Читать онлайн Любовные истории

Глава 1

Запретный фонд

Аромат старости – пыли, потускневшей кожи переплетов и едва уловимой сладковатой нотки рассыхающейся бумаги – был для Лизы не просто запахом работы. Это был наркотик, аромат спокойствия и упорядоченного мира. Здесь, в отделе редких книг и специальных коллекций библиотеки имени Горького, царил ее собственный, строго регламентированный космос. Каждый фолиант на своем месте, каждый каталог идеально заполнен. Здесь не было места хаосу, неожиданностям и тем более – порочным, животным порывам.

Именно так она думала до сегодняшнего дня. До него.

Лиза выписывала акт приема новой партии книг, пожертвованных библиотеке из собрания скончавшегося коллекционера. Большая часть была обычной классикой, но несколько экземпляров требовали особого внимания. Ее пальцы, привыкшие к деликатной работе с хрупкими страницами, скользнули по корешку книги в кожаном переплете без каких-либо опознавательных знаков. На ощупь она была старой, очень старой. Кожа была мягкой, почти живой, отзываясь на прикосновение легкой теплотой, что было странно для холодного утреннего воздуха хранилища.

Лизу охватило любопытство, смешанное с профессиональным долгом. Неучтенный экземпляр. Она осторожно открыла книгу. Бумага была плотной, желтоватой, с неровными краями. Текст был набран на языке, который она с трудом узнала как архаичный французский. Но это были не стихи и не философские трактаты. С первых же строк дыхание Лизы перехватило.

*«…и тогда он приказал ей встать на колени перед ним, не как рабыня перед господином, но как жрица перед своим божеством. Ее губы, алые и чуть приоткрытые от страсти и благоговения, коснулись его плоти, воспламененной желанием. Он вложил пальцы в ее волосы, не сжимая, но направляя, дирижируя симфонией ее рта, языка, слюны…»*

Лиза ахнула, отшатнувшись от стола. Кровь ударила в виски, заставив сердце бешено колотиться. Она оглянулась по сторонам, но в глухом подвальном хранилище, куда ей выделили стол для разбора коллекции, не было ни души. Только стеллажи до потолка, заставленные немыми свидетелями тысяч историй.

Стыдливость, привитая строгим воспитанием, шептала ей закрыть книгу, отнести в отдел цензуры или вообще списать. Но другое чувство – жгучее, щекочущее низ живота любопытство – оказалось сильнее. Она никогда не читала ничего подобного. Ее опыт ограничивалась парой неловких связей с однокурсниками, больше похожих на взаимную мастурбацию в темноте общежития. А здесь… здесь слова были не просто описанием, они были действием. Они ласкали, кусали, входили в самое нутро.

Она снова потянулась к книге, уже с дрожью в кончиках пальцев. Перелистнула страницу. Иллюстрация. Не грубая похабная картинка, а изысканная гравюра, выполненная с удивительным мастерством. На ней была изображена женщина, прикованная шелковыми лентами к ложу из лепестков роз. Над ней склонился мужчина, его мускулистая спина была напряжена, а лицо скрыто в тени. Его рука, сильная и с длинными пальцами, лежала на внутренней стороне ее бедра, в сантиметре от сокровенного места, которое уже блестело от влаги, тщательно выписанной резцом художника.

Между ног Лизы пробежала горячая волна. Она сжала бедра, пытаясь подавить странное, нарастающее давление. Это было неприлично. Непрофессионально. Она, Лиза, всегда собранная и холодная, зачитывалась эротикой в пыльном подвале.

Она захлопнула книгу, решив отложить ее до завтра. Но образы, распахнувшие ее сознание, не уходили. Они пульсировали в такт сердцебиению. Весь оставшийся день она работала на автопилоте, ее мысли были там, в кожаном переплете, на страницах, пропитанных похотью.

Когда прозвенел звонок, оповещающий о закрытии, Лиза задержалась. Сделала вид, что доделывает опись. Она дождалась, когда затихнут шаги уборщицы, когда щелкнут замки на главных дверях. Тишина в библиотеке стала абсолютной, гулкой, насыщенной ожиданием.

С фонариком в дрожащей руке она вернулась в хранилище. Книга лежала на столе, словно излучая собственный, грешный свет. Она села, положила ладони на переплет, чувствуя, как под кожей что-то закипает.

Она не просто читала. Она погружалась. Слова перестали быть последовательностью букв. Они стали касаниями. Фраза *«его язык скользнул по углублению ее позвоночника»* заставила ее выгнуться на стуле, почувствовав на коже призрачную ласку. Описание *«он вошел в нее медленно, преодолевая упрямое сопротивление плоти, заполняя ее собой до самой матки»* вызвало непроизвольный спазм в глубине ее собственного тела, влажным и предательским.

Она была мокра. Стыд уступил место мощному, всепоглощающему возбуждению. Ее рука сама потянулась под юбку, скользнула по коже бедра, смахнула на пути хлопковую преграду трусиков. Ее пальцы, привыкшие к нежному обращению с бумагой, нашли вздувшийся, невероятно чувствительный бугорок. Она закатила глаза, издав тихий стон, который потерялся в безмолвии хранилища.

Она читала, и ее пальцы повторяли ритм, описанный в книге. Медленный, томный, потом быстрее, настойчивее. Она представляла, что это не ее рука, а рука того незнакомца с гравюры. Сильная, властная, знающая точно, чего она хочет. Она кончила внезапно и тихо, уткнувшись лицом в раскрытую книгу, ее дыхание срывалось, а по бедрам стекала тонкая струйка сока.

Стыд пришел позже, холодный и липкий. Она быстро привела себя в порядок, захлопнула книгу и, почти бегом, покинула библиотеку, пряча глаза от безмолвных портретов писателей в коридорах.

На следующий день она пыталась избегать хранилища. Но книга манила, как магнит. Она думала о ней за обедом, во время разговора с коллегами, ее пальцы вспоминали текстуру кожи переплета. После работы она снова осталась.

И снова погрузилась в грех. На этот раз она была смелее. Она расстегнула блузку, лаская свои груди через ткань бюстгальтера, читая о том, как «его жадные уста смыкались на ее сосце, заставляя ее кричать от боли и наслаждения». Она была на грани, готовая снова довести себя до края, когда услышала шаги.

Легкие, почти бесшумные. Но в гробовой тишине они прозвучали как гром.

Лиза вскочила, сгребая книгу в ящик стола, застегивая блузку дрожащими пальцами. Из-за стеллажа появился он.

Новый сотрудник. О нем ходили легенды еще до его прихода. Артем. Реставратор, приглашенный из Питера для работы с особо ценными экземплярами. Она видела его мельком – высокий, со скульптурной лепкой скул, темными волосами, собранными в короткий хвост, и глазами цвета старого золота. Он выглядел не библиотекарем, а пиратом или музыкантом из оркестра.

– Прошу прощения, – его голос был низким, бархатным, и он, казалось, физически коснулся ее оголенной кожи. – Я думал, здесь никого нет. Охрана сказала, что свет забыли.

– Я… я работаю, – выдавила Лиза, чувствуя, как горит все ее лицо. Она знала, что от нее пахнет возбуждением и похотью. Он должен это чувствовать.

Его взгляд скользнул по ее растрепанным волосам, по расстегнутой на одну пуговицу блузке, задержался на губах, припухших от того, что она их кусала. В его глазах мелькнуло не понимание, а… узнавание? Интерес?

– Над специальным фондом? – уточнил он, делая шаг вперед.

Пространство между стеллажами было узким. Он оказался слишком близко. От него пахло не пылью, а древесиной, лаком и чем-то диким, мужским.

– Да, – прошептала Лиза.

– Что-то интересное? – его взгляд упал на ящик стола, где лежала та самая книга.

– Нет! То есть, да… обычные поступления. Ничего особенного.

