Читать онлайн Киоко. Милосердие солнца

Книга не пропагандирует употребление алкоголя. Употребление алкоголя вредит вашему здоровью.

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Июльская Ю., 2025

© Оформление. ООО «МИФ», 2025

Каждой девочке, девушке, женщине

От автора

Истории научили меня, что истинные воины всегда идут до конца. Что ж, вот мы и встретились в начале третьего акта, и каждый из нас, как и все персонажи, несёт свою битву через эти страницы.

Спасибо, что вы всё ещё здесь. Пусть завершение трилогии подарит катарсис, которого вы все заслуживаете.

Не уверена, стоит ли мне снова напоминать, что это не Япония? Как бы я ни вдохновлялась ею, всё-таки Шинджу стала самобытной, уникальной и полной собственных правил и традиций страной. Откройте глаза пошире, следите за строками и пространством между ними и позвольте провести вас к завершению этой истории.

С любовью и открытой ками, ваша Юлия Июльская

Душу источит

Каждый вдох обжигал грудь. Каждый выдох уносил с собой силы. Он бежал так отчаянно, как ещё никогда в жизни. Быстрее. Быстрее. Вот же, почти. Ещё быстрее!

Удар в барабан.

И в следующий миг он проскочил мимо.

– Не успел, – покачал головой отец.

Мэзэхиро замедлился – постепенно, как его и учили, – а затем, перейдя на шаг, вернулся к точке отсчёта. Водяные часы показывали, что время истекло. Пара капель, он опоздал на пару капель…

– Прости, отец. – Мэзэхиро упал на колени и склонил голову. – В следующий раз я успею. Я смогу, обещаю тебе.

– Вставай.

Он послушно поднялся, но не смел смотреть в глаза.

– Что толку в пустых обещаниях. Показывай свои намерения действиями, пустословов и без нас хватает.

– Да, отец. – Мэзэхиро продолжал глядеть в землю.

– Хватит на сегодня.

– Но я не успел! – не выдержал, вскинул на отца взгляд, полный мольбы. – Я пробегу ещё раз!

– Твоё тело – не враг тебе, а друг. Знай меру в его воспитании.

– Я ещё не устал! – распалялся он.

– Ложь.

– Но я!..

– Твой дух силён, но твоей плоти нужны пища и время на отдых. – Голос отца был твёрд, и Мэзэхиро не осмелился продолжать спор. – Идём. Время завтрака. А после отправишься в школу. Не беспокойся, там тебя ещё помучают.

Он стряхнул налипшие травинки и послушно последовал за отцом.

– Для меня это не мучения. Я хочу быть лучше всех, как ты. Значит, мне нужно стараться больше, чем остальным.

– Стараться нужно не больше, Мэзэхиро, а лучше. Больше стараться любой глупец может. Способность отойти в сторону, прекратить старания и подумать головой – вот что отличает полководца от простого самурая.

«…Вот что отличает полководца от простого самурая».

Мэзэхиро спешился. Его лошадь тут же увели, а сам он направился в Светлый павильон. Там уже поджидали даймё. Все они встали, стоило ему войти, и глубоко поклонились.

– Ямагучи Кунайо предал нас, – заявил он громко.

– Слышал, время роста вернулось в Западную область?

Взгляд скользнул по говорящему: Сузуму-доно, новый даймё Северной области, так и не уехавший из столицы после назначения. Предыдущего пришлось убрать: он посмел высказаться против решений Мэзэхиро, этот же – дитя дворца. Скорее всего, даже не покинет Иноси, а всеми делами на севере займётся мокудай[1].

– Где слышал? – прямо спросил Мэзэхиро.

– Гонцы разносят вести быстро, народ – ещё быстрее.

– Слухи?

– Похожие на правду.

Они и были правдой. Он сам видел, как всё случилось. Как мёртвая императрица восстала по воле… Кого? Богов ли? Может ли их Ватацуми покровительствовать чудовищам, убивавшим некогда его детей? Нет, не тот бог, который отдал часть своей силы сыну. Не тот бог, что подарил Кусанаги его советнику.

– Значит, у нашего даймё появилось больше забот: передел земель, посевы – всё то, что не требовало от него никаких усилий, теперь отнимет и время, и силы, и людей. А значит, нападение выйдет коротким и сокрушительным.

– Нападение? – Рю-доно смотрел недоверчиво. В другое время это могло бы разозлить, но Мэзэхиро понимал, что даймё Морской области всю жизнь держался особняком. Отчего бы ему хотеть в это ввязываться? Жители Дзифу и Огненной Земли только и желают, что отсидеться за заливом и не встревать в междоусобицы. Но даймё ждёт разочарование. Остаться в стороне не выйдет. Не в этот раз.

– Верно, Рю-доно. И ваши силы нам тоже пригодятся.

– Как скажете, господин, – покорно склонил голову он. И это послушание стоило огромных усилий тому, кто правил своей областью много лет и оставался за заливом Комо, являясь в Иноси, лишь когда того требовали долг и приличия. Прочие даймё время от времени любили задерживаться в столице, оставляя область на мокудаев, но не Шимизу Рю. Он никогда не был здесь дольше необходимого.

– И нам потребуются ваши лучшие строители.

– Домов? – недоверчиво уточнил даймё. – Но ведь на Юге лучшие в империи.

– Не домов. Кораблей.

Мэзэхиро повернулся к хранителю:

– Вы достали чертежи?

Тот поклонился.

– Боюсь, со времён войны мало что уцелело. – Голос его дрожал. – А того, что осталось, недостаточно для восстановления.

– Я приказал добыть чертежи, а не отговорки. – Он подал знак самураю, и тот обнажил меч. – Вы опозорили своего господина. И позор этот с вашей души смыть под силу лишь Ватацуми.

Хранитель в ужасе распахнул глаза и раскрыл рот, но не сумел ничего сказать. Взмах. Удар точный, прямо в сердце, сплетение ки и ками. Кио только выглядел большим и неуклюжим, но благодаря отточенному умению оставался одним из немногих в его отряде, кто выжил в сражении у стен дворца.

– Коджи-доно, – не глядя обратился Мэзэхиро к южному даймё, – найдите мне того, кто сумеет добыть чертежи для мастеров, которых нам предоставит Рю-доно. Не в павильоне Памяти, так на западе, если придётся.

– Да, господин, – поклонился даймё. В нём Мэзэхиро не сомневался: этот разделял его взгляды и за все годы ни разу не подвёл своего сёгуна.

«Нет глупее полководца, чем тот, кто с малыми силами выступает героем в надежде сокрушить врага слепой яростью». Киоко помнила эти слова Кацу-сэнсэя, сказанные ещё тогда, в Шинджу, когда она усвоила, что война – это путь обмана.

– Не зевай!

Удар. Защита. Она вдруг поняла, что сдаёт позиции.

Кем она стала? Императрица с горсткой союзников. Быть может, позволь она объявить о том, что жива, о том, что Иоши жив, соотношение сил переменилось бы. Но Кунайо-доно справедливо заметил, что сейчас у Мэзэхиро слишком много власти и сторонников, чтобы идти на такой риск. Он прекрасно владел искусством управления народом. Искусством лжи, которой отравлял всех, чтобы они отдали ему свою верность.

– Осторожнее! – послышался голос Норико. Она-то что здесь делает?

Киоко на выдохе развернулась и попыталась атаковать снизу. Ожидаемо безуспешно.

Мёртвые императоры вернулись к жизни… Даже самые преданные роду Миямото усомнятся в том, что это не злые духи и не ёкаи, что Киоко и Иоши – из плоти и крови, а не призраки юрэй, желающие мести.

Пришлось отбросить эту мысль на какое-то время. Конечно, Киоко вернула к жизни весь запад, и слухи уже начали расходиться. Но там, где божественное проявляется так открыто, всегда есть место страху и домыслам. Как бы ей ни хотелось вернуть трон, Мэзэхиро хитёр. Одной своей речью он обратит веру в страх и заставит людей опасаться той, кто сумела сотворить подобное.

– На сегодня довольно. – Хотэку выпрямился и поклонился. Киоко, тяжело дыша, склонила голову в ответ.

Можно было рискнуть, но у них слишком мало союзников. А «нет глупее полководца, чем тот, кто с малыми силами выступает героем в надежде сокрушить врага слепой яростью».

– Опять думаешь о нём?

Сильные руки притянули Киоко и прижали к груди, а нос уткнулся в её шею.

– Я думала, ты спишь. – Она обняла его руки и прикрыла глаза, позволяя телу наконец расслабиться.

