Читать онлайн А внизу была земля 2

Пролог

Вертолет падал. Его крутило и бросало в воздухе, как раскрученную на нитке марионетку. Ледяной страх, в первую секунду все же ударивший под дых кулаком тупого ужаса, отступил под моей уверенностью в том, что все будет хорошо. Все идет как и должно идти – МИ-8 свалился в штопор на пятьдесят восьмой минуте – строго по графику. Но все равно страшно. Я посильнее ухватился за скамью, скользнул взглядом по лицам бойцов. Знаем же, что к чему, а нет, все равно боязно: лица – каменные маски с застывшей мимикой – такой вот неподвижный серый мрамор. У Нигматуллина губы нервно подергиваются и глаза блестят набегающими слезами. Подбодрить бы ребят, да боюсь, петуха дам. Лучше уж так. Молча пытаюсь улыбнуться. Ближе всех сидящий ко мне Синюшников морщится – наверное, улыбка получилась еще та. Сколько осталось? Две секунды? Три? Чуть больше? Мы так долго валимся вниз! Скорее бы! Сколько нервы-то мотать можно? Ничего, скоро будем дома! Будем. Уши закладывает от перепада давления. Болью отзываются перепонки. Три тысячи метров падать – это долго. Надеюсь, такой жесткой посадки, как прошлый раз, не будет. Тогда нас прилично тряхануло. Ну да ладно, пара синяков не повредит. Скорей бы! Что-то слишком медленно текут крайние мгновенья, оставшиеся перед возвращением домой. Дом – милый дом! В круге иллюминатора померк свет – вертолет завалился на бок, теперь перед глазами только желто-серая поверхность приближающегося бархана. Бархана! Значит, точно почти дома. Сейчас я должен на секунду потерять сознание. Вот сейчас, сейчас. «…я б хотел… Нет! Нет! Твою мать…»

Страшный удар потряс бархан до основания, и наступила сыпучая тишина.

Глава 1

Перед взором смазанной линией мелькнуло девичье лицо, запечатленное на любительском фото, и тут же последовал удар. Я ощутил, как мышцы сползли с костей, сдернулись вниз, устремившись к внезапно вставшей на дыбы земле, а кости начали медленно-медленно крошиться, наползая суставами друг на друга. Я почувствовал, как костяные осколки протыкают и рвут кожу. Жуткая боль затмила разум, сжав горло так, что мой крик остался где-то внутри меня. Все померкло, исчезло, все ощущения растворились в черном ничто безвременья, затем послышался скрежещущий звук, и следом я вновь ощутил боль во всем теле. Особенно ныли мышцы голеней, ныли так, как порой бывает при жестком приземлении с парашютом, только гораздо сильнее. Нет, не до крика – эту боль, ноющую, ревматическую, можно было терпеть. Удивительно, но когда в глазах перестали сверкать белые мушки, оказалось, взгляд направлен в иллюминатор, за которым по серо-желтому песчаному бархану навстречу друг другу ветер все еще нес две маленькие, абсолютно одинаковые фотографии улыбающейся девушки. Изображения встретились и в одно мгновение исчезли в оранжевой вспышке. В глазах вновь померкло.

– И-и-ис-с-с-с-с-с-с-с, какого лешего? – Я услышал шипение стучавшего зубами Болотникова и, с трудом повернув шею, открыл, как оказалось, до того закрытые глаза. Боль металась по всему телу, но уже не казалась столь жгучей. В салоне вертолета творилось черт знает что, большинство моих парней находились на полу. Кто лежал, кто сидел в скрюченных позах. У некоторых по лицу текла кровь. Странно, что я удержался на скамейке. Автомата в руках не было, он обнаружился под спиной распростертого под ногами и негромко стонущего Козлова.

– Живые? – борттехник опять оказался рядом.

– Предположительно, – я постарался выдавить из себя улыбку – осознание того, что у нас все получилось, не могло не радовать. – У всех кости целы?

Вопрос заставил моих бойцов закряхтеть и зашевелиться пооживленнее.

– Нормально так, – Женька Козлов, морщась, приподнялся на локте и вытащил из-под себя мой «Калашников». – Как спину не сломал – не понятно…

– Отдай, – я требовательно протянул руку. Быстрый взгляд: вроде ничего не погнулось – уже хлеб. – Так, что с костями?

– Целы все… вроде, – Болотников прошелся взглядом по сослуживцам. – Олег, что у тебя с лицом? – обратился он к нашему снайперу рядовому Литовцеву, чья правая щека изрядно запачкалась кровью.

– Да так… болит, – неопределенно ответил тот, и только в этот момент я осознал, что все мои бойцы чувствуют себя весьма и весьма неплохо. Все целы и относительно здоровы, но я даже не удивился, скорее просто обрадовался. Хоть что-то наметилось положительное.

– Выгружаемся. – Наконец-то я сообразил, что мы слишком долго рассусоливаем.

– Поползли, – потянувшись к выходу, буркнул Болотников.

– Мужики, вы там живы? – я заглянул в кабину пилотов.

– Кажется, да, – ответил командир экипажа майор Дружинин.

– А по-моему, лично я как минимум один раз сдох, – отозвался штурман.

– Кирилл, шел бы ты поскорее прочь, – проворчал майор, – от тебя перегаром несет, аж блевать хочется.

– А думаешь, мне не хочется? – проворчал штурман, направляясь к двери.

Я улыбнулся – нормально все. И слава Богу! Теперь выйти на связь с нашими, и домой – в смысле на базу. Даже жар, идущий от раскалившегося на солнце бархана, не испортил моего приподнятого настроения. Тень от вертолета худо-бедно защищала от лучей солнца.

– Синяк, связь! – потребовал я. И, увидев далеко на горизонте пыльное облако, нервно скомандовал: – Живо расползлись по сторонам! Илья! Видишь? – я указал рукой в направлении поднимающейся вверх пыли.

– Черт! – выругался тот. – И кого нелегкая несет? Пошевелились, бестолочи! Фронт в северо-восточном направлении. Расползлись, расползлись!

Он продолжал командовать, а я понял, что на этот раз наше появление для противника (да буде это он) вряд ли окажется внезапным – на абсолютно голом гребне бархана да еще на фоне солнца любая высунувшаяся голова станет выпирать неестественным бугром. Откопать лунки, то есть окопчики, и как следует замаскироваться мы уже не успевали. С другой стороны, чего я нервничаю? Кто сказал, что это обязательно противник? Действительно, обжегшись на молоке, следующий раз и на воду дуешь. Наша это территория, наша, в смысле подконтрольная президенту Асаду. Клубы дыма приближались, но рельеф местности пока не позволял увидеть едущих.

– А вертолет-то в норме, – из-за спины у меня появился улыбающийся Загоруйко.

– В норме – это как? – глядя вперед, я невольно пробежался пальцами по разгрузке.

– Да хоть сейчас бери и лети.

– В смысле вообще ничего не поломано?

– Да стойка одна слегка погнулась, а так как новый, – продолжал улыбаться Кузьма Иванович.

– То есть серьезно? Заводи и лети?

– Ну да, – отозвался борттехник.

– Так какого беса вы еще не завелись?

– Зачем? – в наш разговор вклинился командир экипажа.

– А это что, не видите? – я ткнул пальцем вперед, показывая тянувшийся от горизонта шлейф пыли.

– Да свои, поди. Район наш, к тому же я при подлете к точке заранее о падении отчитался, координаты скинул.

– Заводи шарманку, Виктор, заводи, блин! – прошипел я. – Наши там, не наши – начхать. Не люблю вот таких неопределенностей. Заводи!

– Как скажешь, – не стал противиться командир вертолетчиков.

Он направился к входной двери, и тут на одну из дюн выползла БМПешка – двойка.

– Бинокль! – я требовательно протянул руку к Козлову, на груди которого висел нужный мне оптический прибор. Свой-то бинокль для удобства переноски я запихал на дно рюкзака.

– Держите. – Прибор перекочевал в мои руки, я поднес окуляры к глазам и облегченно перевел дух. Можно было не нервничать – над башней боевой машины развевался красно-бело-черный флаг Сирийской Арабской Республики. Но окончательно расслабляться пока не следовало.

– Не высовываться! – приказал я, и по развернувшейся людской цепи полетело много раз повторяемое: не высовываться, не высовываться, не высовываться, не высовываться…

Я остался стоять.

– Илья, – я вновь окликнул своего заместителя. – Пойду навстречу, если что не так, справишься.

– Понял, – ответил Болотников и в подтверждение своих слов негромко передал по цепочке: – Граники приготовили!

Пылевой шлейф приближался. Теперь кроме мчавшейся впереди Бехи стали видны и два БТРа-шестидесятки. Своими задранными носами они рассекали образующуюся за БМП пыль и, казалось, легко перемахивали встававшие на пути барханы. Едва я шагнул вперед, как раздался голос борттехника:

– Я с тобой.

– Нет, – я отрицательно мотнул головой, но тут же решил, что спутник мне, пожалуй, не помешает. – Жека! – окликнул старшего головного разведывательного дозора сержанта Козлова Евгения Павловича.

– Я! – отозвался тот.

– Давай за мной, дистанция пять, нет, десять метров. Потопали.

За спиной послышалось шевеление, следом шуршание осыпающегося песка, тут же поглощенное звуком раскручивающихся лопастей. Я удовлетворенно хмыкнул и более решительно зашагал навстречу едущей технике. Несмотря на бьющие в затылок горячие лучи солнца, по спине поползли холодные мурашки – флаг флагом, а полной уверенности в том, что под ним едут правительственные солдаты, у меня не было. Меж тем метров за пятьсот-шестьсот до вертолета БТРы расползлись в стороны и встали. БМП, не сбавляя скорости, покатила дальше в нашем направлении. Не доезжая до меня метров десяти, машина резко застопорилась, клюнув носом и обдав меня облаком серой пыли. На броне, ощетинившись во все стороны стволами, сидело с полдюжины арабов. Двое из них спрыгнули на землю. Один что-то сказал другому, и оба, направляя на меня стволы, почти одновременно пошли вперед.

– Кто такие? – вместо приветствия на хорошем русском спросил один из них.

– А ты как думаешь? – опешил я от такого вопроса и только тогда сообразил, что доклада от своего радиста о восстановлении связи с базой я так и не получил. Черт бы побрал эту связь. Вечно с ней всяческие проблемы.

