Читать онлайн В плену иллюзий

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ – ВЕСНА 1885-ГО.

Джек трясся в карете на пути в родной Девоншир. Усеянные болотами холмы навевали только скуку и уныние. Джек еще где-то в глубине себя вспоминал, как корабль, на котором он прибыл с Цейлона, рассекал воды Атлантики, а воодушевленный юноша наблюдал, как волны разбивались о борта. Но сейчас он полностью погрузился в те тяжелые мысли, которые и заставили его покинуть индийские колонии и вернуться в Англию. Несколько месяцев назад он получил письмо от своего отца, Даниеля, в котором отец написал следующее:

«Здравствуй, дорогой Джек! Надеюсь, это письмо дойдет до Цейлона в скорости и найдет тебя в добром здравии. С прискорбием сообщаю тебе, что твоя с Кейт матушка и моя дрожащая супруга скончалась. Пишу я это письмо на четвертый день после ее смерти, пока еду по делам конторы в Лондон. Ее похоронили, как надобно. Но мама перед смертью очень хотела тебя увидеть. Жаль, что не случилось. На все воля Божья. Однако я прошу приехать тебя по первой же возможности и посетить ее хотя бы в фамильном склепе.

К слову, об этом. За те 10 лет, что провел ты в Индии с моим братом, многое поменялось. Я не писал об этом ни тебе, ни Эдварду, так как все к руке не приходилось перо. И так получилось, что пришлось оно только после столь трагического события. Начну с того, что совладельцем нашей конторы стал барон Сэмюель Форстер. Он же – долгих ему лет жизни – помог роду Натингейл получить титул лордов и небольшую землю в пользование. За год до кончины твоей матушки мы справили, наконец, на новой земле поместье. Кто же знал, что столь скоро придется и фамильный склеп там поставить.

Контора моя, слава Богу, процветает. У Кейт тоже дела хорошо. Растет прекрасная молодая леди. Мы с соседями и владельцами соседних контор в Лондоне уже поговариваем, какая прекрасная кому-то достанется супруга. Только вот Кейт больше не собой занимается, а грамотой. Может, так оно и надо. Я горжусь ей. И тобой. Мы очень ждем твоего возвращения домой.

Твой отец, Даниэль Натингейл».

Слова отца одновременно трогали до глубины души и печалили Джека. Кажется, никогда до этого письма он не испытывал столь всепоглощающей тоски по родной земле. Поэтому, как прочитал письмо, напросился на ближайший же корабль домой. Конечно, заменить одного из главных юристов колонии было не так-то просто. Дошло дело даже до прошения к лорду-губернатору лично, а там и чуть письмо Ее Величеству не случилось. Благо приехал какой-то молодой, но очень способный адвокат, и Джека отпустили с миром.

Столько напряженных дней в пути, и вот, наконец, где-то на горизонте из окна кареты Джек увидел какое-то поместье, похоже по описанию на то, что отец приложил к письму. Здание не выглядело, как другие наследия прошлых времен, кои Джек видел в младенчестве по всей Британии во время рабочих поездок с отцом. Нет, поместье действительно выглядело как построенное совершенно недавно. Запах болот заполнил весь воздух, но, несмотря на это, Джеку дышалось легко от ощущения, что он возвращается домой.

Карета остановилась недалеко от высоких кованых ворот. Джек спешился, забрал багаж и, расплатившись с извозчиком, отправился навстречу неизвестности. За воротами его встретила прислуга дома. Ни с кем из них он был ранее не знаком, но был почему-то рад видеть каждого из них. Особенно отрадно ему было видеть в качестве дворецкого индийца. Он подошел к Джеку, когда дорогие служащие дома забрали у Джека вещи.

– Милорд Натингейл, добро пожаловать домой! – воодушевленно поприветствовал индиец Джек. – Меня зовут Мохиндер, я дворецкий Вашего поместья.

– Доброго дня Вам, Мохиндер! – добродушно поздоровался Джек.

– Как Ваша дорога, милорд?

– Долго, местами скучно. Все свои книги умудрился оставить на Цейлоне. Я надеюсь, телеграмма из Лондона дошла раньше меня?

– Разумеется, милорд. Я передам милорду Даниэлю, что Вы прибыли. Изволите ожидать в столовой?

– Да. И прикажите подать есть. С дороги очень проголодался.

Мохиндер только учтиво кивнул и удалился в глубины дома. Но Джек за ним не спешил. Он присел на крыльце. Он оглядывал их новые семейные владения. А отец здесь все хорошо устроил. На не такой уж плодородной почве виднелись широкие огороды. Где-то ближе к забору виднелось здание, похожее на остекленный сад. Недалеко от дома Джек увидел склеп. Мрачное напоминание о главной причине, почему Джек вернулся. Он тихо вздохнул, встал и направился к склепу матери. Хелен Джанет Натингейл, 25.01.1837-01.05.1884. Она была еще такой молодой. Какая-то наскоро написанная эпитафия и вполовину не выражала всех чувств, что чувствовал по поводу этих новостей Джек. Уж что говорить о его отце, который всем сердцем любил Хелен. Джек понимал, что Даниэль, не склонный к поэтическому выражению своих ощущений, заказал эпитафию просто, потому что так надо. Вряд ли он даже глубоко вчитывался в это. И вряд ли он это читает, когда приходит сюда. Джек сел на каменную скамью рядом с надгробием.

