Читать онлайн Одинокие

ОДИНОКИЕ

ВОЛШЕБНОЕ ПЛАТЬЕ

Жила-была девочка. Когда ей исполнилось четырнадцать лет отец ушел из семьи к другой женщине, а мама через пару лет тяжело заболела. Перед смертью мать позвала дочь и сказала: «Дорогая, скоро я не смогу приглядывать за тобой. Вот, держи!» – она протянула дочери сверток. Дочь немедленно развернула его и увидела необыкновенной красоты платье. Разные ткани искусно соединялись в нем: тут был и натуральный шелк, и атласные нити на подъюбнике, немного бархата, и потрясающей красоты бисерные узоры.

«Это платье будет расти вместе с тобой и давать сигналы об опасности, как если бы могла быть рядом с тобой в разных жизненных ситуациях. И вот еще что…Послушай внимательно».

Но девочка незамедлительно побежала примерять платье к зеркалу, не дослушав главных слов матери, и даже не сказав спасибо…

Долго пыталась женщина докричаться до дочери ослабшим голосом, чтобы рассказать главное о волшебном подарке. Когда девочка, от которой невозможно было отвести глаз – так хороша она была в своем волшебном наряде, подошла к постели матери, душа той уже покинула изболевшееся тело.

Стала девочка жить-поживать без матери, и с платьем с того дня не расставалась. Вопрос о том, что не успела ей рассказать матушка на смертном одре никогда ее не заботил. А хотела родительница ее предостеречь от возможности лишить платья его магической силы, но не успела сказать, что волшебный наряд нельзя пачкать и тем более рвать, иначе его способность подавать предупреждающие сигналы об опасности вмиг исчезнет.

Жизнь шла своим чередом. Девочка становилась все более прекрасной, а платье, подстраиваясь под модные тенденции сезонов, менялось вместе с ней. Школу девочка закончила с отличием и изо всех сил готовилась к вступительным экзаменам в институт. Она решила, что станет художником-модельером, как ее покойная мать. Целыми днями она тренировалась дома с планшетом и на пленэре с мольбертом, читала разные книги по искусству.

Однажды в парке она повстречала уже довольно известного художника. Он был старше ее на семь лет. Он рассказал девочке о своим связях в мире искусства, в том числе с преподавателями института, куда девочка готовилась поступать. Художнику очень понравилась девочка, да и как могло быть иначе, она пленяла всех своей красотой и платьем. Стал художник приглашать девочку на встречи, кормить клубникой и мороженым, вести с ней разговоры об искусстве.

В канун Нового Года художник пригласил девочку отметить праздник вместе с ним в мастерской одного его друга с другими деятелями. Впервые платье девочки ни с того ни с сего стало колыхаться во все стороны с такой силой, словно начался шторм. Но не было и ветерка. Прежде платье уже давало ей разные сигналы: могло обжечь ледяным холодом или начать дымиться без огня. Ни раз оно предупреждало девочку о том, что не надо поворачивать в некоторые улицы, где девочку могли поджидать злые псы, или, что не надо ходить в магазин в слишком поздний час.

Девочка смотрела в вопрошающие глаза художника, который хотел как можно скорее получить положительный ответ, и не обращала внимания на колыхания платья.

«Да!» – вскоре произнесла она. – «Я хочу, я приду!».

И вот настал день праздника. В мастерской, украшенной всевозможными гирляндами и рукодельными дизайнерскими игрушками, собралась большая компания молодых деятелей искусств. Платье девочки в ту ночь превратилось в изумительный новогодний наряд; оно сверкало и переливалось нежными оттенками цветов радуги. Всю ночь играла модная музыка и головы гостей кружились от вина и танцев. Утром, когда все гости спали, кто где смог найти себе место, девочка и ее друг художник продолжали болтать и смеяться, позабыв обо всем на свете. Внезапно художник сказал, что хочет незамедлительно, прямо сейчас в рассветных лучах зимнего солнца написать девочку в полный рост. Девочка с радостью согласилась и встала во весь рост в своем блестящем наряде. «Сними платье!» – сказал художник. Девочка наотрез отказалась. Тогда художник попытался силой снять с нее наряд…Их с художником противостояние продлилось несколько минут. В конце концов девочка вырвалась, но художник успел порвать ее волшебное платье…

Вся в слезах прибежала девочка домой. Достала все нитки, что были, и принялась зашивать платье. Но сколько бы она ни старалась, ничего у нее не выходило. Как только она делала стежок, он тут же исчезал, словно его никогда не было…

Стала девочка носить поверх платья накидку. Что ей еще оставалось делать?

Через две недели после Нового года девочка случайно встретила того самого художника на выставке. Подошла к нему девочка с полными надежд глазами на то, что он извиниться, и предложит ей свою помощь в подготовке к поступлению. Но художник сделал вид, что он не знает ее и видит впервые…

Совсем скоро узнала девочка, что у него есть невеста – дочь известного в художественных кругах господина, которая хлопочет о том, чтобы устраивать персональные выставки своему возлюбленному. И поняла девочка, что никакого серьезного интереса у него к ней не было, что привлекла его в ней только юность и красота.

Стала девочка жить дальше в своем рваном платье с разбитым сердцем. Не сразу заметила она, что платье больше не дает сигналов об опасности. Как и прежде оно менялось в зависимости от фэшн-тенденций, но главной волшебной силы в нем больше не было.

Летом девочка поступила в институт. Все, кто только мог, обратили внимание на ее талант, красоту, и ее удивительно прекрасное легкое струящееся нежно-бирюзовое платье. Много новых знакомств появилось у девочки, и во многих она хотела найти родственную душу, кого-то, кто смог бы стать ей другом, а быть может и семьей. Так как платье больше не предупреждало девочку об опасности, она часто ошибалась в людях, попадая в не самые приятные истории. И месяц за месяцем становилось ее платье все более неопрятным и рваным. Несмотря на то, что платье с течением времени сильно изменилось, в нем все еще без труда можно было увидеть былое великолепие. Но с девочкой происходили несчастливые истории, одна другой несчастливей…

Однажды, когда девочке было нестерпимо больно, страшно и одиноко, она пришла к отцу. За несколько лет он изменился, но все еще был похож на себя прежнего.

«Кто ты такая?» – спросил он с порога своей квартиры.

«Твоя дочь,» – ответила девочка. – «Мне очень одиноко, поговори со мной».

