Читать онлайн Шесть масок смерти
- Автор: Сюсукэ Митио
- Жанр: Триллеры, Современные детективы
N by Shusuke Michio
Copyright © 2021 by Shusuke Michio
All rights reserved.
First published in Japan in 2021 by SHUEISHA Inc., Tokyo
Russian Edition published by arrangement with Shueisha Inc.,
Tokyo in care of Japan UNI Agency, Inc., Tokyo
Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации:
© Julia Me, ArtistryPixels, Natasha_Mor, Olga_Angelloz, v_kulieva, hbxmaruf / Shutterstock.com / FOTODOM
Используется по лицензии от Shutterstock.com / FOTODOM
© afotostock / Shutterstock.com (http://shutterstock.com/)
<http://shutterstock.com/> / FOTODOM
Используется по лицензии от Shutterstock.com
(http://shutterstock.com/) <http://shutterstock.com/> / FOTODOM
© Тарасова Е., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательство Эксмо», 2025
Quid rides?
Mutato nomine de te fabula narratur[1].
Гораций
Эта книга состоит из шести глав, но вы можете читать их в любом порядке.
С какой вы начнете?
А какую прочитаете следующей?
А какую – последней?
Сейчас вы перелистнете эту страницу и увидите начало каждой из глав. Выберите ту главу, которую захотите прочитать, и отправьтесь к ней.
Закончив чтение, снова вернитесь к началу и выберите следующую главу. Выбор можно делать осознанно, а можно и случайным образом.
Мне хотелось написать роман, чьи оттенки менялись бы в зависимости от читателя.
Я буду счастлив, если у каждого из вас сложится собственное повествование.
Кроме того, книга напечатана таким образом, чтобы физически главы не были бы связаны друг с другом, – текст через каждую главу расположен вверх ногами.
Автор
Раз в месяц я проверяю свои расходы. Вот и сегодня вышла, несмотря на дождь. Зашла в зал с банкоматами, где не было ни души, и достала чековую книжку из сумки. Наверное, среди тех, кому, как и мне, минуло тридцать, бумажными чековыми книжками пользуются совсем немногие. Тех, кто заходит в интернет-приложения, должно быть, гораздо больше.
На потертой обложке чековой книжки напечатаны мои фамилия и имя, полностью: Ёсиока Рика.
«А что такое имя и фамилия?» – думала я, рассматривая четыре иероглифа, которыми написано мое имя, шрифтом с засечками. Некоторые, так же как и я, меняют фамилию, выйдя замуж, а имя обычно остается тем же самым в течение всей жизни. Человек сам еще ничего не осознает, а кто-то уже дает ему имя.
Имя – это чьи-то мысли, чьи-то надежды, а не сущность его носителя. В самом имени нет ничего особенно важного. В жизни во многих случаях огромное влияние оказывают те вещи, у которых и имени-то нет.
У ядовитой жидкости, которую я выпила тринадцать лет тому назад, тоже не было никакого названия.
И тем не менее она до сих пор течет в моем теле.
Говорят, есть такая манга, герои которой – близнецы, талантливые игроки в бейсбол, чье имя отличается на один иероглиф.
Если в бейсбол играют братья, большинство взрослых вспоминают название этой манги. Но мы с братом не близнецы, совершенно очевидно, что наши бейсбольные таланты разнятся, имена – Хидэо и Синъя, отличаются не одним иероглифом, – в манге младший брат умирает, а я на сегодняшний момент жив.
Жив-то я жив, но…
«Сдохни».
В то утро я внезапно услышал это слово.
Сказано оно было мрачным, безэмоциональным тоном.
Следующие пять дней я передумал о многом. Почему она это говорила? О чем думала? Что собиралась сделать? И самое важное: почему мне пришлось столкнуться с такими жестокими словами, когда я всего-навсего тренировался играть в бейсбол?
Как было написано в статье, на кенотафе для цветов лежало огромное число букетов.
Десятилетняя девочка погибла на проезжей части. Она упала лицом вниз, а когда прохожие поспешно подбежали к ней, она уже не дышала.
В статье была опубликована прижизненная фотография девочки. На ее лоб падали лучи солнца, проглядывавшие сквозь деревья; она стояла и смотрела на нас с улыбкой, совсем не догадываясь, что с ней случится в будущем.
Я знаю, кто ее убил.
Но, наверное, я умру, так никому и не рассказав об этом.
Когда я училась в четвертом классе началки, по дороге из школы домой на склоне я увидела самца бабочки каллима[2] с голубовато-белой полосой. Он пролетел прямо передо мной. И я тотчас побежала за ним.
Но продолжалось это всего несколько секунд. Я внезапно зацепилась ногой за клумбу с кустами, стоящую у дороги, споткнулась и покатилась вниз по травяному склону. Там валялась разбитая бутыль из-под саке. Ее осколок впился мне в правое бедро, юбка окрасилась в красный цвет. Мне было так страшно, что я даже заплакать не могла. Проходивший мимо мальчишка, с виду моих лет, постучал в дверь дома, расположенного поблизости. Меня отвезли в больницу на скорой помощи и зашили мою рану, наложив четырнадцать швов.
На следующий день я не пошла в школу. Но незадолго до вечера выбралась из дома, пока мама не видела. Думала, может, бабочка снова покажется на холме. Я доковыляла туда, опираясь на костыль, бабочку не нашла, но снова увидела на холме мальчишку. Он аккуратно, один за другим, подбирал осколки от бутылки и складывал их в грязный целлофановый пакет. Я хотела ему помочь и поблагодарить его, но стеснялась заговорить с ним и только молча на него смотрела.
– Лучше б не было его, этого алкоголя, – пробормотал мальчишка себе под нос, спускаясь с холма, даже не посмотрев на меня.
Самолет постепенно начал снижаться.
На экране перед моими глазами высветилось наше местоположение в реальном времени. Значок самолета в центре экрана оставался неподвижным, направленный вверх, а сама карта медленно ползла вниз. Я перевел время на восемь часов вперед по японскому времени. Вечер превратился в день, ничем не примечательная последняя декада сентября стала последним днем Серебряной недели.
Я не был на родине десять лет, с тех пор как покинул Японию в восемнадцать лет.
На коленях у меня лежал рисунок: подарок Орианны. На бумаге для рисования карандашом был написан портрет Холли, ее безмятежно спящее лицо.
– Не забывай о маме, – сказала десятилетняя Орианна, передавая мне рисунок.
Как я мог забыть? И Холли, и Орианну. И то событие, свидетелем которого я стал на дублинском побережье. Как всего за два месяца я впервые в жизни поверил в существование Бога.
В нашем городе произошло убийство, как говорили, впервые за пятьдесят лет.
Ночью того дня, когда случилось убийство, одна собака внезапно пропала с места, где было совершено преступление. Я ищу ее изо всех сил. В лесу. В городе. Мне обязательно нужно ее найти.
Не как следователю, а как человеку.
Во время поисков я думаю о многом. О причинах, по которым он зарезал соседскую семью. Что было у него на душе в тот момент. О белой повязке, намотанной на его левую руку. О ноже, который он держал за две недели до преступления.
Единственно, о чем я не думаю, так это о себе.
Ядовитая жидкость без имени и цветок
Раз в месяц я проверяю свои расходы. Вот и сегодня вышла, несмотря на дождь. Зашла в зал с банкоматами, где не было ни души, и достала чековую книжку из сумки. Наверное, среди тех, кому, как и мне, минуло тридцать, бумажными чековыми книжками пользуются совсем немногие. Тех, кто заходит в интернет-приложения, должно быть, гораздо больше.
На потертой обложке чековой книжки напечатаны мои фамилия и имя, полностью: Ёсиока Рика.
«А что такое имя и фамилия?» – думала я, рассматривая четыре иероглифа, которыми написано мое имя, шрифтом с засечками. Некоторые, так же как и я, меняют фамилию, выйдя замуж, а имя обычно остается тем же самым в течение всей жизни. Человек сам еще ничего не осознает, а кто-то уже дает ему имя.
Имя – это чьи-то мысли, чьи-то надежды, а не сущность его носителя. В самом имени нет ничего особенно важного. В жизни во многих случаях огромное влияние оказывают те вещи, у которых и имени-то нет.
У ядовитой жидкости, которую я выпила тринадцать лет тому назад, тоже не было никакого названия.
И тем не менее она до сих пор течет в моем теле.
Июльское жаркое солнце бесцеремонно светило своими лучами.
Одиннадцатый час воскресенья, мы втроем плывем на весельной лодке, направляясь к маленькому островку, расположенному в заливе.
Тряся накопленными в последнее время телесами, Сэйити неловко управлял лодкой. Не прошло и месяца, как мы подали заявление на регистрацию брака в разгар летнего сезона дождей. Но если б мы не начали жить вместе, то и свадьбу не сыграли бы. В противоположной от меня стороне в хвосте лодки, откинувшись назад и не отрывая взгляда от бинокля, сидел Масами Эдзоэ. Одноклассник Сэйити по старшей школе, а сейчас партнер по работе. Телосложением он был полной противоположностью Сэйити: худющий, как будто ему не хватало калорий.
Мне этот парень по фамилии Эдзоэ не нравился. По крайней мере тогда. Говорил и держался он высокомерно. Одет был в выцветшую футболку и грязные джинсы. Волосы постоянно растрепанные, сквозь длинную челку проглядывали белки как будто закатившихся глаз. Мне казалось: за мной подглядывает какое-то невиданное существо. Обсуждать чужой внешний вид нехорошо, но у меня по крайней мере есть право не любить его, раз он совладелец бизнеса моего мужа.
– Повезло тебе за Ёсиоку замуж выйти, – не отнимая глаз от бинокля, сказал Эдзоэ и усмехнулся своей мерзкой улыбочкой. – А то прошлая твоя фамилия уж слишком приколистая была.
До замужества у меня была фамилия Манабэ, Манабэ Рика, буквально значит «учи естественные науки». Непонятно, хорошо она звучала или плохо для препода-естественника. Разумеется, не один Эдзоэ это заметил, и мои старшие коллеги-преподаватели, и ученики бесконечное число раз обсуждали мои имя и фамилию, которые иногда становились предметом насмешек.
– На работе я фамилию не меняла. Во-первых, это муторно, да и потом, я думаю, эта игра слов скорее полезна, чем вредна для учеников.
Честно говоря, я и учителем стала благодаря своему имени.
В третьем классе началки мой классный Фудзисава говорил: «Тебе надо обязательно стать преподавателем естественных наук». Скорее всего, он шутил, но я ему верила и активно занималась на уроках, благодаря чему естественные науки превратились в предмет, который я знала лучше всех. Фудзисава горделиво хвалил мои успехи перед учениками. На переменах в аудитории я стала отвечать на вопросы одноклассников. Я тогда не знала, что значит опьянение, но наверняка испытывала нечто подобное. У меня появилась мечта: придет время, я стану работать и добьюсь доверия своих учеников. Я смотрела телевизионные сериалы про школу, представляя, как буду таким же учителем, как герои сериалов, – откровенной со своими учениками.
Тогда я и не знала: чтобы добиться откровенности учеников, нужен соответствующий характер.
На второй год моей преподавательской карьеры я была для своих учеников человеком, который просто преподает естественные науки. Может быть, из-за своих переживаний по этому поводу я каждый день кожей ощущала это отсутствие доверия. Я сгорала от нетерпения, ожидая, когда же прекрасная сцена, которую я неоднократно видела в трейлерах фильмов, появится на экране.
– Кажется, совсем немного осталось. – Сэйити поправил очки своей кругленькой ручкой и оглянулся на остров. Его белая футболка промокла от пота и так прилипла к телу, что казалось, будто он голый.
– Поменяемся? Давай я погребу.
– Нет, это мое первое рабочее задание.
Наша цель – маленький необитаемый остров размером со школьный стадион. На большинстве карт Японии он не обозначен, но на местной карте города его можно найти. У него даже нет никакого официального названия. В зависимости от поколения его называли по-разному. Люди постарше – Рыбий глаз. Мы – Глазунья. А ученики – просто Остров. Если посмотреть на карте, то от западной части города залив по форме напоминает рыболовный крючок, повернутый горизонтально; в нем одиноко располагается остров, действительно похожий на рыбий глаз, который смотрит вправо. Хотя на острове никто не живет, он не похож на необитаемые острова из манги – с одной-единственной кокосовой пальмой на берегу. Остров утопает в зелени: здесь растут и трава, и деревья.
– Еще немного, еще чуть-чуть…
Сэйити вновь взмахнул веслом. Не отнимая глаз от бинокля, Эдзоэ по-прежнему сидел, откинувшись назад.
В началке я строила планы, как добраться до Глазуньи. Несколько мальчишек тогда отправились в приключение: они доплыли с родителями до острова на весельных лодках, взятых в аренду с лодочного причала. Девчонкам же была уготована роль слушать их истории и восторгаться, с чем я была категорически не согласна. Поэтому пятиклассницей решила побывать на острове в летние каникулы. Попросить родителей, чтобы они арендовали мне лодку. Но я не поплыву к острову вместе с ними, как делали мальчишки из моего класса. Папа с мамой проводят меня на берегу, а я сама отправлюсь на остров. Найду много разных растений, которые никому не известны, и расскажу об этом всем в классе. Вот такие у меня были далеко идущие планы. Но прямо перед летними каникулами папа получил назначение в другой город. Мы должны были переехать всей семьей в Токио. И я не могла сказать родителям, занятым подготовкой к переезду, что хочу сплавать на остров. Мне ничего не оставалось, как уехать, распрощавшись со своими идеями. Перед тем как сесть в машину, оставив позади свой опустевший дом, я от злости громко хлопнула дверью, а отец рассердился на меня.
