Читать онлайн Серые люди

Пролог

Лето 1911 года, Италия

На железнодорожной станции творилось необычайное столпотворение. Духовой оркестр играл бравурный марш, создавая атмосферу праздника. Модные дамы в эффектных дорожных нарядах и шляпках невероятных фасонов прогуливались по станции, не торопясь забраться в душные вагоны и демонстрируя свои обновки, пошитые по последней европейской моде специально, чтобы перещеголять тех, кто также согласился выложить кругленькую сумму и отправиться в путешествие на север страны по маршруту, проложенному сквозь с пафосом разрекламированный тоннель, пробитый в горах Ломбардии. Их надменные спутники в котелках и соломенных канотье потихоньку утирали пот батистовыми карманными платками с вышитыми на уголке ткани монограммами и мечтали поскорее рассесться по местам и дождаться, когда вагоновожатый принесет прохладного лимонада – этот замечательный летний день выдался особенно жарким.

Суетливые провожатые на перроне пытались справиться с наплывом важных гостей, приглашенных железнодорожной компанией совершить турне из Вечного города в столицу Ломбардии на самом современном и комфортабельном поезде, предназначенном исключительно для удовлетворения потребностей аристократии и стремящихся быть причисленными к ней нуворишей. Туда-сюда сновали носильщики, навьюченные гроздьями чемоданов, баулов и дорожных несессеров.

В общую какофонию звуков, царящих на станции, вплеталось капризное хныканье ребенка, которого тащила за ручку степенная няня в строгой белой блузке с высоким воротником, наглухо застегнутой на все пуговицы. Теряя терпение, она уговаривала очаровательного розовощекого малыша не пугаться гигантского пыхтящего паровоза, время от времени выпускающего во все стороны клубы сизоватого пара.

– Витторио, ты должен быть храбрым мальчиком, – менторским тоном произнесла няня. – Сейчас ты прокатишься на этой большой прекрасной машине, а в награду получишь вкуснейшее пирожное.

Мальчик пытливо посмотрел на нее, поджав губы, словно оценивая, можно ли верить словам взрослого, а затем согласно кивнул, смешно тряхнув своими темно-русыми кудряшками.

Здесь же, рядом затявкала ручная собачка, удобно устроившаяся подмышкой у своей импозантной хозяйки. Та маленькими, но уверенными шажочками в остроносых дорожных туфлях на устойчивом каблуке пробиралась сквозь толпу в направлении подножки сияющего свежей краской вагона. Ее опередил высокий франтоватый джентльмен, опирающийся на лакированную трость с позолоченным набалдашником. Легко схватившись левой рукой за поручень, он вскочил внутрь, прижимая к себе другой рукой пузатый кожаный саквояж явно ручной работы.

Наконец гвалт человеческого многоголосья взорвал истошный свисток кондуктора, возвещающий о том, что поезд отправляется. Гигантские спицы паровоза медленно пришли в движение, из трубы в голубеющее итальянское небо вырвался столб дыма. Поезд тронулся, постепенно набирая обороты, унося в неизвестность предвкушающих незабываемую поездку пассажиров. «Чу-чух, чу-чух…» – весело и слаженно громыхали колеса, задавая равномерный ритм движению.

Разряженная компания заняла свои места в отделанных лакированными деревянными панелями купе, устроившись на удобных мягких диванах и прильнув к большим панорамным окнам, любуясь проплывающим мимо средиземноморским пейзажем – полями созревшего подсолнечника, поворачивающего свои круглолицые головки в сторону солнца, высящимися конусами зеленеющих кипарисов и ухоженными оливковыми рощами.

Руководство железнодорожной компании обещало, что поездка не будет излишне утомительной и займет всего несколько часов. По коридорам вагонов заскользили услужливые кондукторы в строгой униформе с начищенными до блеска медными пуговицами, разносящие вино и закуски. Пассажиры возбужденно переговаривались, обсуждая, чем еще планируют удивить их искушенный вкус.

Пыхтя и отдуваясь, паровоз упрямо несся по рельсам, неумолимо приближаясь к темнеющему жерлу тоннеля, стрелой проходящего сквозь каменную толщу и протянувшегося чуть более на полмили вперед. Котел грозно шипел, пожирая исправно подбрасываемый в топку уголь. Перед тем, как нырнуть в зияющий проем тоннеля, машинист притормозил, тревожно всматриваясь в чернеющую глубину подземного пространства. Внезапно его что-то сильно обеспокоило, и он окликнул кочегара –молодого жилистого мужчину в лихо заломленной на макушке кепке. Выглянув из кабины, машинист ткнул пальцем, указывая на странный туман, окутавший железнодорожный путь.

Вооружившись тяжелым разводным ключом, кочегар спрыгнул вниз и, неспешно переставляя свои длинные ноги, двинулся навстречу удивительному явлению. Вплотную подойдя к границе между залитым дневным солнцем въездом в тоннель и его мрачным чревом, парень протянул перед собой руку. Мозолистая, почерневшая от копоти ладонь ощутила нечто вязкое. Большой фонарь паровоза пробил сумрак на пару метров и утонул, погаснув в этой загадочной кисейной субстанции, напоминающей густой молочный туман. Кочегар сделал еще один несмелый шаг вперед. Вздох облегчения вырвался у него из груди. Стена мистического тумана на поверку оказалась лишь узкой завесой, за которой простирался железнодорожный тоннель, в конце которого отлично просматривалась светлеющая амбразура, выводящая наружу с другой стороны высокой скалы.

Парень махнул машинисту рукой, подавая сигнал, что проезд свободен. Тот, скривившись в недоуменной гримасе, тронул поезд, направив прямиком сквозь трепещущую стену тумана. Несколько взволнованных пассажиров высунулись из раскрытых окон, недоумевая о причинах незапланированной остановки. Однако убедившись, что поезд продолжил свой путь, все успокоено вернулись к приятному времяпровождению и светской беседе.

И лишь один человек не остался в благостном ничегонеделании. Тот самый импозантный джентльмен, путешествующий налегке, резко поднялся со своего места. Галантно извинившись перед благообразной дамой в широкополой шляпе и кружевной блузе за доставленные неудобства, он оставил в купе свой саквояж и, одернув чуть измявшийся от долгого сидения дорожный сюртук, опираясь на свою крепкую трость, спрыгнул с подножки на усыпанную щебнем землю. Остановившись у вагона, джентльмен вытащил из кармана своего безупречно скроенного жилета часы на цепочке и, отщелкнув крышечку, напряженно проследил за положением стрелок на циферблате. Губы его беззвучно зашевелились, отсчитывая ход секунд.

Железнодорожник тоже не спешил забираться обратно в кабину паровоза. Отсалютовав машинисту, он отступил в сторону, провожая заинтересованным взглядом катящийся состав, пересекающий границу сумеречной зоны. Наклонившись, он сорвал пробившуюся сквозь шпалы высокую травинку и засунул ее в рот, перекатывая между зубов.

Поезд в считанные мгновения прошел через пелену тумана, поглотившего его массивное туловище без остатка. Эхо тоннеля повторило внезапно стихнувший стук мощных колес и невыносимо тревожный паровозный гудок, который дал в последний миг догадавшийся обо всем машинист, прежде чем известный ему мир перестал существовать.

Поезд и все его пассажиры исчезли, бесследно растворившись в зыбком тумане.

Вперившись немигающим взглядом в зияющий проем тоннеля, джентльмен как будто чего-то ждал. Вновь посмотрев на часы, он убедился, что минутная стрелка переместилась на несколько делений по кругу и теперь указывала, что с момента, когда паровоз въехал в туман, прошло целых четыре с половиной минуты. На лице мужчины отразилось разочарование. Почти со злостью захлопнув крышку карманных часов, джентльмен вскинул твердый, гладко выбритый подбородок, вымученно улыбнувшись вразвалку шагающему ему навстречу кочегару.

Тот запрыгнул на рельсы и, засунув руки в широкие карманы брюк, двинулся вперед. Подражая канатоходцу, он по очереди переставлял ноги, обутые в смятые рабочие ботинки, сплошь покрытые угольной пылью. Вплотную приблизившись к наблюдающему за его выходкой мужчине, кочегар демонстративно выплюнул тростинку и с некоторым злорадством заглянул в глаза джентльмену.

В следующее мгновение внешность обоих незнакомцев любопытным образом претерпела заметную трансформацию, изменив свои цвет и форму. Зрачки расширились и затянулись матово-бездонной пеленой черноты, а южная оливково-загорелая кожа побледнела, приобретя полупрозрачный жемчужно-серый оттенок.

– Удовлетворены? – невозмутимо поинтересовался молодой кочегар.

– Первая фаза эксперимента прошла весьма удачно, – упрямо процедил джентльмен, словно хотел поспорить с очевидным. – Устройство сработало исправно, вскрыв червоточину именно там, где и было запланировано.

С ловкостью циркового трюкача покрутив в руках трость, он хищно улыбнулся.

Кажется, кочегар был не вполне с ним согласен, однако в дискуссию вступать не стал, что особенно порадовало его старшего партнера.

– Нам пора уходить, – велел джентльмен, и железнодорожник расслышал в его голосе нотки тщательно скрываемого раздражения.

– Как Вам угодно, маэстро, – отвесил шутовской поклон кочегар. – Хотя лично я планирую сюда вернуться. Любопытно будет понаблюдать за толпой бестолковых карабинеров и беснующихся писак-газетчиков, гоняющихся за очередной сенсацией.

– Вы ходите по краю, Рэнн. Такое поведение не допустимо для нас, – достаточно резко отозвался джентльмен.

– Да будет Вам, Исса! – лениво протянул кочегар. – Вы просто злитесь и разочарованы. Устройство сработало только наполовину. Мы оба знаем: у нас снова ничего не вышло.

В ответ джентльмен ожег своего партнера ненавидящим взглядом. Медный кончик его трости опустился на рельсы. Сила удара была так велика, что выбила яркую искру.

Кочегар удивленно поднял одну бровь. Столь бурное проявление эмоций старшего партнера стало для него неожиданностью и одновременно позабавило.

Бросив прощальный взгляд на пробитую в скале широкую арку, молодой человек глубоко втянул ноздрями сухой жаркий воздух. В солнечном мареве особенно бросалась в глаза очерченная игрой света и тени граница между мирами – сущего и потустороннего. Стоит только пересечь ее – и ты уже никогда не будешь таким, как прежде…

Такие или совершенно иные мысли занимали двоих необычного вида мужчин, волею судеб оказавшихся свидетелями мистического исчезновения пассажиров поезда, ехавшего по маршруту Рим-Ломбардия. Одно они знали наверняка: роскошный прогулочный железнодорожный состав никогда не найдет обратного пути домой, навечно заблудившись в сумраке таинственного тоннеля.

Через некоторое время после загадочного происшествия

Поиски, организованные железнодорожной компанией, руководство которой было не на шутку обеспокоено таинственным исчезновением поезда и более ста пассажиров, так ничего и не дали. Карабинеры и служащие железной дороги обследовали каждый дюйм тоннеля и прилегающей к нему территории, но не обнаружили ни единой улики, более-менее внятно объясняющей, что же произошло на самом деле. Паровоз и три подцепленных к нему фешенебельных вагона как будто улетучились, растворившись в воздухе подобно легкому эфиру.

Родственники пропавших людей были безутешны, некоторые потребовали у компании, устроивший это чудовищное турне, внушительную компенсацию. Газетчики шныряли повсюду, умудряясь пробраться за ограждение. То и дело взрывались вспышки и щелкали затворы выставленных на треногах фотоаппаратов.

Выдвигались самые разнообразные версии случившейся трагедии, но ни одна из них не находила своего материального подтверждения, и все участники расследования все больше склонялись к мысли о том, что здесь не обошлось без происков самого дьявола. По этой причине руководство железнодорожной компании прибегло к последней отчаянной попытке отыскать истину, и на место происшествия прибыл известный в Европе физик и спиритуолог, член Королевского общества, господин Уильям Барнетт.

История с бесследно сгинувшим поездом чрезвычайно заинтересовала ученого мужа, и он с особым рвением приступил к исследованию тоннеля. Со знанием дела физик достал из громоздкого чемодана специально сконструированный прибор, предназначенный для улавливания электромагнитных излучений окружающего пространства. Последовательно двигаясь вдоль по тоннелю, ученый проверял показания своего шедевра научной мысли начала столетия и периодически удовлетворенно хмыкал. За ним неотступно следовал важный железнодорожный чиновник синьор Бьянки – постоянно потеющий и шумно отдувающийся усатый мужчина, сильно смахивающий на большую сдобную булку. Присутствие данного человека весьма раздражало физика, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы выразить свое неудовольствие назойливым поведением постоянно вертящегося у него под ногами итальянца.

– Каков будет Ваш вердикт, синьор Барнетт?! – заискивающе и одновременно с надеждой в голосе произнес Бьянки, преданно посмотрев на ученого.

– Доктор Барнетт, – бесстрастно поправил его физик.

– Да, да, конечно, мой дорогой доктор! – подобострастно зачастил толстяк. – И все-таки, Вам удалось что-либо обнаружить?

– Определенно, в этом месте произошел всплеск спиритической активности, – авторитетно заявил Барнетт, поглаживая свою седую клиновидную бородку. – Прибор до сих пор фиксирует сильное электромагнитное возмущение, хотя прошло достаточно много времени с момента исчезновения поезда. Полагаю, что ваш поезд столкнулся с полтергейстом, и его утянуло в некий призрачный портал, – убежденно произнес ученый. – В данном случае я бессилен чем-либо помочь. Предлагаю немедленно покинуть сие скорбное пристанище и выйти к свету.

С этими словами Барнетт развернулся. Повыше подняв свободной рукой фонарь, он выставил его перед собой и двинулся в сторону выхода из тоннеля.

Не успел физик сделать и десяти шагов, как заметил застывшего прямо на рельсах железнодорожного пути молодого долговязого репортера в клетчатом жилете и объемной кепке с длинным козырьком. Очевидно, этот беспардонный газетчик незаметно подслушал разговор, ведущийся между ученым и отчаявшимся синьором Бьянки. Парень усердно слюнявил графитный карандаш и делал какие-то пометки в записной книжице. При этом отсутствие мало-мальски приличного освещения нисколько его не смущало, как, впрочем, и громкое возмущенное покашливание заметившего его доктора Барнетта.

Поравнявшись с репортером, физик ожег его яростным, возмущенным взглядом.

– Как Вы смеете шпионить за мной, молодой человек?!

Вместо ответа газетчик вскинул голову и пристально взглянул на Барнетта.

На короткое мгновение эти двое остались наедине. Синьор Бьянка безнадежно отстал и тяжело ковылял по неудобной насыпи, подсвечивая себе под ноги тусклым переносным фонарем. В гнетущей сумрачной атмосфере безлюдного тоннеля Барнетт странным образом почувствовал себя неуютно, встретившись с холодным изучающим взглядом незнакомца.

К своему удивлению, физик отметил совершенно необычные глаза газетного репортера – агатово-черные, выпуклые, как у летучей мыши, и кожу его лица нездорового оттенка остывшего пепла. В довершение ко всему стрелка тонко настроенного электрометра в руках у доктора Барнетта неожиданно пришла в движение и взлетела, как по волшебству, достигнув предела шкалы прибора.

– Голубчик, какая у Вас диковинная аномалия! – вырвалось у физика.

В ответ газетчик иронически усмехнулся и, попятившись назад, бесшумно скрылся во мраке нависающих каменных сводов, оставив ученого гадать, почудилось ли ему, или Барнетт и в самом деле только что повстречался с привидением.

Часть первая

КИМ

ОЖИВШИЕ СНЫ

– Кто они – эти Серые люди?

– Вот Вы мне об этом и расскажите, молодой человек. Смею предположить, что Вы знаете о них гораздо больше, чем готовы в этом признаться.

Сидящий напротив меня низенький, лысоватый, в однобортном бархатном пиджаке и аккуратном галстуке-бабочке мужчина самодовольно улыбнулся и машинально поправил проволочную оправу своих определенно дорогущих очков. Его слова, обращенные ко мне, звучали вкрадчиво, но в каждом из них чувствовался скрытый подтекст. Именно так я представлял себе частного поверенного времен Российской империи, или пожилого профессора, чей проницательный взгляд видит тебя насквозь, а любой вопрос заранее таит в себе подвох.

Помещение, в котором я очутился, напоминало скорее музей, чем жилую комнату. Весь его интерьер был буквально пропитан запахом старины – забившейся в корешки книг пыли, чуть подгнившего дерева и спертого воздуха редко проветриваемого помещения. Окна были занавешены тяжелыми портьерами, подвязанными плетеными шнурами с длинными кисточками на концах. Повсюду присутствовало дерево, очень много дерева – массивные панели, которыми были отделаны стены, кессонный потолок и затейливый рисунок до блеска отлакированного паркета. Все это вкупе создавало впечатление роскошного прошлого, давно вышедшего из моды и отдающего нафталином.

