Гвоздики
Было очень холодно. Даже под двумя шерстяными одеялами и в теплой пижаме, Ваня кутался маленьким комочком на кровати, пытаясь согреться. Всю неделю, что они здесь жили, мама топила небольшую печурку, но это мало помогало от холода – летняя дача просто не была рассчитана на то, чтоб в ней можно было находиться в морозный ноябрь. И по утрам, как сейчас, было холоднее всего.
Теплой одежды тоже было мало. Слишком быстро они собирались в тот вечер, когда мама и папа кричали друг на друга и били посуду. А еще Ваня видел, что в спальне родителей, прямо на кровати со смятым бельем, сидела и курила какая-то другая красивая тетя, завернутая в шелковый красный халат. Мама несколько раз пыталась к ней ворваться, страшно крича, – но папа ее останавливал, грубо тянул за плечи и кричал в ответ. А Ваня просто рыдал в углу, в коридоре… До тех пор, пока мама не схватила его за руку, одела на бегу, и выбежала с ним из квартиры, спешно вызывая такси до железнодорожной станции.
Папа так и не приехал. Ваня поначалу спрашивал о нем каждый день, порой даже по нескольку раз в день. Мама каждый раз ему обещала, что папа скоро к ним приедет, вот-вот, наверное вечером, или завтра, и, казалось, сама верила в свои слова. Но потом начинала плакать. А Ваня очень не хотел, чтоб она плакала, и поэтому спрашивать перестал. Хотя папы ему не хватало, очень, – с папой было бы тепло…
Про тетю в красном халате он не спрашивал совсем. Но все равно часто слышал, как мама плачет и всхлипывает – особенно по ночам, в холодной чёрной тишине их общей спальни. Ваня тоже теперь часто не мог заснуть по ночам и почему-то чего-то боялся, и почему-то тоже плакал.
Но сегодня ночью всё было тихо. Сперва. Уже далеко после полуночи мальчик вынырнул из очередного беспокойного сна и тревожно огляделся. Но не нашел на соседней кровати маму, и тогда ему стало страшно. А потом из глубины дома он услышал стук – размеренный, звонкий, яростный. Будто кто-то ритмично бил чем-то тяжелым, прорезая тишину мрачной ночи.
Пересиливая нарастающий ужас, мальчик встал, кутаясь в одеяло. Тихо-тихо, на цыпочках, он прошел к двери из спальни и заглянул в проём… В большой комнате было темно, а вот из кухни мальчик увидел полосочку слабого теплого света. Оттуда же слышались звуки ударов молотка. И шёпот…
Завороженный, Ваня тихонько пошел через тёмную комнату к кухне. И все ближе, всё четче он слышал мамин шёпот, прерываемый ударами чего-то тяжелого:
– …чтоб со мной был, чтоб с одной был… – стук, – Чтоб хотел меня, чтоб ни на единую душу не смотрел! – стук, – Чтоб сдохла она, чтоб примчал ко мне, – стук, – чтоб в ноги упал – стук, – и о прощении молил! – мама уже кричала, когда мальчик заглянул за проём двери. Он увидел её в свете свечей, сидящей за деревянным кухонным столом. Весь он был утыкан гвоздями, а мама вбивала в него всё новые, и новые, и новые…
– За то, душу вам даю, кровь вам мою даю, слышите?! Придите! Придите же!!!
Ваня вздрогнул, когда мама с силой отшвырнула молоток на пол. И тут же взяла лежавший на столе кухонный нож – с размаху, глубоко мама прорезала свою левую ладонь.
Ваня увидел, как на стол, запачканный углем и пеплом, на воткнутые в него гвозди, закапало красным. И с каждой новой каплей свет свечей становился тусклее, сумрачнее, чернее – они всё ещё горели, но уже не светили и не грели. И все плотнее, все быстрее, сгущалась над мамой Тьма, обволакивая её, поглощая и замещая.