– Было бы гораздо приятнее спать, если бы все мысли моей супруги не вертелись вокруг моего отца, – проворчал Иоши ей в плечо. – На самом деле насекомых стало только больше, так что спать днём теперь просто невыносимо.

– Это точно.

Прошлой ночью Норико поймала у них в комнате несколько огромных жуков и заботливо сложила их так, что Киоко, проснувшись, ступила прямо в кучу мёртвой живности. Крик, последовавший за этим, был явно не той реакцией, которую ждала расстаравшаяся бакэнэко.

Киоко развернулась, уткнулась лбом в шею Иоши и вздохнула:

– По поводу Мэзэхиро… Прости.

– Это не упрёк, я просто беспокоюсь. – Он положил ладонь на её макушку и прижал крепче. – Мы ведь, кажется, всё обсудили, а ты отчего-то всё равно переживаешь.

– Не уверена, что мы поступаем правильно. – Она подняла лицо и посмотрела на мужа. – Я понимаю, что власть над умами людей сейчас у Мэзэхиро, и всё же не проще ли было открыться? Он ведь и так знает обо мне.

Иоши погладил её по голове и заверил:

– Нам лучше пока затаиться. В отличие от юной принцессы, сын сёгуна всё же чуть больше изучал стратегию. И если в боях я, несмотря на все усилия, уступал многим самураям, то с задачами Кацу-сэнсэя обычно справлялся без труда.

– Хвастун. – Она поцеловала его в тёплую, ещё немного мятую после сна щёку.

– Никакого хвастовства, только правда, – улыбнулся он, и на щеке тут же появилась ямочка, которую Киоко, не удержавшись, снова поцеловала. – Я понимаю твои опасения и всё же прошу довериться. Даже если сомневаешься, верь мне, ладно?

Он посмотрел ей в глаза. Взгляд был полон уверенности и нежности.

– Я знаю, что предал твоё доверие тогда. Но обещаю: сейчас всё будет иначе. Там, в Минато, я понял, где моё место. Без сомнений, ты – сила богов и символ, за которым последуют. Но, Киоко, не сейчас. Люди пока не готовы. Не те, что живут в остальных областях. Тем более в Южной.

– Но и там наверняка найдутся союзники.

– Наверняка, – не стал спорить он. – И всё же я вновь попрошу тебя довериться плану, который мы разработали с Кунайо-доно. Война с вако обернулась для нас потрясающей возможностью, а твой дар наполнил сердца живущих здесь верой. Давай не будем ставить под угрозу то, что мы уже обрели.

Он прав. Как бы ей ни хотелось покончить со всем поскорее, как бы ни было страшно медлить, давая Мэзэхиро больше времени, Иоши и Кунайо-доно гораздо лучше понимали, что делать, чтобы не растерять всех немногочисленных единомышленников.

– Это было ужасно, – зевнула под ногами Норико. – Ты же понимаешь, что Хотэку тебе поддавался?

– Наставник никогда не сражается с учеником в полную силу. – Иоши скосил глаза на бакэнэко.

– Не умничай, – клацнула зубами та.

Киоко усмехнулась. Норико в последнее время стала просто невыносимой. И вряд ли дело было действительно в успехах Киоко. Скорее уж причиной её особенной несносности был сэмпай.

– Смеёшься? А между прочим, Фумайо-сэнсэй спрашивал о тебе. – Её хвост раздражённо лупил по сторонам.

– Правда? – Киоко отстранилась. – Он всё же согласен взять меня на обучение?

– Как будто у него есть право отказаться, – усмехнулся Иоши.

– О, он был бы рад избавить себя от этой необходимости. Когда я спросила про обучение в школе, он посмотрел на меня так, словно я заставила его проглотить сколопендру.

Иоши тут же посерьёзнел.

– Если хочешь, я с ним поговорю.

– Меня радует, что ты теперь хотя бы спрашиваешь перед тем, как делать глупости, – не смогла не отметить Киоко. – Не беспокойся, с этим я и сама в силах разобраться. Не думаю, что мне пойдёт на пользу, если император будет вступаться за меня по каждой мелочи.

– Как скажешь. Откажет – так казним. Это запросто.

– Иоши!

– Я пошутил, – ухмыльнулся он. – Или нет. Вообще-то за такое действительно положена казнь. Можешь себе представить, чтобы кто-то ослушался твоего отца?

– Знаю я одного человека…

– И даже он не посмел сделать это открыто! Что очень позорно для самурая, между прочим.

Норико нетерпеливо мяукнула, и Киоко тут же спохватилась:

– Надо поговорить с ним, раз уж он обо мне спросил.

– Поговори. – Иоши поцеловал её напоследок и отпустил. Это стало уже таким обыденным… Ещё одна причина не торопить события. Никогда и ни при каких обстоятельствах императоры не ведут себя на людях подобным образом. И если ей нужна поддержка двора в Иноси, то придётся принять его правила.

– Укрепим Юномачи здесь и здесь. – Кунайо-доно отметил искусно вырезанными фигурками самураев южную и восточную стороны города.

– Не стоит недооценивать север, – возразил Иоши. – Мэзэхиро не глуп, он знает, что мы будем ожидать атаки с юга.

– Конечно, – подтвердил Кунайо-доно. – Поэтому мы укрепляем восток так, чтобы это тоже было заметно. Вы, Первейший, упускаете, что я сам позволил ему узнать о Минато. В этом наша сила.

– Сыграть на его ярости?

– Сёгун порывист, но не глуп. Он не станет действовать бездумно. Мы оставим ему слабоукреплённый – на первый взгляд, конечно же, – север. Там холмы круче и выше, к городу подступиться сложнее. Он решит, что мы стянули большую часть сил к востоку и югу, как сделал бы любой в нашем положении, а нам это и на руку.

– А что другие провинции? Столица ведь по документам в провинции Сейган?

– Кюрё никому не нужен. – Даймё раскрыл карту Сейган. – Вот здесь, – указал он на холмы, – видите, не подобраться. Город со всех сторон неудобен. Некогда мои предшественники там действительно жили, но война, скудость земель – и это место стало совершенно невыносимым.

– Но с тем, что сделала Киоко-хэика…

– День возрождения! Думаю, это станет новым государственным праздником, – усмехнулся Кунайо-доно. – Вы правы. Теперь Кюрё вновь становится выгодным местом, скрытым среди холмов и почти неприступным. Однако Мэзэхиро не станет ждать, пока туда переселится весь дворец. Нет, войска сёгуна нападут, пока мы здесь. И я не думаю, что у нас много времени.

– Пара месяцев?

– Не настолько мало. Полгода наверняка есть.

Иоши в это не особенно верилось. Отец ненавидел ждать, с чего бы сейчас станет?

– Вижу ваши сомнения, Первейший. Однако сёгун знает, на что вы способны. Справиться с вако, отстоять город – не каждому такое под силу.

– Не без помощи ваших самураев.

– А возродить землю, столетиями бывшую мёртвой? Это его напугало. Он не знает, насколько сильна Киоко-хэика. Легенды о героях с Сердцем дракона весьма красочны, вы ведь понимаете.

– То есть он боится поражения.

– Как и всякий военачальник. Постепенно он будет стягивать к границам Западной области все военные силы. Или, во всяком случае, большую их часть.

– Тогда нам конец, – заключил Иоши.

– Не погибайте раньше времени, Первейший. Полагаю, это сражение станет не концом, а началом войны.

Нос щекотал аромат вишни. Время роста здесь словно решило взять всё, что ему причиталось за предыдущие годы, и теперь земли Западной области благоухали так, что Норико то и дело чихала.

Вот и сейчас, чихнув и спугнув тем самым яркую бабочку, она раздражённо потёрла нос лапой.

– Тебе лучше поохотиться где-то подальше от сада, – раздалось сзади.

– Птиц, больше не подкрадывайся, – резко бросила она, не оборачиваясь.

– Что, цветы мешают почуять запах?

– А сам-то? Небось по чихам меня и нашёл.

– Вообще-то я пришёл сюда отдыхать, не искал тебя.

Норико обернулась и запоздало поняла, что смотрит со слишком уж откровенным удивлением.

Хотэку усмехнулся и, сев под раскидистыми ветвями сакуры, поманил её к себе. Она не сдвинулась.

– Да брось, ты же ничем не занята.

– Я собиралась помочь Киоко.

– У неё сейчас по распорядку отдых.

– А ты, значит, выучил её распорядок?

– Нет, просто знаю, что после наших занятий она по моим же рекомендациям принимает тёплую ванну, расслабляет мышцы и отдыхает.

Норико фыркнула: ответить ей на это было нечего.

