Читать онлайн Неоновый омут

Годом ранее.

Пятница. Конец рабочего дня.

За панорамными окнами сорокового этажа Москва-Сити разгорался закат, окрашивая кубические здания оранжевым светом. Стекло и металл высоток сверкали, словно мечта биржевого маклера с Волл-Стрит. Вдали за этой слепящей золотом геометрии, будто мираж в пустыне, в закатной дымке тлел остальной городской ландшафт.

В офисе завершалась рабочая неделя. Мерно затухали компьютеры и возбужденные голоса работников, предвкушающих наступление выходных. Анатолий сидел за монитором, делая вид, что ковыряется в «Экселе». Сам же он просматривал в телефоне ленту «Инстаграм»1. Привычка чуть что лезть туда его порядком раздражала, и в любом другом случае он бы не стал тратить свое время на этот театр иллюзий, но ожидание шести часов вечера затягивалось. Делать было нечего.

«Инстаграм» – тот мир, в который Толю затянули жаждущие внимания девушки. В основном их жизнь проходила там, и они требовали, чтобы он периодически просматривал и лайкал их сильно приукрашенные фотографии. Обычно это происходило со словами: «В смысле, ты не видел мою последнюю сторис?!». Или так: «Как так, ты еще не заценил мой отпуск на пляже Пхукета? Жду от тебя лайка!». Так поступало большинство его пустоголовых коллег, в том числе его бывшая подружка Полина. Сам он мало что выкладывал. Но это не мешало ему иметь более сотни подписчиков, в большинстве своем состоящих из девушек.

Тихо звякнуло уведомление. Написала Полина. Толя то ли случайно, то ли не совсем, лайкнул ее фотку.

«Привет. Заскочу сегодня за расческой и шампунем к тебе? Они должны быть в ванной», – гласило невинное на первый взгляд сообщение в директе.

Толя про себя ухмыльнулся. Видимо, у Полины в личной жизни было по-прежнему не все гладко, раз она пошла на такой отчаянный шаг и снова обратилась к нему. Вот же хитрюга! Они давно расстались, так как он устал от их «пользовательских» отношений, в которых он как раз и выступал в качестве пользователя, но упертая Полина все пыталась поймать его на крючок, неизвестно на что надеясь. В принципе, Толя был не против иногда встречаться с ней ради секса – такой вид взаимодействий как раз составлял большинство их времяпрепровождения за последние месяцы. Но это не устраивало Полину, которая хотела большего. В итоге они расстались, а затем началось это таскание кота за хвост в виде редких встреч и переписок в духе «ой, опять забыла кое-что, дай загляну».

Толя не стал отвечать, решив повременить. Пусть побесится. К тому же на сегодня у него были планы: университетский друг пригласил его на дачу праздновать день рождения. А когда друзья зовут выпить – тут не отказывают.

Он посмотрел на часы. Пора!

Толя предпринял попытку покинуть офис. Незаметно оглядевшись в поисках начальника и взяв кожаную куртку, он плавно двинулся в сторону лифтов и прошествовал вдоль ряда рабочих столов к выходу. Опустело, но на местах то тут, то там встречались отрешенные лица знакомых трудоголиков, для которых пятница не была чем-то святым, к глубочайшему непониманию Толи. Он давно уже заметил, что количество работы лишь косвенно заставляет таких людей впахивать свыше нормы, а главная причина, по которой они перерабатывали, – они сами. И так каждую неделю. Впрочем, одни и те же люди.

Неужели им больше нечем заняться в вечер пятницы? Толя не понимал этого трудоголизма.

Когда он шел мимо стеклянного кабинета Марии, начальницы финансового отдела, и по привычке окинул взглядом ее фигурку, властно сидевшую в кожаном кресле нога на ногу, та заметила его и, как всегда, растянула свои сочные алые губы в улыбке. Мария говорила что-то в телефон, провожая Толю взглядом, от которого тут же хотелось расправить плечи и взбрыкнуть, совсем как гордый жеребчик в расцвете сил. Он догадывался, что она знала, о чем он думает, когда так смотрит на нее, но это было единственной дозволенной им игрой.

Когда-то он пытался прощупать между ними почву, по наивности клюнув на удочку этой разбивательницы сердец и не зная, на что надеясь. Мария, всегда одетая элегантно и вызывающе, словно смесь эскортницы и бизнес-леди, была без преувеличения «дамой-люкс»: длинные густые волосы, томный лисий взгляд, скуластое лицо, стройные длинные ноги и ни грамма лишнего веса. Аналогично авто класса люкс, она стоила дорого и ее хотели все мужчины. Мария чисто ради прихоти держала собственный гарем из поклонников, которые пытались добиться ее внимания, по поводу и без осыпая ее то букетами, то подарками. А она рада была их подразнить, даже по рабочим вопросам разговаривая всегда с такой томной хрипотцой в голосе, будто флирт составлял основу ее существования.

Такие девушки класса «люкс» попадались редко. Но наблюдать за ними было одно удовольствие.

Как и все «дамы-люкс», Мария была из тех, кто хотел всего и сразу и только так, как ей было нужно. Толя был из таких же. Свяжись он с ней, рано или поздно дошло бы до ссоры. Но от этих мыслей данную даму хотелось не меньше, скорее наоборот.

Толя уже давно вырос из того возраста, когда нравится определенный типаж девушек, относящийся к категории типа «рыжие-бесстыжие», «черноволосые бестии» или «наивные ясноглазые блондинки». По мере знакомств с самыми разными представительницами прекрасного пола, он понял, что внешность на фото далеко не всегда совпадает с тем, как девушки ведут себя в жизни. Можно долго романтизировать образ, но какой по итогу окажется барышня решает лишь встреча. Бывало, Толя назначит свидание одной писанной красотке, с которой познакомился в соцсетях, а при встрече оказывается, что ее внешность отличается от фото в заметно худшую сторону – спасибо «фильтрам».

После долгого блуждания на «Тиндере» у Толи сложилась своя система оценки, где первостепенную роль играло впечатление при встрече, которое оставляла после себя барышня, – амплуа по жизни или, можно сказать, своего рода статус. Дамы, которые ему нравились, никогда бы не позволили мужчине (и даже Толе) тут же взять их под локоток и увести к себе, поведясь на дурацкие шутки и наглый флирт, или никогда бы не стали что есть сил спешить на встречу, даже если б сильно опаздывали: статус бы не позволил, а то еще устанут, и тогда все, свидание придется отменить. Поэтому ему нравилась аналогия с классами машин, потому как прослеживалась связь: чем более «статусна» девушка, тем больше внимания ей нужно оказывать и, соответственно, денег – куда ж без них!

И вот вместо «дамы-люкс» (которую он бы не потянул) Толя начал ухлестывать за Полиной, с которой познакомился два года назад на одной вечеринке в баре. И вот эту девушку Толя смело причислял к классу «премиум» – не такая затратная, как «люкс», но и не такая простая, как остальные.

Она сразу произвела на него впечатление: красивая, высокая, всегда ухоженная и накрашенная, и хоть с командными нотками в голосе, но умная и способная идти на компромисс. В квартире у нее был порядок, и она в принципе умела готовить. Кто-то бы сказал, что она идеальная хозяйка, но сказали бы это лишь незнающие ее люди. Хозяйственность, по мнению Толи, предполагала какую-то зацикленность на доме и семье, а у Полины этого не было. Убиралась она без фанатизма и в идеалы вечной хозяюшки по дому не верила. Это ее во многом отличало от девушек класса «комфорт» – она ставила в приоритет сначала себя, а потом уже остальных. Но в отличие от класса «люкс» это не ее ждали и хотели все мужчины, а скорее она выбирала мужчину, на которого у нее имелись планы.

Эго Полины было не такое раздутое как у «дам-люкс». Она была успешна на работе, ей нравилось тратить деньги (свои и Толины), и ей также нужно было, чтобы Толя соответствовал ее идеалам красивой жизни, что ему иногда не хотелось делать. Например, ходить вместе с ней по магазинам (порой по шесть часов за раз!) или по музеям и выставкам и обязательно, чтоб под ручку, носить рубашки и брюки вместо джинсов, когда они шли на мероприятие, чтобы Толя выглядел респектабельно рядом с ней, а также проводить вместе все праздники и выходные, и почти всегда тогда, когда это было неудобно Толе – он-то планировал встретиться с друзьями выпить, а тут она со своим: «Тебе, что, друзья дороже девушки?».

Спустя год отношений в духе образцовой пары он понял, что Полина потихоньку начинает его прогибать и считать своей собственностью. Все чаще стали мелькать разговоры типа: «Вот в следующем году надо обязательно съездить в Ростов, поставь себе на это время отпуск» или «Мама собирает на свой день рождения всю семью. Родственники надеются наконец-то с тобой познакомиться. Ты же придешь, да?». И Толя вдруг понял, что отношения с такими девушками не для него. Он любил расчетливых женщин, собранных, гнущих свою линию и всегда знающих, чего хотят от жизни, но не мог с ними ужиться, хотя спать с ними было приятно.

Примерно в то же время он решил, что лучше всего остановиться на девушках класса «комфорт», которые были проще и гораздо лучше поддавались дрессировке. В офисе таких было немало, и тут уже у Толи разбегались глаза – какие все были по-своему симпатичные! Ранее, до Полины, он пробовал завязывать с ними отношения, но дальше интрижек это не заходило. Он клевал на красивое личико и фигурку, а вот общение и быт (упаси, господь!) сразу проседали. Как только он чувствовал, что девушка привязывается к нему, он к ней остывал. Поднабравшись опыта, он стал классифицировать таких девушек по аналогии с духами, которыми они пользовались, – так, чисто наблюдение, а не правило – кто-то пользовался цветочным и легким парфюмом, кто-то свежим и моложавым, а кто-то сладким и удушливым.

Отличить «цветочных» девушек было довольно просто: бывает, пройдет одна с распущенными волосами, в нежном платье или мягком свитере в тон ее глазам. Милое лицо, легкая полуулыбка – и тут к гадалке не ходи, если позовешь на свидание, то ей обязательно нужны будут цветы, кино, вино, романтика и никак иначе. Полный комплект внимания и заботы. Эти девушки любили цветы и душещипательные любовные истории, словно весь мир только состоял из них, как и их духи. Толе было приятнее всего взаимодействовать именно с такими девушками: поулыбался, пообщался, позвал в кино пару раз, и дело в шляпе. Однако после сближения они всегда лезли за какими-то обещаниями, и с ними приходилось расставаться.

Сладкие и удушливые девушки выглядели раскованнее и в то же время более приземленно. Такие могли одеться во что-то погрубее: в ход шли косухи, мини-юбки, оверсайз рубашки и даже берцы. Их отличительной чертой была манера соглашаться почти на любые авантюры. Такую и в ресторан можно сводить, и шаурмой в соседнем ларьке угостить. Сладкими они были, потому что нередко соглашались дать на первом свидании и в постели обыгрывали «цветочных» девушек в плане техники. Однако несмотря на кажущуюся доступность, порывать с ними было сплошным мучением: они-то думали, что все это весело проведенное время было не зря, и они нашли себе родственную душу.

Свежих и моложавых девушек в толпе можно отличить по прическе – почти всегда это модная короткая стрижка или яркий цвет волос. Такие на первом же свидании заявляют, что они феминистки, искусствоведы или блогерши. И вот вы уже вместо нормальных посиделок в баре ведете высокоинтеллектуальные беседы вплоть до четкого обозначения своей политической позиции.

Толе нравились «цветочные» и иногда «сладкие», но ничем толковым это не заканчивалось: первые почти всегда в итоге обижались на Толю, а вторые потом названивали. «Моложавые» были слишком мудреными и как будто совсем не женственными, и он старался таких избегать.

Девушек класса «стандарт» было гораздо больше, но, как по аналогии с большинством российских машин соответствующего класса, они годились только для одной-двух поездок. Они попросту оказывались слишком скучными, чтобы долго держать интерес Толи в фокусе. Бывало, зайдет в столовую в офисе, а там группка девушек маникюр обсуждают, и все как на подбор однотипно одеты по последним трендам – вот это они. И вроде бы пытаются быть модными и интересными, стараются подчеркнуть каждая свою изюминку, но как будто не дотягивают. Не хватает им уникальности, которую они хотят себе надумать. В школе Толя по незнанию часто попадался на таких, думая, что верхом крутости будет заполучить самую популярную девчонку. Однако не учитывал, что с такой надо будет еще и разговаривать.

Размышляя над этим и по инерции цепляя взглядом каждую симпатичную юбку, проплывающую мимо, Толя подумал, что уже давно поперепробывал весь «автопром» и уж лучше действовать по принципу «ловить попутки». А там будь, что будет.

Как только он дошел до лифтов, предвкушая скорый выход на свободу, и нажал на кнопку вызова, в вестибюле ему встретился Сан Саныч, выходящий из соседнего лифта со стаканчиком кофе. Руководитель проекта и его непосредственный начальник. Вот кто точно любил перерабатывать по вечерам и в выходные.

Толя про себя чертыхнулся. Вот надо было ему выскочить прямо на финишной прямой перед носом!

– Анатолий Батькович, уже уходишь? – Деланное удивление Александра Александровича так и просило съездить ему кирпичом по морде. Он носил длинное бежевое пальто нараспашку подстать небрежным светлым волосам и легкой щетине, которая была нынче в моде. Все хотел омолодиться и выглядеть как этакий Джон Константин, только в российский реалиях и гораздо упитаннее. – А как же «модель» до конца рабочего дня? Ты доделал? Я че-то не помню, чтобы ты присылал файл.

Начальник умел вот так манипулировать: заставлял давать почти нереализуемые обещания в самые сжатые сроки. И сидел со своими дедлайнами уже в печенках. Но Толя, когда с утра его заверил, что отчет почти готов, и не думал заканчивать работу сегодня.

– Ну, Сан Саныч! – врать о готовности файла не было смысла, и Толя предпринял попытку надавить на жалость, уже встав одной ногой в лифт. – Пятница же! У меня сегодня дела.

Пискнул датчик дверей, увидевший препятствие и не давший их закрыть.

– Знаем-знаем! У тебя каждый день какие-нибудь дела, – подметил Сан Саныч. – У всех дела, но люди же как-то справляются. Может, тогда выйдешь на выходных, доделаешь?

«Сам работай в выходные, раз так нравится. А мне за переработки не доплачивают», – с раздражением подумал Толя, но вслух ничего не сказал.

Сан Саныч важно отхлебнул кофе. Он мог выпить до пяти стаканчиков за день, словно вся его жизнь только и состояла, что из работы и этих его любимых «обезжиренных что-то-там на кокосовом молоке и прочей ерундистике», где от кофе оставалось одно лишь название, и то переименованное на «раф», «латте» или еще что-нибудь. Как же Толе хотелось размазать эту важную морду по стенке лифта! Дверь снова запищала.

– Сан Саныч, не могу. На все выходные уезжаю.

По выражению лица начальника Толя понял, что сегодня таким ответом от него не отделаться.

– Не порядок, Толя, – встал тот в позу, и стало ясно, куда он клонит. – Отчет ты должен был сделать еще вчера. Я напоминал.

Очередная головомойка с целью показать, кто тут главный и держит всех за яйца. Но у Толи не было ни сил, ни желания выслушивать это или вновь перечить. Вот кому этот отчет сдался в вечер пятницы? Ну, сделает он его сегодня, пошлет налоговикам и финансистам, а те только к среде оклемаются и возьмут его в работу. И зачем тогда спешить?

Датчик снова запищал, но Толя упорно не покидал лифт, надеясь, что писк намекнет начальнику, что тот не собирается оставаться. Если выйти из лифта и дать ему закрыться – это означало бы неминуемое поражение. Не хотелось в следующую пятницу вновь отвоевывать законный уход с работы в шесть вечера. Пусть Сан Саныч знает, что Толя не лыком шит.

– Да знаю я!.. – якобы пристыженно сказал Толя, держась за дверцы лифта. – Там осталось подтянуть только «потоки». Будет готово утром в понедельник. Обещаю.

Начальник цокнул и закатил глаза. Видимо, писк лифта его все же доконал и ему уже не терпелось вернуться в кабинет, скорее всего по пути заскочив к Марии, пока та не ушла, и переброситься с ней парой шуток. А может, далеко и не шуток…

– Ладно уж, иди! – дал начальник разрешение, словно барскую вольную, и добавил: – Сам понимаешь, что на работе завал, а ты уходишь. Учти, мне не нравится, что ты постоянно так сваливаешь. Работу никто не отменял!

Сан Саныч при этом важно ткнул пальцем в сторону Толи, словно грозя, что рано или поздно его барская милость закончится. Толя скрежетнул зубами.

Они попрощались, и двери наконец закрылись.

– Вот же мразота! – прошипел Толя, как только лифт тронулся.

Он откинул мешающие прядки волос со лба и потихоньку стал выпускать пар, прекрасно понимая, что начальник просто обожал показывать свою важность и манипулировать этими никому не нужными нравоучениями, но желание врезать ему от этого не поубавилось. Да и вообще в голове все чаще пробегала мыслишка как-нибудь «сорваться с цепи» и набить ему морду. Или трахнуть Марию, что было почти равнозначно.

Были люди, которые выводили Толю из себя, заставляя закипать на ровном месте. И начальник входил в топ этого списка. Ему достаточно было просто открыть рот и начать что-то говорить.

Толя медленно выдохнул и попытался выкинуть все из головы. Впереди ждали выходные. В зеркало лифта на него смотрел темноволосый, немного подуставший и столь же немного взлохмаченный человек. В черных глазах застыло вечное выражение то ли презрения, то ли недоверия. От таких, как он, не ожидали ничего хорошего и были в большинстве своем правы. Потому как сейчас Толе казалось, что он мог запросто выбить из кого-нибудь мешок-два дерьма, только дай ему волю. И даже легкая полуулыбка не исправляла ситуации, а лишь добавляла нотку безумия.

Лифт остановился на первом этаже, известив об этом коротким пищащим звуком. Резким движением поправив ворот куртки и как бы окончательно сбрасывая рабочий негатив, Толя вышел в вестибюль.

Дачный поселок. Загорелись фонари, ознаменовав наступление вечера.

В сумерках утопал еще один осенний день.

Участок, куда приехал Толя, не уступал другим таким же. В поселке их насчитывалось около сотни. Типично русские дачи: большие ворота, за ними площадка и гараж. Дальше от площадки вела дорожка к двухэтажному жилому зданию из пепельно-серого кирпича и с синей крышей – довольно унылая расцветка для дома, особенно, если он по конструкции мало чем отличался от большого параллелепипеда с острой крышей. Вокруг, в обрамлении каменистых дорожек располагались неровно постриженные газоны. То тут, то там маячили разноцветия увядающих клумб и зеленых насаждений, представлявших собой некое подобие альпийских горок. Также на участке были обустроенная зона для барбекю с беседкой и деревянная баня – куда же без нее на типично русской земле?

Поселок отстоял от главной дороги на несколько километров, поэтому сюда почти не долетал шум автострад, как, впрочем, и остальные звуки. Здесь гудела лишь загородная жизнь, и ее тихое звучание настолько выбивало из колеи человека, живущего в ритме большого города, что поначалу становилось непривычно – что же не так? Казалось, будто попал в Бермудский треугольник или вообще оказался отрезан от реальности. Лишь отдаленное пение птиц. Даже мысли в голове затихают, чтоб не нарушать тишины.

Но, если прислушаться, звуки все равно наполняли пространство, разрывая этот мистический вакуум: отдаленно слышится чья-то шутливая перепалка, доносится музыка, что-то кричат с других участков или где-то вдали полаивает собака, возвращая к действительности.

Или кто-то размашисто хлопает по плечу, отчего сердце едва не уходит в пятки, а из рук едва не падает сигарета.

– Толя-я-ян!

Из размышлений его вернул Пашка – точнее его огромная и тяжелая, словно кувалда, рука, хлопнувшая Толю сзади по плечу. Как раз он и являлся новоиспеченным хозяином этого клочка земли, на котором они сейчас стояли. Хозяин, подобно своему дому, особо ничем не выделялся, кроме как слегка располневшей тушей, вечно облаченной в бежевые спортивки, и веселым сощуренным лицом. Несмотря на еще молодой возраст, легкая щетина и лишний вес прибавляли ему десятку.

– Паша, блять!.. – хотел уже покрыть его матом Толя, но остановился. – Так заикой недолго остаться. У тебя не ручищи, а кувалды.

Он смахнул пепел на уголок газона, торчащий сбоку от площадки с воротами, и потер ушибленную руку. Паша тут же стукнул его по другой руке – на этот раз серьезнее.

– Так! Куда кидаешь? Я тебя сейчас сам заикой оставлю!

– Че дерешься? – удивился такой резкости Толя.

Обычно Пашу не волновало ничего, кроме достаточного количества пива в холодильнике. Работая менеджером отдела продаж в режиме бешеной динамики, он слишком уставал за неделю, не хватало еще ему на выходных напрягаться.

– Меня Лилька убьет, если увидит окурки на газоне. Я его только-только постриг. Стой здесь и не тряси. – Паша метнулся в гараж, где вовсю разгружали вещи остальные приехавшие с Толей товарищи с университета – Ден и Сашка.

– Что, Паш, уже вошел во вкус? Дачником себя возомнил? – крикнул ему Толя, но его реплика осталась без внимания.

Дача была собственностью родителей Паши, однако лишь сейчас тот начал проявлять к ней настоящий интерес и заботиться об участке. Ранее он относился к этому дому лишь как к жилплощади для тусовок, где можно привести друзей и попьянствовать, и только недавно осознал, что за участком надо еще и следить.

Из гаража послышались приветственные крики и хлопки, а также громогласное восклицание Паши, свидетельствовавшее о том, что тот увидел привезенный провиант, состоящий в основном из светлого фильтрованного. По заверению Паши, самое то для бани, которая намечалась на субботу.

Вскоре он вышел из гаража со стеклянной пол-литровой банкой, на одну пятую залитую водой.

– На! – Паша вручил Толе банку, и тот поставил ее в уголок между стеной гаража и газоном. – Окурки только сюда. А то Лилька у меня строгая. Может вообще заставить газон подметать.

– Да-да, ты говорил, – кивнул Толя, стряхивая пепел в банку. – А еще ты говорил, что это у вас так – на одну ночь. Сколько вы уже встречаетесь?

– В смысле? Я такого не говорил, – включил дурачка Паша, смущаясь оттого, что когда-то действительно так сказал, и поспешил ответить на вопрос: – А встречаемся мы уже два года. Она у меня хозяйственная. Прям как твоя Полина.

– Полина хозяйственная? – удивился Толя, припомнив как они часто заказывали еду на дом, потому что той было лень готовить.

Кроме другого университетского товарища, Саши, он так и не рассказал друзьям, что они с Полиной расстались и инициатором разрыва стал он сам. Полина была самой продолжительной из девушек Толи, поэтому неудивительно, что о ней знали все. Они встречались с осени позапрошлого года, ходили вместе на посиделки с друзьями, и она решительно намеривалась его приручить, потихоньку заполняя все больше пространства в его квартире и жизни. Вот она-то, по мнению многих, и была самой подходящей для Толи. По мнению большинства его друзей, но только не по мнению его самого.

«Она молодец. Мозговитая! И тебе мозги в нужное русло вправляет», – часто отзывалась о Полине Толина мать, Лена, после того, как он все же поведал ей, что начал с кем-то встречаться. С ней полностью был солидарен Ден, единственный уже обзаведшийся женой и более-менее состоявшийся человек из их университетского «квартета», чей достаток позволял ему каждый год отдыхать на море и не заботиться о подорожавшей втридорога гречке. Правда, авторство этого мнения скорее всего принадлежало его жене Оксане, но он это отрицал.

Полина в принципе была нормальной и могла сгодиться на роль будущей жены лет так через пять. Но, к сожалению, Толи, перестала вызывать какие-либо чувства и вместо этого стала раздражать. Смышленая, Полина чувствовала, что что-то не так, и активно старалась исправиться, во многом начав угождать ему, что лишь усугубляло ситуацию, так как Толя к ней попросту остыл.

Несмотря на это, Полина не уходила, и он, раздраженный ее упертостью, стал задевать ее по поводу и без, зная, какая она бывает закомплексованная в плане внешности. Открыто начать изменять и поставить ее перед фактом он не хотел – Толя не желал проигрывать это противостояние и надеялся, что Полина первая сдастся. В итоге Полина, гордая и красивая девушка, страдала, не понимая, отчего заслужила такую участь, а потом не выдержала и ушла, так как не могла больше терпеть Толины издевки, перед этим заявив, что с ним гробит свое ментальное здоровье. Однако это не мешало ей иногда переступать через принципы и заходить к нему на огонек за расческой.

– Ну, вы подольше, чем мы, уже встречаетесь, – отняв бычок от губ и утопив его в банке, заметил Толя, возвращаясь из размышлений. – Жениться не надумал?

– Толь, ты знаешь мое мнение на этот счет. Не боись. Пока не надумал, – сказал Паша и улыбнулся. – Мне с ней хорошо. А что дальше будет – посмотрим.

Паша хоть и был неисправимым оптимистом, но никогда не торопился с суждениями, осторожничал, как и во всем в своей жизни. Но это не мешало ему иногда тупить и идти напролом, как тогда, еще в студенчестве, когда он купил «маковский» ноутбук с уценкой, а оказалось, что это «бэушная» дешевка. Вот и сейчас Толе казалось, что он слегка спутал «б/у» с «яблоком». Паша в душе еще был холостяком, виделось Толе, а в качестве женатика им пока хватало Дена.

