Читать онлайн Мнимая единица. Книга 5. Потомки дронов

Глава первая

Космодром для «прыжков в нуль» простирался до самого горизонта. Строительство уникального объекта подходило к концу. Начальник строительства, Валентин Николаевич Быстров, в прошлом известный, как навигатор первого нулькорабля, стоял у его края, упираясь носками ботинок в податливо-вязкую и одновременно упругую боковую грань практически готовой стартовой площадки, которая согласно жестким требованиям проекта возвышалась над плато на полметра. Гордый собою, он взирал на воплощение гениальной человеческой мысли, автор которой сидел чуть поодаль, устроившись прямо на песке. Это был знаменитый физик Филипп Ветров, разработавший принципы «прыжка в нуль», политический лидер Вестерна и известнейший человек в Галактике. Крепко сложенный, среднего роста, бородатый, с выразительным лицом и живыми глазами, в отличие от друга он просто любовался тем, как над поверхностью космодрома дрожит разгоряченный воздух. Несмотря на сильную занятость, он оставил столицу, чтобы навестить друга, и нашел его в редкостном расположении духа. Начальник стройки сиял от счастья: уникальный объект, в который он вложил столько труда, уже через месяц начнет отправлять корабли в космос. Да и погода радовала! В этой безлюдной части единственного континента планеты уже три дня царил настоящий рай.

Ветров вдруг зажмурился, уголки его губ стали подрагивать от рвущегося наружу смеха.

– Дама была бы в восторге! – промурлыкал он и открыл искрящиеся весельем глаза.

Рубашка на спине Быстрова натянулась. Благостное настроение, которое он пестовал в себе с утра, уступило место раздражению. Он нервно дернул головой и недовольно буркнул:

– Мои мысли тебя не касаются! – он сжал кулаки, силясь не дать волю своим неуместным думам. Но те легко прорвали воздвигаемую им плотину запрета, заставив додумать: – «Вот идиот! Размечтался рядом с Филиппом! Вообразил, как поверхность космодрома поглощая часть моего корабля, отправляет его в открытый космос, чтобы доставить поседевшего Ромео к его горячей страстной Джульетте, которая не просто чужая, а чуждая враждебная ему женщина! И все это на радость читающему мысли Ветрову. Дух захватывает, как я все это живописал: покрытие разбегается радужными кольцами от точки старта, корабль тает на глазах, и стареющий плейбой прыгает со строительства века к той, которая… н-да… Все-таки я – идиот! И картина совершенно идиотская! Как это утомительно, когда ты прозрачен для своего собеседника!»

Быстров издал печальный вздох.

Ветров изогнул бровь и, глядя на иризирующее синим цветом покрытие космодрома, кажущееся бесконечным на ярком солнце, неожиданно отдал приказ:

– У тебя день, чтобы передать дела заместителю!

Быстров хотел рассмеяться, но вдруг понял, что Ветров не шутит.

– Почему? – не оборачиваясь, спросил он, его голос чуть дрогнул.

– Потому что ты, мой дорогой друг, без всякой помпы отправишься к своей инопланетянке еще до завершения строительства «нулькосмодрома».

Быстров резко обернулся. Его длинные по новой вестернианской моде волосы взметнулись вверх.

– Ты серьезно? – с робкой надеждой спросил он. – Я? К Нуан Сунел?

Филипп хлопнул себя по коленям и жизнерадостно сказал:

– То-то обрадуется дикарка! А что касается картины, Валя, которую ты вообразил, то она была величественной!

Чтобы скрыть заливающую лицо краску, Быстров отвернулся.

А Ветров поднялся с песка, тщательно отряхнул брюки и медленно, будто наслаждался каждым словом, подтвердил:

– Да, Валя. К Нуан. На Коалу. В логово потомков дронов. Но что-то я не пойму, ты рад или нет?

– Н-нет, да… Я рад повидаться с Н-Нуан! – заикаясь, ответил Быстров, и вдруг понял, что лжет другу. Не было в нем радости, а только страх и неприятное чувство, что он вдруг превратился в легкое перышко, которое ветер уносит куда-то в неизъяснимую даль… и все же он тихо сказал: – Я рад послужить Вестерну!

«Уж не боится ли он ее?» – помыслил Ветров и почесал затылок. И вдруг поймал себя на том, что и сам побаивается этой нечеловечески импульсивной инопланетянки вместе с проблемами, которые вскоре появятся на Вестерне из-за нее. И все из-за того, что семнадцать лет назад не послушался Великого Маина, и в брачном эксперименте между людьми и потомками дронов, не заменил собою Быстрова. Не пожелав ранить свою жену, он взвалил на друга слишком тяжелую ношу. И теперь жизнь Быстрова… да что там, вся колония Вестерна подвергается опасности! Ведь за мальчишкой лететь не ему! Значит и не ему отбирать кандидата! Сможет ли Быстров понять, кого он везет к людям?»

«Да вольется свежая кровь! Да нужна ли она людям, Маин? Потомок дронов – враг человечества. И дети, что родятся от него, вряд ли станут для нас своими…»

Как обычно его друг и наставник Маин не оставил мысль о себе без внимания.

Филипп услышал сквозь шепот ветра:

«Этот шестнадцатилетний мальчик пригодится Вестерну. А тебе пора к нам, несносный упрямец!»

«Я не исполнил всего, что должен!» – едва шевельнув губами, возразил ему Филипп, и, подбоченившись, окинул довольным взглядом почти готовый космодром.

После конфликта между людьми и потомками дронов, боровшихся за планету Вестерн, потомки дронов побывали на Вестерне трижды, но людям не позволяли делать ответный визит. Все три раза они возникали на околопланетной орбите Вестерна, выражая желание увидеться с ее лидером, чтобы обсудить семейное дело – будущее детей Валентина Быстрова и Нуан Сунел. Ветров поднимался на космической яхте, и всякий раз удивлялся, как мало знают члены коальского экипажа о детях Сунел, да и вообще о делах своей родной планеты. Впрочем, как и сам коальский полномочный посол. Будто перед отправкой на Вестерн мозги посланцев специально зачищали, или промывали то, что там имеется у них вместо мозгов, чтобы Ветров не выудил из них что-то важное и секретное. Ведь семейным – это дело никогда не было!

На этот раз коальцы повели себя иначе, во-первых, на встречу прибыли компетентные специалисты, а во-вторых, Ветрову объявили, что человеческому отцу пора увидеть своих детей – гибридов, рожденных от дочери дронов, и выбрать подходящего для жизни на Вестерне.

Дождавшись, когда Быстров успокоится, Ветров сообщил:

– За точность информации не ручаюсь, но мне сообщили, что один из мальчишек Сунел – выглядит, как истинный человек. И тебе предстоит разобраться: действительно ли он – человек, или – дрон, скроенный по подобию людей с помощью хирургических операций. Послы заявляют, что мальчик по доброй воле выбрал бытие человеком, и что поэтому среди коальцев считается выродком. Так что Сунел тоже не чает избавиться от него, сдав тебе на руки. Но тебе следует помнить, что по их законам, ты можешь выбрать любого, или вовсе отказаться брать кого бы того ни было. Последний вариант нас устроил бы больше всего. Но смотри сам, в каком-то смысле они все-таки твои дети! Но чувствам своим ты все же не доверяй. На Коале постараются сделать так, чтобы ты ощущал свое отцовство, как можно пронзительнее, и не воспользовался правом отказа! – Ветров подбросил носком ботинка песок, и добавил: – Эх, мне бы поехать, да они меня боятся! Только девочку на Вестерн не бери! Нам ни к чему ритуальные сексуальные бои в колонии Вестерна! Я думаю ты помнишь, как тебе приходилось с Сунел…

Быстров буркнул:

– Это трудно забыть!

Ветров кивнул и уточнил:

– Полетишь на их корабле. Он ждет тебя на орбите. Так что съезди домой повидаться с Элен и наверх!

Собираясь в дорогу, Быстров прислушивался к своим чувствам. Конечно, ему было любопытно увидеть коальских детей. Вот только он понимал, что это его отцовство весьма условное, поэтому большого желания прижать отпрысков к мужественному отцовскому сердцу у него не было. Как и взять кого-то из них на Вестерн. А Элен? Станет ли она доброй мачехой чужаку, матерью которого была ненавистная ей Сунел? Семнадцать долгих лет Быстров старательно скрывал от жены тоску по чужой, и все же невероятно близкой ему женщине с планеты Коала. За это время Элен родила ему двух дочерей и троих сыновей. И все-таки оба знали, что он не чувствует к ней страсти. Быстрову не хотелось расстраивать жену, но и не сказать ей, что отправляется с космическим визитом, он тоже не мог. Поэтому путаясь и заикаясь, сообщил Элен, как важно для колонии Вестерна навестить потомков дронов и забрать с Коалы одного из детей Нуан Сунел. И что он не имеет права на ошибку! Ведь тот, кого он отберет для колонии, может оказаться хитрым и опасным врагом.

Элен вся съежилась, слушая его. И даже на космодроме не раскрыла скорбного рта, когда Быстров обнял ее на прощанье.

– Я уже начинаю скучать… – коснувшись губами ее лба, нежно сказал Быстров, и ужаснулся, как фальшиво это у него прозвучало.

Чуткая Элен подняла на нее полные слез глаза, медленно покачала головой, резко развернулась и, спотыкаясь пошла к машине, не в силах оставаться с мужем долее.

И с этого момента Быстрова словно выкинули из настоящей жизни, заменив реальность на сценические декорации…

Глава вторая

…Быстров разглядывал каюту, в которой предстояло лететь до Коалы. Странным казалось все. Раздутые в размерах вполне знакомые предметы, непривычно большая высота потолка, мерцание стен. Странно было быть в окружении чужих совсем одному, без поддержки Ветрова. Странно было лететь на чужом корабле. И особенно странно лететь пассажиром.

Но между тем по оснащению каюта потомков дронов мало отличалась от аккуратненьких кают их первого «Нулевика». Только металлопластик мерцал, а вместо иллюминатора на стене красовался овальный обзорный экран. Он не сразу заметил еще одну деталь, которой не могло быть на их «Нулевике». Прямо в воздухе в полуметре от слишком длинной по человеческим меркам кровати, не обращая внимания на гравитацию, висело «нечто». И это «нечто» сильно смахивало на голову сахара. Быстрову сделалось смешно, и он, позабыв об осторожности, привстал на цыпочки и лизнул эту сахарную штуковину. Да! Она оказалась сладкой! Но сахаром точно не была, потому что хихикнула, как только он коснулся ее языком.

«Что за черт?!» – ругнулся Быстров на всякий случай не вслух, чтобы не оскорбить религиозных чувств хозяев корабля, если таковые у них имеются.

Он дотронулся до странного объекта пальцем и даже попытался его ковырнуть. И неизвестно, чем бы это закончилась, если в этот момент на обзорном экране не поплыло изображение, и панораму космодрома, на котором готовился к старту коальский корабль, не вытеснила бы голова корабельного стюарда. Смешливый «сахар» взмыл вверх, и Быстров вперил свой взгляд в инопланетянина. Чужак был весь голубовато-серый, начиная от бровей, и кончая форменным костюмом, туго обтягивающим его длиннющую шею. Однако черты лица (почти человеческого, если забыть о его деревянно-бесстрастном выражении) были даже приятными. Выразительная линия бровей, удлиненные глаза, чувственные губы. Все было привычным. Отличие расы потомков дронов начиналось выше лба. Голову стюарда венчали тонкие щупальца, по которым, потрескивая, пробегали электрические разряды. Корона из щупалец была одной из многочисленных тайн этой расы. Но Быстров уже видел их у Сунел во время медового месяца, которое они провели на одном из кораблей Маина. Сунел взяла с него слово, чтобы он хранил в тайне подробности ее телесного сложения. И Быстров свое слово держал! Чем и заслужил доверие со стороны потомков дронов.

