Читать онлайн Любимых не отпускают

Глава 1. Чужие

– Ева, ты так изменилась! – Арина Милославская распахивает руки для объятий.

Она единственная женщина, беспокоившаяся обо мне в прошлом, и единственная, кому я позвонила после приезда в Питер.

– Пять лет прошло.

– Словно вечность! Не осталось ничего от той девочки, которую я провожала на рейс!

– Той девчонке было всего девятнадцать. Молодая, наивная… – Слово «беременная» я договариваю мысленно и оглядываюсь на небольшой диванчик в гримерке.

На нем сладко спит дочь. Курчавый четырехлетний ангел. Моя любимая упрямица, не захотевшая остаться с няней даже ради новой куклы.

– Я слышала сплетни. – Арина понимающе поджимает губы. – Ее папа тот американский гитарист? – Во взгляде заметно осуждение.

– Гитарист… Мой агент посчитал, что версия со Святым Духом сейчас неактуальна.

Я не хочу ничего подтверждать или опровергать. Если самые близкие люди верят в состряпанную наспех легенду, то пусть так и будет.

– Ох, Ева! Ты была самой тихой и скромной из всех девочек, с которыми мне приходилось заниматься…

– В джинсах из секонд-хенда, растянутом свитере и старых кроссовках.

– Неважно! Ты была лучшим открытием Рауде. Его удачей.

– И разочарованием, – ставлю я жирную точку в нашем диалоге.

От фамилии первого продюсера внутри что-то сжимается, но мне не больно. Только в глупой сказке Золушка из бесплатной домашней прислуги могла превратиться в зазнобу принца. В реальной жизни путь из нищеты проходит через постель короля.

Умные девочки прыгают в нее по расчету и с удовольствием. А дуры, как я, – по большой любви и без оглядки.

– Кстати, о Рауде… – Милославская косится в сторону выхода на сцену. – Я подозреваю, твой агент еще не успел сообщить последние новости?

– Мы с Григорием разговаривали вчера утром. Он подтвердил сегодняшнюю организационную встречу и мое членство в жюри на протяжении всего музыкального фестиваля. Больше никаких новостей, – пожимаю плечами.

– В составе жюри небольшие изменения. Председатель, Фомин, вчера вечером попал в аварию. Он был пьян, так что спонсоры потребовали скрыть информацию от журналистов. А чтобы замена выглядела обоснованной, найти звезду поярче.

– Восстановиться он не успеет? До начала конкурса еще три дня.

– Повреждено лицо. На камеру выпускать нельзя, – качает головой Арина.

– И кого назначили вместо Фомина?

По спине катится холодный колючий ком. Есть мужчины, чье присутствие в жизни не ощущается. А есть такие, что способны достать из прошлого, из будущего и на расстоянии.

– Ева… – Арина обхватывает себя руками и, крадучись, делает пару шагов к коридору.

Убедившись, что дочь крепко спит, я иду за ней. Уже догадываюсь, кого увижу, и все же не хочу верить.

– Скажи, что это не Рауде! Есть еще с десяток продюсеров и агентов…

Я пять лет работала только с Гришей. Это было не самое приятное партнерство. Никаких послаблений из-за беременности и материнства. Никакого сочувствия или хотя бы понимания.

Гриша делал на мне деньги. Заставлял вкалывать беременной, выходить на сцену через неделю после родов. В этой адской гонке не оставалось времени на личную жизнь или другие проекты.

Даже в страшном кошмаре я не хотела бы повторить свой путь к славе. Но один плюс у нашего сотрудничества все же имелся – жмот и циник Григорий Катков качественно оберегал от прошлого. Не было никаких встреч с Рауде или с кем-нибудь из его подопечных. Никаких совместных фестивалей, закрытых вечеринок для элиты или вручения премий.

Мой первый мужчина равнодушно вычеркнул одну молодую влюбленную дурочку из своей жизни. А мой агент сделал так, чтобы в тесной сфере шоу-бизнеса мы окончательно стали чужими.

– Он лучший из всех продюсеров. Даже Фомин в сравнении с ним бледная тень.

Арина не называет имени, но уже слышен знакомый голос с легким акцентом. Рауде распекает кого-то. Матерится на русском и своем родном литовском.

– Гриша обязан был предупредить.

Подготовиться к встрече я не успеваю. Всего один шаг на сцену – и взгляды пересекаются.

Ошиблась.

Пять лет – это не так уж много.

Тяжелая аура Леонаса Рауде действует на меня точно так же, как и во времена нашего знакомства. Хочется поджать плечи, опустить голову и слиться с ближайшей стеной. Исчезнуть… Лишь бы только не красть у него кислород и не оскорблять своим глупым видом самого могущественного мужчину шоу-бизнеса.

– Ни один человек на свете не способен с такой легкостью превращать другого в пыль. Только глянул, и все, – вторя моим мыслям, шепчет Арина и отступает назад.

Не знаю, как выдерживаю первую минуту. Кажется, Рауде «счастлив» видеть меня так же сильно, как и я его. В карих глазах плещется темнота, между черными бровями залегают две морщинки. На строгих, будто вытесанных грубым рубанком губах, кривой трещиной змеится ухмылка.

Волнение спадает лишь спустя несколько долгих секунд. К своему удивлению, я замечаю на породистом, красивом лице Леонаса не только недовольство, но и что-то новое, дико похожее на усталость.

– Здравствуй… Меня не предупредили, что мы будем работать на одном фестивале, – произношу вместо всех тех слов, что готовила в прошедшие годы.

– Здравствуй, Ева.

Леонас, словно сканируя, окидывает меня взглядом с копны длинных светлых волос, которые нравились ему когда-то, до ног… Не таких длинных, какие нужны суперзвезде, но хотя бы ровных, без хирургического вмешательства и болезненных переломов, как у некоторых из моих коллег.

– Фомин на все пять дней выпал из конкурсной программы?

Наверно, лучше спросить у Арины. Раз она в курсе про ДТП, то должна знать и остальное. Однако что-то подсказывает: Милославская временно безмолвный памятник.

– Уже готовишься сбежать? – вопросом на вопрос отвечает Рауде.

– Не хочу ждать момента, когда ты придумаешь повод, чтобы выкинуть меня из состава жюри.

– Ты повзрослела.

Леонас делает шаг вперед и заставляет поднять голову. От этой близости на миг тушуюсь. Кожа на щеках, там, где прикасаются его пальцы, горит огнем. Все предохранители искрят от напряжения.

Чертова магия Рауде!

Даже в сорок лет этот мерзавец выглядит как греческий бог. Аид[1], сменивший свою тогу на костюм от Бриони, непослушную черную гриву на короткую стрижку, а густую бороду – на идеально выбритую кожу с ямочкой на квадратном подбородке.

Живое искушение для любой женщины и тем более девушки. Наверное, нужно радоваться, что у меня теперь есть прививка от его чар.

– Уверена, ты легко найдешь мне замену. Очередь из желающих будет от Питера до Москвы.

– Разочарую тебя, Ева. Земной шарик вращается вокруг своей оси, а не вокруг твоей персоны. У меня нет времени искать замену одной трусливой певице. Хватает забот посерьезнее.

В искусстве унижения Рауде как был первым, так номером один и остался.

– Спасибо за откровение. Постараюсь не докучать.

Кажется, мой лимит дерзости на сегодня иссяк. К черту планы и обещание встретиться с организаторами! У них есть номер телефона Гриши. Пусть звонят и договариваются обо всем через него.

– Надеюсь, с твоей стороны тоже не будет никаких ножей в спину, – отвернувшись, будто утратил ко мне интерес, произносит Леонас.

– Можешь не переживать. Я не… – К сожалению, закончить фразу не удается.

«Ожившая» Арина трогает меня за плечо, и в ту же секунду над сценой разносится испуганный детский голос:

– Мамочка! Мама! Ты где?

Глава 2. Папа

Происходящее дальше похоже на сон.

Карие глаза дочки встречаются с карими глазами Рауде. Две пары черных бровей взлетают вверх. А мое сердце замирает.

Пять лет назад мне пришлось принять условия нового агента и скрыть одну маленькую тайну. Лгать всем было не так уж легко. Несколько раз в день я брала телефон, по памяти набирала один и тот же номер и представляла, как скажу: «Привет. Мне плохо без тебя». Или: «У нас будет ребенок. Забери меня, пожалуйста».

Это были настолько острые приступы мазохизма, что каждый раз все заканчивалось слезами, опухшим лицом и выволочкой от Гриши.

«Хочешь, чтобы он примчался и заставил тебя сделать аборт?», «Хочешь рискнуть карьерой, безопасностью и ребенком?», «Прошлого унижения было мало? Нужно, чтобы Рауде окончательно втолкал тебя в дерьмо?» – Гриша слишком хорошо знал нашу с Леонасом историю и умел подбирать правильные фразы.

Наверное, жестокость агента и забота о ребенке помогли мне в конце концов восстановиться.

Спустя несколько месяцев я научилась справляться с дурацкими слабостями. На концертах перестала выискивать в залах знакомое мужское лицо, удалила из памяти мобильного общие фотографии. Вместо болезненного копания в прошлом потихоньку стала думать о будущем.

О том, что сделаю все ради благополучия моей малышки, стану сильной и независимой. О том, как признаюсь… когда-нибудь позже, когда истечет срок контракта и больше не будет так горько.

Не сейчас.

– Кто пустил на сцену ребенка?! – пока я прихожу в себя, интересуется скуластая женщина справа Вероятно, одна из постановщиков шоу.

– Где охрана? – возмущается тучный мужчина слева. Судя по инвентарю, осветитель.

Со стороны операторской площадки тоже что-то кричат, машут руками. Однако я уже ничего не замечаю и не слышу.

Не сводя испуганного взгляда с Рауде, дочка медленно подходит ко мне и обнимает за ноги.

– Я проснулась, а тебя нет, – затравленно шепчет Вика.

– Все хорошо, родная. Мама рядом. На минутку нужно было выйти на сцену. – Наклонившись, я крепко сжимаю в объятиях свое маленькое счастье.

– Ева, я могу увести ее, – внезапно подает голос Милославская. – Мы подождем тебя в гримерке.

Безумно хочется ответить: «Уведи!» Так будет правильнее. Но во рту словно пересыхает.

Я столько раз представляла эту встречу, боялась ее и ждала. А теперь не могу вытянуть из себя даже короткое «да».

– Пойдем, сладкая. – Арина протягивает ладонь и ласково улыбается Вике.

В отличие от меня, она все еще пытается что-то спасти.

– Никто никуда не пойдет! – приказным тоном останавливает нас Рауде.

– Мы не хотели портить репетицию, – начинает тараторить Милославская еще быстрее. – Ева всего на минуту вышла. А я недосмотрела и…

– Молчать, – пугающе спокойно произносит Леонас и опускается на корточки рядом с Викой.