– Надеюсь, ты не заставишь ее передо мной стелиться, чтоб доказать, как тебе хорошо, – с немалой долей ехидства пошутил Толя. – Она у тебя симпатичная. А ты знаешь, когда симпатичные женщины на меня вешаются, я не могу устоять.

– Слышь! Губу закатай! – Паша вновь хлопнул того по плечу. С пакостной улыбочкой Толя, предугадав хлопок друга, встал в стойку и напряг плечо. Хоть Паша и знал, что Толя шутит, но уверенности в его голосе поубавилось. – Никто перед тобой стелиться не будет! Она вообще не такая. Она у меня скромная, тихая. Так что ты не лезь!

– К кому не лезь? – Появился в гаражном проеме Саша, замерев, чтобы зажечь сигарету во рту.

Этот худощавый типок с того же поселка, что и Толя, одним из последних оставался холостяком. Неизвестно каким природным магнетизмом ему это удавалось, но, несмотря на схожесть с гопником, Саша мог похвастаться внушительным списком женщин, которых смог затащить в койку.

– Да не к кому. Это мы так, о девичьем, – махнул рукой Паша, заминая разговор.

– А че вы стоите, я не пойму? Кто пакеты с пивом тащить будет? – вклинился в разговор подошедший Ден, груженый пакетами. Этот вечно не мерзнущий парень, стоял в футболке, под которой были видны хорошо накаченные мышцы. – Оно само себя не перенесет.

По заявлению многих знакомых девушек из их университетской компании Толя с Деном были самыми привлекательными. И если Толя представлял собой типаж пронырливого и темноволосого Аида, то Ден мог с гордостью присягнуть на звание атлетично сложенного Аполлона. Ему не надо было прикладывать больших усилий, чтоб нарастить мышцы. В отличие от Толи, который даже после нескольких лет усиленных тренировок не смог так же накачаться, хотя очень старался.

– Сами тащите ваше пиво! – с важностью ввернул Толя. – Я сегодня только водитель.

– Слышь, не отлынивай, водитель! – сказал на это Ден и, как всегда, решил блеснуть остроумием: – Любишь кататься – люби и саночки возить.

Пакостно улыбнувшись, он вручил Толе груженный соками и прочими бутылками пакет, который по инерции зачем-то взял Толя. Поняв свой промах, он тут же попытался его вернуть, но друг с гоготом стал уворачиваться и убегать, пинками отбиваясь от нападок Толи. Что-то менялось, а что-то оставалось неизменным – например, детские кривляния Дена.

– Да больно упало мне ваше пиво! – прекратил тогда нападки Толя и воскликнул: – Вон Денчик уже идет обратно, пускай он дотащит. Денчик!

Из гаража вышел еще один Денис, товарищ Паши с работы, который встретил и запустил их за ворота. Вполне приятный тип, больше предпочитающий слушать, чем говорить. Чтобы не путать с университетским товарищем Паши, все его звали Денчик или Мелкий, так как он был младше их на два года. На зло Денчику, прозвище мгновенно прилипло.

Толя вручил не особо сопротивлявшемуся Денчику пакет и произнес:

– Да храни тебя господь, Дениска! – поблагодарил он, хотя его фраза была чистым богохульством – в бога Толя не верил. – Хоть один нормальный Денис на всю округу.

– Ага, – лишь кивнул Денчик, тоже не особо религиозный, и добавил: – Все, надеюсь, в курсе, что завтра «Зенит» против «ЦСКА» играет?

– А-то! – воинственно отозвался Паша. – Вот и посмотрим, как «ЦСКА» их отымеет.

В каждой компании были заядлые болельщики, которые сами не играют, но палец в рот не клади, дай пообсуждать, кто из спортсменов в футбол умеет, а кто калека. Паша был из их числа. Даже несмотря на то, что сам давно не играл, все равно считал себя в этом спецом. Сам Толя тоже не играл, но он и не лез в эти споры.

Тут на крыльцо вышел еще один друг Паши – Максим – и Толя мгновенно посерьезнел.

– Я не пойму, а чего это вы встали? А ну, работать, негры! – как всегда, излишне пафосно, громко и лучезарно встретил их Макс, вышагивая на порог с видом ковбоя на родео. Его добродушно поприветствовали Ден и Саша, а Макс продолжил: – Здарова, чепушилы! А ну, живо таскать пакеты в беседку! Оп-оп!

Многие действительно считали его крутым, хотя на деле его притянутая за уши мужиковатость казалась Толе профанацией. Макс пару раз упоминал, что его отец – видная шишка в правительстве, оттого он тоже мнил себя важным политиком и дельцом. Да, он выделялся среди прочих своей развязной походкой и харизмой, и его яркая внешность подстать политику – ясноглазый хитрюга с задорной улыбкой – будто сошла прямиком с выборных плакатов. Но Толя в гробу видал всех этих шишек и политиков. К тому же, как он узнал впоследствии, Александр Степанович, отец Максима Александровича, по большей части занимался лишь кабинетной работой, что звучало уже не так круто.

Но пусть даже его отец действительно был достойным деятелем и пристроил сынишку на вполне подходящую ему должность, Макс все равно вызывал в Толе неприязнь и желание сбить с него спесь.

Макс крепко пожал всем руки. Толя спрятал неприязнь за не менее крепким рукопожатием и дал себя вовлечь в очередной треп на тему чудес законотворческой мысли современных депутатов, которым Макс любил огорошивать с порога:

– Знаете, че эти придурки на этот раз удумали? Ща расскажу!… – начал Максим, и все с сосредоточенными лицами стали его слушать.

Оценивающе смотря на Макса, Толя размышлял о том, что было бы, если бы они сцепились, и кто вышел бы из схватки победителем – человек с большим весом (Макс весил под сотку, в то время как Толя чуть больше восьмидесяти) или человек с поставленным ударом, каким мнил себя Толя? Победа обещала быть на стороне последнего, однако внушительные габариты и резвый норов Максима все же напоминали об осторожности. К тому же, отсутствие практики могло подвести.

Вспоминая школьную секцию по боксу, из которой он ушел после вправленного носа (осталась лишь незаметная горбинка), Толя иногда преисполнялся в сознании и наведывался в зал, чтобы побить мешок и поучаствовать в спаррингах. Он по-прежнему держал удар и давал жару новичкам, однако более выносливые и опытные соперники могли здорово погонять его по залу, уязвляя самолюбие. Чтобы основательно взяться и прийти в форму, Толе требовалась усидчивость. Иногда он набирался мотивации и мог походить недели две, а то и месяц, но вскоре природная лень брала свое, и он неизбежно забрасывал. Годы курения и пьянства тоже давали о себе знать: дыхания не хватало. Однако, тому виной еще был загадочный кашель: в детстве случалось, что Толя мог скрючиться от внезапного приступа кашля, который изредка его мучил и из-за которого он в принципе понял, что карьера боксера ему не светит.

В школьные годы поездив с родителями по врачам, Толя так и не выяснил, от чего у него случался тот кашель. В двенадцать лет у него на флюорографии нашли пятно неясной этимологии, не рак и не бронхит, как объяснял им рентгенолог, но яснее от этого не стало. Лечение никакое не назначили. Кашель редко его доставал, раза два в месяц бывало, и в итоге сам как-то под окончание школы ушел, лишь изредка напоминая легким першением в горле. Как положено, раз в год Толя делал снимки легких, на которых по-прежнему было видно еле заметное пятнышко в нижней части правого легкого, но, поняв, что оно никуда не собирается уходить, забил на это и перестал о нем беспокоиться. Ну, есть и есть, особенность, видимо. И что толку тогда беспокоится?

Вырывая его из размышлений, на крыльце замаячила еще одна фигура, и Толя обернулся.

Вышла Лиля, девушка Паши.

В последний раз он видел ее на квартире у Паши с полгода назад. На тот момент они только начали жить вместе, и Лиля вела себя довольно робко. Темноволосая, воспитанная и элегантная, с красивым лицом и ладной фигурой. Как он помнил из совместно сыгранных настольных игр и нечастых разговоров с ней, она довольно эрудированная. То есть, ничего общего со своим избранником.

Сейчас она была в хвостике, растянутых спортивках и голубой жилетке, но хорошо накрашена и пахла еле уловимым парфюмом с нотками сирени. Толя причислял ее к немного одомашненной версии «цветочных» девушек. Для «премиума» она все же была не настолько амбициозной.

– Здрасьте! Нормально добрались? – Даже в сумерках в голубых глазах Лили можно было разглядеть искорки интереса. Она улыбнулась Толе, а затем Дену и остальным парням с пакетами. – Ребят, тащите все сразу в беседку, мы там будем есть. И Паш, поставь сюда банку для окурков, чтоб не бросали на газон.

– Так я уже! – довольный собой, сказал тот, кивнув на стоящую рядом стеклянную тару.

Она удивленно вскинула брови и не преминула похвалить.

– Молодец! – улыбнулась Лиля. – Что б я без тебя делала?

Она изменилась с момента их последней встречи. Тихая девушка обернулась уверенной женщиной, а в ее голосе теперь засквозили нотки дрессировщицы животных, которые кричат своим питомцам «але-гоп!» и за успешный кувырок дают лакомство. Толя сразу смекнул, что эта девушка явно не на недельку и не на две. Все, Паша уже окончательно и бесповоротно попался.

После того, как все продукты были перенесены в беседку и приехавшим гостям указали место ночевки, пошло деление на мальчиков и девочек.

Девочки – в лице правящей балом Лили, стервозной Маши (давней девушки Максима) и его младшей сестры Веры (незнакомой для Толи девчушки лет шестнадцати – семнадцати с отбеленными, словно платина, волосами и пирсингом в носу) – прошли на кухню заниматься последними приготовлениями блюд ко столу. Мальчики, в лице небезызвестных Дена, Паши, Толи и Саши, «универского квартета», знавших друг друга уже более десяти лет, и Максима с Денчиком, расположились в гостиной, где они тут же разлили каждому по виски и выпили за здоровье именинника. После этого Пашка и Денчик сели за четвертый «плэйстейшн» играть в «фифу», а Толя в это время вместе с остальными обсуждали последние новости из жизни, выпивая и поглядывая на то, как цифровые болванчики бегали по экрану и пинали мяч.

Макс тем временем делился впечатлениями о своей недавней поездке на Кубу.

– Море бирюзовое! И нихера не тихое, я вам скажу! Но мы в нем почти не купались. Некогда было, понимаете. Сидели бухали. А из бухла выбора вообще нет! Только ром, вот его там навалом… – громогласно вещал Максим, в нужных моментах приподымая брови для пущего эффекта. – Сервис пойдет, хотя Машка вся оплевалась. Типа манго хуевое, обед – говно. Ей, видите ли, пять звезд подавай! Да какой там пять звезд, если там нищета сплошная? Туда не за этим едут… А вот девки там что надо – жопастые! За доллар хоть канкан, хоть что исполнят, если вы понимаете, о чем я…

Толя слушал без воодушевления. У него патологически выработалась неприязнь на все, что рассказывал Макс. Это началось с того, как последний поведал, что он, будучи студентом, только и делал, что пьянствовал, забил на учебу в вузе и его отчислили. Все бы ничего – Толя почти так же проводил свой досуг в студенчестве, – если бы не тот факт, что за учебу Макса заплатил не он сам, а его отец. С тех пор Толя потерял к школьному другу Паши всякое уважение. С обеспеченным отцом всякий может добыть звезд на небе, а попробуй это сделать без гроша в кармане.

В свое время Толя был вынужден пойти работать, чтобы оплатить свою учебу, и ему это далось нелегко. Мать оплатила лишь первый взнос, но остальные полтора года до перевода на бюджет Толя корячился как мог, пытаясь заработать и одновременно не отчислиться.

Дело было так. Толя тогда кое как сдал выпускные экзамены, и его могли зачислить в университет только по договору. Денег на то время не было, и поэтому мать очень разозлилась новости сына о том, что бюджетное место ему не светит, и начала причитать, что говорила ему взяться за учебу, а он не слушал, и так далее. Толе и так было не сладко, он понимал, что облажался. Но не успели они взяться за обсуждение дальнейшего плана (потому что, не попав в университет, Толю бы загребли в армию, а он этого не хотел), как Петр, его отчим, узнав о проблеме, начал гнать на пасынка. Он тогда вспылил:

– Хули ты, балбес, в уши все нам заливал, что сможешь поступить, лишь бы на гулянки пустили?!

Петру было уже под пятьдесят, и в глазах Толи он еще оставался грозным и жестким авторитетом, имеющим такое магическое влияние на пасынка, что тот порой запинался в словах и опускал глаза к полу. Он давно уже не поднимал руку на Толю, потому что последний слегка вымахал выше названного «батька», и их отношения заметно сгладились. Но в детстве ему часто доводилось получать по поводу и без, и память о тех годах была еще свежа.

– Пиздуй тогда в армию, раз не поступил! – тогда вынес Петр вердикт. – Но мать за тебя платить не будет.

Мама Толи тогда тоже была на взводе и поддержала Петра, в последнее время почти не участвовавшего в жизни сына и тут вдруг подавшего голос. На что Толя в свою очередь, сытый по горло уничижительным отношением старших к нему, заявил, что нет, в армию он не собирается, и оплатит свою учебу в Москве сам, и тем самым буквально поставил точку в их споре. Мать тогда бросила свое «ну-ну, посмотрим!», уже подсчитывая в уме деньги, которые придется занять у сестры в долг на учебу сына, а отчим лишь скептично промолчал.

Когда Толя начал выполнять свое обещание и оплатил следующий семестр из заработанных денег, то смог наконец заслужить их уважение, которого всю жизнь добивался. Впоследствии он и вовсе смог перевестись на бюджет и переехал в Москву в общежитие, чем только закрепил свой новый статус независимости.

Толя вспоминал ту свою первую победу с гордостью. Не сказать, что ему было легко, но это все же лучше, чем быть на обеспечении родителей. С той победы начались его первые шаги во взрослую жизнь. Он был горд за свое решение, и не променял бы его ни на что другое.

Его выдернул из воспоминаний Саша, который заржал над рассказом Максима, оголив при этом свои выдающиеся передние зубы.

– Да я серьезно не помню, как так получилось! – весело тем временем продолжал Максим. – Вот вроде сижу я с тем нигером пью, он мне заливает что-то на своем америкосовском, и вот я уже лежу утром на лавочке с жутким похмельем, рядом Маша вопит, а я не бум-бум!

Все засмеялись. Потерев виски, Толя пошел на кухню за тоником, который он привез с собой и положил в холодильник. Также он привез джин, но парни не захотели его пить, предпочтя виски, на который именинник Паша не поскупился ради друзей. Один Толя не сильно жаловал этот напиток.

Не дойдя до кухни, он услышал оживленный разговор девушек во время готовки и решил замедлиться и послушать.

– Че-то опять Ден без своей Оксаны. Она беременна, что ли? – донесся избалованный голос Маши, который удивительно подходил этой губастой фифе.

– Да вроде нет. Говорит, что просто работы много, – произнес более рассудительный голос Лили, и послышался звук шинкования салата.

– Ага, это он тебе так сказал! А как на самом деле, фиг поймешь! Иногда мне кажется, что он зря женился на ней. Такой симпатичный, а она такая мышка…

– Да у них если пьянка, он никогда ее не берет. Я ее пару раз за все время видела. А так вроде ничего, работает из дома. Странно, что он ее не берет…

– Во-во! Хотя вместе с универа, – Послышалось, как кто-то наливает что-то из бутылки. – Толя вот тоже без Полины приехал. Расстались?

Заслышав свое имя, Толя приподнял брови.

– Да фиг его знает! Может, да. Давно о ней ничего не слышала. Толя сам по себе такой – гулена. Хотя Пашка говорил, что он в универе долгое время их общую знакомую любил, но потом что-то не срослось…

На время девушки стали говорить тише, продолжая сплетничать, видимо, о куда более интимных вещах, и Толя решил наконец прервать этот беспредел, громко кашлянув и выходя из-за поворота кухни.

До его ушей тут же долетел строгий возглас Лили:

– Блин, там на столике ваза с цветами! Если они мне ее разобьют, я их прибью, – не стушевалась она, обернувшись на вошедшего на кухню Толю и резонно вздернув бровь. – Толь, слышал? Там на кофейном столике ваза с цветами. Ты у нас вроде самый ответственный. Уберешь, хорошо?

Эта смена тона слегка позабавила его.

– Ну, раз уж меня считают тут самым ответственным, то почему бы и не помочь дамам в беде. Уберу.

Маша сидела на краю стола для готовки, где резала салат Лиля, и попивала вино. Рядом с Лилей также стоял бокал красного и царил беспорядок в духе «салат еще в стадии настройки». Они с интересом смотрели на Толю, а его не покидало ощущение, что он стал свидетелем сценки, какая обычно бывает при включении света ночью на кухне общежития, когда повылазившие на ночной променад тараканы все разом смотрят на посетителя с упреком: «А ты тут что забыл?».

Холодильник с тоником стоял за девушками. Толя не спешил.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросила догадливая Лиля.

Девушки премило улыбались, хотя буквально недавно обсуждали его за спиной. Однако, самодовольно признал он, тут было что пообсуждать: довольно высок, симпатичен, глаза черные, телосложение развитое. Жеребчик в самом расцвете сил.

Толя про себя ухмыльнулся и ответил:

– Мне только швепс из холодоса.

Когда Толя уже со стаканом и бутылкой тоника выходил с кухни, он на повороте случайно столкнулся с Верой, сестрой Максима. Они неловко поздоровались, так как до сих пор не представлялось случая:

– Привет… – на секунду глаза Веры испуганно округлились.

– Да привет, – ответил Толя, перехватив покрепче стакан, так как, столкнувшись, он его чуть не выронил.

Далее они разминулись, и каждый пошел в свою сторону. Он отметил, что Вера довольно симпатична, хотя волосы слишком светлые, видимо, осветленные, а в носу было вставлено черное кольцо-пирсинг. На вид – этакая девочка-оторва с юношеским максимализмом, но в отличии от пассии Максима она не вызывала неприязнь. Он проводил ее взглядом до кухни и ухмыльнулся.

Рассевшись в беседке и принявшись наконец за еду, друзья начали оживленно болтать. Должна была приехать еще одна пара друзей Паши, Коля и Инна, однако они с каждым годом все реже выбирались из-за детей, не приехав и в этот раз. Этим двум весельчакам было что рассказать – они постоянно путешествовали, пробовали что-то новое и в красках делились впечатлениями с друзьями.

В их отсутствие главным заводилой выступал Макс, а ему короткими вставками остроумия аккомпанировал Ден.

– Значит, шашлыка больше достанется, – и в этот раз состроумничал Ден, найдя плюс в отсутствии Коли и Инны, и, посмотрев на обильно уставленный едой стол, уже потирал руки в предвкушении. У него всегда был отменный аппетит.

Толю посадили рядом с Сашей и Деном по одну сторону от Паши, сидящего во главе стола, а напротив в рядок усадили Лилю, Максима, Машу и Веру. Денчик из выбора – сесть с Толей или Верой – недолго думая, уселся рядом с Толей. Вера при этом мимолетом мазнула взглядом по ним двоим, сидящим за столом напротив, и задумчиво уткнулась в телефон. Паша включил колонку и передал права диджея Максу, у которого музыкальный вкус периодически выкидывал что-то вроде «Си Си Кейдж» и «Аббы» вперемешку с Лепсом.

Дальше полились вино, виски, шутки и смех. Друзья выпивали, со смехом вспоминали давние курьезные истории и периодически провозглашали тосты. Когда настало время поздравлений, Маша с подачи Максима пожелала Паше долгих лет и успеха в преодолении преград, и от них троих, включая Веру, подарила денежный конверт. Денчик, тоже не особо отличавшийся фантазией, также подарил конверт, робко и смущенно при этом пожелав что-то в духе «Счастья, любви, здоровья!».

Настал черед университетским товарищам поздравлять и дарить подарок. Толя, Саша и Ден встали.

– Ну, что ж, Пахан, – с наигранной серьезностью начал Ден со стаканом виски в руке, – вот и стукнуло тебе пятьдесят…

– Э-э-э! – затянул Паша. – Какие пятьдесят?

– Да, какие пятьдесят? – вставил Толя. – Ты видел его бородку? Ему семьдесят.

Пашка кинул на всех троих смешливый взгляд, полный укора.

– Ну ладно-ладно! Не пятьдесят, но все равно немало, – с улыбкой продолжал Ден. – Ну, так вот, стукнуло тебе уже овердохуя лет, в принципе, как и нам… И тут мы задумались, что тебе еще для твоей балдежной жизни надо, ведь у тебя есть все: дом, работа, друзья, любимая женщина…

Лиля при этих словах мило улыбнулась и кинула взгляд на Пашу. Они держались за руки.

– И вот мы подумали, что среди нас ты единственный осевший землевладелец, и раз не поехал в этом году на море, то было бы неплохо организовать его здесь. К тому же, на такой площади грех не разместить что-то большое, что наконец вместит твою широкую русскую тушу, точнее, душу, я хотел сказать, – с самодовольной улыбкой сострил он, и все, оценив шутку, хохотнули. – В общем, ты давно мечтал о бассейне. Ну, так вот, мы его тебе дарим!

Под радостные возгласы все чокнулись стаканами. Паша уже давно сидел с широченной улыбкой во всю морду, так как знал, что они приготовили ему на день рождения. Сами же две недели назад спросили его о подарке.

– Ну, ребят, спасибо! – тем не менее Пашка встал и искренне пожал всем троим руки.

– Ну и, собственно, счастья, любви, здоровья! – с сарказмом добавил Саша, когда Паша пожимал ему руку.

– Поддерживаю! – добавил Толя, тоже пожав имениннику руку, и метнул взгляд на Денчика, но тот будто бы не заметил саркастической нотки Сашиного пожелания и лишь радостно смотрел на остальных.

Моложе всех, Денчик вообще казался довольно наивным парнем, неспособным на сарказм. Оттого-то в разговоре с ним Саша любил откровенно его подначивать, зная, что до того доходили не все тонкости его юмора. Но Денчик, отнюдь не тупой, улавливал основной смысл Сашиных шуток и держался от него подальше.

Лиля тем временем с недоумением спросила:

– Бассейн? Сюда? – Очевидно, что Паша не посвятил ее в планы касаемо участка.

– Ага, – закусив шашлыком, с восторгом ответил Ден и развел ладони, будто бы показывая, насколько широк бассейн. – Шесть на шесть метров! Мы его, правда, не привезли. Его доставят только завтра. Как раз установим.

– Ну что, довольна твоя широкая русская душа? – спрашивал тем временем Саша у довольного именинника. – Теперь будешь в жару в нем сидеть и говорить всем, что это твое болото.

– Конечно, – улыбался Паша, не став возражать против сравнения с Шрэком. – Я давно о таком мечтал.

Толя, усевшись на лавку и пригубив джин с тоником, глянул на Пашу. Друг действительно казался обрадованным, несмотря на то, что давно знал о подарке. Рядом с ним сидела Лиля. Вокруг друзья весело шутили и подзадоривали друг друга. Толе было хорошо на душе, и он невольно задался вопросом: неужели это и есть счастье?

– А где мы его поставим? – тем временем допытывалась Лиля у Паши. Тот неопределенно махнул в сторону бани, и все начали обсуждать, как это будет выглядеть.

Разговор вновь перетек с делового русла на подколки и разговор ни о чем, и все вроде бы пошло по-старому, весело и непринужденно, как в годы студенчества. Но Толя все равно ощущал отличия, которые то тут, то там проскальзывали на каком-то еле уловимом уровне: ушли острые фразы, бурный всплеск эмоций, перестали обсуждать пьянки и кутежи. Взросление неминуемо забирало свое, год за годом, шаг за шагом.

И единственный человек, о ком Толя не мог такого сказать, сидел напротив и пока представлял собой загадку. Вера.

«Интересно, – подумал Толя, в который раз за вечер поймав на себе ее взгляд. – Что-то мне это напоминает. Давнюю молодость».

Но он не стал пускаться в ностальгию, а продолжил себе пить и беспечно веселиться.

– Слушай, Паш, раз у тебя все есть, даже бассейн, может, еще огород заведешь, а то Лилька все хочет? – весело подмигнул Максим. – Тебе бассейн, ей огород. Станете совсем как дачники на пенсии.

– Ты хочешь огород? – с искренним ужасом спросила у Лили Маша, будто та вдруг заявила, что решила побриться наголо.

– Ну, как бы, да… Не, ну слушай, огород – это ведь тема, – неловко отхлебнув вина и чуть не пролив его на себя, начала оправдываться Лиля. – Помидорки там, огурцы свои. Клубничка, ягодки… Удобно.

– Удобно?! Ты что, серьезно? – чуть ли не возмущалась Маша.

– Да, Лиль, нафиг тебе этот гемор? – поддержал ту Саша. – С ним возиться столько. Не проще пойти в магазин и купить? Так и дешевле выйдет, не?

– Да какая разница, что дешевле, – парировала Лиля. – Для меня это не проблема. Ну да, немного затратно. Зато намного вкуснее.