– Так что? – Он раскрыл руки в приглашающем жесте. Нехотя подойдя, она поставила передние лапы ему на ноги и заглянула в глаза.

– Только чтобы ты не умер в одиночестве от скуки.

– Конечно, – улыбнулся он. Норико поднялась и улеглась на его бёдрах. Хотэку тут же опустил руку ей на макушку и стал почёсывать.

Наверное, не стоило ему такое позволять. Наверное, не после того, как она столь долго игнорировала его подарок. И до сих пор не выяснила, что это за голубые цветы-звёзды… Наверное, надо было им поговорить. Открыто, как это делают все нормальные люди и ёкаи. Только вот страх был сильнее разума.

– Даймё предполагает, что Мэзэхиро нападёт только через полгода.

Норико была благодарна, что он заговорил о деле. Это отвлекало от непрошеных мыслей. Они обязательно обсудят всё, но позже. А пока не до того. Пока есть заботы поважнее.

– С чего бы ему столько ждать? Самураев взял – и пошёл.

– Он знает о силе Киоко-хэики.

– Он и раньше знал, это ему не помешало.

– Знал, да только она за это время стала сильнее, и он это видел.

– А за полгода станет ещё сильнее. Кажется, медлить – не самый выгодный для него вариант.

– Медлить – нет. Готовиться – да.

– Собирает армию побольше?

– Или посильнее.

Норико перевернулась на спину, чтобы видеть его лицо.

– Что ты имеешь в виду? Эй, не трожь живот! – Она вскинула задние лапы, готовая обороняться.

– Извини. – Хотэку послушно переместил руку выше и почесал ей грудку. – Думаю, он усиливает армию. Одно из основных правил стратегии – избегать осад города. Война должна быть короткой, лишь тогда шансы на победу действительно высоки. Что он может сделать сейчас, так это стянуть сюда самураев из других областей и окружить Юномачи. Нападут – и мы, скорее всего, отобьёмся. Это будет стоить многих жизней, но у нас будут шансы, потому что мы защищены стенами и здесь неудобные подходы к городу. Армия сёгуна при этом будет у нас на ладони – лёгкая мишень.

– Ты ведь никогда до этого не воевал?

– Никто из ныне живущих в Шинджу не воевал.

– Откуда ж тогда познания?

– Я ходил в школу, – пожал плечами Хотэку. – Такое заведение, где передают опыт прошлых поколений. Может, знаешь?

– Тебе руку отгрызть?

– Просто спросил, – примирительно сказал он, но гладить на всякий случай перестал и, слегка откинувшись назад, упёр обе ладони в землю. – Как проходило обучение в Яманэко?

Норико фыркнула:

– Кому повезло больше – у тех были наставники. Кому меньше – тот умеет только охотиться.

– А тебе?

– Я умею читать и писать. Кстати, была удивлена, что наша письменность мало чем отличается от здешней, – быстро сменила тему Норико. Говорить о своём прошлом ей совсем не хотелось.

– Я заметил, что и в Шику так же, – кивнул Хотэку.

– Ну это как раз неудивительно: кицунэ и бакэнэко сотрудничают и обмениваются опытом. А вот Шинджу – закрытая страна. Я не ожидала, что увижу здесь хоть что-то такое же, как дома.

– Согласен, это удивительно. Хотя не более, чем та твоя человеческая ки. У меня люди на материке вызывают куда больше вопросов.

– Потому что они не похожи на вас? – Норико перевернулась и, ловко спрыгнув, отошла в сторону.

– Вовсе нет, – заверил Хотэку. – Просто все здесь уверены, что люди – дети Ватацуми, а дом их – эти острова.

– Если тебе так интересно – спроси Киоко.

– Но ведь ты жила рядом с теми, другими людьми. Расскажи, какие они?

– Зачем? – Она взмахнула хвостом, привычно обратилась и взглянула на Хотэку сверху вниз. Он не смутился, как это было в первый раз. По-прежнему смотрел в глаза. – Так они выглядят, и это всё, что я о них знаю. Нравятся? Хочешь узнать их получше – отправляйся на юг за Яманэко. Там таких полно.

Она замолчала, с вызовом удерживала взгляд. В конце концов он спросил:

– В чём дело?

– Что? – не поняла Норико.

– Что тебя задевает? Моё желание понять, что из легенд и историй правда, или моё любопытство к тем, чью ки ты надеваешь?

– Меня не… Что ты о себе возомнил, птиц?

– Ты злишься.

– Всё из-за твоих глупых вопросов.

– Знаешь, Норико, может, мои вопросы и глупые, но они открытые и честные.

Стало ясно, что речь шла уже не о вопросах. Хотэку ступил на лезвие и хотел, чтобы она последовала за ним.

– Если тебя интересуют легенды и история – обратись к Киоко, – проворчала Норико, уводя разговор подальше от опасного для неё поля. Она вернула кошачий облик, уже жалея о своём вызывающем поведении. Было бы славно позлиться на Хотэку, но она знала, на кого эта злость направлена на самом деле.

– Боюсь, на вопрос, который меня интересует больше прочих, у Киоко-хэики не найдётся ответа, – улыбнулся он, и улыбка эта вызвала у Норико зудящую тоску.

Она проворчала в ответ что-то невнятное и бросилась прочь.

Чо вдыхала аромат жареного тофу и улыбалась. Никогда Юномачи ещё не был таким свежим, прохладным и приятным. Пыльный каменистый город стал цветущим садом, как и вся область, и она чувствовала, как сама зацвела. Где-то в душе пробивались ростки веры в то, что и здесь можно жить, и в Шинджу можно обрести покой и счастье.

– А это что? – Ёширо с совершенно детским писком бросился к прилавку и подхватил простую деревянную кандзаси с не слишком искусно выточенной и разрисованной лисичкой.

– Заколки для волос, – улыбнулась Чо.

– С лисой!

Она усмехнулась:

– Да, на Западе такие чаще встречаются. В других областях вас любят меньше.

Он обернулся, и глаза его удивлённо расширились.

– Почему?

– А почему людей недолюбливают в Шику?

– Справедливо.

Он покрутил заколку в руках, а затем обратился к торговке:

– Сколько стоит?

Та насторожённо посмотрела на его неряшливо торчащие рыжие пряди, которые Ёширо продолжал усердно подрезать, и робко ответила:

– Медяк.

– Так мало?

– Ёширо, это не мало, – шикнула Чо. – И зачем тебе кандзаси?

Он улыбнулся одними глазами и, бросив монету на прилавок, приблизился к Чо со спины.

– Стой смирно!

– Что ты делаешь? – Она попыталась обернуться, но он не дал. Чо почувствовала, как пальцы коснулись шеи и, пробежав по затылку, поднялись выше, к собранному пучку.

– Точно, у тебя такая же.

– Ёширо, что ты делаешь? – повторила она свой вопрос.

– Чш-ш-ш, подожди. – Он чуть подвигал пучок в стороны. – Ага, понял!

Пряди тут же рассыпались по плечам.

– Ну и зачем?

– Терпение.

Он собрал рассыпавшиеся пряди и, судя по всему, заново сооружал Чо причёску.

– Ты ведь знаешь, что трогать волосы женщины считается неприличным? Особенно вот так, при всех. Да ещё и не своей супруги.

– Нет, не знал. – Он развернул Чо лицом к себе и улыбнулся. – Больше не трогаю.

Торговка на немой вопрос девушки подала малюсенькое бронзовое зеркальце. Чо повернулась боком и постаралась рассмотреть пучок. Он вышел на удивление аккуратным.

– Ты как будто всю жизнь волосы собирал, хорошо получилось, – одобрительно заметила она.

– Тебе нравится?

У пучка сидел кицунэ.

– Пусть остаётся. – Она взяла у Ёширо свою старую кандзаси, поклонилась торговке и пошла вперёд. Ёширо поспешил за ней:

– Знаешь, ты была бы немного счастливее, если бы позволяла себе радоваться.

– Я позволяю.

– А вот и нет.

– С чего бы нет?

– Так тебе нравится?

– Я же сказала.

– Ты сказала, пусть будет.

– Если бы мне не понравилась заколка, я бы её просто не приняла.

– Там кицунэ.

– Я знаю.

– У него три хвоста.

– Три? – удивилась Чо. – Я подумала, два.

– Кончик третьего виден из-за спины, но нужно присмотреться.

– Вот как. Тогда почему ты её взял? Я решила, что как раз из-за двух хвостов.

– Это на вырост, – усмехнулся он. – Но вообще я вспомнил о Кайто.

Кайто… Конечно.

– Прости, я не подумала…

Внезапно стало неуютно. Чо не умела утешать даже себя, что уж говорить о других.