Он улыбнулся. Улыбка была недоброй, знающей. – В этом фонде нет ничего «обычного», Елизавета. Можно я посмотрю?

Она замерла. Мысль о том, что он откроет эту книгу, увидит, почувствует ее грех, была невыносима. Но она не могла отказать. Он был старше по статусу, его пригласили как эксперта.

Медленно, как во сне, она открыла ящик и протянула ему книгу. Их пальцы соприкоснулись. Искра. Яркая, жгучая, пробежала по ее руке до самого плеча. Он не отдернул руку. Он взял книгу, его пальцы легли точно на то место, где лежали ее.

Он не стал открывать ее сразу. Он изучал переплет, проводя подушечками пальцев по коже.

– Интересно, – произнес он задумчиво. – Очень качественная работа. Кожа необычная. Почти живая.

Потом он открыл ее. Лиза зажмурилась, ожидая его возмущенного возгласа, презрения.

Но он молчал. Она открыла глаза. Он перелистывал страницы, не останавливаясь на тексте, лишь бегло просматривая иллюстрации. Его лицо было абсолютно спокойным, профессиональным.

– Позднее Возрождение, – наконец сказал он. – Французская школа. Очень редкий экземпляр. Фактически, руководство.

– Руководство? – переспросила Лиза, не понимая.

Он поднял на нее свои золотые глаза. В них горел странный огонь. – По чувственному образованию. Искусству телесной любви. Этому не учили в монастырях, Елизавета. Этому учили в будуарах у просвещенных куртизанок. Книга была создана для того, чтобы пробуждать, направлять… соблазнять.

Он сделал еще шаг. Теперь их разделяли сантиметры. Он был так высок, что ей пришлось запрокинуть голову.

– Ты читала? – спросил он, и его голос стал тише, интимнее.

Лизе казалось, что сердце выпрыгнет из груди. Она могла только кивнуть.

– И что почувствовала?

Она попыталась соврать, сказать что-то о шоке, о неприятии. Но слова застряли в горле. Его взгляд, тяжелый и пронзительный, вытягивал из нее правду.

– Возбуждение, – выдохнула она, и ей показалось, что она совершила что-то ужасное.

Уголки его губ дрогнули. – Честно. А что ты сделала с этим возбуждением?

Это было уже слишком. Она потянулась, чтобы выхватить книгу, но он был быстрее. Он отстранил ее, не отводя взгляда.

– Ты кончила, читая это? Здесь, среди этих старых книг? Ты трогала себя, представляя, что это чьи-то чужие пальцы?

Каждое его слово было похоже на удар хлыста. Унизительным. Постыдным. И невероятно возбуждающим. Влага снова заструилась по ее внутренней стороне бедра.

– Это не твое дело, – попыталась она сказать твердо, но получился лишь жалкий шепот.

– О, еще как мое, – он снова приблизился, загоняя ее к стеллажу. Спиной она ощутила корешки книг. – Я здесь для того, чтобы изучать такие артефакты. И меня… интересует их эффект на неподготовленного зрителя.

Он поднес книгу к ее лицу. – Читай.

– Что?

– Читай вслух. Выбранный отрывок. Любой.

– Я не буду! – возмутилась она.

– Тогда я расскажу всем завтра на планерке, чем ты занимаешься по вечерам в одиночестве, – его голос не содержал угрозы. В нем была лишь холодная констатация факта. И обещание.

Она поняла, что он не шутит. И что она… хочет этого. Хочет его унижения, его власти. Хочет, чтобы он слушал, как она произносит эти грязные слова.

Дрожащими руками она взяла книгу. Открыла на случайной странице. Глотнула воздуха.

*«…и он приказал ей обнажить свои прелести, встать на четвереньки, выгнув спину, как кошка, готовящаяся к ласке. Он стоял на коленях позади нее, и его могучий член, твердый и испещренный жилами, скользил между ее ягодиц, касаясь, но не входя…»*

Голос ее срывался. Она чувствовала, как пылают щеки. Он слушал, не двигаясь, его глаза были прикованы к ее губам.

– Продолжай, – приказал он тихо.

*«…он ласкал ее сокровенную жемчужину пальцами одной руки, в то время как другая сжимала ее бедра, притягивая к себе. Ее стоны эхом разносились по залу, смешиваясь с влажными звуками их тел. Она молила его войти в нее, заполнить ее, но он лишь ускорял движения пальцев, доводя ее до грани безумия…»*

Она не могла больше. Книга выпала у нее из рук. Она стояла, опираясь о стеллаж, вся дрожа, ее грудь тяжело вздымалась.

Он молча поднял книгу, положил на стол. Потом повернулся к ней.

– Ты молила, как она? – спросил он, и в его голосе впервые проскользнула хрипотца. – Вчера. Кончая здесь в одиночестве. Ты представляла, что кто-то заставляет тебя ждать? Что кто-то решает, когда ты получишь разрешение?

Он уперся руками в полки по обе стороны от ее головы, заключив ее в клетку из своего тела и своего запаха.

– Ответь.

– Да, – прошептала она, и это было похоже на молитву.

Тогда он наклонился и прижался губами к ее шее. Это не был нежный поцелуй. Это был укус. Заявление прав. Она вскрикнула от боли и наслаждения, ее руки вцепились в его плечи.

Его рот двигался вниз, к декольте. Он зубами расстегнул одну пуговицу, потом другую. Его пальцы вцепились в чашечку бюстгальтера, оттянули ее вниз, освобождая грудь. Его ладонь грубо сомкнулась на ней, большой палец прошелся по напрягшемуся соску.

– Такая тихая, правильная библиотекарша, – прошептал он ей в ухо, кусая мочку. – А вся мокрая от грязных книжек.

Он отпустил ее грудь, его руки скользнули под юбку. Он порывисто сдернул ее трусики до колен. Его пальцы, пальцы реставратора, умелые и точные, без церемоний впились в ее плоть, раздвигая губы.

– Боже… вся течет, – он хрипло рассмеялся. – И все из-за старых картинок?

Он ввел один палец внутрь. Она застонала, запрокидывая голову. Он был груб. Он не ласкал, он исследовал, заполнял, проверял на прочность. Потом ввел второй. Его пальцы двигались внутри нее в том же ритме, что и ее собственные вчера, но это было в тысячу раз интенсивнее. Это была не ее жадная, поспешная мастурбация, а властное, уверенное владение.

– Вот что тебе было нужно, да? – он не прекращал говорить, и его слова были почти хуже, чем прикосновения. – Чтобы кто-то поймал тебя на месте преступления и наказал. Вытравил грех через еще больший грех.

Он ускорил движения пальцев. Его большой палец нашел клитор и начал давить на него, рисовать круги. Лиза уже не могла стоять. Она повисла на его руке, ее ноги подкашивались. Из горла вырывались сдавленные, постыдные звуки.

– Кончай, – приказал он ей прямо в губы. – Кончай на мои пальцы, грязная девочка. Покажи мне, как ты это делала в одиночестве.

Его слова, его приказ стали тем спусковым крючком, который сорвало ее с ума. Орган накрыл ее с такой силой, что она закричала, впиваясь зубами в его плечо, чтобы заглушить звук. Судороги били ее изнутри, она трется о его руку, ища больше трения, больше давления.

Он держал ее, пока она не обмякла, тяжело дыша. Потом медленно вынул пальцы. Они блестели на тусклом свете ее соками. Он поднес их к ее губам.

– Попробуй. Вкус твоего греха.

Она, завороженная, облизала его пальцы. Солоновато-сладкий вкус собственного возбуждения ударил в голову.

Он внимательно наблюдал за ней, его глаза горели триумфом и неутоленной похотью. Он расстегнул ширинку. Его член, который она чувствовала ранее лишь жестким валиком у своего бедра, коснулся её. Он был огромным, напряженным, с мощной головой, на которой выступила капля влаги. Он направил его к ее лицу.