Мягкий свет лился откуда-то сверху, а хрустальные бра искрились, создавая волшебную оптическую иллюзию, подчиняясь общему настрою этой загадочной комнаты. Мой до сих пор не представившийся собеседник сидел напротив за массивным письменным столом из красного дерева, край которого был уже давно изъеден жучками-короедами. Удобно расположившись в высоком кожаном кресле с подлокотниками, заканчивающимися резными набалдашниками в форме головы дикого вепря, он слегка наклонился ко мне, с нескрываемым любопытством разглядывая мою самую что ни есть обычную среднестатистическую физиономию. Его короткие пухленькие ручки спокойно лежали на столешнице, а пальцы оглаживали отполированный до блеска нож для разрезания бумаг с костяной рукояткой, украшенной искусной резьбой.

За спиной моего загадочного собеседника висела старинная медная гравюра с аллегорически мрачноватым сюжетом, от которого, если долго присматриваться, мороз пробирал по коже.

– Вижу, Вас заинтересовал Брейгель-старший, молодой человек? – с интересом прищурился мой любезный собеседник. – Согласитесь, потрясающе тонкая работа! – восхитился «мистер-бабочка» (так я решил его называть про себя). При этом в голосе мужчины просквозила заметная гордость обладателя редкого антиквариата.

Я поежился под его пытливым, искусственно ласковым взглядом и дернул затекшей шеей, изобразив ответный кивок, полностью со всем соглашаясь. Не признаваться же в том, что в лучшем случае мне знакомо только имя художника, и встреча с его работами произошла вот только что, в этот самый момент. В голове тут же завертелся каверзный вопрос: «Неужели это оригинал?» В таком случае мой новый знакомый в бархатном пиджаке и галстуке-бабочке – не только ценитель искусства, но и человек, не стеснённый ни в средствах, ни в возможностях, что делает его еще более опасным.

Между тем мистер-бабочка снова замолчал. Он будто нарочно тянул паузу, вынуждая меня нервничать все сильнее.

Вынужден признаться: на супергероя я ни при каких обстоятельствах не тяну, и почти созрел, чтобы выложить, как на духу, все, что мне удалось узнать за последние несколько дней. Единственное, что меня останавливает от столь опрометчивого шага, это зудящее где-то на подкорке мозга ощущение жуткой несправедливости происходящего. Ведь, в сущности, это я, а не этот странный тип, искал ответы на терзающие меня вопросы. Однако все перевернулось, совершив головокружительный кувырок, и теперь я сижу на неудобном деревянном стуле с высокой резной спинкой и чувствую себя полнейшим дураком, угодившим в примитивную мышиную ловушку.

Меня даже не стали связывать! Наверное, решили, что я не представляю, ровным счетом, никакой реальной опасности. Однако на всякий случай за спиной шумно сопит молчаливый верзила, прожигая мой затылок неприязненным взглядом, недвусмысленно намекающим на то, что я являюсь пленником улыбчивого незнакомца в бархатном пиджаке. Если вы меня спросите, зачем я ему понадобился, то достоверного ответа я пока не знаю, но догадываюсь, что все дело в моем дурацком расследовании.

Теперь я понимаю, что все было предопределено. Каждый сделанный мною шаг вел в эту застывшую во времени комнату на встречу с ее пугающим, хотя и не лишенным своеобразной харизмы хозяином. Сидя друг напротив друга, каждый из нас пытался проанализировать другого, силясь разгадать скрытое и ожидая откровенного разговора, который хотя бы немного приоткроет занавес, за которым спрятана волнующая тайна.

***

Вся эта безумная история началась несколько дней тому назад, когда я случайно отыскал на антресолях у родителей свои старые детские рисунки. Разве я мог тогда предположить, что неуемное желание разгадать зашифрованную в них загадку приведет меня в эту хотя и шикарную, но сумрачную и бездушную комнату.

Впрочем, давайте я расскажу обо всем по порядку.

Итак! С самого детства все привыкли называть меня Ким. Согласитесь – довольно спорный выбор для современного ребенка. Я чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы меня звали Сашей или Андрюшей, или на худой конец – каким-нибудь Альбертом. Но нет же! Выбор пал на библейское имя, хотя я предпочитаю думать, что так меня назвали в честь величайшего разведчика Кима Филби, фильм о котором я запоем посмотрел в детстве по телику. Я даже втайне считаю, что немного на него похож. По крайней мере, разрез чуть раскосых широко расставленных глаз у нас точно одинаковый. И нос у меня такой же длинный. Вот только в отличие от англичанина у моего римского профиля имеется заметная горбинка.

Сколько я себя помню, отец мечтал, что из меня вырастет что-то путное, но я оказался чуть ли не самым главным его разочарованием в жизни, если не считать исчезновения мамы.

В детстве я слыл отчаянным фантазером. Учился довольно неплохо, при этом регулярно попадая в различные передряги, в которые обыкновенно втягивал меня лучший друг Севка по прозвищу Горыныч. В конечном итоге отец был вынужден признать, что не справился с моим воспитанием, и к концу школы он категорически уверился в идее, что армия сделает из меня человека. В этом вопросе мы с ним сильно разошлись во мнениях, и я с перепугу умудрился поступить в Бауманку на бюджетное отделение. Возглавлявший факультет фундаментальных наук профессор Лозинский прочил мне большое будущее, хотя и считал одаренным лентяем. Так что я мог бы стать вполне неплохим ученым или на худой конец инженером-математиком, но отец решил иначе.

И вот, вуаля: Ким Пригожин стал одним из многочисленных «белых воротничков», рядовым и никчемным сотрудником крупного банка, членом совета директоров которого является мой дражайший предок. Без малого почти три года я безропотно исполняю свою тягостную повинность и просиживаю положенные мне часы в душном офисе, заполненном прилизанными деловыми костюмчиками, каждый из которых в тайне мнит себя гением финансового рынка и страстно мечтает отодвинуть остальных конкурентов. Зато в банке неплохо платят, и этот аргумент является достаточно весомым, чтобы не разочаровывать отца, открыв ему глаза на тот факт, что матанализ в высшей математике и курс ставки рефинансирования также далеки друг от друга, как прокачанный спорткар BMW и гордость российского автопрома «Лада Гранта».

И кстати, раз уж речь зашла о спортивных тачках, то должен признаться, что все началось с того, что я раздолбал одну из таких дерзких низкопрофильных красоток на своем двадцать пятом дне рождения.

И зачем я послушался Севку?! Горыныч и в этот раз не удержался, чтобы не подбить меня на очередную до неприличия сомнительную авантюру. Севка с детства являлся моей стопроцентной противоположностью. Экстремал и душа любой компании, он раз и навсегда поверил в мой скрытый потенциал и с первых же дней нашего школьного знакомства взял над кудрявым дрыщом, коим я тогда и являлся, негласное шефство.

– Ким, ну сколько можно быть таким тюфяком?! – по-дружески обхватив меня за шею и слегка придушив, заявил Севка. – Для гения, который полностью перебрал всю автоматику в моей Синеглазке (так нежно Севка называл свой спортивный купе BMW), ты на редкость мягок и стеснителен. Так что не тушуйся и садись за руль, – с этими словами Севка помахал у меня перед носом брелоком с ключом от тачки.

Скосив глаза на приманку, точно голодный бродячий пес на подвешенный перед его мордой кусок докторской колбасы, я натужно вздохнул, в глубине души осознавая, что совершаю непростительную глупость…

Вот только не нужно нас с Севкой сейчас осуждать! Мы были пьяные и счастливые, и в той поездке никто не пострадал, ну, может быть, только мое уязвлённое самолюбие и кредитка Горыныча.

Выруливая с тесной парковки, я умудрился не вписаться в поворот. Меня и распластавшегося на соседнем пассажирском сидении в обнимку с полупустой бутылкой шампанского Севку немного тряхнуло. Раздался характерный треск вминаемого металла, и мы остановились. Скуластое лицо Горыныча сначала недоуменно вытянулось, а затем он громко заржал, откинув голову на высокую спинку спортивного сидения.

– М-да… Вот мы и полетали по набережной! – подавился смехом Севка. Приложившись к горлышку бутылки, он сделал внушительный глоток. – С днем рождения, Ким! – отсалютовал он мне прежде, чем вылезти из салона спорткара.

После мы с ребятами продолжили праздновать в каком-то баре и нестройно горланили в караоке, куда нас затащил все тот же Горыныч. Здорово мы тогда почудили! Нужно же было так надраться…

Но, как известно, у всякого физического действия обязательно возникают разнонаправленные последствия. Поэтому на следующее утро я в дурном настроении и с головой, раскалывающейся от похмелья, горделиво шагнул в московскую подземку в робкой попытке добраться до работы, пускай и с опозданием, но не доводя ситуацию до катастрофы.

Судя по реакции окружающих пассажиров, видок у меня был тот еще, да и дышать стоило бы пореже и куда-нибудь в себя. Ни засунутая за щеку мятная жвачка, ни чашка забористого черного кофе без сахара, почти залпом выпитая перед выходом из дома, не смогли перебить стойкий запах вчерашнего перегара. Зашедшая в вагон следом за мной симпатичная блондинка предпочла резко сменить курс, протиснувшись подальше и выразительно наморщив свой веснушчатый носик. Сидящая прямо передо мной бабка в спортивном костюме и в обнимку с авоськой, которую она держала у себя на коленях, осуждающе покачала седой, с намечающейся проплешиной головой и демонстративно отвернулась. И лишь прислонившийся к боковому поручню здоровенный бугай в расстегнутой олимпийке, поймав мой исполненный скрытой муки взгляд, сочувственно подмигнул.

Сделав пересадку на Кольцевую линию, я поплелся в самый конец перрона и привалился к монументальной поверхности высящейся надо мной арки в терпеливом ожидании поезда. На часы я решил не смотреть принципиально, дабы не расстраиваться больше, чем того требовала обстановка.

Примерно через минуту из тоннеля вырвался поток прохладного воздуха, опередившего с шумом вылетевший на станцию поезд. Скрежет тормозов болезненно царапнул мой воспаленный от недосыпа и бурно проведенной вечеринки мозг, заставив скривиться. Неохотно отстранившись от поддерживающей мое вялое худощавое тело мраморной конструкции, я двинулся навстречу толпе, бодро хлынувшей в раскрывшиеся двери вагона.

Тогда-то я и увидел ЕГО.

Лишний раз убеждаюсь, что вся наша жизнь соткана из множества незначительных, странных и порою необъяснимых случайностей, каждая из которых меняет вектор судьбы, зачастую на все сто восемьдесят градусов. Ведь я мог бы ЕГО и не заметить, а пройти мимо, или отвернуться, когда он вышел из вагона, или не выбирать подземку, а поехать на работу на такси.

Вообще-то этот человек абсолютно ничем не выделялся среди прочих спешащих по своим делам суетливых и по большей части угрюмых пассажиров. Среднего роста, неопределенного возраста и невзрачной наружности, одет также, как каждый третий мужик в метро – темные джинсы, поношенные кроссовки, немаркая клетчатая рубашка с закатанными до локтя рукавами. Выйдя из вагона, он не последовал за остальными, а остановился, спокойно осматриваясь, будто что-то искал.

Запоздало сообразив, что я тупо завис вместо того, чтобы протискиваться сквозь встречную волну пассажиров, и двери поезда скоро закроются, я ломанулся вперед, случайно задев незнакомца плечом. В тот же миг внутри меня возникла странная и ни на что не похожая вибрация, сродни камертону, отозвавшемуся на высокий, невероятно чистый звук.

Машинально пробормотав извинения, я зачем-то обернулся, уставившись на стремительно удаляющегося незнакомца. Тот уверенной походкой направился к краю платформы и, не раздумывая, спрыгнул вниз. От неожиданности я вскрикнул. Услышав мой выкрик, странный человек замер на месте. Медленно развернувшись, он уставился на меня изучающим проницательным взглядом. В считанные мгновения в нем что-то неуловимо изменилось. Теперь я смотрел на существо с глазами хищного животного. Его лицо, шея и голые руки внезапно приобрели серый цвет, кожа истончилась, и под этой оболочкой проглядывало нечто, не присущее обычному человеку.

Я застыл, словно истукан, не в силах отвести взгляда от незнакомца. По причине, совершенно необъяснимой с точки зрения банальной логики, я был точно уверен, что уже встречал ЕГО раньше. Безусловно, даже предполагать, что по метро преспокойно разгуливают серокожие мутанты, являлось абсурдом. Но непреложный факт заключался в том, что один из них стоял, таращась на меня своими неправдоподобно круглыми, пугающе-черными зрачками. Кажется, он понял, что я ЕГО вижу. В том смысле, что я вижу его сущность, спрятанную под человеческой оболочкой, надетой им, как защитный костюм или латексная маска киноактера.

Наш зрительный контакт длился каких-то несколько секунд, но мне показалось, что прошло, как минимум, полчаса. Незнакомец первым отвел взгляд. Из тоннеля вновь повеяло холодом, приближался очередной скоростной поезд. Прищелкнув языком, серый человек нырнул в глубину тоннеля и исчез, словно подземный призрак.

– Вы это видели? – задал я бездумный вопрос крепко скроенной коренастой бабенке в синей спецовке с большой надписью: «Мосгаз», вставшей рядом со мной и приготовившейся штурмовать битком набитый людьми вагон.

– А чо случилось?

– Человек только что спрыгнул на рельсы и пошел вон туда, – махнул я рукой в направлении темнеющего зева тоннеля.

Бабенка подозрительно покосилась на меня и покрутила пальцем у виска.

– Пить надо меньше, тогда и мерещиться ничо не будет, – припечатала она, а затем, ловко орудуя локтями, ввинтилась в раскрывшиеся перед нами двери подземного поезда.

***

Приложив пластиковую карту к считывателю, я прошмыгнул через турникет в робкой надежде добраться до своего рабочего стола не замеченным. И конечно же по давно ставшему аксиомой закону подлости я незамедлительно столкнулся со своим непосредственным шефом. Тот стоял, скрестив руки на своей худосочной груди и едва заметно притоптывал ногой, обутой в остроносый лакированный ботинок. На его лице отобразилась плохо скрываемая ядовитая радость.

– Итак, Пригожин, – шеф намеренно назвал меня по фамилии, тем самым подчеркнув, что отлично помнит, с чьим отпрыском он имеет дело, но не собирается делать мне никаких поблажек. – Сегодня Вы превзошли самого себя.

С этими словами шеф выразительно вскинул перед собой левую руку и покосился на циферблат наручных часов.

Промямлив вялые извинения, я бочком протиснулся к своему рабочему столу и буквально рухнул в кресло. Слушая вполуха монотонные разглагольствования о том, что я «занимаю чужое место» и «совершенно бесполезен, как банковский служащий», я быстро включил свой моноблок и принялся за работу. Шеф еще некоторое время побрюзжал в свое удовольствие, а затем ретировался в застекленный закуток в дальнем конце нашего операционного зала, гордо именуемый кабинетом. Заметив это, я облегченно вздохнул и расслабленно вытянул ноги под столом.

– Ким, ну зачем ты его постоянно провоцируешь? – шикнула сидящая напротив специалист отдела кредитования Оленька – приятная фигуристая блондинка в круглых очках. – Ты же знаешь, как он бесится из-за опозданий.

– Я же не нарочно. Между прочим, у меня вчера день рождения был, – пробубнил я в свое оправдание.

– Кофе хочешь? – сердобольно предложила Оленька, одновременно протянув мне через низкую перегородку стаканчик с горячей бурдой из офисной кофемашины.

Перехватив мой исполненный искренней благодарности взгляд, Оленька довольно зарделась, а я в очередной раз поймал себя на тревожной мысли, что ее забота обо мне в последнее время становится навязчивой.

Спрятавшись за монитором, я пресек неуклюжие попытки милой Оленьки продолжить со мной кокетничать. Не то чтобы она мне не нравилась. Возможно, при других обстоятельствах…

Однако случилось так, что пару месяцев тому назад я встретил девушку своей мечты. Вот только я до сих пор хожу вокруг да около, не решаясь пригласить ее на свидание. Мое тайное увлечение зовут Майка, и она работает бариста в кафе, куда я практически каждый день наведываюсь в обеденный перерыв.

Сделав вид, что страшно занят просмотром бесконечных колонок цифр и диаграмм, я вперился в монитор своего компьютера. При этом в голове неотступно вертелось воспоминание об утренней встрече со странным незнакомцем. И чем больше я анализировал то, с чем столкнулся в метро, тем сильнее убеждался, что мне не привиделось.

ОН был более чем реален.