– Тебя спрашиваю, – говоривший слегка повернул боком автомат, показывая мне снятый предохранитель. Его указательный палец лежал на спусковом крючке. Вот так почетная встреча! Только зря он качает права. БТРы нам вряд ли достать, это да, а вот с Бехой и сидевшим на ней десантом мы разделаться сумеем. Появилось желание отдать кому-нибудь из бойцов приказ потрясти перед ликом этих воинов гранатометом, но потом решил не обострять ситуацию. Смысл?

– Мы с российской базы, – крикнул я, стараясь перекричать звуки набирающих обороты вертолетных двигателей.

– Какой базы? – мне показалось, на лице араба отразилось искреннее непонимание.

– База Хмеймим, – пояснил я, досадуя на то, что мне попался такой тупоголовый собеседник.

– Хмеймим? – недоверия на лице араба стало еще больше.

– Хмеймим, Хмеймим. Откуда же еще? – нервное напряжение последних часов вдруг стало перерождаться в глухое раздражение.

Араб смерил меня недоверчивым взглядом и, обернувшись к своему спутнику, произнес что-то по-своему. Из всего сказанного я расслышал и понял лишь одно: «Хмеймим». Ответных слов мне расслышать не удалось. Да и расслышал бы, какая разница, если на арабском языке я ни бельмеса? За все месяцы командировки только пару раз разговорник и открывал. А ведь твердил ротный: учите, мать вашу, пригодится. Пригодилось – если бы учил. Меж тем арабы обменялись еще парой фраз, после чего мой собеседник повернулся ко мне, сделал пару шагов вперед и нарочито громко потребовал:

– Складывайте оружие и поедем с нами!

– Слушай, ты, – я начал заводиться, – ничего не попутал? – Разговаривал мой оппонент на русском весьма неплохо, я и не опасался, что буду понят как-то не так. – Хрен ты меня заставишь что-либо тебе сдать. Да и как? Стрелять станешь? А тебе потом командование голову не оторвет?

Араб задумался, вновь повернулся к своему товарищу, и я понял, что тот второй как раз и есть среди них главный.

– Переведи, – в свою очередь потребовал я, – оружие мы сдавать не будем, а на броню к вам сядем, еще как сядем, и вы нас отвезете на нашу базу.

Арабы посовещались, затем второй спросил:

– Кака ваша базу?

– Хмеймим, – в очередной раз повторил я, и мой ответ, похоже, так рассмешил спрашивавшего, что он не выдержал и прыснул. И этот смех мне не понравился, очень не понравился, больше, чем их не слишком радушное гостеприимство.

– Хмеймим? – переспросил главный и, заставив себя прекратить смеяться, уже зло выпалил: – Вы ушел от туд четыр месяц позади!

– Как ушли? Как четыре месяца? Мы же… – я хотел сказать, что мы совсем недавно оттуда вылетели, и вдруг осекся, пришло понимание: мы опять провалились куда-то не туда. Но почему? Неожиданно в голове прояснилось (соображал я довольно быстро). Казалось, перед глазами мелькнули кадры старой кинохроники – ветер несет по песку фотографию… еще одна катится навстречу, вспышка света… – Ну, Бубликов, ну тварь, убью! – заскрежетал я зубами, сообразив, по чьей вине мы вновь опустились ниже плинтуса. Вот только с этой «торжественной» встречей разберусь и сразу убью! Руки у меня так и зачесались. И что теперь делать? Мать моя женщина!

– Перестан валять ванька! – акцент у второго араба был жуткий, но смысл закладывался правильный. – Я знать, вы спецназ. Я понимать. – Он вновь перешел на арабский, и первый солдат начал говорить, по-видимому, переводя и повторяя его слова.

– Мне нет дела до ваших тайн. Но наше командование должно знать, что вы делали в нашей стране. Вы же не договаривались за нашей спиной с нашими врагами?

Я отрицательно покачал головой. Все происходящее мне не нравилось, абсолютно не нравилось, не сказать как не нравилось. Ужасно не нравилось.

– Сложите оружие?

Я вновь отрицательно покачал головой и подавил в себе желание оглянуться назад, но и без того, по потокам накатывающей из-за спины пыли, было понятно – наша вертушка готова взлететь, вот только кто ей это позволит? Ствол БМП да и наверняка обоих БТРов были направлены в точности на ее бок. Бодаться с потенциальными друзьями не хотелось.

– Вы нас отпустите? – задал я вопрос, сам еще не решив, что нам делать и как быть дальше.

– Отпустить? – араб-переводчик повернулся к арабу-командиру, они о чем-то переговорили.

– Нет, не можем. Вы русские, и мы всегда любили русских, но вы нас предали! – в сердцах выпалил переводчик. – Россия отказалась от нас. Вывела войска. Вы согласились отдать нашего президента Асада в руки международного трибунала. Мы проливаем кровь, а вы обделываете какие-то свои делишки.

– Мы, – я указал рукой на себя и обвел ею же позиции своих ребят, – не сделали ничего, что вредило бы вашему президенту. Отпустите нас, и мы исчезнем так же, как и появились.

– Вот именно, исчезнете, а что нам от исчезнувших спецназовцев? – собеседник, выглядевший и без того угрюмым, набычился. Палец на спусковом крючке заметно подрагивал. Я понял, он боится непредсказуемости развития событий больше, чем я. – Вы сдаете оружие и едете с нами.

– Нет. Оружие мы сдавать не будем.

– Мы не спрашиваем вашего желания, мы требуем… – переводчик остановился, одернутый властным голосом командира. Оглянулся и какое-то время молча его слушал, затем повернулся ко мне и демонстративно поставил автомат на предохранитель.

– Мы не хотим вражды. Мы предлагаем встретиться с нашим командованием и все обсудить. – Короткая пауза. – Оружие можете оставить при себе. Если вы не злоумышляли ничего против нашей страны, вам нечего бояться. Вы согласны?

– Хорошо, – я утвердительно кивнул, хотя прекрасно понимал, подобное предложение могло быть и ловушкой – разоружить нас куда проще в какой-нибудь казарме или крепости, но что мне оставалось делать? Завязать глупую перестрелку, из которой даже если и удастся выпутаться, то далеко не всем?! А если при этом сожгут вертолет? Что дальше? Оставаться в чужой стране, в чужом мире? Нет уж, нет уж. Лучше рискнуть. Тем более на новый заход у наших вертолетчиков не осталось топлива. – Куда едем?

– Узнаете, – опять же не слишком приветливо отозвался переводчик.

– Мне нужны координаты, вот для них, – я кивнул в сторону вертолета.

Переводчик что-то буркнул и обратился к своему командиру. Обменявшись парой реплик, переводчик сообщил мне название хорошо знакомого нам населенного пункта.

– Мы знаем, где это, спасибо, – я благодарно улыбнулся, – сейчас переговорю с летчиками и вернусь. А вы подгоните коробочки, – кивок в сторону стоявших на бархане БТРов.

– Многого хочешь, – буркнул переводчик.

– Доверие должно быть обоюдным, – я намекнул на мое к ним доверие.

– Карашо, – сказал услышавший мои слова командир и, наклонившись к прицепленной на разгрузку рации, сказал несколько слов. Один из стоявших на бархане бронетранспортеров чихнул дымным выхлопом и покатил в нашу сторону. Второй остался стоять на месте.

«И то хлеб», – подумал я, направляясь к ожидающим моих указаний вертолетчикам.

– Виктор, – заглянув в кабину, окликнул я командира.

– Ой-е? – отозвался тот.

– Мы сейчас садимся на броню и катим в Н-ск. Тут недалеко. Вы малость покружите и давайте следом. Площадку вам обозначат.

– Так о чем добазарились?

– Потом, Виктор, все потом, – отмахнулся я от заданного вопроса. Ведь не ошарашивать же хорошего человека всеми свалившимися на меня приятностями?! Я спрыгнул с борта и взялся за радиостанцию.

– Общий отбой. Выходим к БТРу. Грузимся на броню.

– Домой, командир? – рядом нарисовался Козлов.

– Не совсем, – врать внаглую не хотелось, говорить правду тем более. Пока. Вот усядемся на броню, попылим по дорожке, тогда и пойдут сказки-побаски. Блин, как же все погано-то, а? Я ведь уже мысленно домашние пироги ел. Колбаску, курочку жареную. Картошечку хрустящую. Про остальные радости жизни типа шуры-муры вообще молчу. Черт бы побрал эту Сирию. А еще сам сюда, дурак, рвался – там платят хорошо, там платят хорошо! Подзаработал… Как теперь отсюда вырваться? Никогда не думал, что такое возможно – другая реальность, пропади она пропадом! Мы когда первый раз в параллельный мир провалились, я себя не один день убеждал в подобной возможности. А когда убедился, чуть ли не на луну выть начал, – получалось так: я здесь, а все мои близкие, по-настоящему МОИ близкие, там. А когда сны-подсказки сниться стали, вначале тоже не верил, затем поверил и обрадовался. Оказалось, вернуться домой несложно, только следует в точности повторить тот злополучный маршрут. Повторили… Но ведь предупреждал же всех: ничего из параллельного мира с собой не брать! Нет же, блин, угораздило этого оболтуса Бубликова влюбиться! Едва уговорили, чтобы вместе со всеми полетел: нам иначе нельзя, все должно быть как в первый раз, все в точности, даже боеприпасы чтобы такие же были. С боеприпасами у нас с самого начала конкретный конфуз получился – поизрасходовали малость. Но, по счастью, на складах в обоих мирах серии совпали, пополнили. Честь по чести. Перед вылетом я все до последнего патрона сто раз перепроверил, но этот идиот фотокарточку на память с собой прихватил. Причем Бублики из разных миров по натуре одинаковыми оказались – недаром фотки с двух сторон навстречу катились. Чует мое сердце, что наши «побратимы» тоже сейчас в ином мире «отдыхают». А ведь им, наверное, в свой мир выбраться как-то одновременно с нами надо. Или мы друг от друга не зависим? Буду надеяться: опять сны сниться начнут – добрый «дядечка» придет, что да как подскажет. Ладушки, с этим разберемся, а вот с сирийцами как быть? Что-то они всерьез на нас озлобились. Хотя мы-то тут при чем? Это все иномирные россияне. Хотя кому докажешь?

Прервав мои размышления, подъехала шестидесятка (БТР-60пб) и остановилась, едва не въехав под лопасти вертолета. Чертыхнувшись, я набрал в легкие воздух и гаркнул:

– Грузимся, рюкзак мой захватите! – скомандовал и направился к остановившейся броне. Пыль от вращающихся лопастей летела клубами в разные стороны, заставляя задуматься о спрятанных где-то в кармашках рюкзака очках. Я подошел к БТРу, поставил ногу на колесо. Никогда в жизни не катался на таком рыдване, все больше на восьмидесятках и их модификациях, пару раз «посчастливилось» проехаться на семидесятке. Впрочем, разница невелика.