«Нет, ты не она. Взгляд у тебя совсем не как у моей дочери. Убирайся!» – прикрикнул отец девочки и со злостью захлопнул дверь.

После этого девочка отправилась в мастерскую, где работала ее матушка, и повела себя как вандал, что зафиксировали камеры слежения. Потом отправилась к некогда возлюбленному и его невесте, внеся смуту в их отношения. Информация с камер слежения попала в правоохранительные органы и девочку приговорили к условному сроку и принудительной нарколого-психиатрической реабилитации.

Вскоре в город, где жила девочка, приехала старшая сестра ее матери, которую девочка никогда прежде не видела. Она поселилась неподалеку от дома девочки. Стала тетушка гулять в окрестностях и как-то раз увидела свою племянницу на улице. Та брела в полузабытьи откуда-то, уставшая и бледная, как полотно. Одета она была в брюки и свитер.

Большую часть времени девочка проводила на неинтересной ей работе. За неуспеваемость ее отчислили из института на третьем курсе. И вот теперь она работала и все деньги тратила на сомнительное веселье со странными людьми, которые считали себя очень творческими, но на самом деле такими не были.

«Где твое платье?» – спросила тетя у племянницы.

«Не твое дело, любопытная Варвара…» – грубо ответила та. – «Последний раз видела его на мосту у реки. Наверное, ветер отнес его туда с помойки» – добавила девочка.

Пошла женщина к реке и нашла платье, втоптанным в весеннюю грязь. Долго она рассматривала разрывы на нем, и перед ее глазами проносились все ситуации, которые случились с племянницей.

Вечером легла женщина спать. И приснилась ей покойная сестра, мать девочки. И сказала мать девочки, что платье ее дочери снова обретет силу, если дочь вспомнит о ней, своей матери, и придет вместе с ним к ней на могилу. А еще во сне женщина рассказала сестре о том случае с художником, когда ее дочь проигнорировала сигналы платья.

Проснулась женщина утром, вспомнила в подробностях виденный ею ночью сон, и пошла к племяннице.

«Опять ты…» – со злобой встретила тетю девочка.

«Прошлой ночью я видела во сне твою мать» – кротко сказала женщина.

«Не хочу вспоминать о ней, она меня обманула,» – начала девочка. -«Сказала, что кусок тряпки, который она мне подарила – волшебный, что он будет защищать меня от напастей всю мою жизнь».

«Все верно, так и есть» – сказала женщина.

«Да?!» – возмутилась девочка. – «Тогда почему все в моей жизни криво-косо?».

«Ты хоть раз вступала в противоречие с сигналами платья?» – спросила тетя свою племянницу.

Девочка задумалась. Но под ворохом пережитого уже и не могла припомнить ту историю с художником, после которой волшебная сила покинула платье.

Тогда тетя рассказала ей о том, что не успела рассказать мать перед смертью, – о том, что платье необходимо тщательно оберегать от разрывов. И тогда девочка вспомнила.

«Как же я не догадалась! И вправду, после того случая на Новый Год платье изменилось…Горе мне!» – запричитала девочка, и слезы покатились из ее глаз. И пошла она вместе с тетей на могилу к своей матери. И платье с собой захватила. После уборки на участке сели тетя с племянницей на скамейку. Стала девочка изо всех сил плакать, и падали ее слезинки на обветшалую ткань ее некогда волшебного платья. И вздумалось в этот день прийти на кладбище и отцу девочки. Обняли ее отец и тетя, и стала она рыдать навзрыд. И вместе со слезами покидала девочку вся боль разочарований, ей становилось легче. А платье постепенно стало в точности таким, каким было в самом начале, – в него даже вернулась волшебная сила оберегать девочку и вести по жизни безопасным и добрым путем, но девочка больше никогда его не надевала, так как уже многое испытала и могла сама отличить хорошее от плохого.

Совсем скоро девочка восстановилась в институте и успешно его закончила. Она стала художником-модельеров, и с тех пор шьет платья для девочек и костюмы для мальчиков. Все они по-своему волшебные, но они не подскажут, где их обладателя может настичь тот или иной жизненный урок, но предлагают слушать и развивать свои эмоциональный интеллект, смекалку и интуицию. Кто знает, быть может, и вам посчастливится пережить ситуацию, которая сделает вас мудрее в одном из ее модных произведений.

VIP ПРОГУЛКА

Верочке Филатовой всего шестнадцать. Многие скажут, что это возрастная пора первой любви, эмоций, пора сочинения сентиментальных стихов и прочтения уже написанных любовных романов, срединный этап юношеского максимализма, пора первых поцелуев, ласк, первых мыслей о собственной индивидуальности, одним словом, пора первых шагов во взрослую жизнь. Верочке Филатовой всего шестнадцать, но она уже точно знает, чего хочет, и, совершенно уверена в том, что непременно это найдет. Ведь есть та, кто готова ей в этом помочь, научить тонкостям и хитростям, уловкам и маневрам быть рулевой своей судьбы. Ее наставницу зовут Нина. Их разница в возрасте ощутима и составляет почти десять лет. Но именно Нину Верочка почитает своей лучшей подружкой, только на Ниночку желает походить, копировать ее манеры поведения, умение держаться на людях с достоинством, а часто и с вызывающим высокомерием. Она – царица Клеопатра, и даже ее прическа, ее волосок к волоску, опускающиеся чуть ниже плеч, ее ровно отсеченная под уровнем бровей челка – все в этой жгучей шатенке подчеркивают ее желание причислить себя к касте элитных людей. Ее лицо? Ах, что можно сказать о ее лице. Она женщина, подобная богине, немало поработавшая над собой вместе с личными стилистом и косметологом. И вот результат! Он приносит ей много удовольствий. От комплиментов до возможности получить щедрое вознаграждение за столь изысканное личико. Ее хотят, желают. Достается этот лакомый кусочек не каждому. Тем, кто цену ему правильную назначает и сразу ей об этом открыто намекает. Такого она мимо не пропустит. И мимолетность связей ее не пугает. Это ее стиль – получать двойное удовольствие. Мужчина первого класса + лучший обед в городе, а в придачу может быть и модный телефон, и сумма на новые платья-туфли, поход в «Cavalli» в Третьяковский, поездка в загородный клуб для заведения полезных знакомств на будущее, ночные заведения класса люкс и многое другое. Ниночка сама себе агент безопасности, сама себе шпион, наводящий справки о том, где проходят ярмарки элитных жеребцов и кобылок, приходящих друг на друга посмотреть. Она любит красивых людей, и жить не может без ощущения своего превосходства на фоне общей массы. Питает страсть к ярко освещенным вестибюлям гостиниц, торговым и деловым центрам. Ее лаконичный подбородочек всегда гордо приподнят. Маленький и очень сексуальный носик не дает себе ни минуты отдыха от вынюхивания того, откуда веет приятный бриз ее любимых ароматов от «Dolce&Gabbana». Ее глаза умеют разговаривать. Но знают всего лишь несколько фраз: «Я хотела бы с тобой поговорить/ Я ни за что не стану с тобой разговаривать/ Смотри, но руками не трогай/ Смотри, трогай, я твоя». В принципе, именно глазами она и предпочитает выяснять отношения с большим количеством мужчин.

