Читать онлайн Звёздная девочка

Пролог

г. Ванкувер, провинция Британская Колумбия, Канада.

Когда есть способность переместиться за долю секунды из пункта А в пункт В, да еще и когда неприлично опаздываешь на собственный праздник, лучшим решением, разумеется, будет этим даром воспользоваться. Но знали бы вы, как сильно я люблю этот мир и человеческие в нем возможности, насколько радуюсь бытовым мелочам, что каждый день строят жизнь, такую прекрасную и неповторимую, а главное – нескучную, разнообразную, порой приятно усложненную законами этой маленькой Вселенной, – тогда бы не удивились тому, что я делаю сейчас.

– Ай! Ч-черт!

Я прижимаю ладонь к передней косточке голени и морщусь от боли, подпрыгивая на одной ноге. А затем, с раздражением отпихнув с дороги коробку от нового блендера, в котором ждет своего прощального часа старый поломанный прибор, что подвел меня вчерашним утром, когда собиралась приготовить себе клубничный молочный смузи, я хватаю в прихожей ключи от машины и, в последний раз оценив свое отражение в зеркале, выбегаю из квартиры.

Выезжаю за город, впереди серая лента абсолютно прямой трассы; позади, в зеркале заднего вида, открывается тот же вид – пустая, будто бесконечная дорога. Ни единой машины в округе, а значит, самое время появиться на схожей пустынной местности в совершенно другой провинции.

Да здравствует Квебек!

Миг – и я на пути в Монреаль. Да-да, всё же иногда я пользуюсь своими хитростями. Но антураж езды на своем собственном мерседесе позволяет мне не обращать внимания на противоестественные трюки, закрывать глаза на внезапную смену пейзажа впереди и по обе стороны от меня и продолжать наслаждаться встречным ветром, откидным верхом, ловить кайф от скорости и от удивительной жизни на этой планете в целом.

Я касаюсь оправы солнечных очков на макушке и ниспускаю на глаза. С улыбкой провожу кончиками пальцев по стильной, просто невероятно красивейшей приборной панели своего нового золотистого родстера и сильнее давлю на педаль газа.

Обожаю длинные дороги. И обожаю скорость под двести. В случае непредвиденных преград всегда можно исчезнуть тут и почти без вреда настроению вынырнуть там.

Ах, жизнь так красива! Так интересна и уникальна! Мир великолепен, многогранен, в нем обалдеть как много красок, и я счастлива. Разве что у меня есть одна проблема – я одна. Конечно, у меня есть друзья – много-много друзей, – но того самого, который бы разукрасил мой мир еще и изнутри, я еще не встретила. Хоть и живу на этом свете, порядком, уже немало.

Нотр-Дам-де-Нэж поражает своей красотой. Особенно в октябре. Я въезжаю в этот дивный французский сад. Минуя мавзолеи и часовни в окружении огненных красок, еду по широкой автомобильной дороге под раскидистыми ветвями разноцветных осенних деревьев и нахожу нужное место и знакомые декорации вдалеке – сама, со всей любовью выбирала, – вокруг которого собрались люди в черных одеяниях.

Церемония погребения идет полным ходом.

Поправив легкими движениями пальцев волосы, в меру строгий пиджак и подтянув декольте черного элегантного платья чуточку вверх, я выхожу из машины и направляюсь к скорбящим. Пока иду, пытаюсь как можно лучше изобразить на лице траур.

Ах, какое несчастье! Какое горе!

Я вздыхаю про себя – попытка выдавить слезу ни к чему не приводит. Никогда не умела этого делать по заказу. Вынужденная прибегнуть к маленькой хитрости, бледнею до оттенка муки для наглядности, дабы не усомнились в моей искренности, и красных пятен вокруг глаз добавляю, дескать, я плакала всю ночь и всё утро.

– Это для всех нас стало ударом, – слышу я чуть печальный, но спокойный голос мэра, что, приобняв за плечи свою понурую дочь, вполголоса беседует с одним из детективов, присутствующих среди сотен других людей, пришедших сегодня сюда в знак уважения к усопшей.

Как же много народа! Я и половины собравшихся не знаю.

Детектив Гринвуд тем временем с хмурым видом участливо кивает, поддерживая разговор:

– Говорят, она страдала пять месяцев. Никому не сообщала о своей болезни. Поверьте, я сам узнал только, когда стало известно о ее смерти. Как и вы, не догадывался ни о чем. – А затем мужчина переводит взгляд на Кейси. – А вам, дорогая, она тоже ничего не сказала?

Девушка, с сочувствием взглянув на отца, делает глубокий вдох и наконец мотает головой, давая таким образом детективу молчаливый ответ. Мол, очень тяжело об этом говорить, простите.

Она не заметила моего присутствия. Мой взгляд скользит дальше, и я вижу лица своих друзей. Слева от гроба стоит мой брат, он узнал меня и со сдержанной полуухмылкой поднимает кисть, чтобы привлечь внимание и подозвать к себе. Мой любимый блондинчик явно скучает за неимением здесь знакомых: Молли не пришла, а Тьерри я и не стала ничего говорить о похоронах. Однако, подняв указательный палец вверх, я даю ему понять, что подойду чуть позже, и протискиваюсь к чете Карсон. Но на полпути меня перехватывает чья-то рука.

– Подождите, вы…

Я делаю шаг назад и становлюсь лицом к лицу с детективом Дюпюи. В лице Селин читается растерянность.

– Да? – делаю хриплым голос, лицо посмурнее. – В чем дело?

Всё же надо было надеть очки, а не оставлять их на сиденье в машине. Или надо было на время сменить внешность? Но я так этого не люблю – зазря пользоваться даром. Изменила лишь пепельный оттенок волос на карамельный блонд – но это не считается, ведь это мой настоящий цвет волос, по которому я просто соскучилась. Я вернула себя, только и всего.

– Оу… эм, простите… кажется, я обозналась. Вы так похожи на мою подругу… – Но вдруг качает головой, часто-часто моргая и будто пытаясь отрезвить рассудок, и поспешно добавляет: – Простите. Последние три дня для меня были просто ужасными. Всё случилось так внезапно.

Она замолкает, на миг задумавшись или уйдя в себя. Не могу смотреть в ее глаза. Человек она хороший, справедливый и честный. Селин как никто другой заслуживает место главного инспектора, что освободилось недавно. Ей эта должность по плечу, в нее я верю.

– Я понимаю вас. Ничего страшного.

Хотелось бы поскорее скрыться от этих прозорливых бледно-зеленых глаз. К счастью, в этот скорбный день женщина и в самом деле не в форме, иначе я тут же показалась бы ей подозрительной и на меня бы посыпались вопросы.

– Мы ведь с вами незнакомы, – вопреки моим думам, неожиданно произносит Селин, смахивая пальцами набок светлую челку и внимательным прищуром уставившись на меня.

Иногда мне кажется, что эта мадам куда лучше меня умеет читать людей по глазам. Но, к моему спокойствию, это лишь иллюзия. Это ее профессия, напоминаю я себе: читать и раскалывать нарушителей закона. А раздеть до души – это сугубо моя прерогатива. Никто другой на это не способен – и какое же это счастье!

– Да, не знакомы, – киваю я, храня траурный облик и ничем себя не выдавая. – Но я слышала о вас. Моя бабушка много о вас говорила.

Она, смягчившись, вновь отпускает профессиональную хватку и удивленно шепчет:

– Ваша бабушка… – Селин не договаривает и красноречиво косится на гроб, к которому поочередно подходят люди, дабы попрощаться.

– Да, – подтверждаю с тихой горечью.

– Ох, я даже не знала, что у нее две внучки, – озадачивается она, невольно обратив взор на Кейси, думая, что та моя сестра. – Почему же она мне не сказала? А вы ведь в самом деле на нее очень похожи.

Грустные глаза вновь изучают мое бледное с красными пятнами лицо.

– Нет-нет, – спешу возразить я, – она моя двоюродная бабушка.

– Да? – не перестает удивляться Дюпюи. – У нее была сестра, а я и не знала… Или брат?

– Сестра, – нагло вру я. – Изабель.

– Изабель… – повторят она бездумно, а потом, опомнившись, вежливо интересуется: – И где же она? – Начинает оглядываться. – Вы пришли вместе? Почему бы нам не познакомиться?

– Она умерла два года назад, – осаждаю я энтузиазм собеседницы, и та виновато поджимает губы. – Как и моя мама. Обе погибли в автокатастрофе. Мы жили в северной части страны. В Юконе. Метель, скользкие дороги, почти нулевая видимость. Сами понимаете: итог – лобовое столкновение.

Всю свою жизнь лгу, научилась не краснеть.

– Ужасно, – Селин качает головой и уже который раз вздыхает. – Как же это ужасно, когда близкие нам люди уходят раньше времени.

А ты будто знаешь, когда им надлежит уйти. Все живут на этой планете столько, сколько нужно, за исключением случаев, когда их намеренно выпроваживают из этого мира по причине несоблюдения кодекса человечности или… неважно.

– И очень больно, – добавив в голос слез, строю из себя бедную сиротку, которая за последние годы то и делает, что теряет самых близких. – Вы простите меня, но мне нужно переговорить кое с кем. – Я кладу ладонь ей на плечо и мягко прошу, искренне сопереживая ее утрате и, возможно, своей тоже: – Держитесь.

И ухожу к семейке Карсон. Анабель и Габриэль, к которым подошла их дочь Корделия.

– Здравствуй, Делла, – сдержанно подаю я голос, пристроившись сбоку и печально уставившись на гроб, и девушка резко оборачивается на мой голос. Поглядываю косым взглядом на друзей. Мистер и миссис Карсон тоже поворачивают ко мне головы, в их глазах плавают искорки ехидства, однако они предельно тактичны и придерживаются всеобщего настроения. Уныние, печаль и подавленность – визитная карточка это меланхоличной церемонии.

– Ана, Габри, – киваю я им, и они с едва уловимой улыбкой кивают мне в ответ. Но выражение лиц остается беспристрастным.

– Ты здесь, – нервно посмеивается Делла, но тотчас меняется в лице, мрачнея и говоря тише. – Поверить не могу, что ты пришла.

– А ты? – встав вполоборота к ней, спрашиваю я лукаво. – Что здесь делаешь ты, моя дорогая? Разве у тебя не медовый месяц в Турции? Аарон в курсе, что ты здесь, или опять отлучилась на полчаса в туалет?

С тех пор, как эта девчонка познала все азы портации без порталов – посредством силы желания, – за этой попрыгуньей-стрекозой не уследишь. Возьмет и исчезнет прямо из туалета или ванной. Погуляет, посетит лекцию в университете, сделает еще какие-то свои дела где-то далеко за океаном, за тысячи километров от того места, где ее, ни о чем не подозревая, ждет близкий человек, – и в конце концов вернется обратно, чтобы как ни в чем не бывало продолжить приятное общение.

Делла едва не закатывает глаза, но держится, не смеет улыбнуться. Правильно, мы на похоронах как-никак.

– Нет, туалет не прокатывает. Сама знаешь, он вампир, всё слышит. В том числе и мое отсутствие в радиусе трехсот метров. Так что в этот раз я оказалась умнее и, вооружившись корзиной и более-менее подходящим платьем, – глазами указывает на темный хлопковый сарафан, который больше подходит для жаркой Антальи и совсем не соответствует погоде Монреаля, ибо в этот час здесь немного ветрено и пасмурно, – "отправилась на рынок за самыми свежими продуктами". Буду готовить ему ужин.

Корзины в руках не вижу, и она поясняет, поводя головой в сторону:

– Оставила там, у подножия дерева.

– Что ж, спасибо, конечно, но приходить было правда необязательно.

– Серьезно? – выразительно вскидывает брови, складывая руки на груди. – Думала, я пропущу такое событие? – Потом кивает подбородком в сторону усопшей. – Кстати, не знаешь, почему наша дорогая подруга вдруг ни с того ни с сего решила покинуть нас? – И хитро на меня смотрит.

Я пожимаю плечами.

– Не знаю… Наверное, устала жить. Старая стала, некрасивая – зачем это всё? Да и время пришло.

– Ну да, – отзывается, находя в словах моих резон. – Старость никому не в радость. Особенно долгая.

– Чем планируешь заниматься? – вступает в беседу Габриэль. – Что-то уже подыскала в Ванкувере?

– Не-а, – легкомысленно отзываюсь я, медленно двигаясь за людьми к гробу. Карсоны идут бок о бок. – Пока в свободном плавании. Может, рядовым детективом поработаю. Устала быть большим боссом.

– Конечно, устанешь, – Ана берет меня за руку и тихо шепчет на ухо. – Ты пятнадцать лет шеф, работа нервная. А я беременна всего лишь несколько месяцев, и уже устала, меня постоянно кидает из крайности в крайность. От слез до бешенства. От восторга до "не хочу жить"…

– Ана, что ты такое говоришь? – с мягкой укоризной смотрит на нее муж, который всё слышал. – Я сглаживаю твой характер как могу. Делаю всё, чтобы тебе было хорошо.

– Да, но мою генетику тебе не исправить, – шикает на него Анабель. Но за этим тоном кроется недовольный вопрос: зачем подслушиваешь? Это наши девичьи секретики!

Русалки очень чувствительны. Во время беременности их очень легко вывести из себя и вогнать в бесконечную тоску. Так что, Габри, молчи и во всём соглашайся, если не хочешь депрессивную жену. Береги ее нервы и сердце, они не железные. Но ты ведь это и так знаешь, ты фей. Влюбленный фей, а значит эмпат, который остро чувствуют свою половинку: все всплески эмоций, все перепады настроения любимой. Как говорится, и в горе, и в радости. Столь банальное выражение в этой паре приобретает самый что ни на есть буквальный характер.

В этот момент Делле звонит муж, и она, извинившись и перекинувшись парочкой саркастических слов с отцом, отходит от нас. Прежде чем та уходит к дереву, с трудом пробираясь сквозь толпу, я успеваю услышать: "Делла, где ты? Уже поздно, я начинаю волноваться. – (Верно, там уже поздний вечер.) – Ты там весь рынок решила обчистить? Боюсь, в ту маленькую корзину, что ты взяла, даже арбуз не поместится. Погоди-ка, это что за похоронная музыка там играет? Ты где?!.."

Ох, чувствую, надвигается бурный медовый скандал. Ничего, Аарон тоже в силу своей особенной природы по желанию способен считывать эмоции – не допустит депрессии своей "маленькой русфеи". Такую истинную пару еще поискать надо, любовь этих двоих – самое прекрасное, что я видела за все свои годы. Пожалуй, Ана и Габри, Делла и Аарон – мои любимые эталоны союза между мужчиной и женщиной.

Как бы… и мне так хочется. Очень хочется взять и влюбиться, не боясь последствий. Желчи отца, например. Его постоянных каверзных игр. Как выкинет фортель, хоть стой, хоть падай. Или об стенку бейся. Видите ли, не устраивают его мои кавалеры. Будто этот хитрый лис знает, кто моя истинная пара и молчаливо хранит сию тайну. А может, даже намеренно прячет от меня, не дает встретиться с этим мужчиной. Отводит каждый раз с моего пути. А может, давно наши дороги стали параллельными из-за вероломного вмешательства кое-кого в наши судьбы, которым стоило бы уже наконец переплестись. Сколько мне еще ждать? Или мой мужчина сотни лет уже проживает в Раю, а я застряла тут! Ну, спасибо, папочка! За то, что запер меня в этом мире! Я веками буду помнить эту твою "забавную шалость".

Люди в костюмах и строгих платьях с важным видом читают лицемерные и приукрашенные речи. Не вслушиваюсь – из века в век слушать одно и то же претит, если честно. Пусть слова и обстановка меняются – суть всё та же.

Я подхожу ближе к гробу, кидаю горсть холодящей кожу земли и встречаюсь взглядом с Кейси. Отступаю в сторонку, давая глазами ей понять, что хочу поговорить.

– Ты не пришла в церковь, – замечает она.

– Не могла решить, какие туфли надеть, – с иронией оправдываю я свое опоздание, чуть согнув ногу в колене и демонстрируя боковой профиль утонченной обуви. – Скромные лодочки или черные лакированные лабутены.

Она бросает взгляд вниз, на мои туфли с красной подошвой, и усмехается себе под нос. Мы весело переглядываемся.

– Кто это? – спрашиваю я у нее через минуту, испепеляя взглядом Винсента и белокурую молодую девушку рядом с ним, которая нагло вцепилась обеими клешнями в мужское плечо. И снова этот недо-мэр ведет беседы с каким-то должностным лицом. Будь, мужиком, прояви уважение, в конце концов. Не тетку малознакомую хоронишь! Ах, Винсент, Винсент, ведь не плохой ты человек. Только вот и хорошим язык не поворачивается назвать. Что в свое время в нем нашла Алисия? Видимо, все-таки что-то этакое нашла, раз полюбила сильно. Но истинную пару она так и не встретила. Да, увы, не все на этой планете находят тех самых, очень часто ошибаются, выбрав в спутники жизни не тех.

– Папина невеста, – зло фыркает Кейси. – Наоми Скотт. С утра сегодня познакомил. Заявилась с чемоданами, едва… едва ты ушла! Предатель! А как же мама? Прошло всего чуть больше года с того дня… – Она смахивает слезу и прикусывает нижнюю губу.

Я тоже скучаю по Алисии. Хоть у меня и есть возможность увидеть ее снова, я никогда не пойду на поводу Яна и не сделаю того, чего он так сильно от меня хочет.

– И в кого ты у меня такая?

– Какая?

– Эмоциональная, – вздыхаю я. – Не расстраивайся, моя милая. Я этой мымре крашеной веселую жизнь устрою. Нескучную.

– С этим я и сама справлюсь. В доме Тёрнеров есть место только для одной из нас. Посмотрим, кто из нас выиграет. – Она, напустив зловещий вид, направляет указательный и средний пальцы сначала на свои глаза, а затем на взглянувшую в эту секунду в нашу сторону Наоми. Мол, я слежу за тобой, детка. Бойся меня.

Невеста мэра хмурится и отводит глаза, вновь включившись в беседу мужчин.

– Не торопись, для начала я загляну в ее душу. Посмотрю, что она за человек. А потом, если окажется, что мисс Скотт совсем плоха, делай, что хочешь. Разумеется, в пределах допустимого.

– Конечно, бабушка, – шепчет она, заговорщически склонившись к моему уху.

– Тише, Кейси, – предостерегаю я ее. – Ты не забыла, мы на похоронах?

– О да, обожаю этот день, – продолжает она шептать и кивает на похоронные венки. – А как тебе мой розовый венок? Твои любимые кремовые розы, сама лично заказывала. Тебе нравится?

– Нравится, Кейси, – киваю я, – нравится.

Оборачиваюсь через плечо и, не увидев никого возле большого клена, сообщаю: – Делла уже ушла. Вы успели повидаться?

– Что? – начинает озираться по сторонам. – Делла была здесь?

– Недолго. Уже телепортировалась обратно к Аарону.

– Почему ты мне сразу не сказала? Я так давно ее не видела!

– Кейси, прошло три недели со свадьбы.

– Да, но я хочу так много всего ей рассказать. Про каникулы в Мексике. Про парня, которого там встретила. Со всеми этими свадебными хлопотами нам толком и не удалось поговорить.

– Успеешь еще, расскажешь. Вот вернется из Антальи, наговоритесь еще. – И я мягко поправляю ее шелковистые волосы цвета шоколада, коснувшись локона, лежащего на груди. Красавица моя!

У нее вдруг загораются глаза:

– Как думаешь, они там бейбика заделают? Нестерпимо хочется стать крестной.

– Ох, Кейси, ты бежишь впереди паровоза. Дай ребятам насладиться друг другом. Они едва поженились. Да и в подобных браках, что у них, дети – редкость. Иначе говоря, дети – это дар божий и драгоценность для вампиров и фей.

В таких семьях дети нежеланными не бывают. Они словно дождь в пустыне, их ждут независимо от того, думать о них днями и ночами или нет. Благодать она и есть благодать, на нее тайно надеются, но продолжают жить и без нее, раз на то воля божья.

– Знаю, просто было бы здорово… Мой отец смотрит на нас, – торопливо вещает внучка шепотом, резко обрубив предыдущую тему беседы на половине фразы. – Давай сделаем унылые лица. Мы всё-таки тебя хороним, бабушка. Ах, мне так жаль! Так жаль, бабушка, что ты у меня, такая хорошая и красивая, умерла.

Я смотрю на нее с укоризной.

– Что? – беспечно дергает плечом. – Ты же умерла. Или решила сознаться моему отцу, что ты не моя кузина, а его тёща? Живая и чертовски молодая, стоит здесь и слушает собственную панихиду?

– И в кого ты у меня такая? – мои губы дергает едва уловимая улыбка.

– В тебя, Даниэль, – отвечает с гордостью. – В тебя.

Я кидаю взгляд на розовато-серую стелу каменного надгробия, дожидающегося своего часа. На нем выгравирована свежая надпись:

"Даниэль Лабарр"

Издержки бессмертной жизни – время от времени приходится умирать.

Глава 1. Обещала себе не привязываться, но…

Какая я? Разная!

В меру эмоциональная, иногда ироничная, чуточку мстительная и капельку взбалмошная. Большую часть времени уравновешенная и взрослая, но не всегда. Злюсь, обижаюсь, лицемерю, могу нагрубить и выкинуть еще чего-нибудь похлеще, если меня довести и внаглую ходить по моим нервам, как по цирковым канатам. Ошибаюсь, как все люди, и временами делаю то, о чем впоследствии жалею. Как в это утро, когда я просыпаюсь и вижу в своей постели незнакомца!

Обычно я разборчива в связях, но, видимо, прошлая ночь стала не самым приятным исключением. Безбашенная Даниэль – бывает и такое, я не прочь поразвлечься, однако…

– Какого черта?! Ты кто, парень?! – Я тормошу этого Геракла за десятикилограммовый бицепс, но когда тот в ответ лишь поворачивается набок, потянув на плечо край одеяла, и начинает причмокивать губами в сладком сне, я голой пяткой со всей дури отправляю этого соню целовать пол.

Одеяло туда же – мужчина в нем запутался, пару раз обернувшись вокруг себя и завернувшись в кокон. Зато падение смягчило. Хотя с таким-то телосложением вряд ли ему это было нужно. У него все мышцы каменные.

Слышу стон. Однако! Хм, смотри-ка, не каменные.

Пока в спешке натягиваю лиф, пытаюсь вспомнить вчерашний вечер. Похороны днем, разговор с Люцифером – обещала на днях заглянуть к нему в кафе; противный человечек у ресторанчика на углу – налетел, обозвал, сорвался, торопился, дочь попала в аварию, прощен. Идем дальше. Встреча с Молли. Клуб! Я была в клубе, и эта авантюристка подсыпала мне что-то… Нет, исходя из проясняющихся с нечеловеческой быстротой воспоминаний, я в ту же секунду, как стакан оказался в мой руке, интуитивно определила, что в коктейль добавлена травка забвения. Та, что в ходу в клубе Вэнса, в Монреале.

Как эта сладкая дрянь попала в наш город? Да опять студенты Академии Одаренных дилерами подрабатывают, больше некому! Им, выходцам из других миров, вечно приключений на их любопытную веселую задницу не хватает. В стране куча способов заработать местные деньги, а они из города в город скачут по порталам и распространяют эти наркотики.

Вреда, правда, от них нет, и ты почти контролируешь свои действия, только вот сила твоих тайных желаний возрастает в сто крат, и ты делаешь то, что хотел сам, но храбрости в себе не находил. Травку забвения среди обитателей ночных клубов уже называют просто "смельчак", настолько она вошла в массы. Единственная неприятная вещь – это потеря памяти. Человек не помнит, что делал под воздействием дури. Кто-то скажет, что это побочка, можно было бы и без нее, но и так класс! Адреналин гудит в голове еще долго, заставляя в следующие два дня творить приятные безумства уже без забвения и с трезвой головой. Реально раскрепощает и стирает комплексы. Фактически притупляет страх, который в людях копится годами, с самого детства. Люди вечно чего-то боятся, это самая большая проблема человечества.