Самое время дать деру. Рауде не из тех, кто побежит следом. Но моя смелая малышка гордо вскидывает подбородок и, еще сильнее прижавшись к ногам, произносит:

– Здравствуйте. – Как приговор.

– Здравствуй. – Голос Леонаса становится таким хриплым, будто он резко подхватил ангину. – Кто ты?

Он поднимает взгляд на меня, и от ярости в его глазах я забываю, как нужно дышать.

– Это Вика. Дочь. – Признание царапает горло и острыми иголками впивается в грудину.

– Твоя? – На скулах Рауде темнеют желваки.

– Моя. – Тяжело сглатываю. – Остальное не имеет значения, – возвращаю Леонасу его собственную фразу, сказанную пять лет назад.

Это было самое короткое прощание, какое можно представить.

– Ева! – выдыхает мой персональный Аид и морщится как от пощечины. Маска равнодушия на его лице трещит по швам.

Кажется, не только я хорошо помню наш разрыв. Торопливый разговор в больнице. Равнодушный приказ вывести меня и проследить, чтобы не вернулась. Капли осеннего дождя, бегущие по стеклам машины. И ледяной холод, пронизывающий насквозь.

Тогда я еще не верила, что Леонасу все равно. Два дня, боясь разминуться, ждала его в своей маленькой комнатушке. Отказывалась разговаривать с новым агентом. Отворачивалась от всех, кто пытался заставить поесть или выйти на прогулку.

Разбалованная его поцелуями, объятиями, заботой, я загибалась в ожидании чуда. И только когда охрана собрала мои вещи и вместе со мной выставила все на улицу, окончательно поняла, что всему конец.

Глава 3. Ноша

Леонас

Любая слабость стоит свою цену. Порой гораздо большую, чем готов платить заказчик.

В моем случае оплата вышла двойной. Размером в пять долгих лет и…

…одну девочку.

Я не собирался участвовать ни в каком фестивале. В рабочем графике на такую ерунду нет и никогда не было свободного времени. Но гребаные звезды сошлись слишком «удачно».

Сперва начались проблемы в одном из московских клубов. Три проверки за месяц и увольнение директора. Потом налоговая наехала на посредника в Сочи, который четыре года поставлял алкоголь. Третьим – жёстко «подсобил» Фомин.

Старый гондон умудрился нажраться вдупель в моем питерском клубе. И на моей же парковке въехал в тачку одного из посетителей.

На нашу общую беду владелицей оказалась новая любовница китайского консула. Больший геморрой даже придумать было сложно. Чтобы разрулить, мне пришлось срочно бросить все дела, оставить жену на сиделку и с чемоданом налички рвануть в клуб.

Ума не приложу, как бы я выкручивался, если бы пострадавшим был сам консул, но его подружка оказалась удивительно вменяемой и сговорчивой.

Деньги и обещание заменить битую машину на новую обнулили все ее претензии. В качестве бонуса девчонка получила платиновую клубную карту и этой же ночью с компанией таких же содержанок закатила вечеринку все в том же клубе.

К середине ночи я даже выдохнул, однако звонок из больницы от Фомина перевел свалившийся трындец на новый уровень.

– Тебе придется меня заменить. На фестивале, – вместо благодарности эта сволочь сразу начинает ставить условия.

– Я за тебя уже отфестивалил. Жди счет! Услуги стоили недешево.

Первое мое желание – послать его на фиг. Второе – отключить телефон и завалиться спать. Прямо здесь, как делал это регулярно последние пять лет.

– У меня вся рожа в гематомах. Шов на лбу. И перелом ребра, – заскрипел Фомин. – Спонсоры за яйца повесят, если я появлюсь на камеры в таком виде.

– Я твои яйца спасать не нанимался.

– А вот тут ты ошибся.

– Ошиблась твоя мама, когда родила тебя на свет.

Отнимаю телефон от уха. Собираюсь нажать на отбой, но Фомин опережает:

– Прости, Рауде. Выбора у тебя нет. В приемном покое уже три команды журналистов. Все ждут новостей о моем состоянии и том, как я до того докатился. В подробностях и желательно пикантных.

– Только посмей!

Несложно догадаться, к чему он клонит. После новости о ДТП с участием той девки проверки в моих клубах не закончатся никогда, а о поставщиках можно будет забыть. Обо всех сразу!

– У меня тоже нет выбора. Если не предложу вместо себя достойного кандидата, мне конец. Ты достойный, хоть и мудак. На тебя они согласятся.

– Закопать тебя надо было, а не в скорую везти, – проклиная все на свете, цежу сквозь зубы.

– С этим делом ты всегда успеешь. Нева трупов не считает. И все же сперва придется пофестивалить. С огоньком, с молодыми звездочками и всей гопкомпанией жюри.

После насыщенной ночи нихрена не успеваю: ни позавтракать, ни переодеться. Чтобы не выглядеть бомжом на дурацком организационном собрании, прошу бармена приготовить кофе, а водителя жены – привезти в клуб новый костюм.

По-хорошему, давно пора купить в доме напротив нормальную квартиру и перевезти туда гардероб со всем необходимым. Все эти форс-мажоры и суета уже в печенках. Но объяснить жене такую оптимизацию будет сложно.

В последнее время с Ингой в целом стало непросто. Все медицинские обследования только в моем присутствии. Все выходные рядом. А за каждую ночь в клубе – скандал.

Раньше я еще пытался убедить ее, что не трахаю здесь никаких любовниц. Пару раз, когда особенно доставала, привозил жену сюда, в свой кабинет, и разрешал убедиться лично – обыскать каждый метр, фирменным женским нюхом изучить каждое кресло или диван, на котором сплю.

Эти ее вспышки паранойи дожирали остатки терпения, на котором я держался последние годы. Порой даже не верилось, что пять лет назад у нас были свободные отношения и у каждого своя личная жизнь.

А сейчас из-за проклятого фестиваля предстояло окунуться в полный трындец без начала и конца.

– Буду дома вечером. Раньше не могу, – наговариваю Инге звуковое сообщение и жму кнопку «отправить».

Сразу после этого отключаю телефон и кладу на стол. Ближайшие полчаса можно даже не пытаться его включать или надеяться услышать чей-нибудь звонок, кроме бесчисленных звонков жены.

– Босс, может, вам еще один кофе? – покосившись на меня, сочувственно уточняет бармен.

– Если яд есть, добавь мне лошадиную дозу.

Устало тру глаза. До собрания всего час. Мое имя уже в списках чренов жюри. «Почетный председатель», словно мне не сорок, а всех девяносто. Во время встречи обязательно выяснится, что что-то не готово, кто-то не приехал, а с оборудованием вообще задница.

Классическая ситуация на фестивалях за бюджетные деньги. Излюбленный метод чинуш пилить бабло и скидывать все проблемы на организаторов, жюри и спонсоров.

– Яда нет, – подумав, отвечает бармен. – Но есть отличный коньяк. Вчера один клиент заказал самую дорогую позицию. Пришлось распечатать бутылку.

– Коньяк, это хорошо. – Несмотря на общее заёбанное состояние и почти двое суток без сна, улыбаюсь.

Явиться на первое собрание подшофе и с порога дать понять все, что думаю об этом мероприятии – идея на сто баллов. В далеком прошлом, когда не было еще никаких клубов, я бы так, наверное, и поступил. Горело бы все синим пламенем. Сейчас ситуация намного сложней.

– Так как? – Бармен достает с полки бутылку. Похоже, кому-то не терпится накачать собственного босса.

– Давай вечером, – останавливаю его и, влив в себя чашку кофе, иду переодеваться.

Благодаря разговору с ушлым парнем и двум эспрессо мое состояние из «трупа» переходит в категорию «временно в форме». По опыту знаю, что продержится оно до обеда, а дальше кофе нужно будет подавать внутривенно, не отключая от капельницы ни на секунду.

Перспектива так себе, потому, чтобы успеть до этого охренительного момента отключки, прошу водителя утопить в пол педаль газа. А сам по дороге быстро просматриваю документы, присланные Фоминым.

С первого взгляда все стандартно. Обычный фестиваль. Участие в формате «двадцать четыре на семь». До обеда радостное прослушивание воплей молодых талантов. После – фотосессии, интервью и концерты звезд. Итоги в два этапа: полуфинал и финал. Ничего интересного или оригинального.

«Выкинутое время» выражение так и крутится на языке. Но потом я открываю страницу с фамилиями членов жюри, и за грудиной становится тесно.

Глава 4. Дочь

Леонас

За прожитые годы я уже понял – у судьбы есть чувство юмора – черное. Сейчас вижу подтверждение.

Из всех популярных молодых певиц организаторы фестиваля выбрали самую лучшую – яркую, талантливую, способную спеть вживую без хора бэк-вокалисток. Именно ту, с которой я старался никак не пресекаться все эти гребаные пять лет.

– Ева Лаврентьева… Ева… – катаю имя на языке. Как и давным-давно сладко и горько. Красивая девушка и запретный плод в одном флаконе. – Неделю рядом…

Закрываю глаза и откидываюсь на спинку сиденья. Даже не знаю, какое искушение сейчас сильнее: развернуться или попросить водителя гнать быстрее.

С тем дерьмом, какое творится в моей жизни, первое, конечно, предпочтительней. Никому не будет лучше, если мы на семь дней окажемся в одной лодке. Ева точно не обрадуется такой перспективе. В прошлом я приложил все усилия, чтобы отбить у нее желание приближаться ко мне или работать вместе.

Со вторым – гнать быстрее – все сложно.

Некоторых людей можно легко вычеркнуть из памяти. Всего то – навесить бирку «Эпизод» или «Случайность». Других… одна короткая встреча, отрезок пути размером в неделю – и они навсегда на подкорке. Не забываются и не исчезают. Каждый день напоминают о том, как можно было и уже нельзя.

– Останови у шлагбаума. К входу подъезжать не нужно. Я пройдусь, – командую водителю, когда приближаемся к концертному залу.

– Там дождь сегодня. Подождите, пожалуйста. Я зонт из багажника достану.

Чем хорош персонал жены – все вышколены намного лучше, чем мои собственные подчиненные. С дрессурой у Ирмы не задалось лишь в одном случае. Со мной.

– Не суетись. Не растаю.

Толкнув дверь, выхожу на улицу и подставляю лицо под питерскую морось. По спине тут же пробегает холодок. Легкие заполняются густой прохладой. И внутри все успокаивается.

За грудиной больше не горит и не колет. Обычное рабочее состояние с простейшим планом на ближайшие два часа: «Решить организационные вопросы, подписать нужные бумажки и поехать домой».