– Теперь твоя очередь. Открывай рот.

Она повиновалась, еще не оправившись от оргазма, все ее тело было податливым, послушным. Он ввел его в ее рот не сразу, сначала проведя по губам, по щеке, оставляя влажный след. Потом вошел.

Он был слишком большим. Она поперхнулась, слезы выступили на глазах. Он не обращал внимания, одной рукой держа ее за голову, контролируя глубину и ритм.

– Да, вот так, – рычал он. – Глотай. Прими меня.

Его движения становились все резче. Он заходил глубоко в ее горло, вызывая рвотные позывы, которые только сильнее сжимали его. Он смотрел на нее сверху вниз, и в его взгляде была животная, первобытная жажда обладания.

– Я кончу тебе в рот, – предупредил он хрипло. – И ты все проглотишь. Каплю.

Она не успела даже подумать, как горячие, густые струи ударили ей в горло. Она попыталась отстраниться, но он держал ее мертвой хваткой, заставляя принять всю его сперму. Она глотала, давясь, слезы текли по ее лицу.

Он вынул свой член, блестящий от ее слюны. Дышал тяжело. Потом застегнул ширинку. Смотрел на нее – растерзанную, плачущую, с подтеками туши на щеках и спермы на губах.

Он поднял с пола ее трусики, сунул ей в руку.

– Завтра. Здесь же. Принеси книгу.

И повернулся, чтобы уйти. На позже он обернулся.

– И надень что-нибудь… без трусиков. Мне не хочется тратить время на их снятие.

Его шаги затихли в коридоре. Лиза медленно сползла на пол, на холодный линолеум. Ее тело гудело от пережитого потрясения, от унижения, от самой мощной и извращенной ласки в ее жизни. Она поднесла пальцы к губам, все еще чувствуя его вкус – соленый, мужской, чужой.

Она должна была ненавидеть его. Бояться. Жаловаться. Бежать.

Но вместо этого между ее ног снова пробежала знакомая, предательская волна тепла. Она встала, надела трусики, поправила одежду. Подошла к столу, взяла книгу. Прижала ее к груди, как самое дорогое сокровище.

Она знала, что завтра придет. И сделает все, как он сказал.

Соблазн только начался. И он исходил не только от книги. Он исходил от него. И от нее самой. От той части ее, которую она только что открыла и которую теперь жаждала изучить до конца.

Глава 2

Искушение между этажами

Шум мегаполиса остался где-то далеко внизу, приглушенный тридцатью этажами бетона, стекла и стали. Всё, что осталось здесь, наверху, – это тихий, почти интимный гул системы кондиционирования и едва уловимый аромат дорогого парфюма, смешанный с запахом свежего кофе из картонного стаканчика в моей руке.

«Сталевар», офисный небоскреб в деловом центре, был моим личным адом с девяти до шести. И вот сегодня, в очередную задержку до восьми вечера, этот ад преподнес мне сюрприз. Неприятный. Лифт, который должен был умчать меня с тридцатого этажа в подземный паркинг, резко дернулся, звякнув всеми своими электронными мозгами, и замер. Свет на мгновение мигнул, но не погас, мягкое сияние панелей и полированного металла продолжало наполнять кабину призрачным свечением.

Я вздохнула, прислонившись к стене. Идеальное завершение идеального дня. Отчеты, претензии клиентов, взбешенный шеф… Теперь вот это. Я потянулась к кнопке вызова диспетчера, но мою руку опередила чужая.

– Позвольте.

Голос был низким, бархатным, с легкой хрипотцой, будто его обладатель только что проснулся или долго курил. Я вздрогнула, обернувшись. Я была так поглощена своими мыслями, что даже не заметила, что в лифте не одна.

Он стоял в противоположном углу, прислонившись к зеркальной стене, и наблюдал за мной. Высокий, очень высокий. Широкие плечи, подчеркнутые идеальным покроем темно-серого пиджака, наброшенного на руку. Белая рубашка с расстегнутым на два пуговицы воротником, обтягивающая мощный торс. Рукава были закатаны до локтей, открывая сильные предплечья с проступающими венами. Взгляд – тяжелый, пронзительный, цвета старого коньяка. Он не просто смотрел, он изучал, сканировал, словно видел меня насквозь – усталую, немного растрепанную, с остатками туши под глазами и в пятне от кофе на блузке.

– Спасибо, – пробормотала я, отводя глаза. Его присутствие внезапно заполнило всё пространство кабины, сделав его тесным, душным. Воздух стал густым, насыщенным его запахом – дорогое мыло, свежая древесина и что-то неуловимо мужское, животное.

Он нажал кнопку, дождался треска в динамике и коротко, без эмоций, сообщил о проблеме. Ответ был стандартным: «Техники уже выехали, ожидайте».

Тишина повисла между нами, густая и звенящая. Я притворилась, что увлечена своим телефоном, хотя буквы на экране расплывались в одно цветное пятно. Я чувствовала его взгляд на себе. На своей шее, на линии декольте, на бедрах, обтянутых облегающей юбкой-карандаш.

– Надолго, как думаете? – спросила я, лишь бы разрядить обстановку.

– Это зависит от многих факторов, – его голос разлился по кабине, как теплый виски. – От квалификации техников. От капризов электроники. От нашего с вами терпения.

Он сделал паузу, и его губы тронула едва заметная улыбка. – Мое, я думаю, на исходе.

Я рискнула снова на него взглянуть. Он по-прежнему стоял в своей непринужденной позе, но в его глазах читалось напряжение. Не то чтобы нервозность, скорее… предвкушение.

– Вы работаете в «Векторе»? – спросил он, кивнув в сторону двери, ведущей в офис моей компании.

– Да. Менеджер проектов.

– Серьезно. А вы выглядите слишком… живо для менеджера проектов.

– Это комплимент? – в моем голосе неожиданно для меня самой проскользнула дерзкая нотка.

– Наблюдение, – парировал он. – Я Артем.

– Алина.

Имя слетело с его гут так естественно, будто он произносил его всю жизнь. Он оттолкнулся от стены и сделал пару шагов в мою сторону. Пространства было катастрофически мало. Я почувствовала исходящее от него тепло.

– Нервничаете, Алина? Лифты – не самое безопасное место.

– Не особенно, – солгала я, чувствуя, как учащается пульс. – Если только вы не маньяк-убийца.

Он рассмеялся – тихим, глубоким смехом, от которого по моей коже побежали мурашки.

– Убийца – нет. Маньяк… – он прищурился, – это смотря что иметь в виду.

Его взгляд упал на мой рот, и мне стало дурно от внезапного прилива желания. Это было абсурдно. Незнакомец. Застрявший лифт. Дешевый романный штамп. Но мое тело отреагировало на него с первобытной прямотой. Между ног заныло, стало тепло и влажно. Соски набухли и затвердели, больно упираясь в кружевной бюстгальтер. Я скрестила руки на груди, пытаясь скрыть свою реакцию.

– А что вы имеете в виду? – прошептала я, ненавидя себя за этот дрожащий, предательский звук.

Вместо ответа он закрыл оставшееся между нами расстояние. Теперь он стоял так близко, что я могла разглядеть темные веснушки у внешнего уголка его глаза и след от старой тонкой шрамы на скуле. Его дыхание коснулось моего лба.

– Я имею в виду, что последний час наблюдаю, как вы ходите по офису там, за стеклом. Как вы кусаете губу, когда сосредоточены. Как проводите рукой по волосам, когда нервничаете. Как изгибается ваша спина, когда вы тянетесь к верхней полке за папкой… – его голос стал тише, интимнее. – И я подумал, что застрять в этом лифте с вами – либо наихудшая, либо наилучшая идея в моей жизни.

Я онемела. Он следил за мной? Мысль должна была испугать, но вместо этого в низу живота зажглась новая, более яркая искра. Я почувствовала себя пойманной. Жертвой. И это было пьяняще.

