Читать онлайн Капли. Серия: Воин Ворла (Ваксель). Эльмус (1821г.э.б.э.в.)

Дорога в новый дом.

Сегодня солдаты забрали меня из дома недавно упокоившегося дядюшки. Несколько дней они везли меня куда-то на север, все дальше уводя меня от родной деревни. Эти воины практически не разговаривают со мной, видимо понимая, что с потерей последнего родственника, чувство одиночества и грусти пережимает моё горло и не позволяет вести беседы. Во время пути их взгляды иногда падают на мое маленькое тельце и глаза меняют свой цвет на более темный, выдавая печаль и сочувствие к ребенку, сидящему в их повозке.

Вся дорога заняла больше шести дней. С каждым закатом светил, мои сопровождающие устраивают привал, постоянно кормя меня своими припасами до отвала, и не торопятся будить на рассвете. Вся эта чрезмерная забота помогает мне перенести путешествие, успокоиться и почти погасить мрачные чувства в душе. В конце недели мы двигаемся по заброшенной тропе, настолько затопленной мутной водой, что приходится перевести повозку в плавательный режим. Возможно, это был единственный момент за все путешествие, когда я смог полностью отвлечься от скорбных мыслей. Я практически никогда не выезжал за пределы своей деревни, поэтому очень увлеченно наблюдал, как солдаты снимают круглые колеса и крепят на их место изогнутые деревянные пластины, обшитые метало-подобным материалом. В момент, когда работа закончилась и колеса крепко привязали к бортам телеги, все солдаты забрались внутрь. Погонщик слегка дернул поводья, и запряжённый ювелин понесся вперед. По воде повозка двигается намного быстрее, чем по суше, и я, возможно, даже слегка улыбнулся, наблюдая как пластины под повозкой рассекают водную гладь, разбрасывая в сторону мерцающие на свету брызги.

Преодолев небольшой водный перевал и достигнув суши, солдатам снова пришлось переставлять колеса, чтобы двигаться дальше. Но мои спутники не унывают, по всей видимости потому, что знают, что мы уже практически прибыли к месту назначения. Спустя несколько минут, нашему взору открывается поляна со стоящим на ней двухэтажным красивым особняком. Оба небесных светила спускаются к горизонту, образуя яркие золотые стрелы лучей. Приближаясь ближе к строению, становится видно, как под ярким светом огромный одинокий дом начинает демонстрировать свою истинную сущность. Накопитель, который является крышей и выполняет функцию запасания падающей с неба жидкости, покрыт трещинами и сколами, в некоторых местах пропуская наружу собравшуюся внутри воду. Конуса видной формы стены, темно серого цвета покрыты зеленоватой растительностью в местах, где каменные блоки стыкуются друг с другом. Сухость стен указывает на нестабильную работу механизмов водоснабжения всего здания.

Сквозь пустые окна виднеется мрак помещений, которые находятся внутри. Жидкая завеса двери настолько тонкая, что издалека выглядит так, как будто её вовсе нет. Перед входом находится небольшая полянка в виде дворика, огороженная хлипким забором из белого дерева. Местами доски забора переломлены пополам и лишь слегка покачиваются на воде, откликаясь на дуновение ветра. Вся прилегающая к дому территория покрыта невысокой гладью воды, что совершенно обычно для этих краёв Империи. Наша телега подъезжает к слабо закрепленной калитке забора. Запряженный к повозке ездовой ювелин аккуратно останавливается, сделав медленный крючкообразный манёвр по глади воды, используя свои щупальцеобразные конечности.

– Эй, Безымянная! – Воскликнул один из солдат, бережно снимая меня с повозки и ставя на землю.