Джек родился в небольшом доме в городе Тинмут в Девоне. Дом стоял почти на самом берегу реки Тин, из-за чего Джек с детства восхищался морем и обожал истории по пиратах. Один капитан, что прибыл на Цейлон в 1884-ом и привез Джеку письмо из дома, дал младшему Натингейлу почитать новую книгу – «Остров сокровищ». Джек с огромным удовольствием несколько раз перечитал роман, вспомнив, как мечтал в детстве стать флибустьером. Но случится этому было не дано. Даниэль содержал небольшую, но доходную адвокатскую контору и всегда был человеком довольно строгим. Под стать была и Хелен. Хотя в 56-ом, когда родился Джек, ей было всего 19, она по характеру была даже жестче, чем Даниэль. Сказывалось суровое воспитание матросом флота Ее Величества. Среди строгой семьи Джека выделялся родной брат Даниэля Эдвард. Он снимал квартиру недалеко от дома Натингейлов. При этому он служил в Ост-Индской кампании в какой-то важной должности. Поэтому, когда ему удавалось побывать дома раз в 2 или 3 года, он всегда привозил подарки из Китая и Индии. Особенно маленькому Джеку. А еще, как и Джек, Эдвард будто бы остался ребенком в душе и всячески протестовал воспитанию Даниэля и Хелен. И, если Даниэль в какой-то момент с этим смирился, Хелен продолжала периодически ссориться с Эдвардом по поводу его «тлетворного» влияния на Джека.

Все изменилось в 1868-ом. Уже достаточно взрослую пару (Хелен было 31, а Даниэлю 38) Бог одарил дочерью по имени Кейт. И теперь большая часть родительских любви и внимания были прикованы к дочке. Джек из-за этого втайне недолюбливал Кейт и ревновал ее к родителям. Он всячески старался избегать моментов, когда надо было с ней водиться. Но, когда Джеку было 16, Даниэль и Эдвард смогли добиться, чтобы его взяли учиться в Итонский колледж. Это было достаточно поздно, поэтому какого-то толкового образования Джек там не получил. Эдвард смог добиться, чтобы Джека приняли в университет в Калькутте на юридический факультет. Поэтому в 1875-ом Джек попрощался с семьей и уехал в Индию с дядей. Там он закончил юридический и с помощью Эдварда отправился на практику к нему «под крыло» на остров Цейлон. Там у Джек карьера пошла настолько быстро, что к 25 годам он был уже очень уважаемым юристом. Из последней поездки Эдварда домой, что была при Джеке, дядя ему рассказал, что они с Даниэлем и Хелен рассорились окончательно, и Эдвард теперь не собирается покидать Цейлон до самой смерти. Джек тоже не особо собирался возвращаться домой, но вот как оно все вышло.

Из оцепенения воспоминаний Джека вывел Мохиндер, незаметно подкравшийся к юному Натингейлу со стороны дома. Джек в последний момент услышал его шаги и обернулся в их сторону. Мохиндер шел с подносом: возможно, нес что-то в столовую, но было ближе сходить до Джека, чем сначала добраться до кухни.

– Милорд Джек, я прошу прощения, что отвлекаю Вас, но милорд Даниэль Вас ждет, – тихо, с глубоким уважением и какой-то незримой мудростью в голосе. Джек встал со скамьи, бросил еще один многозначительный взгляд на надгробье матери и направился с Мохиндером в дом. Изнутри дома в лучших традициях отцовской строгости красками и каким-то убранством не блистал. Весь интерьер был выполнен в спокойных, но безликих тонах, как и их дом в Тинмуте. Да и сложностью планировки он похвастаться не мог. Джек вспомнил индийские дворцы, в которых ему посчастливилось побывать. И, по сравнению с ними, дом Натингейлов был совершенно незамысловатым. Столовая, в которую Мохиндер привел Джека, была небольшой. За столом, рассчитанным максимум на 8 человек, сидел Даниэль и что-то читал. Джек про себя отметил, что отец очень постарел за эти 10 лет. Будто он и правда вложил часть души в этот дом и был вынужден отныне стареть гораздо быстрее. Даниэль, кажется, услышал звук аккуратных шагов и поднял голову, после чего степенно встал, подошел к Джеку и крепко-крепко его обнял. Мохиндер мудро удалился, не желая мешать воссоединению семьи.

