Читать онлайн Летят утки…

© Игорь Юрьев, 2025

ISBN 978-5-0068-0392-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наступившие новогодние каникулы не обещали Николаю Люшину ничего нового или особенного. Но он ни в чём таком и не нуждался. Ему было вполне достаточно уже того, что он вырвется из бесконечной цепи бесполезных холодных звонков, продажи никому не нужных, похожих друг на друга квартир, в ценности и уникальности которых были уверены только их продавцы.

Рынок вторичной недвижимости в Москве стал тяжёл и беспросветен, как зимнее московское небо, в котором солнце было редким гостем. Таким же редким, как, скажем, радость в жизни Николая или улыбка на его немолодом худощавом лице. В свои пятьдесят с чем-то лет – о своём точном возрасте он даже вспоминать не хотел – Николай без особого успеха трудился риэлтором в одном из московских агентств недвижимости. Поскольку агентств и риэлторов в Москве стало в последнее время гораздо больше, чем грязи на московских улицах, заработать хоть каких-нибудь денег, несмотря на все его старания, стало задачей почти невыполнимой. Проще было повеситься. Кстати, о самоубийстве Николай время от времени задумывался. Но не всерьёз. Поскольку считал себя истинным христианином, несмотря на обилие греховных мыслей, с которыми он ничего не мог поделать, да и не старался, если честно.

Что он делал в каникулы? Гулял по Москве, которую любил всей душой. Несмотря на её жестокость и холодность. Несмотря на то, что она плевала на него брызгами из-под колёс бесконечных машин, которыми переполнены её улицы. Он всё равно любил её широкие проспекты, длинные набережные, крохотные старые переулки, любил её парки и уходившие за облака небоскрёбы. Он любил Москву, несмотря на то, что она сильно изменилась в последние годы. Злые языки называли её теперь не иначе, как Москвабадом. Но что ему до злых языков, если сама Пресвятая Дева любила её, защищая от всякого зла и пребывая здесь незримо? А в том, что Она пребывает здесь, в своих образах, рассеянных подобно тысячам бесценных жемчужин духа, Николай не сомневался. Потому что он часто говорил с Нею и многое узнал от Неё, и превыше всего в жизни ценил их встречи. Не мудрено, что более всего в славном городе Москве он любил православные храмы, коих было здесь превеликое множество, один краше другого. Заходя в них, он на некоторое время забывал о том, насколько омерзительно безнадёжна его стремительно катившаяся к закату жизнь.

Только к вечеру после вечерней службы – у него было несколько любимых храмов, в которые он ходил обычно, хотя иногда он открывал для себя и новые – Николай возвращался в свою пустую квартиру в блочной девятиэтажке на улице Академика Миллионщикова. Чтобы слегка перекусить чего-нибудь постного, и, заполнив остаток вечера книгой или фильмом, лечь спать. Рождественский пост Николай соблюдал свято. Шампанское и оливье навсегда остались в его прошлой жизни, превратившись в воспоминания, которые не грели и не терзали. Скучал он разве что по маминой селёдке под шубой, но мама в пандемию умерла, а папа и того раньше. Семьи Николай так и не завёл – как-то не сложилось. У него вообще ничего не сложилось в жизни, хотя ни умом, ни волей он обделён не был. Впрочем, он об этом теперь уж и не жалел, потому что с недавних пор понял, что в жизни есть нечто неизмеримо более важное, чем семья, карьера, успех и прочее, к чему стремятся люди и без чего принято считать жизнь прожитой зря.