В итоге я так и прожила с родителями в Токио вплоть до окончания университета, а учителем в местной школе – неожиданный поворот с точки зрения карьеры – стала год и три месяца назад.
Я даже представить себе не могла, что моя первая поездка на остров произойдет именно таким образом, но в груди у меня всё трепетало. Не было бы Эдзоэ, трепетало бы, наверное, еще больше. Но тут уж ничего не поделаешь: я сопровождала их по рабочим делам.
– Кстати, а ты на фига с нами потащилась? – Эдзоэ опустил бинокль и взглянул на меня.
– Я руковожу биологическим кружком, так что в следующий раз возьму с собой ребят, пособираем растения на острове.
В общем-то я не соврала.
– Говорят, предыдущий учитель делал так много раз.
– То есть хочешь типа проверить-посмотреть?
– Да.
– На острове сортира-то нет.
Я молча кивнула, а Сэйити – лицо его было мокрым от пота – улыбнулся мне.
– Мне хочется, чтобы ты стала свидетелем успеха нашей первой работы. Как раз хорошо. Ты ведь наверняка беспокоишься, что твой супруг вдруг стал заниматься таким странным делом…
Мы познакомились с Сэйити, когда я училась в университете в Токио. Мы виделись на заседаниях университетского кружка сбора растений – коротко КСР – и разговорились, узнав, что родом из одного города. Стараясь понять настроение друг друга, мы сокращали расстояние между нами, но так как и у меня, и у него это были первые отношения, до близости потребовался один год.
На третьем курсе я рассказала ему о своих планах устроиться на работу в нашем городе. Сэйити был против, хотя и не высказал этого прямо. Он хотел работать в столичной компании и уже начал ходить на интервью. Но я так и не смогла полюбить мегаполис, хотя и прожила в нем десять лет. Я слышала, что в нашем регионе относительно просто трудоустроиться, и у меня уже сложился четкий образ: как, закончив университет, я начинаю работать в школе на своей малой родине.
– Значит, или отношения на расстоянии, или… – решительно сказала я и не успела еще договорить, как Сэйити четко и определенно кивнул:
– Я понял.
Я подумала: на этом мы и расстанемся. Но я ошибалась. После этого Сэйити отказался от прежних поисков работы и сосредоточился на трудоустройстве в нашем городе. Вскоре он нашел работу в компании – производителе удобрений, где работало человек двадцать. После окончания университета вернулся к себе домой и оттуда стал ездить на работу.
Сэйити наверняка испытывал те же самые чувства, что и я в детстве, когда из-за переезда родителей не смогла поехать на остров Глазунью. Но он по собственной воле подстроил свою жизнь под меня. Я чувствовала угрызения совести, но в душе была ему очень благодарна. Где-то полгода назад он настойчиво попросил моей руки, и я безо всяких раздумий согласилась (с ним хоть на край света). Разумеется, в тот момент мы даже не догадывались, что в следующем месяце компания, где работал Сэйити, обанкротится, а он станет разыскивать пропавших домашних животных. Мне и в голову не могло прийти, что он начнет работать «звериным сыщиком». Да к тому же с этим Эдзоэ. Сделав своим партнером бестактного, донельзя высокомерного грубияна.
– Эй, Ёсиока, где, они сказали, была собака?
– Не знаю. Но они сказали, что точно ее видели.
– Чё это такое?! А спросить влом было?
Он всегда так общался. Несмотря на то, что был моложе Сэйити на целый год. Как так получилось, что, будучи одноклассниками по старшей школе, они различались по возрасту? Дело в том, что Сэйити пропустил год учебы, когда был во втором классе.
Сейчас всё прошло, а тогда он болел: у него был синдром потери спинномозговой жидкости. Болезнь не столь опасная для жизни, но он ежедневно страдал от головной боли, головокружения и шума в ушах. Он часто не мог ходить в школу, и во втором классе старшей школы у него не хватило дней посещения. Потом благодаря лечению все симптомы у него полностью прошли, и он заново пошел во второй класс. Но никак не мог сблизиться с одноклассниками, которые были младше его на целый год, и никто не подходил к нему. Ему было скучно и одиноко, и тут к нему как ни в чем не бывало подвалил Эдзоэ.
– Такого наглого парня не было даже среди моих одногодков.
После окончания школы они встретились вновь совсем недавно: всего три месяца назад. Случайно столкнулись в супермаркете, в отделе скидок. Сэйити чувствовал себя потерянным после банкротства компании, где он работал. А Эдзоэ шестой год нигде не работал вообще, перебиваясь подработками. Они поболтали некоторое время, купили еды по дешевке и приготовили дома у Эдзоэ окономияки[3], которые потом и съели. Съев вторую, они заговорили о том, как было бы здорово открыть агентство по поиску домашних животных.
– Он говорил мне еще в старшей школе, что обладает чем-то вроде сверхъестественных способностей. Что умеет считывать поведение животных.
– Он сказал, что среди японских домашних животных только собак и кошек в шесть раз больше, чем учеников средней школы по всей стране. А если их так много, то они пропадают, убежав из дома или потерявшись во время прогулки. При этом существует много агентств, которые занимаются поиском домашних животных, но он разузнал, что у всех у них раскрываемость где-то в районе шестидесяти процентов. А он говорит, что будет находить животных с более высокой вероятностью.
– Говорит…
Поверить в это и начать бизнес. Честно говоря, в глубине души я была удивлена не на шутку.
– Для такого бизнеса не нужен большой стартовый капитал, тем более что жизнь одна и я хочу попробовать.
Я посомневалась, а потом кивнула. А что мне оставалось делать? Ведь Сэйити вернулся сюда из-за меня. Моя ответственность.
– Если ничего не получится, я тебя прокормлю. – В этот раз пришла моя очередь соглашаться с его решением.
Я только второй год преподавала, но, несмотря на это, у меня был стабильный заработок. Даже если у Сэйити не заладится бизнес, я ему не дам умереть с голода. К тому же если он выбрал себе партнера, то наверняка Эдзоэ – человек, которому можно доверять. Я тогда его еще не видела и представляла себе мужчину, одетого в костюм с иголочки, умного и рассудительного. Когда через несколько дней я с ним встретилась и увидела, что он выглядит как полная противоположность моим ожиданиям, в тот же миг и без того терзавшие меня опасения готовы были разорвать мою грудь на части. Но было уже поздно.
Не мешкая, они сняли офис в старом здании в городе и открыли бизнес: «Сыскное агентство домашних животных. Эдзоэ и Ёсиока». Совсем незадолго до того, как мы подали заявление о заключении брака. Мне еле-еле удалось избежать замужества с безработным, но одно дело – открыть агентство, другое – получить заказ. Впервые это случилось сейчас.
Родителям я пока ничего не говорила. Собиралась рассказать им, когда Сэйити найдет новую работу после разорившейся компании по производству удобрений. Отец был офисным работником в крупной электрокомпании, мать пять раз в неделю выходила на подработку. Для них стабильность была условием счастливой жизни, и я полагала, если расскажу им о том, что Сэйити потерял работу, они будут против моего брака. А тут еще эта идея с сыскным агентством. Так что родители до сих пор считали, что Сэйити продолжает работать в компании по производству удобрений. Когда же лучше им сказать? Свадьба планируется через год на праздник Танабаты[4].
– Однако если первый заказ такой, чё ж дальше-то? – Эдзоэ приподнял уголки губ и посмотрел не на Сэйити, а на меня. Остров Глазунья надвигался на нас, среди деревьев слышался неистовый стрекот цикад.
– Ну чё, поищем?
Лодка вошла в песок, и Эдзоэ привязал ее веревкой к ближайшему дереву.
Мы пытались найти собаку породы бладхаунд. Жутковатое название, учитывая, что «блад» – это кровь. Порода благородных кровей, которую с древних времен разводили в Европе. Она обладает таким потрясающим нюхом, что ее называют «волшебный нос» и заводят как охотничью собаку. Шерсть у нее короткая, уши и щеки свисают. К нам обратились с просьбой найти трехмесячного щенка, но, так как бладхаунд – крупная порода, щенок уже был размером со взрослого сиба-ину.
Позвонила домохозяйка, лет за тридцать. Жила она в северной части от залива, в районе с элитной недвижимостью. Она была замужем всего один год; муж, наверное, хорошо зарабатывал, и они жили в отдельном новом роскошном доме. Буквально на днях купили через посредника щенка бладхаунда. Но через несколько дней тот пропал. Жена только и успела назвать коричневого щенка-кобеля именем Люк.
Со слов Сэйити, история исчезновения Люка была следующая.
Позавчера вечером щенок уснул на диване, а хозяйка пошла на кухню готовить ужин. Она совсем чуть-чуть приоткрыла окно в пол, чтобы проветрить комнату, а когда заглянула туда через некоторое время, окно было широко открыто, а Люк пропал. Окно было тяжелое, и она думала, что открыть его щенку будет не под силу, но, видимо, ошиблась.
Она поспешно выбежала в сад, но щенка нигде не было видно. Поискала в окрестностях – Люка не было. Вечером, когда муж вернулся с работы, она всё ему рассказала, и он предложил обратиться в профессиональное агентство. А как раз в этот день – случайно так совпало – Сэйити кинул им в почтовый ящик рекламный листок «Сыскного агентства домашних животных. Эдзоэ и Ёсиока». Увидев его, хозяйка собаки набрала их номер.
Сэйити и Эдзоэ безумно обрадовались первому заказу и, всячески стараясь скрыть свою радость, отправились домой к заказчикам и расспросили их о случившемся. Это было позавчера вечером. После опроса Сэйити и Эдзоэ обошли вокруг дома, но никого не нашли, вернулись в офис и занялись изготовлением плакатов и листовок, не заметив, как наступило утро. Практически не спав, они приступили к основным поискам.
Вчера весь день Сэйити расклеивал плакаты и распространял листовки. Эдзоэ искал по окрестностям. Они работали до самого позднего вечера, но результатов не было. Сэйити в состоянии полного изнеможения пришел ко мне. Я еще раз разогрела жаркое с белым соусом, которое мы собирались поесть вместе, и за едой Сэйити ввел меня в курс дела.
На самом деле они и сегодня должны были заниматься тем же самым. Но утром, когда Сэйити собирался в офис, ему позвонил заказчик, хозяин собаки. Он только что услышал от знакомого рыбака, что тот видел какого-то щенка на острове Глазунья. Более того, когда хозяин спросил, как выглядел щенок, по описанию он точно совпадал с Люком.
– Как он оказался на необитаемом острове? Вот уж действительно… Непонятно, да?
Почему пропавшая из дома собака очутилась на острове Глазунья? Преодолеть вплавь расстояние от берега до острова – задача невыполнимая для трехмесячного щенка.
Хотя, какой бы ни была причина, Сэйити тут же сообщил об этом Эдзоэ, и они договорились встретиться у лодочного терминала в рыбацком порту. Я поехала с ними. Так мы и оказались втроем на острове Глазунья.
– Здесь можно кого-нибудь найти?
Впервые попав на Глазунью, мы убедились, что растительность тут гораздо более бурная, чем мы себе представляли.
По площади остров реально был не больше школьного стадиона. Но деревья тут росли густо, и под переплетавшимися одна с другой ветками пробивалась высоченная трава. Даже если бы здесь передвигался кто-то размером с собаку, заметить его можно было только с близкого расстояния. А если б он замер, то найти его было бы еще сложнее. Помимо этого кошмара, стрекот цикад становился всё громче, и весь остров булькал так, будто его кипятили.
– Ой.
По левую руку от центра заросли немного зашевелились.
– Посмотрите, там…
– Это не собака, – ответил Эдзоэ, даже не посмотрев в ту сторону.
– Как вы поняли?
– По звуку.
– Так ничего не было слышно. Может быть, это все-таки собака?
– Рыбак какой-нибудь, наверное.
Пытаясь успокоить своего партнера, Сэйити, криво усмехнувшись, сказал:
– Поверим в способности Эдзоэ.
Тот присел на корточки, как будто ему незачем было вступать в какие-либо дискуссии, и начал всматриваться в лесные заросли перед его глазами. Интересно, он действительно обладал силой, о которой говорил Сэйити? Сейчас я первая заметила, как колышутся заросли, а он – досадно, конечно – ничего толком и не сказал. О «сверхъестественных способностях Эдзоэ» Сэйити узнал от него самого, я же о них не знала ничего. Когда я спросила у Сэйити, он ответил мне, что интереснее послушать об этом из уст самого Эдзоэ, но в итоге тот так ничего и не рассказал.
– Понятия не имею, где он прячется… Но он точно здесь.
В ответ на слова Эдзоэ Сэйити сжал руку в кулак с таким выражением лица, как будто они уже нашли Люка.
– Так. Я пойду поищу. А ты, Ёсиока, оставайся здесь. А то еще спугнешь его.
Не сказав мне ни слова, Эдзоэ поднялся и ушел вглубь вправо. Он двигался вперед, раздвигая траву, и его худая спина сразу же исчезла среди деревьев.
– Меня беспокоит тот шелест – пойду посмотрю. – Я думала, Сэйити последует за мной, но он остался на месте, выполняя указания Эдзоэ.
Ничего иного не оставалось, и я пошла одна в левую сторону, где только что шевелились заросли.
