Читать онлайн Уроки судьбы

Глава первая

Дым был самого приятного, яблочного оттенка. Именно такого, какой изображен на картинках к рецепту «Утиные ножки конфи с грушей и розмарином». По крайней мере, так казалось Насте первые три секунды. На четвертой дым из духовки приобрел угрожающий свинцово-серый оттенок, а на пятой сработала пожарная сигнализация.

– Черт-черт-черт! – выдохнула Настя, отчаянно махая полотенцем перед датчиком на потолке.

Вид у нее был боевой: волосы собраны в неопрятный пучок, на щеке расцвело малиновое пятно от блендера, а фартук был украшен художественными подтеками соуса. Идея была, как всегда, блестящей. Отпраздновать их годовщину, нет, не свадьбы, конечно, а всего лишь год с момента, как они переехали вместе. И отметить не в ресторане, как это делают все, а по-домашнему, уютно. Самостоятельно приготовив что-то сложное, изысканное и совершенно не свойственное ее кулинарным талантам, ограничивавшимся на уровне «идеально сварить пасту». Сирена завыла с новой силой, будто насмехаясь над ее порывом. Ключ в замке щелкнул с идеальной точностью швейцарского хронометра, ровно в восемь, как и планировалось.

– Я дома! – раздался спокойный, приятный баритон. – Настя, у нас что, тренировка МЧС?

В дверях кухни появился Максим. Доктор Максим Сергеев. Идеальный мужчина ее мечты. В идеально сидящем на плечах пальто, с идеально уложенными волосами цвета воронова крыла и с идеальной ухмылкой на идеально выбритом лице. В его руках красовалась огромная пицца «Четыре сыра», от которой вкусно пахло орегано и морем.

– План «Б» в действии, я смотрю, – без тени упрека констатировал он, снимая пальто и уворачиваясь от Настиного полотенца.

– Это не план «Б»! – возмутилась Настя, нажимая на все кнопки вытяжки. – Это технологическая заминка. Утка решила проявить характер.

Максим поставил пиццу на стол, подошел к духовке и, набросив на руку прихватку, ловко извлек оттуда противень с двумя почерневшими, дымящимися объектами, лишь отдаленно напоминающими птичьи конечности.

– Характер, говоришь? – он поднял бровь, рассматривая кулинарный подвиг. – Похоже, ей было что сказать миру. Что-то очень пафосное и трагичное. В духе Шекспира. «Быть или не быть?» – «Не быть!» – заключил он, отправляя утку в мусорное ведро.

Настя сдула с лица непокорную прядь волос и скомкала фартук.

– Прости. Я хотела сделать все идеально. По плану. Романтический ужин при свечах…

– И мы его сделаем, – перебил ее Максим, уже расставляя по кухне толстые восковые свечи. Он открыл коробку с пиццей, и соблазнительный запах расплавившегося сыра окончательно победил запах гари. – Смотри. Романтика вот она. – он отломил кусочек и протянул ей. – А свечи чтобы замаскировать последствия твоего креатива.

Она рассмеялась, снимая фартук. Он всегда умел все обратить в шутку. Сгладить любые углы. С ним было безопасно. Предсказуемо. Комфортно. Они сели на барные стулья, пицца на картонной коробке между ними заменила собой фамильный фарфор, а вино из бокалов пахло слегка подгоревшим яблоком.

– Знаешь, что самое идеальное в нашем годовщине? – спросил Максим, дотрагиваясь до ее руки.

– Что? – улыбнулась Настя.

– То, что она есть. Ты. Я. Вот это все. Даже твоя подгоревшая утка. Потому что это наше.

Он сказал это с такой теплотой, что у Насти защемило внутри от легкого укола вины за свою неудачу. Он был прав. Это было идеально. По своему. План мог меняться, главное, чтобы итог оставался неизменным: они вдвоем. Максим достал из кармана маленькую, изящную коробочку.

– Кстати, о планах. Это тебе.

Настя открыла ее. Внутри на черном бархате лежали изящные серебряные серьги-гвоздики. Неброские, стильные, дорогие. Совершенно ее стиль. Как все, что он выбирал. Для нее. Для их совместной жизни.

– Они прекрасны… – прошептала она.

– Как и ты. – он поцеловал ее в щеку. – А теперь доедай пиццу, архитектор моих грез. У меня завтра сложная операция, а у тебя наверное, срочный проект по тушению пожаров.

Она засмеялась. Да, все было идеально. Строго по плану. Тому самому, красивому и правильному плану на счастливую жизнь, который она нарисовала для себя много лет назад. Почему же тогда, глядя на идеальные серьги в идеальной коробочке, она поймала себя на мысли, что смотрит на них как на чертеж безупречного, но чужого проекта? Она надела серьги. Прохладный металл коснулся мочек кожи.

– Нравятся? – спросил Максим, оценивая взглядом.

– Еще бы. Ты всегда угадываешь с подарками. Как хирург с скальпелем, точно и без промаха.

– Это профессиональная деформация, – он улыбнулся своей обаятельной, безупречной улыбкой. – Точность вежливость не только королей, но и кардиохирургов. Кстати, насчет точности. Я вписал нас на ужин в «Ля Тур» в следующую субботу. Получил подтверждение от сомелье.

«Ля Тур» – самый пафосный и невозможный ресторан города. Место, куда нужно бронировать столик за три месяца. Место из того самого «правильного» плана.

– Макс, это же невозможно! Как ты…

– Есть пациент с очень благодарной женой, – он подмигнул, сделав глоток вина. – Так что готовь свое самое эффектное платье. Мы отметим как положено. Без пожаров.

Он все продумал. Всегда все продумывал. Иногда ей казалось, что он просчитывает даже ее реакции, ее радость, ее удивление. И она действительно была рада и удивлена. Но где-то в глубине души шевельнулся крошечный, назойливый червячок. Червячок по имени «Предсказуемость». Она поймала себя на том, что представляет этот ужин до мелочей. Идеальная скатерть, идеальная сервировка, идеально подобранное Максимом вино, его рассказ о сложной операции, ее рассказ о капризном заказчике. Они будут милы, остроумны, они обменяются легкими касаниями рук. Все будет безупречно. Как чертеж, в котором нельзя изменить ни одного угла. Мысль была неблагодарной и глупой. Она отогнала ее, доев свой кусок пиццы.

– Ладно, – Максим взглянул на дорогие часы. – Я засяду за статьи. У тебя завтра тяжелый день?

– Презентация проекта «Небоскреба на набережной». Комиссия жутко придирчивая. Нервы уже треплют.

– Не волнуйся, – он поцеловал ее в макушку. – Ты все сделаешь блестяще. У тебя талант не только поджигать уток. Ты лучший в своем деле.

Он ушел в кабинет, оставив ее на кухне допивать вино. Настя вздохнула и принялась собирать разгром. Она мыла тарелки и смотрела на свое отражение в темном окне. Успешная женщина. Красивая квартира. Идеальный мужчина. Все по плану. Все клеточки в ежедневнике были заполнены правильными и важными делами, ведущими к блестящему будущему. Почему же иногда ей так хотелось взять и вырвать из этого блокнота все страницы, чтобы нарисовать на них что-то кривое, нелепое, но свое? Что-то, что пахло бы не подгоревшей уткой, а приключением. Она вздохнула и потушила последнюю свечу. Дымок от нее был уже безобидным и даже приятным.

– Ерунда,– строго сказала она себе мысленно. – Это просто усталость перед презентацией.

Она пошла наводить порядок в ванной, готовясь к своему идеальному вечеру с идеальным мужчиной в идеальной жизни, где не было места дыму и случайностям. А за окном пронеслась машина с громкой музыкой, и на мгновение ее свет осветил лицо Насти, задумчивое и чуть-чуть печальное.