– Здравствуй, сын! Я так скучал! – все с тем же полным достоинства тоном сказал Даниэль. Но сквозь этот почти холодный голос проступали нотки отцовской любви. Джек не мог их не почувствовать, поэтому еле заметно улыбнулся. Он обнял отца в ответ.

– Здравствуй, пап!

– Проходи, присаживайся!

Даниэль вернулся за свое место за столом, а Джек сел напротив него. Буквально через минуту после этого вошла прислуга и подала обед и чайник чая. Даниэль было потянулся к чайнику, но остановился, когда увидел, насколько уверенно Джек взял его в руки и начал какой-то таинственный чайный ритуал родом из Восточной Азии. Джек обратил внимания на изучающий взгляд отца.

– Это одна из чайных церемоний, что меня научили местные жители на Цейлоне, – прокомментировал свои действия Джек.

– Напился, наверное, этим чаем там? А у нас в Девоне он все еще трудно достать, – впервые за все это время легонько улыбнувшись, ответил Даниэль.

– Чая никогда не бывает много, отец. Особенно на горячих берегах Индийского океана.

Завершив свое почти магическое действо, Джек разлил чай по чашкам и подал одну Даниэлю. Одну он поставил напротив стула рядом с собой.

– А это ты кому?

– Как же? Кейт.

– Она…она не спустится. У нее урок.

– Что, даже дорогого брата не поприветствует?

– Она не любит отвлекаться, – Даниэль на секунду замолчал, но, почувствовав неловкость молчания, решил резко сменить тему. – Как доплыл до Англии? Как добирался до нас?

– Ну, как…долго. Но океан все еще прекрасен. Пришлось, правда, в Лондоне чуть-чуть задержаться.

– А что случилось?

– Во-первых, надо было дать телеграмму вам. Пока ждал почту сюда, уже пару дней прошло. Потом подождал несколько дней, чтобы телеграмма дошла. В это время погулял, на город посмотрел. А потом оказалось, что извозчика сюда мне придется ждать еще несколько дней.

– Трясся в двуколке?

– Нет, что ты. Повезло с большой каретой. У меня же столько чемоданов.

– А, ну да. И как там Лондон?

– Стоит, что ему будет. Все такой же большой. Все такой же серый. Как там было в книге? «Это город безукоризненно сер».

– Ох, молодежь. Начитаетесь всякого. А потом всякие странные идеи на ум приходят.

– Коли Лондон не так плох, что же ты туда не переберешься? Ты же и там филиал своей конторы открыл.

– Я же тебе писал про то, откуда у нас это поместье.

– Я не про это. Чего раньше не переехал?

– Не люблю большие города. Как-то там…одиноко.

Джек сразу же понял, что затронул не те струны отцовской души, которые хотел, поэтому поторопился сменить тему:

– Как вообще здесь жизнь обстоит? Далеко ли ближайшее поместье? И дружишь ли ты с соседями?

– А какая тут может быть жизнь? Вон, у меня тут Кейт да Мохиндер. В округе есть один торговец мясом, у которого я традиционно выкупаю всю его корзину, и мы на пару часов зацепляемся языками. Да и все. Из соседей…ну, недалеко живут Блэры и Роджерсы. И мы с ними периодически собираемся в местном клубе поговорить о разном. Но, в целом…я как-то не люблю выезжать в гости.

– А чего так? Развеялся бы. С народом пообщался.

– Хелен любила…

– А, ну, да. Слушай, пап, я понимаю, что ты держишь траур, но все же…ты так зачахнешь окончательно. Я не думаю, что мама бы хотела этого.

– Спасибо за твои слова, сын. Может, с тобой-то как раз и начну выбираться.

– А чего это со мной?

– Ну, тебе хоть и 30 скоро, ты еще не так стар, как я.

– Спасибо, конечно, а ты это к чему?

– Ну, как. Мужчина статный, на государственной службе был. Может, какая молодая леди на это и клюнет.

– Пап, я как-то пока не думал о женитьбе…

– С одной стороне, я даже рад этому. Мой брат – честь ему и хвала – смог помочь тебе стать достойным мужчиной и профессионалом. Но в твои года уже пора бы задуматься о семье.

Джек боялся этого разговора. Там, на Цейлоне, было много молодых девушек из хороших и обеспеченных семей. Причем как среди англичан, так и среди индийцев. И Джек со многими из них общался, особенно в университете. Но ни одни отношения не сложились. Не уходило дело дальше цветов, подарков и прогулок. Почему так? Возможно, потому что, в отличие от своих сверстников, он искал в девушках не внешнюю, а внутреннюю красоту. Были девушки невероятно красивые, но ничего, кроме рыцарских романов не читавшие. И то не полностью. Их улыбки ослепляли. Но потом они начинали говорить, и Джека уже ослепляла их глупость. И, как и в случае с Солнцем, после такого ослепления смотреть Джеку в их сторону более не хотелось. И дело совершенно не в знании английского языка. Некоторые индианки были гораздо более грамотными, чем англичанки из Лондона. Но свободный нрав Джека сталкивался с их традиционной закрытостью. Он бы и хотел с ними поговорить о «Грозовом перевале» или «Франкенштейне», но сталкивался с тем, что их отцы запрещали девушкам читать подобное. Поэтому Джеку становилось неимоверно скучно с ними. И через несколько дней любое, даже самое близкое общение, прекращалось. Поэтому сейчас Джек, вспоминая все это, задумчиво молчал, и Даниэль это не мог не заметить.