– Меня зовут Телиф Ан! – глубоко посаженные глаза чужака не менее жадно уставились на широко известного на Коале человека. Быстров был отцом пятого цикла госпожи Сунел. И прозвище имел, как представитель неполноценной космической расы, самое подходящее – «срубленный папаша».

– Меня зовут Валентин Быстров! – отрекомендовался гость, растягивая губы в улыбке.

Телиф Ан церемонно поклонился ему.

Быстров хотел ответить тем же, но в этот момент что-то кольнуло его в висок, и он не стал опускать головы, решив, что к стюарду не следует относиться, как к равному. Это всего лишь обслуживающий персонал. А он – почетный гость, за которым был любезно отправлен специальный транспорт.

К тому же Быстров был уверен, что он известная личность на Коале, причём весьма!

От возмущения щупальца инопланетянина взметнулись вверх. Вот и Нуан вздыбливала их, когда на него сердилась.

«Я его разозлил!» – понял Быстров и улыбнулся: вывести из равновесия спесивых коальских мужчин задача не из простых, а у него получилось!

Оскорбленный потомок процедил с экрана сквозь зубы:

– Примите меры предосторожности, иначе вас раздавит при взлете. Ложитесь, и вас упакуют.

Валентин понятливо кивнул и шагнул к кровати. Недоглядев, он задел лбом плавающую в воздухе штуку, и ткнул в нее пальцем.

– Что это?

– Слуга, если угодно…

Валентин опешил.

– Слуга? Он… – машина?

Телиф Ан мигнул, выражая скупой мимикой удовольствие от замешательства чужака и надменно, с явным чувством превосходства, сообщил:

– Нет, это живое существо!

От гадливости, что он буквально пару минут назад сподобился его лизнуть, Быстрова чуть не стошнило. Телиф Ан, угадав его чувства, улыбнулся деревянной улыбкой, чувствуя себя отмщенным, причем отмщенным неожиданно, что лишь добавляло случившемуся особую прелесть. Немного посветлев лицом, в прямом и переносном смысле слова, он, зная, что люди очень забывчивы, предупредил еще раз:

– Не забывайте о мерах предосторожности, гость! Госпожа Сунел желает вас видеть без повреждений!

Липкие омерзительные щупальца кинули Быстрова в кровать, вдавили в нее, (кровать оказалась вязкой) и затянули сверху ремнями.

– З-задыхаюсь… ослабь… те… – проблеял Быстров и от отчаяния добавил: – Покорнейше прошу!

Ему сразу стало легко. Он будто воспарил над кроватью. И даже успел подмигнуть стюарду перед тем как нырнуть в черноту забытья.

– Невозможный субъект! – пожаловался сахару стюард перед тем, как исчезнуть с экрана.

…Очнулся Быстров от того, что ощутил слюнявое прикосновение к щеке. Преодолев отвращение, он приоткрыл один глаз и увидел над своими губами влажно хлюпающую сахарную штуку.

– Брысь! – (в ответ лишь отвратительное хихиканье). – Отстань, ради Бога!

Услышав о Боге, существо взмыло вверх. И пространство каюты затопило багровым светом, который был неожиданно ярок до рези в глазах. Быстров зажмурился, попытался встать, но не смог. И вспомнил, что привязан к кровати ремнями.

– Вытащи меня из кокона! Или ты не слуга?

Получив приказ вместо вежливой просьбы, сахар свалил Быстрова на пол, как кучу дерьма. К счастью напольный пластик на мгновение обрел пластичные свойства. Правда, с небольшим опозданием! Отчего Быстров все-таки расшибся. Кряхтя, как старик, он осторожно поднялся на ноги.

Каюта освещалась уже не так ярко, льющийся с обзорного экрана свет был приглушен фильтрами. На его вогнутой поверхности сияла сказочная панорама, где у самого горизонта в коричневатой дымке стремились крышами в багровое небо черные блестящие здания, расширяясь от основания кверху.

Сахар загородил собою картинку, требуя к себе внимание.

Быстров поморщился.

– Как тебя зовут? – спросил он, глядя на то, как слуга медленно дрейфует в воздухе между ним и экраном.

Слуга не ответил.

Вспомнив наставления Сунел, что прежде следует представиться самому, Быстров отрекомендовался:

– Быстров Валентин.

– Тетра 1001, – ответило существо, качнувшись, словно было головою на невидимой шее.

– А если просто Тетра?

– Тогда просто 1001! – голос сахара чуть дребезжал, кажется, он растерялся, только вот отчего?

– Почему? – уточнил Быстров с любопытством.

– Святотатство! Говорить на Коале священное имя Тетра без индекса запрещено!

Опасаясь ненароком оскорбить собеседника, Быстров от дальнейших расспросов отказался, и кивнул на экран, когда 1001, представившись, уплыл к стене.

– Это планета Коала?

1001 подтвердил.

Стараясь выразиться, как можно более изящно, Быстров, заметил:

– Какой великолепный отпечаток реальности…

– Готовься к выходу! – без всякого почтения оборвал его сентенцию сахар.

Быстрову показалось, что в конце было добавлено еще и слово «болван». Но он не был в этом уверен.

Картинка на экране, растекаясь в стороны, освободила место изображению командной рубки корабля. В ее центре стоял рослый потомок дронов, одетый в форму.

«Судя по нашивкам – капитан пассажирского корабля» – отметил про себя Быстров и удивился, почему он так в этом уверен? Значит либо это подсказка, навязанная ему телепатическим способом, либо, наконец, проснулась его знаменитая интуиция.

Он покосился на слугу, пожал плечами и стал разглядывать капитана.

Лицо капитана было весьма примечательным: с резкими крупными чертами, изборожденное глубокими извилистыми морщинами. Капитан был значительно старше стюарда. Но кроме возраста его отличало от прислужника что-то еще. И Быстров, скорее, это почувствовал, а не увидел.

– Стар Пресс, капитан пассажирского межзвездного корабля! – представился потомок и далее последовала длиннющая вереница цифр вперемежку с гортанными звуками.

– Валентин Быстров! – ответил Быстров, расшаркавшись.

Стар Пресс склонил голову, оценив по достоинству манеры гостя, и вдруг улыбнулся. Его улыбка оказалась неожиданно живой, совсем не такой, как у стюарда.

– Дорогой гость Коалы! Поздравляю! Вы – первый человек, удостоившийся чести ступить на поверхность нашей прекрасной Коалы – Деи! – с пафосом произнес он.

Быстров поклоном выразил свою благодарность и полюбопытствовал:

– Не просто Коала, а Коала – Дея… значит, так вы называете планету на своем языке?

На лицо Стара Пресса набежало темное облачко. Кажется, он смутился и поэтому поторопился сменить тему:

– 1001 будет исправно служить вам, пока вы гостите на Коале! – он вдруг подмигнул Быстрову совсем по-человечески. – Вас встречает ваш старый друг!

– Кто?

Но экран уже снова показывал багровое небо.

К своему ужасу Быстров осознал, что стоял перед капитаном в костюме Адама. Однако, вспомнив, что нагота для потомков, что спортивный костюм для землянина, успокоился.

«Не расстраивайся! – прошепелявило в его голове. – Деям все равно одет ты или нет!»

Быстров зло посмотрел на слугу.

– Кто это сказал? Ты?

– Я!

– Перестань лезть в мою голову… – начал Быстров, но сообразил, что по-другому общаться с сахаром у него не получится.

«Рад бы, да не могу! – подтвердил его догадку сахар. – Приходится, знаешь ли! По долгу службы! Только и занимаюсь тем, что лезу кому-нибудь в голову. В твоем же случае заниматься этим неприятно, ибо твои мысли фонят, а таким, как я, это вредно! Я – переводчик, и....»

– А я – гость Коалы! – напомнил Быстров. – Поэтому будем взаимно вежливыми! А скажи-ка мне любезный 1001, что означает слово «деи»?

Быстрова снова обдало волной чужеродного страха. Кажется, с упомянутым словом что-то было не так! И значит не показалось, что капитан испугался!

«Это слишком даже для гостя! – промелькнуло в голове Быстрова, готового поклясться, что слуга каким-то непостижимым образом сдвинул брови, которых у него нет, и глядит страшными глазищами, которых тоже не имеет. – Запомни чужак! Коальцы – это потомки дронов! Вот так и говори! А «деи» – слово для нас!»

Быстров поморщился. Строптивец – слуга своими запретами успел надоесть ему до смерти!

– Верни мне одежду! – миролюбиво попросил он и, запасаясь терпением, добавил: – Пожалуйста!

– Сначала дезинфекция, потом одежда! – проквакал слуга.

Прямо с потолка на Быстрова ручьем полилась тягучая жидкость и, достигая его ног, бесследно исчезала в полу. Когда последние капли влаги всосались в пластик, Быстров получил одежду. Способ ее выдачи впечатлял даже больше, чем странный душ. 1001 метнулся к стене, ударился о нее с сухим треском, и из образовавшейся вмятины плеснуло кучей тряпья.

Быстров поймал ее на лету, и вмятина исчезла. В великом сомнении он нырнул в то, что ему дали и, естественно, утонул в инопланетном костюме. Однако костюмчик оказался с секретом: сам обтянул его по фигуре, лишь только была застегнута последняя клепка. Экран по приказу 1001 превратился в зеркало. Быстров оглядел себя и весьма довольный результатом подмигнул своему отражению. Костюм на нем сидел отлично, подчеркивая достоинства человеческой фигуры.

– Неплохое начало! – заметил он и, более не мешкая, направился к двери.

«Маску «болван»!» – пронеслось в его голове.

И снова Быстров не был уверен в последнем слове. Однако догадался протянуть руку к месту, где исчезла вмятина, и маска материализовалась на его ладони. Подивившись очередному коальскому фокусу, Быстров приложил маску к лицу, и та сразу превратилась в еще один слой его кожи.

В каюту с шипением начала поступать коальская атмосфера, вытесняя вестернианскую.

И когда все стихло, дверные створки разъехались. В коридоре его ожидал надменный стюард. Склонив голову набок, он, подражая манере людей, протянул Быстрову свою огромную длань. Быстров вложил в нее свою, тоже немаленькую, и чуть не вскрикнул. Сила в инопланетной деснице была чудовищной. Телиф Ан механически улыбнулся, отпустил руку гостя и повел его по извилистому коридору. У внешнего люка Телиф Ан притормозив, отступил в сторону, и Быстров шагнул вовне один. Волнуясь, он спустился по трапу и с наслаждением ощутил под ногами твердь планеты.

Ожидавший у трапа бронзовый великан, прогрохотал на удивление радостно:

– Добро пожаловать на Коалу!

– Здравствуйте господин… э… – Быстров силился вспомнить, кто перед ним, ведь, по словам капитана это был его старый друг.

– Вы не узнаете меня? – радостные нотки в голосе аборигена сменились разочарованием.

– Виной тому багровый свет вашего солнца… – начал извиняться Быстров, но великан перебил его.

– Я – Ланс Берг!

Быстров внимательно вгляделся в черты встречающего. В глазах появилось узнавание, и Ланс Берг радостно хмыкнул. Впрочем, обрадовался и гость.

– Рад, что вас миновала печальная участь других членов вашей вестернианской миссии! – заметил Быстров. – Тоскливее места, чем свалка, я не встречал!

Доктор согласно кивнул:

– Я и Нуан Сунел живем на Коале благодаря заступничеству нашего общего друга Филиппа Ветрова. Мы избежали наказания, потому что он поручился за нас… – Ланс Берг выдал из щупалец огромный сноп искр, значит ему было неприятно это вспоминать. Но он заставил себя успокоиться, скользнул взглядом по открытому люку и вдруг рассердился. – Почему гостя сопровождаешь только ты, эллипсоид?