Первое время я даже верю, что все возможно. Исполнительный директор шоу встречает меня в фойе и разливается соловьем о том, что у них уже все схвачено и от меня нужно лишь героически скалиться на камеру.

Но потом происходит неизбежное.

Ее приближение я чувствую спиной. Это как острый приступ радикулита. Между ребрами все клинит, и волна боли прокатывается по позвонкам. Никогда не думал, что заработаю когда-нибудь такую реакцию на женщину. А тут…

– Здравствуй… – Ева здоровается первой. – Меня не предупредили, что мы будем работать на одном фестивале.

Она расправляет плечи и поднимает голову. Взрослая и независимая – идеальная картинка для всех, кто не знает ее близко. Но сквозь всю эту браваду я вижу шипы и иголки.

За годы порознь скромная девочка из Тюмени научилась держать марку. Настоящая звезда, достойная своей армии поклонников. И все же, несмотря на маанящий блеск софитов, она так и не смогла выкорчевать из нутра себя прежнюю.

– Уже готовишься сбежать? – отрезвляю ее словами. Знаю, что это больно и неприятно. Однако… Проще работать с тем, кого ненавидишь, чем с тем, от кого покрываешься колючками и мечтаешь провалиться сквозь землю.

– Не хочу ждать момента, когда ты придумаешь повод, чтобы выкинуть меня из состава жюри.

Ева реагирует именно так, как нам и нужно. Взгляд становится холодным, а в глазах гаснет тревога.

– Ты повзрослела.

Не могу отказать себе в одном маленьком мазохистском удовольствии. Подхожу к ней ближе. Вдыхаю аромат… новый, дразнящий. И заставляю поднять голову.

– Уверена, ты легко найдешь мне замену. Очередь из желающих будет от Питера до Москвы, – чеканит моя звезда, даже не пытаясь освободиться.

– Разочарую тебя, Ева. – Нехотя убираю руку. Подушечки жжет так сильно, словно прикасался к огню. Чтобы не выдать себя, прячу руку в карман и вбиваю последний гвоздь в крышку своего гроба: – Земной шарик вращается вокруг своей оси, а не вокруг твоей персоны. У меня нет времени искать замену одной трусливой певице. Хватает забот посерьезнее.

Длинные ресницы вздрагивают. Заряд попадает в цель.

– Спасибо за откровение. Постараюсь не докучать.

Больше никаких иголок. Вместо перепуганного маленького ежа напротив меня стоит бронированная глыба льда. Ни боли, ни обиды.

– Надеюсь, с твоей стороны тоже не будет никаких ножей в спину. – Я отворачиваюсь. Концерт по заявкам на сегодня окончен. Дальше только дела и пошло все к чертовой матери.

– Можешь не переживать, – начинает Ева. – Я не…

Она вдруг осекается, и над сценой раздается детский крик:

– Мамочка! Мама! Ты где?

Глава 5. Плата

Леонас

На сцене поднимается шум и гам. Кто-то требует убрать ребенка. Кто-то просит вызвать охрану, словно одна маленькая девочка способна сорвать целый фестиваль. Кто-то ноет о беспорядке.

Тишина, которая была до этого, накрывается медным тазом. А я глохну!

Боясь моргнуть, смотрю на кучерявого ангела с куклой в руках и тихонько подыхаю.

Несколько лет назад я вручил самое ценное, что у меня было, своему коллеге – Грише Каткову. Он должен был сделать с этим сокровищем то, что не мог сделать я. После этого наши с Гришей дорожки пересекались лишь по двум вопросам: деньги и песни.

Я оплачивал все расходы его новой певицы, обеспечивал места в самых лучших шоу и писал хиты, которые Катков успешно выдавал за творчество его знакомого малоизвестного композитора.

Благодаря моим деньгам и связям несложно было сделать из таланта настоящую звезду. А в ответ Гриша должен был сдувать пылинки со своей подопечной, присматривать и охранять.

Я не вмешивался в его работу и не беспокоил саму Еву. Меня не было в их жизни, но когда в новостях появилась информация о ребенке, я впервые не сдержался. Оставил жену на команду сиделок. Забил на все дела и рванул в столицу, в клинику, где рожала Ева.

Мне нужно было увидеть ее хотя бы мельком, взять на руки ребенка и понять правду. Как последний идиот, я купил целую машину цветов. Нашел контакты главного врача. А когда вошел в клинику, все стало ясно без разговоров.

Молодой папаша, известный гитарист, держал за руку мою звезду, рисовал автографы и давал интервью прямо под дверью палаты, в которой находилась новорожденная малышка.

Молодые родители не скрывали от прессы никаких подробностей. Он описывал, как встретил «любовь всей его жизни» и как счастлив, что кроме женщины у него теперь есть еще и ребенок. Она кивала, улыбалась и позволяла делать фото.

Красивая история и красивая пара.

Привыкший к показухе и постоянной лжи ради рейтингов, я не хотела верить собственным глазам и ушам. Что-то внутри сопротивлялось. Требовало подойти и забрать своё.

Но тем же вечером Катков подтвердил все детали этого романа и признался почему не сообщал о нем раньше. На мою беду объяснение прозвучало убедительно – он не хотел терять финансовую поддержку и источник хитов, которые неизменно выстреливали во всех чартах. Он охранял отношения Евы и ее гитариста от журналистов и от меня. И теперь готов понести за это наказание.

На этот раз мой внутренний голос смолчал. Я поверил в то, что Катков говорит правду. Поверил в гитариста. И окончательно отступил.

Я сам выбрал свою судьбу. И Ева точно так же имела права выбрать свою. Возможно быстрее, чем хотело мое эго. Но сожалеть о решениях было слишком поздно.

Так и не встретившись с Евой, я тогда уехал домой. Не дожидаясь самолета, отправился в Питер на машине. Отпустил всех сиделок. И долгие выходные позволял Ирме выносить мой мозг и играть на нервах все ее любимые этюды.

В те дни у меня не осталось ничего, и было плевать.

А сейчас…

Моя бывшая помощница, Арина Милославская пытается увести ребенка, но я останавливаю.

– Никто никуда не пойдет! – командую всем и на секунду поворачиваюсь к массовке. Затыкаю взглядом каждого.

– Мы не хотели портить репетицию, – испуганно блеет Милославская. – Ева всего на минуту вышла. А я недосмотрела и…

– Молчать, – специально, как для тупой, пальцами показываю жест «закрыть рот» и присаживаюсь рядом с малышкой.

– Здравствуйте. – Маленький ангел здоровается первой.

Я чувствую, как малышка боится. Вижу, как жмется к ногам Евы, но все же не отступает и не прячется. Держится рядом, как настоящий боец.

– Здравствуй, – голос резко садится. – Кто ты?

Поднимаю взгляд на Еву.

– Это Вика. Дочь.

Моя звезда не щадит. Рвет жилы по одной. Будто издевается.

– Твоя? – Звуки приходится сквозь силу выталкивать из глотки.

– Моя. – Никаких сказок о гитаристе. Никакого блефа. – Остальное не имеет значения, – бьет меня наотмашь до боли знакомой фразой и прижимает к себе малышку. Маленькую, не похожую ни на какого гитариста девочку.

С моими глазами.

С моим лбом.

С моей ямочкой на подбородке.

И такую же храбрую, как ее мама.

– Ева!

Пять лет назад я считал, что опустился на самое дно. Верил, что хуже уже не будет. А теперь отчетливо понимаю, что тогда… это была только разминка.

Глава 6. Семейная гавань

Леонас

Мертвую тишину в зале нарушает Шустов, исполнительный директор шоу.

– Что здесь происходит? – Он походит к нам с Евой и, выпучив глаза, пялится на малышку.

– Мне это тоже интересно. – Стараясь не замечать боль за грудиной, тихонько встаю.

– Ева… – Шустов осекается.

Его растерянный взгляд скользит от матери к дочери, от девочки – ко мне. И обратно.

– Это… – Исполнительный директор меняется в лице.

Сложно не догадаться, чья дочь перед нами. Не нужен никакой тест ДНК. Не нужны свидетели со свечками. Моя звезда умудрилась родить красивого ребенка, похожего одновременно на обоих родителей.

– Ева и Вика уже уходят, – говорю я за них двоих.

Как бы мне ни хотелось, сейчас не время определять уровень катастрофы. Публичный скандал никак не поможет ни мне, ни Еве, ни тем более девочке. А вот неприятности могут посыпаться сразу с нескольких сторон.

– Как же организационные вопросы?.. – Шустов отмирает. – Кроме конкурса у нас еще и концерты. Ева, ваш через два дня. Сольный. Вечером.

– Я думаю, мы тут в состоянии сформулировать все вопросы, – снова беру инициативу на себя. – А ваш секретарь, – поворачиваюсь к исполнительному, – вышлет их Еве электронной почтой.

Будто одного моего распоряжения ему мало, Шустов вопросительно смотрит на Еву.

К счастью, той хватает мудрости.

– Я согласна. – Она подхватывает девочку на руки. – Вышлите вопросы моему агенту. Мы все рассмотрим и решим.

– Но у нас совсем не осталось времени. – Шустов делает шаг вперед, словно собирается остановить Еву.

– Мы со всем справимся. – Перегораживаю ему путь. – А если не будем тратить время, то справимся гораздо быстрее.

Последнее предложение приходится произнести на тон громче. Делаю это специально, чтобы слышали все! А заодно усвоили, кто здесь главный и какие вопросы у нас в приоритете.

Рабочая обстановка почти не спасает от мыслей о прошлом. Вопросы черными воронами кружат в голове и травят душу. Почему? Когда? Кто?.. Десятки других. Но я хотя бы могу разговаривать, дышать и заниматься делами.

Со стороны все выглядит как обычный рабочий процесс. Одни специалисты разбираются со звуком. Другие – со светом. Третьи – утрясают оставшиеся технические вопросы. А члены жюри согласовывают общую стратегию поведения во время конкурсов.

Генеральная репетиция перед грандиозным спектаклем. Для многих первая в карьере и самая важная. Для меня… пытка длинной в сто восемьдесят пять минут.

Как только Шустов уходит из зала, я тоже сворачиваюсь. Чтобы не тратить время на прогулку под дождем, прошу шофера подать машину к черному входу. И убираюсь из зала.

– Сейчас в клуб? – Водитель Ирмы не первый раз катает меня по городу и уже, похоже, выучил все маршруты.

Дико хочется сказать: «Да». И вырубиться на своем жестком диване. Но я и так проспал целых пять лет.

Дом, как обычно, встречает громкими нервными криками. Мне не нужно прислушиваться, чтобы понять причину и узнать голос.

Кричит в этом доме лишь один человек. Причина тоже в одном – во мне.

– Ирма, я вернулся. – Бросаю пиджак на спинку ближайшего кресла и разминаю затекшие плечи.