Сквозь свист винтов и гудение турбин слышались звуки тарахтения автомобильных моторов. Кажется, на шестидесятках – БТР-60пб двигатели от ГАЗончиков стоят, может, и не так, но точно не дизель. А еще я слышал, шестидесятки по песку куда лучше семидесяток и восьмидесяток бегают. Броня легче, и оттого они на такие барханы взбираются, что БТРам-70, а уж тем более БТРам-80 и не снилось. Может, врут? У семидесяток и восьмидесяток моторы помощней. Вот бы сравнить, погонять в свое удовольствие.

– Командир, – Болотников сел рядом и начал в задумчивости почесывать лоб, а раз так, можно не сомневаться, сейчас вопросы задавать станет. Так и вышло. – Командир, что там с соратниками? – он кивнул на водителя сирийского БТРа. – О чем добазарились, подкинут до наших или нет?

– Пока нет, – ответил я неопределенно, стараясь не форсировать события раньше времени. Сейчас все угнездятся, тронемся, по пути и поговорим. Вот только про Бубликова решил и вовсе пока промолчать, а то не дай Бог парни обозлятся, и скинет кто ненароком с брони дурака. Или по приезду запинают в темном уголочке. Рожай его потом. Без него обратно никак. А так бы и сам придушил.

– Что они, чмыри, что ли, братьям по оружию помочь не хотят?

– Сказали, с командованием переговорить требуется.

– Точно чмыри!

Илья завертел головой, высматривая, кто и как уселся. Усмехнулся:

– Как куры на жердочке! – И тут без всякой логики во всю свою луженую глотку: – Парняги, рюкзаки давай в броню покидаем, я только у аборигена добро спрошу. – И повернувшись к водителю: – Можно?

Тот захлопал глазами, затем, увидев, что ему старательно показывают знаками «можно рюкзаки вовнутрь сбросить?» хрипло выдавил:

– Ноу, – и в знак отрицания помахал в воздухе ладонью.

В ответ на его английский Болотников вздохнул:

– Вот скот! – при этом он имел в виду вовсе не английскую фамилию.

Моторы шестидесятки заработали громче, наконец БТР качнулся и плавно покатил на разворот.

Глава 2

Ехали мы в замыкании, так что вся пыль досталась нам, приходилось жмуриться (до очков я так и не добрался) и периодически тереть глаза, пытаясь их прочистить. По счастью, через пару километров мы выехали на накатанную дорогу, и пыли стало меньше, а вскоре колонна и вовсе выскочила на автомобильную трассу. Ехали мы долго, но любой путь когда-нибудь заканчивается.

Населенный пункт, в который мы прикатили, жил своей жизнью – на улицах ходили мирные жители, работали магазины. Даже удивительно, что этот городок миновала война. Что ж, бывает и такое. Впрочем, все же некие следы лихолетья наблюдались и здесь – совсем неподалеку чадила черным дымом подожженная кем-то нефтяная вышка. Мы прокатились по окраине и въехали в палаточный городок, по периметру которого стояло несколько самоходок, в центре на слегка вытянутой (эллипсовидной) площадке, понуро опустив лопасти, замер небольшой гражданский вертолет. Подле вертолета, лениво развалившись в его тени, обозначали свое присутствие двое часовых. Наша колонна обогнула вертолетную площадку по периметру и, проскочив значительную часть лагеря, остановилась подле большой белой палатки. Едва только заглохли двигатели, как стал слышен свист лопастей от подлетающего МИ-17, и в том месте, где стоял гражданский вертолет, начал подниматься к небу шлейф оранжевого дыма.

– Русские, – подле «нашей» шестидесятки появился уже знакомый нам переводчик, – слезайте. Командир, – он призывно махнул рукой, – идем со мной!

– А нам куда? – Болотников грузно плюхнулся на землю и потянул за собой лежавший на броне рюкзак.

– Вам скажут, – пообещал переводчик.

– Оставайтесь на месте, ждите меня, вернусь, тогда и будем размещаться. – Я решил, что так будет лучше. – Понял?

– Да, кажется да, – уловив в моем голосе намек на некие скрытые от него обстоятельства, Болотников нахмурился, и я пожалел, что во время поездки передумал рассказывать ему об обломе, случившемся с нашим перемещением. Рассказать следовало – но не сейчас же?

Решив оставить разговор на потом, махнул рукой и отправился вслед за сирийцем.

Едва я вошел в палатку, как навстречу шагнул уже знакомый командир, только теперь на нем отсутствовала разгрузка, да и одет он был в более приличный и ладно подогнанный камуфляж. На плечах красовались генеральские погоны.

– Генерал Мухаммед Мунзур, – представил его переводчик. Генерал протянул руку для рукопожатия, я сделал то же самое.

– Виктор, – назвал свое имя и после едва заметной паузы добавил: – Петрович.

Генерал указал на своего «переводчика»:

– Полковник Бассам Абдель Дардари, мой заместител и товаристч.

– Очень приятно, – и уже пожимая широкую, крепкую ладонь, еще раз представился: – Виктор Петрович.

– За стол, – генерал показал на накрытый дастархан. Хотя какой к черту дастархан? Насколько я помнил, столик для дастархана низенький, тут же стоял обычный походный стол с раскладными алюминиевыми ножками. Да и сервировка оказалась вполне европейской – одноразовая посуда, ложки, ножи, вилки, а вовсе не еда из одной посудины ломтиками лепешки.

– При-саживайсяте, – генерал улыбнулся вроде как виновато, словно извиняясь за свой ломаный русский, хотя что ему извиняться? Я вообще на арабском ни бельмеса. Разговорник в рюкзаке таскаю на всякий случай. Мы с местными не слишком контактировали – разве что на дистанции огня. Периодически брали игиловцев[1] в плен, каждый второй «оппозиционер» оказывался местным, но и тогда я с ними почти не общался. К чему? Доставил на базу, а там кому следует, пусть беседы и беседуют. Мне без надобности было. А вот сейчас бы знание языка мне не помешало, да чего уж там…

– Спасибо! – поблагодарил я.

– В правда в ноги нет, – сверкнув познаниями русского народного творчества, генерал заулыбался широко, радостно. А мне его улыбка совершенно не нравилась, чувствовался за ней какой-то подвох. Чтобы не маяться в догадках, я решил взять быка за рога.

– Уважаемый Мухаммед Мунзур, – добавляя «уважаемый», я подумал, что так будет больше соответствовать местному этикету, – а не могли бы мы сразу перейти к делу?

– О нэт, нэт! – запротестовал он. – Как у вас говорят, когда я ем – никого не слушаю. – Генерал слегка переврал поговорку, но мне показалось, сделал он это нарочно, из чего проистекал простой вывод: сей господин знает русский язык значительно лучше, чем притворяется. Только зачем он это делает? Фольклорист…

– Не стану возражать, – я прошел к столу, сел, автомат далеко убирать не стал, приставил к стулу, сотрапезники не придали этому никакого значения или сделали вид, что не придали.

Принесли воду, мне вслед за сотрапезниками пришлось подняться, чтобы совершить омовение. Поданное полотенце прямо-таки сверкало чистотой и даже, как показалось, пахло розами. Совершив омовение, я вернулся за стол.

Ели мы неспешно. Когда с кушаньями наконец-то было покончено, генерал первым нарушил молчание. Он больше не улыбался, говорил на арабском, и полковник Бассам Абдель Дардари тут же переводил:

– Вы, русские, бросили нас на растерзанье американским собакам. Игиловцы[2] и прочие «повстанцы», – генерал фыркнул, – шавки, кидающиеся на всех ради бросаемой им кости.

Я не собирался идти против подобного утверждения и даже вежливо кивнул в знак почтительного согласия, спорить в нашей ситуации как минимум не имело смысла.

– Как я уже говорил, мне нет дела до того, зачем вы здесь находились, если, конечно, не злоумышляли против нас.

– Не злоумышляли, – машинально заверил я, подтвердив сказанное мной прежде.

– Я верю, но… – генерал вроде как задумался. Не воспользоваться внезапно возникшей паузой было бы грешно.

– Мы вам не враги, – со всей искренностью заверил я. – Отпустите нас! И еще просьба: в знак былой дружбы заправьте наш вертолет. И я обещаю, нет, я клянусь: мы больше никогда-никогда не потревожим покой таких уважаемых людей, как вы!

Полковник перевел или сделал вид что переводит, генерал выслушал, усмехнулся и продолжил беседу, опять же через переводчика.

– Заправить вертолет? Отпустить? – задался он вопросами. – Почему мы должны вам помогать?

– Русские всегда вас поддерживали, – не слишком уверенно заявил я.

– Всегда? А не русские ли сдали нас? – он повторялся. – Вы, русские, пообещали предать нашего президента международному суду. Даже еще подлее, вы его едва не отдали прямо в руки так называемой «умеренной оппозиции», которая тут же пустила бы его под нож. Скажи, разве не русские сообщили врагам место и время проезда президентского кортежа, выехавшего на встречу с уполномоченным вашего государства? Но мы не дремали! Президента там не было. Он заранее пересел в другой лимузин, поехал другим маршрутом и уцелел, но погибла почти вся его охрана. Ваши официальные лица не смогли скрыть факт предательства, поспешив с «позитивными» высказываниями вроде этого: «Без президента Асада мирное урегулирование в Сирии пойдет быстрее». Но вы поторопились, президент Асад остался жив. И тут же всплыли ваши тайные договоренности с американцами по свержению законного правительства. Предательство и новое предательство.

– Не все русские плохие…

– Не все, но как отделить зерна от плевел? – генерал продолжал «жечь», на этот раз украсив свою речь новозаветным вопросом. – Ты просишь отпустить вас, заправить вертолет. Но зачем нам это делать? Какая нам выгода? Раз вы попались… – он увидел, что я поморщился, и поправился: – …оказались в наших руках, было бы глупо не извлечь из этого выгоду, мы не можем не воспользоваться этим фактом. Кстати, пока мы ехали, наше руководство сделало официальный запрос вашему правительству – мы хотели выторговать себе кое-какие преференции в обмен на вас. Но знаешь, что нам ответили? Заметь, ответили удивительно быстро. Невероятно быстро. Сообщили, что подобного не может быть, потому что не может быть никогда. Ваша страна от вас отказалась, – сообщил мой собеседник. – Они заявили, что никаких специальных подразделений на нашей территории нет.