Быстров оглянулся. Слуга висел позади него, и был уже не белым сахаром, а гладким эллипсоидом густого черного цвета с характерным стеклянным блеском. И все-таки 1001 был узнаваем: ибо был все так же спесив и одновременно услужлив.

– Согласно статусу! – заносчиво скрипнул 1001.

– Не тебе судить! – рассвирепел Ланс Берг и что-то зашептал в свой воротник.

Тут же из черноты входного люка шагнул на трап сконфуженный стюард. Его щупальца трещали от унижения и злости. С подчеркнутым смирением он спустился вниз и замер в полушаге от гостя.

Ланс Берг удовлетворенно кивнул и властно скомандовал:

– Все по местам!

Глава третья

Справа от доктора, прямо из пустоты, без какого-либо предупреждения вынырнула машина.

От неожиданности Быстров подался назад. А сопровождавший его 1001, насладившись его паникой, принял сигарообразную форму и пальнул куда-то, словно из ружья, прощебетав на прощание, что у гостя с языком затруднений не будет. От удивления рот Быстрова раскрылся.

Весьма довольный произведенным эффектом доктор Ланс Берг раскрыл перед ним дверцу.

Быстров, наконец, опомнился, закрыл рот и, неуверенно шагнул к машине, ворчливо заметив:

– Мне было обещано, что 1001 всегда будет со мной.

– Он встретит вас уже на месте! – ответил Ланс Берг, искательно заглядывая ему в глаза. – Хотелось бы считать, что вы его отпустили …

Удивленный Быстров изогнул бровь, но кивнул, так как ему совершенно не хотелось снова увязнуть в скучнейших церемониях Коалы. И он, решив воздержаться от дальнейших расспросов, забрался в машину.

Аборигены последовали за ним. И в салоне сразу стало тесно.

Машина, тем временем, рванула вперед. Ландшафт за окном слился в сплошную массу. Быстрова тяжело вдавило в сиденье, перед глазами поплыл кровавый туман. Он хотел закричать, но тело уже не имело силы.

«Мне конец…» – помыслил он и отключился.

Очнулся Быстров в момент остановки машины. И с огромным трудом удержал содержимое желудка от излияния наружу. Тело болело. Ему казалось, что он растекся по сиденью кровавым пятном. А глаза не вытекли только чудом!

Он дотронулся до лица рукой, пальцами чуть приподнял веки и оглядел свои члены.

Вроде бы все на месте, целостности он не утратил.

Ланс Берг что-то шептал в свой микрофон. Стюард смотрел вперед и выглядел безучастным. Впрочем, как и другие потомки. Состоянием Быстрова никто не интересовался. И он, предоставленный самому себе, стал озираться по сторонам, не забывая глубоко и размеренно дышать.

Машина остановилась у черного небоскреба, основание которого, как и у большинства зданий на Коале, было узким, где-то в два раза больше их авто, а вверх активно расширялось. Быстров добрался глазами до самой его крыши и зажмурился. Над небоскребом плыли коричневые облака, создавая иллюзию падения чудовищной громадины. Рефлекторно отпрянув, Быстров опустил голову, сделал несколько глубоких вдохов, снова открыл глаза и увидел, что часть стены цокольного этажа ушла под землю, обнажив черный проем.

Машину втянуло внутрь. Она вздрогнула и заскользила вверх.

Телиф Ан недовольно заерзал на своем сиденье и нервно спросил:

– Не слишком ли медленно?

Щупальца Ланса, потрескивая огоньками, развернулись в его сторону, медленно наползая. И Телиф Ан сразу притих. Минут через пятнадцать машина замерла. Ланс Берг собственноручно вынул из салона человека и бережно поставил на ноги. Быстрова шатало, и доктор поддержал его рукой, помогая обрести равновесие. Берг извинился за слишком высокую скорость езды, и посетовал, что потомкам дронов не известны пределы человеческих возможностей. В ответ Быстров промычал что-то нечленораздельное, демонстрируя своим видом, что он не очень-то в это верит.

Решив, что для сохранения лица сделано достаточно, Ланс Берг вежливо улыбнулся и направил Быстрова в узкий коридор, бережно поддерживая за локоть. Телиф Ан двинулся за ними. А за стюардом последовала охрана доктора. Миновав коридор, они ступили в просторную залу, залитую холодным голубоватым светом. И внешность потомков сразу проиграла. Без красновато-багровой подсветки местного солнца они превратились в бодро шагающих утопленников. Зато выиграли человеческие глаза, которые, наконец-то, смогли видеть цветовую гамму такою, какая она есть. Под потолком Быстров заметил три зависших эллипсоида. Самый нижний из них, став на мгновение сахаром, тут же вернул себе эллипсоидную форму, оставив в самой узкой своей части белую искрящуюся отметину. Быстров, узнав в нем 1001, к своему удивлению обрадовался тому, что его слуга рядом.

Пустая зала начала заполняться мебелью, либо просто проявляясь в воздухе, либо выдвигаясь из стен и пластикового пола. Наконец, плеснуло сиреневым цветом, который превратился в земной диван. И Быстров обрадовался ему, как другу. Он заставил себя отцепиться от поддерживающей его руки и нырнул в сиреневую божественную мягкость. Его еще подташнивало, и он был рад возможности опереться на удобную спинку. К нему подкатил столик с местными фруктами, каждый из которых был снабжен ввинчивающейся в мякоть трубочкой. Человек помнил уроки Сунел, и толково взялся за дело. Он пил терпкий сок и невольно вспоминал, как же им с Сунел тогда было непросто! В особенности ей… И очарование прошлого, которое так манило его все эти долгие семнадцать лет, вдруг исчезло. Он понял, что никакой романтики в их отношениях не было. Это был скорее научный эксперимент, санкционированный высшей космической расой. Сунел была крепче его, ее тело подвергали большей трансформации, значит она и мучилась дольше… И, если выбросить адаптационные дни, у них было не больше недели. Взгляд Быстрова стал грустен. Да, он по сию пору, возможно, любит Нуан Сунел, но мысль, что они, наконец-то, встретятся, отчего-то больше не радовала.

– Нравится? – вежливо спросил Ланс Берг, указывая длинным перстом на фрукты.

Быстров кивнул, и с вымученной улыбкой, так как его все еще подташнивало, полюбопытствовал:

– Мне предстоит увидеться с сыном?

Собираясь отвечать на вопрос, Ланс Берг тяжело навис над ним своей массой. Его исполинские габариты вызвали у Быстрова острейшее желание, улизнуть с дивана. Ланс Берг это заметил и выпрямился.

– Господин Быстров! Надеюсь, вы понимаете всю тонкость ситуации! Перед встречей с сыном вам прежде следует увидеться с его матерью. И мы сейчас, как раз, у нее… – Ланс Берг не договорил, заметив, как три эллипсоида стайкой устремились к двери.

Двустворчатая дверь распахнулась. И в залу, высоко подняв голову, величаво вплыла незнакомая Быстрову самка потомков дронов. Потомки-самцы сразу подобрались. Но она направилась не к ним, а к развалившемуся на диване гостю Коалы. Не отрывая от его лица любопытного взгляда диких фиолетовых глаз, она склонилась перед ним в поклоне, и тыльной стороной ладони дотронулась до его небритой щеки. Быстрова ее жест озадачил, его внимание рассеялось, и далее все эволюции, которые он совершал, происходили словно во сне. Он встал на ноги. Его рука обвела тонкий стан. Он даже не вздрогнул, получив чувствительный удар током, а наоборот еще плотнее сомкнул руки за спиной незнакомки.

Раздался хриплый кашель Ланса Берга. Быстров с трудом оторвал взгляд от женщины и досадливо на него посмотрел. Доктор глядел строго, но не на него, а на прелестницу. И был не столько спокоен, сколько вежливо холоден. Стюард же – нет. Щупальца Телифа Анна угрожающе дыбились, а на голубовато-серой коже проступили отвратительные коричневые пятна.

– Он – чужак, милая леди! – процедил стюард сквозь зубы. – Так нельзя!

– Не тебе указывать мне, немилый юнец! – жеманно пропела «милая леди». – Ты в моем доме! Я не зайду за грань, но хочу понять свою мать! – она перевела взгляд на доктора Ланса, и вызывающе прогнулась в спине, коснувшись упругой грудью Быстрова, который, естественно, нашел ее прелестной и трепетной.

– Ну и как? Поняла? – не сдержали любопытства оба потомка.

Вызывающая поза «милой леди» не оставила им шансов скрыть свое возбуждение.

Быстров растерялся, глядя на них, неужели придется участвовать в общей свалке? Тогда живым ему точно с планеты не выбраться! Но обстановку разрядил веселый переливчатый смех. На пороге стояла Нуан Сунел. И Быстров ахнул. Она была беременной. Даже слишком беременной! Ее невозможный живот так ошеломлял, что он невольно отдернул руки от талии «милой леди», как будто именно они могли сделать «слишком» беременной еще и ее. Глядя на Сунел, он мешком осел на диван, понимая, что чувство, с которым он только что обнимал девушку, было далеко небезобидным. А если она его дочь?

Быстров зажмурился. Ему было отчаянно стыдно.

А дочь Сунел, оставив его в покое, отошла к стене. Стюард, схватившись за сердце, застонал.

– Отпусти его! – приказала Сунел и умоляюще взглянула на Быстрова.

Тот сначала растерялся, но все же понял, о чем его просят, развел руками и сказал:

– Пусть идет.

Молодые, не мешкая, скрылись за дверью. И как только она за ними захлопнулась, послышался грохот упавших на пол тяжелых тел. Человек смутился, он оказался не готовым стать свидетелем сексуальных игр коальской молодежи. Но, вспомнив, собственное знакомство с Сунел, испытал сочувствие к злобному стюарду. Игнорируя шум за дверью, доктор Ланс Берг, церемонно поклонился хозяйке, и удалился, уводя за собой свою свиту. И Сунел с Быстровым остались вдвоем. На лице женщины мелькнуло хищное выражение. Она вгляделась в своего самого пылкого возлюбленного, который когда-либо у нее был, и глаза ее засверкали. Ожидая нападения, Быстров невольно вжался в диван. Но инопланетянка повела себя мирно. Видимо беременность сделала свое дело, превратив неистовую самку в сдержанную радушную хозяйку. Сунел села к Быстрову ближе, и застыла, словно рептилия, давно не видевшая солнца. А человек, воспользовавшись моментом, стал украдкой ее разглядывать. Гипертрофированная беременность не умалила очарования инопланетянки. Он невольно любовался ею. Сунел тут же уловила его настроение. Ее рука, вспорхнув, как бабочка, потянулась к его щеке. Это напомнило Быстрову, что пару минут назад, он возможно, обнимался с собственной дочерью.

Густо покраснев, он спросил:

– Надеюсь, та девочка, что увела Телифа Ана, она – не моя…

Сунел рассмеялась.

– Не беспокойся! Ей уже скоро двадцать! Она – не твоя дочь!

– Она такая же красивая, как и ты! – не удержался от комплимента Быстров.

Сунел будто его не услышала, ее взгляд был отстраненным и даже пустым.

– Извини, я немного забылась… – через минуту опомнилась она.

А Быстров вдруг испытал острое чувство жалости к себе и к ней. Он сказал:

– Если ты не согласна, я не стану забирать сына!

Нуан покачала головой и тихо ответила, пристально глядя человеку в глаза:

– Все не так просто, мой человечек! Мне дорог каждый ребенок! Но более всего мною любимы те, кто особенно удался, и почти не отличим от эталонной матрицы Дея. Дети же от тебя, Валя, далеки от ее совершенства. И если ты увезешь хотя бы одного из них, я буду только рада! А кандидата для тебя мы уже подобрали…

– Но по вашим законам я могу выбрать любого! – ответил Быстров, вспомнив о наставлениях Ветрова.

Нуан зашипела на него, как кошка и вскочила на ноги. Ее огромный живот тяжело спружинил.