Плюнув на корпоративные запреты, я зашел в интернет и начал шарить в поисковике, задав описание серого человека. Естественно, сеть выдала огромное количество шлака, по большей части содержащего экзальтированные описания очевидцев НЛО и пространные домыслы любителей теорий заговора. Ничего похожего на существо, исчезнувшее в подземном тоннеле метрополитена.

Бесполезно потратив время и ощущая подспудное раздражение, я крутанулся в кресле и огляделся. Мои коллеги потянулись из офиса; как-то незаметно наступило время законного обеденного перерыва.

Ноги сами понесли меня вниз и дальше – на улицу. Толкнув стеклянную дверь, я зашел внутрь уютного городского кафе. Отыскав глазами свободный столик в глубине зала рядом со входом на кухню, я двинул прямиком в его направлении. Специально затормозив у витрины с пирожными и готовыми сэндвичами, я покосился поверх ее стеклянного купола туда, где обычно колдовала над напитками Майка. Она перехватила мой взгляд и приветливо кивнула. Мои губы немедленно растянулись в дурашливой улыбке. Все-таки приятно думать, что Майка воспринимает меня не только, как постоянного клиента, но и просто, как симпатичного парня.

– Вам все, как обычно? – деловито уточнила Майка, ответив на мою стеснительную улыбку и параллельно протянув подошедшей официантке заказ – большую кружку с вкусным горячим капучино.

– Сэндвич с курицей и беконом, и двойной эспрессо, – произнес я на полнейшем автомате.

– Я и говорю: как обычно.

Бариста лукаво улыбнулась, отчего в груди у меня разлилось приятное тепло.

– Что-нибудь еще? – уточнила Майка, заметив, что я молча завис, не сводя с нее преданного взгляда.

Выйдя из состояния прострации, я отрицательно покачал головой.

Вот и в этот раз я не нашелся, что сказать, проглотив слова о том, какая Майка красивая, и как мне безумно хочется её поцеловать. И хотя мы официально не знакомы, мне кажется, что я знаю Майку всю жизнь. Наверное, так говорят, когда находят ту самую идеальную пару. И пусть на первый взгляд мы абсолютно не подходим друг другу, меня влечет к Майке, как к включенной на полную мощность силовой установке.

Чуть выше среднего роста, с мальчишеской стрижкой, которая ей на удивление очень идет, Майка обладает своеобразной притягательной харизмой. Я знаю, что она увлекается скалолазанием и регулярно занимается на скалодроме.

Однажды я тоже попробовал взобраться на стенку. Тренер – поджарый белобрысый мужик – быстро отказался от идеи сделать из меня чемпиона, увидев, как мое обмякшее тело бездарно болтается на страховочном тросе.

А еще Майка повсюду таскает с собой ноутбук, и я подозреваю, что скалолазание является не единственным ее увлечением. Осталось только выяснить, есть ли у нее постоянный парень. Впрочем, Горыныч, которому я признался в своем сердечном увлечении, утверждает, что я полнейший болван.

– «Прекрати рефлексировать! Лучше пригласи ее в дорогой ресторан и между делом проговорись, что у тебя папаша – банкир. Поверь мне, после этого она сама за тобой бегать будет», – довольно цинично убеждал меня Севка.

Кстати, у самого Горыныча пассии долго не задерживаются, но и относится он к этому с легкостью старого опытного развратника.

Вспомнив его наставления, я уже почти приготовился спросить у Майки, что она делает вечером в субботу, но тут, как назло, затрезвонил мобильник. Звонил, как раз-таки, Горыныч. В отличие от меня, похмелье миновало его стороной. Бодрым тоном Севка поинтересовался, как у меня дела, а затем напомнил про свой (нужно сказать – весьма спорный) подарок.

– Не забудь, что на завтра у нас запланирована экстремальная экспедиция с самыми настоящими диггерами. Будет прикольно, – пообещал Горыныч и напоследок весело гоготнул.

***

Этот безумный, кошмарный, отвратительный день тянулся бесконечно долго, и я едва дожил до его завершения. Мало того, что я утром повстречался с необычным серым человеком, так в довершение ко всему получил жесткую выволочку от отца. Мой вредоносный шеф успел наябедничать ему о недостойном поведении Пригожина-младшего, расписав в ярких красках, как я заявился на работу в не слишком трезвом состоянии и с опозданием более чем на час. Отец напомнил мне, что лимит его терпения подходит к концу, и он не намерен покрывать мои позорные выходки. Что мне оставалось делать?! Конечно же я покаянно просил прощения, хотя изнутри рвались совсем другие слова.

На самом деле отцу с некоторых пор стало наплевать на меня и мою жизнь. Он даже с днем рождения поздравил меня только после того, как ему об этой архиважной дате напомнила личная секретарша. И если кто-то думает, что я вырос избалованным отпрыском богатых родителей, то он сильно заблуждается. Я – тот, кто не оправдал ожиданий, а, следовательно, не стою капиталовложений.

К тому же у отца теперь появилась другая семья, и мачеха постоянно норовит уколоть меня, растравляя так и не зажившую рану. Идиотка! Она все время сравнивает себя с моей матерью, подчеркивая, что никогда не оставит отца. Но мы-то знаем, что мама нас не бросала. За все эти годы я так и не нашел разумного объяснения ее исчезновению, но уверен, что для такого безрассудного, отчаянного поступка была очень веская причина.

Ночью мне снились сны. Стресс прошедшего дня всколыхнул нечто давно и прочно забытое, загнанное в дальний пыльный угол моей памяти. Той ночью воспоминания начали возвращаться ко мне…

Вначале я оказался в полнейшей темноте. Постепенно во мраке начали проступать отдельные очертания глубоких каменных сводов, и я смог разобрать, что нахожусь в каком-то подземелье. Кажется, я очутился в старом железнодорожном тоннеле. Во сне я сделал несколько шагов вперед, перешагнув через покрывшиеся внушительным слоем пыли рельсы. Неожиданно передо мной что-то блеснуло. Я замер на месте, вглядываясь в черноту, ощущая на себе чей-то пристальный, как острая стальная игла, взгляд. Наконец, воздушная пелена между мной и тем, кто прятался в темноте, расступилась.

Сначала я увидел только глаза: круглые, угольно-черные и блестящие. Взгляд гипнотизировал, проникал в глубину моего сознания, лишая способности сопротивляться его силе. Завороженно я наблюдал, как из тени появляется НЕЧТО. Кошмарная тварь приблизилась ко мне почти вплотную. Теперь я смог рассмотреть ее уродливую морду с задранным носом и двумя выступающими передними клыками и гладкую кожу, отливающую голубовато-серым цветом дождливого утреннего неба. Во сне я ощущал ее дыхание с тихим присвистом, чувствовал исходящее от нее тепло. Создание из ночного кошмара погладило длинным изогнутым когтем мою щеку и издало тонкий пищащий звук, такой заунывный, что у меня по-настоящему защемило сердце.

И вдруг изображение искривилось, поплыло, и тогда я увидел маму, вернее – ту ее версию, которая навсегда запечатлелась на сетчатке глаз семилетнего ребенка. Тонкие черты лица, фарфоровая кожа и взгляд, такой ласковый и одновременно грустный. Внутри меня все оборвалось…

Я проснулся в испуге. Мокрая от пота футболка неприятно прилипла к телу, а сердце колотилось в груди в точности, как гудящий отбойный молоток. Усевшись на кровати, я постарался отдышаться. Рука сама потянулась к бутылке с водой. Сделав несколько жадных глотков, я застыл на месте, анализируя свой сон. Придя к единственно верному выводу, что все видения стали результатом моих дневных переживаний, помноженных на излишне бурную фантазию, я несколько успокоился и даже посмеялся над собой. Вот же трусишка, который до сих пор боится Серых людей!

В следующий момент меня словно больно ущипнули. Откуда-то из глубины подсознания вспыли отдельные клочки детских воспоминаний.

Конечно же я видел ИХ раньше! ОНИ являлись ко мне в странных сюрреалистических снах, заставляя стонать по ночам, просыпаться от ужаса и поглубже натягивать одеяло, прячась в него с головой в робкой надежде укрыться от преследующих кошмаров.

В этот раз я поступил точно также. Закутавшись в тонкое летнее одеяло, остаток ночи я проспал без сновидений и проснулся в отличном настроении. Впереди меня ждали ленивое субботнее утро и будоражащее приключение в заброшенной московской подземке.

***

– Если все готовы, то приступаем к спуску, – скомандовал Никита – наш проводник по городским катакомбам.

Мы с Горынычем нацепили налобные фонарики и полезли в канализационный люк. Спустившись метров на пять вниз, я почувствовал, как ноги, обутые в высокие непромокаемые ботинки, нащупали твердую почву, а точнее – осклизлый бетонный пол, идущий под небольшим уклоном. Никита организовал перекличку, громко назвав каждого из нашей группы по имени, а затем посоветовал держаться всем вместе и не отставать, чтобы не заблудиться в сумрачных переходах подземного коллектора.

Вообще-то я и сам не планировал никуда отходить. Местечко, в котором мы очутились, наводило страху с первых же секунд. Слепящие лучи фонариков пробивали себе путь, освещая низкие сумрачные своды, проржавевшие металлические трубы и тонкие ручейки грязной жижи. Отовсюду доносился противный звук капающей воды, проникающей сверху и сквозь боковые щели. Бетонные стены покрылись белесым, напоминающим ремонтную побелку, наростом и неопределенного цвета лишайником. В довершение ко всему здесь отвратительно воняло тухлой помойкой, и я почти сразу же пожалел, что в очередной раз поддался на Севкины уговоры и поперся в эту подземную клоаку. Не знаю, где в этом давящем на психику каземате Горыныч разглядел городскую романтику, но лично я уже через пять минут похода начал мечтать, как бы поскорее выбраться наружу.

Вскоре выяснилось, что моим надеждам не суждено сбыться. Словно подслушав мои немые стенания, наш проводник Никита пояснил, что группе придётся пройти маршрут в несколько километров до того, как мы достигнем очередного лаза, безопасно выводящего на поверхность.

Смирившись с неизбежным и периодически тяжело вздыхая, я потащился за Горынычем, уверенно шагающим вперед и с видом знатока обменивающимся с Никитой своими знаниями об исторической городской застройке.

Я уже успел порядочно устать, когда наша группа достигла резервного тоннеля кольцевой ветки метрополитена. Посветив по сторонам, Никита уверенно повел нас вдоль обветшалого подземного коридора, покосившихся строительных лесов и обрывков электрических проводов, а затем нырнул в боковой проем и начал спускаться по полуразвалившемуся эскалатору куда-то вниз. Каждый раз ступая на очередную прогнившую ступень, наш проводник сначала нажимал на нее мыском ботинка, проверяя надежность конструкции, и лишь потом переносил весь свой, нужно сказать, немалый вес.

В любой момент рискуя навернуться, я осторожно повторил маневры диггера и, как не странно, вскоре оказался на широком перроне, в дальнем конце которого за приоткрытой железной дверью маячила очередная лестница. В отличие от колодцев подземного коллектора здесь было сухо и довольно чисто. Исключение составляли тонкие нити свисающей с потолка паутины и сгнившая, превратившаяся в набор черепков лопата, очевидно сохранившаяся еще со времен метростроевцев-первопроходцев.

Очутившись на этой заброшенной и недостроенной станции, я внезапно осознал, что когда-то уже видел это место. Ощущение дежавю было настолько сильным, что я зажмурился, пытаясь справиться с неконтролируемым потоком обрывочных воспоминаний. Я почти не сомневался, что побывал здесь однажды. Иначе как объяснить, почему я так хорошо помню обвалившуюся мраморную плитку, зияющий прямоугольник на стене, где должны были приладить табличку с названием станции, и знак, выведенный на бетонной колонне – каракули, напоминающие то ли иероглиф, то ли математический код.

Забыв, что нахожусь на экскурсии, я принялся лихорадочно анализировать все, что мне привиделось за последние два дня. Вывод напрашивался естественным образом: случайная встреча с Серым человеком в метро сработала, как триггер, расколовший крепкую скорлупу некоего защитного блока на подкорке моего мозга. Но объяснить происходящее со мной я пока еще не мог.

Машинально запустив пятерню в свои кудрявые вихры – предмет моей тайной гордости, – я не учел, что на лбу прилажен фонарик, и едва не лишился единственного источника света. Судорожно подхватив съехавший вбок электрический кругляш, я вновь водрузил его на законное место. Эта дурацкая ситуация моментально вернула меня к действительности. Проморгавшись, я заметил, что Севка вовсю клеит единственную девушку в нашей группе, решившуюся спуститься в подземку, а наш проводник-диггер остановился и достал распечатанную карту с помеченным на ней маршрутом.

Ткнув указательным пальцем в сторону лестницы, Никита пояснил, что дальше начинается спуск на несколько уровней вниз.

– Не волнуйтесь – сегодня мы туда не пойдем, – усмехнулся диггер. – Я и сам обследовал эту часть подземки только однажды, да и то – лишь первый уровень. Похоже, когда-то в этом месте строили бункер, но до ума дело не довели.

– Жалко! – разочаровано протянул Горыныч. – Всегда мечтал побывать в настоящем секретном бункере. Наверняка там и привидения водятся.

Севка специально понизил голос, придав ему драматическую окраску, желая произвести нужный эффект на заинтересовавшую его девушку. Та непроизвольно икнула, и шепотом поинтересовалась у диггера, не пора ли нам убираться из подземелья.

– Идемте, – согласно кивнул Никита. – Отсюда ведет два пути наверх. Мы с вами опять поднимемся по эскалатору, только будьте осторожны.

– А какой второй вариант? – по необъяснимой причине вырвалось у меня.

– Пройти метров сто вперед по тоннелю. Оттуда ведет переход в основную шахту метро, и теоретически можно подняться прямо на действующую станцию. Но я бы не стал рисковать. Там и силовой кабель идет под напряжением, и поезда регулярно проносятся. Да и если нас застукают, как нарушителей, то потом проблем с полицией не оберешься.

Само собой, рисковать никто из нас, включая Горыныча, не захотел, и группа потянулась обратно, гуськом ступая за Никитой, который начал осторожный подъем по ненадежным ступеням дохлого эскалатора.

Пройдя больше половины пути, диггер внезапно чертыхнулся. Его нога в массивном ботинке с прорезиненной подошвой по щиколотку провалилась в разлом и намертво застряла среди зубчатых обломков прогнившей ступени. Все сразу засуетились; в атмосфере подземелья ощутимо запахло паникой. Севка и еще один парень вскарабкались наверх, чтобы помочь Никите выбраться из ловушки. Остальные ребята сбились в кучу, приглушенно переговариваясь и напряженно вглядываясь туда, где замер в неестественной позе наш проводник.

Я растерянно переминался с ноги на ногу, поглядывая на железную дверь в дальнем конце зала, малодушно представляя себе, что оттуда неожиданно появятся спасатели или хотя бы линейные рабочие метрополитена. И вот чудо – дверь распахнулась, издав отвратительный скрипучий звук, а затем с громким лязгом захлопнулась. Вслед за этим все мы разом ощутили под ногами необычную вибрацию, словно к нам приближался скоростной поезд. Затхлый воздух подземного пространства вдруг наэлектризовался, как перед сильной грозой. По коже побежали ледяные мурашки, а в ушах возникла мощная пульсация, нарастающая с каждой секундой.

Рывком высвободив ногу из нехорошего разлома, из-за чего пришлось пожертвовать целостностью кожаного ботинка, наш проводник резко напрягся и помрачнел. Что-то непонятное происходило вот здесь и сейчас, и это сильно испугало опытного диггера.

– Поторапливайтесь! Нужно как можно скорее убраться отсюда, – с трудом скрывая волнение, произнес Никита.

Необъяснимая вибрация усилилась, создавая полную иллюзию начавшегося землетрясения. С потолка посыпалась каменная пыль и мелкие обломки старой кирпичной кладки. Пол под ногами ощутимо задрожал. Один из парней диковато вскрикнул, когда прямо перед ним спикировал вниз, рассыпавшись от удара, увесистый, цвета запекшейся крови обломок кирпича.

Сообразив, что под землей происходит нечто из ряда вон выходящее, ребята из нашей группы любителей экстрима наперегонки бросились вверх по эскалатору, перепрыгивая сразу через две ступеньки, судорожно хватаясь за шатающиеся поручни. Налобные лучи фонариков беспорядочно метались и дрожали, высвечивая дугообразные своды тоннеля, летящую на головы известь и грязную паутину, выхватывая гримасы страха на лицах людей.

Запоздало сообразив, что лучший друг все еще находится на заброшенном перроне, Горыныч принялся чертовски громко орать, чтобы я немедленно подтянул свою задницу и лез наверх. Однако я, как пришпиленный, оставался на том же месте. Неведомая сила тянула меня в обратном направлении, заставляя открыть железную дверь, ведущую в подземную преисподнюю.