Под ветвями деревьев было не так жарко. Солнечный свет, попадая на кроны, пятнами окрашивал траву. Среди знакомых мне видов деревьев я узнала падуб, бейберри, каменный дуб и сосну Тунберга. По сравнению с деревьями в черте города здесь росли только те, кто хорошо выдерживал соленые ветра. Красные плоды бейберри большей частью валялись на земле; те же, что оставались на ветвях, были спелыми и выглядели аппетитно. Я остановилась под деревом и достала из рюкзака пластиковый пакет. Когда я собираюсь в места, где много разных растений, всегда беру с собой пластиковые пакеты. Кладу в них не только плоды деревьев, но и различные травы: ашитабу, булавовидный тригоносец, солянку Комарова, огородный портулак. Практически в любое время года можно найти съедобные растения.
Если приехать сюда с учениками, время пройдет гораздо насыщеннее и полезнее, чем предполагаешь. Может, привезти не только членов биологического кружка, но и провести когда-нибудь внеклассное занятие по естественным наукам? Рассказать о растениях, научить съедобным плодам и травам… Неплохо было бы доставить собранный урожай на кухню кабинета по домоводству и показать, как всё это приготовить. Если у меня получится, то, может быть, ученики станут смотреть на меня немного по-другому?
Представляя себе, что я вместе с ними, я сорвала бейберри. Взялась за него совсем легонько, одними пальцами – и плод упал мне в руку. Вокруг пахло гнилыми фруктами, видимо из-за разбросанных на земле ягод. По одному только запаху можно рассказать о том, как происходит брожение, как делается вино. Я посмотрела сквозь траву: некоторые плоды были раздавлены и напоминали по консистенции красный джем. Кружившиеся над ними синеватые мухи, почувствовав мое присутствие, недовольно улетели от меня. Я приблизилась лицом к земле: плоды, без всяких сомнений, были раздавлены ногой человека. Вытекший из них красный сок еще не засох.
Видимо, кто-то был здесь совсем недавно?
Я выпрямилась и пошла вглубь деревьев. Маленькая веточка сломалась у меня под кроссовками. Я почувствовала хруст, но не услышала его. Вскоре добралась до противоположного края острова. Перед моими глазами простиралось белоснежное море; свет, словно бурав, пронзал мне глаза.
Я приставила ладонь ко лбу и осмотрелась по сторонам. Песчаный берег, точно такой же, как и тот, к которому мы причалили. Слева виднелось что-то желтое, продолговатой формы, похожее на плавательный круг. Нет, резиновая лодка. Из-за яркого света мне не удалось правильно просчитать расстояние.
В это мгновение из-за зарослей неподалеку от лодки показался школьник, ученик средней школы, в футболке и шортах. За спиной у него был рюкзак. Как я поняла, что он учится в средней школе? Это был мой ученик. Ученик третьего класса, Кадзума Иинума. У него всегда были лучшие оценки на контрольных по естественным наукам, так что я хорошо помнила его имя и фамилию.
Интересно, что он тут делает?
Я стояла, неподвижно наблюдая за ним, а он положил что-то серебристое в желтую резиновую лодку. Мне показалось, это была маленькая саперная лопатка, хотя она и мелькнула всего на одно мгновение.
– Иинума, – окликнула его я, но Кадзума уже запрыгнул в лодку, оттолкнув ее от берега. То ли он не слышал меня, то ли сделал вид, что не слышит? Мальчик сел за весла и стал грести неловкими движениями, понемногу удаляясь. Вскоре лодка повернула за край острова и скрылась из виду.
Я вернулась в лес и направилась к тому месту, где, как я предполагала, побывал Кадзума. Вскоре мой взгляд привлек один участок земли диаметром где-то около метра. На нем одном не росла трава. Виднелись только нарушенные слои земли, как будто там что-то закопали. Рядом распростер свои листья омежник – он цвел маленькими белыми цветочками.
Во второй половине дня мы оказались у регистратуры ветклиники Сугая. Больницы для животных, расположенной в северо-восточной части города.
Пропавший Люк, целый и невредимый, лежал на руках Эдзоэ. Пока мы с Сэйити ели бейберри в ожидании Эдзоэ, он появился перед нами с Люком на руках. Где-то через час с того момента, как мы причалили на остров.
Эдзоэ сказал, что Люк был в северной части острова, там, где с самого начала он и предполагал. Прятался, дрожа от страха, в тени огромного упавшего дерева. Чтобы найти его, потребовалось где-то около получаса. Когда Эдзоэ приблизился к нему, Люк испугался и хотел было пуститься наутек. Сначала надо было его успокоить, и на это ушло еще полчаса. Эдзоэ был весь в земле и листьях, но как ему удалось успокоить Люка, осталось неизвестным.
На острове Глазунья не работала связь, поэтому заказчикам, хозяевам Люка, мы сообщили о находке, уже приехав на лодочный причал рыбного порта. Сэйити позвонил, к телефону подошла супруга заказчика, и она так закричала от радости, что даже мне – стоящей рядом – было слышно.
– Мы сейчас сразу поедем к вам домой, – сказал Сэйити, преисполненный чувством гордости за успешно выполненную работу.
Но я предложила сначала заехать в ветклинику. Непрошеный совет, конечно, но я беспокоилась. Люк не переставая дрожал у Эдзоэ на руках, и было не очень понятно, в каком он состоянии. В любом случае он провел на острове много времени. Одну ночь, а может, даже и две. Неизвестно, как он себя чувствует; есть вероятность, что он подцепил какое-нибудь заболевание.
Мы решили встретиться с заказчиками в ветеринарной клинике Сугая. Сели в легковушку Сэйити, которая стояла на парковке в рыбацком порту, и, когда приехали в больницу, нас уже ждал белый «Мерседес» хозяев собаки. Увидев, что ее собака вернулась, супруга выскочила из машины, расплываясь в улыбке. Она подбежала к Люку с широко раскрытыми руками, но Люк этого испугался и прижался к груди Эдзоэ. Он был так обескуражен, будто к нему приблизился совсем чужой человек. Наверное, он еще плохо узнавал хозяев: ведь его взяли совсем недавно…
– Что ж, давайте пока пройдем внутрь, – заботливо сказал Сэйити, и мы впятером вошли в здание. Объяснили ситуацию в регистратуре на первом этаже; нам сказали, что сейчас как раз есть свободный врач, и Люка сразу же отнесли в смотровой кабинет в глубине клиники.
– Вы не могли бы заполнить? – спросила женщина в регистратуре, положив на стойку ручку и карточку. Наверное, это был талон на осмотр. Размером с визитку, на нем было написано «Карточка Гав-мяу». Нужно было заполнить четыре строки. Фамилия, имя хозяина, номер телефона, порода животного и его имя.
– Я напишу, – сказала супруга. По лицу ее было видно, что она всё еще возбуждена. Женщина взяла ручку и стала заполнять карточку сверху вниз по порядку круглым детским почерком. Когда она заполнила первые три строки, до сих пор хранивший молчание муж положил руку на карточку.
– Давай поменяем имя.
Все обескураженно посмотрели на него.
– Может, он убежал от нас, потому что ему не нравится его имя?
– Да разве такое бывает: убежать, потому что имя не приглянулось?!
– А может, и бывает. Давай на всякий случай поменяем, чтобы больше этого не повторилось. И имя, и всё остальное.
Выражение лица супруги на мгновение изменилось, затем она напряглась и застыла.
– Э-э… Что такое?
В следующее мгновение произошла пугающая сцена.
Внезапно супруг произнес:
– Это… – закричал диким голосом: – Это моя реплика!
Он бросил в нее эту странную фразу и начал орать, как будто в него бес вселился. Видимо, человеком он был интеллигентным и, несмотря на крик, четко подбирал слова и связывал их как нельзя более логично. Так мы оказались в курсе некоторых подробностей их супружеской жизни. Что жена втайне от мужа изменяла ему с иностранцем по имени Люк, что муж узнал об этом три дня назад…
– Я этого не…
– Да? Тогда что это тебе было «эмэйзинг»[5] там-то и во столько-то?!
– Э-э… Ты что, копался в моем телефоне?!
– Ты обещала мне, что этого больше никогда не повторится, вот я и…
Тут он наконец-то вспомнил о том, что мы рядом. Хотя, помимо нас, в зале находились человек пять с животными, ожидавшие своей очереди. Они сидели на длинной скамье и смотрели на нас, вытаращив глаза. У их ног стояли клетки с собаками и кошками, которые сидели, навострив уши.
– Простите… Вы испугаете питомцев наших клиентов, – прошептала женщина из регистратуры.
– Извините. – Сэйити склонил голову и зачем-то попросил прощения, а затем, робко указав пальцем на «Карточку Гав-мяу», оглянулся на супругов. – Колонку с именем всё же…
– Это ты похитил Люка? – спросила жена, посмотрев вниз.
Сэйити вытаращился на нее и так затряс головой, как будто у него начались судороги. Но, разумеется, вопрос был адресован не ему. Она подняла голову и с ненавистью уставилась на мужа покрасневшими глазами.
– Это ты бросил Люка на острове?
На самом деле я подумала о том же.
Прочитав сообщения в мобильном телефоне супруги, он узнал, что жена изменяет ему с иностранцем по имени Люк. Так он понял, что (и как такое возможно?) жена назвала собаку, которую они только что завели, именем своего любовника. Из злости или ревности или из-за того и другого он два дня тому назад вечером, пока жена готовила ужин на кухне, тайком вернулся с работы домой, выманил спавшую в комнате собаку из окна на улицу и отвез на остров Глазунья. А Сэйити и Эдзоэ нанял для того, чтобы создать видимость собственных переживаний, тогда как сам был уверен: они не смогут найти Люка.
– Ты рыдала без остановки… Вот я и рассказал им сегодня, где он, чтобы они вернули его.
Разумеется, история о знакомом рыбаке, которую сегодня утром муж рассказал по телефону Сэйити, была враньем. Увез тайком собаку с ненавистным именем на остров – и увез; но жена распсиховалась не на шутку. Тогда он решил – другого выхода не было – сделать так, чтобы собаку вернули, и сказал по телефону, где она находится. «А имя… имя можно поменять, придумав какую-нибудь правдоподобную причину», – подумал он. Наверняка так и было.
– Почему… ты совершил такой ужасный поступок?
– Это мой-то поступок ужасный?
– Ты не человек, ты – животное!
– Если я животное, то ты, интересно, кто?!
Бам! – громкий стук. Это Эдзоэ ударил правой рукой по стойке регистратуры. Он пододвинул «Карточку Гав-мяу» к себе, отобрал ручку у жены и написал в графе «Кличка животного» «Пес».
– Вы бы хоть задумались, насколько вам повезло! – Его голос дрожал от гнева. – Бладхаунд – редкая порода. Их не разводят в Японии… Захочешь купить за границей, так обычно привозят собак, которым уже больше года. Поэтому их дико сложно приучить к новым условиям. Вам же удалось встретиться с трехмесячным щенком, к тому же умненьким и незамороченным. Да вы хоть понимаете, как вам повезло?!
– Пони… – хотел было сказать муж, но Эдзоэ перебил его:
– Не понимаете вы ничего. Откуда вам осознать собственное счастье?! Разве можно называть его именем любовника, не думая о последствиях? Узнав об этом, выбрасывать его на остров, а потом, передумав, делать так, чтобы его вернули? У таких, как вы, нет никакого права давать имя собаке. И до того момента, пока у вас в душе что-то не изменится, он будет «Псом». Умным, прямым, милым Псом. Какое там дать имя – у вас сейчас и воспитывать собаку права нет! Да я прямо сейчас забрал бы у вас эту милоту.
Супруги молчали. Но где-то минуту спустя они, видимо, достигли безмолвного согласия и вместе подняли головы. «Похоже, они мысленно договорились, а значит, у них, как ни удивительно, существует возможность в дальнейшем наладить отношения», – подумала я, прислушиваясь к голосу мужа.
– Давай отдадим его?
– Иинума до конца третьей четверти первого класса был отличником.
В перерыве после школьного обеда мы разговаривали в учительской с Ниимой. Он был классным руководителем Кадзумы Иинумы, которого я видела на острове Глазунья, – опытный преподаватель английского, лет под пятьдесят. Щеки у него ввалились, и дети за глаза между собой называли его «скелетом» или «газетой».
– На олимпиадах он был среди лучших на уровне префектуры. А со второго класса – там много чего произошло – результаты у него ухудшились.
– По естественным наукам у него всегда отличные оценки, так что я думала, что и по другим предметам тоже…
Оценки по естественным наукам ставлю я, поэтому, разумеется, понимаю уровень его способностей. Но если говорить о сводной таблице успеваемости, то я могу посмотреть результаты только своего класса, где я руководитель. По естественным наукам у Кадзумы Иинумы всегда были только одни пятерки. Вот и в последней контрольной он не ошибся ни в одном задании, а в тех ответах, где требовалось развернутое объяснение, даже использовал информацию, о которой мне было неизвестно.
– Да, естественные науки он, наверное, любит. А что с ним? Он что-то натворил? – Ниима посмотрел мне в лицо, будто пытался угадать, что случилось.
– Вчера случайно видела его… Но ничего особенного. А от него можно ожидать чего-то такого?
– Чего?
– Нет, я не в этом смысле…
– Нет-нет… Ну-у…
Ниима сделал вид, будто что-то скрывает, а затем, оглядевшись по сторонам, прошептал: «Он на учете».
– В прошлом месяце ночью в городе его остановили полицейские и потом звонили из полиции ему домой и в школу. В школу позвонили на следующий день. Вроде как он не пил и не курил… позвонили на всякий случай. Ну, в общем, его заметили в компании шпаны.