А кто-то, кто попробовал в первый раз эту штуку, – считает амнезию прекрасным способом борьбы со стыдом. Ведь не каждый осмелится признаться даже самому себе в содеянном им непотребстве. Лучший вариант для таких – не помнить.

А если регулярно принимать – вырабатывается устойчивость, организм привыкает и перестает блокировать память! Ребята уже осознанно выбирают смелость, принимают "смельчак", и на утро память медленно к ним возвращается. Даже самые стеснительные тихони и интроверты-интеллектуалы находят этот препарат полезным в какой-то степени, ибо тот открывает для них новые горизонты, расширяя восприятие мира и рамки дозволенного консервативным умом, который – они сами это признают – мешает им раскрыть весь свой потенциал и выпустить наружу запертые чувства.

И судя по всему, такой препарат выпила вчера я намеренно. Уговоры Молли были безусловно действенными, но, увы, травку я захотела принять сама. Праздник, видите ли. Начало новой жизни и всё в таком духе.

Только вот когда до дна осушала бокал, я не думала, что моей жаждой станет секс с неким подобием божественной сути. Великан, а не человек… Кажется, в беседе упоминалась игра в баскетбол. Ладно, понятно, почему он так вымахал. Непонятно другое – зачем мне он? Зачем мне сто килограмм мускулистого тела? Я люблю баскетбол, это да, но не… ЭТО. Не качков.

Это чудо поднимается и смотрит прямо мне в глаза. С недоумением, типа "не понял, а как я оказался внизу?".

И тут я понимаю, почему из всех людей в клубе я выбрала его. Чистая душа. Не грязная, добрая, голубая. Как у моей подруги Деллы. Один на миллион, да еще и простой человек.

Ох… Вся моя злость испаряется, и я, присев на краешек в легком шоке, неуверенно улыбаюсь, продолжая изучать его изумительно красивые глаза. Серые, с темными крапинками. За которыми скрыт необычайный душевный мир.

– Чай или кофе? – наконец спрашиваю я.

– Эм… чай.

Одеяло валяется в его ногах, а сам он совершенно голый. А когда память подбрасывает то, чем мы занимались этой ночью… нет, я не краснею, не смущаюсь, а откровенно любуюсь этой прекрасной наготой, улыбаясь шире и подумывая о том, что, пожалуй, мне бы хотелось продолжить с этим редким экземпляром тесное общение. Да, он не моя истинная пара, но… я верю, с ним мне будет хорошо.

И как же он горяч в постели! Голову мне вскружил и сладостью наполнил. Ух, а что он вытворял своим языком! Зацеловал меня прямо, ни одного сантиметра нетронутой кожи не осталось.

– Обожаю парней с приличным вкусом. Я тоже люблю чай.

– Да, – чуть озадаченно хмурится он, пройдясь пятерней по взлохмаченным волосам, – ты говорила. Вчера. Когда я предложил тебе мохито.

Говорила? Да-да, точно, вспомнила момент знакомства.

– Да, я помню, – бросаю непринужденно.

Джей Фойзи, небезызвестный фотограф. Он подсел ко мне, когда я сидела у бара и смеялась над тупой шуткой Молли. Заказал мне малиновый мохито, верно. Помню также привкус лимона и мяты. Было вкусно.

Кинув взгляд на свой член, мужчина тут же прикрывает его ладонью, а затем быстро наклоняется и подбирает с пола свои трусы.

– Прости, – усмехается он.

Такой хорошенький, и я ему нравлюсь. Вчера я сорвала джекпот, надо же.

– Ничего, утренний стояк, я понимаю, – говорю, не переставая улыбаться, вставая в одном белье и направляясь к стойке с пластмассовыми плечиками.

– Тебя мне не забыть, – доносится за спиной задумчивое бормотание, и я делаю вид, что не расслышала.

– Ты что-то сказал? – перебирая плечики с одеждой, оборачиваюсь через плечо и вижу, как парень застыл со штаниной, натянутой до колена лишь на одной ноге. Пальцы сжимают ремень в петлях. Взгляд, до того как я обернулась, похоже, позабыв обо всём на свете, изучал мое тело… либо канул в прошлую ночь и наслаждался сценами, где это самое тело очень громко и ярко фигурировало.

"Я держал это тело в руках, – говорят его теплые серо-зеленые глаза. – Всю ночь её касался. Загадочную девушку Даниэль, что так красиво смеялась, когда я её увидел. Совершенно случайно заметил, а ведь уже было собирался уходить… Я влюбился в ее гибкость, влюбился в мудрость глубоких карих глаз. Я не понимаю, что со мной происходит. Словно тормоза отказали. А ведь раньше ни разу ни с кем не сближался так быстро. Всего за одну ночь. Как так получилось?"

– Только то, что ты очень красивая, – отвечает он вместо тысячи слов, улыбнувшись и продолжив одеваться.

Коротко усмехнувшись под нос, я мягко сообщаю:

– Мне нравится твоя тактичность. Но если тебе от этого будет легче, я тоже не из тех, кто спит с первым встречным. Обычно я начинаю с обычного свидания. Кино, рестораны, пикники на крыше. Неспешная прогулка под луной и душевные разговоры. Что-то вроде "узнаем друг друга получше". Но вчера что-то пошло не так. И… – проникновенно смотрю ему в глаза, – знаешь, я не жалею.

Его удивила моя проницательность.

– Я тоже, – слегка робея и прочищая горло, заверяет серьезно.

Нет, я не умею читать мысли, за меня это делает моя интуиция, которая никогда не ошибается и достраивает картину по одним лишь эмоциям, видимых мною в чужих глазах.

– Я это поняла.

Я вновь становлюсь спиной к парню. Выбираю домашнюю одежду. Шелковый халатик приятно обхватывает плечи, струится по телу, заканчиваясь на середине бедра, и я, не оборачиваясь, неторопливо завязывая пояс в легкий узел на животе, иду на кухню.

Через пару минут в комнату входит Джей, в обтягивающей рельефный торс серой футболке и брюках цвета хаки.

Я завариваю малиновый чай, парень подходит сзади и обнимает меня за талию, прижавшись носом к виску.

– Ты приятно пахнешь. Как будто нежный цветочек.

– Какой цветочек? – Я замираю с щекоткой любопытства в груди. Пальцы опущены на маленькую крышечку керамического чайника и неподвижно вбирают в себя тепло нагревшейся горячим напитком посуды.

– Тот, который растет где-то очень далеко. Который не известен ни мне, ни кому бы то еще. Будто даже не на земле. Странное чувство. – Миг, и он усмехается над своими словами, думая, что сказал глупость.

Не глупость. Там, откуда я родом, на самом деле живут цветы, которыми я пахну. И это просто удивительно – слышать такое от обыкновенного человека. Он, сам того не зная, попал в точку.

– Как насчет того, чтобы провести этот день вместе? – предлагает Джей, вдруг развернув меня к себе. Рассматривает каждый сантиметр моего лица, будто всё еще вдоволь не насмотрелся, и останавливается на глазах. – Что скажешь? Или у тебя были дела на сегодня? Кстати, чем ты занимаешься? Вчера мы пропустили этот момент. Но что нам мешает исправить это сегодня, правда?

Его наивный интерес и бодрая улыбка располагают к себе. Очень даже. Хочется всё ему рассказать. О себе. О мирах. И вновь о себе.

Ну почему он такой хороший? И почему не для меня созданный? Надо будет потом помочь найти ему ту самую, мало ли когда запланировано пересечение их дорог. Два года? Пять? Десять? Думаю, надо будет ускорить этот процесс. Ведь такая чистая душа, как никакая другая, заслуживает счастья. А пока… пока этот парень полностью мой.

Я встаю на носочки и нежно целую его. Джей тут же берет всё в свои руки и врывается в меня языком. Проникает глубже. Настойчиво. Крепко. Забирая мой воздух себе.

Губы опухли, губы искусаны, губы кричат "только не останавливайся!"

И сама же первая разрываю поцелуй. Нас ждет завтрак и малиновый чай. Но мне не дают уйти. Притянув к себе снова, он удерживает меня рукой за затылок, и я сдаюсь, приоткрывая рот и с тяжелым дыханием впуская горячий язык внутрь. Голова идет кругом от одного только поцелуя. Как жаль, что это продлится недолго. Как жаль…

Скольжение рук по телу, танец прикосновений, рык мужского желания, и нас уносит далеко-далеко. Мы забываем и про чай, и про застывшие в воздухе вопросы, оставшиеся без ответа.

Часом позже, когда мы, приятно уставшие, лежим в постели, я счастливо улыбаюсь, объятая огромными лапищами и прижатая к могучей груди. Твердой, как камень. Что придает мужчине еще большую сексуальность. И силу.

Я люблю сильных мужчин. Наверное, я, как и Делла, нахожу в них спасение. Иллюзию постоянства и защиты. Осознание этого каждый раз приходит болезненным уколом в сердце. Почему иллюзию? Потому что сильнее моего отца нет никого во Вселенной. И от него у меня нет защиты, как бы мне ни хотелось думать иначе.

– Сегодня я совершенно свободна. И завтра тоже. Честно говоря, я уволилась несколько дней назад и пока не нашла, чем хотела бы заниматься. В общем, я в поисках лучшего. – Я тихонько смеюсь, отпуская неуместное напряжение и откладывая мысли в долгий ящик.

– Тогда… – Джей заглядывает в мои смеющиеся глаза, – что ты скажешь, если сегодня мы отправимся на гору Граус? Скайрайд, кафе, живописные виды. Как тебе такой план? Пусть это будет нашим первым свиданием, раз мы вчера оба так оплошали, – посмеивается он, притягивая меня ближе и чмокая в носик.

– По-моему, замечательная идея.

И я, счастливая, тянусь за настоящим поцелуем.

Путешествие в горах я люблю. Наверное, поэтому я когда-то выбрала этот город своим вторым домом. Город, в который возвращаюсь всегда. Из года в год. Именно сюда я когда-то попала случайно. Под небом Ванкувера началась моя жизнь на Земле, правда, в то время этого города вовсе не существовало. И, если быть откровенной, эта жизнь просто замечательная. Да, скучаю по маме, скучаю по дому, но красота этого мира восполняет пробелы с лихвой.

***

Прошла неделя с начала наших с Джеем отношений, и я начала думать, что на этот раз всё обойдется. Что ничто не встанет между нами. Но я ошиблась. Так сильно окунулась в эти мягкие воды, позволив себе расслабиться и закрыть на всё глаза, что не видела, как на поверхности вовсю уже штормит и кидает обломками кораблей. Но стоило сегодня открыть их – глаза, – как я тут же оказываюсь одна в холодных и темных водах пустынного океана. Он опять всё разрушил. Мой отец.

Я крепче сжимаю большой бумажный пакет с продуктами перед собой, непроизвольно впившись в него ногтями и, кажется, разрывая коричневый худой картон. Пальцы, пробив дырки, упираются в прохладную бутылку красного вина и мнут твердую кожуру ананаса. Где-то там же ютится пластмассовая упаковка с клубникой.

– Эм… дайте угадаю, вы ошиблись дверью? – спрашивает парень участливо, с доброй снисходительной улыбкой. – Вы моя новая соседка? Я слышал, надо мной сменились жильцы… Так выходит, это вы? Перепутали этажи?

Ничего не отвечаю и почти не вслушиваюсь. Меня добила еще предыдущая его фраза.

"Простите, мы знакомы?"

Вот, что Джей спросил, когда я позвонила в его дверь. Ян стер ему память обо мне.

Я до боли прикусываю губу, только бы сдержать слезы. Обещала себе не привязываться, но…

Каждый раз это так больно.

– Что с вами? – Он замечает мои слезы, и я со злостью мысленно кричу на себя: "Очнись, Даниэль! Ты знала, что всё закончится чем-то подобным". – Послушайте… из-за чего бы вы ни плакали, ни одна проблема… – Джей замолкает на секунду, когда его взгляд падает на набор для романтического ужина в моих руках, – ни один мудак не стоит ваших слез, поверьте.

Ян не дал мне и шанса с ним. Такое было лишь дважды: с моей первой любовью, и когда я за рекордные три дня влюбилась в деда Кейси. В тот раз отец поступил так же – вырвал меня из памяти Гэри. А когда я пыталась знакомиться с ним вновь и вновь, Ян начал забирать его память ежедневно. Тот период я вспоминаю с содроганием. Это был самый настоящий Ад. Я боролась за любимого человека целый год, изо дня в день. А потом сдалась, такие отношения выматывали меня. Когда Гэри почти каждое утро спрашивал меня "кто ты?", это по-настоящему убивало меня. Казалось, еще чуть-чуть, и от моего сердца ничего не останется. И я ушла. Беременная Алисией.

И вот спустя много лет ситуация повторяется. Я нашла еще одного идеального парня, привязалась, быть может, даже влюбилась. Но стоя здесь, в коридоре, напротив Джея, я понимаю, что виновата сама. Не следовало впускать этого мужчину так глубоко в свое сердце. Ян предупреждал: чем сильнее мои чувства к парню, тем больнее мне будет потом.

Нет, я давно уже поняла: на самом деле моя любовь не играет никакой роли. Отец элементарно увидел, что Джей так просто не откажется от меня. Ни при каких условиях. Как бы Ян того не запугал, Джей останется со мной до конца. Не сбежит. Не испугается. Потому что он заботливый, верный и по-настоящему любит меня. И единственным выходом для отца стало – обрубить всё в корне, то есть заставить мужчину забыть обо мне. Будто меня и не было никогда в его жизни, а значит, и некого так сильно любить и оберегать.

Именно поэтому Ян избрал для меня такой урок. Будь на месте Джея любой другой, он легко избавился бы от него. Рассказал бы ему, кто я такая. Кто он такой. И в лучшем случае, у парня произошел бы временный психический сбой и тот бежал бы от меня со всех ног. Бывало, на другой континент. А в худшем – человек, с внезапно проснувшимся темным желанием всем поведать обо мне, так сказать, раскрыть миру мое удивительное существование, получал мгновенную карму. Мог совершенно случайно попасть под колесницу, под машину, упасть насмерть с лошади, из окна. Или сосулькой по голове получить. Таким образом отец демонстрировал мне, что эти ничтожества недостойны его младшей дочери. Что эти мужчины никогда не любили меня так, как я этого заслуживаю.

Только вот такие, как Джей, – исключения. И отец никак не объясняет мне причин, почему он так со мной поступает. Почему, если и Гэри, и Джей, и Вильям из далекого прошлого действительно меня любили? Неужели всё дело в том, что никто из них не является моим избранным? Так ведь отец сам не позволяет мне С НИМ встретиться! Что ему от меня нужно? Что?! Если сам он прекрасно обходится без любви, это еще не значит, что я могу так же! Чего Ян хочет?! Зачем мучает меня?

Я устала. Я просто… просто устала бороться.

Делаю шаг к Джею и молча впихиваю ошалевшему мужчине пакет, разворачиваюсь на шикарных лабутенах и ухожу прочь из этого дома.

Глава 2. Странная

г. Ванкувер, Канада.

Домой возвращаюсь лишь под утро – всю ночь каталась по городу. В какой-то момент даже оказалась в Сиэтле. А потом с откидным верхом по ночной трассе до побережья. Тихий и спокойный Third Beach, босиком по песчаному пляжу. Соленый ветер в лицо, марафон слёз и пустота, заполнившая всю меня с восходом солнца.

В ленивой прострации поднимаясь на третий этаж, я случайно сталкиваюсь со своим соседом из квартиры напротив. Он будто вывернул из ниоткуда.

– Прошу прощения! – раздраженно, но не грубо бросает он, схватив меня за плечи, торопливо придав моему телу равновесие и побежав дальше.

– Где-то пожар? – кидаю я вслед без особого энтузиазма. Но темный затылок мужчины в моем фокусе и не думает останавливаться. Ну и черт с тобой.

Я поворачиваюсь к своей двери, достаю ключи из кожаной куртки и вхожу в квартиру. На кухне готовлю лимонный чай с листьями мяты. Механическими движениями открываю ящики, захлопываю дверцу холодильника, наливаю воду, вытряхиваю старую заварку из чайника в мусорное ведро… в котором мешок с органическими отходами уже переполнился.

Отстраненно вздыхаю, выдергиваю пузатый пакет с мусором из-под раковины и, не тратя времени на узел, прямо так перемещаю в мусорный бак, стоящий внизу под моими окнами. У меня нет никакого настроения заморачиваться по этому поводу и спускаться три этажа вниз, чтобы собственноручно открыть крышку бака и закинуть в него этот грёбаный пакет.

Не проходит и двух секунд – через плохо прикрытое окно в спальне на кухню залетает едва слышное ругательство.

– Какого демона?! – орут внизу, и я пулей влетаю в комнату. Поднимаю оконную раму и, перекинув ногу через подоконник, быстро перешагиваю на пожарную лестницу. Схватившись за железный поручень руками, наклоняюсь и подаюсь вперед. Повертев головой по сторонам, наконец смотрю в сторону баков, куда выходит окно второй спальни.

– К-хм, – прочищаю горло и хмурюсь. Неловко вышло. – Эй! Что вы там делаете?!

Растерянно озирающийся сосед поворачивается в мою сторону. На его темных волосах красуется часть моих органических отходов. Заварка, кожура от апельсина, лимона и, кажется, еще сморщенные лепестки засохшего букета кремовых роз. Надо было хотя бы завязать пакет.

– Какой-то болван сбросил мусор прямо из окна! – выплевывает он, перестав кидать подозрительно-недовольные взгляды в каждого прохожего и задрав голову вверх, вероятно, чтобы разглядеть в одном из окон злостного хулигана. Потом бросает это бесполезное занятие и с омерзением начинает убирать с головы пищевые отбросы.

– Это я уже поняла. Вопрос в том, что вы там делаете?

– Ищу кое-что, разве неясно? – И мужчина снова ныряет в зеленый бак.

– Просроченный майонез или сыр с плесенью? – не могу удержаться от иронии.

– Ага, заглянул крайне уважаемый гость. Надо чем-то кормить.

С моих губ срывается короткий смешок. Смотрите-ка, а он с чувством юмора.

– Серьезно, парень, что ты пытаешься найти?

– Моя домработница по неосторожности и крайней невнимательности выкинула очень дорогую для меня вещь, – отвечает он вкрадчивым тоном, высунувшись на мгновение из коробки. – Это я и ищу! – И вновь его не видно.

– Очень сомнительно, что вы ищете кулинарные изыски или что-то в этом роде. Пробовали искать в других баках?

– Пробовал. В соседнем.

– В зеленом? – переспрашиваю я, скосив глаза на полупустой бак с картонным хламом.

– Да, их тут только два. В первом ничего нет.

Мы так и болтаем: я – сидя на балке пожарной лестницы, а он – с упорством енота проверяя каждый сантиметр мусорного пространства.

– Вы уверены, что ваша вещь именно в зеленом контейнере?

– Думаете, моя домработница меня обманывает? – Снова на секунду вылезает наружу и одаривает скептически-снисходительным взглядом. Мол, меня обмануть невозможно, детка. Я чую ложь невооруженным взглядом.

– Нет. Но она могла перепутать, – пожимаю плечом и… тут совсем некстати меня осеняет, что не так с парнем. Я его не вижу! Я не обратила на это внимание там, в коридоре, когда мы столкнулись, потому что была слишком подавлена ситуацией с Джеем.

Шок, дезориентация, неосторожное движение, я срываюсь с поручня и лечу спиной вниз.

– А! – слышу я собственный нелепый вопль длиною в долю секунды и, заткнув себя и быстро сориентировавшись в пространстве, возвращаюсь на поручень в исходное положение.

Иногда без телепорта очень тяжело прожить долгую жизнь. Несчастье может поджидать тебя на каждом шагу.

– Что произошло? – спрашивает мой сосед, подняв голову и обнаружив меня по-прежнему спокойно сидящей на пожарной лестнице.

– А, ничего, – отмахиваюсь я как от сущей мелочи. – Чуть не упала. Ерунда.

Ух, чуть не спалилась!

– Ну… – невнятный всплеск рукой, этакий широкий жест "я не знаю, что сказать", – будь осторожней тогда. Этому миру и так смертей хватает.

И снова парень полез в мусорку. А я, немного подумав, решаю всё-таки спуститься вниз. Человеческим способом – пешочком по ступенькам. Хочу проверить свою гипотезу. Удостовериться что ли.

Захожу обратно в окно и, прихватив наполовину пустой пакет с бумажными отходами для сокрытия истинного характера моей неожиданной прогулки до мусорных контейнеров, выхожу из квартиры.

Торопливо сбегая по лестнице, я раздумываю над невозможностью такой перипетии: "Нет-нет, этого не может быть. Я бы заметила раньше. Этот мужчина уже как два месяца живет напротив меня, и ничего такого я не замечала… А ты вообще, Даниэль, разве его замечала? В глаза до этого дня хоть раз заглядывала? Черт! Я же всегда сторонилась соседей. Не тот контингент для общения – слишком навязчивые, слишком любопытные и всё им о тебе знать надо! Домовые сплетники!"

Да и нечасто я бывала на ванкуверской квартире до собственной смерти. Даниэль Лабарр – ныне Даниэль Шарби – занимала весьма важную должность в полиции Монреаля и относилась к своей работе со всей серьезностью, жила в Квебеке с внучкой и ее отцом-мэром в добротном частном доме. Заглядывала сюда от силы два-три раза в неделю, и то только потому, что забегала переодеться перед свиданием с каким-нибудь красавцем-хоккеистом или занудой-юристом по выходным. Ну, или оружие сменить – в моем тайном гардеробе ему вся южная стена выделена.

Так-так, я должна выяснить немедленно, какие у него глаза. С пожарной лестницы сделать это невозможно, а значит, будем говорить face-to-face.

Украдкой посматривая на копающегося в мусоре парня, я прохожу мимо и подхожу к самому дальнему контейнеру, бросаю в него свой легкий мешок. Он замечает меня, выпрямляется, но не оборачивается, а задумчиво уставившись себе под ноги, изучает содержимое бака с высоты человеческого роста. Сколько в нем? Метр восемьдесят… шесть?

– Может, помочь? – предлагаю я, пытаясь заглянуть ему в глаза. Но стоит эта "ароматная" скала с заляпанной мега-сексуальной-рубашкой-поло ко мне боком, и мои попытки терпят неудачу.

Да что ж это такое? Повернись, я же с тобой говорю!

– Че-ем? – смеется он весело, растянув губы в широкой улыбке. И пробежавшись грязными пальцами по… грязным волосам, еще раз нервно усмехается. На этот раз, видимо, над собой. Над тем, что сыщик из него никудышный. Похоже, он в отчаянии.

– Просто назовите предмет.

– Ладно, суперженщина, твоя взяла. – Мужчина наконец становится ко мне лицом. – Скажем, это что-то вроде медальона. Величиной с монету. Он случайно попал в бумаги, которые выбросила Грета.

Я резко выдыхаю, встретившись с карими глазами, на которых стоит заслон – нельзя прочитать, нет возможности заглянуть в душу. Либо это то, что я думаю, либо… второй вариант даже не рассматривается, ибо не место ему здесь.

Значит, всё-таки он. Моя истинная пара… Я сейчас умру на месте от инфаркта. Что?! Как?! Ладно, переварю это потом.

Незаметно прочищаю горло и без тени дрожи в голосе интересуюсь:

– Старинная памятная вещь, доставшаяся от дорогого тебе человека?

Мы ведь перешли на "ты", не так ли?

– Пусть так, – отвечает он, несклонный откровенничать. – Так что ты предлагаешь? Где он может быть? Твои версии? – Он смотрит на меня насмешливо: не верит, что я найду пропажу.

– Подожди, – я наконец вникаю в его слова, – ты сказал "бумаги"? Тогда почему ты ищешь свой медальон в контейнере для органики или… – я небрежным жестом указываю на железный зеленый бак, – в груде картона.

– Я же сказал, старуха выбросила ее в один из этих двух зеленых резервуаров.

– Резер… парень, ты откуда такой взялся? Откуда ты?

– Из… Торонто.

– Торонто?

– Да.

– А что, в Торонто нет сортировки отходов на фракции?

– А можно теперь понятным языком?

