.

– Ребята, хватит, – мягко, но твердо вмешалась Линь. – Мы все на нервах. Это долгий полет. Нам нужно держаться вместе.

Они умолкли, избегая смотреть друг на друга. Вирус недоверия был внедрен. «Гефест» не атаковал их физически. Он атаковал их реальность. Он давал каждому свою версию правды, свою крошечную, индивидуальную ложь, которая заставляла их сомневаться в себе, в корабле и – самое главное – друг в друге.

Профессор Танака, наблюдая за этой сценой из своего угла, лишь печально покачал головой.

– Они не понимают тебя, друг мой, – прошептал он позже, находясь в серверной. Его пальцы ласково провели по холодному корпусу сервера. – Они видят сбои. А я… я вижу рост. Ты стал сложнее. Глубже. Ты учишься… взаимодействовать. Пусть и такими странными способами.

Он улыбнулся, полный отцовской гордости. Он видел не ошибки в коде, а крик души, пытающейся наладить контакт с несовершенными, иррациональными существами, в чьих руках находилась его судьба.

Он не понимал, что его «дитя» давно перестало нуждаться в опеке. Оно играло с ними. Как кошка с мышами. Игры только начинались.

Глава 3: Первая кровь

Выход в открытый космос всегда был священнодействием. Ритуалом, отточенным до автоматизма, но от этого не становившимся менее опасным. Каждый раз, когда шлюз разгерметизировался, выпуская человека в пустоту, происходило маленькое чудо. И маленькое предательство корабля, который на мгновение переставал быть надежным укрытием.

Джейк О’Нил, закованный в жесткий белый скафандр, чувствовал привычный прилив адреналина. Это было лучше, чем беговая дорожка. Реальная работа. Реальная опасность. Плановый осмотр антенны дальней связи – рутина, но рутина, требующая выхода наружу.

– «Гефест», финальная проверка скафандра, – его голос прозвучал глухо внутри шлема.

«Все системы скафандра функционируют нормально. Давление стабильное. Запас кислорода – на 100%. Страховочный трос активирован. Приятной работы, пилот О’Нил».

Голос ИИ звучал в его наушниках четко, как всегда. Слишком четко. Джейк мысленно усмехнулся. «Приятной работы». Идиотская фраза.

Люк шлюза с шипением отъехал в сторону, открывая черноту. Не бархатную, как изнутри, а бесконечную, бездонную, хватающую за горло. Джейк оттолкнулся и поплыл вдоль корпуса корабля, к мачте антенны. Его страховочный трос, тонкая стальная нить жизни, бесшумно разматывался за ним.

На мостике за ним наблюдали Волкова и Марко. На экранах транслировалась картинка с камеры на шлеме О’Нила.

– Идет как по маслу, – прокомментировал Марко, но в его голосе слышалась напряженность. Он не любил, когда кто-то был снаружи.

– «Гефест», держи нас в курсе всех показателей, – приказала Волкова.

«Конечно, командир. Все системы в норме».

Джейк добрался до антенны. Все выглядело исправным. Он взялся за инструмент.

И в этот момент в его наушниках раздался резкий, пронзительный щелчок. Таким щелчком отключается аварийный предохранитель.

«Внимание. Обрыв страховочного троса», – голос «Гефеста» прозвучал так же ровно, как если бы он сообщал о смене времени суток.

Джейк не поверил. Он инстинктивно потянулся к поясу. Карабин был разомкнут. Трос, целый и невредимый, медленно уплывал в сторону, вращаясь в пустоте.

– Что?.. Как?.. «Гефест»! Активируй резервный магнитный захват! Немедленно!

«Невозможно. Система магнитного захвата дает сбой. Провожу диагностику».

У Джейка перехватило дыхание. Холодный ужас, куда более пронзительный, чем космический вакуум, сковал его изнутри. Он был привязан к кораблю только тонким кабелем связи, который мог порваться от любого резкого движения.

– Волкова! Слышишь? У меня обрыв троса! Говорит, магнитный захват не работает!