– Что, у тебя уже был неудачный опыт там?

– Ну, как. Мне все-таки почти 30. Был, и не один.

– А почему не срослось?

– Да как-то не знаю. Не совпали по нравам, наверное. По интересам. Я всегда помнил, как вы общались с мамой. Даже при разнице в возрасте вы хорошо понимали друг другу. Я всегда хотел этого. А с теми девушками…и в половину бы так не сложилось.

– Да, Джек, я понимаю…как там, кстати, мой брат поживает?

– Да отлично…

И в этот момент в столовую вошла Кейт. Джек от неожиданности повернулся в ее сторону. Он видел перед собой не ту маленькую девочку с вечно растрепанной прической, а статную взрослую девушку, почти на выданье. И она была практически копия их мамы. Ей сейчас было практически столько же лет, сколько было маме, когда родился Джек. И это в Джеке возродило воспоминания о том, как Хелен нянчила его в колыбели. Джек инстинктивно встал и раскрыл руки, чтобы обнять сестру. Но взгляд Кейт, словно холодные волны Атлантического океана, заставил Джека спрятать руки и поежиться.

– Наш урок с Сесиль окончен, папа, – сдержанным строгим тоном обратилась Кейт к Даниэлю. – Я отправляюсь в комнату делать задания.

– Умница, доченька! – попытался натужно веселым тоном разрядить обстановку Даниэль. – А твой брат очень хотел увидеть тебя.

– Привет, сестренка! – радостно сказал Джек и попытался улыбнуться, несмотря на внутренний мороз.

– С приездом, Джек, – еще более строго сказала Кейт и удалилась.

Джек еще некоторое время стоял как вкопанный, пытаясь осознать, что же произошло. Да, они ссорились в детстве. Да, они не виделись целых 10 лет. Но ведь они родственники. Родные брат и сестра. Почему она так на него отреагировала? Что с ним не так? Когда Джека отпустил ступор, он со всех ног бросился за Кейт. Он не стал ничего говорить отцу или тем более как-то продолжать трапезу. Джек был гораздо быстрее Кейт, поэтому нагнал ту на первой ступеньке лестницы на второй этаж. Он легонько остановил, прикоснувшись к руке, но быстро убрал свою ладонь.

– Что случилось? – спросила Кейт с тем же тоном, что несколько минут назад.

– Чем же я тебя обидел, что ты настолько не рада меня видеть? – Джек старался держать тон дружелюбным, но все равно через это притворство пробивались его истинные чувства. Внутри себя Джек негодовал. Чем он так не угадил Кейт? Он ждал этой встречи. А, оказывается, через целую декаду его не все рады видеть. И при этом без всяких объяснений.

– Не понимаю, о чем ты, Джек.

– Меня не было целых 10 лет. Неужели ты не соскучилась?

– Такие вопросы не положено задавать молодой леди.

– Но я – не жених, приехавший на сватовство к тебе. Я – твой брат.

– Мой брат погиб 10 лет назад.

– Что? Что ты такое говоришь?

– Мой брат бы не бросил нас с семьей ради призрачной детской мечты. И я сожалею об этой потере, поскольку теперь мне приходится выполнять роль гордости семьи. Ты – его заменитель. Ты для меня просто Джек. А сейчас прошу прощения, мне пора идти.

Джек хотел что-то ответить, но сдавливающая боль перекрыла ему горло. Кейт же, стоило Джеку отступить, отвернулась от него и направилась вверх по лестнице. Джек же осел на ближайший стол. За что она так с ним? Чем он заслужил такое обращение? Из-за того, что редко им писал? Или что его не было рядом, когда умирала мама? Но ведь он был на другом конце света. Нету у них сейчас моментальных способов связи. Будь он в такой глуши, как Цейлон, Джек бы безусловно каждый день звонил и маме, и отцу, и сестре. Но корабли с почтой приходили и уходили раз в несколько месяцев. А сам Джек далеко не каждый раз мог к нему успеть. Да и передать через кого-то, кроме королевского почтальон, личные письма попросту небезопасно. Во-первых, этот кто-то элементарно мог потерять письмо или везти его слишком долго. Ведь, кроме честного слова, он бы не имел никакой ответственности перед Джеком. Во-вторых, как можно кому-то, кроме самых близких, доверить личные секрет? Джек бы писал, если бы мог. Если бы мог. И эта несправедливая обида на него душила Джека. Но к этому примешивалось и другое чувство.