– Ага-ага, даст тебе Пашка огород завести! – ввернул Ден с очередным шашлыком, наколотым на вилку. – Он и в качалку-то из-под палки ходит. А тут огород!

Однако Паша не стал возникать или поддакивать, а лишь пьяно улыбался. И Лиля не выглядела обеспокоенной. Видимо, Ден все же не так хорошо знал планы друга касаемо дачной жизни.

Все вокруг стали активно обсуждать целесообразность заведения огорода в нынешнее время. Кто-то не видел в этом ничего удобного, и Толя был с этим согласен: зачем напрягаться, если можно просто купить в магазине? Но Лиля придерживалась другого мнения, говоря что-то о садоводстве и бабушке с дедушкой, и в конце спора, когда уже Максим, Саша и Ден в три горла пытались ее переспорить, лишь гордо заявила, что ничего они не понимают, и когда из-за ГМО они вдруг обнаружат у себя рак, путь не жалуются.

– Черт, нашли что обсуждать! – тихо посмеиваясь, не выдержала вдруг Вера и кинула смешливый взгляд на Толю. – Я как будто на сборище пенсионеров.

– Ага. И не говори, – откликнулся Толя, польщенный, что его не причислили туда же. – Скоро начнут про больные колени говорить, и тогда их будет уже не остановить.

Вера засмеялась. Внезапно склонившись к нему через стол, она доверительно сообщила Толе, что гораздо хуже больных коленей рассказ Маши о том, что НЛО существуют.

– Вот увидишь, если зайдет об этом разговор, она весь мозг вынесет, – поделилась Вера с немалым озорством. – Она думает, что когда-то давно видела НЛО у родителей в деревне. И даже прочла об этом кучу статей. Представляешь?

Толя представил, как губастая, сама себе на уме Маша с серьезным лицом вещает об НЛО, и издал смешок.

Денчик окликнул Пашу и вышел вместе с ним на улицу к мангалу проверить еще одну партию жарившегося шашлыка. Это помогло сменить тему. Максим тогда завладел вниманием аудитории и с энтузиазмом продолжил рассказывать про Кубу на этот раз заинтересовавшейся Лиле.

Маша тем временем начала выражать свое недовольство, видимо, далеко не впервые:

– Ну как вообще такое возможно, чтобы на Кубе было зеленое манго? В сезон! Вообще пиздец! И макароны на обед, прям как в столовке. Вы прикиньте! Сервиса ноль! За что платили?…

Толя подливал себе джина. Он периодически в шутку предлагал его сидящей перед ним Вере, но та, хмуря носик с торчащим в ноздре черным пирсингом, отказывалась.

В принципе, из короткого разговора с ней, Толя понял, что она вполне себе четкая и, в отличие от своего старшего брата, не зазнавалась сверх меры, даже позволив себе пару нелестных высказываний в сторону Максима и Маши, якобы, в шутку и с оглядкой на брата, чтобы никто не подумал, что она это всерьез. Толя с удовольствием бы за ней поухаживал – он не видел ничего такого в этом столовом этикете, – но она пила крайне мало и в основном сок.

Ее в шутку все сватали Денчику. Двое самых молодых из присутствующих, вполне логично. Последний от этого смущался, изредка с интересом бросая взгляды на «нареченную», но та лишь скептично хмыкала, говоря всем, что сама как-нибудь разберется.

Но у пьянеющего Саши было другое мнение на сей счет. Хмелея, он искал женского внимания и все чаще стал спрашивать о том, сколько ей лет.

– Шестнадцать, – отвечала Вера с загадочной полуулыбкой.

– Сколько? – переспрашивал пьяный Саня.

– Шестнадцать, – повторяла Вера, что даже у Толи это впечаталось в мозгу красными цифрами.

– А, шестнадцать, ну понятно… – остывал Саня и тогда начинал приставать с расспросами к Маше или Лиле, не забывая при этом то и дело приобнимать их за плечи.

Толя тем временем все больше вовлекался в разговор с Верой. Они с презрением высмеяли тогдашнюю моду девушек на длинный когтистый маникюр, пообсуждали немного Лепса, чья песня тогда играла, и вскоре с Машиного баловства ботоксом и экстремальными диетами перешли на более степенные темы, в частности о том, кем нынче молодежь, в лице Веры, хочет стать.

Та ответила, что вроде как министром, но она еще окончательно не решила. Толя не стал ничего комментировать по этому поводу, пригубив джина.

Пока Денчик отсутствовал и не мешал свободному проходу, Толя предложил Сане выйти наружу покурить и размять ноги.

Вокруг стояла глухая, все еще по-летнему теплая ночь. Было сумрачно, облака закрывали звезды, и светил лишь фонарь за забором. Они стояли на площадке возле гаража, два заядлых курильщика, и курили.

Саша работал продажником в сфере отопительных систем, поэтому за годы работы научился всучивать кому-угодно что-угодно. Толя удивлялся этому, так как еще с университета знал его философскую сторону, в которой Саша раскрывался как немного циничный стоик. Только потом Толя узнал, что эти два понятия никак не связаны, но для Саши вполне нормально было выдать что-то в духе:

– Это не имеет значения, что я пытаюсь навешать лапшу этим людям, чтобы продать им систему подороже. Они это знают, за тем и отправляют заявки. Накручивать цену – моя работа. Так устроен мир. Тут важнее понимать, что некоторым людям просто необходимо вешать эту лапшу, потому что они неуверенные бараны, и им надо, чтоб их уламывали да подороже. Более дешевые варианты сразу кажутся им наебаловом.

И данный взгляд на вещи не мешал ему иногда пускаться в полемику о роли самоотверженного винтика в человеческом прогрессе. Тогда-то Саша мог выдать и такое:

– Люди каждую минуту открывают что-то новое и совершенствуются. Отсюда прогресс человечества. Саморазвитие. С каждой секундой в разных сферах науки создается что-то новое. И это происходит все быстрее, в экспоненциальной прогрессии, – когда-то давно с серьезным лицом заливал он, возвращаясь после пьянки с Толей на электричке в их родную Балашиху. – С интернетом человеческое знание стало гораздо быстрее расширяться. А если отбросить все права собственности и заливать открытия сразу в интернет, то человеческое развитие достигнет апогея.

– Это ты про то самое саморазвитие, которым пичкают дебилы с тренингов? – с ухмылкой спрашивал тогда Толя. Он не мог не ехидничать на данную тему, так как в пору своей юности ощущал потребность побунтовать против всего вокруг. – Но ты же понимаешь, что человеческого прогресса на самом деле нет? Мы как белки в колесе: бежим, бежим, а не знаем куда.

– Ты дебил? – недоумевал тогда Саша, видя правоту своих слов так же ясно, как день, несмотря на нетрезвую голову. – Прогресс существует. Иначе бы мы не сидели с тобой здесь, – говорил он, и в чем-то был прав.

Толя на тот момент являл собой образ отвязного парня: ходил в берцах с важным видом и слушал «Раммштайн». А Саша стоически не парился насчет одежды, ходил в растянутых толстовках и слушал молодых рэперов, уповающих на несправедливости жизни.

– Но, подумай, какой в нем смысл, если человек все равно ведет войны, насилует, грабит, убивает и делает все возможное, чтобы побыстрее уничтожить все вокруг? Зачем эти совершенствования несовершенному организму? – Толя порой пускался в такие размышления и тогда тоже не отказал себе в удовольствии спросить мнения у друга.

– Ну так, с прогрессом этих вещей становится меньше. Создается полиция, мировые сообщества, чтобы предотвратить войны и несправедливость, – ответил Саша.

Он уже тогда представлял из себя зрелую личность, в отличие от Толи, который все никак не мог найти место в этом мире.

– И что, зла в человеке от этого становится меньше? – тогда скептически спросил Толя в ответ. – Думаешь, чем больше полиции, тем меньше человек хочет совершать зло?

– Он по крайней мере лишний раз задумывается, прежде чем его совершать.

– И ты думаешь, что человек не находит лазейку? Тогда ты еще более наивный, чем я думал, – с издевкой сказал Толя. – Сколько всего совершается втихую, сам посуди, где полиция уже бессильна. Да и полиция порой оказывается тем еще рассадником греха из-за коррупции.

Саня не оскорбился такой провокацией и резонно заметил:

– Не. Все равно согласись, что без полиции никак, иначе анархия, а там и до каменного века недолго, – отвечал Саня, и по его сосредоточенному лицу стало видно, что он всерьез проникся темой. – А ты под людским злом что-то конкретное имеешь в виду?

– Желание убивать, например, – тогда ответил Толя, не мигая, смотря на друга, и затем пояснил: – Или навредить. Это желание не искоренить. Человек всегда будет, волей-неволей, совершать вред другому. Кто-то больше, кто-то меньше…

Тут Саша затухал, оказавшись на тонком льду абстрактных философствований, в которых уже был не так силен. Скорее материалист, чем идеалист, Саша не придавал значения глубинным чувствам человека, которых не мог объяснить, и плохо воспринимал трансцендентное. Он во всем искал рациональную причину. Но непоколебимая уверенность в правильности своих суждений заставила его тогда сказать:

– Ну, если рассуждать, то желание навредить должно чем-то обосновываться. В человеке вообще не существует понятия добра и зла. Мы как животные, выросшие в социуме, можем действовать только из собственных потребностей или по примеру других. Должен быть пример для подражания или инстинкт самосохранения… – собрался, сконцентрировался и начал рассуждать вслух Саша, закинув ногу на ногу и периодически жестикулируя, отчего он становился похож на медлительного престарелого аристократа – не хватало только пенсне, – что было довольно комично в его опьяненном состоянии. – По природе человек не может постоянно желать зла всем вокруг. Этим грешат только киношные злодеи нулевых. Человек идет на крайние меры только из-за каких-то целей. Как, например, Озимандиас в «Хранителях». Помнишь, когда он уничтожил крупные города в Холодную войну, чтоб в конечном счете США с СССР объединились против общего врага и прекратили вражду? Он это объяснял тем, что уничтожил нескольких, чтоб большинство выжило. И в принципе, да, он сотворил какое-то зло, однако во благо всему миру, иначе бы настал конец. Сам он вообще не питал злобы по отношению к тем людям, которых убил. Они были лишь жертвами обстоятельств.

– Получается, он был к ним безразличен, – задумавшись, изрек тогда Толя. – Не это ли – настоящее зло?

– Малой жертвой он спас от гибели остальных, иначе бы мир рухнул, – пожал плечами Саша. – Без жертв не обойтись. Когда-то приходится делать выбор в пользу меньшего зла.

– Малая жертва, большая жертва… Макиавеллизм какой-то, – невесело усмехнулся Толя. – Люди погибли. Для них и их близких это было злом, хотя тому чуваку было пофиг. Получается, безразличие тоже можно считать злом в какой-то степени.

– Не думаю. Безразличие – это просто безразличие. Природа тоже безразлична, когда выкашивает болезнями одних, и дает шанс выкарабкаться другим. Но мы же не утверждаем, что она злая и делает это из какого-то умысла.

Толя тогда задумался и принял к сведению слова друга. Но его терзала скорее другая сторона вопроса.

– Ну а просто зло внутри человека? Когда он не с какой-то целью, а без раздумий его творит? Будто какая-то потребность возникает его совершать или импульс.

Саша тогда всерьез задумался и надолго замолчал.

– Внутренние демоны, типа? – лишь уточнил он.

Хоть он и пытался понять, что имел в виду Толя, но они так и не пришли к согласию в этом вопросе. Слишком разные «демоны» сидели у них внутри. Саша говорил о слабостях человека и как стоик мнил своей целью преодолевать эти слабости, встающие на его пути к саморазвитию. А Толя имел в виду совсем другое, о чем сам еще не совсем понимал.

Они провели много времени в полемике о сокрытом зле, которое, как казалось Толе, сидело в людях, но так и не пришли к согласию. Саша был слишком материалистом, чтоб впадать в размышления о непонятных ему идеях, а Толя, наоборот, был слишком идеалистом, чтобы связать свои слова с окружающим миром. В дальнейшем они часто возвращались к теме «добра и зла» в людях, но так и не достигли консенсуса.

И тогда тоже, на площадке Пашкиной дачи, стояли они с Сашей, выдыхая дым в ночной воздух, и обсуждали то, как все остепенились и позаводили семьи, а Толя вдруг вспомнил их давние разговоры из прошлого и улыбнулся. Он посмотрел на заволоченное облаками ночное небо, размышляя о неумолимом ходе времени, а Саша тем временем, по-прежнему не переставая удивлять, в своей типичной манере вдруг воскликнул:

– О, видел, как Машка скорчилась, когда Лилька ей про удобрения рассказывала? – пьяно хохотнув, спросил он. – Когда Макс рассказал историю из новостей, как типа на старом захоронении кто-то сад разбил и стал выращивать фрукты на продажу?

Толя недоуменно посмотрел на друга, не понимая, о чем тот. Саня тем временем продолжал:

– А Лиля типа: «Ну да, в почве над захоронением по любому содержались человеческие останки. Но растениям наоборот хорошо: микроэлементы там, вся херня». А Машка такая: «Что-о-о? Фу-у-у, а они, получается, это ели?!»

Он комично спародировал избалованный говор Маши и весело заржал. Толя опешил.

– Чего, бля? – воскликнул он, не помня, чтобы вообще слышал такие обсуждения сегодня за столом.

Он помнил, что они обсуждали огород, но, конечно, мало потом обращал внимания на разговор, когда начал болтать с Верой. Но чтоб прослушать такой кусок, это надо быть сильно пьяным.

– Да, а Маша типа заявила, что это нечеловечно – жрать то, что выращено на человеческих останках, – продолжал Саша уже более спокойно. – Даже если они давно переработались и растворились.

Толя не перенял веселости друга.

– Она типа веган, что ли?

– Да, не. Мясо-то она уплетала как не в себя. Просто по ее понятиям, это каннибализм и нечеловечно.

Толя тоже не мог понять, как можно приплести поедание плодов, выросших на давно растворившиеся останках, к каннибализму, но вполне понимал, что люди могут испытывать от данного факта отвращение. Кто знает, думалось ему, сколько таких неизвестных захоронений находится под промышленными садами и сколько растворившихся останков съел сам Толя, поэтому уже не испытывал к этому факту отвращение.

– Ну, тут еще можно поспорить, что бесчеловечнее – смириться с тем, что мы едим чьи-то останки, или что мы, наоборот, отказываемся их есть, – задумавшись, изрек Толя что-то вроде каламбура и глубокомысленно затянулся.

– Че, Толь, набухался? – пошутил на это Саша, хотя они опьянели почти в равной степени. Из всей истории он, как всегда, вынес лишь какие-то созерцательные суждения без лишних нравственных переживаний. – Пофилософствовать решил?

Расслабленный и пьяный, Толя тоже решил последовать примеру друга и не особо париться.

– Да не, – сказал он и улыбнулся. – Нахер надо!

И они молча продолжили курить.

Шагах в тридцати от них на крыльцо взошла Вера, неся какую-то посуду.

Они оба проводили ее взглядом до двери, за которой она вскоре скрылась.

– Че, Верка-то, я смотрю, нормальная бабца, – вдруг заявил Саша, как бы невзначай. – Жопа и лицо на месте, да и вроде бы с головой все в порядке. Нормальная такая вырастет.

Толя к тому времени уже сам заметил, что Вера вроде бы ничего. И решил, что пора бы сбавить обороты в таких умозаключениях и заодно остудить Сашу, который, когда выпьет, становился очень любвеобильным и весьма скорым на действия. В принципе, как и Толя.

– Я смотрю, ты уже пристраиваешься, – сказал тогда он, не сдержав упрека. – Ей даже восемнадцати нет. Да и Максим если узнает…

– Да не, че ты! Не! Я не о том, – внезапно струхнув, произнес Саня. – Я говорю лишь, что такие, как она, хорошими хозяйками становятся.

– Вера? Хорошая хозяйка? – вспомнил Толя ее озорной взгляд и усмехнулся.

Такой же взгляд он замечал порой у Полины.

– Ну, да. А че, нет, что ли?

– Ага, ну-ну! И где ты в ней хозяйку разглядел?

– Ну так… вон, видишь, ходит помогает, – кивнул Саша на дверь, за которой не так давно с посудой скрылась Вера. – Лиле стол помогала накрывать. Да и Макс, вроде, чуть что попросит, она сделает.

Толя не стал ему говорить, как при этом нелестно Вера отзывалась о своем брате.

– Да знаешь, видел я, как они с Машей помогают, – тогда произнес он, вспомнив, как он зашел на кухню за тоником, и только Лиля занималась делом, нарезая салат, Маша пила при этом вино, а Вера вообще где-то пропадала. – Это они чисто для проформы пару тарелочек потаскают, а потом поминай, как звали, и Лильке все разгребать.

Толе не хотелось брюзжать, но он отчего-то хотел убедить Сашу, что Вера не такая, какой он ее возомнил.

– Ну, хер его знает! Мне она показалась норм, – сказал на это Саша, который на самом деле мало разбирался в девушках и судил о них лишь с целью, чтобы затащить в постель.

Толя продолжил:

– Это обманка. Сейчас девушки все на одно лицо: в «Инстаграме»2 заиньки, а в жизни крокодилы! – не зная зачем, начал он утрировать. – В телефонах живут своей сладкой жизнью, а в реальности нихера не умеют.

– Ну, Вера хотя бы помогает и не пилит мозги, – тогда в свою очередь заявил Саша.

– Да Сань, а кому она сейчас мозги пилить будет? – с резоном заметил Толя. – Брату? И ты ее видел всего нечего. Откуда знаешь, что не пилит?

– По ней видно. Такие не пилят.

– Да что там видно? – не понимал друга Толя. – То, что она красива, и не ведет себя как стерва на людях, еще ничего не значит.

– Ладно, забудем, – совсем стушевался Саня, не желая продолжать разговор. – Вечно ты какую-то херню сморозишь, когда набухаешься. У тебя поэтому и бабы нет, потому что ты так про всех баб отзываешься.

– Может и так, – Толя затушил бычок об стенку гаража и кинул его на газон в обход стеклянной банки. – Но у тебя ее, между прочим, тоже нет.

Они вернулись в беседку, и Толя откинулся с очередным стаканом джин-тоника на пустующей лавке. Голова приятно кружилась. Ритмичная музыка добавляла атмосферы. Денчик уже вернулся с поджаренными на гриле сосисками, и все с воодушевлением пошли на второй заход. Но есть Толе не хотелось, и он остался отдыхать на лавке, положив вытянутую руку на спинку. Завязались новые разговоры. Пьяный Саша вклинился между Машей и Пашей, чем всех позабавил, и стоял, весело рассказывая об очередном чудном клиенте, потребовавшим, чтоб к нему обращались не Лев Сергеевич, а Сергеевич Лев. Толя уже слышал это историю, поэтому не стал дальше слушать.

Внезапно на соседнее место к Толе плюхнулась утеплившаяся в черную косуху Вера. И тоже с бокалом, в котором, судя по цвету, было налито вино.

– Ты, что, пьешь? – заметив это, удивленно спросил Толя.

– Да, а что? – Вера с вызовом улыбнулась. – Смотрю, ты тоже не отстаешь.

Толя на это резонно сказал:

– Но-но-но! Мне-то можно. А тебе разве разрешили?

– В смысле, разрешили? Я сама захотела и налила.

Вера демонстративно отпила из бокала.

– Ты же не пила, – произнес он. – А что на это Макс думает?

Толя кинул взгляд на Максима, но тот уже давно плыл по волнам, и его мало, что волновало, кроме теплых объятий Маши, в которых он полулежал-полусидел, пьяно посмеиваясь. Толя посмотрел на остальных, но все увлеклись рассказом Саши и, казалось, больше ничего не замечали.

– Ой, кто бы говорил! – произнесла тогда Вера. – А кто мне за столом сам предлагал джина налить?

Толя вскинул брови. Он не ожидал, что в столь юной особе обнаружится столько дерзости.

– Ну, это же шутка! Более взрослый спаивает молодых. Всегда так делают. Это в порядке вещей.

Вера обворожительно засмеялась.

– Тогда не удивляйся, что я пью. И вообще…, – она лукаво посмотрела на Толю, – это все ты на меня влияешь.

От такого Толя чуть не поперхнулся джином. Он мигом протрезвел. Ну, частично.

– Смотри сама. Если Макс заметит, что ты пьешь, я не виноват, – не нашел он, что еще сказать в данной ситуации.

Вера была слишком мала, чтоб воспринимать ее всерьез, однако что-то в ее тоне его насторожило. Где-то на задворках разума загорелась лампочка, гласящая: «Опасность!».

– Не волнуйся, – сказала она, заметно осмелев и вновь отпив вина. – Я сама умею принимать решения. Не маленькая уже.

– Сказал ребенок, – не удержался от сарказма Толя.

– Эй! Говоришь так, будто сам не был в моем возрасте!

Толя взглянул на нее с изрядным лукавством.

– Пф-ф-ф! Конечно, нет! – произнес он будто на полном серьезе. Когда он пил, его порой так уносило в своем шутовстве, что он сам начинал верить в сказанное. – Я сразу вырос и пошел работать.

Вера замолчала, недоуменно вскинув бровь. Видимо, тоже не до конца понимала, шутит он или нет. А он тем временем обрадовался, что так искусно огорошил ее своим бредом, и еле скрыл улыбку. Черный пирсинг в ее ноздре так и манил его дернуть.

– Ну ладно, – сменила Вера тему. – Знаешь, они завтра баню решили затопить. Ты когда-нибудь ходил в баню?

– Не люблю, – ответил Толя, расслабившись. Нейтральная тема была очень кстати. – Ходил пару раз, но не проникся.

– Да я как-то тоже. Вы тут до воскресенья?

Толю позабавила эта черта Веры вести светские беседы, перескакивая с темы на тему.

– Ну да. Будем пить, есть и…, – хотел он процитировать фразу из одного тупого фильма, но осекся. – И чем-нибудь еще заниматься.

– Интересно, чем же? – улыбнулась Вера в стакан.

«Поняла, змея, мысль…», – подумал Толя и, сощурившись, исподтишка посмотрел на нее.

И вдруг, вопреки своему наказу не думать о ней как-либо иначе, Толя позволил себе взглянуть на Веру под другим углом – как будто ей не было шестнадцать, и она не была младшей сестрой его знакомого. Алкоголь и легкое дуновение духов с ее стороны – что-то сладко-цветочное с нотками перца – вполне поспособствовали такому видению. И тогда Толя с новым для себя интересом искоса оглядел собеседницу с ног до головы и обратно. Ее профиль с загадочной полуулыбкой и бокалом вина у самых губ смотрел в сторону, скорее всего догадываясь, какие мысли сейчас заполоняли голову Толи. Словно в ответ, Вера коснулась губами краешка бокала и долго не отнимала его от себя.

Удостоверившись, Толя произнес:

– Пойду еще налью, – и, посмотрев на опустевший бокал Веры, спросил: – Тебе налить?

– А как же типа «мне нельзя»? – с обезоруживающей улыбкой спросила та.

– Да кто такое сказал? – ответил тогда Толя. – Все тебе можно. Ну так что?

– Да, давай.

Когда под конец вечера всех потихоньку начало уматывать, Толя с друзьями вывалились на улицу к горящему мангалу. Денчик весь вечер самоотверженно бегал и суетился над ним, поддерживая огонь и жаря шашлыки, за что Толя выразил ему свое уважение и по нескольку раз поблагодарил от всей души.

Многие разбредались спать. Маша увела пьяного Максима, спросив Веру насчет того, не хочет ли она тоже пойти в дом. Но она отказалась, сказав, что поможет Лиле со столом и тогда придет. Пашу в это время Лиля уводила домой спать, обещав вскоре вернуться. Саша с Деном и Толей дурачились возле костра и горланили песни, словно мартовские коты. Младший Денчик наконец набрался смелости заговорить с Верой, и они стояли возле мангала, смеясь над дурачествами троих «мартовских котов» и о чем-то тихо беседуя.

Ночной воздух приятно освежал. Костер в мангале выхватывал опьяневшие и расслабленные лица. Вера куталась в куртку, и Денчик предложил ей плед из беседки, на что она долго отнекивалась, но потом все же взяла. Толе с его мартовскими котами было не холодно и даже жарковато, и он расстегнул молнию крутки, широко распахнув ее на груди.

Вернулась Лиля. Оставшиеся не хотели уходить и продолжили болтать у мангала, кроме Дена с Сашей, которые пошли за дровами в сарай за баню.

А Толя, чувствуя блаженное единение с этим миром, окружающими людьми и россыпью звезд на небе, подошел к Лиле и с пьяной улыбочкой обнял ее за плечи.

– Ну что, как Пашка? Все путем с ним? – спросил он.

– Да ничего вроде. Отоспится, – с улыбкой ответила та.

– Ему с тобой повезло, – вдруг выпалил Толя. – Ты его даже не пилишь. Он изменился.

– Возможно, – загадочно произнесла Лиля и вдруг тоже решила поинтересоваться: – Все хотела спросить, а почему ты сегодня без Полины?

Толя отлип от Лили и встал рядом с ней, засунув руки в карманы. Вдвоем они стояли и смотрели на костер.

– Да мы расстались, – признался Толя. В такую приятную ночь хотелось быть честным.

– А почему? Вы с ней так хорошо ладили. Что произошло? – Лиля смотрела на него своими внимательными глазами и будто бы всерьез спросила: – Боишься поменяться, как Паша?