Видимо, не услышав, жена продолжает орать. Сегодня ей не понравился суп, а свежая одежда, по ее мнению, пахнет «вонючей мимозой, не пармскими фиалками». Катастрофа вселенского масштаба, за которую нужно довести до слез всех работников.

– Хватит терроризировать прислугу! – Иду на голос. В гостиную.

Там все по нашей милой семейной традиции – Ирма на диване. При параде, в костюме и на шпильках. Будто не я, а она, решает все вопросы и сутками пропадает в клубах. А напротив – построенный в шеренгу персонал.

– Свободны! – киваю бледным женщинам и перепуганному пожилому повару.

– Я никого не отпускала! – истерично заявляет Ирма, но в комнате уже никого постороннего, лишь она и я.

– Моя секретарша задолбалась искать тебе горничных, поваров и сиделок. Не дом, а гребаная фабрика по переработке людского ресурса.

Беру стул и ставлю его напротив жены. У нас редко бывают простые разговоры. Однако сегодняшний, чувствую, будет одним из самых сложных.

– Единственный человек, которого здесь переработали и выбросили, это я! – холодно цедит Ирма.

– Я помню, дорогая. И кто во всем виноват. И кто последняя сволочь. Это очень сложно забыть.

Ищу на ее лице следы бессонной ночи или слез. Обычно после моих ночевок в клубе не нужно даже присматриваться. Сегодня что-то не так. Моя драгоценная супруга прекрасно провела ночь и не пролила ни одной слезинки по своему ублюдочному мужу.

– Если бы ты только знал, как меня достали твои походы налево и ночи с любовницами. – Ирма театрально вздыхает.

– Эту песню я тоже слышу регулярно. Ты не оригинальна.

– Даже не оправдываешься! – брезгливо фыркает жена.

– Мне не за что оправдываться. – Тот редкий случай, когда не лгу. – А вот тебе, кажется, пора.

– Не понимаю… – Ее передергивает. – О чем ты?

– Серьезно?

– Новая загадка от неверного мужа?

Ирма поднимает голову. Смотрит на меня своими слепыми глазами. Быстро моргает, словно морганием можно сделать то, что не смогли самые лучшие доктора. И пытается встать.

– Как давно ты знаешь Гришу Каткова? – задаю я свой первый вопрос. – Как давно в курсе, что у меня есть дочь? – прибиваю к сиденью дивана вторым.

Глава 7. Женщина без прошлого

Ева

Встреча с Рауде выбивает меня из колеи. Когда приезжаем с дочкой в номер отеля, который снял для нас Гриша, не хочется ни обедать, ни переодеваться, ни общаться с прессой.

Лишь ради Вики заставляю себя сесть за стол и съесть за компанию ароматный сырник с кислым смородиновым джемом.

– Из ресторана внизу. Только доставили. – Няня дочери с тревогой смотрит на мои мучения.

– Марина, остальное я доем потом. Аппетита что-то нет.

– Ты не приболела?

Марина со мной почти с самого рождения Вики. Она на двадцать лет старше, но мы уже давно на «ты».

– Я думала, что переболела, – выделяю голосом приставку «пере». – А оказалось… не до конца.

– Он?! – Глаза няни становятся круглыми.

Наверное, мои были такими же, когда увидела на сцене свое прошлое.

– Леонас Рауде. Новый председатель жюри вместо Фомина. На все семь дней, – выдаю на одном дыхании.

– Постой… – Марина садится рядом. – Он и ты… Вы виделись?

Не в силах ответить я киваю.

– Там, в концертном зале? – Ее лицо бледнеет.

Вновь киваю.

– А Вика… – Она поворачивается к моей перепачканной джемом сладкой девочке.

– Мы там дядю встретили. Красивого! Он сказал мне «здравствуй», – вместо меня отвечает Вика и улыбается так счастливо, словно поговорила с Дедом Морозом.

– Здравствуй? – ошарашено переспрашивает Марина.

– Ага! – кивает дочка. – Мама, а мы его еще увидим? – добивает нас она.

– Да уж… Наверное. – Няня прижимает ладонь к груди. – Твою ж… Где мой корвалол?

– Корвалол не поможет. – Закрыв глаза, я вспоминаю эту встречу.

Раньше я и не догадывалась, насколько дочка похожа на своего отца. Природа отдала Вике все самое лучшее, что есть у Леонаса. Его глаза, ресницы, губы и пробивной характер…

– Только не говори, что он понял.

– Марин, они как две капли… Даже хмурятся одинаково, – произношу с нервным смешком.

– Кошмар… Если информация дойдет до Григория… Если он выяснит, что Рауде уже… – Не договорив, Марина со стуком закрывает рот.

У нас нет тайн друг от друга. Няня в курсе главного условия в соглашении с Катковым – Рауде ничего не должен знать о Вике до окончания пятилетнего контракта. Для всех она дочка Савицкого, успешного гитариста и любимца публики.

В прошлом у меня не было выбора. Без агента молодой неопытной певице не светило никакого будущего. Максимум – работа в барах и подработка уборщицей, как когда-то. Если бы не беременность, я бы рискнула. Но с ребенком под сердцем пришлось быстро взрослеть и брать от жизни то, что она предлагает.

– Срок контракта заканчивается через месяц. – Я тру виски.

– Это много. Григорий точно пронюхает.

– Знаешь, я больше не боюсь его штрафов. – Поворачиваюсь к окну. – Питер, он такой… Один раз я уже была здесь в безвыходной ситуации. Из-за развода родителей и маминых долгов бросила учебу. Убедила Рауде дать мне шанс на сцене. А потом осталась на улице и ни с чем. Хуже не будет.

– Дай бог нам всем стойкости. – Марина подходит ко мне со спины и тепло обнимает. – А отцу нашей девочки – терпения и мудрости.

Отличное пожелание. Правильное! Только мне после него становится совсем хреново.

– Ты бы только знала, как я устала от этой стойкости… – Закрываю глаза.

Я запретила себе вспоминать тот жуткий день, когда охрана Лео выставила меня из продюсерского центра. Однако сегодня, после встречи, никакие запреты не работают.

Снова чувствую ту потерянность и боль. Вновь не могу понять, как любимый мужчина мог отдать меня чужому агенту и, не попрощавшись, будто вещь, выбросить из уютной жилой комнаты.

Тогда это вызвало шок. Я, как могла, упиралась. Пыталась вернуть чемоданы назад. Кричала, что хочу увидеть Лео. Вела себя как ненормальная. И даже планировала поехать в больницу, куда он с женой попали после аварии.

В моей простенькой картине мира было еще много веры в чувства и в людей. А после звонка домой все незаметно начало рушиться.

– Твоя мама так и не купила билеты в Питер? – Марина словно читает мои мысли.

– Нет, я по-прежнему плохая дочь.

– Сколько можно винить тебя в чужих грехах?

– Для нее я такая же дрянь, как любовница отца. Разлучница, которая хотела увести мужчину из семьи и поплатилась за свой эгоизм, – почти слово в слово повторяю мамину отповедь в тот роковой день.

Этот удар стал последним. Я стояла на улице. В одной руке сжимала ручку чемодана, а в другой – мобильный телефон. Одна моя часть рвалась к Лео. Другая – к маме. Но оба от меня отвернулись.

«Не ожидала я от тебя такого, дочка! Вначале отец ушел к своей молодой врачихе. Бросил меня с бабушкой на произвол судьбы в долгах как в шелках. А сейчас еще и ты решила пойти по стопам той дряни!» – в ответ на мою исповедь выпалила мама.

Поначалу я пыталась оправдаться. Рассказывала, что у Лео свободный брак, что они с Ирмой давно не живут вместе, и вообще это все только бизнес. Заливаясь слезами, я строчила одно сообщение за другим. О том что люблю ее. О том, что не хотела ни в какой шоу-бизнес. О том что дико хочу домой.

Я выла и писала. Не обращая внимания на любопытные взгляды посторонних. Не отвлекаясь на разговоры и звонки. На улице. В такси. В отеле, где остановилась на сутки. Но когда мама вернула на счет отправленные ей деньги… те самые, из-за которых я оставила вуз, пришло осознание.

Все зря.

Бесполезно.

Впустую.

Красивый мыльный пузырь из любви к мужчине, заботы родных и успеха лопнул.

В моей жизни не осталось никого, за кого можно было держаться. Ни семьи. Ни близких. Ни прошлого. Ни настоящего. Только будущее.

Отплакав, я сделала тест на беременность. А потом сразу же позвонила Грише. На мое счастье он не послал меня к черту и не потребовал никакого аборта. Мы договорились лишь об одном условии – скрыть ребенка от Рауде. И уже на следующий день вместе вылетели в Москву записывать первый сольный альбом и готовиться к туру.

– Когда уже твоя мама успокоится? – Марина гладит меня по голове точь-в-точь, как обычно гладит Вику. – Пять лет прошло, а внучка даже не знает, что такое «бабушка».

– У Вики есть ты и я. А мама… Она не хочет приезжать к внучке и не желает брать деньги. Это ее решения. Ей с ними жить.

Трогаю пальцем ресницы. Слез нет. Под глазами сухо, как в пустыне.

– Ох, – спохватывается Марина. – Заканчиваем траур! Я тут кое-что забыла. Звонил твой Павел. Его самолет уже приземлился, так что Павел скоро будет здесь.

Она суетливо убирает со стола грязную посуду, и уже через минуту раздается стук в дверь.

Глава 8. Личная жизнь

Ева

У меня нет никакого желания ни с кем встречаться. В том числе с Пашей. Но он уже здесь. Стоит у порога с огромным букетом цветов. Двухметровый блондин, красивый как фотомодель и улыбающийся, словно у нас праздник.

– Я с аэропорта сразу к тебе. – Паша передает букет Марине и тянет меня к себе. – Соскучился. Дико. – Пытается поцеловать в губы, но я ловко подставляю щеку.

– Мы сами только утром прилетели. А потом вместе с Викой катались в концертный зал. Ни минуты отдыха.

– Твоя красотка снова не захотела оставаться с няней? – Паша улыбается. Глаза при этом серьезные. Так всегда, когда дело касается Вики.

По странному стечению обстоятельств моя малышка не испугалась своего грозного отца. Она не пряталась от Рауде, не капризничала и даже разговаривала с ним. Паша и Гриша не могут о таком и мечтать. Рядом с ними мой ангел стабильно идет вразнос, и не ведется ни на какие игрушки.

– У меня впереди напряженная рабочая неделя. Пока есть время, хочу быть с дочкой каждую минуту.

– Мечтал бы я услышать такие слова о себе.

Паша оставляет чемодан у двери и проходит вглубь номера.

– Мне всегда приятно тебя видеть.