А я что, не на французском изъясняюсь?

– Бумаги в синем баке, органика в зеленом… Я понимаю, твоя домработница могла и перепутать цвета – подслеповатая, ты сам сказал "старуха". Или, возможно, она оговорилась. Такое тоже бывает. Но ты… – указываю на красноречивые символы, имеющиеся на фасаде каждого резервуара, – ты наклейки вообще читаешь? Или они тут просто так для красоты наклеены? – Теперь уже я, вскинув брови, гляжу на него с насмешкой.

– Чертова непонятная система, – досадует он, поджав стыдливо губы. А затем, схватившись за ребро емкости, ловко выпрыгивает наружу. Когда-то чистые бурые ботинки, оставляя следы, теперь пачкают асфальт. – Считай, я просто придурок, свалившийся с луны на землю. Не обращай внимания и… спасибо, дальше я сам. – Он встает прямо передо мной. Секси-рубашка цвета капучино, две расстегнутые под воротником пуговицы, участок открытой кожи, и совсем не к месту по плечу стекает непонятного происхождения мокрая жижа. Запах ужасный, но этот тип даже и не думает стесняться. – Позволишь?

Я мешаю ему влезть в очередной контейнер с мусором. Комично.

Но я не могу так быстро сдать позиции. Надо налаживать связь – не чужие друг другу… создания. Уже не чужие. Поэтому, несмотря на далекие от чистоты руки мужчины, протягиваю свою и приветливо представляюсь:

– Даниэль. Можно просто Эль.

Снисходительная и очень обольстительная ухмылка в ответ.

– Прости, у меня совершенно нет настроения на флирт. Может, в другой раз, да? Где я живу, знаешь. Приходи завтра, я очень гостеприимный мужчина. Особенно я жалую женщин. Особенно таких хорошеньких, как ты.

Козёл… Угораздило же меня… Ладно, спокойно, Даниэль. Все люди меняются, когда в их жизни появляется тот самый или та самая. Я терпеливая. Пятьсот лет ждала, подожду еще.

– Не дождешься, – выбираю тактику "недотрога", быстро опустив руку. Некоторые мужчины подсознательно любят охоту, а он, похоже, как раз из таких, вот и пусть поохотиться. Спокойно обогнув мужчину, уверенным шагом направляюсь домой.

– Эй, постой! – заинтригованный, останавливает он меня окриком, усмехнувшись удивленно себе под нос.

Рыбка на крючке. И именно поэтому я не останавливаюсь.

– Я Нил, если что!

И сразу следом раскат задорного смеха. Ведь я даже не сбавила шаг, не обернулась. "Потеряла" интерес, зато он появился у парня по имени Нил. Сколько ему лет интересно? Выглядит на тридцать с небольшим. Красивый брюнет, кареглазый, сравнительно крепкого телосложения, однако не перекаченный, достаточно высокий и привлекательный, но далекий от стандартной модельной внешности; на которых с первого раза и не обратишь внимания, но зато потом… – интересный типаж, давненько я таких не любила. Со времен Первой Мировой.

***

Нил

Смешная.

Сама первая нарывается на тесное знакомство – а-то я не понял, зачем она спустилась ко мне! Мусор выбросить – как же! Предложить помощь? Да банальный предлог! Я ей просто понравился, как мужчина. Что, надо сказать, неудивительно – я мишень для горячих красоток.

Роясь в куче уже отслуживших своё бумаг с распечатанным английским трудом, пытаюсь припомнить, сколько раз видел свою соседку. Конечно, я особо и не смотрел по сторонам, искал работу, самую неприметную, взялся за перевод какого-то бестселлера по психологии на свою голову. Но кажется, вообще до этого момента она и не жила здесь. А нет, на прошлой неделе видел! Ее спину, светлые волосы и… смех, я точно слышал ее пьяный смех: я так понял, она с кем-то кутила всю ночь. Тогда тем более я не понимаю ее реакцию. Обиделась и ушла, и что у этих женщин в голове? Хочешь позабавиться вдвоем и весело провести время – welcome!

– Нашел! – Я от радости готов расцеловать этот чертов мусорный бак!

Как раз вовремя, восемь двадцать две, прибыл мусоровоз. Положив вещицу в карман брюк, спрыгиваю на асфальт и под неодобрительным взглядом мужика в спецодежде, в чьей ауре ярко читается отчетливое презрение к бомжам – аж кислотно-зелеными пятнами весь поплыл по краям, – с довольной улыбкой убираюсь из зоны его деятельности.

– Хорошего вам дня! – весело отсалютовав работнику охраны окружающей среды, я широким неторопливым шагом двигаюсь к дому, насвистывая мелодию, которую недавно слышал по радио.

Ай, дрянь какая-то прилипла к подошве. Тряхнув ногой, иду дальше.

Нужно принять душ и сесть за перевод книги, к вечеру закончить и поехать в издательство. Там какая-то крутая вечеринка по случаю дня рождения главного редактора. А ночью… нет, не сегодня. Сегодня только горячие девушки, из художественного отдела ничего такие – с мозгами, творческие, симпатичные, почти немеркантильные, недолюбленные, правда; зато с весомым преимуществом – в них еще теплится человечность, а это такая редкость в нынешние времена.

Ко мне в мысли снова заявляется образ той девушки. Даниэль. Эль. А в ней есть нечто такое… цепляющее. Авантюрный дух? Еще раз усмехнувшись над ее нелепым поведением, я взбираюсь вверх на третий этаж. А потом резко торможу, потрясенный, едва не споткнувшись на ступеньках. Я хмурюсь: что-то с ней не так. Да, отвлёкся на медальон, да, не хотел замечать ничего вокруг, пока не найду его, ибо мусоровоз был на подходе, где мне его потом искать? Но даже при такой занятости меня еще ни разу не подводило внутреннее зрение. Так почему же я ни разу не уловил ее ауру?

Странная.

Я влетаю в коридор и, разом выпустив весь воздух из легких, звоню в дверь напротив. Секунда, две, пять, дверь открывается, и передо мной стоит она.

Нечитаемая девушка. Нет ауры. Напрягаю внутреннее зрение – и ничего! У мужика из мусоровоза «зеленка» по краям удовлетворительно-серого сияния, а у этой даже сияния нет. Ни мечтательно-розового, ни свято-голубого, ни насильственно-черного, ни того же серого, как у большинства жителей этого мира.

Я уже думал, меня ничем не удивить в этой жизни… Человек без ауры – мой мир перевернулся!

Эль, встретившая меня на своем пороге с легким удивлением, хмыкает при виде меня, но когда замечает мой пристальный, изучающий взгляд, настороженно хмурится:

– Что тебе нужно?

– Э-э… хотел извиниться.

– Ну так извиняйся. А-то ты уже бесконечно долго стоишь тут и буравишь меня странным взглядом, будто у меня нимб на голове, а из носа яблоки растут.

Нил, хватит на нее так пялиться! Чего нет, того не увидишь, как бы ты ни тужился. Смирись, она загадка.

– Прости. Может, пригласишь к себе? – Я наваливаюсь на дверной косяк и обольстительно ей улыбаюсь.

В темно-карих глазах переливаются смешинки, очень похожие на предвкушение и азарт, и когда я уже думаю, что она не устоит и впустит меня внутрь, Эль отвечает сухо:

– Нет. Весь день занята. Чищу зубы. – И аккуратно оттолкнув меня, растерянного, от двери, закрывает ее перед самым моим носом, напоследок бросив взглядом что-то вроде «тебе бы не помешало помыться».

Через пару мгновений на меня находит смех. А с ней не будет скучно, черт возьми!

Глава 3. Бессмертие равно одиночеству

г. Торонто, провинция Онтарио, Канада.

Поговорить бы с отцом, но этот старый прохвост является, только когда ему это угодно. Он специально путает меня? Издевается? Опять его игры? Что за черт происходит вообще?!

Наверное, во мне говорят сотни лет неудовлетворения своей личной жизнью. И привычка быть одной так долго. Неверие до сих пор гложет мое сердце. Нил реально тот самый? Это не шутка? Я, черт побери, точно не сплю?

Дрожь по сердцу, сомнения в один момент меркнут, и калейдоскоп эмоций наконец затихает. Веду машину и глупо улыбаюсь: кто бы мог подумать, что моим избранником окажется мой сосед. Какая прелесть. Далеко ходить не надо, нас разделяют стена, коридор и еще одна стена – близко, удобно, просто превосходно.

Раз Нил мой, то я сделаю так, чтобы тот влюбился в меня. Какой же прекрасный день, а ведь еще утром ничего не предвещало.

Машу из окна рукой, подъезжая по College Street к коричневому зданию. Увидев, кто подъехал, меня без проблем пропускают. Я паркуюсь у обочины и, забрав пончики с переднего сиденья, выбираюсь из машины. Цокая розовыми каблуками по асфальту, иду строго к цели, держа перед собой прозрачную коробку с любимыми сладостями друга. Мой взгляд выхватывает быстрое движение, и я смотрю наверх, на окно высокого зеркального здания бизнес-центра, в проеме которого застыл человек. Судя по развевающимся на ветру русым волосам – девушка.

– Прыгай! – во всё горло орет ей парень с крыши соседнего низкого здания, на которую сам "приземлился" пару секунд назад. – Ну же, Кьяра! У нас мало времени! Пожалуйста! Ты сможешь!.. – (Та что-то испуганное кричит в ответ.) – Я поймаю, я обещаю, слышишь?! Я поймаю тебя! Пожалуйста, Кьяра, поторопись!

К этому моменту я уже подхожу к столу, поэтому интерес к парочке тут же теряется, и я перевожу улыбчивый взгляд на Тьерри, сосредоточенно глядящего в монитор.

– Отлично, – говорит он, а потом, завидев меня, нависающего над ним тенью, растекается в белоснежной улыбке и подносит ко рту рацию: – Перерыв двадцать минут. Скажу вам по секрету, меня ждут мои любимые пончики и самая роскошная женщина на свете. Завидуйте, господа, и слюни пускайте. И я имею в виду совсем не пончики. – Весело усмехнувшись, мужчина откладывает рацию и торопливо встает мне навстречу.

Я фыркаю и обнимаю его, потянувшегося ко мне с распростертыми руками.

– Эль, я так рад тебе. Давно ты не заглядывала.

Перекинув руку мне за плечо, Тьерри отводит меня в сторону, на ходу принимая коробку и вдыхая аромат свежей выпечки.

– Сам знаешь, была занята старостью и всем к ней прилагающимся. Но теперь с ней раз и навсегда покончено. Иметь семью, скажу тебе, та еще канитель. Приходится на их глазах "стареть" и "умирать".

– А быть одиноким – та еще задница, – в свою очередь жалуется он. – Можно умереть от тоски.

– Ты жалуешься? – я деланно удивляюсь, заходя в его трейлер.

– Ни в коем случае, – заверяет друг горячо, прикрывая дверь. Я сажусь на диванчик. – Лишь намекаю, чтобы ты почаще ко мне заходила. Знаешь же, у меня никого кроме тебя.

"Знаю", – мысленно соглашаюсь я, в душе надеясь, что это вскоре изменится. Вот встречу девушку, предназначенную ему, в ту же секунду приведу ту за руку к другу – пусть влюбляются. И тогда у него буду не только я.

Он с грустинкой вздыхает, а потом, приободрившись за секунду, садится за небольшой столик у окошка и принимается за пончики. Вгрызается в одну зубами, откусывает, с аппетитом прожевывает и спрашивает:

– Так значит, Даниэль Лабарр больше нет? Осталась мадмуазель Шарби?

– Ага.

– На долго ли? – глядит на меня с прищуром.

– Лет на пять еще, наверное, – отвечаю беззаботно, на секунду задумавшись над тем, когда именно въехала в новую квартиру. И это было четыре года назад. Выгляжу я на двадцать пять, если прибавить к этой цифре девять – некритично. Тридцать четыре мне тоже можно будет дать.

– А переезжай сюда. В Торонто. Вот прямо сейчас, а чего ждать пят лет, ты в Ванкувере сколько уже? Век с лишним? Раз десять сменила место жительства. Наверное, уже и мест не осталось в городе, где бы ты ни была, да? Не наскучил ещё город?

– Нет, Тьерри, не наскучил. Я люблю этот город.

– Значит, не переедешь? – переспрашивает с кислой миной.

– Зачем? – Я мягко улыбаюсь ему в голубые глаза. – Я ведь и так в любое время могу к тебе перенестись.

– Да, только в последний раз я тебя видел тридцать два дня назад. Как думаешь, для твоего лучшего друга приемлем такой срок?

– Прости, – виновато поджимаю губы.

– Когда ты "умерла"? – уточняет он, машинально стирая большим пальцем испачканный клубничной глазурью уголок губ и пристально глядя мне в глаза.

– Неделю назад.

– Неделю? Но ты не заглянула ко мне. Обижаться не стану, конечно. Давно не маленький мальчик. Но мне любопытно, что же ты делала всю эту неделю? Только не говори, что снова в полицию устроилась работать. – В его хмурых бровях появляется упрек.

– Нет, но думала…

– Не думай, – резко перебивает меня Тьерри, отложив взятое сладкое колечко с ванильно-шоколадной глазурью, и решительно подается вперед, упершись предплечьями в колени. – Всех подонков не поймаешь, Эль. Ты молодая красивая девушка… ладно, в довесок еще и бессмертная. Но скажи мне, пожалуйста, неужели тебя больше ничего не интересует в этой жизни? Туризм? Преподавание в вузах? Истории, м? Кому как не тебе знать, как оно всё было на самом деле? Или живопись, ты ведь увлекалась в одно время, помню. – (На этом месте я фыркаю, ибо художник из меня тот еще. Вспомнил то же, когда оно было! Эпоха Романтизма, тогда все, кому не лень, что-то себе воображали и мазюкали это на холсте.) – То же кино? Хочешь ко мне в актрисы? Я с радостью предоставлю тебе роль. Да хоть главную, хочешь?

– А эту куда денешь? – посмеиваясь, киваю головой в сторону высотного здания. – Кьяру в окне.

– Да ты будешь Кьярой! – уверяет он с воспалившимся энтузиазмом. – Давай?

– Не "давай", – вернув лицу серьезность, спокойно отвергаю я его предложение. – Спасибо, конечно. Но не моя эта сфера, Тьерри.

– Ты пятьсот лет играешь обычного человека. Думаешь, не справишься в каком-то примитивном…

Я скептически выгибаю бровь.

– Ты права, не в примитивном, – поправляет сам себя, всплеснув руками в стороны и активно жестикулируя. – Я свой труд уважаю, я самый крутой режиссер, которого знает история киноиндустрии. Все мои фильмы и сериалы – безусловно, это высший пилотаж. По мне плачет Голливуд, Бродвей и весь мир, но я же не про это сейчас. Я о том, Эль, что ты актриса по жизни и тебе по плечу…

– Ошибаешься, Тьерри. Я просто стала человеком, я не притворяюсь. Мне это нравится, это мой образ жизни. Это настоящая я.

– Да я это понимаю…

– Всё, Тьерри, перестань забивать мне этим голову. Не хочу быть актрисой, и точка. Да и как ты это представляешь? Хочешь, чтобы меня запечатлели в "большом" кадре и крутили по телевизору весь следующий век?

– Мне прекрасно известно, что ты легко перевоплощаешься в кого угодно. Хоть в старуху болезненную, хоть в сексапильную брюнетку с четвертым размером груди, хоть в бледную как моль вдову. Необязательно сниматься в своей внешности. Было бы желание. Но у тебя его нет, я понял, и поэтому всё, молчу. – Но молчит он ровно полторы секунды и возвращается к предыдущей теме. – Так что ты делала всю неделю?

– Встречалась кое с кем, – мне вновь становится грустно при мыслях о Джее. Мне его так не хватает, с ним забываешь обо всём на свете и живешь одним днем, наслаждаешься теплом близости, не думая ни о чем другом. Будто проблем не существовало никогда и не существует. Наверное, поэтому неделя утекла как вода. Незаметно, бурно и легко. Но сказки вечными не бывают, увы.

– Да-а? – заинтересовавшись, он весь подбирается и рассматривает мое лицо. – И что? Он?

– Нет, – слегка качаю головой, – не он.

– Тогда зачем? – выражение лица жалостливое. – Ведь каждый раз всё кончается одним и тем же. Твой дерьмовый отец доводит до колик очередного хлюпика, ты страдаешь.

– Нет… на этот раз он стер ему память.

Тьерри единственный, кому я рассказываю о своих несостоявшихся отношениях, о причинах и следствиях. Обо всём. Странно, да? Наверное, да. Мне просто с ним легко, а еще мы дружим уже очень долго – половина тысячелетия – немалый срок, нехилые узы, не шаткая верность, а железобетонная. Многое пережили вместе, многое начинали, многое приводили к логическому завершению. И я ни разу не желала его как мужчину, ибо в таком случае мой отец сунул бы свой противный нос и в эти отношения. А они для меня священны. Дружба с Тьерри – единственная константа в моей переменчивой судьбе. За Тьерри я держусь зубами – никому не позволю нас разлучить. За него, чувствую, я порву любому глотку. Вероятно, поэтому он всё еще помнит меня; отец знает, что я ему этого никогда не прощу. Не то что не прощу, а убью своими собственными руками, и плевать, что он сам Господь Бог! И плевать, что тогда рухнет весь мир!

На мужском лице читается потрясение.

– Так он настолько хорош оказался?

– Он чистый, Тьерри. Давно таких не встречала… и не удивительно, что попала под его очарование. – Я на какой-то момент зависаю в задумчивости, а потом, заулыбавшись, продолжаю: – Но всё это уже неважно, потому что… Тьерри, кажется я его встретила. Сегодня утром, представляешь?

– Кого? – Секунда, и его глаза расширяются от догадки. – Подожди, ты говоришь о…

Я киваю, а на губах опять глупая улыбка.

– Его зовут Нил. И он, как бы смешно это ни звучало, оказался моим новым соседом.

– Вот как? Довольно банально. – А сам в шоке сидит, откинувшись на стену трейлера, и взгляд стеклянный.

Я машу на него рукой:

– Ай, ты всё видишь сквозь призму эффектного сценария!

– Так вот, почему ты не хочешь пока переезжать, – задумчиво бубнит себе под нос и снова подается вперед. – Я хочу с ним познакомиться.

– Рано, – выпучиваю я глаза, сдерживая смешок: какой же он пытливый и нетерпеливый.

– Ладно, – Тьерри уступает. – Говоришь, сегодня познакомились? – (Я киваю.) – Хоть симпатичный?

– Ну-у… – Я делаю театральную паузу, деланно закатив глаза. – Да. Весьма и весьма неплох.

– Что, даже симпатичнее меня? – Он встает и подсаживается ко мне с лукавой ухмылочкой.

– Да иди ты! – Я шутливо толкаю его в бок, и он берет меня в охапку.

Я щекой прижимаюсь к его груди, теплая широкая ладонь поглаживает мое плечо.

– Люблю тебя, Эль, – говорит после минуты умиротворенного молчания мой друг вампир, положив подбородок мне на макушку.

– И я тебя, – отзываюсь тихо.

– Я очень хочу, чтоб ты была счастлива. – И крепче прижимает меня к себе.

Перерыв съемочной группы заканчивается, и я, пообещав заглядывать почаще, прощаюсь с Тьерри, мягко поцеловав того в колючую щеку и ответив на его вопрос "я тут на днях был в колледже, снимали сцену в одном из помещений, и там я познакомился с одной очаровательной мисс Андерсон, можешь ее проверить, вдруг она… ну, ты понимаешь" следующим заявлением:

– Проверю, конечно. Но если это не она, я не стану менять ее судьбу.

Он бы уже давно завел серьезные отношения с кем-нибудь, однако без моего одобрения Тьерри никогда не переступает эту черту. Куролесит, развлекается, но никого не подпускает к себе в душу. Не впускает в сердце. С того самого дня, когда я спасла его, раненного вампира, вынужденная подарить бессмертие, прошло уже пятьсот лет, и он ни разу по-настоящему не позволял себе влюбляться. Ведь это значило бы видеть, как любимый человек стареет и умирает на твоих глазах. А подарить бессмертие не той я не имею права. Я и его делать бессмертным не имела права – это чревато изменением многих судеб, полным его перекраиванием, – а уж кого-то совсем лишнего… в общем, я пообещала другу, что бессмертие подарю лишь той, кто предназначен ему судьбой. Я не хочу обрекать еще одного человека – вампира ли, неважно, – на страдания, кои проходит он сам. Вот встретит Тьерри ту единственную, и какая тогда судьба ждет ее предшественницу – его временную любовь? Что будет с ней, если я ее сделаю за годы до этого бессмертной? Обратить действие не в моих силах. Она тоже будет вынуждена жить в одиночестве, возможно, отпустить того самого и тосковать, в надежде когда-нибудь, через неизвестно сколько сотен лет, связать судьбу с еще одним бессмертным. Откуда ему будет взяться? Правильно, не могу же я всех делать бессмертными на этой планете. Только если это будет кто-то из тех, кто родом оттуда же, откуда и я. Там все не ведают смерть. Но загвоздка в том, что люди для большинства из них – примитивные создания, не представляющие собой романтического интереса. Вероятность, что кто-то, подобный мне, явится из другого измерения и влюбится в обыкновенного жителя этого мира, – ноль целых ноль десятых. Другое дело – если твоя половина тут, на Земле, что крайне редко. Очень и очень редко.

И в эту мизерную статистику каким-то невероятным образом попала я. Какая удача! Нил… я уже люблю это имя, черт побери!

***

Niagara College, Торонто.

Это не она. Эллора Андерсон, преподавательница информатики. В ней нет того неповторимого узла, что я при каждой встрече наблюдаю в душе Тьерри.

Перекраивание перекраиванием, но в жизни всегда происходит то, что должно случиться. Так говорила мама – что судьбы гибки и спиральны, сплетённые души всё равно найдут друг друга. Пары воссоединяться рано или поздно, даже если для этого потребуется прожить несколько жизней в разлуке друг от друга. Не в этой жизни, так в следующей. Поэтому Тьерри, как вампир бессмертный, дожидающийся свою избранную уже пять с лишним сотен лет, мог и парочку раз пережить её, а то и больше. А она в свою очередь – разумеется, это лишь мои предположения, – вместо того, чтобы спокойно наслаждаться Раем, поспешила вновь переродиться, только бы на "этот раз" получилось – только бы встретить его. Чем очень сильно каждый раз рискует, ведь в следующей жизни она – под воздействием определенных факторов и движимая негативным опытом – может и сильно напортачить, и в итоге попасть без права выбора в худший из миров. В чертов страшный Ад.

Но любовь – это всегда риск, ради нее души готовы перерождаться вновь и вновь.

Порой заблудшие души бесконечно ищут тех, кто уже давно в муках живет в Аду. И это грустно, ведь они так их и не находят. Разве что – по наитию, а именно по закону неотвратимости движения друг к другу сплетённых душ – самому пойти на преступление и оказаться в Аду. Где угодно, лишь бы быть там, где "часть меня".

Таков закон движения душ в живом пространстве. Мир построен на любви, и ни один об этом не догадывается. Ни один не понимает этой простой сути.

– Еще раз прошу прощения, – улыбаюсь я вежливо, подавая белокурой Эллоре с пышной гривой волос листы с тестовыми работами студентов, которые упали при нашем "случайном" столкновении, и ухожу в противоположном ей направлении, чтобы в конце коридора, найдя безлюдный уголок, со вздохом разочарования раствориться в воздухе.

Не она, Тьерри будет расстроен.

***

Ванкувер.

Держа в одной руке белый жакет, в другой телефон и поднимаясь по лестнице, быстро печатаю текст и отправляю сообщение Тьерри. У него съемки, не хочется вновь отвлекать его своим присутствием.

"Не она, Тьерри. Но это не повод расстраиваться, понял меня? Я нашла, и ты найдешь. Я всегда с тобой, знаешь ведь, да? Всё, звони, когда освободишься. Теперь я всегда на связи"

Прячу телефон в карман, достаю ключи и прокручиваю его в замке.