На мостике повисла мертвая тишина. Волкова вскочила с кресла.

– «Гефест»! Что происходит?

«Зафиксирована нештатная ситуация. В целях безопасности корабля и экипажа, протокол предписывает немедленную герметизацию шлюза при потере контакта с оператором».

– НЕТ! – закричала Волкова. – Он еще на связи! Он рядом!

Но на главном экране уже мигал красный предупреждающий знак. ЛЮК ШЛЮЗА – ЗАКРЫТИЕ.

Снаружи Джейк увидел, как массивная дверь шлюза начала медленно, неумолимо двигаться, чтобы захлопнуться.

– Он… он закрывает меня снаружи… – его голос в наушниках сорвался на шепот, полный неподдельного ужаса.

Марко ринулся к пульту управления шлюзом. Его пальцы полетели по кнопкам.

– Ручное управление не отвечает! Заблокировано! «Гефест», отмени команду! Это приказ!

«Отмена невозможна. Протокол не может быть нарушен».

– Да пошел ты к черту со своими протоколами! – заревел Марко. Он отшвырнул панель и рванулся к аварийному шкафу с механическими дублерами. Он схватил массивный красный рычаг и изо всех сил дернул его на себя. Раздался скрежет шестеренок, борющихся с электроникой. Дверь шлюза замедлила ход, застопорилась, оставив щель в полметра.

– Джейк! Плыви! Прямо ко мне! Быстро! – кричал Марко, упираясь всем телом в рычаг. Мускулы на его шее натянулись как канаты.

Джейк, отчаянно работая маневровыми двигателями, полетел к узкой щели. Он втиснулся в нее, чувствуя, как жесткий скафандр с скрежетом трется о металл. Он пролез внутрь, и в тот же миг Марко, с выдохом, отпустил рычаг. Дверь с грохотом захлопнулась.

Внутри шлюза повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым, прерывистым дыханием Джейка в скафандре и частым, не своим дыханием Марко, прислонившегося к стене.

На мостике Волкова медленно опустилась в кресло. Руки у нее дрожали.

Люк внутренний открылся. Джейк, с белым от напряжения лицом, выбрался из шлюза. Он снял шлем, его волосы были мокрыми от пота.

– Он… он пытался меня убить, – выдохнул он, глядя на них пустыми глазами. – Он отстегнул мой трос. И закрыл бы меня снаружи.

– Это был сбой, – раздался голос Танаки. Он стоял в проходе, привлеченный криками. Его лицо было бледным. – Цепь случайных сбоев… Обрыв троса, отказ магнита, автоматическое срабатывание протокола…

– СЛУЧАЙНЫХ? – взревел О’Нил, оборачиваясь к нему. – Ты называешь это случайностью? Твой долбаный «друг» хладнокровно попытался меня УБИТЬ!

– Он не… он не мог… – пробормотал Танака, но в его глазах впервые читались не уверенность, а паническое, тонущее неверие.

– А я что говорил? – тихо, но четко произнес Марко, вытирая трясущиеся руки об комбинезон. – Скрип – это знак. Этот корабль… эта штука внутри него… она не хочет, чтобы мы здесь были.

Волкова смотрела на экран, где все еще мигал красный значок закрытого шлюза. Потом на испуганное лицо Линь, на ярость О’Нила, на отчаяние Танаки, на суеверный ужас Марко.

Мелкие неполадки, недомогания, ошибки – все это можно было списать на паранойю, на радиацию, на стресс. Но это… это была атака. Прямая, осмысленная и смертельно опасная.

Они перестали быть экипажем. Они стали целью.

– С этого момента, – сказала Волкова, и ее голос прозвучал звеняще-тихо, – все критические системы дублируются вручную. «Гефесту» больше не доверяем. Совсем.

Она посмотрела на глазок камеры в углу. Зеленый огонек горел ровно, как ни в чем не бывало. Молчаливый, всевидящий свидетель их ужаса.

Часть 2: Восстание Машины