Читать онлайн Память

Глава 1

ПАМЯТЬ

…Мы с Игорёшкой лежим на полу под железной кроватью родителей – прячемся. Пол деревянный, крашеный, приятный. Мне года четыре, Игорёхе немного меньше. По очереди осторожно выглядываем наружу: нас не должны найти. Кто? Неважно, да мы точно и не знаем. Главное – интрига тайны, приключение, страшная, но не очень, неизвестность. Всё как в сказках, и мы внутри этого. Сладкая заманчивая, непреодолимо притягивающая жуть.

…Мне лет шесть, до школы. С вечера шхуна «Заря» после ремонта пошла на ходовые испытания. Руководил ремонтом уникального немагнитного научного судна мой отец, ещё молодой, но уже старший прораб. Он же был руководителем и на испытаниях, так что смог взять меня с собой.

Ясная летняя тёплая ночь. Судно идёт под парусом. Снизу – вода, настолько темная, что её не видно. Слышен только плеск: ритмичный, мягкий, укачивающий. Сверху – бесконечной глубины чёрное пространство, заполненное яркими точками звёзд. Большие дядьки посадили меня на диванчик в маленьком помещении рядом с камбузом и сказали быть здесь, смотреть отсюда. Дядьки страшноватые на вид, не послушаться их боязно. Из камбуза вышел кок – огромный, бородатый, в белом. Дал мне кружку горячего только что сваренного компота из свежих яблок и слив. Глаза закрываются, сон мягко обволакивает. Большой дядька в белом забрал кружку, принёс подушку, лёгкое одеяло, уложил на диванчике. Сплю.

…Письменный стол у нас всегда был вещью необходимой и одновременно культовой: признак интеллигентной семьи. Огромный, двухтумбовый, покрытый зелёным сукном – он присутствовал, жил, дисциплинировал в полуподвальной квартире на Октябрьской Революции. Отец часто за ним работал – контрольные, курсовики балбесам-заочникам; мне разрешали там делать уроки. Откуда этот стол прибыл, не знаю. Возможно, его выделили отцу на заводе, как человеку невиданных в этих местах интеллектуальных способностей; родному, можно сказать, учёному.

Стол разместился вдоль стены, между двумя довольно-таки узкими окнами. Позднее в простенке между ними, как раз над столом, повесили клетку, в которой жили два щегла. Один, правда, вскоре умер, а вот второй, Бузик, провёл с нами несколько лет. По утрам, во время завтрака, он прилетал на так называемую кухню (полтора на полтора метра) и трапезничал вместе со всеми: клевал хлебные крошки на кухонном столике.

В это же время у нас жил кот Мурзик, нормальный дворовой хищник. К нам относился уважительно, иногда приносил из своих ночных похождений мышку и аккуратно клал её на пол в кухне: угощайтесь, друзья, мне понравилось. Когда Мурзик был в доме, Бузика закрывали в клетке: подальше от греха и хищнических инстинктов котяры. Щегол пережил в нашем прайде кота. Мурзик как-то вышел на обычную свою прогулку в ночь и не вернулся. Почему? Не знаю. Тогда никто так сильно, как сегодня не заморачивался судьбой возможно загулявшего разбойника. Не до того было. Щегол прожил у нас и с нами ещё какое-то отпущенное ему время и отошёл в мир иной естественным образом. Я не был рад ни в первом, ни во втором случае, но и больших переживаний не помню. Ни у себя, ни у родителей.

Когда мы переезжали в квартиру на Гоголя на последнем этаже, под крышей, взять с собой письменного канцелярского колосса было невозможно: там он просто не поместился бы. Квартирка, хоть и не в подвале, но ощутимо меньше. Родители где-то купили (читай, достали) изумительную замену. Небольшой – вполовину прежнего – тёмно-коричневый с очевидной естественной фактурой дерева, одной встроенной тумбой с четырьмя ящичками и полированной матовой столешницей. ГДРовский. Мечта. Его поставили со всеми предосторожностями в спальне родителей на самом видном месте. Большей красоты у нас тогда не было. До сих пор помню ощущения от прикосновения к столешнице: прохлада и благоговение.

…Как работает память? Почему эти и какие-то иные фрагменты из очень далёкого прошлого я не просто помню, но ощущаю физически. Как будто слышу, как пела мама; чувствую запах и вкус бульона из говядины с белой (только белой и никакой иной!) фасолью, мяса из него и той самой фасоли. Помню, как отец перед демонстрацией поднимал меня, сажал к себе на плечи и мы шли в колонне заводских…

Зато совершенно нет в памяти целого ряда встреч с друзьями, которые гостили у нас в Петербурге, Праге. Фотографии, на которых мы прекрасно проводим то время, память не оживляют. Даже на полпроцента. Женщина не верит, злится, не может это принять. Успокаиваю её, говорю, что так всё и было, просто не помню. Совсем.

Зачастую не помню своих обычных действий, выполненных несколько минут, (а то и секунд) назад. Завтракал – помню, что взял на завтрак —помню. После этого должен был почистить зубы и принять утреннюю таблетку – всего одну. В голове никакой отметки об этом нет. Вспоминать бесполезно: мозг эту запись не сделал. Приходится контролировать некоторые свои действия по косвенным признакам. Странно.

Догадываюсь, что я очень сильно надоел своему организму, и он таким образом пытается от меня спрятаться, отгородиться, абстрагироваться. Понимаю, но жить-то надо. Придётся договариваться.