– Совсем не похоже на него.
После того как сказала это, я подумала, что зря это сделала. С тех пор как меня приняли на работу в школу в качестве молодого преподавателя, если я произносила что-то со знающим видом, в ответ на меня смотрели с показным участием или мило улыбались. Так делали не все семнадцать учителей, но их было подавляющее большинство. А когда я рассказала о предстоящей свадьбе, мне показалось, что их отношение ко мне стало еще хуже.
Но Газета сказал со вздохом: «Да-а…» и покачал головой.
– Мы обсудили это на собрании педагогов третьего класса, и директор школы велел не выносить это на общее собрание. Но, в принципе, здесь нет никакого секрета.
– То есть получается, что Иинума связался с плохой компанией?
– Что это за компания, мы не знаем.
Говорят, что, когда полицейские остановили их, многие, кто был вместе с ним, разбежались. Полицейские бросились за ними в погоню. Кадзума подлетел к полицейским, пытаясь помешать им; в результате поймали только его.
– Я, разумеется, попытался его расспросить, но он категорически отказался говорить, кто был с ним. Я даже не знаю, ученики это нашей школы или нет. С ним всякие сложности, так что у меня не получается успешно вести руководство.
– А какие сложности?
– Те самые, разнообразные, о которых я упоминал.
Оказалось, что во втором классе в прошлые летние каникулы Иинума потерял мать.
– Она погибла в ДТП. Ее сбили два парня на мотоцикле. Два шестнадцатилетних подростка: один управлял мотоциклом, а второй сидел сзади… они не были нашими выпускниками. После окончания средней школы не пошли в старшую, а по ночам развлекались. Мотались по городу на моцике и на прибрежной улице сбили мать Иинумы, переходившую дорогу по пешеходному переходу.
Я помню об этом происшествии из новостей. Я как раз приняла решение со следующего года стать учителем, и произошедшее глубоко врезалось мне в память.
– Ее отвезли в центр неотложной помощи, где работал отец Иинумы, но было уже поздно.
– Его отец – врач?
– Да, врач скорой и неотложной помощи… Поэтому он очень редко бывает дома.
Может быть, Иинума стал гулять по ночам и из-за этого?
– Преподаватель должен уметь справляться с подобными ситуациями, но это сложно. С естественными науками у него все хорошо, а вот все остальные результаты значительно ухудшились; при этом ему нужно определяться с дальнейшей учебой. Конечно, я неоднократно пытался поговорить с ним, но до сих пор он ни разу не был со мной откровенен.
Газета погладил свой галстук бордового цвета и улыбнулся усталой улыбкой, которая больше подходила человеку старшего возраста.
– А что говорит отец Иинумы?
– Что дома тот запирается в своей комнате и нормально поговорить с ним невозможно. В первом классе во время беседы в присутствии родителей он сказал, что хочет стать врачом, как отец. И тот радостно улыбался.
Кто-то в учительской подвинул стул, Газета поднял руку с часами и посмотрел на них. Время прошло незаметно: пора было идти на пятый урок.
– Манабэ, вы не могли бы поговорить с ним, если будет возможность?
– Я?
– Вы с ним в общем-то близки по возрасту, к тому же преподаете его любимый предмет; это меняет дело…
Меня впервые просил о чем-то другой учитель.
– Вы ведь ведете биологический кружок?
– Да.
– В первом классе Иинума ходил в этот кружок. А после несчастья с его матерью прекратил.
Сначала я зашла в кабинет для классных часов, а потом направилась к аудитории, где занимался класс Иинумы. В коридоре скопилась толпа учеников с портфелями; протискиваясь сквозь них, я выискивала его лицо, но не могла найти. Я дошла до класса и заглянула в него: там оставались Газета и несколько учеников, но Кадзумы среди них не было.
Я вернулась в учительскую несолоно хлебавши и занялась методической работой. Разложила лист ватмана на рабочем столе, чтобы начертить схему закона Ома. Но у меня не получалось. Шло время, и, когда я наконец закончила, часы в учительской показывали шесть. Так, что у нас следующее? Рассказать ученикам первого класса на завтрашнем первом уроке про строение цветка. Набрать вьюнков, цветущих на клумбе в школьном дворе, и раздать по группам, чтобы они с пинцетом препарировали их, а затем рассматривали каждую часть в микроскоп. Думала я, думала – и тут вдруг вспомнила…
Когда мы пользовались микроскопом на другом занятии в прошлую пятницу, было два микроскопа, у которых сломалась ручка настройки. Нужно было или починить их сегодня, или подготовить другие микроскопы… А, и еще! Завтра после уроков мы должны попробовать окрасить растения на встрече биологического кружка. Нужно проверить, хорошо ли работает пресс, с помощью которого мы будем выжимать цветочный сок.
Я скрутила ватман в рулон, обмотала его резинкой и вышла из учительской. Поднялась по лестнице на второй этаж, собираясь зайти в кабинет естественных наук, и только хотела открыть раздвигающуюся дверь, как она отворилась сама.
– Ой…
Передо мной стоял Кадзума Иинума. Он застыл, не отпуская ручку двери, и старался не встретиться со мной взглядом.
Шкаф с химическими препаратами закрывался на ключ, так что ученикам можно было свободно заходить в кабинет. Но за исключением биологического кружка после уроков здесь практически никто не появлялся. Я посмотрела над его головой (Кадзума был невысокого роста) – больше там никого не было.
– Я так, просто зашел, – сказал Кадзума, пытаясь просочиться мимо моего локтя.
– Иинума, говорят, ты ходил в биологический кружок в первом классе…
Кажется, у меня сейчас возник шанс поговорить с Иинумой, как меня просил Газета. Я отложила подготовку микроскопов на потом и, догнав Кадзуму, пошла рядом с ним.
– Ты хорошо успеваешь по естественным наукам; может, в старшей школе опять начнешь ходить в кружок?
– Я не знаю, пойду ли в старшую школу.
– Почему?
Оставив мой вопрос без ответа, Кадзума пошел по коридору по направлению к лестнице. У него была оригинальная походка: плечи не двигались, практически не качалась и сумка, висящая у него на плече.
– А что ты вчера делал там, на острове?
– Да так, просто съездил туда. – Судя по тому, как Кадзума сказал это, вчера он только сделал вид, что не заметил меня.
– А резиновая лодка, на которой ты плыл, ваша?
Он кивнул, не глядя на меня.
– Говорят, твой отец – доктор?
Может, я чересчур давлю? Это была моя первая попытка, так что я не понимала, когда нужно остановиться.
– У нас дома много чего есть. И лодка тоже. Денег хватает.
Кадзума сказал это не то чтобы хвастаясь или из гордости. Он говорил так, будто рассказывал про абсолютно чужого человека. Что ж, теперь становилось понятно, почему Газета опустил руки…
Кадзума спустился по лестнице и вышел. На кроссовках, которые он достал из ящика для обуви, были красно-черные пятна – наверное, от вчерашних бейберри. Впитались в белую сетку кроссовок. Когда сок от фруктов так сильно въелся, его сложно отстирать. Дорогие кроссовки, жалко… Откуда я знаю, что они дорогие? Когда мы вместе с Сэйити ходили за покупками, он хотел купить такие же, но передумал из-за цены.
– У тебя необычные иероглифы в имени[6].
На ящике для обуви ученики сами пишут фломастером свое имя. Когда я проверяю его работы, всегда думаю, что у Кадзумы взрослый почерк, очень красивый.
– Да не такие уж и необычные.
Кадзума четкими, будто у робота, движениями переобулся. Его настолько неприкрытое равнодушие подействовало на меня. Каких-либо тем для разговора я больше найти не могла. И напоследок придумала только один вопрос:
– А какое значение у твоего имени?
И тут Кадзума[7] внезапно остановился.
– Сократ.
– Что?
Не разворачиваясь ко мне, он повернул голову и впервые посмотрел на меня.
– Незнание знания.
Мне потребовалось несколько секунд понять, что это изречение Сократа. Нас учили этому в университете на занятиях по гуманитарным наукам. Осознание того, что ты ничего не знаешь… Кажется, смысл был такой. Истинного знания не получить, пока не заметишь, что ты невежественен.
– Мама меня так назвала. Ей хотелось, чтобы я не почивал на лаврах, даже если, выучившись, достигну многого, а стремился к тому, что действительно важно. Мама занималась книгами по философии. Сама их не писала, но делала. Отец говорил, что, до того как стать домохозяйкой, она работала в компании, которая выпускала подобную литературу.
Свою мать он называл «мамой», а отца – «отец». Интересно, почему он делал такое разделение? Пока я размышляла над этим, Кадзума повернулся ко мне спиной и пошел по направлению к школьным воротам.
– Тебе дали такое имя, а ты, Иинума, бросил учебу, да?
Я догнала его около ворот. У нас, учителей, тоже была сменка, и мы не имели права выходить за пределы школы в школьной обуви. Я сознательно нарушила это правило ради собственных представлений об идеальном учителе.
– Я уже очень давно бросил.
– Стал хулиганом? – немного посомневавшись, решительно продолжила я. – Разве тебе не хочется быть таким, как хотела твоя мама?
Я задумалась об этом во время нашего разговора с Газетой. Мать Кадзумы погибла под колесами мотоцикла, которым управляли парни, которые нигде не учились, нигде не работали, а только развлекались. Кадзума впал в такое отчаяние, что прекратил учиться, начал разгуливать по ночному городу и попал на учет в полиции. То есть он пытается стать таким же хулиганом, как те, кто убил его мать.
Кадзума остановился, плечи его напряглись. Однако его голова и шея как будто принадлежали другому живому существу. В голосе не произошло никаких перемен.
– Я делаю то, что считаю правильным. Потому что просто жить не имеет смысла.
Даже сейчас, по прошествии тринадцати лет, я до сих пор помню этот его голос: как будто он читает примечания к книге.
К восьми я наконец-то закончила работу и направилась в офис «Сыскного агентства домашних животных. Эдзоэ и Ёсиока». Сэйити не было, только Эдзоэ и Люк, то есть уже не Люк.
– Вы действительно возьмете его себе?
– Пока не найду кого-то, кто его возьмет. Так, Пес?
Эдзоэ по-прежнему был в старой футболке и джинсах. Он развалился на диване и попивал пивко из банки. На живот ему положил голову щенок бладхаунда, которого только несколько дней назад назвали Люком, а теперь он стал Псом. Он спал, видимо, чувствуя себя в полной безопасности.
– А деньги за поиск вам заплатят?
Я села на стул в рабочем пространстве в глубине офиса. Он состоял из двух смежных комнат: комнаты с диваном и маленькой кухней и рабочего пространства с двумя столами, где сидела я. На диване валялся Эдзоэ – и, даже если б не валялся, сидеть с ним рядом было бы странно. Поэтому я прошла внутрь и села на офисный стул Сэйити. Офисным у него было одно название: складной стул с металлическими ножками, который они купили с Эдзоэ в комиссионке – тысяча иен за пару.
– Сказали, что готовы перечислить прямо завтра. К тому же сумму побольше, с компенсацией ухода за псом. Заплатили кучу денег за собаку, а теперь еще за то, что отдали ее… Не понимаю я, о чем думают эти богатеи.
«Только ли богатеев ты не понимаешь? По-моему, и обычных людей тоже», – подумала я, глядя, как Эдзоэ поглощает один за другим красные бейберри.
– Оставьте хоть немного…
На тарелке лежали плоды бейберри, которые я вчера собрала на острове Глазунья. Вроде бы они понравились Сэйити, и я отдала их ему вместе с пакетом, сказав: «Ешь, чтобы снять усталость». Наверное, Сэйити разрешил ему – раз он лопает их, нисколько не стесняясь.
– Вкусные… Как они там называются?
– Бейберри.
– Надо было попросить Ёсиоку, чтобы он заодно набрал их. Он же как раз поехал на остров Глазунья по твоему указанию.
– Я ему ничего не указывала.
Вечером Сэйити поехал на остров по моей просьбе. Наверное, сейчас он уже возвращается обратно на лодке, сделав все дела. Было уже поздно, и я беспокоилась, хотя сама же его и попросила.
– Так, и зачем ты его туда отправила?
– Это связано с моей работой.
…После ухода Кадзумы я вернулась в кабинет естественных наук. Открыла шкаф, где хранились микроскопы, проверила ручки настройки у каждого и достала из другого шкафа пресс для окрашенных растений. И тут же остановилась, заметив, что пресс испачкан какой-то жидкостью.
Меня охватило дурное предчувствие. Я тотчас вернулась в учительскую, взяла сумочку, вышла из комнаты и поднялась по лестнице на самый верх. Мобильным телефоном разрешалось пользоваться только в учительской, но мне не хотелось, чтобы мой разговор слышали коллеги. На крыше я вынула телефон из сумочки и набрала Сэйити. Я знала, что у него сегодня первый выходной после открытия офиса, но больше мне не на кого было положиться.
– У меня к тебе просьба…
Место на острове Глазунья, где был Кадзума. Разрытая земля, как будто там что-то закапывали. Мне нужно было обязательно уточнить один момент.
– …Эдзоэ, вы что-нибудь знаете о Сократе?
– Это отец философии.
– Да.
– Только это и знаю.
Он шмыгнул носом и хлюпнул недопитым пивом в банке. Спавший у него на животе Пес повел ушами во сне. У него были висячие уши, но и они поднялись вверх больше чем наполовину.