– «Приятно» не то слово, какое я надеюсь услышать.

Подойдя ко мне, Паша ведет подушечками пальцев по щекам. Едва касаясь, ласково, нежно, будто я кошка, которая в любой момент может выпустить когти или дать деру.

– Не торопи меня, пожалуйста. Мне было непросто привыкнуть рассчитывать лишь на себя и быть сильной.

Я уже не первый раз прошу Пашу притормозить. У нас слишком разные «весовые категории». Он свободен в делах и не обременен никакими обязательствами в личном. Полная противоположность молодой маме с сумасшедшим графиком, строгим агентом и невеселым прошлым.

Мне просто необходимо время, но, кажется, Паша не слышит. Как все началось два месяца назад после презентации моего клипа, так и летит… с каждой встречей все ближе к кровати.

– Ты уже скоро будешь свободна от жлоба Гриши. Осталось немного подождать, и я сделаю из тебя суперзвезду. Еще ярче, чем сейчас. Еще богаче и популярнее. – Паша целует в левый уголок губ. Затем в правый. – Хочу, чтобы моя певица была моей во всех смыслах.

– А сырников не хочешь? Со смородиновым джемом? – закусываю губу.

– Меняешь тему? – цокает Паша.

– У меня был трудный день.

– Я слышал, у вас там новый председатель жюри. – Теперь на губах нет и намека на улыбку. Алкоголика Фомина сменили на твоего первого продюсера, сатрапа и деспота Рауде.

– Сменили. Потому впереди еще более трудные дни.

– После сольного концерта у тебя будет один выходной… – Паша, как обычно, в курсе всех договоренностей и графиков. Настоящая акула шоу-бизнеса. – Давай я тебя украду. Поедем за город. Отдохнем от всех. Расслабимся.

– Вчетвером? И будем прятаться от журналистов, чтобы меня не обвинили в измене?

– Твой гитарист уже и не помнит о вашей легенде! У него сейчас каждый месяц новая любовь всей жизни. И никто ни от кого не скрывается. Все напоказ под вспышки фотокамер.

– Мужчинам такое прощают. С женщинами иначе. Ты сам это отлично знаешь.

Грустно улыбаюсь.

– Проклятие! Ева, почему ты такая упрямая? – Паша бросает на меня отчаянный взгляд. – Ну хочешь, я объявлю, что Вика моя? Журналисты любят всякие запутанные истории. Скажем, что тебя вынудили молчать. Спихнем все на Каткова!

Он так легко об этом говорит, будто ребенку и правда можно менять пап как перчатки.

– Нет. – Трясу головой. – Возможно, скоро в жизни Вики появится ее настоящий отец.

Я уже думала об этом раньше. Даже представляла встречу. Однако от сказанной вслух фразы все равно вздрагиваю.

– Только в жизни Вики? – играет желваками Паша.

На мое счастье он не спрашивает, кто у нас «настоящий отец». На этой главе в моей биографии словно штамп «Без разницы».

Наверное, нужно радоваться, и все же мне почему-то становится грустно. Впервые за много лет я подпустила к себе мужчину. Полного антипода Рауде. Прямого, практичного, не знающего ни одной ноты, но готового к любым отношениям.

Я разрешила ухаживать и увлеклась. А теперь по-женски глупо страдаю из-за того, что ему до барабана мое прошлое.

– Отец Вики женатый мужчина. Ни одна женщина на свете не способна подвинуть его жену.

Заставляю себя положить руки на Пашины плечи и поцеловать в губы. Никакого отторжения. Никакого пьянящего восторга. Все ровно и спокойно. Идеально.

– Как минимум, в кровати ты однажды пододвинула.

Паша кладет ладонь на мой затылок и не позволяет отстраниться.

– Это была короткая акция. Потом мне очень четко дали понять свое место. – Радуюсь, что хотя бы не приходится лгать.

– Он идиот. – Паша ведет большим пальцем по моим губам. С нажимом, словно стирает с них след от кого-то другого. – Но даже если передумает, я тебя не отдам. – Быстро целует. – Я тебя вообще никому не отдам!

С жаром проталкивает свой язык в мой рот и целует уже по-настоящему. Так, как до него меня целовал лишь один мужчина. В этой стране. В этом городе. В прошлой жизни.

Глава 9. Кровные узы

Ева

Этой ночью сплю беспокойно. Подсознание играет со мной, показывая фрагменты из прошлого, мечты и реальность.

Я вижу ту, молодую, Еву. Ей только исполнилось двадцать, и она не знает, как разорваться между микрофоном и колыбелькой, в которой лежит ее малышка.

С одной стороны ревет толпа, и кто-то гневно требует ее выхода на сцену. С другой – надрываясь, плачет ребенок, а из сосков тонкими ручейками течет молоко.

Спустя секунды все меняется. В зале больше никого нет. Крики сменяются веселым детским смехом. А вместо толпы рядом со мной мужчина.

Он играет на рояле колыбельную Моцарта. Красиво, как настоящий солист филармонии. Смешно угукает моей маленькой девочке и согревает нас обеих горящим взглядом.

Мне безумно хочется остаться в этом сне и никогда не просыпаться. В отчаянии я цепляюсь за обрывки сновидения. Прошу мужчину не отпускать меня. А проснувшись, представляю рояль и того, кого запрещала себе даже вспоминать.

Маленькая блажь слабой женщины. Но подсознание равнодушно к моим желаниям. Стоит уснуть, оно обрушивается новыми картинками и до болезненных спазмов скручивает все тело.

В этой третьей части сна я не вижу ни толпу, ни мужчину. В просторной белой палате лишь я и моя дочка. Стараясь не плакать, я держу ее на руках. Рассказываю, что мы со всем справимся и с надеждой смотрю на дверь.

Вроде бы ничего страшного и пугающего. Нас не зовут, не требуют и не ждут.

Однако от этой надежды мне в сто раз хуже. Я будто в одном шаге от предыдущего сна, вот-вот встречу Лео и перенесусь в комнату с роялем. Вновь стану беззаботной и любимой. Но проходит час… день, два. А мы все в той же палате, вместе смотрим на проклятую дверь, одинокие и никому не нужные.

После такой адской ночи я воскрешаю себя контрастным душем. Стиснув зубы, дрожу под ледяными струями, охаю и млею – под горячими. И снова, не давая расслабляться, включаю холодную.

Метод проверенный еще в университете. Тогда мне приходилось убирать чужие дома… в том числе дом Рауде, посещать занятия и участвовать в научной работе факультета.

В девятнадцать выдерживать такой темп было нетрудно. Сейчас, в двадцать четыре, я ощущаю себя древней старухой, на которую ничего не действует.

– Я тебе кофе заказала, – встречает после утренних процедур Марина.

– Мне бы сразу литр. И без молока.

Смотрю на себя в зеркало. Ничего общего с гламурной красоткой на обложках журналов. Невысокая, тощая. На голове гнездо какой-то блондинистой вороны. Под глазами синева. А щеки впали так сильно, что фанаты обязательно начнут трубить про всякие похудальные препараты.

– Через четыре часа торжественное открытие фестиваля, а по мне словно каток проехал. Три раза туда-сюда, – стону, мысленно проклиная свои сны и свой график.

– Да. Кофе здесь бессилен, – сочувственно тянет няня. – Если хочешь, Вика тебя сейчас быстренько загоняет и взбодрит.

Марина кивает в сторону спальни дочки и улыбается.

– А наша принцесса уже проснулась? – Она у меня ранняя пташка, но вчерашний перелет должен был вымотать и этого жаворонка.

– Несколько минут назад. Вика забегала к тебе. Ты как раз была в душе.

– Сейчас пойду к ней. – Несмотря на разбитость, за грудиной разливается тепло.

– Давай. Она как раз придумала новое желание.

– Вот так сразу после сна?

Последние две недели мы с дочкой играем в волшебников. Утром она рассказывает свои мечты, а я в течение дня стараюсь осуществить хоть что-то из длинного списка.

– Ей, похоже, что-то приснилось! – хмыкает Марина. – Только я не уверена, что тебе понравится, – странно темнит няня.

– Если она снова хочет со мной на работу… Нет! Больше никаких концертных залов и поездок по делам. – Вздрагиваю, вспоминая вчерашнюю встречу.

– Боюсь, все еще интереснее. – Марина оглядывается. – Она сказала, что хочет увидеть вчерашнего дядю… и что-то мне подсказывает, твой Павел здесь не при чем.

Хоть няня произносит это тихо, слова звучат в моей голове как гром среди ясного неба.

Я знаю – рано или поздно Леонас захочет узнать о малышке. Вчера он четко дал понять, что все понял. Но то, что моя девочка сама потянется к своему отцу…

Я стараюсь не думать о словах няни до конца завтрака. Вика, к счастью, тоже не говорит ни о каких желаниях.

Вместе с Мариной мы уговариваем ее сходить в зоопарк. Рассказываем о медведях и лисичках. А перед самым отъездом на фестиваль я обещаю малышке исполнить вчерашнюю мечту – привезти настоящую алую розу, как у ее любимой героини из сказки о красавице и чудовище.

Веселая и довольная, Вика крепко обнимает меня за шею и несется к няне – рассказать последние новости.

При этом ни слова о Рауде. Никаких просьб. Никаких обид.

Довольная, что удалось выкрутиться, я спокойно уезжаю в концертный зал. По дороге прошу водителя купить мне еще один кофе. Разговариваю с Гришей о предстоящем рекламном контракте. Смотрю новые фотографии Вики, которые минуту назад прислала наша замечательная няня.

Все вроде бы как обычно.

Дочка, концерты, проекты – мой маленький мирок, в котором варюсь уже не первый год. Но острое жало тревоги все же не дает окончательно расслабиться и каждую минуту заставляет оглядываться по сторонам.

«Мы с Лео просто работаем вместе!» – успокаиваю я себя, когда с черного входа захожу в здание концертного зала.

«Одна неделя. Выдержу!» – храбрюсь, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Однако стоит свернуть в коридор администрации, охранник за моей спиной удивленно замирает. И знакомые сильные руки затягивают меня в темную служебную комнату.

Глава 10. Право на дочь

Леонас

Ева, которую я помню, всегда была упрямой и настойчивой. Какова вероятность, что нынешняя Ева стала мягче?

Возможно, если бы я не ушел из ее жизни пять лет назад, какой-то шанс и существовал. Но в сложившейся ситуации рассчитывать не на что.

Потому работаю на опережение. Жду, когда водитель привезет мою звезду в концертный зал. А затем, не дожидаясь отказа, прямо на глазах у охраны затягиваю ее в ближайшее служебное помещение.

– Спокойно! – Пока Ева не заорала «На помощь», включаю свет и прикладываю палец к ее губам. – Дверь не заперта. Ты в любую минуту можешь уйти. Но вначале предлагаю поговорить. Хотя бы пять минут!

