© Евангелина Март, 2025
ISBN 978-5-0068-0779-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Горят под небом крыши домов,
Идут на смерть сыны родов.
Помнят, как вчерашних малых ребят,
Сегодня идущих в бой солдат.
Смотри, милый брат! Виселицы стоят,
Тела земляков горят!
Их души с небес на нас глядят
И будто говорят:
– Семья! Живите!
Память храните!
В полях после войны
Наши тела схороните,
В землю родную,
Прах к праху, верните!
В концлагере дети,
Что словно не жили.
В печах крематориев
Их испепелили.
Маленький мальчик.
Он лет пяти,
Не успел вместе с мамой
От фашистов уйти.
Маленький мамин платочек в руках,
Таких сколько тысяч
С надеждой в глазах?
За Родину все как один постоим,
Землю предков врагам мы не отдадим!
11.09.2025
Напрасные молитвы
Никто не придëт.
Разве что сломанный ангел,
путающий рай с заброшенной станцией.
Я верю.
(Хотя мой бог – это пустой кошелëк,
а все молитвы возвращаются как сошедшие с дистанции).
Эта земля – детский рисунок апокалипсиса:
кривые домики, кривые люди,
и мы – слепые, притворяющиеся зрячими.
Я отвожу глаза – не от святости,
а потому что черная кошка – это тень от страха,
а смог над городом – пепел надежд от курящих.
У тебя от меня изжога?
Это не благословение.
Боль от потерь?
Это новое откровение.
Бойся.
(Не мои чаяния).
У моего порога
тревога
машет грязным платком —
это не молитва,
это жест отчаяния.
Моя поэзия – клякса на страницах священного писания.
(Да, я оставил след!
И его не сотрëшь).
Ты играешь спичками?
Я знаю – ты мечтаешь о свете,
но стог
давно отсырел,
а в развалинах острога только ветер
разбрасывает обещаний немощь.
Диктуешь эпилог?
Поздно.
Бог уже отвернулся —
Его молчание и
звенит в наших ушах.
Надеешься?
Пусть останется
хоть что-то в мечтах!…
25.08.2025
Безумие
В поле багровых цветов,
ты идёшь
И волосы пламенеют на рассвете,
Лужайка как зыбкая ложь
Дрожь по телу проходит
Робкий шепот обещанием веет
Ты красотой меня уничтожь
И я тебе поверю.
Глаза твои —
половина грозы,
Леса, озера
Зелено-карие искры.
как весеннее половодье.
Я встречаю твой взгляд,
И до боли зудит изнутри,
как будто за гранью
старого сна,
где был я когда-то
твоим героем
Памяти мутной страницы.
Легенды о нимфах
и русалочьих песнях
смешались в ветре,
зовут меня в даль.
Я хотел бы быть верным
до конца —
как бы Маяковский
лелеял свой идеал.
Стоять в огне, не отступая,
Превратить одиночество в сталь.
Но ты – чудо утренней зари,
что приходит и тает,
И весь мой мир
в тревожной нежности
дрожит на зыбкой грани.
Я верю тебе,
как древний витязь
верил в милость утра.
Но ты – или призрак,
или птица,
всколыхнувшая воздух,
Скрылась в зарослях света,
уходит сквозь алую дымку
в свой несбыточный миф
Без ответа
Всё, что могу —
брести за призрачной тенью
сквозь багряные рассветы,
несколько шагов по опавшим лепесткам
и звать тебя,
не надеясь на ответы.
Моё сердце —
обет и верность,
распятие солнечных дней,
и одиночество —
как крест,
что я несу в надежде быть когда-нибудь с тобой здесь.
Ты – загадка,
что вечно ускользает,
а я – тот, кто будет ждать,
пока не станут цветы
символом верности
и боли,
пока тревожная нежность
не растворит меня
в легендах алого поля.
10.08.2025
«Бабушка, прости меня…»
*Самому открытому сердцу. Маяковскому В. В.
Посвящение Васеву Михаилу
На столе лежат хлеб и ложка
Их состояние – помятые немножко
Их берут не раз за обедом,
Отламываю хлеб и на пол летит крошка.
Разговор за обедом.
Ох.. Идет счет и всё горит внутри.
Воспоминания. Раз. Два..
А на счёт три – пустая голова
И белые стихи.
Я сижу на кухне. Заварив лёд и чаи..
Вот дура, зачем ты заварила 5 кружек?
Ты шла за другим. Ты одна, вот, смотри!
Звезды яркие светят из окошка, ища ответ внутри.
На столе лежит корка хлеба и помятая ложка,
И автор зажатый жизнью совсем немножко.
Он с детства искал искренности искры.
А в жизни вышел полёт низкий.
Звезда сияет, глаза искрятся.
А ему сны снятся.