Тут Ваня развернулся и убежал, позволяя своему детскому телу отдаться дикому, совсем не детскому, ужасу. Мальчик кинулся на кровать и зарылся под одеяла, рыдая и всхипывая, – но стараясь крепко зажать себе рот обеими руками. Только бы его не услышало пришедшее на кухню Нечто…
Однако вокруг было тихо и спокойно. Слишком. И мама ночью спать так и не пришла… А Ваня не помнил, как заснул на насквозь мокрой подушке.
– Ванечка, вставай! – послышался из кухни неожиданно радостный и громкий голос мамы. Ваня очнулся совсем и удивился – может, наконец, приехал! Мальчик вскочил с кровати и как был, в пижамке, побежал на кухню, совсем позабыв об ужасе ночи.
Но на кухне была только мама. Папа опять не приехал… Мальчик поник, остановившись в проёме двери.
– Вот, держи, я завтрак тебе приготовила, – мама порхала у стола, покрытого новой белой скатертью – какао, хлеб, колбаска, и гвозди, как ты любишь, – с ласковой широкой улыбкой на накрашенных красных губах она смотрела на сына.
Мальчик нахмурился и посмотрел на накрытый стол. На нем и вправду уже стояла кружка с дымящимся какао и тарелочка с парой бутербродов. А рядом лежал кулёчек, полный гвоздей.
Непонимающе, Ваня снова посмотрел на маму. Он давно не видел её такой радостной и даже счастливой, в таком красивом платье. Какой-то чрезчур, надломленно, счастливой, будто не по-настоящему. Ване снова стало страшно.
– А гвозди?.. – тихонько спросил он у мамы.
– Так вот же, положила! – удивленно воскликнула мама, всплеснув руками и взглянув на Ваню, будто он спросил что-то совсем очевидное, – Ах, ну да, ты же не знаешь! – она хлопнула себя по лбу и засмеялась. Ване не понравился и этот смех, такой он был ломкий, громкий и лающий.
– Это мы их соседке Наталье Ивановне должны отдать! Брали у неё как-то для ремонта, а я только вспомнила, – ласково объясняла мама, подходя ближе к Ване и помогая сынишке усесться за стол, – Будь хорошим мальчиком, отнеси ей после завтрака, – она нежно погладила Ваню по голове, отчего у того на затылке встали волосы дыбом, а руки покрылись мурашками.
– Хорошо, мамочка… – еле вымолвил Ваня, не понимая, почему вдруг так сжалось всё тело и громко забилось его маленькое сердце.
Есть совсем не хотелось. Но расстраивать маму хотелось ещё меньше. Переселив себя, Ваня съел оба бутерброда и выпил всю кружку какао, стараясь не смотреть в сторону полиэтиленового прозрачного кулька с гвоздями. Но все же он не мог не заметить, какие они там кривые, чёрные, и все в каких-то бурых пятнышках.
После завтрака мальчик оделся и аккуратно взял пакетик – двумя пальцами держась за полиэтилен, так, чтоб не касаться кривых грязных гвоздей внутри. На вытянутой руке он понес их до коридора, надел курточку и сапожки, и вышел с ужасающим его кулёчком из дома. Хотелось скорее отнести его к соседке через дорогу, обнять маму, и всё-всё забыть.
Воздух на улице был морозный и вязкий, а под ногами скрипели листья, покрытые инеем. С каждым шагом сердце Вани билось всё гулче, и будто что-то тяжелое всё сильнее давило на его маленькие хрупкие плечи. Ваня вышел за калитку, прошёл ещё немного, и стал переходить сельскую дорогу, направляясь к дому соседки.
«…ПЛАТА ПРИНЯТА-А-А…» – неожиданным бездонным колоколом прозвенел морозный шепот в Ваниной голове, вытеснив всё его Бытие. Мальчик остановился посреди дороги, как вкопанный, и замер, не в силах пошевелиться от ужаса.