Ниночка – студентка-пятикурсница московского университета, будущий юрист, специалист по гражданскому праву. Последние два года передвигается по земле исключительно на такси, а также на шпильках макси. Она любит носить плащи. Они делают Ниночку элегантной и солидной. Ей нравится производить деловое впечатление. Еще любит свою стеганую сумочку «Chanel», вернее со всеми атрибутами «Chanel», но только ей известен факт ее поддельности. В принципе, Ниночка имеет не все, далеко не все, что планирует иметь.

Верочка и Нина знакомы очень давно. Нина училась в старших классах школы вместе с Вериным старшим братом. С тех пор они почти одна семья: Нина, Вера и Юра. У Нины тоже есть сестра – Карина, которая уже пять лет в замужестве и живет за городом в особняке с патио, газоном и бассейном. Муж Карины – один из крупнейших продавцов антиквариата в столице. После трагической гибели Ниночкиного отца в терракте на перегоне Павелецкая-Автозаводская, Амир – единственный мужчина, кто спонсирует Ниночкину жизнь просто так. У Ниночки теплая дружба с семьей мужа сестры и это одно из немногого, что ее по-настоящему согревает и поддерживает.

– Тяжело быть красивой женщиной, Нина?

– Очень тяжело, Вера, – сказав, Нина сладко потягивает коктейль и улыбается.

– Почему же? Мне кажется это здорово! Столько внимания, заботы! Красивых и обеспеченных мужчин! Как я тебе завидую, как хочу быть на твоем месте! Иметь твой ритм жизни. Твою возможность не сидеть без дела, иметь множество вариантов как провести время.

Нина полюбила такую жизнь и нашла в ней утешение. Нашла метод убить одиночество, сбежать от неприятных воспоминаний, от чувства боли и несправедливости.

– Могу помочь тебе. Могу брать тебя с собой. Глядишь, и тебе достойный подвернется, – подмигивает Ниночка идеально ретушированным глазом, – Сейчас молоденькие обеспеченные мальчики по двадцать два-двадцать три, очень любят катать на своих дорогих спортивных машинах девочек твоего возраста.

– Правда? А можно?

– Да, договорились. В следующий раз беру тебя с собой. У меня и один мальчик есть на примете. Двадцать три года, Армен. Ездит на «Eclipse». Я ему о тебе расскажу, думаю, он заинтересуется.

Верочка и Нина сидят за дальним столиком в одной из кофеен на Тверской. В зале многолюдно. Атмосфера приятно качает. Слияние голосов накладывается на приятную музыку, которая звучит сверху, на плазменном мониторе канал «Fashion-TV» гоняет туда-сюда девушек, плоских, как сам монитор, дефилирующих по подиуму в фешенебельных нарядах. Верочка возбуждена от согласия Нины брать ее с собой. И теперь вся эта обстановка, этот гламурный ветерок, обдувающий ее, мысли о предстоящей прогулке с Арменом – все это кажется таким фантастическим! Сколько повсюду красивых людей – в этом зале, на улице, на этой сказочной улице Тверская. Красивые одежды, восхитительные ароматы, аксессуары, идеальные фигуры, дорогие машины, стильные квартиры в центре или загородные коттеджи – как это все прекрасно! Ниночка, какая она замечательная! Вера любит на нее смотреть, просто смотреть и любоваться. А ее руки, эти прекрасные дорогие руки, как и все в ней, дорогое и премиальное.

Спустя десять минут девушки покидают кофейню. Ниночка, как обычно, проявив сердечную щедрость, не забыла оставить пару лишних купюр за обслуживание.

– Нина, а где ты берешь деньги? Ты ведь не работаешь?

– Да, не работаю. А деньги имею почти всегда. Я слежу за этим. А вариантов откуда их взять – предостаточно. Мы ведь не бедные? И ими никогда не станем! Женщина и бедность – для меня вещи несовместимые. Женщина должна купаться в роскоши, а давать эту роскошь ей должен мужчина. Все просто.

– Но у тебя ведь нет мужа.

– Нет, ну и что же? Я общаюсь с мужчинами, этого достаточно, чтобы брать у них за это деньги. Чтобы им хотелось общаться со мной, половину денег я вкладываю в себя сразу: одежда, салон красоты, фитнес, бассейн. На оставшиеся – развлекаюсь! Не забывай, я ведь живу с мамой, да и Карина с Амиром нам помогают.

Верочка и Нина проходят через зал и направляются к выходу. Один шаг за порог кофейни – и вот он океан света и лиц. Уже почти стемнело, но повсюду брызги лже солнц: лучатся неоновые вывески, витринные гирлянды, фонари и окна. Многие закончили рабочий день, потому народ повсюду. Люди идут, стоят, дожидаясь кого-то, бегут, обгоняют, сидят за стеклами ресторанов, уткнувшись в айфоны. «Как хочется, чтобы поскорее пролетела эта неделя,» – думает Верочка, с вдохновением глядя по сторонам распахнутыми глазами девочки-подростка. «У меня пятнадцать минут, чтобы выбрать новые духи в „Douglas Rivoli“ и еще десять, чтобы доехать до Пассажа» – в голове у Нины.

Дойдя до пронзительно-красной «М», Нина предлагает Верочке разбежаться, так как у нее есть еще пара дел в центре. Легким прикосновением щек они прощаются.