– Да ты и не знала, сколько у него хвостов. Всё хорошо, – заверил Ёширо, и в голосе его правда не слышалось грусти. – Я принял его смерть, как и он сам. Кайто всю жизнь искал свободу – и наконец обрёл её.

То, что в свои слова Ёширо безоговорочно верил, было заметно и по его полуулыбке, и по его сверкающим изумрудами глазам. Он не был опечален. А если и был, это была светлая печаль. Печаль того, кто расстаётся с близкими навсегда, но знает, что тех ждёт впереди лучшая жизнь. Или посмертие, которое лучше жизни.

Чо осторожно коснулась заколки и нащупала кончик каждого хвоста.

– Может, пришло время отрастить волосы, чтобы украшать этой кандзаси свои? – спросила она.

Ёширо только покачал головой:

– Длинные волосы – привилегия тех, кто не обращается больше в лисьи ки. Это ещё и признак статуса, такие положены лишь осё и дайси. А меня, как ты понимаешь, так уже никто и никогда не назовёт.

– Но ты больше не в Шику. И тем более не в монастыре. Разве всё ещё обязательно следовать этим правилам?

– Милая Чо. – Он погладил её по щеке, и Чо от неожиданности замерла. – Согя долгое время была смыслом моей жизни, а вера ею и осталась. Если я предам то, во что верю, отрекусь от правил – что от меня останется?

– Ты, – только и смогла выдавить она. – Ты останешься.

Ёширо не согласился:

– Каждому нужна опора. У тебя тоже есть что-то, во что ты веришь, ради чего просыпаешься по утрам и живёшь. У обычных кицунэ, как, наверное, и у людей, это цели. Но цели состоят из желаний и рано или поздно иссякают. Наверное, за человеческую жизнь не успевают, но дай людям хотя бы пару веков – и они устанут от погони. Что тогда заставит их подниматься с постели каждое утро?

Она замялась, не зная, что ответить.

– Я просто храню верность выборам, которые совершил. Ушло время сомнений.

– Но Инари лишила тебя ки, – попробовала возразить Чо. – Это недостаточный повод отказаться от её почитания?

– И она же вернула мне её.

– После смерти твоего брата.

– Который стал ногицунэ, сам избрал такой путь.

Зелёные глаза устремились к небу, и Чо почувствовала облегчение, освободившись от слишком близкого взгляда.

– Я признаюсь: на какой-то миг моя вера пошатнулась. И всё же богам известно куда больше, чем нам, на всё есть причины. Если Кайто отдал жизнь, чтобы мёртвые земли возродились, значит, он погиб лучшей из смертей.

– Тогда почему я? – всё ещё не понимала Чо.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему ты отдал кандзаси мне? Почему не Киоко-хэике? Она ведь была рядом в тот миг. Деревянные украшения, конечно, не для императриц, но как память…

– Я отдал её тебе не как память.

– Нет?

– Нет. Я отдал её тебе как… Считай это оберегом.

– Оберегом?

– Трёххвостые кицунэ сильны. Так что, если когда-нибудь – не думаю, что такое случится, но вдруг – потеряешь веру в себя, просто вспомни, что с тобой сила трёхвекового кицунэ.

Чо улыбнулась. Это была такая наивная глупость, какая действует разве что на детей, но ей не хотелось обижать Ёширо: слишком уж искренним он с нею был. Наверное, со всеми, и всё же это порой обескураживало. Но ещё больше – обезоруживало перед ним.

– Спасибо, – только и сказала она.

А он уже шёл к другому прилавку.

– Как у вас много всего с драконом!

– Это Ватацуми! – предупредила она, нагоняя.

– Как у вас много всего с Ватацуми! – Он уже щупал какую-то пиалу и почти наверняка намеревался её купить.

Чо вздохнула и потянулась, чтобы схватить его за руку и увести с рынка, пока он бездумно не истратил свои деньги, но внезапно все её чувства обострились. Она ещё не успела осознать опасность, обдумать, что именно её насторожило, а тело уже напряглось, подобралось, готовое отразить удар.

Рынок кричал ей в ухо о дешёвых угощениях, в нос бил запах лака от прилавков с посудой, всё было как всегда, и всё же что-то неуловимо поменялось.

– Долго собиралась прятаться, бабочка Чо? – раздалось над ухом. Её рука едва успела дёрнуться – и холодная сталь обожгла шею сзади. – Не рыпайся, подруга, лучше посмотри на своего лисёнка. – В голосе Тору сквозило превосходство, знакомое ей с их совместных тренировок.

Ёширо держал в одной руке ту самую пиалу с не слишком умело нарисованным Ватацуми, а другой пытался отсчитать медные монеты. На первый взгляд казалось, что ему ничто не угрожает, но Чо уже приметила между прилавками поодаль Митсеру. Он почти не двигался. Затаился, готовый по первому сигналу Тору убить парня.

– Он тебе нужен? Бери. – Её голос остался невозмутимым. – И убери танто, я не враг своему клану.

– Ты не враг своему клану, – усмехнулся Тору, поглаживая её по щеке так, что со стороны наверняка казалось, будто он лишь договаривается о цене одной ночи, что было в этих обычно бесплодных землях привычным делом. – Поэтому ты нас бросила? Единственная ученица Иши-сана, что должна была стать нашим лекарем. Та, которой он доверил продать мёртвую императрицу сёгуну и обеспечить клану достойную жизнь, и та, что сбежала с ней, как только поняла, что это шанс свалить с острова.

Он схватил её за плечо и резко повернул к себе, так что теперь остриё упиралось прямо в горло.

– Одного не пойму, – прошептал Тору, заглядывая в её глаза. – Почему вернулась?

– Потому что я не сбегала. – Чо не слишком умело лгала, но время с Киоко-хэикой кое-чему её научило. – Я просто умею делать верные выборы. У сёгуна нет шансов, Тору.

– Что за чушь ты…

– Послушай, – прервала она. – Ты видел, что случилось с Западной областью. Ты знаешь о силе императрицы. Все знают. Какая бы армия у него ни была, она – ничто против богов. А боги на стороне Миямото.

– Ты не могла этого знать тогда, – выплюнул он. – Ты струсила и сбежала в поисках спокойной жизни. Наплевав на клан. На семью. На Ишу-сана, который тебя приютил.

Его голос звучал слишком грубо, и они уже привлекли нежелательное внимание. Мужчины шли мимо, но несколько торговок косились на Тору, удерживавшего Чо за плечо слишком близко.

Она подняла голову выше, улыбнулась и громко сказала:

– Серебряник, господин. Если вам это не по карману, не задерживайте даму.

Он покосился по сторонам и слегка отстранился.

– Кажется, ты позабыла, что здесь я устанавливаю цену.

– Вы грозитесь отобрать у меня то, что мне и так не нужно.

– Неужели? – теперь улыбнулся Тору. – Это мы и проверим. Он завёл руку ей за голову – и Чо почувствовала, как волосы рассыпались по спине. – В таком случае беру твоего лисёнка в качестве платы за то, что ты потратила так много моего времени.

Она обернулась. У прилавков не было ни Ёширо, ни Митсеру.

– Грязной девке ни к чему такие украшения. – Он наклонился ближе и едва слышно добавил: – Но я за тобой ещё вернусь, если, конечно, ты сама не приползёшь раньше.

– Тору, ты идиот, – вздохнула Чо в пустоту. Шиноби уже исчез, растворившись в рыночной толпе.

Новая боль от потерь

– Почему он оставил тебя? – Иоши недоверчиво покосился на Чо. Вся эта история казалась слишком уж невероятной. Вот так просто посреди рынка похитить человека?

– Потому что знает: я приду, – сухо ответила Чо. – Я, в общем, и зашла, только чтобы предупредить, что ухожу.

– Ты не можешь идти одна, – возразила Киоко. Она уже успела привести себя в порядок после тренировки и теперь – в песочном наряде, расшитом белыми лепестками, с орхидеей-цаплей, выглядывающей из той же причёски, что когда-то ей сделал Иоши, – была готова к встрече с сэнсэем.

Иоши слишком хорошо знал Киоко, чтобы не понимать, к чему та клонит.

– Ты никуда не пойдёшь.

Она улыбнулась так, как улыбалась во дворце всем гостям – вежливо и совершенно неискренне:

– Иоши, ты не можешь мне запретить.

Спорить было бесполезно, поэтому он повернулся к куноичи:

– Ты говоришь правду? Или просто решила вернуться к своим?

Её рот тут же исказился в гримасе.

– Издеваетесь? Я ради вас клан бросила, чтобы теперь терпеть это недоверие?