– Ваня! – прорезал пелену ступора крик мамы, раздавшийся где-то очень далеко за его спиной. – Ваня, нет!!! – медленно, как во сне, мальчик пытался повернуть голову, чтоб в последний раз увидеть её, посмотреть в её полные любви и ужаса глаза. Но не успел.
Два стемительных луча ослепили мальчика, всё ближе приближаясь к нему со стороны дороги. Ваня почувствовал Удар, почувствовал, как летит, и как его тело в неестественной, изломанной позе упало на асфальт. Последним он почувствовал выдох, полный боли, но так легко устремляющий за собой его маленькую душу.
А дальше для Вани наступила пустота. И только кровь его, в оплату данная, разливалась жаркой лужицей по асфальту среди разбросанных гвоздиков.
Курша-2
Рассказ написан на основе реальных событий, произошедших в посёлке Курша-2 3 августа 1936 года.
******
Максим собирался в дорогу. Фотоаппарат, диктофон, спальник, пенка. Телефон, внешний аккумулятор, носки на смену, термос с чаем. Сухпаек, котелок, пакет гречки, тушенка… Вроде, ничего не забыл. Главное – телефон зарядить.
Он проверил, заряжает ли весь измотанный изолентой провод, и заодно взглянул на время: полвторого. До электрички еще почти шесть часов, даже вздремнуть успеет.
«Дорого, конечно, выходит на скоростной, но там еще два часа автобусом до Тумы, успеть бы вообще до заката дойти. Но затраты отобьются, – мечтательно думал он, аккуратно укладывая кассетный диктофон в рюкзак. – Если где и можно на контакт выйти, то в этом месте. А контент на этот раз получится просто огонь!» – и Макс усмехнулся. С юмором у него всегда было хорошо.
К одиннадцати часам Максим был уже в Рязани, а к часу дня вышел из автобуса у приземистого автовокзала Тумы. Там же нашел одного из местных бомбил и попросил подбросить до села Барснево, что стояло совсем невдалеке. Небритый водила сверху вниз оглядел белобрысого худого паренька, которому алкоголь в магазине только по паспорту продавали, и то с недоверием. Да запросил за дорогу аж пятьсот рублей. Ещё траты…
«Все равно лучше, чем десять километров до села пешком пёхать. А утопаться еще успею, пока до урочища доберемся,» – думал Макс, укладывая свой походный рюкзак на заднее сиденье и приземляясь рядом.
Доехав до Барснево, парень вышел из машины, забрал вещи и двинулся дальше уже пешком. В конце асфальтированной дороги, на границе с почти голой степью, его встретил проводник. Максим удивился.
– Ты Егор?..
– Ага. Деньги принес? – звонким деловитым голосом спросил пацан лет одиннадцати. Он смотрел на Макса с прищуром из-под давно не стриженной черной челки и кутался в изношенную куртку непонятного грязного цвета, явно намного большего размера, чем следовало.
– Да, – неуверенно ответил Макс. – Но я тебе в конце дам, ты меня доведи сперва.
Егор сплюнул.
– Половину сейчас, половину потом, а то сам дорогу искать пойдешь, – отчеканил Егор, с вызовом глядя Максу прямо в глаза.
– Ну, давай так, – пожав плечами согласился тот. Долго препираться не хотелось.
Макс достал из кошелька еще пятьсот рублей и вручил пареньку. Тот проверил купюру на свет, потер в пальцах, и ловко засунул куда-то внутрь поношенной куртки.
– Ладно, хорош стоять. Нам с тобой идти часа три, а стемнеет рано, так что не отставай, – он развернулся и вразвалочку пошел по пыльной дороге.
Макс зашагал ему в след.
Всю дорогу парни шли по практически голой степи, бежевым ковром простиравшейся во все стороны. Где-то им попадались участки с невысокими тощими берёзами, но в основном из земли торчали только черные обрубки мертвых деревьев. И даже идя по дороге, то и дело им приходилось перешагивать через завалы поваленных темных стволов.