– Как это? – я удивился совершенно искренне, мы же должны были где-то существовать? Мое удивление генерал истолковал по-своему:

– От вас от-ка-за-лись! Не верите? Но это так! Мы передали вашему правительству и номер борта, и численность личного состава, включая пилотов. И знаете, что они заявили?

– ??? – я вопросительно вскинул подбородок.

– Что вертолет с таким бортовым номером и с группой спецназа на борту разбился пять месяцев назад, за месяц до позорного бегства вашей армии, – генерал не щадил моего самолюбия, не прибегал к более мягкому именованию типа «вывода войск». Но меня озаботило не это – получается, мы разбились? Мы похоронены? Нас в этом мире нет вообще? Как такое возможно? Холод разлился по моей спине быстрыми змейками.

А генерал продолжал:

– Мы проверили по своим каналам, все верно: борт с таким номером и группой спецназа пропал ровно пять месяцев назад. Но это официально, а неофициально, как я полагаю, вы выполняли какую-то сверхсекретную задачу. Да и шайтан с ней. Где вы были все это время и что делали, меня не касается. Меня волнует только моя страна и мои люди. И раз вы теперь в моей власти, то я должен извлечь из этого выгоду, – генерал упорно гнул свою линию. – Что не получилось с вашим правительством, может, удастся с американцами. С ними можно и сторговаться. Может, вас захотят выкупить они?

Он меня пытался напугать. Но не на того нарвался! Тем более американцы для нас вовсе не худший вариант, как мне кажется. Но внимательно вглядевшись в генерала, в его скрытую усмешку, я понял: он не пойдет на сделку с американцами, ему что-то было нужно именно от нас.

– Что вы хотите? – спросил я напрямую, не желая больше тянуть эту волынку. А генерал прищурился и начал издалека:

– Мои люди – хорошие воины. Мы воюем давно, мы многому научились… – пауза, вздох и продолжение с глубокой задумчивостью в голосе: – У нас отважные воины, но чаще мы воюем сердцем, а на войне следует поступать согласно разуму.

«Кто бы спорил», – подумал я.

– Вы спецы, я вижу, да ты и не станешь этого отрицать. Ты просишь заправить ваш вертолет и отпустить твоих людей. – Казалось бы, генерал задумался. – Хорошо, да будет так. Но только в том случае, если вы поможете нам, мы поможем вам. Мы второй месяц не можем взять два населенных пункта, расположенных ниже горного укрепрайона… Буксуем на одном месте.

– Думаете, мы сможем вам в этом помочь? Мы не всесильны. Что может сделать небольшая группа людей? – я поражался его наивности.

– Вы много знаете, и будете обучать наших людей. И помогать мне советом. Как только укрепрайон будет взят, я отпущу вас. И да будет на то воля Аллаха! – заверил он, но, как мне показалось, в его обращении к Всевышнему не хватало искренности.

Я задумался: обучать его людей и только? Все ли так просто? Укрепрайон, укрепрайон… Укрепрайон, тем более горный, не так легко захватить, это точно. Опять-таки, прежде чем до него добраться, следует (как я понял) взять два селения. Большие, маленькие? Неизвестно. Буду считать, это небольшие городки. Их придется штурмовать. Сколько своих людей положит в них генерал? Достанет ли у него сил на штурм укрепрайона? А что, если он никогда не будет взят? Соглашаться на генеральское предложение или нет? И есть ли у меня выбор? Мое молчание затягивалось, но хозяин «дома» не торопил, и я продолжал рассуждать. Мы можем, конечно, попытаться смыться, но куда идти? Без вертолета нам домой не попасть. А вертолет без керосина не долетит. Соглашаться?! А что, если генерал обманет? Всему верить – дураком быть. Так как же поступить? Согласиться или отказаться? А ведь если подумать, Мухаммед Мунзур прав, с какого перепугу, то есть с какой стати, им нам помогать? А плевать. Я протянул руку:

– Договорились.

– Вы согласны? – прежде чем пожать протянутую руку, на всякий случай переспросил генерал.

– Да, – кратко сказал я, хотя на языке вертелось «само собой».

– Что ж, – генерал заговорил без переводчика, – я с сам начал существовал уверенасть: мы сумеем пришел к единому знаменатель.

Я невольно улыбнулся тому, с каким старанием Мухаммед Мунзур скрывал от меня свое хорошее знание русского языка и соответствующее произношение. Он истолковал мою улыбку по-другому.

– Вы хотить обговорит что-то ешо?

– Нет, нет, – заверил я.

– От и харашо, – обрадовался генерал. – Полковник Дардари проводит вам. – Сказав это, Мухаммед Мунзур одарил меня отеческой улыбкой, а полковник пригласил на выход. Я встал, подхватил автомат и, вежливо склонив голову, направился вслед за полковником.

Все то время, пока мы шли, мое сознание раздирали противоречивые мысли. С одной стороны, следовало сразу объяснить парням сложившуюся ситуацию, показать, так сказать, расклады для наших дальнейших действий. С другой, говорить этого не стоило ни в коем случае, ибо приходилось опасаться: не приведет ли это к преждевременному унынию моего личного состава? К тому же не давала покоя история с гибелью наших двойников, то есть почти нашей собственной гибелью. Раз в этом мире мы официально мертвы, не получится ли так, что любая пуля, прилетевшая в любого из нас, окажется роковой? А парни уже немного привыкли к нашей везучей неуязвимости. Стоит ли им рассказать правду? Расскажешь, начнут строить из себя супергероев, не расскажешь… Да к черту, пожалуй, в любом случае лучше ребятам пока ничего про иномирье не сообщать. Станут догадываться, тогда и расскажу. Но что же им сейчас-то соврать? Нужна простая, но убедительная версия нашего невозвращения на базу. Да где наша не пропадала, наплету что-нибудь о переподчинении. Куда уж проще? Точно, так и сделаю.

К моменту, когда мы с полковником Бассам Абдель Дардари подошли к нашим парням, моя версия была проработана от начала до конца.

– Командир, – навстречу нам направился Болотников, – о чем добазарились?

– Сейчас разместимся, и все расскажу, – ответил я, не желая, чтобы наш разговор слышал мой сопровождающий. И, повернувшись к нему, спросил: – Нам куда?

– Следуйте за мной, – Дардари махнул рукой и, не сбавляя шага, направился к двум расположенным отдельно палаткам, судя по их новенькому виду и отстоявшему чуть в стороне туалету, поставили их именно для нас. Значит, этот пройдоха генерал был уверен, что я соглашусь? Или у него были еще более веские аргументы, которые он до поры до времени припрятал в рукаве? Возможно. Все возможно. Гадать не стану. Ой, черт, совсем склерозный стал!

– А летчики? – вдруг спохватился я. Надо же было так опростоволоситься! Про топливо договорился, а про самих летунов забыл. Вот балда!

– С ними все в порядке, их уже разместили, – заверил меня полковник. В ответ я не слишком вежливо хмыкнул:

– Принято.

Полковник довел нас до входа к палаткам и, сделав приглашающий жест – мол, располагайтесь, негромко произнес:

– Думаю, будет правильно, если собственную безопасность вы обеспечите сами?

Я благодарно кивнул. Ведь в заданном вопросе звучал намек на выказанное нам доверие. Я как никто другой понимал: выставь охранение они, это бы в большей степени означало наше нахождение под приглядом, чем обеспечение нашей защиты.

– Питание будут доставлять сюда же.

– Что-то еще будет?

– Нет. Как только от вас потребуется помощь, мы за вами пришлем или я приду сам, – сообщил полковник и, не прощаясь, направился к генеральской палатке. Сразу же после его ухода нам принесли покушать. Я, уже успевший поесть, от еды отказался, и пока все перекусывали, тихо посапывая в обе ноздри, сидел себе на кровати и рассуждал о превратностях жизни. Кроме имевшихся неясностей в наших «российско-сирийских» договоренностях моя голова гудела и от других насущных вопросов. Мы оказались в другом мире. Как выбраться из него, я на основе прошлого опыта, в принципе, знал. Вопрос только в том, в любой ли день можно осуществить «полет на родину» или же следует ждать дня особенного. Ответа у меня не находилось, оставалось надеяться на «вещий» сон и являвшегося в нем «дядечку».

Когда мои парни пообедали, я с тоской в душе собрался поведать им грустную и трогательную историю о нашем прикомандировании, но не успел – пришел посыльный от Мухаммеда Мунзура, и нас всех пригласили «помыться с дороги».

В «лучших» традициях армейских бань, эта баня оказалась сооружена в палатке: бочка на крыше, шесть шлангов, вода, нагретая солнечными лучами. Впрочем, ничто не помешало нам как следует отмыться и постирать одежду. Сменного белья, разумеется, не обнаружилось, и пришлось надевать на себя еще влажную форму, что только добавило дополнительного кайфа. И вот когда мы вернулись в палатки и расселись в одной из них на кровати, наступило время ответов на вопросы. Бойцы, конечно, пытались выпытать сведения у меня и раньше – во время помывки, но я стоически хранил молчание.

– Так, парни, – я начал выкладывать тщательно проработанную легенду. Хотя, что тут прорабатывать – три слова. – Нас временно переподчинили.

– Это как? – первым среагировал Козлов.

– Молча, – парировал я. – Передали в распоряжение генерала Мухаммеда Мунзура.

– И чем мы будем теперь заниматься? – Болотников всегда умел выделить из общего главное.

– О, это правильный вопрос. – Я глубокомысленно покивал. – И ответ на него прост: мы в ближайшие дни начнем обучать солдат его дивизии, или чего там у него имеется в подчинении, нашей тактике.

– Всех?

– Надеюсь, нет, – ответил я, не став изображать из себя более осведомленного, чем это было на самом деле.

– И как долго? – вновь уточнил Болотников.

– Это напрямую зависит от итоговых результатов нашей инструкторской деятельности.

– В смысле?

– В общем, парни, нам необходимо… то есть, – поправился я, – нам поставлена задача помочь правительственным войскам овладеть укрепрайоном террористов.

– Это что же, пока они его не захватят, мы так и будем тут куковать? – возмутился Болотников.

– Ага, – не стал я его обнадеживать ложными уверениями в обратном.

– Тьфу ты, черт! – мой заместитель яростно поскреб макушку и, видимо смирившись, продолжать рассусоливание не стал.

– Нам бы оружие почистить, – вмешался в разговор рядовой Литовцев Олег Елисеевич, наш снайпер, и, не дожидаясь ответа, потянулся к стоявшей у кровати винтовке. Болотников, посмотрев на свой закопченный и запыленный автомат, вздохнул:

– Нам потребуется ветошь и ружейное масло.