Бросив в ту сторону косой взгляд через плечо, поначалу я решил, что мне померещилось. Однако все происходило взаправду. В кромешном мраке ярко фосфоресцировал выведенный на железном полотне двери еще один загадочный символ.

Крикнув Севке в ответ, что догоню его, я развернулся и чуть ли не бегом отправился в дальний конец станции. По необъяснимой причине я был твердо уверен, что обязан увидеть то, что скрывается за дверью. И уж если быть окончательно честным, то я должен был удостовериться в том, что и так знал, но не был готов поверить.

***

Дверь отворилась от легкого толчка. Переступив через порог, я спустился по лестнице на уровень вниз, оказавшись в длинном лабиринте коридоров и переходов, по обе стороны которого иногда встречались наглухо закрытые металлические двери. Ноги сами несли меня в нужную сторону, а слабый, струящийся откуда-то сбоку свет указывал направление моего пути, подобно дальнему маяку ведя меня то ли на рифы, то ли к спасительному причалу.

Первые шаги дались мне с трудом. Затем нерешительность куда-то улетучилась, и я уверенно двинулся навстречу все нарастающему сиянию. Еще немного – и я очутился в просторном и абсолютно пустом зале, в центре которого в ореоле, сотканном из миллиона тончайших электромагнитных лучей, зияла и кровоточила пылающим багровым светом огромная червоточина.

Сам себе не веря, я завороженно наблюдал эту уникальную оптическую иллюзию, и мысли не допуская, что разверзнувшаяся расщелина может являть собой физическую аномалию, поглощающую вещество и энергию из окружающего пространства.

Прикрыв глаза ладонью, чтобы не ослепнуть, я остановился, всматриваясь в самую сердцевину червоточины, сквозь клубящийся густой туман, внутри которого формировалось НЕЧТО. Сгусток энергии постепенно трансформировался в физическую материю, а затем начал приобретать видимую форму. Эмоции захлестнули мое сознание, и я едва не закричал во всю глотку. На моих глазах из червоточины вышел мой оживший ночной кошмар.

Материализовавшееся из энергетического тумана существо было трудно описать, чтобы не ошибиться. На мой взгляд оно являло собой гибрид человека и летучей мыши. Это потустороннее создание можно было бы легко принять за нереально высокого, широкоплечего мужчину, если бы не безобразная морда и трехпалые когтистые передние конечности – все, что я успел рассмотреть за те доли секунды, пока мир вокруг меня вновь не погрузился во тьму.

Стоило серой твари выйти из границы сияющего ореола, как пульсирующая червоточина начала невероятно быстро сокращаться и исчезла без следа, словно засосала саму себя, низведя до размера крошечного атома. Мгновенно стало очень темно. Зато пол под ногами прекратил вибрировать, а давление в ушах резко нормализовалось.

Недолго думая, я вырубил свой налобный фонарик и очень-очень тихо попятился назад к выходу, дабы ничем не выдать своего присутствия. Остатки еще не окончательно отключившегося от страха разума подсказывали мне, что близкое знакомство с потусторонним монстром вряд ли закончится чем-то хорошим. Ноги плохо слушались, как будто превратившись в две деревяшки. И хотя умом я понимал, что пора улепетывать отсюда, меня хватило только на то, чтобы медленно отступить к выходу из подземного зала.

Между тем серая тварь почуяла, что в помещении есть еще кто-то помимо нее. Она повела остроконечными ушами, похожими на перламутровую половинку морской раковины, и подергала уродливым носом, обнажив при этом острые, как два больших кинжала, передние клыки.

Я затаил дыхание и как можно крепче стиснул зубы, чтобы ни в коем случае не закричать. Жуткое создание повертело головой, замерло на мгновение, уставившись в мою сторону раскосыми глазищами, а затем уверенно двинулось вперед. В ту же секунду до меня дошло, что тварь прекрасно ориентируется в темноте. Короче говоря, она меня видела.

Дальше изображать из себя человека-невидимку было бесполезно. Жуткий серый монстр неуклонно приближался. Собрав остатки воли в кулак, я приготовился бежать.

Внезапно до моего слуха донеслись чьи-то шаги, гулко отдающиеся от поверхности каменного пола подземелья. Вслед за этим я услышал, как знакомый голос выкрикивает мое имя.

– Ким, отзовись! Ты здесь? Держись, братан! Я уже иду. Или ты думал, что Горыныч пропустит всё веселье?!

Мое сердце ухнуло куда-то вниз, сжалось в болезненном предчувствии, а затем забилось, норовя разорвать грудную клетку. Севка, мой верный и бесстрашный дружбан, как обычно пришел мне на выручку. Только на сей раз он даже близко не представлял, какое чудовищное открытие ждет его впереди.

– «Севка, вали отсюда, убирайся к чертовой матери!»

Мне казалось – я ору, что есть мочи, но в действительности слова застряли у меня в глотке. Я так и не успел предупредить друга о приближающейся опасности, пускай и сам точно не знал, с чем именно нам предстоит столкнуться.

Сверкнув бесовскими глазищами и очевидно придя к заключению, что такой трус, как я, никуда от него не денется, монстр переключил свое внимание на Горыныча. Прошуршав мимо, он в мгновение ока настиг Севку. Существо набросилось на моего друга, вонзив свои острые когти ему в шею. Свет налобного фонарика Горыныча мигнул и тут же погас.

Вряд ли я смогу когда-нибудь забыть то, что увидел в том подземном коридоре. На плохо гнущихся ногах я подошел ближе. Было слишком темно, чтобы разглядеть подробности происходящего. Однако мне хватило и чавкающих звуков, и выгнувшегося в агонии тела Севки, и мерзкой ухмылки серой твари, с которой она уставилась на Горыныча, прежде чем снова прильнуть к его телу.

Ярость захлестнула меня с неистовой силой. Достав из кармана свое единственное и совершенно никчемное оружие – электрический фонарик, я включил его на полную мощность, направив свет прямиком в глаза монстру.

Тот, ненадолго ослепнув, отпустил Севку, отбросив его, как ненужную куклу на пару метров в сторону. Издав резкий писклявый звук, от которого у меня чуть не лопнули барабанные перепонки, тварь обернулась ко мне, намереваясь напасть.

И тогда я побежал.

***

Не помня себя от страха, я помчался вперед по коридору, зажав в руках спасительный фонарик. В несколько прыжков я преодолел крутую щербатую лестницу и с разбегу врезался плечом в треклятую железную дверь, вывалившись обратно на перрон заброшенной станции. Бешено покрутив башкой по сторонам, я спрыгнул вниз и рванул дальше вглубь тоннеля, мысленно вознеся благодарственную молитву диггеру Никите.

Серая тварь неуклонно следовала за мной. Я буквально затылком чувствовал, как монстр все быстрее сокращает дистанцию, как тянется своей безобразной когтистой рукой, чтобы схватить меня за загривок. Зато теперь стало ясно, что я несколько преувеличил, сравнив это жуткое создание с летучей мышью. Если когда-либо у твари и были крылья, то давно превратились в атавизм. Передвигался монстр также, как и все люди на нашей планете – бегом на двух ногах, – иначе у меня не было бы никаких шансов на спасение.

Как сумасшедший, задыхаясь и поскальзываясь, я безотчетно мчался по сумрачному сводчатому тоннелю. Легкие жгло так, как будто в них залили жидкий азот. Боль в ногах нарастала с каждым микроном секунды. Время перестало существовать. Значение имело только расстояние, оставшееся до развилки между резервным и основным тоннелем.

Тварь продолжала преследовать меня, перемещаясь большими широкими скачками. Сердце оглушительно бухало. Все внутри меня сжималось и закручивалось в тугие спирали. Собрав остатки воли в кулак, я продолжил бег на выживание.

Луч зажатого в ладони фонарика дергался из стороны в сторону, повторяя мои судорожные движения. В какой-то момент свет выхватил темнеющий проем в стене. Доверившись своей интуиции, я резко метнулся влево, нырнув в неширокую потерну. Позади меня чудовище издало высокий свистящий звук, от которого на мгновение заложило уши. Думаю, так оно выражало свое раздражение, что добыча ускользала из его когтей. Его злоба хорошенько подстегнула меня. Из последних сил, почти не соображая, что делаю, я рванулся вперед.

Напоровшись на очередную дверь, блокирующую выход из подземного перехода, я дернул за ручку с таким неистовством, что мог бы, наверное, вырвать ее из паза. Поддавшись силе инерции, я чуть не выпал на рельсы.

Господи, какое ни с чем несравнимое счастье я испытал в тот момент! Теперь я отчетливо расслышал гул человеческих голосов и показавшийся мне музыкой шум отходящего от платформы поезда. Осталось сделать над собой последнее усилие, и я окажусь в безопасности. Судорожно сглотнув, я сделал глубокий вдох и заорал, что есть мочи: «Помогите!»

То ли существо испугал мой истошный вопль, то ли оно решило, что продолжать погоню в непосредственной близости от скопления людей становится опасным, но я ощутил всем своим измученным телом, что тварь отстала. Тогда я побрел к манящему, теплому электрическому свету, которым была залита станция метро. По лицу текли горячие слезы облегчения и одновременно жгучего стыда. Ведь Севка все еще оставался там, в подземелье, и я ничем не смог ему помочь, бросив одного во мраке. Жив ли он? Успеет ли вытащить его служба спасателей, или серое существо вернется и докончит высасывать жизненные силы из моего лучшего друга?

С этими невеселыми мыслями я добрался до перрона. Ко мне уже тянулись чьи-то руки. Кто-то голосил, зовя дежурного по станции, но мне было все равно. Взрыв адреналина сменила тупая апатия. Я вяло попытался вскарабкаться наверх. В какой-то момент нога проскользнула, и я почувствовал, что падаю. Почти сразу же затылок взорвался острой болью, а вслед за этим мое сознание заволокло темной пеленой глубокого обморока…

Мерзкий запах аммиака проник через ноздри прямо в основание мозга. Поморщившись, я нехотя приоткрыл глаза. Я лежал на скамейке, установленной на платформе все той же станции метрополитена. В голове гудело. Здорово же я приложился затылком! Рядом суетился фельдшер скорой помощи, а постовой в полицейской форме отгонял любопытствующих зевак.

Но самым чудесным оказалось склонившееся надо мной участливое и в то же время озадаченное лицо Майки. Интересно, как она здесь очутилась? Только что пережив самый страшный кошмар в своей жизни, я начал всерьез сомневаться в случайности любых совпадений.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Майка.

– Пока не знаю, – просипел я в ответ, пытаясь приподняться на локтях.

– И как тебя угораздило оказаться на рельсах? – последовал вполне логичный вопрос.

– Долгая история.

Что еще я мог сказать в тот момент?! Не рассказывать же, что на меня напало чудовище из другого мира или того похлеще – подземный мутант, жертва секретных правительственных экспериментов.

– Да тут и спрашивать не нужно, – с внезапной суровостью отозвался полицейский. – Чертовы диггеры! Шарятся по подземке, всё чего-то ищут. И вот результат! Хорошо, что хотя бы цел остался, без переломов и других неприятностей.

Майка пристально взглянула на меня, пытаясь прочитать ответ в моих слезящихся от нашатыря глазах.

– Никогда бы не подумала, что ты увлекаешься диггерством, – недоуменно пожала она плечами и уселась рядом. – Я думала, что ты работаешь в банке. Весь такой правильный, такой тихоня.

– Друг подарил экскурсию на день рождения. Экстрим, острые ощущения и все такое, – едва слышно словно оправдываясь, пробормотал я.

Слова Майки острым крюком неприятно царапнули по моему самолюбию. Вот как, оказывается, она меня видит – тихоней и слабаком. Впрочем, она не так уж далека от истины.

– А ты что здесь делаешь?

– Вообще-то еду с работы, – фыркнула девушка моей мечты. – Стою – жду поезд, а тут ты выходишь из тоннеля: всклокоченный, взгляд безумный, словно за тобой гналось жуткое привидение.

– Примерно так и было, – прошелестел я одними губами.

Придерживая пакет с сухим льдом, заботливо подсунутым фельдшером мне под ушибленный затылок, я заставил себя сесть прямо. Как бы там ни было, говорить правду в мои намерения не входило, но и оставлять друга без помощи было бы настоящим свинством.

– Там на заброшенной станции остался еще один человек. Возможно, он ранен. Пожалуйста, пошлите туда кого-нибудь, – тихо, но уверенно произнес я, обращаясь то ли к Майке, то ли к постовому.

***

Остаток того сумасшедшего дня я провел в полицейском участке, куда меня привезли для дачи показаний и составления протокола. Насколько я понял, мне светил внушительный административный штраф, а неопрятный, воняющий потом дежурный, зловредно прищурившись, пообещал мне незабываемую ночь в приятной компании бомжей в местном «обезьяннике». Пришлось опозориться и позвонить отцу.

Пока я сидел и ждал, когда он приедет и решит мою маленькую проблему, пришел отчет от команды спасателей, на всякий случай все же отправленной на поиски Горыныча. Допрашивавший меня говнюк в полицейской форме с нескрываемой ехидцей сообщил, что спасатели прочесали все подземелье в указанном мною квадрате, и не нашли никаких следов борьбы или крови, а единственным обнаруженным ими трупом оказалась дохлая и полуразложившаяся крыса.

Тело Севки бесследно исчезло. Судя по всему, монстру хватило времени, чтобы избавиться от улик.

Появление отца на пару с незнакомым крутым дядькой наделало в участке много шума. Минут через сорок я уже сидел в автомобиле Пригожина-старшего и наблюдал, как его бесстрастно-высокомерное лицо меняет свое выражение. Губы отца брезгливо поджались, а в глазах застыло презрение. Ну конечно же! Ему как обычно было глубоко наплевать на мои чувства. Главное – это его репутация, а я опять опозорил отца в глазах общественности.

Поиграв желваками, Пригожин-старший приступил к чтению нотаций.

– Ким, я устал тянуть тебя за уши в светлое будущее. Другие люди в двадцать пять лет уже имеют за плечами какие-то достижения, строят карьерные планы. А тебе ничего не нужно! Неужели ты вечно собираешься жить за мой счет, строя из себя болванчика? Ведь ты же умный парень, сынок.

– Послушай, пап, у меня голова просто раскалывается, – взмолился я. – Обещаю, что завтра я приеду к вам с Ириной домой, и мы поговорим.

– Тогда приезжай после одиннадцати к нам на квартиру. Ирочка на полдня уедет к своему косметологу, и я смогу улизнуть с дачи обратно в город.

В голосе отца просквозили просительные нотки. Мы оба отлично знали, что молодая мачеха терпеть меня не может, и каждая наша встреча заканчивается, в лучшем случае, язвительной пикировкой с последующим скандалом, закатываемым Ириной моему отцу. Немудрено! По мнению Ирины, я являлся опасным и недостойным конкурентом ее маленькому сыну – моему сводному брату, в отличие от меня – полнейшей копии Пригожина-старшего.

Достигнув молчаливого согласия, мы с отцом расстались. Он высадил меня у подъезда и быстро отъехал, словно бежал от меня, как от прокаженного. Я поплелся домой, даже не обернувшись. Закинувшись успокоительным, который всучила мне сердобольная фельдшер со скорой помощи, я завалился спать мертвецким сном.

Проснувшись наутро от настойчивых трелей будильника, я с полчаса провалялся в постели. Солнечные лучи проникали в не зашторенное окно. На подоконнике примостился голубь, косящий нахальным глазом сквозь стекло в надежде чем-нибудь поживиться. Воскресенье обещало быть жарким, хотя по прогнозу во второй половине дня ждали приход циклона.

В то утро все события прошедшего дня казались мне страшным сном, который нужно поскорее выкинуть из памяти. При этом дергающая сильная боль и основательная ссадина на затылке доказывали, что все случилось взаправду.

Рука лениво потянулась к мобильнику, лежащему на низкой прикроватной тумбочке. Пять непринятых входящих звонков и все – от Горыныча. Дикость какая-то! Такого просто не может быть! Перед глазами ярким пятном высветилось смертельное объятие, в котором серый монстр зажал Севку, впившись своими острыми, как крючья мясника, когтями глубоко ему в череп.

Не знаю, что меня дернуло, но я нажал на вызов, заранее приготовившись услышать чужой голос, который сообщит мне, что Севку нашли. Раздалось несколько гудков, и я малодушно приготовился прервать звонок.

И вдруг мне ответили.

– Ким, братан, вот ты, блин, даешь! – раздался бодрый голос Горыныча. – Ну и шоу ты вчера устроил!