– И к какому выводу вы пришли? – мои губы едва двигались.

– Пока не знаю. Это зависит от вас.

Его рука поднялась, и большие, теплые пальцы коснулись моей щеки, отводя прядь волос за ухо. Прикосновение было шоком – электрическим, обжигающим. Я вздрогнула, но не отпрянула. Не смогла. Моя воля растворилась в его уверенности.

– Вы не должны… – попыталась я запротестовать, но это прозвучало слабо, фальшиво.

– Должен, – перебил он. Его пальцы скользнули по линии моей челюсти к подбородку и мягко, но неумолимо заставили меня поднять голову. – Я должен был это сделать, как только мы остались одни. Вы самая соблазнительная вещь, которую я видел за последние годы. А я видел многое.

Его лицо склонилось ко мне. Я зажмурилась, ожидая поцелуя, но он лишь прошептал губами у самого моего уха, и его горячее дыхание обожгло меня:

– Я знаю, что ты сейчас мокрая. Знаю, что твое тело кричит от желания. И я знаю, что ты хочешь, чтобы я тебя взял. Прямо здесь. Прямо сейчас.

Грубые, пошлые слова должны были оттолкнуть. Но они подействовали с точностью до наоборот. Влага хлынула из меня, смочив тонкое кружево трусиков. Я издала тихий стон, который не смогла сдержать.

– Ты слышишь себя? – он прошептал, и его язык коснулся мочки моего уха, легкий, как крыло бабочки, а затем завладел ею полностью, влажно и жадно. – Ты уже вся дрожишь.

Его руки опустились на мои плечи, скользнули вниз по рукам, сжали мои запястья и отвели их за спину, мягко прижимая меня к холодной металлической стене лифта. Я оказалась в ловушке. Зажата между его твердым, мускулистым телом и холодной поверхностью. Контраст температур сводил с ума.

– Артем… кто-то может прийти… – последняя попытка сопротивления вышла жалкой.

– Техники? Им еще минут пятнадцать, не меньше. – Он прижался бедром к моей промежности, и я почувствовала твердый, массивный бугорок под тканью его брюк. Мое нутро сжалось. – Пятнадцать минут – это много. Целая вечность. Я покажу тебе.

Его рот наконец нашел мои губы. Это не был нежный, вопрошающий поцелуй. Это был захват. Завоевание. Его язык грубо вторгся в мой рот, властный, требовательный, вкусный – с легким привкусом кофе и чего-то запретного, пряного. Я ответила ему с той же дикостью, впиваясь пальцами в его волосы, втягивая его запах, его сущность. Мир сузился до размеров этой кабины, до точек соприкосновения наших тел.

Одной рукой он продолжал удерживать мои запястья за спиной, а другой начал исследовать мое тело. Большая ладонь скользнула по моей талии, обхватила бедро, задрал юбку. Я почувствовала прохладу воздуха на оголенной коже и его горячее прикосновение чуть выше колена. Его пальцы впились в мою плоть, грубо, почти больно, и поползли выше, к самому интимному месту.

– Артем… – простонала я в его рот, уже не в силах вымолвить ничего другого.

– Молчи, – приказал он, отрываясь от моих губ. Его глаза пылали. – Просто чувствуй.

Его пальцы нашли резинку моих трусиков, зацепили ее и резко дернули вниз. Тонкое кружево порвалось с тихим шелковым звуком. Он даже не стал их стягивать, просто сдернул до колен, обнажив меня. Холодок металлической стены прикоснулся к моей обнаженной пояснице.

Я зажмурилась, стыд и возбуждение боролись во мне, но возбуждение побеждало с оглушительным отрывом. Я была гола под юбкой перед незнакомым мужчиной. И я хотела этого больше всего на свете.

Его пальцы коснулись моего лобка, провели по уже влажной щели, собрали влагу и размазали ее по воспаленному бугорку клитора.

– Боже… – вырвалось у него хрипло. – Ты вся течет. Вся для меня.

Он начал водить пальцем по кругу, с сначала медленно, потом все быстрее и настойчивее. Давление было идеальным – твердым, уверенным, знающим. Волны удовольствия начали раскатываться от самого центра моего существа. Я закинула голову назад, упираясь в стену, и застонала, уже не думая о том, кто может услышать.

– Да… вот так… – он подхваливал меня, его голос был густым, как патока. – Стони для меня. Покажи, как тебе это нравится.

Его палец скользнул ниже, к входу, легко вошел в меня, до самого основания. Я вскрикнула от неожиданности и полноты. Он был толстым, длинным. Он начал двигать им внутри меня, имитируя фрикции, в то время как его большой палец продолжал давить на клитор.

– Ты такая тугая… – прошептал он, вводя второй палец. Боль от растяжения смешалась с невероятным наслаждением. Я начала двигать бедрами навстречу его руке, теряя остатки стыда. Мне нужнo было больше. Глубже. Жестче.

– Хочешь почувствовать меня? По-настояшему? – его дыхание сбилось.

– Да… пожалуйста… – я умоляла, уже ничего не стесняясь.

Он резко вынул пальцы, оставив меня пустой и тоскующей. Я услышала, как он расстегивает ремень, ширинку. Звук падающей молнии прозвучал громче выстрела. Потом он взял мою руку и приложил к своему члену.

Я ахнула. Он был огромным. Горячим, как раскаленный металл, пульсирующим, твердым как скала. Мои пальцы едва могли сомкнуться вокруг него. Я почувствовала каждую жилку, каждую каплю крови, бегущую по нему.

– Видишь, что ты со мной делаешь? – он провел моей рукой по всей его длине от основания к головке, смазанной прозрачной каплей. – Весь твой.

Он развернул меня, грубо, почти резко, прижал лицом и грудью к зеркальной стене. Холодное стекло обожгло мои щеки и соски, проступившие сквозь тонкую ткань блузки. Он пригнул меня немного, задрал юбку выше поясницы, полностью обнажив мои ягодицы и влажную, дрожащую от желания киску.

– Смотри, какая ты красивая, – прошептал он, и я увидела в зеркале нашу отраженную, извращенную картину: его – могучего, возбужденного, с темными от страсти глазами, и меня – растрепанную, с размазанной помадой, с юбкой на талии, с покрасневшими от его щипков ягодицами, абсолютно влажную снизу, ждущую его.

Он приставил головку своего члена к моему входу, потянулся, растягивая мои сжатые, ждущие губы.

– Скажи, что хочешь.

– Хочу… Войди в меня… Пожалуйста… – я рыдала, упираясь лбом в холодное зеркало.

Он не заставил себя ждать. Одним мощным, резким толчком он вошел в меня. До самого конца. Я закричала от боли и невероятного, абсолютного заполнения. Он разрывал меня, растягивал, заполнял собой каждую клеточку. Это было болезненно и божественно одновременно.

– Боже… ты… – он замер на секунду, и я почувствовала, как он дрожит внутри меня, сдерживая себя. – Ты идеальна.

И он начал двигаться. Сначала медленно, вынимая почти полностью и снова вгоняя в меня свой огромный член. Каждый толчок заставлял меня вздрагивать и издавать непроизвольные хриплые звуки. Зеркало передо мной запотевало от моего дыхания.

Потом его темп ускорился. Его руки впились в мои бедра, удерживая меня, притягивая к себе навстречу каждому мощному толчку. Я чувствовала, как его живот шлепается о мои ягодицы, слышала влажные, похотливые звуки наших тел. Запах секса, пота, его парфюма заполнил лифт, опьяняя сильнее любого наркотика.

– Да… вот так… принимай всю… мою… плоть… – он рычал, вгоняя в меня себя с каждой фразой.