В этот момент послышались шаги: кто-то поднимался по лестнице. Когда открылась входная дверь, Пес мгновенно приподнялся и встал в стойку. Эдзоэ поморщился: видимо, щенок надавил ему лапами на живот. В офис вошел Сэйити; он улыбнулся мне.
– Когда я пришел на лодочную станцию, они уже заканчивали работать. Я пообещал им скоро вернуться, и мне удалось уговорить их на весельную лодку. Но быстро я им ее не вернул – и они на меня рассердились.
– Прости, это был твой выходной…
– Ничего, ничего… – Он посмотрел на Эдзоэ, и лицо у него посуровело. – Я же просил тебя не сжирать всё.
– А? – Эдзоэ хотел было слопать бейберри, но остановился.
Глаза у Сэйити налились кровью. Он подошел к Эдзоэ; лежащий у него на животе Пес напрягся.
– Ты просил?
– Просил.
– А я не слышал. Громче надо говорить.
– А я думал, мы спокойно поедим их сегодня во время обсуждения планов по продвижению кампании…
И дальше – один выпятив грудь, а второй продолжая валяться на диване – они стали пререкаться как дети малые. Так как речь шла о еде, они издевались над фигурами друг друга. Неужели все мужчины одинаковы? Если правда, то, наверное, компании, состоящие только из сотрудников-мужчин, – чудеса, да и только.
– Ладно, я виноват. Не буду больше их есть, – сказал наконец Эдзоэ и поставил тарелку с несколькими оставшимися плодами на край низкого столика. Так, будто он убирает подальше от себя что-то грязное. Наверное, нарочно так сделал. Сэйити, увидев это, хотел было еще что-то сказать, но передумал и вздохнул, как будто из старой шины выпустили воздух.
– Что там с моей просьбой? – спросила я.
Он наконец вспомнил и повернулся ко мне:
– Вот же я удивился: всё было так, как ты сказала.
Услышав его ответ, я сразу же достала мобильник. Перед тем как уйти из школы, я выяснила номер домашнего телефона Кадзумы. Если проверка, которую провел Сэйити на острове Глазунья, означает именно то, что я предполагаю, нужно как можно быстрее связаться с Кадзумой. Я набрала его номер; послышался один гудок, и телефон переключился на автоответчик. Я убрала мобильник в сумочку и оглянулась на диван, где лежал, надувшись, Эдзоэ.
– У этого Пса реально волшебный нос?
Мы поехали к Кадзуме Иинуме домой, сверяясь с адресом. Из офиса две остановки на автобусе на юго-запад. Его дом стоял одиноко, в отдалении от элегантного жилого квартала на холме. Спуск остался у нас за спиной, по центральной прибрежной дороге время от времени на высокой скорости проезжали автомобили. Именно здесь погибла мать Кадзумы.
– Похоже, никого нет.
Я кивнула в ответ на слова Сэйити и заглянула за ворота. Свет в доме был полностью выключен, все окна темные. В гараже не было машины, виднелись только большие и маленькие коробки и вещи в углу у стены, небрежно поставленные одна на другую. Безымянный щенок изо всех сил нюхал землю у нас под ногами.
– А этот… Иинума… он что, вместе с хулиганами, о которых ты сейчас говорила?
– Может быть, не знаю.
По дороге сюда я рассказала о Кадзуме всё, что знала. О смерти матери, случившейся год и несколько месяцев тому назад. Про учет в полиции в прошлом месяце. О следах использования пресса в кабинете естественных наук.
– Рика, как ты догадалась только по цветам и листьям, что это болиголов?
– Сначала мне просто показалось похожим…
Место на острове Глазунья, где был Кадзума. Только там не было травы, а землю взрыхлили. Рядом росли зонтичные растения. И мне показалось, что их белые цветы и листья очень похожи на болиголов, который я раньше видела в атласе, – полевую траву, во всех частях которой содержится токсичный алкалоид кониин. Если сделать выжимку такого растения, получится смертельно опасный яд. Родиной болиголова является Европа, в Японии он широко не распространен. Иногда его можно встретить на Хоккайдо; имелись даже случаи того, как местные жители съедали его по ошибке и получали отравление. В остальных же регионах он встречается крайне редко.
Вчера, после того как вернулась домой из ветклиники Сугая, я пролистала справочники растений, которые у меня были. Чем больше я рассматривала помещенные там фотографии, тем сильнее убеждалась в существующем сходстве. Разумеется, в тот момент мной руководил искренний интерес разузнать побольше об этом растении. Однако…
«Я делаю то, что считаю правильным, – вспомнила я слова Кадзумы. – Потому что просто жить не имеет смысла».
А после этого я нашла пресс, которым кто-то пользовался.
Известно, что в прошлом месяце, когда Кадзуму задержала полиция на улице поздно ночью, он был в компании нескольких человек. Они сбежали оттуда, полицейские пытались их догнать, но Кадзума выскочил навстречу полицейским и помешал погоне. Наверное, тогда удалось скрыться двоим? Может быть, Кадзума дал им возможность убежать, поскольку не хотел, чтобы в полиции узнали о его связи с ними? Ведь если его план осуществится, то, знай полиция, что они связаны друг с другом, Кадзуму заподозрят как преступника.
Вчера на острове Глазунья у него была лопата. Он специально взял ее с собой – значит, ему было известно, что на острове растет болиголов. Может быть, он узнал об этом в первом классе во время поездки на остров с биологическим кружком, который тогда вел другой учитель, и они нашли болиголов… После того как Кадзума уплыл на резиновой лодке, я пошла на место, где он предположительно был, и увидела разрыхленную почву, как будто там что-то копали. Но Кадзума ничего не закапывал, а, скорее всего, выкопал болиголов вместе с корнями. Вот и остались следы.
Конечно, может быть, все это плод моего воображения. Лучше всего, если это так и есть. Но в любом случае я не могла не проверить. Поэтому связалась с Сэйити и попросила его съездить на остров Глазунья. Чтобы он посмотрел, действительно ли там растет болиголов.
– Если он не дома… – Почесав за ухом, Сэйити бросил взгляд на Пса, копавшегося у него под ногами. – Ну что, будем полагаться на него?
Мы замучились вытаскивать щенка из офиса. Надеть ошейник и поводок было легко, а вот дальше… Когда Сэйити, взяв Пса на руки, пытался пройти через дверь, тот стал дико сопротивляться. Может быть, он решил, что его опять собрались отправить на тот остров? Он дрыгал лапами и визжал, смотря на Эдзоэ, будто просил его о помощи. А Эдзоэ встал с дивана, делая вид, что ничего не замечает, зашел в комнату в глубине и закрыл дверь. В конце концов бушующую собаку удалось как-то успокоить. Потребовалось двадцать минут, чтобы уговорить его и выйти из здания, где был расположен офис.
– Не знаю, получится у нас или нет…
Я достала пластиковый пакет из сумочки. В нем были бейберри, которые не доел Эдзоэ. Красные плоды в темноте выглядели почти черными.
– Наверное, если собаку этому не учили, ей будет сложно идти по следу.
Это и без реплики Сэйити было понятно. К тому же Кадзума мог и не надеть сегодня кроссовки, которые я видела на нем в школе. Но если мое воображение имело под собой реальную почву, нам надо было спешить. Сок, выжатый из болиголова, не сохраняет долго свои ядовитые свойства. Если Кадзума смотрел информацию о болиголове, то он должен был знать и об этом.
– Может, у этой собаки талант…
Мы добрались до узкого темного места.
Северо-восток города, c обратной стороны заброшенного завода, расположенного вдоль проспекта. Завод находился в просвете между многоквартирными домами, стоящими задними фасадами друг к другу. Он всякий раз бросался мне в глаза, когда я шла по проспекту, но я не могла вспомнить название компании-владельца. Где-то около года назад вывеску сняли, и туда больше никто не заходил. Завод так и остался пустовать. Сквозь щели в асфальте на парковке прорастали кислица и канадский золотарник. По стенам ползли лозы каузониса. Завод был по-настоящему заброшен.
Я тихонько заглянула в щель разбитого матового окна и увидела чьи-то тени. Освещения, конечно же, не было. При этом через противоположное окно попадал свет от фонарей на проспекте, так что лиц было совсем не разглядеть. Послышались молодые мужские голоса. Похоже, болтали приятели. Они периодически грубо ржали. Один из голосов абсолютно точно принадлежал Кадзуме. Он разговаривал вежливо – видимо, остальные парни были старше его.
Часть темного помещения осветилась оранжевым светом. Лицо парня, приблизившего к своему рту зажигалку, принадлежало уже не ребенку, но сохранило какие-то детские черты. Пламя зажигалки немного осветило помещение, и я поняла, что внутри практически ничего нет. Наверное, раньше это был цех, где стояли всякие станки и оборудование. Видимо, их убрали – остался только бетонный пол.
Теней было три, включая Кадзуму.
Из разбитого окна доносился какой-то неприятный запах. Табак, похоже…
– Чего ты как малявка из началки… – Один из парней засмеялся, на его смех накладывался смех второго. – У нас тут не школьная экскурсия. Чё там у тебя внутри?
– Серьезный напиток.
– Странный ты, Такаси…
Судя по всему, Кадзума назвался этим парням вымышленным именем.
– Ну-ка, дай попробовать.
– Это моё, не дам.
Я решительно положила руку на оконную раму. Надавила на нее с силой, но рама не сдвинулась с места. Кажется, ее заклинило… нет, она была закрыта на шпингалет. Я просунула руку в разбитое окно и открыла его.
– Не стоит этого делать. – Голос Сэйити задрожал. Вообще-то не только голос – дрожала и его рука, которой он держал поводок Пса. Но сейчас могло произойти что-то непоправимое. Я положила свою руку на руку Сэйити и крикнула, так чтобы это было слышно внутри:
– Такаси!
По наступившей в темноте тишине я поняла, что невидимые глаза всех, кто там был, направлены на меня. Я открыла окно, взялась обеими руками за раму и оттолкнулась ногами от земли. Впервые в жизни я залезала в здание через окно, и, конечно, у меня не получилось. В детстве я даже не умела крутиться на турнике. Подтянувшись на руках, повисла, ища ногами опору. Но я же только что видела, что никакой опоры там нет. Я все равно бессмысленно дрыгала ногами, корпус мой наклонился вперед; еще одно мгновение – и, сделав полуоборот, я грохнулась на пол внутри здания.
– Ты… кто такая?
Я застонала, ползая по полу. Один из парней зажег зажигалку и подошел ко мне. Я поправила юбку и кое-как встала сначала на одну ногу, потом на вторую. Посмотрела на Кадзуму, стоявшего неподалеку от парня, и усилием воли заговорила холодно и трезво:
– Я его знакомая.
Кадзума повернул ко мне лицо; оно было похоже на маску, высвечивающуюся в полутьме. Пламя зажигалки дрожало, и от этого выражение его лица менялось каждую секунду. Какое оно настоящее, было непонятно. На шее у него покачивался серебристый термос на ремешке.
– У тебя какое к нему дело?
Парень с зажигалкой подошел ко мне совсем близко. Он говорил абсолютно невозмутимо, при этом в его словах чувствовалась отточенная угроза. Мне стало очень страшно.
– А у него, думаю, дел к тебе нет, так что давай отсюда.
– Это место не ваше. Скорее всего, вы проникли сюда незаконно.
В таком случае я, видимо, тоже… Я специально думала об этом, чтобы успокоиться.
Послышался прерывающийся звук двигателя. Свет автомобильных фар исчез, отразившись в окне. В такое время по улицам люди не ходят. Даже если я громко закричу, никто не услышит. Хотя нет – нельзя, чтобы кто-нибудь узнал. Мне нужно решить все самой.
– Ты уходить не собираешься? – будто издеваясь, произнес парень и приблизился ко мне еще на один шаг. Он и так стоял очень близко ко мне, а теперь его грудь, обтянутая футболкой, оказалась прямо у меня перед глазами. Я чувствовала запах его пота. От пламени зажигалки делалось горячо щеке.
– Имей в виду… Мы человека убили.
За его спиной Кадзума опустил голову. Интересно, что было написано на его лице? Трагедию, в результате которой изменилась его жизнь, использовали в качестве козыря, в качестве самого сильного оружия. Что он подумал, услышав это?
– Ну-ка… Она где-то одного возраста с нами.
Ко мне подошел еще один парень. Он, как и тот, что стоял совсем рядом со мной, провел по мне взглядом с головы до ног. Дальше слышались голоса, и, хотя они доносились из разных точек, я почему-то не могла понять, кому какой принадлежит.
– А она секси.
– Вон юбку напялила, хоть сейчас ее бери…
– Надо пофоткать будет.
– Потом говна не оберешься…
По проспекту проехал грузовик, окна затряслись. Когда шум стих, Кадзума поднял голову.
– Сэнсэй, зачем вы сюда пришли?
Мне показалось, что парни хотя и ненамного, но попятились, узнав, что я учитель. За их спинами Кадзума схватился за термос, висящий у него на шее, и поднял обе руки вверх.
– Я всё подготовил, не надо мне мешать.
Он снял крышку термоса и бросил ее на пол. Что он собирается делать? В сложившихся обстоятельствах Кадзума не сможет дать парням выпить то, что налито в термосе; начнем с того, что я сама не позволю ему этого сделать. Ведь я и пришла сюда, чтобы ему помешать.
Держа в руках термос, Кадзума сделал вдох; казалось, он принял важное решение. На выдохе сказал:
– На самом деле меня зовут не Такаси, а Кадзума.
Парни замерли.