– Это что за розыгрыш такой? – с трудом выдавил я. – Я же своими глазами видел, как тот монстр рвал тебя, а потом отбросил, и ты уже не дышал.

– Ну ни фига себе у тебя фантазия! – присвистнул Севка. – Давай я лучше расскажу тебе, как все было на самом деле. Когда в подземке тряхнуло, и начался обвал, у тебя случился странный панический приступ. Вдруг ты стал вести себя неадекватно, бормотал, что повсюду видишь жутких чудовищ. Я пытался уговорить тебя вернуться к группе, но ты впал в истерику и бросился бежать по тоннелю. Я рванул за тобой, но не успел догнать. Ты выбежал на станцию, а потом потерял сознание.

– Предположим. Тогда почему тебя не было рядом со мной, когда приехала скорая? – недоверчиво спросил я.

– Не хотел лишний раз пересекаться с ментами.

Горыныч ответил подозрительно быстро, и я заподозрил, что вся его речь была заранее отрепетирована.

– То есть ты хочешь сказать, что у меня в подземке поехала крыша?

Прозвучало обиженно, хотя версия Севки выглядела весьма правдоподобно, и мне было бы гораздо легче поверить именно в нее, чем в существо, рожденное червоточиной в пространственно-временном континууме.

– Такими вещами не шутят. Тебе бы провериться у врача, – на полном серьезе посоветовал мне Севка. – Знаешь, ты меня вчера по-настоящему напугал. Ладно, братан, еще увидимся, – скомкал разговор Горыныч и нажал на отбой связи.

Я еще некоторое время сидел на краю кровати и пялился в погасший экран мобильника, пытаясь переварить услышанное от друга. Может быть, Севка прав, и мне нужно обратиться к психологу, или сделать МРТ головного мозга? В голове возник резонный вопрос: «А что, если Горыныч не врет, и там, на заброшенной станции метро я в самом деле словил глюк?» Со мной явно что-то происходило, но я пока блуждал в потемках в поисках ответов.

Опять завалившись на подушку, я вошел в мобильный интернет и принялся рыться в информационной помойке из статей и постов на тему аномалий в городском метро. Одна публикация меня зацепила. В ней бывалый диггер, ведущий свой блог, рассказывал, что в той самой заброшенной части подземки, где мы с Севкой имели глупость вчера побывать, часто происходили необъяснимые мистические явления. На страничке было выложено несколько фотографий законсервированной станции, и я сразу узнал ленту эскалатора, ведущего вниз на недостроенный старый перрон. Кроме того, блогер утверждал, что обнаружил в архивах метрополитена рассказы метростроевцев, которые видели в подземелье призраков из прошлого и слышали пугающие потусторонние звуки.

Отбросив мобильник в сторону, я закрыл глаза и помассировал их пальцами. В мозгу царил полнейший сумбур, и я никак не мог собраться с мыслями и проанализировать факты. Я уже не знал, чему верить. Не мог же Горыныч воскреснуть и потом придумать чудовищную ложь про то, как я в приступе клаустрофобии обделался от страха? Или все-таки мог? Интересно, что бы на это сказал мой бывший научный руководитель профессор Лозинский. Скорее всего, он бы посоветовал подойти к проблеме, как к решению математической задачи.

Внезапно, как по щелчку, меня опять вышибло из реальности. В голове возник образ железнодорожного пути, на котором стоял старинный, будто сошедший с книжной иллюстрации вагон. Выведенная золочеными буквами надпись на черном фоне, украшающая глянцевый бок поезда, сразу же бросалась в глаза. Я мысленно сощурился, пытаясь прочитать ее, но видение железнодорожного вагона почти сразу же пошло рябью и растворилось в мглистом тумане.

Я вновь оказался в кромешной темноте, почувствовав себя маленьким, одиноким и растерянным. Клюнув подбородком себе в грудь, я случайно заметил, что держу в руках твердый и гладкий на ощупь предмет. Я поднял его повыше, чтобы рассмотреть.

Игрушка, деревянный слоник – вот, что я прижимал к своей груди. Давно потерянное и наглухо заблокированное памятью воспоминание из далекого детства. Как же я мог об этом забыть?!

Обратно в реалии обыденной жизни меня бесцеремонно выдернула одиночная трель напоминания, установленного в мобильнике. Решив на время отложить копание в своей голове, я начал суетливо собираться, сообразив, что обещал приехать к отцу не позднее половины двенадцатого. Вызвав такси, я заранее приготовился к тяжелому разговору с предком.

***

Отец уже ждал меня. Он распахнул входную дверь, пропуская в квартиру. Я протиснулся бочком, ощущая себя чужим в этом отделанном в современном стиле, излучающем благополучие, но холодном доме.

Мы уселись на кухне друг напротив друга на высоких барных стульях, таких новеньких и гладких, что очевидно ими редко пользовались. Ирине такое оформление казалось стильным, а я помнил, какой наша кухня выглядела, когда мы жили втроем с мамой и частенько засиживались здесь допоздна. В те времена эта квартира в кирпичном сталинском доме на Соколе совсем не выглядела такой шикарной. Пригожин-старший объединил ее с соседней трешкой гораздо позднее, когда дела у него пошли в гору.

К сожалению, многие события детства стерлись у меня из памяти, но я хорошо помню, как отец жарил на плите яичницу и тосты, а я раскладывал на большом кухонном столе бумагу и цветные карандаши и рисовал. Мама брала мои каракули в руки и внимательно их рассматривала. Кажется, эти рисунки многое для нее значили. По крайней мере я помню, что она никогда их не выбрасывала, а складывала в большую коробку из-под обуви и бережно хранила.

– Пап, а мои детские рисунки совершенно случайно не сохранились? – внезапно слетело у меня с языка.

– Нужно слазить на антресоли. Вроде бы я туда спрятал твои старые игрушки и мамину коробку, в которую она складывала всякие памятные вещицы. Там – не только твоя мазня, но и первый букварь, твои любимые сказки, счастливый желудь и еще много разной белиберды. Твоя мама почему-то была уверена, что эти сокровища обязательно пригодятся, когда ты вырастешь. Берегла эту старую коробку вплоть до своего исчезновения.

Отец резко замолчал, задумчиво уставившись на свои обутые в домашние шлепанцы ноги.

Нас мало что объединяет, но воспоминания о маме – то немногое, что мы с отцом бережно храним и никогда не обсуждаем. Думаю, он действительно безумно ее любил, раз до сих пор не поддался на манипуляции Ирины и не продал нашу старую квартиру. Мне почему-то кажется, он все еще ждет и надеется, что мама вернется.

– Почему мы никогда не говорим о ней? – задал я неожиданный и не самый логичный вопрос.

– Как раз сейчас говорим, – сухо и односложно ответил отец.

Между нами повисла неловкая пауза. Мы оба не знали, стоит ли продолжать этот диалог.

– Знаешь, мама тебя очень любила. Я даже ревновал, – голос отца прозвучал надтреснуто, как плохая аудиозапись. – Незадолго до того, как она пропала, твоя мама заставила меня поклясться, что я как следует позабочусь о тебе. Думаю, я сдержал свое обещание. И раз уж тебе так ненавистна работа в моем банке, то я больше не стану настаивать. Пока еще не поздно все изменить. Ищи свой собственный путь.

Я удивленно покосился на отца. В другой раз я бы обязательно что-нибудь съязвил, но в тот момент не нашелся с ответом. Оказывается, я совершенно его не знал, считая заносчивым сукиным сыном, для которого статус и деньги важнее всего на свете. И вдруг я увидел отца в совершенно ином свете.

Напротив меня сидел, сгорбившись и навалившись на столешницу, немолодой уставший человек, нашедший в себе мужество признать, что возможно он был не прав. Такое откровение шокировало меня. Теперь я понял, что отец искренне хотел, как лучше, но не учел, что я никогда не смогу быть таким, как он.

Чувствуя себя неловко, я машинально прошелся рукой по голове, не столько пригладив, сколько взъерошив волосы.

– Спасибо, пап! – произнес я.

Прозвучало по привычке с виноватой интонацией, хотя по-настоящему я испытывал только сожаление.

И раз уж у нас получился день откровенных разговоров, то я решил задать отцу еще парочку волнующих меня вопросов.

– Скажи, а ты не помнишь: когда я был маленьким, со мной не происходило ничего необычного?

Отец недоуменно выпучил глаза. Кажется, я снова не нарочно вывел его из зоны комфорта.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты понимаешь, – замялся я, подыскивая правильные слова. – Последние два дня мне мерещится всякая фигня. Я вижу странных серых существ, чем-то похожих на летучих мышей. И я почему-то уверен, что сталкивался с подобными видениями, когда был маленьким.

Весь этот текст я выпалил залпом, заранее стыдясь самого себя. Мысли, облеченные в словесную форму, тут же показались мне жутким бредом, и я боялся встретиться с отцом взглядом, чтобы не прочитать в его глазах непонимание и насмешку.

Однако вышло совсем не так, как я ожидал. Отец напряженно сдвинул брови, а кончики его губ поехали вниз, придав лицу обиженное выражение.

– Тебе было пять, когда все началось, – недовольным тоном признался отец. – Ты жаловался, что во сне видишь Серых человечков. Ты всегда был ребенком с буйной фантазией, и я считал, что твои видения не являются особой проблемой. Однако маму это сильно обеспокоило, и она потащила тебя к психотерапевту. Тот заверил нас, что детские кошмары связаны с твоей повышенной возбудимостью, и со временем пройдут. В качестве терапии он посоветовал дать тебе возможность выплеснуть свои страхи на бумаге, так сказать, освободить подсознание. Тогда-то ты и начал рисовать.

– И как долго все продолжалось? – взволнованно спросил я.

– Около полугода, и прекратилось в одночасье. Тебя словно переключило, и больше мы о Серых человечках не вспоминали. Ты перестал рисовать и увлекся математикой. Мы так с мамой тобой гордились! К первому классу ты уже решал в уме довольно заковыристые задачки.

– Ага, я помню, как ругалась математичка, что я знаю правильное решение примера, но не всегда могу объяснить, как его вычислил. – Я закивал, улыбаясь. – Так я пороюсь на антресолях?

– Только ничего не испорти! – к отцу вернулась его обычная самоуверенность. – И давай побыстрее. Ирочка, кажется, что-то заподозрила.

Отец продемонстрировал засветившийся экран поставленного на беззвучный режим мобильника – звонила его молодая жена.

Я последовал его совету и быстренько влез на стремянку. Вскоре у меня в руках обнаружилась добытая из недр пыльных антресолей добыча – старая обувная коробка, перетянутая прозрачной изолентой.

– Вскроешь ее? – со смесью нервозности и любопытства поинтересовался отец.

– Потом. Ты же сам сказал, что пора валить отсюда, – огрызнулся я.

– Так что ты решил насчет работы? – резко переключился на другую тему мой предок. Кажется, отведенный им на сегодня лимит искренности и отцовской любви был исчерпан.

– Пока не знаю.

Я пожал плечами и двинулся в сторону входной двери.

Отец проводил меня разочарованным взглядом и только. Услышав, как за моей спиной захлопывается дверь и проворачивается замок, я испытал привычное ощущение облегчения, покинув ставшую мне чужой родительскую квартиру.

***

Заветную коробку я не удержался и вскрыл по дороге домой в такси. Подрагивающими руками вытащив стопку напоминающих каракули цветных карандашных рисунков, я всмотрелся в самый верхний из них. Оцепенев от шока, я едва не выронил листок из художественного альбома. Там пятилетний Ким очень похоже изобразил морду Серой твари, оскалившейся и демонстрирующей свои остро заточенные клыки.

Следующая картинка изображала Серую тварь и стоящего рядом с ней маленького человечка с копной кудрявых волос. Его ручка-палочка протянулась к забавному существу, в котором, благодаря вполне правдоподобно прорисованным длинным ушам и хоботу, угадывался большой слон. Объемное туловище животного поддерживала планка с тремя кружками по бокам.

Придерживая рисунки в правой руке, левой я потянулся к еще одной вещице, спрятанной на дне картонного хранилища. Вот тут-то мне окончательно поплохело. Пришлось срочно открывать окно автомашины нараспашку и высовывать лицо, подставив его встречному ветру, чтобы хоть как-то отдышаться.

Слоник на колесиках, деревянная игрушка из моего утреннего видения – вот что я отыскал в обувной коробке моей матери.

Рассматривая свою мазню, я вынужденно признал, что в пятилетнем возрасте художник из меня был аховый. В то же время все мелкие, но важные для меня детали были подмечены на удивление верно. На рисунке маленький Ким не случайно изобразил слоника, стоящего именно на трех кругах. У деревянной игрушки, хранившейся в материнской коробке, тоже было три щербатых, вытертых от частого катания по полу колесика. Видимо четвертое по неизвестной причине отвалилось и пропало, а родители так и не починили мне слоника, оставив хромать на одну лапу.

Немного придя в себя от изумления, я ощутил настоятельную потребность поговорить хоть с кем-нибудь о своем открытии. Не задумываясь, я нажал на повторный вызов. Севка знал меня с первого класса, и кто, как не он, мог выслушать меня и поверить, как бы фантастически не звучала история. Да и, честно говоря, я просто не знал, кому еще могу довериться.

Однако на сей раз Горыныч не спешил снимать трубку, сбросив мой исходящий вызов. Я перезвонил, но бездушный механический голос сообщил, что вызываемый абонент находится вне зоны доступа. Такое нелогичное поведение друга, обзвонившегося этим утром, показалось мне несколько странным, заставив призадуматься.

С Севкой явно что-то случилось – я это нутром чувствовал. А ведь уже почти уговорил себя, что вчера в подземке все было не по-настоящему. Однако теперь сомнения нахлынули на меня с удвоенной силой.

Сложив все свои находки обратно в коробку, я полистал список контактов и отыскал телефон Севкиной мамы. Втянув носом застоявшийся запах давно не чищенного салона дешевого такси, я затаил дыхание и нажал на вызов. Услышать плохие новости мне отчаянно не хотелось, но иного варианта удостовериться, что с другом все в порядке, я в тот момент не придумал.

Разговор с тетей Людой длился меньше минуты. Мама Горыныча сказала, что он звонил ей, как и мне, этим утром и заверил, что жив-здоров и собирается отогнать свою обожаемую тачку в автосервис. Звучало правдоподобно. И все-таки червячок сомнения уже поселился в моем организме и совершенно не собирался оттуда выползать.

Следующий звонок я сделал знакомому автомеханику. Горыныч доверял прикасаться к своей Синеглазке исключительно ему, и я был уверен, что Палыч не подведет.

– Салют, Ким! – деловито, перекрикивая адский шум, царящий в автомастерской, приветствовал меня приятель. – Давай сразу к делу, а то я занят.

– Можешь подключиться к системе и разыскать, где сейчас находится тачка Горыныча?! – напрямик спросил я механика после того, как услышал, что Севка в автосервис сегодня не приезжал и даже не звонил.

– Не вопрос! – живо откликнулся Палыч, и не подумав спросить, для чего мне это понадобилось. – Но будешь мне должен. Хочу заполучить твои чертежи, по которым прокачали Синеглазку. Эх, Ким, такой гений автомеханики пропадает. Бросай ты свой банк и переходи к нам. С твоим инженерным талантом отбоя от клиентов не будет.

– Предложение заманчивое. Если надумаю – дам знать, – малодушно пообещал я в ответ на его тираду и поскорее нажал на отбой звонка.

Таксист уже заворачивал во двор моего дома, когда пискнуло сообщение. Палыч сдержал слово и прислал GPS-координаты места, где была припаркована спортивная тачка Горыныча. Со слов автомеханика машина стояла на приколе уже больше суток.

Забив координаты в навигаторе, я убедился в правильности своих самых мрачных предположений. Автокар Севки дожидался своего владельца там, где мы его оставили вчера перед тем, как спуститься в подземный коллектор.

От нехорошего предчувствия у меня сильно заныло слева под ребрами. На улице стояла летняя жара, а меня пробрал холодный озноб. Мне ничего не привиделось. Севка на самом деле пропал. Последовав за мной в заброшенные катакомбы, он больше оттуда не возвращался. Но кто тогда звонил мне утром? Голос Горыныча я ни при каких условиях не мог спутать ни с чьим другим.

Мозг взорвался от миллиона различных версий. Кому, черт побери, понадобилось меня так жестоко разыгрывать? Или этот некто намеренно позвонил мне, чтобы заставить поверить в то, что Севка не погиб, и я все выдумал про встречу с монстром?

Между тем шофер такси затормозил, безуспешно пытаясь разъехаться со встречным автомобилем и костеря на чем свет стоит строителей, запроектировавших наши неудобные, узкие дворы – путаный лабиринт городских кварталов. Это отвлекло меня от собственных переживаний, и я принялся увлеченно следить за противостоянием двух агрессивно настроенных водителей, не торопясь выходить из салона такси. В довершение ко всему на улице начал накрапывать мелкий дождик. Синоптики в кое-веки не ошиблись с прогнозом.