– Только попробуй заикнуться о выборе! – гневно выкрикнула она. – Я не позволю мучить еще одного!

– Мучить? Что ты имеешь в виду? – опешил Быстров и, не отводя от Сунел взгляда, машинально взял из вазочки очередной фрукт.

Но инопланетянка уже не владела собой. Она с силой ударила его по запястью.

Плод вылетел из рук Валентина, влажно хлюпнул о стену и стек по ней, бесследно исчезая в полу.

Быстрова захлестнул гнев.

– Сунел! – жестко проговорил он. – Мы не станем играть в эти игры! Ты знаешь, зачем я приехал!

Лицо Нуан стало белее мела. Быстрову даже стало жаль ее. Но больше нее, ему было жаль мальчишку, которого придется забрать с Коалы, раз просит об этом мать. Парнишке будет также одиноко и неуютно на Вестерне, как ему сейчас на Коале. К тому же неизвестно кто пострадает больше! Вестерн или потомок?!

Чтобы уйти от трудной темы, Быстров миролюбиво спросил:

– Я буду жить у тебя?

Нуан тяжело опустилась на диван и покачала головой.

– Нет. Для тебя приготовлено специальное жилье с атмосферой Вестерна. То, что вы пришли сегодня ко мне – ситуация нестандартная. На Коале встречи любовников происходят на территории мужчин. Но Ланс Берг считает, что для тебя, как человека, так будет проще и привычнее. Ты ведь наш гость, и своего дома у тебя на Коале нет!

Быстров откинулся на спинку дивана и полюбопытствовал:

– Тогда почему ты просила отпустить Телифа Анна с … – он не знал имени «милой леди», поэтому сказал: – с дочерью, если это противоречит коальским обычаям? Почему Ланс позволил им уединиться?

– Ланс Бергу, как доктору и наблюдателю за нравственностью, разрешено отступать от правил. Да и большого греха в этом нет! В моем доме пылкого стюарда ждут одни шишки и ссадины! – Сунел, изображая улыбку, приподняла уголки губ. – Безрассудная молодость толкает Телифа Анна на бессмысленный флирт.

Быстров взялся за следующий фрукт, посмотрел на Сунел и оставил его на блюде.

– Я впервые гощу на планете, принадлежащей другой расе, – заметил он. – И мне хотелось бы познакомиться с ее достопримечательностями!

– Поговори об этом с Лансом Бергом, – посоветовала Сунел. – Как наблюдатель за нравственностью, он является законом для всех тех, за кем присматривает. Поддержать твою идею или пресечь ее на корню в его власти. – Она вздохнула и положила ладонь на живот. – Тебе пора! Я страдаю в защитном костюме. И для детей в моем чреве скафандр тоже испытание.

– Скоро ли событие? – Быстров взглядом показал на ее огромный живот.

– Ты его не пропустишь. Тебе должно присутствовать! – ответила Сунел, улыбаясь.

Быстров закашлялся. Такого он не ожидал!

– Видишь ли, – объяснила Сунел, – по обычаям потомков дронов именно отец принимает роды. Тебя заменил их отец… – Нуан с нежностью посмотрела на свой живот, – а для них заменишь его ты. Мы специально так подгадали. И рады, что Ветров дал добро!

– А не опасно ли это для детей? – слишком заинтересовано уточнил Быстров. – Все же я – чужой и являюсь опасной бомбой для стерильности!

– Бойся за себя! – вдруг зло отрезала инопланетянка.

Быстров растерялся. «Ну, Ветров! Почему не предупредил? Боялся, что откажусь?»

– Ты рад? – надменно спросила Сунел.

Быстров моргнул и в знак согласия склонил перед роженицей голову.

Взгляд Нуан смягчился, она медленно встала, и, тяжело покачивая бедрами, покинула комнату.

Через минуту в дверь грузно ввалился Ланс Берг. Быстров поднялся ему на встречу, и вся мебель вместе с его диваном растаяла в воздухе.

– А вам не жалко тратить энергию на все эти фокусы с обстановкой? – уточнил Быстров, окидывая взглядом зал.

– Наоборот, таким образом мы ее экономим! – не вдаваясь в подробности, ответил Ланс Берг и с любопытством спросил: – И как вы нашли Сунел?

– Как всегда, очаровательна!

Ланс Берг охотно кивнул и поинтересовался:

– Могу ли я использовать имя, которым зовет вас Филипп Ветров?

Быстров безразлично отмахнулся. Ланс Берг расценил этот жест, как согласие, и сказал уже совсем с другим настроением:

– Идемте Валя, я познакомлю вас с вашим коальским пристанищем.

Глава четвертая

Квартира для гостя была приготовлена в невысоком темно-коричневом здании. Плитка на его стенах местами отпала, свидетельствуя о древнем происхождении. По этой же причине в здании не было лифтов ни для жильцов, ни для легковых машин. На верхние этажи вела обычная лестница, отгороженная от улицы толстым прозрачным пластиком. Преодолевая ее ступеньки, Быстров оказался на виду у всей улицы, и кожей ощущал недобрые взгляды прохожих. Чужаков на Коале не любили! А людей и вовсе ненавидели, ибо не могли простить, что им, а не потомкам достался Вестерн. И когда его и Ланса скрыла монолитная стена, человек вздохнул с облегчением.

Дом хоть и был древним, однако, как и все на Коале, расширялся кверху. Предназначенная для Быстрова квартира находилась на десятом этаже и поэтому была довольно просторной. Половину ее заполняла вестернианская атмосфера, причем с тем же запашком, каким потомки дронов заставляли дышать человеческое поселение Вестерна семнадцать лет назад. Это оказалось неприятным сюрпризом! Потянув носом, Быстров со значением посмотрел на Берга и брезгливо сморщил нос. Стушевавшись, Берг суетливо посоветовал гостю не выходить на улицу и поспешил удалиться.

Быстров приступил к осмотру квартиры. Сначала он обошел половину, предназначенную для приема коальских гостей, и поэтому заполненную местной атмосферой. Поиграл обстановкой, расставляя ее на разные лады. Но это вскоре ему наскучило, и он убрал мебель. В помещении резко похолодало. И Быстров, поежившись, поспешил на свою половину. Где было тепло и мебель расставлена без всяких фокусов. Причем спальня оказалась точно такой же, как у них с Элен на Вестерне. Быстров усмехнулся, снял маску и сунул нос в ванную. Ванная поразила его еще более, она оказалась точной копией ванной Фили Монена! Заинтригованный Быстров продолжил осмотр и неподалёку от спальни нашел кабинет Ветрова, напротив него – лабораторную столовую, стены которой оказались обшарпанными точно так же, как около четырехсот лет назад был обшарпан потолок в номере Московской гостиницы, где останавливался его друг Ветров перед той самой знаменитой конференцией, на которой он впервые поведал своим коллегам о своем открытии.

Быстров затрясся в беззвучном смехе.

– Кто программировал обстановку квартиры?

– Я! – 1001, материализовавшись, качнулся в воздухе. – Кое-что сделано по эскизам Ланса Берга! Ну и от себя добавил, чтобы ты ненароком не заболел ностальгией!

– Кухню хочу коальскую! – потребовал Быстров. – Против остального не возражаю.

– Но…

– Откажешься выполнять, – Быстров погрозил пальцем, – и я потребую, чтобы тебя заменили!

Угроза подействовала. Оказывается, 1001 вполне мог обойтись без «пожалуйста». И пока Быстров изучал насколько удобен туалет, слуга переоборудовал кухню. Тщательно вымыв руки и лицо, гость снова появился на кухне и придирчиво огляделся. Да-а! Потомки умели устраиваться с комфортом! Каких только приспособлений здесь не было! Да и само убранство этого сугубо утилитарного помещения было весьма недурно. Шкафы и полки украшались статуэтками, разнообразными светильниками и даже оружием. А на картине, что висела под потолком, была изображена всякая снедь. Причем еда на ней оказалась настолько реальной, что у Быстрова засосало под ложечкой. Ведь с самого Вестерна у него кроме фруктового сока во рту ничего не было. Шумно сглотнув слюну, он попросил мяса, объявив, что не против им закусить. Услышав это, 1001 так разволновался, что заметался по кухне, как муха. Но вдруг что-то сообразив, замер перед носом Быстрова и спросил:

– Купленное на Вестерне устроит?

Валентин восхитился предусмотрительностью потомков и охотно кивнул.

Вскоре на столе появилась тарелка с аппетитной отбивной. Человек насадил на вилку ее небольшой кусочек, осторожно положил в рот, медленно разжевал и восхищенно воскликнул:

– Потрясающе приготовлено!

Расправившись с мясом, Быстров растянулся на диване, стоящем посреди кухни, и решил немного почесать языком.

– Послушай, 1001, я заметил, как ты растерялся, когда я спросил о мясе. Уж не вегетарианец ли ты?

– Я не нуждаюсь в пище. Я – неорганическое существо! – ответил 1001.

– Неужели такие бывают?

– Еще как бывают! И даже бытуют! – со страстью в голосе уточнил эллипсоид. – А на счет мяса… мясом мы, эллипсоиды, называем потомков дронов. Сначала я растерялся, но вспомнил, какие продукты мы закупили на Вестерне, и понял, что ты имеешь в виду. – Эллипсоид хихикнул. – Видишь ли я не спец в отношении еды, я – лишь наблюдатель. Оттого, наверное, потомки дронов и не доверяют нам стряпать.

Быстров аж вспотел.

– Потомки правы! Пожалуй, и я предпочту готовить сам!

Эллипсоид ничуть не обиделся.

– И правильно. Я мастер в иной области. Я изменяю, распыляю, передвигаю и создаю вещество. Вот только жизнью наделить не умею! – при последних словах в голосе 1001 прозвучала горечь.

– Ты имеешь в виду бессмертную душу? – уточнил Быстров.

– Пожалуй, ее… – немного подумав, согласился слуга.

Быстров беззлобно съязвил:

– А я, было, подумал, что мой слуга – сам господь Бог!

Неожиданно 1001 принял его слова за чистую монету:

– Так уж и Господь!

Быстров улыбнулся и посмотрел в окно. Начинало темнеть. Он понял, как сильно за день устал, и потащился в спальню. И там, не раздеваясь, плюхнулся на кровать.

1001 тут же превратился в сахар и завис над его подушкой.

– Вон! – прорычал Быстров, вспомнив, как тот разбудил его на корабле.

Тетра 1001 с обиженным видом (и как он умудрился это изобразить?) выплыл из спальни.

Дверь с треском закрылась. И Быстров погрузился в тяжелый сон.

Свой следующий коальский день человек провел перед телевизором. По всем каналам транслировались по большей части одни новости. Причем неважные и местечковые. Облачённые властью официальные лица говорили всегда одно и тоже, что «в Багдаде все спокойно». Сомневаться в этих словах возможности не было. Видимо, при трансляции применялся некий способ внушения безоговорочной веры. Вот и человек верил… Новости время от времени сменялись слюнявыми мелодрамами, в которых в роль наставников детей потомков дронов кроме обычных актеров играли также и сородичи 1001. К полудню к щупальцам аборигенов Быстров попривык. И даже увидел в них красоту. Он склонялся к мысли, что этот живой венец играет роль дополнительного органа чувств. Тетра 1001 его догадку подтвердил, но какая информация поступает через щупальца в мозг потомков, сказать не мог. В силу своей природы в физиологии биоорганизмов 1001 разбирался плохо. Но в иных областях, касающихся живых, проявлял необычайную мудрость. Например, любил говорить об этике, искусстве и даже помнил гастрономические пристрастия всех известных ему разумных космических рас. Хотя вкус еды все же оставался для него тайной.