– Рауде, ты не в себе! – Она прижимается спиной к двери. Не уходит.

– Можно сказать и так. – Киваю. – Не в себе.

– У нас сегодня открытие. Меня ждут на сцене. – Гордо расправляет плечи. Настоящая амазонка, а не певица.

– Они будут ждать столько, сколько нужно. А вот я уже серьезно опоздал. – Снимаю с одного из стеллажей раскладной стул. Разложив, рукой смахиваю с него пыль. И ставлю пред Евой.

Это, конечно, ни хрена не комната для переговоров. Даже не номер в отеле. Вокруг горы картонных коробок и кучи хлама. Однако прямо сейчас мне пофиг.

Вчерашняя встреча с дочкой и разговор с женой буквально прибили меня. До середины ночи я сидел в кресле посреди гостиной, пялился на огонь в камине и переваривал открытия.

Ирма, конечно же, солгала, сказав, что не знает никакого Каткова. Я видел, как забегали зрачки в ее слепых глазах, и как дрогнули ладони. Она отлично изучила меня за годы брака – смогла заранее догадаться, кому я доверю Еву, и нашла свои рычаги влияния.

Если бы дело касалось бизнеса, а не живых людей, можно было бы снять шляпу. Фантастическое умение разрабатывать стратегии и реализовывать каждый свой шаг. Но эта грязная игра испоганила жизнь мне, Еве и одной маленькой девочке, которая с самого рождения лишилась родного отца.

Моя гениальная жена, подобрала ключик к каждому. Единственное, что она забыла сделать – согласовать свои планы с Всевышним. За что и поплатилась.

– Ева, нам нужно поговорить о Вике, – сразу перехожу к делу. – Она моя дочь. И я хочу участвовать в ее жизни.

– Твоя?! – Глаза Евы вспыхивают.

– Моя. Сказки о гитаристе оставь для прессы.

– Вдруг это не сказки?

– Я не знаю, как твой агент уговорил врачей изменить документы и написать, что Вика родилась досрочно, семимесячной. Но прекрасно понимаю, что она моя.

– Значит, так? Я была не нужна, а дочь понадобилась! – Ева резко садится на стул и закидывает ногу за ногу. – Тогда заранее обрадую. Твоя ДНК не дает тебе никаких прав на мою девочку.

– В ней гораздо больше, чем ДНК. – Не могу сдержать дурацкую улыбку.

Я все же конченый мазохист. Кайфую от того, какой боевой она стала. А еще больше кайфую от воспоминаний о дочери. Маленький ангелочек, похожей на меня как две капли воды. Только по-настоящему любящая женщина могла родить такое чудо.

– Неважно, сколько в ней от тебя, – решительно отмахивается Ева. – Тебя не было рядом с нами, когда она появилась на свет. Не ты вставал к ней каждый час, когда она просыпалась по ночам. Не ты плакал от беспомощности, когда ее мучили колики, и не спасали никакие лекарства.

– Один звонок, и я был бы рядом. Хватило бы даже сообщения.

– Звонок? Издеваешься? Ты сам вычеркнул меня из своей жизни. Без объяснений. Как вещь!

– Ева, очнись! Ты сбежала быстрее, чем я вырвался из больницы!

– Сбежала?! – Ева встает. – Да я умоляла не гнать меня! Неделю ждала тебя как дура, рвалась в больницу. Мечтала увидеть и поговорить.

– Что? – не понимаю.

– Как быстро ты все забыл! – горько усмехается. – Сам ведь отправил своих охранников, чтобы они выкинули мои вещи! Наверное, спешил освободить комнату для новой звезды.

– Я… – Открываю рот, чтобы сказать, что не делал ничего из того, в чем Ева меня обвиняет. И не успеваю произнести ни слова.

– Прошу, не нужно доказывать, что это был не ты! – Моя амазонка гордо сдувает со лба платиновую прядь и бьет прямо в душу ненавидящим взглядом. – Я прекрасно понимаю, что ради дочки ты сочинишь любую сказку или отыщешь козла отпущения. В легендах ты лучший! Гораздо лучше, чем я и Гриша.

Дико хочется материться, но Ева здесь точно ни при чем. Гребаные открытия все не заканчиваются.

– Похоже, нам нужно поговорить не только о Вике. – Стискиваю зубы.

– Твои пять минут закончились. – Ева разворачивается лицом к двери.

– Ева, нет. – Останавливаю ее за руку. – Тебе придется пустить меня в жизнь нашей дочери.

– Как? Сделаешь тест и потребуешь право общаться с ней через суд?

Я болезненно морщусь от такой перспективы.

– Признаю, что вел себя как сволочь. И все же так опускаться… нет.

– Я не знаю, как низко ты способен опуститься. Дно пробито!

Она вздрагивает. А взгляд становится подозрительно блестящим.

– Тебе придется, Ева… – Тяну ее к себе. Некоторым соблазнам невозможно сопротивляться. Я пытался пять лет назад. Пытался сейчас. Только это искушение снова сильнее.

– Не трогай меня… – Ева вырывается, выставляет руки вперед.

Она пытается помешать мне. Но я уже помешан. Безнадежно… на ней.

– Не могу… – Накрываю ее губы своими и подыхаю от вкуса.

Глава 11. Противостояние

Ева

Говорят, за секунду до смерти перед глазами человека проносится его прошлое. С поцелуем Леонаса так же!

Стоит ему толкнуться языком в мой рот, сразу исчезают и пол, и потолок, и последние пять лет моей жизни. От неожиданности я не успеваю среагировать и проваливаюсь в те далекие дни, когда мы были вместе.

Я снова на яхте – глупая, улыбающаяся, счастливая после первого раза с любимым мужчиной. Шалею от собственной смелости и его заботы.

На следующих кадрах вижу себя в роскошной квартире Рауде. Мы вместе просыпаемся рано утром. Целуемся. Неспешно, будто вся жизнь впереди, занимаемся сексом. А затем с шутками и рассказами в четыре руки готовим завтрак.

Третья серия картинок ярче остальных. На ней наш последний вечер вместе. Ничего не объясняя, Леонас срывает меня с репетиции, ведет в спальню и сводит с ума самыми интимными ласками.

Разбитая оргазмом, я кричу, словно за стенами никого нет. Плачу от радости. И признаюсь ему в любви.

Все это потрясающе до дрожи… и больно!

– Нет! – Разрывая поцелуй, я выныриваю из этой лживой сказки. Изо всей силы толкаю Лео в грудь. – Не смей больше ко мне прикасаться! Никогда! – хриплю, яростно стирая с губ его вкус.

– Прости… – Рауде закрывает глаза и опускает голову. – Больше не повторится. – С шумом выталкивает из легких воздух.

– Конечно, не повторится! Я на пушечный выстрел к тебе не подойду, – шиплю змеей. – И Вику не подпущу. Можешь забыть о нашем существовании. Ты умеешь!

– Проклятие… Ева, если бы я тогда только мог догадаться…

Он зарывается пятерней в свои черные волнистые волосы и с мукой поднимает на меня взгляд.

– Давай, скажи, что ушел бы от жены!

Минута слабости закончена. Сейчас я готова к любому вранью. Хоть к клятвам, хоть к обещаниям.

– Нет. Я бы не ушел. – Лео смотрит в глаза. Честный настолько, что хочется его ударить.

– Вот и замечательно… – голос срывается.

Внутри тоже что-то рвется. Мне больно от этой близости. Душно и тесно в этих стенах. Противно от своей слабости.

– Надеюсь, ты услышал все, что я сказала. – Решительно открываю дверь.

– Да…

– И напоследок. У меня есть мужчина. Он предложил выйти замуж и усыновить мою девочку. – Я и не думала над Пашиным предложением. Но после поцелуя готова лгать о чем угодно, лишь бы Лео понял, что я давно не его собственность. – Уверена, из него получится замечательный отец, который не предаст ни меня, ни Вику, – забиваю последний гвоздь в крышку гроба любых отношений и, не оглядываясь, выхожу в коридор.

Как выясняется уже в первые дни фестиваля, у нашего разговора с Лео появились последствия. Одни со знаком «плюс», другие со знаком «минус».

Главным плюсом оказывается удивительное для этого лжеца умение исполнять обещания. Рауде больше не пытается поговорить со мной один на один. Он не придирается к моим решениям. Не вмешивается в судейскую работу. И даже не допекает вниманием.

Это снова холодный бог шоу-бизнеса, который выше всех эмоций, чувств и желаний. Бездушная машина, способная найти среди сотни конкурсантов более-менее подходящий материал для дальнейшей лепки. И дать неопытным «скульпторам» четкие рекомендации.

Минусы – по сути обратная сторона медали плюсов. Соседство с гениальным продюсером заставляет всех членов жюри вольно или невольно держать его высокую планку.

Я не могу расслабиться и получить удовольствие от конкурса в первый день. Еще сильнее волнуюсь – во второй. А на третий превращаюсь в тревожную дамочку, которая боится пропустить что-то важное и вслушивается в каждую ноту молодого исполнителя.

– Может, Фомин все же вернется? – во время одного из перерывов слышу за кулисами голос коллеги по судейству, актрисы Елены Волковой.

– Никогда бы не подумала, что скажу это, но… я тоже соскучилась по Фомину, – отвечает ей другая судья, телевизионная ведущая Кристина Шацкая. – С Рауде просто невозможно работать. Он настоящий диктатор.

– А я, дурочка, так обрадовалась, когда узнала, что именно он заменит Фомина, – смеется Волкова. – Сам Леонас Рауде! Великий и потрясающий.

– Да, наша первая полуфиналистка даже в гримерку к нему ходила. Наверное, хотела, чтобы этот потрясающий мужчина потряс ее лично, – ехидно хмыкает Шацкая.

– Рита? Серьезно?

– Стас, парикмахер, рассказывал, что эта шустрая деваха презервативы у него стреляла. Готовилась к встрече.

– А что это, молодежь нынче на конкурсы без своих приезжает? – смеется Волкова.

– Ну, может, размер не подошел. Рауде мужик мощный. Ничего общего с задохликами на сцене.

– Это да. Породистый кобель. Трусы сами спадают от одного его взгляда, – мечтательно тянет Волкова. – Честно признаться, понимаю девочку.

– Только он ее не понял, – еще громче смеется Шацкая. – Выставил за дверь вместе с резиновыми изделиями. Зря задницей перед ним два дня крутила.

– Обалдеть! Ему Рита не понравилась или он у нас из идейных, жену любит?

– Да кто его знает? Я свечку не держала. Слышала лишь, что последние годы он вроде как стал примерным семьянином.

– Хм… Раньше трахал все, что движется. А сейчас перевоспитался?