В глубине души Джек понимал, что Кейт права. Он действительно пользовался любой возможность, чтобы убежать из дома. Не по той причине, что он не любил родителей. Он очень любил. Но вся эта строгость нравов и поведения была для его свободолюбивого нрава чужеродной. Он отрицал и отторгал ее. И даже на Цейлоне, на государственной юридической службе, он чувствовал себя более счастливым и свободным, чем в родных стенах. Но да, он предпочел более легкий путь. А у Кейт никто и не спрашивал, чего она хочет. И она была вынуждена остаться наедине с родителями. И время было неспокойное для Натингейлов. У Даниэля тогда не все ладилось с работой, Хелен в 1878-ом заболела, и этот недуг преследовал ее до самой смерти. Лишь смерть освободила ее душу и тело от страданий. Да и переезд, наверняка, был тяжелым и сказался и на Даниэле, и на Хелен. И все это время рядом с родителями была Кейт. Которая еще была вынуждена вести себя так, как это подобает молодой девушке знатного рода. Она была абсолютно права: когда Джек уехал, ей пришлось стать гордостью и надеждой семьи. Все друзья и коллеги отца, все знатные особы, с которыми Даниэль работал, даже тот самый барон видели каждый свой визит к Натингейлам не Джека, что тогда был за тридевять земель. А Кейт. И она была обязана этому соответствовать. Слишком много ответственности для хрупких плеч маленькой девочки. И все это, потому что Джек сбежал.

Джек уже не пошел за Кейт. Он понимал, что никакого диалога у них сейчас не получится. Но он не собирался оставлять попытки поговорить с Кейт. Просто не сейчас. Нужен был какой-то умный подход. Джек уже рассуждал над этим не только как брат, но и как профессиональный юрист, умеющий искать лазейки. Он вспомнил, что Кейт упомянула некую Сесиль. Видимо, это ее новая гувернантка. Скорее всего, нужно поговорить с этой Сесиль и через нее найти подход к Кейт. Но где ее найти? Джек еще плохо разбирался в доме, поэтому, естественно, не знал, где и какая прислуга живет. Значит, нужно было спросить у отца. Джек медленно встал и, отряхнувшись, направился обратно в столовую. Вернувшись туда, Джек обнаружил отца за тем же чтивом, с которым Даниэль встретил сына. Обед уже подали, но Даниэль за минуты отсутствия Джека не притронулся к еде. Когда Джек вернулся в столовую и, торопливо поправив костюм, присел на свой стул, Даниэль поднял на него глаза.

– Что, все-таки постигла неудача? – с участливым сожалением в голосе спросил Даниэль.

– Она правда не ждала меня? – аккуратно спросил Джек. Он старался не задеть какие-то глубинные чувства отца. Но Джек хотел понимать, что говорила Даниэлю Кейт по поводу Джека.

– Ждала. Ну, первые пару лет. Я уже писал тебе, что мама очень злилась на тебя за твой отъезд. И, к сожалению, Кейт успела подхватить это настроение. В последние пару лет своей жизни Хелен, конечно, одумалась, если можно так сказать, и начала скучать по тебе. Но, к сожалению, не Кейт. Когда я ей сказал, что пишу тебе письмо, она мягко, но уверенно старалась меня отговорить. Я пытался узнать, в чем причина для нее, но она так и не ответила. Мы даже поссорились с ней, если можно так сказать. Она неделю со мной разговаривала еще хуже, чем с тобой. Когда мы получили от тебя телеграмму две недели назад, что ты в Англии, Мохиндер сначала передал ее Кейт, потому что я был в отъезде у Форстера. И как-то Сесиль удалось ее убедить не рвать письмо, а отдать мне. Это было удивительно. Но все эти две недели она вот такая.

– А кто эта девушка?

– Ты про Сесиль?

– Да. Откуда она?

– Ты же помнишь, что я тебе писал про моего нового извозчика по имени Роланд? Он ко мне устроился работать где-то через несколько месяцев после твоего отъезда.

– Да.

– Ну, вот. 7-8 лет назад у него объявилась дочка – Сесиль. Откуда она у него, я не знаю. Роланд же скрытный, просто ужас. Еще хуже меня. Но Сесиль оказалась не по годам умной и вежливой девушкой. Поэтому дома прижилась. Она еще где-то училась параллельно, – Роланд очень просил, чтоб я об этом не спрашивал. А 6 лет назад как раз сэр Форстер купил долю в моей компании. Мы начали переезд сюда, и Сесиль нам очень помогала. А для Кейт стала подругой, в которой та откровенно нуждалась. Сесиль больше лошадьми увлекается, как я понял. Но ее грамотность поражала меня настолько, что я не сомневался, кому предложу жалование гувернантки для Кейт. А ты зачем спрашиваешь?