Тетра 1001 был интересным собеседником. Но, к несчастью, в выходной день Быстрова оказался несносен. Он изводил его бесконечным нытьем из-за того, что тот лишил его ночного бдения у постели хозяина. Человек сначала посмеивался, но к вечеру так устал, что сбежал на улицу! 1001, естественно, пришлось тащиться за ним. За что впоследствии Быстров был искренне ему благодарил, потому что на улице он сразу попал в переделку и спешным порядком ретировался на десятый этаж. Мрачный Быстров снова устроился перед экраном, и обнаружил, что перестал понимать местный язык. Что означало: 1001 по какой-то причине отказывается ему переводить. Впрочем, как и на улице, когда к нему подкатила машина с подгулявшей компанией. Ибо Быстров ни слова не понял из того, что они ему кричали. Оставаться у телевизора без перевода не было смысла. Поэтому он сообразил себе ужин, быстро проглотил его и улегся в кровать, снова решительно отослав от себя слугу.

Проснувшись рано, Быстров устроил себе роскошный завтрак, состоящий из пяти яиц, бекона и местных фруктов, потом подошел к окну, чтобы полюбоваться видом. Улица была по-утреннему пустынной. И Быстров решил прогуляться, пока потомки спят. Натянув коальский костюм, он открыл входную дверь, занес над порогом ногу, дабы совершить моцион в ранние часы по городу, и вдруг оказался в спальне, и еле вспомнил, что собирался гулять. Сообразив, в чем дело, злой, как черт, Быстров (никто не смеет ему указывать, чем заниматься в свободные утренние часы!) метнулся на кухню. Он еще не совсем понимал, что следует сделать… но не отчаивался. Он просто занялся поисками «чего-нибудь» … И вскоре обнаружил механическое устройство, содержащее в себе две заполненные до отказа обоймы с чем-то вроде гвоздей или крюков. Быстров для пробы загнал в столешницу крюк, и тот буквально сросся с ней. Оставалось найти веревку. Веревку он обнаружил в нижнем ящике кухонного шкафа и привязал ее к крюку, торчащему из обоймы. Затем снова продефилировал к двери. Поправил на лице кислородную маску, толкнул ногой дверь, и, не выходя за порог, выстрелил в противоположную стену. Крюк вонзился неподалеку от прозрачной лестницы. Быстров подергал веревку и злорадно улыбнулся. Крюк сидел крепко. И он, обвязавшись другим концом веревки, шагнул за порог…

Он сидел на кровати в своей спальне, без маски, без костюма, но с найденным на кухне механизмом в руке и веревкой на талии. На полу покачивался свежеотбитый кусок от стены коридора вместе с крюком.

За этим занятием и застал его Ланс Берг.

– Доброе утро! – невозмутимо поприветствовал его доктор с таким видом, словно кусок от стены лежал у ног Быстрова с начала времен.

– Доброе! – отозвался Быстров, борясь с желанием прикрыть срам веревкой.

– Вы завтракали? – уточнил потомок.

– Да, только что! – пробрюзжал человек и ворчливо заметил: – А вы, доктор, – ранняя пташка!

– Вы еще не одеты, Валя! – констатировал очевидное Ланс Берг. – А к вам с визитом Нуан Сунел!

Быстров пристально посмотрел на Ланса Берга.

– Ах да, роды… – вздохнул он. – Уже?

Доктор кивнул.

– Буду признателен, Ланс, если вы замените меня! Ну какой из меня акушер?

– Вы со всем прекрасно справитесь! – подбодрил его доктор. – Вам лишь нужно принять первое дитя, а дальше процесс родов пойдет сам собой.

Глава пятая

Отведенная для родов комната была приглушена красновато-коричневым светом. Быстров с трудом различил на кушетке очертания роженицы. Вокруг, выстроившись шестиугольником, стояли огромные мужики, затянутые в униформу. Возможно акушеры. Стесняясь своего любопытства, человек не мог отвести взгляда от раскинутого на кушетке обнаженного тела с гротескно раздутым животом. Краем глаза он уловил, что доктор Ланс Берг стоит отдельно от прочих, возвышаясь над столиком с вырезанным в нем углублением. Доктор поманил его к себе. Но Быстров будто прирос к месту. Тогда, крепко взяв человека за локти, один из акушеров сопроводил его к столику доктора. Ланс Берг обработал «отца» пахучей жидкостью, выдал ему такой же, как у акушеров костюм, и заговорщически подмигнул. Быстров надел акушерскую униформу поверх своего костюма, думая о том, что вся эта бутафорная стерильность не стоит выеденного яйца, и позволил подвести себя к кушетке. Внимательно рассмотрев светящиеся перчатки, в которые были затянуты его кисти, не понимая, чего от него хотят, он застыл у кушетки, как часовой на часах, таращась на Сунел. Время шло. Сзади все громче и тревожнее шептались акушеры. Но Быстров стоял столбом, справедливо пологая, что природа и сама способна позаботиться о том, чтобы плод покинул лоно матери, когда придет его время. Но позади придерживались иного мнения, потому что, растеряв остатки терпения, один из акушеров шагнул к Быстрову и прошептал ему несколько слов. Быстров из сказанного ничего не понял. 1001 все также отказывался ему переводить. Вот подлец! Нашел время!

Быстров продолжал растерянно глядеть на Сунел, которая стоически переносила муки, и … о Боже! умоляюще на него глядела!

Не выдержав ее взгляда, Быстров взмолился:

– 1001 переведи!

Нет ответа! А за спиной уже начиналась паника.

– Да объясните же вы, наконец, что делать! – чуть ли не прокричал человек.

Его, естественно не поняли, поэтому не объяснили.

– Ланс! – не выдержал Быстров. – Ну, хоть вы то меня не бросайте!

Блюститель нравственности в словах землянина узнал свое имя и до него, наконец, дошло, что 1001 перестал работать толмачом. Тогда он встал рядом с так называемым отцом и жестами показал ему необходимую последовательность действий. Следуя наставлениям доктора, Быстров округло согнул руки, эмоционально всплеснул ими, и поманил новорожденных к себе.

Светящиеся перчатки замелькали на фоне коричневой подсветки.

– Так и продолжай! – вдруг пробрюзжал 1001.

– Проснулся! – зло пропыхтел Быстров, и, ободренный эллипсоидом, завертел руками, как мельница.

Шло время. С Нуан ничего не происходило, Быстров устал и начал замедляться.

– Быстрее! Уже скоро! – поторопил его Ланс Берг, и отпрянул, буквально скачком.

В воздухе промелькнул глянцевый эллипсоид. Быстров скосил на него глаза, подумал и «этот туда же!», и чуть не пропустил момент рождения. Он что-то поймал. В его руках зашевелился мокрый теплый комочек. И только теперь он услышал, как надрывно кричит Сунел, которая прогнувшись в спине, приподняла над кушеткой свой гротескный живот. По лицу Быстрова заскользили тонкие липкие змейки. Юное существо, еще не имея конечностей, изучало землянина щупальцами, запечатлевая его образ. Кажется, потомки этого не учли.

Ланс Берг что-то прорычал. Врачи выхватили младенца из рук Быстрова и бесцеремонно вытолкали из палаты. Впрочем, Быстров был не против оказаться подальше от действа.

Спустя четверть часа, когда за стеной все стихло, Быстрова почтил визитом Ланс Берг.

– Сунел благополучно разрешилась от бремени! – радостно сообщил он.

– Слава Богу! – вырвалось у Быстрова. – Я так волновался!

Оба значительно помолчали. Появление на свет новой жизни – событие трогательное.

– Как Нуан? – осведомился Быстров, в его голосе отчетливо послышались нежные нотки.

– Она – опытная роженица! – неопределенно ответил доктор.

– Она так кричала! Я за нее испугался…

– Первой идет девочка, – объяснил Ланс Берг. – Она намного крупнее мальчишек…

– И сколько их?

– Девочка и девять мальчиков. Как всегда, – Ланс Берг помолчал. – Отдыхайте, Валя. Завтра вас ожидает долгий утомительный день. Но самое страшное для вас, как человека, уже позади!

Они обменялись рукопожатием гораздо более сердечным, чем хотелось обоим.

Смущенный Ланс Берг церемонно поклонился и поспешил удалиться.

Расслабившись, Быстров, наконец, ощутил, что его лицо саднит и отправился в ванную, чтобы посмотреть на себя в зеркало. И поцокал языком. Там, где лица касались щупальца новорожденной, пылали багровые полосы.

– Ядовитая девчуля! – проговорил он, залезая под душ. – Прямо подстава какая-то! Синие хотя бы слово сказали… не говоря уже о 1001.

Избавившись от жгучей слизи, Быстров накинул халат на плечи и отправился на поиски 1001. Он слишком зависел от строптивого слуги, чтобы не помириться с ним.

Слуга висел в кухне, под самым потолком, над горящей плитой, с таким видом, будто греется.

Быстров не стал его упрекать по поводу заминок в переводе, а просто спросил:

– Ты в порядке?

Слуга не ответил.

– Брат по разуму, помоги мне понять хозяев Коалы! – попросил Быстров. – Я без тебя, как без рук!

Тетра чуть качнулся, и только.

Быстров миролюбиво продолжил:

– Доктор сказал, что завтра предстоит трудный день. Тебе известны каковы его планы?

– Встреча с президентом! – снизошел до ответа 1001.

Быстров присвистнул.

– А послезавтра, – добавил 1001, – тебе предстоит встретиться с сыном.

– Ты не в курсе, кого мне прочат?

Эллипсоид с серьезностью, на которую только способна материя, попросил:

– Пообещай, что с тобой не приключится припадка гнева…

Это было сказано таким тоном, что человек почувствовал себя уязвленным. Он ответил:

– Я не склонен к истерикам!

Тогда 1001 спустился к его уху и театрально прошептал, создавая при этом сильный сквозняк:

– Не самого лучшего!

Быстров прищурился на слугу. Имитация русской речи у него получалась все лучше и лучше. Он заметил:

– Стратегически неверное решение!

– Как знать! – возразил ему 1001. – Я ведь имел в виду не способности, а душу.

Быстров поскреб влажный после душа затылок.

– Так ты о душе!

1001 важно кивнул.

– Да, душа… – Быстров вздохнул. – Тяжко будет этой душе на Вестерне! И мне его, по-человечески, жаль! Но вернемся к нашему разговору!

– Да, господин?

– Мне нужна информация о физиологии, психологии, религии потомков, и…. – Быстров на секунду задумался, – о последних и самых модных веяниях в искусстве или спорте среди молодежи.

– Почему тебя интересует мода? – заинтересовался слуга.

– Я должен знать, чем увлекается коальская молодежь, чтобы лучше понять сына, а также помочь ему адаптироваться на Вестерне!

– Молодежь увлекается музыкальным геномом, – ответил 1001.

– Неожиданно! – в глазах Быстрова вспыхнуло любопытство. – И что это?

Вместо ответа 1001, вдруг преобразился, сделавшись шаром, и стал пульсировать в неподражаемом ритме, отдавая в пространство волны мягкого света.

Быстров ахнул:

– Как ты – красив!

– Это наша первородная форма! – торжественно сообщил шар. – Мы принимаем ее только перед дронами.

– Тогда это честь для меня! – Быстров поклонился. – Ибо я – не дрон.

Шар был польщен. А потом буквально огорошил Быстрова:

– На Земле среди людей живет величайший из дронов. И он – наш мессия!

– На Земле? – опешил Быстров. – Как понимаю, он прячется в человеческом теле? И кто он?

– Нашему народу это неизвестно, – печально ответил шар. – Но может быть, ты знаешь его?

– Нет, не знаю. Но могу спросить у друга. Если кто-то из людей и знает о вашем миссии, то только он. Но сильно не обольщайся…

– А кто твой друг? – уточнил шар.

– Тот, кто семнадцать лет назад переиграл на Вестерне твоих хозяев.

– Филипп Ветров? – уточнил шар.

– Он самый! – Быстров достал бутылку из холодильника, налил себе перебродившей смеси из местных фруктов, сделал несколько глотков, смачно крякнул, и только потом заметил: – То, что среди людей живет ваш мессия, еще не делает меня дроном!