Верочка погружается в пространство для всех. Пространство для всех кишмя кишит народом: красивым, некрасивым, бедным, средним, изредка людьми из мира комфорта, по случайности здесь оказавшимися. Они напрашиваются на внимание сразу. И Верочка едет и думает о них, комфортно-красивых людях, и сама мечтает, чтобы и они ее заметили, остановили взгляд и подумали: «Малышка, когда-нибудь нашей ноги и в помине здесь не будет. Это недоразумение, что мы сейчас здесь». Верочка едет в свою однокомнатную квартиру в Крылатском. Мама и брат живут в Замоскворечье, а она – одна. Всего четырнадцать, а уже самостоятельная. Просто до ее литературной гимназии оттуда быстрее добираться. И к квартире этой она с детства привыкла. Раньше она жила там с бабушкой, пока в начале этого года та не покинула этот мир. С родителями, которые семь лет назад развелись, ей пришлось жить очень мало. Одиночество и самостоятельность ей привычны.

Спустя долгие пять дней для Верочки и беглые, сквозные для Нины, – они снова сидят напротив друг друга в той же кофейне, почти за тем же столиком. Ниночка, как всегда, хороша. Будь Верочка мужчиной, в ее голове созрело бы много больше определений, чем банальное «хороша». Но оставим это, вместе с Ниночкиным декольтированным платьем. С мужскими рефлексиями у нее все в порядке.

– Ну, что он сказал? – Верочка нетерпелива.

– Он очень заинтересовался. Должен позвонить через час и за нами заехать.

– Как я выгляжу? Только честно.

– Я бы добавила немного румян и побольше подчеркнула глазки. А впрочем, и так ты выглядишь очень хорошо.

Верочка распахивает пудреницу «Lancome», которую арендовала на вечер из маминой косметички, когда ездила с ней повидаться на неделе. На маленьком зеркальном квадрате милая мордочка молоденькой лисички. Лисичий носик, рыженькие пряди, игривые глазки.

Долгие минуты ожидания тянутся в соотношении одна к десяти. Дабы сгладить нервное ожидание, Верочка залпом выпивает две стопки текилы, морщит носик, съедает дольку лайма.

– Нин, если бы ты знала, как я тебя люблю! Я так ждала этого вечера, все дни только об этом и думала!

– Смотри, Анжела! Вер, прости, я отойду на минутку.

Схватив сумочку, остро впиваясь в пол каблуками, Нина спешно движется навстречу девушке, что стоит у двери в дамскую комнату. Эта особа совсем не похожа на Ниночку. Эта Анжела вульгарно накрашена, оттого кажется чумазой и нелепой. Низенькая и плотная, в черных джинсах, которые выделяют все, что надо бы скрыть, темно-бордовом свитере, с оттянутыми рукавами, черной кожаной куртке и кроссовках. Светлые, слегка вьющиеся волосы взбиты на затылке и залиты лаком для волос, от этого ее прическа похожа на стрижку пятилетней девочки. Нина и Анжела удаляются за дверь.

Немного захмелевшая Верочка ловит обрывки фраз. Они густым слоем ложатся на ее сознание, шумя и роясь так, что она забывает думать о Нине и Анжеле, сосредотачивая все мысли на услышанных словах. Кто-то кому-то вовремя не позвонил, а женщина за соседним столиком рассказывает своей собеседнице как в Австралии, на прогулке в питомнике ее муж, желая сфотографироваться с кенгуру, надел на животное свой пиджак. Пиджак то он надел, а вот сфотографироваться не успел, так как непредсказуемое существо неожиданно в три прискока убежало от него вместе с кредитной картой и паспортом. Верочка смеется, в то время как Ниночка присаживается на свой стул, вернувшись.

– А где Анжела?

– Она уехала. Кое-что мне передала и уехала. Я с ней почти не общаюсь, так, дела…

В Ниночке появилась какая-то возбужденность. Она почти не глядит на Верочку и не хочет послушать смешную историю.

– Минуточку, Вер. Сейчас я ему сама позвоню. Не хочется больше ждать, – резко обрывает Нина, не дав Вере ничего сказать.

«Что с ней случилось за то время, что она была в уборной? Откуда эта нервозность, эти дергающиеся пальцы, стучащие по крышке стола нарощенным французским маникюром? А не была ли эта Анжела ведьмой? Ведьмой с именем ангела? Не заколдовала ли она мою Нину? Мне стало не очень комфортно. От нее прямо холодом повеяло, когда она села обратно на свой стул. И эти глаза несколько минут назад были другими. Да, они искали чего-то, рыскали по залу, не могли замереть на месте, но теперь они и вовсе прячутся от меня! Не хотят смотреть! Уворачиваются. Они словно налились ядом».

– Нина, я не хочу ехать, – не выдерживает Верочка пренебрежительного взгляда собеседницы, отведенного в сторону.

– В чем дело? Он будет здесь через пятнадцать минут! – голос дрожит от ярости. – Даже если ты не хочешь, вам в любом случае придется довести меня до «Осени», а потом попросишь, он тебя отвезет домой.

– Нина, но я его не знаю! Я не знала, что ты не будешь с нами, я не хочу оставаться с ним одна!

– Что значит не хочешь? Мы ведь договаривались! Сейчас полночь, езжай домой на такси! – голос Нины изломан возмущением.

– Но мне не хватит не такси!

– Я добавлю!

– Нет, Нина. Я не возьму твоих денег.

– Хорошо, значит, договорились. Он тебя отвезет, все будет хорошо, малыш, расслабься. Заказать тебе еще текилы?

– Нет, спасибо.

Верочке нет места. Ей хочется поскорее домой в постель, в тепло. «Наверное, я волнуюсь перед встречей с Арменом, оттого и психую. Ничего страшного, надо успокоиться. Я ведь этого хочу?!» – успокаивает саму себя она.

Пятнадцать минут проходят в молчании. Нина непрерывно набивает смс-сообщения, получает ответы, супит носик и снова принимается набирать текст.

– О, а вот и он! – Нина поднимается со стула и протягивает руку парню в синей шапке, с вывязанной белой нитью надписью «Rich».

«Как клеймо «богатенький Буратинка»!» – проносится ассоциация в Вериной голове. Армен сверкает черными глазами, солидным носом с бугорком обнюхивает кисть Нины, прикасается губами, пожирая ее взглядом.

– А, это Вера. – переводит Нина глаза.

– Привет. – отстраняясь от руки, сухо произносит Армен, после продолжая впиваться в Нину глазами, ухмыляясь.

– Арменчик, расплатись. Я пока схожу в WC

– Ok, ждем.