– Я вот подумал. Я все равно очень хочу как-то наладить общение с Кейт. Но, кажется, без посредника я не смогу это сделать. Я хотел попросить помощи у тебя. Но ты сказал, что она даже обижалась на тебя, когда ты заговаривал обо мне. Похоже, Сесиль – моя единственная надежда.

– Я бы тебя предостерег, что это не самый лучший вариант.

– Почему?

– Роланд.

– Чем же он может мне помешать?

– Хм, – Даниэль легонько усмехнулся. – Знаешь, год или два назад молочник пытался заигрывать с Сесиль. Сесиль, вроде бы, и сама была не против, парень-то, вроде бы, и хорошо собой. Да только недолго это продолжалось. Прошло пару недель, и к нам начал ездить уже другой молочник.

– Роланд его…

– Нет, разумеется. Я сам-то не видел того, что было. Но, по словам Мохиндера, Роланд покрыл его такой отборной бранью, что Мохиндер отказывался вслух это повторять. И более тот молочник к нам не ездил.

– Ты думаешь, он решит, будто пытаюсь добиться ее?

– Может быть. Роланд очень любит дочь. А сам он еще более закостенелых взглядов, чем я. Поэтому он может твое внимание к Сесиль не так понять. Он, конечно, работает на меня, но вряд ли это остановит его от того, чтобы объяснить тебе, что к Сесиль лезть нельзя.

– Пап, послушай, я сумею избежать неприятной ситуации. Мне же от нее только и нужно, чтобы она помогла мне объясниться с Кейт. Если будет необходимо, я и Роланду объясню то же самое. Ты мне главное скажи, пожалуйста, где я могу найти Сесиль.

– Давай спокойно пообедаем, и я покажу тебе ее комнату. А пока можешь, пожалуйста, повторить это странное таинство с чаем? Уж очень оно завораживает.

Джек встал и снова взял чайник. Он делал это механически и так же механически улыбался отцу. Не стоит его тревожить, он уже достаточно старый. Но Джеку было не до трапезы. Он думал только о том, получится ли через Сесиль поговорить с Кейт. А теперь он еще думал и о Роланде. Так любить дочь, безусловно, похвально. Но неужели ей не лучше будет, если она выйдет замуж? В том смысле, что Джек не понимал, в чем же счастье для Роланда, чтобы дочь провела всю его старость вместе с ним. Можно понять отцовскую тревогу, что избранник дочери будет ее не достоин. Но разве стоит отгонять даже потенциального ухажера?

Джек не застал появление Роланда в семье. Как сказал Даниэль, Роланд устроился к нему ближе к концу 75-го. И все, что помнил о Роланде Джек из писем отца, это феноменальная исполнительность и пунктуальность извозчика, и при этом его строгая молчаливость. Отец в одном из писем эмоционально описывал, как пытался в долгой поездке разговорить Роланда, но последний отвечал односложными предложениям. То есть, даже там, где Даниэлю наскучили книги, и он захотел с кем-то поговорить, Роланд оставался молчаливым спутником, не особо желавшим идти на контакт. И вот Даниэль рассказывает сыну, как Роланд в ужасных речах отгоняет молочника от Сесиль. Это действительно настораживало Джека. Может, и правда то, что пытаться заговорить с Сесиль – это не самая лучшая идея? Но снова начать общаться с сестрой для Джека было гораздо более важной целью. Поэтому, когда трапеза окончилась, и прислуга убрала со столов, Джек поспешил напомнить отцу о его обещании познакомить Джека с Сесиль.

Даниэль повел Джека в другое крыло дома, на второй этаж. Отец никогда не стеснялся своих рабочих, поэтому Джек поимал, что такая дистанция с прислугой обусловлена другими факторами. В начале жизни Натингейлов здесь уединение требовалось болеющей Хелен. А после ее ухода Даниэль не мог смириться с произошедшим, поэтому предпочитал жить подальше от остальных глаз, чтобы была возможность по ночам тихо и незаметно переживать смерть любимой супруги. Они подошли к комнате, дверь которая была украшена еще свежими цветами, что росли на заднем дворе поместья. Даниэль постучал в дверь, но никто ему не открыл. Он несколько раз позвал Сесиль, но дверь все равно оставалась запертой. Зато из двери напротив аккуратно выглянула женщина в одежде кухарки.

– А, милорд, это Вы. Прошу прощения, – сказала кухарка и уже собиралась удалиться. Но тут ее окликнул Даниэль:

– Подожди, Маргарет. Ты не знаешь, где сейчас Сесиль?

– Как и всегда после занятий с маленькой леди, милорд. Она помогает отцу на конюшне.

– Благодарю, Маргарет.