Сквозь тонкие струи дверной жидкости медленно выходит пожилая женщина в тканной тунике, плавно волочащейся по водной глади. Она, медленно передвигает свои слабые тонкие ноги, приближается к нам, держа в руках небольшой мешочек из светло фиолетового эластичного материала. Длинные влажные волосы старухи спускаются до её пояса, омрачая выражение лица своим тёмным цветом. Глаза женщины полупрозрачные, лишь с небольшим оттенком синевы, данное проявление старости скрывает выразительность органов зрения, словно сливая их с оттенками ее голубоватой кожи. Поскольку ее кожа светло голубого цвета губы выделяются яркой синевой и видно, как “Безымянная” что-то бормочет себе под нос, протягивая худую руку для открытия калитки. Далее старушка и солдат перекидываются парой фраз, которые я уже не припомню, и военный, держа меня за плечи, передает в руки владелицы затхлого особняка. Старуха, положив худую руку на мою спину, проводит меня к зданию, раздвигает струйки двери над моей головой и молча указывает на свободное спальное место. Не представляю, сколько мне придется тут прожить, поэтому придется заставить себя привыкнуть к новой обстановке.

Мой первый друг.

Внутри особняка непривычно темно. Селитровые светильники работают очень тускло, и лишь лучи опускающихся за горизонт светил, освещают части комнат сквозь открытые окна. Подходит к концу уже третий день моей жизни в приюте “Безымянной” старухи. Прошлая жизнь никогда не была наполнена таким угнетающим чувством, которое прививает мне местная обстановка. Если внимательно осмотреть огромную комнату, расположенную на первом этаже, она мало чем отличается от дома дядюшки, но каждая деталь имеет небольшое отличие, что в совокупности кардинально меняет все ощущения. Каменные стены хоть и покрыты корой белого дерева, от старости она потемнела и потрескалась. Вся мебель абсолютно обычная – создается впечатление, что помещение не строилось для содержания детей. Обстановка больше напоминает солдатскую казарму, а не приют. Посреди комнаты, как и полагается, находится водяной гейзер, но он так слаб, что не пробуждает те детские, игривые чувства. По всей комнате вдоль стен расположились небольшие кроватки, а в самом темном и дальнем углу находится большой стол и ложе смотрительницы. На данный момент эту должность занимает старая, временами внушающая ужас старуха. Ходят слухи, что когда-то давно она была знаменита, и её, ныне забытое имя было известно во всех уголках империи. Мне никогда не верилось в правдивость этих слухов, так как трудно было представить, что эта дряхлая, с трудом передвигающаяся женщина могла хоть чем-то прославиться. Размышляя о старухе и о том, где я сейчас нахожусь, внезапно все мои мысли прекратились, и я почувствовал на себе тяжелый, угнетающий взгляд – он как-будто притягивал меня, манил откликнуться – лишь на одно мгновение мои глаза повернулись в сторону смотрительницы, и я заметил, как эта суровая, старая женщина начала медленно подниматься со своего ложа, не сводя с меня ужасно гнетущий взгляд. Я быстро зажмурился, делая вид, что сплю, и замер, чтобы ни единой ряби не пробежало по воде, наполняющей мою кровать. Тихонько подглядывая, я вижу, как она медленно перемещается среди кроваток, и слышу тихое хихиканье детей вокруг, повторяющих мои действия. Сам, так же еле сдерживая смех, через узкие щелки глаз вижу, как с каждым шагом смотрительницы от её тела отделяются небольшие кусочки кожи, в полёте превращаясь в капли водянистой жидкости. При тусклом синеватом свете ламп, она выглядит как ходячая дождливая туча, которая идёт, поливая каплями пол нашей комнаты. Но время смеха закончилось, так как старуха уже стоит возле моей кроватки и медленно тянет дряхлую руку к моему лицу:

– Я придержу твои глаза, пока ты не уснёшь. – Хриплым голосом говорит смотрительница.

– Фу-у-у-у-у! – Раздалось гулом по всей комнате.

– Тишина! – Повышенным тоном воскликнула смотрительница.

Теперь, уже полностью закрыв глаза, я чувствую, как капли её кожи стекают по моему лицу, это настолько отвратительно, что хочется вскочить и убежать, но хоть она и стара, сила в её руке не позволяет мне даже шевельнуться. Терпя всю эту мерзость, я замечаю, как вокруг наступает тишина, больше ничего не слышно, словно всё вокруг погрузилось в тот мрак, о котором я размышлял несколько секунд назад. Во всей этой тишине я не заметил, как уснул.