Глава вторая

Если бы Настя составляла рейтинг самых изощренных способов провести четверг вечером, корпоратив в «Премьер-Холле» занял бы почетное последнее место, сразу после чистки канализации и визита к стоматологу. Зал был украшен шариками корпоративных цветов, из колонок лилась безликая танцевальная музыка, а в воздухе витал запах подгоревшей курицы и вынужденного энтузиазма. Настя, прилипшая к стене с бокалом теплого шампанского, чувствовала себя как на выставке достижений народного хозяйства. Все друг друга знают, все друг друга оценивают, все говорят на одном и том же языке корпоративных клише. «Сильно вырос за последний квартал…», «Синергия подходов…», «Давайте вынесем это в оффлайн…» – долетало до нее со всех сторон.

Она поймала себя на том, что мысленно перерисовывает интерьер зала. Снести эту ужасную люстру-медузу, добавить света, разбить пространство на зоны… Гораздо проще думать о бетоне и стекле, чем о необходимости подходить к столу руководства и произносить тост за светлое будущее компании. Ее взгляд автоматически скользнул к выходу. Она уже отстояла свои два часа, показавшись начальству. Можно было бы незаметно сбегать. Максим как раз освободился с дежурства и прислал смс: «Как там твой марафон? Держишься? Я заказал суши, жду». Идеальный план. Уйти, снять туфли на шпильках, завалиться на диван с суши и Максом. По плану. Она уже сделала шаг, как вдруг ее остановил голос босса:

– Настя! Иду на тебя! Не прячься!

Олег Борисович, руководитель отдела, уже изрядно навеселе, шел к ней в сопровождении какого-то незнакомого мужчины. Настя замерла, натянув на лицо дежурную улыбку.

– Настя, знакомься, это наш новый копирайтер, перевелся к нам из питерского филиала! Ударник слова и пера! Артем, это Настя, наш звездный архитектор, мозг нашего отдела! Тот самый, что проектирует «Небоскреб на набережной»!

Только сейчас Настя перевела взгляд с Олега Борисовича на его спутника. И все замерло. Он не был похож на типичного офисного работника. Никакого строгого костюма. Темные джинсы, простые ботинки, слегка помятая белая рубашка с закатанными до локтей рукавами, обнажавшими предплечья с проступающими венами. Волосы темные, чуть длиннее, чем принято, и они, казалось, совершенно не подчинялись попыткам уложить их. Но главное – взгляд. Прищуренные карие глаза, в которых читалось одновременно скука, легкая насмешка и живой, неукротимый интерес. Он смотрел на нее так, будто видел не только ее, но и всю ее скуку, ее тоску по выходу и ее мысленные чертежи этого зала.

– Значит, вы тот самый гениальный ум, который заставляет бетон и стекло плясать под свою дудку? – произнес он.

Голос был негромким, немного хрипловатым, и в нем явственно слышалась ухмылка. Настя почувствовала, как что-то внутри нее напряглось, будто перед внезапной опасностью. Или вызовом.

– Ну, я бы не сказала, что это пляски, – парировала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Скорее, попытка заставить их стоять ровно и не падать.

Олег Борисович раскатисто захохотал, словно она сказала нечто невероятно остроумное.

– Ну вы разбирайтесь в своих стройматериалах! Я пойду, еще кого-нибудь познакомлю!

И он скрылся в толпе, оставив их наедине. Неловкая пауза повисла в воздухе, странно контрастируя с громкой музыкой.

– Итак, корпоратив, – протянул Артем, лениво обводя взглядом зал. – Испытание на прочность для социально адаптированных интровертов. Вы уже на каком этапе принятия? Я, кажется, между гневом и торгом.

Настя невольно улыбнулась.

– Я уже прошла стадию отрицания и торга и вышла на смирение. Планирую побег.

– Солидарен. Только побег – это слишком пафосно. Я за саботаж. Например, можно выпить все виски у бара. Или станцевать ламбаду с финансовым директором.

Он говорил с такой серьезностью, что Настя фыркнула.

– Уверена, глава финансов оценит.

– Сомневаюсь. У него лицо, как у человека, который только что обнаружил в годовом отчете опечатку. Очень цепляющий образ.

Они снова замолчали, но теперь молчание было другим – не неловким, а заряженным. Он смотрел на нее прямо, не отводя глаз, и ей почему-то стало жарко. Она потянулась за бокалом, чтобы занять чем-то руки.

– Олег Борисович сказал, вы с Питера? – спросила она, чтобы разрядить обстановку.

– Да. Надоело. Решил, что Москва это следующий уровень в игре под названием «Выживание в офисе». Пока что уровень сложности… приемлемый.

В его взгляде читался явный вызов. Он как будто говорил: «Ну, давай, удиви меня. Покажи, что тут есть что-то интересное». И Настя, которая обычно в такие моменты отшучивалась и уходила в тень, вдруг почувствовала странное желание принять этот вызов.

– Ну, добро пожаловать в клуб, – сказала она, и ее голос прозвучал увереннее, чем она чувствовала себя. – Только предупреждаю, наши офисные драмы обычно ограничиваются войной за кофемашину.

– Скучновато, – он покачал головой, и в уголках его глаз собрались смешливые морщинки. – Надо это исправить. Например, устроить конкурс на лучший бумажный самолетик из чертежей вашего небоскреба.

– Это кощунство! – возмутилась она, но снова не смогла сдержать улыбку.

– А вы как хотели? Я же копирайтер. Моя работа придумывать провокации.

В этот момент где-то вдавили громкость, и музыка хлынула на них мощной волной. Артем не смутился, а лишь криво усмехнулся.

– Мой сигнал. Пора идти саботировать. Было приятно познакомиться, Настя-архитектор. Удачи с побегом.

Он кивнул ей и растворился в толпе так же внезапно, как и появился, оставив после себя ощущение легкого электрического разряда в воздухе. Настя застыла на месте, все еще сжимая в руке теплый бокал. Она больше не смотрела на выход. Она смотрела в ту сторону, куда ушел он. Смс от Максима замигало на экране телефона: «Ты уже едешь?». Она медленно, будто в замедленной съемке, подняла телефон и набрала ответ: «Извини, задержалась. Сколько буду». Она не понимала, что только что произошло. Но план «идеальный побег» вдруг показался ей до невозможности скучным.

Она отправила сообщение и почувствовала легкий укол стыда. Невинная ложь. Просто «задержалась». Но почему-то фраза «сколько буду» горела на экране как признание в каком-то мелком преступлении. Настя отпила теплого шампанского, и оно показалось ей вдруг противным, приторно-сладким. Она оглядела зал, пытаясь снова поймать в толпе того самого нового копирайтера. Но его нигде не было видно. Словно он был миражом, порождением скуки и усталости. «Показалось, – убеждала себя Настя. – Просто нестандартный тип. Такие всегда выделяются на фоне наших вышколенных менеджеров». Она решила подкрепиться, чтобы заглушить странное беспокойство. Подойдя к фуршетному столу, она с тоской разглядывала канапе с семгой, уже слегка обветрившиеся, и мини-бургеры, похожие на пластиковые муляжи.

– Не советую, – раздался рядом тот самый хрипловатый голос. – Бутерброды здесь делают с таким же вдохновением, как отчеты по KPI.

Настя вздрогнула и обернулась. Артем стоял рядом, держа в каждой руке по стопке с темно-золотистой жидкостью. Одну он протянул ей.

– Вот это – проверенный вариант. Виски. Спасает от звуков корпоративного фольклора.

Она колебалась секунду, потом взяла стопку. Пальцы случайно коснулись его, и она отдернула руку, будто обожглась.

– Вы всегда так, прямо сходу предлагаете алкоголь незнакомым коллегам? – поинтересовалась она, пытаясь вернуть себе ощущение контроля.

– Только тем, у кого глаза говорят «спасите, я в заложниках у скуки», – парировал он, чокаясь с ее стопкой. – Ваши кричали особенно громко.

Он опрокинул стопку одним движением. Настя, недолго думая, последовала его примеру. Теплая волна разлилась по телу, смывая остатки напряжения.

– И часто вы «спасаете» коллег? – спросила она, кашлянув. Напиток был крепким.

– Редко. В основном люди сами не против быть в заложниках. Им нравится жаловаться на тоску, но не нравится что-то менять. А вы?