– Хорошо. Обязательно почистим, – заверил я и тут же добавил: – Но не сегодня, завтра. С утра закажу и ветошь, и масло. Потом, ближе к обеду, почистим. И кроме того, нам бы еще неплохо привести оружие к нормальному бою. По крайней мере, провести проверку боя, а то, когда вертушка шмякнулась, что угодно произойти могло.

– А зачем нам оружие пристреливать? – задал вопрос Козлов. – Мы же вроде бы только обучать? Или я что-то упустил?

– Мало ли, – я неопределенно пожал плечами. – Как нам предки завещали: держи порох сухим?! Вот и будем держать… На всякий случай.

– А случаи бывают разные, – продолжил Болотников.

– Угу, – поддакнул я. Можно было аргументировать свое решение некими недобрыми предчувствиями, терзавшими мой разум, а смысл? Только бойцов тревожить.

– И долго нам тут? – опять подал голос Козлов.

– Я же сказал, пока войска Мунзура не овладеют горным районом, – я начал раздражаться, такое впечатление, что они совершенно не слышали начало разговора.

– А если они его вообще не возьмут? – поинтересовался младший сержант Синюшников Даниил Константинович – наш старший радист.

– Не возьмут, да и хрен с ними, у нас скоро замена, – заявил Болотников, а я едва сдержался, чтобы не возразить. Действительно, все на своей волне. А может, оно и к лучшему? Что и как случится потом, это будет видно, а сейчас надо перейти к более насущному.

– Назначишь охранение, – в моем обращенном к Болотникову голосе сквозила усталость, – по два человека в смену. Остальным отдыхать. Меня будить только в крайнем случае. – После этих слов мне стало понятно, сколь сильно меня вымотал сегодняшний день. Даже стоявшая в помещении жара нисколько не мешала желанию упасть на постель и отрубиться бесчувственным сном. Ощущая себя разбитым старикашкой, я разделся и, откинув одеяло, рухнул на белоснежную простыню. Мир закружился, суживаясь в удаляющуюся точку, крайней мыслью перед погружением в бессознательное нечто было желание увидеть сон, точнее, не просто сон, а сон с загадочным, являвшимся ко мне в прошлом, незнакомцем. Но сон захлестнул меня полностью, до последней клеточки, мне ничего не снилось и не грезилось.

Проснулся я с первыми лучами солнца. Оказалось, что я прекрасно выспался. Из приоткрытых окон и входного полога тянуло ночной прохладой, за стеной палатки слышались размеренные шаги часового. Где-то надрывно вопил ишак.

Глава 3

День прошел как по писаному: с утра завтрак, затем чистка оружия (и ветошь, и оружейное масло предоставили без вопросов). Затем я сходил к генералу Мухаммеду Мунзуру и запросил разрешение произвести пристрелку оружия. Тот почти по-стариковски поворчал, но разрешение дал. Я уже собирался уходить, когда вдруг вспомнил о едва ли не самом важном.

– Еще нам нужны боеприпасы, – заявил я, и Мухаммед Мунзур прищурился.

– Мне докладывал, что у вас полный боекомплект. Разве то не так?

– Так, – я не стал ни отрицать очевидного, ни докапываться, кто предоставил ему такие сведения. Возможно, проболтались летчики, с них станется. – Но мы не можем использовать наши боеприпасы.

– Почему? – не слишком удивился генерал.

– Мы не участвовали в бою, и нам следует сдать все в точности по описи, согласно накладной, поштучно и согласно номерам партий, – без запинки соврал я.

– Даже так? – генерал как-то уж слишком пристально поглядел мне в глаза.

– Так точно, – я продолжал врать, не моргнув ни глазом.

– Хорошо, я распоряжусь, – пообещал Мунзур, а мне в голову пришла еще одна мысль.

«Следует повидать вертолетчиков, – подумал я. – И как можно быстрее, а то как бы они тут в непонятках дел не натворили».

– Господин генерал, – как можно смиреннее обратился я к Мухаммеду Мунзуру, – я надеюсь, мне будет разрешено увидеть моих друзей летчиков? Это ведь не запрещено?

– Нет, да, конечнишно, – генерал улыбнулся. – Полковник проводит вас к ним, но вы сами понимает: в отличие от вас, на них мы вел некоторые ограничения.

– Они под арестом?

– Нет, скорей под охрана. В ихих же интеснах, интересах.

– Можно мне повидаться с ними прямо сейчас?

– Полковник, вы иметь время, чтобы пройти с господин… – генерал сделал паузу, видимо рассчитывая, что я как лох вляпаюсь в простейшую ловушку и назову либо свою фамилию, либо звание, но не на того напал. Видя мое молчание, он с усмешкой закончил начатую фразу: – …молодый челвек.

– Да, господин генерал, – полковник ответил ему по-русски, из чего я уяснил – особо скрывать им от меня нечего.

Я поблагодарил генерала, и мы с полковником выдвинулись к нашим летунам.

Палатка, где со вчерашнего дня разместились летчики, оказалась просторной, явно рассчитанной на не менее чем четырех человек. Все три летуна валялись на кроватях.

– Гляньте, кто к нам пришел, – при виде вошедших борттехник подскочил с кровати и с распростертыми объятиями двинулся мне навстречу. – Виктор Петрович, дорогой!

– Всем привет! – я сделал в воздухе ручкой.

– Салам, – с кровати лениво приподнялся командир экипажа.

– Привет, Петрович! – вторым, вслед за техником, ко мне подошел штурман, неприязненно поглядел на моего провожатого. Здороваясь, он, нисколько не стесняясь постороннего присутствия, спросил: – Это кто? Друг?

Я изобразил на лице кислую гримасу и ничего не ответил.

– Понятно, – буркнул штурман.

– Какими судьбами? – к нам подошел командир экипажа.

– Да вот прогуляться решил, – я усмехнулся.

– Вас тоже под арестом держат? – поинтересовался Дружинин.

– Нет, – я отрицательно покачал головой, – мы сами по себе. Это вы у нас птицы высокого полета, – я поднял глаза к потолку, намекая тем самым на их летные, точнее, «улетные» возможности.

– Понятненько, – сквозь зубы протянул штурман.

– Ладно, Петрович, не тяни кота за хвост, сообщай, – командир решительно перешел к делу. – Зачем пришел, ведь не просто так?

– Да тут и сообщать нечего, пара слов, – я скосил глаза за спину, давая понять собеседникам, что не все то, что я хочу сказать, можно доверить ушам моего сопровождающего.

– Ну колись, колись, – поняв намек, приказным тоном потребовал Дружинин.

– С главного или второстепенного?

– С второстепенного, – попросил майор.

– Мы временно прикомандированы к действующим подразделениям сирийской армии.

– И на сколь долго? – Дружинин нахмурился, видимо мучительно соображая, что если сказанное мной второстепенно, то что тогда главное? – И почему нас держат как под арестом?

– Пока армия не возьмет ближайший укрепрайон, – ответил я на первый вопрос, умышленно уклоняясь от ответа на второй.

– Совершенно не определенно, – майор оставался пребывать в задумчивости. – Ну, давай продолжай удивлять дальше.

Я опять скосил глаза, давая понять собеседникам, что теперь пришла очередь главного.

– Нам нужно повторить наш маршрут, – негромко сообщил я.

Борттехник разинул рот от удивления, командир еще сильнее насупился.

– Что за хрень? – переспросил Кирилл Алексеевич. Я мысленно выругался.

– Нам надо еще разок пролететь прежним маршрутом, – с нажимом произнес я, считая, что на этот раз мой намек не поймет разве что полный кретин. Штурман не понял.

– Петрович, ты мне скажи, за каким хеком нам по одному месту третий раз елозить? И почему до сих пор ты не связался и не вызвал наших?

– Алексеевич, помолчи, – вмешался командир экипажа, до которого с легким опозданием, но все же дошел смысл сказанного.

– Нет, командир, пусть он объяснит…

– Алексеич, – одернул штурмана Дружинин. – Я тебе потом все объясню. – И, обратившись ко мне: – Петрович, что случилось?

– Да боец мой, падла, фотку с собой местную прихватил.

– И сильно тут не так?

– Кардинально, – просто ответил я, решив особо не распространяться, но все же добавил: – Наши ушли. Совсем. Давно.

Я увидел, как отхлынула кровь от лица Дружинина, понял, как ему хочется задать еще несколько вопросов, но он сдерживается. Я тоже не собирался даже в аллегориях раскрывать все расклады перед посторонним, не будучи уверенным, что буду правильно понят своими, поэтому просто сказал:

– Генерал Мухаммед Мунзур, – я назвал полностью имя нашего нынешнего «благодетеля», хотя вряд ли оно что-то говорило нашим вертолетчикам, – обещал, как только мы сделаем свою работу, заправить вертолет керосином и отпустить на все четыре стороны. – И, желая предостеречь своих товарищей от необдуманных поступков, напомнил: – Вы уж тут боеприпасы понапрасну не жгите.

– Не будем, – угрюмо отозвался командир экипажа, и я, прощаясь, протянул ему свою ладонь. Пальцы майора, несмотря на царившую в палатке жару, показались мне холодными.

Оказавшись на улице, я повернулся к полковнику и, кивнув на бродившего подле палатки часового, мягко потребовал:

– Вы бы экипаж не терроризировали, лучше у вертолета дополнительную охрану выставьте.

– Они не арестованы. Это для их же пользы. Где видано, чтобы арестанты имели при себе оружие?

Я прикусил язык. И то верно, разоружать летчиков сирийцы не стали, а ведь могли. Может, и правда к лучшему, если товарищи вертолетчики немного под приглядом посидят? А то наш Алексеевич тот еще хмырь. Отчебучит что-либо, и выбирайся из сотворенного дерьма как хочешь. И я решил не развивать данную тему.

– Так, а что по приведению оружия к нормальному бою? Когда? Где?

– Да хоть сейчас, – откликнулся полковник. – Я пришлю за вами машину. Вы будете готовы?

Я согласно кивнул. Время мы не уточняли. «Сейчас» означало, что следует идти к своим и ждать. Полковник окликнул какого-то солдата, и тот сопроводил меня к нашему расположению. В принципе я уже мог обойтись и без сопровождающего – дорогу запомнил, но отказываться не стал. Солдат довел меня до палаток и, что-то пробормотав на прощание, умчался в обратном направлении.

– Общий подъем, – едва войдя в палатку, объявил я. – Оторвали задницы, продрали глазоньки. Сейчас на пристрелку поедем.