– Логично! – признал слуга, но формы не поменял.

– Давай вернемся к моему сыну… – предложил Быстров.

Шар качнулся в воздухе.

– Загляни в компьютер. Я уже сделал для тебя подборку.

– Спасибо! – с чувством поблагодарил человек и похвалил: – Ты очень расторопный слуга!

– Ты даже не представляешь насколько! – шар нарисовал на себе улыбку и заметил: – Ты начинаешь мне нравиться!

– Значит ты способен на чувство? – в голосе Быстрова был скепсис.

1001 даже обиделся.

– Эмоция – это не только реакция эндокринной системы. Эмоции влияют и на мое состояние так же, как ваша физиология влияет на вас. А что касается этики, то это сфера… – шар задумался.

– Не что иное, как сфера разума, – подхватил его мысль Быстров. – Ты это хотел сказать?

– Вроде бы – да, вроде бы – нет.

Быстров налил себе еще и сделал большой глоток.

– Вроде бы – да, вроде бы – нет! – повторил он. – Ты точно не машина! Об этике потомков дронов я кое-что знаю. О физиологии и истории – ничего. Начну, пожалуй, с самого начала, с зарождения на Коале разумной жизни.

– Есть проблема! С физиологией и историей запрещено знакомить чужаков! – заметил шар. – Эти сведения считаются секретами расы.

Быстров, прихватив с собою напиток, поманил за собой Тетру 1001 и перешел в кабинет.

– 1001, а почему тебе вздумалось после приземления на Коалу меня облизать? – усаживаясь перед компьютером, полюбопытствовал он.

1001 удивился.

– Но разве вам не приятно, когда собаки…

– Стоп, стоп, стоп! – Быстров не смог сдержать смеха. – То, что годится для собак, тебе не подходит, парень! Ты – существо разумное. Так что будь самим собою!

Настала очередь хихикнуть Тетры 1001.

– Ну, если я предстану перед тобой таким, каков есть по природе своей, ты будешь молить меня стать собакой! И в подтверждение своих слов я тебе покажусь…

Шар рассыпался облаком мелких кристаллов, и собрался вновь, выворачивая себя наизнанку. Потом выдвинул из себя рукоять, как от ножа, и поместил ее над ладонью Быстрова. Тот машинально сжал ее. И человека передернуло. Но не от боли или отвращения. А от безысходности перед мощью невероятно загадочной организации жизни, которою был шар.

– Хватит! – взмолился Быстров.

– Что и требовалось доказать! – резюмировал шар и отлетел к потолку.

И уже оттуда просигналил свои извинения за посягательство, как инородного духа на «святая святых» – человеческую душу Быстрова, и на хрупкую трепещущую перед нечувствительным к боли камнем человеческую плоть.

Кадык Быстрова задергался. Он все еще чувствовал ужас, глядя на шар.

– Ты унизил меня, камень!

1001 вернулся к эллипсоидной форме.

– Могу искупить! Проси! – его слова прозвучали подозрительно вкрадчиво.

– Запрещенной для чужаков информацией! – воспользовался случаем гость Коалы.

Эллипсоид понял, что бездарно попался. Но слово было дадено.

– Будь, по-твоему, человечек. Только в сети достоверной информации ты не найдешь. Мне придется показать все самому. Только предупреждаю: будет болеть голова… адски!

– Потерплю. Валяй!

Глава шестая

1001 отпустил сознание Быстрова. Человек медленно вернулся в реальность, постепенно осознавая, где он находится. Как и обещал 1001, у него ужасно болела голова. Но то, что он узнал, было куда ужаснее его боли. Сородичи Тетры оказались кошмарным скопищем инфантильных преступников. Обескровив коренную расу Коалы, они обрекли ее на угасание. А последовавшие за ними агрессоры лишь воспользовались удобным случаем. Но факт, что вторая волна завоевателей сознательно переняла облик аборигенов планеты, Быстрова озадачил. Самые первые из второй волны захватчиков претерпевали болезненнейшие трансформации, пока не закрепили в своем потомстве новую морфологию тела, и не свели на «нет» все усилия коренных жителей планеты увеличить свою численность, сохранив чистоту расы. После вторжения шаров, как называют себя сородичи Тетры, оставшиеся единицы местных жителей в большинстве своем были уже стариками, правда, еще способными к детопроизводству. Но детородная активность резко сократила старым особям жизнь, и старики, несмотря на все свои старания записать и систематизировать знания и традиции дронов, не успели завершить составление текстов, чтобы передать информацию детям в полноте, то есть не успели передать то, что делает дронов дронами. Поэтому со временем аборигены деградировали не только как вид, но и как социальная структура.

Быстров, не скрывая своего отвращения, смотрел на 1001.

– Зачем потомкам понадобилось становиться копией дронов? – тихо спросил он.

– Дроны далеко не первые на их счету. По Галактике разбросано много копий. Говорят, что рендемы, а изначально это были именно они, придают себе облик аборигенов из уважения к Создателю, чтобы оставить след от погибших рас, – с глубокомысленным видом ответил слуга.

– Какое изощренное лицемерие! – изрек Быстров сиплым голосом.

– Но стоит ли судить иных, когда ты сам не совершенен? – неожиданно возразил эллипсоид слогом пиита.

Быстров ничего не сказал, он ждал продолжения.

И 1001 позволил себе пожаловаться человеку:

– Мы тоже когда-то жили на этой планете. Так что перед тобой ее абориген! После того как мы перебрались в систему астероидов, и пожили там, как отдельное сообщество, нам захотелось вернуться на родину, на нашу Баску. Баска – это древнее название Коалы, – на всякий случай еще раз уточнил эллипсоид. – Но оказалось, что мы уже не свои! И произошло, что произошло. Мы разрушили мир, хотя и не собирались. Члены экипажа Ветрова, очнувшись от анабиоза, пережили нечто подобное, когда попали в чужое для себя будущее … вроде свои, но и не свои! Уж очень много поколений сменилось между вами!

Быстров резко поднялся, больше не имея сил глядеть на печального монстра.

– Оставь меня! – сухо приказал он.

1001, приняв смиренный, вид поплыл к двери.

– Вернешься утром! – вдогонку ему послал человек.

– Да, господин! – тихо прошелестел эллипсоид.

Всю ночь Быстрова мучили кошмары. То он превращался в кубик-рубик, пронизанный подробной сеткой кровеносных сосудов, то отчаянно дрался с матерью Филиппа Ветрова, что может привидеться только в дурном сне! Впрочем, это и был дурной сон! Из головы матери Филиппа топорщились щупальца. Одежда ее состояла из кубов, подмигивающих черными квадратами Малевича. Причем в каждом квадрате еле заметно пульсировало по эллипсоиду. Вырвавшись из этого бреда, Быстров проснулся в холодном поту, рывком сел, и… снова рухнул на подушку, чтобы провалиться в сон. Мать Ветрова уже поджидала. Она заговорщически подмигнула ему, и вдруг приняла облик Нуан Сунел. Раздулась и бах! Взорвалась каменным крошевом. А за Быстрова взялась новорожденная. Она жгла его щупальцами везде, куда смогла дотянуться, а потом укусила за нос. «Такого не было!» – возмутился Быстров и проснулся.

Он уперся глазами в доктора и несказанно ему обрадовался.

Ланс Берг выпрямился, отпуская его плечо.

– Вы стонали во сне, Валя…

1001 выплыл из-за спины инопланетянина и возвестил:

– Готов служить!

От удивления у Ланса Берга открылся рот: эллипсоид заискивает? Перед тщедушным человечком?

А Быстров, как ни в чем не бывало, поинтересовался у слуги на счет завтрака.

– Завтрак подан, хозяин!

– Элен бы у тебя поучиться! – проворчал человек и, замотавшись в простыню, поспешил в ванную.

Удивленный Ланс Берг проводил его взглядом со все еще открытым ртом. И куда подевался вчерашний растерянный папаша-неумеха? Землянин вел себя властно, как и сами потомки.

После душа Быстров почувствовал себя бодрее и с интересом поглядел на свое отражение в зеркале. За ночь ожоги прошли, но под глазами образовались темные круги. Чтобы придать себе более респектабельный вид, Быстров немного поколдовал над непокорными волосами расчёской. Выполнив эстетический долг перед президентом Коалы, он облачился в костюм, заранее перемещенный в ванную предупредительным слугой, и отправился завтракать. Глотая сочные куски мяса, Быстров то поглядывал на ирризирующий блеск могущественного слуги, то на лоснящиеся щупальца Ланса, достойного представителя расы лицемеров-убийц, который решил присоединиться к завтраку, не устояв перед меню землянина. Все-таки он долго жил на Вестерне и похоже пристрастился к вкусу, распространенной на нем еды.

– Вас что-то беспокоит, Валя? – не выдержал Ланс Берг, в очередной раз поймав на себе настороженный взгляд человека.

Быстров кивнул.

– Боюсь, людям будет непросто найти общий язык с мальчишкой, которого вы подобрали! – пожаловался он и, чтобы не выдать своих истинных чувств, уткнулся в тарелку.

Ланс Берг нашел причину беспокойства гостя резонной и деревянно улыбнулся.

– Уже скоро неделя, как с вашим сыном работают нейропсихологи. К завтрашнему дню он будет готов увидеть своего отца без потрясения.

– Посмотрим, что у вас вышло! – ответил инопланетянину Быстров.

Ланс Берг согласно кивнул.

– Вы обещали трудный день! – проговорил человек, допивая напиток. – Что ж, я готов к его испытаниям!

Ланс Берг с сожалением бросил взгляд на остатки еды на столе и поднялся.

– Сегодня встреча с президентом Коалы! – торжественно объявил он.

На что Быстров ответил подходящей случаю фразой:

– Почту за честь предстать перед светлые очи его могущества!

От удовольствия Ланс Берг даже крякнул.

Очередная представительская машина была оснащена особенно вежливым компьютером. Быстрову так надоело слушать механическое бормотание, что он попросил приглушить его. Ланс Берг скривился, однако просьбу выполнил. Разговор не клеился. Быстров был не в духе, а Ланс Берг непривычно рассеян. Ибо зачать детей с Сунел настала его очередь. Он этим гордился и тяготился одновременно. Поэтому спутники добрались до резиденции правителя Коалы в полном молчании. У подножия здания, не меняя скорости, машина резко изменила траекторию, заскользила вверх вдоль наружной стены и замерла у самого верхнего этажа. Быстров поглядел вниз. По шоссе чиркали мерцающими зигзагами высокоскоростные машины, а припаркованные авто были меньше коробка спичек. Сглотнув, Быстров откинулся на спинку сиденья, прижавшись к нему плотнее.

Ланс Берг, переговорив по тускло мерцающему видеоприемнику, бросил через плечо:

– Нас уже ждут! – и указал на стену, в которой вытаивал проем, открывая глазам затянутого в мундир стройного потомка дронов.

Сухо поклонившись Лансу Бергу и с неудовольствием Быстрову, он жестом пригласил их войти.

Ланс Берг перешагнул полуметровый промежуток между машиной и зданием с легкостью. Дело привычное! Быстров тоже занес, было, ногу над пропастью, и … отшатнулся. Инопланетяне его конфуза не видели, потому что оба уже углубились в коридор. Немного погодя, Ланс Берг оглянулся, так как понял, что не слышит за собой шагов Быстрова. Действительно, за ними никто не следовал. Положение становилось щекотливым. Возвращаться назад, чтобы выручить человека, нежелательно, президент не любит ждать. Оставалось надеяться, что Быстров все-таки справится и перешагнет сам. И доктор продолжил путь, с раздражением поглядывая на офицера, который, чтобы поиздеваться над человеком, не выдвинул платформу, предусмотренную в конструкции здания. Быстров, как человек, был врагом Коалы. Планета Вестерн с точки зрения любого из потомков, должна принадлежать им, а не людям.