– Я что?

– Вы из тех, кто любит жаловаться, или из тех, кто сбегает? – его взгляд снова стал изучающим, прищуренным.

Вопрос застал ее врасплох. Она всегда считала себя человеком действия. Но ее побег сегодня был пассивным, просто уйти. Его «саботаж» казался куда более активным и интересным.

– Я пока на распутье, – честно ответила она.

Внезапно на сцену взобрался Олег Борисович с микрофоном. Началась обязательная программа благодарности, вручение грамот, снова благодарности. Музыка стихла, и все замерли в почтительной, хотя и скучающей позе. Артем скривился.

– Финальная стадия – смирение и принятие. Держитесь, архитектор.

Он отошел чуть в сторону, прислонился к стене и достал из кармана блокнот и карандаш. Настя видела, как он что-то быстро и уверенно рисует, лишь изредка поглядывая на сцену. Ее любопытство пересилило приличия. Она сделала пару шагов в его сторону и заглянула в блокнот. Она ожидала увидеть карикатуры на начальство. Но нет. На бумаге возникал стремительный, полный жизни и иронии скетч всего происходящего. Олег Борисович был изображен в виде дирижера, управляющего оркестром из зевающих сотрудников. Толпа гостей превратилась в стаю одинаковых птичек с широко раскрытыми от скуки глазами. А в углу, у самого края листа, он уже начинал рисовать ее. Ее одну, прислонившуюся к стене с бокалом. И в этом наброске было что-то такое тоскливое и прекрасное одновременно, что у Насти перехватило дыхание. Он заметил ее взгляд и не стал закрывать блокнот.

– Саботаж, – пояснил он шепотом. – Куда продуктивнее, чем стоять и зевать.

– Вы рисуете, – констатировала она очевидное.

– Иногда слова моя работа, а карандаш мое спасение. Помогает не забыть, что у меня есть своя голова, а не только та, что нужна для генерации контента.

Олег Борисович закончил речь. Раздались аплодисменты. Музыка снова загрохотала. Артем закрыл блокнот и сунул его в карман.

– Ну, кажется, я выполнил дневную норму по социализации. Поздравляю, вы выжили. А мне пора.

– Куда? – спросила Настя, и этот вопрос вырвался сам собой, прежде чем она успела его обдумать.

– Искать приключения. Или хотя бы приличный кофе. В этом отеле он должен быть. – он снова посмотрел на нее тем пронизывающим взглядом. – Может, составите компанию? В качестве гида по уровням выживания?

Это была прямая провокация. И она это знала. Пойти с ним? С незнакомым, дерзким, странным коллегой? Вместо того чтобы поехать домой, к идеальному мужчине, к суши и тишине? Сердце вдруг застучало чаще.

– Я не думаю, что это хорошая идея, – выдавила она.

Он не выглядел разочарованным. Скорее, ему, казалось, именно такой ответ и был интересен.

– Как знаете. Тогда до понедельника, Настя-архитектор. Не скучайте.

И на этот раз он ушел по-настоящему. Настя видела, как он, не оглядываясь, прошел через весь зал и скрылся за дверью. Она осталась одна с пустой стопкой в руке, с гулом в ушах от музыки и с хаосом в голове. План был простым: уйти. Но ноги не хотели двигаться. Она достала телефон. Новое сообщение от Максима: «Хорошо. Жду. Целую». Она посмотрела на экран, потом на дверь, в которую исчез Артем, потом снова на экран. Идеальный план звал ее домой. Но что-то другое, новое и тревожное, удерживало здесь, в этом душном зале, полном призраков скуки и одного очень неожиданного намека на что-то иное. Она медленно положила телефон в сумочку. Побег откладывался.

Глава третья

Понедельник встретил Настю завалом работы. Презентация небоскреба была через три дня, и каждая минута была на счету. Голова гудела от бесконечных расчетов и правок, а единственной мыслью был скорейший побег за очередной порцией кофе. Она резво шагнула в кабину лифта, уткнувшись в экран телефона, проверяя последние правки от заказчика. Двери начали медленно сходиться, но в последний момент между них протиснулась чья-то рука в помятой рубашке.

– Эй, полегче, – раздался знакомый хрипловатый голос.

Настя подняла глаза и встретилась взглядом с Артемом. В тесном пространстве лифта он казался выше и массивнее, чем на корпоративе. Он держал в руках поднос с тремя стаканчиками кофе.

– Этаж? – спросила Настя, потянувшись к панели, стараясь, чтобы голос звучал сухо и деловито.

– Восьмой, спасибо, – он кивнул, прислонившись к противоположной стенке. Запах его одеколона, что-то древесное и свежее, смешался с запахом кофе. – Бегу спасать отдел маркетинга от творческого ступора. Кофеин наш главный копирайтер.

Лифт тронулся, плавно набирая скорость. Настя снова уткнулась в телефон, делая вид, что полностью поглощена работой. Молчание становилось густым, неловким.

– Как успехи с небоскребом? Уже утвердили эскизы или все еще боремся с силами гравитации? – нарушил тишину Артем.

– Боремся, – коротко ответила она, не отрываясь от экрана.

– Звучит эпично. Почти как «Звездные войны». Только вместо световых мечей – ватманы и кульманы.

Настя не ответила. Лифт проезжал пятый этаж. И вдруг случилось то, чего она больше всего не хотела в этот день. Раздался глухой скрежещущий звук, кабина дернулась, вильнула и замерла. Свет на мгновение мигнул и погас, сменившись тусклым аварийным освещением. Движение прекратилось.

– Вот черт, – выдохнула Настя, автоматически нажимая на кнопку своего этажа. Никакой реакции. – Опять! Это уже второй раз за месяц!

Она с яростью стала тыкать в кнопку вызова диспетчера. Из динамика послышался треск и спокойный голос:

– Ситуация под контролем. Техники уже выехали. Ожидайте.

– Ожидайте, – с раздражением передразнила его Настя. – У меня через полчаса совещание!

– Ну, что ж, – раздался спокойный голос Артема. – Похоже, саботаж принимает новые формы. Теперь вселенная запирает нас в лифтах, чтобы мы не могли плодотворно трудиться на благо корпорации.

Настя обернулась к нему. Он по-прежнему спокойно стоял, прислонившись к стене, и держал свой поднос с кофе.

– Вам не кажется, что это не время для шуток?

– Наоборот, именно время. Иначе придется впадать в панику, а я сегодня не в настроении.

Он протянул ей один из стаканчиков.

– Держите. Капучино с двойной порцией чего-то бодрящего. Кажется, он нам теперь пригодится больше, чем маркетологам.

Настя колебалась, но взяла стаканчик. Кофе был все еще горячим. Сделав глоток, она с удивлением обнаружила, что это ее любимый вариант с корицей и без сахара. Совпадение.

– Как вы…

– Видел вас у кофемашины, – пожал он плечами. – Я внимательный.

Они стояли в тишине, слышно было только их дыхание и тихое гудение системы вентиляции. Неловкость нарастала с каждой секундой.

– Ну что ж, – кокетливо сказал Артем, разбивая паузу. – По традициям жанра, пока мы ждем спасения, мы должны либо признаться друг другу в самых страшных грехах, либо сыграть в крокодила. Я голосую за грехи.

Несмотря на себя, Настя фыркнула.

– У меня их нет. Я архитектор. Мои грехи – это просчеты в чертежах.

– О, звучит пугающе. А я, например, однажды написал слоган для средства от потливости ног, который потом целый год преследовал меня по всем радиостанциям. До сих пор слышу его во сне. Это мое проклятие.

Настя не сдержала улыбки.

– И какой же?

– «Ваши ноги будут петь от счастья!» – с пафосом продекламировал он.

Она рассмеялась. Искренне, от души. Напряжение начало понемногу спадать.

– Ужасно. Мне почти жаль вас.

– Вот видите, а вы говорите нет грехов. У каждого есть скелет в шкафу. У кого-то неудачный слоган, у кого-то криво возведенная стена.

– Мои стены не кривые! – возмутилась она, но уже без прежней язвительности.