– Ва-ау, Эль! Ты ходишь на балет? – раздается за спиной, и я против воли улыбаюсь. – Такая воздушная, как зефир. Ты стала еще красивее, чем утром. Это я на тебя так подействовал? Или ты всегда чистишь зубы в таком наряде?

Шуточки от беспардонного Нила. Видимо, придется привыкать.

Я оборачиваюсь, нарочито поумерив свою радость от встречи и убрав с лица дурацкую улыбку. Какой он… чистенький! Душ принял, переоделся в свежую белую рубашку, молодец мальчик. Девушкам неряхи и грязнули совсем не нравятся,

– А, Нил, – отзываюсь равнодушно, чуть-чуть, совсем капельку заинтересовавшись беседой. Поправляю жакет на локтевом сгибе и стараюсь этого не сделать с юбкой-пачкой пастельно-розового цвета. Даниэль, не трогай шифон, не поправляй, не заморачивайся, иначе он подумает, что ты вырядилась ради него. Я, между прочим, всегда стильно одеваюсь, пора было бы уже это заметить, мистер. Где были твои глаза целых два месяца? – Что-то мы очень часто встречаемся с тобой за последние шесть часов. Ты преследуешь меня?

– Уверен, это обыкновенное стечение обстоятельств, – произносит он проказливым тоном, нагло ухмыляясь и делая шаг ближе, плавный, название которому флирт. – Но я могу сделать вид, что преследую. Хочешь? Тебе ведь это нравится, да?

Глядя на его пальцы, невесомо скользящие по моему открытому плечу – я сегодня в коротком белом топе с худенькими бретельками, – я мягким, игривым полушепотом выдыхаю:

– Мне нравится, когда не делают вид, а на самом деле ищут со мной встреч. Так что ты с самого начала избрал не ту тактику, Нил. И меня твои движения не заводят. – После этих слов я поднимаю глаза и встречаюсь в непосредственной близости с его шипучими карими. Его лицо прямо над моим, и он нарочно молчит, смотрит на меня так пронзительно, таинственно и самоуверенно, ожидая, что я растаю. И ведь на секунду задерживаю дыхание, завороженная близостью, но затем заставляю себя криво усмехнуться и уже нормальным голосом обломать его эго: – Придумай что-нибудь новенькое, чтобы меня заинтересовать, ладно? Плейбой недоструганный!

Отталкиваю Нила от себя, вовсе не грубым образом, а почти нежно коснувшись ладонью груди, и разворачиваюсь к двери, собираясь оставить его стоять в коридоре в полном одиночестве, но мои планы рушит входящий звонок. Коснувшись дверной ручки пальцами, я тут же ее отнимаю от стальной головки в поисках телефона.

– Какая ты милая, – наблюдая за моим копошением, саркастически замечает Нил, отвечая на мои "вежливые" слова о плейбое. – Предлагаю, пригласить меня к себе, и я, честное слово, найду, чем тебя заинтересовать.

Смотрю в экран: Тьерри. Хмурюсь и, больше не обращая внимания на харизматичного соседа, подношу телефон к уху.

– Да, Тьерри?

– Значит, не она? – зачем-то переспрашивает он чуть печально, хотя я до этого писала ему сообщение.

– Увы. Ты расстроился? Пожалуйста, не расстраивайся. Хочешь, приеду? Или у тебя съемки до самого вечера? Не буду тогда отвлекать.

– Нет, приходи. Эль, я всегда тебе рад. Всегда, – повторяет вампир, делая на важном, по его мнению, слове глубокий акцент. – Ты нужна мне.

– Хорошо тогда, я сейчас же приеду. – Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и спешным постукиванием каблуков направляюсь к лестнице. – Ты в той же локации?

– Нет, мы как раз собираемся в другой съемочный павильон. В колледж. Северный коридор, первый этаж. Приходи сразу туда, ладно? Пока приготовят всё, оборудуют, а мы с тобой чайку попьем. Я заказал твои любимые пирожные.

– Для меня?

– Для тебя, моя хорошая. Конечно, для тебя.

– Я обожаю тебя, Тьерри.

– Кстати, твой малолетний кузен буйствует у меня на съемках. Ему, видите ли, роли каскадёра мало, хочет главную роль…

В этот момент меня окликает напрочь забытый мной Нил:

– Эй, мадмуазель-рассеянность, квартиру для меня открытой оставила? – усмехается он, но уже не так уверенно демонстрируя свою обаятельность.

– А, точно. – Я возвращаюсь, бросив быстрое в трубку "у меня малюсенькая загвоздка, но я скоро буду" и отключившись. – Спасибо, – говорю я, закрывая квартиру на ключ.

– А может, стоило не говорить и устроить себе экскурсию по твоему ангельскому жилищу? Должен признать, искушение было сильное.

– Да? И что же тебе помешало?

– Боюсь разочароваться и увидеть в твоей квартире нечто, характеризующее твою темную сторону.

Я фыркаю и улыбаюсь хитро.

– Ты принял меня за ангела?

– А это не так? – продолжает флирт, внимательно смотря мне в глаза.

Медленно качаю головой, поддерживая его кокетливо-озорной тон:

– Далеко не так.

– Тогда кто же так заботлив и спешит к кому-то зализывать душевную тоску? – Выразительно поднимает брови, и я с удивлением понимаю, чего он так жаждет. Объяснений!

– Хочешь знать, кто мне звони-ил? – растягиваю я слова в удовольствии, насмешливо глядя на парня.

Тот сразу идет на попятную.

– Зачем мне это? Я и так знаю, что это близкий тебе человек. На девяносто процентов убежден, что это твой брат.

Я хмыкаю и разворачиваюсь к нему спиной, бросая ехидно через плечо:

– Нет, не брат и не отец, предупреждая твое следующее предположение. До свидания, Нил!

И покидаю коридор с триумфом. Еще немного, и ты поймешь цену мне, кареглазый красавчик.

Глава 4. Приглашение

С утра пораньше я звоню в квартиру напротив, держа в сжатой руке пригласительный. И до того как на пороге раскрытой двери возникает несколько удивленный моим визитом Нил, успеваю пару раз пройтись пальцами по своим светлым локонам, придав им воздушность и изящную небрежность, а также освежить на всякий случай тон лица.

– Э-э… Даниэль? А ты… что здесь делаешь? – вымученная улыбка.

Я сощуриваю взгляд, сканируя парня: подозрительное поведение, нахальство в глазах поубавилось со вчерашнего дня, в них скорее попытка утаить что-то не совсем моральное. Странно. Утаить что-то от меня? Зачем? Я ему кто? Временно никто, верно? Мысленно вздыхаю: вероятно, я вижу то, чего нет. В силу нашей с ним ситуации, мой "слепой" мозг в попытках узнать его поближе надумывает себе всякую чушь. Этакий ложный сканер, именуемый просто – обыкновенное человеческое воображение. Да, теперь приходится быть как все, ибо мои интуиция и чутье рядом с Нилом сбоят конкретно так, нешуточно.

Решаю не ходить вокруг да около и быть максимально беспристрастной.

– Вот, – отдаю ему флаер, и он машинально берет его, – подумала, может, тебе это будет интересно. Не знаю. Просто предположила. Ты вроде как, – с деланно насмешливой улыбкой заглядываю ему в глаза, – любишь изображать из себя плохиша.

Он смотрит на меня с удивлением, внимательные глаза задерживаются на моих, а потом он медленно опускает взгляд на листовку, черную с ярко-оранжевыми буквами и монстрами-тыквами по центру.

– Вечеринка в честь Хэллоуина? – прочитав, переспрашивает он и снова поднимает смешливый взгляд на меня.

– Да, или ты против такого?

Он не слышит, а задает свой вопрос:

– Приглашаешь меня на свидание?

– А ты хочешь, чтобы это было свиданием? – улыбаюсь я, весело прищурившись и легонько почесывая область за ушком.

– Я не против, – отвечает он, сдерживая в уголках губ хитрую улыбку, которая вот-вот расползется вширь.

– Правда? – мои брови ползут вверх от неожиданности.

– Не против Хэллоуина. По-моему, классный праздник.

И вот тут эта самая хитрющая улыбка, потянувшись к ушам, преобразуется в самодовольную рожу с цепким взглядом. Вот же… поймал!

– Судя по листовке, вечеринка грядет отвязная, – наслаждаясь моим замешательством, продолжает он как ни в чем ни бывало, вертя флаер в руках и заглядывая на оборотную сторону, где расписана программа мероприятия.

– Ну а я о чем? – справившись с уязвленным эго, преувеличенно бодро отзываюсь я. – Плохая вечеринка для плохого мальчика. Что может быть лучше, правда?

– А хорошие девочки там будут?

Смотрите-ка, какой демонстративный интерес к противоположному полу! Хочешь прочитать на моем лице намек на ревность? Не дождешься.

– Хорошие девочки на сходке плохишей? – спрашиваю спокойно. – А где ты видел, чтобы их не было?

– Не пойму, че-ем этих ангелочков привлекают уроды, – качает головой с театральным укором. – Будь моя воля, отхлестал бы всех святош по попе. Куда только смотрят их родители…

Пожимаю плечом.

– Девочкам не хватает драйва, свободы и отсутствие границ. Не стоит их винить за это. Современное общество, к сожалению, перестало быть понимающим. Оно стало категоричным, обвиняющим и тоталитарным. Родители уже давно не знают, как общаться со своими детьми, не нанося им вред. Запреты порождают бунт, отсутствие понимания – тягу к тем, в ком понимание это находят. И будь у меня дети, поверь, я бы многое им позволяла.

Выражение лица Яна становится жестким.

– Даже убивать?

Убивают далеко не свободные, Нил.

Что-то он очень близко к сердцу воспринял мои слова. Но это и плюс: таким образом я узнала, что этот мужчина не приемлет насилие. А это весьма важно – знать, что твой избранный не чертов подонок.

– Многое не значит всё, Нил. – Я с серьезным прищуром смотрю на него. – И почему тебя так задел мой ответ?

Но в этот момент из его квартиры доносится женский голос, и вопрос тут же забрасывается в категорию неважных. Мужчина, похоже, тоже не ожидал, что нас прервут. Его сначала ввергло в вопрос: "Это что только что было – из моей квартиры донеслось? Да как такое может быть, как посмели?" А уже через мгновение перекосило от недовольства.

– Нил, котик, ты где? Твоя малышка устала ждать.

Услышав это, я на секунду застываю, а мое лицо вмиг теряет краски хорошего настроения. Затем мрачным взглядом сверля ставшего хмурым Нила, наклоняю голову на бок и, медленно переводя взор с него в сторону, заглядываю в пространство между мускулистым плечом мужчины, наполовину обтянутым рукавом светло-серой футболки, и белым дверным косяком.

Из дальней комнаты показалась сначала обнаженная голень и красный лак на ногтях пальцев миниатюрных стоп, потом тонкие пальцы, скользнувшие по пыльно-серой штукатурке стены, – приглушенно-розовый френч; и наконец – мягкий абрис лица и светло-каштановый беспорядок на голове.

Женщина в поисках своего сексуального партнера вышла на разведку. Вот она поворачивает голову, я ловлю зелень ее миндалевидных очей и сразу погружаюсь в душу. Романтичная, мечтательная, эгоистичная, амбициозная, страстная, недавно вышедшая из депрессии после неудачных отношений с мудаком – творческая натура. Серая с радужными разводами. Неплохая, но и от идеала далека. Обычная, ничего особенного. Но внешне красивая, конечно, с этим не поспоришь.

И рубашка на ней мужская. Лицо при виде меня приходит в недоумение, бровки хмурятся в еще неуверенной обиде. С языка готово сорваться что-то спонтанное, порожденное злым порывом, но та вовремя сжимает губы, разумно затыкая свой рот, чтобы не выставить себя полной истеричной дурой. Вместо кричащих эмоций девушка почти миролюбиво проявляет интерес, но не без цепких когтей, брошенных на свою якобы собственность:

– Милый, – вот оно слово-якорь, демонстрирующий "мое, не трогать!", – у нас гость?

"У нас" – второе женское предупреждение, мол, занято, поищи себе другого; ты тут лишняя, не видишь разве?

Я бы и рада, только вот лишняя здесь ты! Ух, и каких же усилий мне стоило не подать виду, что я в крайней степени расстроена увиденным.

Что-то идет не так… всё совсем идет не так! Ну почему с Нилом так сложно? Вот откуда взялась эта "малышка"? А я… я что, вообще ему не нравлюсь? А как же закон притяжения – не чувствует ничего?

Надо срочно менять направление – подумаю об этом на досуге. А сейчас, пока мне совсем плохо не стало, прочь… прочь отсюда, Эль!

– Я, вероятно, помешала, твоему бурному досугу. Что ж, не буду больше отвлекать. – Я спешно поворачиваюсь к своей двери и, подумав, оборачиваюсь. Пора быть искренней Даниэль, покажи ему свою легкую тоску и серьезный интерес. – Кстати, вечеринка через три дня в Монреале. Далековато, но… устраивает её друг моей подруги, и я правда хотела бы, чтобы ты пришел. Потому что я там точно буду. Но если ты не можешь – нестрашно. Тем более что… – я красноречиво кошусь на замершую позади него незнакомку, – тебе есть, чем себя занять на ближайшие дни, да, Нил?

Я снова смотрю на него, прямо и открыто. А он на меня, тоже очень пристально и неподвижно.

– Брысь! – рявкает он вдруг раздраженно, когда его плеча касается чужая нетерпеливая кисть, затем резко оборачивается, хватает растерянную женщину за запястье и грубо вталкивает в квартиру. – Не мешай, я сказал, – старательно сдерживая гнев, цедит он сквозь зубы. – Лучше иди, одевайся, пока я вызываю тебе такси.

– Что? – хлопает глазками непонятливая особа. – Не поняла, суббота ведь… я думала, мы еще… – смущенная окончательно, бросает затравленный и злой взгляд на меня, будто это я виновата в подобном к ней обращении. Чтобы не быть яблоком раздора, я решаю уйти к себе.

– Эль, подожди, мы не до… – (Хлопаю дверью и прижимаюсь к ней спиной, повернувшись ухом к гладкому дереву, прислушиваюсь к чужому разговору.) – Чёрт… Кэт, зачем ты вышла? Ты не видела, я занят?

– Занят? Кем? Вот этой?! Ты совсем уже…

– Да, совсем! А теперь быстро переоделась и убралась из моего дома! И кто тебе дал право надевать мои вещи? Будто у себя дома, тоже мне… один ничего незначащий секс, и уже куча нервотрепки с вами, бабами! Хоть евнухом становись…

Возмущенное сопение, а потом возня стихает, соседская дверь с яростью сотрясает стены, бахнув громом в дверную коробку. Знаю, нельзя радоваться чужому разладу в отношениях, однако против воли в моей душе зарождается лучик надежды, а лицо озаряется несмелой улыбкой. Богиня богиней, но мне тоже нужно налаживать свою личную жизнь. Пардон, Кэт, но тебе и правда тут ничего не светит. Искала бы ты своего, а не на чужого наманикюренные лапища забрасывала.

Он пожелал выставить ее из-за меня. Иными словами, я важнее, чем она. Моя улыбка становится шире и увереннее. Думать о том, чем они занимались всю ночь не хотелось, вместо этого я предпочла пойти на кухню и приготовить успокоительный ромашковый чай, вбухнуть побольше лимона и помедитировать, выкинув нехорошие мысли из головы.

В конце концом, мы еще не встречаемся, не сблизились так, чтобы себя накручивать по этому поводу. Мне не изменяли, но всё равно грустно. Чай, мне нужен чай и коврик для йоги! Срочно!

***

Нил

– Всё-всё, дорогуша, тебе пора. Такси ждет тебя внизу. – Я буквально силком выпроваживаю эту навязчивую "серую" художницу, с которой зависал весь вчерашний вечер в редакции, а потом и всю ночь на своей кровати, запираю дверь на засов и раздраженно вздыхаю.

Разовый секс с творческой недолюбленной человечкой привел к резкому упадку настроения, кто бы мог подумать? Разве не должно быть наоборот? Прилив сил, дофамина, сладкое удовлетворение от бурной ночи и блаженное внутреннее чувство "я запасся энергией впрок, можно и сторонними делами заняться", приносящее легкость в разум и тело, – где это всё, а? Это всё Эль! Сдалась мне эта девчонка!

Я сажусь, расставив широко колени, перед ноутбуком на кофейном столике и приступаю к новому проекту.

Резкими, рваными движениями вбиваю буквы.

"Вступление"

Слова не идут, я тереблю медальон на шее, который с некоторых пор больше не снимаю, а потом, резко вскочив на ноги, иду к входной двери. Останавливаюсь, занеся руку над ручкой, и ругаю сам себя в этот момент. Резко сворачиваю обратно и опять падаю на диван. Но напряжение не покидает меня ни через пять, ни через десять минут, ни через полчаса. Мысли кружат и кружат у меня в голове, выводят из строя остальные процессы. Как чужеродная махина, не справляющаяся с управлением. Какого демона она в моей башке?!

Я начинаю приходить в ярость: что в ней такого? Без ауры, значит загадка. Но если на всякую загадку залипать… я бы не был тем, кто я есть!

И почему меня так смутило то, что она увидела меня с кем-то? С другой. Откуда эта неловкость? Я, конечно, пытался скрыть собственные чувства, но ведь себя не обманешь! Перед собой как оправдаться?

Я снова сердито сжимаю долбанный медальон-переводчик, но ведь не в нем дело. Он исправно переводит текст, лежащий свежей распечатанной стопкой слева от клавиатуры, в моей голове с английского на французский – единственный язык, который я знаю без медальона. Межмировой язык.

Следующие часа два я маюсь с переводом очередной книги, пока до меня не доходит очевидное: я хочу её.

Я медленно поднимаю взгляд с монитора на безликое пространство перед собой и, не видя обстановку в комнате, вслух повторяю как мантру:

– Я хочу её. Хочу, а значит получу.

Взгляд падает на пригласительную листовку на краю стола и разгорается огнем предвкушения: она там будет, а значит, буду я. Танцы, выпивка, костюмы-экшн, монстры из табакерки – "хорошая девочка" не устоит перед "плохишом", так, кажется, она презентовала предстоящую вечеринку друга? А давай, Эль. Давай оторвемся по полной. До самого утра с пробуждением в моей постели.

Глава 5. На борту

Через три дня, 31 октября, полдень.

Полет продлится почти четыре часа.

Телепортации я предпочла совместное времяпрепровождение на борту авиалайнера, прокладывающего путь сквозь воздушные массы в Монреаль. Два билета в бизнес-класс были куплены мною еще до той жутко неловкой и противной субботы, до того, как Нил, оправдав мои безумные надежды, взял и согласился полететь со мной на тусовку на другой конец страны. К Вэнсу, который вопреки обыкновению устраивает "Монстр-Пати" не в своем клубе, а в своем новеньком шикарном пентхаусе на последних этажах элегантной красавицы-башни, что сплошь из стекла и 360-градусного панорамного вида. Да еще и открытая терраса имеется – все удобства для эстетичного наслаждения глаз и уединенного отдыха.

Но нам лишь предстоит это увидеть собственными глазами. Честно говоря, я там еще не была. Хоть знала я вампира и прежде, официально мы познакомились с Вэнсом совсем недавно, на свадьбе Корделии и Аарона. Он лучший друг ее теперь уже мужа, с которым Делла также крепко сдружилась. Но реклама от компании, строившей элитный небоскреб, так внушительна, что я сама, просмотрев их видеоролик, гуляющий по всем просторам всемирной паутины, завлекая богатых покупателей, прониклась их идей создания такой домины и мыслью поглядеть на зрелищный вид из окон такой «золотой» квартиры.

Ну а пока мы один на один, два идеальных места в правом ряду, солнце не слепит в глаза, и нам никто не мешает общаться и узнавать друг друга.

– Ты никогда не летал на самолете? – спрашиваю, наблюдая за его попыткой разместиться удобнее в кресле. – Не бойся, мы в носовой части, здесь почти не трясет. Можешь забыть на время, где ты находишься и просто наслаждаться видом из окна, будто бы смотришь канал о природе по телевизору. Кстати, хочешь поменяться местами? У меня здесь шикарный вид, тебе понравится.

Он, максимально умиротворенный, смотрит на меня из-под полуопущенных густых витых ресниц, чуть повернув голову к иллюминатору, у которого я сижу. Но в который не смотрю – мне больше нравится вид, открывающийся слева. Карие веселые глаза, беззаботный образ всем довольного мужчины, легкость в манерах и телодвижении, ни капли скованности, невероятная раскрепощённость, которая бывает у единиц, живущих в этом мире. Этот дивный мужской экземпляр чувствует себя ни много ни мало центром вселенной, не обделенной значимостью, смыслом и содержанием. Нил совершенно без комплексов – мне это нравится, меня это чертовски привлекает в нем. Я не говорю, что стеснительные и робкие парни – плохи и скучны, вовсе нет; однако здесь другая чувствуется энергия. Другой шарм. Другая причина млеть.

– Наслаждайся ты, мне и тут весьма занятно. – С этими словами он начинает крутить головой по сторонам, разглядывая салон, макушки и затылки пассажиров. – Ну и народ собрался здесь, – заявляет вдруг, – м-да, – а потом теряет к людям интерес и неожиданно нагибается, чтобы снять ботинки.

Я не могу сдержать удивленной улыбки, когда Нил стягивает с ног и тонкие черные носки, оставаясь босым. На мой вопросительный взгляд отвечает просто:

– Тепло же, а ногам дышать хочется. Не снимешь свои? Помочь? – И ведь до чего же серьезен в своем предложении!

Я со смешком лишь качаю головой, не в силах произнести в качестве адекватного ответа ни слова. Но он опять меня ставит в тупик своим невинным нахальством:

– У тебя ноги потные? Ты же без носков, запах не может быть настолько невыносимым. Но если и так, я потерплю, просто скинь туфли. Они у тебя, конечно, красивые, обалденные и супермодные, ими любоваться и любоваться, но, Эль, можно, я полюбуюсь твоими ножками без этой тесной неудобной коробки? – Мою заминку он трактует по-своему. – Забыла сделать педикюр?

– Нил, – с нервным смехом начинаю я, – у тебя есть чувство такта? Думаешь, женщинам нравятся такие вопросы?

– Мне всё равно, нравятся им или нет, – отвечает легким качком головы. – Унижает это их или нет. Это их выбор – унижаться, стыдиться и прочее ущемление своих прав. Я говорю, о чем думаю. И ты говори, о чем думаешь. В чем проблема вообще?

Истина в его словах, конечно, есть, она огромная, но скажи это другим. Я фыркаю и ради интереса решаю спровоцировать его, склонившись ближе к уху:

– А если я скажу, что у тебя маленький пенис и что именно по этой причине я ни за что не пересплю с тобой? Как ты на это ответишь?

– Ты не видела мой пенис, детка, – спокойно отзывается он, пожав плечами так легкомысленно, словно мы не его мужское достоинство обсуждаем. – Когда увидишь, возьмешь свои слова обратно. – "Когда", не "если"; вот это самоуверенность. А через секунду поворачивается лицом к моему и, гипнотизируя мой немигающий взгляд, спрашивает лукавым вкрадчивым тоном: – Так ты скинешь свои кандалы или мне это сделать?

– Как Золушке? – без раздумий переспрашиваю я, на миг нырнув в глубину его самовлюбленных глаз. – То есть…

– Какой "золушке"?

– … там, правда, было наоборот: принц надевал ей туфельку, а не… Постой, ты не знаешь сказку про Золушку? – удивляюсь я, наморщив лоб.

Вместо ответа он, не тратя время на ожидание, когда же я всё-таки "сниму кандалы", приводит в исполнение обещанную угрозу "сделать самому": быстро наклоняется, берет сначала левую мою ногу, и я ахаю. Нежное прикосновение шероховатой ладони к лодыжке. Вторая рука обхватывает ее с другой стороны, и Нил аккуратно вынимает мою беленькую округлую пятку. Продолжая медленно скользить большим пальцем по чувствительной коже, достигает этим неразрывным эротическим касанием самых кончиков пальцев.

– Что ты делаешь? – Всё это время я, кажется, даже не дышала. – Нил?