Нет, он не боялся поменяться, как Паша. Он вообще вряд ли смог бы так же, как тот, измениться ради кого-нибудь и обрести домашнее счастье, но не мог объяснить причину ни себе, ни другим. Многие его не понимали, некоторые даже осуждали, но он уже привык к этому и на такие вопросы предпочитал отмалчиваться. Но внезапно ему настолько польстило внимание Лили в его отношении, что он решил ответить:

– Да нет. Просто пока не до этого, – начал он объяснять, хотя и сам не понимал четкой причины, почему он охладел к Полине.

И почему он охладевал практически ко всем в этом мире, кроме одного человека.

– Знаешь, это привычка жить одному…, – продолжил он, замявшись, и наконец подобрал нужное слово, – убивает. Ну, в смысле, отношения. Бытовуха и, как бы это сказать, рутина между людьми доколебывает. Но мы и не жили с Полиной толком. Так, число собирались у меня, чтобы потра… пардон, провести время.

Лиля понимающе кивнула. Ее глаза блестели в свете огня, внимательно следя за собеседником.

– Может, ты еще не готов, – вдруг со всей серьезностью изрекла она. – Обычно все просто находят нужного человека, с кем комфортно. И все как-то само получается.

Толя невесело усмехнулся и вдруг спросил:

– Ага. И где же находят такого человека?

– Может, ты его нашел, но просто не замечаешь?

От данной пространной фразы Толе стало неудобно.

«И вот что она хотела этим сказать?», – подумал он. Было понятно на кого она намекает, но он не хотел развивать данную тему. Не сейчас и не с ней.

Лиля перевела взгляд на костер, и в свете огня ее профиль больно напомнил ему ту, другую.

Однако она не стала лезть в дебри Толиной души и сказала:

– Я ведь знакома с Пашей уже десять лет, – произнесла она. – Мы с ним на первом курсе познакомились, но я была на другом факультете. И тут просто снова встретились и вдруг сошлись. Как-то вдруг стало уютно вместе, вот и живем теперь.

– Да? – растерянно произнес Толя, заглядевшись на тлеющие угли и языки пламени, которые пожирали остатки дерева вместе с его воспоминаниями. – А он не говорил. Странно.

Они замолчали.

– Я пойду, – вдруг почувствовал Толя усталость.

– Куда? С нами еще не посидишь?

– Да не, я бухой уже. Устал. Мне в бане постелили?

– Да, с тобой еще Саша и Денис. В доме уже мест нет, а так вместе теплее, – произнесла Лиля, но затем нехотя зевнула. – Я туда отнесла постельное и пододеяльник с подушками. Ты сам разберешься или тебе помочь?

– Да не, справлюсь. Спасибо, Лиль. И еще…

Толя хотел сказать, что был не прав на ее счет, и она вполне порядочная «баба», как сказал бы Саша, но передумал.

– Ай, ладно! Спасибо, в общем.

– Ну, смотри. Если понадобится помощь, зови.

– Да не. Я справлюсь. Спокойной ночи.

Вера заметила, что Толя уходит, и проводила его взглядом. Саша с Деном вернулись в круг у костра, принеся с собой целую тачку с дровами и утеплившись.

– Эй, а ты куда намылился? – недовольно протянул Саша, скинув дрова рядом с мангалом.

– Че, Толь, на боковую? – тем временем более понимающе спросил Ден.

– Да все уже, спать пошел. Старость не в радость, – отшутился Толя.

– Что, печень уже не та? – в ответ ввернул Саша. – Пошел таблетки пить?

– Ага. От икоты, – не удержался от сарказма Толя.

– Если что, приходи обратно, – тем временем произнесла Лиля напоследок. – Если надумаешь еще с нами посидеть.

Сейчас. Год спустя.

Скорость. Позади московские заторы и узкие улочки. Впереди трасса и биение сердца. Жажда жить просыпалась, когда он чувствовал сцепку колес с асфальтом. Дорога словно составляла основу его существования. Процесс завлекал и упорядочивал мысли, успокаивал, оставляя перед взором лишь геометрию дорог и полей: ровные плоскости дорожного полотна, разделенного надвое двумя динамичными потоками машин, слои деревьев и полей по бокам да бескрайнее небо, обволакивающее все и вся и необычайно солнечное для конца лета. На периферии зрения шла игра света и тени. Мимо проносились еще по-летнему зеленые, полные листвы деревья, сквозь которые просачивалась синева неба. Морями полнились поля высоких трав. И над всем этим, на востоке, восставало солнце. Целое море солнца. Его утренние лучи румяным заревом пробивались сквозь листья деревьев. Взметались ввысь косяки птиц, мигрируя на юг на очередную зимовку.

Машина словно летела, а Толя вместе с ней. Он и не помнил, когда в последний раз был так же свободен. В памяти воскресали далекие образы, поездки и, главное, запахи. Запахи рыхлой земли, чуть холодноватой под мокрыми опавшими листьями, и травы, полной муравьев и букашек, снующих туда-сюда под тяжестью пугающей человеческой тени. Запах ботинок, мокрых от росы растений на обочине. Еле уловимые запахи сырого асфальта, выхлопных газов вперемешку с прелыми листьями и пряный запах выпечки и кофе, когда мимо проносились закусочные. Запах новой поездки, путешествия, наступающей осени. Запах движения и жизни. Хотелось лишь одного – раствориться в этих запахах и потоке света, проходящего сквозь листву, и никогда больше не останавливаться.

Сбоку изредка проплывали постройки, города, поля, а Толя ехал вперед. Навигатор на телефоне показывал предстоящий путь и время прибытия. Однако опыт подсказывал, что дорога накинет еще часик-другой.

Но Толя не спешил, пытаясь насладиться каждым мгновением своей поездки. Когда еще человек может похвастаться такой свободой, если не в путешествии? У него не было ни планов, ни обязательств, никаких ожиданий. Никто не подгонял его и никто не будет брюзжать по поводу того, почему Толя приехал позже или раньше. Больше не будет. Напялив солнцезащитные очки, Толя просто ехал вперед, надеясь, что то, что он испытывал сейчас, продлится чуть дольше, чем обычно длилось все хорошее в его жизни.

Он уезжал абсолютно беспечным, оставив позади все обязательства и тревоги. Неужели это и было счастье и настоящий удел человека – чувствовать такую свободу, словно ты был оторван от всего мира и принадлежал лишь себе?

Дорога была пуста, и Толя довольно быстро преодолел заложенный на первую половину дня маршрут. На своем черном и запылившемся «Ниссане» он въехал в Нижний Новгород. Повсюду росли деревья и лежали холмы. Город был свеж и ухабист, в отличие от шумной и плоской Москвы, что сразу привлекло его, и он решил здесь задержаться.

Выруливая вдоль тенистых дорог, он поглядел на прочие машины местных жителей и задумался. Прогресс брал свое, люди относительно лучше устраивались в жизни, однако все равно ощущалось, что в Нижнем Новгороде машины были попроще, чем в Москве. Было больше простых иномарок, типа «Хендэ», «Мазд», прочих седанов и конечно же, больше российского автопрома.

Толя сравнил их со своей машиной, которая не сильно выбивалась из ряда прочих, но все же, несмотря на устаревшую модель, считалась выше среднего. Ее довольно эффектному виду способствовало Толино ответственное отношение к посещению автомойки и устранению неисправностей. Однако сейчас его «Ниссан» вряд ли можно было назвать сияющим от блеска.

Еще со школы мечтая приобрести машину, Толя долго и тщательно выбирал модель среди возможных вариантов: ездил в салоны, примеряясь, в основном, к кроссоверам, просматривал журналы и спрашивал у знакомых, пока не нашел себе подходящую – «Ниссан Икстрейл» второго поколения. Из всех прочих она показалась ему наиболее комфортной, эффектной и к тому же не громоздкой, что радовало глаз, особенно, своей не сильно обтекаемой и не сильно прямоугольной формой. После окончания университета он взялся за осуществление своей идеи.

Спустя три месяца поисков он нашел наконец не убитый «бэушный» «Икстрейл», который согласился продать один не жадный москвич. При переговорах тот, казалось, вообще не пытался накрутить цену и с видом честного простачка сообщил Толе, что просто хочет побыстрее продать машину и получить деньги и поэтому «не тянет резину, а действует на опережение, пока другие торгаши остаются ни с чем из-за своей жадности», – как выразился он тогда. Такой подход казался подозрительным с учетом современных реалий, когда все хотят поиметь с друг друга барыш, но Толя не стал волноваться по этому поводу. После всех проверок, убедившись, что машина в порядке и мужик не сбывает краденную, заложенную или числящуюся в розыске машину, Толя пошел на сделку. В этом ему как раз виделось вселенское проведение.

Еще какое-то время Толя ожидал подвоха. Ему не верилось, что все прошло без подводных камней и он смог заполучить что-то стоящее сам и без помощи извне (не считая знакомых, которые проверили ему машину). Впоследствии, взятый на машину кредит он выплатил и остался доволен покупкой, так как машина, несмотря на резвость, имела довольно неприхотливый характер и будто чувствовала намерения Толи наперед, подтверждая его теорию о том, что она досталась ему от Вселенной не просто так.

Но с тех пор прошло уже немало лет, и его машина явно старела. Он рассекал на ней по Москве и близлежащим просторам, но ничего «вселенского» так и не происходило. Выпускались новые версии, но Толя не стал ее менять. Ездила она исправно, серьезных недочетов у нее не было, зато была удобная приборная панель, и сама машина пахла уже чем-то родным и знакомым, пусть хоть этот запах и отдавал на жаре нагретым пластиком. Ранее, может, год назад, он еще подумывал взять себе более современную модель, но потом махнул рукой. Когда-то его волновало то, на какой машине он ездит, но сейчас это казалось уже неважным.

Добравшись до центра, Толя остановился пообедать. Припарковав машину в переулке, он вышел на улицу с трамвайными путями, где в стройный ряд возвышались кованые фонари. Засмотревшись по сторонам, он приметил вычурный орнамент фасадов домов, которые были отделаны под старину. На ум приходили ассоциации с дореволюционной Россией: названия на некоторых заведениях были с твердым знаком. Несмотря на сумасбродную идею отправится в ресторан «Пяткинъ», где его скорее всего ждали борщ и оливье, Толя направился в более-менее современное кафе, судя по названию и минималистической отделке, вполне подходящее для того, чтобы взять там какой-нибудь стейк с овощами.

Солнце светило и грело воздух, будто на дворе стоял июнь, а впереди ждали еще три месяца лета. Мимо шли девушки в коротких платьях и босоножках, и порыв ветра весело приподнял их подолы, на радость окружающим. Девушки засмеялись, в спешке придерживая платья. Толя зашел в кафе с улыбкой.

Осмотрев модный интерьер, представляющий собой смесь геометрических фигур и громоздких люстр, он взял стейк с овощами и по привычке чуть не заказал себе джин с тоником, так как место, казалось, располагало, но, вовремя вспомнив, что не пьет, ограничился чашкой кофе.

Его обслужили быстро, а стейк показался неплохим, поэтому он дал официанту щедрых чаевых, хотя обычно такого не делал. Толя не давал чаевых ни официантам, ни парикмахерам, ни кому-либо еще. Ему казалось, что их работа оплачивается и так, а лишний разброс деньгами лишь наоборот обостряет разницу в их положении «я дающий – ты принимающий». Он думал, что, будь он сам на месте официанта, ему бы не хотелось всякий раз получать такие подачки. Казалось, что даритель воспринимает деньги как жизненно необходимую милостыню, что Толя никогда бы не принял по отношению к себе. Он ценил только то, чего добивался сам, своим трудом, и чаевые посчитал бы ниже своего достоинства.

Однако сейчас ему не хотелось задумываться над своими принципами, а просто хотелось отдать что-то в награду за то, каким приятным оказался обед. Официант не показался удивленным. Толя же мельком улыбнулся и вышел из кафе с чувством удовлетворения. Он не стал пускаться в размышления о том, чем было вызвана эта приподнятость духа – тем, что он просто, по своей людской природе так себя чувствовал, или тем, что он дал официанту на чай и вроде как на деле начал претворять в жизнь свою идею стать лучше.

Прежде чем снова отправиться в дорогу, Толя решил пройтись и зашагал в сторону холмов. Величественный, высоко стоящий на возвышенности Нижегородский Кремль его особо не привлекал, поэтому с трамвайной улицы он завернул к набережной.

Дул легкий речной бриз. Мимо проходили молодые люди, увлеченные собой и своим отдыхом. В субботу у них была масса свободного времени, чтобы неспеша прогуливаться, наслаждаясь солнечным днем, или кататься на самокатах, пытаясь обогнать один другого и весело хохоча при этом. Толя старательно избегал пересекаться с последними на одной траектории. Рядом шли более степенные взрослые, кто с парой, кто в группках, о чем-то болтая. Отличить местного жителя от туриста можно было по хмурым бровям, то и дело появляющимся у местных на лицах, когда они, видимо, вспоминали, что по возвращении с прогулки им нужно будет сделать кучу дел. Приезжие пока ничем не загонялись и светились легким восторгом, пытаясь по максимуму отдаться впечатлениям.

Также с видом напускного блаженства за ручки ходили парочки, с важным видом показывающие свой статус влюбленных. Собаки, которых тоже в это время можно было встретить гуляющими на поводке, и то выглядели естественнее и непринужденнее, весело труся рядом с хозяевами и высунув язык, хотя их поводок был гораздо весомее.

Солнце палило нещадно. Захотелось мороженого. По набережной было разбросано много ларьков с ним и Толя высмотрел один впереди. Вокруг него было какое-то оживление. Подождав, когда группа людей схлынет, Толя подошел к разукрашенной в яркие цвета девушке-продавщице, чтобы купить эскимо. Переносной ларек был украшен шариками и лентами, а на прилавке лежала плотная стопка листовок, одну из которых девушка тут же стала втюхивать Толе со словами:

– В честь открытия нового музея! Хотите попробовать новый вид эскимо с тягучим шоколадом? Это абсолютно бесплатно! Находится недалеко отсюда. Всего четыреста метров в ту сторону…

– Нет, спасибо, – попытался оборвать ее потуги Толя, доставая карту, чтобы расплатиться.

– Это абсолютно бесплатно! По этому флаеру вас ждет увлекательная экскурсия по музею мороженого, а также в конце бесплатное эскимо! Только сегодня!..

– Девушка, спасибо, – абсолютно не впечатленный таким предложением Толя нетерпеливо кивнул на терминал. – Мне только мороженое. Без флаера, без ленточек и прочей ерунды.

Девушка пожала плечами и не стала дальше настаивать. В то же мгновение к ней подошли двое подростков, обвешанных разноцветными ленточкам, как ларек, и с веселым щебетанием попросили шарик. Только сейчас Толя заметил, что многие люди вокруг повязали на себя эти самые бесплатные ленточки, которые по акции выдавались у ларька, и разгуливали так по набережной, обвешанные словно лапшой на уши. На миг показалось, что эта «цветастая лапша» разрасталась и передавалась людям воздушно-капельным путем, как чума или грипп. Звучало это обвешанное ленточками скопление людей так же угрожающе, и, получив свое мороженое, Толя поспешил отойти ото всех подальше.

Пройдя вперед и покусывая шоколад с эскимо, Толя отвернулся от толпы к Волге и облокотился на парапет. Перед ним раскинулась необъятная синева реки. Ее мерное и неспешное течение манило прохладой. Впереди, на другом берегу, поблескивали купола церквей и стекло нового спортивного стадиона, наверняка с каким-то замысловатым названием, наподобие «Ориона», «Спартака» или «Олимпийского». Толя усмехнулся. В названиях ничего не менялось. Испокон веков всё пытались назвать как-то по-великому, принести заветный смысл постройкам, творениям и архитектуре, обустраивая свое место в этом мире с особенным трепетом и пытаясь хоть как-то оправдать наследие предков.

Толя ел шоколад с мороженого, равнодушно рассматривал тот самый спортивный стадион и тут – мимолетное видение – вспомнил былые деньки, когда он беззаботно прогуливался по побережью Черного моря. Они тогда с друзьями гуляли всю ночь на пролет, заводили подружек и вообще не ощущали тягости жизни, а лишь веселились. Он был тогда моложе лет на пять – семь, а казалось, что это было так давно. Те воспоминания контрастом легли на настоящее, и Толя со всей остротой почувствовал, как изменился.

Позади него била ключом жизнь: слышались отдаленная музыка, смех, шум города. Светило солнце. Люди хорошо проводили время. Но Толя будто был выколот из этой картины. Он не хотел думать об этом, но вид вечно увлеченных, снующих туда-сюда людей вызывал у него тоску. Непривычно было сознавать, что эта мирская суета давно уже не завлекала его и казалась ошибочной, мнимой, будто мираж. Он находил смутно знакомое лишь в глазах стариков, но не хотел признавать, что состарился раньше срока. И даже мороженое, которое он раньше любил, сейчас казалось безвкусным.

Депрессивные мысли, обуревающие его в прошлом в самые темные часы, вдруг восстали в памяти и напомнили ему, как театрально сейчас выглядели его попытки заново почувствовать прелесть этого мира. Чувство свободы потихоньку остывало. Он думал, путешествие даст ему заветную легкость, но теперь все больше казалось, что он обречен вечно скитаться в попытке ее обрести.

Толя отошел от парапета и выкинул недоеденное мороженое в мусорку. Сначала была мысль доесть мороженое, чтоб добро зря не пропадало, но от этой мысли Толя и вовсе захотел со всего маху размазать этот червивый плод по набережной.

Толя стремительно направился обратно к машине.

Мимо него проплывали фигуры, а он огибал их, не касаясь, словно избегая заразы. Он знал, что ощущал тоску и ненужность, потому что был не на своем месте. Этот город, как и все города, – лишь пересадочный пункт, точка на его маршруте, а он всего лишь путник, идущий своей дорогой. Путь его лежал через море призраков, ненастоящих, но кажущихся настоящими из-за своей повсеместности. Но он не был таким. Он доберется до цели и тогда будет по-настоящему свободен.

Его клонило в сон, а ехать до Казани предстояло еще немало. Где-то недалеко от Чебоксар Толя решил взять кофе на заправке.

Заворачивая на заправку, он заметил чуть дальше на остановке девушку в джинсовке и летнем красном платье. Девушка проводила его машину взглядом, и что-то заставило его задержать на ней свой. Рядом с ней на лавке он заметил объемную дорожную сумку, а потом все уплыло из его поля зрения, и Толя решил выбросить ее из головы. Девушка и девушка – ничего необычного.

Припарковавшись возле заправочного магазина, он вышел из машины и пошел в магазин. Сходив в туалет, купив кофе с булкой и закинув все это в машину, Толя встал сбоку и посмотрел на жаркое солнце. Рука по привычке потянулась к карману, где обычно лежали сигареты, но там ничего не оказалось. Толя с недавнего времени решил бросить курить, но привычку так быстро не переделаешь. Заправка пустовала без клиентов. На остановке спиной к Толе по-прежнему стояла девушка в джинсовке, и легкий ветерок ворошил ее длинные темно-русые волосы. Она то и дело поглядывала на дорогу, высматривая машины.

Решив еще некоторое время постоять и размять ноги, Толя невольно стал прикидывать в уме, что могло заставить эту девушку оказаться на трассе среди пустыря. Ждала кого-то? Подстегиваемый любопытством, он спросил у проходящего мимо заправщика, часто ли тут ездят автобусы, на что получил ответ, что тот в душе не знает, так как ими здесь не пользуются. Бывало, проедут один-два за день, но не больше.

– Хм-м-м… – под нос произнес себе Толя. Неутешительно. Он надеялся, что девушка не ждала автобус.

Толя не хотел вмешиваться. У него была другая цель и ему не нужны были попутчики. Оказание помощи посторонним не входило в его планы. Да и девушка, наверное, вряд ли поедет с первым встречным на машине, даже если он заверит ее, что без какой-либо задней мысли решил ее подбросить. Лучше не соваться во все это и спокойно себе ехать, как планировал. Однако…

В его мыслях стал назревать бунт. Он всего лишь хочет подвезти девушку и удостовериться, что с ней все в порядке. Обычное человеческое проявление доброты. Почему он вдруг забоялся вести себя так, как ему вздумалось? Если уж душа требует благородства, то почему бы и не пойти у нее на поводу? Хоть какое-то доброе дело сделать в своей жизни.

«Да-да, конечно! Именно добрым делом ты и хочешь заняться», – с ехидством вдруг отозвалась в нем другая мысль, но Толя отогнал ее подальше.

Он стал размышлять. Что-то подстегивало его помочь девушке – по крайней мере поинтересоваться, что она здесь делает, – но в то же время, его останавливало то, что он ранее не хотел ничьего общества и уехал ото всех подальше. Что ж, получается, и это стремление было ненастоящим? Но, с другой стороны, если он ее не подберет, а продолжит свой путь в одиночестве, то кто-нибудь другой обязательно сделает это вместо Толи. А там, мало ли что может приключиться, накручивал он себя, думая, что руководствуется лишь благородными мотивами. Ему не приходило в голову, что девушка просто привлекла его внешне, отчего он весь наэлектризовался и уже представил себе, как девушку похищает какой-нибудь нечестивый дальнобойщик, если он, простой парень, не спасет ее. Представленная сценка его очень заинтересовала. Может, это судьбой предначертано, чтобы девушка оказалась здесь, на его пути, и ему уготовано было ей помочь.

Разум Толи мгновенно напрягся – он с презрением отогнал от себя последний образ и строго настрого запретил пускаться в романтику. Дорога есть дорога. Он ее подбросит и все. Как обычно бывало в его жизни, дальше они разбегутся кто куда.

Наученный опытом, что надеяться на что-либо бессмысленно, Толя давно привык поступать так, как ему подсказывала интуиция, словно он играл с судьбой в кости, с беспечностью ставя на кон будто бы не свою, а чужую жизнь. А там будь, что будет.

– Девушка, у вас все в порядке? – спросил он, подойдя к ней, одиноко стоявшей на остановке. Та от неожиданности вздрогнула и обернулась. – Могу подвезти, если вам в ту сторону.

Он кивнул в сторону, куда до этого смотрела девушка.

Та не спешила отвечать и сначала окинула его недоверчивым взглядом. Толя стойко его выдержал. В принципе, он для себя уже решил, что ему все равно, поедет она с ним или нет. Если поедет – хорошо, значит, он сделает доброе дело, если не поедет – тоже хорошо, меньше мороки. А там будь, что будет. В провожатые он не набивается.

Прошли считанные мгновения, пока ее взгляд наконец не оттаял, а лицо не разгладилось. Но Толя успел заметить те искорки недоверия в ее глазах.

Девушка заговорила:

– Я автобус жду, а его все нет. Мне бы куда-нибудь в сторону Казани, – произнесла она, и к удивлению Толи, голос ее звучал хоть и устало, но довольно серьезно, и гораздо взрослее, чем ему до этого представлялось в голове. – Или до какого-нибудь города по пути. Я заплачу. Давайте только заранее договоримся сколько.

До Казани? Не много ли совпадений за раз? Но Толя решил пока не задумываться над этим. Хоть ему пришелся по душе деловой подход девушки, он не собирался брать с нее плату.

– Да не, что за глупости! Если до Казани, то нам по пути. Подвезу бесплатно, – произнес он, улыбнувшись.

– Вы серьезно? – опешила девушка. – Не, давайте я вам хотя бы на бензин дам?

Толя махнул рукой.

– Мне тоже в Казань. Так что какая разница, если я туда тоже еду?

Девушка не нашла, чем возразить на такое, и лишь недоверчиво произнесла:

– Ну, не по-человечески как-то получается – забесплатно кататься…

Толя не был с этим согласен:

– А по мне, наоборот, гораздо человечнее не просить ничего взамен, особенно, если это не в тягость.

Девушка еще какое-то мгновение мялась, но затем все же согласилась.

– Хорошо. Спасибо. Очень выручите.

Вот так просто. Толя и сам удивился тому, что девушка согласилась. Необычно. Доверие – штука сложная. Не Толе ли об этом не знать? Но скорее всего сама ситуация сыграла в пользу того, что так все сложилось, а не его дипломатические навыки.

– Меня Толя зовут, – представился он, когда они с девушкой направились к его машине. – И, если что, ко мне на «ты». Я еще не такой старый.

– Хорошо, – сказала она менее робко. – А я Вика. Ко мне тоже можно на «ты».

Толя заметил, что на вид девушка была ничего: миловидное лицо, опрятные одежда и сумка, не совсем модные, но и не безвкусные, что говорило о том, что она городская, а не деревенская. Судя по всему ей было не больше двадцати пяти – двадцати семи. Глаза темные, вроде карие, волосы длинные и русые. На вид – самая обычная девушка, если не считать того, что держалась она преувеличенно серьезно, будто кататься автостопом по России – вполне себе обычное дело. Хотя Толя по ней такого бы не сказал. Ему показалось странным, что она вот так вот оказалась на остановке, где в ближайших десяти километрах не было ни одного городка.

Когда они расположили ее сумку на заднем сидении и уселись в машину на передние места, Толя на всякий случай решил заверить ее в благих намерениях и деловито предложил:

– Ты, это, если что, номера машины, ФИО и так далее запиши, отправь кому-нибудь. Или что вы там обычно отправляете подружкам, когда на такси ночью едете? Паспорт, если хочешь, покажу, но фоткать не дам. А то мало ли, кредит на меня возьмешь.