– Ну, не знаю, не знаю, – он покачал головой, притворно-подозрительно оглядывая кабину лифта. – Вот этот лифт, например, кто-то проектировал? И где этот гений сейчас?

– Это не мой проект! – возразила Настя, и они оба рассмеялись.

Лед был сломан. Кофе заканчивался. А лифт все не двигался.

– Серьезно, как вы думаете, нас скоро отсюда вызволят? – спросила Настя, уже без паники, с легкой усталостью.

– Не знаю. Но, если что, у нас есть три кофе. Мы можем устроить голосование, кого съесть первым, когда они закончатся.

– Ужасный план.

– Зато веселый.

Он посмотрел на нее, и в тусклом свете аварийной лампы его глаза казались еще более темными и глубокими.

– Знаете, а ведь это неплохой способ избежать совещания. Мне нравится. Надо будет чаще застревать.

– Только без меня, пожалуйста.

– А что, вас ждут важные переговоры? Будете уговаривать бетон быть более послушным?

– Примерно так, – улыбнулась она.

Вдруг свет снова мигнул и включился в полную силу. Кабина дернулась и плавно поехала вниз. Оба инстинктивно вздохнули с облегчением и разочарованием одновременно. Лифт остановился на первом этаже. Двери с шипением открылись, впуская шум холла и поток свежего воздуха.

– Ну, вот и спаслись, – констатировал Артем, выходя первым. – Жаль. Я уже приготовил список своих грехов для второй части.

Настя вышла следом, чувствуя себя немного опустошенной. Странное ощущение замкнутого пространства, вынужденной близости и неожиданно легкой беседы исчезло, сменившись привычной реальностью.

– Спасибо за кофе, – сказала она, стараясь вернуть себе деловой тон.

– Всегда пожалуйста. Если что, я теперь знаю, как вас подкупить в случае очередного апокалипсиса.

Он поднял свой поднос с оставшимися двумя стаканчиками и направился к другому лифту.

– Удачи с бетоном. Пусть поет от счастья.

Он ушел, оставив ее с легкой улыбкой на лице и с странным чувством, что эти пятнадцать минут в застрявшем лифте были самым живым моментом ее дня. Она посмотрела на стаканчик из-под кофе в своей руке, потом на уходящую фигуру Артема, и мысленно поблагодарила сломанный лифт за это маленькое, нелепое и такое необходимое приключение. Искра была не просто замечена, она тлела где-то глубоко внутри, согревая ее своим теплом.

Настя еще секунду постояла у лифта, будто ожидая, что двери снова откроются и все повторится. Но жизнь уже вернулась в свое привычное русло: спешащие сотрудники, звонки телефонов, мерцающие мониторы. Она выбросила стаканчик в урну и направилась к лестнице. Лифтам она внезапно перестала доверять. Поднимаясь на свой этаж, она ловила себя на том, что прислушивается к звукам шагов на лестничном пролете – глупое, необъяснимое ожидание, что он мог пойти тем же путем. «Что со мной? – строго спросила она себя, переступая через порог офиса. – Это просто адреналин от застревания. И ничего более». Но запах его одеколона, смешанный с ароматом кофе, казалось, все еще витал вокруг нее. А в ушах стоял его смех – немного хриплый, беззаботный и такой живой, так сильно контрастирующий с приглушенными переговорами в ее мире. На рабочем месте ее уже ждала Светлана, ассистентка, с кипой бумаг.

– Настя, вы где были? Олег Борисович уже дважды спрашивал! У нас ЧП с поставщиком композитных панелей!

Обычно такие новости заставляли ее мобилизоваться мгновенно. Сейчас же она смотрела на взволнованное лицо Светы и думала о том, что фраза «Ваши ноги будут петь от счастья» куда интереснее, чем любые композитные панели.

– Сейчас разберусь, – автоматически ответила Настя, садясь за компьютер.

Она попыталась погрузиться в работу, но мысли упрямо возвращались к тускло освещенной кабине, к его шуткам, к тому, как легко и странно смеялось ее сердце. К тому, как он заметил, какой кофе она пьет. Через полчаса раздался звонок на ее рабочий телефон. Не глядя на номер, она подняла трубку.

– Слушаю.

– Выжили? – раздался в трубке тот самый хрипловатый голос, в котором слышалась улыбка.

Настя замерла, зажав трубку пальцами. Сердце совершило один беспорядочный, громкий удар где-то в районе горла.

– Артем? Откуда у вас мой номер?

– Спросил у Светы. Сказал, что нужно уточнить по поводу… э-э-э… технических характеристик небоскреба для пресс-релиза, – он явно импровизировал. – На самом деле, я просто хотел убедиться, что вы не сошли с ума от скуки в моем обществе и благополучно добрались до своего бетона.

Она должна была быть строгой. Сказать что-то вроде «не звоните мне на рабочий телефон с личными вопросами». Но вместо этого она услышала свой собственный голос, легкий и почти игривый:

– Бетон в порядке. А вот с моей продуктивностью теперь беда. Я все время вспоминаю тот ужасный слоган и не могу сосредоточиться.

Он рассмеялся.

– О, отлично! Значит, мое проклятие теперь разделяемое. Я специально заражаю им самых перспективных сотрудников. Это мой вклад в саботаж корпоративной машины.

– Вы ужасный человек.

– Спасибо. Я стараюсь.

Наступила короткая пауза, но на этот раз она не была неловкой. Она была наполненной чем-то новым, трепетным.

– Ладно, не буду отвлекать вас от спасения архитектуры, – сказал Артем, и в его голосе вдруг посерьезнели нотки. – Просто позвонил.

– Спасибо, – тихо ответила Настя. И добавила, уже почти выдыхая: – За кофе. И за компанию в заточении.

– Всегда к вашим услугам. Если что, знаете, где меня найти.

Он положил трубку. Настя еще несколько секунд сидела с безжизненным пластиком в руке, глядя в экран монитора, на котором были открыты чертежи фасада. Прямые линии, точные углы, выверенные пропорции. Все такое предсказуемое и безопасное. А где-то там, этажом ниже, находился хаос в виде человека с растрепанными волосами и блокнотом для скетчей, который звонил просто так. Без плана. Без причины. Она медленно опустила трубку на рычаг и провела рукой по лицу. План рушился. И самая ужасная часть заключалась в том, что ей это начало нравиться.

Глава четвёртая

Зеркало в гардеробной отражало безупречную картинку. Настя в строгом, но элегантном черном платье, которое идеально сидело на ней, подчеркивая линию плеч и талии. Жемчужные серьги, подарок Максима, добавляли завершающий штрих к образу успешной, ухоженной женщины. Таким и должен был быть ее выход в свет. Таким он и был всегда. Максим, уже готовый, смотрел на нее с одобрением.

– Ты выглядишь потрясающе. Как всегда.

– Спасибо, – улыбнулась она, проверяя макияж. – Ты тоже.

Он действительно был красив. Безупречный костюм, идеально подобранный галстук, уверенная осанка. Рядом с ним она чувствовала себя… правильной. Как будто они были двумя деталями одного безукоризненного механизма. Дорога до ресторана заняла ровно двадцать минут, как и было запланировано. Их ждал столик у окна с видом на ночную, подсвеченную огнями набережную. Интерьер «Ля Тур» был выдержан в стиле ар-деко: бархатные банкетки, приглушенный свет, тихая музыка и почти неслышный звон хрусталя. Воздух пах деньгами, стабильностью и хорошим вкусом. Сомелье, узнав Максима, почтительно склонился и предложил вино из его постоянного запаса. Бордовое, насыщенное, с танинами, которые щипали язык. Идеальное к стейку, который Максим, не глядя в меню, заказал для них обоих. «Медиум-рир», конечно же. Никаких экспериментов.

– Как прошел твой день? – спросил Максим, откладывая в сторону салфетку. – Все хорошо с небоскребом?

– Да, вроде бы удалось уладить проблемы с поставками, – ответила Настя, отхлебывая вино. – Чертежи уже отправлены в работу.