– Наверное, услышав одно только мое имя, вы не поймете, поэтому скажу: моя фамилия – Иинума.
Я впервые видела эмоции на лице Кадзумы. Он улыбался. Губы у него были сомкнуты, щеки поднялись вверх, глаза превратились в щелочки, выглядел он радостно. Поднял термос ко рту – и у меня внутри всё похолодело. Может быть, я ошиблась и не поняла его цель?
– А что значит твое имя?
И тут я вспомнила.
– Сократ…
У стеблей болиголова были особенные красные пятнышки, их называли «кровью Сократа». После того как философ получил смертный приговор, он сам расстался с жизнью, выпив сок болиголова. Когда философ был в тюрьме, его соратники предлагали ему бежать, но он, покачав головой, выпил перед теми, кто осуждал его, переданный ему смертельный яд и умер. Его героическая смерть впоследствии поставила его в один ряд с распятым Иисусом Христом, и о нем стали говорить из поколения в поколение.
– Вот, смотрите внимательно, что вы наделали…
Парковка у заброшенного завода располагалась на ступеньку выше пешеходной зоны. Мы сидели на краю бордюра. Время от времени перед нашими глазами проносился свет фар автомобилей, проезжавших по проспекту. Всякий раз, когда по ближайшей к нам полосе справа налево проезжала машина, фонари, стоявшие у дороги, удлиняли свою тень. Сначала тени удлинялись влево и энергично наступали на нас, но, не доходя до того места, где мы расположились, они всякий раз исчезали прямо перед нами.
– Я бы, наверное, мог их убить.
Сидя между мной и Сэйити, Кадзума смотрел на свои колени. Щенок, который привел нас сюда, энергично нюхал его кроссовки.
– Но я не сделал этого… а перед ними…
Кадзума не договорил до конца, взяв обеими руками пустой термос.
Я успела буквально за мгновение до.
Когда в темноте заброшенного завода Кадзума попытался выпить сок болиголова, я инстинктивно вытянула правую руку и выбила у него термос. Висевший на ремешке, он прокрутился вокруг его шеи, а Кадзума извернулся, чтобы поймать его. Я схватилась за термос обеими руками, и мы оба упали, потянув один другого. Содержимое термоса вылилось на пол. В этот момент один из парней вскрикнул. Он смотрел не на нас, а в окно, выходящее на проспект. В нем виднелся силуэт, похожий на человеческий. Когда я поняла, что за силуэтом стоит патрульная машина, парни зашевелились. Они похватали свои вещи, разбросанные на полу, и рванули прочь. Посомневавшись пару секунд, я схватила Кадзуму за рубашку и побежала. На заброшенном заводе был запасной выход, парни открыли замок и выскочили на улицу. Я тоже поспешила туда, таща за собой Кадзуму. Выбежать-то мы выбежали, а что делать дальше, было непонятно. Завод и задняя сторона многоквартирного дома образовывали узкое темное пространство. В этот момент прибежал Сэйити со щенком на руках. Он так запыхался, будто только что нырял. И тут же с той стороны, куда он указывал, нас осветил свет фонарика.
К нам подошла женщина-полицейский, которой было, наверное, чуть за тридцать. У нее было удивленное выражение лица. Осмотрев место, в котором предполагалось что-то вроде незаконного проникновения, она поспешила проверить – и увидела с виду совершенно обычных мужчину, женщину и подростка. Ну, и одного щенка. Что тут скажешь…
– Что вы здесь делаете?
– Гуляем с собакой.
Мы наврали, что внутри были люди, это нас обеспокоило, и мы пошли заглянуть с обратной стороны здания.
– А те люди, которые были внутри?
– Они убежали куда-то через эту дверь.
Мы сказали, что не знаем, как они выглядят, – не разглядели. В этот момент к нам подошел полицейский постарше и попросил кратко ввести его в курс дела. Он посветил фонариком вглубь заброшенного завода – скорее всего, просто для вида. И тут же закрыл дверь.
– Я слышала, здесь собираются открыть магазин мужской одежды; вы не знаете когда? В таких местах собирается шпана, и это доставляет столько беспокойства… – сказала я, не выглядя особенно обеспокоенной, а полицейский поспешил вернуться в патрульную машину. Оставшаяся полицейская бросила взгляд на нас, потом на Кадзуму. Не дождавшись ее вопроса, я объяснила, что я – учитель средней школы, а Кадзума – мой ученик.
– В такое время вы гуляете с собакой вместе с учеником?
– Собака к нему привязалась, так что иногда мы так гуляем… Простите, я сейчас же провожу его домой.
– Все-таки время позднее… Хотя и это тоже важно. – Она опустила глаза и посмотрела сверху вниз на щенка, который дрожал, испугавшись шума. – У меня самой шестилетний сын, но он, похоже, не очень любит животных, хотя, наверное, было бы хорошо ему кого-нибудь завести. Говорят, общение с животными помогает развитию эмоционального интеллекта.
Я представила Эдзоэ и мысленно покачала головой. Полицейская тоже пошла в сторону патрульной машины. После этого, пока мы сидели здесь рядком, Кадзума рассказал нам всё. Как, когда он был учеником первого класса, а его мать была жива, он ездил с биологическим кружком на остров Глазунья. Как во время сбора растений случайно обнаружил болиголов. А так как его назвали в честь Сократа, он еще со времен началки знал, что во время казни Сократа использовали болиголов.
– Я изучил все: и как он выглядел, и его ядовитые свойства. Но мне не хотелось раздувать из этого историю, поэтому я не рассказал никому о своей находке: ни учителю, ни друзьям.
Потом, во время весенних каникул, в ДТП погибла мать. О происшествии из многочисленных разговоров Кадзума знал лишь одно: ее сбили хулиганы на мотоцикле. Но кто они были и откуда, ему никто не говорил. Он спрашивал у отца, но тот сказал, что тоже не знает. Кадзума даже не мог проверить, врет он или говорит правду.
– Мне стало все безразлично: и учеба, и будущее…
По вечерам, когда отец был на работе, он стал часто выходить из дома. Бродил бесцельно по улицам, пока его не приметили эти двое. Они отвели его в темное место и стали требовать у него деньги. Кадзума отдал им купюру в десять тысяч иен из бумажника.
– Мне уже больше ничего не хотелось.
Наверное, они подумали, что этот мальчишка им пригодится. Кадзума им понравился. Они привели его на этот заброшенный завод, который использовали в качестве базы.
– В тот момент мне стало даже приятно.
Я немного понимала, что он имеет в виду. Когда ты видишь весь мир только в серых тонах, если вдруг появляются люди, которые дают тебе хоть какое-то одобрение, ты испытываешь радость. А если эти люди старше тебя, то тем более.
– А почему ты назвался Такаси?
– Когда они отобрали у меня деньги в темном углу и спросили, как меня зовут, я испугался и наврал им.
Так Кадзума и остался Такаси. По вечерам он уходил из дома, приходил на этот заброшенный завод и проводил время с парнями. Если они клянчили у него деньги, он отдавал им наличку, которую получал от отца на карманные расходы. Благодаря этому парни привечали Кадзуму еще сильнее. Они относились к нему по-доброму, и Кадзума решил стать таким же хулиганом, как они. Взять и превратиться в хулигана, который пустит свою жизнь под откос…
– Я понимал: это такие же парни, как и те, что убили мою маму, но я не мог смириться, что именно со мной происходит всё печальное и неприятное. Я хотел стать злодеем, который отомстит всему миру.
Но месяц назад всё изменилось.
В ту ночь они отправились в комбини[8], чтобы купить там поесть и выпить. По дороге парни с гордостью поделились с Кадзумой одной историей. Как они насмерть сбили человека на своем мотоцикле. Он подробно расспросил их – место и время совпадало.
– И тогда я отбросил свою идею стать хулиганом.
Вместо этого…
– Я решил отомстить по максимуму, насколько смогу. Я хотел совершить что-то такое, что навсегда останется в их памяти.
Свое решение он принял той ночью, когда его задержала полиция. У парней при себе были запрещенные вещества, поэтому Кадзума бросился на полицейских, дав парням убежать. Если б их арестовали, то отомстить он не смог бы. Вот как он думал.
– Моя жизнь… уже кончена.
Щенок по-прежнему нюхал кроссовки Кадзумы.
– Так просто она не кончается.
Что еще можно было сказать? Любые слова показались бы поверхностными. Потому что я сама поверхностная. В погоне за идеальным образом учителя я чувствовала неудовлетворенность собой и, не задумываясь, бросилась ловить шанс, который наконец-то оказался у меня в руках. Я на свой лад проинтерпретировала то, что творилось на душе у Кадзумы, и решила, что он хочет убить кого-то. А в его сердце созрела печальная решимость. В конце концов мы все-таки добрались до финальной точки: я смогла остановить его в самый последний момент. Но это произошло случайно. Благодаря тому, что у нас был щенок. Благодаря тому, что пес, у которого не было имени, понял мою просьбу и привел нас сюда.
– На самом деле я тоже… – внезапно сказал хранивший до этого молчание Сэйити. – Хотел умереть, – проговорил он с таким видом, будто рассказывал содержание недавно просмотренной ТВ-программы.
Кадзума медленно поднял голову, а я развернулась к Сэйити всем телом. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы выдавить из себя:
– …Ты о чем?
– Нет, вы неправильно меня поняли. Это было очень давно. Я же говорил, что пропустил один год в школе. На самом деле это было не из-за болезни. Нет, я действительно болел, но легко, и симптомов практически не было.
О чем это он?
– Дело в том, что в школе ко мне прицепилась компания хулиганов. Они отбирали у меня деньги, пинали, били… Мне было тяжело, и я перестал ходить в школу. Наврал врачам и родителям, преувеличив симптомы. И так пропустил год.
Сэйити вздохнул, то поднимая, то опуская большие пальцы рук, зажатых между коленями.
– Я реально ненавидел себя тогда. Приняв решение, что пропущу год, я хотел умереть. Каждый день только о смерти и думал. Стоял на крыше многоэтажного дома на холме. Ездил на автобусе к обрыву в море. Но мне становилось страшно, и я возвращался домой, так ни на что и не решившись.
Далекий свет фонарей отражался у Сэйити в очках, его глаз не было видно. Но по тому, как легонько дрогнули его щеки, я поняла, что он улыбается.
– Постепенно у тебя все наладится. Даже такой пацан, как я, вырос, стал взрослым и живу в общем-то как надо. А у тебя уж точно все хорошо будет.
Мимо проехала машина, тени от фонарей наступали на нас. После того как они исчезли прямо перед нами, Кадзума сказал бесцветным голосом:
– Почему вы так думаете?
– Ты же сильный, – улыбнулся Сэйити, как будто его спросили что-то очень банальное. – Решиться отомстить таким страшным парням – это круто. Меня бы всего затрясло, ноги одеревенели, я и слова сказать не смог бы.
Долгое время Кадзума молча смотрел на Сэйити, повернувшись к нему. А потом взял и протянул ему правую руку. Сэйити протянул ему руку в ответ. Но Кадзума увернулся и указал рукой на грудь Сэйити.
– А вы кто?
– А?
– Кто он? – спросил он меня.
Я рассказала, что Сэйити – мой муж, что мы с ним были одноклассниками в старшей школе, что он стал работать сыщиком по розыску пропавших домашних животных, что в офисе у него живет бладхаунд, которого он нашел по работе, что этот бладхаунд по запаху бейберри привел нас сюда. В ответ на мое немного длинное объяснение Кадзума сказал: «А-а» и кивнул. Но что сказать дальше, он, видимо, не знал и опять стал смотреть себе на колени. Мне показалось, что взгляд его немного изменился. Наверное, из-за откровений Сэйити, которые, может, были не очень к месту. А может, из-за того, что он встретился с мужем своей учительницы и услышал понятную и одновременно не очень вразумительную историю про сыщика по розыску пропавших домашних животных и про бладхаунда. В любом случае выражение лица у него изменилось, а это, на мой взгляд, было очень важно. Кадзума посмотрел на щенка без имени, который прекратил нюхать его кроссовки, а теперь сопел носом, обнюхивая землю вокруг, как будто искал что-то.
– Я только сейчас подумал: может, он искал бейберри… – Сэйити нагнулся и погладил щенка по голове. Тот сначала вздрогнул, а потом не стал противиться руке. Так, как будто ничего другого ему не оставалось.
– Что ты имеешь в виду?
– Он не то чтобы понял твою просьбу, Рика, а, вполне возможно, шел по следу, надеясь где-нибудь найти плоды.
– С чего ты взял?
– Потому что Эдзоэ в офисе ел их с таким аппетитом.
Вот как… Действительно, такое возможно. Наверное, он хотел найти любимую еду Эдзоэ и принести ему. Хотя сейчас уже какая разница?
– Смотри.
Я с удивлением подняла взгляд. По другую сторону дороги показался Эдзоэ. Интересно, что он там делает? Оглядываясь по сторонам, он шел по наземному переходу. Сэйити тоже заметил его и тихонько засмеялся.
– Я ему позвонил.
– Когда?
– Когда ты была в здании. Я испугался, но не мог ничего сделать; подумал, что полицию вызывать нельзя, позвонил ему и объяснил ситуацию. Несмотря на то, что мы поссорились. – Сэйити нахмурился и посмотрел на Кадзуму: – Стыдно, скажи?
Кадзума отчаянно искал слова:
– Хорошо, когда есть человек, на которого можно положиться.
– Я тоже так думаю.