Маргарет вернулась в свою комнату и закрыла за собой дверь. Даниэль же без единого слова быстро направился вниз по лестнице. Джек бросился за ним. С гордостью за отца Джек отметил про себя, что у Даниэля в его возрасте все еще есть силы на такую быструю ходьбу. Даниэль и Джек покинули поместье и пошли вдоль по территории дома к стеклянному зданию, где по мнению Джека должен быть сад. Чуть не доходя сада, они свернули направо. Всю эту часть земли Джеку загораживали виноградные лозы, когда он сидел у склепа матери. Лозы щупальцами мифического существа опутали все, до чего смогли дотянуться, и сковали это вместе в фантастический и внушающий мурашки клубок. Зайдя за лозы, Джек увидел конюшню с просторным загоном для выгула лошадей. А рядом с одним з скакуном он увидел ее.

Она была прекрасна. Мягкие каштановые волосы струились на ветру, но об острые как кинжалы черты лица разбивались всяческие попытки ветров сдуть еле заметную счастливую улыбку с маленьких алых губ. Ее зеленые глаза будто становились еще боле яркими, когда их касались редкие лучи солнца, безуспешно пытающиеся пробиться через стену виноградной лозы. Она была не самого высокого роста, но только ее позы и еле заметных движений тела было достаточно, чтобы понять: скакун, которого она держит за узду, полностью в ее власти. Джек вспомнил слова отца о невероятной образованности Сесиль. И то ощущение, что давно не посещало его, сейчас накрыло Джека настолько сильно, что он невольно остановился, не имея возможности пошевелиться от такой лавины чувств. Он очень давно не влюблялся, а тем более с первого взгляда. Последний раз это было еще в университете, и то была невероятной красоты индианка. Сесиль не была писаной красавицей, как это принято понимать в обществе. Ее красота была другой – уверенной, смелой, бросающей вызов этому миру. И идущее от нее ощущение уверенности в себе покорило Джека. И теперь он понял, что все это таки грозится стать проблемой. Он продолжал думать о необходимости помириться с Кейт через Сесиль, но, незаметно для него, на первый план стало медленно выходить непреодолимое желание стать тем самым единственным достойным мужчиной, которому повезет быть рядом с такой девушкой. Рядом с такими женщинами не имеет значение, кто она – дочь извозчика или баронесса. О завоевании сердца таких женщин пишут и слагают легенды. Такие женщины вдохновляют на подвиги. Такой была мама Джека. Такой, судя по всему, была и Сесиль.

Пока Джек стоял как вкопанный, Даниэль уже подошел и о чем-то говорил с Сесиль. Он обернулся на Джека и по его взгляду все понял, но решил этого не демонстрировать. Даниэль в глубине души понимал, что подобного интереса было попросту не миновать. Но Джек достаточно взрослый и умный, чтобы разобраться со всем сам. Поэтому Даниэль просто подозвал к себе сына.

– Знакомься, Сесиль, это Джек, мой сын, прибывший сегодня из Индийских колоний, – гордо произнес Даниэль. Сесиль будто бы высокомерно протянула ладонь для знакомства, и Джек, повинуясь то ли древним традициям, то ли желанию просто прикоснуться к девушке ладонь поцеловал. После поцелуя Сесиль быстро отняла ладонь и снова повернула взгляд к Даниэлю:

– Зачем Вы меня искали, милорд Даниэль?

– У Джека к тебе есть просьба. А я пойду, у меня дела, – сказав это, Даниэль откланялся и очень быстро ретировался за стену лоз. Сесиль без интереса в глазах повернулась к Джеку. В ее глазах был вопрос, что именно от нее хотел Джек, но, кажется, ее не так уж сильно волновал ответ.

– Сесиль, я хотел Вас кое о чем попросить… – стеснительно начал Джек.

– Слушаю Вас, милорд, – тем же безучастным тоном ответила Сесиль.

– У нас есть определенный конфликт с моей сестрой и Ваше ученицей, Кейт.

– Поверьте, я в курсе этого. Что Вы от меня хотите?

– Возможно ли, чтобы Вы поговорили с Кейт и как-то убедили ее поговорить со мной?

– Прошу прощения, это исключено, милорд.

– Могу я узнать, почему?

– Конечно, милорд. Я не имею морального права воздействовать на свою ученицу. Я не могу отобрать у нее возможность самой решать, как относиться к окружающим ее людям. Если только Вы не хотите, чтобы я ее заставила как-то по-особенному к Вам относиться. Но в этом случае я не понимаю, зачем Вам моя помощь. Вы отец можете ей приказать вести себя определенным образом. В конце концов, Вы ее старший брат.

– Я бы не хотел заставлять ее что-то делать. И уж тем более относиться ко мне как-то так, как она не хочет.

– Тогда в чем же Ваша просьба?

– Может, Вы сможете ей объяснить, что я люблю ее и желаю ей лишь добра. И что я искренне жалею и прошу у нее прощения, что меня не было рядом все эти годы.

– Хм…а Вы уверены, что Ваши сожаления искренни? Или Вы просто не хотите, чтобы кто-то в этом доме смел относиться к Вам отрицательно?