– Отлично. Я никогда не сомневался в твоей компетентности. – он улыбнулся своей ровной, безупречной улыбкой. – А у меня сегодня была интересная операция. Сложный клапанный порок. Четыре часа работы, но, кажется, все прошло успешно.

Он рассказывал увлекательно, с деталями, которые могли бы показаться жутковатыми постороннему, но Настя привыкла. Она кивала, задавала уточняющие вопросы. Их разговор был похож на изящный теннисный матч: подача, отражение, обратная подача. Все вежливо, интеллигентно, предсказуемо. Она ловила себя на том, что смотрит не на него, а на его отражение в огромном окне. На идеальную пару, сидящую в идеальном ресторане. И вдруг ее пронзила мысль: а что, если окно не стеклянное, а зеркальное? И со стороны кто-то тоже смотрит на них и видит ту самую безупречную, но безжизненную картинку?

– …так что я сказал ассистенту, главное – не паниковать, – закончил Максим свою историю. – А у тебя какие-нибудь новости, кроме работы? Как тот корпоратив? Ты в тот день вернулась поздно.

Вопрос застал ее врасплох. В горле что-то сжалось.

– Да ничего особенного. Обычный корпоратив. Скучно.

– Сомневаюсь, что с твоим-то характером могло быть скучно, – он мягко улыбнулся. – Наверняка всех заразила своим энтузиазмом.

«Нет, – подумала Настя. – Меня заразили чужим. Чужим саботажем и смехом в лифте».

– Было весело, – солгала она, отводя взгляд к меню, хотя прекрасно знала, что будут заказывать.

Еда была, как всегда, безупречной. Стейк таял во рту, овощи хрустели, соус был сбалансированным. Они ели, разговаривали о планах на отпуск (горные лыжи в Швейцарии, уже присмотрел тур Максим), о возможной инвестиции в новую квартиру, о визите к родителям на выходные. Все было правильно. Так правильно, что хотелось взять и поставить на эту идеальную симфонию ложку диссонанса. Спросить: «Макс, а тебе не кажется, что мы как заводные куклы?» или «А помнишь, как я подожгла утку? Давай сделаем это снова!». Но она не сказала. Она лишь улыбалась и поддакивала. Когда подали десерт, изящное безе с ягодным соусом, Максим положил руку на ее.

– Я рад, что у нас все так, Настенька. Стабильно. Предсказуемо. Как в хорошей хирургии – чем меньше сюрпризов, тем лучше результат.

Его пальцы были теплыми и уверенными. И в его словах не было ничего плохого. Они были правдой. Его правдой.

– Да, – тихо согласилась она, чувствуя, как по спине бегут мурашки. – Предсказуемо.

Он оплатил счет заранее, оставил щедрые чаевые. Они вышли на прохладный ночной воздух. Водитель уже ждал у подъезда. В машине Максим взял ее за руку, и его пальцы переплелись с ее пальцами. Идеальное сцепление.

– Спасибо за прекрасный вечер, – сказал он.

– Спасибо тебе, – ответила она, глядя в темное стекло автомобиля на мелькающие огни города.

Она думала о лифте. О тесном пространстве. О запахе кофе и древесного одеколона. О смехе, который вышел наружу без спроса. О звонке просто так. И здесь, в идеально чистом салоне дорогой машины, рядом с идеальным мужчиной, ее сердце сжалось от острого, пронзительного чувства потери. Хотя, казалось, терять было нечего. Все было здесь, с ней. По плану. Просто план вдруг показался ей самой скучной книгой на свете, которую она перечитывала в сотый раз, в то время как за окном происходила настоящая, шумная, непредсказуемая жизнь.

Машина бесшумно скользила по ночным улицам. Настя прикрыла глаза, делая вид, что дремлет, чтобы избежать продолжения разговора. Но Максим, кажется, был поглощен просмотром медицинского журнала на планшете, его лицо освещено холодным синим светом экрана. Она вспомнила, как однажды, много месяцев назад, они смеялись до слез над тем, как кот Максима умудрился залезть в стиральную машину. Это было спонтанно, глупо и незапланированно. Сейчас же даже смех казался чем-то, что нужно вписать в расписание. «Вечер пятницы: романтический ужин, легкий флирт, обмен новостями». Машина остановилась у их дома. Максим галантно открыл ей дверь, его рука легла на ее поясницу, ведя ее к подъезду. Привычный жест. Отработанное движение. В лифте их многоквартирного дома он поправил галстук в зеркале.

– Кстати, насчет Швейцарии. Я посмотрел варианты шале. Есть одно с потрясающим видом на Юнгфрау. Думаю, тебе понравится.

– Звучит здорово, – автоматически ответила Настя, глядя на цифры над дверью, отсчитывающие этажи. Этот лифт работал исправно. Он никогда не застревал.

Квартира встретила их тишиной и идеальным порядком. Вечерний свет от набережной мягко стелился по полированным поверхностям. Все было на своих местах. Безупречно. Максим снял пиджак, аккуратно повесил его на вешалку.

– Чай? Или сразу ко сну? – спросил он, его голос прозвучал немного устало, но все так же ровно.

«Чай. Ромашковый. Чтобы лучше спалось», – почти услышала она его следующие слова. Все было по протоколу идеального вечера.

– Знаешь, я, пожалуй, пройдусь немного, – неожиданно для себя сказала Настя. – Не хочется сразу домой. Такой свежий воздух.

Максим нахмурился, удивленно взглянув на нее.

– Сейчас? Уже почти полночь, Настя. Ты устала.

– Я ненадолго. Просто до угла и обратно. Нужно развеяться.

В его глазах мелькнуло легкое недоумение, но он быстро взял себя в руки.

– Как скажешь. Только одевайся теплее. И возьми телефон.

Он не стал спорить. Он никогда не спорил. Он просто выражал беспокойство и принимал ее решение. Еще одна галочка в графе «здоровые отношения с уважением личного пространства». Через минуту Настя уже шла по пустынной набережной, кутаясь в легкое пальто. Ветер с реки трепал ее волосы, смывая остатки дорогих духов и запах ресторанной еды. Она вдыхала полной грудью, стараясь уловить хоть какой-то настоящий, нефильтрованный запах города. Она достала телефон. Никаких сообщений. Максим не писал, он уважал ее «минутку одиночества». Артем… ей вдруг дико захотелось, чтобы он написал какую-нибудь ерунду. Спросил, не застряла ли она снова. Или прислал тот самый дурацкий скетч. Но экран был пуст. Она остановилась у перил, глядя на темную воду, отражающую огни мостов. Где-то там, через реку, в старом здании с ремонтируемым лифтом, спал человек, который звонил просто так. Который считал, что саботаж – это искусство.

А здесь, на этой набережной, стояла она успешная, любимая, обеспеченная. С идеальным планом на идеальную жизнь. Почему же эта идеальная жизнь вдруг стала похожа на прекрасно сшитое, но невыносимо тесное платье? Красивое снаружи, но не дающее дышать внутри. Она посмотрела на освещенные окна своей квартиры. Там ее ждал идеальный мужчина. Идеальный чай. Идеальный сон. Настя повернулась и медленно пошла обратно. К своему плану. К своей правильной, предсказуемой, такой безопасной и такой безвоздушной реальности. Один шаг. Другой. Третий. И с каждым шагом чувство, что она забыла что-то очень важное в том ресторане, в той лифтовой шахте, становилось все острее.

Глава пятая

– Война миров, – мрачно констатировал Артем, разглядывая схему небоскреба на огромном экране. – Бетон против слова. Кто кого?

Настя, скрестив руки на груди, скептически смотрела на него с другого конца длинного переговорного стола. Утро началось с сюрприза: Олег Борисович, сияя, объявил, что для финальной презентации инвесторам нужна не просто мощная архитектурная концепция, а «захватывающая история». «Ребрендинг вертикали», как он выразился. И поручил это «творческому тандему» – Насте и новому копирайтеру.