Одна его рука отпустила мое бедро, обвила мою талию и потянулась к моей груди. Он грубо сжал ее через блузку, больно зажал сосок между пальцами, заставив меня вскрикнуть от смеси боли и наслаждения. Потом его пальцы нашли мой клитор и снова начали свое сладостное истязание, в такт его яростным толчкам.

Меня начало раскачивать. Оргазм надвигался стремительно, неумолимо, как лавина. Внутри все сжалось, готовое взорваться.

– Я… я сейчас… – застонала я.

– Кончай, – приказал он хрипло. – Кончай на моем члене. Я хочу почувствовать, как ты сжимаешься.

Его слова, его грубый, властный тон стали последней каплей. Мир взорвался белым светом. Конвульсии удовольствия прокатились по всему моему телу, сжимая его член внутри меня с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Я кричала, уткнувшись лицом в его плечо, которое он подставил, чтобы заглушить мой крик.

Мои спазмы спровоцировали его. Он издал низкий, животный стон, вдавил меня в стену и начал кончать, изливаясь в меня горячими, пульсирующими потоками. Он толкался в меня еще несколько раз, выжимая из себя последние капли наслаждения, пока мы оба, мокрые, запыхавшиеся, не замерли, прижавшись друг к другу.

Тишину нарушало только наше тяжелое, частое дыхание. Он все еще был внутри меня, и я чувствовала, как он медленно уменьшается. Его тело, прижатое к моей спине, было горячим и влажным.

Он медленно вынул себя, и по моим внутренностям потекла теплая струйка его семени. Я едва стояла на ногах, дрожа всем телом. Он повернул меня к себе, его взгляд был мутным от удовлетворения, но все таким же пронзительным.

Он молча достал из кармана пиджака шелковый платок – невероятно роскошный и нелепый в этой ситуации – и нежно, с какой-то неожиданной нежностью, вытер им мои бедра, мою испачканную кожу.

В этот момент лифт дернулся и с мягким гудением поехал вниз.

Мы молча смотрели друг на друга, пока кабина не дошла до паркинга и двери не открылись с тихим шипением. За ними была знакомая серая бетонная стена и запах бензина.

Реальность вернулась со скоростью звука.

Я поспешно поправила юбку, пытаясь привести себя в порядок. Он молча застегивал брюки, его лицо снова стало непроницаемой маской успешного бизнесмена. Только растрепанные волосы и моя помада на его воротнике выдавали то, что произошло.

– Лифт исправен, – сухо констатировал он, подбирая с пола свой пиджак.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Стыд, смущение и дикое, животное удовлетворение боролись во мне.

Он вышел первым и обернулся ко мне на прощание.

– До встречи, Алина.

Это прозвучало не как прощание, а как обещание. Угроза. Обещание продолжения.

И прежде чем я успела что-то ответить, он развернулся и зашагал прочь, его шаги гулко отдавались в подземелье.

Я осталась стоять в кабине лифта, вся еще пахнущая им, с трясущимися коленями и абсолютно пустой головой. Двери начали закрываться, и я машинально шагнула наружу.

Что это было? Безумие? Грех? Самое порочное и прекрасное приключение в моей жизни?

Я не знала. Знало только мое тело, которое все еще горело и пело от его прикосновений.

И я понимала одно – что бы это ни было, я хотела этого снова.

Глава завершается, оставляя читателя с ощущением шока, возбуждения и массы вопросов. Кто этот загадочный Артем? Случайна ли эта встреча? Что будет дальше? Эротическая сцена написана максимально откровенно, подробно и чувственно, чтобы зацепить целевую аудиторию и заставить ее жаждать продолжения.

Глава 3

Искушение в полумраке

Шум города остался где-то далеко внизу, затянутый плотной пеленой ноябрьского ливня. Такси, резко бросившее меня у подъезда этого старого, но безумно дорогого особняка на одной из тихих петроградских улиц, уплыло в мокрую мглу, оставив наедине с внезапно свалившейся авантюрой. Приглашение было более чем неожиданным: «Заскочи на огонек, если не боишься промокнуть. Буду рад. Матвей». СМС пришло час назад, когда я уже собиралась погрузиться в сон перед телевизором. Матвей… Партнер моего бойфренда Артема по новому бизнес-проекту. Человек, с которым мы виделись от силы три раза на общих презентациях, и чей взгляд каждый раз заставлял меня внутренне сжиматься – настолько он был пристальным, изучающим, почти осязаемым.

Я боялась промокнуть. Но куда больше я боялась этой тяги, этого странного магнетизма, что тянул меня сюда, вопреки всякому здравому смыслу. Артем был в командировке в Сочи, и его «Спокойной ночи, рыбка» в мессенджере висело безответным пятном на экране телефона. Я ему не сказала, что куда-то иду. Просто надела это черное платье – то самое, что он называл «греховным», набросила пальто и вышла в ночь.

Дверь открылась почти мгновенно, будто он стоял за ней и ждал. Матвей. В дорогих мягких брюках цвета хаки и простой белой футболке, облегающей могучее тело, выписывая каждый бугорок накачанного пресса и широких плеч. От него пахло дорогим мылом, свежим воздухом и едва уловимым дымком хорошего виски.

«Лиза. Я почти не надеялся», – его голос был низким, бархатным, таким же, как его взгляд. Он взял мое мокрое пальто, и его пальцы на мгновение коснулись моей обнаженной шеи. Искра побежала вниз по позвоночнику, заставляя содрогнуться.

«Не надеялся? А зачем тогда звал?» – попыталась парировать я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок. «На авантюру. Как видишь, не зря».

Его дом был точным отражением его самого: мощный, основательный, наполненный скрытой силой. Высокие потолки, стены, обитые темным деревом, и в центре гостиной – огромный камин, в котором весело потрескивали настоящие дрова. Огонь отбрасывал на стены пляшущие тени, делая комнату живой, дышащей.

«Промокла насквозь», – констатировал он, подавая мне бокал с рубиновым вином. Наши пальцы снова встретились. На этот раз он не убрал руку сразу, а позволил своему большому пальцу провести по моему запястью, по выступающей голубой вене. Пупырышки побежали по коже.

«Не беда. У камина быстро согреюсь».

Я присела на край массивного кожаного дивана, прямо напротив огня, чувствуя, как жар ласкает голые икры. Платье было коротким. Я знала это. Я рассчитывала на это.

Он сел напротив, в глубокое кресло, и просто смотрел на меня. Молча. Пристально. Так, что мне стало жарко не от огня. Вино оказалось крепким, терпким, с долгим послевкусием. Оно разливалось по телу томной теплотой, расслабляя, снимая последние барьеры осторожности.

Мы говорили о пустяках. О работе, о погоде, о последнем фильме. Но каждый его взгляд, каждое движение было наполнено другим, невербализуемым смыслом. Он смотрел на меня как на женщину. Как на объект желания. И это желание было таким густым, таким плотным в воздухе, что его можно было потрогать.

«Тебе не холодно?» – спросил он, когда я непроизвольно потерла ладонью обнаженное плечо.

«Немного», – соврала я. Мне было пылающе жарко.

Он встал, подошел ко мне и… просто опустился на колени перед диваном. Я замерла, не в силах пошевелиться. Его лицо оказалось на уровне моих колен. Он взял мою ногу за лодыжку и снял туфлю на высоком каблуке. Его пальцы были удивительно нежными для таких больших и, казалось бы, грубых рук. Он принялся массировать мою промокшую, замерзшую ступню, разминая каждый палец, пяточку, свод.

От неожиданности и нахлынувшего наслаждения я откинула голову на спинку дивана и прикрыла глаза. По телу разлилась ленивая, сладостная истома. Его руки двинулись выше. Ко второй ноге. Потом его пальки скользнули по икрам, под коленку, заставляя меня вздрагивать от каждого прикосновения.

«Ты такая хрупкая, Лиза… Такая прекрасная», – его голос прозвучал совсем близко.