Немногочисленные оставшиеся у Николая друзья с мудрой усмешкой говорили, что вера в Бога заменила ему нормальные человеческие ценности. Однако Николай плевать хотел и на их мудрость, и на их ценности. Что такое вера – он не очень понимал. Его отношения с церковью и с религией были довольно сложными. Зато у него были очень простые и понятные отношения с Иисусом Христом и с Пресвятой Богородицей. Отношения эти можно было описать одним словом – любовь. И была эта любовь глубокой и взаимной…

В рождественский сочельник Николай никуда не ходил, оставшись дома, где посреди дня вдруг взяли и выключили отопление. Учитывая, что на улице было градусов этак 25 мороза, это сразу привело к понижению комнатной температуры, которая уже к вечеру достигла 15 градусов, если можно так выразиться, тепла. Сказалось, конечно, и то, что окна в квартире у Николая были старые, ещё советских времён, и холод с улицы пропускали безбожно. Впрочем, к тому времени на уши уже встал весь дом, судя по шквалу возмущения в домовом чате. Коммунальщики говорили об аварии теплосетей, о том, что скоро всё восстановят… Словом, жизнь закипела, но батареи от этого не потеплели.

Николай напялил на себя два толстых свитера и вспомнил, что Христос рождался в холоде, в вертепе, среди овец. Так должно ли ему роптать? Наверно, именно так и надобно ему нынче встретить Рождество. Николай постелил на пол молитвенный коврик, роль которого выполняло красное пляжное полотенце с чёрной надписью «Albaniya», подаренное ему неизвестно когда и неизвестно зачем одним из его сгинувших друзей, и стал читать Акафист Рождеству Христову:

«Имеяй престол небо и подножие землю, места ни едина обрете во обители, темже Чистая Дева, Мати Твоя, сокрывает Тя от хлада нощнаго в худем вертепе и во яслех скотиих полагает Тя, Сокровище горняго мира и Зиждителя всяческих».

Помолившись, Николай лёг на постель, закрыл глаза и стал ждать Рождества. Ждать Рождества – это так глупо. Чего, собственно, он собирался дождаться? Этого он не знал, но ему стало вдруг хорошо и спокойно. Незаметно для себя он уснул и проспал до самого утра – крепко, без единого сна, без единого образа. Он проснулся каким-то другим, хотя и не мог сказать, в чём состояла произошедшая с ним перемена.

Вскоре позвонил его старый приятель Денис Милягин, на редкость весёлый и бодрый.

– С Рождеством тебя, дружище! Пусть этот год пройдёт для тебя при свете Божьей милости! – громко и весело сказал Денис.

– Спасибо. И тебя с Рождеством! – Николай искренне удивился и настроению приятеля, и высокопарности его слов, в искренности которых у него были все основания сомневаться.

– Ну, что ты? Как ты? Как продажи?

– Да какие продажи, старик? Праздники… О продажах, к счастью, можно не думать… Я тебе желаю здоровья, прежде всего… Учитывая, что тебя в этом году так… тряхануло. Здоровья телесного… и не только.

Николай поймал себя на том, что, в отличие от Дениса, стесняется сыпать высокими словами о Боге. Но Денис, похоже, не заметил его смущения и, обрадовавшись возможности поболтать, говорил обо всём, что приходило ему в голову:

– Спасибо, дружище! Да, надеюсь, что этот год будет лучше… По крайней мере, начинается он спокойно. Однако, холодрыга, а? Ты тоже безвылазно дома сидишь? Хотя ты же у нас любишь таскаться повсюду, как неприкаянный. Я и забыл… Вот что значит – редко видимся… Танюшка меня буквально выпихнула во ВкусВилл, чтобы я немного подвигался. К тому же, она заботится, чтобы я питался исключительно здоровой пищей. Тут есть кофейня. Я тебе оттуда и звоню… Танюшка у меня молодец! Зря ты не женился. Может, не поздно ещё? Годы молодости и беспредельной свободы остались в безвозвратно ушедшем прошлом. Хотя ты знаешь, иногда так хочется водки… Помнишь, как мы, бывало, у тебя в общаге, одну-другую-третью?

– А потом четвёртую-пятую-шестую, – Николай водки давно уже не хотел и не чувствовал никакой ностальгии по годам «молодости и беспредельной свободы».