Благодаря этой счастливой, как вскоре выяснилось, случайности, я передумал возвращаться к себе. На душе было муторно, и я не представлял, как смогу провести вечер в одиночестве после всего, что сегодня узнал. Не обращая особого внимания на недовольное бормотание таксиста, я попросил его отвезти меня обратно в центр города, назвав адрес кафе рядом с работой.

Через полчаса я выскочил из машины, и, прижимая к груди картонную коробку с домашними раритетами, рванул под металлический козырек над входом в мое любимое заведение общепита. Кафе было заполнено людьми, поспешившими укрыться от набирающего обороты дождя, и я, набравшись наглости, занял большой круглый стол в зоне детской анимации.

В знакомой обстановке и в окружении людей я наконец-то почувствовал себя в безопасности, и преследующее меня ощущение грядущей катастрофы на время отступило. Махнув рукой знакомой официантке, я разложил перед собой рисунки и принялся их внимательно изучать. Интуиция подсказывала мне, что часть ответов на роящиеся в моей больной голове вопросительные знаки, кроется именно в этих мальчишеских каракулях.

***

– Привет! Голова уже не болит?

Мой рассеянный взгляд переместился вверх от полированной, местами покрытой царапинами столешницы и уперся в Майку. Я так увлекся разглядыванием разложенного на столе пасьянса из карандашных рисунков, что не заметил, как девушка подошла и встала рядом. На секунду задумавшись над ответом, я вдруг понял, что совершенно забыл о боли. Затылок до сих пор саднило, и если потрогать, то можно было нащупать плотную, как картофелина, шишку, но теперь это казалось несущественной мелочью.

– Я присяду? – невозмутимо поинтересовалась Майка и почти сразу же опустилась на стул рядом со мной. – Любопытные картинки. Ты решил поностальгировать?

– А-а, ты об этом! – откликнулся я, наконец прекратив тупить. – Нашел сегодня на антресолях.

В тот момент я прекрасно понимал, как выгляжу в глазах Майки. То, что для меня имело архиважное значение, она наверняка расценивала, как ненужный хлам, который давно пора выкинуть на помойку.

– Кстати, нам давно пора познакомиться. Я – Майя, но думаю, ты уже в курсе.

Майка совершенно по-мужски протянула мне руку. Я сначала стушевался, а затем тряхнул ее ладонь так крепко, будто хотел что-то доказать.

– Ким, – пробурчал я и снова замолчал.

Знаете, как это иногда бывает: вот ты ждешь, мечтаешь, чтобы сбылось заветное желание, надеешься на счастливую случайность. А потом это внезапно происходит, но тебе кажется страшно несвоевременным и совсем не таким, как ты представлял это у себя в голове. Именно так я почувствовал себя в тот самый момент. Присутствие Майки отвлекало и мешало мне сосредоточиться, и я уж точно не был готов к ухаживаниям.

– Слушай, а тебе работать разве не нужно? – бестактно поинтересовался я.

– У меня дневная смена закончилась. Да и народ уже начал расходиться, – пояснила Майка, обведя выразительным взглядом полупустой зал кафе.

Летний дождь пролился и закончился также скоро, как и начался. Посетители потянулись на свежий, напоённый влагой и запахами умытой листвы вечерний воздух.

Я исподтишка покосился на Майку. Она слегка наклонилась, уставившись на мои странные, сюрреалистические рисунки. Кажется, ей действительно было интересно, а в ее лучистом взгляде я не отыскал ни капли иронии или скрытой насмешки.

– И зачем тебе понадобились все эти изображения? – Майка упорно не сдавалась, пытаясь разговорить меня, несмотря на угрюмое выражение моей физиономии.

– Пытаюсь нащупать связь между моими детскими фантазиями и тем, что я видел вчера в подземке.

– Когда мы вчера пересеклись в метро, ты выглядел чем-то очень сильно напуганным. Так что там произошло?

– А тебе не все равно? – насупился я.

– Ты не можешь знать наверняка, – сердитым тоном возразила Майка. – Не могу забыть, какой у тебя был затравленный взгляд, когда ты смотрел в сторону тоннеля. А еще ты постоянно повторял, что на нижнем уровне остался человек, которого нужно обязательно спасти.

– Только мне никто не поверил. Я слышал, что сказали в полиции. Они все прочесали, но никого не обнаружили. В отделении на меня все пялились, как на дурачка или обкурившегося какой-нибудь дрянью.

– Я поверила. Утром я разыскала вашего проводника через кое-каких знакомых. Никита, кажется так его зовут.

Я утвердительно кивнул.

– Он долго отнекивался. Боялся, что я сдам его ментам. Потом все же разговорился. Так что я знаю, что вся ваша группа там, под землей столкнулась с необъяснимым явлением сродни землетрясению. В результате из опасной зоны выбрались все участники экспедиции, за исключением двоих. По описанию Никиты ты похож на одного из них. Такой же худощавый, неспортивный и с густой копной кудряшек. – Майка состроила дурашливую мину и без спросу пробежалась пальцами по моей шевелюре, вынудив меня робко улыбнуться. – Второго диггер охарактеризовал, как крутого свойского парня, который нигде не пропадет.

– Севка. Мой самый лучший и, пожалуй, единственный друг, – с тяжелым вздохом признался я. – Он двинул за мной, когда все началось. Потом на него напали, и я ничего не смог поделать. Просто убежал, как последний…

Майка все поняла. Она придвинулась ко мне почти вплотную и сочувственно погладила по руке. Терзающее меня чувство вины при этом никуда не исчезло, но стало чуть-чуть легче.

Сам не знаю, как это получилось, но мы засиделись в кафе до самого его закрытия, и я постепенно, не вдаваясь в лишние подробности, рассказал Майке свой секрет. Скепсис в ее глазах сменился изумлением, а потом и заинтересованностью.

Незаметно для меня и Майки за разговором пролетело примерно два часа, и за большим панорамным окном кафе разлились золотисто-лиловые сумерки. Всю столешницу большого круглого стола полностью покрывали рисунки. Мы то и дело перекладывали их, меняли местами, но цельная картинка так и не складывалась. Помимо изображений Серых существ бумажные листы были исчерканы рядами выведенных детской рукой символов. Один из них я узнал. Именно такой знак светился на двери, ведущей на нижний уровень подземелья, где я отыскал открывшуюся пространственную червоточину.

Я пересмотрел все картинки заново. Символ повторялся еще несколько раз. Такой же знак спрятался на рисунке, изображающем железную дорогу, уходящую в темный тоннель. Майка подключилась к поискам и вытащила раскрашенный красным карандашом рисунок червоточины, который я поначалу принял за намалеванный огонь. Мы недоуменно переглянулись. Судя по всему, нам удалось нащупать систему.

С этого момента мы принялись за работу с удвоенной энергией, ища в детской мазне скрытый смысл.

– Тебе не кажется, что эти цепочки знаков напоминают шифр? – предположила Майка. – Я могу прогнать их через специальную программу – вдруг что-нибудь да выскочит.

В тот же миг меня озарило. Хлопнув себя ладонью по лбу, я импульсивно подскочил на месте и снова упал обратно, буквально прилипнув взглядом к неровным рядам каракулей. Мысленно я обругал себя за невнимательность. Все же с самого начала лежало на поверхности!

Майка отстранилась от меня и подозрительно прищурилась.

– Признавайся, ты о чем-то догадался?

– Есть одно дурацкое предположение, – отмахнулся я, на всякий случай решив оставить догадку при себе. – Но сначала я должен кое-что проверить.

Старательно отводя загоревшиеся азартом глаза, я сгреб все рисунки в охапку и не слишком аккуратно засунул их в картонную коробку. Благодарно чмокнув обескураженную Майку в щеку и поклявшись позвонить ей на следующий день, я пулей вылетел из готовящегося к закрытию кафе.

Понимаю, что тогда я повел себя не слишком красиво, и сильно рисковал испортить едва завязавшуюся дружбу с Майкой. Однако я очень торопился, боясь упустить важную мысль, возникшую на подкорке сознания.

Дело было в том, что каждый мой рисунок в отдельности мало что значил. Увидеть закономерность я смог, только в прямом смысле слова сложив все изображения в единый пазл. Трудно было поверить, но пятилетний ребенок, видимо сам того не подозревая, вывел на альбомных листах для рисования сложнейшую физическую формулу.

В тот момент я окончательно осознал, что просто обязан разобраться в происходящем. И первое, что мне предстояло сделать – это вычислить, что за тайна зашифрована в длинной цепочке математического кода.

***

Старый ночной двор встретил мое возвращение домой не особо гостеприимно. Лампочка у входа в подъезд прерывисто и неровно моргала, словно подавая сигналы при помощи азбуки Морзе. Время приближалось к полуночи, и единственным моим желанием было поскорее прошмыгнуть в неприбранное, холостяцкое, но зато такое надежное нутро моей однокомнатной квартирки. Вцепившись в заветную обувную коробку, как в спасательный круг, я выбрался с заднего сидения салона такси и поспешно, пока водитель не отъехал от тротуара, зашагал к дому.

Чутье сработало, намного опередив все остальные чувства. В свете медленно подыхающей лампочки мелькнуло бестелесное пятно. В тот же миг меня пробрал нервный озноб. Сумрачная тень наблюдала за мной из темноты. Достаточно было сделать шаг в сторону, и я наверняка смог бы дотронуться до нее рукой.

Я покосился по сторонам. Как назло, двор совершенно опустел. Лишь на другом конце дома недовольно тявкнул соседский пес, а из открытого настежь окна третьего этажа заорал включенный на полный звук телевизор. Не позволив страху безраздельно взять надо мной верх, я юркнул в подъезд, захлопнув за собой металлическую, недавно окрашенную в отвратительно-оранжевый цвет дверь. В два прыжка достигнув лифта, я, как придурок, начал лихорадочно жать на кнопку вызова.

Лифт ехал ужасающе медленно и конечно же с самого верхнего этажа, и я нетерпеливо пританцовывал на месте. Не прошло и секунды, как с тихим стоном подъездная дверь отворилась, впуская кого-то внутрь. Нервы у меня окончательно сдали. Я просто не смог заставить себя дождаться и взглянуть на того, кто зашел в подъезд следом за мной.

Почти бездумно, уподобившись пугливому горному барану, я рванул вверх по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек. Несмотря на кризисную ситуацию, в мою гудящую от переизбытка мыслей башку пришло, что зря я раньше не занимался спортом. Нужно начать бегать по утрам, раз уж вторые сутки приходится переставлять ноги в темпе, многократно превышающем мой обычный шаг.

Наконец-то долгожданный лифт доехал до первого этажа, раскрыл свои створки, постоял несколько секунд и, не дождавшись пассажиров, снова захлопнулся. Сонный дом вновь затих, и в его равнодушной тишине раздались почти неразличимые для слуха шаги. Кто-то крался за мной, не торопясь себя разоблачить. Больше сомнений не оставалось – меня определенно преследовали.

Я почувствовал себя загнанным в ловушку. Руки судорожно стискивали коробку. Вряд ли удастся быстро вытащить из кармана мобильник и набрать экстренный номер службы спасения. Оставалось только заорать что-нибудь несуразное и молиться, чтобы хоть один из соседей услышал меня и выглянул на шум.

Я достиг предпоследней ступеньки пятого этажа, когда на удачу резко распахнулась дверь, выпустив на лестничную клетку сурового вида, в домашнем халате и бигуди женщину лет за пятьдесят с двумя мусорными пакетами в руках. Метнувшись вправо, я едва проскочил мимо корпулентной дамы, выпалив на бегу: «Добрый вечер», после чего она перекрыла своей раздобревшей фигурой проход на лестничный марш. До моих ушей долетело ее недовольное бормотание. Но разве можно было обижаться на эту святую женщину?! Да я был готов расцеловать столь вовремя появившуюся соседку.

Пробежав еще три этажа, я наконец добрался до собственной квартиры. Каким-то чудом я не промахнулся и, зажимая коробку подмышкой, с первого раза вставил ключ в замочную скважину, а затем ввалился внутрь. Подперев собой дверь, я тяжело и часто задышал, дожидаясь, когда сердце в груди прекратит свой безумный первобытный танец.

Немного придя в себя, я повернулся и взглянул в монитор домофона. Не могу утверждать со стопроцентной уверенностью, но тогда мне показалось, что снаружи, в коридоре кто-то есть.

Отшатнувшись, я вспотевшей ладонью нащупал клавишу выключателя. Успокоиться получилось только после того, как вся моя маленькая квартира осветилась ярким электрическим светом, а желудок обожгло крепкое спиртное.

О том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи! Всю ночь я корпел над расшифровкой отдельных символов и пиктограмм, воссоздавая компьютерную модель того, что было зашифровано в рисунках. Значение некоторых знаков приходилось определять интуитивно, а один из символов так и остался для меня загадкой. Я поискал похожую аббревиатуру в Сети, но интернет тоже впал в ступор.

Анализируя хаотическое нагромождение записанных детской рукой знаков, я не находил в них системы. И уж простите за каламбур, но хоть какая-то ясность в моих рисунках начала вырисовываться лишь к утру понедельника, когда за окном окончательно рассвело, и во дворе зарычали моторы автомобилей, готовящихся везти своих владельцев на работу.

В результате, после многочасового ночного бдения я был вынужден признать, что ошибался, приняв записи за физическую формулу. Мальчишеские каракули хранили в себе зашифрованное послание, в котором проскакивали общепринятые математические знаки. Однако перевести этот код, как ни бился, я пока не сумел.

Мне удалось распознать лишь отдельные фрагменты: расчет нагрузок для какого-то прибора, координаты, выходящие за пределы досягаемости, и повторяющийся символ, который навсегда отпечатался у меня в мозгу. Светящийся знак на двери, ведущей в преисподнюю. Магический ключ, который открывает границу между светом и тьмой.

***

Взглянув на часы, я протяжно застонал. Почти половина восьмого, и я честно признался самому себе, что ни в какой офис сегодня не поеду. Кое-как, с ошибками набросав короткое сообщение шефу, я наврал, что простудился и заболел. Заранее было ясно, что он не поверит, но мне было глубоко наплевать на просвещенное мнение моего начальства. Ведь я уже твердо решил, что напишу заявление об уходе. Вот только сначала разберусь с доставшейся мне в наследство загадкой.

Приняв окончательное решение, я вновь засел за комп. Пискнуло входящее сообщение, но я даже не потрудился его прочесть. Наверняка это шеф со своими обычными угрозами в очередной стотысячный раз наябедничать отцу. Вместо того чтобы переживать по столь незначительному поводу, я продолжил разбирать свои каракули.

Ближе к девяти утра мои глаза слипались, и я весь раззевался, раскрывая рот точно большой ленивый бегемот. Мой измученный бессонницей и стрессом мозг наотрез отказывался мыслить образно, а просматриваемые изображения наслаивались друг на друга, сливаясь в беспорядочную массу. Пришлось отложить поиски истины в сторону и пару часиков вздремнуть.

Как ни странно, мне снилась Майка. Она игриво взъерошила мои непослушные кудри и засмеялась. Я залюбовался ею. Мы стояли так близко, что я разглядел родинку у нее на шее и вдохнул ее запах. Оказалось, Майка не пользуется духами. Зато от ее кожи исходил потрясающий аромат желания: корица, капелька мускуса и свежесть весенних цветов. Искушение было слишком велико, и я наклонился, прижавшись губами к ее ключице. Майка была не против. Я стал действовать чуть смелее. Мои руки отправились в волшебное путешествие, исследуя изгибы податливого женского тела…

Проснулся я от того, что кто-то настойчиво звонил в дверь. Досадливо поморщившись, я уселся на кровати и потер кулаками глаза, с неохотой избавляясь от остатков такого чудесного сна.

Подкравшись, я с некоторой опаской взглянул на экран домофона и увидел под дверью своей однокомнатной квартиры возмущенную соседку с пятого этажа. Проявив малодушие и категорически не пожелав открывать дверь, я полюбопытствовал, чего добивается эта настырная особа.

Благодаря несущимся из-за стены выкрикам и богатой мимике моей соседки, вскоре выяснилось, что она искала своего кота. Хитрюга выскочил вчера на лестничную клетку как раз в тот момент, когда моя спасительница вышла, чтобы выбросить мусор. Я поклялся ей, что если увижу кого-то похожего на большого рыжего кота с белой манишкой на груди, то обязательно дам знать, а затем с нескрываемым облегчением ретировался в ванную.

Контрастный душ помог мне восстановить не только физический, но и душевный баланс сил. При дневном свете и в привычной обстановке не слишком презентабельной, но уютной квартиры, вчерашние страхи показались мне глупой мальчишеской фантазией.