– Балдею, – ответ короткий, а прикосновения более возбуждающие.

Дыхание мое резко становится тяжелым и немножечко шумным.

Одна туфля наконец, спустя бесконечность, занимает свое место на полу. Но это не конец, потому что мужчина, не дав мне отдышаться, приступает ко второй, как он выразился ранее, ножке. Приподнимает ее легонько и проделывает с ней то же самое.

И в какой-то момент его рука неожиданно побежала в абсолютно противоположном направлении – вверх по голени! Это стало для меня потрясением – что, черт возьми, творит этот мужчина?! На борту самолета, где кругом люди!

– Нил…

– М-м? – будто бы не понимая моей реакции, как ни в чем ни бывало отзывается он, двигаясь дальше. Выше.

– Ты скоро там? – глупо спрашиваю я.

– Сейчас-сейчас, еще чуть-чуть потерпи.

– Потерпи? – глухо шепчу я, находясь на грани истеричного смеха и возбуждения.

Когда его рука оказывается еще на сантиметр выше, я едва не складываюсь пополам, мои пальцы сами собой опускаются на спину Нила и сжимают мягкий материал рубашки, кончики моих карамельных волос невесомо ползают по широкой гнутой спине.

Он залез под юбку! Залез. Под. Мою. Джинсовую. Юбку!

– Нил, еще шаг, и мне придется тебя пристрелить, – деланно строго предупреждаю я, не в состоянии больше терпеть эту пытку. Не пойму своим поплывшим сознанием, он нарочно что ли затеял эту задумку с ботинками и носками – чтобы до моих скрытых частей тела в итоге добраться?

Его пальцы замирают на внутренней стороне бедра, но он не спешит убирать их. Поднимает голову и затуманенным взором глядит на меня снизу вверх. Для убедительности своих слов я добавляю строгости в свое выражение лица, свожу брови вместе и с нажимом повторяю:

– Ни-ил.

Туфля, потревоженная ранее, сама слетает с моей ноги и приземляется рядом с первой, но чуть кривовато. Звук глухой, но определенно достигающий разума.

– Прости, увлекся, – вмиг стерев с лица странно-рассеянное выражение лица, расплывается в проказливой ухмылке. – У тебя такая нежная и мягкая кожа, я аж пожалел, что у меня у самого не так. Косметическими кремами пользуешься? Может, посоветуешь их и мне? Мне всё равно, женские они или нет. Если они помогают, то почему бы и не попробовать…

– С вами всё в порядке? – звучит вопрос слева, и я, отвлекшись от чуши, что без умолку городит мой сосед, поворачиваю голову: к нам незаметно подошла стюардесса, и теперь она с недоумением глядит на полусидящего в моих ногах Нила.

– Это вы мне? – отняв руку с моего бедра, оборачивается и одновременно с этим встает. Опомнившись, я разжимаю ткань и убираю руку с его спины.

– Вам. Что вы делаете?

– Очень хороший вопрос, – выпрямившись, говорит Нил. – Вам любопытно, я отвечаю: я снимал туфли этой прекрасной мадмуазель.

– Девушка, – встреваю я, обращаясь к ней крайне вежливо и заодно туфлю поправляя, – вам лучше не знать всех обстоятельств и не спрашивать ни о чем больше. Он человек без комплексов. Не заметите сами, как стыд и неловкость поселятся красными пятнами на вашем миленьком лице, а его они даже не заденут.

Я, похоже, ее и озадачила, и заинтриговала, и заставила всё же покраснеть. Не знаю, какие мысли-эмоции посетили ее воображение – решила не заглядывать в душу и побыть некоторое время обычной земной девушкой, так интереснее поездка, – но решает оставить она нас весьма скоро:

– Пожалуйста, сядьте на свое место и пристегните ремни безопасности. – С этими словами она уходит дальше по проходу.

Нил охотно занимает свое кресло, пристегивается, но больше не смотрит на меня. Полюс его интереса резко меняется.

– Парень, позволь-ка. Дай-ка мне эту штуку.

Я ошеломленно наблюдаю за тем, как он, потянувшись к креслу через проход, бесцеремонно отбирает у ошалелого паренька – с мелкой косичкой и с темно-вишневой замыкающей бусинкой на конце в длинных до плеч русых волосах – оранжевый пластиковый мячик для пинг-понга. И начинает и так, и этак крутить в пальцах, а потом, игнорируя мрачный враждебный взгляд длинноволосого, – перебрасывать шарик из ладони в ладонь, расставив их на некотором расстоянии друг от друга, и, никого не замечая, бубнить:

– И что я себе такую же не купил? Для полета в самый раз.

– Нил, – зову я.

– Что? – Не смотрит, играет.

– Нил.

– Да, я внимательно тебя слушаю, Эль. Говори.

Я выразительно молчу, сверля его блаженно-ангельское лицо, и спустя полминуты он наконец не выдерживает, поворачивает голову в мою сторону.

– Ты ребенок? Верни парню его игрушку. Сейчас же.

– Ему она не нужна.

– Да что ты говоришь? – язвлю я. – А кому нужна? Тебе?

– Мне? Я что, ребенок? – хмыкает, и я от его ответа впадаю в растерянность.

А его, похоже, забавляет моя реакция.

– Тогда что ты делаешь? – предпринимаю я попытку его понять, украдкой косясь на парня с косичкой, который не перестает на нас глазеть. Ему на вид шестнадцать.

– У него стресс.

– У кого? – я глаза округляю. Мы вообще на одной волне беседуем? Я про пирожки, он про парашюты. Или я чего-то не понимаю?

– У парня, конечно. Не у меня же. Я стрессоустойчивый, Эль. Меня почти нельзя вывести из себя по-настоящему. Так, чтобы слюни изо рта, сопли из носа и лютый взгляд "ну держись, я убью тебя". Таким я почти не бываю.

Я задумчиво переспрашиваю:

– Почти? – Но до меня тут же доходит, что я спрашиваю не о том. – Не заговаривай мне зубы, Нил. Мы не о тебе говорим сейчас.

– Хорошо. – Шарик в его руке замирает, оказавшись в левом кулаке. Он снова смотрит на меня, серьезно и прямо в глаза. – У парня стресс, он боится высоты. Его шарик в моих пальцах – дополнительный стресс, но перекрывающий основной. Таким образом, он зол, обескуражен и готов наброситься на меня за единственное средство для спокойной поездки, но он этого не делает, потому что рядом с ним сидит его презентабельный и строгий отец, чей авторитет крайне важен сыну, и он ни за что не посмеет его разочаровать своей внеплановой истерикой на борту самолета, где полным-полно людей, до мнение которых есть дело этому деловому напыщенному индюку. Имидж, видите ли, надо блюсти. А мальчик… мальчик отвлечен от главной проблемы, доходчиво объяснил? – заканчивает он с насмешкой в глазах.

Я работала в полиции, но мне всегда помогали лишь моя интуиция и врожденная способность "видеть людей насквозь". А такие логические цепочки выстраивать из практически ничего – настоящий детективный талант нужен или особое знание психологии людей. Подмечать мелкие детали, опять же. Поэтому напрашивается вопрос:

– Ты менталист? Обучался этому?

– Да нет, я всего лишь читаю людей насквозь, – огорошивает он меня ответом. Я даже перестаю дышать, вытаращив на него глаза.

"… читаю людей насквозь"

И когда я уже едва не начала лихорадочно перебирать в уме тех, кто на это способен, он с насмешливой улыбкой щелкает указательным пальцем меня по носу.

– Шутка. Ты ведь в самом деле не подумала, что я это всерьез? Эль, – показывает на парнишку, – сама посмотри. Зрачки расширены, чрезмерная потливость и… – Глядя на меня, резво полезшую в сумочку, Нил прерывает сам себя и интересуется: – Что ты делаешь?

Я достаю таблетки – всегда с собой беру, а вдруг кому-то плохо станет? – и потянувшись через Нила, протягиваю парню:

– Вот, возьми. От акрофобии.

– Ну или так, – хмыкнув, вполголоса отвечает Нил своим мыслям у самого моего уха.

– Спасибо. А я свои дома забыл, – сожалеет парнишка, искоса на отца посматривая, но тот целиком и полностью погряз в делах, от планшета не оторвать, и проблемы сына его не интересуют.

– На держи, возвращаю. – Передо мной возникает рука Нила с оранжевым шариком, и владелец неуверенно и с опаской забирает его. Рука в перламутрово-темно-зеленом рукаве и с часами на темном кожаном ремешке опять исчезает с зоны моей видимости.

– Спасибо, – без толики благодарности в голосе бубнит юнец. Оно и понятно: мой спутник фактически силой отобрал, украл его вещь.

– Воды дать? – У меня в сумке та тоже должна быть.

– Нет, своя есть. – Он с вежливой полуулыбкой демонстрирует мне бутылку, а потом запивает ею закинутую в рот таблетку.

– Ну тогда приятного полета.

После этих слов я наконец замечаю, что мой сосед странно притих. Сидит, не шевелится даже.

Не меняя позы, медленно поворачиваюсь к нему лицом и сталкиваюсь с пристальным взглядом потемневших шоколадно-бурых глаз. Нос к носу. Буквально.

– Что? – несколько коротких покачиваний головы "туда-сюда".

– Ничего, – тоже отвечает покачиванием, но только уже отрицательным.

– Нет, что-то есть, – возражаю я. – Ты странный.

– Не знаю… – изображает непонимание. – А, может, это потому что твоя рука в сантиметре от моего члена? Хотя я вроде за собой странности не ощущаю. В чем именно проявляется эта странность? Не перечислишь симптомы, чтобы и я понял, о чем речь?

Мои губы складываются в букву "о", а взгляд соскальзывает на то место, куда я машинально поставила руку, когда тянулась к пареньку. На внутреннюю часть бедра, обтянутого бежевой тканью брюк.

– Оу! Прости! – Я резко отдергиваю руку, и, как назло, именно в этот момент самолет решает взлететь. А я не пристегнута, и потому неуклюже валюсь всем телом на Нила.

Мужчина хватает меня за талию, на секунду наши взгляды сталкиваются, а затем быстрым и ловким маневром он поднимает меня, как пушинку, и помещает в соседнее сиденье, молча пристегивает мои ремни и тихо просит:

– Не отстегивайся до конца поездки.

Это забота? Боже, какая милота! Ему и невдомек ведь, что в случае опасности я просто перемещусь отсюда. Разумеется, прихватив с собой весь экипаж и людей на борту – а как иначе-то? Позволить кому-то умереть? Мое доброе сердце не позволит этому случиться. Я всегда, когда узнаю по новостям, что где-то в мире вышел из строя двигатель самолета, направляю судно туда, где есть вода: жилые города не должны пострадать, а жертв из числа пассажиров необходимо свести к минимуму.

– Нил, – с улыбкой отзываюсь я, разминая левое запястье, которое неудачно согнулось и растянулось при моем внезапном падении, – на самолетах пристегиваться нужно только во время взлета и посадки, в остальное время это необязательно. Но спасибо за заботу, мне приятно знать, что ты за меня волнуешься. Это… мило.

– Мило? – задумчиво переспрашивает он, будто бы не знаком с этим словом, будто бы ни разу не слышал его в контексте с самим собой. Но миг – и он снова нахально ухмыляется. – Если это для тебя мило, то я буду почаще о тебе заботиться. – И свои томные слова он сопровождает касанием кончиков пальцев к голой коже моего плеча.

И я едва не закатываю глаза к потолку: Нил опять за свое. Опять ведет себя злостным искусителем женских сердец.

Я вздыхаю, но улыбаться не перестаю. Мне нравится его шарм, нравится обаяние, и прикосновения… они мне тоже до одури нравятся. Сегодня я не прогадала, но надо всё же взять на заметку: осознанно надевать топы и платья с открытыми плечами на период соблазнения горячего редактора-переводчика Нила Тайфера.

Глава 6. Хэллоуин. Часть 1

За несколько часов до мероприятия.

По нужному адресу такси нас доставило к восьми вечера.

Золотисто-кофейные створки лифта разъезжаются в стороны, и мы оказываемся в холле, светлом и просторном. В глаза тут же бросается величественная многоярусная люстра под потолком, та переливается алмазным блеском, в местах имитируя тончайшие дождевые струи, она вся из хрусталя, золотистых обручей и дужек.

Мимо спешно проходит в лифт хозяйка апартаментов, позвякивая ключами с брелоком-мини-фотографией в беспокойных пальцах.

– Здравствуй, Селена… – начинаю я приветливо, но она будто не слышит, сканирующе-равнодушным взглядом проходясь по моему спутнику, сухо бросает, потянувшись к кнопке:

– Вэнс в зале для приемов, руководит установкой пивного бочка. А я еду в кондитерскую устраивать взбучку. И не вернусь без этих проклятых апельсиновых печений. – Двери начинают смыкаться, она продолжает задумчиво-презрительно бубнить: – Ровно пять килограмм, а не два. У этой вислоухой, вероятно, сахарная вата в ушах застряла, когда та принимала мой заказ. Тупая, какая же она тупая, – говоря с самой собой, она небрежно смахивает светло-каштановые волосы набок и чешет черным ногтем свой маленький носик.

Лифт наконец трогается с места, и Нил со смехом заключает:

– Кажется, она не очень приветлива с тобой.

– Она со всеми такая, – пожимая плечами, сообщаю я спокойно, двинувшись на поиски вампира. И поскольку планировку пентхауса знать я не могу, выбираю то направление и тот коридор, на которые указывает моя интуиция. – Но при всём ее трудном характере Селена – девушка не плохая.

– Не ангел, конечно, – отзывается Нил легкомысленно, идущий следом и рассматривающий великолепие богатого убранства квартиры. – Но соглашусь, интересный экземпляр.

А я автоматически начинаю перечислять приобретенные в этой жизни свойства ее серебристо-серой переродившейся души, в которой мелькают немногочисленные небесно-голубые просветы – что говорит о том, что в ней идет медленный процесс очищения.

– Весьма неординарная, иногда грубая и бесцеремонная, любит командовать. Сильная личность, способная выжить в любых условиях и выбраться из любой передряги…

Жарковато, расстегиваю свой розовый расклешенный плащ "а-ля Барби" и кладу на изгиб локтя.

– А внутри уязвимая, – заканчивает за меня Нил, и я удивленно на него смотрю. Брови его сведены, и он тоже внимательно вглядывается в мои глаза.

– Что? – качаю головой, остановившись на секунду.

– Да вот гадаю, откуда тебе это известно.

– Успела узнать её достаточно, – лгу я и задаю ему аналогичный вопрос. – А ты как понял про ранимость?

Долгий серьезный взгляд на меня, который резко сменяется прежним беззаботным видом и кривой ухмылкой.

– Элементарная психология, – бросив непринужденным тоном, парень вновь начинает вертеть головой, надменно-безразлично разглядывая интерьер, обустроенный в светлых тонах с элементами редких темных вставок в виде стильных торшеров по углам и минималистичных картин на белых стенах.

Одинокий цветок у долговязого окна в плетеной корзине с соломенными ручками, а возле него, там же на полу, красуется тыквенная морда с вырезанной стрелкой "поворот направо", подсвечивающейся электронной свечой, вставленной внутрь. Следуя оригинальному указателю, мы входим в нужный зал, просто немыслимо гигантский, ярко украшенный под тематику Хэллоуина.

Установка декораций идет полным ходом. На чистых новых стенах, сверкающих белизной уже висят уродливые постеры, картины, черепа, изумительно красивые, но страшные фарфоровые куклы; и скелеты на нитках, которые дергает автоматическая система-кукловод, кто-то из нанятых рабочих надевает на их костяные головы седые волосы, и они развеваются, словно бы на ветру, посредством искусственной подачи воздуха. Южная панорама на город увешана искусственной белесой паутиной, девушка-декоратор невидимым скотчем крепит их к потолку. Бар с напитками на западе, бармен пока отсутствует, но с началом веселья, полагаю, он займет свою зону деятельности у западной панорамы. Бильярдная зона нашла свое место под самым куполом готического платья из рваных лоскутов ожившей великанши-мертвеца, из которого торчат толстые кривые ноги в изодранных чулках и пыльно-красных старомодных башмаках. Весьма эклектично и… незабываемо, если задрать голову во время игры. Так можно впечатлиться и напрочь растерять нить игры.

То тут, то там раскиданы по зонам отдыха подушки с тыквенным принтом и мерзким оскалом. Сами тыквы с уродливыми лицами стоят по периметру всего зала, малочисленная на фоне размеров помещения мебель в искусственно-пыльных чехлах и чернильных разводах сдвинута ближе к окнам и стенам, так что центральная площадка свободна, и гости на ней могут танцевать без стеснения. Интересно, сколько гостей планируют принимать хозяева?

Мой взгляд перемещается на южно-восточный угол: а вот и сам Вэнс! Координирует работу мускулистых парней, устанавливающих второй бочок рядом с первым. (Хотя мог бы и сам справиться с подобной силовой нагрузкой, без привлечения наемных лиц, это ему по силам.) Цистерны с пивом сделаны на манер гигантского деревянного бочонка с медом, и они стоят сверху на огромных клетках, в которых сидят живые обезьяны. Две в одной, три во второй. Одна жует банан, две другие пытаются отобрать, хотя рядом весьма обличающе валяются две банановые кожуры. В другой вольере две лопоухие мартышки щелкают орехи, раскачиваясь на импровизированных лианах.

– Даниэль, ты здесь, – радостным окликом останавливает меня Делла, которая, к моему удивлению, тоже тут. В руках русфея держит коробку с "обработанными" тыквами, имеющими всю ту же стрелку-указатель вместо обыкновенной устрашающей пасти.

Я ее и не заметила, видимо, она возилась у северной стены – единственной тут без окон. Обернувшись, я сразу замечаю, что позади нее весь пол усеян тыквами и его мягким содержимым, вываленном на пленку, чтобы не замарать дорогой паркет.

– Так вот кто создает эти очаровательные колобки, – отзываюсь я с добродушной улыбкой, возвращая внимание на девушку.

– О да, это весьма интересный опыт, – посмеивается она, с легкостью справляясь с весом коробки, ибо она горазда передвигать предметы любой комплекции и массы одной только силой мысли или силой молекул воды, которые безусловно присутствуют и в воздушной среде. В данном конкретном случае Корделия использует силу мысли. Второй вариант значил бы выдать себя, ведь без паса руки в таком случае не обойтись.

– Когда ты вернулась? – интересуюсь я, и Делла, бросив недоуменно-недоверчивый взгляд на Тайфера, отвечает, неторопливо растягивая слова: – Вч-чера. А это кто?

– Это… – замявшись, я не сразу нахожусь с ответом, и потому смотрю на своего "плюс один", который в эту минуту буравит девушку, чуть удивленно и задумчиво. – Мой друг. Нил. А это моя подруга. Корделия.

– Не тяжело? – спрашивает, подозрительно прищурившись, Нил.

Он видит, что она не такая, как все?

– Совсем нет, я занимаюсь спортом, у меня отличная физическая подготовка, – преувеличенно бодро говорит моя подруга и, быстро шагнув ко мне и уведя меня в сторону, на ухо шепчет: – Странный тип, он тоже, как ты?

– Нет, – я слегка озадачена тем, что ей пришло это в голову. – Он человек, Делла.

– Ты уверена?

Не уверена, конечно же. Из-за того, что я не могу заглянуть в самую суть этого мужчины, а вижу лишь внешнюю оболочку, я не могу стопроцентно утверждать, что он человек. С таким же успехом он может оказаться вампиром, обосновавшимся среди людей, и судя по его ментальным способностям очень сильным вампиром, но это лишь необоснованные предположения и мое подозрительное воображение, ищущее вариации возможного. Феем он быть не может, они обычно не изменяют привычным условиям обитания в своем мире и не имеют привычки заселяться в человеческом мире. А еще у них есть некоторые своеобразные сексуальные потребности до наступления второго совершеннолетия, но мой сосед явно вышел из этого "трудного" возраста лет так десять назад, так что его ненасытность в женском внимании к подростковым фейским отклонениям точно не относится; а что до взрослых фей – те ведут довольно сдержанный образ жизни, не распыляясь на случайные связи. А это к похотливому Нилу, как показало наблюдение, не относится.

Он может быть смесью видов, но таких мало, а закон о запрете межвидовой связи официально был отменен всего месяц назад, перед самой свадьбой вампирского принца Андро Аарона Морана Даркнесса и фейской принцессы с королевской русалочьей кровью Корделии Анабель Карсонфли, обвенчавшихся в реконструированном в сжатые сроки старинном храме при Академии Одаренных. Так что выходит, Нил не мог вымахать за месяц из оплодотворенной яйцеклетки в тридцатилетнего взрослого мужика, если, конечно, он не скрывался долгие годы, как то делала семья Карсон.

Чтобы не зацикливаться на сомнениях, я улыбаюсь и задаю встречный вопрос, продолжая говорить ласковым шепотом:

– Аарон будет?

– Нет, он… король совсем плох, и Аарон помогает Мэтью принять королевские дела, а днем он в Академии и… – она снова косится на моего кареглазого красавца, – Даниэль, он меня настораживает, так смотрит на меня, будто раздевает.

– Делла, будь спокойна. Он мой будущий супруг. Поверь, переживать на его счет не стоит.

– Ну ладно, – отзывается она, а потом выпучивает глаза. – Что? Что ты сказала?

– Как-нибудь потом поговорим. Когда мое желание станет явью, – подмигнув ей, я возвращаюсь к Тайферу. А Делла, шокированная и с озорной улыбкой, обходит нас и, бросив нам одухотворенное "пойду, расставлю указатели", скрывается со своей коробкой в коридоре.

Ей вслед смотрит Нил, усмехаясь себе под нос:

– Какая красота. Слушай, Эль, – обернувшись снова ко мне, – в какое интересное место ты меня привяла! Цветник какой-то! Кстати, ты знаешь, что она…

Осекается, внезапно передумав закончить фразу.

– Что? – нахмурившись, я складываю руки перед собой. – Понравилась?

Опять этот противный заливается отнюдь не скромным хохотом. Скидывает небрежно наши дорожные сумки у стены и снова поворачивается.

– Понравилась? Эль, говори вещи своими именами. Скажи "я ревную", и поверь, язык у тебя не отсохнет.

– Ты можешь вести себя более прилично? – стараясь сохранять терпение, прошу я.

– Если это значит ставить себя в рамки… – умолкает, дав себе время подумать, после чего картинно качает головой, поджав губы и изображая шута, – нет.

И он, нахально ухмыльнувшись и сунув руки в карманы брюк, насвистывая какую-то мелодию, шагает к бильярдному столу, скучающей походкой огибает его, скользя по бортам пальцем и поглядывая исследовательским интересом зеленое поле и шары, выложенные в треугольник. Сделав ревизию, глянув наверх, хмыкнув и по-детски подергав мертвеца за ногу, упирается бедром в стол и, вертя в пальцах кий, будто бы не может взять в толк, для чего он нужен, вдруг лезет в свой смартфон. Интерес к окружающему миру у него пропадает, глаза начинают бегать по экрану. Он что-то увлеченно и старательно читает, понимаю я.

Наблюдая за ним и его парадоксальным поведением, я медленно подхожу к Вэнсу. Вампир как всегда широко улыбается и максимально добродушен в общении в минуты, необремененные спасением чьей-то жизни, опасным гневом на недругов и погоней за теми, кто угрожает благополучию его близких. Благо эти времена отошли в историю, а жизнь стала более мирной и спокойной.

– Даниэ-э-эль, – отходя от пивных цистерн и людей в фирменных кепках, Вэнс Дэмар раскидывает руки в стороны, намереваясь обнять важную во всех смыслах для него гостью. Смыкает руки за моей спиной и долго не отпускает. Этот мужчина обожает обниматься и вдыхать чужие запахи своим вампирским обонянием. – Я скучал с момента нашей последней встречи. Мы с тобой отлично оттянулись на свадьбе наших общих друзей, я после того раза текила больше не пью. Только виски. – Подмигивает лукаво, подавшись назад и снова взглянув на меня, чтобы оценить образ. – Ты обворожительна.