А брошенный в машине Быстров, тоскливо глядя в опустевший коридор, отважился шагнуть над пропастью. Но машина предательски качнулась, и он понял, что падает вниз.

– Тетра! – вырвалось у него вместо «мама», и в следующее мгновенье он уже шагал за Лансом.

Щупальца Ланса красиво вспыхнули, он почувствовал его за собой. А Быстров, переведя дух, начал изучать коридор, вдоль которого двигалась их маленькая процессия. Левая стена коридора была украшена старинными портретами, удивительно реальными и живыми. Пол оказался застлан коврами структурой, напоминавшей траву, не самое подходящее покрытие для прогулки в пластиковых башмаках. Шли они долго. Убранство коридора разнообразием не отличалось, и Быстров, соскучившись, начал изучать щупальца потомков.

За очередным поворотом на свободной от картин правой стене в веселом танце резвились световые всполохи. Под их задорный аккомпанемент стена, на которую теперь пялился Быстров, становилась все прозрачнее, постепенно превращаясь в овальный проем, что гостеприимно приглашал их в просторную залу. Где из мебели стояло только одно кресло. Ланс Берг поманил Быстрова за собой, подвел к креслу, усадил в него и оставил одного. Овал за ним затянулся, стена потускнела.

Через мгновение перед Быстровым предстал 1001, чтобы проинструктировать своего подопечного:

– Это кресло для гостя. Не вздумай с него вставать! Охрана посчитает это нападением на высокопоставленное лицо и нанесет телесный урон, если вообще оставит в живых!

Он взмыл вверх и неподвижно застыл там.

А Быстров приготовился ждать. Из-за ночных кошмаров он плохо выспался, поэтому его сморило, и он бездарно уснул на приеме. Разбудило его чье-то влажное дыхание. Человек сообразил кому оное может принадлежать и покраснел от стыда. Спросонья позабыв о предупреждении Тетры, Быстров вскочил на ноги, чтобы приветствовать президента. И только после этого вспомнил об инструкции 1001. Его с силою бросило назад, и он провалился в кокон колышущейся массы, в которую превратилось его кресло.

У потолка чертыхнулся слуга. За чертыханьем последовал весьма удивленный возглас, извергнутый из глотки красивым густым басом:

– Ай – ай – ай! Неужели слуга не предупредил, чтобы вы не вставали? Если это так, с него взыщется!

С трудом преодолевая брезгливость к колышущейся субстанции, Быстров изобразил на лице улыбку. Кляня себя за подобострастный тон, неизвестно откуда у него взявшийся, он проблеял:

– 1001 предупредил, что вставать с кресла нельзя! Но я уснул, а, проснувшись, забыл об этом! – Человек спохватился, что не с того начал и добавил: – Здравствуйте, господин президент! Прошу простить меня, что приветствую Вас, сидя! Но к сему вынуждают меня обстоятельства!

Президент оглядел Быстрова так, будто перед ним было редкое насекомое, и вдруг задрал голову и заржал, как конь.

– Давно я так не смеялся! – наконец, успокоившись, заметил он и пролаял: – Запрещаю увечить гостя!

Кадык Быстрова дернулся. А взгляд президента сделался приветливым и даже ласковым.

– Неопытность простить даже приятно! – заметил он.

Выпростав голову из кокона, Быстров всмотрелся в президента. Багровый свет, льющийся с улицы через окно, превращал предводителя потомков дронов в бронзового красавца. Фиолетовые глаза смотрели на собеседника весело и с любопытством. Он был тучноватым, и все же в теле чувствовалась мощь.

«Молод или стар?» – подумал Быстров.

– В расцвете сил! – произнес президент вслух.

Еле уловимым движением он обеспечил себя креслом, и буквально пал в него, принимая картинную позу.

– Признаться, я не ожидал, что такое существо, как вы, Валентин Николаевич, – заметил властитель Коалы, – обладает способностью общаться с помощью мысли! – голос президента был на удивление певуч, его хотелось слушать и слушать. – Протокол не позволяет мне общаться с гостями Коалы на тонком уровне телепатии, – президент жеманно скривился, – но с вами я готов нарушить и это.

Быстров уточнил:

– Позволено ли мне спрашивать?

– Спрашивайте! – милостиво разрешил президент.

– Мне легче говорить, чем обмениваться мыслями, – осмелился уточнить Быстров, понимая, что высокая оценка президента его способностей к мысленному диалогу относится не к нему, а к 1001. Да и сам президент, возможно, не владеет этим даром, а пользуется, как и все, услугами эллипсоидов.

– Как угодно! – охотно уступил президент, и склонив голову набок, осмотрел волосы гостя. – От них мало проку, ведь они у вас не искрятся, так?

– Не искрят, но защищают голову от солнца! – ответил Быстров.

Они проговорили около часа. Именитый собеседник был любезен и многословен, но и только. Быстров – подчеркнуто вежлив и скуп в суждениях. Фактически ни на один вопрос ответа не было дано. В голове человека осталась неприятная пустота, когда он внезапно обнаружил себя дефилирующим по коридору к пропасти между подножкой качающейся машины и отрицательно падающей стеной. Он в страхе замер у края. Но в этот раз Ланс Берг помог ему. И Быстров так был этим тронут, что изрек:

– Дорогой доктор, Вам свойственна доброта и человечность!

Ланс Берг опешил, но изобразил на лице улыбку.

Глава седьмая

Доктор довез Быстрова до дома и оставил на попечение слуги. Проглотив свой обед, человек снова устроился перед компьютером, чтобы продолжить изучение коальской культуры. Слушая образчики популярных мелодий, он наткнулся на информацию о новейшем направлении в изобразительном искусстве Коалы, которое являло собою коктейль, состоящий из вросших друг в друга весьма непохожих культур двух высокоразвитых цивилизаций. Это направление было настолько чуждым человеческому восприятию, что растревожило Быстрова не на шутку. Чтобы справиться с накатившей на него тоской, он решил посвятить остаток дня выставке, которая если верить рекламе обещала быть «занятно-поверхностной». Изучая ее анонс, Быстров вспомнил, что нечто подобное он видел на Земле четыре века назад еще до прыжка в суетное ядро Галактики. Тетра 1001, подлетев к экрану, одобрил его выбор и вызвал для него старинное такси, чтобы высокой скоростью не навредить здоровью Быстрова, который от чрезмерных перегрузок, по словам Ланса Берга, один раз уже чуть не умер.

До места они добрались без приключений, но у галереи случился казус: Быстрова атаковала коальская «ночная бабочка».

Дело в том, что вплотную к галерее располагался ресторан, битком набитый потомками дронов, и гудящий, как растревоженный улей. На эту часть материка уже спустились сумерки. И Быстров благодаря своему высокому росту был похож на аборигена-юнца, развлекающегося под присмотром слуги. Поэтому человек не удивился, когда пышнотелая девица, выскользнув из ресторана, избрала его объектом сексуального домогательства. Быстров, защищаясь от изящных кулачков девицы, прижал ее к груди. Девица растерялась, замерла, но потом весьма довольная что-то гортанно проворковала. Быстров обмяк, ослабил хватку. Незнакомка выскользнула из его объятий и растаяла в темноте.

К человеку сразу вернулись силы, и он спросил:

– 1001, что сказала эта особа?

Но 1001 сухо отказал, объяснив, что девица – другая, и что чужим ее язык растолковывать запрещено. Быстров и сам уловил разницу между ней и Сунел. Девица тоже была напористой, но скорее это было напускное, не было в ней той агрессивной мощи, которая бурлила в Сунел.

– А вот и галерея! – возвестил 1001, отвлекая Быстрова от опасного мысленного анализа.

Эллипсоид, не мешкая, поплыл к галерее. Человек поспешил за ним, и немного волнуясь, шагнул в образовавшуюся в стене дыру. Помещение выставки было залито мягким голубоватым светом. Что было весьма кстати, для таких посетителей, как он. Ведь человеческие глаза в природном освещении Коалы плохо различали цвета и их оттенки. Быстров огляделся. И (о счастье!) цвет кожи тех, кто был здесь, оказался не сизым, как у Ланса Берга или Сунел, а красивым коричневато-бронзовым. Они были изящнее, чем тот же Ланс Берг, а самые маленькие (правда, их было немного) ростом с Быстрова. Их глаза были не ярко-фиолетового цвета, а синего или голубого. Впрочем, и здесь публика была как публика. Посетители, не торопясь, переходили от экспоната к экспонату, тихо переговаривались, иногда кто-нибудь из них закрывал глаза, чему-то улыбался и направлялся дальше.

«Интересно, о чем они говорят?» – мысленно поинтересовался Быстров.

«Не пытайся меня уговаривать! Мне нельзя переводить их речи, но смысл надписей у экспонатов растолковать могу. Иначе, зачем было сюда тащиться через весь материк? – 1001 подлетел к большому плакату. – Обращаю твое внимания, что название выставки очень компактное, а именно – «Рефлексия».

«Уже интересно!» – помыслил Быстров. – «Я как-то посещал на Земле выставку с точно таким же названием».

«Слово рефлексия показалось мне наиболее подходящим в твоем языке, – пояснил 1001. – Ну, не буду тебе мешать. Осмотрись!»

Быстров обвел взглядом зал: на стенах, полу, под потолком висели обломки разных предметов, неизвестных или знакомых ему, рядом с которыми в воздухе плавали небольшие таблички.

«Это надписи. В них пояснения к экспонатам», – прокомментировал 1001, проследив за взглядом своего подопечного.

Изучив первый экспонат, Быстров скривился, и поискал что-нибудь более достойное его внимания. Из огромного разнообразия обломков и частей предметов его сознание выхватило кусок старого забора (если пользоваться земными категориями), подвешенного под самым потолком. Причем доски, из которых сбили забор, были повернуты на девяносто градусов, то есть параллельно земле.

«Лестница! – вынес вердикт Быстров. – С точки зрения пьяницы, ползущего вдоль забора… а какова версия автора?»

«Лестница! – ответил эллипсоид. – Правда, без каких-либо комментариев. А как твоя ассоциация выглядит с этической точки зрения?» – уточнил 1001.

«Отрицательно. Она подчеркнет глупость ползущего, у которого градусы взяли верх над объективным отражением реальности…»

1001 хихикнул, спружинив в вертикальном направлении.

– Идем дальше! – вслух сказал Быстров.

На него осуждающе глянула парочка, которая топталась у следующего экспоната.

Быстров шагнул к ним, чтобы объясниться. Но парочку, как ветром, сдуло.

«Не будь назойливым! – попенял ему 1001. – Иначе тебя выставят с выставки».

Быстров улыбнулся невольному каламбуру слуги, и посмотрел на инсталляцию, которой секунду назад любовались сбежавшие. Это были грабли, занесенные над головой дрона. Грабли висели на скотче. Но голова со щупальцами была голограммой.

«Дай угадаю идею автора! – попросил Быстров. – Парикмахерская?»

«Нет», – возразил эллипсоид, смеясь.

«Сельская страда?»

«Нет».

«Ладно, сдаюсь!»

«Момент тишины!»

Быстров громко расхохотался, но, спохватившись, захлопнул рот. Он огляделся, но на него никто не смотрел. Тогда он сунулся головой в голограмму, и представил, как острые зубья вонзаются в его черепушку. И буркнул:

– Момент у моря!

1001 оказался чертовски догадливым.

«Memento more – отличная ассоциация. Может добавим ее в надпись?»

«Это разрешается?»

«Поощряется! Кроме комментариев художника, в надпись вбиты также пять лучших зрительских ассоциаций. Хм… Твоя встала первой, значит, программа – анализатор посчитала ее – лучшей».

«Программа понимает!» – улыбнулся Быстров.

Он снова огляделся.

Земному сознанию тут больше нечего было искать, и он перешел в следующую залу.