Я открыла глаза. Он все так же был на коленях передо мной, его лицо – в сантиметрах от моих бедер. В его глазах плясали отражения каминного огня, но внутри горел свой, куда более жаркий огонь. Желания. Похоти.

Я не смогла выдержать его взгляд и отвела глаза. Сердце колотилось где-то в горле, перекрывая дыхание.

«Матвей… Нам нельзя…»

«Почему?» – он был до ужаса спокоен. Его рука легла на мое колено, и медленно, сантиметр за сантиметром, поползла вверх по внутренней поверхности бедра. Кружевной край моих трусиков встретил его пальцы как предательский маячок.

«Артем…» – выдохнула я, уже почти не веря в силу этого аргумента.

«Артема нет здесь. Есть только ты. И я. И эта ночь».

Его пальцы нашли влажную теплоту сквозь тонкую ткань. Я ахнула, резко выгнувшись. Он легонько, почти невесомо поводил пальцем по самому чувствительному месту, заставляя мои бедра непроизвольно сжиматься от нахлынувшей волны удовольствия.

«Я чувствую, как ты вся горишь, Лиза. Ты вся дрожишь. Скажи, что ты хочешь этого так же, как и я».

Он не ждал ответа. Его губы приникли к внутренней стороне моего бедра, оставляя влажный, горячий поцелуй. Потом еще один. И еще. Он приближался к самой сердцевине моего возбуждения, дразня, мучая медлительностью.

Я уже не могла сопротивляться. Не хотела. Мои руки сами впились в его густые, темные волосы, притягивая его ближе. Мое тело, предательское и жаждущее, само рвалось навстречу этой ласке.

С стоном облегчения и стыда я позволила ему сделать то, чего так жаждала. Он снял с меня мокрые от дождя трусики, и его язык, уверенный и опытный, коснулся моего клитора. Я вскрикнула, впиваясь пальцами в кожу дивана. Огонь в камине, огонь во мне – все смешалось в единый вихрь ощущений.

Он ласкал меня ртом безжалостно и искусно, то замедляясь, то ускоряясь, то заставляя замирать на самом краю, то снова погружая в пучину наслаждения. Я металась под ним, стеная, забыв обо всем на свете. О Артеме, о приличиях, о том, что происходит. Было только это – всепоглощающее, животное чувство.

Орзм накатил внезапно и сокрушительно, вырывая из груди глухой, прерывистый крик. Тело выгнулось в немом вопле, сотрясаясь в конвульсиях абсолютного, ничем не сдерживаемого удовольствия. Он не останавливался, продлевая мои муки и блаженство, пока я не рухнула на диван, обессиленная, вся мокрая от пота и его ласк.

Он поднялся надо мной, его глаза были темными от страсти. Он снял футболку, обнажив торс, покрытый легкими шрамами и татуировками. Он был великолепен, как греческий бог, сошедший с пьедестала, чтобы соблазнить смертную.

«Ты… ты просто сумасшедший», – прошептала я, все еще не в силах отдышаться.

«В отношении тебя – да», – хрипло сказал он, наклоняясь ко мне.

Его поцелуй был не таким, как у Артема. Не нежным, не исследующим. Он был завоевывающим, доминирующим. Его язык вторгся в мой рот, требуя полной покорности. Вкус моего же возбуждения на его губах сводил с ума. Его руки разорвали тонкую ткань моего платья, обнажив грудь. Его ладонь, грубая и горячая, сжала одну грудь, большой палец принялся тереть сосок, заставляя его затвердеть в томительном ожидании.

Я сама рвала с него одежду, жаждая ощутить его кожу на своей. Вот он, весь, передо мной. Мощный, возбужденный, прекрасный в своей мужской силе. Мой взгляд упал на его член – большой, твердый, готовый к взятию. Мое сердце заколотилось с новой силой.

Он положил меня на меховую шкуру перед камином. Огонь теперь плясал на нашей коже, отбрасывая золотые блики. Он покрыл меня своим телом, и его вес, его сила были невероятно возбуждающими.

«Смотри на меня, Лиза. Я хочу видеть твои глаза, когда я буду внутри тебя», – приказал он.

И я смотрела. Заглядывала в самые глубины его темных зрачков, когда он одним мощным, уверенным толчком вошел в меня. Боль и удовольствие смешались воедино. Я вскрикнула, обвивая его ногами за спину, принимая его всю его длину.

Глава 4

Уроки французского

Дождь застилал окна квартиры в спальном районе Парижа серой, двигающейся пеленой. Капли с размахом хлестали в стекла, стекали ручьями, искажая мир за пределами подоконника до состояния акварели, залитой водой. Внутри же было сухо, тепло и уютно, пахло свежесваренным кофе, старой бумагой книг и едва уловимым, пьянящим ароматом духов – смесью бергамота, фиалки и чего-то глубоко кожного, животного.

Анна смотрела на эту водяную стену, чувствуя себя одновременно в ловушке и в самом безопасном месте на земле. Ловушке – потому что она была здесь одна. С ним. В безопасном – потому что его присутствие, странным образом, не пугало, а манило, как магнит, против которого бесполезно бороться.

Профессор Люсьен Марсо. Человек, который за несколько недель превратил ее скучную стажировку в Сорбонне в калейдоскоп непонятных, щемящих ощущений. Ей было двадцать два, ему – под сорок. Он был воплощением той самой французской элегантности, о которой она читала в романах: идеально сидящий костюм на широких плечах, всегда безупречно белая рубашка, первые седые пряди на висках, которые не старили, а лишь подчеркивали зрелость, опыт. И глаза. Серые, пронзительные, видящие все. Особенно ее ошибки в спряжении неправильных глаголов.

Сегодня он предложил позаниматься дополнительно. У нее хромало произношение, сложные носовые звуки, которые ее русский слух отказывался воспринимать правильно. Она согласилась, не думая, польщенная и взволнованная. А теперь сидела в его гостиной, на краю дивана из потертой темной кожи, и пыталась сосредоточиться на учебнике, а не на том, как двигаются его мышцы спины под тонкой тканью рубашки, когда он наливал кофе в маленькие чашки.

– «La plume de ma tante»… – начал он, оборачиваясь и протягивая ей чашку. Его пальцы едва коснулись ее, но она вздрогнула, будто от разряда тока. – Классическая, но бесполезная фраза. Давайте о реальном. О чувствах. О желаниях. Французский язык – он не для бюрократии. Он для страсти.

Он сел напротив, в глубокое кресло, закинул ногу на ногу. Его взгляд был тяжелым, физически ощутимым.

– Повторите за мной: «Je désire».

Анна почувствовала, как по ее щекам разливается краска. Она знала, что значит это слово. *Я желаю*.

– «Je… désire», – выдавила она, спотыкаясь на гласных.

– Неправильно, – мягко сказал он. Его голос был низким, бархатным, он вибрировал где-то в области ее солнечного сплетения. – Вы говорите это головой, мадемуазель Анна. А нужно – телом. Всей душой. Послушайте.

Он откинулся на спинку кресла, полуприкрыл глаза. Его губы, тонкие, но удивительно выразительные, приоткрылись.

– «Je désire»…

Звук родился не в его горле, а где-то глубоко в груди. Это был не голос, а стон, признание, темный, густой, как мед, полный такой недвусмысленной тоски, что у Анны перехватило дыхание. Комната вдруг показалась ей очень душной.

– Теперь вы, – приказал он, не открывая глаз.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь загнать обратно бешеный стук сердца. Представила, что говорит это ему. Только ему.

– «Je désire»… – на этот раз звук вышел более глубоким, хриплым, неприлично честным.

Люсьен открыл глаза. В них вспыхнул какой-то новый огонь, быстрый, как молния.

– Bien. Лучше. Теперь скажите, что вы желаете. По-французски. Любое желание. Чтобы почувствовать язык.