– Думаю, – встряла Киоко, – Первейший хотел спросить, как вышло, что в таком людном месте удалось похитить кого-то столь заметного, как Ёширо. Всё-таки даже в Западной области рыжеволосых не найти, разве что несколько ногицунэ, оставшихся после разрушения Минато, да и то преимущественно у побережья.

Куноичи смотрела исподлобья, в чёрных глазах смешались злость и обида.

– Смешаться с толпой – раз плюнуть. Напялить на него касу, чтобы скрыть волосы, – ещё проще. Сделать так, чтобы жертва не шевелилась, – две капли парализующего яда. Итого – три простейших шага. Если вы настолько недооцениваете нас, боюсь представить, насколько вы недооцениваете своих настоящих врагов. Вот и вопрос: ту ли сторону я выбрала?

– Пока вы препираетесь, рыжего, может, пытают, – встряла Норико. – Я пойду с выскочкой, заодно и за ней прослежу.

– Это ты меня выскочкой назвала, блохастая? – Чо выгнула бровь и уставилась на бакэнэко.

Иоши только вздохнул:

– Идите.

– Вдвоём справитесь? – уточнила Киоко.

– Это всего лишь клан шиноби. Не твоего уровня противник, – хмыкнула Норико. – Готовься к настоящей войне.

– Я справлюсь, – коротко ответила Чо и поклонилась. – Помощь мне ни к чему.

– Мне всё равно скучно. – Норико вытянула передние лапы и выгнулась. – Пойдём, хоть повеселюсь. Не скучайте тут без меня. – Последние слова были обращены к Киоко и Иоши. Бросив их, Норико выскочила из павильона.

– Может, Хотэку стоит отправить с вами? – предложил Иоши Чо.

– Хотите приставить ко мне побольше глаз и ушей? – насмешливо уточнила она. Иоши не собирался просить прощения за подозрения. Ни один самурай в здравом уме никогда бы не стал доверять куноичи, его опасения не были так уж беспочвенны.

– Хочу, чтобы всё вернулись. И по возможности в целости, – твёрдо сказал он.

– Мы вернёмся. Если ваша кошка не влезет в неприятности – всё пройдёт гладко, к страже лисы будем во дворце.

– Если не вернётесь к страже лисы, мы отправимся следом, – пообещала Киоко. Иоши скрипнул зубами. Она владела мечом не лучше десятилетнего ребёнка, а дар тянул из неё слишком много сил. Он не был против, когда она сражалась в Минато, потому что это было значимо для всех и потому что за ней приглядывали… Но стычка с шиноби точно не та неприятность, ради которой стоит собой рисковать. Не сейчас.

– Если не вернёмся к страже лисы, подождите до восхода, – возразила Чо.

– Чтобы за ночь вас успели убить?

– Тору не станет меня убивать.

Уголки губ поползли вверх, выдавая недоверие Иоши.

– Отчего же? – спросил он.

Чо замялась на несколько мгновений, подбирая слова, а затем коротко ответила:

– Мы всё ещё семья.

Он хотел было возразить, но Киоко его остановила:

– Мы подождём до рассвета.

Иоши кивнул, соглашаясь, и добавил:

– В случае необходимости отряд самураев будет готов незамедлительно выступить.

– Это излишнее беспокойство.

– Это не беспокойство, – поправил он, – это предусмотрительность. У нас не так много союзников, а в тебе есть знания, недоступные нам. Глупо будет вот так тебя потерять.

Через оскорблённую маску, которую Чо изо всех сил пыталась удержать, пробилась едва заметная улыбка. Похоже, и самым холодным из людей приятно, когда ими дорожат.

Норико одним прыжком соскочила с крыльца и тут же упёрлась в чью-то ногу.

– Куда несёшься? – усмехнулся птиц. Она задрала морду и посмотрела в его улыбающееся лицо.

– Лисёнка спасать. Не слышал последних новостей?

– Что-то с Ёширо? – Хотэку тут же посерьёзнел и опустился перед ней, скрестив ноги.

– Ага, Тору похитил.

– Шиноби? – Его тонкие пальцы тут же принялись щипать травинки. – Зачем им кицунэ?

– Затем, что он был рядом с Чо.

С травинки, которую Хотэку отбросил в сторону, опрокинулась букашка. Она упала на спину и теперь беспомощно шевелила ножками, пытаясь зацепиться за воздух.

– Стоило догадаться, что по возвращении у нас будут с ними трудности. И почему я об этом не подумал…

– Потому что есть трудности посерьёзнее, – махнула хвостом Норико. – Да ладно тебе, сейчас мы с Чо сбегаем и мигом его вернём.

– Вдвоём? – Хотэку заметил перевёрнутого жучка и протянул ему травинку, тот вцепился и тут же пополз вверх, к руке птица. – Я пойду с вами.

– Да что вам всем неймётся?

Букашка перебралась на его большой палец.

– Что Киоко, что ты. Расслабься, всего лишь горстка шиноби. – Норико усмехнулась, стараясь говорить непринуждённо, но Хотэку это не убедило. Он аккуратно опустил руку и позволил насекомому перебраться на землю, после чего серьёзно посмотрел на Норико.

– В прошлый раз эта горстка шиноби похитила нас всех, и удрать нам удалось только благодаря Чо. Я не хочу, чтобы с тобой… – Он запнулся. – Чтобы с вами что-то случилось.

Хвост дёрнулся против воли.

– Брось, птиц. В прошлый раз Чо внушала больший ужас, чем все остальные, а сейчас мы на одной стороне.

– Она не очень-то искусно фехтует, – возразил он.

– Зато замечательно врёт и делает гадости исподтишка. В отличие от самураев.

Он задумался на миг, а затем медленно кивнул.

– Хорошо, в этом есть смысл.

– Вот и не переживай. – Она поставила передние лапы ему на ноги и заглянула в глаза. – Ночью уже будем дома.

Он наклонился вперёд, и его лицо оказалось у самой мордочки, так что Норико пришлось приложить все усилия, чтобы не отпрянуть и не отвести взгляд.

– Я буду ждать тебя в саду, – прошептал он и чмокнул её в нос. Норико дёрнулась от неожиданности и отскочила. До ушей долетела усмешка.

Когда она пришла в себя, Хотэку уже поднялся на крыльцо.

– Зачем? – из горла вырвался тихий писк, и она тут же пожалела, что открыла пасть.

– Боюсь, чтобы узнать, тебе придётся вернуться, – ответил он, не оборачиваясь, и скрылся в тёмном проёме павильона, откуда тут же вышла Чо.

– Пошли, блохастая, – крикнула она и спрыгнула с крыльца.

– К твоему сведению, у бакэнэко нет блох, – проворчала Норико.

Куноичи пожала плечами:

– Не имеет значения.

– Это глупо. Как если бы я тебя называла вшивой. Тебе нужно придумать другое оскорбление, потому что на это оскорбиться невозможно.

Чо остановилась и серьёзно посмотрела на Норико.

– Ты как себя чувствуешь?

– А что?

– Всё это ты могла сказать куда более язвительно. Упускаешь возможность поглумиться надо мной.

– Ой, да отцепись.

– У-у-у… Ты точно не в порядке. Трудности с крылатым, да?

Норико шикнула:

– А ты здесь на разведке или что?

Куноичи примирительно подняла руки и молча пошла к западным воротам, которые отчего-то звались воротами Пустоши, хотя именно они вели в город. Норико поплелась следом, уже жалея, что вообще решила отправиться за Ёширо. Лис, конечно, не виноват в том, что Чо – та ещё заноза в лапе, но всё больше хотелось отослать её одну, да желательно так, чтобы там она и осталась. Как знать, может, шиноби прибьют её, Норико вернётся с кицунэ и все будут счастливы.

– Зачем ты идёшь со мной? – нарушила молчание Чо, когда они пробирались по самому богатому Южному кварталу, расположенному у стен дворца. Теперь – после Дня возрождения – здесь разбивали сады, и город преображался, перерождался на глазах.

– Я иду не с тобой, я иду за Ёширо, – сухо ответила Норико.

– Они мне не доверяют, да?

Норико вопросительно задрала морду:

– Тебе обещано место при дворе. Даже сейчас ты живёшь во дворце. Вряд ли в твоей верности всерьёз сомневаются.

Но Чо её словно не услышала:

– Не отрицай, я понимаю. Довериться куноичи – выбор на грани безумия. Я бы сама ни за что не поверила кому-то из чужих шиноби. Мы верны семье, клану, но все, кто за ним, – просто средства для достижения личных целей.

– Как славно, что Иоши тебя не слышит, – буркнула Норико себе под нос.