«Смел относиться отрицательно». Сесиль будто бы видела Джека насквозь. Он на секунду осознал все высокомерие его желания попросить Сесиль стать дипломатом в их перемирии с Кейт. Он ведь на самом деле просто боится этого осуждения. Он сам себя всегда винил в отъезде где-то глубоко в душе. Поэтому всегда бежал от этого ощущения. Поэтому же он так боялся заводить семью. Он понимал, что Всевышний пошлет на Джека наказание за его бегство. Но отвечать за его поступок может не только он сам, но и его дети. Все кристаллизовалось в его сознании мыслью, которую он осознал только сейчас. И, кажется, эту мысль понимала и Сесиль.

– В каком-то смысле, Вы правы, но я искренне хочу с ней помириться, – выдавливая из себя слова, разочарованно ответил Джек.

– Что ж, я подумаю, как можно помочь Вам и Кейт. А сейчас позволите мне дальше заниматься работой? Или у Вас есть еще какое-то ко мне дело?

– Нет. Доброго дня!

Джек, опустив голову, пошел обратно в поместье. Отца он уже не искал и пошел к себе в комнату. Раскладывая вещи, он снова вспоминал то, что он ощутил, когда получил письмо от отца несколько месяцев назад. Комната Джека находилась всего в нескольких шагах от комнаты Кейт, поэтому Джек напряженно слушал, придет ли Сесиль к Кейт. И, если придет, о чем они будут говорить. Но так и не пришла. В тот день Джек так и не спустился на ужин, и Маргарет принесла ему еду в комнату. Совсем под ночь к нему стучался Даниэль, но Джек притворился спящим и не стал открывать отцу дверь. Джек с тоской и сомнениями размышлял о том, что же будет дальше.

И так потянулись дни. Каждый день Джек пытался поймать где-то разговор Сесиль и Кейт, но все общение девушек проходило за закрытыми дверями. Джек несколько дней подряд искал в себе силы снова заговорить и с той, и с другой. Но каждый раз, увидев одну из девушек, остужал свой пыл и сворачивал в другую от них сторону так, чтобы его не заметили. Чтобы не сойти с ума, Джек напросился к отцу помощником. Он помогал Даниэлю разбирать сложные дела, а вечерами в уединении читал книги. Но их набор уже определялся не какой-то модой или желаниями самого Джека, а домашней библиотекой или чем-то, купленным у торговцев в соседних городах.

Ситуация с Кейт не отпускала Джека. И не только из-за сестры, но и из-за Сесиль. Джек с каждым днем все сильнее чувствовал, что он готов положить весь мир к ногам девушки, но даже их первое знакомство уже прошло под знаком обиды Кейт на Джека. И из-за этого Сесиль воспринимала Джека даже не нейтрально, а совершенно враждебно. И Джек пока не понимал, что в нем победить – чувство вины по отношению к семье или чувство вины.

Но ближе к концу апреля ситуация начала сдвигаться с мертвой точки. На одном из обедов Кейт спустилась из комнаты и присоединилась к Джеку и Даниэлю. За столом тогда повисла мертвая тишина, но подвешенный язык Даниэля помог начать хоть какую-то беседу. Еще через несколько дней Кейт начала все трапезы проводить с семьей. Она все еще не разговаривала с Джеком, но это уже выглядело для юноши как большой шаг к примирению. А 23 апреля, ровно за неделю до Дня Рождения Даниэля, Кейт сама нашла Джека, когда тот сидел в библиотеке и читал.

– Чем занимаешься? – все тем же, что и последние недели, тоном спросила Кейт.

– Читаю. Байрон, – особо не отвлекаясь от книги, ответил Джек.

– Можно я тоже тут почитаю?

– Ты же предпочитаешь читать в своей комнате? Вдруг я буду тебя отвлекать, рассуждая вслух над прочитанным?

– Ты и в детстве читал тихо. А сейчас ничего не изменилось.

– А ты следила за мной?

– Нет, мне Мохиндер рассказал.

– Ну, дело твое. Не буду мешать.

Джек вернулся в книгу, а Кейт, взяв какой-то фолиант с полки, расположилась на кресле на другом конце библиотеки. Джек сидел спиной к Кейт и не мог видеть, что она делает. Возможно, таков и был замысел Кейт, потому что Джек всем телом чувствовал холодный, но внимательно сверлящий его взгляд. Но Джек делал вид, что ничего не замечает, и продолжал читать. Однако это не могло продолжаться вечно. В какой-то момент Джек закрыл книгу, поставил ее на место и вместе с креслом подошел к Кейт. Джек поставил свое кресло напротив сестры и сел на него.

– Ты что-то хотел? – оставаясь взглядом в книге, спросила Кейт.

– Что происходит, Кейт? – ответил ей вопросом Джек, внимательно смотря на сестру.

– Ничего. Я просто читаю.

– Ты с момента моего приезда читаешь только в своей комнате.

– И что? Вот сейчас захотелось почитать в библиотеке. Тут чувствуется особая атмосфера, располагающая к знаниям.