– Я думал, тут лес будет, – разочарованно произнес Макс, заканчивая снимать очередное видео окрестностей. «Знал бы, что тут дорога есть, не искал бы проводника в интернете, а сэкономил!» – недовольно добавил он про себя.
– Лес и был когда-то, – ответил паренек, не сбавляя ходу, – Тут торф горит постоянно, батя рассказывал, что в две тыщи десятом у нас вообще пол-области сгорело. Говорят, в Рязани дышать не могли, маски специальные носили даже дома, и вашу Москву нашим смогом затянуло, – Егор усмехнулся. – У нас всегда как жаркое лето – так пожары. Поэтому тут ничего расти не успевает, только пытается.
Через часа три однообразной прогулки, уже на закате, Егор вдруг остановился:
– Ну, пришли.
Макс сперва не понял. Вроде всё то же самое – тонкие черные обрубки стволов, худющие молодые деревца, бурелом под ногами, да спутанная сухая трава вокруг. Но что это?
Он не сразу заметил перед собой высокий, метра в четыре, тонкий крест из черного металла, в сумерках похожий на еще одно выжженное дерево. А вокруг – ничего, все та же мертвая степь.
– А где всё? – недоуменно спросил Макс, озираясь и выискивая еще хоть что-то.
Егор по-детски залился смехом:
– Да я ж говорю, сгорело! Ну ты дебил. Не читал, что ли, историй? – ехидно спросил он, тыча пальцем Максу в бок.
– Да читал, – отмахнулся Макс, – но что, вообще что ли ничего не осталось?
Тихо зашелестел ветер, колыша сухие степные травы. Максу показалось, будто метрах в десяти кто-то прошептал его имя, и обернулся. Да нет, только крест стоит, криво возвышаясь на фоне закатного неба… Максиму вдруг стало совсем не по себе.
Егор тем временем оценивающе смотрел на Макса и будто что-то прикидывал:
– Да нет, есть тут одно местечко… Могу показать, – парень сплюнул в траву, – Еще пятьсот давай, и отведу.
– Да ты чего? Ты же проводник, договорились, что место покажешь! – Макс от негодования тут же думать забыл про шепот.
– Ну я и провел! – закричал Егор в ответ. – А хочешь чего интереснее, давай доплачивай, – и протянул руку в дырявой черной перчатке.
Макс тяжело вздохнул и достал из кошелька еще пятьсот рублей сотками. Оставалось там всего ничего. Егор пересчитал деньги, и, довольный, снова ловко убрал их в глубину куртки:
– Ну пойдем, тут недалеко. Только под ноги смотри! – и сошел с дороги, направляясь куда-то в сторону. Максим двинулся следом, чертыхаясь и переступая через бурелом.
Через минут семь Егор снова остановился посреди все той же одинаковой закатной степи.
– Во, смотри! – подозвал он Макса поближе, указывая куда-то в траву.
Тот подошел и пригляделся, ничего не различая в сумеречном сплетении веток и трав. А потом увидел…
Из-под земли, на полметра в высоту, торчала костяная рука. Макс с ужасом поднял взгляд и увидел, что ее желтая кисть сложена, а тонкий указательный палец направлен прямо на него. Парень вздрогнул и так и остался стоять, как вкопанный, не отводя взгляда.
– Ну, что, теперь тебе прикольно? – Егор со смехом развернулся лицом к Максу, глядя бездонными черными глазами прямо ему в душу.
Тут-то Макс и заорал.
От неожиданности он отступил от своего проводника,
…но уже не нашел земли под ногами.
Максим падал куда-то в темноту, промеж черных вертикально стоящих бревен, пытаясь уцепиться за них, но только раздирая себе руки. А потом по его спине пришелся такой удар, что в ней что-то хрустнуло, казалось, на всею степь. От невыносимой резкой боли в глазах у парня потемнело.