– Но я ведь многим пожертвовала. Я ушла с вами, зная, чем это обернётся.

– Ты сделала это ради себя, Чо, – фыркнула Норико. – Не прикидывайся, что не хотела свалить с острова и не думала о том, чтобы остаться на Большой земле.

– Но ведь не осталась.

– И что теперь, почести тебе вознести? Ты там, где тебе выгодно быть. Без Ёширо Хоно не место для людей. Другие кицунэ хоть и могут быть приветливы с чужаками, но близко тебя не подпустят. Ты наверняка в этом убедилась за время, что провела там одна. Поэтому, когда лисёнок побежал за Киоко, ты отправилась вслед за ним.

Она замолчала и остановилась у южных ворот Юномачи. Дальше – голые холмы, среди которых прячется деревня шиноби. Норико дождалась, пока Чо достанет своё разрешение. Раньше их даже на входе не спрашивали, но теперь даймё велел держать под контролем все ворота и досматривать каждого входящего в город и выходящего из него. Стражник проверил свиток Чо и, поклонившись, пропустил их.

Норико продолжила:

– У Иоши есть все причины не доверять тебе. Будь честна, Чо: если бы тебя убедили, что перевес сил на стороне сёгуна, если бы ты уверилась, что у нас нет ни шанса, ты бы переметнулась не задумываясь.

Кривая усмешка прорезала лицо куноичи.

– Ты умна, Норико.

– Мы все это понимаем.

– А сама бы что, не переметнулась? Хочешь сказать, никто из вас не бросил бы заранее обречённую затею?

– Нас объединяет ненависть к сёгуну. Хотэку ни за что не станет служить тому, кто уничтожает ему подобных из-за глупой нетерпимости. А если бы и хотел – сёгун бы его не принял, убил бы ещё на подходе. К тому же он самурай, который предан империи, а не господину. Для него это дело чести, но ты такого слова не знаешь.

– Уверена, что тебе до чести тоже никакого дела.

– Даже если так, я обязана присматривать за Киоко. Каннон велела.

– Точно. – Чо почесала нос, как бы припоминая. – Но разве дело было не в том, чтобы последить за ней до того, как дар проснётся? Непохоже, чтобы нашей императрице всё ещё требовалась нянька-бакэнэко.

Норико не смутилась. Она сама не единожды спрашивала себя, почему остаётся, и за ответом не нужно было лезть далеко.

– Предлагаешь бросить её? У Киоко не так много друзей. Хотя не уверена, что тебе это слово знакомо. Наверное, в твоей жизни оно где-то рядом со словом «честь».

Повисла тишина, нарушаемая только шумом ветра в высокой траве, с которой холмы выглядели гораздо живее, чем во время их путешествия из Ши. Норико понимала, что сказала грубость, но разве она была не права? Каждое слово было правдой, и Чо сама это должна была понимать.

– Думаю, Ёширо мой друг, – тихо сказала куноичи. Она смотрела в землю, и, похоже, эти слова для неё самой стали откровением.

– Ёширо твой любовник, – не согласилась Норико.

– У меня были любовники и до него, но ни за одним из них я бы не отправилась к шиноби.

– Тогда, возможно, ты нашла свою судьбу. Любовь. Но это всё ещё не дружба.

– Разве? – Она оторвала взгляд от травы и посмотрела на Норико. – Если мы говорим о любви, которая не выжигает тебя, будто Кагуцути, не выворачивает тебя наизнанку, заставляя совершать глупые и необдуманные поступки; если мы говорим о спокойной любви, принимающей, размеренной, даже скучной… Разве есть разница? В чём она?

Пока она это произносила, в памяти Норико всплыла спина Хотэку, его чёрные крылья и его руки, отражавшие нападения ногицунэ, когда она сама лежала на земле и приходила в себя посреди поля боя. Это была дружба, которую она бы не осмелилась мешать с другими, ещё более сложными чувствами.

– Знаешь, с друзьями обычно не принято…

– Знаю, – оборвала Чо. – И это всё? У тебя ведь с Киоко-хэикой тоже любовь. Не такая, как у неё с Первейшим. Или вот моя мать… Она любила, но эта любовь была хуже дружбы в тысячи раз. Я не хочу так любить. А то, что происходит у нас Ёширо, гораздо больше похоже на дружбу. На тебя и Киоко. Это любовь другого порядка. Без требований и ожиданий.

Она снова замолчала, а Норико даже не захотелось язвить. Чо сейчас шла рядом с ней, совершенно обнажённая и уязвимая, какой никогда не была. Норико понимала, что всё сказанное – не осмысленное тысячи раз. Так уж вышло, что эта грубость об отсутствии друзей что-то тронула глубоко внутри, сковырнула и заставила куноичи облечь чувства в слова. Не для того, чтобы ответить, но для того, чтобы самой это всё осознать.

– Здорово, что у тебя есть друг, – заключила Норико. – Без друзей паршиво.

– Смотри-ка, в чём-то и мы иногда согласны. – Чо улыбнулась, а затем прищурилась и добавила: – А теперь обращайся, мы подходим.

Норико посмотрела вдаль и увидела несколько скудных, местами полуразрушенных построек, которые теперь обросли будто совершенно неуместными здесь полевыми цветами. Она прикрыла глаза, отыскивая среди вороха чужих тел то свежее, которое заполучила совсем недавно: шерсть исчезла, туловище покрылось твёрдым панцирем, а вместо лап выросло огромное количество ног. Норико пробежалась, привыкая к обличью, и нырнула в траву, направляясь в сторону деревни.

– О, я на таких тренировалась сюрикэны метать, – оживилась Чо и бросилась следом. – Тору их ненавидит. Сделай одолжение, попадись ему на глаза – он будет визжать хуже придворных дам.

Лепестки щекотали кожу и пробивались дальше, выше, прокладывая себе путь между пальцами, вытягиваясь к солнцу. Получив ками Инари, Киоко словно раскрыла новую часть себя, новую грань, о которой даже не подозревала до этого.

Лишь сейчас она ощутила себя цельной, наполненной и живой. Девушка, рождённая быть тенью мужа… Она знала, что не желает подобной жизни. И знала, что путь героев, путь наследников Ватацуми – не совсем её. Может, она и была рождена сражаться, но что есть разрушение без созидания?

«Я могу тебе рассказать», – послышалось где-то глубоко внутри. Киоко ощутила жар на кончиках пальцев. Воздух вокруг неё раскалился.

– Старый друг. – Её губы тронула улыбка. – Благодарю за смерть.

«Благодарю за пищу», – голос треском зарождался в её голове. Она знала, что никто больше во дворце не слышит Кагуцути, и потому не утруждала себя ответами вслух.

– Почему ты пришёл? – спросила она. Это было простое любопытство. Она больше не страшилась богов. Никого из них. Но Кагуцути стал первым, кто сам к ней явился, да ещё и без каких-либо причин.

«Всё твоя ки. – Она почувствовала, как жар в кончиках пальцев поднялся выше. – Ты повзрослела, мёртвая императрица. Ты призывала меня ки грома, что связывает весь этот мир, теперь же со мной говорит ки притяжения. Всё дело в твоём созидании – весь мир тянется к тебе, маленькая правительница».

Ки притяжения. Она и не надеялась осознать эту часть энергии, сплетающей материю. Созидание – сила самого Творца. Инари поделилась с ней частью своей ками и частью этой силы, но Киоко не подозревала, что эта часть, доставшаяся ей, будет столь могущественна.

И вдруг её осенило.

– Кагуцути. Люди Дзифу молятся тебе, ведь так? Кормят тебя, чтобы Огненная гора не извергалась, чтобы Огненная Земля жила, а Морская область процветала.

«Ты знаешь, зачем спрашиваешь?»

Жар поднялся по предплечьям и окутал руки. Киоко не было больно, это было приятное тепло – всё равно что опуститься в горячую ванну, когда тело продрогло. Немного щиплет, но эта боль – часть наслаждения.

– Возможно, мне понадобится твоя услуга… – осторожно произнесла она. Кагуцути был богом чистого разрушения, и заключать с ним сделки было опасным для всех.

«А что я за это получу?» – Он заинтересованно лизнул её затылок и заполнил голову, а после спустился по спине.

– Пищу. Много пищи.

«Меня и так кормят».

Жар отступил, но Киоко знала, что он ещё здесь. Заинтересован, просто желает чего-то ещё.

– Что я могу предложить тебе кроме этого?

Боль пронзила руку – и Киоко резко её отдёрнула. Там, где она недавно касалась земли, где росли её нежные цветы, чернело выжженное пятно.

«Свободу, маленькая правительница. Я желаю получить свободу».

