Мой милый Рё
Окно в неработающем мужском туалете, находившемся в старом крыле школы, едва пропускало свет – маляр, что когда-то красил здесь стены, видимо, посчитал забавным покрыть темно-коричневой краской и стекло.
К тому же, створка вся проржавела, окно давно заклинило, поэтому туалет практически никогда не проветривался. Находиться там долго не позволяли духота и застарелая вонь. Это, однако, не помешало компании второгодок старшей школы облюбовать этот туалет.
Туалет использовался ими не по назначению. Запершись там после уроков, они, в основном, убивали время за курением.
Игараси Анджи, как обычно, курил одну за другой и тушил сигареты о все подряд – стены, пол, раковины, лоб Хасимото Чоты, на котором уже почти не осталось живого места. На его длинном жилистом лице появлялась кривая ухмылка всякий раз, когда Чота морщился от боли.
Кагари Кен, по обыкновению отобравший у Хасимото рюкзак, шарился по его отсекам в поисках денег и всего, что захочется отобрать. Его темные глаза обычно хищно блестели в тусклом свете одинокой лампочки, стоило ему найти хотя бы одну купюру. Но теперь он, грубо выворачивая рюкзак, сосредоточенно разглядывал его содержимое – ни учебники, ни тетради, ни ручки и карандаши, выпадающие из него, не могли его заинтересовать.
Фуегучи Ута с улыбкой поглядывал на Чоту и по привычке лохматил свои волосы. Две недели назад они были синими, неделю назад – красными, теперь же стали непонятного не то коричневого, не то бордового цвета.
Фуегучи Ута не любил тратиться на качественную краску, и все его эксперименты с волосами заканчивались странными пятнами на шевелюре. В его частых покрасках для Хасимото все же имелся один плюс – в первые дни, пока основной пигмент исправно держался на волосах, парень легко проглядывался в толпе, а значит – у Чоты появлялась возможность вовремя ретироваться.
Настроение Накагавы не считывалось с его непроницаемого лица сразу. Для окружающих, в том числе и для Фуегучи, Кагари и Игараси, было настоящей задачей угадать, в каком духе он на этот раз. Зол ли, расстроен или, наоборот, доволен – на его лице словно застыло обыденное сдержанное выражение. Сунув руки в карманы и прислонившись к стене, он молча глядел в одну точку.
Сизое сигаретное марево неподвижно висело в воздухе, удушающий запах табака смешивался с душком сырости туалета и противным дешевым одеколоном Игараси.
Для Хасимото Чоты, с раннего детства страдавшего запущенной формой астмы, такое разнообразие запахов в этой душной бане – смерти подобно.
По его спине градом катился пот. Огромные мокрые пятна расползались по ткани рубашки в районе подмышек и живота. Пересохшие губы открылись, чтобы проглотить как можно больше кислорода. В районе солнечного сплетения саднило от недавно влетевшего туда носка ботинка Игараси, а колени болели от того, что уже второй час упирались в твердую гладь холодной грязной напольной плитки.
Хасимото Чота знал, что с ним происходит – каждой минутой его бронхи сужались и вырабатывали густую вязкую слизь, которая не пропускала в легкие воздух. Из-за этого он судорожно кашлял и хрипел. Со стороны могло показаться, что Чота испуган, потерян и не знает, что делать. Однако страха он не ощущал. Несмотря на свое положение, он стойко держался, не позволяя панике взять над собой контроль.