Фонарь осветил силуэт Эдзоэ, но мы сидели в темноте, так что он, похоже, нас не замечал. Иногда поворачивал голову в нашу сторону, но его взгляд уходил вдаль. Он что-то держал в правой руке. Что-то похожее на маленькую лестницу с прямоугольной приступочкой.
– Это стул?
Кадзума нахмурил брови.
– А, точно.
Похоже, в руке у Эдзоэ был складной стул с металлическими ножками из офиса.
– Хороший выбор, если взять его в качестве оружия.
– Почему?
– Им нельзя нанести серьезные телесные повреждения. Я когда-то видел, как борец профессионального рестлинга бил таким противника.
Вряд ли он выбрал этот стул, проведя столь глубокий анализ. Я неопределенно кивнула. С противоположной стороны дороги Эдзоэ посмотрел в нашу сторону. В этот раз он остановился, наклонившись, будто замер в пути. Со стулом в правой руке он внимательно смотрел в нашу сторону, как будто застыв в процессе движения посередине дороги. Простояв так довольно долго, около минуты, наконец, кажется, заметил нас. Эдзоэ высоко поднял стул и громко закричал. Он искренне радовался, поняв, что с нами всё в порядке. Как будто, преодолевая трудности, он наконец нашел друзей, от которых несколько дней подряд не было никаких известий. Прежде чем мы успели поприветствовать его, отреагировал щенок. Он мгновенно поднял морду в направлении Эдзоэ и в следующий миг бросился к нему. Сэйити вскрикнул; поводок выскользнул у него из рук и стал мгновенно удаляться.
– Дурачок…
Сэйити побежал вслед за собакой, перепрыгнув через бордюр. Ослепительно-белый свет быстро приближался справа, осветив его силуэт ярко, как днем. Послышался легкий стук от столкновения, как будто кто-то ударился головой о стену. Получив толчок, тело, превратившись в тень, совершило кульбит. Послышался бессмысленный скрип колес резко остановившегося автомобиля. Застывшие огни фар освещали землю. Упавшее тело не подавало признаков жизни.
Мгновенная смерть. Значит, он, скорее всего, не мучился… Так мне сказали позже.
Скрип печатного устройства, напоминавший резьбу по пластику, прекратился, и банковский автомат выплюнул мою чековую книжку. Я открыла ее. На обложке было написано полное имя: Ёсиока Рика, которое стало моим тринадцать лет назад. Если отмотать время, перелистывая страницу за страницей, то, помимо сумм, которые я снимала на оплату квартиры, коммунальных расходов, мобильного телефона, попадались записи о перечислениях, которые время от времени делал мне Эдзоэ. Иногда раз в месяц, иногда раз в три месяца. Суммы тоже были разными: то тридцать, то пятьдесят тысяч иен.
После того что случилось, он начал посылать мне деньги. Всякий раз, когда они поступали на мой счет, я просила его перестать. Но через какое-то время деньги приходили снова. Все эти тринадцать лет он повторял: «Я виноват в том, что произошло».
Я открыла зонтик и вышла из банка. Вспоминая прошлое, шла по улицам города, пропитанным затяжным сентябрьским дождем. На мокрый асфальт ронял свои желтые цветы османтус. Почему-то в этой картине не было ощущения реальности; я брела по городу, будто разглядывала открытку.
Домой я не пошла – повернула за угол в сторону рыбацкого порта. Вдалеке виднелось море. Дождь почти прекратился. А когда вскоре стал виден остров Глазунья, надобность в зонтике вообще отпала.
Я спустилась с холма, глядя прямо на остров. В рыбацком порту никого не было. Неровности асфальта образовывали лужи. В грязной воде валялся мятый пакет из супермаркета. В небе расширялись облака; они были мокро-серого цвета, как будто кто-то раздавил ногами лепестки белого цветка.
Я зашла в порт и минула склады, выстроившиеся рядами по левую руку, двигаясь в сторону волнореза. Как-то я видела в глубине этого порта моего бывшего ученика; сейчас он уже выпустился из средней школы и играет в бейсбольной секции старшей. Он тренировался здесь один, бросая мяч. Поставил к стене склада матрас и кидал в него мяч. Но в такую погоду вряд ли он здесь окажется… Увижу его сегодня – поговорю с ним немного.
Я шла и размышляла об этом, а потом увидела приоткрытую дверь под козырьком склада. Сквозь щель в двери вылезло что-то грязное. Ноги человека, поняла я. И от удивления остановилась. Подошла поближе – это оказались ноги Эдзоэ. Тут я удивилась еще больше. Он спал в темноте склада, вылезали только его ноги от колен. Он не просто лежал там, а крепко спал.
– М-м… – Пока я смотрела на него некоторое время, он приоткрыл глаза.
– Что вы тут делаете?
– А-а… Закончил рано утром одну неприятную работу, хотел вернуться в офис. Забежал сюда переждать дождь – и уснул.
Время близилось к полудню. Интересно, что такое должно случиться, чтобы спать даже не один час в таком месте? Наверное, настолько сложной была работа. «Сыскное агентство домашних животных. Эдзоэ и Ёсиока» стало достаточно известным в своей области. К ним часто приходили заказы не только из нашего города, но и из-за пределов префектуры. Я слышала, что иногда это бывали обычные просьбы отыскать пропавшее домашнее животное, иногда – очень сложные заказы.
– Можно я сяду сюда?
– Ну а чего ж не сесть…
Я села на неровный бетонный пол и прислонилась спиной к двери склада. Перед глазами расстилался залив серого цвета. По левую руку маленькой точкой виднелся остров Глазунья.
– Больше не присылайте мне денег, пожалуйста.
Я много раз говорила ему одно и то же, так что ответ мне был известен. Эдзоэ поднялся, тихонько постанывая, и, как и ожидалось, покачал головой с таким выражением лица и жестами, которые совсем не отличались от тех, что я предполагала. Он не смотрел мне в глаза.
– Это случилось по моей вине. – Он никогда не пытался посмотреть на меня. – Если б я тогда не крикнул, стоя на противоположной стороне дороги, ничего не произошло бы.
Нет, ответственность лежит на мне. Именно я втянула Сэйити в это дело. Я привела его туда. Но до сих пор ни разу не смогла произнести это вслух. Потому что, если б я сказала, Эдзоэ стал бы винить себя еще больше. Наверное, он и деньги продолжает мне перечислять по этой причине. Можно сказать так: заблуждаясь, ужасно неумело, но изо всех сил он пытался помочь. Пытался один взвалить на себя всю ответственность, которая его не касалась. Ну, такой он был человек. Никто не винил меня: ни Эдзоэ, ни родители Сэйити, узнавшие о том, как все произошло. Но именно это и было наказанием за мой грех, не имевший названия.
– Может, у тебя кто-то есть?
Наверное, он имел в виду мужчину. Я молча покачала головой. Эдзоэ тихонько шмыгнул носом и широко зевнул – может, прикидывался. Его острый кадык двигался под кожей.
– Что уж теперь об этом говорить…
Вот уж действительно. И зачем.
– Когда в старшей школе Сэйити пропустил один год… Вы же знали почему; наверное, поэтому и подошли к нему и подружились с ним, да?
– Что?
– Вы хотели ему помочь, да?
Над заливом пролетела стая чаек.
– Что это ты вдруг?
– Я, пока шла, вспоминала о том, что было раньше…
Эдзоэ, с явным раздражением потирая лицо обеими руками, ответил:
– Не помню я. У меня память плохая.
Ветер с моря поглаживал кожу. В нашу сторону летела стая чаек. Они по очереди скользящим движением садились на волнорез, образуя, будто по приказу, одну четкую линию.
– Вчерашняя вечерняя работа… После долгого перерыва мы сделали ее вместе с Ёсиокой.
– Вот как…
– Искали одну собаку. Такой заказ, что мне одному было не справиться. Ёсиока вышел и помог мне. Вдвоем мы решили эту задачку. Правда, пришлось всю ночь работать.
– А сейчас? – Я осмотрелась вокруг, но, кроме чаек, никого не было.
– Да он там, наверное… – Эдзоэ повернулся назад и крикнул в темноту: – Эй, Ёсиока! Тут Рика пришла.
Я не заметила, но заглянула внутрь склада – он действительно там был. Лежал на боку в темноте, насколько позволяли ему травмы, и рассеянно пытался поднять веки. Но еще до того, как посмотреть на меня, его глаза снова закрылись. Наверное, ему очень хотелось спать. Я подвинулась, переместившись по бетонному полу так, чтобы сесть напротив Эдзоэ и Ёсиоки.
– Уже тринадцать лет, как он твой партнер.
– Но в таком состоянии он не может работать все время.
Я посмотрела на море. Среди туч, которые будто пытались выдавить все пространство, в какое-то мгновение возник просвет. За островом Глазунья появился прямой луч света.
– Сколько еще времени вы сможете работать вместе?
– Ну-у… год, от силы два.
Среди туч открылись еще просветы. С небольшим интервалом, один за другим. В том же количестве засветили лучи солнца. Подобно белоснежным лучам лазера, они выстраивались в линию, обратившись в сторону моря. Но как они потом располагались на морской поверхности, было непонятно: остров Глазунья закрывал обзор.
– Лучей света как раз пять.
– Что значит «как раз»?
– Я подумала, если они смогут выстроиться в правильную форму, то на поверхности моря распустится цветок.
– Разве так бывает?
Казалось, просветы между туч стали немного расширяться. Картина, разворачивающаяся по ту сторону острова Глазунья. Не видимый глазу пейзаж. Я попробовала представить себе, как соединяются округлые лучи, светящие в просветы между тучами. Подобно пяти лепесткам, расположенным на одинаковом расстоянии друг от друга. Эта картина, вполне возможно, существует в реальности. А может, и нет. Вероятность последнего наверняка гораздо выше.
Но я решила поверить в то, что она существует. Если в мире происходят такие чудесные вещи, то, вероятно, он может измениться ради нас. И наверное, у того, кто несет на себе невидимый грех, когда-нибудь появится смелость поднять голову. И однажды придет день, когда до моих ушей дойдут слова Сэйити, которые я так давно хочу услышать. Если самый красивый в мире цветок расцветает там.
Волшебный непадающий мяч и птица
Говорят, есть такая манга, герои которой – близнецы, талантливые игроки в бейсбол, чье имя отличается на один иероглиф.
Если в бейсбол играют братья, большинство взрослых вспоминают название этой манги. Но мы с братом не близнецы, совершенно очевидно, что наши бейсбольные таланты разнятся, имена – Хидэо и Синъя, отличаются не одним иероглифом, – в манге младший брат умирает, а я на сегодняшний момент жив.
Жив-то я жив, но…
«Сдохни».
В то утро я внезапно услышал это слово.
Сказано оно было мрачным, безэмоциональным тоном.
Следующие пять дней я передумал о многом. Почему она это говорила? О чем думала? Что собиралась сделать? И самое важное: почему мне пришлось столкнуться с такими жестокими словами, когда я всего-навсего тренировался играть в бейсбол?
Утро пятницы, солнечно. Брошенный мяч ударился о мат, снизив скорость, упал на землю и покатился к моим ногам. Я поднял его и бросил опять в сторону мата. Ударился, перевернулся, покатился.
– Интересно, какой дурак придумал это название: Серебряная неделя? – обернулся ко мне Нисикимо, стоя на краю волнореза с удочкой в руках. Белоснежные короткие волосы, загорелое морщинистое лицо – он выглядел старше своих лет. Но это просто впечатление; на самом деле я не знал, сколько ему. По крайней мере он наверняка входит в категорию «предстарческого возраста»[9], которую мы изучали на уроках обществоведения.
– Как будто это неделя для старикашек.
Я рассеянно кивал и брал вернувшийся ко мне мяч, поместив его между указательным и средним пальцами, поддерживая большим и безымянным. Как правильно держать форкбол[10], рассказал мне старший брат. Падающий волшебный мяч.
Ударился, перевернулся, покатился.
– Однако ты увлечен не хуже своего брательника, приходишь сюда с ранья каждый день… О!
Нисикимо ловко поднял удочку – наверное, что-то поймал. Но над поверхностью воды показался только крючок. Рыбы не было. Нисикимо схватил за леску внизу, что-то сделал с крючком и опять медленно закинул его в воду. Напротив над морем показалось солнце. Оно еще было низко, и длинная тень Нисикимо падала на волнорез до самого его края.
– Твой – третьеклассник старшей школы. Ушел из клуба?
– Да, летом.
Разумеется, не только брат, но и все его одноклассники два месяца назад, отыграв летний чемпионат, покинули клуб. Сейчас в команде остались только второклассники и мы, первоклашки.
Весной я новичком пришел в бейсбольную секцию. Мой тренер и старшие одноклубники питали в отношении меня большие надежды: ведь я – младший брат известного стартового питчера Хидэо Коминато. А релиф-питчер[11] Тонодзава поглядывал на меня с ненавистью в классе клуба. Но я прекрасным образом обманул все ожидания, оправдав только надежды Тонодзавы. Сейчас я всего лишь член вспомогательного состава клуба, который стремится стать питчером. Вспомогательный заменяет отсутствующих игроков. И в строгом смысле, наверное, я даже никакой не вспомогательный. Это ж скольким игрокам надо пропустить матч, чтобы я появился на поле? В клубе – десять второклассников, пятнадцать первоклассников. Даже если у всего состава команды случится понос, я все равно останусь сидеть на скамейке запасных.
– Братишка, ты говорил, твой брательник будет участвовать в Косиэне[12]?
Нисикимо называл меня «братишкой», а моего старшего брата – «брательником». Немудрено запутаться.