Молча Армен раскрывает счет. Сначала долго смотрит на него, после вальяжно, все еще не отрывая глаз от счета, достает кожаный бумажник «Armani» из заднего кармана одноименных джинс, вынимает из него тысячную купюру, вкладывает в счет и захлопывает книжку. Стоит, как комендант на посту, прислонившись к столу поясницей, занеся ногу на ногу, глядит в зал, игнорируя присутствие Веры, которая совсем потерялась от неловкости. Подходит Нина и хлопает по черному кожаному плечу его куртки-пиджака.

– Ну что? Едем?

Армен помогает Нине облачиться в темно-бордовый плащ из лакированной кожи. Верочка тем временем застегивает пуговицы на своей коротенькой черной шубке из искусственного меха. Шубка такая маленькая, почти кукольная, чуть ниже груди. Хорошо, что на улице поздняя осень, а температура плюсовая. Не дождавшись сдачи, трио покидает заведение.

К ночи ноябрьский воздух все-таки накалился свинцовым холодом, словно специально выбрал эту ночь, чтобы остыть. Он насыщен выкристаллизовавшимися молекулами, которые жалят, не смотря на ткани одежды, он норовит холодными руками дотронуться до тела Верочки, такого доступного не по сезону. Воздух сдавливает туловище в невидимых лапах, которые, тем не менее, ощутимы. От этого сто метров, которые Верочка плетется за Ниной и Арменом до припаркованного у тротуара «Eclipse», кажутся невыносимо долгими. Верочка смотрит под ноги, а шаги впереди идущих словно нашептывают: «Что ты здесь делаешь? Зачем ты здесь, на этом холоде в начале зимы? Куда ты идешь? Куда поедешь? Зачем?». Легкий озноб, возникший от контраста температуры тела, подогретого двумя текилами и первого морозца, кажется каким-то болезненно-гнетущим. На последних шагах до машины Армен ускоряется, чтобы открыть дамам двери. Уже стоя у распахнутого автомобиля, спрашивает, не хотят ли они постоять на улице, покурить там, или еще чего, пока салон прогреется.

– Нет, Арменчик, лучше уж в машинке все вместе согреемся, – отвергает Нина предложение.

«Слава Богу! Только бы сесть поскорее в эту чертову машину. Только бы согреться» – думает Верочка.

Салон действительно успел охладиться за те недолгие двадцать минут, которые прошли с момента приезда Армена. Холодная кожа сиденья откликается мурашками на теле Верочки. Ни Армен, ни Нина не интересуются ее самочувствием. Армен заводит машину. Автоматически включается аудиосистема и климат-контроль. Поехали.

«Вот он ты – ночной город. Как давно я мечтала промчаться по твоим улицам в дорогой машине с красивым молодым человеком, слушая стильную музыку и весело разговаривая. Но разве мне сейчас весело? Хорошо ли мне? Все не так, как я себе это представляла. Что? Кажется, я отвлеклась своими мыслями. О чем они там говорят? Он спросил ее насчет Анжелы? И он с ней знаком?! Как странно». – Верочка еще больше напряжена, она отодвигается от мощных колонок, вмонтированных за ее спиной, – «Принесла ли Анжела это?! Нина говорит, что Анжелин speed лучшее из того, что она пробовала!? Как, они употребляют speed? Нина говорит, что уже оценила его, Анжела действительно торгует, чем надо?!»

Верочка ошарашена тем, что ей довелось услышать. Наивные пассажиры передних сидений будто забыли о ней или совсем плохо ее знают, полагая, что глупышка-малолетка не догадается о чем идет речь. Верочкин брат Юра – большой любитель и завсегдатай почти каждой столичной техно-транс-вечеринки, неоднократно употребив это слово в контексте, из которого нетрудно догадаться о его значении, спровоцировал интерес разузнать все об этом снадобье в Интернете. Верочка обескуражена и шокирована. Ей уже просто не терпится избавиться от них обоих. Если бы телепортация была возможна, стоило лишь распахнуть дверь, чтобы прямиком оказаться в квартирке, где она окажется в тепле, в постели в компании своих любимых персидских кошек.

Но нет. Впереди, с боков – охлажденный город. Он громоздок и жесток, особенно сейчас, ночью. Особенно тогда, когда летишь на скорости сто двадцать километров в час и не знаешь, что ждет тебя. Зебра, светофор, дорожные знаки, фонари, витрины, ближний свет встречных автомобилей, очень редкие пешеходы, торопливые и угрюмые, и этажи, много этажей над головой. Часть окон уже отдалась ночи, слившись с ней в темноте. Иногда, из-за темных углов зданий, появляется растущий месяц.

«Он словно смеется, глядя оттуда, сверху, быстро ускользая, прячется. Такой светлый… и кто говорит, что он желтый? Вовсе нет. Он лишь откуда-то изнутри подсвечен желтизной. И ни одной звезды, зато бесконечные улицы, улицы, улицы. Иногда узкие, сдавливающие переулки. В них въезжаешь, и, словно маленькая мышка проворно юркнула в свою норку. Едешь в тоннеле. Как-то не по себе».

Только редкое свечение окон привносит жизнь в засыпающее сознание Верочки. Отогревшись, ей вдруг стало как-то очень тепло и уютно. И даже стало все равно, о чем там болтали ее уже совсем взрослые и чужие друзья. Внезапно очень захотелось сомкнуть глаза. Она чувствует свои полыхающие щеки, тепло разливается по телу, постепенно она и вовсе теряет нить с реальностью, соскальзывая в сон.

Верочке снится широко разлитая синяя вода, такая глубокая и большая, выходящая из берегов. Во сне она будто бы знает, что это озеро, вот только не видит дальнего края. Полукругом в туманной дымке стоит лес. А небо голубое, ясное и чистое. Верочка стоит лицом к воде. Неожиданно кто-то ее окликает: «Вера, заходи в домик!». Верочка оборачивается. Позади нее стоят маленькие белые домики наподобие тех, что строят на побережьях морских курортов. Одноэтажные, отделанные сайдингом. Верочка подходит к одному из них. Проходит в дверь. Внутри маленькая кухня, две кровати, прикроватные тумбочки и телевизор. Просто, но уютно. На одной из кроватей сидит Нина. Она будто бы маленькая девочка и даже не достает ногами до пола. Выглядит она не совсем обычно, и даже взгляд другой, добрый и ласковый.