– Кризис среднего возраста, – авторитетно произносит Шацкая и выглядывает из-за занавеса.

Пойманная с поличным, я несколько секунд удивленно молчу. В голове клубится густой туман из разных эмоций.

А затем беру себя в руки – растягиваю губы в самую радушную улыбку и бодрым шагом иду мимо сплетниц.

Несмотря на шок и острое желание помыться, к вечеру я почти не вспоминаю о подслушанном разговоре.

«Мне нет дела до личной жизни Леонаса Рауде», – ставлю замок на любые мысли о нем.

«Его счастливая семейная жизнь меня не касается», – повторяю про себя пару раз и начинаю готовиться к сегодняшнему сольному концерту.

Знакомая суета отвлекает лучше любых мантр. Стараниями осветителей, звукооператоров и прочего технического персонала уже привычный зал превращается в мою личную площадку. Стильный деловой костюм сменяется белоснежным платьем с блестками. А места для жюри занимают почетные гости: певцы, музыканты, актеры, среди которых нет ни одного продюсера.

Звездный состав, о котором можно было лишь мечтать. Но непонятное предчувствие не отпускает до самого выхода на сцену и острыми сверлами буравит виски все начало шоу.

Глава 12. Его звезда

Леонас

Очередной фестивальный день заканчивается в семнадцать. Нет никакого смысла оставаться в зале. Оценки выставлены. Второй участник полуфинала отправился готовить новый номер. Мне с чистой совестью можно заняться делами.

За три дня моего отсутствия в клубах уже собралась целая коллекция проблем. А у одной из групп, которую я удачно запустил в прошлом году, случился форс-мажор с музыкальным оборудованием.

Пока меня не завалили счетами и свежей порцией претензий, все это нужно срочно разрулить и выяснить, кто и где налажал.

Не до фуршетов с другими судьями. И не до концертов. Но я не могу заставить себя уйти из проклятого концертного зала.

Только не сегодня.

– Как прошло? Во сколько тебя ждать? – будто чувствует мое настроение, сразу после занавеса звонит Ирма.

– Прошло, как обычно. Ждать… лучше не жди. – В коридоре сворачиваю в сторону небольшого кафе. Для жюри и важных гостей здесь организовали отдельный зал с ВИП-обслуживанием и охраной от папарацци.

– Мне кажется, мы все прояснили. Я не буду больше закатывать истерики, – миролюбивым тоном произносит жена. – Вернись хотя бы на ночь. Пожалуйста.

– Не обещаю.

После слов Евы о том, что я выбросил ее вещи из продюсерского центра, слишком многое нужно выяснить. Пять лет назад у меня не было возможности вникать в детали. Внезапная слепота Ирмы и проблемы с клубами буквально размазали меня между офисом и больницей.

Я отказался от Евы и не стал разбираться, почему она тоже так легко ушла от меня. На тот момент казалось, что все к лучшему. Но сейчас четко понимаю другое – в моих приоритетах был серьезный косяк. Нельзя было доверять никому! Ни близким, ни подчиненным, ни своим!

– Это из-за нее? – голос жены звучит громче. – Я знаю, что у этой выскочки сегодня концерт. Ты из-за нее не вернешься?!

Фраза про выскочку давно не цепляет. Ирма никогда не сдерживалась в выборе слов, когда это касалось Евы. Однако ее осведомленность мне не нравится.

– Ты думаешь о Еве гораздо больше, чем я, – осекаю свою благоверную, пока она не разошлась.

– Предлагаешь мне забыть, что мой муж когда-то заделал ребенка своей певичке?

– Ты уже сделала все, чтобы я об этом не знал. Достаточно!

– Это с меня достаточно! – взрывается Ирма. – Как же я тебя ненавижу! Ненавижу вас обоих! Из-за вас я ослепла. Из-за вас лишилась всего и застряла в этом проклятом доме.

– Тебя несет. Заканчивай пить!

– Я еще даже не начинала. Я…

Ирма что-то орет в трубку. А я оборачиваюсь к сцене. Из моего угла коридора видел лишь один угол. На нем, меняя декорации, суетятся оформители.

Обычная текучка перед любым концертом.

Не знаю, сколько раз я видел подобное. Тысячи… Хочу отвернуться и пойти дальше, но внезапно слышу песню.

Только Ева могла выбрать ее для распевки. Среди четырех альбомов моя звезда не смогла найти подходящую песню и остановилась на чужом хите.

Когда-то я написал его в подарок племяннику. Тому самому везучему засранцу, который первым услышал Еву и привел ко мне.

В тот вечер я сразу понял, что передо мной настоящий талант, и дал себе слово не пустить девчонку на сцену. Я искренне верил, что так уберегу эту необычную певчую птичку от всего того дерьма, в котором сам варюсь уже много лет.

Тогда я считал, что могу повлиять на чужую судьбу. Жаль, роль бога стоила слишком дорого для нас всех.

– Лео, ты меня вообще слушаешь?! – ор жены такой громкий, что я слышу его даже с опущенным вниз телефоном.

– Приеду завтра. Сегодня не жди, – повторяю сказанное и отключаю мобильный.

Впереди ждут дела… Клубы, проблемы, переговоры. Но голос одной девчонки, как и пять лет назад оказывается сильнее.

Глава 13. Поклонники

Ева

В середине шоу чувствую уже забытый мандраж. Вроде бы нет никаких причин – концерт проходит отлично, зрители с восторгом принимают каждую песню. И все же странная тревога заставляет постоянно оглядываться, присматриваться и прислушиваться.

– Гриша, я сегодня не буду выходить на бис, – во время смены костюма сообщаю по телефону своему агенту.

– Что за заявочки? Это один из самых больших залов в Питере! Нужно еще поднять и потом крепите! – Гриша, как обычно, параллельно разговаривает с кем-то еще.

– Я сразу спою две дополнительные песни и попрощаюсь.

Из-за кулис смотрю в зал. С виду все, как обычно: аншлаг, цветы, аплодисменты. На своих первых концертах я и не мечтала о таком приеме. Каждый раз приходилось доказывать, что я не очередные поющие трусы, а настоящая певица. И все равно… сегодня почему-то не хочется задерживаться.

– Ева, все билеты раскуплены! Твои фанаты ждали тебя как праздника! Нет, к потолку крепить не нужно. Упадет кому-нибудь на голову, потом от исков не отобьемся.

– Я устрою им этот праздник. Уже устроила! От тебя мне нужно лишь одно. Чтобы ты дал приказ включить свет и открыть двери после прощальной песни.

– Я не буду этого делать. И ты тоже не сделаешь. Да, на дюбеля сажай!

– Проклятие, ты можешь хоть раз пойти на уступки?! – хочется бросить долбаный телефон в стену и попытаться самой договориться с администратором.

Шансов на то, что меня послушают немного. Гриша с первого дня нашего сотрудничества завязал все контакты на себе, полностью отстранив меня от организационной работы.

Тогда это казалось удачей. С маленьким ребенком на руках мне самой не хотелось никаких дополнительных хлопот. А сейчас бумеранг прилетел назад.

– Детка, все это ради успеха! Тебя любит публика, и ты ее тоже отлюби! Блин, вы можете повесить эту люстру или нет?!

– Понятно. – Сама не знаю, от чего мне хуже. От того, что не могу понять собственное состояние. Или от упрямства Гриши.

– Сейчас не стоит хайповать на стервозности. Те времена прошли. Нынче люди любят, чтобы им угождали.

– Тогда угоди, пожалуйста, своей люстре. И повесь ее правильно. – Время перерыва закончилось. Мне пора на сцену, поэтому обрываю этот бесполезный разговор и кладу трубку.

– Катков с тобой строже, чем со всеми остальными своими клиентами, – замечает мой визажист. Все время разговора она стояла рядом и слышала.

– Остался месяц! Всего месяц, и я буду свободна от этого упыря навсегда, – произношу нараспев и спешу на сцену.

О том, что предчувствие меня не подводит, становится ясно сразу после окончания концерта.

Как и приказал Гриша, я все же выхожу на бис. Пою те самые две песни, которые планировала спеть без игр в закрытый занавес. А дальше происходит непонятное.

После окончания концерта исполнительный директор шоу сообщает, что в гримерке какие-то проблемы и ведет меня в свой кабинет.

– Верните мою одежду, – прошу Шустова. – Я могу переодеться хоть в коридоре.

Не нравится мне эта забота. После концерта в гримерке нечего делать, а уж занимать всю – полный бред.

– Ну что вы, Ева Александровна! Самая успешная молодая певица страны и в коридоре?! – брезгливо морщится директор. – Я сам себе подобное не прощу.

– Можно без коридора. – С тревогой оглядываюсь по сторонам. Я уже четыре дня фактически живу в этом здании, но по коридорам, по которым ведет Шустов, иду впервые. – Проведите меня, пожалуйста, к черному входу. Машина уже должна быть на месте.

– К чему такая спешка? Мы фактически пришли.

Исполнительный директор распахивает передо мной дверь своего кабинета… почему-то незапертого. И легонько толкает в спину.

– Я все же переоденусь в отеле. – Пытаюсь развернуться, но уже совсем другой голос внезапно останавливает.

– И куда же вы так торопитесь, Ева? – спрашивает невысокий тучный мужчина лет пятидесяти, один из гостей ВИП-зоны.

Именно он сегодня на концерте сидел в кресле, которое во время фестиваля занимает Леонас. В центре. Как главный.

– Это Константин Юрьевич, – кланяется Шустов. – Один из наших спонсоров. Он очень хотел с вами познакомиться.

– Настолько сильно, что вам пришлось обманом затянуть меня в свой кабинет?

Я слышала истории о том, как молодым певицам приходится расплачиваться за участие в важных концертах. В прошлом я дико боялась, что Гриша потребует от меня чего-то подобного. К счастью, хотя бы в этом Катков был образцом порядочности.

– Ну, какой же это обман? Все исключительно для вашего комфорта. – Драгоценный спонсор расплывается в широкой улыбке, и я понимаю, что уже видела его лицо. В телевизоре! То ли владелец банка. То ли директор крупной нефтяной компании.

– А вы здесь, чтобы помочь мне снять платье? – Каменею изнутри.

– Зачем же так сразу? Для начала мы можем отпраздновать наше знакомство. – Константин Юрьевич по-хозяйски расставляет на столе бокалы и небрежно машет рукой Шустову.

– Я не собираюсь с вами пить и знакомиться ближе.

В шоке наблюдаю, как уходит Шустов.

– Зря. Отличный коньяк. – Улыбка спонсора становится еще шире.

– В отеле меня ждет дочка. Мне нужно к ней.

Сделав шаг назад, я дергаю ручку.

Один раз.

Другой.

Закрыто.