Покосившись на светящийся компьютерный монитор, заполненный вереницей различных комбинаций из зашифрованных символов, я внезапно понял, что мне нужно с кем-нибудь все это обсудить. В голову пришло только одно имя – профессор Лозинский. Его личный телефонный номер до сих пор хранился у меня в избранных контактах, и я был твердо уверен, что этот математический гений не откажет мне в помощи.

Уже через пять минут я смог убедиться в правильности своего убеждения. Договорившись с профессором, что он будет ждать меня у себя на кафедре в четыре часа пополудни, я, следуя многолетней дурной привычке вечно опаздывать, заметался по квартире. Копию с результатами своих вычислений я записал на флэшку, а коробку с рисунками и деревянным слоником на всякий случай спрятал. Не то, чтобы я боялся покушения на мои дошкольные богатства, но с учетом обстоятельств такая предосторожность не казалась излишней.

Наскоро перекусив парой вкуснейших бутербродов со сливочным маслом и докторской колбасой, я выбрался из дома и помчался на встречу со своим бывшим университетским преподавателем.

***

Эдуард Львович обитал в крохотном кабинете, расположенном рядом с деканатом. В этом узком, напоминающем школьный пенал помещении с трудом уместился массивный письменный стол, сплошь заваленный какими-то справочниками, учебными пособиями и обертками из-под шоколадок, к которым профессор питал особую страсть. На стене висела белая доска, исчерканная формулами, выведенными черным маркером. Эдуард Львович был человеком старой традиции и предпочитал думать и объяснять по-старинке, излагая мысли на письме.

Не успел я подойти к профессорскому кабинету, как оттуда мне навстречу выскочила молоденькая студентка. Ее угловатое некрасивое личико было заплакано, и я сразу же догадался, что за дверью с кривобокой пластмассовой табличкой «Проф. Лозинский Э.Л.» только что разыгралась настоящая драма. Зная характер профессора и его специфическое чувство юмора, граничащее с сарказмом, я живо представил, что пришлось пережить студентке во время пересдачи летней сессии. Издав не слишком эстетичный хрюкающий звук – нечто среднее между страдальческим всхлипом и истерическим смешком, девушка решительно откинула со лба длинную челку и зашагала вдоль по коридору.

Проводив студентку сочувствующим взглядом, я для приличия постучался и вошел в кабинет. Профессор сидел за компьютерным монитором и что-то внимательно изучал. Заметив меня, он вальяжно приподнялся и протянул мне свою широкую крепкую ладонь.

С Эдуардом Львовичем мы не виделись последние года три, и я почти забыл, как разительно отличается его внешность от стандарта, который обычно рисуется при упоминании об уважаемом преподавателе и ученом. Напротив, этот высокий, чисто выбритый мужчина в легкой льняной рубашке и брюках, с трудом застегивающихся в поясе, учитывая немалые габариты Лозинского, производил впечатление сибарита, весельчака и любителя вкусно покушать.

– Итак, Пригожин, рассказывай, что у тебя стряслось, – пробасил профессор. – Признаюсь честно – я заинтригован.

Я набрал побольше воздуха в легкие и тут же задохнулся, не зная, с чего начать.

Лозинский смотрел на меня пытливым взглядом, как в былые времена, когда ждал, что я выдам нестандартное решение заданного им уравнения.

И тогда я решился. Порывисто подойдя к моноблоку профессора и старательно сделав вид, что не заметил выведенный на экран карточный пасьянс, я вставил флэшку в разъем. Затем, отыскав губку, я оттер начисто настенную доску и принялся неистово чертить на ней маркером схему. Закончив, я отошел в сторону, предъявив Лозинскому трикселион из взаимоувязанных событий и моих умозаключений, центр которого венчал не дающий мне покоя символический ключ к вратам в неизвестность.

От расслабленного благодушия Эдуарда Львовича не осталось и следа. Профессор с поразительной живостью подскочил к доске. Сделанные его бывшим учеником записи не просто заинтересовали Лозинского. Я видел, что профессор поражен. Все также прытко он переместился обратно за письменный стол и в состоянии, близком к умопомешательству, начал исследовать мои наработки – все, что удалось извлечь из рисунков двадцатилетней давности.

– Откуда это у тебя? – хриплым басом поинтересовался Эдуард Львович, продолжая неотрывно пялиться в монитор.

– С кухонных антресолей, – прямодушно признался я.

Однако профессор воспринял мои слова, как уклончивую отговорку. Бросив на меня короткий осуждающий взгляд исподлобья, он вернулся к чтению цепочки символов.

– Ты хотя бы отдаешь себе отчет, что за потрясающее, невероятное открытие оказалось у тебя в руках?! – после длительного молчания произнес Лозинский. Встав, он машинально подтянул сползшие с необъятной талии штаны и начал сосредоточенно расхаживать взад-вперед по кабинету. – Конечно, нужно еще тысячу раз все перепроверить. Но если приведенный здесь расчет верен, то мы ничего не знали до сегодняшнего дня о нашей вселенной.

Я аккуратно уселся на единственном свободном стуле и тихо наблюдал за своим бывшим учителем и научным гуру. Кое-что в его эксцентричном поведении не давало мне покоя. Мысленно поместив факты в системную матрицу, я наконец понял, что именно так меня задело.

Лозинский не задал мне главного вопроса: что означает магический знак, помещенный в трикселион. Вывод напрашивался естественным образом: профессор уже видел подобный элемент раньше.

Эдуард Львович выглядел взбудораженным и потрясенным одновременно. Продолжая рассуждать вслух, он подошел к кабинетной двери и запер ее на ключ с внутренней стороны.

– А теперь ты объяснишь мне, что все это значит, – жестко потребовал Лозинский.

– Только после Вас, – нагловато парировал я. – Например, расскажите, как расшифровывается вот этот символ, – ткнул я указательным пальцем в сердцевину своей спиральной композиции.

Профессор отвел взгляд и нервозно прикусил нижнюю губу. Внутри него явно шла психологическая борьба. Эдуард Львович не мог решить, то ли промолчать, то ли откровенно поделиться со мной своими секретами, а потом ждать непрогнозируемых последствий.

В конечном итоге победил ученый, и Лозинский, откашлявшись, заговорил.

– Что ты знаешь про квантовые флуктуации? – Профессор не стал дожидаться моего ответа и продолжил. – Несколько месяцев тому назад мне посчастливилось прочитать научный отчет о результатах исследований американских специалистов. Используя Большой адронный коллайдер, группа физиков обнаружила аномальные квантовые отклонения.

Лозинский опять замолчал, взяв короткую паузу, чтобы собраться с мыслями.

Я внимал каждому его слову, но пока не мог взять в толк, как связаны теоретические исследования элементарных частиц и мое, отдающее фантастикой открытие.

– Существует теория, согласно которой при определённых условиях получится воспроизвести квантовый скачок, используя, условно говоря, тонкие места в существующей материи нашей вселенной. При этом во время переноса частицы, которые мы считаем возникшими из вакуума, прежде чем исчезнуть, заместятся их копией из нашего мира. До настоящего времени считалось, что подобное явление может существовать только гипотетически. Однако результаты последних исследований, обработанные при помощи новейших компьютерных технологий, говорят об обратном.

– То есть, Вы верите в существование разрывов в мировой материи, через которые можно попасть в другое измерение?

Я с превеликим трудом сдержался о того, чтобы сейчас же не выболтать, как воочию видел одну из таких энергетических червоточин.

– Мои коллеги, занимающиеся разработкой данной теории, сходятся в едином мнении, что должен существовать некий ключевой элемент, открывающий переход в параллельный мир. И человечество еще крайне далеко от его открытия.

– Не понимаю, к чему этот Ваш рассказ?

– Формула квантового скачка. Она записана у тебя на флэшке. И я ума не приложу, как ты смог до этого додуматься.

– А символ, который я начертил на доске? Вам удалось его расшифровать? – не унимался я.

– Понятия не имею, – нарочито небрежно отозвался Эдуард Львович. – В твоей интерпретации напоминает три крючка, вписанные в кривую извилину.

Услышав объяснения профессора, я почувствовал сильное головокружение. В подсознании с бешеной скоростью пронеслась догадка, объясняющая то, что я видел в подземном тоннеле метрополитена.

– Это когти, – едва слышно произнес я. – И они впиваются в кору головного мозга.

– Пригожин, я всегда знал, что у тебя буйная фантазия, но не догадывался, чтобы настолько!

Эдуард Львович нервно хохотнул, и я вновь почувствовал, что мой университетский наставник многое недоговаривает. И хотя интуиция подсказывала мне, что теперь игра идет на чужом поле, я отчаянно нуждался в ответах, а независимый взгляд на проблему мог бы очень пригодиться.

Собравшись с духом, я рассказал правду о том, откуда взялись записи на флэшке.

– Звучит захватывающе! – причмокнул губами Лозинский. – В этой истории определенно следует покопаться.

– За этим я сюда и пришел, – признался я. – Думаю, что в знаках содержится какой-то код или даже текст, но мне не удается взломать шифр.

– Возможно, возможно, – точно игрушечный болванчик на качающейся пружинке закивал профессор. – Оставь мне этот ребус. Поколдую с ним на досуге.

Словно неожиданно вспомнив о каком-то важном деле, Эдуард Львович принялся навязчиво выпроваживать меня из своего кабинета. Щелкнув замком, он распахнул дверь и чуть ли не силком вытолкал меня в коридор.

– Буду держать тебя в курсе, и как только что-нибудь выясню, то сразу же позвоню, – пробасил он напоследок, а затем поспешно заперся изнутри.

В тот момент я жутко на него разозлился. Профессор явно хотел поскорее от меня избавиться, но я не понимал почему. К тому же моя флэшка так и осталась воткнутой в разъем компьютера. Эдуард Львович то ли запамятовал вернуть ее, то ли намеренно оставил при себе.

Наморщив нос и состроив вредную гримасу, я нерешительно затоптался на месте. Пару раз стукнув кулаком в дверь, я застыл в ожидании. Однако профессор и не думал открывать.

Оглядевшись по сторонам, я убедился, что широкий университетский коридор совсем опустел. Начались студенческие каникулы, и в здании университета стало непривычно тихо. Доверившись чутью, я приник к двери в попытке подслушать, что за ней происходит.

Совершенно точно Лозинский с кем-то разговаривал по телефону. Слов разобрать не получилось – крепкая деревянная дверь, пережившая не одно поколение студентов, отлично удерживала звук внутри помещения. Зато теперь мне стало ясно, что Эдуард Львович всерьез заинтересовался интеллектуальной загадкой.

До сих пор ругаю себя, что втянул тогда профессора в это дело. Но кто же знал, как все обернется, стоило мне только поделиться своим секретом. Однако в тот вечер я просто ушел, оставив профессора Лозинского в одиночестве разбираться с моей проблемой.

***

Выйдя во двор кампуса, футуристического комплекса из хрома, стекла и идеальных зеленых газонов, я позволил себе немного побыть ребенком и с удовольствием уселся на широкие качели. Обыкновенно шумное пространство переходов между корпусами университета, заполненное галдящими группами студентов и деловитых, вечно спешащих преподавателей, с началом летних каникул погрузилось в расслабленную тишину, нарушаемую только отдаленным равномерным гулом проезжающих мимо автомашин и чириканием птиц, устроившихся в кронах недавно высаженных деревьев.

Покинув тесный кабинет профессора Лозинского, я испытал настоятельную потребность в психологической передышке. Мое сознание не справлялось с переизбытком информации и переживаний. События прошедших нескольких дней втиснулись в узкий временной коридор и закрутились будто торнадо, и я просто физически устал от захлестнувших меня эмоций. Сумбурный и полный недосказанности разговор со старым учителем, на помощь которого я так надеялся, тоже нисколько не упорядочил царящий в моей башке хаос.

Машинально отмахнувшись от назойливо жужжащего над ухом мохнатого насекомого, я вновь погрузился в собственные невеселые думы. Предположим, профессор прав, и меня озарил проблеск гениальности. Но не в пятилетнем же возрасте?! Да и откуда маленькому мальчику знать о теории относительности? Вопросы только накапливались. Я даже не мог выдвинуть мало-мальски правдоподобную теорию, и это обстоятельство меня откровенно бесило. Взять, к примеру, неадекватное поведение Эдуарда Львовича. Как же он переменился, стоило мне заговорить о загадочном символе!

Между прочим, можно было и раньше догадаться, какой скрытый смысл таился в этом мифическом знаке. Я мысленно перенесся в подземный коридор и вновь увидел жуткую до дрожи сцену, как Серый монстр впивается в череп Севки своей когтистой трехпалой лапой.

Брр! Пришлось помотать головой, чтобы избавиться от кошмарного воспоминания.

Откинувшись на деревянную спинку качелей, я лениво наблюдал за тем, как по небу проплывают махровые комья облаков, эффектно подсвеченные золотистыми бликами предвечернего солнца, чей преувеличенно огромный диско-шар медлительно уходил за ломаную линию городских небоскребов. Было тепло, и уходить с улицы решительно не хотелось. Я зажмурился, представив, что все было понарошку: и встреча с Серым существом, и стертые детские воспоминания, и деревянный слоник со сломанным колесиком…

Ощущение, что кто-то стоит у меня за спиной, возникло внезапно. Знакомая вибрация ледяной волной пробежала по всему телу. Я резко обернулся и чуть не свалился, посчитав, что увидел привидение.

Нахально улыбнувшись, Горыныч наклонился ко мне, облокотившись обеими руками о спинку качелей. Я отпрянул от него в испуге и начал оторопело сползать с сидения.

– Ты куда-то торопишься, Ким? Не рад меня видеть?

Шок только усилился. Голос Севки звучал с непривычной издевательской интонацией. Да и одет он был, словно с чужого плеча. Горыныч никогда бы не напялил на себя в жару строгую офисную рубашку, предпочитая спортивный стиль и модные футболки с фирменными лейблами.

Я подскочил на месте, будто ужаленный тем самым мохнатым насекомым, которое недавно так настырно вилось вокруг моей головы. Мои зрачки расширились, словно в них капнули атропином, а взгляд затравленно заметался по сторонам. Я надеялся, что мне повезет и в этот раз, и кто-нибудь случайно пройдет мимо, позволив мне выскользнуть из западни. В тот момент я сильно пожалел, что захотел побыть в одиночестве и забрался в дальний конец герметичной территории студенческого кампуса.

От страха я почти лишился способности соображать нормально. Зато Горыныч оставался все в той же расслабленной позе. Севка, а точнее – монстр, укравший физическую сущность моего лучшего друга, просто наблюдал, не предпринимая никаких попыток схватить меня.

Внезапно меня осенило: он изучал меня, как какую-то диковинную букашку. Я был для Серого незнакомца таким же необъяснимым феноменом, каким и он виделся мне.

– Как ты меня нашел? – выдавил я из себя. – Ты следил за мной?

Клон Севки надменно повел бровью и ничего не ответил, посчитав мой вопрос нелепым.

– Что тебе от меня нужно?

Я заставил себя не отводить взгляд и посмотреть своему необычному преследователю прямо в глаза. Оказывается, видеть кого-то насквозь – не просто литературная метафора. Монстр выглядел, как Севка, говорил его голосом, двигался практически с той же пластикой, что и мой друг детства. Даже татуировка птичьего крыла на внутренней стороне предплечья была скопирована с лазерной точностью. И в то же время ОН не был Севкой. Этот потусторонний гад украл личность Горыныча, но меня обмануть не смог. Я видел ЕГО, как на рентгене. И Серый монстр это отлично знал. Именно поэтому он следил за мной и появился здесь, загнав меня в угол.

Глядя на НЕГО, я гадал, убьет ли он меня прямо сейчас, как Севку, или вдоволь поиздевается перед тем, как прихлопнуть, словно назойливую и вредную мошкару.

– Знаешь, а ты меня по-настоящему удивил, – вдруг произнес Серый человек.

Распрямившись, он неспешно обогнул качели и приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки. Наклонив голову, он уставился на меня, как на музейный экспонат.

– Потому что вижу, какой ты на самом деле?

Я заранее был уверен в его ответе и сильно смутился, когда услышал совсем иные слова.

– Ты не восприимчив к воздействию на мозг. Особи вашего вида не могут сопротивляться исходящим от нас эманациям. Но ты оказался исключением, и это очень любопытно.

Наконец-то я понял: тварь хотела подчинить меня своей воле, но не смогла, и это внушало некоторый оптимизм.

– В нашу первую случайную встречу в метро я решил, что ошибся. Человеку не дано увидеть Крыланов. Однако наше повторное знакомство на заброшенной железнодорожной станции развеяло все мои сомнения. Я доложил Исса. Полагаю, он захочет узнать тебя поближе, – недобро осклабился Серый незнакомец. – И не вздумай опять от меня убегать. Я буду нигде и повсюду одновременно. Ты только впустую потратишь время.