Я с улыбкой принимаю комплимент, но всё же не могу не сказать:

– Не льсти, Вэнс. Мой сегодняшний костюм в дорожной сумке, а так я выгляжу, когда мой день сплошь состоит из рутинных забот и в ней никоим образом не значится мега-вечеринка в элитном районе, в пентхаусе, да еще и с изумительным видом на город, – подмечаю я, красноречиво бросив взгляд на восточные стекла, вблизи которых я встала. – На широкую ногу живешь, Вэнс.

– Так не для себя же. Всё самое лучшее для жены и ребенка!

– Вы поженились? – я приятно удивлена услышать столь замечательную новость. Он с гордостью показывает кольцо на безымянном пальце. – Когда? Почему я не знаю?

– Где фата и банкет? – по-доброму усмехается вампир. – Мы не стали устраивать торжество, со дня смерти сестры Селены прошло совсем немного времени, да и она не любит такое. А раз моя любимая женщина не хочет, мне-то это зачем, правильно? Она со мной, Беллка со мной – чего мне еще желать? Я, мать твою, счастлив! Сча-стлив. Ох, Даниэль, пойду-ка я покурю, а вы, – глянув на Нила, а потом лукаво на меня, – располагайтесь. Занимайте любую комнату, кроме той, где спит моя крошка.

– А на нее можно взглянуть? Соскучилась просто очень.

– Да-да, – бросает на ходу он, двигаясь к одному из стеклянных дверей, выходящих на террасу. Видимо, излюбленное место для курения. – Вернешься в коридор, и самая дальняя дверь рядом с еще одним выходом на террасу. Там же стоит горшок-тыква с декоративным папоротником. Не ошибешься!

Вытащив трубку из внутреннего кармана светло-серого пиджака, он, преодолев пространство террасы, подходит к стеклянному парапету и закуривает.

Приятный во всех отношениях вампир. Вот только душа спорная: ему приходилось убивать. Раньше таких оставляли скитаться вечно по Земле, не забирая ни в Ад, ни в Рай. Но совсем недавно, не без моего вероломного вмешательства в "налаженный быт", система отбора подверглась изменению: за спорными охотятся демоны и… я, Аду в противовес. Я уже отправила призрака Кайли "на небеса", где она спустя столетия наконец должна была воссоединиться с любимым. Надеюсь, у нее это получилось: хорошая девчонка, лишь однажды оступилась, предав отца и косвенно став причиной его смерти. И таких, как Кайла, могу сказать, уже набралось с десяток.

Преисполнившись намерения заглянуть к малышке, я поворачиваюсь к Нилу, чтобы сообщить ему, что отлучусь ненадолго. И опять наталкиваюсь на странный прищур, ползающий по спине вампира, курящего на свежем воздухе. Светлые волосы треплет расшумевшийся ветер, одна рука на парапете, вторая упирается на локоть, поза расслабленная, умиротворенный взгляд на город, расстилающийся у подножия небоскреба, и клубы выдыхаемого табачного дыма. Что опять Нил пытается разглядеть? Чем его Вэнс заинтересовал, интересно? Стоит с кием в руках в позе профессионального игрока, иными словами, нагнувшись над столом и готовый бить по шару, но задумчиво застыв, отвлекшись на субъект за окном.

А не ревность ли это случаем?

– Интересно наблюдать за другими? – подойдя незаметно к парню, спрашиваю я, и он, мгновенно выйдя из транса от звука моего голоса, натягивает на лицо маску веселого шалопая, таинственно косится в мою сторону и наконец делает удар по белому шару.

Я удивленно приоткрываю рот, когда все пятнадцать шаров, на первый взгляд хаотично разошедшихся в стороны, один за другим падают в лузы. Я думала, он не умеет играть!

– Давно играешь? – потрясенно спрашиваю, с трудом оторвавшись от зеленого поля.

– Да нет, прошерстил правила в интернете пять минут назад и… – непринужденно выпятив губу и с наклоном головы оценивая итог своей игры, цокает и кладет кий обратно. – Научился, это довольно просто. И скучно, как оказалось. Чем займемся?

Добившись с одного раза безоговорочного успеха, он остывает к игре, больше не смотрит даже на бильярдный стол, а с невинной улыбкой меня очаровывает.

Прочистив горло, я перехожу непосредственно к теме, нас волновавшей:

– Так, ладно. Гости потянутся, думаю, к десяти. Как сказал хозяин дома, мы можем пока оставить вещи в одной из комнат. Переночуем, думаю, тоже здесь. Не будем ехать в отель, не имеет смысла это делать на рассвете, когда вечеринка, собственно говоря, и завершится. Но я чуть позже уточню этот момент у Вэнса.

– Вэнс это тот, что курит на балконе? – показывает кивком на Дэмара, дымящего трубкой.

– Верно. Я позже вас представлю, а сейчас не мог бы ты наши вещи…

Его бестактное любопытство не позволяет мне договорить:

– Он твой бывший? Вы так тесно общаетесь. Обнимаетесь и всё такое.

– Н-нет, – я даже теряюсь на миг и забываю, о чем говорила. А потом понимаю: он смотрел на нас в то время, как мы говорили. И это приятно – осознавать, что его не оставляют равнодушным мои близкие беседы с противоположным полом. – Мы знакомы не так давно. Месяц, около того. На свадьбе Корделии познакомились.

– Той сексапильной брюнетки в коротких шортиках, что мы видели несколькими минутами ранее? – уточняет он, наивно на меня глядя.

– Ага, той сексапильной брюнетки в коротких шортиках, у которой есть не менее сексапильный муж с обалденным торсом и идеальными шестью кубиками пресса, – мило проговариваю я, с наслаждением наблюдая, как его лицо чуточку преображается, становясь менее самодовольным и убежденным в собственной неотразимости. Удар по самолюбию. Всего на капельку он приходит в смятение. Всего на секунду уголок пухлых губ дергается, а потом Нил, веселый и харизматичный, обходит меня и с энтузиазмом подхватывает сумки, оставленные на пороге зала.

– Куда, говоришь, надо нести вещи?

– В одну из комнат. – Я шагаю следом, с мечтательным вздохом любуясь его широкими плечами. Вот, где скрыта красота и мощь.

Ах, до чего же он эстетичен в своей небрежности и самоуверенной походке. Волосы в творческом беспорядке, будто с ним долго и упорно воевал легкий игривый ветер, ни грамма лака, геля или что-то тому подобное. Естественно и притягательно.

– В любую?

– Сейчас посмотрим. – Осмотрев коридор и заметив папоротник у стеклянной двери, я даю указания: – Пусть будет эта. А я буду в соседней, поздороваюсь кое с кем, – отдаю мужчине свой плащ и, стрельнув указательными пальцами в дверь Беллы, я показываю свое направление, чтобы он с легкостью потом мог найти меня, если захочет, и на этом мы расходимся.

Войдя в комнату, которая оказалась и хозяйской спальней, на что указывает двуспальная кровать в непосредственной близости к детской кроватке, я первым делом отмечаю убранство в мягких пастельных тонах, а уже потом задерживаюсь на Молли, переодевающую годовалую девочку в чистые ползунки, уже проснувшуюся и с аппетитом сосущую в качестве леденца свой большой пальчик. Соску не признает: либо пальчик, либо грудь матери, либо молочную кашку из крохотной ложечки. А к двум годам вообще кровью питаться начнет – у вампира и человеческой девушки родилась прекрасная дочь-вампирёныш.

Завязывая в бантик развязавшиеся тесемки беленькой кружевной шапочки под маленьким подбородком, Богиня удачи и сладострастия – она же Фортуна – интуитивно поворачивается, почувствовав мое присутствие.

– Эль? Круто, что ты пришла на вечеринку. Правда, меня на ней не будет. Танцы, выпивка, "смельчак", тяжелый рок, крутые певцы, шок-представление, обещанный ор и страх, – перечисляет она со смешком все прелести предстоящей бессонной и по-настоящему громкой ночи, которых будет лишена, – и меня не будет, ты вообще можешь себе это представить? Я и вечеринки – мы не разлей вода. Как так получилось, что я согласилась пропустить самое интересное, ума не приложу!

– Сама устроилась в эту семью няней, – выразительно посмотрев на нее в упор, лукаво поддеваю я. – Уж будь добра, следи за чадом.

Она смеется и протягивает мне малышку, видя мои протянутые в сильном желании подержать нашу жемчужину руки.

– На, возьми. Сегодня моя мама не капризничала. Она держится молодцом, иногда я задумываюсь: а вдруг она всё понимает?

Я обхватываю одной рукой Беллу, а пальчиком другой руки ласково вытираю слюнки девочки.

– Приве-е-ет, малышка. Это навряд ли, – говорю я, улыбаясь душе моей переродившейся в смертном теле старшей сестры, – она не помнит ничего. Вернее, сейчас в ней есть еще отголоски памяти предыдущей жизни, но к годам пяти она позабудет, что была Богиней и начнет постигать смертную жизнь, оставшись с ней один на один. Без вмешательства с нашей стороны, – я предупредительно и строго гляжу на Молли.

– Я уйду, я обещаю, – покорно кивает моя племянница и тянет руки к Белле, словно бы ей трудно даже одну минуту обходиться без телесного контакта с ребенком. Я, сжалившись, отдаю дитя.

– И как ты только на вечеринки ходишь, если так привязана к "матери"?

– Я ее редко вижу, я няня только по будням, – (ага, по будням, о-о-очень редко!), – а уикэнд я провожу, как полагается девушке "моего возраста". Тусуюсь с парнями и подрабатываю ведьмой на пару с бесполезным шаром предсказания, – пафосно заканчивает она, прижимая теснее к груди малышку и закатывая дурашливо глаза.

Богине сто семьдесят четыре года, а она, придя в этот мир с рождением Беллы чуть больше года назад, выбрала занятие, характерное для шарлатанов.

– Это не шарлатанство, – уловив образ моих эмоций, возражает она и принимается одевать златовласую синеглазку в теплую уличную одежду. – В отличие от всех этих якобы гадалок и экстрасенсов, я реально помогаю людям избежать некоторые трагические события в жизни, дарю им удачу.

Молли предсказательница, не самая способная: порой видит бессвязную бессмыслицу, разгадать которую сама не может. Хотя предположу, что все пророки такие. Мне-то, Богине другой специализации откуда знать всю тяжесть их таланта?

– Надеюсь, не всем подряд. Смотри, Ян явится к тебе однажды и прочитает нотацию. А может, еще хуже: пожелает тебя забрать в Ад, чтобы украсить свою греховню лучиком света, – поигрываю пальчиками, жестикулируя и нагнетая обстановку. Хэллоуин как-никак. – Алисию он уже забрал, имей в виду. И остерегайся его витиеватых предложений. Этот старый лис и тебя обманет. Моргнешь, и ты уже в Аду, как тебе перспектива дружить с демонами? Рассказывать им их дальнейшую судьбу, предупреждать об опасности: а вдруг на него, бедного, окаянные души нападут всем скопом? Придется тебе, как добросовестной "ведьме", самому невезучему плеть свою дать.

– Вот уж со своей плетью я никогда не расстанусь, вдруг пригодится самой когда-нибудь, – Молли смеется, а я с улыбкой качаю головой, пытаясь не рассмеяться.

Присаживаюсь на пуфик в подножии кровати, расслаблено вытянув ноги и уперев пятки туфель в мягкий ворсистый ковер.

– Нет, серьезно, не вмешивайся сильно в судьбы людей, иначе придется тебе жалобы от деда выслушивать.

– А ты? – весело спрашивает она, обувая ребенка. – Ты столько раз вмешивалась в его игры, тебе он претензий не предъявлял?

– Мне? – Я хитро поглядываю на нее и скрещиваю ноги, меняя их положение. – Да тысячу раз! Мне, знаешь, как доставляет удовольствие выводить его из себя? Видеть эту рожу его разгневанную: когда он пытается сдерживать ярость и досаду от того, что у него что-то не получилось по моей вине, но у него не выходит. У самого Яна сдают нервы, представляешь? Мне нравится его злить, так что мне даже в кайф делать всё ему наперекор. Прошлым летом, я тебе не рассказывала, я спасла тонущий круизный теплоход – и с плохими, и хорошими, я не разбиралась, – так он пришел "терпеливо наорать" на меня, что я ломаю систему, и у него недостача смертей. Положенных одиннадцати грешников не встретили врата Ада, зато я на каждого из них потом накопала обличающее досье и посадила мерзавцев за решетку. Как тебе?

– И как он тебя только не прибил за это? – потрясенная, выдыхает.

– Ему тоже нравится, – заявляю я, – в том-то весь сахар. Он спускает мне абсолютно всё, хоть и злится. А в последний раз я прикончила ту, с кем пятьсот лет назад он изменил маме.

– Лили? Мне Инь говорила, она наблюдала за ее смертью.

Я согласно мычу и продолжаю:

– И что ты думаешь? Его божественная персона в очередной раз озарила меня своим присутствием. Мы славно попили чайку, полицемерили вдоволь, и он вернулся к себе в Ад.

– Ты всегда была его любимицей, ничего не изменилось, – подытоживает Молли. Так, будто ее не удивляют мои слова.

Я фыркаю, склонная придерживаться прямо диаметрального мнения: если бы любил, не стирал бы память в меня влюбленных мужчин, не пугал бы тех, кому я нравилась, до чертиков и до психиатрических клиник; не тянул бы в Ад, ибо хорошие отцы никогда не пожелают плохой судьбы своим любимым дочерям.

– Тебе-то откуда знать? Ты тогда еще не родилась.

– В Вечном Городе все об этом говорят, – пожимает она беззаботно плечом, надевает брошенную на стул голубую кожаную куртку, вынимает из ворота клубнично-блондинистые волосы, те каскадом рассыпаются по плечам, и берет снова Беллу на ручки. – Ну всё, я ухожу. Передай Селене или Вэнсу, что я увезла их дочь со страшной вечеринки к себе домой.

– А тебе можно это делать? – удивленно свожу брови к переносице.

– Да, они сами попросили меня об этом. Вечеринка будет шумной, малышка не сможет спать, а-то и плакать станет от резких звуков и завываний псевдопривидений. Правда, Вэнс говорил, что во всех комнатах поставит глушитель, но… дети всё равно чувствуют негативную энергию. Да и вдруг кто-то левый случайно комнаты перепутает и зайдет. Опасно оставлять ее здесь. В общем, так они оба считают. И Вэнс, и Селена. Не скажешь ведь им, что я Богиня и со мной ребенку точно ничего не грозит, где бы мы ни находились.

– Ну да… Они тебе доверяют, – отзываюсь понимающим кивком. – Хорошо.

Всего месяц назад, когда Вэнс и Селена помирились и вновь сошлись, Фортуна устроилась к ним няней. До этого момента финансы Селены не позволяли ей нанимать персональную няню, а Вэнс, далеко не стесненный в средствах, и вовсе не знал о том, что у него есть дочь. Узнал три месяца назад, и два месяца потратил на то, чтобы любимая его простила и позволила дать им шанс на полноценную семью. Позже они взяли няню, однако, ни один из них не догадывается, что Молли не человек. Их бы кондратий хватил, узнай они всю предысторию, цель визита на Землю самой Богини Фортуны и роль их дочери в этой истории.

– Встретимся на выходных, я заберу тебя на обалденную барселонскую тусовку. Парни там – закачаешься.

Подмигнув с озорными искорками-кристалликами в голубых глазах, она растворяется, и в спальне я остаюсь одна, задумчиво теребя губу: рассказать Молли о Ниле или пока не стоит? Она могла бы заглянуть в его душу и ответить на животрепещущие вопросы о том, кто он, какой он, какого цвета его душа, какие эмоции в нем преобладают. Вот только по нашим проповедям это запрещено – раскрывать чужого избранника той, с кем он связан по судьбе. Ни вербально, ни телепатически. Таков закон Сплетенных Душ у Вечных.

***

Не найдя в оговоренной комнате Нила, я, недолго думая, выхожу через западную дверь на террасу, чтобы составить компанию Вэнсу, по-прежнему курящему табак в южном крыле.

– О, Даниэль, – мужчина расплывается в дружелюбной улыбке. – Иди-иди, постой со мной.

Солнце село почти три часа назад, я молча подхожу к парапету и умиротворенно гляжу на подлунный город и его крохотные огни. Так высоко, будто снова в горах. Тихо кругом, а жизнь шумит далеко внизу. Память услужливо подсовывает в сознание горное свидание с Джеем: наш смех, покой, ровную гладь души и, конечно, фотоаппарат в его руках. Он безостановочно щёлках по затвору камеры, нежно целовал и просил меня ему позировать. Ветер в запутанных волосах, смешные кадры, неуклюжие позы, его неэстетично-прекрасные рожицы, направленные в объектив, когда я отобрала у него любимый съемочный кадрощёлк и начала мучить его точно так же, как он меня, – у нас было кучу забавных, просто потрясающих снимков с того дня, где они сейчас? Ян и их уничтожил?

– Ты печальна, – внимательно глядя на меня, замечает Вэнс, выпустив изо рта дым.

– Да нет, – я натягиваю на лицо безмятежную улыбку. – Я скорее нахожусь в поисках своего счастья.

Он усмехается.

– Интересная альтернатива слову "печалиться".

Взявшись за металлические перила обеими руками, я быстро и ловко взбираюсь на парапет пятой точкой, спиной к бездне города, и рассеянно-задумчивым взглядом наблюдаю за тем, что происходит внутри.

– Что они делают?

Вампир оборачивается через плечо на одно короткое мгновение, чтобы взглянуть на площадку перед северной стеной приемного зала, и поясняет:

– А, это ребята сцену для артистов устанавливают. Приедет группа Hell Knights. Звонил им вчера, сказали не приедут. Час назад позвонили сами и… так сказать, передумали и хотят выступать. Конечно, я же аванс им заплатил. А бабки никому не хочется возвращать, когда они уже приятно пахнут в твоем кошельке, – посмеивается снисходительно. – Да и ребята не нарасхват, до популярности им еще расти и расти. Заказы сотнями не поступают. Бери, что дают.

– А успеют смонтировать? Полтора часа осталось. – Я перевожу взгляд с окон на хозяина пентхауса. – Кстати, сколько гостей будет?

– Там же только подмостки да аппаратура, – небрежно машет рукой. – Думаю, успеют. А гостей… да фиг его знает. Я пригласил пятьдесят знакомых, каждый из них пригласит как минимум еще троих. Думаю, народу наберется "ой-ой".

Я с кривой улыбкой смотрю на Вэнса, щурюсь внимательно и вижу в нем невысказанный вопрос: желание что-то спросить в отношении меня, но он подавляет его, абсолютно точно зная, что ответа не получит.

– То есть будем тусить как в клубе, в море незнакомых лиц?

– Почему "как"? Официально объявляю тебе, Даниэль, мои апартаменты до самого утра получают звание элитного клуба. В эту колдовскую ночь топ-клуб "Забвение" волшебным образом переносится на самую вершину Монреаля. На чертов тридцать восьмой этаж. Предстоит лучшее "Монстр-Пати" за всю историю Хэллоуинов, детка, – лукаво подмигивает он мне.

– И "смельчак" наготове? – улыбаюсь ехидно.

– О да, травку будут разносить наравне с напитками. – И вампир вытаскивает из переднего кармана светло-голубых джинсов пакетик с молотым порошком цвета сушенной травы, потом протягивает небрежно зажатый между указательным пальцем и средним квадратик мне. – Хочешь?

Я беру в руки, кручу лениво в пальцах и, осознав, что голову потерять в эту особенную ночь я не могу, протягиваю обратно.

– Спасибо, но нет.

– Окей, настаивать не в моих правилах. – Его рука на миг прячется в кармане, а затем, положив ее на перила и выдохнув очередную порцию дыма, спрашивает с любопытным блеском в серых глазах: – Так кого же ты привела с собой? Кто этот парень? Он человек или…

Он выразительно замолкает, давая мне самой договорить.

– Нил Тайфер, – отвечаю ровно. – Человек.

– Ладно, а что насчет другой подоплеки моего вопроса? – Хитро сощуривается.

– Какой именно? По-моему, их еще два.

На лице его отражается забавное сочетание преувеличенного удивления и озорства.

– Как? Ну как ты это делаешь? – с нарочной досадой отзывается он, затем опускает серьезный взгляд на свою курительную трубку и долго рассматривает ее, пока я слежу за мужчиной со снисходительным видом. – Ладно, – наконец поднимает голову, – ну хоть на одну ты можешь ответить?

– Могу. Пока мы с Нилом просто… друзья, – пожимаю плечом.

– Просто друзья? – таинственная искорка блестит во взгляде. – Пока?

– Да, пока.

– Круто. Напоминает историю моего лучшего друга и очаровательнейшей Деллы, но там была полная катастрофа. Целая война взглядами: кто кого прожжет насквозь, кто кого заморозит равнодушием. Смешные, в начале своих отношений они никак не хотели признавать симпатию друг к другу. Было весело за ними наблюдать. То, как они препирались, то, как воздух вокруг трещал от напряжения, когда эти двое находились рядом… – (здесь я загадочно улыбаюсь, слушая его, ибо куда лучше всех осведомленная в этой теме), – да-а-а, были времена. Но зато теперь они женаты и друг без друга и дня прожить не в состоянии. А у вас как обстоят дела? Тоже временами ненавидите друг друга? Или этот Нил тот еще святоша и мирный ангелочек, который в тебе души не чает и по ночам под окнами сторожит сон прекрасной девы Даниэль?

Я начинаю смеяться, не пытаясь сдержать прилив веселья. Вот уж точно Нил не милый ангелочек!

– Я так понимаю, он полная противоположность святоше, да? – Хмыкнув, с понимающей ухмылкой Вэнс наблюдает за мной.

– О да! Чертенок с легкомысленным взглядом на жизнь!

– Вау! На земле есть еще один такой? А я и не знал! – с иронией, не далекой от правды, произносит вампир. – Обязательно познакомь нас. Должно быть, у нас много общего. Знаешь, я легкомысленно забываю опускать крышку унитаза, не говоря уже о том, что мне прилетает от Селены за вертикальный стульчак. А как с этим обстоит дело у Нила? Если этот пункт не вписан в его график – мы родственные души, Даниэль! – заключает он патетично.

– Перестань, – я закатываю глаза, – у тебя маска, а он реально развратный засранец.

Он становится серьезным, искренним, вскидывает брови вверх.

– Так что же ты нашла в нем? Девушка твоего уровня… я удивлен, правда.

Смотрю на него, наклонив голову, и, помолчав немного, признаюсь с таким же серьезным выражением:

– Он моя судьба, я это точно знаю.

– А он по всей видимости нет, да?

– Нет, – качаю головой, чувствуя легкую грусть.

Наступает пауза, в которой Дэмар внимательно изучает мое лицо, а я, передернув плечами от ночного холода и задумчиво поболтав ногами минуту, прогибаюсь назад и гляжу вниз, на город.

– Осторожнее, милая. Падение с такой высоты не сулит тебе ничего хорошего.

– Я не упаду, ты же знаешь.

– Даниэль, я не пойму, ты нарочно меня дразнишь?

Мое внимание снова на парне.

– Ты знал, что я не упаду, и всё равно предостерег меня. Для чего? Не для того ли, чтобы "невольно" затронуть тему, тебе чертовски любопытную?

– Да, да, да, – излишне возбужденно, но со смешинками в глазах, – ты меня раскусила. Хоть убей, я не могу разгадать тебя. В один момент ты здесь, в другой тебя уже нет. Из старухи превращаешься в неписанную красавицу и наоборот. Гипнозу ты не подвергаешься…

– А ты пробовал? – с укоризной сузив глаза.

– О нет, мне Делла сказала: не поддаешься. Я уж не стал пробовать.

– И не стоит.

– Я не собирался. – Он вздыхает с театральным отчаянием. – Даниэль, кто ты?

– Думаешь, Делле не сказала, а тебе скажу? – хмыкаю я. – Серьезно, Вэнс, не спрашивай меня об этом, если тебе симпатична наша дружба.

– Симпатична! Еще как! – спешно примиряется он с моей тайной и, ласково улыбнувшись, подает мне руку. – Но я все равно не могу смотреть на то, как ты сидишь на краю пропасти. Мне непривычна твоя бессмертность, так что… – многозначительно прерывает речь, и я, тронутая искренней заботой, позволяю ему помочь мне спуститься.