– Верочка, сядь, посиди со мной, – произносит Нина с несвойственной ей интонацией.

Верочка садится. У Веры странное ощущение, что она будто бы старше Нины, что они словно поменялись ролями.

– Знаешь Вера, мне иногда становится очень грустно. Так, даже не по себе. Я будто ежусь в собственном теле, словно мне в нем холодно. Тело просыпается, встает с места, идет, говорит, с кем-то встречается, чего-то желает, чего-то нет, сидит, стоит, торопится, нежится, лежит, обнимается, трахается, моется, бежит, танцует – в общем, живет. А после ложится, возвращается в исходное состояние. И вот пока оно ходило, прежде чем вернуться в исходное состояние, успев поделать всякое, тело замирает, и что-то другое, что было где-то потеряно в постоянном движении, обнаруживает само себя в теле и начинает думать. «Оно» осмысляет, что делало тело, правильно ли оно делало, зачем и почему. И в этот момент оно, облаченное в тело, начинает замерзать, вспоминая о проделках. Двигаясь вместе с телом, оно этого не замечало. И вот, каждый раз, когда тело приходит в исходное положение мое «оно» начинает замерзать. Моему телу необходимо постоянное движение, чтобы «оно» в нем не мерзло. И чем больше я бегу от мерзлоты, тем больше «оно» коченеет, когда я останавливаюсь.

Нина смотрит на Верочку большими распахнутыми глазами. Они ярко-синие, чистые, готовые к слезам.

– Почему ты называешь свою душу «оно»?

– Ты думаешь «оно» это душа?

– Только душа может мерзнуть в теле. Кроме тела и души у тебя ничего нет. Ты и есть душа+тело.

– Я не знаю, я не думала. Душа и тело всегда были где-то, но принадлежали кому-то, или даже нет, были эти названия, отдельные понятия, которые я никогда не приписывала к составляющим частям меня.

– Но это ты! И одна из частей тебя страдает из-за второй части тебя. Подумай, которая из них ведет себя в ущерб второй.

– Ты хочешь сказать мое тело приносит вред моей душе? Знаешь, а может ты и права. Я подумаю над этим.

Верочка поднимается и идет через порог к воде. Внезапно начинается дождь. Густыми мазками он спадает на гладь озера. Верочка ощущает прикосновения Нины, которая подошла сзади и обвила ее за талию.

Верочка открывает глаза. Зажжен свет, машина не двигается. Она обнаруживает себя в салоне одной. Наигрывает мягкий lounge. Салон пропах сигаретным дымом, смешавшись с ананасовым ароматизатором, висящим под зеркалом заднего вида в форме плода. Верочка замечает, что на передние сидения надеты меховые пушистые чехлы. Она проводит рукой по длинному ворсу светло-бежевого цвета. В этот момент растворяется дверь со стороны водителя. Это Армен. Он замечает Верочкину руку, ласкающую мех.

– Ну, что? Куда поедем? – ныряет в салон. Его лицо на мгновение освещается зажегшимся в салоне светом. И снова горят лишь подсвеченные клавиши на передней панели.

– А где Нина? – секундная заминка, в течение которой Верочка ждет, что названная еще может появиться в салоне.

– Она осталась в клубе. Я ее вписал. На входе встретили знакомых, так что все у нее хорошо. – Армен сильно вжимается в сидение, томно откидывает голову на подголовник. – А ты чего сейчас хотела бы? – глядит на нее в пол оборота.

– Если честно, то, наверное, спать.

– Нет, спать это не годится. А если так, то поехали ко мне. Я здесь совсем близко, – в темном салоне глаза Армена высекают искры, – У меня и поспишь, если не перехочешь.

– Ты не мог бы меня отвезти домой?

– Что значит домой? Зачем? Ты ведь хочешь запомнить эту ночь? Домой тоже не пойдет. Если только ко мне.

– А в клубе с Ниной ты не хочешь остаться?

– Нет, и в клубе не хочу. У нас ведь с тобой свидание. У меня дома есть стеклянная джакузи, прозрачная. Будешь купаться и на себя в зеркальную стену смотреть. А я могу тебя на видео поснимать. Или фото. – говорит Армен, гладя на Верочку в зеркало заднего вида. Его глаза мерцают сладострастием.

– На видео, зачем?

– Ну ты сейчас такая молоденькая. Молоденькая девочка в красивом интерьере. Очень красиво, сохранишь на память.

– Нет. Я не стану перед тобой раздеваться. И фото таких на память не хочу.

– Ну тогда оставишь мне на память о себе!

– Нет.

– Ну что за нет? Ответь лучше – «да!». А потом мы можем заняться сексом. Я бы очень хотел с тобой заняться сексом.

– Я не стану этого делать. – с невеселой интонацией говорит Верочка. – Я думала мы будем просто общаться. Заедем в какое-нибудь круглосуточное кафе или сходим в клуб. Будем разговаривать. Ты расскажешь о себе, я о себе. Я ведь тебя не знаю. И даже если поеду к тебе, то так и не узнаю, что ты за человек. Лишь увижу предметы, в которых ты живешь, хотя и так примерно представляю, что увижу.

– Вера, извини, но мне некогда с тобой общаться. Если общаться с каждой девушкой, то в голове очень скоро наступит бедлам. У каждой свои истории, своя жизнь. Я не люблю забивать себе этим голову. Меня интересуют быстрые контакты с хорошенькими девочками. Некоторых я даже отвожу домой. С некоторыми могу встретиться несколько раз.

– Нет Армен. Я к тебе не поеду.

– Прости, но ты должна это сделать.

– Почему?

– Иначе ты подставишь свою подругу Нину.

– Нину? Каким образом?

– Она мне кое-что задолжала. Мы договорились, что долг будет погашен, если она приведет мне девочку. Эта девочка – ты.

– Что за ерунда? Я ничего не понимаю. Причем здесь долг? Она сказала, что найдет мне парня.

– Аха-ха, я и есть парень. Чтобы ты стала моей девушкой, тебе как минимум надо поехать ко мне. Это твой шанс.

– Ну уж нет! Не надо мне такого шанса. В конце концов, может я и не в таком восторге от тебя! – неожиданно для себя выдает Вера. Она бы сейчас с удовольствием себе поаплодировала за дерзость.

– Приедем ко мне – будешь в восторге.

– Я к тебе не поеду!