– Я не понимаю, что здесь можно придумать, – сказала Настя, указывая на чертеж. – Это здание. Оно говорит само за себя. Его форма, материалы, остекление…

– Говорят на языке, который понимают десять человек в этом городе, – парировал Артем, вставая и подходя к экрану. – Инвесторам, Настя, нужна не стойка, не пролет и не коэффициент светопропускания стекла. Им нужна эмоция. Мечта. Или, на худой конец, очень красивая упаковка для их денег.

Он взял маркер и нарисовал прямо поверх ее чертежа огромный вопросительный знак.

– Вот что они видят сейчас. Задача – превратить это в восклицательный.

Настя сдержала раздражение. Ее детище, выстраданное, выверенное до миллиметра, кто-то разрисовывал маркером!

– Я предлагаю сосредоточиться на фактах. Экологичность, энергоэффективность, инновационные материалы…

– Скучно, – отрезал Артем, откладывая маркер. – Это список преимуществ стиральной машины. Мы продаем не машину для жизни. Мы продаем небо.

Он посмотрел на нее, и в его глазах плясали озорные чертики.

– Давайте сыграем. Я набрасываю безумную идею, вы ее отвергаете и говорите, почему это архитектурно невозможно. Потом вы предлагаете что-то свое, а я придумываю, как это продать. Правило одно, нельзя говорить «нет». Можно говорить «да, и…» или «да, но…».

Настя хотела отказаться. Это казалось непрофессиональным. Но вызов в его взгляде задел ее за живое.

– Хорошо, – согласилась она. – Начинайте.

– Отлично! – он потер руки. – Итак, идея первая. Называется «Осколок северного сияния». Все здание – это гигантский медиафасад, который постоянно меняет цвет в зависимости от времени суток, погоды и настроения прохожих!

Он выжидающе посмотрел на нее. Настя вздохнула.

– Да, но это технически сложно, дорого и совершенно не функционально. Световое загрязнение, расход энергии…

– Прекрасно! – не смутился он. – Значит, нам нужно что-то более элегантное. Идея вторая: «Мост между землей и небом». Делаем на крыше общественное пространство – сад с настоящими деревьями. Место, где горожане могут прикоснуться к облакам.

Настя задумалась. Эта идея была уже ближе.

– Да, и это можно обыграть в структуре. Усилить несущие конструкции на верхних этажах, предусмотреть систему полива… Но это все равно не уникально. Такое уже делали.

– Прогресс! – Артем схватил маркер и начал быстро рисовать на флипчарте, не обращая внимания на чертеж . – Тогда комбинируем! Что, если это не просто здание? Что, если это гигантские солнечные часы? Форма фасада, специальные выступы тень от которых показывает время на площади перед ним! Архитектура, которая не просто стоит, а которая взаимодействует с городом! Живой памятник времени!

Он повернулся к ней, глаза горели. И Настя вдруг перестала видеть дерзкого копирайтера. Она увидела соавтора.

– Да, и… – медленно сказала она, подходя к флипчарту. – Мы можем использовать для этого южный фасад. Рассчитать угол падения света… Встроить в плиссировку стекла специальные светоотражающие элементы… Это гениально!

Она смотрела на его безумный, небрежный скетч и видела его. Видела свое здание, но ожившее, обретшее смысл и диалог с миром.

– Мы можем назвать это… – она ловила мысль на лету, – …«Хронос». Или «Солярис».

– «Солярис»! – подхватил Артем. – История о времени и свете. О том, что даже в камне можно поймать мгновение. Это же поэзия!

Они стояли рядом, плечом к плечу, глядя на рождающуюся на листе концепцию. Воздух в переговорке, еще недавно заряженный противостоянием, теперь трещал от энергии созидания. Летели идеи, слова, термины, метафоры. Он предлагал безумный образ – она находила ему архитектурное воплощение. Она рисовала сложный узел – он придумывал для него емкое и яркое название. Олег Борисович, заглянувший как бы случайно, застыл на пороге с двумя кофе в руках, наблюдая за тем, как два самых строптивых его сотрудника, не сговариваясь, дорисовывают мысль друг друга.

– …и здесь мы разместим смотровую площадку, но не просто смотровую, а «Обсерваторию мгновения»! – говорила Настя, ее глаза сияли.

– И будем продавать билеты не на вид, а на «минуту тишины над городом»! – добавлял Артем.

Искры, которые летали между ними, были уже не от столкновения, а от короткого замыкания творчества. Они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Это было опасно. Это было потрясающе. Когда основные контуры концепции были очерчены, они одновременно выдохнули и отступили на шаг, рассматривая результат. На столе лежали исписанные листы, на флипчарте красовался их совместный шедевр.

– Ну что, – хрипло произнес Артем, вытирая руку о джинсы. – Победила дружба? Или все-таки мои слова?

– Победило здание, – улыбнулась Настя, и это была ее первая по-настоящему искренняя улыбка ему. – Оно наконец-то заговорило.

– И сказало, надо признать, весьма недвусмысленно, – он посмотрел на нее, и его взгляд стал пристальным, без тени насмешки. -Мы хорошая команда, архитектор.

Настя почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Это было куда опаснее, чем простое влечение. Это было признание родственной души, того, кто говорит с тобой на одном языке, даже если слова у вас разные.

– Команда, – согласилась она тихо, отводя взгляд на перерисованный чертеж. И поняла, что боится не провала презентации. Она боится того, что будет после. Когда проект закончится, а это странное, электрическое чувство соавторства останется.

Олег Борисович так и не вошел, с хитрой ухмылкой ретировавшись с кофе. Оставшись одни, Настя и Артем еще с полчаса допиливали концепцию, сгребая в кучу исписанные листы и строча список задач.

– Ладно, – Артем отложил маркер и потянулся, с хрустом разминая шею. – Кажется, мы родили монстра. Красивого, но все же монстра. Теперь надо его причесать и представить миру.

– Мне нужно все это оцифровать и внести правки в основной чертеж, – Настя уже составляла мысленный список в голове, ее пальцы сами тянулись к клавиатуре ноутбука. – И просчитать нагрузку.

– Эй, архитектор, – он мягко прервал ее, положив руку на крышку ноутбука. – Минуту покоя. Мы только что совершили маленькое чудо. Дайте ему хотя бы секунду, чтобы отдышаться.

Его прикосновение было легким, почти невесомым, но Настя ощутила его как ожог. Она резко отдернула руку.

– У нас нет времени на передышки. Презентация через два дня.

– Именно поэтому она и должна быть. Иначе мы выдохнемся и представим им скучную пачку бумаг, а не живое дыхание «Соляриса».

Он отошел к столу, где стоял термос с остывшим кофе, и налил два стаканчика.

– Вот, – протянул один ей. – Выпьем за нашего монстра. И за то, что вы не убили меня маркером, когда я рисовал поверх вашего чертежа.

Настя с неохотой приняла стаканчик. Кофе был горьким и холодным.

– Я серьезно об этом думала.

– Знаю, – он усмехнулся. – У вас на лице было написано: «Еще одна линия и я придушу его этим монитором».

Она не сдержала улыбки. Проклятая его способность разряжать обстановку.

– Вы невыносимы.

– Зато эффективны. Признайтесь, без моих солнечных часов ваш небоскреб был бы просто еще одной стекляшкой.

– Без моих расчетов ваши солнечные часы так и остались бы каракулями на бумаге, – парировала она, но уже без злости.

– Видите! – он торжествующе указал на нее пальцем. – Синергия! Я безумие, вы реальность. Идеальное партнерство.

Он допил свой кофе и посмотрел на нее задумчиво.

– Интересно, что еще мы могли бы создать вместе, если бы нас не ограничивали бетон и слова.

Вопрос повис в воздухе, тяжелый и многозначный. Настя почувствовала, как по щекам разливается краска. Она потянулась за своими бумагами, делая вид, что ищет что-то важное.

– Нам нужно идти. Мне еще предстоит объяснить все это инженерам. Они, кстати, вас возненавидят.

– Пусть. Ненависть тоже эмоция. Главное, чтобы инвесторы полюбили.

Он собрал свои листы, сложил их в неровную стопку и подошел к двери.