Толя произнес последнее в качестве шутки, однако Вика ее не поддержала и кинула на него озадаченный взгляд.

– Ну, я запишу номер машины и как тебя зовут. А остальное, думаю, не понадобится, – слегка смутившись, произнесла она.

– Про кредит я шучу, если что. Хотел обстановку разрядить, – улыбнулся Толя, выехав с заправки и повернув на трассу в сторону Казани, и затем более серьезно продолжил: – Но вообще в таких ситуациях ты лучше сразу кого-нибудь информируй о своих перемещениях. А то мало ли какие люди на дороге встречаются. Всегда надо думать о безопасности.

Он еще хотел добавить «учитывая то, что ты молодая девушка», но не стал. Не хотел акцентировать на этом внимание. И вместо этого сказал:

– Поэтому я так сразу все по чесноку говорю, чтобы недомолвок не было. Так что, если что, паспорт и прочее…

– Да не, все нормально. Спасибо.

Вежливая. Такие, как она, ни за что не признаются, что им что-то неудобно, и будут до конца прятаться за приличиями, пусть даже не в угоду себе.

– Ладно, – тем не менее Толя не стал продолжать этот неловкий разговор.

Он переключил ранее остановленный плейлист на радио, и в салоне заиграл альтернативный рок. Толя чуть убавил звук.

– Ты, надеюсь, не против такой музыки?

Вика пожала плечами.

– Не. Не против. Я могу любую слушать.

Толя кивнул. В чем-то он готов был уступить своей попутчице для ее же удобства, но только не в выборе музыки. Если бы его заставили слушать Майли Сайрус или Леди Гагу всю дорогу до Казани, у него бы разболелась голова.

Чем ему нравилось радио – там обычно проигрывается далеко не самый жесткий вариант. Попсовая альтернатива, миксы, каверы – все довольно мелодичное и что было у всех на слуху, типа перепева «Нирваны» и «Металлики». «Раммштайн» и прочие тяжеловесы, которым Толя отдавал предпочтение, попадались нечасто.

На некоторое время они замолчали. Вика пыталась незаметно оглядеть обстановку в машине и мельком самого Толю. Он не стал препятствовать и как-либо подавать вида, что замечает это, продолжив следить за дорогой. Но он чувствовал ее взгляд: острый, недоверчивый, изучающий, как фехтовальная шпага, то туда кольнет, то сюда, то по приборной панели пробежится, то ниже пойдет, то на Толю искоса глянет. Он думал, что, когда она наконец закончит свой ненавязчивый осмотр и убедится, что все в порядке, то не устоит и первой начнет разговор, но после осмотра салона та лишь отвернулась и задумчиво уставилась в окно.

Толя слегка расстроился молчаливости своей попутчицы (хотя стоически отрицал, что его это расстроило), но затем подумал, что оно и к лучшему. Поначалу он пытался притвориться, что ничего особенного не произошло, вернувшись, как он планировал изначально, к размышлениям о своем предстоящем путешествии, но присутствие другого человека под боком мешало сосредоточиться. Ему не давала покоя одна мысль. И тогда он все же решился спросить:

– А тебе в итоге куда-то до Казани нужно или в саму Казань? – начал он издалека.

Вика не сразу включилась в диалог.

– Вообще, в саму Казань.

– Тогда тебе повезло: я еду туда же. До *** улицы, если быть точнее.

– Да, я заметила по навигатору, – кивнула Вика на его телефон и еще раз поблагодарила.

Толя подметил, что она часто пускалась благодарить и по-прежнему выглядела скованной, и наконец решил задать давно терзавший его вопрос:

– Слушай, а как ты тут вообще оказалась, посеред дороги?

Вика очевидно ждала этого вопроса, поэтому нехотя произнесла:

– Долгая история, – отмахнулась она, даже не повернувшись к нему ото окна. – Да и не хочу грузить, если честно.

– Ну ладно.

Толя не стал настаивать. Но спустя время, видимо, сама смутившись от неловкого молчания, воцарившегося в машине, Вика заговорила:

– Если кратко, то я со своим парнем поссорилась.

Левая бровь Толи сама собой поползла вверх. Как бы, он на многое уже насмотрелся в этом мире, чтобы прекратить удивляться выходкам истеричных парочек, которые на повышенных тонах выясняли отношения прямо на улице, однако Вика не была похожа на такую. Судя по разговору, она вообще производила впечатление тихого и вдумчивого человека или, как еще говорят, излишне рационального.

– И что, из-за этого тебя оставили одну на остановке?

– Ага.

Брови Толи собрались на переносице.

– Это серьезно надо поссориться, чтоб на заправке одну оставить, – недоумевал Толя.

– Просто не сошлись во мнениях, – пожав плечами, ответила Вика.

– Он что, дебил что ли? – не удержался он от восклицания.

Толя задумался. Ее слова звучали как-то нереально. Ему с трудом удавалось представить, чтобы симпатичную девушку в платьице да с дорожной сумкой можно было оставить на дороге одну. Что-то тут нечисто… Невольно закрадывались мысли о том, что девушка не так проста, как кажется, или даже вешает ему лапшу на уши. Толя тут же усмехнулся своим мыслям, но их уже было не остановить. А может, она и вовсе сейчас сидит с видом невинной овечки, а сама потирает ручки оттого, что такой доверчивый попался, с усмешкой думал он. Мало ли на свете уголовниц со стажем, что скрываются в бегах? Это же Россия, тут ничего не бывает просто так. Так и машину не лишне будет подрезать, в которую он с такой наивностью ее пустил.

«Да уж, было бы забавно! Вот и попался дурачок на крючок», – не относясь к своим мыслям серьезно, продолжал иронизировать Толя.

В голове против воли стали складываться возможные сценарии развития событий: как впереди их ждет засада, Вика вырубает его ударом с локтя и перехватывает управление машиной, или приставляет нож к горлу, требуя остановиться. Затем он оказывается связанным на обочине, без одежды, вещей, побитый и обосанный. Или и вовсе засыпает вечным сном, а там лишь некролог в новостях, надгробная плита и посещение матери по праздникам – все.

Мысль о таком исходе изрядно позабавила Толю. «Вот и нашел вечный покой, который искал, называется», – не мог не иронизировать над этим он. Боковым зрением он улавливал силуэт Вики и еле заметно улыбался. Нет, это вряд ли. Не то, чтобы он воспринимал свои бредни всерьез, но тут очевидно, что Толе от нее ничего не угрожало – какое-то чутье подсказывало ему, что Вика никак не сможет его побороть и никакого умысла не затевает.

Но даже несмотря на абсурдность своих мыслей, он ничего не мог поделать с тем, что мозг вечно придумывал какие-нибудь трагичные исходы. По натуре своей он был тем еще фантазером – случись что, а сможет ли он выкрутиться из такой ситуации, а из этой? Это как быть участником телепередачи про выживание в дикой природе, где рассказывалось, как выйти живым после схватки с медведем, или про захват людей террористами. Яркие, будто бы возможные картинки, неизвестные исходы, адреналин, движение, крики, стрельба, кровь…

Никогда не знаешь, что может произойти. Вот и Толя никогда ничего не загадывал наверняка. Однако в случае с Викой он был уверен, что та ничего не замышляла. Тут скорее он этим баловался, пускай только и в мыслях.

– Мой парень просто вспылил ни с того, ни с сего, я и подумала, зачем вообще это терплю, – стала тем временем делиться Вика. – Ехать нам долго, а тут он такое выдает, а мы еще даже и дня не провели в дороге…

«Забавно, если б она задумала меня ограбить, – тем временем со смешком продолжал витать в своих мыслях Толя, искоса оглядывая свою спутницу и уже для себя решив, что она точно не преступница, хотя воображение так и разыгралось, – и изнасиловать. Как вскочила бы на меня сверху, а я бы сопротивления оказать не смог. Сам бы из штанов выпрыгивал».

Ему представились довольно интересные картинки, во многом подпитанные образами бывших девушек и «Порнхабом». Была у него как раз одна такая поездка в машине. С Ксюшей, если он правильно помнил.

Они ехали по проселочной дороге где-то под Липецком. Лето, солнце, на дороге почти никого. Целый простор – только газ в пол и лихачь, сколько душе угодно. Ксюша, молодая студентка юридического факультета, уговорила его взять машину и съездить на речку в Липецкую область. Там жили какие-то ее родственники, но их она как раз и не собиралась навещать.

– Речка чисте-е-ейшая, сам увидишь, – заверяла его тогда Ксюша. – Будем в палатке жить. Только речка, бухлишко и мы. Кайф же, не?

Они поехали вдвоем. Речка и вправду оказалась чистейшая – сверху было видно дно с желтым илистым песком и мелкие рыбки, кружащиеся вокруг ног. Они спали на заднем сидении в машине и смотрели ночью на звезды. А по дороге обратно Ксюша сделала ему потрясающий минет. Толя сразу и не понял, что та задумала, когда внезапно наклонилась к рулю и принялась ему стягивать шорты с загадочной улыбкой. Насмотрелась, видимо, всяких фильмов про крутых парней, вот и решила опробовать на практике. Но Толя, беспокоившийся о сохранности машины, был не настолько рисковым и разозлился не на шутку, съехав на обочину. Хорошо еще, что остановились они на каком-то пустыре и никого вокруг не было. Поначалу ему хотелось стукнуть ее по губам, но вместо этого он откинулся на сидение и замер, чувствуя одновременно и смятение, и все более растущий азарт.

Задумчиво постучав пальцами по рулю, Толя отогнал наваждение. Бывает, воспоминания о давно пережитых моментах дают в голову сильнее, чем те самые моменты. Наряду с этим он вспомнил, почему у них с Ксюшей ничего не сложилось.

Ксюша была той еще гуленой и любила заниматься этим в самых неподходящих местах. Она частенько прибегала к такого рода ухищрениям, как в ту поездку, не только в машине, но и в примерочных, в гостях и даже в кинотеатре. И не только с Толей. Ей, тогда еще двадцатилетней москвичке с собственной квартирой, доставшейся от родителей, особо не нужно было держаться за кого-либо одного, да и денег у нее было достаточно, поэтому она не гнушалась чередовать парней, словно гурман – европейскую и азиатскую кухню. Толя это выяснил как раз после их поездки в Липецк, когда она сказала, что устала от него и следующую неделю проведет со своим другом – другим «другом». Такая ветренность была чересчур даже для Толи. Юридический факультет она тем не менее закончила и, как он видел по соцсетям, стала адвокатом.

– …У меня отпуск на неделю. Хотели остановиться в Казани на ночь и затем следующим днем выехать в Ижевск, – тем временем продолжала свой рассказ Вика. – Я его еще уговаривала с утра сходить в галерею Васильева, это художник такой. Все хотела на него посмотреть, и вот как раз выпал случай…

– Я тебя только до Казани довезу. Я туда еду, – вернувшись из своих мыслей и обнаружив, что уже прослушал изрядную долю рассказа, на всякий случай уточнил Толя.

– Мне дальше и не надо. Не поеду я ни в какой Ижевск! – в свою очередь сказала Вика. – Так-то я вообще думаю в Казани остаться на некоторое время, как давно хотела. А не вот это вот все.

– А у тебя уже есть, где остановится?

– Пока нет. Но там, думаю, найду что-нибудь.

– Вы с парнем не бронировали номер?

– Нет. Он сказал, что без разницы, где останавливаться. Все равно на одну ночь, чтобы поспать, – произнесла Вика и затем пробурчала: – Думаю, он специально хотел меня этим позлить. Знал, что я хочу в центре, чтобы успеть с утра на Васильева сходить. А сам планировал, наверное, в первую попавшуюся заселиться, где-нибудь на окраине, чтобы потом сразу в дорогу на Ижевск, и время не терять.

В Толе начало закрадываться странное чувство, будто Вселенная хотела сделать очередной кульбит. Он хотел уже усмехнуться, но вместо этого сказал:

– Ну, ты лучше номер заранее посмотри. Там сейчас с местами туго. Я себе номер с трудом забронировал.

Вика замолчала и нахмурилась.

– Казань – большой город. Как там может быть проблема с номерами?

– Запросто. У них там сейчас ажиотаж, праздник какой-то идет, – поделился Толя, сам удивляясь этому стечению обстоятельств. – Вроде день города. Может, тебе повезет, но ты лучше сейчас начни смотреть. Интернет на телефоне есть?

– Есть. Но пока, наверное, лучше не надо, а то меня в дороге укачает. Ты меня до Казани подбрось, а там я сама разберусь, – сказала Вика и смущенно добавила: – А еще у меня зарядки мало осталось. У тебя есть чем зарядить?

Толя оценил сложившуюся ситуацию. Складывалось впечатление, что ему подкинули Вику на проверку порядочности. Одна, брошенка, без ночлега в незнакомом городе и еще с зарядкой на нуле… М-да… В голову невольно заползали всякие мысли о том, что такое стечение обстоятельств вполне тянуло на материал для очередной серии Леонида Каневского.

Но Толя не стал развевать данную тему.

– Ну ты, конечно, молодец! – с иронией в голосе выдал он, достав из бардачка провод от прикуривателя. – Ни зарядки, ни места ночлега… У тебя «андроид»?

– Да.

Вика переняла провод и поставила свой небольшой сенсорный смартфон на зарядку.

– Ни парня, ни друзей, – продолжал утрировать Толя. – Ты откуда вообще такая, Маша-Растеряша?

– С Москвы, – слегка обидевшись, ответила Вика без тени иронии. – Но я же не специально! Так получилось.

– Да это понятно. Просто забавно, что так вышло, – изрек Толя и поинтересовался: – А ты родилась и живешь в Москве?

– Да, – ответила Вика и следом пробурчала: – Тебе вот забавно, а мне вообще-то не очень.

– Да это понятно, – повторился он и замолчал.

Он хотел добавить, что то, что она москвичка, как раз и объясняет ее нынешнее бедственное положение, но не стал. Все-таки не настолько он был черствым, чтобы издеваться над бедной девчонкой, у которой не оказалось выбора, оттого-то она приняла его помощь. Так что не стоило дальше ее дразнить. Хотелось бы еще поглядеть в глаза тому парню, кто так оставил ее на дороге…

– А ты откуда? – в свою очередь поинтересовалась Вика. – По номерам машины понятно, что с Подмосковья, но из какого города?

– С Балашихи. Это на востоке.

– А, знаю, где это, – произнесла она и добавила: – И я знаю, что на востоке. Не настолько я Маша-Растеряша,

Она как будто хотела еще что-то сказать, но не стала. В машине вновь повисло молчание.

– А тебя сейчас не укачивает? – тогда спросил Толя, как бы между прочим.

– Нет. Когда на дорогу смотрю, все в порядке. Это только от телефона бывает.

Толя не стал продолжать разговор и вдруг поймал себя на мысли, что у него даже нет таблеток от укачивания. Его никогда не укачивало в машине, но все равно надо бы купить. Следом пришла другая мысль: а зачем ему тогда эти таблетки, если они ему без надобности?

По бокам от дороги пробегали леса. Хвоя. Зелень. Солнце скрылось за деревьями, окрашивая небо в оранжево-розовый, который обычно бывает в летние закаты. В голове проматывались воспоминания о путешествиях на машине, словно кадры со старой пленки, когда он ездил с друзьями и Полиной отдыхать на юг России.

Сейчас перед ним расстилалось травяное поле – мягкие зеленоватые ворсинки по колено ростом и будто бы поросшие на спине спящего гиганта, из которого то тут, то там торчали электрические столбы. Толя смотрел и будто воочию видел, как этот гигант, один из бесчисленных детей Колосса Земли, словно прилег отдохнуть, задушенный проводами и выхлопными газами цивилизации. Он тяжело, но медленно-медленно дышал, приговаривая, что вот еще немного, еще чуть-чуть, он отдохнет и встанет. Да, да, думал Толя, еще немного, осталось лишь дождаться экологов, что разгребут наконец весь этот мусор, оставшийся от них и от прошлых поколений… Полина бы скорее всего заставила Толю сфотографировать ее в этих колосьях для очередного поста в «Инстаграм»3, как будто это было единственной целью в ее жизни – запечатлеть себя на фоне красивых пейзажей и вещей. В принципе, для многих людей это было единственной возможностью остаться в чьей-то памяти.

Они сделали остановку на заправке, за которой простиралось это поле, и Толя ждал Вику. Она попросила его остановиться, якобы, по женским делам.

И пока Вика пропадала где-то внутри заправочного магазина, Толя отошел от машины подальше в сторонку и закурил. Он все-таки купил себе сигареты. Сорвался, спустя пять дней затишья, но решил не драматизировать по этому поводу, так как решил, что там, куда он едет, у него уже не будет возможности столько курить.

Несмотря на теплый закат, становилось свежо и прохладно, что говорило уже далеко не о летнем месяце. Толя вглядывался в даль, а над травой за заправкой поднималась еле заметная сумеречная дымка, будто укрывая спину великана огромным белым покрывалом.

– Засыпай, великан, ведь скоро все это закончится, – пробормотал себе под нос Толя. – Тебя вырубят и построят тут какой-нибудь торговый центр, потому что нет более прожорливого существа, чем человек.

Послышались женский голос и шаги. Толя обернулся. Позади вышла Вика из-за угла с телефоном у уха, с кем-то напряженно разговаривая, и кинула взгляд на Толю, но подходить не стала, остановившись возле машины. Толя затянулся, глядя на нее сквозь витающий в воздухе сигаретный дымок.

Хоть он и старался не подавать виду, но все же засматривался на свою спутницу. Что поделать, если в душе он неисправимый ловелас? Несмотря на его обещание быть порядочным с этой девушкой, в голове Толи невольно пробегала мыслишка воспользоваться ситуацией и переспать с ней без всех этих галантностей и ухаживаний, как в старые добрые времена, когда он еще не задумывался над тем, правильно ли поступает. Все равно в Казани разбегутся. А так, с одной стороны, получится романтика.

Несмотря на стремление стать лучше, корыстные цели его иногда преследовали, и Толя, осознав это, нахмурился и поспешил выкинуть их из головы. Он не клюнет на эту удочку снова. Ожидания, трепет, момент близости – все это обращается в пепел, стоит только задуматься, что будет дальше. А оно ему надо, снова наступать на те же грабли?

Вика явно разговаривала с парнем. По ее нахмурившимся бровям Толя определил, что тон их разговора был натянут, и не ошибся, так как вскоре губы Вики произнесли что-то типа: «И зачем тогда звонишь?!».

Потом он докурил, а она бросила трубку, и они сели в машину.

– Что, парень? – поинтересовался Толя, кивнув на телефон в ее руке.

– Да. Решил вдруг поинтересоваться, где я, – буркнула Вика, пристегнувшись. – Но мне не до него. Пусть сам едет в свой Ижевск, а мне нужно посмотреть гостиницу на ночь. Можешь немного подождать? Я в телефоне гляну.

Толю позабавило, что Вика уже так просто обвыклась и стала гораздо свободнее с ним общаться. Он был не против.

– Да без проблем. Ты, кстати, куришь?

– Не. Спасибо, – произнесла она, машинально поблагодарив, хотя Толя не то, чтобы предлагал, и погрузилась в свой телефон. – Как-то даже не пробовала.

– Ну, и правильно. Нечего легкие засорять. – пожал плечами Толя и бросил пачку сигарет в нишу возле коробки передач.

Включив фонарик над местом водителя, он взял из-под козырька сложенную до размера «А5» карту и, пока Вика копалась в своем телефоне, стал просматривать маршрут на завтрашний день. Развернув карту, он стал всматриваться в тонкие паутинки дорог. Мелкие и частые в центральной России они сменялись на необъятные зеленые области Уральского предгорья с редкими вкраплениями городов ближе к Сибири. По расстоянию ему надо было преодолеть около тысячи километров до Челябинска. Дорога вела через Уфу, где он планировал пообедать, а дальше, как он знал, пролегала через гористую местность.

Искоса наблюдавшая за ним Вика спросила:

– А зачем тебе карта, если у тебя навигатор?

– Там, куда я направляюсь, вряд ли ловит сеть, – продолжая изучать карту, ответил Толя.

– А мне казалось, ты до Казани едешь, – с легким удивлением произнесла Вика и затем под нос пробурчала: – Хотя тут тоже с сетью не густо.

– Сегодня до Казани, – отвечал ей Толя, всматриваясь в карту. – Там переночую, а завтра опять в дорогу.

– И до куда?

Сложив карту на нужном сегменте, Толя засунул ее за козырек.

– До Иркутска.

Он боковым зрением увидел, как удивленно приподнялись ее брови.

– Ты один туда едешь? – спросила она.

– Да.

– Хм-м, интересно, – произнесла Вика, но не стала дальше интересоваться.

Толя рассчитывал, что его лаконичные ответы отобьют у Вики желание расспрашивать его дальше. Он не хотел посвящать ее в свои планы и тем более раскрывать свои мотивы. Он не стал рассказывать о них даже близким, ограничившись лишь тем, что сообщил другу Сане о том, что уедет на некоторое время в отпуск, и матери, у которой оставил свои вещи со съемной квартиры, сказав, что решил на время сменить обстановку.

Еще какое-то время повозившись в телефоне, Вика пожаловалась:

– Блин, у меня сети нет. Почему ничего не грузит?

Толя нехотя посмотрел в свой телефон, попытался зайти в навигатор, где должен был висеть забитый ранее маршрут до Казани. По идее, не должно было быть проблем со связью: радио исправно работало и телефон показывал две полные полоски. Однако стрелка, указывающая их местоположение, зависла в трехстах метрах от заправки. Он попытался обновить навигатор, но там загорелось уведомление, что сеть недоступна. Вика была права, сети и в вправду не было.

– Хм-м, у меня тоже пропала, хотя показывает, что есть…

– Вот и у меня тоже, – буркнула Вика, заволновавшись. – Как так, она же буквально недавно была? До меня же дозвонились! Бред какой-то?..

– В дороге всегда так. Особенно в дороге по России. Пока забей. Думаю, ближе к Казани появится, – отмахнулся Толя, сам удивляюсь таким фокусам со связью, а потом вспомнил, что Вика не сможет посмотреть гостиницу по дороге, так как ее укачивало. – Ну, или на месте разберемся. Не боись, не выкину я тебя посеред дороги, как этот твой… парень. Помогу, чем смогу. Делов-то!

Вика удрученно поблагодарила и, пожав плечами, отложила телефон. Пристегнувшись и стартовав, Толя встроился в колонну машин, и они продолжили свой путь на восток.

– Ты не думай ничего. Я реально пыталась посмотреть гостиницы, а тут как назло…

– Да расслабься! Такое бывает. Не удивлюсь, если при полной сети ничего бы не работало. Это же Россия, – пожал плечами Толя.

– Наверное. Но, блин, прям как специально! Вот когда не нужно, то звонки проходят, а когда нужно, сети нет.

– Так и живем, – с улыбкой резюмировал Толя и сменил тему: – А что в итоге сказал твой парень? Ну, по телефону, – и тут как бы невзначай осторожно поинтересовался: – Он не хочет вернуть тебя?

Вика сделала глубокий вдох, как будто Толя спросил ее о здравии больной бабушки.

– Да нет… Он пока еще на эмоциях. Типа успокоился, но чуть что скажу – сразу в ор.

– А ты ему сказала, что тебя подкинут до Казани?

– Ну-у-у… как бы, да, сказала… что на автобусе доеду, – сказала Вика и тут же поспешила объяснить: – Просто я не хочу больше иметь с ним дело, поэтому не стала говорить, что меня подбросят. А то начнет из себя героя строить или еще кого. Но ты не подумай, что это я так специально тебя гружу и не хочу к нему возвращаться, – начала она извиняться. – Он на самом деле не хочет меня возвращать. Ну, в смысле, не то, чтобы меня… Он наверное бы вернулся, если бы я согласилась ехать с ним в Ижевск. Но я не хочу, и, видите ли, этим все усложняю ему. Всю картину мира, блин, порчу!

– То есть, он строит из себя истеричку и гнет свою линию? – спросил Толя, усмехнувшись. – А ты не хочешь ему уступать и гнешь свою?

– Что-то типа того.

Его удивляло, что Вика, несмотря на зажатость и стеснительность, предпочла первого встречного своему парню, с которым была знакома явно дольше, чем с Толей. Он порой встречал таких людей, будто бы не от мира сего, готовых по первому зову подорваться с места и помчаться навстречу приключениям, словно осиновый лист на ветру, но Вика мало походила на такую. Гораздо больше казалось, что она была сильно расстроена чем-то, хоть и скрывала это. Толя не знал, как на такое реагировать, при этом не переходя на личные вопросы, наподобие: «Что у вас там случилось, выкладывай. Что сделал этот мудак?», словно они были близкими друзьями, которые могли позволить себе такую фамильярность.

– Ну, молодец! Так держать! – вместо этого решил Толя то ли сыронизировать, то ли приободрить ее, и пояснил: – Видимо, знатно вы поссорились, что он тебя посеред дороги бросил. Или в Ижевске все настолько плохо, что тебе лучше куда угодно, но только не туда?

Толя не шибко хотел лезть в печенки собеседнице и раскручивать ее на душевный разговор, но казалось, не задать этот вопрос было бы совсем бездушно.