Как ни странно, но прозвучавшая в словах Серого гада неприкрытая угроза подействовала на меня, как отрезвляющая пощечина. Ярость захлестнула мое сознание, а руки сами по себе сжались в кулаки. Естественно, я не совсем тронулся умом, чтобы драться с этим существом, присвоившим себе подтянутое спортивное тело Горыныча. Но и стоять по стойке «смирно» и выслушивать злобные бредни я тоже не собирался. Серый демон четко дал понять, что он не планирует меня убивать, пока не разберется, что же я такое. И раз уж я получил отсрочку исполнения своего приговора, то намеревался использовать отведенное мне время по собственному усмотрению.

– Что ты сделал с моим другом Севкой? – прозвучал вопрос, жестоко терзавший меня с тех пор, как я последний раз видел Горыныча в объятиях уродливой Серой твари.

– А-а, ты об этом! – монстр оглядел себя с головы до ног, словно любуясь шикарным новым костюмом. – Его физическая оболочка так и осталась там, в подземелье. Я только перенес тело на нижний уровень шахты метро. Но ты не волнуйся: твой друг мгновенно поддался воздействию и поэтому не почувствовал боли.

Пояснения звучали так просто и буднично, что вызвали у меня приступ дурноты. Потеряв над собой контроль, я накинулся на Серого демона, размахивая кулаками. Тот ловко увернулся, и я не успел среагировать, как монстр уже очутился у меня за спиной, а его руки сомкнулись на моей шее.

Извернувшись ужом, я боднул гада. В ту же секунду послышался испуганный женский визг. Наша драка нашла своего зрителя.

Из здания университета вылетела небольшая девчачья стайка, в которой среди прочих я узнал угловатую студентку, завалившую пересдачу экзамена у профессора Лозинского. Похоже, она тоже меня вспомнила. Вскрикнув, девушка ткнула в мою сторону пальцем и что-то взволнованно зачастила, обращаясь к подругам.

Воспользовавшись тем, что клон Горыныча на миг отвлекся, я вырвался из захвата и бросился наутек.

– Еще увидимся, Ким, – полетело мне вслед многозначительное предупреждение Серого человека.

Весело подмигнув опешившим девчонкам-второкурсницам, монстр в считанные мгновения исчез из виду.

***

Проскочив мимо изнывающего от скуки охранника, восседающего на проходной исторического здания универа, я побрел в сторону оживленной московской улицы и влился в вечерний городской час-пик. Возвращаться домой было, откровенно говоря, страшно. Я чувствовал, что запутался, не в состоянии отделить видения от яви. Но ведь девчонки из университета тоже видели Серого человека! Иначе зачем бы они закричали, став свидетелями нашей потасовки.

Усевшись на лавке в тени остановки автобуса, я завертел в руках телефон, перебирая в уме всех своих знакомых. Нужно было к кому-нибудь напроситься в гости, чтобы отоспаться и подумать.

К отцу ехать бессмысленно – Ирина наверняка устроит истерику, только бы от меня избавиться. Профессор Лозинский тоже отпадает. Он только что вытолкал меня из кабинета и вряд ли захочет приютить у себя. К тому же я его хорошо знаю: будет ночевать на работе и не успокоится, пока не разгадает загадку, которую я ему подбросил. Есть еще неплохой вариант – коллега из отдела кредитования Оленька. Хотя рискованно: уж слишком она прилипчивая, потом не отвяжешься без выяснения отношений.

Раньше я уже давно сидел бы в квартире у Севки или кружил в его Синеглазке по городу, замирая от восторга, когда Горыныч выделывал на большой скорости опасные трюки, наплевав на дорожные видеокамеры. Я задрал голову кверху и часто заморгал, чтобы не заплакать. Чувство жалости к себе накрыло меня с головой противной липкой сетью. Я дважды стал сиротой, когда-то давно потеряв маму, а теперь и единственного друга. И все по моей вине! Что я за человек такой?!

Незаметно подкатил и вскоре уехал дальше по маршруту автобус, а я все сидел на лавке, лелея свои несчастья, растравляя внутренности ядом самобичевания. Не знаю, до чего бы я сам с собой тогда договорился, если бы не спасительный телефонный звонок от Майки. Я ухватился за него, как за поплавок в бассейне, только бы не утонуть.

Услышав мое унылое: «Привет», Майка сразу догадалась, что со мной все не очень здорово.

– Между прочим, я почти обиделась, – напористо заявила она, не давая мне возможности опомниться. – Ты вчера сбежал, ничего толком не объяснив, сегодня тоже не перезвонил, хотя обещал. Короче, я за тебя волнуюсь.

– Слушай, у меня к тебе просьба. Только не подумай ничего такого! – затараторил я в телефонную трубку. – Можно я у тебя сегодня переночую?

– Что-то случилось? – спокойным твердым тоном спросила Майка.

– Просто не могу сегодня оставаться в одиночестве.

Объяснение прозвучало так себе.

Поразительно, но иногда, когда ты говоришь правду, все принимают ее за вранье. Майка мне тоже не поверила.

– Ты чего-то боишься, но не хочешь рассказывать, – утвердительно заявила она. – Ладно, я скину тебе адрес. Спать ляжешь на диване. И купи по дороге пиццу или что-нибудь в том же духе – у меня в холодильнике шаром покати. Думаю, Ким, скоро я сильно пожалею, что с тобой связалась, – вздохнула Майка. – Чутье мне подсказывает, что ты магнитом притягиваешь большие неприятности.

***

Приехав по адресу, указанному Майкой, я обнаружил перед собой затрапезного вида пятиэтажку, и, как не трудно догадаться, девушка моей мечты жила на самом последнем этаже этого архаизма времен социализма, в доме без лифта и с засранным вонючим подъездом.

Стараясь пройти как можно увереннее мимо тусовки местных алкашей, удобно расположившихся на дворовой детской площадке под кряжистым покосившимся тополем, и проводивших меня не слишком добросердечными взглядами, я прошмыгнул внутрь и быстро поднялся наверх.

Майка распахнула дверь настежь, впуская меня в квартиру. Одного взгляда на ее тонкую, чуть растянутую трикотажную маечку, надетую прямо на голое тело, и легкие цветастые шаровары, доходящие до оголенных щиколоток, хватило, чтобы мои щеки порозовели от смущения. Волосы Майки влажно блестели. Не трудно было догадаться, что она только что вышла из душа. Мой нос уловил тончайший аромат фруктового геля, исходящий от ее кожи, и я напряженно затаил дыхание, справляясь со своими отнюдь не платоническими фантазиями.

Окинув меня критическим взглядом с головы до ног, Майка выразительно покосилась на мои запыленные разношенные кроссовки, заставив разуться в коридоре, и повелительно махнула рукой в сторону крошечной кухоньки, треть которой занимал высокий серебристый холодильник. Видимо, как и в моем случае, холодильник у Майки выполнял скорее интерьерную функцию, чем способ хранения продуктов. Ну скажите, зачем современному человеку двухкамерная морозилка, если она нужна только в двух случаях – сделать лед и охладить алкашку. Да и готовить я, например, умею, но не люблю. Проще заказать доставку из ближайшего сетевого маркета – удобно же, все для ленивцев.

Оставив коробку с еще не окончательно остывшей пиццей на середине прямоугольного обеденного стола, я отправился в выложенный старой потрескавшейся плиткой закуток, именуемый ванной комнатой. Майка выдала мне чистое махровое полотенце и прошлепала босыми ногами на кухню. Выключив воду, текущую из покрытого охристо-рыжей ржавчиной крана, я расслышал звук закипающего электрочайника. Майка вовсю хозяйничала, накрывая на стол.

Вытащив из-под стола табурет, дермантиновое сиденье которого явно знавало лучшие времена, я уселся напротив девушки и с удовольствием вгрызся в кусок разогретой в микроволновке пиццы, поймав губами повисшую расплавленную нитку сыра. Майка совершенно по-домашнему подперла щеку ладонью и молча смотрела, как я уплетаю тонкое тесто.

Наконец, меня отпустило. Я даже вызвался помыть посуду, чем вызвал у подружки ироничную улыбку.

– Сиди уже, раз в гости пришел! Лучше расскажи, что у тебя стряслось, – велела Майка.

– Да так… ничего особенного, – хмыкнул я.

Признаваться, что меня преследует фантастическое чудовище, мне как-то не улыбалось. И вообще, зря я рассказал ей и о пространственной червоточине, и о Сером человеке, и тем более о своих рисунках. Что и говорить – поступок эгоиста. Я так торопился разделить с кем-то ношу своего невероятного знания, что совершенно не подумал о последствиях. Теперь же я был обязан не допустить, чтобы девушка из-за меня пострадала. Следовательно, чем меньше Майка будет знать о происходящем, тем лучше. Оставался лишь один выход – соврать исключительно во благо.

– По тебе не скажешь, что все в порядке, – между тем возразила Майка, расставляя мокрые тарелки в кухонную стойку для посуды. – Ты хотя бы видел эти кошмарные красные пятна у себя на шее?

– Послушай, Майка! – я наклонился вперед, сложив ладони вместе и потряс ими перед девушкой, словно заранее молил о прощении. – Забудь обо всем, что я вчера тебе наплел. Сегодня я виделся со своим другом. Он жив и здоров, и жутко зол, что я сбежал от него во время подземной экскурсии. Поэтому мы чуточку повздорили, – я невольно схватился ладонью за горло, вспомнив, как в кожу впивались пальцы монстра, – но такое иногда бывает между мужчинами.

– А рисунки? – Майка опешила от моего фальшивого признания. – Как же рисунки? Я своими глазами видела, что в них определенно что-то зашифровано.

– Я их нарисовал, чтобы произвести на тебя сильное впечатление, – мой взгляд виновато блуждал по кухне, проскальзывая мимо огорченного лица девушки. – Не знал, как еще тебя зацепить. Ты же сама сказала, что до этого считала меня слишком обыкновенным и скучным.

– Ах ты… лгун и придурок! – Майка задохнулась от кипящего в ней возмущения. – Немедленно выметайся из моего дома!

Поднявшись с табурета, я под обжигающим взглядом Майки поплелся к входной двери. Уходить из этой уютной, хотя и давно не ремонтированной квартирки под самой крышей старой кирпичной пятиэтажки, мне категорически не хотелось. Может быть, все дело было в ее хозяйке, или я себя убедил в том, что только здесь чувствую себя в безопасности.

Выбравшись на лестничную клетку, я вздрогнул, когда за спиной с яростным грохотом захлопнулась дверь. Спустившись на половину пролета вниз, я уселся на одну из щербатых, затертых ступенек и впал в глубокую задумчивость. Было бы глупо ожидать чего-либо иного в поведении Майки после всего, что я ей наговорил. И все-таки я надеялся, что произойдет чудо. В довершение ко всему я действительно не представлял, куда мне пойти, но точно не собирался ехать к себе домой. Вдруг Серый человек опять караулит меня у входа в подъезд?! Конечно, денег до зарплаты на банковской карте оставалось не так много, но на такси и номер в дешевой гостинице должно хватить.

Так, в раздумьях я просидел на холодных ступенях минут пятнадцать. Неожиданно дверь снова приоткрылась и оттуда высунулась короткостриженая голова.

– Так уж и быть! Можешь у меня переночевать, но утром уходи и больше мне на глаза не попадайся.

Говорила Майка сердито, но в ее голосе отчетливо прозвучали жалостливые нотки. В ее глазах я снова превратился в неудачника и мямлю. Что поделаешь – в тот момент я был бесконечно рад и такому, не особенно возвышенному чувству.

Заходя обратно в Майкину квартиру, я думал, что поступил правильно, не став посвящать ее в сложные перипетии своей жизни. Наутро я планировал навсегда исчезнуть из жизни девушки своей мечты, но все опять повернулось совсем иначе.

***

Устроившись на продавленном жестком диване и завернувшись в простыню, заменившую мне одеяло, я скрючился в неудобной позе в надежде, что усталость возьмет свое, и меня сморит сон. Вскоре осознав бесполезность самообмана, я перевернулся на бок и вслушался в ночные звуки, пронизывающие старый дом: скрип рассохшейся половицы, семейная ругань за стенкой, чье-то дурашливое хихиканье, прилетевшее вместе с летней духотой из открытого нараспашку окна. Признавшись себе, что не хочу спать, я уселся на диване, отчего он издал такой протяжный скрипучий звук, что наверняка разбудил половину подъезда.

Глаза быстро привыкли к полумраку, и я, от нечего делать, принялся рассматривать обстановку в комнате, некогда выполнявшей роль гостиной. Могу поспорить, что занявший как минимум треть полезного пространства пузатый платяной шкаф на кривых изогнутых ножках и с дверцами, когда-то закрывавшимися на ключ, застал времена вождей мирового пролетариата. Напольный торшер с матерчатым абажуром в темноте можно было принять за скучающего оловянного солдатика, которого задвинули в дальний угол, а потом забыли сменить на посту. Майка явно не планировала ничего менять в этом застывшем во времени жилище.

Продолжив критический осмотр, я перевел взгляд на дверь, ведущую в смежную комнатку, в которой, насколько я понял, располагалась спальня. Сквозь щели неплотно пригнанного дверного полотна сочился ручеек мягкого электрического света, и это дало мне повод предположить, что Майка тоже не спит. Повернув круглую ручку, я потянул дверь на себя. Та бесшумно приотворилась, позволив заглянуть в образовавшийся проем.

Картина, открывшаяся передо мной, некоторым образом обескураживала. Майка сидела на кровати в объемных наушниках, поджав под себя ноги, и что-то активно печатала на клавиатуре мощного портативного ноутбука. Выгнув шею и прищурившись, я смог разобрать, как на экране с бешеной скоростью появляются ряды программных кодов.

Я чуть ли не присвистнул от удивления. Интересы Майки и вправду не ограничивались скалолазанием. В ту же секунду я понял, что ее предложение помочь с расшифровкой рисованных символов не являлось пустым сотрясанием воздуха.

– Хватит сопеть у меня под дверью, – Майка резко повернулась в мою сторону, параллельно стянув наушники. – И давно ты подсматриваешь?

– Извини. Я подумал, что раз уж тебе тоже не спится, то, может быть, мы поговорим? – промямлил я в свое оправдание.

– Интересно, о чем, – фыркнула Майка. – Или ты придумал новое вранье?

– Ты тоже хороша, – беззлобно огрызнулся я. – Я и представить не мог, что ты – хакер.

– И что с того?

– Зачем же тогда работать бариста в кафе? – искренне удивился я.

– Будем считать, что у меня есть оригинальное хобби, – отозвалась Майка.

Ответ прозвучал двусмысленно, и я так и не понял, к какому именно роду её занятий он относился.

– Шел бы ты спать, Ким. Мне еще нужно кое-что доделать, а ты мешаешь, – раздраженно процедила девушка и потянулась к наушникам, давая понять, что не настроена на болтовню.

Коротко кивнув, я попятился назад, прикрыв за собой дверь в Майкину комнату. Едва добравшись до расстроенного дивана, я завалился, уткнувшись лицом в подушку, и почти мгновенно провалился в сон.

***

Проснулся я рано. Гадский внутренний будильник, настроенный на мои биологические часы, растолкал меня, как и положено, в семь утра. Я потянулся, не вставая с дивана, и огляделся вокруг. Дверь в спальню была приоткрыта, и оттуда доносилось тихое сопение. По всей видимости Майка привыкла к ночному образу жизни, и теперь дрыхла в свое удовольствие.

По привычке я потянулся к телефону и чертыхнулся, заметив, что тот вырубился из-за низкого заряда батареи. Порыскав на цыпочках по квартире, я приватизировал зарядку у Майки и включил мобильник в электрическую розетку.

Пока я умывался, брился, отыскав в шкафчике одноразовый станок, и напяливал на себя футболку и джинсы, телефон ожил и затренькал оповещениями. К своей досаде, я увидел, что пропустил звонок от профессора Лозинского. Очевидно, он был сильно взволнован, и, не сумев со мной связаться, прислал несколько пространных сообщений. Я внимательно прочитал каждое, обратив внимание на время их отправки.

Первое сообщение пришло сразу после телефонного звонка, примерно в три пятнадцать после полуночи.

«Приезжай ко мне так скоро, как сможешь. Кажется, я понял принцип кодировки».

В каждой строчке этого текста ощущалась эйфория, охватившая ученого. Эдуард Львович торопился обсудить со мной наметившийся прорыв в расшифровке символов с флэшки.

Без трех минут пять утра пришло новое сообщение, прозвучавшее скорее, как тревожное предупреждение.