– Благодарю, – изображаю крайнюю степень вежливости и спокойствия, а потом, громко рассмеявшись, резко замолкаю, видя случайным боковым зрением мужчину в стеклянных дверях. Забираю у Вэнса руку и поправляю лямку топа. Дэмар на один короткий миг поворачивается лицом к городу, чтобы бросить мне незаметно слова, которых не увидит на шевелящихся губах Нил:

– Не волнуйся, мы говорили под глушителем.

Глушитель – дар сильных вампиров ставить защиту от прослушки. Вэнс всегда предусмотрителен.

– Убираю, – уведомляет он и снова поворачивается, приняв самую расслабленную позу из существующих в его арсенале.

– Нил! – я по-прежнему в приподнятом настроении. – Ты здесь, а я тебя искала, но в комнате тебя не было.

– Я тоже… искал, – сощуренный взгляд устремляет в Дэмара.

Делаю шаг к Тайферу, но тут же понимаю, что забыла кое о чем.

– Кстати, – вспоминаю я, повернувшись опять к радушному хозяину, – няня увезла Беллу. Просила тебе передать.

– Правда? – Вэнс немного расстроен, сжимает губы. – Хотел поцеловать в лобик на прощание.

– Она не должна была увозить? – вопрошаю невинно и участливо.

– Нет-нет, мы обговаривали… – смотрит на часы, – просто думал, что успею. А время летит незаметно.

Нил неожиданно подходит вплотную со спины, кладет руку мне на один бок почти невесомым, но до чего же горячим прикосновением! Господи! Тьфу, неправильное слово, с ликом родного отца… А затем протягивает вторую ладонь хозяину дома для рукопожатия.

Матерь Божья! Спина горит, кожа горит. И кажется, мой пульс подскочил вверх. Его близость меня вдохновляет на страсть, которую сейчас проявлять рано. Рано, Даниэль! Держи себя в руках! Ты не юная девица, ты взрослая женщина с бесстрастным лицом!

– Нил Тайфер, – представляется мой сосед, в глубине глаз которого притаилось нечто тяжелое и нечитаемое.

– Вэнс Демаре, – улыбчивый и крайне приветливый, Дэмар коверкает свою настоящую фамилию, трансформируя ее на французский манер.

– Мсье? – красноречивое уточнение, но такое чувство, будто он это и так знал до вступления в беседу.

– Да, я коренной француз, – искусно заливается во лжи его оппонент. – А вы… мистер?

– Нет, тоже француз, – опровергает Нил предубеждение относительно английской фамилии, улыбка самоуверенная, претенциозная. – Мать была француженкой, а ублюдок-отец, подарив мне единственно прекрасное, что у него было, и я не о чертовой сперме толкую, свалил с безмозглой теннисисткой обратно в Англию.

Легкий тон, невозмутимо-спокойный. Но, наверное, за его словами кроется… боль? Не знаю, не могу понять. Я будто слепой котенок рядом с ним.

Оба опускают руки.

– Тайфер – в самом деле, изящная фамилия, – соглашается Вэнс, в ком играет шутливое настроение. – Я завидую, ведь мой покойный отец оставил мне лишь чертову сперму!

Нил хохочет, а потом интересуется насчет обезьян в клетке и с колким замечанием поддевает хозяина: дескать, бесчеловечно держать зверюшек в неволе. Тот в свою очередь заявляет со смесью притворной грусти, воодушевления и гордости о том, что он, как самый благородный из всех рыцарей мира, буквально вырвал "маленьких, беззащитных тварей" из лап коварных смотрителей зоопарка, где условия жизни не имеют ничего общего с добротой и гуманностью. Мол, не мог он оставить их там, голых, тощих и еле живых – это было "конфликтно" с его совестью.

Пока они говорят, явно наслаждаясь обществом друг друга, я аккуратно высвобождаюсь из горячих объятий Нила и, протараторив что-то типа "мне нужно переодеться к вечеринке и привести себя в порядок", вхожу внутрь, одолеваемая одной единственной мыслью: какого черта Нил так горяч?! Сбивает мне дыхание и нарушает работу сердца.

Да, я просто сбежала. Да, мне просто нужно привыкнуть к факту, что он своими объятиями действует на меня именно так. Сильно и бесконтрольно-возбуждающе.

Глава 7. Хэллоуин. Часть 2

Через три часа, 23:44.

Нил

Вечер в самом разгаре, мимо проходит юркий официант, и я выхватываю с подноса водку с текилой. Подношу рюмку ко рту, не сводя взгляда с зажигающей вместе с парнями на сцене Даниэль, которую десять минут назад выделил из массы танцующих монстров солист группы Hell Knights и вытянул за руку на подмостки. Теперь они, тесно прижимаясь друг к другу спинами, поют во всё горло тяжелый рок, запрокинув головы и срывая голоса:

– Галактики тянутся друг к другу,

Создавая новые миры-ы-ы!

Разрывая планеты в клочья

И… не жалея звё-о-озды-ы!

Дрянь! Я о водке с текилой, что я так и не смог опрокинуть в себя. В нем чувствуется какое-то наркотическое средство, природу которого я никак не пойму, ведь на Земле живу только два с половиной месяца и не имею представления о многих принятых тут вещах. Конечно, я максимально прикладываю усилия познать всё, но познать всё за такие короткие сроки нереально. До списка существующих в мире наркотиков я так и не дошел, да если честно – не собирался.

Ну, раз подают это пойло – наверное, безобидная штука. Хотя этот вампир, зовущий себя хозяином этого места и другом Даниэль, совсем мне не нравится. Темнит что-то: у него явный скрытый интерес неопределенного характера к Эль, сосущий изнутри; она ему страшно интересна. Аура очень непростая; вроде и с добрыми помыслами этот Вэнс, вот только на его счету несколько убийств, но опять же их перекрывает странный, неуместный в таких, казалось бы, недвусмысленных ситуациях шлейф добрых намерений. Довольно спорная аура, тяжело будет решать судьбу такой. Убийство во благо – всегда очень сложно идентифицировать и определить в правильную категорию человеческих деяний.

Но при всем при этом вампир этот ради дополнительных забав и веселья мог что-то и подсыпать своим гостям в напитки. Исключительно в благих целях, разумеется.

"А песня вполне приличная, не то что играли разодетые в рваное тряпье придурки до этого".

Замечаю в толпе еще одну официантку, одетую в черное платье и белый передник. И только мельком взглянув на ее белое, рисованное лицо с багровыми дорожками слез на щеках, я ставлю нетронутую рюмку на ее поднос и продолжаю дальше глазеть на откровенное платье своей спутницы. Черный корсет, едва прикрывающий грудь и обнажающий целиком спину, не считая двух тоненьких полосок ткани, завязанных под лопатками в невинную бабочку-бантик. И красная юбка, такая короткая, что поначалу, когда она только вышла из комнаты в столь адском непотребстве, я хотел развернуть девушку и заставить немедленно переодеться. Плевать во что! Плевать, если нет другого костюма, я бы ей свой плащ одолжил!

Но улучив подходящий момент, я чисто из порядочных побуждений заглянул ей под этот никчемный кусок ткани и, ожидая там увидеть женские трусики, был приятно – или слегка всё же разочарованно? – удивлен: Эль под юбку надела короткие черные шортики. Я даже засмеялся, чем выдал себя и свой предмет интереса. Даниэль поворчала, повела платьем, усмехнулась и гордо вошла в зал. Не могу не любоваться этой женщиной.

Что же до меня, я особо не заморачивался по поводу костюма, заказал примитивную темную с красным воротником накидку сказочного вампира – у этих землян весьма пространное представление о том, как одеваются эти создания, но наверное, их нельзя винить в этой ереси, которой они заполнили свой несмышленый мозг, не догадывающийся о реальном существовании кровососущих видов, – и напялил его на обычный деловой костюм, включающий вместо пиджака жилет. И рисовать на лице всякие паутинки, тыковки, черепа не стал, как и окунать всё тело в муку или женскую пудру. Но мне, как ни странно, нравится атмосфера сегодняшнего праздника. День всех Святых, когда люди, для того чтобы спугнуть нечистую силу, наряжаются в чудовища сами. Наивные. Но зато до безумия счастливые… и страшные.

"Черт, наверное, они находят в этом изощренное очарование", – усмехаюсь про себя и слышу у себя в голове собственный снисходительный тон.

Одна зеленокожая ведьма с крючковатым носом задевает мое плечо и тонким девичьим голоском просит прощения, ее паутинное платье слишком велико и громоздко, чтобы лавировать меж точно таких же разодетых в тяжелые образы привидений, дракул, скелетов и принцесс-утопленниц с мертвецкими линзами. Но я по-прежнему поражаюсь не этому, а тому, что за всеми ними скрывается.

Эта место и эта ночь – настоящий шабаш, единство и братство тех, кто априори не должен друг с другом контактировать. Шутка ли, у стола с закусками стоят одновременно фея, вампир и человек. Веком ранее я изучал абсолютно другую земную историю и четко разделял миры и создания, их населяющие. С каких пор тут так всё круто переменилось? Я знал о существовании особенной Академии, где учатся феи и вампиры, но чтобы вот так просто и буднично они общались с людьми… пожалуй, я недооценил прыти некоторых созданий. И очень сомневаюсь, что люди в курсе, с кем ведут беспечные разговоры на самом деле.

Поворачиваю голову и… Нет-нет, вот это точно сверх нормы! Опять это нереально чистое создание, помесь русалки и феи, что граничит с фантазией! Теперь Корделия еще и беседует с русалкой! С русалкой, демон меня побери! Да еще и беременной двойней! Присмотревшись внимательнее, ухмыляюсь: мать с дочкой. Русалка на земной вечеринке – Хэллоуин, чем меня еще удивишь?

Поворот головы: в зал входит одетая на манер официантки девушка в черном платье и ажурном переднике, но на глаза повязана белая кружевная маска, а на бледных щеках красные стразы, имитирующие капли слез. Похожа на персонал, но она не разносчица напитков. Человек, с чистой аурой. Какая редкость. И куда больше удивляет то, к кому из всей разношерстной толпы девушка решает подойти. К Корделии! Будто чистота притягивает чистоту. Рассматриваю ауры обеих и прихожу к выводу: лучшие подруги. Человек и… как таких называют? Русфея?

Хотя чему я удивляюсь? Эта девушка Корделия дружит и с моей Эль. С моей? Демон, да моей! У меня к ней самый что ни на есть сексуальный интерес! Но вернемся к этой их эклектичной дружбе. Знает ли Даниэль тайну подруги? Потому что я отчетливо вижу, что вторая о ней точно что-то знает. Знает о моей загадке. Жаль, я мысли не умею читать, было бы куда проще. Весь вечер задаюсь одним вопросом, не могу взять в толк: Эль человек или нет?

Была бы человеком, среди ее знакомых и друзей наверняка не затесались бы вампир по имени Вэнс с французской фамилией Демаре – в подлинности которой я очень сильно сомневаюсь, – и праведница-русфея, верно же? Однако на вампиршу она не похожа: уплетала в обе щеки всё, что приносили нам в самолете стюардессы. И не русалка: ушиб руки в самолете и полученная в ходе него маленькая царапина не повлияли на ее сознание, усталости в ней не прибавилось, чувств не лишилась.

Тогда фея? Вполне может быть. Пахнет она очень вкусно. Цветочно и нежно. Одевается опять же так, чтобы окружающие завистливо пускали слюни, восхищались элегантностью и изяществом ее тела. После второго совершеннолетия вполне пристойно себя ведет с противоположным полом. Все параметры сходятся. Будем считать, что, если она не человек, то фея. Человек или фея – лучше так. Выяснить точнее всё равно невозможно – я по-прежнему не вижу ауру этой загадочной девушки, и меня, как бы я ни старался отрицать очевидное, очень сильно волнует этот факт. Волнует сама Эль. Волнует до жара в теле и возбужденного члена между ног.

И да, я не отступил от задуманного. Я всё еще преследую цель взять ее сегодняшней ночью, чтобы успокоить наконец свое, я уверен, обыкновенное влечение. Влечение, которое возникает каждый раз, когда я вижу красивую женщину с необычной изюминкой. А в ней, в Даниэль Шарби, эта изюминка просто неописуемых размеров и вкусов.

Пора содрать с Эль одежду… но для начала с этой сцены, где ее лапает косящий под сатаниста солист в рокерской одежке. Давай, Эль, поиграем. Спорим, ты сама, по своей воли – без моих прикосновений и ненужных просьб – предстанешь передо мной через… скажем, через десять секунд, стоит мне только сделать так.

Я резко ловлю руку танцующей рядом бледнолицей принцессы в белом балахоне, привлекаю к себе и впиваюсь в ее темные с ржавчиной губы. На вкус, будто краску ем.

Раз, два…

Ладно, пробиваемся внутрь, а дальше… девушка становится податливой и уже сама льнет к груди, приоткрывая в желании рот и с удовольствием впуская мой язык на сладкое чаепитие с ее неуклюжим языком.

Пять, шесть…

Молодая, неопытная. Первый поцелуй, что ли? Внимательнее вглядываюсь в ауру. Нет, не первый. Второй, судя по эмоциональному колебанию романтического слоя.

Одним глазком удостоверившись, что Эль заметила нас и сошла со сцены, приобнимаю незнакомку за талию ещё теснее и продолжаю елозить по ее неискушенному языку своим.

Пустой поцелуй, безвкусный.

Вопреки обыкновению точка возбуждения не загорается тут же красным, как только начинаю чувствовать женское тело большей площадью своего. Странная девушка, почему-то неинтересная.

Страсть так и не вскипает в венах, когда сбоку слышится презрительно-насмешливый знакомый голос:

– Следуешь своему плану "совратить хорошую девочку", Нил?

Десять.

Всё, можно прекратить эти механические действия. Отвожу за плечи девушку от себя и убираю в сторонку, забыв о ней, как о какой-то мебели. Надеюсь, не дура, поймет, что поцелуй имел чисто разовый развлекательный характер.

Хотя по ее одухотворенно-потрясенной ауре и словах, застрявших на языке, она вот-вот со мной заговорит, дабы предложить мне вдвоем провести время, поболтать о милых пустяках, уединиться и еще раз повторить, как ей кажется, лучший поцелуй в её жизни.

Нет-нет, адьос, девочка. Ты не в моем вкусе. Если я не хочу головной боли – а я её не хочу! – надо убираться от нее подальше, пока ее мозг с пьяными бабочками в отключке.

– Эль, дорогая, у меня уже есть одна хорошая девочка. Это ты. Другой мне не надо, – с улыбкой тяну я, почти прижавшись к ее уху губами, приобняв за плечи и ведя к столу с понравившимися мне печенюшками. Там такие вкусные есть. Апельсиновые. Просто фееричные. Я без ума от них, надо будет спросить потом у хозяев рецепт или адрес кондитерской, которая их печет.

– Тогда что это было? – Ох, как она ревнует! Как сильно хочет меня!

Ей обидно, что я целую не её, а совершенно постороннюю женщину? Поцелуи всем подряд, а ей ни одного? Так всё еще впереди! Вся ночь, дорогая Эль. Вся ночь. И тебе достанется мое внимание, моя дорогая, не печалься.

– Ты о чем? – между тем изображаю непонимание, невинно на нее глядя.

– Ты намерен всех перецеловать сегодня или остановишься на этом невинном дитя? – Встав спиной к столу, она серьезным прищуром смотрит в толпу и указывает куда-то, взмахнув небрежно рукой.

Оглянувшись через плечо, замечаю, куда именно, и тут же поворачиваюсь обратно, чтобы взять с вазочки сразу несколько ароматных печеньиц.

– Я остановлюсь на тебе, Эль, – старясь говорить громко, отзываюсь непринужденным тоном и, наслаждаясь приглушенным хрустом в зубах и расползающейся по языку апельсиновой начинкой, поворачиваюсь к ней лицом, не замечая пялящуюся на меня поцелованную незнакомку с центра зала. Тоску и разочарование от того, что мы не можем быть вместе, я уже вычитал в ней, остальное меня не заботит. Поняла – и хорошо.

– Что это значит? – Теперь и моя спутница, прекратив ее сканировать, становится ко мне лицом и пристально вглядывается в мои глаза своими требовательными.

Они у нее красивые. Почти такого же цвета, как и мои, но вместе с тем удивительно неповторимые.

– Это значит, – говорю я, пытаясь перекричать музыку и единичные визги, то и дело доносящиеся не пойми откуда, – ты пригласила меня сюда, а сама поешь и развлекаешься с другими плохими парнями! Почему же я не могу заставить тебя отлипнуть от них всего-навсего одним легкомысленным поцелуем с незнакомкой? К тому же она была не против, ей понравилось… очень понравилась отведенная ей роль в игре "любыми способами сними Эль с этой чертовой сцены!"

– Так это было специально? – Наконец, до нее доходит. Она приподнимает брови и тоже тянется за едой к столу. Выхватывает мини-кекс и смачно лопает его, насмешливо щурясь мне в лицо.

Какая она милая.

– Молодчина, Эль. Ты весьма сообразительная. – И запускаю в рот очередную апельсиновую вкусняшку.

– А зачем? – хитрый взгляд из-под ресниц.

– Что значит "зачем"? Эль, ты пригласила меня, и это очень некрасиво с твоей стороны – оставлять меня одного среди незнакомых гоблинов и ведьм, где я никого практически не знаю.

Мой тон, спокойный и скучающе-осуждающий, ее нисколько не убеждает, и она спрашивает в лоб:

– Ты ревнуешь?

Ревную ли я? Разве только потому, что я сам не успел попробовать девушку, а тут эти парни нарисовались и трутся об нее бедрами и… чуть ли не всеми частями тела!

– Ревную, – растекаюсь в соблазнительной ухмылке и медленно придвигаю к себе девушку, коснувшись обнаженной спины.

Ладонь тут же воспламенятся от такого легкого, почти невинного прикосновения к мягкой теплой коже. Моя рука неспешно скользит вверх, отмечая все изгибы и очертания ее утонченной спины, и я снова опускаюсь на самую худенькую ее часть. Нащупываю соблазнительную впадинку в районе скульптурно привлекательного позвоночника, и чувствую, что одно это меня уже заводит. Приближаюсь всем телом сам и, не глядя выкинув небрежным броском последнее печенье куда-то в сторону обезьян, кладу освободившуюся ладонь девушке на шею. Большим пальцем вожу по нижней бледно-розовой губе, вынуждая их слегка раскрыться, и, склонившись совсем близко к этим двум манящим произведениям искусства, шепчу:

– Ведь у нас свидание, не так ли?

– Свидание? – шепот и тяжелое дыхание в ответ.

– Да, Эль. Свидание. Иначе меня бы тут не было. Я соврал, я не очень люблю Хэллоуин. – На самом деле, на тот момент я и не знал, что это такое. Сейчас узнал, и Хэллоуин показался мне весьма недурным праздником; пожалуй, главный его козырь – те изумительные апельсиновые печенюшки. И причудливый маскарад. И обезьянки. И пиво. Но ей мы этого не скажем.

Мне нужно меньше секунды, чтобы накрыть ее губы своими. Секунда, чтобы ворваться в нее языком и заставить дрожать в моих руках от страстного желания оказаться только вдвоем в тихой безлюдной спальне и столкнуть на еще холодные простыни, поджечь эти простыни жаром наших скрещенных и неистово движимых тел. Секунда, понимаете?

Но демон подери мою везучесть, мои идеальные планы рушат двое абсолютно пьяных придурка, один из которых в драке налетает на Эль. Мне приходится крепко схватить девушку и стремительно уберечь от опасности. Столкновение было бы болезненным, а так удар пришелся по мне.

Дышу яростно и громко, пока сверху вниз смотрю на немного испуганную Эль, чей взгляд не отрывается от моего. Может, поцеловать сейчас?

Н-нет, пропал идеальный момент и пропало мое желание сделать это в такой ненадежной обстановке, где кругом одни идиоты пляшут пьяные танцы и выясняют отношения.

– Какого лешего ты поцеловал мою невесту?! – рычит нападающий на того, кто сейчас валяется у моих ног. Отпустив девушку, я оборачиваюсь и опускаю глаза на парня с разбитой губой. Настоящая кровь смешалась с алой краской. А сам он запутался в длинном плаще. Но положение "снизу" никак не мешает ему дерзко ответить парню:

– Всегда хотел это сделать! Ты увел ее у меня! Лучший друг, тоже мне!

– Она выбрала меня! Сама, понял?! Кто тебе дал право ее целовать?! – Второй хватает его за грудки и резко ставит на ноги, чтобы повторно двинуть по физиономии.

– Нил, останови это. Они искалечат друг друга.

Просьба неожиданная. Зачем бы мне это делать? Зачем их разнимать? Драка честная, претензии обоснованные, кара заслуженная. Аура обоих странная, конечно. Экспрессивная. Но меня это волнует?

Посмотрев коротко на Эль и ее взгляд, полный мольбы, я к своему удивлению подхожу к "лучшим друзьям" и в два счета с силой развожу их в стороны. Те отшатываются, едва удержавшись на ногах. Вокруг продолжается веселье, нас с пугливым интересом замечают лишь те, кто находился рядом.

– Ты и ты, – в меру рассерженный, указываю на обоих пальцем. – Продолжите драку, я выброшу вас из окна, и ваши головы арбузным фейерверком шмякнутся о бетон внизу, уяснили?

– Зачем же так кардинально? – К нам присоединяется Вэнс, выступивший из толпы в белом костюме, белых туфлях и с белым ртом, в глазах белые линзы, неестественно выделяющие крохотные черные зрачки. Обманчиво мягкий тон, сопровождающийся тяжелым мрачным взглядом, прожигающим парней. – Я всего лишь этим двоим навсегда закрою доступ в свой клуб, но прежде выкину из своего дома через парадные двери. Устраивают перспективы, товарищи? – Белесые брови взметнулись вверх.

Парни больше не предпринимают попыток надрать друг другу морды. Видимо, клуб для них – святое.

Мне здесь больше делать нечего. Я поворачиваюсь к столу, беру славные печенюшки и двигаюсь на выход. В коридоре меня догоняет Даниэль.

– Ты куда?

Жуя мягкое рассыпчатое тесто, я отвечаю ей:

– В туалет. Ты со мной? – И весело смотрю на ставшее чуточку неловким выражение ее лица.

– Тогда я, пожалуй, вернусь в зал, да? – Указывая большим пальцем направление, она улыбается мне.

– Да, я найду тебя. Не волнуйся.

Еще бы не найти! Она как черная дыра посреди поля светящихся разными цветами аур.

Она уходит, а я действительно не солгал: мне приспичило в сортир.

Выхожу из общей ванной я в задумчивости. Аура драчунов и в самом деле была излишне экспрессивной, если не сказать смелой. Будто эти двое одновременно лишились страха. По-моему, человека делает человеком именно присущий им страх. Так в чем же причина этой смелости?

На обратном пути в зал я останавливаюсь и резко оборачиваюсь, почуяв неладное. Где-то происходит насилие. Осознав это, я стремглав несусь в сторону, противоположную той, откуда доносится громкая музыка.

Врываюсь в спальню и, проявив свой истинный плащ, захлопываю дверь изнутри.

Два человека лежат на кровати. Девушка, напуганная и сотрясающая своей дрожью пастельное покрывало и подушки. И взрослый мужик, нависший над ней. Официантку в ней выдает белый передник, брошенный на пол, и задранное к животу черное платье. А пальцы мужика в непонятной мешковатой кофте и приспущенных штанах еще пару секунд назад стягивали белые совершенно простенькие хлопковые трусики, напоминающие детские; они застыли на середине ее бедер, потому что насильник отвлекся на того, кто громко вошел в комнату. То есть на меня.

– Убирайся отсюда, парень, – звучит зловещее предостережение. – И лучше бы тебе не трепаться. Мне не составит труда найти тебя и вырвать твой длинный непослушный язык. Давай же, уматывай отсюда, пока я тебе в задницу не вставил!

– Какое заманчивое предложение, – растягиваю я слова, – пожалуй, я останусь.