Увернувшись от руки Армена, желавшей ухватиться за колено Верочки, она распахивает дверь. Наклонная стена мокрого снега встречает ее с порога. Под ногами скользкая простыня. Из незакрытой двери, бросающей свет на темный тротуар, Армен кричит ей вслед, приказывает вернуться.

«Нет, только вперед, напролом, через пробудившуюся зиму, подальше от этого самца…», – лишь это в Вериной голове.

Спустя секунды, отбрасывая назад уже немного намокшие пряди волос, Вера оглядывается по сторонам. Большое громоздкое здание, этажей в двадцать пять, длинное, мраморно-гранитное, хмурое, тянется параллельно ей. Идя вдоль него по неуютной улице, посреди ночи, Вера, тем не менее, полна уверенности. У нее все горит изнутри, и злость придает ей сил и согревает. Вера узнает в этом здании Государственную Думу. Скоро будет метро, которое навсегда отрежет ее от этого мажора, который даже не соизволил подъехать и предложить по-хорошему отвезти ее домой, вильнув задом своего «Eclipse» за поворотом.

«Развернуться? Пойти назад? Триста, четыреста метров и будет „Осень“. Мимо Большого, в арке, рядом с „Детским миром“. Или не стоит? Все равно вряд ли пустят. Спросят клубную карту за две тысячи баксов, которой нет. Может позвонить Нине, чтобы она за мной вышла?!»

Верочка совершает обреченную попытку дозвониться – абонент недоступен.

«Да и эти люди. Однажды Нина уже пыталась меня туда провести. Само собой, эта идея была обречена. Но я помню эти лица, плывущие, как в тумане. Эти затянутые пеленой взгляды. Этих девушек, считающих себя сногсшибательными, в сильном алкогольно-кокаиновом опьянении, по инерции держащихся на своих высоченных шпильках, в меховых накидках с крокодилово-змеиными сумками. И море матерных ругательств. Вульгарность. Нет, иду к метро», – вереница воспоминаний проносится у Верочки в голове, которая стоит и зябнет в стеклянных, леденящих стенках автобусной остановки, глядя на рекламную перетяжку «Cartier».

Где-то на подсознании прочитывается вложенная в рекламу элегантность, совсем иная, нежели та, которая царит в наспех разодетых помещениях, за окрашенными золотой эмалью дверьми дореволюционных построек.

Сбегают вниз ступени, слегка припорошенные первым снегом. Потухший киоск «Пироги да слойки», бетонные колонны, запертые стеклянные двери. Их откроют только через два двадцать. От этой мысли становится более зябко, чем при ходьбе поверху.

Оглядимся и посмотрим на соседей, которые по разным причинам оказались в ловушке обстоятельств, как и наша маленькая Вера. Под одной из колонн парень с одутловатым красным лицом в неопрятном спортивном костюме. По его телу постоянно проходит судорога, то ли от холода, то ли от нетрезвого состояния. Рядом с витриной косметического ларька стоит девочка в сером шерстяном платке, клетчатом пальтишке и старых поношенных красных сапогах. Она как будто не отсюда, будто из другого, советского времени. У нее бледное землистое лицо с блеклыми чертами, выражающими то ли умственную неполноценность или забитость. Она сгорблена и прячет глаза. Есть еще один более или мене трезвый парень, лет семнадцати, ничем особо не примечательный. Все трое замечают появление Веры, которая обивает пороги закрытых ларьков, разглядывая продукцию, не желая сталкиваться взглядом с ними. Для этого перехода она явно слишком и даже солидно одета. Хорошая акустика наполняет молчаливый переход звуком работающих ламп, стуком ее каблуков и мужским голосом, жалобно причитающим о том, что его кинули друзья. Скорее всего, вещает тот, кто сполз по колонне на корточки. Чуть позже этот же голос начинает выспрашивать у девочки-мышки откуда она и кто такая. Та, немного в нос, гнусаво и отрывисто произносит слова, по-прежнему глядит в пол. Говорит так, словно она ребенок лет четырех, лепечет фразы.

– Я Светка. Детдомовская. Как выпустили, уже год я на трех вокзалах. Сегодня опоздала. Уж третий раз.

– Че, ты типа бомж? – не унимается опухший спортсмен.

– Да, как выпустили, так, да… – жалостливо вздыхает Света.

– А тебе лет то сколько?

– Девятнадцать.

Верочка потрясена. Никогда прежде она не сталкивалась с такими обстоятельствами чьей-то жизни. Не окажись она сегодня здесь так бы и не повстречала в лицо столь страшную судьбу.

– А деньги где берешь?

– Попрошайничаем или воруем.

– Пьешь?

– Не, не пью, не нравится мне.

– Все равно, небось, запьешь, время придет, запьешь.

– Холодно.

– Выпила бы, теплее бы стало.

– Это, да. Только для того.

– Я ж говорю, запьешь! – радуется своему дару убеждения красная рожа, дебильно хихикая, словно отрыгивая звуки.

Из-за поворота в длинный коридор перехода к Историческому музею входит группа парней из восьми человек. Им всем около пятнадцати. Среди них есть и коротыши и рослые. Они явно навеселе и активны, не прибиты унынием. Парни минуют сидящего под колонной, Свету, Веру и геймера Гошу, завсегдатая виртуала, опоздавшего на последний поезд.

Верочка, поставленным на прицел глазом, сразу подстреливает одного из них. Это невысокий щупленький мальчишка (да, «мальчишка», именно так по привычке проносится в голове у Веры, привыкшей называть парнями двадцати-, двадцатитрехлетних), его игривость в глазах восклицает из толпы «Я – самый-самый! Я себе нравлюсь!». На нем расстегнутая кожаная черная куртка с меховым воротником, темные джинсы и черные кроссовки.

«В общем, одет он так себе. Но для разнообразия хорошо, что они пришли, а то все остальные больно невеселые», – думается продрогшей Верочке, обнимающей саму себя насколько это возможно.

Запримеченный парень угощает всех сигаретами. Пускают дымки. Шумно говорят. Верочка не совсем понимает, о чем, но все равно время от времени слегка, в пол глаза, смотрит в их сторону. Неожиданно, тот самый, щедрый и весь из себя, оттолкнувшись от своих друзей, гогочущих на все лады, стремительно направляется к ней.

– Привет! А ты что здесь такая грустная стоишь одна? Такая красивая, пойдем лучше к нам?

– Если честно я замерзла и хочу в WC, это бы мне больше помогло.