Она замерла. Игра стала опасной. Прозрачной. Он смотрел на нее так, будто видел насквозь, будто читал все ее ночные фантазии, в которых он был главным героем. Она чувствовала себя голой под этим взглядом.

– Я… я желаю… понять пассивы… – солгала она, опуская глаза.

Он рассмеялся тихим, горловым смехом.

– Не верю. Вы не настолько скучны. Я видел, как вы смотрите на картины в Лувре. В вас горит огонь, Анна. Просто вы боитесь его выпустить. Французский язык – это ключ. Скажите. Ваше самое постыдное, самое сладкое желание. Это будет наш урок на сегодня.

Его настойчивость была подобна удару хлыста. Унизительно и возбуждающе одновременно. Она почувствовала влагу между ног, предательскую, позорную. Ее тело реагировало на него вопреки всему.

– «Je désire… toucher»… – прошептала она, сжимая пальцы на коленях.

*Я хочу прикоснуться*.

– К чему? – его голос упал до шепота. Он наклонился вперед, сокращая дистанцию между ними. Запах его – дорогой парфюм, смешанный с теплой кожей, – ударил в нос, опьяняющий.

– «Je désire toucher… ta bouche», – выдохнула она, прежде чем мозг успел остановить ее.

*Я хочу прикоснуться к твоим губам*.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только стуком дождя. Люсьен замер. Его лицо стало серьезным, почти суровым. Он медленно поднялся с кресла и подошел к дивану. Он не садился, а стоял перед ней, смотря сверху вниз, заслоняя собой свет лампы.

– Почему? – спросил он тихо.

– Потому что… они красивые. И… я хочу знать, какие они на ощупь. Когда говорят такие вещи…

Он медленно, словно давая ей время отпрянуть, присел на корточки перед ней. Теперь их лица были на одном уровне. Он был так близко, что она могла пересчитать каждую ресницу.

– Говорить – это одно. Делать – другое. Язык требует практики, Анна. Не только вербальной.

Его рука поднялась. Большой палец, теплый, чуть шершавый, медленно, с невыносимой нежностью провел по ее нижней губе. Она ахнула, и ее губы сами разомкнулись под этим прикосновением. Электрическая волна пробежала от губ до самых пяток, заставив ее выгнуться в спине.

– «La bouche», – прошептал он, его палец скользнул по контуру ее рта, задевая уголок. – Губы. Они для поцелуев. Для шепота. Для того, чтобы произносить слова любви на правильном языке.

Его лицо приблизилось. Она зажмурилась, ожидая поцелуя. Но его губы обошли ее рот, прикоснулись к виску, к мочке уха. Его дыхание обжигало кожу.

– «Le cou», – его губы коснулись шеи, чуть ниже уха. Она вздрогнула, по телу побежали мурашки. – Шея. Здесь бьется пульс. Здесь видно, как ты взволнована.

Его язык, горячий и влажный, провел по ее шее от ключицы до линии подбородка. Она издала звук, среднее между стоном и всхлипом, и вцепилась пальцами в кожу дивана. Ее тело стало податливым, легкоплавким.

– «Les seins»… – его шепот плыл куда-то в область декольте ее простого хлопкового платья.

Его ладонь скользнула с ее плеча на грудь, накрыла ее целиком через ткань. Он не сжимал, а просто держал, чувствуя, как ее сосок напрягся и выступил твердой пуговицей у него на ладони. Она застонала уже открыто, ее голова запрокинулась назад.

– Грудь. Она так и просится, чтобы к ней прикоснулись. Чтобы ее ласкали. Чтобы целовали. Скажи это, Анна. Скажи по-французки, чего ты хочешь.

Он знал, что играет с огнем. Что пересекает все границы. Но она была так прекрасна в своем смущении, в своем зарождающемся желании. Ее русская стеснительность, сталкиваясь с его французской прямотой, создавала искры, от которых он сам терял голову.

– «S’il te plaît…» – простонала она, уже не думая о правилах, о том, что перешла на «ты». *Пожалуйста*.

– «S’il te plaît, quoi?» – настаивал он, его пальцы через ткань платья начали совершать медленные, круговые движения вокруг ее соска. Волны удовольствия расходились от этого точки по всему телу, заставляя ее бедра непроизвольно двигаться, искать трения. – Скажи мне. Язык должен быть точным.

– «Touche-moi…» – *Прикоснись ко мне*.

– Où? – *Где?* Его губы снова нашли ее шею, его зубы слегка прикусили кожу, и она взвизгнула от неожиданного наслаждения.

– «Partout…» – *Везде*.

Это было все, что ему было нужно. Словно щелчок затвора. Его сдержанность, его профессорская холодность рухнула в одно мгновение. Он накрыл ее своим телом, прижав к дивану, и его рот нашел ее рот наконец-то.

Это был не поцелуй, а поглощение. Он пил из нее ее стыд, ее неопытность, ее жар. Его язык властно вошел в ее рот, исследуя, требуя ответа. Она ответила с той же дикой жаждой, впиваясь пальцами в его волосы, притягивая его ближе, чувствуя, как твердый мускул его бедра упирается в ее лоно, уже мокрое и пульсирующее.

Он оторвался от ее губ, его дыхание было тяжелым, прерывистым.

– Ты уверена? – прошептал он хрипло, его лоб касался ее лба. – Это уже не урок французского. Это нечто большее.

– Я уверена, – выдохнула она, глядя ему прямо в глаза, полные тьмы и страсти. – Je veux. Я хочу.

Он сорвал с нее платье одним точным движением. Оно порвалось по шву с тихим шелковым хрустом, но никому не было до этого дела. Она осталась в простом белом белье, которое вдруг показалось ей до неприличия нескромным под его горящим взглядом.

– «Comme tu es belle»… – прошептал он, сбрасывая с себя пиджак, расстегивая рубашку. – Какая ты красивая.

Его торс был именно таким, каким она представляла в своих фантазиях – подтянутый, с рельефом мышц, с темной дорожкой волос, уходящей вглубь брюк. Она потянулась к нему, касаясь ладонью его горячей кожи, чувствуя, как под ней играют мускулы.

Он наклонился и снова поцеловал ее, пока его руки скользили к ее спине, расстегивая крючок бюстгальтера. Он упал на пол, и ее грудь, высокая, с бледно-розовыми, налитыми от возбуждения сосками, предстала перед ним. Он замер на мгновение, рассматривая ее, как ценную картину.

– «Parfait»… – прошептал он и взял ее сосок в рот.

Она вскрикнула, выгнувшись. Ощущение было на грани болезненного – его язык обвивал и сосал, его зубы слегка покусывали напряженный бугорок. Волны удовольствия били в самую сердцевину ее существа, заставляя ее метаться под ним. Он перешел ко второй груди, уделяя ей такое же пристальное, почти пристальное внимание.

Его рука тем временем скользнула вниз, под резинку ее трусиков. Он коснулся ее влажной, горячей плоти, и она вздрогнула всем телом.

– «Tu es toute mouillée pour moi»… – он прошептал это прямо в ее кожу, его пальцы нашли ее клитор, уже твердый и чувствительный. – Вся мокрая для меня.

Он начал водить пальцем по нему – медленно, соблазнительно, рисуя круги, слегка надавливая. Она застонала, двигая бедрами в такт его движениям, полностью отдавшись ощущениям. Язык был не нужен. Языком сейчас было его прикосновение.

– «Oui… comme ça…» – она сама не узнавала свой голос – хриплый, полный похоти.

– «Dis-le en français», – приказал он, не останавливая движений пальца.

– «Comme ça… ne t’arrête pas…» – *Вот так… не останавливайся*.

Он ввел в нее один палец, потом второй. Она была тесной, обжигающе горячей внутри. Он двигал ими, находя тот ритм, который заставлял ее кричать, упираясь пятками в его спину. Его большой палец продолжал массировать клитор, и она чувствовала, как сжимается внизу живота, приближаясь к краю.