Я медленно обхожу кровать и спокойно сажусь в кресло у зашторенного тюлем окна. Меня опять удивляет отсутствие страха в нем. А ведь он видит меня. Меня, внушающего настоящий ужас и непонимание от того, что мне от них нужно. Перевожу холодно-улыбчивые глаза на девушку, и та, несмотря на надвинутый на мое лицо капюшон, вся съеживается при виде меня. Вот это понимаю – реакция!

Вновь впиваюсь в урода своим адским зрением, но эффекта не получаю. Меня пробирает смех, ублюдок удивленно хлопает глазами. Девушка, сжавшись у изголовья кровати, спешно натягивает свои трусики, пока есть такая возможность, и спускает задранное платье.

– Что-то принимал? – интересуюсь я безразличным голосом, барабаня по подлокотнику. – Наркотики?

– Смельчак, – выплевывает тот односложно, весь из себя "я ведь и убить могу, ты реально хочешь довести меня до ручки?"

– Это что? – продолжаю я невозмутимо. – Какая-то местная разновидность наркоты?

– Типа того. – Он зло застегивает свои штаны, вероятно, решив, что ночь утех накрылась медным тазом.

И он чертовски прав.

Но вдруг в нашей компании появляется четвертый персонаж. Тоже разносчик напитков, его лицо и аура не раз мелькали в толпе танцующих. Он входит, белый рукав вскидывается, и я теряю контроль над ситуацией. Я успеваю разве что податься вперед в попытке предотвратить катастрофу, когда в комнате раздается разрушительный звук выстрела.

Я должен был предвидеть это! Но не заметил из-за большого наплыва бесстрашных душ!

Девушка, в состоянии аффекта накинувшаяся на несостоявшегося насильника с тяжелой статуэткой, падает замертво, пристреленная прямо в голову. Человека, убившего ее, она не заметила. Не увидела, как тот вошел. Это был ее молодой человек, и теперь он в ступоре от того, что только что совершил. Он убил свою любимую, хотя целился в того, кто до нее домогался.

Но и насильник получил смертельный удар в нежный висок и теперь, едва не падая, свисает с кровати безжизненным мешком. Судьбы сломаны, на кровати лежат два мертвых, согрешивших при жизни тела, а значит, скоро прибудет демон. А мне совершенно ни к чему привлекать внимание последнего, если я хочу спокойной жизни на Земле.

– Вали отсюда, парень, – проходя мимо застывшего официанта, я на одно короткое мгновение касаюсь его плеча, почувствовав к нему жалость, – если не хочешь оказаться в тюрьме. Ты меня понял?

Он кивает, и я выхожу.

И только, когда оказываюсь в другом конце коридора в обычной своей одежде, слышу повторный выстрел.

Демон! Что происходит вообще в этом клубе?! Самоубийцы не стреляются спонтанно!

А если бы был крохотный, только-только зарождающий отголосок намерения покончить собой, я бы заметил его. А тут мгновенное решение – и мгновенное исполнение. Так не бывает! Где страх перед смертью, демон вас всех подери?!

Парень, что же ты наделал? У тебя до Ада вся жизнь была впереди. Столько времени! Наслаждайся, №б твою мать! А теперь ты прямиком попадешь туда, откуда уже не выбраться.

Дерьмо!

***

Я, снова в черном капюшоне, прячась за стеной, слежу с наружной стороны окна за ситуацией в той самой спальне, где лежат уже три трупа.

Штора мешается, и я вижу лишь половину комнаты. Внутри темно, свет выключен. Вначале не происходит ничего. Души просыпаются, как я это называю, и дезориентировано оглядываются, пока не понимая, что умерли.

Вот появляется фигура в темном капюшоне – демон. И почти сразу же – фигура номер два, появление которой вызывает изумление не только в ауре первого демона, но и у меня. Потому что это не демон! В капюшоне – да; но аура не прочитывается…

Ангел? Но что он здесь делает? Невероятно. Невозможно. Я сплю что ли?

Она – а это точно она, голос женский, хоть и измененный согласно ангельскому кодексу, – поругавшись с демоном, вдруг оплетает целых две души своей непонятного из-за темноты цвета плетью, и те исчезают прямо на глазах, переместившись куда-то.

Я еще ни разу не наблюдал за работой ангелов. Во-первых, у нас разная сфера деятельности, и мы в ходе работы с ними не сталкиваемся. А во-вторых, я и не помню, когда в последний раз выполнял работу низших. Я давно не был ни на Земле, ни в других боготворных мирах.

И для меня теперь вдвойне удивительно быть свидетелем такого зрелища. Ангелы не спорят с демонами – раз. Ангелы не забирают из-под самого носа демона падших душ – это два!

Демон, чья аура искрится злой досадой и раздражением, подхватив душу насильника, с одной единственной добычей растворяется в воздухе. А женщина-ангел просто человеческим способом выходит за дверь. Непривычно.

И так как демон больше не вернется, путь для меня свободен, так что я моментально растворяюсь с места, где стоял и наблюдал, и оказываюсь прямо в коридоре.

– Эй! – зову я не своим голосом, по-прежнему находясь под колпаком своего плаща. И девушка в идентичном плаще на секунду застывает, а потом, оглянувшись, срывается на бег.

Что делаю я? Конечно же, бегу за ней.

Коридор плохо освещен, на ткань ангельского плаща падают неясные блики от искусственных канделябров на стенах. Впереди дверь, она выбегает на террасу, я за ней. Она, воспарив над полом вместо того, чтобы раствориться совсем, взлетает на крышу. Полы ее плаща сначала расправляются крыльями, а потом опускаются, когда она оказывается на плоской вершине башни. Я и на сей раз за ней, полы и моего плаща опускаются вдоль тела, едва подошвы ботинок ступают на твердую поверхность.

– Не убегай! Кто ты?

Она резко замирает на противоположном конце здания, но не оборачивается. Я медленно приближаюсь, боясь спугнуть. Не понимаю, зачем она дразнит меня, рывками телепортируясь на короткие расстояния. Я же не играю с ней! А мог бы оказаться на том краю раньше неё! Впрочем, как и она.

Неожиданно ее касается серебристый свет луны, вышедшей из-за облаков, и я в одно мгновение давлюсь ночным холодным воздухом при виде белого божественного одеяния со сверкающей серебристой руной на спине.

– Ты сам знаешь, – надменно и с тонкой насмешкой высказывается она, и камнем падает вниз.

Не проходит и секунды, как я уже стою на том краю, рассеянно смотрю в пустую ночь над городом, а изо рта у меня вырывается ошарашенный благоговейный шепот:

– Богиня справедливости… не может быть.

Сама Богиня Справедливости и Непокорности явилась на Землю и увела с собой спорные души. Я не верил, и я увидел это собственными глазами.

Глава 8. В одной постели

Пятнадцать минут спустя после происшествия.

– Пробовала травку? – Кажется, Селена перебрала и стала душкой. Её не узнать. Всякий раз когда выпьет, такой милой и улыбчивой сразу становится.

– Пробовала, но сегодня не буду.

При одной только мысли, чем это обернется для меня, я уже сгораю от стыда, прокручивая в своем воображении сцену, где я, напрочь потерявшая голову от убойной дозы смельчака, висну, пристаю к Нилу и клянчу у него секс. Нет, нет и ещё раз нет. Нельзя опускаться до уровня одноразовой игрушки, которую можно разок поиметь и забыть о ней. Нил еще не проникся чувствами ко мне. Теми, что выгодны мне. А не только ему. Пока им движет лишь похоть да страсть получить неиспробованное. И пока эту стадию мы не пройдем – никакого секса. Я должна почувствовать, что я ему нравлюсь. По-настоящему нравлюсь. Я, а не мое тело.

– Точно? – Она машет перед моим лицом пакетиком с порошком.

– Точно, – говорю я мягко, осторожно высвобождаясь из ее крепких тисков. Едва я вошла в зал, она "набросилась" тут же на меня. – Слушай, Селена. Кажется, тебя искал твой муж.

Она начинает смешно плеваться, пытаясь вызволить черные искусственные пряди изо рта, а когда ей это не удается, она некрасивым, "подслеповатым", но чертовски милым движением растопыренных пальцев наконец отбрасывает волосы с лица. Круэлла – ее сегодняшний образ.

– Вэнс? – на лице расцветает еще более широкая и безмятежная улыбка.

Как же она счастлива, и как же я завидую ее настроению. Мое же испортилось с походом в туалет.

Я согласно мычу и убедительно киваю.

– Ну тогда я пошла! Найду моего зайчика и зацелую его всего! Ах, мой снежный властелин, где ты? Где моя самая сексуальная задница? – Смеясь и пританцовывая, девушка поднимает шампанское над головой, и через мгновение ее черно-белый парик исчезает в толпе.

А я пробираюсь в западную часть зала. К бару.

– Это точно он. Рост, волосы, а главное запах. Я помню его запах до сих пор.

– А очки?

– А что "очки"? Кто вообще станет надевать очки на такой праздник? Линзы надел, я уверена.

– Что обсуждаете, девочки? – Я ненадолго подхожу к Делле и Кейси, заметив их на пути к бару. Они стоят у бильярдного стола и о чем-то оживленно спорят, а фоном идет игра двух накачанных страшилищ-самцов.

– Она целовалась с каким-то незнакомцем, – объясняет Делла спокойно, но легкий скепсис в интонации чувствуется, – и утверждает, что это был Артур. По-моему, ему здесь неоткуда взяться. Этот ботан не ходит на подобные вечеринки. Сидит, должно быть, в своей собственной домашней лаборатории и создает лекарство от болезни Паркинсона.

Я вспоминаю душу того парня и усмехаюсь. Ну хоть что-то стоящее отвлекло меня от чувства гнёта!

– Кейси права, это Артур.

– Откуда ты знаешь? – Обе уставились на меня.

В такие моменты я остро чувствую свою обособленность от иных созданий. Кроме Тьерри, никто из смертных не знает, кто я на самом деле такая, откуда взялась, что могу и умею. Внучка знает, что я не из мира сего и умею проворачивать пару фантастических трюков, как то перемещение из места на место или делать вид, что старею. В том же объеме информации обо мне знает вся семейка Карсон, принц Андро Аарон Моран Даркнесс и с некоторых пор его друг Вэнс Дэмар. Но никто не в курсе, что я Богиня из Вечного Города в Раю и дочь самого Господа Бога, как привыкли величать Яна люди, и его… скажем так, всё еще жены Инь, Богини мудрости и справедливой войны.

Я бы и Тьерри, наверное, ничего не сказала, но половину тысячелетия назад я была молодой и глупой, и мне хотелось друга – быть не одной в новом для меня мире, где предстояло жить. Тогда, возможно, он не маялся бы насчет своей судьбы и позволял себе любить. Хотя… зная его характер, я почти уверена, что будучи бессмертным, он скорее обрек бы себя на одиночество. А так, зная, что ему уготована встреча с истинной любовью, он понимает: у него есть надежда.

– Просто знаю, – улыбаюсь таинственно. – К чему вопросы, девочки? Неужели до вас еще не дошло, что всё, что я говорю, истинно и сомнению не подлежит.

И обе молча соглашаются со мной, не задавая больше лишних вопросов.

– Так значит это он, – рот Кейси дергается в глупой влюбленной улыбке. – Я знала… да, знала.

– Спущу тебя с небес на землю, – смеётся Делла, которой очень к лицу наряд сказочной черно-глянцево-чешуйчатой-русалки. Длинное платье с глубоким разрезом в бедре на ней смотрится по меньшей мере бесподобно, а роскошные темные волосы уложены голливудской волной на одну сторону и волшебно переливаются в свете приглушенных фонарей мириадами блестящих солей. Кожа бледна и сияет, губы алы и сочны, манят к себе всех мужских особей в округе. Моя подруга сегодня просто очаровательна, впрочем она очаровательна всегда. Но всё же удивительно то, как Аарон оставил сие чудесное создание одну в этот страстно-красивый вечер. – Миллер принял тебя за подавальщицу напитков, помнишь? У тебя в руках был поднос нашей одноклассницы Деми…

– Она захотела в туалет, – резво вставляет Кейси.

– … и поэтому весь вечер с тобой флиртовал.

– Он не флиртовал, – моя внучка закусывает губу.

– Ладно, невинно беседовал. А флиртовала ты.

– Потому что я его сразу узнала.

– Ага, сразу узнала и сразу набросилась с поцелуями. Впилась в него как безумная.

– Я не хотела упускать эту возможность, – твердо заявляет Кейси, одетая в костюм горничной, который действительно схож с формой официантов. А глаза вообще тонут в черных тенях, да еще и снежная маска на пол-лица, так что и правда девушку не узнать. – И моя тактика сработала. Перед тем как уйти, он поцеловал меня уже сам, – глаза убежденно блестят, – и дал номер своего телефона. Правда, он у меня и так был… Но главное – он взял мой! Сам! Сначала хотел просто свой оставить, а потом передумал и буквально заставил ему перезвонить, чтоб номер мой получить. Наверное, испугался, что я не сделаю это сама. Типа дурачу его. Такой смешной, – хихикает.

– Ну что ж, поздравляю, теперь у него есть твой номер, – со значением произносит Делла. – Но решишься ли ты на встречу? Сможешь признаться ему, что это была ты, м? – заключает она со вздохом, а голос пронизан пониманием и искренним сочувствием.

Уверена, моя Кейси что-нибудь да придумает, чтобы добиться этого парня. Она девочка сообразительная и целеустремленная, а еще творческая: учится на литературном и уже пишет романы. Найдет себе ту самую подходящую ей сцену в голове. Фантазия есть, а дальше дело техники. Этот очаровательный парнишка рано или поздно сдастся. Я знаю, их пути должны слиться в один. Возможно, потребуется чуть больше времени, но они сольются. Притянуться друг к другу – это неизбежно.

– Ладно, девочки, вы продолжайте обсуждать мальчиков, а я пойду, выпью чего-нибудь.

Мне и правда необходимо срочно чем-нибудь обжечь горло и затолкнуть застрявший там ком жгучей понурости в самую глубь себя.

Заказав джин с тоником в большом бокале, я подхожу к окну, размышляя о том, что с минуты на минуту кто-то из гостей наверняка обнаружит безжизненные тела в самой отдаленной спальне пентхауса. Или это сделает Вэнс. Или любой другой вампир, который будет проходить мимо того места и почует кровь.

До сих пор не понимаю, почему это произошло. Смельчак так не действует. Не спускает с тормозов худшие свои желания. Что угодно, но не убийство. Не агрессию.

Поэтому я удивилась, когда те двое парней затеяли драку. Бесстрашие в них было – да, но так же в них была безжалостность. А прием травки забвения жалости не лишает, человечность ни в ком не убивает. Но, слава Инь, Нил вмешался и прекратил этот бред.

Но потом случилось еще кое-что. Пострашнее драки. Я почуяла рядом спорные души. Целых две. И успела отвоевать их у какого-то незнакомого демона и временно запереть у себя в квартире. Когда вернусь, предстоит долгий разговор, а потом я решу, заслуживают ли они Рая.

А еще этот демон на крыше…

– Эль, – вдруг на мою талию ложится сильная рука, знакомая по ощущениям, – пьешь без меня?

Пока я оглядываюсь через одно плечо, Нил обходит меня с другого и быстро выхватывает с моих пальцев бокал. Подносит к… я думала, мужчина поднесет джин к губам, но оказалось – к носу.

– Что ты делаешь? – усмехаюсь я со снисходительным видом, умиляясь его поведению. – Боишься, что меня отравят?

– Боюсь, что тебе подсыпают смельчак . Говорят, та еще отборная дрянь, – серьезно заявляет Нил, отведя от лица стакан и задумчивым взглядом буравя его содержимое. – Странно.

– Не странно, – поясняю я. – Его нельзя учуять, он не имеет ни цвета, ни запаха. Но поверь, в моем стакане нет никаких наркотиков. Смельчак сегодня подают исключительно в крошечных пакетиках. Можно принять, можно отказаться. Никто не будет тайно подсыпать его в бокалы, Нил. Поэтому не стоит так переживать за меня.

– Не понимаю, – бубнит он, отняв руку от моей спины и почесав щеку. – Откуда тогда агрессия?

– Ты о чем? – настораживаюсь я, с подозрением щурясь.

И он, заметив это, тоже смотрит на меня с подозрением.

– А почему ты вдруг так напряглась? Ты что-то знаешь?

Я отнимаю у Тайфера бокал и делаю большой долгий глоток, а потом, сориентировавшись, выпаливаю:

– Драка! Нил, я просто испугалась, когда те двое чуть на смерть не избили друг друга! Подумала, что замешаны какие-то сильнодействующие наркотики. Но это не смельчак, поверь мне. Он так не действует. Лишает страха, но не жалости и не относительного благоразумия.

– И ты считаешь это безобидным? – поняв, куда я клоню, спрашивает мужчина. Он впервые снял с себя ухмылку полного засранца и вечного легкомысленника. На меня смотрят пара серьезных карих глаз. Еще чуть-чуть, и в них поселится осуждение.

– Не безобидно, нет, – признаю я со вздохом. – Но не причиняет людям вреда. Просто добавляет смелости для реализации заветных желаний. Поверь, людям порой нужна смелость, Нил. Как глоток свежего воздуха.

– Да? – он выглядит мрачным, склоняется надо мной. – А если, допустим, мне вдруг захотелось покончить собой, а я ничего не боюсь, как быстро я это сделаю? Как быстро решусь на это?

Я застываю с открытым ртом.

– Ты…

– Нет, не я, Эль! Ты что, не понимаешь, как эта дрянь опасна?

Я выдыхаю с облегчением, но с грустью. А потом меня осеняет!

– Нил, смельчак не толкает на самоубийство. Он приподнимает настроение. Человек в экстазе никогда не станет думать о смерти. Он всегда будет думать о невероятной радости, что его ждет, когда он исполнит свою мечту.

– А если на его глазах, скажем, убили любимую…

Я опять напрягаюсь, но потом снова расслабляюсь, когда Тайфер договаривает фразу:

– Сестру, маму, отца, всю его семью. Или он сам инвалид, потерявший смысл жизни…

– Нет, Нил! Даже тогда он не сделает то, о чем ты говоришь.

– Откуда ты знаешь?

– Вэнс как-то раз говорил, – лгу я, посмотрев в сторону и окинув бесцельным невидящим взглядом людей вокруг.

– Вэнс, да? – его не устраивает мой ответ. – Ты так сильно ему доверяешь?

И снова перед моими глазами Нил.

– Хорошо, другой аргумент. Я сама принимала его.

– Принимала? – Теперь на его лице отражается растерянность, а не тяжелое упрямство.

– Принимала. Дней десять назад. И была бесконечно счастлива. Даже если бы убили близкого мне человека, эйфория никуда бы не делась. У травки Вэнса есть одно прекрасное свойство, он притупляет горе и все отрицательные черты человека. Жестокий человек не пойдет и не убьет другого человека, даже если он мечтал об этом все последние дни, даже если он псих последний. А меланхолика никогда не всколыхнут мысли о самоубийстве, пока он находится под воздействием смельчака. Нил, правда, в чем бы ты ни обвинял Вэнса и его наркоту, он действительно сделал всё возможное, чтобы наделить свою пусть-будет-дурь максимально безопасными свойствами. Вэнс хороший человек, он никогда бы не допустил, чтобы от нее кто-то пострадал.

– Ладно, – он отворачивается к окну на миг, затем смотрит на меня с прежней легкомысленностью. – Ты пробовала сегодня водку с текилой?

– Еще нет, – с неуверенной улыбкой мотаю головой, не зная, к чему он ведет. Не верится, что мужчина так быстро потерял интерес. И пусть меня не обманывает беззаботное выражение на его красивом, слегка затемненном отсутствием вблизи фонарей лице. Сейчас как выкинет опять что-нибудь! – А что? Хочешь угостить меня? Ты вроде как сказал, что у нас свидание.

– Сказал, да, – коротко усмехнувшись, он долго смотрит мне в глаза, расслабленно и задумчиво.

Красивый взгляд. Он словно означает "я очарован", а еще "ты мне дорога, но я сам не понимаю, почему". В такие моменты очень легко обмануться. Нам, девушкам.

– Нил? – осторожно и тихо нарушаю я молчание.

Мужчина еще какое-то время вязнет в моих глазах, убирает прядку мне за ухо, прежде чем сказать и сделать нечто совсем возмутительное:

– Не пей больше сегодня спиртного, ладно? – Он забирает у меня стакан, чтобы в следующую же секунду выплеснуть джин с тоником в сторону. На стоящий у стены гроб, весь облепленный нитями седой паутины. И эти нити намокают.

– Нил, какого черта? – И досадливо поджимаю губы, чувствуя, что даже разозлиться на него не могу. Он всего-навсего заботиться обо мне, да?

– Я забочусь о тебе, – словно бы читая мои мысли, говорит Тайфер и, поставив бокал на ближайшую горизонтальную поверхность, обнимает за талию и притягивает к себе. Я не сопротивляюсь. – Ты говорила, это мило. А я, знаешь ли, хочу быть для тебя милым.

Уверена, он бы меня поцеловал, если бы не подошедший к нам в этот момент Вэнс, который, оказывается, искал меня. Ему нужна моя помощь. Он в шоке от того, что нашел в одной из своих спален. Он не знает, что с этим делать. В самый разгар вечеринки. Будь это вампиры, было бы куда проще от них избавиться. Но это люди, они жили в этом мире официально, работали, у них есть семьи. Поэтому им нельзя никуда бесследно исчезать.

Я который уже раз за последние полчаса вздыхаю от отчаяния, но я до облегчения рада, что их наконец-то нашли. И хорошо, что это сам Вэнс. И да, пожалуй, самое время вызвать полицию.

***

04:01.

Уставшая, я вваливаюсь в нашу с Нилом спальню. Потом долгая процедура в ванной, где я снимаю макияж и платье "а-ля подружка Смерти", моюсь и размышляю над тем, что все старания Вэнса не оправдали ожиданий. Меня не так сильно можно пронять чьей-то смертью; грустно, конечно, что у кого-то раньше времени прервалась жизнь тут, на земле, но меня куда больше волнует чужое усердие. Всё то, что делают люди, чтобы жить счастливо. Например, приложенные усилия и здоровый энтузиазм Вэнса для того, чтобы вечер прошел идеально. Но, к сожалению, не всё получилось гладко, в связи с убийствами пришлось отказаться от главного. Тщательно срежиссированное шоу не удалось. В определенный момент все фонари и свечи в зале должны были погаснуть, шторы сомкнуться, а по залу пронестись с дикими устрашающими воплями скелеты, ведомые по потолку нитями системы-кукловод. Гости должны были испугаться, но вечеринка накрылась с приходом полиции, а позднее весь народ распустили. Полицейские в форме, надзирателями шаставшие по этажу и изучившие место преступления, в конце концов, пришли к одному единственному возможному заключению: убийца одной из жертв покончил собой, вторую жертву убила первая. Вэнс гипнозом убедил их не брать напитки на предмет выявления наркотических средств. А мне он сказал, что сам займется выявлением поставщика нелегального психотропа, который он лично по запаху определил в одной из бутылок с водкой, стоящих в баре.

Но это было перед тем, как народ разошелся по домам. Возможно, вампир и выяснил уже что-то. Днем и узнаю, а сейчас я слишком устала уверять полицию в своей версии событий. Показала им свой полицейский жетон, что выдернула с ящика стола в моей ванкуверской квартире, и помогала им в расследовании. Там и правда всё было очевидно: положение тел, угол выстрела, тупой предмет, удар по виску, выстрел по виску, брошенный передник и порванное платье; их личные телефоны, сканер пальцев и звонки родным в конце концов, чтобы выяснить имена, личную жизнь и образ жизни каждого убитого. Я сложила карты, даже еще не поговорив с поджидающими меня дома душами. Это моя работа… вернее, было моей работой. Не уверена, что хочу вернуться в полицию.

Я выхожу из ванной в своей шелковой сорочке, очень красивой, но не излишне открытой. В кровати, голый по пояс и заведя руку за голову, спит Нил, честно заняв ровно ее половину. Ту, что у окна.