– А что со шмотками? – правильный вопрос задал столь сильно провинившийся Бубликов. Оставлять имущество без присмотра не хотелось. Я покосился на одного из радистов.

– Вадим, – окликнул я старшего сержанта Виденина. – Остаешься на охране.

– Так точно, – звонко отозвался тот, похоже, он даже обрадовался – видимо, у него не было никакого желания в очередной раз чистить оружие.

Мы начали сборы. Вскоре с дальнего конца лагеря вылез потрепанный грузовичок и попылил в нашу сторону.

– Наше такси, что ли? – пророчески изрек вглядывающийся вдаль Илья.

– Похоже, – видя, как грузовик все сильнее и сильнее забирает в нашу сторону, я был вынужден согласиться. И правильно сделал. Запылив пол-лагеря, грузовичок, при более тщательном рассмотрении оказавшийся обычным сто тридцатым ЗИЛком, подкатил к нашим палаткам и, противно заскрипев тормозами, остановился в неподвижности. Хорошо хоть поднятое им облако пыли снеслось ветерком и проползло мимо. Дверь с противоположной от водителя стороны распахнулась, и нашему взору предстал толстый, коротконогий сириец. По его широкому раскрасневшемуся лицу обильно тек пот.

– Русский, давай, давай, пум-пум едем, – объявил он, и только тут я заметил, что стекла кабины были подняты полностью.

«Заклинили и не опускаются или закрылись, чтобы не пылиться?» – задавшись вопросом, я несколько промедлил, и команду на погрузку отдал мой заместитель.

– Полезай в кузов, обезьяны! – весело скомандовал он. – Что телимся? Шайтан вас побери! – И, обратившись ко мне: – Командир, боеприпасы брать?

– Нет, ни в коем разе! – громко запротестовал я. – Мне еще за каждый патрон отчитываться придется. – И чтобы всем стало понятно мое столь ревностное отношение к сбережению боеприпасов, громко напомнил: – ЗДЕСЬ боя не было! И сдавать придется все! Поэтому сегодня же после обеда во время чистки все имущество складируем в углу первой палатки и до возвращения в ПВД не трогаем. Всем понятно?

– Понятно, чего там, – за всех отозвался Болотников. – Раз войны не было, ротный за один утерянный патрон всем бошки оторвет. Все поняли? Грузись, братва!

До стрельбища ехали минут двадцать. Тоже сказал: «стрельбище». Обычный заброшенный песчаный карьер. И никого-ничего рядом – степь кругом. И хорошо.

Машина остановилась, мы выбрались из пропыленного кузова и принялись за дело. Никто у нас над душой не стоял, не подгонял, не торопил. Неспешно – с чувством, с толком, с расстановкой пристреляв оружие, мы загрузились в кузов ЗИЛа и покатили обратно. В итоге вернулись в сирийский лагерь как раз к обеду.

Я взялся за поглощение пищи одним из первых, к тому же имею дурную привычку есть быстро. Как следствие, трапеза моя закончилась в считаные минуты. Тем более что появился повод поспешить – в виде «нарисовавшегося» полковника Дардари. У него до меня было дело. И пока мои парни вкушали местные яства, я немного с ним перетер, то есть побеседовал. Он-то мне и сообщил: на завтра намечается первый этап наступления на укрепрайон, а именно подготовка к штурму одного из примыкавших к нему селений. Задача до неприличия проста: быстро окружить населенный пункт, тем самым отрезав противника от возможных путей подвоза подкрепления и боеприпасов, затем в течение нескольких суток деморализовать обороняющихся артиллерийским огнем и в конце недели довершить начатое решительным штурмовым натиском.

В целом, как мне показалось, стратегия правильная. Быстрый маневр, кольцо, не спеша выявить все огневые точки врага и подавить артиллерией. Ничего более умного я, не знающий особенностей местности, придумать не смог бы. О чем я и заявил просветившему меня относительно ближайших тактических планов полковнику. Тот только усмехнулся и обрисовал предстоявшие на завтрашний день действия группы. Я удовлетворенно кивнул, и беседа продолжилась. Теперь полковник говорил без всякой конкретики, больше философствовал. При этом Дардари заверил меня, что ему надо совершенствовать свой русский. Хотя ему-то что совершенствовать, если, с моей точки зрения, он знал наш язык едва ли не лучше меня? Одним словом, мы продолжали трепаться, а мои охламоны все еще махали ложками – кушали они сегодня особенно долго. Но разве что-то может длиться вечно?! Наконец их легкий перекус закончился. К этому моменту мы с полковником завершили наш разговор, и он, излишне тепло попрощавшись, убыл восвояси.

Дардари ушел, а я, дождавшись, когда будет облизнута последняя ложка, принялся вводить своих бойцов в курс дела.

– Так, парни, сейчас чистим оружие. А завтра с утра выезжаем в район боевых действий.

– И что мы там будем делать? – осведомился Козлов.

– Учить, – честно ответил я, – преподавать тактику. Каждая тройка возьмет на себя группу пятнадцать-двадцать человек. И станете разжевывать им тактику боя в городе, в горах и прочее.

– Они что, еще и в горы пойдут?

– Да, пойдут. Большая часть укрепрайона находится на приличных высотах. Может, настоящими горами это назвать нельзя, но холмиками тоже не назовешь. Так что учить придется всему. Парни, только просьба: не волынить, занимайтесь с ними на совесть. Завтра обзорное занятие, за световой день вы должны показать обучаемым все, что знаете сами. На следующий день займетесь отработкой, что называется, по пунктам.

– А на каком языке мы с ними будем балаболить? – осведомился Козлов.

– На англицком, – с издевкой произнес я, – или ты, может, еще какой иностранный язык знаешь? – И сразу же: – Конечно, на русском. Нам обещали придать четырех переводчиков.

– Блин, вот только инструктором я и не работал! – В словах Козлова мне послышался отзвук тщательно скрываемой гордости. Мысленно улыбнувшись, я обратился к Болотникову:

– Илья, мы с тобой будем задействованы по отдельной программе.

– Командир, а поконкретнее? – поинтересовался Болотников.

– На нас возлагается подготовка командиров подразделений. И переводчика нам персонального предоставят. Не уверен, но, возможно, им станет сам господин полковник Бассам Абдель Дардари.

– Это тот, который приходил?

– Да, – я кивнул.

– Ну и как дядька?

– Черт его знает, – легкое пожатие плечами, – дядька как дядька. Себе на уме, наверное. Да нам какая разница?! Лишнего только при нем не говорить, и все будет путем.

– Это само собой разумеется. – Болотников поскреб себя по подбородку и неожиданно спросил: – А мыльно-рыльные нам выдадут?

– Не знаю, – признался я. – Не до того было, даже не вспомнил ни разу. Попрошу при удобном случае.

– Хорошо хоть туалетную бумагу приготовили, – усмехнулся Литовцев.

– И мыло с полотенцами тоже, – добавил наш внештатный гранатометчик рядовой Опанасенко.

– Так, понятно. Тогда что нам нужно: зубные пасты, щетки, бритвенные станки, кремы до и после бритья?!

– Для бритья не обязательно, – Бубликов провел ладонью по собственной щетине, – я с мылом бреюсь.

– Да ты хоть вешайся со своим мылом, – огрызнулся в его сторону Болотников, – а у меня после такого бритья раздражение по всей морде.

– Ладно, парни, не нервничать, – остановил я начинающуюся перепалку. – Думаю, нам вообще можно пока не бриться, меньше выделяться будем. Главное, я так понимаю, зубные щетки и пасты? Спрошу, обязательно спрошу. Но честно, сомневаюсь, что эту просьбу выполнят.

– Песочком потрем, – Илья ткнул носком ботинка в песчаную кучу, и песчинки полетели во все стороны. А мне подумалось о том, что мыльно-рыльные принадлежности сейчас действительно далеко не самое главное. Или, правильнее сказать, совсем не главное.

Продуктами и водой нас обеспечивали исправно. Вертевшуюся в голове мысль «кормят как на убой» я все пытался отогнать, но никак не получалось – она настойчиво клевала меня в темечко. Даже поздно вечером она билась у меня в мозгу. Непонятно с чего, но я действительно чувствовал себя телушкой, идущей на скотобойню. Никаких снов-подсказок мне, вопреки чаяниям, и в эту ночь не привиделось.

Глава 4

На войсковую операцию в добрых советских традициях сирийские военные поднялись ни свет ни заря, но собирались при этом как-то лениво, не спеша. Ползали, будто сонные мухи, – завтракали, выискивали дезертиров или просто заблудившихся… Ах да, с самого со сра… с утра то бишь помолились, все честь по чести.

Нам выделили два БТРа. Солдаты сирийцы на нас косились, но лишних вопросов не задавали. В нужный район колонна вползала до самого вечера. Что-то ломалось, кого-то цепляли на буксир, кто-то умудрился улететь в кювет. В общем, весело. Как выяснилось по прибытии на место, мы там оказались далеко не первыми. Как стало ясно гораздо позже – с одной из сторон городок уже многие месяцы оцепило какое-то армейское подразделение, периодически вступавшее с неприятелем в вялые перестрелки и не предпринимавшее никаких активных действий. Что меня поразило: за все это время блокирующие город военные не удосужились построить хотя бы какие-нибудь мало-мальски нормальные укрепления. Окопы они вроде кое-где понарыли – узкие, мелкие, без всяких ответвлений, но ни одного (ни одного!) блиндажа или полноценного укрытия. Живут в палатках. Приехавшее с нами воинство поступило так же – не успели мы притормозить, как рассыпавшееся по окрестностям войско принялось ставить свои «фигвамы». Больше всего меня порадовал офицерский корпус – палатки, в которых они размещались, были исключительно белого цвета, кажется, точно такие же я видел у ООНовцев. Белые, блин, еще бы флагами помахать. Похоже, у данных товарищей чувство самосохранения отсутствовало напрочь. Да и хрен бы с ними, но нам выделили точно такие же белые палатки – два экземпляра. Конечно, на жарком солнце светлый цвет в самый раз, но как-то нет желания в первый же вечер стать мишенью.

– Парни, – вокруг меня собрались старшие троек, – я постараюсь достать ломы и лопаты. Палатки ставим и окапываем хотя бы на полметра, матрасы на пол.

– Командир, а что если палатки сразу в яму поставить? – сделал встречное предложение Болотников, остальные на него выпучились как на ненормального, но промолчали.

– А ковырять землю-матушку не задолбаетесь?

– Я думаю, не мне одному жить хочется, – объяснил свою позицию Болотников и добавил: – Мы землю сразу по контуру набрасывать станем. Глубоко копать не придется. Да и прохладней будет.