– Нет проблем, идем в «Охотный ряд»?!

– Как, так ведь он закрыт?

– Нет, туда можно зайти через зал с игровыми автоматами. Я там был только что, так что идем!

– Ты уверен?

– Да, сделаем вид, что сейчас спустимся, а потом поиграем. А может правда, поиграем?

– Ты любишь играть? – уже на ходу интересуется Вера.

– Да, часто вечерами здесь пропадаю. Иногда выигрываю, иногда проигрываю.

Идут через ярко освещенную комнату, мимо разукрашенных на разные мотивы автоматов: птица Феникс, Джокер, карты всех мастей, россыпь игровых костей.

– Вчера выиграл семнадцать тысяч. Сегодня большую часть выигрыша проиграл. Тысяч десять.

– Ничего себе! Я, наверное, если бы выиграла, тем более столько, уж точно не стала так скоро играть.

– Я привык. У меня и пятьдесят четыре тысячи было.

– Серьезно?

– Почти, пятьдесят три пятьсот!

«Как здесь странно. Никогда не бывала здесь ночью. Шумный подземный город замер. Темно, ни суеты, ни толкотни».

Вера и уже представившийся ей Егор спускаются пешком по остановленному эскалатору торгового центра. Вокруг темные витрины магазинов, с наряженными манекенами, которые похожи на неподвижные объемные тени людей.

– Иди. Я подожду.

«Он очень мил. Но так странно, будучи моим ровесником вести такой образ жизни. Хотя, с другой стороны, это так доступно, что практически очевидно».

– Слушай, – с нетерпением обращается Верочка через раскрытую дверь, ополаскивая руки, наблюдая Егора в зеркале, – А тебе не кажется, что у тебя может развиться зависимость от автоматов?

– Да, кажется, она уже развилась. Но, я решил, что остановлюсь тогда, когда пойму, что больше нечего проигрывать.

– Ой, ты сам понимаешь, какие страшные вещи говоришь?

– Да, но я из таких.

Верочка замечает, как Егор смотрит на ее отражение. Удивительно, она думала так смотрят только двадцатитрехлетние.

– Идем?

– А твои друзья, они кто?

– Не поверишь, но они из Перми. Приехали по Москве погулять. Ну, как мы в Питер. Я с ними позавчера познакомился. Ты не заметила, они все под таблами?!

– Что?

– Экстази.

– Серьезно?

– Ага.

На обратном пути Верочка погружена в размышления о том, что просто ужасно, что ее ровесники начинают баловаться такими вещами так рано.

– Да, старшие это «хороший» пример для подражания, – заключает она.

– Не понял?

– Ты откуда об этом узнал?

– Если честно, то мой старший брат этим немного занимался. Но он по части амфетамина. На химфаке МГУ учится. Это было раньше, сейчас уже нет. Их прикрыли.

– Это к лучшему.

– Может быть.

Наверху по-прежнему те же лица.

– Познакомьтесь, это Вера.

Оголтевающие в позитиве малолетки живо реагируют на Верочку. Обступают ее кольцом и тянут к ней свои нечистые холодные руки. Один, со съехавшей набекрень шапкой и перекошенным нездоровой улыбкой лицом, обнимает Верино плечо.

– Не вырывайся!

– Пусти!

– Зачем? Ты такая красивая!

Другой худенький парнишка, немного косноязычный, говорит ей, чтоб она ничего не боялась. Максимум, что они могут с ней сделать – это съесть.

– Да, выковыряем глаза, отпилим уши. Ам, люблю хрящи.

– Оставьте ее, – разнимает кольцо Егор. – Идем со мной!

– Куда?

– Хочешь с ними остаться?

– Тогда идем. – тянет Верочку за собой. Заводит ее в пространство перед торговым центром. Тепло. Вынимает из кармана куртки смятый лист бумаги и протирает одну из ступеней. Расстилает вынутый из другого кармана листок. – Ты, наверное, устала? Присядь. Но ненадолго. Простудишься.

Возможность присесть подгибает колени. Верочка садится.

– Знаешь, ты правда очень красивая. Я бы даже на тебе женился!

– Ты что? Тоже таблеток наелся?

– К сожалению, да… Мне это уже надоело. Делаю от безделья или по привычке.

– А ты считаешь, что нормально обеспечен?

– Нет. Живу на Петровско-Разумовской. Мать торгует на рынке, отец водитель маршрутки. Хочу сорвать куш. Хочу их и себя на всю жизнь обеспечить

– А не лучше ли выучиться? И самому заработать деньги?

– Я учусь. Но с начальным капиталом смогу добиться большего.

– А я вот уже сомневаюсь, что деньги – это хорошо. После сегодняшней ночи.

– Почему?

– Долгая история.

Через двадцать минут Егор провожает Верочку в метро. Доезжают до Библиотеки, переходят на Александровский сад. Удивительно, но сейчас за долгое время Верочке приятно здесь находиться. Среди разных людей. У вагона она прощается с Егором. Домой. Скорее домой.

Маленькая прихожая с сервантом полным книг, которые сохранила бабушка для своих внуков. Тома классиков, полная подписка «ЖЗЛ» и много чего еще. Уютные желтые обои, бумажные, которые так никто и не поменял, хранящие тепло прежних лет. Верочка проходит в кухню.

– Юр, ты меня напугал. Что ты здесь делаешь?

Верин брат сидит на кушетке перед кухонным столом. Все его черты, как правило улыбчивого лица, опущены вниз. За окном еще темно. Зажжен маленький ночник, оставшийся с тех пор, когда Верочка спала на кухне при жизни бабушки.

– Юрка, что случилось? – Верочка зажигает верхний свет и садится рядом, обнимает брата.

– Люда. Я узнал, что у нее есть любовник. Зура. Нинин друг на «Subaru». Ты его видела.

– Ужасно. Как она могла, в смысле Нина!? А Люда, тоже. Странно.

– Не знаю, наверное, я тоже виноват, что ей захотелось общения еще с кем-то. Из-за моих постоянных вечеринок и всякой всячины у нас с ней были проблемы. Но я знаю, что у них ничего не было. Я в этом уверен. Они только два раза встречались.

– Юр, все наладится. Начни с себя. Вы столько вместе пережили.

– Сейчас я наконец-то понял, что пора прекращать все эти бессмысленные развлечения. От них только вред. А как с Ниной погуляла?