Следующая зала была представлена динамическими голограммами. Просидев добрых полчаса перед одной из них в надежде узнать, чем оная закончится, Быстров понял – ничем и никогда. А сюжет состоял в следующем! В абсолютной тишине вполне опрятная комната постепенно заливалась протухшей водой, отправляя в беспорядочное плавание все, что в комнате стояло, висело или лежало. Впечатление было премерзкое. И комнаты было жаль. И жаль тех, кто здесь обитал.

– У тебя чисто земные ассоциации! Попробуй абстраги … – вслух начал 1001, но, испугавшись, что его «выставят с выставки», не договорил даже мысленно.

А Быстров начал терять терпение. После просмотра захватывающего сюжета о потопе в отдельно взятой комнате, он нуждался в отдыхе. Чтобы не смотреть на весь этот бред, он встал посреди фарша, состоящего из голограмм, и, уйдя в себя, застыл с закрытыми глазами, как учил его Ветров. Вскоре он ощутил на своем лице чье-то дыхание. Значит кто-то из посетителей воспринял его, в качестве экспоната. Чтобы подогреть к себе интерес, Быстров придумал нехитрый комментарий, и попросил 1001 подвесить его. Рядом с ним засветились слова: «нечто ненужное, но мнящее из себя нечто…».

Надпись публике понравилась. Вокруг Быстрова стала образовываться толпа. Слышались гортанное воркование и смех. Потом шум стих. «Экспонат» открыл глаза.

Толпа рассосалась. А виртуальная бумага была вся исписана.

«Ну?»

«Что ну?»

«Что там написано?»

«На взгляд анализатора самая лучшая из зрительских ассоциаций – «на вкус и цвет инсталляции нет!» – смакуя написанную фразу, просигналил 1001. – Написала та пара, которую ты спугнул у забора».

Фраза оставила Быстрова равнодушным.

«Что еще?» – поинтересовался он.

«Состояние не ума, еще есть просьба не трогать чистыми руками…»

Быстров почувствовал себя оскорбленным.

«Ты прав! Тебя действительно оскорбили! – охотно согласился слуга, и коварно спросил: – Хочешь сдать сдачи?»

Задетый за живое Быстров прошептал:

– Любители чуши решили надо мной подшутить? Книгу отзывов мне!

– Охотно подам ее! – ответил слуга.

В воздухе перед носом человека повис блокнот, и плавно опустился, имитируя полет перышка, на проявившееся под ним бюро. Когда блокнот утвердился на его покатой поверхности, возник и карандаш.

Быстров подумал и размашисто начертал, правда не без помощи 1001, который водил его рукой:

«За «неискусство» огромное «неспасибо»»!»

И покинул выставку, чувствуя себя победителем.

Глава восьмая

Оказавшись на улице, Быстров вспомнил о прилегающем к галерее ресторане.

– Может зайдем? – предложил он. – Что-то я проголодался!

1001 не стал спорить. Он плавно обогнул угол дома и открыл перед человеком дверь.

Свет в зале был погашен. Только на потолке тускло горели точечные светильники. Едва угадывая очертания мебели в плотно заставленной зале, Быстров в поисках свободного столика, лавировал в тесных проходах. Слуга, плывший рядом, нашептывал ему, что заведение, которое они почтили своим визитом, самое старое на Коале, и что его завсегдатаи – отчаянный народ, плюющий на запреты властей. И что хозяин этого заведения использует вместо приправ запрещенные стимуляторы вкуса под тем предлогом, что дроны, утратив технологию выращивания специфических пряностей, столь необходимых для их здоровья, нуждаются в восполнении вынужденного кулинарного изъяна хотя бы таким способом.

«Это ложь, – доверительно уточнил эллипсоид, – но на это закрывают глаза. А чем здесь, по-твоему, пахнет? – вдруг уточнил эллипсоид, когда Быстров, наконец, устроился за свободным столиком. – Я-то обоняния не имею, как вы… но тоже реагирую! По-своему! И нахожу, что все эти местные добавочные вибрации превосходны!»

Быстров потянул носом и ответил, скривившись:

– Гнилой капустой отовсюду несет!

Эллипсоид охнул и обиженно взвился к потолку, остро переживая сказанное. Слово «гнилой», даже ему, камню, было отлично известно!

Быстров, проследив за ним взглядом, усмехнулся и снова принюхался. Теперь он учуял в воздухе благоухание роз. Пораженный он призвал 1001. Тот спланировал вниз и нехотя завис над его столиком.

– Чудесно пахнет розами! Только как я их обоняю? До сих пор запахи из-за маски были сильно приглушены!

– Все верно, маска, пропуская запах, сильно приглушает его, – важно констатировал эллипсоид. – Но сейчас в помещении работает особый вид волн, который усиливает остроту ощущений. Как бы изнутри тебя! Это ничто иное, как стимулятор. На Земле его назвали бы наркотиком.

– А он не повредит мне? – забеспокоился Быстров.

1001 рассыпался дребезжащим смехом.

– Повредит? Удовольствие? Как это?

– Появится зависимость! – пояснил Быстров.

– Люди полагают, что привычка к удовольствию опасна? – поразился слуга.

Быстров с раздражением ответил:

– Мой дорогой оппонент, быть рабом привычек не стоит даже ради удовольствия! Тем более если удовольствие постепенно разрушает тебя…

1001 долго молчал, обдумывая сказанное, потом удивленно изрек:

– И в этом заключается ваша мораль? Сдается мне, что жизнь человека – скука смертная! С дронами куда интереснее! – добавил он, отвечая на какие-то собственные мысли.

– Дело вкуса! – ничуть не обидевшись, миролюбиво ответил Быстров.

Когда глаза привыкли к темноте, он заметил у бара знакомую ему особу, с которой он так бурно общался на улице. Чтобы изучить жизнь Коалы изнутри, он решил, не стесняясь, вживаться в ее реалии и, поднявшись, уверенно продефилировал к барной стойке, чтобы устроиться на соседнем с ней табурете.

– Здравствуй красавица! – приветствовал он.

Инопланетянка бросила на него удивленный взгляд и что-то ответила.

Человек не понял ее.

– 1001! – позвал он. – В качестве исключения, будь добр перевести, что сказала дама.

Эллипсоид нехотя подплыл к бару.

– Сколько раз повторять, что я не могу быть ее толмачом…

Но в глазах девицы появился жесткий приказ. И Быстров услышал перевод:

– Коли не шутишь!

– А ты непроста! – восхитился человек.

И дальше удивил сам себя, ибо не ожидал, что может на такое решиться: он обнял девушку за тонкую талию и нежно привлек к себе. Девушка не отстранилась. И ободренный ее молчаливым согласием, Быстров прижался теснее. Оба застыли в тихой насыщенной благости…

«Это всего лишь наркотик, человечек! – услышал Быстров сквозь туман наслаждения. – Вглядись в эти бледно-голубые глаза. Ты – игрушка для нее, не более! Дополнение к декорациям!»

Но «человечку» было все равно. Он не переменил позы и не расслабил объятий. А в следующее мгновение увидел замысловатый узор, который расцвел над головой инопланетянки. Узор ярко вспыхнул, заиграл многоцветьем, чтобы потом превратиться в нечто похожее на оренбургский пуховый платок, в свою очередь разлетевшийся затейливыми снежинками.

Всхлипнув от восторга, Быстров обмяк. Его руки безвольно упали.

– Пей! – поправив на себе одежду, протянула ему свой бокал инопланетянка.

Быстров подчинился. Его горло обожгло. В голову ударил густой хмель, растекаясь по телу сладчайшей музыкой.

– Осторожнее! – пропыхтел слуга в самое ухо, видимо предпочтя пока не лезть человеку в голову или по какой-то причине, не имея такой возможности.

Но Быстров, отмахнувшись от докучливого эллипсоида, сосредоточил свое внимание на влажных и чистых, как утренняя роса, глазах аборигенки. И, конечно, утонул в них. А запах роз стал густым, как вечерний туман. Человек открыл рот, чтобы выразить свой восторг перед красотою Вселенной, но вместо этого вдруг заговорил о том, что ему не нравилось: о выставке с интригующим названием «Рефлексия».

– Жонглирование предметами… то, чем занимаются местные остряки от искусства, – дело пустое! – бодро начал он. – Я пытался донести эту мысль до посетителей соседней галереи, превратив себя в бесполезный экспонат… но… вот сейчас сижу и думаю, сколько в моей жизни еще не сделано, сколько еще предстоит… – Быстров усилием воли заставил себя вернуться к мыслям о выставке. – Так вот! Зрители не остались равнодушными к моей затее. И написали довольно остроумные надписи! – он опять замолчал, а потом все-так же сбивчиво продолжил: – Рассказывая об этом сейчас, я, пожалуй, уже согласен, что это искусство! Происходит диалог между художником и зрителем, а это является хорошим признаком!

Глаза внимавшей ему инопланетянки сделались томными.

– Реакция на увиденное, то есть «рефлексия», – поправился Быстров, – порождает в сознании образы, пробуждает фантазию, которая, трансформируясь в мысль…

«Я ли это говорю?» – подумал Быстров, но его понесло дальше:

– … трансформируясь в идею… обрастает словами – которые ничто иное, как вербальные оковы мысли. А это творчество! Ответное творчество индивидуума, воспринявшего чужую мысль посредством языка вещества… Матерь Божья! – вдруг вырвалось у него. – Вербальные оковы мысли? Ха! Кажется, я объелся здешних реалий!

Глаза инопланетянки светились пульсирующим голубым светом. Они, как острые иглы, вонзались в его сознание. Не в силах более сдерживаться Быстров прижал к себе податливое тело. Ощутил едва заметные электрические импульсы и блаженно замер, думая о том, что пора разорвать духоту оков моральных принципов и сорвать одежду с себя и с нее.

Но его остановил вкрадчивый голос, на этот раз пробравшийся в его голову:

«Нельзя мешать наркотик со спиртным!»

«Не указывай мне, папочка!» – огрызнулся Быстров.

«А ты не шали, деточка!»

Пришлось слуге поспособствовать освобождению Быстрова от наваждения. И человека бросило в жар. У всех на виду прямо у барной стойки он всерьез собирался овладеть хмельной аборигенкой.

«Интересно, – продолжил мыслить в его голове эллипсоид, – как ты собирался соединиться с нею в телесном экстазе, не имея представления о морфологии коальского тела? Ведь под ее одеждой могло оказаться совсем не то…»

«Не тебе судить, камень!» – огрызнулся Быстров, однако компетентность слуги в вопросах телесной любви его удивила.

«Отец мессии Александр, он же воин-смертник Гранд Русл Дей в свое время кое-чему научил нас! – промурлыкал, как кот, в его голове 1001, отреагировав на мысль Быстрова. – Теоретически мне известно о подробностях физической любви не так уж и мало!»

Быстров отстранился от девицы и поинтересовался:

– Что было в бокале?

– Алкоголь, естественно! – проговорила она и заговорщически подмигнула, кольнув человека электрическим блаженством.

– То, что для тебя – алкоголь, для меня может оказаться ядом! – проворчал Быстров и, не удержавшись, позволил себе легчайшее прикосновение к ее щупальцам.

Инопланетянка едва шевельнула губами:

– Возможности человека в этой области для меня не секрет! – инопланетянка постучала пальцем по бокалу. – Я неплохо знаю ваше племя! И также не плохо чувствую!

Она вгляделась в доброе и в то же время волевое лицо своего визави и вдруг охотно представилась:

– Я из дронов. Мое имя – Илен.

Быстров прищурился.

– Я уже понял, что ты другая!

Глаза Илен выдали сноп фиолетовых искр, совсем как у Сунел.

И человек снова еле удержался от желания прямо здесь овладеть чаровницей.

Он уточнил охрипшим голосом:

– И все-таки, что я пил?

– Аналог земного спирта. От него вреда не будет! – уточнила Илен и подставила губки для поцелуя.