– Тогда я пойду рождать гениальный текст для этой вашей… обсерватории мгновений. Напишу что-нибудь душераздирающее про бренность бытия и вечность звезд.

– Только без слоганов про ноги, – предупредила Настя, все еще глядя в стол.

– Обещаю. Только про души. – он уже был в дверях, но обернулся. – Эй, Настя?

Она подняла на него глаза.

– Да?

– Это было потрясающе. Спасибо.

И он вышел, оставив дверь приоткрытой. Настя осталась одна в тихой переговорной, пахнущей маркерами и холодным кофе. Она медленно опустилась на стул, глядя на их совместный скетч на флипчарте. «Солярис». Солнце. Время. Ее пальцы сами потянулись к телефону. Она открыла чат с Максимом. Его последнее сообщение: «Как твой день, родная? Ужинаем дома?». Обычный вопрос. Ожидаемый. Часть плана. Она набрала: «Все хорошо. Ужинаем дома». Но не отправляла. Вместо этого она снова посмотрела на безумные, вдохновляющие каракули, которые заставили ее сердце биться чаще не от страха, а от восторга. От полета. И впервые за долгое время идеальный, выверенный план ее жизни показался ей удушающе тесным. А в щели между его строками настойчиво пробивался яркий, сумасшедший, солнечный свет.

Глава шестая

Небо над городом нахмурилось еще с утра, а к концу рабочего дня разродилось настоящим потопом. Дождь хлестал по стеклам офиса ровной, монотонной стеной, превращая улицы в мутные аквариумы. Настя задержалась, доделывая правки по «Солярису». Идея Артема захватила ее целиком, требуя воплощения в каждой линии, каждом расчете. Когда она наконец подняла голову от монитора, за окном была уже кромешная тьма, подернутая рыжим отсветом уличных фонарей.

Максим прислал сообщение: «Застрял на консилиуме. Заехать не смогу. Вызывай такси, не мокни». Она ответила: «Хорошо. Не беспокойся». И, посмотрев на цену тарифа, решила, что дойдет до метро. Всего пару кварталов. Решение оказалось опрометчивым. Как только она вышла из здания, ледяные струи дождя моментально пронзили тонкое пальто насквозь. Ветер вырывал зонтик из рук, превращая его в хрупкий щит против стихии. Через минуту она промокла до нитки, промокли и сумка, и драгоценные распечатки с чертежами.

«Идиотизм», – ругала она себя, подбираясь к узкому козырьку магазина, пытаясь хоть как-то укрыться. Вода затекала за воротник, волосы липли к лицу. Она чувствовала себя жалкой, замерзшей и бесконечно одинокой в этом холодном, мокром городе. Вдруг шум ливня над ее головой изменился. Резкий стук по нейлону сменился глухим, бархатистым шуршанием. Дождь перестал хлестать ее по лицу. Настя подняла голову. Над ней был раскрыт большой черный зонт-трость. А держал его Артем. Он стоял, чуть наклонив зонт в ее сторону, сам при этом основательно подмокнув с одного бока. Вода стекала с его кожаной куртки, с непослушных прядей волос на лбу. Он смотрел на нее без обычной насмешки, с каким-то странным, серьезным участием.

– Архитектор, – сказал он, перекрывая шум дождя. – Планы по строительству?

У Насти от неожиданности и легкого шока вырвался сдавленный смешок, больше похожий на всхлип.

– Провалились. Не те материалы.

– Вижу, – он улыбнулся. Его лицо в тусклом свете витрины казалось уставшим и необычно мягким. – Куда путь держите? Вам не по пути, я уже понял.

– К метро, – прошептала она, все еще не в силах прийти в себя.

– Совершенно по пути. Я как раз собирался спуститься в подземку. Посмотреть на людей. Собрать типажи.

Он шагнул ближе, чтобы укрыть ее полностью, и его плечо почти коснулось ее плеча. От него пахло дождем, мокрой кожей и тем самым древесным одеколоном, который она теперь безошибочно узнавала. Они пошли по пустынной улице, под равномерный стук капель по ткани зонта. Было странно идти так близко, в этом маленьком личном пространстве, отгороженном от всего мира. Никаких слов не было нужно. Только шум дождя и их неспешные шаги.

– Ненавижу дождь, – вдруг негромко сказала Настя, сама не зная почему.

– А я обожаю, – так же тихо ответил Артем. – Особенно такой. Он все смывает. Весь дневной грим, всю суету. Остается только самое важное.

Он помолчал, а потом добавил:

– Когда я был маленьким, я в такой дождь убегал из дома. У меня была такая теория: если достаточно долго стоять под ливнем, то вода смоет не только грязь, но и все проблемы. И ты выйдешь из потопа совсем новым человеком. Как во втором рождении.

Настя посмотрела на него сбоку. Его профиль в полумраке казался задумчивым.

– И? Сработало?

– Однажды сработало. Я простоял под грозой час, промок до костей, заработал воспаление легких и… забыл выучить стихотворение, которое меня мучило всю неделю. Учительница заболела и не спросила. Так что да, в каком-то смысле дождь меня спас.

Она снова рассмеялась, на этот раз искренне. Это была глупая, трогательная история. И он рассказывал ее без привычного пафоса, просто и с легкой грустью.

– Вы странный, – сказала она, не думая.

– Спасибо, – он кивнул. – Это лучший комплимент, который я слышал за последнее время.

Они дошли до входа в метро. Под землей было сухо, тепло и полно людей. Волшебный пузырь, созданный зонтом, лопнул. Артем сложил зонт и стряхнул с себя воду.

– Ну, вот вы и спасены. Не пропали для архитектуры.

– Спасибо, – сказала Настя, и это слово прозвучало как-то по-новому, тепло и искренне. – Вы же совсем промокли.

– Пустяки. Вспомню детство. Может, и мои взрослые проблемы смоет.

Он улыбнулся, и в его глазах снова появилась знакомая озорная искорка, но теперь она была смешана с чем-то еще. С нежностью. Он посмотрел на нее, на ее мокрые волосы, на размытый дождевой водой макияж, и его взгляд стал каким-то… бережным.

– Бегите согреваться. И берегите чертежи.

Он повернулся и пошел к другому выходу, даже не оглянувшись. Настя смотрела ему вслед, пока его фигура не растворилась в толпе. Она спустилась в метро, села в вагон и всю дорогу домой смотрела в свое отражение в темном стекле. На мокрую, растрепанную, уставшую женщину, у которой на губах застыла странная, легкая улыбка. А в ушах все еще звучал стук дождя по зонту и тихий голос, рассказывающий о мальчишке, который верил, что ливень может смыть все проблемы. И ей вдруг дико захотелось поверить в это тоже.

Вагон метро мерно покачивался, укачивая усталых пассажиров. Настя машинально следила за мельканием темных тоннелей за окном, но вместо собственного отражения видела другое: его профиль в полумраке, озаренный тусклым светом уличных фонарей. Капли дождя на его кожаной куртке, блестящие, как крошечные звезды. Она провела пальцами по влажной ткани своего пальто, словно пытаясь ощутить ту самую бархатистую текстуру зонта, которая заглушала шум ливня. В ушах стоял его голос, тихий и без привычной насмешливой нотки. «Если достаточно долго стоять под ливнем, то вода смоет не только грязь, но и все проблемы». В кармане завибрировал телефон. Максим.

«Доехала? Выпей горячий чай с лимоном. Я скоро». Правильное сообщение. Заботливое. Предсказуемое. Она набрала: «Спасибо. Уже дома». И снова не отправила. Пальцы замерли над экраном. Вместо этого она открыла поиск и набрала: «воспаление легких у детей». Прокрутила статью, представляя маленького Артема, упрямо стоящего под ледяными струями. Улыбнулась. Безумный мальчишка. Странный, удивительный взрослый. Вагон тормознул на ее станции. Поднимаясь по эскалатору, она ловила на себе взгляды – промокшая, растрепанная. Но почему-то ей было все равно. Впервые за долгое время ей было плевать на то, как она выглядит со стороны. Квартира встретила ее тишиной и порядком. Идеальная картинка, застывшая в ожидании. Она включила свет, и яркие люстры залили все углы, не оставив места тайне. Здесь не пахло дождем и мокрой кожей. Здесь пахло чистотой и покоем. Настя скинула промокшие вещи, завернулась в мягкий махровый халат и подошла к окну. Дождь все еще барабанил по стеклу, рисуя замысловатые узоры. Город внизу был размыт в водяной дымке, огни фонарей плыли в молочной мгле.