Когда-то в мире существовало лишь ничто, и ничто заполняло всё. В ничто ничего не было, потому что ничто было всем.

Никто не знает, что случилось и почему вдруг ничто породило звук, но так пустота обрела гармонию и перестала быть пустой. Звуки привели мёртвый порядок к живому хаосу: они нарушали покой, искривляли пространство и заставляли пустоту видоизменяться, распадаться на материю. Так появилась равнина высоких небес – Такамагахара. Так появился поднебесный мир.

А вместе с ним – Амэноминакануси, ныне зовущийся всеми богами Творцом. Кагуцути не считал это справедливым, ведь небесных богов было пять, а всего поколений – до правящих ныне на Земле – семь. Но истинных мать и отца из седьмого поколения его братья и сёстры предпочли забыть. Отца – потому что он давно скрылся ото всех и никто не знал наверняка, жив ли ещё. А мать – потому что некого было помнить.

Эпоха Сотворения окончилась с рождением Кагуцути и смертью Идзанами. Он помнил, как явился в мир и увидел её – спокойно принимающую собственную участь, сгорающую в его всепоглощающем пламени, а затем пеплом взмывающую к равнине высоких небес.

Так началась эпоха Разрушения.

Идзанаги – его отец – не смог принять участь супруги, как не смог принять и сына, сотворившего с ней подобное. Обозлённый, он заточил Кагуцути на крошечном островке посреди Драконьего моря.

Долго, бесконечно долго Кагуцути пребывал в темноте и одиночестве, запертый в Огненной горе. Поначалу он пытался выбраться, извергался лавой, кипятил вокруг себя море, но оно неизменно остужало его пыл.

Первой иссякла ярость, с какой он пробивался наружу каждый раз. За ней потухло желание, порождающее эту ярость. Следом пришло смирение. Пусть он не был согласен со своей участью, но поделать ничего не мог. Тогда Кагуцути уснул, и сон его длился столетия. И продлился бы ещё дольше, если бы Ватацуми не поднял дно своего моря близ Огненной горы.

Кагуцути почувствовал движения самой земли – и пробудился. А пробудившись, ощутил, что сон сберёг и скопил его силы. Тогда Кагуцути сделал ещё одну попытку, ещё один рывок – и освободился из плена. Но, увы, и это продлилось недолго. Море тут же подхватило его, и вокруг заклубился пар.

– Давно тебя не было видно. – Из тумана выглянула голова дракона. – Разбудил?

– Выпусти меня, – взмолился Кагуцути. – Разве я недостаточно долго отбывал наказание? Разве не заслужил свободы?

Ватацуми пролетел мимо и устремился к клочку суши, оторванному от основного острова, который он только что создал.

– И посмотри, что ты наделал. Тут и так остров небольшой, а теперь стал ещё меньше.

– Он не стал меньше, просто теперь их два.

– Три, – поправил Ватацуми. – А с твоей тюрьмой так четыре. Но кто захочет селиться близ бога, плюющегося огнём?

Кагуцути насупился, весь сжался и затаился на дне своей горы. Дракон прав: никто не захочет такого соседства. Вот и выпустили бы его, чтобы он сам разобрался, где ему жить.

– Я могу поговорить с отцом? – тихо спросил он из утробы вулкана.

– Боюсь, никто с ним поговорить уже не может. – В этот раз голос был женский, и Кагуцути с любопытством выглянул, чтобы посмотреть на богиню.

– Инари, ты откуда в чужих владениях?

– Пришла помочь с заселением, – улыбнулась она, и Кагуцути увидел на склоне своей горы первые побеги зелени.

В тот же миг всей своей ками он ощутил страшный голод, какого не испытывал, не осознавал до этой поры. Не успевая осмыслить собственные действия, он метнулся к свежим побегам и вмиг их слизнул, но это лишь раздразнило его.

– Ты уверен, что это хорошее соседство для наших детей? – обратилась Инари к Ватацуми. – Ты знаешь, я терпима, но к своим кицунэ его бы не подпускала.

Тут же налетел ветер – Сусаноо наверняка помог, – и с востока поднялась огромная волна, каких Кагуцути ещё не видел.

– С-с-стой! – тут же зашипел он. – Я не буду их трогать, не буду никого трогать, пожалуйста!

Он понимал, что стоит волне обрушиться на Огненную гору – и он не просто растеряет свою силу, но ещё долго, очень долго не сумеет вернуть былую мощь, что копилась столетия его сна.

Ветер утих, и волна медленно опала обратно в море, не достигнув берега. Зелёные глаза богини были всё так же прикованы к месту, где совсем недавно стелилась трава.

– И ты ему веришь? – спросила она, в голосе её сквозило сомнение. – Непохоже, что он способен себя контролировать.

– Он голоден. – Может, Кагуцути показалось, а может, брат и правда испытывал к нему сочувствие, которое слышалось в его голосе.

– Жизнь не способна его прокормить. Всё живое умирает лишь на время, чтобы возродиться. Всё живое движется в круговороте, а огонь рушит закономерность, убивая навечно.

«Убивая навечно» – это она о матери? Кагуцути хотел бы не убивать, но, раз он был рождён, значит, и он для чего-то нужен? Он не верил, что был ошибкой Творца, что стал роковой случайностью. Если он был рождён, значит, таков порядок мироздания. Они должны это понимать.

– Но он может питаться смертью, – заключил Ватацуми.

– Смертью наших детей?

– Как твои кицунэ питаются смертью моих детей.

Тогда Кагуцути ничего не понял, но именно эти слова дракона положили начало его новой – сытой – жизни. Люди – дети его брата – жили совсем недолго, быстро чахли и умирали. Они приняли своего бога-соседа как очистителя, дарящего покой окончившей свой путь ки, как освободителя ками. И чем дольше жило человечество, чем дальше пускало свои корни, тем больше пищи было у того, кому отдавали плоть погибших.

А самое сытое время пришлось на затяжную войну людей и ёкаев. Не все были отданы Кагуцути, но мико исправно исполняли ритуалы каждую ночь перед восходом Аматэрасу. Множество, множество ритуалов в разных концах Шинджу. И Кагуцути благодарно улыбался Хатиману – своему внезапному союзнику, разжигавшему в людях чувство чести и долга, чувство необходимости служить своему правителю и богу войны, то есть добровольно идти на верную смерть.

К тому времени некоторые из людей уже бежали подальше от запада: через залив Комо на остров Дзифу. А самые отчаянные, ищущие уединения – на Огненную Землю.

Так у подножия Огненной горы вырос храм, а позже – монастырь. Сначала Кагуцути привычно облизывал всё живое, что пыталось облепить его тюрьму и его убежище, но позже люди смекнули, что, если бога исправно подкармливать, он может проявить милосердие. И теперь в начале каждого времени года ему отдавали жизнь. И это было не в пример вкуснее еженощной трапезы смертью. Ради этих редких подношений он позволил людям остаться у вулкана.

Теперь у него была еда. У него было внимание. И, как у всякого бога, у него даже было почитание. Единственное, чего Кагуцути всё ещё не имел, – это свободы. Всё, чего ему оставалось желать, – освобождения от заточения, в котором он пребывал тысячи лет.

Тору действительно завизжал, и этот визг ласкал слух Чо нежнее маминых колыбельных, жаль только, не было времени насладиться. Пока он отчаянно лупил вокруг себя чем ни попадя, пытаясь пришибить Норико в образе сколопендры, Чо шмыгнула внутрь старой полуразвалившейся постройки, в которой шиноби обычно удерживали редких пленных.

– Разве уже время обеда? – услышала она оживлённый голос Ёширо и облегчённо выдохнула. Живой, уже хорошо.

– Ш-ш-ш, это я, – прошептала она.

– Чо?

Ёширо был привязан к столбу спиной к входу и не мог её видеть. Она прошмыгнула вперёд и одним движением перерезала верёвки, стянувшие запястья кицунэ.

– Да, – улыбнулась она, когда он обернулся и удивлённо уставился на свои теперь свободные руки. – Надо уходить. Только тс-с-с, Тору рядом.

Чо осторожно подошла к выходу и выглянула.

– Как-то это невежливо, – пробубнил Ёширо, но куноичи его уже не слушала. Тору куда-то исчез. Не было ни визгов, ни его самого. Неужели Норико дала себя поймать?

– Жди здесь, – скомандовала она и вышла, стараясь держаться тени здания.

Сзади послышалась возня.

– Я же сказала ждать. – Чо обернулась и увидела, как Ёширо с растерянным видом ловко уворачивается от попыток Тору его схватить. – Что за…

– Мне же нельзя дать ему себя поймать, да? – уточнил кицунэ, подныривая под руку Тору. Во второй руке шиноби блеснул клинок, и, пока Ёширо выныривал у него за спиной, тот успел крутануть кистью.