Наступило утро, и мне, как новичку, приходится посматривать на соседских ребят, повторяя их действия. Я медленно выкарабкиваюсь из кровати, беру с прикроватной тумбочки и одеваю выданную мне одежду. Нужно сказать, что приютское одеяние очень скромное, даже работая в полях провника, я одевался опрятнее. Одежда состоит из тускло-желтой туники до колен, кожаных штанов и самых простых в мире сандалий, которые постоянно слетают, если бежать слишком быстро. Но самое главное, что смотрительница тоже одета так же, как дети. Засучив левый рукав, я опускаю руку в глубь кровати и выдергиваю блокирующую пробку. В днище кровати открывается отверстие, и вся жидкость, наполняющая ее сильным напором, вырывается наружу, повышая уровень воды на полу. Для того чтобы потоп не превышал необходимый уровень, в стенах по периметру комнаты расположены отверстия для слива излишков. Убедившись, что моя кровать пуста, я беру небольшую чистящую щетку, лежащую на настенной полке, и приступаю к чистке спального места. Согласно правилам смотрительницы, после чистки мы обязаны встать рядом с кроватью и ждать готовности всех остальных. Все это действительно больше напоминает военные порядки, чем детский дом. Как только все дети завершили свою работу, старуха медленно проходит мимо нас, осматривая кровати. Сегодня все, включая меня, хорошо справились с очисткой постелей, и грубый голос приказал нам пройти на кухню. После её слов группа детишек, громко крича и озорно смеясь, быстро бежит в соседнюю комнату. Преодолев арочный проход, я сажусь за стол, на место, которое привязалось ко мне в первый день пребывания в новом доме. Место слева от меня пустует, а справа сидит маленькая девочка, с которой мы уже успели познакомиться. Виранди – скромная и молчаливая девочка, лишь на второй день она смогла поздороваться и назвать мне свое имя. Сидя за столом и, как все, ожидая прихода “Безымянной”, я смотрю на свою соседку. Девочка спокойно сидит, уставившись в одну точку на плоскости стола, её светло синяя кожа идеально гладкая и эластичная, не имеет ни единого недостатка. Сердцевины волосинок тонкие и имеют ярко голубой цвет с небольшим свечением, что придаёт красивую пышность прическе, спускающейся до плеч. Сложив свои тонкие ручки на колени, Виранди медленно поворачивает голову и смотрит на меня. В её голубых глазах темнеют маленькие кружочки зрачков, что означает стабилизацию зрения. Я тихонько произношу:

– Привет.

– Привет, Лив… – Тихим, застенчивым голосом отвечает она.

– Как твои дела? – Спрашиваю я, с надеждой немного продлить разговор.

Но в ответ она лишь кивает и снова утыкается взглядом в стол. Понимая, что разговор не заладится, я отворачиваюсь и рассматриваю кухонную комнату. Всё обустроено крайне просто, по периметру находятся шкафчики и настенные полки. В углу стоит старый морозильный шкаф – замысловатое сооружение, работающее на ледяной селитре и предназначенное, как понятно из названия, для заморозки скоропортящихся продуктов. Мне ещё не приходилось видеть такое старое устройство, и мой взгляд снова задерживается на несколько минут, рассматривая стрекочущий прибор, который выглядит как прямоугольная ледяная глыба, выделяющая в разные стороны клубы белого пара.

Внезапно вокруг наступает тишина, и, повернув голову, я замечаю вошедшую в комнату смотрительницу. Держа в руках небольшой чешуйчатый мешочек, она подходит ко мне и, с трудом взобравшись на пустой стул слева, протягивает руку к светильнику над столом. Старуха вынимает, исчерпавший себя элиревый камень из светильника, слезает со стула и подходит к окну, передвигает маленький рычажок оконного механизма. После данного действия лёд окна рассыпается и падает вниз, впуская яркий утренний свет в кухню. “Безымянная” подходит к морозильному шкафчику и, открыв мешочек, достаёт небольшую щепотку ледяной силитры. Высыпав ее в морозильный механизм, она достаёт продукты из шкафа и приступает к приготовлению завтрака. Пока старуха занимается смешиванием продуктов и сервировкой стола, все дети сидят молча, пристально наблюдая за её действиями. Спустя несколько минут, старуха садится в центре стола, на котором стоит большая кастрюля холодного рыбного супа, блюдо овощного салата, травяные хлебцы и наши любимые, сладкие разноцветные леденцы. Безымянная поочередно наполняет наши тарелки едой, ставит кулак правой руки на стол, накрывает его ладонью левой руки и смотрит, чтобы все дети повторили ее движение. Когда все присутствующие принимают молитвенную позу, старуха произносит короткую речь, выражая благодарность богу по имени Вогар. В конце молитвы все дети и смотрительница одновременно произнесли «Вога», и кухонная комната наполнилась шумом звона посуды и столовых приборов.