– Косиэн – это круть. Важная цель. Я и не слышал, чтоб хоть кто-то из нашего Задрищенска участвовал в чемпионате. Серьезное дело. Вот она, молодость…
– Ему не хватило одного шага до Косиэна, – сказал я.
У Нисикимо челюсть опустилась вниз. Лицо его стало похоже на деревянную маску, которую носят в каких-нибудь дальних странах люди с копьями.
– Правда?
– Дошел до финала регионального чемпионата. Да.
Ударился, прокрутился, покатился.
– Если б победил, попал бы на Косиэн.
Хидэо, под стать своему имени, был героем, который привел неприметную бейсбольную команду старшей школы из неприметного городка к одному шагу до Косиэна. Когда он шел по улице, люди, фанаты школьного бейсбола, показывали на него пальцами. Вплоть до лета второго класса он даже релиф-питчером не был, но после того, как к осени того же года овладел бомбическим форкболом, стал массово делать страйкауты[13]. Брат обошел Тонодзаву и поднялся до уровня питчера № 1. Ударные способности команды были по-прежнему низкие, но она практически не лишалась очков, а если зарабатывала хотя бы одно, то как никогда была близка к победе. Иногда парни даже выигрывали игру, когда сохраняли полученное при уоке (бэйс он болз)[14] или мертвом мяче (дедбол)[15] очко, не сделав ни одного хита[16]. Большой приток новичков в этом году случился благодаря игре брата, и, конечно же, все хотели быть питчерами. Сейчас я мог оказаться на питчерской горке только во время подготовки поля после тренировок. Я и сам поражался, насколько разными могут быть два брата.
Само по себе имя Синъя никуда не годилось. По сравнению с Хидэо – имя какого-то неудачника. Когда-то – когда, не помню – я смотрел по телику передачу, где один селеб рассказывал о происхождении своего имени, у которого вместо иероглифа «фу» (= широко распространяться) был похожий на него иероглиф «син», как китайская династия Цин. Вроде его отец хотел, чтобы сыночек стал особенным, вот и добавил ему этот иероглиф. Может, и мой папаша об этом задумывался. Я раньше слышал от предков историю про день, когда я родился, но даже в этом рассказе главная роль отводилась брату. Посмотрев в мой открытый рот младенца, брат решил, что у меня выпали все зубы, и очень распереживался.
– Во как… Оставалось совсем чуть-чуть, а они проиграли, блин… Но всё равно крутыши. Я в море был, а тут такие дела… Урасима Таро[17] хренов.
Нисикимо занимался рыбным промыслом в открытом море, ходил на тунца. Сюда, в свой родной город, он возвращался раз в два-три месяца. Вроде как жил такой жизнью уже около тридцати лет подряд. Я не знал, есть ли у него семья. Он всегда сидел один на краю волнореза, глядя в море, с удочкой в руке. Все это я услышал от брата – сам же впервые увидел его минут двадцать назад.
Изначально в этом порту тренировался мой брат.
При форкболе большая нагрузка на локоть, и тренер Симои велел брату не перетруждаться на тренировках, бросая мяч. Но брат сделал вид, что подчинился, а на самом деле каждый день рано утром продолжал упражняться. Если б он этого не делал, наша команда точно не дошла бы до финала на региональном чемпионате.
В глубине рыбацкого порта за большим складом. Тайное место для тренировок, которое нашел брат. Его видно с моря, но не видно со стороны дороги, так что никаких проблем, даже если тренер Симои будет проходить мимо. Брат, как человек ответственный, заранее переговорил с представителем профсоюза рыбаков. А тот, вроде случайно, оказался фанатом бейсбола и даже с большой радостью разрешил брату тренировки, сказав: «Пользуйся на здоровье. Я сам все объясню нашим ребятам из профсоюза».
Брат познакомился с Нисикимо на третий день самостоятельных утренних тренировок. В первый и во второй день он кидал мяч в стену склада, но его беспокоило, как бы жесткий бейсбольный мяч не повредил бетон, и через каждые несколько мячей он вынужден был подбегать к стене и проверять, всё ли в порядке. Это заметил Нисикимо, который ловил рыбу с волнореза. Вдруг он встал и пропал куда-то, а потом появился, таща на спине мат. Даже не знаю, как можно иначе использовать этот когда-то бывший белым, жесткий мат из спортивного зала, кроме как в спорте. Как бы там ни было, неважно, откуда Нисикимо притащил этот таинственный мат. Он поставил его к стене, сказав: «С этой хреновиной будет получше». Брат день за днем кидал мяч в мат, а теперь это делаю я.
Нисикимо – редкая фамилия, но вот какими иероглифами она пишется, брат не знал. Для японца у Нисикимо слишком прямой нос, так что вероятность того, что он иностранец, не нулевая.
– Это форкбол?
– Откуда вы знаете?
Честно говоря, мой форкбол вообще не падал.
– Да твой брательник только его и тренировал. Он же – р-раз – и падает, да? Крыльев-то у него нет, а он так проворачивается в воздухе – и о-па… Очень круто. У брательника твоего он прям обалдеть как падал.
– Да-а, падал же, правда?
Старший брат продолжал оттачивать бросок своего волшебного мяча – и точь-в-точь как в подростковой манге привел слабую команду за один шаг до Косиэна. А младший, подражая старшему, продолжал свои тренировки в то же время, в том же месте, бросая мяч методом, очень отдаленно напоминающим форкбол. Старший показал ему, как держать мяч. При броске он осознанно сохранял позу брата, но, сколько ни кидал мяч, ничего не получалось. А сейчас какой там волшебный мяч – просто мяч, который летит прямо, на низкой скорости…
– А твой брательник что будет делать после ухода из секции?
Ударился, прокрутился, покатился.
– Говорил, что пойдет в университетскую команду.
Тренер Симои получил для него рекомендацию, так что, конечно, вопрос выбора не стоял.
– О как… Я вот тоже вчера ушел на покой. Думал, что-нибудь полезное услышу…
Ударился, прокрутился, покатился.
– Правда?
– Угу. Деньжат себе немного поднакопил. Могу в море и не выходить уже. Значит, университетская команда… В нашей дыре и нет таких… Что ж делать-то а?..
Нисикимо озабоченно почесал свою коротко стриженную седую голову. Такое впечатление, что он действительно хотел почерпнуть для себя какую-то информацию из профориентации ученика старшей школы.
– О, прилетели, смотри-ка…
Нисикимо, сложив ладонь козырьком и приставив ее ко лбу, посмотрел в сторону моря. Под лучами утреннего солнца в нашу сторону летела стая чаек. Они собирались здесь каждый раз во время моих тренировок.
– Братишка, ты их тоже хлебом кормишь?
– В общем, да.
Когда брат бросал здесь мяч, он по дороге заходил в комбини и обязательно покупал одну булочку на завтрак. Ел ее после тренировки и подкармливал чаек. Именно поэтому они сюда и прилетали. Подражая брату, я тоже покупал булки в том же самом комбини. Позавчера – мини-снэк-голд. Вчера – марон-и-марон с каштаном. Сегодня – булка с лапшой якисоба с густым соусом. Чайки собирались, садились рядком на волнорез и ждали, когда я закончу кидать мяч. Форма у нас с братом одинаковая, так что, может, они считали, что мы – один и тот же человек? Чайкам же непонятно, отличаемся ли мы по росту и внешне, по способностям, по умению кидать форкбол…
Ударился, прокрутился, покатился.
Пока мяч возвращался ко мне, я проверял свою правую руку. Мозоль. Мозоль. Истертые кончики пальцев. Покрасневшие суставы. Я пробовал распрямить локоть – никаких неприятных ощущений нет. Еще этого не хватало…
Ударился, прокрутился, покатился.
Сколько раз я еще смогу бросить мяч, до того как нужно будет идти в школу? Я хотел посмотреть время и стал искать свою сумку, которую бросил на землю. Достал смартфон – их на самом деле запрещено приносить в школу; восемь часов четыре минуты. Для того чтобы переодеться в школьную форму в тени от склада, мне требовалось не больше минуты. Так что еще минут пять.
«Сдохни», – послышался голос.
Я обернулся, но там не было никого, кроме Нисикимо. Он сидел с удочкой в руках в сторону моря и с удивлением смотрел вправо. Значит, мне не показалось, и я, наверное, действительно услышал чей-то голос. Но никого не было… Нисикимо смотрел в сторону, где были одни чайки, чайки, чайки, чайки, чайки… А это что?
– Ты слышал сейчас женский голос?
– Наверное, отсюда.
– А?
– Вот эта чайка… то есть нет… Вот это что такое?
– Что «это»?
Я указал на странную птицу. Смешавшись с чайками на краю волнореза, сидела она: все тело серое, и только вокруг глаз белые круги, как будто енотовидная собака тануки, только наоборот. Таких птиц я никогда не видел. Размером она была, наверное, где-то с чайку.
– Для попугая слишком здоровая.
– Может, это какаду?
– А он такой разве?
«Сдохни», – опять сказала птица. Мрачным голосом без эмоций.
Я поспешно включил камеру на смартфоне и сфотографировал ее крупным планом. Потом подумал, что лучше бы снять видео, и перевел камеру в видеорежим. Но до того, как я успел нажать на кнопку съемки, Нисикимо мгновенно поднялся.
– Ты чего, дура, такие глупости болтаешь?
Ближайшая чайка, испугавшись, улетела, потом следующая, следующая, следующая… Улетали они одна за другой через равные промежутки времени. Может, им хотелось поживиться хлебом, поэтому они не улетали далеко, а начали кружить рядом с волнорезом. И только одна эта странная птица, хлопая своими серыми крыльями, устремилась вдаль и вскоре пропала из виду.
– Знаешь, вчера убийство произошло, в жилом квартале… – Нисикимо показал в сторону солнца.
Я, конечно, тоже слышал эту новость. Говорили, что это первое убийство за пятьдесят лет, совершенное в нашем тихом и мирном городе. В частном доме в центре старого жилого квартала зарезали супружескую пару учителей. Пока я не слышал, чтобы убийцу поймали.
– Может, это как-то связано, а?
– Не может.
– Ну, я тоже думаю, что нет.
Раннее утро следующей субботы. Пасмурно.
Наступила Серебряная неделя[18], так что занятий нет, но секция бейсбола работает. Время сбора – полдесятого, позже, чем начинаются занятия в школе, так что сегодня я могу бросать мяч в два раза дольше. По дороге я купил в комбини три куска квадратного мягкого белого хлеба, следуя птичьим предпочтениям.
– Слушай, они, наверное, бобы больше любят, чем хлеб… – Как обычно, Нисикимо стоял и ловил рыбу с волнореза.
– Думаете, не только голуби, но и все остальные птицы? Но бобы продают только перед праздником Сэцубун[19].
Ударился, прокрутился, покатился.
– Арахис-то продается.
– Так он соленый.
Вчера я выложил в соцсети фотку этой странной птицы. «Когда я изо всех сил старался освоить бросок мяча, вдруг возник чувак, который хотел моей смерти», – написал как есть. И моментально посыпались отклики. Наверное, сейчас их стало еще больше.
– Да рыба, которую жрут чайки, еще солоней.
– Я хочу покормить не чаек. – Я бросил еще один мяч в направлении мата и повернулся в сторону волнореза. – Господин Нисикимо, у вас есть моторная лодка?
– Зачем тебе?
Я честно ответил ему, что хочу догнать ту птицу.
– Она улетела из какого-то дома. «Сдохни» – это слово, которое повторяла женщина, владелица птицы. И судя по всему, часто – раз птица запомнила.
В таком случае человек, которому адресовались эти слова, наверняка жил в том же доме. Может быть, это был ребенок…
– И?..
– Меня это беспокоит. Я подумал так: пока буду приманивать ее хлебом, вы подплывете на лодке, и если мы догоним ее, то сможем увидеть, как она вернется в дом, где ее держали.
– Да на кой тебе сдалась эта лодка? Взял бамбуковое сито или что-то вроде того, положил на него хлеб, потом палкой притянул его себе…
– Какой смысл ловить ее? Можно подумать, она нам расскажет, откуда прилетела…
– О как…
Нисикимо почесал свою черную с проседью бороду, которая росла как ей вздумается. За ним с громким звуком пролетал самолет. Аэропорта тут рядом не было, но самолеты часто летали над городом. Вроде как большинство из них отправлялись в Европу и из нее.
– Как бы там ни было, но никакой лодки у меня нет.
Я-то думал, что она у него есть… Расстроившись, я стоял с мячом в руках. Бросил его в мат, подражая форкболу. Ударился, ух ты, покатился…
Кажется, сейчас он упал.
Конечно, этот удар не был похож на форкбол брата, но, похоже, он немного упал. Я схватил вернувшийся мяч и бросил его еще раз. Ударился, прокрутился, покатился. Не упал. Я бросил еще несколько раз – мяч так и не упал ни разу.
Я согнул руку в локте, вытянув его, – никаких неприятных ощущений. Наверное, еще недостаточно. Я подобрал мяч – опять бросил его. Простой прямой медленный мяч. Еще один. И еще один. Раз за разом, как тренировался мой брат. Пока так делал, я почувствовал жжение в глубине носа, напряг горло и поднял подбородок. Я давно овладел этим способом. Почему, не знаю, но так мне проще было сдерживать слезы.
Пока я стоял некоторое время, прекратив кидать мяч, послышался крик чаек. Я сделал еще несколько бросков, оглянулся на волнорез – и как обычно: чайка, чайка, чайка, чайка, чайка… Вот она, птица серого цвета.