Семьсот лет с тех дней прошло, и ещё столько пройдет, а сказка жить будет.
Было это в славном Яхонт-граде, столице княжества большого. И, как подобает столице, был это самый богатый, самый светлый и самый прекрасный город. Купола его виднелись за много вёрст и сияли так, что казалось солнце никогда не заходило над ними. Полнились улицы Яхонт-града голосами звонкими, смехом счастливым, и куда ни глянь, всюду кипела жизнь: вдоль по шумным улицам друг за другом носились ребятишки, в избах топились печки, разнося по округе запах свежих пирогов; корабли заморских купцов причаливали к берегам, и торговцы на ярмарках зазывали отведать яств со всего света, прикупить вещиц причудливых, тканей богатых, и сыпали горожане монетами направо и налево, не скупясь ни для купца, ни для нищего.
А посреди города высился терем княжеский, где жил сам князь со своим сыном.
За стеной городской текла река по прозванию Студёная, и на берегах её крутых раскинулся густой лес. Звали этот лес жители Яхонт-града Синим – за цвет листвы. И всё бы ничего, да лес тот издавна в Яхонт-граде жутью да безбожием славился, куда православный не зайдёт, а только безумный или проклятый. Говорили, не щадит Синий Лес ни живого, ни мертвеца, и попавшего однажды забирает навсегда.
Но поспорил как-то княжич, что сможет зайти в Синий Лес на Реке Студёной. Был княжеский сын храбр и безрассуден, оседлал он коня своего да отправился в путь.
Ехал-ехал княжич по тропинкам Синего Леса, да всё понять не мог, за что его проклятым кличут. Благодать же кругом! Сквозь голубую листву, словно стрелы, пробиваются в чащу лучи солнечные, на изумрудной траве сверкает роса адамантная1, птицы сладостно щебечут, гнёзда вьют, белки резвятся…
Вдруг затрещали ветки, и прямо навстречу княжичу из чащи выскочила звериная тень. Выскочила да тут же и пропала, но испугался конь княжий, оступился и пал, взвизгнув от боли – ногу сломал.
Испугался княжич. Выбрался из-под коня, осмотрелся – в самую гущу леса забрёл! Как назад воротиться без коня?
А тем временем стало смеркаться и потянуло со Студёной Реки холодом. Подумал княжич, подумал, и решил поискать ночлега, хоть дупло какое, лишь бы не замёрзнуть до утра, а утром уж придумать, как из лесу выбраться.
Накрыл он своего раненого коня попоной и пошёл. Шёл-шёл, и увидел избушку. Ладная такая – дымок тянется, окошки светятся. "Вот счастье-то!" – подумал княжич и постучал в дверь. Раз постучал, другой, на третий дверь, скрипнув, растворилась, и встретила княжича старуха – до того страшная, что сказать нельзя: горбатая, сухая, нос крючком, руки – жилистые плети, на голове туго связанный платок. Только было в этой старухе что-то особенное, что не вязалось с уродством – глаза, блестящие, как у молодой девушки.
Поклонился ей княжич.
– Здравствуй, бабушка! Я заблудился и очень замёрз. Впусти меня в избушку на ночлег!
– Здравствуй, добрый молодец Кудри-Лён-да-Глаза-Васильки! Заходи, – улыбнулась старуха и прищурилась, гостя разглядывая. – Знавала я когда-то молодца с такими же кудрями, да с такими же глазами, как у тебя… Хочешь, сказку тебе про него расскажу?