– Вы не только талантливая, но еще очень красивая девушка, – Константин Юрьевич сбрасывает свой пиджак и неспешно закатывает рукава рубашки. – Редкое сочетание. Настоящий бриллиант.

– Спасибо за комплимент. Мне действительно пора. – Отчаянно толкаю дверь.

– А еще через месяц у вас заканчивается срок контракта. И вам понадобится новый покровитель, который сможет так же успешно толкать вас на самый верх музыкального Олимпа.

Я не понимаю, что значит эта фраза. Уже сейчас найдется с десяток толковых агентов, способных вести дела вместо Гриши. Один из них даже готов жениться на мне.

– Вы, наверное, что-то путаете. Я не ищу агента.

– Агента? – Брови спонсора взлетают вверх. – Обойдя стол, он подходит ко мне. Вжимает своим рыхлым животом в дверь. И кладет руки на талию. – Милая, а кто говорил об агентах?

Глава 14. Защитники

Леонас

Я все же остался на концерт Евы, и сейчас как последний идиот смотрю на опустевшую сцену. Моя неопытная девочка стала не просто звездой, а сверхновой.

Нереально было отвести от нее взгляд. А теперь адски сложно засунуть все эмоции в известное место и вернуться в свое болото.

Так и стою возле запасного выхода. Один, как придурочный фанат.

– Черт, я уже и в гримерке смотрел, и возле гардероба, – проходя мимо меня с охапкой букетов, жалуется один из работников сцены.

– Да не выходила она. Охрана не видела, – отвечает ему такой же, заваленный цветами, коллега.

– Стоять! – командую. Сам не знаю, что меня цепляет в их разговоре, но решаю вмешаться. – Это цветы для Евы Лаврентьевой?

– Да, – со вздохом отвечает первый. – Поклонники передали.

– Кроме икебан, курьер принес еще огромного плюшевого медведя. Я возле гримерки оставил. Рук не хватает носить все, – дополняет второй работник.

– И вы нигде не можете ее найти?

– Уже везде обыскали. – Первый складывает цветы на ближайшее сиденье. – Я даже к водиле на улицу выходил. Думал сунуть ему весь этот зимний сад. Только, падла, не взял. У него, видите ли, приказа не было. А без него он даже багажник открыть не в состоянии.

– А в самом концертном зале все обыскали? Может, в банкетном зале или в кафе?

Не нравится мне это странное исчезновение. Вряд ли Ева решила прогуляться по улице в концертном платье. А в самом здании не так много укромных мест, где можно спрятаться. Кладовки не в счет. После нашей недавней встречи она туда не сунется.

– Да мы уже здесь каждый угол осмотрели. Леха, – первый кивает на приятеля, – даже в женский туалет сунулся. Думали, мало ли. Но там лишь подпевка. Дымят всем табором.

– И ассистенты Евы ничего не видели? Ни парикмахер, ни визажист? – В подобное сложно поверить. Как показывает мой опыт, эти всегда в курсе, где звезда. А заодно знают все последние сплетни.

– Стас сказал, что видел ее с Шустовым. Тот вроде как лично встречал Лаврентьеву после концерта. Больше никто ничего не знает.

– Шустов? В это время? – Смотрю на часы. Почти девять вечера. – Поздновато для него.

– Да фиг знает, чего задержался. – Первый поднимает цветы. – Нам бы эту красоту куда-нибудь пристроить. Хватает головной боли и без начальства.

Он кивает второму, и оба, как навьюченные ишаки, медленно тянутся в сторону сцены.

С минуту я тоже иду за ними. Слушаю очередной телефонный звонок. Скорее всего, от Ирмы. А потом одно острое и нехорошее предчувствие толкает за дверь, к лестнице.

На этаже администрации темнота и тишина. Полная противоположность тому, что после концерта творится внизу.

Света нет ни в коридоре, ни под дверью банкетного зала. Чернота в узкой щели под дверью главного инженера. Пустота в бухгалтерии. И лишь узкая полоска света над порогом Шустова намекает на то, что здесь не так уж безлюдно.

Первый мой порыв – постучать и спросить, где он последний раз видел Еву. Но случайный взгляд, брошенный в окно на освещенную мощными фонарями рабочую парковку, заставляет остановиться.

Прямо сейчас я вижу, как Шустов садится в свою машину и заводит двигатель. Один. Без Евы или кого-то еще. А уже в следующий момент слышу глухое мычание за дверью его кабинета.

– Ева? – Ладони сами сжимаются в кулаки.

За много лет в шоу-бизнесе я слишком часто видел, как молодых певиц уводили в кабинеты директоров, заведующих и прочей административной шушеры. Иногда это были обычные разговоры – о контрактах, концертах или турах.

Но чаще другое. То о чем, никто потом не рассказывал, не делился с журналистами и пытался забыть как страшный сон.

– Твою мать… – хриплю сквозь стиснутые зубы.

У меня нет ни одного доказательства, что она там, только я уже не могу ни притормозить, ни остановиться.

– Ева? – Чувствую, как внутри поднимается целая волна неконтролируемой злости. – Ева?! – зову громче, срывая со стены тяжелый огнетушитель.

И, не дождавшись никакого ответа, как тараном, бью своим снарядом в проклятую дверь.

Глава 15. Ярость

Леонас

Дешевая шпонированная дверь поддается с третьего удара. Я пробиваю в ней дыру размером с баскетбольный мяч. Просовываю руку и открываю замок.

На все про все уходит несколько коротких секунд. А затем меня накрывает новой волной злости.

– Рауде? Леонас? Какого черта?! – взвизгивает Леванский, один из спонсоров гребаного фестиваля.

Он отрывается от лежащей на диване в позе эмбриона Евы и спешно застегивает ширинку.

– Ах, ты сука! – Отбрасываю огнетушитель и хватаю этого урода за грудки.

– Рауде, успокойся! Это просто девка! – испуганно вскрикивает Леванский, и в следующий момент мой кулак впечатывается в его жирную рожу.

– Я тебя сейчас за эту «девку» так успокою, что никакие доктора не спасут!

Бью еще раз. По дых. Вкладываю в удар весь свой страх. Не жалею падлу. Похер на любые последствия.

– А-а-а… – Мудак складывается пополам и боком валится на паркет.

– С катушек слетел? – хрипит он окровавленными губами. – За поющую подстилку решил вписаться?

– Подстилку? – Рывком заставляю его встать.

Поддерживаю эту тушу, чтобы не свалилась. И бью теперь уже в живот. Крученым, чтобы сволочь почувствовала весь масштаб катастрофы, в которую вляпался.

– Ты покойник, Рауде… – булькает Леванский. – Сдохнешь, гнида.

– О себе бы подумал.

Снимаю свой пиджак и осторожно, боясь прикасаться, укутываю в него дрожащую Еву. Просовываю в рукава вначале одну руку, потом другую. И сразу же застегиваю на пуговицы.

– Я нормально. Все хорошо, – шепчет моя звезда, стирая со щек черные ручейки туши. К счастью, не сопротивляется.

– В больницу нужно?

Не найдя ничего подходящего, отрываю рукав своей рубашки и сам бережно утираю слезы и разводы косметики.

– Мне нет. – Ева отворачивается. Не смотрит на меня. – Ему, наверное, нужно. – Показывает пальцем на борова.

– Вот о нем тебе точно не нужно беспокоиться.

Пока не сжал ее в объятиях, усилием воли убираю руки.

На душе словно пропасть разверзается. Жутко становится. А если бы опоздал? Если бы не остался на концерт или не услышал разговор работников?

Кроет от этих мыслей как от убойной дозы алкоголя. Перед глазами пелена. А за грудиной тишина.

Плохо, будто вот-вот сдохну.

– Я тебя из-под земли достану, – доносится с пола. – Закопаю.

Урод, похоже, не понимает, на что нарывается.

– Добавки захотел? Пожалуйста! – Бью его ногой пониже живота. Прямо в ту штуку, которую хотел засунуть в мою девочку.

– А-а-а! – разносится по комнате громкий вопль. – И шлюху твою по кругу пущу! – подвывая, хрипит Леванский и сплевывает на пол кровавый сгусток.

– Уже трясусь от страха. – Присаживаюсь на корточки возле ублюдка. – Заметно, как мне страшно?

Хватаю его за жиденькие волосенки и заставляю посмотреть мне в глаза.

– Су-ка, – тянет боров.

– Раз ты у нас такой разговорчивый, ответь мне на один вопрос! Кто?

– Пошел ты!

– Обязательно пойду. Только вначале ответ! – Отрываю одну его руку от причинного места и заламываю средний палец.

Не самый «убедительный» прием. Но с Евы и так хватит. Не стоит ей видеть более эффективные методы.

– Да она сама хотела! – мужик с ужасом смотрит на свою руку. – Как миленькая ко мне пришла.

– Сама? – Резко, до хруста загибаю палец назад и сразу же берусь за следующий.

– А-а-а… – Мужика начинает трясти.

– Давай еще раз. – Оттягиваю палец. – Кто дал разрешение трогать эту женщину?!

Наклоняюсь ниже, чтобы расслышать имя. И на сей раз урод сдается.

– Катков. Ее агент, – с болью выплевывает слова. – Он сказал, что у девки заканчивается контракт, и он готов подвинуться.

– Подвинуться… – Сжимаю зубы так сильно, что, кажется, они вот-вот растрескаются.

– Я бабки через своего человека ему передал. Все чисто! – завывает ублюдок.

– Чистюли, ля. Оба! – Мысленно представляя, как выпускаю кишки Каткову, ломаю второй палец. И отворачиваюсь от этого куска мяса.

– Тва-а-арь, – раздается поскуливание за спиной. – Мертвецы. Оба, – Леванский заливается слезами как пацан.

Только мне уже пофиг. Дальше с ним будут «разговаривать» обученные люди.

– Закрой глаза, – тихо прошу Еву, закрывая грудью обзор на корчащееся тело.

– Он… Он будет мстить.

Читаю ужас на бледном лице своей девочки.

– Не будет. – Отправляю сообщение нужным людям и убираю телефон в карман. – Пойдем отсюда. – Не дожидаясь, когда Леванский своим грязным языком подпишет себе смертный приговор, подхватываю Еву на руки и выношу из этого кабинета.

Глава 16. Качели

Ева

В салоне машины темно и тепло. Лео осторожно трогает мои руки – проверяет, все ли в порядке. Ведет кончиками пальцев по лицу. Едва касаясь, гладит шею и ключицы.

Никакого эротического подтекста. В глазах лишь тревога и злость. А меня размазывает от ярких ощущений.

Мурашки бегут от каждого прикосновения. Слезы на глаза наворачиваются от его волнения и заботы. Все как в редких снах, после которых просыпаюсь в слезах и с распухшим носом. Моя прежняя несбыточная фантазия.