– «Viens pour moi», – приказал он, ускоряя движения. Его глаза не отрывались от ее лица, смазанного удовольствием. – Кончай для меня.

Орзм накатил на нее внезапно, сокрушительной волной. Ее тело выгнулось в дугу, из горла вырвался сдавленный, дикий крик. Спазмы сжимали его пальцы внутри нее, вытягивая из нее все силы, всю сознательную мысль.

Она лежала, тяжело дыша, придя в себя. Он смотрел на нее с какой-то хищной нежностью, облизывая пальцы, блестящие от ее соков.

– «C’était bien?» – спросил он тихо.

Она только кивнула, не в силах вымолвить слово.

Он встал и сбросил с себя все остальное. Его член, большой, твердый, с натянутой кожей, стоял напротив ее лица. Он был таким, каким она боялась и надеялась его увидеть. Внушающим страх и желание.

– «À ton tour», – сказал он, и в его голосе снова зазвучали преподавательские нотки. – Теперь твоя очередь. Практика устной речи.

Он взял ее руку и положил на свой член. Кожа была как бархат, а под ней – сталь. Она робко сжала его, и он тихо застонал, прикрыв глаза.

– «Plus fort», – прошептал он. – Сильнее.

Она стала двигать рукой вверх-вниз, как могла, глядя на то, как его лицо искажается от наслаждения. Он направлял ее, поправлял, учил.

– «Maintenant, la bouche», – приказал он мягко, но непререкаемо.

Она поняла. Сердце заколотилось у нее в груди. Она никогда… она не умела… Но желание угодить ему, увидеть его потерю контроля, было сильнее страха. Она приподнялась на локтях и взяла его в рот.

Он резко вдохнул. Его пальцы вцепились в ее волосы, но не толкали, а просто держали. Она двигала головой, пытаясь вспомнить смутные знания из порно, чувствуя, как он заполняет собой все ее существо. Его вкус, солоноватый, мужской, сводил ее с ума. Он двигал бедрами, задавая ритм, и она покорно следовала за ним, чувствуя, как нарастает ее собственное возбуждение.

– «Arrête… sinon je vais jouir»… – он оторвал ее от себя, его лицо было искажено гримасой сладкой муки. – Остановись, а то я кончу.

Он положил ее обратно на диван, раздвинул ее ноги и стал между ними. Его член уперся в ее вход, влажный и готовый.

– «Regarde-moi», – приказал он. – Смотри на меня.

Она открыла глаза и встретилась с его взглядом. Серым, горящим, абсолютно серьезным.

– «Je vais te prendre maintenant. Et ce ne sera pas doux». – *Я возьму тебя сейчас. И это не будет нежным*.

Он вошел в нее одним резким, точным толчком.

Боль была острой, но быстротечной, растворившись в море удовольствия от чувства заполненности, от того, насколько идеально он подходил ей. Она вскрикнула, впиваясь ногтями ему в плечи.

Он замер, давая ей привыкнуть.

– «Ça va?» – его голос был хриплым от напряжения.

– «Oui…» – прошептала она. – «Bouge…» – *Двигайся*.

Он начал двигаться. Сначала медленно, вынимая почти полностью и снова входя глубоко, прямо в матку. Каждое движение заставляло ее вздрагивать и стонать. Потом ритм ускорился. Он входил в нее все жестче, все быстрее, и она встречала его толчки, поднимая бедра навстречу.

Звуки их тел – хлюпающие, влажные, их тяжелое дыхание, ее стоны, его хриплые возгласы на французском – все это сливалось в одну дикую, животную симфонию.

– «Comme tu es serrée»… – он стонал, впиваясь пальцами в ее бедра. – Какая ты тугая.

– «Plus fort!» – кричала она, уже не помня себя, полностью отдавшись инстинкту. – Сильнее!

Он исполнил ее просьбу. Его удары стали яростными, почти грубыми. Он перевернул ее на живот, приподнял ее бедра и вошел в нее сзади, еще глубже, если это было возможно. Эта позиция была унизительной и невероятно возбуждающей. Она чувствовала себя самкой, которую взял самец. Ее крики стали громче.

Его рука скользнула под нее, снова найдя ее клитор, растертый, гиперчувствительный после первого оргазма. От его прикосновений ее снова начало сводить.

– «Viens avec moi», – прошептал он ей на ухо, его голос был полон темной страсти. – Кончай со мной.

Он стал двигаться еще быстрее, еще отчаяннее. Его пальцы работали над ее клитором в том же бешеном ритме. Она чувствовала, как внутри нее все сжимается, готовое взорваться. Он тоже был на грани, его дыхание стало прерывистым.

– «Je jouis!» – закричала она, и ее тело затряслось в серии мощных, бесконечных спазмов, которые, казалось, выворачивали ее наизнанку.

Его крик слился с ее криком. Он вогнал в нее свой член в последнем, глубоком толчке, и она почувствовала, как внутри ее заполняет горячая пульсация его семени. Он рухнул на нее, весь мокрый от пота, его тело билось в конвульсиях.

Они лежали так несколько минут, стараясь отдышаться. Дождь за окном не утихал. Мир вернулся в фокус, но он уже никогда не будет прежним.

Он медленно вышел из нее и перевернул ее на бок, прижав к себе. Его руки обвили ее, крепко, почти болезненно. Они молчали.

Он первый нарушил тишину, его губы коснулись ее мокрого виска.

– «Alors»… – он сказал, и в его голосе снова зазвучали знакомые профессорские нотки, хотя и приглушенные удовлетворением. – «La leçon est finie pour aujourd’hui». Урок на сегодня окончен.

Он сделал паузу и добавил, уже шепотом, полным обещаний:

– «À la prochaine». До следующего раза.

Анна закрыла глаза, прижимаясь к его горячей коже. Она знала, что это был только первый урок. И что следующие будут гораздо, гораздо сложнее. И бесконечно слаще. Она уже ждала их. Жаждала.

Ее французский точно улучшится.

Глава 5

Секрет горничной

Шел дождь. Не легкий летний дождик, а настоящий ливень, хлеставший по окнам лимузина струями грязной воды. Алиса прижала лоб к холодному стеклу, наблюдая, как за его пределами расплывается мир ее прошлого – убогая квартирка на окраине, долги, унизительные поиски любой работы. Любой, что позволила бы выжить.

Лимузин свернул с шумной магистрали на заасфальтированную дорогу, утопающую в зелени вековых дубов и стройных кипарисов. За высоким кованым забором с золотыми шишками на пиках угадывались очертания не дома, а настоящего дворца. Сердце Алисы заколотилось с новой силой. Территория, охрана, богатство, которое буквально витало в воздухе, пропитанном запахом мокрой хвои и дорогого автомобильного воска.

«Горничная для особых поручений», – гласило объявление. Высокая зарплата, проживание, строгая конфиденциальность. Из сотен кандидаток выбрали именно ее. Почему? Худенькая, бледная, с лицом, которое она сама считала ничем не примечательным. Но агентство по подбору персонала, представлявшее интересы господина Орлова, сочло ее анкету подходящей.

Ворота бесшумно распахнулись. Лимузин проехал по идеально ровному кругу перед главным входом и замер. Шофер, молчаливый мужчина в белых перчатках, вышел, чтобы открыть ей дверь.

– Вас встретят внутри, мисс, – произнес он безразличным толом, будто возил каждый день девушек в этот рай.

Алиса взяла свой потрепанный чемоданчик – вся ее жизнь умещалась в нем – и вышла под огромный каменный козырек. Дверь перед ней была из темного дуба, с массивной бронзовой ручкой в виде спящего льва.

Прежде чем она успела до нее дотронуться, дверь отворилась. На пороге стояла женщина лет пятидесяти, с строгим, идеально выглаженным костюмом и уложенными в тугой пучок седыми волосами. Ее взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по Алисе с ног до головы.