Вика поначалу от его вопроса замялась, но затем все же ответила:

– Да в Ижевске, может, все не так плохо, но я туда не хочу. Как бы, пару дней, да, может, и пойдет, но не всю неделю. Но он такой принципиальный, вот я и подумала, а мало ли он вообще меня никуда потом не отпустит. Приеду в Ижевск, а захочу уехать раньше – не смогу. Он поэтому разозлился, потому что я из-за этих опасений отказалась проводить там весь свой отпуск. У меня всего неделя, и тратить ее на Ижевск вообще не хочется. Лучше в Казани побыть. Я об этом ему твердила, но он меня не слышал.

Толя не понял, как из-за такого можно настолько вспылить, чтоб оставить девушку одну на остановке и уехать.

– То есть, у него были на тебя планы, а ты их не оправдала, и поэтому он тебя выкинул? – попытался разъяснить ситуацию он. – Он у тебя «абьюзер», что ли, или как их там?

– Да не. Ну, то есть не совсем… Это не он меня выкинул, – начала объяснять Вика и вздохнула. – Я сама попросила высадить меня. С ним просто как-то странно получилось. Мы знакомы всего ничего, два с половиной месяца…

В голове Толи наконец-то сложился недостающий пазл, которого он поначалу даже и не заметил в рассказе Вики – факт того, что она сама вышла из машины. Не парень ее высадил, что казалось немыслимым в условиях романтического путешествия вдвоем по России, а именно девушка сама вышла из машины и послала парня на все четыре стороны, сама толком не понимая, как в дальнейшем будет выбираться из этой глуши. И хоть ее поступок отдавал сумасшествием, но Толя невольно проникся к ней уважением: нечасто он встречал настолько упертых и свободолюбивых девушек, готовых пойти на такой риск.

– Так это ты ушла?! Во даешь! – воскликнул Толя. – Но что-то ты совсем не продумала, как обратно добираться будешь, когда из машины высаживалась. Надо было в Казани его бросить. Там не было бы такого геморра, как обратно вернуться. А ты взяла и с плеча как рубанула!.. Обычно с Москвы девушки наоборот – все расчетливые и меркантильные, а ты что-то отстаешь от своих соплеменниц.

– Да у меня как-то и в мыслях не было, что надо до Казани терпеть и там бросать, – сбитая с толку, отвечала Вика. – О таком обычно не думаешь, когда уже все – до ручки довели.

– А тебя прям довели? – с улыбкой поинтересовался Толя, искоса посмотрев на Вику. На истеричку или жертву насилия она мало походила.

Вика подперла голову рукой, прислонившись к окну.

– Да на самом деле там по мелочи. То одно, то другое. Отпуск еще этот. То ли попаду я в Казань в галерею Васильева, то ли нет, – он еще не решил. Но как так? Это и мой отпуск тоже! Я его себе еле-еле у начальницы выпросила. Потом и вовсе по дороге… Ну, в общем, довел меня, вот и сбежала. Хорошо еще, что не стал глупить и отпустил. То ли сам разозлился, то ли понял, что я серьезно не хочу с ним никуда ехать, а не просто когда девушка мозги кому-то делает.

Вика на некоторое время замолчала, видимо, вновь пустившись переваривать произошедшее. Толя ее не торопил, и вскоре та доверительно продолжила:

– Просто все так быстро завертелось, что я не задумывалась особо. Знаешь, как будто плыла по течению, думая, что так и надо. Он сказал: «Поехали в отпуск», а я даже не спросила, куда. Думала, что по ходу разберемся, что он точно учтет мои пожелания. Все плыла в каких-то мечтах. И в итоге мы уже едем в Ижевск, хотя там толком не на что смотреть. И нет бы компромисс найти – так ему это не нужно! Успеем еще, сказал он. А когда успеем? Мало ли, мы вообще расстанемся. А тут он сразу за меня все решил, – жаловалась Вика. – Ему, видимо, был нужен хоть кто-нибудь, чтобы в этот его Ижевск съездить, а не я сама.

– А почему Ижевск? – спросил Толя. – Что он там хотел посмотреть? Или там его родственники живут?

– Да. Бабушка с дедушкой, – ответила Вика. – И родители его там сейчас гостят. Коля хотел отпуск с ними провести.

Коля. Вот теперь у Викиного парня появилось имя. У Толи был когда-то знакомый из университета с таким именем – хиляк-заучка, не умевший общаться с девушками и напрочь лишенный уверенности в себе, а потом вдруг обзаведшийся женой и уже воспитывающий двух детей, – и Толя сразу представил парня Вики каким-то очкастым недотепой, наконец решивший бросить играть в видеоигры и вместо этого найти себе девушку. Озадачивало лишь то, что он уже готов был знакомить ее с родителями. Такую поспешность редко встретишь у молодых людей.

– А у него какие-то серьезные намерения были на твой счет? Че-то быстро он повез тебя к родителям знакомиться.

Сам Толя ни разу никого не знакомил со своей матерью в качестве девушки. Даже Полину.

– Вообще, он уже давно меня с ними познакомил. Коля сам по себе не видел в этом ничего такого. Он, как бы, серьезно настроен, как он сказал. Поэтому уже через месяц после знакомства познакомил с родителями, причем подстроил так, чтоб официально, на семейном ужине. А меня просто перед фактом поставил, когда уже и деваться было некуда. Я тогда к нему домой пришла, в платье, нарядная, думала, пойдем куда. А тут меня у порога встречает его отец, а на кухне мама хлопочет, стол накрывает.

Теперь в голове Толи вместо заморыша в очках возник узколобый образчик традиционных ценностей, которым обычно в одно ухо мать науськивает, а в другое – святой русский дух или другое привидение патриархального строя. Работа пять на два, фитнес-зал трижды в неделю, выпивка с друзьями только по выходным и обязательно без девушек. Ведь не женское это дело по кабакам ходить.

– Как-то слишком поспешно для человека, который серьезно настроен, – заметил тем временем Толя.

– Отношения для него – что-то само собой разумеющееся.

– А для тебя – нет?

Вика задумалась.

– Нет. По крайней мере не настолько, чтоб сразу знакомить с родителями, – немного погодя ответила она. – Я и так жутко нервничала, когда с ними встретилась.

Толя одобрительно хмыкнул и уточнил:

– То есть ты его в ответ со своими не познакомила?

– Конечно, нет, – сказала Вика, как будто смутившись. – Хотела, но потом. Не сразу. Если бы у нас все получилось.

– Если бы? То есть уже не получится?

– Теперь уже точно не получится, – ответила Вика, совсем разоткровенничавшись. Судя по ее доверительному тону, ей очень хотелось выговориться. – Если честно, мне кажется, что я все это время притворялась, что он мне нравится. Ходила с ним всюду: в кафе, в парки, в гости к его друзьям; и поначалу да, прикольно было. Только вот непонятно, зачем. Вечно чувствовала себя обезьянкой в цирке, которую за ручку водят и всем показывают. Он все спешил планы строить, а я и ответить толком не могла, готова ли к этим планам. И толку от таких отношений? Просто чтоб были?

Толя почувствовал знакомые нотки негодования. Будто давно знакомый шелест листьев прозвенел у него в макушке. Он спросил:

– А где вы с ним познакомились?

На этот вопрос Вика слегка зарделась.

– В Тиндере.

– Ой, мама-дорогая! А как на этот счет смотрят твои родители?

Вика, хоть и поняла, что Толя шутит, но тем не менее ответила:

– Да я не рассказывала о нем толком. Говорила, что встретила кое-кого на работе, и он позвал на свидание.

– А на самом деле как было?

– Почти также, – ответила Вика и вдруг совсем по-детски так, наивно улыбнулась, отчего у нее появились ямочки на щеках. – Только вот ему пришлось выманивать меня на встречу, так бы я не пошла. Он предложил в зоопарк сходить на зверюшек глянуть. Как раз привезли из Чили каких-то дико экзотичных броненосцев. А они маленькие такие и тяжелые, как кирпичики. И шершавые… Необычные, в общем.

– То есть тебя можно диковинными зверюшками на свидание выманить?

– Ну нет! Второй раз я на такое не поведусь.

– А если холодными водами Байкала, согласишься?

Толя сам не знал, зачем брякнул такое. Выдал свой секрет, хотя зарекся не посвящать никого в свои планы. Да к тому же, в шутку или нет, этот вопрос мог показаться Вике неуместным. Ранее перспектива обрести попутчика его не интересовала, но вот если бы Вика вдруг согласилась…

Та пожала плечами.

– Ты до Байкала едешь? – лишь спросила она, на радость Толи, тактично не став отвечать на вопрос.

– Да. Давно хотел. Мечта детства.

Вика замолчала, обдумывая, что сказать. Толя про себя чертыхнулся – он не хотел говорить про Байкал. Это личное.

– А я пока не знаю, какая у меня сейчас мечта. В детстве думала, стану актрисой. Ну, знаешь, детские такие, нереалистичные мечты. А вот сейчас… живешь вроде и просто что-то делаешь. Путешествую иногда, когда время позволяет, – поделилась Вика. – Вот Казань наконец посещу. Хоть что-то сделаю, как хотела.

– Ну и правильно. Так и надо жить, – согласился Толя и, уводя разговор все дальше от себя, добавил: – Главное еще, не ставить себе целью выйти замуж за принца и жить в роскошном замке, как очень многие девочки загадывают в детстве и живут с этой мечтой почти до старости. А актрисой стать – вполне себе реально.

Вика, казалось бы, задумалась.

– Но знаешь, очень много мам именно так хотят пристроить своих дочек, – произнесла она. – Замуж за богатого да побыстрей.

– Видимо, и твоя тоже?

– И моя, – со смесью досады и умиления сказала Вика и подперла рукой подбородок. – Я понимаю, что она хочет лишь добра, но мне порой неудобно перед ней. Сейчас уже совсем другое время, чем у них было. Никто никуда не спешит и за богатством не гонится. Просто живут себе и наслаждаются жизнью.

На контрасте с амбициями Полины, которая все твердила, что когда Толя дослужится до партнера, они смогут ездить на Мальдивы и жить в шоколаде, как ее какая-то там подруга из «Инстаграма»4, слова Вики прозвучали как детский лепет.

Дальше Вика, как и было ожидаемо, стала рассказывать про своих родителей.

– Мама у меня верит в брак и то, что один человек дается на всю жизнь, – делилась она. – Она у меня набожная. Не знаю даже, как ей теперь сообщить про то, что с Колей ничего не вышло. Она думает, что я сейчас с ним.

– Ну, думаю, это твоя жизнь, так что тебе решать, что с ней делать.

Толя усмехнулся тому, как их разговор плавно перетек в сеанс психотерапии, где он вдруг оказался в качестве терапевта. Он редко встречал людей, которые так просто открывались другому, как это делала сейчас Вика, и до поры до времени готов был терпеть, если собеседник был ему симпатичен. Неужели, он настолько внушал доверие?

Вика еще говорила что-то про своих родителей, какие они у нее с одной стороны понимающие, но с другой стороны давлеющие, и ему невольно пришли в голову воспоминания про своих. На миг его заполнили кадры из детства. Аналогии, возникающие спонтанно на фоне того, что говорили о своих родителях другие люди.

Он вспомнил свою мать, которая редко бывала открытой и веселой. Всегда собранная и серьезная, она внушала уважение и даже немного страха, воспитывая его в строгости. Ему даже порой казалось, что ей были чужды нежность и ребячество. Она никогда не закатывала сцен на публике и, если уж наказывала, то основательно и без лишних эмоций. Жестко, но эффективно. Вплоть до поступления в университет он старался ей не перечить, но своим нравом и упертостью скорее всего пошел в нее.

Толя почти не помнил отца, хотя тот долгое время казался ему единственным доброжелательным человеком в его жизни, несмотря на то, что Толя его почти не помнил. Но ему было особенно дорого одно воспоминание с ним, когда они после детского сада пошли вместе в парк, и отец купил ему эскимо в молочном шоколаде. С ним мир вокруг Толи всегда казался спокойнее.

Затем все поменялось, и в его жизни появился отчим Петр, который одним своим взглядом пробуждал в маленьком Толе лютую ненависть и страх. Время шло, но тот так и не заменил ему счастливый образ из детства. Вместо этого пришли ремень, слезы, страх, потом борьба за уважение и принятие. Затем наступила череда ссор, истерик, ревности и манипуляций – матери Петром, Петра матерью. Игра взрослых и детей в жизнь с единственной разницей, что последние слишком уж сильно воспринимали игру всерьез, когда как взрослые всегда знали, что на одной семье свет клином не сошелся.

Толя почти что мог сказать, что простил их.

– А твои родители что? – последовал вполне ожидаемый вопрос от Вики.

Толя не сразу смог найти, чем ответить.

– Что что?

– Какие они?

– Ну, мои родители ниче такие, нормальные. Ну, точнее, как, нормальные… Мама сейчас отдельно живет от бати. Говорит, достал ее. Но в целом, обоим сейчас неплохо живется.

Вика от его слов даже слегка смутилась.

– То есть, они разошлись? А по сколько им?

– Лет? Матери пятьдесят два, – отвечал Толя. – Батьку побольше. Шестьдесят один, если мне память не изменяет.

– Странно. Обычно в таком возрасте люди, наоборот, только начинают ценить брак и входят в пору настоящей любви, – произнесла Вика.

– Ну, это еще как посмотреть, – возразил Толя и на озадаченный взгляд Вики дополнил: – Зато если раньше она какой-то взвинченной была, то сейчас умиротворение нашла. Иконы и пейзажи рисует, в саду своем копается – фен-шуй пытается построить. Выходит вполне симпатично, если не брать в расчет зиму, когда все грязью и снегом покрывается.

Он вспомнил, как его мама Лена долго металась между супружеством и свободой, но в итоге выбрала последнее, решив наконец выгнать Петра, так как с ее слов, лучше жить одной, чем с кем-то, кто «доводит тебя до белого каления», как она впоследствии стала отзываться о нем. Толя помнил, как мать, когда он еще жил с ними, сама порой начинала накручивать и отчитывать Петра по пустякам: то за пепел на газоне, то за грязные разводы в ванной, когда тот после работ в гараже приходил мыть руки и забывал убрать за собой. Отчим на ее нападки лишь устало вздыхал и молчал, выбирая тактику переждать бурю до ее более благоприятного настроения (что впоследствии перенял и Толя в ссорах с матерью, что стало ее бесить еще больше, чем его мальчишеские и по-детски наивные попытки отстоять свою правоту).

Толя не понимал, почему такой грозный и жесткий с виду человек, как его отчим, который сам предпочитал держать всех на коротком поводке, терпел от нее эти склоки. Не то, чтобы он мечтал, чтобы Петр наконец заткнул маму резким словцом или еще чем (Толе часто представлялось, что сделай Петр хоть выпад в ее сторону, не так на нее подыши, он тут же кинется на отчима с кулаками и скорее всего убьет), но у него не выходила из головы мысль, как два таких жестких человека могут уживаться вместе. Потом он вырос и стал замечать, как после таких ссор они мирились. Мать, как обычно, не любила выносить сор из избы, а говорила с ним втихую, за закрытой дверью. Если, конечно, говорила… На следующее утро все как обычно входило в свое русло, все оживленно болтали, даже улыбались, и Толя понял, что скверный характер матери – это именно то, за что в принципе отчим ее любил.

Но тогда, несколько лет назад, Петр, видимо, совсем уставший от склочного характера Лены, стал все чаще выводить ее из себя, поздно возвращаясь домой после пьянок и увиливая от ответа, где был и с кем. Это надоело матери, и та выгнала его из дома, сказав, что с нее хватит скотского обращения. «Не хочешь говорить со мной, значит и жить тоже не будешь», – сказала тогда она, и на том они разошлись. Вполне зрелый взгляд, как пытался убедить себя Толя. Однако, как нередко убеждался сам, человеку всегда в итоге нужен человек.

– И как у нее, получается? – вырывая его из размышлений, спросила Вика. – Но, наверное, да, раз ей нравится.

Толя прикинул, каково сейчас матери без Петра, вспомнил ее показную холодность к своему бывшему сожителю, когда тот иногда заходил проведать ее, и какое-то натужное умиротворение, какое обычно бывает на лицах монахов, будто бы познавших дзен, когда ее навещал Толя, но тем не менее сказал:

– Наверное, да. Вполне.

– Ты их обоих навещаешь?

От Викиных вопросов Толе становилось некомфортно. Он неохотно ответил:

– Я обычно приезжаю к матери, а там и батя иногда наведывается. У них участки рядом.

– То есть они общаются? Это хорошо, – сказала Вика. – А они, получается, развелись или еще в браке?

– Не совсем. Они не были никогда в браке. Ей хватило первого.

– Первого? То есть, до твоего отца у нее был еще один брак?

Становилось слишком много вопросов. И тогда Толя, чисто из желания сказать что-нибудь этакое, пояснил:

– Нет. Первый брак с моим отцом, настоящим, а второй, получается, с отчимом. Это я его так просто называю – батя – так-то это отчим.

Вика здорово задумалась, пытаясь сложить сказанное Толей в цельную картину. Последний мог лишь пожелать ей в этом удачи. Он намерено огорошил ее хитросплетениями своих родственных связей, так как захотел послушать, что она может сказать на этот счет. Ее-то семья, судя по рассказу, была более нормальна, чем Толина.

Вика долго обдумывала вопрос, прежде чем спросить:

– А с настоящим отцом ты видишься?

– Нет. Он умер, – сказал как отрезал Толя и вновь, затаившись, замолчал.

– Ох, мне жаль!.. – произнесла Вика, потупившись, и извиняющимся тоном спросила: – А давно умер?

– Давно уже, – так же непринужденно отвечал он. – Когда я ребенком был.

Толя молча злорадствовал. Вика больше не нашла, что сказать, и уткнулась в окно. Судя по всему, это был последний вопрос в их беседе про родителей.

Год назад. Тем же вечером у Паши на даче.

Было полчетвертого, когда оставшиеся гулены в лице Сашки с Деном отправились спать на баню, где спал Толя. До их прихода ему удалось немного вздремнуть, но после того, как те двое, нашумев, наконец улеглись, он не смог больше заснуть. Проворочавшись еще минут двадцать, он вышел покурить.

На небе было ни облачка, только мириады маленьких звезд, что предвещало на следующий день солнечную погоду. Если с вечера было ясно, значит, на утро будет тоже, – вспомнилось Толе, как считали издревле его предки, и, скорее всего, как окажется на деле с утра. Это было вполне логично, учитывая, что за ночь погода скорее всего не изменится. Можно будет понежиться в лучах угасающего летнего солнца и прожить еще одни выходные в относительном спокойствии перед надвигающейся рабочей неделей.

Встав возле бани и посмотрев вверх в необъятное звездное небо, Толя вздохнул, вбирая ночной воздух полной грудью. Ему нравился этот воздух. Он отдавал свежестью хвои и загородной жизнью. Кто бы что не говорил, но даже в таком небольшом отдалении от Москвы, но с лесным массивом под боком, дышалось чище и свободнее. Толя решил во что бы то ни стало, когда уйдет на пенсию, уехать в леса, на север или в Сибирь, и купить себе землю, желательно рядом с озером, где бы он так же наслаждался природой и звездами. Разумеется, сразу после того, как купит себе квартиру, на которую сейчас копил. А там, может, на пенсии вообще стал бы рыбачить или ходить на охоту, ходил бы в походы, спал бы в палатке, греясь лишь скудным костерком и защищаясь от диких зверей в заложенном природой первозданном и естественном инстинкте выживания.

Молчание и темнота приятно щекотали воображение. Вскоре он стал различать шелест листьев и стрекотание сверчков. В траве в пяти метрах от него пробежал кто-то маленький и юркий, спешащий по своим ночным делам в соседний куст. Мышь или ежик, подумал Толя и затаился во тьме, обострив все свои рецепторы, чтоб уловить движение и разгадать, кто это был. Зверек явно чувствовал его присутствие и, виделось Толе, тоже смотрел на него сквозь темноту. Шея, руки и ноги машинально напряглись, будто готовясь к прыжку, и ему нравилось, что его тело еще подчинялось элементарному инстинкту охотника, поджидавшего свою добычу.

Бывало, в студенчестве он забывался в городской суете, думая, что ежедневные походы в университет, подработка, пьянки и гулянки – это весь удел человека. Одна тусовка плавно перетекала в другую, девушки сменялись как перчатки, а алкоголь лился рекой. Вроде бы все цивилизованно, подстать нынешнему положению человека в пищеварительной цепи, но тем не менее прослеживались давно забытые аналогии. Он стал присматриваться к людям и понял, что нынешние взаимоотношения ему что-то напоминают, что под слоем цивилизационного лоска очерчиваются более примитивные ролевые модели. Будто в дикой природе, люди-птицы и люди-звери охотились друг за дружкой в вечном стремлении поиметь барыш или друг друга.

В таких аналогиях он всегда представлял себя тигром или леопардом – хищником, но никак не травоядным. Когда в многообразии девушек выбирал, с кем знакомиться, то сначала выслеживал и оценивал ее повадки, пока не выяснял, какого рода «птица» предстала перед ним. Когда шел завоевывать – шел уверенно, твердой походкой, сигналя другим хищникам о своих намерениях, чтобы те даже не думали мешать. Когда загонял в постель – действовал упорно и терпеливо, словно поджидая подходящего момента, когда можно наконец сократить дистанцию. Когда брал – брал так же без условностей и лишних сантиментов, как хищник, наконец достигнувший лакомую газель после долгой погони, но не сказать, чтобы ты была против.

Ассоциации с миром дикой природы были однобоки и до смешного наивны, но, стоя в ночи наедине с этим малым кусочком первозданного мира, что представлял из себя поросший кустарниками участок Паши, Толя чувствовал себя именно таким существом – предопределенным, простым набором неумолимо сильных биологических инстинктов, отрицать которые было все равно, что отрицать существование людей. Любой здоровый мужчина чувствовал бы себя так же – волевым, матерым, и в то же время действующим упорядочено, в соответствии с той природой, что заложена в нем.

В тот самый миг Толя стоял под ночным небом и чувствовал, как кровь бежала по его венам, а мышцы отзывались на импульсы, то сокращаясь, то расслабляясь. Органы чувств осязали окружающее пространство и реагировали, как положено реагировать живому организму. Тело в своей силе и ловкости ждало, вытянувшись, словно по струнке, сигнала к действию. Но Толя не торопился, и оно подчинялось его воле, той самой воле, которая, если захочет, сможет добыть себя кров, пищу, женщину… Он бы ни на что не променял это чувство.

Еще раз вздохнув полной грудью и подивившись тому, как просто порой бывает находить упоение в этом мире, Толя достал сигарету и закурил. Как и любой хищник, твердо стоящий на земле и осознающий свое существование, он начал вспоминать былые победы, которые одерживал на постельном поприще, а вместе с этим пришла нужда пофилософствовать.

Были у него простые и сложные, цветочные и сладкие, властные и сильные, хрупкие и нежные. Во всем многообразии женских созданий попадались ему как совсем эфемерные особы с туманным, почти безмятежным взглядом, казавшиеся прямыми воплощениями Девы Марии, так и полные жизненной энергии девушки, которым были присущи более приземленная женственность и магнетизм. Биология объединяла их всех и дарила то, к чему Толя, как и все мужчины на свете, подсознательно тянулся – к заветной щели между ног.

Женские стоны распаляли его больше всего, не то что всхлипы, лепетание и содрогания – ничего подобного. Несмотря на многообразие прелюдий и способов достижения цели, все в конечном счете сводилось к примитиву: стоило девушкам оказаться с ним в одной постели, как они все до единой раздвигали ноги, а затем просили, молили, желали. Не оставалось никакого «статуса», из-за которого все пытались казаться властными, нежными или независимыми. Всё неминуемо подчинялись одному – инстинкту, и девушки ударялись об это всякий раз, как по новой, забывая, что мир людей гораздо проще и понятнее, чем его надумали сами люди.

Не было никаких «госпожей» и «недотрог», никаких классов «премиум» и «люкс», оставались только мужчина и женщина. Кто-то дает, а кто-то принимает – и в этом весь секрет. Когда между людьми случается настоящая химия, то над чувствами воцаряются инстинкты, и тогда происходит одно из двух – либо человек сопротивляется, либо подчиняется зову. Толя никогда не сопротивлялся. Кто он такой, чтобы ставить себя выше природы? Практически во всех отношениях с интересными ему девушками происходил этот сценарий – сначала улыбка, флирт, долгие взгляды, тесные объятия, одна единственная ни к чему не обязывающая встреча… и затем страсть, касания, похоть, движение, стоны. Собственно, поэтому он никогда не причислял себя к моногамным созданиям, он бы просто не смог жить без этого чувства предвкушения новых встреч. И каждую надо было разгадывать и исследовать. А сколько их еще будет на его веку!

Вереница поз и ощущений, запахов и вкусов восставала в памяти приятным дурманом. Рука об руку, также восставала вереница имен, голосов, повадок, ассоциаций, которые вместе формировали из себя образы девушек, живущих в этом мире наряду с Толей и имеющим на него такое же право. Они прошли через него, а он – через них, и у каждый было что-то свое, за что Толя помнил их и когда-то любил: кого-то всего одну ночь, а кого-то подольше.