После завтрака нам разрешается отправиться во двор поиграть. И снова ребяческая свора, крича и смеясь, выбегает на огороженную забором поляну. Я вышел на улицу последним и не торопясь спустился по трем скрипучим ступенькам. Дети резвятся, брызгая друг в друга водой, зачерпывая её с земли. Кто-то играет в войну и фехтует друг с другом небольшими деревянными ветками. Некоторые гоняются за кворяками, стараясь их поймать и пополнить свою коллекцию разноцветных пластиночек, некоторые вылавливают, уплывающую от них обувь. Более младшие дети сидят на мокрой земле и строят незамысловатые замки из песка и земли. Я стою недалеко от входа в приют, смотрю на происходящее вокруг и невольно в голову проникает веселое настроение. Каким бы мрачным ни казался мне этот старый дом, все же дети наполняют его светом и радостью.

– Эй, Лив…. – Тихий голос окликнул меня откуда-то справа.

Я повернулся и увидел глядевшую на меня Виранди. Она сидит на старой, уже сильно потертой лавочке, которая установлена возле стены здания. Я подошёл, сел с ней рядом и вопросительно посмотрел в ее глаза.

– Тебя обучали управлению элириумом? – Медленно спросила девочка. Ее вопрос заставил меня удивленно приподнять брови.

– Нет. Мой дядя был фермером и чтобы обеспечить нас обоих, ему приходилось работать с утра до самой ночи. И разве мы ещё не слишком маленькие для этого?

– Моя мама погибла на войне. Всегда, когда она была дома, занималась моим обучением. Гляди! – Опустив глаза вниз, она протянула правую руку поближе к воде.

Через секунду её тоненькие вены проявились и стали тускло светиться синим цветом. Виранди закрыла глаза и вода с земли начала самостоятельно подниматься и небольшими струйками обвивать её руку. Жидкость, струясь по воздуху, образовала аккуратный крохотный шарик на ее ладони.

– Ух ты, смотрите, что творит! – Прозвучал громкий детский крик откуда-то с середины поляны.

Как только восклицательные звонкие голоса достигли наших ушей, Виранди резко открыла глаза, и всё ранее продемонстрированное чудо разрушилось, протекая вниз между ее пальцами. Девочка смущенно приподняла плечи и опустила голову вниз. Смотря на неё, я не понимал к чему стеснение. Она должна гордиться такими способностями, обычно в этом возрасте только дети аристократов способны на такое. Но собравшиеся вокруг элимы кричали и просили её повторить, задавали неразборчивые в шуме вопросы. Девочка лишь ещё сильнее ссутулила спину и закрыла уши руками. Чувствуя, что ей неприятно происходящее вокруг, я встал, закрыв её телом. Стал просить окруживших нас детей отстать от Виранди и пробовал убедить их вернуться к своим занятиям. Конечно, в ответ мне прилетело множество фраз, типа: «Лив, ты что, влюбился?», «А ну сядь на место!», «Не выпендривайся!». Я смог преодолеть себя и промолчать в ответ, спустя несколько минут ребята разошлись и продолжили играть. Я сел обратно на лавочку и повернулся к девочке.

– Спасибо. – Тихонько произнесла Виранди, убирая руки от своих ушей.

– Не за что. Скажи пожалуйста, а почему ты так стесняешься этого изумительного навыка? Это ведь великолепно, что ты умеешь управлять энергией в таком раннем возрасте.

– Я не стесняюсь. Не люблю громкие звуки и когда на меня смотрят.

– Понятно, а сколько ты уже в приюте?

– Пять дней. – Спокойно ответила девочка.

– Ну раз уж мы с тобой новички, давай дружить! – Улыбаясь, я протянул ей руку, не отводя свой взгляд от хрупкого тела девочки.