Она приложила ладонь к холодному стеклу. Туда, где за стенами и крышами был он. Человек, который нес ей зонт. Который рассказывал глупые истории из детства. Который видел ее не идеальной Настей с безупречным макияжем и жемчужными сережками, а промокшей, уставшей и настоящей. Телефон снова завибрировал. На этот раз неизвестный номер. Сердце екнуло, сделав нелепый кульбит. Она подняла трубку, почти не дыша.

– Алло?

– Настя? Это Света с работы. Извините, что поздно, я просто забыла спросить, вам отправить итоговый файл по «Солярису» или завтра?

Настя выдохнула, и внутри что-то болезненно сжалось. Разочарование? Облегчение? Она не знала.

– Завтра, Свет, спасибо. Все хорошо.

Она положила телефон на стол и прикрыла глаза. Безумие. Это было чистейшее безумие. Ждать звонка от него. Думать о нем. Сравнивать его заботу – спонтанную, неловкую, пахнущую дождем – с идеальной, выверенной заботой Максима. Она подошла к зеркалу в ванной. Лицо было бледным, без косметики, под глазами легли тени. Но в глазах… в глазах было что-то живое. Тревожное, но живое. «Что со мной происходит?» – спросила она свое отражение. Ответа не было. Только стук дождя за окном, настойчивый и очищающий. Как будто смывал старую краску с ее жизни, обнажая под ней что-то новое, хрупкое и пугающее. Она не стала заказывать чай с лимоном. Вместо этого налила себе простой воды и замерла у окна, слушая, как стихия за стеклом выстукивает один-единственный вопрос. Вопрос, на который у нее не было ответа. И впервые за много лет идеальный порядок ее дома казался ей не уютным убежищем, а красивой, но очень тихой клеткой.

Глава седьмая

Настя старалась утопиться в работе. Чертежи «Соляриса», переговоры с подрядчиками, бесконечные правки – она заполняла каждую минуту дня, чтобы не оставалось времени на посторонние мысли. Но они пробивались сквозь бетон и стекло расчетов, как упрямые ростки: воспоминание о смехе в лифте, о взгляде через зал, о бархатистом шуме дождя под общим зонтом. Максим чувствовал это. Она видела по его чуть более внимательному взгляду, по тому, как он иногда замолкал, изучая ее лицо, будто пытаясь прочитать между строк. Он стал чаще звонить в течение дня, интересоваться не только делами, но и ее настроением. Его забота, всегда образцовая, стала почти гипертрофированной.

Однажды вечером, когда она, уставшая, пыталась сконцентрироваться на спецификациях материалов, он подошел к ее домашнему рабочему столу и положил руку ей на плечо.

– Ты слишком много работаешь, Настенька. Выглядишь уставшей.

– Проект, – коротко ответила она, не отрываясь от экрана. – Сам знаешь, как это бывает.

Он помолчал, потом его пальцы слегка сжали ее плечо.

– Я знаю. Но не забывай, что есть еще и жизнь. Наша жизнь.

В его голосе прозвучала легкая, едва уловимая укоризна. Или maybe ей показалось. Она почувствовала знакомый укол вины и заставила себя оторваться от монитора, чтобы улыбнуться ему.

– Я не забываю. Просто аврал.

На следующее утро, в субботу, он разбудил ее завтраком в постель. Идеально приготовленные яйца бенедикт, свежевыжатый сок и веточка свежей орхидеи на подносе.

– Что это? – удивилась Настя, садясь в кровати.

– Просто так, – поцеловал он ее в лоб. – Хочу, чтобы ты помнила, как ты важна. Не только как архитектор, но и как моя женщина.

Она ела, хваля его кулинарные таланты, а внутри все сжималось в тугой, тревожный комок. Его жесты были безупречны, его слова – правильны. Почему же они вызывали у нее не радость, а тяжесть? Пик его внимания пришелся на вечер воскресенья. Они сидели в гостиной, Настя с книгой, Максим – с медицинским журналом. Внезапно он отложил журнал и взял с полки небольшую, изящную коробку, обтянутую темно-синим бархатом.

– Держи.

– Опять? – удивилась она. – Макс, у нас не праздник.

– А любовь должна быть только по праздникам? – он улыбнулся, но в его глазах была не игра, а какая-то напряженная серьезность. – Просто я увидел и не смог удержаться. Это твое.

Она с неловким чувством развязала шелковую ленту и открыла крышку. На черном бархате лежали часы. Не просто часы, а тонкий механический хронометр швейцарской марки, с бриллиантовыми метками на перламутровом циферблате. Идеальное сочетание роскоши и сдержанности. Невероятно дорогие.

– Максим… – она ахнула, чувствуя, как краска заливает ее лицо. – Это же… Это слишком!

– Ничто не может быть слишком для тебя, – он взял часы и застегнул ремешок на ее запястье. Браслет был холодным и чуть тяжеловатым. – Смотри, как идеально. Они созданы для тебя.

Она смотрела на изящный циферблат, на то, как иголочки бесшумно отсчитывают секунды ее идеальной жизни. И чувствовала, как тяжесть на душе превращается в настоящую, давящую гирю. Это был не просто подарок. Это был щит. Стена. Попытка закрепить ее здесь, в этой безупречной реальности, приковать дорогим, красивым якорем.

– Спасибо, – прошептала она, и голос дрогнул. – Они прекрасны. Правда.

Она подняла на него глаза и увидела в его взгляде не только любовь, но и вопрос. И легкий, почти незаметный страх. Он что-то чувствовал. Чувствовал, что почва уходит у него из-под ног, и пытался удержать ее вот такими жестами. Дорогими, правильными, но отчаянными. Она потянулась и поцеловала его в щеку, стараясь вложить в поцелуй всю нежность, на которую была способна. Но губы словно онемели.

– Я пойду, проверю почту, – соврала она, снимая часы с дрожащей руки и осторожно кладя их обратно в коробку. – Перед сном.

– Конечно, – он улыбнулся, но улыбка не дошла до глаз. – Я буду ждать.

Настя закрылась в кабинете, не включая свет. Она стояла в темноте, опершись о стол, и смотрела на огни города за окном. Дорогие часы в бархатной коробке лежали перед ней, как обвинение. Он дарил ей время, заключенное в идеальный корпус из золота и бриллиантов. А ее мысли были там, за окном, где время текло иначе – безумно, непредсказуемо, под стук дождя и звуки чьего-то смеха. Она чувствовала себя самой большой обманщицей на свете. И самый страшный обман был не перед Максимом, а перед самой собой. Потому что, глядя на этот безупречный подарок, она думала не о его стоимости, а о том, что предпочла бы ему один единственный, нелепый скетч на салфетке.

Тишина в кабинете была густой, звенящей. Настя провела пальцами по бархату коробки, ощущая подушечками холодную гладь золотого браслета. Каждый бриллиант, каждая идеальная метка на циферблате казались ей немым укором. Они кричали о ее неблагодарности, о ее предательстве. Она резко захлопнула крышку, словно пытаясь запереть внутри не только часы, но и нахлынувшее чувство вины. Оно было тяжелым, липким, как смола. Максим ничего не знал. Он просто любил ее. Любил так, как умел – надежно, практично, дорого. И она должна была отвечать ему тем же. Это было справедливо. Это было по плану. Но почему же тогда ее сердце сжималось не от нежности, а от паники? Почему этот жест любви ощущался как посажена на цепь? Она услышала его шаги в коридоре. Спокойные, уверенные. Он остановился у двери кабинета, но не вошел.