Предаваясь воспоминаниям, Толя почти позволил себе коснуться этих образов, будто вновь видя их наяву: как в простом акте два человека обретали единение, химическое буйство гормонов и эмоций, пусть хоть и на краткий миг. Именно в этот краткий миг, верил Толя, люди становились по-настоящему искренними друг с другом, настоящими, хотя многие не разделяли его убеждений, ссылаясь на пресловутую мораль и правила приличия. Но порой как же ему хотелось, чтоб другие люди чувствовали себя так же, как он – более естественно, более свободно, более совершенно…

Проводя в воздухе зажатой между пальцами сигаретой, Толя блаженно улыбался своим мыслям. Этим своим касанием он будто пытался поймать те образы из прошлого, но видения оставались неуловимыми, как сигаретный дым, растворяясь между его пальцев. И лишь огонек на конце сигареты слабо маячил в ночи красноватым глазком.

Сбоку, со стороны дорожки к нему кто-то приближался. Кто-то явно крупнее мыши или кота. Толя опустил руку с сигаретой и обернулся.

– Кто бы сомневался! – ухмыльнулся он, не подав вида, что приятно удивлен. – Не спится?

– Да не, просто вышла покурить, – ежась в куртке, Вера продемонстрировала пачку «Винстона». – Ну, то есть да, не спится.

– Ты же не куришь.

– Курю.

Толя скептично на нее посмотрел. Во всей ситуации и ее задиристом говоре прослеживалась все та же игра в людей-птиц и зверей. Вера встала рядом с ним как ни в чем не бывало, будто привыкла выходить ночью в четыре утра покурить. Он задумался, к какой категории относилась Вера – хищниц или птиц, – потому как, очевидно, она знала правила игры и знала довольно хорошо, раз стояла с ним рядом в ночи.

Толе стало интересно, а осознает ли она, с кем играет.

– Куришь? – насмешливо изобразил он удивление. – Да что ты говоришь! Ну-ка иди сюда!

Резко и стремительно Толя схватил ее и, несмотря на протесты, обнюхал. Рука в косухе под его хваткой напряглась, едва дрогнула, затаилась, но не вырвалась. Он знал, что сигаретный запах в основном скапливается в волосах, а у Веры они пахли чем-то сладким и перечным, но явно не волосами курильщика.

– Че-то я тебе не верю, – он отпустил ее и смерил насмешливым взглядом. – Мала ты еще, чтобы курить.

– Вот опять! Че вы все такие правильные?! – та вскинула руками, поправила пострадавший рукав косухи и затем полезла своими маленькими пальчиками в пачку, достав сигарету. – Ну и что, что нет восемнадцати? И что с того? Человек человеком теперь не считается?

С этими словами Вера важно приподняла бровь и взяла губами сигарету. Для Толи, уже разгадавшего Верину игру, ее восклицания выглядели комично.

– Не, ну, я согласен. Типа если это твое решение, то ладно, – Толя не стал разрушать иллюзию того, что она самостоятельная девочка, и решил подыграть. – Но подростки в основном не просчитывают действия наперед. Ты хоть сама понимаешь, чем грозит курение?

– Да-да, знаю! Гангрена, рак мозга или вон – импотенция, – Вера вновь показала пачку Винстона и убрала ее в карман. Замерев, чтоб прикурить, она продолжила говорить: – Сигареты еще и давление повышают, если ты не знал. В моем случае самое то.

– Хах! Что, пониженное? – поинтересовался Толя.

– Ага, – угукнула Вера, продолжая сражаться со своей зажигалкой, но та под ее неумелыми нападками в упор не хотела зажигаться. – Вот как раз выравниваю.

– Так ты кофе пей. Оно лучше.

– Не люблю. Лучше вино. Дай закурить.

– Блин, да маловата ты еще…, – Толя прищурился, но потом, немного поразмыслив, все же дал девчонке закурить от своей зажигалки.

Она затянулась, и струйка дыма с ее губ полетела в звездное небо. Они на какое-то время замолчали.

– В беседке бухло еще есть? – затянувшись, спросил Толя, ухмыльнувшись в темноту.

– Есть, – ответила Вера и ухмыльнулась в ответ.

Не включая свет, они нашли бутылку джина, оставленную ранее Толей на полу возле стоявшего в беседке холодильника, и уселись там же на лавке, накинув на себя плед. Света от телефонного фонарика вполне хватило, чтобы найти чистые стаканы и разместиться на лавке под пледом в относительном отдалении друг от друга. Они положили телефон фонариком вниз на столешницу, отчего свет стал рассеянным и тусклым, едва выхватывая очертания предметов вокруг. На этот раз Вера не стала возражать против джина. Выпив, они разговорились.

Как Толя ожидал, Вера начала рассказывать про свои пьянки с одноклассниками за гаражами, хвастаясь тем, какая она оторва, и затем, в ответ на показное равнодушие Толи к ее поступкам, уже и вовсе пустилась в детальные подробности своих похождений, не стесняясь в выражениях. В принципе, Толя не осуждал ее бахвальства, так как сам был таким когда-то, и не имел никаких предубеждений о том, что девушки поголовно должны быть скромницами, девственницами и не ругаться матом.

– …И вот, короче, хватает меня тот мент за руку, типа: «Гражданочка, пройдемте со мной в машину», а я как даю деру. Бля, чуть под колеса не попала, когда через шоссе сиганула! Но убежала. А там уже на автобус и домой. Хорошо еще родоков дома не было, а то бы сразу учуяли, какой от меня перегар идет.

– Ну молодец! – с немалой долей сарказма прокомментировал Толя, разлив остатки джина по стаканам с соком и поставив опустевшую бутылку на пол рядом с лавкой. – Мало того, что тебя мент проституткой счел, так ты еще при этом чуть не подохла. Забавная была бы надгробная надпись: «Защищала свою честь перед ментом, попав под колеса». Во родители были бы рады!

– А ну ша! – важно шикнула Вера, отпив из стакана. – Я не виновата, что тот мент не мог отличить порядочную девку от шмары. И вообще я из-за него тогда чуть под колеса не попала. Нечего было так хватать, извращенцу этому!

– Ага, конечно! А кто вдруг решил посреди ночи по шоссе прогуляться? Да еще в мини-юбке! Не хватало только сушки пососать.

Толя решил подразнить ее и состроить из себя взрослого дядюшку, отчитывающего молодежь за то, что они совсем от рук отбились и делают все не так, как надо. Он специально не стал рассказывать, какие приключения в свое время выпали на его долю. Такие рассказы он предпочитал не рассказывать детишкам школьного возраста во избежание дурного примера.

– Чего? Какой сушки? – не поняла его издевки Вера.

– Че, не знаешь? – удивился Толя и махнул рукой. – Эх, молодежь! Да у нас все знали эту херню: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку». В школе еще или детском саду учили. Все это знали и Саш потом дразнили. А вы нет, что ли?

– Ах-ха-ха! Нет. Что за бред?

Она в очередной раз отпила из стакана. От крепости джина Вера поморщилась и с хитрой улыбкой зажмурила носик.

– Бля, насчет сушки не знаю, но вот что другое… И я совсем не про сушку!

Она пьяно хохотнула. Толя не хотел заострять внимания на том, что Вера пыталась казаться пьянее, чем была на самом деле. Вместо этого он продолжил гнать на молодежь, будто только это и хотел пообсуждать.

– Все вы школьники такие – нихера не знаете, ничего не умеете. И в итоге получай, страна, своих врачей и специалистов!

Толя в шутку забухтел, как видавший виды дед, хотя сам ничего против молодежи не имел. Все люди совершают ошибки, хуже тем, кто не набил этих шишек в молодости. Одновременно с этой мыслью в его мозгу, где-то на дальних задворках, вновь загорелась лампочка, предвещающая опасность. От этого неприятного щекотания в затылке он начал нести все, что только можно, лишь бы заполнить то пустующее пространство между ними.

– Вот ты хочешь стать министром, а ты вообще знаешь, что по сути нет такой специальности? – задал он вопрос, вспомнив про то, что Вера обмолвилась об этом за столом ранее. Он хотел убедить Веру в шаткости ее планов на будущее и тем самым перевести тему с «сушек». – Тут мало выучиться, нужно еще харизму иметь и деньги, чтобы откупаться. А еще лучше просто иметь папика на высоких чинах, чтоб сидеть себе спокойненько в кресле и балду гонять. Хотя, в принципе, что я говорю? У тебя он как раз есть, только не папик, а папка.

Однако Вера явно не оценила шутку.

– Очень забавно, блин! – с сарказмом произнесла она и потянулась к столу. – Но к слову о специалистах… Мне ща надо кое-что в телефоне сделать. Я на секунду.

Она потянулась и взяла телефон. Яркий свет телефонного фонарика непривычно озарил все предметы вокруг и почти тут же потух. Наступила тьма. Черные ноготки Веры клацали в телефоне, и лишь тусклый свет экрана выхватывал ее профиль. За окнами беседки по-прежнему стояла ночь. Вскоре Толя начал привыкать к полутьме.

Довольно ухмыльнувшись, Вера вдруг закусила губу и бросила быстрый взгляд на Толю, который в это время смотрел на нее.

Он не стал отводить глаза, а лишь отхлебнул джина из своего стакана. Она вряд ли видела его лицо, скрытое полумраком. Вера вновь, как ни в чем не бывало, продолжила клацать в телефоне, явно чем-то довольная.

– Ну что, настрочила своим специалистам? – спросил Толя как бы между прочим.

Вера не стала заострять внимания на том, что он угадал, и она действительно кому-то писала.

– Ага, почти.

Вера заблокировала экран, отчего ее лицо тут же потухло во мраке, и положила телефон на столешницу, не включив фонарик.

Она пошевелилась, и, судя по звуку, сбросила плед с плеч. Толя, не мигая, смотрел на ее еле уловимый силуэт, во тьме чувствуя взгляд – тягучий, как сироп, и щекочущий, словно статическое электричество. «Настрочила» – он не зря использовал это слово. Молчание отозвалось в нем ответной искрой, и знакомое томление стало прожигать в животе дырку. Еще этот дурацкий алкоголь… Опасно.

– Ты даже не спросишь, кому я строчила? – начала свое наступление Вера.

– Думаю, это ни к чему, – совсем не к месту, Толя вдруг почувствовал першение в горле, и от этого его голос вышел хрипловатым.

По крайней мере он так это оправдывал.

А Вера посчитала это призывом к действию.

– А вообще-то я строчила кое-кому о тебе. Одной специалистке.

– Да? И что ты обо мне строчила?

Она потянулась навстречу и опустила руки ему на бедра, опершись туда своим весом. Куда она смотрела, трудно было уловить в полутьме, но Толя чувствовал, как близко было ее дыхание. Ее ноготки упирались ему с внутренней стороны бедер, слегка подавливая.

– Да так, спросила, если парень спаивает девушку, можно ли считать это подкатом…

Ее губы, сладкие от апельсинового сока, с которым они мешали джин, мягко коснулись его, словно щекоча. Неловко, она поцеловала его и затем хохотнула. В голове пронеслась фраза из одного мультика, которая однажды попалась ему в ленте: «Хитрый лис, глупая зайка».

– Зараза…, – Толя не знал, зачем вообще дал вовлечь себя в эту игру, но действовать по совести уже не хотел. – Как же неумело ты это делаешь!

Он притянул ее за плечи, полностью перетягивая на себя. Учитывая ее худощавость, ей было легко запрыгнуть на него сверху. Девичье тело податливо отвечало на каждое движение. Она послушно расстегнула куртку, быстро стянув ее с себя и отбросив на лавку. Толя нащупал губами ее шею и пошел ниже, задирая кофту. Вера в ответ позволила проникнуть себе под лифчик и коснуться груди.

– Хочешь меня? – со свистящим шепотом выдохнула она.

Почему бы и нет, подумал Толя и воображаемой битой разбил вдребезги предостерегавшую его лампочку в голове.

– Да.

Он не стал раздеваться – не май месяц на дворе – а лишь расстегнул и приспустил джинсы.

Вера сняла свои штаны, руками нашла и сделала все, что было нужно. На удивление (или нет) у нее в кармане нашелся презерватив.

– Ты точно не девственница? – вспоминая, говорила ли она вообще об этом, Толя на всякий случай решил уточнить. Хотя, можно было не спрашивать, учитывая ее рассказы.

– Нет, я…, – прошептала Вера, когда Толя одной рукой сжал ее бедро, а другой взял за поясницу и стал прижимать к себе. – Продолжай…

Толя уперся, слегка надавил. Вера прикусила губу и неспеша стала садиться. Ее теплое тело обволокло и сжало его, как родные объятия. Затем она задвигалась свободно и умело для своих лет. В образовавшейся тишине были слышно лишь ее сопение. Затем она уткнулась ему лбом в подбородок, перейдя на приглушенные стоны и елозя своими волосами по его губам.

Дальше последовал целый набор клише, без которых обычно не обходится ни одна любовная сцена из дешевых романов. Она стала покусывать ему шею, прильнув всем телом и начав двигаться быстрее. Хоть бы засос не поставила, впопыхах думал Толя. Ее приглушенные стоны в ночи звучали странно. Толя мял девичьи бока, пытаясь держать темп, который девчонка неминуемо нарушала, двигаясь то медленнее, то быстрее.

Он почти смог настроиться и потонуть в ощущениях, как внезапно в его голове стало вырисовываться новое, довольно странное для нынешней ситуации чувство. Оно накатило мелкими мурашками в районе затылка и вскоре разлилось необъяснимым покалыванием по всему телу, особенно в районе желудка. Его как будто мутило. Он внезапно остановился и снял с себя Веру. Та в недоумении взглянула на него, не совсем понимая, что произошло.

– Ты что, все?..

Толя не ответил и стал поспешно отстранять ее от себя, сажая обратно на лавку. Вера убрала с него ногу и, сев сбоку, некоторое время удивленно на него смотрела. Отстранившись, Толя тоже сел на край лавки, положив лоб в ладони и наклонившись, будто его сейчас стошнит.

– Тебе плохо? – обеспокоенно спросила Вера, натягивая штаны и поправляя на них застежку. – Перебрал?

– Не, – ответил Толя. Вторя ей, он тоже стал поправлять свои джинсы, сняв презерватив. Он не знал, чем еще объяснить свое поведение и сказал: – Просто вдруг поплохело. Ща уже нормально.

Но тем не менее возвращаться к прерванному процессу он не планировал. Толя встал, передал ей куртку, брошенную на лавку, и они оба продолжили одеваться.

– Ну, как тебе? – посчитав это уместным вопросом, спросила вдруг Вера, встав и уже застегивая на себе куртку. – Все путем, да?

Толя опешил от такого вопроса и не стал отвечать. Он нашел мусорное ведро и запихнул резинку глубоко внутрь, хорошо еще, что там было уже прилично навалено бутылок и прочего хлама. Алкоголь в его крови заметно выветрился, и на первый план стала выходить мысль о сложившейся ситуации.

– Если хочешь, я тебе отсосу, – осторожно предложила Вера и мерзко так ухмыльнулась. – Тебя отсасывали когда-нибудь с пирсингом?…

После этого у Толи и вовсе возникло ощущение, что он участвует в каком-то цирке, где оба актера сдулись, так и не войдя в роль.

– Да не, спасибо. Просто алкоголь, знаешь ли… В общем, проехали, – смазано произнес он, поправляя куртку. – Давай двигать отсюда.

Он мимолетом осмотрел место, где они сидели, проверяя его на случай, не оставили ли они какие-нибудь следы. Но кроме пары пустых стаканов из под джина с соком да самой бутылки, запрятанной между холодильником и столом, на их пребывание здесь больше ничего не указывало. Он убрал стаканы в раковину к стоявшей там грязной посуде и выкинул бутылку из-под джина, для пущей убедительности поплотнее утрамбовав ею лежащий в ведре мусор. Вера молча взяла свой телефон. Он сполоснул руки ледяной водой, и затем они вышли из беседки в серую предрассветную ночь. Толя становился хмурым по мере того, как алкоголь окончательно покидал его тело, и мысль о том, что он слегка попутал берега, не заполонила собой все остальное.

Они молча прошли часть пути и разошлись на развилке между баней и домом.

– Ну, я пошла к себе. До завтра.

– Ага, до завтра.

Часов через шесть настало всеобщее субботнее утро. Выспавшись, Саша с Деном не могли не разбудить Толю. Тот встал хмурым, пару раз обматерив друзей и на их резонный вопрос о том, какая муха его покусала, недолго думая, сослался на похмелье.

Собравшиеся на кухне завтракали остатками шашлыка и салатами с прошлого вечера. Раскумаренная и слегка опухшая Лиля сказала, что к обеду приготовит что-то новенькое и такое же вкусное, но пока пусть довольствуются этим. Вскоре в проеме кухни появилась Вера. Загадочно улыбаясь, она поздоровалась, не забыв при этом кинуть на Толю многозначительный взгляд.

Значит, не приснилось, удрученно подумал тот, попивая кофе из кружки и старательно избегая смотреть на нее в ответ.

Все сидели за общим столом и завтракали кто чем, непринужденно болтая. По телевизору, висевшему в углу, шла передача «Сто к одному», на которую от нечего делать залипали все. Неспешно намазывая масло на хлеб, Вера порой так на него смотрела и строила глазки, что даже ежу было понятно, какие мысли были у нее на уме. Толе становилось все больше не по себе в ее компании, особенно в присутствии Максима, который сидел сбоку от них и пока еще не замечал взглядов сестры, предпочитая пялиться в телевизор. Ситуация казалась патовой. Толе казалось, что еще чуть-чуть и все заметят странности в Верином поведении, и тогда ему несдобровать. Он покосился на Лилю, припоминая ее излишнюю внимательность, которым она огорошила его вчера, но та будто не замечала никаких странностей в Вере или в нем. Впервые Толю гложило то, что он с кем-то переспал.

Он не представлял, что делать, и в разговор не вовлекался, хотя понимал, что это может показаться вдвойне подозрительным. Тогда он стал отвечать и вставлять реплики, но немногословно, и вскоре решил просто уйти куда подальше, лишь бы его сейчас не трогали. Еле дотерпев, пока кто-нибудь с краю стола не покинет места, Толя встал и вышел на улицу, под нос пробурчав напоследок, что пойдет почту на телефоне проверить и заодно птичек послушать. Казалось, на его слова никто не обратил внимание, что было к лучшему.

Сев в дальнем углу участка на обшарпанной лавке среди зарослей, Толя достал телефон, чтобы какое-то время пошелестить новостную ленту. Там, как всегда, его ничего не смогло увлечь и хоть как-то разбавить мрачные думы, и тогда он стал просматривать чаты, пока все же не решился и не остановился на одном, написав: «Привет. Ты в Москве?».

И тут же пожалел. Он не знал, зачем вновь пишет. Вообще он никогда не маялся после того, что творил. Ему были чужды рефлексия и излишняя мораль, а тут он терзался муками совести, как будто пришил кого-то.

– Да уж, совсем расклеился, салага, – под нос пробурчал Толя, сам на себя злой за то, что слишком много значения придавал случившемуся, несмотря на то, что девчонке было всего шестнадцать – почти вдвое меньше, чем ему.

К этому времени участок заметно оживился. Доставщики привезли бассейн, и все как раз вышли на улицу его устанавливать, сопровождая действо шумным гоготом и чертыханьем, свидетельствовавшим о том, что работа шла в самом разгаре. Пару раз он слышал, как его пытались найти и звали, но Толя не удосужился подняться и выйти из своего укрытия.

Он наблюдал за происходящим из зарослей. На центр лужайки возле бани Максим, Паша и Денис вынесли полотно бассейна – какую-то голубую безразмерную резину. Полотно выглядело внушительно. Они еле дотащили его до середины газона, начав распрямлять и матерясь при этом, как сапожники. За ними шли Ден и Саша, неся каркасные балки для бассейна, которые нужно было ставить по периметру, чтоб тот держался и не разъезжался в разные стороны. Все они затем стали активно обсуждать, как именно нужно ставить эти балки, внутрь протянутой вдоль бассейна ленты, или с внешней стороны, и во избежание ссор Ден взял на себя ответственность прочесть и, главное, понять инструкцию. Паша с ребятами тем временем пошли в беседку опохмелиться, а Саша отошел ото всех в сторонку покурить.

Почти невидимый со своей позиции в окружении кустов, Толя понадеялся, что его не припашут к работе. Он снова уткнулся в телефон, то и дело проверяя, не ответил ли контакт на сообщение.

Но его все же нашла Лиля. Она незаметно подошла в своих резиновых галошах и, положив руку на плечо, поинтересовалась:

– Что с тобой? Ты какой-то хмурый.

Толя от неожиданности вздрогнул и поднял на нее взгляд.

– Голова болит? – спросила она.

И, улыбнувшись, она легким касанием потрепала ему волосы, будто они были давнишними друзьями, а не просто знакомыми, видевшимися третий раз в жизни. Толя искоса на нее глянул, про себя подумав:

«Мягкая и податливая, как шлюха, вот и вся хозяйственность. Какая же шмара выпала на твою долю, Пашка…», – но вслух лишь сказал:

– Я, короче, поеду. – И аккуратно отвел ее руку от своей головы.

– В смысле? Сейчас? – опешила Лиля.

– Да. На работе жопа, – сказал он и деловито показал телефон, будто тот разрывался от сотни писем по рабочим вопросам. – Придется в выходные выйти.

Деваться было некуда, приходилось врать. Правду друзьям особо не взболтнешь, даже Саше – мало ли как отнесется. Да и сам Толя не совсем понимал, а что рассказывать-то? Из-за чего он так маялся? Толя не стал долго ломать голову над своими муками совести и попросту решил уехать. Выбрал тактику спрятаться, как самый настоящий страус.

Когда он в спешке зашел в баню за вещами, немного погодя, за ним следом зашла Вера. Толя чуть ли не с порога стал гнать ее со словами, чтоб она шла куда подальше, а то и так уже делов натворила, но вовремя остыл. По загривку пробежал холодок, говоривший ему быть осторожнее и не привлекать еще больше внимания к своей персоне.

– Это, мне спешить пора, – подавив в себе вспышку гнева, вместо этого ледяным тоном произнес Толя, решив действовать резко и не мешкая, как будто отдирал пластырь. – А за вчерашнее прости. Перепил малек. Давай забудем об этом инциденте, пока еще дров не наломали, окей? Мне проблемы не нужны.

Вера недоуменно захлопала глазами, видимо, ожидая каких угодно слов, но только не этих. А Толя, пользуясь ее замешательством, не дал ей возможности заговорить и, наспех попрощавшись, пулей устремился вон из бани, на ходу засовывая в рюкзак свои вещи.

Не давая времени для новых расспросов, он зашел в беседку и скомкано стал со всеми прощаться. Паша искренне удивился скорому отъезду друга, Максим изобразил досаду и надежду еще вместе покутить, а Лиля ошарашенно хлопала глазами, совсем как Вера. Остальные с вынужденным пониманием отнеслись к его отъезду и просто сказали: «До встречи».

В отличие от Саши с Деном, которые возмущенно запричитали:

– Э, а мы как поедем? Мы же планировали завтра все вместе! – подал голос Ден, когда вместе с младшим Денчиком вышел провожать Толю за ворота. – Да шли нахуй эту работу! Че они там без тебя не справятся? Выходной же!

– Ну, вам больше не нужно пакеты тащить. Как-нибудь разберетесь, – ответил на это Толя, выруливая свой «Ниссан» из гаража, и затем, будто и сам уверовав в свое вранье, с важным и обеспокоенным видом добавил: – А я все-таки поеду. Надо.

Выехав за ворота и прибавив скорости, он выехал на трассу и двинулся в сторону Москвы. Он включил радио, и там как раз играла песня «Джекиль и Хайд». Можно было немного разрядиться.

Полдела было сделано. Осталось за малым. Но контакт не отвечал на смс, и тогда Толя решил позвонить. Тишина. Настроение было отвратительное. Хотя по идее ничего не произошло, однако мысль, что что-то пошло не так, не проходила. Ему остро захотелось отвлечься, получить какой-нибудь встряски, и он прибавил громкость радио на всю, начав отбивать ритм песни пальцами по рулю.

Пытаясь успокоить нервы, он отбивал пальцами ритм и покачивал головой, мыча про себя припев песни и мча вперед по пустующей трассе, но, так и не успокоившись, вернул громкость музыки на место.

На душе скребло – росло беспокойство из-за Веры, которая могла все же проболтаться об их ночных похождениях Лиле или Маше, а та уж точно передаст все это Максиму. И о чем он только думал? Ах, да! О своей беззаботной студенческом жизни. Только вот прошла она лет пять назад, а сейчас он был почти тридцатилетним раздолбаем, так и не научившимся отличать, в какую дырку нельзя совать пальцы.

Тут внезапно пришло уведомление. Толя взялся за телефон. Но пришло не долгожданное смс, а письмо с работы.

Толя на ходу смутно понял, что содержали все эти многочисленные восклицательные знаки и метафоры, но пока выходило так, что начальник написал гневное письмо о том, что Толя не молодец, так как тот отчет, который он должен был сдать в четверг, еще не готов, попутно поставив в копию всех финансистов, которые ранее запрашивали этот файл. Видимо, он все-таки понадобился какому-то чертовому трудяге в пятницу вечером, и тот поспешил стрясти его с Сан Саныча, а тот в свою очередь не преминул за это публично взять за говно Толю. «В который раз!!!», как гласили недовольные строки письма. И приписка: «Доделать и сейчас же прислать файл».