Ёширо уставился на своё левое плечо, там на травянистого цвета кимоно стремительно разрасталось тёмное пятно крови. Чо тут же метнула сюрикэн, тот врезался в левое запястье Тору, заставляя выронить оружие. Шиноби выругался.

– Нельзя, – ответила Чо Ёширо.

– Да, я уже понял. – Он вздохнул и отразил замах Тору. Чо уже собиралась метнуть второй сюрикэн и обезоружить Тору окончательно, но ноги вдруг перестали держать и подкосились. Всё тело потяжелело. Руки, голова, шея – всё стало неподъёмным и тянуло её вниз, впечатывая в землю.

Так вот каков в действии этот яд. Чо и не думала, что ей когда-нибудь удастся почувствовать его на себе. Стать жертвой собственного творения… Как глупо всё получилось.

За тяжестью последовала боль. Резкая и отупляющая. Этого сознание выдержать уже не смогло.

Вся сила созидания, какой наделила её Инари, восставала против этой сделки. Он разрушает, сеет смерть, оставляя после себя лишь пустоту. Но именно это ей и было нужно. Жестокость не победить чистосердечием, как бы ей того ни хотелось. Отец был милосердным правителем и слепо верил своему советнику – и к чему это привело?

Киоко не допустит такой ошибки. Она не станет полагаться на силу убеждения и здравомыслия там, где на неё нацеливают стрелы. Неважно, насколько ты прав и честен, если в конечном счёте лежишь с пронзённым сердцем.

– Не в моей власти подарить тебе свободу, Кагуцути, – осторожно начала она, мысленно ощупывая каждое слово перед тем, как его произнести, пробуя его на вкус, предугадывая его влияние на ход беседы. – Твоя тюрьма выбрана твоим отцом. Разве смертным под силу её разрушить?

«Смертным под силу меня призывать».

Киоко подняла перед собой руку и почувствовала то же, что происходило тогда, во дворце Лазурных покоев. Тело пронзила внезапная боль, словно вместо крови по жилам заструился чистый огонь. Но она не успела даже вскрикнуть – огонь оставил нутро и вырвался наружу, заиграл языками пламени над её ладонью.

«Мико совершают обряды, жертвуют мне свои ки на время, позволяя обрести форму за пределами Огненной горы. Тебе же не нужны ни танцы, ни музыка. Твоя ки, рождённая для удержания божественной ками, гораздо сильнее прочих. Ты одна справляешься с задачей нескольких служительниц храма, а ведь ты ни дня не посвятила служению. – Он перебрался с ладони на землю и жадно ухватился за сухую ветку, тут же её поглотив. – Я уже пытался проделывать подобное раньше. Никто не выжил, они просто сгорали».

Киоко вдруг сделалось очень жарко. Осознание, на какой бездумный риск она пошла, призывая тогда во дворце Кагуцути, заставило лоб покрыться испариной. Её смерть могла оказаться вполне настоящей.

«Не переживай, маленькая правительница, – усмехнулось пламя, вновь заползая ей на руку и перебираясь на плечи. На миг она испугалась за волосы, но Кагуцути, судя по всему, не собирался ей вредить. – Видишь, тебе достаточно лишь захотеть призвать меня. И вот я здесь. Могу остаться, могу уйти. Могу перебраться куда угодно. Любой уголок Шинджу мне открыт: от севера до юга, от запада до восточных островов».

– И что ты будешь делать с этой свободой? Всем известно, что твоё рождение ознаменовало начало конца. Я намерена спасти Шинджу, но не для того, чтобы ты потом уничтожил мою страну.

«Не переживай, – зашептал он, лизнув горячим воздухом ухо, – я жажду свободы, а не разрушений. Еды у меня достаточно. К тому же Хатиман крепнет, честь и жажда славы вновь утверждаются в людских сердцах, а значит, скоро пищи станет ещё больше».

Его голос улыбался, и Киоко это не нравилось. Где-то здесь таилась загвоздка. Где-то здесь было что-то, чего она не видела. Но она никак не могла разглядеть подвох.

– Мы вернёмся к этой беседе, – пообещала она, не осмеливаясь ни согласиться, ни отказать. – Я призову тебя.

«Я ждал тысячи лет. Что для меня ещё несколько месяцев?» – Он спустился по позвоночнику и рассыпался искрами у самой земли.

Кагуцути исчез, но оставил после себя тянущую тревогу за будущее. Что с этим делать, Киоко не знала, но, по крайней мере, у неё было время на принятие решения. Обсуждать это с Норико или Иоши не хотелось. Она знала, что скажет бакэнэко. И тем более знала, что ответит осторожный император. Зато её наверняка поддержала бы Чо…

С этими мыслями Киоко поднялась и поспешила во дворец. Солнце почти скрылось, до стражи лисы ещё было время, но тревога внутри разрасталась, охватывая уже не только туманное будущее, но и настоящее, перебрасываясь на то, с чем можно было сделать хоть что-нибудь.

Боль была последним, что она ощутила перед потерей сознания, и первым, что ощутила после пробуждения. Этот яд был просто ужасным, но где-то внутри она очень гордилась тем, что создала его.

– Невероятно глупо. – Слова иглами пронзили сознание, вызвав приступ ещё более яростной острой боли. Чо поморщилась. – Я сказал тебе прийти, а не тайком пробраться в деревню и выкрасть своего друга. Зато ты доказала, что действительно предала нас. Разве наша Чо сделала бы что-то подобное? Разве стала бы скрываться и действовать исподтишка?

– Тору, – выдавила она, пытаясь отвлечься от того, что её череп словно дробили на части.

– Что? – В его голосе вдруг прозвучало участие, но насквозь фальшивое. Она знала, что он улыбается.

– Ты идиот. – Чо не видела, но ярко представила, как улыбка спадает с его лица, превращаясь сначала в недоумение, а потом в маску злобы. – Мы все всегда действуем исподтишка. И если хочешь поговорить – дай мне отвар.

– Отвар? – Он засмеялся. – Нет уж, терпи. Ты это заслужила.

Чо застонала. Иша-сан всегда давал отвар пленным. «Они уже повержены собственной гордыней» – так он всегда говорил. Нет смысла заставлять их страдать.

– Где Иша-сан? Позови, я буду говорить с ним.

Чо почувствовала тяжёлое дыхание – Тору приблизился.

– Нет уж, говори со мной, – выплюнул он ей в лицо. – Теперь я здесь закон и власть. И я буду решать, что с тобой делать.

– Да решай, сколько влезет, – бросила она. – Я просто хочу поговорить с наставником. Ты можешь стать предводителем, но ты никогда не заменишь его. – Боль усиливалась с каждым словом, но она заставила себя договорить: – Ты мне не командир. Ты – сопляк, с которым я сражалась на занятиях.

– И которому всегда проигрывала! – закричал он, и Чо откинулась назад. Голова взорвалась острым приступом боли.

– Иди в Ёми, Тору, – устало выдохнула она. – Ты хороший боец, но человек туповатый. Позови Ишу-сана, я имею право поговорить с тем, кто привёл меня в клан.

– Ты имеешь право заткнуться.

Послышались шелест одежды – Тору встал – и удаляющиеся шаги. Чо хотела его остановить, но сил кричать не было. Она лишь понадеялась, что он выполнит её просьбу.

– Мы можем укрепиться вот здесь, с запада. – Иоши поставил фигурку на карту и вдруг понял: что-то не так. Тревога – чужая, неясная – расползлась по телу, и он уже не мог стоять на месте. – Прошу прощения, Кунайо-доно, давайте вернёмся к этому обсуждению позже.

Не дожидаясь ответа, он вышел из павильона Совета и быстро пересёк сад, спеша к дворцу Правления. Что-то было не так, но он никак не мог уловить, что именно его тревожит.

– Иоши? – Обеспокоенная Киоко встретила его у входа. Она сидела на крыльце, но, увидев его, тут же поднялась. – Что-то случилось?

– С тобой всё хорошо? – Он подбежал и осторожно взял её за руки, ощупывая, чувствуя тепло тела.

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю, я просто… Просто вдруг стало очень тревожно.

Киоко нахмурилась, и он, смущённый собственным поведением, выдавил из себя улыбку.

– Но раз с тобой всё хорошо, то, наверное, не о чем беспокоиться. Не понимаю, что на меня нашло. Я ощущал нечто подобное, когда ты пропала из рёкана.

При упоминании рёкана глаза Киоко вдруг округлились.