Я, соглашаясь, кивнул, хотя уверенности относительно будущей прохлады у меня наскреблось бы едва ли на грош.

– А я знаю, где ломы и лопаты взять. – Козлов показал куда-то мне за спину, и я, обернувшись, увидел кучу брошенного под ближайшим деревом и, похоже, никому не нужного инструмента. Машинально отметив, что одним вопросом стало меньше, махнул рукой:

– Тогда за работу.

Старшие троек пошли «распинывать» личный состав, а увидев идущего в нашем направлении полковника Бассам Абдель Дардари, я двинулся ему навстречу. На этот раз он был не один, с ним шествовали несколько провожатых – солдат, вооруженных автоматами. Прифронтовая полоса, как говорится, обязывала принимать меры предосторожности. Подойдя ко мне, полковник широко улыбнулся и повел рукой вдоль горизонта.

– Вот это все нам предстоит вернуть под свой контроль, – сообщил он мне «радостную» весть. Я поморщился – укрепрайончик получался, наверное, в полпровинции. А генерал продолжал вещать: – Завтра к вам с утра придут люди, это наши, как у вас говорят, «пластуны», они многое знают, многое умеют, но передайте им ваши навыки, и они станут еще умелее… опытнее.

– Мне тоже с ними заниматься? – в этом вопросе требовалось уточнение, так как при предыдущем разговоре я понял, что мне и моему заму отводится несколько иная роль.

– Нет, за вами придут, и вы будете находиться в другом месте с другой э-э-э, – он прищелкнул пальцами, подыскивая подходящее слово, – задачей, да, с задачей.

– А поконкретнее?

– Не спеши, дорогой, потом, все потом. Завтра, – пообещал Дардари и, попрощавшись, отправился обходить лагерь. Действительно лагерь, причем пионерский – язык не поворачивался назвать это позициями регулярных войск.

Глава 5

Место, где мы временно расквартировались, представляло из себя плоскую равнину, на которой рос фруктовый сад. Некогда густой и обильно плодоносящий, сейчас он выглядел убого, едва ли уцелев более чем на двадцать – двадцать пять процентов. Часть деревьев сломало и искорежило снарядами, часть раздавили техникой, а еще больше банально изрубили на дрова. Продукты (полуфабрикаты) нам выдали заранее, и с самого утра вызвавшиеся в повара сержант Прокофьев Глеб (пулеметчик) и ефрейтор Буковицын Семен (снайпер) занялись готовкой. Трещал костер, кипела в большом казане вода. Пахло приятно. На вкус оказалось еще лучше. Расправившись со своей порцией, я погрузился в пространные рассуждения, пытаясь методом постепенного анализа прошлых событий вычислить дату наилучшего возвращения домой. Но, увы, все мои умопостроения ни к чему не приводили. По моим предположениям, чтобы делать какие-то выводы, следовало знать все о двух предыдущих днях – днях нашего провала в иномирье, как то: фазы луны, продолжительность дня, положение звезд, погодные условия (температура там, влажность и прочее), найти совпадения, и тогда можно было хоть с какой-то долей вероятности вычислить следующий наиболее подходящий день. А могло статься и так, что все так тщательно перебираемые мной факторы не имели ни малейшего значения, а важны были лишь время и маршрут движения. А может, должно было пройти лишь какое-то определенное количество дней? Продолжая рассуждать в подобном русле, я в конце концов понял: все мои потуги не имеют никакого смысла – до чего бы я ни додумался, всегда найдется нечто мной неучтенное, и если мне во снах не явится все тот же незнакомый дядечка, действовать придется на свой страх и риск – то бишь методом околонаучного тыка. Не слишком радостная перспектива, особенно если в состав тыкательного прибора входишь ты сам. С другой стороны, не оставаться же в этом мире навечно?

Мои бойцы закончили завтрак, помыли посуду и теперь уныло щурились на поднявшееся над горизонтом солнце. «Долгожданную» толпу «учеников» мы опознали по характерному гулу приближающихся людских голосов. Козлов встал с расстеленного на земле коврика и, поглядывая на широко шагающих арабов, картинно вздохнул и тут же открыл «тайну» своего вздоха:

– Я-то рассчитывал денек попрохлаждаться.

– Жирком зарасти захотел? – я улыбнулся.

– Зарастешь с вами. Последних запасов лишишься, – он похлопал себя по животу, наполненному только что съеденным пловом.

А до нас донесся звук автомобильного двигателя – меж деревьев показался белый джип. Он догнал направляющееся к нам подразделение и, обдав их серо-желтой пылью, подкатил к нашим палаткам. За рулем сидел сам полковник Бассам Абдель Дардари, на соседнем сиденье один из уже виденных мной телохранителей, в кузовке расположились еще трое. (Но уже на следующий день, то ли пообвыкнув, то ли по какой другой причине, Дардари полностью отказался от подобной свиты…) Мы поздоровались, и полковник без лишних слов сообщил:

– Я за вами.

– Что с собой брать?

– Возьмите, – полковник задумался, – то, что может пригодиться, если задержитесь.

– На сколько?

– День, два, три… – И, видимо заметив появляющееся на моем лице возмущение, пояснил: – У нас не каждые сутки будет возможность кататься туда-сюда.

– Понимаю, – последовал мой смиренный кивок.

– Собирайтесь, командир, время, – полковник постучал пальцами по циферблату наручных часов.

– Жека, – я окликнул сержанта Козлова, тот выглянул из-за палатки.

– Я, товарищ… – он зыркнул на полковника и, не став продолжать, выбрался из полутьмы помещения.

– Жень, остаешься за старшего.

– Есть, – строго по-военному ответил тот, а я продолжал:

– С этими, – кивок в сторону подходивших арабов, – разберешься сам. Начнешь с тактики действий в условиях городского боя, затем отработаете бой в горах. Особое внимание обрати на взятие точки прицеливания при углах места цели плюс-минус тридцать градусов. А то часто не понимают. – Я мысленно усмехнулся, вспомнив, как порой самому приходилось доказывать некоторым слишком «умным и продвинутым», что при определенных углах стреляя, что вверх, что вниз, надо брать ниже места, куда хочешь попасть, или уменьшать прицел.

– Разберемся, – уверенно ответил Козлов, и я поверил, что он все организует нормально.

– Илья. – Позвав своего заместителя, я направился ко входу в палатку.

– Да, командир, – отозвался тот. – Что-то новенькое?

– Забираем оружие, шмотье и уезжаем с полковником.

– Надолго?

– Кто его знает? – пожал я плечами. – Свои вещи берем все.

– Когда едем?

Этот вопрос не стоило и задавать. Я лишь хмыкнул.

– Ну да, мог бы и догадаться, – буркнул он и вслед за мной направился к палатке, чтобы забрать вышеперечисленное имущество.

Через пять минут мы уже ехали по извивающейся среди деревьев, устеленной изломанными сучьями, накатанной сотнями тяжелых колес и исщербленной множеством гусениц грунтовой дороге.

Как я понял, нас привезли в штаб. Не в штаб группировки, где наверняка сейчас находился генерал Мунзур, а в штаб какой-то мотострелковой бригады. Это новое место от того, где расположилась моя группа, ничем особым не отличалось. Разве что белых палаток было побольше, к тому же тут не наблюдалось даже зачатков каких-либо фортификационных сооружений защитного типа. Вроде как здесь тыл, и предполагалась относительная безопасность. Ну-ну.

– Край непуганых идиотов, – бросил я вслух фразу, слышанную от кого-то из ветеранов чеченской войны.

Мне и моему заму выделили отдельную палатку, видимо из деликатности установленную на отшибе, в стороне от всех прочих. Мы лишь скинули рюкзаки и отправились вслед за полковником Дардари. Откровенно говоря, мы с Ильей пока с трудом представляли, в чем же должна заключаться наша миссия. Но только зря ломали голову – все оказалось проще, чем можно было себе представить. Оказавшись в штабе, я сразу же увидел расстеленные на столе спутниковые карты и два светящихся монитора, на которых мерцали постоянно меняющиеся картинки местности.

– Беспилотники, – увидев мой заинтересованный взгляд, пояснил полковник, но мог бы и не пояснять, я мог догадаться и без его подсказок. Меж тем полковник широким жестом пригласил меня и моего зама к лежавшей на столе карте, которая буквально вся оказалась испещрена разнообразными значками, и начал вводить нас в курс дела. В итоге стало понятно: план наступления на укрепленный район генерал и его штаб разработали тщательно, с их точки зрения не упустив ни одной мелочи, но генерал Мунзур, видимо будучи человеком осторожным и мудрым, все же решил, что будет лучше, если на него взглянет человек сторонний, с, так сказать, чистым, не замутненным лишними эмоциями разумом. То бишь оценить сие творение штабных эрудитов должны были я и мой заместитель. Битых два часа мы изучали местность и вникали во все тонкости задуманного. И недостатки нашлись. Я не считаю себя великим стратегом, но кое-что бросалось в глаза сразу, в чем-то появились сомнения после тщательного взвешивания различных вариантов. Логически обосновав все за и против, я высказал свое мнение. Полковник задумался, многозначительно покивал и пообещал сообщить о моих замечаниях генералу. Илья молча разглядывал существовавшую на карте диспозицию без проявления каких-либо эмоций, и если и имел свое мнение, то помалкивал. Пробыли мы в штабе довольно долго, и когда стало понятно, что никаких гениальных прозрений у нас не появится, полковник Бассам Абдель Дардари поспешил с нами раскланяться.

– Спасибо, – поблагодарил он и, весьма красноречиво поведя взглядом к выходу, добавил: – Вы можете идти отдыхать.

– Что дальше? – не спеша покидать штабное помещение, спросил я.

– В случае необходимости мы вас позовем. Скоро полдень. Относительно питья и кушанья я распорядился.

– Спасибо! – Сделав пару шагов, я остановился и вновь обратился к полковнику: – Я советовал бы вам отдать приказ: отрыть окопы и соорудить места для укрытия личного состава. При возникновении непредвиденных обстоятельств удастся избежать лишних потерь.

В ответ Бассам Абдель Дардари посмотрел вверх.

– На все воля Аллаха, – смиренно сообщил он, и я понял: убеждать его бесполезно. Похоже, эти ребята работать не любили больше, чем страшились смерти. Да и черт с ними, а вот мне и моему заму окопчик бы не помешал. Видимо, заметив на моем лице тень колебаний, полковник, правильно их истолковав, снисходительно улыбнулся. – Я пришлю людей, вам построят блиндаж, – заверил он. Я тут же отрицательно покачал головой.