Толя не стал что-либо предпринимать и, крепче сжав руки на руле, пошел лихачить по трассе. В субботу днем дороги в Москву были почти пустынны, но даже обратное не помешало бы ему выплеснуть всю злость, вдавливая газ в пол, матерясь и подрезая других менее расторопных водителей.

В голове крутилось одно – как так совпало, что, наврав, Толя вляпался в свое же вранье, как по иронии судьбы? Складывалось впечатление, что он сам на себя накликал беду. Ему вспомнилось, как не раз в детстве ему говорили не завираться, не говорить лишнего и плохого, иначе быть беде. Он никогда в это не верил, потому что не раз доказывал обратное: бывало, навыдумывал всякого, фантазировал плохого или очень даже хорошего в своей голове или говорил кому, а ничего не случалось. Но сейчас Толя невольно удивлялся тому, как обстоятельства складывались непостижимым для него образом и совсем не в его пользу. Ниточки, за которые он то и дело безрезультатно дергал мироздание в попытке сотрясти воздух, внезапно отозвались дрожью всего полотна.

Всякое бывало в его жизни, но чтоб так кармически точно – впервые.

Приехав домой и более внимательно прочитав письмо, Толя не пошел на работу разбираться с отчетом, а пошел в бар. Думать о работе или о неприятностях с Верой не хотелось, поэтому он решил выбросить все из головы и забыться в непринужденном общении и алкоголе. На дворе стояла суббота, выходной. А об отчете он подумает в понедельник в положенное для этого рабочее время.

В центре Москвы находилась парочка его любимых баров, в которые он захаживал по выходным или после работы. В одном из них, «Цвейге», частенько проходили концерты всяких групп разной направленности от довольно известных до новичков. В эту субботу играли «Ночные бомбардиры» и, судя по названию и отсутствию толп поклонников до начала концерта, это была новенькая рок-группа, подражающая «КиШу» и старой доброй «Арии», но еще только вышедшей на тропу поиска славы. В этом деле Толя мог только пожелать им удачи, учитывая сколько развелось групп с почти одним и тем же амплуа и особо ничем не отличающихся по стилистике.

Но все лучше, чем вечера открытого микрофона и «стэндапа», тоже порой проходившие в «Цвейге», пусть хоть и гораздо реже концертов. На них комики и навидавшиеся разного люди приходили вещать свои шутки и истории, но Толя редко когда мог над ними по-настоящему посмеяться. В основном люди шутили про секс, отношения, работу, родителей или детей, и Толе приходилось быть под сильным хмельком, чтобы оценить хотя бы одну из шуток, в то время как другие слушатели смеялись от души. Черный юмор ему нравился больше, но комики редко его использовали, а если уж и шутили как-то на тему расизма или смерти, то делали это слишком деликатно или вовсе скатывались в банальщину, отчего весь смак шутки шел насмарку. В вопросах юмора Толя всегда любил золотую середину, когда шутка цепляла ровно на столько, на сколько остальные ее не поняли.

Пройдя внутрь бара, он уселся за стойку почти в самом углу, чтобы быть не в самой гуще толпы, но и видеть потом выступающих, и подозвал бармена. Была смена Миши и Егора, и если с первым еще как-то можно было обменяться парой шуток и пообсуждать последние новости из жизни столицы, то со вторым Толя был не настолько знаком. К счастью, к нему подоспел Миша, который слегка удивился раннему приходу Толи. Обычно Толя приходил после концерта, о чем не преминул ему напомнить бармен. Но оттого-то Миша и считался хорошим барменом, что так хорошо знал постояльцев.

Несмотря на радушный прием, разговор не клеился, и после обмена приветствиями Толя попросил сделать ему чего-нибудь простенькое для начала, и Миша пошел разбираться с очередью из набежавших заказов.

Знакомых пока не было, учитывая ранний час. Обычно Толя приезжал после десяти, когда концерт уже близился к завершению, так как не жаловал то коверкание песен, которым нынче занимались новоявленные рок-группы. Но сегодня планы с самого начала пошли по одному месту, поэтому за неимением других альтернатив пришлось заявиться в бар, как какой-нибудь непросыхающий забулдыга, жаждущий опохмелиться, или, что было еще хуже, как фанат «Ночных бомбардиров».

Толя ничего не планировал в этот вечер и действовал, как всегда, по наитию. За годы таких походов по барам в нем выработалась привычка буквально уходить в режим энергосбережения, потягивая выпивку и без особого интереса оглядывая посетителей. Мало что уже могло привлечь его внимание. Компании и лица практически не отличались, люди приходили парами, втроем, вчетвером, одни, кто в косухах, кто в забавных шапках, кто накрашенные, как на панель, кто, наоборот, нечесаные и в спортивках, как будто только что с кровати встали. «Цвейг» не утруждал себя правилами дресс-кода и стоял вдалеке от метро, будучи не особо популярным местом у залетных людей, охочих до модных пабов, наподобие «Олдскул» или «Лос Бандидос», поэтому сюда приходили лишь те, кто понаслышке или по случайности уже давно посетил данное заведение. Тут всегда царила панибратская атмосфера и все друг друга знали. Толя частенько замечал в толпе лица, которых видел ранее и с которыми, бывало, выпивал, хотя не был знаком лично, но не спешил исправлять это, в последнее время предпочитая оставаться безучастным.

Приехали музыканты «Ночных бомбардиров» и стали расставлять свои инструменты на небольшой сцене, находящейся в начале зала возле выхода и барной стойки. Внешне они мало походили на рокеров или «бомбардиров» и пришли кто в чем. Только у одного из них была кожаная косуха, а остальные ограничились лишь чуток рванными джинсами и клетчатыми рубашками на выпуск.

Их ударница, красноволосая девушка в ковбойской шляпе и ростом метр с кепкой, показалась Толе миловидной, несмотря на свой бойкий вид. Остальные члены группы его, естественно, не интересовали. Ударница подошла вместе с еще одним участником группы – лысым мужиком под метр девяноста, с серьгой в ухе и черными круглыми очками, как у кота Базилио, – к барной стойке и окликнула Мишу по имени. Складывалось впечатление, что они с барменом были знакомы. Лысый мужик посмеялся над шуткой Миши, поглаживая при этом задок красноволосой девушки, успевшей уже запрыгнуть на барный стул и перебиравшей ножками, будто ей не сиделось на месте. Миша тем временем намешивал им шоты, продолжая искрометно шутить, отчего мужик с очками кота Базилио заливисто смеялся. На пояснице между клетчатой рубашкой, завязанной у ударницы на худом животе, и низкими джинсами проглядывалась полоска красных стринг, которой то и дело щелкал лысый, демонстрируя, что это его собственность. Другие двое участников группы могли в это время лишь сидеть позади и облизываться, ожидая свои порции коктейля за отведенным им столом, пока харизматичный и более расторопный лысый мужик уже пил и наглаживал их единственную участницу группы с сиськами.

Толя усмехнулся. В маленьких коллективах, типа музыкальных групп, всегда так – девушка доставалась самому сильному. Кто-то брал харизмой, кто-то внешними данными, а кто-то просто брал. Что-то подсказывало Толе, что лысый бугай в черных очках завоевал девчушку сразу всеми тремя качествами.

Вскоре пространство возле бара заполнилось людьми, и стало тесновато, а еще чуть погодя группа начала разогрев. Песни были посредственные и звучали как похабные ремиксы группы «Алиса», но Толя уже достаточно выпил, чтобы начать отбивать ритм пальцами по своему бокалу. Как он и предполагал, тот лысый мужик был вокалистом и пел рыкающим, слегка наигранным голосом развязного пирата, что на деле звучало не так плохо. Позади него на ударных отжигала красноволосая девчушка, разметывая свои волосы из стороны в сторону под удары барабанных палочек. Толя представил, как потом эта маленькая девчушка после концерта будет так же безумствовать на вокалисте, который по сравнению с ней был ростом со шкаф, и усмехнулся.

Внезапно в голове неприятной вспышкой восстало его недавнее похождение с Верой ночью в беседке, и Толя тут же скривил губы, будто залпом выпил стакан самогона.

Затем не прошло и двадцати минут, как пришел Серега, постоялец «Цвейга» и его давний товарищ по бутылке. Коренастый и бородатый, этот мужик лет тридцати с небольшим мог перепить кого угодно. Когда-то Серега подначил Толю на спор испытать силушку в этом казалось бы простом состязании, и они пили шот за шотом, почти без закуски, пока Толя все же не отключился. Он смутно помнил, как его так угораздило, но то было по молодости и незнанию, с кем состязаться не стоит. С тех пор Толя в такие игры не играл.

Толя махнул ему. Завидев его, Серега протиснулся сквозь пульсирующую под музыку толпу в угол бара, где сидел Толя.

– Здарова, – они обменялись рукопожатиями, и Серега сказал: – А ты не говорил, что сегодня заглянешь.

– Здарова, Серый! Да я как-то не планировал, – признался Толя с улыбкой, будучи уже под хмельком. – Так, чисто пару стаканчиков выпить.

Рядом не было свободных стульев. Серега снял свой рюкзак, с которым всегда и всюду таскался, и повесил его на спинку Толиного стула. Последний не стал препятствовать его оккупации, хотя сам никогда не брал с собой ничего кроме телефона, ключей и карточек, что в совокупности умещалось в карманах. Толя изредка задавался вопросом, что же его товарищ вечно таскает с собой в рюкзаке, но особо не интересовался. Когда-то он даже пошутил на эту тему, приплетая до кучи темноволосую бородку Сереги, типа сколько «Аль-Каида»5 платит ему за один такой заход, на что тот иронично улыбнулся, ничего не ответив.

– Ты опоздал. Почти на полчаса позже, – заметил Толя. – Ты обычно вместе с концертом начинаешь пить.

– Да дела были. Это, а кто сегодня вообще играет? – спросил тем временем Серега, пристраивая на Толин стул еще и свою куртку. Мест за баром больше не было, поэтому по негласному правилу, на стул скидывались все вещи новоприбывших товарищей. – Я вроде видел афишу, но название забыл.

– Да какие-то «Ночные бомбардиры». Но в целом норм, хорошо играют.

Серега посмотрел на сцену, и по его нахмурившимся бровям было трудно понять, так же ли он оценивал музыкантов. Он повернулся к бару и по обыкновению заказал себе стаут, еле втиснувшись своими массивными плечами между Толей и сидящим рядом с ним другим мужиком, пришедшем с компанией. Та компания весь вечер что-то обсуждала, и пару раз Толе казалось, что мелькали слова «Колумбайн» и «подражатели», на что он тихо ухмылялся, но в разговор не вступал. Настроение было не то. Хотя кто знает, каким оно станет через пару бокалов горячительного. Может, Толя полезет расспрашивать их, а знают ли они сколько стреляющих подражателей в российских школах развелось, не то что в Америке с ее «Колумбайном».

Когда Серега получил свое пиво, они с Толей чисто по привычке чокнулись и продолжили наблюдать концерт. Толя хотел забыть о своих проблемах, так что начал разговор на отстраненные темы:

– Зажигательная штучка, та ударница, – как бы между прочим заметил Толя, кивая на вошедшую в раж красноволосую бестию.

Та, казалось, ни капельки не устала и продолжала под ритм ударных мотать волосами из стороны в сторону.

– Мелкая та? – переспросил Серый и прищурился. – А че это ее так торкает? Она под чем-то, что ли?

– Возможно. А может, просто накидаться успела. Они с лысым вокалистом перед началом концерта за стойкой сидели и с Мишей болтали, – сказал Толя, хотя сам заметил, что ударница была чересчур энергична, но не хотел спихивать все на наркотики. – Мелкие обычно быстро набухиваются, да и энергии в них хоть отбавляй.

– Возможно, – не сильно заинтересовано ответил Серега.

Когда музыканты объявили перекур, Серега с Толей тоже вышли на улицу покурить. До этого в баре он поинтересовался, как у того дела, и тот, по обыкновению, ответил, что неплохо, но было бы лучше, если бы начальник не делал ему мозги. Толя поделился той же жалобой на своего начальника, и они вместе продолжили обсуждать работу, офисных крыс и прочих канцелярских зверюшек, встречающихся на ней и периодически портящих жизнь таким работягам, как они. Толя почти забыл, отчего с утра сорвался с Пашиной дачи в Москву, полностью переключив свою злость на начальника, которому не терпелось перемыть кости.

– Перемывать – еще ладно, главное – не переломать, – не особо шутя, заметил на это Серега, и Толя лишь молча согласился.

Когда они вернулись, рядом с их стулом вместо компании, ранее обсуждавшей «Колумбайн», образовалась парочка новых лиц – две довольно симпатичные девушки. Толя по инерции оценил обеих, проходя к своему стулу.

Видя, что рядом с девушками с другой стороны был еще один свободный стул, он обратился к той, что сидела ближе:

– Милые дамы, добрый вечер! Вы не могли бы сдвинуться еще на один стул, чтобы мой товарищ мог сесть? – попросил Толя, вложив всю свою пьяную харизму, как всегда делал, общаясь с лицами противоположного пола. Не то, чтобы он хотел их закадрить, скорее в нем вновь заговорила привычка.

Девушки преумильно улыбнулись и исполнили его просьбу, отчего молча наблюдавший за всем этим Серега смог сесть за барную стойку рядом с Толей, тоже в свою очередь поблагодарив девушек.

Они продолжили пить. Музыканты вернулись с перекура, и концерт возобновился. Были там и неплохие песни, но Толя уже устал слушать их однотипные мелодии и просто пил. Миша намешал ему что-то ядренно-зеленое на смеси джина и трипл-сека и воткнул сверху целые банановые джунгли с трубочкой. Толя неспеша вынул все барахло из своего стакана и продолжил пить по-старинке, как любил.

Внезапно девушки обернулись и стали знакомиться. Они были уже достаточно навеселе и искали субботних приключений на ночь. В их словах так и сквозил невинный такой, вроде бы ни к чему не обязывающий флирт, которой предполагал, что кого-то хотят подцепить на крючок и завлечь на ночной променад до спальни. Девушки красноречиво стреляли в них глазками, попутно поправляя свои волосы и жеманно делая губки, отчего у Толи машинально заболела голова. Когда-нибудь в другой раз он, не раздумывая, повелся бы на их игру, но не сегодня. Настроение было не то.

Одна из девушек говорила с Толей, встав возле него позади стульев, в то время как другая пыталась разговорить сидящего рядом Серегу, на что Толя не выдержал и сказал:

– Юлия, он женат, – улыбаясь, оборвал он потуги той, которая представилась Юлей и клеилась к его товарищу. – И боюсь, он из тех самых женатиков, которые в барах даже близко к женщинам не подойдут.

Что было лишь отчасти правдой. Серега действительно был женат и, правда, сам никогда не проявлял инициативу при знакомствах с девушками, но был не прочь вовлечься в разговор, когда им интересовалась какая-нибудь симпатичная барышня. Он позволял себе только общение и зрительный контакт (всегда – в глаза собеседнице, и лишь иногда – мимолетом по изгибам тела) и был из того рода мужчин, которые до конца оставались верными избраннице, хотя были не прочь распушить павлиний хвост, начиная хвастать перед девушками спортивным телосложением, хорошей зарплатой, трехкомнатной квартирой, которую он смог купить сам, и прочими атрибутами альфа-самца, чтобы девушки обратили на него внимание. И они обращали, учитывая такое положение вещей, а конкретно величину кошелька Сереги и его внешние данные.

Серега тихо улыбнулся беспардонности Толи, но не стал спорить, а Юлия мгновенно помрачнела. Толя не знал, что на него нашло и зачем он так сразу ее отшил, ведь это было не его дело. Обычно он позволял Сереге самому извещать девушек о том, что у него есть жена и дочка трех лет. Конечно, частенько выходило, что Серега говорил это намного позже, когда уже ни для кого не оставалось секретом, что барышня к нему неровно дышит. Он же после слов о своей жене и ребенке с невинной улыбочкой утверждал, что любит их, и никогда бы не изменил им, так как очень уважал.

Однако такая принципиальная верность Сереги не мешала ему истово верить в то, что стриптиз в командировках не считался за измену. «Это другое! Эстетическое наслаждение, а не телесное», – утверждал он. И на самом деле ни Толя, ни он сам не считали это изменой, хотя признаться о своих командировочных рандеву жене Серега не горел ни малейшим желанием.

Но однажды случилось так, что изрядно подвыпивший Серега сидел с Толей в баре в компании других девушек и парней, и к нему стала клеиться одна симпатичного вида девушка, видимо, чуя хорошего кандидата в муженьки. Так как девушка и сама была не лыком шита и, по оценке Толи, вполне тянула на класс «премиум», то она очень заинтересовала Серегу, и под конец вечера тот в порыве пьяной мысли вещал всем вокруг и никому в действительности, что фигуристые женщины (а девушка была довольно фигуриста) очень хороши в постели и такие сочные, сочные… Толя не знал, относилось ли это к его жене, так как он ее никогда не видел, но, говоря это парнишке справа, Серега смотрел именно на ту девушку, отчего та буквально пожирала его взглядом в ответ. С той девушкой у него в итоге ничего не получилось, так как та оказалась гораздо больших моральных принципов, чем сам Серега, и культурно удалилась, как только тот поведал ей о жене. Но, учитывая его состояние, казалось, еще чуть-чуть, и он удалился бы вместе с ней куда-нибудь в сторону отеля.

И вот сейчас, сидя в «Цвейге» возле Юли и второй девушки, Толя вдруг почувствовал, что больше не может терпеть эту игру. Что толку от принципиальной верности Сереги, если в мыслях он переспал с каждой встреченной им симпатичной мордашкой? Он твердил, что любит свою жену Марину и их дочь, и да, не изменял им, по крайней мере физически, но глаза его говорили обратное, всякий раз цепляя проходящих мимо девушек шальным взглядом. И чем тогда он отличался от Толи, который физически всех трахал и не заморачивался моралью?

Успев обдумать все это, Толе вдруг стало так все равно на свой поступок, что он вмиг перестал об этом размышлять. Что ему, собственно, заняться больше нечем? С какой стати он включил наседку и стал беспокоиться о моральных принципах друга? Товарищ не стал возникать, когда Толя отшил Юлю, так что все было нормально. А если уж девушкам так не терпелось найти парней на ночь, то пусть в другом месте свои удочки закидывают, а тут им ловить нечего.

Вторая девушка, до этого пристававшая к Толе, тоже стушевалась, хлопая глазами и смотря на отшитую подругу. Спустя время девушки замяли разговор и отвернулись, ища новых собеседников.

– Какой-то ты сегодня хмурый, – когда они отошли, резюмировал Серега, продолжив как ни в чем не бывало пить пиво. – Даже необычно.

Толя лишь пожал плечами.

– Да так, настроение говёное. Так что без обид.

– Да у меня как-то тоже.

– А у тебя почему?

Серега пожал плечами, равнодушно дернул бровями, будто обдумывая, сказать не сказать товарищу про причину плохого настроения, и затем все же выдал:

– Да у меня Катька ветрянкой болеет. Из детсада прихватила. Сами мы с Маринкой уже переболели давно, но она ща вторым беременна, – поделился с ним Серега, почесав свою бороду и смутившись от того, что вообще обсуждает это в баре. – Катьку отправили к бабушке, чтоб Марина не подхватила. Вот и сидим, ждем.

Толя не знал, что говорить в таких случаях, так как до этого момента он даже не знал о второй беременности жены товарища, поздравлять или нет, потому как по тону друга казалось, что он больше обеспокоен, чем радостен.

– Понятно. А ветрянка для беременных опасна что ли?

– Говорят, да. Маринка на втором месяце, и там типа опасно для плода на таком раннем сроке. Но мы надеемся, что все обошлось. Прошло уже два дня и вроде нормально. Но, блин, знаешь, не думал я, что такой пустяк может быть опасен. Катьке вон наоборот сказали, что это хорошо, что так рано болеет, типа дети в таком возрасте лучше переносят. А когда про беременную Маринку узнали, так врачи сразу всполошились и сказали Катьку от Маринки изолировать. М-да…

Необычно было обсуждать такое в баре. Толя даже слегка смутился.

– Да уж, тут ничего не поделаешь… Надо быть начеку и ждать, когда выздоровеет, – наконец сказал он, и они на время замолчали, погрузившись каждый в свои мысли.

– А у тебя из-за чего? Что смурной такой? – через какое-то время поинтересовался Серега.

– Да у меня так, херня на постном масле, – сказал Толя, махнув рукой и не став делиться с ним причиной. – Просто настроение такое. Ничего серьезного.

После допитого коктейля Толя не стал дожидаться окончания концерта, а скомкано попрощался с другом и попросил счет. Они пожали руки. Толя попросил передать «привет» его жене Маринке и пожелал скорейшего выздоровления его дочери Кати, затем вышел из душного помещения на улицу, накинув на себя куртку.

Он зашагал обратно к метро, закуривая на ходу сигарету.

Поднялся противный ветер. Вместе с ветром из недр мыслей поднялись события вчерашнего вечера, и Толе стало противно от того, что он вообще запарился этим. На контрасте с реальными проблемами, проблемы Толи выглядели как негодование капризного ребенка – абсолютно ничтожно. За фасадом его беспечной жизни подстерегали куда более серьезные вещи, о которых волновались и которые пытались решить, в то время как Толя попросту не имел этих проблем.

Но настроение от этого не улучшилось, а наоборот, оно словно подливало масло в огонь. От осознания, что Толя, по сути, маялся на пустом месте, росло желание бросить все и уехать куда-нибудь туда, где не было бы всего этого – начальника, дедлайнов, «моделей», «экселей» – и где не нужно было бы беспокоиться о какой-то малолетке, возомнившей себя невесть какой соблазнительницей. Ему требовался покой.

Он остановился на набережной, засмотревшись на размытые огоньки фонарей по ту сторону реки, когда внезапно раздался звонок. Она. Толя ответил:

– Привет, – и сразу перешел к делу: – Мы можем встретиться?

– Привет. Не могу, я сейчас не в Москве. Приеду через неделю.

– Тогда, может, в следующий понедельник?

– Давай. Что-то серьезное?

– Да не особо… Просто давно не виделись.

– Хорошо. С тебя красное каберне.

– Хорошо, Вер.

– До встречи, Толь.

Вера. Его старая добрая подруга еще с университетских времен. Ни расспросов, никаких жалоб или упреков – в этом вся она. Тем не менее Толя почувствовал себя лучше, просто услышав ее спокойный низкий голос, которому, казалось, были чужды какие-либо бури или эмоции.

Новая Вера, старая Вера… Как интересно переплелось, невольно подивился Толя. Эти две нити в его жизни соприкоснулись с ним – одна случайно, другая намерено. Но тем не менее, новая Вера была лишь смутным напоминанием той, которая была настоящей, ничего общего, кроме имени.

Они знакомы со второго курса университета, и даже несмотря на то, что эта Вера – настоящая и первозданная – после выпуска перестала общаться с остальными из их компании, Толя всегда мог положиться на нее.

Ему вспомнилось, как она частенько выручала его и забирала с пьянок на его же машине, когда они жили в соседних районах.

Дело уже было после их выпуска. В один из вечеров он так напился, что еле добрался до машины и сразу рухнул на заднее сидение. И не нашел ничего лучше, чем позвонить Вере в три часа ночи, чтобы та его забрала. Она приехала на такси и без лишних слов села в его машину за руль, хотя еще даже не получила права. Он смутно помнил, что тогда сказал ей, лежа на заднем сидении и еле сдерживая позывы наблевать в салон, но это было что-то в духе:

– Вера, я так устал… Устал блядовать! Устал просиживать штаны. Где я, Вера? Кто я?.. Почему я один? Вечно один…

Она не отвечала. И, когда она кое-как припарковалась возле его дома, Толя по пьяни попытался ее поцеловать, но та лишь отпрянула.

– Иди-ка ты домой, – сказала она тогда.

– А ты?

– И я пойду домой.

– Ко мне?

– К себе, Толя. К себе.

И он, свесив голову, как послушный щенок, поплелся домой. Вера же на такси поехала к себе. Позже он не стал загоняться по поводу этого инцидента, оправдывая свое поведение тем, что перебрал, и молча перевел Вере пять тысяч на карту с припиской «за услугу трезвого водителя». Та тоже не стала обижаться. Но эти слова, брошенные им в отчаянном беспамятстве в салоне машины, с тех пор плотно засели в его голове.

К горькому смешку Толи, история повторялась. Он до сих пор не знал, ни где он, ни кто он.

В среду Толя решил развеяться и пошел на бокс.

Он поехал на тренировку после работы, уставший от придирок начальника, с которым у него после выходных значительно испортились отношения, погруженный в свои далеко не радужные мысли, с выкрученными на полную колонками, из которых долбил рок. По дороге всё, казалось, пыталось окончательно вывести его из себя: медленные прохожие, будто специально, вяло-топчущиеся прямо перед ним во дворе (пару раз Толе хотелось тупо переехать их – настолько они медленно шли), оборзевшие автомобилисты, то и дело сигналящие ему на дороге, и проклятущий ветер, кидавший ему отросшие передние прядки прямо в лицо, когда он шел от парковки в здание фитнес-клуба. Толя с остервенением заправлял их за уши обратно, но они, как на зло, продолжали лезть ему в глаза.