– Достаточно будет лопат и ломов, все необходимое мы сделаем сами. – Приняв подобные заверения, полковник не стал настаивать.

– Как пожелаете, – смиренно произнес он. – Сейчас можете отдыхать, жарко, – пояснил он собственную доброту, – вечером я попрошу вас пообщаться с моими офицерами, к тому же у нас появилось несколько новых приборов, надеюсь, вы поможете с ними разобраться. – Полковник назвал марку изделий, и я утвердительно кивнул – назначение и способ применения данных приборов я знал неплохо.

Мы вышли из штаба и направились к своей небольшой, новенькой, кипенно-белой палатке. В ней уже стояли две кровати, два кресла и два небольших столика. Не успели мы прийти, как появились два «сарбоза» и принесли обещанный полковником инструмент.

– Сюда, – Болотников показал на свободный угол, и солдаты, аккуратно положив лопаты с кирками, поспешно удалились.

– Ну что, Илюха, раззудись, плечо?

– Жарко, – с ленцой в голосе ответил он, открыто намекая на нежелание что-либо делать и подвигая меня к тому, чтобы и я отказался от своих «окопных» намерений, но не на того напал.

– Хватай лом, лодырь, – пристыдил его я, беря в руки лопату, – пошли.

Илья вздохнул и, взяв лом, двинулся вслед за мной.

Мудрить не стали – окопчик вырыли в пяти шагах от нашей палатки. Почва оказалась мягче, чем думалось, – хоть и глина, но сильно перемешанная с песком. Лопата с трудом, но все же вгрызалась в грунт без помощи лома. За полчаса окоп для двоих оказался выкопан. Не в полный рост и не слишком просторный – кроме того, что поленились копать, я еще и трезво рассудил: чем уже – тем безопаснее. А раз так, тогда зачем ковырять лишнее? Закончили мы рытье минут за пятьдесят до того, как нам принесли обед.

– Сделал дело – гуляй смело, – изрек я и, взяв в руки пластиковую бутылку с водой, попросил Болотникова: – Накося, плескани мне на ручки.

– Счас плескану, – в тон мне отозвался Илья, взял у меня бутылку, отвернул крышку и начал тоненькой струйкой лить в подставленные мной ладошки.

– Не жадай, – потребовал я, не желая ждать лишние секунды, пока мои ладони наполнятся влагой, – у нас в палатке воды заготовлено выше крыши – нам на неделю хватит.

– Экономика должна быть экономной! – парировал Илья, но наклон бутылки увеличил, водичка побежала шустрее.

Умывшись, мы еще некоторое время бездельничали. Сидели в тенечке, слушая, как в ближайшей, расположенной от нас метрах в пятидесяти жилой палатке, похоже, тоже готовясь к обеду (в смысле ничего не делая), о чем-то громко спорили сирийские военнослужащие. Любопытно было бы знать, о чем именно, но, увы, языками мы не владели. А жаль. Может, что интересное узнали бы. Слушать надо было Ленина и «учиться, учиться и учиться».

Обед принесли и им, и нам одновременно. Сирийцы так и остались сидеть в палатке. Мы же, в отличие от них, решили покушать на свежем воздухе, под дававшим хорошую тень деревом, тем более что подул небольшой ветерок, принесший хоть какую-то прохладу. Мы вытащили столик, оба кресла, расселись как фон бароны и принялись вкушать поданные яства. Тем более что у повара блюда получились действительно вкусными.

Свист мины и последовавший за ним грохот вывели нас из благостного состояния. Я, даже не пытаясь определить, где именно произошел взрыв, мгновенно вскочил со своего кресла.

– В окоп! – крикнул и метнулся к нашей так вовремя выкопанной щели. Уже падая, краем глаза увидел, как ближайшую от нас белую палатку закрыл всполох огня, дыма, летящей в разные стороны пыли и земляной крошки. Взрывная волна ударила по ушам. Сверху сыпануло мелкими частицами грунта. Я упал на дно окопа, и тут же на меня свалилась тяжеленная туша Болотникова.

– Слез, зараза! – прошипел я, но, похоже, моих слов не требовалось, Илья зашевелился, без дополнительных подсказок отползая в противоположный край траншеи.

Мины продолжали лететь, по счастью разрывы уходили от нас все дальше и дальше, по ушам больше столь сильно не бухало, свиста осколков и вовсе почти не наблюдалось. Выждав некоторое время, я, слегка приподнявшись, поглядел в сторону Ильи, и моя челюсть отвалилась вниз – в руках мой зам держал тарелку с мясом. Заметив направленный на него взгляд, Болотников обиженно хмыкнул.

– А что? Мне все это бросать, что ли, было?

Его душевная простота поражала. Я не выдержал и заулыбался.

– Ну ты и балбес! – меня разбирал смех, наверное истерический, ведь взрывы по-прежнему продолжали звучать, хотя и воспринимались теперь как нечто далекое и потому нас не касающееся. Илья, совершенно не обращая на меня внимания, уселся поудобнее и, опершись спиной о земляную стену, принялся есть.

Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался.

– Блин, вот еще и лепешку потерял! – пожаловался Болотников, и я, не выдержав, прыснул.

– И чего смешного? – Илья, перестав жевать, с обиженной миной уставился в мою сторону. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы изобразить из себя устыдившегося и раскаивающегося грешника. Видимо, у меня это получилось – Болотников, сменив гнев на милость, со вздохом пожаловался: – А такая вкусная лепешка была…

– Хубз, – сверкнул я своими познаниями, неожиданно вспомнив название этой разновидности сирийского хлеба.

– Что? – не понял Болотников.

– Лепешка твоя, говорю, хубз называется, – пояснил я и, глядя, как сержант закидывает в рот очередную порцию пищи, невольно проникся завистью.

– Где нахватался? – Он, гад, жевал так смачно, что у меня потекли слюнки.

– Да как-то разговорник открывал, – пришлось признаться в истоках своих познаний.

– Поня-ятно, – протянул Илья, закинул в рот очередной кусок мяса и, не спеша выбираться из приютившего нас окопчика, принялся смачно его пережевывать. Мне тоже пока вылезать из нашего убежища не хотелось – вдруг еще какая шальная зараза прилетит? Но, с другой стороны, не сидеть же тут вечно? Мысленно вздохнув, я встал, уперся руками за стены окопчика и, подбросив тело вверх, выбрался на поверхность. Выпрямился, похлопал себя руками по бокам, отряхиваясь от пыли, и, взирая на своего зама сверху вниз, ненавязчиво уточнил:

– А ты как, так и будешь там сидеть?

– Щас доем, – довольно сощурился Болотников, и мне стало понятно, что он так именно и поступит. Что ж, его право. А может, и к лучшему, вдруг что все же еще прилетит? Хотя вряд ли – откуда-то из глубины позиций правительственных войск доносился грохот ответных залпов – над одним из кварталов занятого оппозицией города поднимались черные клубы разрывов. Мой взор, лишь мимолетно скользнув по далям горизонта, почти тотчас вернулся к объектам, расположенным поближе: совсем рядом кричали и суетились люди, из-под разодранного взрывом палаточного полога вытаскивали убитых и раненых, над дорогой, пролегающей по саду, поднимался шлейф пыли – к нам спешила какая-то техника. Пылевая завеса быстро приблизилась – и техникой оказались две санитарные МТЛБ. Следом за ними подпылил УАЗик, из него вылез столь знакомый нам полковник. Размахивая руками, он отдал какие-то распоряжения, и сирийцы принялись быстро переносить тела вовнутрь продолжавших реветь двигателями «мотолыг». Погрузка завершилась довольно быстро, хлопнули дверцы, и МТЛБ, зачадив выхлопами, рванули в обратную сторону, а оставшиеся военнослужащие принялись растягивать и устанавливать привезенную все теми же «мотолыгами» палатку. Причем ставили они ее почти на том же месте, где располагалась уничтоженная взрывом.

– Ну они и дают! – Заинтригованный происходящим, я даже не заметил, как Болотников выбрался из ямы и подошел ко мне. – Ничего не боятся!

– Угу… – рассеянно отозвался я.

– Больные люди, – выдохнул Илья любимую присказку нашего комбрига.

– И не говори, – согласился я и принялся наблюдать за отдающим какие-то указания полковником.

Палатку установили довольно быстро. Бассам Абдель Дардари еще некоторое время помахал руками и, озирая местность, завертел головой. Увидев меня, он обрадованно улыбнулся и, предоставив своим подчиненным свободу действий, направился в нашу сторону. Не придумав ничего лучшего, я зашагал ему навстречу. Болотников, что-то невнятно буркнув, остался стоять на месте. Уже почти поравнявшись с полковником, я увидел, как четверо сирийцев, вытащив откуда-то низенький столик, разместили его в тени только что установленной палатки и, как ни в чем не бывало, расположились вокруг него, намереваясь продолжить трапезу.

– Охренеть! – невольно вырвалось у меня вместо приветствия. Полковник изумленно изогнул брови, затем скользнул взором по моему лицу и, видимо следуя за моим взглядом, обернулся. Я же в свою очередь, чувствуя неловкость и дабы избежать непонимания, поспешно пояснил смысл сорвавшегося у меня слова: – Бесстрашные у вас люди! Сюда только что упала мина, а они ведут себя как ни в чем не бывало. Ничего не боятся!

– А чего бояться? – повернувшись ко мне, полковник обвел округу руками. – Где враги? Где опасность? Не вижу, а раз не вижу – то и не боюсь.

– Значит, не вижу, не боюсь?! – я хмуро покачал головой. – Ладно, хорошо, пусть так, но окопы и блиндажи после случившегося хотя бы выроют?

– Тяжелая, пыльная работа не для воина! – с усмешкой ответил полковник, но в этой усмешке мне почудилась скрытая горечь: похоже, и ему надоели глупые смерти, которых вполне можно было бы избежать.

– А если снова обстрел? Опять кишки с земли соскребать будете?

– На все воля Аллаха, – смиренно поднял руки к небесам полковник, получилось не слишком убедительно. Но общую философию я понял.

– После обеда мы с Ильей могли бы позаниматься с вашими офицерами, по тактике там или… – я не договорил, полковник перебил меня взмахом руки.

– Отставить обучение, генерал Мунзур принял на ваш счет другое решение. Вам будет поручено очень ответственное задание.

– И по его выполнении генерал предоставит нам обещанное?

– О нет, нет, – с улыбкой замахал руками полковник, – начальные договоренности остаются в силе. Все обещанное вы получите только после взятия укрепрайона, но предстоящее вам задание может этот момент сильно приблизить.